Антарес Блэк и ящик Пандоры (джен)

До слизеринских подземелий Антарес добрался с трудом, однако без происшествий. Лишь Оминис тихо хмыкнул, ничего не сказав, когда юноша ввалился в спальню, из последних сил преодолев заключительную часть пути и тяжело рухнув на кровать. Интерпретировать как-либо реакцию однокурсника было сложно из-за абсолютно отсутствующего взгляда бледных глаз, однако отчего-то Блэк не сомневался. Он — понял.

Более-менее оправился Антарес лишь на следующий день, к вечеру пятницы. Могли бы помочь кое-какие специфические зелья, но, спасибо дракону, под рукой их больше не было. Целительские чары же… приносили некоторое облегчение и ослабляли симптомы, но в данном случае они не были панацеей.

И он вновь пропустил Заклинания, вяло отмахнувшись от Сэллоу, по доброте душевной попытавшегося разбудить его перед завтраком. Систематические пропуски этого предмета уже становилось нехорошей традицией. Впрочем, судя по всему, на старших курсах за посещением занятий следили чуть менее строго. Самое главное не наглеть с прогулами, сдавать все работы вовремя и быть в состоянии ответить на вопросы преподавателя по пройденной теме, либо продемонстрировать необходимые навыки владения магией. И, конечно, не завалить экзамены.

В конце концов Блэк заставил себя оторвать собственное тело от кровати и добраться до библиотеки. Раз профессор Эверкотт отказалась ему помогать, стоило поискать информацию самостоятельно. Конечно, это займет куда больше времени… Но иных вариантов, увы, не было.

Хранилище ценных (и не очень) знаний поражало размерами. Огромный зал был разделен на два яруса: основной, нижний, и еще две галереи с рядами стеллажей наверху. Здесь было уютно, тихо, пахло пылью и ветхими пергаментами. И чем-то еще, таким знакомым, но трудно уловимым. Блэк с наслаждением втянул носом воздух и медленно выдохнул. Запах старых книг он любил не меньше, чем запах крови.

Спустя несколько часов Антарес готов был признать, что задача еще сложнее, чем казалась изначально. В библиотеке существовал каталог, более-менее способный удовлетворить стандартные ученические запросы, однако почти бесполезный в его случае. Естественно, ни в одной из обычных доступных рукописей, свитков и публикаций, посвященных рунам, не было ничего о символе, связанном с таинственной силой. Найти же что-то о загадочной древней магии вообще, никак не конкретизируя свой запрос (хотя бы указав раздел) было еще тяжелее. Он знал несколько поисковых заклинаний, теоретически способных помочь, но по большей части они или не срабатывали, или давали не слишком полезный результат. В конце концов юноша, набрав стопку тяжелых старинных фолиантов, взобрался наверх по одной из винтовых лестниц в надежде обрести уединение в каком-нибудь самом дальнем уголке второго яруса. До отбоя оставалось еще пара часов — стоило потратить их с пользой.

Устроившись в мягком кресле рядом с небольшим столом и обложившись книгами, Блэк приготовился к долгой процедуре поиска информации. Снаружи давно стемнело — за окном шотландский холодный вечер царапал косыми струями дождя мутное стекло. Лишь дрожащий рыжий огонек настольной лампы разгонял мягкий бархат мрака, окутывающий помещение.

Бегло пролистав уже пятую по счету книгу, Блэк с тяжелым вздохом провел ладонью по лицу и захлопнул очередной бесполезный труд какого-то волшебника шестнадцатого века, витиеватым языком рассуждающего о судьбе и иных философских вопросах. Вся польза от его опуса — ссылка в пару строк на работу еще более малоизвестного исследователя, судя по всему, когда-то столкнувшегося с некими таинственными и неизведанными силами и вынужденного просчитывать сложный ритуал для получения желаемого с их помощью.

Попытавшись отыскать искомое сочинение, Антарес столкнулся с иной проблемой — в каталоге то значилась, как относящееся к потенциально опасным и подлежащим хранению в запретной секции. Как и парочка также найденных по подобным упоминаниям ранее. Юноша раздраженно закатил глаза. Честное слово, неудивительно, что современное магическое сообщество не интересуется ничем, кроме модификаций бытовых заклинаний и нишевых исследований вроде «десять способов использования перьев болтрушайки в косметических зельях». По его скромному мнению, глупцы, презревшие правила техники безопасности и заигравшиеся со слишком темной, коварной или сложной магией нанесли бы британским волшебникам куда меньший ущерб, чем запреты всего подряд. А смерть или непоправимые травмы идиотов, жаждущих получить все и сразу, не особо напрягая мозги, тем более не стоили внимания и были скорее даже полезны.

От мрачных мыслей его отвлек внезапный шум, неожиданно донесшийся из-за ближайшего стеллажа, тут же дополнившийся тихим женским вскриком и приглушенной бранью. Блэк, так и не открыв шестой по счету талмуд, с радостью принял решение поддаться собственному любопытству. Тихо поднявшись с кресла, он бесшумно обошел преграду в виде высоких полок и заглянул в соседний раздел, почти не отличающийся от только что покинутого им — стол для чтения, светильник, кресло… Книги.

И нос к носу столкнулся со смутно знакомой девчонкой в гриффиндорской мантии и больших круглых очках. Пышное каре ее кудрявых волос странно пепельно-русого оттенка, будто тронутого легким серебром, сейчас растрепалось в живописном беспорядке, крайне миловидный широкий овал лица с острым подбородком исказился гримасой негодования, маленькие тонкие губы изрыгали ругательства, пока их хозяйка спешно пыталась затолкнуть в сумку книги, судя по всему внезапно обретшие некое подобие собственной воли и самосознания. Впрочем, действия ее были не слишком успешны — Антарес, с удивлением наблюдая за этой сценой, увидел, как парочка особо непокорных выскользнули из рук девушки и, хлопая обложкой на манер крыльев, решительно набрали высоту, взлетая под самый потолок. Реакция его не подвела — не успели мятежные издания распробовать вкус свободы, как тут же оказались приманены мастерским Акцио, приземлившись точно в руки Блэка.

— Кажется, у вас проблемы, мисс Блюм? — Антарес, вспомнив, наконец, как зовут гриффиндорку, насмешливо ухмыльнулся и ухватил добычу покрепче, небрежно прижав подмышкой и контролируя ладонью левой руки все попытки вырваться, — Похоже, вам требуется помощь?

Крессида (что за странное имя!), гневно сверкнув большими глазами за стеклами круглых очков, нахмурилась, невольно перенимая издевательски-официальный тон:

— Нисколько. От вас — никакой.

Блэк подавил желание облизнуться, лениво опершись плечом о стеллаж и прокрутив в пальцах палочку отточенным движением. Он никак не мог решить, чего ему хочется больше — притвориться милым, налаживая отношения, или довести эту девчонку до белого каления, чтобы распробовать ее чистую, насыщенную до крайнего предела ярость на вкус.

— Ах, простите мне мою непонятливость. Судя по всему, все идет так, как было задумано. Тогда, возможно, мне следует отпустить ваших питомцев?

Антарес сделал вид, что готов разжать руку, ослабив хватку. Книги тут же, почуяв мнимое попустительство, забились, усердно пытаясь освободиться.

Гриффиндорка дернулась, резко подавшись вперед:

— Нет! Отдай!

Тут она немного смутилась, добавив:

— Пожалуйста.

Блэк, иронично сощурившись, убрал палочку и аккуратно протянул заколдованных бунтовщиков хозяйке, удерживая на весу железной хваткой:

— Как пожелаете.

Я попробую побыть милым. Наверное. В конце концов, с точки зрения долгосрочного планирования это явно будет правильней.

Как только руки владелицы коснулись собственного имущества, оное задергалось еще яростней. Антарес тяжело вздохнул, и, подобрав валяющуюся рядом сумку, расстегнул и аккуратно приоткрыл ее так, чтобы уже находящиеся внутри книги и тетради не выпорхнули наружу. Крессида, пытаясь втиснуть в нее те самые злосчастные непокорные экземпляры, явно разрывалась между благодарностью и неприязнью.

Блэк, засунув руку внутрь, чтобы ограничить свободолюбивые порывы содержимого, не смог удержаться от очевидного вопроса:

— Прошу прощения за назойливость, однако не могу не поинтересоваться причиной столь любопытного поведения ваших учебных материалов.

Гриффиндорка, не смея оторваться от увлекательного процесса, издевательски поджала губы, окончательно принимая правила игры. Похоже, ее одновременно раздражала и забавляла чванливая нарочитость беседы:

— Тогда я, в свою очередь, не могу не отметить… — она досадливо попыталась сдуть кудрявую прядку с лица, забившуюся под очки, — …что это не ваше собачье дело!

Антарес в ответ лишь едва заметно скривился:

— Вы злитесь. Возможно ли будет предположить, что причиной тому послужила моя спорная с точки зрения общепринятой морали выходка с мистером Прюэттом?

Он поймал ее взгляд. Это был важный вопрос. В конце концов, она с Гриффиндора. Кому, как не ей, знать о том, кто именно на факультете оказался той самой наглой маленькой крысой, из-за которой у него сейчас больше проблем, чем могло бы быть? Это точно не Лестранж и не Берк — если говорить о Слизерине — первый не удержался бы от злорадства, а второй вряд ли стал предпринимать что-то подобное без настоятельной рекомендации Гектора. Конечно, оставался шанс, что до Финеаса дошли просто сплетни, но… в любом случае стоит проверить. Антарес мог читать мысли этой Блюм, как открытую книгу, однако для того, чтобы добыть информацию, было желательно, дабы она подумала или хотя бы вскользь вспомнила о необходимой теме.

Девушка фыркнула:

— Какой догадливый! И что же, вы хотите сказать, что придерживаетесь иных правил, отличных от общепринятых?

Блэк вновь улыбнулся, искренне постаравшись сделать собственную ухмылку менее едкой:

— О, дорогая мисс Блюм. Я не придерживаюсь. Я презираю любые правила. Рамки дозволенного, границы магии, пределы человеческого разума… Я ставлю под сомнение идеалы, отрицаю привычные понятия возможного и невозможного. И, будьте уверены, я делаю это сознательно.

— Не буду спорить — ваш подход интересен, но он имеет свою цену, не так ли? — Крессида в ответ ехидно дернула бровью.

Она и правда знала. Антарес с энтузиазмом погрузился в ее разум еще глубже, выстраивая цепочки смыслов и ассоциаций, направляя чужие мысли по необходимому ему маршруту. Спустя лишь мгновение реального времени (и гораздо больше — субъективного) он получил ответ на незаданный вопрос. Весьма очевидный ответ, надо сказать — это было даже как-то… скучно. Натсай Онай действительно оказалось недостаточно простого предупреждения. Он сморгнул и отвернулся, прерывая зрительный контакт.

— Безусловно. — Пауза в диалоге вышла слишком незначительной, чтобы гриффиндорка могла придать ей какой-то смысл, — Однако, подумайте вот о чем. Каждый, абсолютно каждый волшебник в Хогвартсе в частности — и в Британии вообще — имеет при себе волшебную палочку. Инструмент, который можно использовать для укладки волос, а можно — как оружие. Любой маг априори вооружен и, при желании, весьма опасен. При таких обстоятельствах четкое понимание того, что, как и кому ты говоришь, может оказаться жизненно важным. Мистер Прюэтт, ко всеобщему сожалению, оказался этого понимания лишен. И, на мой вкус, несколько дней в больничном крыле не самая большая цена — иные могли бы не поскупиться на заковыристое проклятие или что-нибудь поизощренней и пострашнее — если бы полагали, что их не поймают, конечно.

Блэк не мог мысленно не отметить забавную иронию собственных слов. Он отлично осознавал, что и когда не следует произносить или делать, однако регулярно абсолютно сознательно пренебрегал этим правилом в угоду собственным принципам. Или же — в качестве развлечения. Лишь немалая выгода либо катастрофические последствия могли заставить его задуматься о том, чтобы держать язык за зубами, а нрав — в узде.

— Любопытная точка зрения. — Крессида, не без помощи Антареса, наконец с трудом смогла застегнуть пряжку на брыкающейся сумке, — Знаете… Я, как ни странно, вполне могу вас понять. Леандеру действительно не стоило говорить… то, что он сказал, это звучало оскорбительно. Понять — но не одобрить. Мне кажется, вы все же переборщили с ответной реакцией, мистер Блэк. Произошедшее выглядело не справедливой карой, а издевательством.

Ох, ну ради Мерлина! Конечно же, это и было издевательством — от начала и до конца.

Антарес, только что покопавшийся в ее голове, с уверенностью мог сказать, что, на самом деле, девушка злится меньше, чем хотела показать изначально. Да, она не в восторге — и не удивительно — однако подсознательно вполне готова была бы сменить гнев на милость. Он не трогал ее лично, лишь наоборот, помог, а Леандер ей не был другом — только однокурсником. В таком случае желание придерживаться верной с точки зрения морали позиции часто весьма поверхностно и как правило не подкреплено достаточным стимулом. Первая реакция отторжения оказалась закономерна — после произошедшего один наглый слизеринец в первую очередь представлялся ей небезопасным человеком.

Блэк вновь серьезно посмотрел девчонке в глаза, уже больше скорее ради психологического эффекта, чем использования легиллименции:

— Справедливость условна и субъективна. По сути, никто из нас не был прав, если говорить об этике и привычных в человеческом обществе нормах поведения. И, одновременно, мы оба имели причины действовать так, как действовали. Назначать правых и виноватых в данной ситуации не имеет смысла. И ни в коем случае я не считаю себя тем, кто может определять ту самую справедливость наказания, в отличии от многих недалеких… индивидуумов, полагающих, что абсолютно точно знают, как именно должны вести себя окружающие, и готовых втиснуть в прокрустово ложе своих представлений о верном и неверном всех и каждого.

— На первый взгляд звучит разумно. Однако, — гриффиндорка лукаво сощурилась, — думаю, я не ошибусь, если предположу, что, отринув оценочный окрас поступков, в том числе и ваших, вы действуете исходя лишь из собственных, порой несомненно эгоистичных, желаний и представлений о выгоде?

Блэк не ответил ничего, лишь, небрежно присев на краешек стола, тихо хмыкнул, все еще не отводя взгляда. Теперь ему было интересно. Крессида легонько пнула никак не желающую угомониться сумку, видимо в надежде, что это привьет той немного такта, и продолжила:

— Занятный вы человек, мистер Блэк. Считаете своим врагом весь мир, и не просто ставите себя в оппозицию к нему — нет. В минуты ярости вы готовы сжечь его дотла вместе со всем человечеством, а в момент спокойствия — подпалить ради забавы, просто чтобы понаблюдать за процессом разрушения и агонии. Любопытно, но не могу не отметить, что подобное даже… подкупает своей агрессивной непримиримостью, несмотря на абсолютную порочность такого подхода.

А она хороша… Острый ум — самое ценное для человека качество.

— Мисс Блюм, обещаю, что, если вдруг я захочу предать огню целую планету, персонально вас я избавлю от неприятной участи быть сожженной пламенем моей ненависти. Людей, умеющих пользоваться своими мозгами, слишком мало, чтобы поступать с ними так необдуманно. И, в конце концов, в чем смысл уничтожать мир, если после никто не прочтет тебе нотаций о том, насколько это было аморально?

Гриффиндорка, закатив глаза, буркнула:

— Весьма польщена, — Несмотря на несколько едкий тон, Антарес почувствовал, что она и правда польщена, — Честное слово, эта манера общения начинает раздражать. Мы не на приеме. Можно обращаться ко мне просто по имени. И да, насчет книг. Я всего лишь пыталась придумать заклинание, которое сможет уменьшить их вес. К сожалению, те, что мне известны, слишком часто конфликтуют с библиотечными чарами сохранности, а также всякими прочими — от пыли, от повреждений — и все такое.

— Тогда я — просто Антарес. — В этот раз Блэк улыбнулся вполне искренне и даже без так привычной ему насмешки, — Не ошибусь, если предположу, что при составлении было использовано описание свойств чего-то легкого, вроде пера, а перья слишком тесно связаны с птицами, птицы с понятием полета — и теперь все учебники с тетрадями норовят взмыть в небо, будто им там медом намазано?

— Ага, — девушка вздохнула, — Мадам Пергамм мне бы голову открутила, но я не смогла удержаться и не проверить еще один вариант формулы. Я слишком люблю выдумывать что-то новое. Не все от этого в восторге…

Юноша беззлобно фыркнул:

— Никак не могу взять в толк, почему цвет твоего галстука не синий.

— Потому что гениальный ум — не единственное мое достоинство? — иронично парировала Крессида.

— Похоже, что так, — Антарес рассмеялся, — Что же до заклинания облегчения веса… Я бы посоветовал опираться концепцию гравитации в целом, а не использовать костыли в виде чего-то, присущего определенным, понятийно более узкими вещам.

Девушка, еще несколько минут назад так жаждущая покинуть библиотеку, избавившись от общества одного сомнительного слизеринца, на мгновение замерла, а после, видимо, что-то решив для себя, элегантным пинком запихнула сумку под стол и резко приземлилась в кресло.

— Это будет сильно сложнее. Хотя и не лишено смысла. Если так подумать… — Она досадливо поморщилась, — Большая часть самых ходовых, удобных и хорошо сочетающихся друг с другом чар, кажется, составлены похожим образом. Не множество уточняющих друг друга частных смыслов, но один, связанный с основополагающим явлением, образом или физическим законом. Репаро, Арресто моментум — время, Глациус, Инсендио — температура, даже, внезапно, Экспеллиармус — хотя, казалось бы. Он выбьет у тебя из руки не только палочку — нет, вообще все, что может считаться оружием — будь то нож или даже карандаш.

— Потому что использует общую идею агрессии, — подхватил Антарес, — причем — агрессии имеющей свои особенности, характерные именно для людей. Существующей еще с тех пор, как в первый пещерный человек взял в руки палку не для того, чтобы расколоть орех, а с целью избить соседа до смерти.

Крессида, откинув голову на высокую спинку мягкого кресла, приподняла бровь в удивлении:

— Ух ты. Неужто теория господина Дарвина? Неожиданно, Блэк. Мне казалось, что большинство волшебников — особенно… из старых семей — слишком консервативно и высокомерно относятся к подобным новомодным воззрениям. Тем более столь недавно распространившимся среди простецов, большинство из которых сами считают это ересью.

Интересно, а откуда вообще ты сама об этом знаешь? Необычно… Впрочем, это сейчас не важно.

Антарес коротко кивнул:

— Все так. Однако воспринять такие вещи некоторым из нас гораздо легче, потому что христианская религия, хоть и пустила корни в магическом сообществе, не имеет здесь слишком большого влияния. Большая часть чистокровных верующими никогда не были. И не будут. Так что загвоздка лишь в том, что это придумали магглы. Но наука есть наука. Мы с ними смотрим на многие вещи с разных точек зрения, и это лишь придает оным объема. В конце концов, если глядеть сверху — цилиндр будет казаться кругом, а если сбоку — прямоугольником.

— Боже мой, магглолюбство в семье Блэк! — девушка насмешливо хмыкнула, — я точно не сплю?

Какой же был скандал, когда эльф Энтони обнаружил недостаточно хорошо спрятанные «глупые сочинения простецов» прямо в оплоте благороднейшей и древнейшей семьи. Объяснять отцу свою точку зрения, разумеется, оказалось совершенно бессмысленно… Блэку-младшему же просто было интересно. Он читал все, до чего мог дотянуться. Разрешенное, запрещенное, обычное, волшебное, простое и сложное, вытащенное из лондонских библиотек или найденное дома…

— Можешь написать в «Ведьмин досуг», — ехидно отозвался Антарес, — уверен, за такую сплетню они заплатят тебе не меньше галлеона. И есть большая разница между тем, чтобы любить магглов и пользоваться плодами их интеллектуального труда.

Антарес не стал вдаваться в подробности, но не смог не подумать об очевидных фактах. Это простая арифметика. Если условно представить, что на каждую тысячу волшебников рождается один гениальный, то в Британии их можно будет пересчитать по пальцам, а в мире наберется несколько сотен. Если же брать обычных людей… Их банально больше, соответственно, применив те же расчеты к ним, мы получим полтора миллиона. Конечно, эти цифры далеки от реальности, ибо слишком умозрительны, но принцип понятен. Разумеется, большую роль играет доступность образования и возможность думать о чем-то, кроме выживания и добычи пропитания, с чем у магглов все еще есть большие проблемы. Но последнее время сложно не заметить некоторое тенденции… Эра прогресса движется по планете семимильными шагами, увлекая за собой все человечество с неумолимостью разогнанного до предельной скорости локомотива. И магический мир рискует остаться на обочине истории.

— Однако, — продолжил Блэк, — не стоит обманываться. Если когда-либо по-настоящему встанет вопрос: «магглы или мы», я без колебаний буду настаивать на радикальных мерах. Выживает сильнейший, в этом вопросе сантименты излишни и явно вредны.

— Ага, — недовольно буркнула гриффиндорка, — люди недалеко ушли от животных, в природе нет место жалости и все такое. Я уловила твою мысль. Впрочем, кажется, мы слишком сильно отклонились от изначальной темы заклинаний.

Антарес легким движением аккуратно спрыгнул вниз с облюбованного им библиотечного стола и, заложив руки за спину, обернулся к Крессиде:

— Если хочешь, могу помочь с расчетами. Свежий взгляд иногда бывает полезен. А мне страсть как интересны подобные вещи.

Крессида кивнула, едва заметно улыбнувшись:

— Я была бы вовсе не прочь. Но для этого сначала нужно достать обратно и расколдовать мой блокнот с заметками.

Блэк против воли вновь рассмеялся. Кто бы мог подумать, что случайная встреча в библиотеке принесет ему столько неожиданных впечатлений…

* * *

Утром воскресенья Антарес вновь проснулся рано. Слишком рано — сокурсники все еще блаженно посапывали в своих постелях, наслаждаясь главной прелестью выходного дня — возможностью никуда не спешить. Завтрак сегодня начинался на полтора часа позже, и большая часть Слизерина с упоением пользовалась шансом не выползать из-под одеяла как можно дольше.

Впрочем, и в раннем подъеме были свои плюсы — туалетная комната для мальчиков радовала своей пустотой. Никаких очередей к кабинкам. Никакой толкотни. Никаких галдящих младшекурсников, ни с того ни с сего решивших устроить водную битву при помощи только что разученных заклинаний контроля жидкости. Юноша, подойдя к умывальнику, привычно открыл кран на максимум и, склонившись над чашей, окатил лицо парой горстей ледяной воды, дабы прогнать последние остатки утренней сонливости.

Блэк любил и ценил тишину и одиночество, и сегодня в уборной его приветствовал лишь равнодушный холод каменных плит, молчаливая полированная медь смесителей и труб и неестественно-желтый свет тусклых бра. Даже зеркала, что обычно не прочь поболтать со студентами, молчали. Они не заговорили с ним ни разу за последние несколько дней. И Антарес, кажется, понимал, почему. Он, разогнувшись, откинул мокрые пряди волос со лба и уставился на свое отражение. Оно казалось обычным. Но… стоило присмотреться, пристально, не отводя взгляда, и тот невольно цеплялся за странные детали, наслаивающиеся, умножающие друг друга и с каждой секундой усиливающие чувство безотчетного подсознательного страха…

Длинные чернильные тени от светильников за спиной, глубиной с бездну. Белоснежно-мраморные стены, исчерченные пульсирующими в такт биению сердца тревожно-алыми прожилками. Бледное лицо — гладкое и абсолютно сухое, будто нет на нем мелких капель, медленно стекающих вниз, щекочущих шею. Черный обсидиан глаз, в глубине которого прячутся лишь пугающе нечеловеческие холод и безразличие, смешанные с обжигающими искрами страстного безумия. Старый шрам от виска до подбородка. Жестокий, уродливый. Темно-красные пятна на щеке. Блэк медленно провел пальцем вдоль рваной раны и с трудом удержался от того, чтобы облизнуть его. Интересно, восемь лет назад кровь на вкус была такой же? Это было давно... Когда ему было семь, мать впервые решилась сорвать собственную злость от неоправданных ожиданий именно таким образом.

Антарес сморгнул. Он знал, что на его коже больше нет ни единого следа давнего инцидента. А зеркало… Зеркало путалось в том, что было, что есть или могло бы быть, сбитое с толку перекроенной сутью и тяжелой, подавляющей силой, истекающей сквозь хрупкое человеческое тело.

Блэк и сам начал видеть изменения в себе, в собственном восприятии, в привычных и давно знакомых мелочах… Это было странно. Однажды он осознал, что буквально чувствует каждое заклинание, магический предмет или даже отголоски чужого колдовства, творимого рядом. Так же, как давным-давно научившись различать на вкус людские эмоции и мысли, нынче он мог распробовать магию. После нескольких экспериментов, сосредоточившись, он был в состоянии уловить ее насыщенность, плотность, направленность, эмоциональный и смысловой окрас. Его разум автоматически раскладывал полученные ассоциации на составляющие, улавливая заложенный в чары эффект. И это было прекрасно. Перед ним будто открылся новый, совершенно неизведанный и такой манящий мир.

Блэк хорошо ощущал собственную силу, с самого детства — впрочем, имея огромные проблемы с ее использованием. В ранние годы наличие оной для него было столь естественно и столь бесполезно, что он даже не задумывался о том, что это и почему оно существует, и тем более не считал подобное явление достойным упоминания. Лишь после первого, крайне позднего выброса, Антарес осознал, что его волшебство всегда было с ним, просто он никогда обращал на него внимания. Как каждый день проходишь мимо странной декоративной штуки в углу комнаты, которая стоит там годами, никому не нужная и почти сросшаяся с полом. А потом внезапно узнаешь, что у нее есть собственное назначение и крайне важная функция, вроде защиты дома от несанкционированной аппарации.

Чужая же магия в течение жизни воспринимались им как отзвук, непонятное эхо чего-то трудноуловимого, и в то же время такого близкого, что почти сливалось с его голосом его собственной. И только сейчас Блэк осознал, что просто неправильно слушал. Древняя сила буквально заставила его себя по почувствовать. Из-за того, что в банковском хранилище ее было достаточно много — больше, чем в футляре — она не то, чтобы раздвинула границы восприятия… Нет, скорее принудительно указала путь, по которому нужно идти. Пятнадцать лет он как будто бился головой в закрытую дверь. А надо было всего лишь повернуть ручку.

Иронично, но даже после начала обучения Антарес вовсе не сразу выяснил, что большая часть волшебников очень часто почти не ощущают никакие чары, ни свои, ни чужие, полагаясь в основном на точное воспроизведение формул и некоторый базовый минимум понимания того, как именно работает их дар и как заставить его совершить все необходимое для конкретного воздействия на мир.

Именно поэтому, например, разрушитель проклятий — опасная и тяжелая работа, требующая в первую очередь немалого опыта и знаний. Потому что для того, чтобы идентифицировать неизвестное заклинание, обычно приходится пользоваться вспомогательными средствами — диагностическими формулами, специально подобранными рунными комбинациями или, порой, артефактами и даже ритуалами.

Если же ты сам, без каких-либо дополнительных инструментов, буквально с закрытыми глазами, «наощупь» можешь отличить Люмос от Левиосы… О, при достаточной теоретической подкованности и наличии истовой жажды познания подобное открывает очень много дверей. Более того, Блэк тешил себя надеждой, что именно это поможет ему разобраться с его проблемой нестабильной магии.

Зеркало, не выдержав пристального взгляда, пошло рябью и треснуло с печальным звоном. На гладкой поверхности, покрытой сетью осколков, не отражалось больше ничего. Антарес досадливо фыркнул и, подхватив полотенце, отправился в сторону душевых. Сегодня предстояло еще много дел.

Разделавшись с утренней рутиной, он неспешно направился в сторону облюбованного им местечка в часовой башне. Стоило разобраться, наконец, с добычей, с таким трудом вынесенной из банка. Обновив трансфигурационные заклятия на мебели, Блэк приземлился в желтое глубокое кресло с высокой спинкой и позвал эльфа. Пока маленький слуга совершал марш-бросок до кухни за кофейником, юноша превратил старый изъеденный молью ковер в маленький столик, ради развлечения добавив чары анимации. Новый предмет интерьера, просеменив поближе изящно выточенными деревянными птичьими лапами, покрутился вокруг и преданно застыл по правую руку.

Лишь когда кофе, полностью покинув временный приют, обретенный им в белой тонкостенной фарфоровой чашке, был выпит, а последний тост, идеально-равномерно намазанный тонким слоем малинового джема — съеден, Антарес наконец натянул левую, пустую защитную перчатку. И аккуратно извлек из вывернутой правой на свет загадочный медальон, вытряхнув тот точно на начерченный на куске пергамента экранирующий рунный круг. В этот раз он подготовился лучше, специально заглянув в отдел библиотеки, посвященный разрушению проклятий. Даже несмотря на то, что большая часть самой стоящей информации по этой теме также хранилась в запретной секции, кое-что пригодное для использования можно было найти и в открытом доступе.

Вещица была странной, похожей на большую объемную металлическую каплю, декорированную вензелями. Блэк с трудом представлял, что кому-то придет в голову надеть его на шею. Однако тонкое колечко для цепочки ясно намекало на то, что это и правда задумывалось, как украшение.

Легко узнаваемый уже символ, выгравированный на одной из сторон, пульсировал знакомой силой, но юноша бросил на него лишь беглый взгляд. Гораздо больше его интересовал текст, тонкой змейкой опоясывающий исследуемый предмет. Как там сказал тот человек из воспоминания? Нужно прочитать эту фразу? Нет уж, просто так, наобум, странные слова на непонятной магической штуке рискнет произнести лишь самый глупый из магглов.

Когда стандартные заклинания диагностики вновь не дали никакого результата, Антарес вздохнул, откинулся на спинку кресла и прислушался к себе, пытаясь расширить собственное восприятие, охватить им неизвестный артефакт, прочувствовать его суть, тесно сплетенную со смыслом наложенных чар. Это все еще было сложно. И… непривычно. Лишь спустя минут сорок он смог расшифровать общие модули ассоциаций, использовавшихся при зачаровании. Старик и правда не наврал. Вещь не несла угрозы. В ней было что-то, связанное с сокрытием, двойственным состоянием (и вторая ипостась также явно имела лишь безопасную утилитарную функцию) и легкие чары свернутого пространства, способного удержать в себе лишь нечто небольшого размера. Но это — только первый слой. Самое ядро же отвечало за поиск и указание пути.

Да неужели? Действительно никакого обмана? Никаких проклятий, активной защиты, ловушек разума, порталов, ядов и зелий, злобных потусторонних сущностей и магических контрактов, подвязанных к конкретным словам… Фраза явно ключ к смене облика предмета и развертыванию пространственных чар, а внутри… Что? Клубок с нитью Ариадны? Карта?

Можно было бы попросить Тикки прочесть, но тот — лишь эльф. Разумеется, он не знал латыни (а именно на этом языке было написано короткое предложение), читать умел, но не слишком хорошо и скорее всего наделал бы кучу ошибок в произношении, что, возможно, привело бы к непредсказуемым результатам. Или просто ничего бы не сработало.

Блэк задумчиво потер переносицу. Он вспомнил свои мысли, рассуждения и последовавшие за ними события, произошедшие в этом же самом месте меньше недели назад, и почувствовал нечто схожее с дежавю. Ладно. Сейчас он действительно лучше понимает, что из себя представляет очередная странная штуковина. Антарес Блэк не из тех, кто не умеет учиться на собственных ошибках. Конечно, всегда есть шанс, что что-то не было учтено… Но вероятность достаточно невелика. Неизвестная опасность может ждать его скорее там, куда приведет этот предмет, а не в нем самом.

Антарес глубоко вдохнул, выдохнул, вынул зачарованное украшение из экранирующего круга и громко, четко — даже с выражением — произнес короткое предложение на латыни. Смысл его был прост и незатейлив, если переводить на английский, вышло бы что-то вроде «я, по праву владеющий знанием, желаю увидеть путь».

Тщательный анализ не подвел. Медальон раскрылся, словно цветок, острые края металлических лепестков пожелтели, став мягкими на ощупь, в ту же секунду превращаясь в сложенные уголки пергамента. Те развернулись сами собой, оказавшись достаточно большим прямоугольником не очень подробной карты. Блэк, расстелив ее на коленях, вгляделся внимательнее. Он видел пару схематично изображенных башен, лестницы… Судя по нескольким подписям, сделанным каллиграфическим почерком, это, внезапно, была часть Хогвартса. Похоже, в подземельях, но достаточно далеко от Слизеринской гостиной. И вообще от каких-либо значимых для среднестатистического студента мест. И где-то здесь… Антарес провел пальцем по шероховатой поверхности своего трофея. Магия откликнулась, внезапным ознобом прохватив тело. Блэк почти увидел ее темное холодное пятно, расположенное в самом центре переплетения чернильных линий.

Юноша мысленно хмыкнул. Он, естественно, еще не облазил замок сверху до низу, чтобы легко найти вход. Это может занять время. Или… Неожиданная мысль, пришедшая в голову, требовала срочного воплощения.

— Тикки!

Появившийся в следующее мгновение эльф склонил голову в поклоне, привычно уставившись в пол.

— Желаете еще кофе, господин?

— Нет, — отмахнулся Блэк, — Мне нужна помощь иного рода. Скажи, личные эльфы помогают школьным с общей работой? Уборка помещений, поддержание порядка в Хогвартсе?

— Конечно! — Маленькое создание радостно встрепенулось, эмоционально дернув половинками ушей, — здесь столько всего нужно делать! Тикки ужасно счастлив! Только подумайте — каждый день необходимо мыть…

— Тикки, Тикии, стой. — Антарес резко вскинул ладонь, прерывая слугу, — Меня интересует не что и как ты убираешь, а где. Тебе знакомо это место? Ты бывал там?

Блэк ткнул в карту. Эльф, уставившись на его палец, указующий точное местоположение, замер на десяток секунд, с некоторым трудом пытаясь разобраться в человеческих каракулях. А после — внезапно дернулся и втянул голову в плечи.

— Н-нет, господин. Никто туда не ходит. И Тикки сказали, что не нужно.

— Но ты знаешь, где это? — юноша прищурился, — Как туда попасть?

— Ну… П-примерно, — шумно сглотнул домовик, — Но…

Антарес вопросительно вздернул бровь.

— Это — нехорошее место, — тихо прошептал тот, — Тикки рассказывали… что там когда-то раньше пропадали неосторожные эльфы. Потом волшебники закрыли туда путь и забросили его. А вчера… Вчера…

Он понизил голос еще сильнее, тревожно опустив уши:

— Вчера исчез Донки. Он не заходил далеко, просто пошел оттирать ржавчину со старых доспехов в коридоре, за которым галерея, а после нее вроде бы лестница, что ведет к двери, за которой проход… не знаю, ну… вроде куда-то туда. А потом… — Тикки всхлипнул, — потом его нашли мертвым!

— И как он умер? — заинтересованно спросил Блэк, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла.

— Никто не знает, — часто замотал головой слуга, — и ни один эльф больше не согласится провести вас куда вы хотите.

— А ты?

Домовик съежился и задрожал.

— Простите, господин. Тикки мог бы довести вас до того… ужасного коридора, где умер Донки. А дальше…Тикки только рассказывали.

Антарес скривился. Он быстро уловил, что тот действительно не лукавит, говоря, что не знает точной дороги. Знал бы — трясся и скулил, напуганный до смерти, но не осмелился перечить.

— Возможно, тогда Хогвартские эльфы знают еще кого-то, кто в курсе, что это за место? И может показать путь? Кроме преподавателей?

— Тикки поспрашивает. Но… — слуга поднял на него взгляд огромных глаз, блестящих от слез, — Не ходите туда, господин, не ходите!

— А вот это уже не тебе решать, — хмыкнул Блэк, — не тебе… Можешь идти.

Маленький слуга ничего не ответил, лишь громко шмыгнул носом, вновь печально сгорбившись, и исчез.

Отпустив домовика, Антарес тяжело вздохнул и задумался. Ситуация усложнялась. И гибель его сородича… Сейчас преподаватели наверняка встревожены, ищут причину и вряд ли были столь беспечны, что не огородили место происшествия от любопытных. А вместе с ним и дорогу к цели. Скорее всего, об инциденте объявят на завтраке, который начнется как раз минут через двадцать.

Впрочем, найти лазейку можно всегда. Гораздо важнее иной вопрос. Почему раньше, когда-то давно, эльфы пропадали, пока не перестали ходить куда не следует, а вчера один умер, лишь просто оказавшись где-то поблизости?

Стоит разузнать все подробности, прежде чем ввязываться в очевидно опасную авантюру. По крайней мере, перво-наперво подождать, пока Тикки не вернется с результатом — положительным либо отрицательным… И действовать исходя из этого. А также заглянуть на завтрак. Хотя поначалу Блэк и не планировал являться в Большой зал, однако теперь… Теперь ему гораздо интереснее было бы оказаться в центре событий. Чужие сплетни и предположения тоже могут дать пищу для размышлений.

* * *

Спустя пол часа Антарес, устроившись на длинной жесткой лавке между Берком и Сэллоу, положил себе для приличия немного пудинга и задумчиво ковырнул его ложкой. Неплохо, но у Тикки выходит лучше. Чуть другая консистенция, более мягкий вкус… Нет, все же не то… Или он просто слишком привык к конкретным сочетаниям ингредиентов и их пропорциям и все иные варианты сходу признает априори недостойными?

Блэк вздохнул и уставился невидящим взглядом в тарелку. Он не был голоден. Широкая кайма на блюде бликовала желтым золотом в свете множества свечей. Обычно те не зажигали до вечера, но сегодня утро выдалось таким хмурым и пасмурным, что положение не спасал даже небесный простор под сводами зала — столь низки и тяжелы были осенние тучи. Тусклые огоньки магического пламени робко трепетали, будто подавленные иллюзорной сыростью.

Задумчиво откинувшись на спинку лавки, Антарес наблюдал, как Берк пытается прикончить остатки горошка. Тот никак не желал накалываться на вилку, при первой возможности сбегая от верной смерти. Может быть, стоит немного помочь? Юноша мысленно ухмыльнулся, быстро смоделировав развитие событий. Было слишком скучно и хотелось как-то развлечься. Что лучше — сделать тарелку более скользкой или наделить непокорные бобовые подобием собственной воли? Это просто, для таких манипуляций ему не понадобится ни слов, ни палочки, только немного времени. Интереснее всего, конечно, проклясть столовые приборы, чтобы любое действие, связанное с поеданием конкретного вида блюда и выполненное с их помощью, оказывалось неудачным. Но… Сотворить столь сложные чары просто на голой воле и при том не привлекая внимания — нетривиальная задача, недоступная большинству волшебников. Строго говоря, Блэк осознавал, что и для реализации первых двух вариантов среднестатистическому британскому магу также потребовалось бы использовать привычную деревяшку… Но тут вопрос в практике, хорошем понимании как теории, так и возможностей собственной силы. Зачаровать же вилку, не прикасаясь к палочке — это уже совершенно другой уровень. Работа с вероятностями требует ювелирного контроля, досконального понимания структуры заклинания и учета многих переменных, и подобное — совсем, совсем не легко… Было раньше. А сейчас? Сыграет ли роль новообретенная чувствительность? По идее, должно быть проще, но насколько? Скорее всего, не получится ни с первого раза, ни с десятого, но… Жутко тянуло проверить.

Претворить свои идеи в жизнь Антаресу, впрочем, оказалось не суждено. Видимо посчитав, что все более-менее насытились, Финеас Блэк аккуратно постучал серебряным столовым ножом по краю бокала. Хрустальный звон, усиленный заклинанием, разнесся по залу. Берк со вздохом отодвинул тарелку с непобедимым горохом. Оминис неохотно прервал жаркий политический спор с одним из старшекурсников. Сэллоу зевнул. Гомон студенческих голосов ослабел на пару тонов, но не исчез.

— Попрошу тишины в зале! — Командный директорский голос, подкрепленный Сонорусом, наконец заткнул рты самым болтливым. Финеас, раздраженно скривившись, взял паузу в пару секунд, ожидая, когда последние голоса стихнут, и встал.

— Довожу до сведения всех присутствующих, что с сегодняшнего дня подземелья северной части Хогвартса, а также все коридоры и проходы, в них ведущие, закрыты для студентов. И когда я говорю «закрыты» — я имею в виду, что любой любопытствующий, пойманный в запретной зоне, будет немедленно наказан самым строжайшим образом. Возможно, кое-кто, — он строго оглядел учеников, явно задержав пристальный взор на отдельных личностях, — воспримет это как вызов, однако не советую пытаться пройти сквозь охранные чары. Нарушители сразу же отправятся к мистеру Муну, тестировать его новые розги.

— Чего? С какой стати это все?! — Возмущенно буркнул Берк.

— На этом все, спасибо за внимание, — Финеас Блэк, видимо, сказав все, что хотел, опустился обратно в директорское кресло.

— Говорят, там умер какой-то эльф, из личных. По-моему, Малфоев. Только не пойму, к чему такая суета. Скорее всего, это просто жестокая шутка. Или послание хозяевам. Малфои последнее время слишком активно лезут, куда не надо. — Пожал плечами сидящий напротив семикурсник с зализанными темными волосами, зачесанными назад. Антарес уже успел запомнить почти каждого из слизеринцев. Корвус Лестранж, старший брат Гектора, обладал столь же выдающимся фамильным орлиным носом, местом охотника в квиддичной команде, очень неплохими магическими способностями и непомерной спесью.

Младший Лестранж, сидящий от него по правую руку, хмыкнул, ничего не сказав, и завернул последний ломтик бекона в пласт яичницы. Он пришел позже всех и явно был настроен доесть свой завтрак во что бы то ни стало. Разговоры о мертвых домовиках ничуть не испортили Гектору аппетит.

Оминис покачал головой, задумчиво повертев в пальцах вилку:

— Может быть. А может быть и нет. У этой части подземелий дурная репутация.

Корвус презрительно фыркнул:

— Веришь глупым сплетням и детским страшилкам? Почти про каждое место в Хогвартсе кто-нибудь, да сочинил какую-нибудь небылицу. Загадочная комната, исполняющая желания, призрачная лестница, проклятая картина, заброшенный класс темных искусств и разговоры шепотом о том, что любой нашедший его умирает ровно через три дня… Полная чушь.

— Чушь или нет, — влез в разговор еще один из старших, тот самый любитель политических дебатов. Кажется, его звали Алан, — но как удивительно совпало, не находишь? Говорят, раньше, если пройти в катакомбы подальше, можно было найти загадочную дверь, что не берет ни одно отпирающее заклинание. И, если долго смотреть на нее, сойдешь ума.

— Нет там никакой двери, — отмахнулся Себастиан, — Я искал. Когда-то давно, на первом курсе. Однако место и правда странное. Казалось, я проплутал всего пару часов, но наверх вышел лишь к ужину. Будто время там течет иначе…

Лестранж-старший лишь хмыкнул в ответ:

— Тогда ты просто еще не выучил Темпус, я прав? А доверять субъективным ощущениям впечатлительного одиннадцатилетки… Да, так и рождаются эти сказки.

Как интересно.

— А кто нашел эльфа? — Антарес посчитал, что самое время включиться в беседу, — И как выглядело тело?

— Оно выглядело мертвым, Блэк, — хихикнула Грейс Пинч-Смедли, с самого начала с явным интересом прислушивающаяся к их разговору.

Юноша автоматически обнажил зубы в издевательской улыбке:

— Спасибо за констатацию очевидных фактов, Грейс. Однако по характеру повреждений — если они есть — гораздо легче определить причину смерти. Я об этом.

— Понятия не имею, кто его нашел. — Грейс пожала плечами, — Но я слышала от одной когтевранки, что Малфой вчера был сам не свой. Она учится с ним на одном факультете, просто на пару курсов старше. Так вот, она сказала, что ей сказал его друг, что эльф просто умер. Никаких ран, крови и всего такого. Как от… Авады Кедавры, — девушка поежилась, будто прогоняя тревожные мурашки, — Только выражение безумного ужаса на лице, и все.

— Какой кошмар, — скучающие нотки в голосе Корвуса явно намекали на то, что он не был ни удивлен, ни шокирован.

Молчавший до сего момента Виктор Берк скорчил кислую гримасу:

— Гораздо ужаснее было бы, если бы нас сегодня не отпустили в Хогсмид. Я удивлен, что преподаватели не ввели каких-нибудь дурацких правил безопасности вроде «а теперь все ходят строем и только в сопровождении старост и учителей» или «с шести вечера объявляется комендантский час, кто попадется по дороге из чулана для метел — тому не поздоровится», и бла-бла-бла…

— Не переживай, — Себастиан зевнул и, потянувшись, хрустнул шеей, — Скоро снова кого-нибудь убьют и все твои пессимистичные фантазии станут реальностью. Еще и квиддич отменят, помяни мое слово…

Виктор фыркнул, откинувшись назад и скрестив руки на груди. Несмотря на тронувшую губы сокурсника кривую ухмылку, Антарес с легкостью уловил едва заметный кислый привкус тревоги в его мыслях.

— Бьешь по больному, Сэллоу, да? У нас остался последний сезон, чтобы попытаться выиграть кубок старым слетанным составом. Потом придется брать слишком много новичков.

Тот в ответ насмешливо сощурился:

— Твой «слетанный состав» не мог сделать это на протяжении трех лет. Что изменится сейчас?

— У гриффов вакантно место ловца. Свежее мясо. Сомневаюсь, что поначалу он будет понимать, с какого конца браться за метлу. Или она. Хотя в таком случае я был бы не прочь дать пару уроков обращения с инвентарем… — Виктор мечтательно сощурился и цокнул языком, видимо слишком живо вообразив сцену во всех подробностях, — Хаффы могут доставить проблем, но они слишком чураются агрессивных тактик. Матч — не время быть джентльменом. Кто бы что ни говорил, в прошлый раз их спас только Розье и его финт Томпсона. В остальное время команда играла в защите, бездарно пытаясь использовать что-то похожее на классическую тактику Розенберга-Кравица, но со второго тайма смысла в этом было с гулькин нос, потому что при такой разнице по очкам…

Антарес мысленно закатил глаза. Он достаточно быстро перестал вслушиваться в монолог Берка, справедливо признавая бессмысленность и абсолютную бесполезность подобной информации. Себастиан демонстративно зарылся пальцами в собственные волосы, а после на мгновение спрятал лицо в ладонях.

— Мерлин, и зачем я спросил…

Блэк притворно-участливо похлопал его по плечу:

— Сочувствую, друг мой. Даже лучшие из нас не застрахованы от ошибок, влекущих за собой катастрофические последствия…