Лорд Уизли (гет)

— Может, стоило остаться? — спросил Гарри, догнав Рона на выходе из зала заседаний. — Это всё-таки Визенгамот. Может, они решат нечто важное? И ты же так рвался сюда.

— А теперь жалею об этом, — проворчал Рон. — Я думал, они Пожирателя какого судить будут или же что-то полезное обсудят, важное!

— Но ты ушёл в самом начале, может быть, обсуждение будет попозже? — спросил Гарри. — Надо было потерпеть, Рон!

— Наверное, — стушевался Рон. — Но скажи мне, дружище, разве я не прав? Все они, — он указал кивком головы в сторону зала заседания, — просто сидят и болтают! Они судят Пожирателей и точно также судили бы магглорождённых, не будь создана «Комиссия по учёту маггловских выродков»! Кстати, ведь Амбридж ещё не получила приговор!

Он вздохнул, помотал головой и замедлил шаг.

— Нет, Гарри, — сказал Рон. — Лучше я буду просто лордом, безо всякого Визенгамота. Не моё это. Может быть, мама права и мне стоит вернуться в Хогвартс?

Гарри промычал нечто неопределённое. Куда больше его занимала реакция членов Совета волшебников на слова Рона. Лучший друг говорил правду, но понравится ли эта правда людям, бывшим на своих местах ещё со времён Багнольд? Лорд Уизли своей тирадой в открытую обвинил их в трусости, приспособленчестве, низости, и они ему этого легко не простят.

Сам Поттер был совершенно согласен с Роном: эти уважаемые сильные волшебники сидели и ждали, пока Тёмного лорда победит он, простой школьник. Ну как же, об этом ведь было пророчество! А в это время множество хороших людей погибло и пострадало. Но не накликал ли Рональд на себя беду своим первым и последним выступлением в суде?

Они вышли в атриум, где и распрощались. Рон вернулся в Нору, а Гарри ушёл искать Робардса. Мимо него пробежал, что-то бормоча себе под нос, Реджинальд Гринграсс, даже не обративший на несостоявшегося зятя внимания.

Своего начальника Поттер нашёл на принадлежащем мракоборцам уровне. Тот ожидал юношу, посмеиваясь над чем-то, известным только ему одному.

— Мда-а, учудил Уизли, нечего сказать, — произнёс он, увидев своего ученика. — Фактически обвинил весь Визенгамот в пособничестве Волдеморту. Теперь ему здесь лучше некоторое время не отсвечивать.

— У мистера Уизли не будет проблем? — спросил Гарри.

— У Артура? Нет, — ответил ему Гавейн. — И у остальных Уизли — тоже: они дружат с тобой, а тебя трогать боятся. Но на всякий случай я с сегодняшнего дня перееду поближе к Норе.

Гарри кивнул в знак благодарности. Ведь, помимо Уизли, в Норе обитала ещё и Гермиона. К тому же, Гарри не круглые сутки проводил в доме Молли и Артура, а мстительность старых членов совета недооценивать не стоило.

* * *

Задремавшая было после тяжёлой смены Молли очнулась, услышав рёв камина. В гостиную, отряхиваясь от пепла, вошёл её младший сын. Его лицо выражало крайнюю расстроенность.

— Неужто заседание Визенгамота завершилось? — спросила Джинни, заглянув в комнату. — Обычно они идут несколько часов, а тут прошло едва ли сорок минут. Видимо, им и правда не хватало твоего участия. Молодец, братец!

— Не издевайся, Джинни! — простонал Рон. — Я не остался на заседание.

— Почему? — спросила Молли, впрочем, довольная этим фактом. Не хватало её сыну лезть в это болото.

И Рональд рассказал так кратко, как мог, о том, что случилось: о намерении Гринграсса легализовать непростительные проклятия, о разговоре с Гарри и своей реакции на предложение тестя.

— Молодец, сынок, — обняла Молли сына. — Даже представить страшно, что случилось бы, будь этот закон принят.

Рон кивнул и пошёл искать утешения у своих жён, почему-то не пришедших его встречать.

Супруги нашлись быстро: они были в комнате, которую делили Гермиона и Джинни. Девушки что-то громко обсуждали с Грейнджер.

— Что происходит? — спросил Рон, войдя к ним, по своему обыкновению, без стука.

— Ты уже вернулся? — приподняла в изумлении бровь Астория. — Ну ладно. Есть очень важный разговор. Мы с девочками посоветовались и решили, что больше все вместе с тобой ночи проводить не станем.

— Почему? — спросил Рон, удивляясь этому: он полагал, что теперь каждая ночь будет наполнена близким общением с супругами. Ведь это была такая ночь...

— Во-первых, ревность, — загнула палец Дафна, — Ты думаешь, нам приятно смотреть, как ты целуешь другую? Во-вторых, мы о тебе же и заботимся, наш муж должен быть полон сил. А в третьих, где нам ждать своей очереди? Не на соседней же кровати! И ещё, мы хотим спать! Ты об этом подумал?

— Нет, — покачал головой Рональд.

— Значит, кому-то из нас нужно переселиться в другую комнату! Осталось решить, кто в чью комнату переедет.

Рон хотел было сказать, что они могут поселиться в комнатах, принадлежащих близнецам, Биллу, Чарли или Перси. Но ответить он не успел: внизу раздались возмущённые крики его матери и сестры, ступени лестницы заскрипели под кем-то, торопливо поднимающимся наверх. Вскоре на пороге появился запыхавшийся Реджинальд.

Переведя дух, он взглянул на Рона, увидел своих дочерей и воспитанниц и отчего-то смутился.

— Лорд Рональд, — начал он, закрыв за собой двери. — Вам следовало вести себя сдержаннее на заседании. Аристократы никогда не показывают своих эмоций. Это опасно.

— Чем же? — спросил Рон, с вызовом глядя на тестя. Уважение и благодарность, испытываемые им ранее к Гринграссу, уменьшились.

— Отец, вы позволите ответить мне? — спросила Дафна, и, получив кивок родителя, обратилась к мужу: — Видишь ли, супруг мой, у аристократов много врагов. Они могут пустить даже о достойных слухи о несдержанности, трусости, излишней жалости к людям, распутстве или, наоборот, ханжестве...

— По-твоему, я должен был согласиться с разрешением на использование непростительных проклятий? — спросил Рон, не замечая, как Гермиона, Трейси и Астория побледнели и мелко задрожали.

— Но я ведь предлагал их применение только в исключительных случаях...

— В исключительных! — Рон побагровел, и только цепкие руки Панси и Гермионы не позволили ему броситься на тестя с кулаками. — А как узнать, в исключительном случае брошена Авада или нет, ведь мертвец не заговорит, а свидетель может быть запуган, подкуплен либо околдован? А после пыточного заклятия человек вообще в невменяемом состоянии, и из доказательств, что оно применено во благо — только чьи-то слова, а сам он их ни подтвердить, ни опровергнуть не способен!

— Не кричите на меня, молодой человек! — Гринграсс впервые на памяти Рона повысил голос, но сразу же успокоился. — Я допустил ошибку: мне следовало начать ваше введение в политику с чего-то менее... громкого. Сейчас непростительные проклятия — больная тема. Вы же, пройдя через ситуации, где их использовали во зло, не в состоянии мыслить объективно. Да и с другими аспектами, требующими внимания, знакомы слабо. Не знаете нашего взгляда на мир. Я предлагаю вам вот что: вы — со своими жёнами, разумеется — переедете на время в особняк моей семьи, где я спокойно смогу ознакомить вас со своей политической программой и мировоззрением. Согласны?

Рон прекратил вырываться и посмотрел на Реджинальда.

Ему предложили побывать в настоящем особняке? Пожить там и получить все объяснения? В особняке настоящих аристократов, где он сможет больше узнать о том, как правильно себя вести, или научится чему-нибудь ещё? Где ему не надо будет ничего делать, рано вставать, выслушивать упрёки? Где он сможет сколько угодно проводить со своими красотками ночи, не боясь никого разбудить?

— Что ж, — Рон сделал вид, будто задумался. — Если так, то... я согласен. Когда отправляемся к вам?

— В любое время! — Гринграсс развёл руками и широко улыбнулся.

— В таком случае, идём! — Рон улыбнулся как можно шире. — Девочки, вам же собираться не нужно?

«Девочки» переглянулись и покачали головами, показывая, что нет.

Рона с его родственниками встретила рассерженная Молли. Увидев, что все они идут к камину, женщина поджала губы.

— И куда же вы собрались на этот раз? — спросила она.

— Я пригласил зятя к себе в гости, — ответил Реджинальд. — Неужели нельзя?

Увидев по лицу сына, что запрета он не воспримет, Молли махнула рукой.

— Идите уж. Лорды! Разве могу вам указывать я, обычная домохозяйка?

Рон удивлённо посмотрел на мать, но ничего не сказал и шагнул в камин.

— Особняк Гринграссов! — крикнул Реджинальд, бросая в проём летучий порох.