Любовь - сложная штука. (гет)

Надеюсь эта глава вам понравится)

Прошла еще неделя, и Гермиона провела её, почти искусно избегая Малфоя. В класс, если занятие было со слизеринцами, она входила в гуще учеников, занимала последнюю парту, не поднимая взгляда, и со звоном колокола вылетала из аудитории быстрее ветра. На переменах скрывалась либо в библиотеке, либо в гостиной своего факультета. И только во время обеда, завтрака и ужина от него уже не удавалось спрятаться.

Первые два дня она вообще не показывалась в Большом зале, предпочитая наведываться к домовикам на кухню. Но Мародеры и Лили быстро раскрыли этот манёвр и буквально за шиворот вытащили её на обед.

* * *

— Девушки, что же вы так долго? Поторопитесь! — из гостиной Гриффиндора донеслись нетерпеливые мужские голоса.

Гермиона и Лили, уже целый час собирающиеся в спальне старосты, переглянулись и рассмеялись. Эванс, приоткрыв дверь, крикнула вниз:

— Мы почти готовы!

— То же самое они говорили полчаса назад! — недовольно проворчал Блэк, плюхаясь в кресло.

— Да ладно тебе, Бродяга, они же девчонки! — снисходительно заметил Джеймс, усаживаясь рядом.

Ремус только покачал головой и усмехнулся.

Питер в последнее время заметно отдалился — всё чаще исчезал, что-то мямлил в ответ и избегал разговоров.

* * *

— Герм, как ты думаешь, эти духи или эти? — Лили подсовывала подруге крышечки от флаконов.

— Вот эти хорошие, — Гермиона выбрала лёгкий цветочный аромат. — Но почему ты так волнуешься? Это же далеко не первое ваше свидание с Джеймсом, верно?

Эванс кивнула и продолжила вертеться у зеркала.

— Лил, ты уже час собираешься, — мягко засмеялась Гермиона.

Было забавно наблюдать за Лили, мечущейся по комнате, словно готовящейся не к прогулке, а к свадьбе.

Сама Гермиона, получившая разрешение на выход в Хогсмид от директора, волнения почти не испытывала, хотя шла туда с Сириусом.

Почему он её пригласил? Конечно, она догадывалась, что нравилась ему. Но когда вечером, сидя у камина, Блэк вдруг предложил составить ему компанию, она всё же растерялась.

Ответила согласием почти сразу — не потому что хотела быть там с Блеком, нет, ей просто хотелось отвлечься.

Уже несколько дней её мысли не отпускали сероглазого слизеринца. Раз за разом в памяти всплывала сцена в библиотеке.

И Мерлин, как ей хотелось продолжения!

Теперь, когда она видела Малфоя за столом Слизерина, ей становилось трудно дышать.

Она хотела быть рядом, чувствовать его прикосновения, слышать низкий голос.

И всякий раз, поймав себя на подобных мыслях, Гермиона в панике отгоняла их прочь.

Это же Люциус Малфой — Пожиратель Смерти, враг, человек из прошлого, да ещё и отец Драко. Старше, холоднее, из мира, где ей нет места.

Что же будет, когда она вернётся домой? А Гермиона не сомневалась, что вернётся.

Но теперь видеть Малфоя хотя бы раз в день стало для неё необходимостью.

«Как бы он посмеялся, если б узнал, — грязнокровка влюбилась в чистокровного мага… Влюбилась? Вот уж до чего докатилась…» — с горечью подумала она, вздохнув.

— Эвельсон! Ты где летаешь? Ау, Гермиона? — Лили, видимо, уже не первый раз звала подругу. — Я готова, идём?

— Ну, слава Мерлину! — Гермиона улыбнулась и, подхватив мантию, направилась к выходу. Но Эванс придержала её за рукав.

— Постой-ка. О чём ты думала?

— А что? — насторожилась Гермиона.

— У тебя сначала была такая та-а-кая улыбка, а потом — будто пощёчину получила.

— Может быть, расскажу позже. Я сама ещё с этим не смирилась, — устало призналась Гермиона.

«Какое там "смирилась"! — мысленно фыркнула она. — Не могла я влюбиться в этого надменного, холодного, мерзкого, невыносимо притягательного слизеринца!»

Эванс пожала плечами и первой выбежала к парням.

— Ну что, джентльмены, идём? — Она улыбнулась и прижалась к Джеймсу.

Сириус, вскочив с кресла, задорно подмигнул и взял Гермиону за руку.

Вся компания отправилась в Хогсмид.

— Скажи мне, Нарцисса, что мы забыли в Хогсмиде? — холодно осведомился Люциус, стоя перед девушкой, сидевшей на его кровати.

— Люц, ты же знаешь, — протянула Нарцисса, — теперь мы должны появляться вместе. Я твоя невеста. Что подумают, если увидят меня с другим?

— Заботится она, — усмехнулся он. — А сама ведь всё равно собираешься сбежать?

Мисс Блэк чуть смутилась и, не отрицая, кивнула.

— Ну, собственно, меня это мало волнует, — бросил Люциус.

Ему действительно было всё равно — по крайней мере, так он себе внушал.

Как можно думать о приличиях, когда в голове и, похоже, сердце поселилась эта гриффиндорская ведьма.

Он уже не мог даже мысленно назвать её «грязнокровкой».

А вслух… знал, что при встрече язык всё равно сорвётся раньше, чем разум успеет его остановить.

Так его воспитали — унижать тех, кто, по мнению его отца, был «ниже».

— Только так, чтобы вас никто не видел, — добавил он. — Я не хочу, чтобы завтра весь Слизерин и мой отец знали, что моя невеста шастает с каким-то когтевранцем.

— Я знаю. Нас не увидят, обещаю, — тихо ответила Нарцисса, поднимаясь. — Спасибо тебе, Люциус.

Она шагнула к нему и обняла, прижавшись носом к его груди.

— Знаешь… я была не права тогда, в коридоре. Прости. Ты замечательный друг. Не бесчувственная скотина. И совсем не похож на своего отца.

— Хватит, Нарцисса, — тихо сказал он. — Я давно забыл.

Он не знал, что делать с этой мягкостью. Никто никогда не обнимал его так — искренне, с благодарностью.

А ведь она была права. Он действительно менялся.

Последние два месяца ему всё чаще хотелось жить не по правилам, а по чувствам.

А с появлением Гермионы… это желание стало почти нестерпимым.

— Ладно, идём, — наконец произнёс он. И, позволив девушке взять его под локоть, направился к выходу.

* * *

Середина октября. А на улице всё ещё довольно тепло, лишь холодный ветер, налетающий порывами, заставлял прохожих кутаться в мантии. Солнце мягко золотило крыши Хогсмида, и редкие ученики, устроившиеся на лавочках, подставляли лица его последним тёплым лучам. Только тучи, надвигавшиеся с севера, немного омрачали эту идиллию — никому не хотелось попасть под холодный осенний ливень.

Ученики всех факультетов бродили по улицам шумными компаниями, весело переговариваясь. Кто-то направлялся в кафе мадам Паддифут, кто-то — в «Три метлы». Магазины «Зонко» и «Сладкое королевство» ломились от посетителей. Из дверей то и дело выбегали ребята, тут же испытывая покупки на прочность — поэтому над улицей вспыхивали фейерверки, раздавались хлопки, визги и смех.

Гермиона шла среди них, окружённая друзьями, но её взгляд блуждал по сторонам. Ей хотелось отыскать хоть одно отличие между этим Хогсмидом и тем, что она знала. Но всё было по-прежнему. Разве что пара-тройка лавок, возможно, ещё не открылась. Девушка тихо вздохнула. Сегодня она решила — ближе к концу прогулки сбежать ото всех и навестить свою любимую поляну.

То место всегда казалось ей особенным. Там можно было думать, чувствовать, дышать свободно. В её времени туда почти никто не ходил, и Гермиона часто удивлялась — почему? Неужели никто не ищет уединения? Или просто не видят в нём той красоты, какую видит она?

— Хей! — радостно взвизгнула Лили, когда Джеймс швырнул в ребят охапку сухих разноцветных листьев.

Девушка рассмеялась, наклонилась и в ответ метнула листья в Поттера. Компания подхватила игру. Даже Гермиона не удержалась — засмеялась, подхватила охапку и тоже вступила в бой.

Они бегали, осыпая друг друга осенними красками, и это было по-настоящему красиво. Листья взлетали в воздух, закруженные ветром, и солнце пробивалось сквозь них, заливая всё вокруг золотом.

— Получи! — крикнула Гермиона, метнув листья прямо в лицо Сириусу.

— Ах так?! — усмехнулся он, и, схватив девушку, повалил на землю.

Проходившие мимо студенты смеялись или с улыбкой качали головой — все давно привыкли, что Мародёры всегда устраивают что-то подобное. Ремус и Джеймс гонялись за визжащей Лили, стараясь осыпать её с головы до ног.

— Двое на одну?! Так не честно! Герм, помоги! — взвизгнула Эванс, крутанулась и метнула листьями в ребят.

— Она не может! Она занята! — отозвался Сириус, прижимая Гермиону к земле.

— Ничего я не занята! — возмутилась девушка, пытаясь выбраться. Голос её звучал строго, но глаза смеялись.

Впервые за долгое время она смеялась по-настоящему — без тревоги, без тяжести воспоминаний.

— А я сказал — занята! — хохотнул Сириус и уже собирался что-то добавить, как вдруг весёлую атмосферу разрезал холодный, презрительный смешок.

Гермиона вздрогнула.

«Ой…» — только и успела подумать она, заметив стоящего неподалёку Люциуса.

Она не собиралась позволять Блэку себя целовать — и всё же то, что Малфой увидел его попытку, было почему-то особенно болезненно. Хотелось вскочить, оправдаться, объяснить… лишь бы он не подумал, будто ей это понравилось.

— Малфой, что ж ты вечно суёшь свой длинный нос не туда, куда нужно? Иди, куда шёл, — лениво бросил Сириус, помогая Гермионе подняться. Остальные тут же собрались вокруг.

— Ну чего тебе надо? — Блэк даже не пытался ссориться — настроение было слишком хорошее.

— Мне? — Люциус приподнял бровь. — Мне от вашей компании ничего не нужно. Блэк, Блэк… целуешься с грязнокровкой? Я думал, ниже ты пасть уже не сможешь. Опозорил свой род окончательно.

Он покачал головой, усмехаясь. Но за этой усмешкой Гермиона уловила что-то другое — боль, злость, и… ревность?

Нарцисса, стоявшая рядом, вцепилась ему в руку. Она уже несколько дней замечала, как жених смотрит на новенькую девушку, и ей было не по себе.

— Иди отсюда, Малфой! — Поттер и Люпин вскинули палочки, встав рядом с другом. Сириус тут же последовал их примеру.

И в этот миг Гермиона поняла — всё. Она влюблена.

Окончательно и безвозвратно — в этого высокомерного, холодного слизеринца. Откуда вообще взялось это никому ненужное чувство?

Слова Люциуса жгли, но сильнее всего жгло осознание: он не ответит.

Он никогда не ответит взаимностью. Он презирает её.

Гермиона моргнула, отгоняя слёзы, и положила ладонь на руку Сириуса, всё ещё сжимающего палочку.

— Не надо, — тихо сказала она. — Он того не стоит.

Она выпрямилась, подняв подбородок, и с трудом изобразила насмешку.

— Шёл бы ты, слизняк. Ты портишь такой прекрасный день своим присутствием.

Сириус сжал зубы, но опустил палочку. Он хотел что-то сказать, но Гермиона едва заметно покачала головой.

Люциус смотрел на них, и ярость вновь закипала внутри. Он сжал руку Нарциссы так, что та вздрогнула, но не отдёрнула её — только сильнее впилась ногтями в его кожу.

Ему хотелось ударить. Разбить самодовольное лицо Блэка, сорвать с Гермионы эту гордую маску… потому что глаза её — эти глаза — выдавали всё.

Он видел в них боль. Настоящую, чистую боль.

И впервые за долгое время Люциус промолчал. Развернулся и ушёл, увлекая за собой Нарциссу.

Мародёры и девушки ещё долго стояли молча.

— Это они сейчас… молча ушли? — недоверчиво спросил Джеймс.

— Ага, — синхронно кивнули Сириус и Лили.

— Ну и славно. — Ремус покачал головой. — Нам только драки не хватало.

Он никогда не одобрял дуэлей, хотя всегда был рядом с друзьями, если начиналось серьёзное.

— Ну что, в кафе? — Лили обвела взглядом друзей.

Все закивали, только Гермиона стояла, погружённая в мысли. Эванс прищурилась, пытаясь понять, что происходит у подруги в голове.

— Ты идёшь?

— М? — Гермиона вздрогнула. — А… нет. Ребята, идите без меня. Хочу немного прогуляться. Одна.

— Но, Гермиона, дождь же, — Ремус указал на небо, где тучи уже клубились плотнее.

— Не ходи одна, — попросил Сириус.

— Ребят… — она улыбнулась. — Не волнуйтесь. Я просто пройдусь, хорошо?

Лили взглянула на неё внимательнее, потом понимающе кивнула.

— Пусть идёт. — Она подмигнула. — А мы в «Три метлы». Ремус, Мэри-Элен нас ждёт?

— Эм… да, — улыбнулся Люпин, чуть смутившись.

Сегодня он пригласил шестикурсницу, которая очень ему нравилась, и он не хотел опаздывать. Ребята направились к кафе, оставив Гермиону одну.

* * *

А Гермиона решила сходить на свою любимую поляну, надеясь, что там никого нет.

Добираться туда нужно было около получаса — место находилось на скалистом обрыве, но, несмотря на это, там росли деревья и густая трава, укрывающие поляну от любопытных глаз.

Это укромное место она нашла ещё на четвёртом курсе, когда Гарри готовился к Турниру Трёх Волшебников, а Рон на него злился. Тогда Гермиона ушла из замка, чтобы остаться одна и всё обдумать. Она так боялась за друга…

Тогда тоже была осень: ветер кружил в замысловатом танце яркие листья, опадавшие с деревьев. С края скалы открывался вид на море — волны разбегались в разные стороны, сталкиваясь с камнями.

Шум воды и плеск волн успокаивали. Здесь можно было подумать, отдохнуть от всего мира.

Она любила сидеть на поваленном дереве — когда-то, видимо, в него ударила молния — и смотреть, как солнце играет на поверхности моря. Иногда стояла у самого края, раскинув руки, подставляя лицо ветру.

Сейчас, пробираясь сквозь кусты, Гермиона надеялась, что полянка и в прошлом была такой же — тихой, нетронутой. И её ожидания оправдались.

Земля была усыпана опавшими листьями, словно золотым ковром. Слышался шум воды, а вдалеке небо сливалось с морем.

Гермиона осторожно ступила на этот осенний ковер, словно боялась нарушить покой.

Дойдя до середины, она опустилась прямо на холодную землю и закрыла глаза.

«Что я делаю в этом времени? Зачем я здесь? Кто был тот старик? И что это за кулон?..» — мысли кружились вихрем.

«Определённо, это маховик времени… но почему он не такой, как остальные?»

За неделю она перечитала множество книг об артефактах и перемещениях во времени, но ничего не нашла.

Она пыталась поговорить с Дамблдором — спросить, что он знает, как вернуться домой, — но директор словно избегал её. А может, и правда прятался.

Гермиона понимала, что в этом времени ей нет места. И всё же за короткий срок она успела влюбиться.

Безответно, отчаянно — но сильно.

И в кого? В слизеринца. В Пожирателя. Мужчину, годящегося ей в отцы.

Что будет, когда она вернётся?

Как жить, зная, что в её сердце останется эта любовь?

Что скажет Рон? Он, конечно, фыркнет, обозлится и надолго обидится.

«Мерлин… как же быть?»

Она уже полюбила Лили, Мародёров, этот живой мир.

Как теперь жить без них, не имея права ничего менять?

А если она всё-таки сможет спасти Джеймса и Лили?

Нет, нельзя.

Но сможет ли потом смотреть в глаза Гарри, зная, что видела его родителей, смеялась вместе с ними — и ничего не сделала?..

— Гермиона, Гарри наш лучший друг. Он не станет тебя винить, — тихо отозвался внутренний голос.

— Он поймёт.

Она слабо усмехнулась.

Проще было обсуждать всё с собой.

«И всё-таки… как же я умудрилась влюбиться в этого гада?» — Гермиона покачала головой. — «Он же меня терпеть не может».

Ветер усилился.

Он подхватывал листья, кружил их по поляне, и вдруг Гермиона почувствовала, как что-то в ней оборвалось.

Смех вырвался сам собой — звонкий, нервный, почти плачущий.

Она закружилась вместе с листьями, смеясь и плача одновременно, выплёскивая всё, что копилось внутри.

Это было похоже на истерику. Да что там...это она и была.

Кружась на ветру, словно один из сотен опавших листьев, она дошла до самого края скалы.

Гермиона не боялась упасть, ей сейчас очень нравилось это чувство опасности, адреналин заполнял организм, и она сделала последний шаг вперед, так что носки ее туфель свешивались с обрыва.

— Эвельсон! — раздался крик, полный паники.

Малфой.

Он шёл сюда, как обычно — побыть один, полюбоваться морем.

Эта поляна была его тайным местом уже не первый год.

Но когда он услышал смех, то невольно остановился. Хотел уйти, но что-то заставило подойти ближе.

Картина, открывшаяся перед ним, поразила до глубины души.

Девушка кружилась в вихре листьев, волосы и мантия летали вокруг, подчиняясь ветру.

Она казалась частью осени — живой, дикой, прекрасной.

И это была она.

Гермиона. Его Гермиона.

Он не мог дышать — от восхищения, от ужаса, от чувства, которое давно перестал отрицать.

Но вдруг она подошла к самому краю… и сделала шаг вперёд.

Сердце Люциуса остановилось.

Он сорвался с места и закричал —

— Ты что творишь, дура?! Эвельсон, тебе жить надоело?!

Она вздрогнула — и оступилась.

Едва не сорвалась вниз, но чья-то рука в последний момент схватила её за мантию и резко потянула назад.

— Ты с ума сошла?! — Люциус тряс её за плечи. — Ты вообще понимаешь, что могла…

Она смотрела на него, не веря, не понимая. Ещё мгновение назад — пустота, ветер, край пропасти… и вот он — перед ней, злой, напуганный, настоящий.

— Да какая тебе разница, Слизняк?! — выкрикнула она, перекрикивая дождь, который внезапно обрушился на них стеной. — Одной грязнокровкой стало бы меньше, верно?!

— Идиотка! — яростно крикнул он в ответ.

— Зачем тебе это?! — она уже плакала, не разбирая слов. — Как ты смеешь кричать на меня?

Слёзы и дождь смешались на её лице.

Она колотила его кулачками в грудь, повторяя:

— Почему?! Почему?!

Он перехватил её руки и притянул к себе.

— Тссс… успокойся. Всё хорошо, слышишь? — его голос стал мягким. — Всё хорошо.

Он гладил её по волосам, прижимая к груди.

И впервые за всё время Гермиона услышала, как он произнёс её имя — тихо, почти шепотом:

— Я рядом, Гермиона.

Она застыла.

Он называл её по имени. Он обнимал её.

А потом всё внутри взорвалось.

— Гад… сволочь… мерзавец… слизняк… — выдохнула она, вырываясь. — Слизеринский ублюдок!

Он усмехнулся — горько и счастливо одновременно.

— Ох, замолчи, любимая, — прошептал Люциус и притянул её к себе, запуская пальцы в её мокрые волосы.

А потом — поцеловал.

Жадно, отчаянно, будто боялся, что она исчезнет, стоит отпустить хоть на миг.

Первые мгновения шока, она не двигалась. Следом, начала вырываться и отталкивать слизеринца, но как то не особо уверенно. И еще миг — и она уже отвечает на поцелуй. Мир замер, все стало не важно, ни ветер, ни дождь, не прошлое, которое будущее. Ничего. Только он рядом. Только она в объятьях. Только губы, пьющие дыхание.

Когда им наконец стало не хватать воздуха, Гермиона отстранилась.

— Ой, — только и смогла сказать, осторожно улыбнувшись.

Люциус тихо рассмеялся.

Настоящим, искренним смехом — как ребёнок, которому подарили мечту.

— Вот тебе и «ой», — произнёс он и вновь обнял растерянную девушку, прижимая к себе.