Волчья тень (гет)

.

В ушах отдавало то ли гулким эхом шагов по каменному коридору, то ли шумом крови от бешено колотящегося сердца.

Анна почти не понимала, куда несут ее ноги — влево, вправо, ступенька, еще одна, — пока не оказалась в полосе света против огромного окна. Прямо около входа в башню Вильгельмины.

Она нерешительно протянула руку к резному ключу, висевшему на шее, — и тут же уронила ее.

Пожалуй, кто угодно, даже свита Ричардовых любовниц, могли бы в этот момент понять ее горе. Кто угодно, кроме старой ведьмы. Той будто забавно было смотреть на страдания Анны, потешаться над ними.

На плечи внезапно опустилось что-то тяжелое — она обернулась, ожидая увидеть настойчивого принца Эдварда — но за ее спиной стоял тот, кого она меньше всего ожидала. Ричард.

С нехорошим блеском в глазах он убрал с ее лба прядь волос и очень спокойно произнес:

— Я знал, что найду тебя здесь.

Анна внимательно вгляделась в его горящее лихорадочным румянцем лицо, блестящие глаза и тихо ахнула:

— Ричард. Ты… ты пьян! Где твоя невеста?

Улыбка возникла на его губах так быстро, что больше была похожа на волчий оскал.

— Испугана так, как будто я на твоих глазах отрубил ей голову, — насмешливо отозвался Ричард и больно сжал ее запястье. — С какой стати ты спрашиваешь, где моя невеста, Энни?

Она попыталась вывернуть руку из его цепких пальцев, но не тут-то было: король надвинулся еще ближе и заглянул ей в глаза сверху вниз. Потемневшим, точно затянутым тучами, взглядом. В свете факелов, среди пляшущих теней, его лицо казалось жутким.

— Лицемерка. Дура, — с отвращением пробормотал он, встряхивая ее руку. — Каково тебе было в объятьях этого южного отродья?

Что... О нет!

— Ричард, не надо, — взмолилась Анна. Но он не дал ей договорить. Выплюнул с яростью:

— Рыдаешь, Энни? Думаешь, тебя одну предали?! Заставили отказаться от всего, что составляло жизнь??! Думаешь, мне не противно идти на поводу у Фернеолов?

“Он любит меня”, — подумала Анна. — Неужели и вправду любит... О богиня, неужели ты сжалилась? Сейчас он скажет это... Ну же…”

Но Ричард молчал. И ее напугала бессильная, исступленная злость в его глазах.

— Ричард, я… — попыталась Анна снова хоть что-то сказать. Но тщетно.

— Я король! Слышишь, ты! — крикнул он, обращаясь непонятно к кому, и со звоном ударил кулаком в стекло за ее спиной. Анна обернулась и вскрикнула — окно осыпалось осколками, а ладонь Ричарда окрасилась алым. И откуда только силы взялись!

Рывком она оттащила Ричарда в сторону от осколков, а он, будто не чувствуя боли и даже не заметив раны на руке, все продолжал кричать:

— Я король! Я буду делать, что хочу! Захочу — заведу себе сотню любовниц. Захочу — сделаю любовницей тебя, и никакая, никакая Катриона Фернеол мне не помешает!

Не может быть...

Анна вновь ощутила подступающую к горлу дурноту — но Ричард обессилел раньше. Внезапно уронил голову ей на плечо — и шеей Анна ощущала его теплое дыхание.

Осторожно поглаживая его волосы, она отрешенно смотрела, как на белый, точно снег, пол из полированного рекой камня, падали алые капли крови. За окном протягивали к небу руки черные, как уголь, узловатые деревья.

“Не знаю, как, не знаю, когда, но я спасу его, — подумала Анна. — Я стану женой короля Ричарда Тириона, и Матерь пошлет нам детей…”

— Пусть у меня будет дочь, — шепнула она. — Бела, как снег, румяна, как кровь, с волосами темными, как деревья в саду королевы Элеоноры...

И будто в ответ на эту тихую молитву в зрачки ее хлынула чернота.

Время натянулось, как нить на веретене. Погружаясь все глубже во тьму, Анна вспомнила. Они уже были здесь вдвоём. Очень давно.

* * *

— А-а-а! — заверещала Анна, наступив в темноте на что-то мягкое. — Мыши! Всюду мыши!

— Чего вопишь, Ворона? — раздался неподалеку недовольный голос Ричарда. — Между прочим, ты не мышь, и ты едва не раздавила мне ногу..

— Ой. Простите… прости, — торопливо поправилась она. — Но дальше я никуда не пойду. Я темноты боюсь, — добавила она жалобно.

— Угораздило же меня положиться на девушку, — пробурчал Ричард, и Анна на пару секунд загордилась, что ее назвали девушкой, пока он не продолжил: — Эти трусихи ничего не понимают в приключениях и опасностях.

— Это я-то трусиха?

— Ты, — ехидно ответил Ричард. — «Я хочу домой, пусть меня прого-о-онят»…

Анна сжала кулаки и пошла на голос.

— «А принц взрослый?» Признайся, ты струсила тогда, что придет страшный, бородатый старик и прикажет сварить тебя в масле, и… Ай, Энни, не дерись!

— Вот еще!

— Убери руки, я приказываю! — теперь он, кажется, рассердился не на шутку, и голос стал совсем холодным и взрослым. — Иначе я оставлю тебя тут, в темноте, а сам уйду.

— Ты не посмеешь! — И ты будешь выбираться сама и наверняка заблудишься, — ехидно продолжил Ричард — и голос его понемногу становился обыкновенным. Не королевским. — А я утром еще подумаю, прежде чем приказать слугам тебя найти.

На секунду ей и правда показалось, что он может ее бросить тут, в темноте, поэтому Анна примирительно опустила руки и осторожно сказала:

— Зря свечу не взяли. А вдруг мы оба заблудимся?

Ричард презрительно фыркнул:

— Нет, все же ты настоящая девчонка. Со мной не заблудишься, идем.

И он потянул ее куда-то в сторону видневшейся лестницы, в узкий проход, туда, где смутно брезжил свет.

Ступени, ступени, ступени, как их много для ног восьмилетней девочки. Но с каждым шагом становилось светлее, пока лестница не вывела на небольшой каменный пятачок перед красивой, окованной медью дверью. Против нее, в паре метров от пола, располагалось большое окно (невиданное для королевского замка!), в которое лился серебристый лунный свет. В луче плясали и переливались искрами крохотные пылинки. Это было так красиво, что Анна пораженно вздохнула.

— Нравится? — с непонятной иронией поинтересовался Ричард, извлекая из-за пазухи витой ключ.

— Я бы тут, у этого окна, осталась насовсем, — кивнула она с жаром. — Оно совсем как дома!

— Ну да, конечно, — захихикал Ричард, возясь с замком. — А тайна тебе уже неинтересна?

Она с сожалением вынырнула из лунного света — любопытство было сильнее.

— Так что за тайна?

— Ни за что не догадаешься, что я стащил у отца, — шепотом произнес Ричард. — Смотри.

И он положил на ладонь Анны тяжелый медный ключ, на головке которого была отлита странно блестящая буква «В» — в зубах оскаленной морды с глазами-рубинами.

Он был такой жуткий, что Анне захотелось немедленно его уронить и больше никогда не брать в руки. Неужели она и правда трусиха? Что же подумает Ричард? Велит королеве Элеоноре найти другую воспитанницу, посмелее?

Он тем временем приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест рукой. Точно читая ее мысли, сказал:

— Ты готова доказать свою смелость, Энни Эстер?

— Готова, — решительно пропищала она. Она смелая. Он сам ей это говорил, а теперь решил проверить? Ну что же. Она готова. Она совсем ничего не боялась. Просто голос куда-то пропал, и коленки затряслись, но это потому, что в Белом Мече холодно. — Что я должна делать?

Ричард усмехнулся.

— За этой дверью — лестница. Поднимайся наверх, в башню, а я подожду тебя здесь. Чтобы никто не заметил.

— А что там, в башне? — спросила она нерешительно.

— Тайна! — значительно и сурово произнес Ричард, вталкивая Анну за дверь.

— Стой! Подожди!

Но дверь уже захлопнулась.

Не было ничего вокруг, кроме вязкой, липкой темноты... И смеха Ричарда, доносившегося из-за дверей, настоящего разбойничьего смеха. Но Анна, вспомнив, что она Эстер и ничего не боится, решила не обращать на это внимания — должна же она была доказать принцу свою храбрость!

Нащупала одну ступеньку, вторую… На третьей сотне она сбилась.

Долго во сне потом ее преследовали странные тихие шепоты:

— Ты умеешь прясть лунный свет, Энни?

— Нет.

— А хочешь научиться? — и все вокруг заливало синим светом. Синим, как глаза этой странной старухи. Как глаза Ричарда.

— Ничего, один дар от меня ты уже приняла, примешь и другой. Ты обязательно вернешься ко мне, Анна Эстер…

Когда напуганная Анна выскочила из-за двери, едва не сбив с ног Ричарда, он выглядел испуганным не меньше ее самой.

— Ты жива?! Почему ты не отзывалась так долго?! — тараторил он, не выпуская ее плечи. — Почему ты молчала! Это было не смешно! Я хотел уже позвать слуг! Отец бы так рассердился! Да скажи ты уже что-нибудь!

Анна молчала.

Когда лунный свет упал на ее руку, в ладони глянцево блеснуло кроваво-алое яблоко.

* * *

Анна лежала, распластанная, на полу, однако никакого Ричарда в ее объятьях больше не было.

И боль вернулась. Холодно... Как же холодно...

— Хвала Мудрой, вы очнулись, — сказал незнакомый голос, и чьи-то сильные руки не слишком любезно помогли ей подняться на ноги. Под нос ей сунули флакончик с горячей солью. Он пах солнцем и какими-то едкими травами. Анна попыталась отвернуться, но у нее не вышло.

— Хвала Мудрой?

Дурман из головы будто ветром выдуло — Анна во все глаза уставилась на свою нежданную спасительницу.

Светлые волосы заплетены в небрежную косу, зеленые глаза потемнели от испуга. Вот-вот рот прихлопнет ладошкой. Наверняка южане запугали своих бедных слуг, что за неосторожное слово их здесь и утопят.

— Я не...

Анна подняла руку:

— Не бойся. Я никому не скажу.

Совсем девчонка. На вид еще и восемнадцати нет... Черно-золотое платье... Служанка Фернеолов? А что она делает здесь, в этом крыле замка? Южан разместили далеко отсюда.

И тут она заметила еще кое-что. Кольцо. Кольцо с зеленовато-голубым камнем. .

— Ты травница? — напрямик спросила Анна. Та попыталась спрятать руку за спину — от взгляда Анны это не укрылось.

Дурнота влажными, липкими пальцами вцепилась в горло и не отпускала. Да что же с ней такое?

В зеленых глазах мелькнула тревога.

— Что с вами, миледи?

Пол качнулся, наклонился и ударил по щеке.

Ноздри вновь наполнил запах травы и соленого морского берега. Черные воды реки смерти Мары (а может, это была Лата, в которой ее утопили?) схлынули, впуская в грудь воздух.

Анна выдохнула.

— Это черное колдовство, — озабоченно сказала травница. — Вы, миледи, рассердили какую-то очень злобную старую колдунью.

— Что старую — это точно, — прохрипела Анна, рывком садясь. Голова все еще немного кружилась. — Мою наставницу.

— Вы что, ведьма? — слишком громко вскрикнула девчонка, и тут же пугливо замолчала. — Здесь, в Терравирис?

— Ради Мудрой, тише... — взмолилась Анна. — Да, моя наставница сказала, что мне нужно найти ученицу...

— И дала вам выпить зелье, — проницательно заметила травница. Глаза ее блеснули. — Коричневое такое. Без блеска.

Заметив, как вытянулось лицо Анны, она пояснила:

— Мать рассказывала мне о нем. Гадкое питье. Его давали ведьмам-изгнанницам, чтобы те даже приблизиться не могли к месту, где есть... Дети других ведьм. Непосвященные рожденные.

— То есть ты рожденная?

Девушка вздохнула и отвела взгляд.

— Видно, ваша наставница непременно хотела, чтобы вы нашли себе ведьмино дитя и ни за что не упустили.

Анна, прищурившись, спросила:

— Кто ты такая?

— Я Элиза, миледи, — склонила девушка голову, будто не поняв вопроса. — Простите меня, но я очень спешу, хозяйка наверняка уже ищет меня, — и она вновь оглянулась.

— Ты ведь знаешь, как найти противоядие? — спросила Анна, только чтобы задержать Элизу. Она встретила ее не просто так. Магия пела и натягивалась тетивою лука, струнами арфы.

Вильгельмина это подстроила. Всей ведьминской сутью своей она это ощущала.

Элиза нахмурилась.

— Ну, вам нужно найти ведьмино дитя, которое скажет, что вы прощены, и согласится быть вашей ученицей. Иначе зелье все равно вас медленно отравит. А рожденная как будто примет изгнанницу обратно в общину, понимаете? А сейчас мне правда очень-очень пора!

Она резко вскочила на ноги и пошла прочь.

— Да постой же ты, — почти в отчаянии позвала Анна. С каждым шагом Элизы странное натяжение магии ослабевало, и она, кажется, снова начинала проваливаться в пустоту.

Если Элиза права и Вильгельмина действительно ее отравила... Анна едва сдержалась, чтобы не закричать.

— Пожалуйста, — взмолилась Анна.

Подействовало. Элиза замерла, будто налетела на невидимую стену.

— Миледи, я... Я правда очень тороплюсь... — сказала она нерешительно. — Вам надо найти ученицу, я ничем не могу помочь...

— Если я не найду ученицу, зелье меня отравит. Я уже умираю, так?

Элиза впервые взглянула на нее прямо и остро. В глаза. Подошла ближе, взяла за руку — пальцы ее обжигали, как открытое пламя.

— Я это почувствовала.

— Помоги мне, — прошептала Анна. — Я не приказываю. Я... Я прошу.

Элиза отступила на шаг, выпуская ее руку. В зеленых глазах отразилось глубокое сомнение пополам с замешательством. Наверное, думает, что это ловушка?

И тут Анна вспомнила.

— Ты же знаешь Клару? Это ведь ты!

Элиза охнула.

— Что — я? О чем это вы?

— Это ведь ты, — с каждым словом Анна чувствовала все большее облегчение. — Это ты облила водой старую Агату!

Девчонка тихонько ойкнула и залилась краской.

— Не знала, что слухи дойдут даже до королевского замка.

— Так ей и надо. Уж очень надоедливая старушонка, — против воли Анна улыбнулась и заметила, как страх тает в глазах Элизы.

Почему бы этим не воспользоваться?

— Клара говорила о тебе. Просила помочь, — настойчиво сказала Анна. — И я предлагаю тебе и помощь, и защиту. Мне нужна травница, тебе — наставница и посвящение, так почему бы не помочь друг другу?

Элиза, казалось, все еще колебалась.

— Возможно... Возможно, я могла бы, но...

— Анна, — нетерпеливо сказала она. — Называй меня Анной. Если ты все же решишься дать клятву.

Элиза посмотрела на нее, пожалуй, слегка насмешливо:

— Я ведь не могу клясться прямо здесь и сейчас.

Анна на секунду нахмурилась, раздумывая.

— Подумай и дай ответ. Завтра, на рассвете. Знаешь такую длинную галерею в западном крыле замка?

— Где статуи королей?

— Верно. Запомни — я буду ждать тебя там, завтра, на рассвете — сказала Анна торопливо.

Самой себе она казалась безумной.

Отчего-то даже сомнений не было — она придет. Будто Мудрая освещала путь им обеим. Она придет.

— Если леди Фелиция не прикончит меня раньше, — сказала Элиза себе под нос.

* * *

Шаги Элизы давно уже стихли, но Анна продолжала стоять на том же месте как вкопанная.

Говорят, что боги ткут полотно судьбы столь причудливо, что простому человеку решительно невозможно разобраться в его хитросплетениях. И иногда самая невзрачная нить вплетается в золотое шитье.

Путь делился, раздваивался, как яблоко, разрезанное пополам.

Первый путь — мирный. Уехать из Рейнхилла обратно в Утонувшую Звезду. Взять с собой ученицу. Передать ей свои знания и тихо доживать свой век, не видя Ричарда. Не слыша его голоса. Ощущать вечную одинокую пустоту, которую нечем будет заполнить, и вспоминать его крик... Осознавать, что не помогла. Не спасла. Не вытащила.

Ведь он не хотел себе такую королеву? Не хотел Катриону Фернеол. Он сам сказал. И ей, Анне, жить с этим. Зная, что она могла помочь — и не помогла. Не спасла.

Виновата. Виновата. Виновата.

С каждым толчком сердца в вены будто выплескивался холодный яд.

Но был и другой путь. Вторая половинка яблока. Горькая половинка.

Если ее будущей ученице удастся разобраться в рецептах зелий Вильгельмины, если совпадет ещё тысяча “если“...

“Я чувствую, что мне благоволят боги”, — подумала Анна, ведь не зря они послали именно травницу.

И если ради этого ей придется уничтожить принцессу… или уже королеву? что ж...

“У всего есть своя цена. Если этого хотят боги”.

Ключ повернулся в замочной скважине с обычным неприветливым скрежетом. Пора огорчить Вильгельмину: зелью пока не удалось покончить с Анной.

Сквозь разрывы туч в окно пролилась широкая полоса лунного света. Осколки на полу блеснули влажно, точно разлитое молоко.

Вильгельмина, казалось, даже не была удивлена, что она явилась так скоро.

— Садись, — бросила она не оборачиваясь. — Можешь не спрашивать, правда ли я хотела твоей смерти. И закрой рот, Антарес, у тебя все на лице написано.

Анна покорно села туда, куда было велено, и вот прошло уже не менее часа, но старая ведьма не говорила ни слова, перебирая еще более ветхие на вид свитки. От этого видимого спокойствия в Анне закипало раздражение. Затем, не найдя выхода, стихло и оно — как пламя, сожравшее само себя. Гнев уступил место усталости.

Она смотрела, как пламя свечей играло в разноцветных стеклянных треугольниках витража, и они вспыхивали то красными, то зелёными, то желтыми отблесками.

Скоро утро. Мучительно хотелось спать.

Говорили, что эти странные огромные окна в коридоре и самой башне велел сделать сам король Конрад Тирион. Старые служанки шепотом вспоминали, что запертая молодая королева в башне страшно кричала. Она не требовала ее выпустить, нет.

“Света, побольше света! — требовала она. — Слишком темно”.

Говорили, что король ни в чем не мог отказать своей королеве. Кроме свободы.

Он призвал лучших каменотесов, лучших стекольных дел мастеров — и Вильгельмина получила свои огромные окна, столь нелепые в северных землях.

В этом был ее дар — она всегда получала то, что хотела.

Анна рассеянно перебирала венок из остролиста. После бессонной ночи веки стали тяжелыми, как кузнечные наковальни. Даже треск пламени в камине, обливавшем руки сухим жаром, казался самой лучшей в мире колыбельной.

Видят боги, она слишком устала в этот безумный день, и все, чего ей хотелось — распустить шнуровку на платье и уснуть, свернувшись калачиком, — возможно, даже прямо на куче теплой золы.

— И какая же она? — требовательно спросила Вильгельмина.

Анна вздрогнула, мгновенно проснувшись.

— Катриона?

— Твоя будущая ученица, ну же, Антарес! — нетерпеливо прищелкнула узловатыми пальцами старая ведьма. — Расскажи мне все, девочка, и прекрати клевать носом! Ты же за этим пришла?

Анна с усилием выпрямилась.

— Она совсем молода, хотя и старше, чем была я, когда пришла к тебе... Мне было пятнадцать...

— Да-да, — закатила глаза Вильгельмина, — твои стенания, как я жестоко обманула невинную пятнадцатилетнюю овечку, можешь пропустить. Твои стенания по моему внуку — тоже.

Стараясь скрыть исказившееся лицо, Анна отвернулась. Сухая гирлянда листьев в ее пальцах опасно хрустнула.

Вильгельмина безжалостно продолжила:

— Но одно меня радует — дитя по незнанию ты не погубишь. Так, ещё? Юна, хороша собой, травница, значит, искусна в зельеделии — словом, все те качества, что тебе, дуре, недостает, — она хмыкнула. — Да, тебе очень повезло.

— Я чувствую, что это промысел Мудрой, — горячо, пропустив мимо ушей все колкости, отозвалась Анна. — Кто знает, может быть, нам обеим суждено все исправить...

Вильгельмина усмехнулась:

— О чем это ты?

— Принести в Терравирис магию... — шепотом сказала Анна неожиданно для себя самой.

Да, временами она задумывалась, что будь она так же свободна здесь, как свободна любая ведьма на юге, вся ее жизнь, возможно, сложилась бы иначе. Но она никогда не пыталась ничего изменить.

Вильгельмина это отлично понимала.

— И для этого тебе совершенно необходимо оказаться в постели моего драгоценного внука, — улыбнулась старуха сухими губами. — Что ж, Анна Эстер, не осуждаю.

Она взглянула на королеву уязвленно. Злость вновь вскипала в ней, как в прохудившемся котелке, грозя вылиться наружу.

— Это совсем другое!

— Ещё скажи, что это не так, — рассмеялась Вильгельмина. — Ну-ну, не красней так, девочка, в твоём возрасте это уже даже неприлично.

— Я не...

— Довольно, — оборвала ее Вильгельмина. — Лучше скажи, как тебе показалась королева Маргарита?

— Мне она не понравилась.

— Кто бы сомневался, — вздохнула Вильгельмина. — Ещё будут ценные наблюдения или мне самой прикажешь спускаться, чтобы посмотреть на королеву Ферлиберт?

— Она... Казалась встревоженной, — медленно произнесла Анна. — Больше, чем следовало, я имею в виду. Да, она в королевстве давних врагов, но это же свадьба ее дочери... И вокруг ее рыцари, и Ричард с королем Генрихом уже подписали мирный договор. А королева Маргарита совсем не выглядела счастливой. Это странно.

— Женщины, — усмехнулась Вильгельмина. — В отличие от наших беспечных мужей, мы вечно ожидаем кинжала в спину. Может, поэтому, в отличие от них, мы и выживаем.

Глаза ее нехорошо блеснули.

* * *

Элайв вернулась к работе как могла быстро, но все же заслужила неудовольствие Фелиции. Мягко говоря, неудовольствие. Госпожа накричала на неё, поклялась, что хуже камеристки у нее еще не было и посоветовала искать новое место.

Это было неприятно, но мысли Эл бродили слишком далеко, чтобы она по-настоящему расстроилась. Через несколько часов ее ждала клятва, которая изменит все. Какая теперь разница, что думает эта богатая южанка? Эл станет ведьмой. Настоящей! И совсем-совсем скоро.

Уснуть ночью так и не вышло. Дома она бы помолилась Мудрой, а здесь даже на Матерь смотрят с недоверием, да и не пойдешь же в храм посреди ночи. Оставалось лишь смотреть в потолок и думать, вспоминать…

“Колдовство живет на свете, пока живы те, кто носит его, как дитя, во чреве своем. Каждому ребенку приходит срок родиться, и магии вашей придет срок дать жизнь новую. Вдохнете ли силы в тело невинное, прежде волшбы не знавшее, или разделите силы с тою, что получила магию вместе с жизнью — все одно, умножите себя и укрепите“.

Мара заставила Эл вызубрить этот свиток с древними словами, передававшимися из поколения в поколение. И сейчас, когда таинство так близко, они будто сами по себе всплывали в памяти.

“Дева пустая, магии не знавшая, станет ведьмой наследною. Получит она новое имя, и откроется в ней особый дар, от Богини полученный. Дева, с магией рожденная, укрепит свои способности и новые силы от наставницы в подарок получит“.

Интересно, в чем дар Анны? Обидно, если зельеварение — это Эл и так уже умеет. А вот в придачу к огню получить что-нибудь связанное с холодом или водой, вот это было бы кстати.

“Наставница же, мудростью поделившись и смену воспитав, получит от ученицы жизнь и новую магию, о которой прежде и не думала“.

Эта часть была самой непонятной. Что за жизнь такая? И что за магия? Мара говорила, что наставница впитывает часть способностей ученицы, поэтому все так хотят заполучить рожденных — у них магия сильней. Правда, Эл это не помогло: кому захочется владеть огнем, который либо сожжет тебя саму, либо подпалит кого-то из твоих близких?.. Вот и Мара не стала рисковать, хотя была сильной ведьмой.

Мара вообще много рассказывала о разных ведьмах, об их способностях, но о себе почему-то говорить не любила. Она была хорошей травницей, почти как мама, но где жила раньше, чем занималась, как они с мамой подружились?.. Надо будет все-таки найти её и расспросить. А еще рассказать все новости. Мара ведь будет ею гордиться? Эл сама нашла наставницу, неплохо устроилась в столице, и вообще…

В глазах защипало, и Элайв спрятала лицо в подушке. Герцогиня Эстер будет третьей, с кем её связывает судьба. А ей хватило бы одной, всего одной… Все этот пожар! Если бы её силой была вода, а не огонь, может, и родители были бы живы, и все сейчас было бы совсем иначе! Только теперь уже ничего не исправить.

Мара исполнила свой долг, вырастила Эл, научила всему, что знает сама, а теперь Эл должна… А в чем ее долг? В чем ее путь? Стать ведьмой? Так это уже почти готово. Через несколько часов она принесет клятву верности своей будущей наставнице. Потом, спустя какое-то время, они должны будут скрепить клятву колдовством.

А дальше? Об этом Элайв еще не думала. Её план так быстро воплотился в жизнь, что она не успела понять, что со всем этим делать дальше. Но не отступать же теперь!..

Небо начало розоветь у горизонта, значит, пора. Галерея далеко, а опаздывать нельзя.

Замок был пуст в этот час, будто здесь никто никогда и не жил. Чисто и тихо. Только шорох шагов по каменному полу. Даже факелы еле-еле горели, и пламя чуть колыхалось, точно оно уснуло и едва слышно дышало во сне.

Галерея Старых королей была мертвецки тиха. Каменные изваяния владетелей Терравирис походили друг на друга как близнецы, отличались лишь их позы, оружие и детали одежд. Одинаково гордо и сурово были сдвинуты их брови, одинаково пустыми глазами смотрели они прямо перед собой. Проходя мимо царственных мужей, Элайв боролась с желанием обернуться. Казалось, вот-вот один из них поправит ножны на поясе и зацепит её. Знать бы слова, чтобы оставить их в мире мёртвых, но это злая магия, говорят, что ею владеют лишь слуги Темного: они умеют заглядывать за грань, приказывать теням…

— Элиза? Сюда! — громкий шёпот раздался где-то позади одной из фигур.

Эл пошла на голос и внезапно оказалась в нише, которую из галереи было совершенно не видно.

— Миледи, — она поспешила поклониться.

— Ты все-таки пришла! Но ты уверена? Все ли ты обдумала?

Так ей нужна ученица или нет? Что за расспросы?!

— Я же здесь.

Анна прищурилась, будто ответ ей не понравился, но все же кивнула:

— Идём. У нас мало времени.

Ниша была лишь преддверьем узкой витой лестницы, стремительно взлетавшей куда-то ввысь. Сколько десятков ступеней они пробежали? Пять? Семь?

Наконец ещё одна дверь, а за ней небольшая круглая комната с маленьким окном-бойницей. Ветер не мог ворваться внутрь, но было слышно, как он бушевал за стенами. Здесь было морозно, а черно-жёлтое платье по южной моде не защищало вообще ни от чего.

— Где мы? — спросила Эл, потирая плечи.

Анна щёлкнула пальцами, и под маленьким котелком, стоящим посреди комнаты, загорелся огонь. По стенам заплясали длинные тени.

— Это одна из старых дозорных башен. Сегодня про неё уже никто не помнит.

Содержимое котла забурлило, привлекая внимание, как скучавший по хозяйке пёс. Эл тут же забыла и о холоде, и о волнении. Зелье верности, вот что вздувалось пузырями в котле. Только…

— Что скажешь? — голос Анны звенел на холоде.

Эл сделала шаг, и зелье тут же выстрелило в неё снопом искр.

— Вы уверены, что все сделали правильно, миледи? Его цвет и эта пена…

Ведьма нервно хихикнула, совсем по-девчоночьи заправив темную прядку за ухо:

— Нет, Элиза. Я никогда не уверена, если дело касается зельеварения.

Вот как? Значит, учить будут не этому. Интересно…

— А что вы туда положили?

— Пожалуйста, давай на ты.

Варево начало сворачиваться в кашицу, и Эл, отмахиваясь от летящих искр, подбежала к котлу:

— Что там?

— Полынь, лепестки змеиного глаза, сосновые почки, рябина, шалфей…

— Рябина-то зачем? — Эл забыла, что перед ней герцогиня и ее будущая наставница. — Что у вас есть с собой?

Анна бросилась к сваленным в углу мешочкам.

— Люцерна. Таволга. Крапива.

— А лягушки? Или змеи?

— Лапки. Есть лягушачьи лапки!

— Кидайте их в котел, миледи, — кивнула Эл, а сама потянулась за кувшином, чтобы добавить воды.

Спустя несколько минут сквозняк, гулявший по башне, унес запах гари, а зелье снова стало похоже на желтоватый суп, каковым ему и следовало быть.

— Спасибо, — улыбнулась Анна, помешивая густое варево. — Теперь самое главное. Ты точно готова?

Эл нервно повела плечами. Странно было бы после всего этого просто уйти.

— Нужно добавить кровь. Не бойся…

Эл молча потянулась за длинным тонким кинжалом. Резкий взмах — и несколько капель срываются с порезанного пальца прямо в котелок. Зелье затихло и, густея, медленно окрасилось золотым. Анна забрала лезвие, и спустя мгновение ее кровь заставила золотое варево стать бронзовым.

Происходящее казалось сном. Королевский замок, герцогиня-ведьма, клятва… Будь что будет.

Глиняным кубком Анна зачерпнула зелье, но вылила несколько капель обратно — наставница и ученица должны были разделить питье ровно пополам.

Эл склонилась над котлом, стараясь забрать все, что осталось. Руки немного дрожали.

Мама, ты же видишь? Сейчас твоя дочь станет ученицей, представляешь? Мара, ты чувствуешь, что происходит? Ты ведь люмина, ты должна ощутить. Вы же рады, правда?

Луч солнца вдруг прострелил комнату насквозь, осветив спирали клубящегося пара. Солнце почти взошло, вот сейчас…

— Клянусь кровью своей, что буду повиноваться моей наставнице, выполняя волю ее. Клянусь кровью своей, что буду защищать честь моей наставницы и никогда не предам ее. Клянусь кровью своей, что буду бережно хранить секреты мастерства, передаваемые мне.

Воздух волнообразно завивался, но не от жара огня, магия скручивала его в кольца, сплетала в витиеватые узоры. Становилось трудно дышать.

Анна откликнулась эхом:

— Клянусь кровью своей, что никогда не подвергну свою ученицу какому-либо унижению. Клянусь кровью своей, что всегда буду защищать и оберегать ее, что бы ни случилось, — она вдруг подняла глаза и поймала взгляд Эл. — Клянусь кровью своей, что научу ее всему, что знаю и умею сама, и она будет достойна Посвящения, когда придет ее время!

Глоток, другой, третий… не должно остаться ни капли! Тёплое зелье, мягкое и нежное, как молоко с мёдом, напитывало жизнью и завязывало сотни узелков в кружеве нитей между Элайв и Анной. Чистая магия хлестала крыльями по их плечам и спинам, металась по тесной комнате и рассыпала бронзовую пыль. Огонь под зельем потух, но засиял кольцом вокруг ведьм. Богиня услышала их. Клятва принята.

Анна склонилась над пустым котелком, а когда вновь посмотрела на Эл, на губах ее играла легкая улыбка:

— Добро пожаловать.

Элайв улыбнулась в ответ и почувствовала себя живой как никогда.