Лето номер шесть (гет)

— Что ты здесь делаешь?

Гарри вздрогнул, хотя вопрос не имел к нему никакого отношения. Попадая в меморазу, он словно падал на дно глубокого колодца; голоса отдавались здесь эхом — и чем дальше от настоящего, тем раскатистее оно было.

Он хорошо знал этот голос. Слышал его всякий раз, когда приближался к дементорам.

— Если ты думаешь, что я тебя преследую, то у тебя мания величия, Эванс. Я живу на соседней улице, а вот что ты здесь делаешь?

И этот тоже.

— Мне негде жить, — честно ответила Лили, — Батильда сказала, я могу оставаться сколько нужно. Но я только до осени.

Помимо гулких голосов, эти карточки, внешне так похожие на простые полароидные снимки, давали возможность слышать мысли. Как шелест листьев в штиль. От этого мурашки по коже бежали.

~ Она не дала мне даже крохотной передышки

~ И платье это дерьмовое

~ Не могла она другое что-то надеть

~ Бродяга поржет

~ Давай, смейся, придурок

~ А я буду доживать это паршивое лето с Эванс под боком

— Почему бы тебе не свалить прямо сейчас и перестать мозолить нам всем глаза, — нервно-задиристо предложил Джеймс.

Он слышал собственное сердце — тук. ту. т. тук — и мысленно упрашивал ее не соглашаться. Или согласиться. Да решай ты сама уже, Эванс.

— Вообще, это ты сюда таскаешься.

Здесь, в отличие от Омута, Гарри не мог видеть что-то лишнее. Что-то, кроме того, что видел Джеймс. Более того, он смотрел будто бы его глазами. Потолок казался низким, комната — темной, и единственным пятном света здесь оставалась Лили, хотя на деле мрак наверняка скрывал и ее тоже.

Мама походила на очень. красивого. инфернала. Смотрела на Джеймса, как смотрят неинтересный фильм. Как Луна частенько пялилась на Рона.

Гарри чуял, что отец злится из-за этого. Нервничает. Чувствует себя не так уверенно, как обычно. Словно равнодушный взгляд Лили заставлял его сомневаться в собственной неотразимости.

Джеймс, судя по всему, не помнил, как добрался до дома. Очнулся в своей огромной комнате на втором этаже коттеджа.

Гарри аж рот раскрыл, сколько всего здесь было. Плакаты с подписями знаменитых игроков в квиддич, несметное количество хлама из «Зонко» и несколько метел на специальных полках, будто отец хранил все свои метлы, для коллекции. Ну, то есть он менял их просто так, а не потому что нужна была новая вместо вышедшей из строя.

Дадли удавился бы от зависти.

— Хочешь, я тебе почитаю?

Серьезно? Почитаю? Вроде они в семидесятых, а не в девятнадцатом веке. Гарри прикрыл глаза рукой. Несмотря на свою бесплотность, он ощущал неловкость, глядя на обнаженную Сьюзен.

— Нет, не нужно. Спасибо.

~ Только если в твоей книжке не написано, как перестать думать об этой Эванс. Не написано же?

— Твоя мама не будет против, что я ночую с тобой? Она велела домовику подготовить для меня отдельную спальню.

— Да это все пресловутые приличия, — отмахнулся Джеймс. — Уверен, она догадывается, что я не девственник. Ты закончила? — он кивнул на тетрадь, в которой Сьюзен писала.

— Конечно.

Комната быстро погрузилась во тьму, сжавшись до одной-единственной двери, куда Гарри буквально вынесло мощным порывом ветра.

Он мог побиться об заклад, что ни одна дверь не ведет из Годриковой впадины прямиком в Хогвартс, однако отец и Сириус, в компании которых Гарри оказался, стояли теперь в школьной совятне. Джеймс дымил, Сириус с философским видом рассматривал виды за окном.

— Ты думал о том... — задумчиво начал Сириус.

— Чего? — встрепенулся Джеймс.

— …что табачный дым пагубно влияет на сов?

— Отъебись, Бродяга. Думал, ты что-то дельное скажешь.

— Да что тут скажешь, Сохатый, — поморщился тот и весьма неэлегантно подтер нос средним пальцем. — На двух метлах не усидишь. Милая Сьюзи не зря учится на факультете умниц, она догадывается. Думаешь, какого лешего она к Эванс цепляется. Кстати, ты уложил ее вчера или нет? Эванс, Сохатый, — он закатил глаза, поглаживая сонного филина, и азартно спросил: — Уложил? Я никому не скажу, — Сириус дурашливо сложил руки перед собой.

— Нет. Мы даже не сосались.

— А чего тогда такой довольный приперся?

— Ну, она…

~ говорила со мной

~ рассказывала, как они с Челси ходили на футбол летом

~ так вот куда она пропала тогда

~ а я подумал, что Эванс сбежала от меня после того поцелуя

Вслух он правда так и не сказал ничего. Но лицо его выдало.

— Вот тебе и ответ, дружище, — проникновенно сказал Сириус, ткнув Джеймса пальцем в грудь.

Гарри тоже почувствовал этот тычок, оступился, башня вместе с совятней накренилась, он кубарем выкатился из нее и рухнул на кровать. Карточка, похожая на темный квадрат в полупрозрачной рамке, упала рядом.

— Хозяин Гарри, — просипел Кричер почти у самого уха, — юная мисс ждет вас в библиотеке.

Он бережно поглаживал медальон Регулуса на груди.

— А Рон? — коротко бросил Гарри, поднимаясь на ноги.

— Упражняются с оборотнем, хозяин.

Ремус явился неделю назад и заявил, что хочет отправиться — куда бы Гарри ни собирался — с ним. Рассказал о перевороте в министерстве и о том, что Гарри разыскивают под надуманным предлогом. Нехотя сообщил, что Тонкс ждет ребенка. Не так, как обычно сообщают радостные вести.

Все очень плохо, мелькнуло в голове.

Министерство, Косой переулок, госпиталь — все якори магического мира, казавшиеся вечными, оказались в руках Пожирателей.

— Так что получается, — с нажимом спросила Гермиона у Ремуса, — ты хочешь оставить Тонкс у родителей и уйти с нами?

— Я вам нужен, — убежденно произнес Ремус, допив сливочное пиво из бутылки. — Так всем будет лучше.

— Тонкс тебя очень любит, ей плевать, что ты… болен, — тихо сказала Гермиона. — Она сама мне говорила.

— По крайней мере, ты должен защищать ребенка женщины, которая когда-то была тебе дорога, — громче добавил Гарри. Он еще тогда, прошлым летом, заподозрил, что для Ремуса Тонкс стала просто способом унять неконтролируемую перед полнолунием похоть. Но ребенком-то он должен дорожить, разве нет?

— Именно так! — выпалил Люпин. — И потому я здесь.

Повисла тревожная тишина.

— Как это? — не сразу понял Рон.

А Гарри все понял. Вспомнил, как мама с Ремусом сидели во дворе, как он подал ей руку и как смотрел на нее, пока она обувалась. Вот почему он так неохотно делился своей памятью, наверняка боялся, что Гарри заметит какой-нибудь неосторожный взгляд. Женщину, которую он в самом деле любил, он сберег от себя. Сберег даже от любого намека на свою симпатию.

Гермиона притихла и принялась водить пальцем по столу.

— И раз уж так, — неуклюже продолжил Люпин, — то… вот. — Он продемонстрировал флакон, похожий на тот, что отдал Гарри в прошлом году. — Это еще одно воспоминание, последнее. — Рон непонимающе смотрел на них. — Я не хотел его показывать, но ты, наверное, не успокоишься, пока не услышишь нужные слова сам. — Ремус не мог знать, что у Гарри, благодаря Батильде и Гермионе, появились дополнительные источники информации о папе и маме. — И я отдам его тебе, Гарри… если ты позволишь мне отправиться с тобой и защищать вас. Подумай. Рону нужна моя помощь. Инстинкты будут просыпаться в нем всякий раз, когда луна выкатывается на небо. Гермиона в опасности, потому что все магглорожденные сейчас вне закона. Ты объявлен в розыск в качестве политического преступника. Очень опасного, по мнению действующего правительства. Члены Ордена под наблюдением, их мало, и у нас по сути нет лидера. Соглашайся, — вкрадчиво прошептал Ремус и поставил склянку на стол, как угощение для послушного пса.

Письмо, написанное маминой рукой, найденное Гарри совсем недавно и прочитанное, пробило брешь в его твердом решении больше не возвращаться к прошлому своих родителей. Поэтому флакон он взял и наверху сунул в коробку, полученную Гермионой от Батильды.

Ремус остался. Все свободное время они с Роном практиковали защиту, а Гарри снова с готовностью окунулся в не-реальность, где ему не грозила опасность. Где можно было на время забыть, какой вал дерьма на него идет. Вот он, уже у порога.

* * *

— Первый учебный день после Рождества, а Гриффиндор уже в минусе. Серьезно, в часах ни одного рубина, и я специально дал Челси пять баллов за красивые коленки, чтобы проверить свою теорию. Так вот, все подтвердилось, новые камни не появляются, а это значит… мы в минусе, — Ремус драматично развел руками. Он начинал походить на самого себя с фотографии первого состава Ордена Феникса: вытянулся, раздался в плечах, чуть отрастил волосы. — Ты превзошла Бродягу с Сохатым, прими мои поздравления.

— Я не виновата, что новая староста школы меня невзлюбила, — усмехнулась Лили, и по хитрому выражению ее лица несложно было догадаться, что причины такой неприязни им обоим прекрасно известны. — Будешь? — она затянулась и протянула Ремусу сигарету, вернее что-то типа нее, самодельное.

Тот аккуратно взял ее и поднес к губам.

— Что это?

— То, что нам не следовало бы курить вместо того, чтобы дежурить в коридорах.

— Пусть пятый курс этим занимается, они пока полны энтузиазма. Так что ты натворила? Никогда не видел Сьюзен в таком состоянии. Она в буквальном смысле позеленела.

— Да так, сказала ей пару слов, — Лили ушла от ответа и задала свой вопрос: — У них с Поттером все правда так серьезно, как говорила Батильда?

— Какая Батильда?

— А, да, ты же не знаешь. Погоди, разве у вас с Поттером, Блэком и Петтигрю нет какого-нибудь нелегального трубопровода, по которому вы летом обсуждаете соседей, надоедливых родителей и свои сексуальные подвиги?

— У Сохатого с Бродягой есть, — серьезно кивнул Люпин и сделал еще затяжку.

— Я не сомневалась, — протянула она, искренне улыбнувшись, как будто мысль об этих двоих больше не вызывала у нее даже намека на тошноту. — Блэк расстается с Поттером, только чтобы трахнуть Челси.

— Так они вместе? Бродяга удивительно немногословен на этот счет.

— Наверное, это как раз о чем-то говорит. Ну а Челси… Ты же знаешь Челси, она влюбляется по три раза на дню. А мне она сказала, что я «довыебывалась». Ненавижу ее, — с нежностью хихикнула Лили.

Люпин издал что-то вроде возмущенного смешка.

— Почему она так сказала?

Лили прищурилась. У нее почти не было веснушек, несмотря на рыжие волосы. Наверное, оттенки имеют значение, подумал Гарри, вспомнив всех Уизли.

— По ее мнению, я могла вести себя чуть лучше, чем дерьмо, весь прошлый год. И тогда все было бы куда проще. Мне было дерьмово, и я делала все, чтобы окружающим тоже так было. Я вообще не собиралась нарываться сегодня на Девенфорд. Она летом за мной в Коукворт приезжала, представляешь? — Люпин явно не ожидал услышать что-то такое. — Просила оставить Поттера в покое, перестать его дразнить. Мол, у них все хорошо, и «не надо тут пользоваться тем, что у Джеймса срабатывает эффект непойманного снитча». — Лили очень похоже передразнила голос Сьюзен.

— Нет никакого эффекта, — вставил Ремус, но она, уже серьезно, продолжила:

— И мне показалось, что она права. Никто не хотел бы оказаться на ее месте. Я точно не хотела бы. Похоже, она реально в него втрескалась. У нее лицо делается как у слабоумной, когда она начинает говорить о Поттере. И они офигенно смотрятся вместе. И там уже весь городок мечтает побывать на свадьбе. А, ну и конечно, Сьюзен не забыла мне напомнить, что Юфимия — это мама Поттера, но ты, скорее всего, в курсе — жаждет увидеть не каких попало, а чистокровных внуков. Короче, я не собиралась нарываться на Девенфорд. Пусть уже отвалит от меня. Но когда она сама полезла, я не стала молчать.

— Нет-нет, — воскликнул Ремус, помотав головой. — Нет. Я знаю Юфимию. И Флимонта. Они не такие, как семья Бродяги. Сьюзен тебе соврала. Они не могли такого сказать.

— Это мало что меняет, — отмахнулась Лили. — Если я хотела сходить с Поттером в Хогсмид, надо было соглашаться на пятом курсе. А сейчас уже… В общем, сама дура.

— Почему не согласилась?

— Не знаю. Я же девочка, — Лили, как Гарри показалась, развязно, даже томно улыбнулась. — Я сама часто не понимаю, что со мной творится. — Она коснулась собственных губ кончиками пальцев. Гарри изо всех сил надеялся, что она делает все это ненамеренно, а не с целью кого-то соблазнить. — А парни тем более. Хотя ты должен понимать нас куда лучше, чем все остальные мужчины.

Ремус невесело улыбнулся и вернул ей коротенький окурок. Они помолчали.

— Как ни крути, но ты не подберешь определения более точного, чем Челси. Я довыебывалась, — выдохнула Лили вместе с последней порцией дыма. — Он что-то делает такое… Я теперь не могу сопротивляться. Раньше могла, а теперь нет. Не Империус, не смотри так, я хорошо соображаю. Да он так никогда не поступил бы. Не пошел бы легким путем. Поттер, — уточнила она, хотя это не требовалось. — Только ему не смей говорить. Да ты не расскажешь, я знаю. Ты лучший, Люпин.

— Ага, — фыркнул Ремус. — С одним маленьким недостатком. Так ты его…

— Не говори этого вслух, — быстро выпалила Лили, сверкнув глазами. — А то сейчас прискачет… Кто там надел корону Главной сплетницы после того, как Маккиннон окончила школу? В общем, кто-нибудь прискачет и начнет спрашивать, как же эта беда со мной случилась.

Люпин подавил смешок.

— Ты права, Джеймсу не надо легко. И ему не надо, чтобы ты просто сдалась, потому что он тебя достал, и проще уже дать, лишь бы отвязался.

— Он хотел, чтобы я на него запала, — едва слышно произнесла Лили таким тоном, будто вычислила наконец недостающий ингредиент, чтобы третий закон Голпалотта заработал.

— Конечно, хотел. Хотеть взаимности — это нормально, — он несмело взял ее за руку, пока Лили бездумно пялилась в одну точку. — Ненастоящее это не для Сохатого. Если любить, то на всю голову.

— У него уже есть взаимность.

— Нет, — снисходительно улыбнулся Ремус. Гарри ни разу не видел такого его взгляда, обращенного в сторону Тонкс. — У него есть только слепое обожание Сьюзен. И чудовищное чувство пустоты, когда он где-то не рядом с тобой. Оно буквально поглощает нашу спальню. Может, поэтому Бродяга предпочитает больше там не ночевать?

— А ты?

— А мне нормально. Я там… в доле.

Гарри списал то, что произошло дальше, на помутнение рассудка от сигареты. Вероятно, ее смочили в том зелье, о котором мама и Челси говорили на вокзале.

Поцелуй был коротким; Лили судорожно вцепилась в ладонь Люпина, но он быстрее прекратил, чем она успела что-то сделать.

Оба они замерли, Ремус все еще держался за ее руку, а Лили наконец произнесла:

— Друзья тоже иногда целуются в губы.

— Очень редко. — Гарри мог бы с ним поспорить. Они с Гермионой каждый день так делали. — Пообещай, что забудешь об этом, ладно? Лучше Джеймсу не знать. Я дорожу его дружбой.

— В обмен на то, что ты не скажешь об этом нашем разговоре, да? — Лили склонила голову на бок.

— Пусть так.

Они одновременно кивнули друг другу, узкий коридор, окно и портрет статного рыцаря в резной раме заволокло дымкой, Гарри почуял, как перехватило дыхание, — и его выбросило на пол бывшей комнаты Сириуса.

Выходит, тетя Петуния не лгала. Сьюзен правда приезжала в Коукворт. А мама гуляла с парнями и позволяла им любить ее. И, хоть в понимании тети это и было распутством, Гарри со временем пришел к выводу, что в семнадцать лет вести себя так — нормально. Даже в шестнадцать или пятнадцать нормально. Время творить дерьмо. Чтобы через пять лет стать той, кто отправит Темного Урода в клетку, созданную крестражами.

А отец придушил в себе говнюка Джеймса Поттера, потому что отчаянно хотел любить ее. И, судя по всему, у него все же была совесть; она грызла его из-за того, что пришлось оставить эту Сьюзен.

— Я не буду спрашивать, как ты сюда попал, Поттер.

Память Батильды с годами подстерлась, и фигуры у залитого дождем окна казались слегка размытыми. Гарри потянулся, чтобы протереть линзы очков, но вовремя одернул себя. Он просто подошел ближе — в отличие от Батильды, которая лишь ненадолго замерла в коридоре и поспешила прочь. Она старалась не создавать шума, и потому двигалась еще медленнее, чем обычно.

— Не спрашивай, — с насмешкой разрешил Джеймс. Он был выше Лили почти на голову, растрепанный как всегда, но одежда была сухая, и волосы тоже.

Они стояли очень близко, Джеймс раскрытой пятерней провел по ее руке, тронул локоть и остановился на талии.

Гарри ни с того ни с сего подумал, что у его матери дела с маггловской одеждой тоже обстояли плохо, как у него самого. Не в первый раз он видел ее в этом платье, которое ей, без всякого сомнения, невероятно шло, но разве девушки носят одно и то же так долго?

— Ты же не собираешься в самом деле поцеловать меня? Это было бы…

— Не собираюсь, — уверенно ответил Джеймс и, вопреки собственным словам, не дал ей закончить.

Гарри чувствовал себя лишним здесь; это ощущение, будто он подсматривает в замочную скважину чьей-то спальни, пусть даже родительской, становилось глубже — вместе с их поцелуем.

Джеймс поначалу едва касался рта Лили, наверное, хотел понимать, что она не против. Лили приняла его поцелуй безропотно и не спеша, будто знала, что он должен случиться. Что это неизбежно. И что Джеймс готов целоваться хоть полчаса, если она захочет и позволит.

Ее тонкая рука скользнула по его плечу, выше, к шее и затылку. Пальцы спутались с волосами, как спутались эти двое — тайком от целого мира и от людей, живущих в нем.

Последнее, что Гарри увидел, прежде чем набежавшая тьма подтолкнула его к кухне, следом за Батильдой, — это как Лили поднялась на цыпочки, и Джеймс смог распрямиться, прижав ее к себе.

— Ты чего такой довольный? — с улыбкой прищурилась Гермиона, сидя на полу среди разложенных тут и там книг.

— Посмотрел то воспоминание, которое ты принесла от Батильды. Первый поцелуй мамы с папой. — Гарри уселся рядом с ней и взял один из томов наугад.

Попав на площадь Гриммо после побега и расшифровав таинственные инициалы Р. А. Б., они справедливо рассудили, что стоит покопаться в местной библиотеке.

«Здесь тысячи книг. Где еще Регулус мог узнать о крестражах, если не дома? — воодушевленно заметила Гермиона, и Гарри удивился, как им раньше это в голову не пришло. — Из школьной библиотеки Дамблдор изъял такие вещи. Кроме того, нам нужно выяснить как можно больше о способах извлечения и хранения воспоминаний…»

«Да мы уже поняли, — проворчал Рон для порядка, — что нам не избежать библиотечной повинности».

Гермиона с удовольствием зарылась в книги, энтузиазм Гарри быстро иссяк, но он продолжал ходить сюда, листать пыльные фолианты из солидарности, а Рон быстро сбежал под предлогом того, что ему не мешает подтянуть защиту.

Несколько недель поисков не дали ощутимых результатов. Подтвердились лишь предположения Дамблдора насчет того, что Волдеморт превратил в крестражи вещи, имеющие историческое для магического мира значение. В одном из томов нашлись жирно подчеркнутые строчки, повествующие о Вечном мире с общиной гоблинов, заключенном в начале тысячелетия. Автор пришел к выводу, что именно по случаю такого важного события гоблины изготовили и подарили Основателям Хогвартса памятные вещи, среди которых были медальон, чаша, меч и… некая диадема, о которой в воспоминаниях, добытых Дамблдором, не было ни слова.

— Гарри, ты посмотрел дневник Сьюзен? — мягко спросила Гермиона, наверное, в пятый или в шестой раз за пару недель.

— Пока нет. После той меморазы я боюсь даже предположить, что за воспоминания могут быть в этой книжке. Может, это вообще не ее дневник, — Гарри в очередной раз ухватился за хилую соломинку. — Может, папа с друзьями стащили его у очередного однокурсника, которого задирали?..

— Я все еще предлагаю поручить это Рону. Он будет в восторге, — в шутку проворчала Гермиона. — Мы не узнаем, чей он, пока не заглянем туда. Правда, Гарри, нам важно понять, что в этом дневнике. К нам в руки попала такая вещь, это же удача! Сьюзен училась в Равенкло, диадема, очевидно, принадлежала леди Равенкло, раз мы знаем, что остальные реликвии достались Гриффиндору, Слизерину и Хельге Хаффлпафф. Поиски всегда нужно начинать с начала, в нашем случае — с места, где жила владелица.

— …в Хогвартс мы сейчас попасть не сможем, поэтому пока наш единственный способ побывать там — оказаться в памяти одного из студентов, — договорил за нее Гарри, потому успел выучить ее речь наизусть.

— Именно, — кивнула довольная Гермиона. — А память студентки Равенкло — это просто подарок судьбы. Мы сможем осмотреть их гостиную и…

— …учитывая, что воспоминания работают как ретранслятор, — из вредности перебил он, — заглянуть даже в те углы, о которых Сьюзен и не думала. Я не хочу смотреть, как мой отец трахал ее, — прямо заявил Гарри, стерев с лица ухмылку. — Я маму-то до сих пор забыть не могу…

Та мемораза, отбившая у него желание снова вламываться в зыбкое прошлое, закинула их в больничное крыло Хогвартса. Он успел соскучиться по нему. Дверь отворилась, явив профессора Макгонагалл, на двадцать лет моложе той, что они с Гермионой знали, а следом за ней — Лили и Джеймса.

— …Поттер, на вашей совести чистка уток, а вы, Эванс, займетесь посудой. Палочки сдать.

— А вы не боитесь оставлять нас в одном помещении без присмотра, профессор? Вдруг произойдет э-э-э… рецидив, — Джеймс дерзко ухмыльнулся, но Макгонагалл не была настроена шутить:

— Угомонитесь, Поттер, Поппи за вами присмотрит. — Она решительно направилась к кабинету мадам Помфри, а Лили повернулась к Джеймсу и яростно выдохнула:

— Хватит говорить так, будто между нами что-то было сегодня.

Похоже, это был тот самый день, запись о котором Гарри обнаружил, пока отбывал наказание на шестом курсе.

— Но ведь между нами было, Эванс, — спокойно возразил тот, жадно разглядывая ее и медленно закатывая рукава. — Ты была такая мокрая.

Гарри порадовался, что научился не краснеть, когда речь заходит о сексе. Он постарался убедить себя, что отец говорил вовсе не о нем, а о том, что они попали под дождь, например.

Макгонагалл вышла от мадам Помфри, и Лили с Джеймсом временно прекратили перепалку. Сделали вид, будто увлечены работой. Она окинула их строгим взглядом и покинула госпиталь.

— Продолжай чистить дерьмо, Поттер, и не разговаривай со мной, — Лили сняла галстук и тоже поддернула рукава форменной рубашки. — Это из-за тебя мы здесь.

Джеймс невозмутимо вынул из кармана палочку — запасную, судя по всему, — направил ее на дверь кабинета мадам Помфри, замок щелкнул, а он в два шага оказался рядом с Лили и навис над ней, оттесняя к стене.

— Эванс, — он облизал нижнюю губу, будто подбирал нужные слова. — Если ты не хочешь, какого лешего ты меня дразнишь.

Гарри показалось, что капля случайно пролитого чистящего средства катилась к краю стола целую вечность — и еще медленнее падала с него на пол.

Лили как следует разглядела лицо Джеймса, будто ждала, пока он разозлится посильнее, и обронила только:

— Я хочу.

Джеймс с размаху — то ли от радости, то ли от досады, что она так долго не шла в руки, — саданул кулаком по стене и, грубо обхватив лицо Лили ладонью, поцеловал ее.

Гарри, когда понял, что сейчас будет, машинально закрыл глаза. Надо было завязывать, валить отсюда, но Гермиона его удержала. Да и произошло все очень быстро.

Он слышал ритмичное постукивание пряжки ремня о дерево. Наверное, о столешницу, куда Джеймс посадил Лили.

Рваное дыхание.

Сквозь пальцы Гарри увидел, как Лили обхватила Джеймса ногами. Он почти полностью закрывал ее собой.

«Это вот так я выгляжу во время секса?» — мелькнуло в голове.

У отца были достаточно широкие для его комплекции плечи. А Гермиона, когда они вернулись, заявила, что у Лили шикарная грудь.

«Я до такой не дорасту», — похоже, она искренне расстроилась.

«Гермиона, я не хочу думать о маме в таком ключе, — смущенно поморщился Гарри. — Пожалуйста».

«Ты морщишь нос как она, — заметила Гермиона и с неподдельным восхищением добавила: — Они занимались любовью под носом у мадам Помфри. И Макгонагалл в любой момент могла вернуться. Еще и кончили, похоже. Теперь я понимаю, в кого ты такой безрассудный».

«Я очень даже рассудный по сравнению с ними», — проворчал он.

«Как думаешь, это не вандализм? Ну, то, что мы подсматривали. Их же уже нет».

«Как оргия на вечеринке Почти Безголового Ника, — пробормотал Гарри. — Думаю, отец точно не был бы против».

Гермиона захлопнула книгу и отправила ее обратно на полку. Выглядела она воинственно.

— Гарри, помнишь Турнир Трех Волшебников? Второй тур. Ты думал, у тебя куча времени, и ты все успеешь, а в результате тебе помог домовой эльф.

— Как выяснилось позже, лучше бы я провалился на самом первом задании, — пробурчал он.

— Я это к тому, — повысила голос Гермиона, — что не стоит откладывать. Мы нисколечко не продвинулись в поисках, а магический мир, тем временем, оказался целиком и полностью в руках Пожирателей.

— Ну хорошо, — выпалил Гарри. — Допустим, я хочу посмотреть эти гребаные воспоминания. Как мне туда попасть? Там же пусто. Я пробовал писать на первой странице, как в дневнике Риддла, чернила так же впитываются, но ничего не происходит. Я писал имя отца, имя самой Сьюзен, дату их выпуска — безрезультатно.

— Ты думаешь не с того конца, — как всегда самодовольно заявила Гермиона.

— Ну так просвети меня, — проворчал он. Наверное, единственное, что всегда будет раздражать его в ней, это уверенность в собственном превосходстве, когда речь идет о книгах и учебе.

— Ремус. Спроси у него, что это за дневник и как именно им пользовались. Кто был владельцем, как он попал к твоему папе. Раз у Филча дневник хранился с картой мародеров, значит…

— Я понял. — Похоже, у Гермионы есть все основания считать себя умнее него.

— Разве не по этой причине ты позволил ему остаться? Чтобы расспрашивать о прошлом в том числе.

— Считаешь меня расчетливым сукиным сыном? — ухмыльнулся Гарри, хотя сам не понимал, в шутку спрашивает или всерьез. Он на четвереньках подобрался к Гермионе и чмокнул ее в губы. Просто так. — Может, ты думаешь, я и сюда хожу с какой-то другой целью?

— Гарри, ну не здесь же, — воскликнула Гермиона, когда до нее дошло, чем он предлагает заняться прямо на потертом ковре.

— Назови мне хоть одну причину, почему нет, — он направил палочку на замочную скважину и временно ослепил портреты на стенах, шепнув: «Затмись». — Должно же у меня быть хоть одно приятное воспоминание о библиотеке.

Когда часом позже они явились на кухню, Люпин сидел за столом и, нахмурившись, читал свежий номер «Пророка». Тарелка густого лукового супа осталась нетронутой. Гарри уселся напротив и с удовольствием взялся за свою порцию.

— Ремус, — осторожно заговорила Гермиона. — Мы хотели у тебя спросить… — Она выложила на стол тетрадь. — Ты знаешь, что это и как это открыть?

Люпин быстро глянул на Гарри и палочкой поддел обложку. Лицо его сделалось таким же настороженным, как в тот день, когда они рассказали ему о крестражах.

— Откуда он у вас?

— Оттуда же, откуда карта мародеров, — без подробностей пояснил Гарри. — То есть ты узнаешь этот дневник?

Ремус медленно кивнул.

— Это Альманах твоей семьи, Гарри.

— Моей… что? Моей семьи? — он мигом забыл про еду, ложка упала в тарелку.

— Альманах? — ахнула Гермиона. Судя по всему, она о таких слышала. Наверняка вычитала в какой-нибудь «Истории Хогвартса». Иногда Гарри казалось — возможно Гермиона слишком часто говорила про «Историю» — что в ней есть ответы на все вопросы.

— Что еще за Альманах? — изо всех сил отказываясь чувствовать себя тупым, уточнил Гарри. — И почему на нем инициалы бывшей девушки моего отца?

— Я читала про них, когда ждала тебя в день финального матча. Помнишь? Ты отбывал наказание у Снейпа. — Конечно, Гарри помнил тот день. И отнюдь не из-за наказания. — Альманахи это своего рода дневники целого рода. Хранятся в чистокровных семьях столетиями, чтобы дети помнили о своих предках, знали, как они жили, и ценили свое происхождение. Сюда заносили самые важные события типа обручения, свадьбы, рождения детей, а когда дети подрастали, передавали Альманах дальше, старшему сыну. Вот почему он смотрится таким древним, несмотря на чары. Чем древнее род, тем старше книжка. Со временем обычай, как и многие другие, перестали соблюдать, и подростки, получая дневник, начинали использовать его как свалку для своих переживаний.

— Джеймс поступал именно так, — подхватил Ремус. — Флимонт прислал ему Альманах вместе с часами на совершеннолетие, и буквально через неделю он демонстративно отдал его Сьюзен. Ты видел тот день, Гарри… когда Лили пригрозила рассказать всем про то, чем мы промышляем в полнолуние. Я ни разу до этого не видел Джеймса таким разъяренным, даже когда мы продули Равенкло на четвертом курсе. Сириус думал, что он злится из-за ее угрозы, — Ремус невесело фыркнул и покачал головой. — Он злился, потому что Лили снова оказалась сильнее ярости в его голове. Что даже этот ее поступок не смог отвратить Джеймса от нее. Он хотел этого, — Гарри показалось, что Люпин говорит сам с собой. — Хотел прекратить думать о ней. Наверное, Джеймс думал, что, отдавая Альманах Сьюзен, сжигает за собой мосты. Все-таки Альманах — это наследие. Сьюзен тоже так думала. Считала этот дурацкий, по-детски отчаянный жест чуть ли не предложением. Джеймс ни о чем таком даже не помышлял.

— А почему страницы вырваны? — тихо спросила Гермиона, возвращая его к теме. — И как он оказался у Филча?

— К концу нашей учебы Альманах вернулся к Джеймсу. Однажды мы попались, когда бродили по замку ночью, и Филч велел вывернуть карманы. Забрал и карту, и Альманах. У нас оставалось всего пара недель до выпуска, так что… — Он развел руками.

Гарри заметил, что Ремус деликатно обошел первую часть вопроса Гермионы, и задал его еще раз.

— Это не очень красивая история, — поморщился Люпин. — Не знаю, как я поступил бы на месте Джеймса. Не мне говорить о благородстве поступков. — Похоже, его все-таки терзали мысли о Тонкс. — Джеймс очень долго тянул, прежде чем расстаться со Сьюзен, надеялся, что та сама все поймет. И дотянул до того, что она застала их с Лили во время… словом, сцена была красноречивая, не оставившая места для иллюзий. На следующий день она отдала Джеймсу Альманах и заявила, что он пользовался ею все то время, что они встречались. Слово за слово, разгорелась ссора… Джеймс никогда не считал нужным держать эмоции при себе… и когда речь зашла про тетрадь — Сьюзен выкрикнула, что считала ее чем-то вроде общего фотоальбома, — он в порыве злости открыл Альманах, выдрал страницы, которые она использовала, и швырнул ей.

— Но ведь именно эти страницы нам и нужны, — досадливо застонала Гермиона. — Ты не знаешь, куда они могли деться, Ремус?

— Они остались лежать на полу, так что куда угодно. Скорее всего, эльфы нашли их и выбросили, как любой другой мусор. Они же пустыми были, на первый взгляд.

— Очередная пустышка, — разочарованно выдохнул Гарри, перелистывая Альманах.

— Говорят, такие штуки позволяют в них даже жить.

Рон появился на пороге кухни бесшумно. Все трое подскочили, услышав его голос.

На секунду он снова превратился в пятикурсника, который выиграл финальный матч по квиддичу. Он мечтательно ухмыльнулся, взъерошил себе волосы, послюнявил палец и принялся оттирать пятно с носа, силясь рассмотреть свое отражение в начищенном до блеска подносе.

Гарри представил, как соблазнительна идея оказаться сейчас где-нибудь в Хогвартсе пятидесятых, когда Гриндевальд уже повержен, а Волдеморт еще не развернулся в полную силу. Снова ходить на занятия и думать о том, что в будущую субботу очередной матч.

— Если владелец постарался, конечно, и записал все подробно, — добавил он и насупился, встретив недоверчивый взгляд Гермионы: — Чего? У Билла есть такой, я в детстве любил наблюдать, как он заполняет страницы. Он, правда, говорил, что мне еще рано такое смотреть, — Рон хохотнул.

— В любом случае, я бы выяснила, что там, — стояла на своем Гермиона. — Если Альманах передавался из поколения в поколение, есть вероятность, что кто-то из предков Гарри мог бывать в гостиной Равенкло, или в Выручай-комнате, или в каком-нибудь чулане, о котором мы не знаем или который замуровали до нашего рождения.

— И именно в этом чулане леди Равенкло забыла когда-то свою диадему, — не сдержался Гарри. Рон прыснул. Гермиона, кажется, надулась. — Ладно-ладно, есть идеи, как его прочесть? — он с надеждой глянул на Ремуса.

— Нужно написать на форзаце пароль, — со знанием дела сообщил Рон. — Может, название любимой команды твоего папы?

— «Паддлмир Юнайтед», — подсказал Люпин с таким видом, будто заранее знал, что номер дохлый. Страницы не шелохнулись. — Попробуй лучше день рождения Лили, — уже увереннее предложил он.

Гарри почуял, как по затылку пробежал холодок, и с трудом заставил себя признаться:

— Я не знаю, когда… — но Ремус уже отнял у него перо и накарябал цифры сам. Безрезультатно. Однако Гарри это навело на дельную мысль, и она же пришла в голову Ремуса:

— А что, если… — Он вывел всего две буквы: «Л.Э.» и, когда на первом листе после вырванных появились очертания нарисованного снитча, ухмыльнулся: — На пятом курсе черновики Джеймса были весьма узнаваемы.

Страницы дрогнули, как лепестки кувшинки на рассвете, будто ожили после длинной ночи.

— Отлично, Ремус! — завопил радостный Рон. — Ну вот, теперь если Финеас будет вредничать, мы засунем его туда, где он был еще жив. Пусть испытает на себе, какой он говнюк.

Гермиона закатила глаза.

— Теперь, когда мы его открыли, еще больше жаль, что нужные страницы не сохранились.

Гарри обнял ее и шепнул на ухо:

— Слушай, это ведь неплохая идея, сбежать туда. А то мне постоянно кажется, что Рон нас слышит.

Кто бы мог подумать, что через пару лет им все же придется воспользоваться этим эвакуационным выходом.