Марионетки анатомического театра (джен)

— Ха, старик! — гаркнул зычный голос, — И почему же я не удивлён, встретив тебя здесь?

— Альваро! — чуть не взвизгнула девушка, благо её писк, приглушённый крышкой, утонул в рокоте мощного баритона.

— Ну, наверное, потому что знал, что я приду. Не? — судя по всему старый анатом удивления тоже не испытал.

Чего нельзя было сказать про Эйта. Оказывается, Мадлен говорила правду и ничего не путала. Альваро действительно знаком с учителем и, похоже, давно. А Скварчиаре, выходит, замешан во всём происходящем?

— Вообще-то ты прав, старик, меня удивило не твоё появление здесь, а твоя извечная самоуверенность, граничащая с тупостью. Ты думал, что я просто исчезну, оставив твоё предательство безнаказанным?

— Предательство? Однако… - хмыкнул Скварчиаре, - и в чём же оно состояло, позволь уточнить?

— Ты разрушил всё! — взревел Альваро,- я мог стать бароном! Владельцем этого зачуханного городишки. Богатейшим человеком севера!

— И коим же образом я разрушил столь грандиозные планы? Не позволил убить девочку?

— Да, чёрт тебя дери! Она должна была сдохнуть через месяц после свадьбы, а не накануне! Тогда бы всё стало моим, и я, наконец, расплатился бы с долгами и покончил со своим проклятым ремеслом!

Эйт уже ждал чего-то подобного. Извернувшись в гробу, он удавом обвил тело девушки, прижимая в стенке. Одна рука зажимала рот, другая удерживала пытающееся вырваться упругое тело. Жуткая картина: вампир и жертва. Если бы кто-то сейчас поднял крышку… Благо, этого не произошло. Яростный рык обезумевшего начальника стражи заглушал все звуки.

— Милая, милая, — шептал Эйт, — успокойся, я молю тебя. Слушай меня, родная. Ты вернёшься к отцу! Альваро за всё заплатит. Но нельзя, чтоб он тебя увидел. Тогда конец. Слышишь. Ради Чари и Тяфа, ради меня. Пожалуйста.

Девушка затихла. Даже обмякла. Может быть, потеряла сознание. На миг Эйту пришла в голову жуткая мысль, что в темноте он зажимал девушке не только рот, но и нос. Поэтому она так выгибалась и царапала его руку? Господи, только не это, пусть она будет жива! Холодея от страха и в то же время обливаясь потом, Эйт коснулся её левой груди. Сердце билось… а острые коготки впились в ладонь. Эйт чуть не вскрикнул.

— Ненавижу! — прошипела Мадлен, захлёбываясь слезами, — Всех вас ненавижу! Будьте вы прокляты! И тебя! Ты любишь её, а сам тут, со мной… извиваешься, как склизкий червяк: «милая… родная…» Мерзь! Отпусти меня! Отпусти, я сказала! Я не буду ничего делать. Обещаю!

-…что болезнь вернётся, если она прекратит принимать твои лекарства, — надрывался Альваро

— …и она бы вернулась, — голос Скварчиаре оставался таким же спокойным, — если бы это была болезнь. Неужели ты думал, что аптекарь при дворе самих Медичи не сможет узнать яд, которым ты пичкал девочку? Я много видел зла в этом мире, совершал его ещё больше, но скажи мне, как можно сидеть у кровати умирающей влюблённой в тебя девочки, смотреть ей в глаза, вытирать слёзы и кровь с её губ, держать за влажную дрожащую руку и рассчитывать, какую дозу яда подсыпать в следующий раз, чтобы бедняжка дотянула до свадьбы?

Слёзы катились по щекам Эйта. Не только собственные. Он знал, что оторванный рукав, послуживший повязкой, насквозь пропитался ими. Он чувствовал их соль на губах и боль в сердце. Вот он розовый финал, о котором говорила Чари. Слёзы, разъедающие кровь.

— Плачь, малыш, плачь, — шептал он, — сейчас можно. Ты не болеешь. Ты здорова. Ты жива и будешь жить. Плачь, теперь всё будет хорошо, пусть и не так, как прежде.

— … признаёшь, что дал ей противоядие? — С интонацией алькальда, зачитывающего приговор, прогремел Альваро.

— Признаю.

— Ну и хорошо, — голос Альваро так внезапно приобрёл мягкие, даже бархатные интонации, что Эйт не поверил своим ушам. — Понимаешь, старик, богатство — прекрасная штука, но всё же не главная.

— А что же тогда? — в голосе Скварчиаре впервые послышалась нотка искренней заинтересованности.

— Ты станешь смеяться, колдун. Говорят, смех продлевает жизнь, но, как мне мнится, не в твоём случае, так что почему бы и не повеселить учёного сухаря напоследок? Знаешь, я ведь солдат, пусть и наёмный. поэтому — честь, долг и справедливость, ну или то, как я их понимаю, для меня всё ещё не пустые слова. И... я ведь любил её. Не веришь, но это так. Профессиональный риск. Против бесовских чар устоять нельзя. Я было подумал, что не устоял и ты, хоть и древний сморчок, но ведь ты её не видел. Так зачем влез, старик? Если б ты знал, сколько сил мне стоило распустить слухи по всему городу о порочности этой девочки. Чудо, но к ней относились как к святой, и мне помогла только её… «болезнь»ну и твои коллеги: медики и лекари. Когда бедняжку ломало в судорогах, многие поверили в овладевшего ей демона. Тем более, и причина была известна. Она не католичка. Если бы барон не поддался на мои уговоры с лёгким намёком на поблескивающий впереди костёр инквизиции, то я бы её просто увёз подальше. Мы бы сыграли свадьбу. Она красивая, и я был бы даже счастлив с ней. У меня всегда была мечта где-то осесть и организовать своё дельце. Вот с ней бы и организовал. За неё бы платили. Ой, как хорошо платили. Наверняка, не меньше, чем за инфанту, скажу я тебе. Не самая приятная участь, но она была бы жива… какое-то время. Но нет, барон оказался уступчив. Свадьба через месяц. Должна была быть. И трагическая развязка душещипательной истории любви. Городишко бы рыдал. Люди любят трагические финалы. Хугларам и менестрелям красивая тема для баллад и пьес, а мне — выполненный заказ, оплата, и в придачу титул и наследство. А ты всё испоганил. Дьявол! Я вообще не знал, что от «вязкой нити» есть противоядие.

— Теперь знаешь.

— Ладно, старик, надеюсь, ты догадываешься, зачем я пришёл сюда?

— Более-менее.

— А чего тогда такой спокойный?

— А ты?

Эйту показалось, что начался камнепад, но это просто расхохотался Альваро.

— Смешной очкастый червь! Ты хоть знаешь, почему я тебя ещё не убил?

— Знаю. Ты — охотник, как и я раньше. Ты получаешь удовольствие от процесса. Результат — лишь галочка в послужном списке, зарубка на ремне.

— Хм. Удивил. В принципе, да. Я не знаю, старик, какие у тебя планы на баронессу. Почему ты разрушил мои, но долг красен платежом. Пора заканчивать. Открой гроб, колдун, и взгляни на плоды трудов своих.

Эйт почувствовал, как напряглись мышцы Мадлен. Словно у кошки, приготовившейся к прыжку. Он испугался, что она сейчас рванётся наружу, но девушка только плотнее прильнула к его груди.

— Прости, — шепнула она, — Ты не виноват. Ошиблась я, когда послушала тебя, а не Чари. Она ведь предупреждала. Но я знаю, что ты хотел, как лучше. Ты сделал всё, что мог, чтоб девочка не взрослела. Но не получилось, Эйт. Прости. Когда тебя убивают, ты становишься другой. Дай Бог тебе этого никогда не узнать.

— Дай Бог, — грустным эхом отозвался Эйт.

—…я тупой? Ничуть! Я тоже читаю книжки и даже итальянские новеллы. Я разгадал твою мозголомку.

— Мою? — каркающий смешок Скварчиаре казался совсем неуместным, — Ты уверен?

Мадлен вдруг вздрогнула

— Мне очень больно, затекла рука, — шепнула она, — давай ляжем как раньше, можно? Только теперь без рук.

— Конечно, — Эйт осторожно повернулся, стараясь держать руки вдоль тела. Мадлен навалилась сверху.

— А чью? Не белобрысой же баронесски, — засмеялся Альваро.

— Острожно, Маргх-хрх… — развернуться аккуратно не удалось. Острый локоток Мадлен неудачно упёрся Эйту прямо в горло. Тот дёрнулся, но узкий гроб выполнил своё предназначение, вытянутые руки оказались прижаты к стенкам бёдрами девушки.

— Конечно, нет, — презрительно хмыкнул Скварчиаре, девчонка лишь влюблённая дурочка, начитавшаяся книжек, — Но ты подумал о её отце? Старый волк, умный и хитрый, закалённый в боях, прошёл не одно сражение, выжил в парижской резне, сохранил дочь и всё состояние, неужели ты решил, что он задерёт перед тобой лапки, едва услышав про инквизицию?

— Эйт, что ты делаешь?! Фу! У тебя же... Прекрати, это мерзко! Я закричу!

— Гхрло… горлокхх…

— Что с тобой, Эйт? — предплечье сдвинулось, и прохладные пальцы Мадлен пробежали по его лицу, коснулись губ, шеи…- Не можешь дышать? Сердце?

— Локоть… кхр. — прохрипел Эйт. — Ты меня чуть не убила. Думал, раздавишь горло.

— Прости! О Боже! Кошмар какой, я тебя не так поняла, когда ты начал дёргаться, и… я подумала… после всего, что говорил этот подонок, я… Прости, Эйт. Прости меня, я случайно. Давай как раньше… с руками, — и снова завела свои ладони ему под затылок и запустила пальцы в волосы. Да, так было гораздо лучше.

— Старик, если ты надеешься заговорить мне зубы — не пытайся. Не выйдет

— Зачем мне? Помнишь первое правило ловчего? Если охотишься ты, значит охотятся на тебя. Что если барон решил избавиться от тебя до свадьбы? Ты же в курсе, что война с Францией неминуема? Думаешь, барон упустит шанс? Почему бы не создать буферное, нейтральное королевство? Он посадит дочку на престол. По примеру Иоанны III, королевы наваррской,герцогини д’Альбре, между прочим, родственницы твоей баронесски. Застенчивую Мадлен обожают в долине и примут с радостью. А если выдать её замуж за испанского инфанта или французского герцога… Но тут на пути оказываешься ты. И дурочка влюбляется. Что делать барону? Ответ очевиден и для нас,но и для него тоже: нет жениха — нет свадьбы. Но как это провернуть, чтоб не разбить сердце дочери? Можно, конечно, избавиться и от зятя, мало ли несчастных случаев на охоте или тех же болезней. Но оставить дочь вдовой? Партии с особами королевской крови уже не будет. Так что же делать? Устранить начальника стражи, наняв головорезов в небольшом городке, — нелепость. Да и чутьё у тебя звериное: в подворотне нож в спину не всадить. Барон это знает. Да и вышло бы, положим, поползли бы слухи. Дочка бы не простила никогда. Безвыходно?

— Ну…

— Не совсем.

— Отец?! — изумлённо выдохнула Мадлен, — Нет! Не может быть. Он бы никогда не похоронил меня живой. И убить кого-то он бы тоже не смог. Даже Альваро. Отец — человек слова! Раз он обещал выдать меня за… — она споткнулась, — но… он ведь обещал и герцогу. Даже раньше… Эйт, ну зачем, зачем ты меня вытащил из этого гроба! Почему я не умерла?! Я не хочу, не хочу жить в этом мире, где самые близкие люди оказались… оказываются…

— Тшшш, девочка, тише. Порой из-за любви можно совершить чудовищные вещи. Даже если всё правда, твой отец любит тебя, как никто на свете, если решился на такое. Рискнуть всем, чтобы причинить тебе как можно меньше боли.

— Но вышло наоборот. Столько боли я не чувствовала никогда! Столько, что теперь я больше уже ничего не смогу почувствовать. Сегодня меня убили, Эйт. И лучше бы это сделал Тевье, воткнув кол мне в грудь, чем… вот так… медленно и страшно, вытравливая душу. Наверное, это и есть — бальзамирование.

— Не понял тебя, — признался Альваро.

— В этом и фишка, мой недалёкий друг. Ловушка срабатывает, только когда ты не понял. Иначе это просто ящик с бананом и дыркой. Стоит только понять и отпустить банан — ты свободен.

— Какой банан? Ты обезумел старик?

— Похоже, обезьян тебе ловить не доводилось, охотник? А я вот поймал одну, только что. Если ты разгадал всё, как считаешь, если понял, что девчонка жива, у тебя появилась возможность убраться из города, но ты не отпустил банан. Кто ты после этого?

— Ты прав, самовлюблённый охотник на мартышек, я ничего не знаю про бананы и обезьян, я охочусь на иную дичь, но если ты под бананом подразумеваешь долг, то да, я не поднялся выше обезьяны. Только ведь это тебя не спасёт. Весь твой трёп, остроты. Что бы ты ни нёс, я знаю, что рядом никого нет. Только ты и я. Не дёргайся, всё равно ничего не успеешь. Ты опоздал, в прямом смысле. Поэтому проиграл, какой бы хитрый план сейчас ни складывался в твоей червячьей голове книгогрыза, - уже поздно. Наверняка, какие-нибудь уличные мальчишки следили за мной, и ты уверен, что зачарованная красавица спит в своём склепе, потому что принца, то бишь, меня здесь ещё не было. Это так. Принц припозднился. У него оставались дела в замке. Но знаешь, к красавицам ведь заглядывают не только принцы… Открой саркофаг и взгляни на свою приманку, старый дурак. Как ты объяснишь барону отрезанную голову и выпотрошенное тело его дочки? Заспиртуешь в своих баночках и предъявишь по частям? Боюсь, не оценит.

— Ты лжёшь, — прокаркал Скварчиаре, — никто не решится сделать такое с девочкой, кроме тебя. Каждый знает, что барон не простит.

— Профи да, знают. Но кто с ними работает? Только короли да идиоты. Мы с тобой не относимся ни к тем, ни к другим. Зачем, когда вокруг море жадных или преданных дураков? Да и потом, не с девочкой, а с ведьмой. Не допустить в Лаго дель Лобо нового Зверя. Ты удивишься, сколько оказалось желающих. К чему споры, старик? Открой саркофаг, и покончим с этим. Взгляни на дело рук своих. И умри. Я сделаю это быстро, обещаю. Я тоже немного знаком с анатомией. Лезвие войдёт в основание черепа, ты ничего не почувствуешь, почти.

— Он убьёт учителя! — застонал Эйт и рванулся из гроба, — пусти, Мадлен!

В этот раз она обвила его ногами нарочно, не позволяя двигаться, пальцы впились в волосы, оттягивая голову назад, но оба знали, что ей не удержать, он был почти в два раза тяжелее и в несколько сильнее, но… тут губы прижались к губам. Эйт ошалел. В первый миг он подумал, что она его целует, но отпрянуть или отвернуться не мог всё равно. Сжатые кулачки крепко вцепились в его космы. И только потом Эйт понял — не целует. Марго просто зажимала ему рот. Руки были заняты. Её губы шевелились, и Эйт чувствовал непроизнесённые слова:

— Лежи! Пожалуйста, лежи. Не шевелись. Ты не поможешь. Он убьёт тебя и твоих друзей, ты сам мне это говорил. Я не позволю. Не пущу. Ты дважды спас меня сегодня. Настал мой черёд. Обещай! Как я обещала тебе! Я сдержала слово, теперь ты… Эйт, не убивай нас, пощади, пожалуйста. Лежи… — Эйт перестал сопротивляться. Тёплые и солёные, влажные от слёз губы отстранились, но дыхание осталось на лице, горячее прерывистое. — Мы отомстим! — прошептала девушка, — вместе. Обязательно!

— Тупишь или издеваешься, недоделанный барон,— голос флегматичного Скварчиаре сейчас дрожжал от ярости, но самообладания учитель, похоже не потерял. Он никогда не сдавался, — посмотри на меня, а потом на крышку саркофага и скажи, кто победит.

— М-да… — хмыкнул Альваро, — за это всегда ненавидел черепах в мантиях, считают себя умнее других. Скварчиаре, выбрось пистоль. Думал, не замечу? Хотел пальнуть мне в затылок, пока буду корячится с крышкой. Ха, наивный. Так… И второй тоже. Не держи меня за дурака. Вот так, мэтр, а теперь подойди сюда и смотри…

В очередной раз скрежет крышки и ругань напугали мёртвую ореаду, дочь скалистого утёса по имени Эхо, от которой остался лишь голос.

— Дьявол! - взревел Альваро. — Ненавижу эту страну калек. Даже ручку обтесать не могут. Распорол ладонь. М-да, не задался денёк... Что?! Где она?! — его рык заметался под каменными сводами, но вдруг затих, перешёл в едва различимый полусвистящий шёпот, — Плевать,позже я её всё равно найду, а ты, старая змея, сдохнешь сейчас… Я медленно, по капле выдавлю из тебя весь яд вместе с жизнью.

И по отдельности-то жуткие звуки: стоны, хрипы, бульканья и падение тела смешались в не менее чудовищную какофонию.

Эйт и Мадлен рыдали вместе, глотая слёзы и зажимая друг другу уши ладонями до тех пор, пока не наступила тишина. Гробовая в прямом смысле. Уж Эйт и Мадлен теперь знали, что это такое. Когда тишина давит, разрывая барабанные перепонки, когда кричишь, но знаешь, что голос не разобьёт тишину, а лишь утонет в ней, завязнет, как в трясине, растворится в тенях, превратившись ещё в один кусочек разорванной нимфы по имени Эхо.

— Всё? — шепнула Малден, когда тишина стала невыносимой.

— Наверное.

— Я не могу больше, Эйт. Не выдержу.

— Я тоже.

— Выходим?

— Да. Держись за мной. И не сдёргивай сразу повязку, ладно?

— Будет больно от света?

— Не только…

Эйт толкнул крышку. Та с противным скрипом скользнула по стенке и с глухим, но отчётливым звуком упала на землю.

Эйт и Мадлен замерли. Тишина, никакой реакции. Они остались одни в пещере или… одни с мертвецом. Мадлен чуть сдвинула повязку, став похожей на королеву пиратов, вырвавшуюся из заточения. Стараясь не наступить на Эйта, перевалилась через край. Поднялась, сделала несколько неуверенных шагов и вскрикнула, попятилась в привычную тьму, зажимая рот ладонями.

— Я же просил держаться позади, — рявкнул Эйт, неуклюже перебираясь через стенку гроба, спотыкаясь и щурясь от света, бросился вперёд и оттолкнул девушку за спину, всё ещё не в силах ничего разглядеть. Мадлен дёрнула его за оставшийся рукав и ткнула пальцем в сторону саркофага. Эйт увидел. И тоже вскрикнул. Дон Альваро сидел, привалившись к мраморной плите, сжимая в руке кинжал. Смотрел прямо на них. И улыбался! Но самое страшное, он был жив. Баронесса окончательно сорвала с глаз окровавленную повязку и шагнула к своему жениху. К своему убийце.

Странно, в глазах Альваро не отразилось ни ужаса, ни удивления, хотя Мадлен была страшной. В окровавленном саване, жуткая известковая маска ещё сильнее выделялась по контрасту с золотистым телом, расползшаяся от слёз краска тёмными провалами пустого черепа обозначила глазницы и оставила жуткие подтёки, напоминающие сползающую гниющую кожу на щеках, где ручейки слёз разъели слой пудры. Но Альваро ни шелохнулся. Эйт бы на его месте… Нет, он никогда не окажется на его месте! Но именно так и рождались леденящие кровь легенды о мертвецах, возвращающихся за своими убийцами.

— Как же всё глупо! — свистяще-шипящий голос начальника стражи пугал сильнее, чем могильный облик Мадлен, — До нелепости просто. Второй гроб. Ха. Я всего лишь ошибся ящиком… Даже банан в другом... Как глупо… — он перевёл взгляд на Эйта, — Конечно, верный псиглавец, старый лис тоже знал, что преданный дурак надёжнее умного профессионала. Я ошибся. Вот, кого очаровала моя ведьма, не старика… щенка.

— Эйт, — тихо произнесла Мадлен, — пожалуйста, принеси мне моё платье. Если я правильно поняла, Чари оставила его чуть дальше по тропинке, слева, за «барсучьим», как она сказала, камнем. Нет! Даже не надо ничего приносить. Просто уходи, прошу. Я должна остаться с «возлюбленным» наедине.

— Но…

— Со мной всё будет хорошо. А ты нужен Чари. Очень нужен. Ей грозит беда. Ты видишь, на что способен Скварчиаре, что он сделал с… ним. Твой учитель дьявольски хитёр и умён. Вытащи Чари из его логова, пока не поздно.

— Из какого логова?

— Ты же помнишь, она дала слово, что спасёт меня. Найдёт записи колдуна. Она сейчас у него. Спаси её и Тяфа.

— А ты? Как я тебя оставлю… с ним. Марго, это не яд, вернее, яд, но я не уверен, что смертельный. Мне кажется, он парализован, а если так, то…

— Тогда выбирай, Эйт — холодно бросила баронесса, — Я или она. Может умереть она, могу умереть я. Ты можешь спасти только одну, кого выберешь?

— Ха, — хрипло карнул Альваро, — я не знаю твоей девчонки, но знаю эту. Выбор однозначен, поверь. Беги отсюда. Хватай свою зазнобу, парень, и никогда не возвращайся в город, а лучше в страну или даже на континент.

— Послушай его, Эйт, — Мадлен присела и разжала ослабевшие пальцы на рукояти кинжала, — Беги к своей любимой, а я останусь со своим. О, Альваро. Эта наша первая ночь. И она окажется долгой. Я сделаю для тебя то, что и ты делал для меня. Я стану держать тебя за руку, смотреть в глаза и вытирать слёзы. И кровь. Её будет много. Уверяю.

— Мадлен! Ты… ты не можешь его убить.

— Его? Не могу… Уходи, Эйт, пожалуйста. Если Господу будет угодно, я вернусь к отцу. Мне больше ничего не угрожает. Альваро прав, люди любят трагические истории любви. Простой солдат, влюбившийся в баронессу. И она, ответившая взаимностью. Они не могли быть вместе в этом мире, но мир за порогом вечности не ведает сословных различий. И они рука об руку шагнули во врата, которые им услужливо приоткрыла смерть. Юноша выпил яд у её гроба, а девушка вскрыла себе вены кинжалом возлюбленного.

— Нет! Мадлен, ты не…

Баронесса повелительно вскинула руку, прерывая Эйта.

— Но Судьба сильнее смерти. Им не удалось её обмануть. Девушка слишком ослабла после выпитого сонного зелья. Порез оказался неглубоким. Она потеряла сознание. Так их и нашли подоспевшие стражники. Ну, а если Сип сболтнёт что лишнее, то это подтвердит правдивость истории. Он видел меня в гробнице в окровавленной сорочке. Так и есть. А остальное — разыгравшаяся фантазия. Это один из возможных финалов. Второй… можешь прочесть у Луиджи да Порта.

Эйт прыгнул к ней, но не успел.

Девушка полоснула по запястью отточенным как бритва лезвием. Кинжал со звоном упал на каменную плиту.

Эйт закричал, подхватил пошатнувшуюся Мадлен, она его оттолкнула, вырвалась и опустилась рядом с Альваро. Взяла за руку.

Тот удивлённо скосил на неё глаза, прошептал:

— А ты отчаянная девчонка… у нас … могло что-то получится.

Француженка скривилась.

— Эйт, твоя задача сделать так, чтобы стражники подоспели. Беги! Я верю, ты успеешь. И не бросай книжки, они гораздо уютнее этого мира, хоть порой и заставляют плакать.

— Дура! Безмозглая дура! — всхлипывал Эйт, отрывая у рубахи второй рукав, — Не трогай повязку, Марго! Обещай, что не снимешь?! Я приведу людей, слышишь.

— Тссс, не теряй времени на слова, когда надо выбирать. Я или она, Эйт. Любимая девушка или избалованная самоубийца-незнакомка. Скварчиаре, наверное, уже подходит к склепу. Он убьёт её... и Тяфа.

— Это точно, парень, — просипел Альваро, — как пить дать. Это ж надо додуматься, вогнать в крышку гроба шип с ядом… Не возвращайся, парень. У нас есть, чем заняться с… невестой.

Эйт, вытирая кулаком слёзы, попятился к выходу.

— За что… — всхлипывал он, — за что ты так со мной, Мадлен.

— Дурачок, — улыбнулась она, — Альваро прав, выбор очевиден. Я говорила тебе, что не могу так жить. Но не могу и уйти сама. А сейчас это не самоубийство, у меня… есть надежда. Я не смогла бы убить Альваро, пока ещё нет, не смогла бы даже оставить его умирать. Но и помочь, позволить ему выжить не могу. Сейчас всё в руках Господа.

*

Зачем я это делаю? Болтаю, влажу в повествование, искажаю восприятие? Кто знает, наверное, моя очередная мелкая девчачья пакость… или месть вселенского масштаба, из-за которой галактические нити смотаются в клубки и серый котёнок погонит их по бескрайнему полю вселенной? Я не знаю. Так трудно что-то знать наверняка, когда в один миг звёзды рождаются и гаснут, расширяются и сжимаются вселенные, а ты всего лишь пустое пространство меж мирами и атомами. И тебе пятнадцать, и навсегда останется столько, и плевать на быстротечность времени. Воистину парадокс. И в этой вечности ты умираешь, задыхаясь, корчась от боли, видишь отражение в луже собственной крови себя и своего убийцы. Именно тогда вы становитесь близки, как никогда... Разве не романтично? О! Вы уже не хотите про любовь и близость? Зря. Я только начала. Я умираю каждую ночь, истекаю кровью. И рождаюсь заново. Во снах чернокнижника Эйтерна Мак Хейлина. Потому что я — память.

Что ж, затыкайте уши и слушайте… Сцена снова меняется.