Беглец (джен)

Начиная с семнадцатого века убежище вампиров много раз сносили подчистую и отстраивали заново. Из дерева ли, из белого камня — на первых порах менялось все, и ни о каком архитектурном замысле говорить не имело смысло. Потусторонним нужно было только убежище, пристройка рядом с кладбищем, где хоронили бы умерших колдунов. До рассвета новоиспеченные упыри должны были выкарабкаться, выцарапать себе путь из сырой земли — иначе их ждала смерть от голода.

Тогда же на месте множественного человеческого жертвоприношения (Смута — мертвых пруд пруди) ведьмы и колдуны наворожили заклятье, что должно было защитить их и при жизни, и после.

Любой полудемон и покойник мог спокойно зайти и выйти из Убежища. Никакой охраны, кроме заклятья, не требовалось. Как объясняло старшее поколение, тогда вампиров было мало, поддержку брали, где приходилось, даже от низшей касты. Никакое контроля не могло быть — до сих пор даже камеры не могли запечатлеть ничего.

Волколаков и русалок, однако, больше было не увидеть, входящими в эти двери.

Венедикт настаивал на изменении заклятья, чтобы не пропускать внутрь предательскую «чернь». Тогда, несколько месяцев назад, Глеб его страстно поддерживал. Теперь он был рад, что охрану до сих пор не поставили.

Он прошел по узкому побеленному коридору без окон и с высоким потолком. Никто не шел ему навстречу, но Глеб слышал смеющиеся голоса из бильярдной. Он нырнул в зал приемов: прямоугольную просторную комнату, по периметру окаймленную одной непрерывающейся скамьей, на которой в моменты больших собраний должны были разместиться все. На небольшом (в ступеньку) возвышении сидел Покровитель, а в центре стоял выступающий.

Глеб сел с краю, но долго не прождал. Начали раздаваться крики ссоры. Из смежной комнаты ворвались двое.

Глеб, испугавшись шума, отвёл им глаза. Заклятье невидимости он знал мастерски. Использовал его с самых малых лет, когда хотел убежать от споров и криков в семье.

— Покровитель, простите меня! — ныла Лидия. — Я всё исправлю, я убью его!

Глеб не мог смотреть на них, иначе заклятье перестало бы работать, но слышал он все. И сидел ни жив, ни мертв.

— Ты забыла, из какой грязи я поднял тебя? — громко говорил Венедикт. — Как на руках вынес, чтобы твой папаша не отправил тебя к праотцам? Забыла?!

— Все помню, — выдохнула Лидия.

— Так почему не служишь?!

— Я буду служить. Позвольте мне. Он останется без головы уже завтра!

— Я потерял человека из-за тебя!.. — Звонкая пощёчина, а потом тишина. Только двое дышат. — Если все же его убьешь, так и быть… тебя не убью.

— Но… — произнесла Лидия спустя мгновение.

— Ее больше не увидешь. Я уничтожу тело. Достало твое сумасшествие, — и он направился по направлению к выходу. Она бросилась ему в ноги — Глеб звуку догадался.

— Скажите мне, где она похоронена, — просила не своим голосом Лидия. — Скажите! Я все сделаю! Я все сделаю!

Вдруг раздался звук удара, ее вскрик, и он ушел, хлопнув дверью.

Распластанная на полу Лидия лежала лицом вниз и тихонько выла. Спустя несколько минут она собралась и села на скамью у двери, напротив полумертвого Глеба.

— Я знаю, что ты здесь, — крикнула Лидия, и Глеб чуть не сорвался с места. На пороге появился Гусев — один из тех, кто нападал на Глеба в парке. Глеб мог поклясться, что их взгляды пересеклись, но Гусев никак не подал виду, что его заметил, и Глеб вновь стал отводить им обоим глаза.

— Я принес льда, — сказал Гусев своим обычным равнодушным голосом. — И воды.

— Все слышал? — спросила Лидия. Гусев не ответил. — А всю историю хочешь расскажу? Можешь потом Льву Алексеевичу, дружку своему, все передать, ему все равно все сестрица моя давно расстрепала. Мне только исполнилось шестнадцать. Мы возвращались с очередной гулянки. Ночь, но светло — из-за звезд.

Подруга завернула к себе, я — к себе. И возле гаражей меня и завалили. Не знаю, кто он был… Я хотела, чтобы он умер, и потому рассказала все отцу. Чтоб он его нашел. Он и нашел. С дядей моим. И убил. И меня тоже почти. Бьет и кричит, что я позор, что сама хотела, иначе убежала б. А что ему скажу? Что я пьяная была в стельку? — Она сделала паузу и залпом выпила стакан до дна. Потом отбросила стакан почти к ногам Глеба. — Покровитель меня забрал и помешал им. А Алечку, подругу мою, живьём закопали. Так мне потом отец и рассказал, как урок, чтоб не шлялась, с кем попало. Я его как ни умоляла — ни в какую не скажет, где она. Так и сдох, не рассказав. Но Венедикт знает. И скажет мне, когда заслужу.

Вдруг она закашлялась, был шум, будто борьбы, и, когда Глеб рискнул посмотреть, Гусев уже ложил ее, бесчувственную, на скамью.

— Сделано! — объявил он, и в комнату, точно как сам Гусев пару минут назад, вошёл Лев Алексеев, муж Анны.

В отличие от Гусева, он не стал притворяться, что не заметил третьего в комнате.

— Глеб, и ты здесь! Как я рад.

Вот тут надо было бежать, но Глеб не смог, замороженный этим присутствием.

— Твоя сестра в порядке, не волнуйся, — пообещал Лев, садясь на скамью в метре от Глеба. — Она просто спит. Ей придется отдохнуть, пока мы не доставим ее туда, где ей будет лучше.

— И где же это? — недоверчиво спросил Глеб.

— В клинике, разумеется! Я нашел для неё лучшую клинику в Канаде, там ей будет хорошо и спокойно. Никто не будет беспокоить.

— А Покровитель знает?

Лев тонко улыбнулся.

— Когда Убежище создавалось, не было никаких Покровителей. Все решалось вместе. Царь людей был мальчишкой, решали бояре, у нас же вообще не было царя. И решали мы. Нет, Глеб, Покровитель об этом не знает и не узнает, потому что я — из уважения к моей жене — хочу помочь тебе. Это Анна сказала мне, что ты планируешь сделать что-то глупое. Она беспокоится. Она попросила меня найти для тебя выход.

Глеб подскочил и метнулся к двери. Гусев и не попытался двинуться ему наперерез.

— Твой Покровитель послал твою сестру убить тебя, — крикнул ему вслед Лев. — Ему ты собираешься быть верен?

Глеб остановился. Посмотрел на такие родные серебристо-серые стены, сделал успокаивающий вздох.

— Что вы предлагаете? — спросил Глеб ещё не совсем побежденно.

— Англию. Здесь твою безопасность я гарантировать не могу. А потом как-нибудь…

— И все деньги перейдут к Ане и, соответственно, вам.

— Мы говорим о твоей жизни, Глеб, какие, к черту, деньги! Но в целом да. Возражаешь? Ведь все останется в семье.

Без капли раскаяния и не предлагая других объяснений, Лев ждал его решения.

И, точно зажмуриваясь перед тем, как зайти в ледяную воду, Глеб пожал ему руку.