Декабрьское полнолуние (джен)

Коридоры Хогвартса, иногда бывая безлюдными, никогда не бывают пустыми. Слишком густо они заселены портретами, статуями и призраками. Кроме того, в коридорах вы можете нарваться на Пивза, способного не только обложить вас скверными словами, не только закидать вас всем, что попадётся под руку, но и привлечь внимание миссис Норрис и примкнувшего к ней Филча. Это не считая всяких мелочей, вроде водобрызжущих плит пола, блуждающих лестниц и их проваливающихся ступеней. Словом, в коридорах Хогвартса нужно быть готовым ко всему в любое время дня и ночи. Но и у готовности ко всему есть свой предел. Поэтому, когда откуда-то сбоку Питера окликнул по имени голос Лили Эванс, Питер прежде всего заорал от неожиданности и шарахнулся в сторону, и только потом обернулся на голос. Он, натурально, никак не чаял её встретить и, наверное, поэтому не сразу узнал — в полумраке бокового коридора её лицо показалось ему слишком бледным, а нахмуренные брови — слишком тёмными. И полумрак вокруг неё был слишком уж густым. Питер понял, в чём дело, когда она шагнула на свет настенного факела — на голове у неё был капюшон. Но вот капюшон соскользнул, собранные в хвост волосы заполыхали вторым факелом, и Питер с облегчением вздохнул — Эванс как Эванс. Но…

— Подожди, — выговорил он, — ты же там!..

— Где “там”? — несколько высокомерно осведомилась рыжеволосая девушка.

— В Больничном крыле…

Брови Лили приподнялись, потом она словно поняла что-то и произнесла серьёзно:

— Это для конспирации. Ты мог бы и сам догадаться.

— Мог бы... — рассеянно повторил Питер,— да нет, какое там! Мне и в голову не могло прийти, что ты такая потрясающая актриса!

— Да, я такая, — со скромной гордостью подтвердила она.

— Я поклясться был готов, что у тебя стёрта память!

— Память. У меня. Стёрта. Вот уж этому не бывать!

Питер засмеялся от облегчения. Он бы смеялся до самого полнолуния, но его собеседница, выждав несколько секунд, мягко спросила:

— Всё нормально?

Питер хихикнул ещё пару раз с разгона и кивнул:

— Ага.

— Вот и хорошо. А теперь иди.

— Куда?

— Не, знаю, куда ты там шёл… Кстати, а куда?

— Тропу разбирать...

— Что?.. Ах да, понятно. Какой ты впечатлительный.

— Я что, один такой? Джеймс вон от радости чуть с ума не сошёл.

— Именно от радости? — уточнила она.

Питер попытался прикусить язык, но тот не желал прикусываться.

— Ну да. Он решил, что ты забыла ту историю с Нюниусом, раз уж разговариваешь с ним, с Джеймсом то есть, как ни в чём не бывало. Ты разве сама не поняла?

— Знаешь, — медленно, как бы рассеянно выговорила она, — мне было не до Поттера. Мне… мне за тобой нужно было следить, ты ужасно опрометчивый. Сам видишь, я едва успела тебя перехватить. Теперь-то ты спокоен?

— Спрашиваешь! У меня прямо гора с плеч свалилась.

— Вот и хорошо.

— Так я пошёл?

— Куда теперь?

— К Рему, в караул.

— Вот это — правильный ответ, но постой минуту, — она сунула руку в карман, вынула небольшой флакон серого матового металла и протянула Питеру.

— Это… оно? — опасливо поинтересовался он.

— Бери скорее, — поторопила она.

Питер принял в ладонь тяжёлый, неестественно холодный флакон, вздрогнул и быстро положил себе в карман. Посмотрел на Эванс. Она кивнула ему без улыбки, но с такой уверенностью, что он устыдился своей нервозности.

— Иди, — сказала она, — не бойся ничего. Бессонное у тебя с собой?

Он утвердительно похлопал себя по карману, потом, под её требовательным взглядом, вынул из кармана и продемонстрировал ей склянку.

— Хорошо. Завтра действуешь так: ко мне в Больничное крыло не приходишь, на закате идёшь к Хижине. Я сама доберусь до места…

— Но как ты выйдешь?

— Если ты про Больничное крыло, то так же, как и сейчас.

— А сейчас как?

— Потом расскажу, сейчас нет времени. Из замка выйти у меня и вовсе проблем не будет, я ведь знаю, где тоннель.

— Болтун — находка для шпиона, — покаянно процитировал Питер любимую присказку Люпина.

Она чуть улыбнулась и успокоила:

— Не волнуйся, я больше никому не скажу.

Он не волнуется. Он спокоен и уверен, как никогда раньше. Эванс в строю — значит, всё будет хорошо.

— И вот ещё что, Пит, — сказала она строго, хотя на щеках у неё играли смешливые ямочки, — не забывай, что у нас заговор. Не обращай внимания на то, как я веду себя на людях. Важно только то, что я говорю тебе один на один. И я тебе говорю: самое важное — это Ремус. Не спускай с него глаз.

— Я понимаю, — горячо заверил её Питер, — просто… ты так естественно себя вела, что я растерялся.

— Теперь не растеряешься,— она бросила взгляд на наручные часики, — всё, тебе пора. Давай, кстати, сверим часы.

Часы Питера отставали — по заявлению Эванс. Питер так не считал, но спорить было себе дороже, и он перевёл минутную стрелку на два деления вперёд. После этого Лили развернула его спиной к себе и легонько подтолкнула:

— Давай. Счастливо.

Питер понёсся прочь, чувствуя себя лёгким, как воздушный шарик. Рыжая девушка проводила её взглядом, пока он не завернул за угол, и отступила в тень бокового коридора. Она не знала, что её тоже провожают взглядом. В тёмном углу под потолком сидел крупный, с полкулака, рыжий паук, и следил за нею множеством зелёных глаз. Когда она исчезла из поля зрения, паук отправился следом — по потолку, очень осторожно, стараясь не цокать. Неизвестно, как так получилось, но при материализации паук оказался подкован на все восемь ног. То, что подковки были не простыми, а золотыми, несомненно, добавляло пауку этакого варварского шарма, но жизни никак не облегчало — двигаться бесшумно было почти невозможно. Поэтому паук постоянно повторял про себя то самое слово, которому был обязан своим существованием.

Минут десять спустя после описанных событий в Больничное крыло вошёл директор школы Чародейства и Волшебства Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Лили Эванс навзничь лежала на кровати, хмурясь и покусывая губы белыми тесными зубами. И так ярок был рыжий свет, исходящий от неё, что даже А.П.В.Б. Дамблдора ослепило на миг, и он поймал себя на мысли, что на зубах у неё тоже должны быть веснушки — жаль, что их там нет. Он невольно улыбнулся. Лили перевела на него рассеянный взгляд и сделала попытку подняться.

— Нет-нет, мисс Эванс, — торопливо сказал Дамблдор, — вставать вам определённо не стоит.

Он придвинул стул к её кровати, уселся и посмотрел на Лили поверх очков.

— Прежде всего я должен извиниться перед вами за то, что не пришёл к вам сразу, мисс Эванс. У меня были уважительные причины.

— Не сомневаюсь в этом, директор.

— Мадам Помфри считает, что на вас напали.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть её слова.

— Каково ваше последнее воспоминание?

— Четвёртое мая. Я вышла из замка после Предсказаний, чтобы воздухом подышать, — она зажмурилась, — и всё, темно. Потом сразу лицо Джеймса... Поттера.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— На каком основании? Нет, сэр. Мне кажется, это просто случайность.

— Случайность?

— Наверное, кто-нибудь перекидывался заклятиями в коридоре, ну и попало в меня. Такое бывает.

— Кто-нибудь перекидывался в коридоре заклятиями Забвения? На моей памяти такого не случалось. Больше похоже на то, что вас сочли нежелательным свидетелем какого-либо… события или действия.

Она хмуро пожала плечами, потом с внезапным интересом взглянула на Дамблдора:

— Можно вопрос, сэр?

— Разумеется.

— У вас есть какие-то особые причины считать это именно нападением?

Дамблдор встал и медленно прошёлся туда-сюда, заложив за спину большие, старчески-крепкие руки.

— Причины, — задумчиво повторил он, — нет, особенных причин нет… кроме вечно тлеющей и вспыхивающей вражды факультетов.

Лили почти пренебрежительно сморщила носик:

— Вражда факультетов выразилась бы как-нибудь по-другому. Прыщавой порчей например, ещё Зуборостным заклятием, Тыквоголовым… мало ли уродующих и унижающих проклятий на свете? Но зачем кому-то проклинать меня Забвением?

— Именно, — подхватил Дамблдор, — зачем? Вы совершенно правы, если бы вас хотели просто изуродовать в припадке злобы, то воспользовались бы одним из перечисленных вами заклятий. Но заклятие Забвения выводит случившееся на совершенно другой уровень! Противник обезврежен, причём особенного ущерба ему не нанесено. Здесь чувствуется точный и холодный расчёт. Вы, я вижу, со мной несогласны.

Лили снова поморщилась — на этот раз досадливо:

— Ущерб как раз нанесён. Я ведь забыла конец прошлого учебного года и весь первый семестр нынешнего года. Одно из двух: либо, повторю, влепили мне случайно, с дурным размахом — какой там, простите, холодный расчёт! — либо…

— Кто-то захотел лишить вас лавров первой ученицы, — подхватил Дамблдор, — такое тоже может быть.

— Не так уж это и просто — лишить меня лавров, — машинально отреагировала Лили и вдруг, словно опомнившись, иронически посмотрела на Дамбдлора, — каждая ваша последующая версия, сэр, страшнее предыдущей. Так вы ещё начнёте подозревать, что меня проклял Поттер, а потом сделал вид, что нашёл меня в коридоре.

Дамблдор прищурился:

— Вполне здравая мысль, мисс Эванс.

— Детективная классика, — пояснила Эванс,

— К сожалению, не имею времени на чтение, — вздохнул Дамблдор.

— А Поттер не имеет причины стирать мне память, — в тон ему отозвалась Эванс.

У Дамблдора сделалось такое лицо, словно он собрался оспорить это утверждение. Но он только спросил:

— Считаете меня старым параноиком?

— Иногда, — буркнула она в ответ, покраснела и добавила, — сэр.

— Так, конечно, спокойнее для всех, — невозмутимо кивнул Дамблдор, — директор выжил из ума и ищет злой умысел в чём угодно — в беспокойном настроении факультетских призраков, в слишком раннем обострении хронической болезни одного из старост… во внезапном проклятии, нежданно и беспричинно поразившем лучшую ученицу Хогвартса. Директор настолько утратил связь с реальностью, что даже совпадение Рождества и полнолуния кажется ему частью чьего-то плана…

Взгляд Дамблдора был ясным и прямым — в противоположность его словам.

Лили с трудом села на постели, и, морщась от головной боли, выговорила:

— При чём тут полнолуние, сэр? Это же миф!

— Разумеется, миф, — задумчиво согласился Дамблдор.— А что такое, по-вашему, миф?

— И что же такое миф? — устало спросила она.

— Миф — это описание действительного события в восприятии глупца и в обработке поэта, — явно процитировал кого-то Дамблдор.

Повисла неловкая, недоумённая, недоверчивая тишина, потом у Лили, надо полагать, лопнуло терпение, и она спросила прямо:

— Чего вы добиваетесь, сэр?

—От вас? Осторожности, мисс Эванс. Представьте себе, что мои подозрения небеспочвенны, и будьте крайне осторожны.

Лили снова опустилась на постель и отёрла пот со лба.

— Это будет нетрудно, директор. Я немного... не в форме.

— О, мадам Помфри быстро приведёт вас в порядок — телесно, во всяком случае. Что касается последствий проклятья, то профессор Флитвик…

— Пытаетесь выяснить, сколько всего я позабыла? — резко спросила Лили, — простите, сэр, — добавила она тоном ниже, — но мне отшибли память, а не мозги. Вы ведь и сами прекрасно знаете, что память, разрушенная Забвением, восстановлению не подлежит. И профессор Флитвик скажет вам то же самое.

— Это вы меня простите за столь неуклюжую попытку вас утешить, — произнёс Дамблдор после паузы, — такие, как вы, не выносят утешений, мне не следует упускать это из виду. Что ж, по крайней мере, и я, и, надеюсь, преподаватели Хогвартса помогут вам наверстать потерянное.

— Спасибо, сэр. Правда, я очень вам благодарна.

— Что ж, тогда покойной ночи. Вам нужно отдохнуть, — Дамблдор слегка склонил голову, поднялся с кресла, пошёл к выходу, обернулся в дверях и сказал:

— Ещё раз напоминаю вам об осторожности, мисс Эванс.

Лили подождала, пока за директором закроется дверь, и снова с трудом приняла сидячее положение, запихнув за спину подушку и прислонив ноющий затылок к холодной каменной стене.

Появилась мадам Помфри. В руках у неё был фарфоровая кружка, исходящая горьким паром.

— Выпейте, мисс Эванс.

По запаху было ясно, что это не снотворное, поэтому Лили послушно взяла чашку и принялась прихлёбывать маленькими глотками. Железный постулат мадам Помфри “Лекарство должно быть горьким” оправдал себя полностью. Во-первых, было горько, да так, что челюсти сводило. Во-вторых, тошнотворная головная боль почти моментально вышла испариной, и жизнь вновь стала прекрасна, несмотря ни на что. Лили вздохнула полной грудью и даже засмеялась.

— Потрясающе, — искренне сказала она, — только одного не пойму — это ведь смесь Укрепляющего и Обезболиваюшего? Но такая микстура действует в течение получаса, как вам удалось добиться мгновенного эффекта?

— Это не мне удалось, — ответила патронесса Больничного крыла, — это вашему бывшему дружку удалось.

— О ком вы говорите? — не поняла Лили, — о, и спасибо, конечно.

— На здоровье. Я о Снейпе говорю. Талантливый парнишка, далеко пойдёт… если аврор не остановит.

— Он, конечно, далеко пойдёт, — согласилась Лили, — и не “дружок” он мне, а друг… Бывший? Что, за эти полгода я всё-таки с ним окончательно разругалась?

Мадам Помфри поджала губы.

— По слухам, да, — сухо ответила она, — но не думаю, что нужно говорить об этом сейчас.

— Не будем говорить сейчас, — легко согласилась Лили, — подождём, пока директор разрешит.

Мадам Помфри покачала головой:

— Не разгоняйтесь, мисс Эванс. Я понимаю, вам стало намного лучше, но вы ещё не здоровы. Вам нужно лечь и, крайне желательно, заснуть.

— Немного позже, мадам Помфри, пожалуйста. Ко мне должны зайти ребята.

— Если они придут после девяти, я их не впущу. И не просите…

Натурально, в этот самый момент трое Мародёров ввалились в Больничное крыло:

— Здрасьте, мадам Помфри!

Медсестра шикнула на них и сообщила, что у них есть ровно четверть часа на визит — и это при условии, что они будут вести себя тихо. Подкрепив свои слова строгим взглядом, она удалилась в свой кабинет.

Джеймс присел на край постели Лили, Сириус и Питер остались стоять — Сириус разгладил тёмные длинные волосы на обе стороны, после чего скрестил руки на груди и с ленивым интересом стал наблюдать, как Питер переминается с ноги на ногу, растерянно теребит пуговицы на мантии и то виновато поглядывает на Лили, то обвиняюще — на Джеймса и Сириуса.

— Еле перехватили, — сообщил Джеймс и хлопнул низенького Петтигрю по плечу. Судя по тому, как Питер дёрнулся и поморщился, опять по больному плечу.

— Ты была права, — продолжал Джеймс, ничего не замечая, — он так и рвался в логово…

— Тише!

— Что?.. А, да, в лежбище нашего друга. И он страшно зол на нас и не верит, что это ты хотела, чтобы мы привели его обратно. Скажи ему сама.

— Я действительно просила привести тебя, Пит, — сказала Лили, — не нужно приближаться к Люпину, когда он… болен. Особенно по ночам. Ты ведь и сам прекрасно это знаешь.

Петтигрю дико глянул на неё, на Джеймса, потом вновь уставился на Лили. Слова распирали его, рвались из груди, но на этот раз он сумел промолчать. У них заговор. И не нужно обращать внимания на то, что она говорит ему при свидетелях. Надо ей показать, что он помнит об этом.

— Насчёт Люпина я всё знаю, — он сделал лёгкое ударение на слове “всё”.

— Вот и хорошо, — Лили кивнула ему и улыбнулась, — значит, можно надеяться, что ты не наделаешь глупостей.

Питер с жаром замотал головой, дескать, не наделает. От резкого движения голова у него закружилась, и он вдруг зевнул, судорожно, протяжно — сказалась вся нынешняя нервотрёпка.

— Иди-ка ты спать, — сказал по-свойски Джеймс и вознамерился было снова двинуть Питеру в плечо, но Эванс бдительно перехватила капитанскую руку.

— А, — сказал Джеймс, — да. Я забыл, прости. Короче, катись, брат, в кроватку. Мы тут ещё посидим. До Башни хоть дойдёшь?

Питеру удалось, наконец, справиться с зевком, и он, буркнув: “Дойду”, потащился к двери. Ему удалось не кинуть ни единого взгляда на Лили. Он и так знал, что поступает правильно. Ему нужно бежать к Дракучей Иве, а не торчать возле Эванс. За дверью он достал из кармана флакон с Бессонным, пригубил, встряхнулся и быстро пошёл к Гриффиндорской Башне. Всё получилось к лучшему — он-то рванул разбирать Лунную Тропу очертя голову и напрочь позабыл о маскировке…

В Больничном Крыле Лили сказала Джеймсу и Сириусу:

— Только что отсюда ушёл Дамблдор. Он открытым текстом сказал мне, что в Замке происходит что-то нехорошее. И директор связывает это с полнолунием и Люпином.

— Та-ак, — протянул Блэк и машинально проверил ладонью, как там растёт его борода. Как-то раз одна из магглорождённых сокурсниц с восторженным повизгиванием сообщила ему, что он уж-ж-жасно похож на кого-то из нынешних крикливых музыкальных кумиров, а если отрастит бороду, то будет вообще не отличить. И Сириус повёлся! А может, просто обрадовался очередному поводу позлить мамашу. Как бы то ни было, он позволил жёстким и редким чёрным кустикам прорасти на щеках и подбородке. И упорно величал это колючее безобразие "бородою". Спорить с ним никто не рвался — борода так борода. Тем более, что она его не портила. Его вообще ничто не могло испортить.

— Если уж Дамблдор затронул эту тему, значит, тема серьёзная, — констатировал он.

— Что именно тебе сказал директор? — спросил Джеймс у Лили.

Во время рассказа Лили Сириус крутил головой, иронически усмехаясь, а когда Лили замолчала, заметил:

— Директор наш — поразительно ехидный старикан. Никогда не скажет по-человечески — вот вам факты, делайте то, что считаете нужным, только так, чтобы комар носу не подточил. Нет, сплошные обиняки, внимательные взгляды, сочувственное лицо. Последнее, что приходит в голову при взгляде на Дамблдора — это то, что он выпускник Гриффиндора. Мне всегда было интересно, куда Шляпа хотела распределить его на самом деле? А может, и распределила? Может, Дамблдор — тайный агент Слизерина в Гриффиндоре?

— Ага, — хмыкнула Лили, — ходит ночью по замку и тайно заражает гриффиндорцев паранойей. Трепач ты, Блэк. Сказал бы лучше, что делать?

— Полагаю, наблюдать за Ремусом… как, собственно, и за Питом. Неотрывно, днём и ночью. Твоё мнение, Джеймс?

Джеймс помолчал, ероша волосы, и высказался:

— Да, зря мы отправили Пита. Он явно что-то об этом знает. А рассказать толком почему-то не хочет. Нёс какую-то ...ню, тебя, — он посмотрел на Лили, — зачем-то приплёл…

Лили поморщилась, а Сириус безотчётно превратил “...ню” в серебристого паука. Паук рванул прочь по полу, вверх по стене, увидел в углу под потолком своего рыжего собрата и взорвался — то ли время его вышло, то ли испугался сверкающих зелёных глаз. Серебристая пыль окутала рыжего, и он слегка увеличился в размерах. Совсем чуть-чуть. Незаметно ни для себя, ни для свидетелей, если бы они были.

— Вообще-то это не мы, а ты его отправил, но это неважно, — отмахнулась Лили, — Питер на ногах еле стоял, и сейчас он, конечно, спит, как сурок. Может, завтра он расскажет что-нибудь более вразумительное.

— Ты уверена, что он спит? Обо что спорим? — оживился Джеймс. Лили легонько щёлкнула его в лоб, заявила: "Продул!" и продолжила:

— Кроме того, полнолуние ведь только завтра. Так что сегодня вы тоже вполне можете позволить себе выспаться.

— Пожалуй. А с завтрашнего заката мы с Сириусом глаз не спустим ни с Рема, ни с Пита…

— И я с вами!

— Ещё чего! Мало тебе проклятия, хочешь, чтобы тебя покусал обо…

— Т-с-с!

— Чтобы тебя покусали!

— А вы что, заговорённые?

— За нас не беспокойся, — подал голос Блэк, — у нас богатый опыт.

Лили явно собиралась настаивать, но появилась мадам Помфри и выставила Поттера и Блэка за дверь. После чего накапала в стакан воды зелья Сна-без-сновидений и не допускающим возражений тоном велела Лили выпить немедленно. Не то она, мадам Помфри, посадит Лили в карантин. Да-да, именно из вредности, вы верно подумали, мисс Эванс!

Сидевший в углу под потолком рыжий зеленоглазый паук убедился, что Лили заснула и чесанул вслед за Блэком и Поттером к Гриффиндорской Башне. Клубочком прокатился под портретом Полной Дамы. Та, разумеется, завизжала: "Пауки! Опять эти пауки!", но переполоха не произвела: гриффиндорцы привыкли и к её визгу, и к его причинам. Проник в дортуар Мародёров как раз в тот момент, когда Джеймс и Сириус не без удивления разглядывали Питера. Тот лежал в своей кровати, сделав “ручки под щёчку”, и спал сном праведника. Сириус задумчиво потёр ладонью свою как-бы-бороду:

— И в самом деле, спит, — сказал он.

Джеймс озадаченно почесал лоб там, где его щёлкнула Лили.

— И в самом деле, продул, — сказал он.

Рыжий паук тоже ощутил желание озадаченно почесаться, но до головы не дотянулся — анатомия не позволила. Поэтому он почесал себе брюшко.