Знак истинной любви (гет)

― Что вы хотите?

Вопрос звучит почти грубо. Гермиона неловко перетоптывается на пороге, ведущей, должно быть, в лабораторию ― ведь именно туда она и направлялась.

― Я с ума схожу от безделья, ― жалуется она. ― Я могла бы вам помочь, ну… подготовить ингредиенты, к примеру.

То, что раньше было наказанием, сейчас ей кажется спасением от хандры и давящих мыслей.

Снейп скептически окидывает ее взглядом, но тут же снисходительно кивает, приглашая идти за собой.

Гермиона входит в небольшое помещение, которое больше похоже на кабинет, а не лабораторию: массивный стол, книжные шкафы возле стен, темно-зеленое кресло, тяжелые шторы такого же оттенка… Она открывает рот, чтобы спросить, но так и застывает. Потому что видит фотографию.

Ничего особенного, просто фотография в обычной магловской рамке. Фото ― в книжном шкафу, где обычно хранят такие вещи. В основном ― самые дорогие сердцу снимки, на которые хочется смотреть время от времени и поднимать себе настроение.

На них ― люди, по которым сильно скучаешь. Или ― если не сказать больше ― любишь?

Банальная фотокарточка. Гермиона не обратила бы внимания, если бы она стояла в шкафу у кого-то другого. Не у Снейпа.

Она бы не обратила внимания, если бы там был изображен кто угодно, но не Гарри. Не Гарри Поттер со своей невестой Джинни.

Стоят себе, веселые, обнимаются.

В шкафу у Снейпа.

Ее приводит в себя негромкое покашливание.

― Это… ― начинает она, указывая на фоторамку и растеряв все слова, которыми можно выразить… нет, не удивление. Это что-то похлеще.

― В чем дело? ― Тон Снейпа ясно дает понять, что надо сворачивать на другую тему. Причем срочно.

― Это же… ― она захлебывается словами, ― это же… Гарри!

― Рад, что со зрением у вас все в порядке, ― сухо отвечает тот. ― И что из этого, по-вашему, следует?

Гермионе кажется, что он изо всех сил пытается скрыть смущение.

― Что вы… помирились? ― Она с трудом верит смыслу своих же слов.

― Если быть точным ― заключили перемирие, потому что враждовать больше нет смысла.

― Но… когда? ― не может понять Гермиона. Что она пропустила? Почему Гарри ей ничего не рассказал?

― Когда три идиота вытащили меня с того света, ― закатывает глаза Снейп. ― Он извинился тогда за тот случай, с Омутом памяти… Вы наверняка знаете о нем, не так ли?

Гермиона знает. Она хорошо помнит, как Гарри переживал из-за того, что увидел, когда без разрешения залез в чужие воспоминания.

― Это произошло уже в больнице, ― продолжает Снейп, словно ему невмоготу молчать. ― Когда…

― …когда вы вели себя, хуже некуда, ― продолжает за него Гермиона.

― Предположим, ― кивает Снейп, делая каменное лицо. ― Как бы там ни было, мы больше не враждуем.

― Не враждовать и хранить фото человека у себя в кабинете ― не совсем одно и то же, ― пытается она докопаться до истины.

Снейп сверкает глазами в ее сторону. Снова вышел из себя. На ровном месте. И для этого ничего не надо ― только упомянуть Гарри Поттера.

― Да, мы общаемся, ― раздраженно говорит он. ― Иногда. Шлем друг другу совы и просто в курсе того, кто и чем живет. И да, ― яростно продолжает он, хотя Гермиона его не перебивает и ни о чем больше не спрашивает, ― я до сир пор чувствую необходимость приглядывать за ним, хотя меня никто к этому не принуждает… ― Он останавливается, а Гермиона не смеет дышать, слушая его. Она знает, о чем, точнее ― о ком он сейчас думает. ― Он уже вырос, я знаю. ― Его голос становится совсем тихим, словно вся злость вышла и ни капли ее не осталось. ― Но ему только двадцать… Это всего ничего…

Герми поражается внезапно возникшей мягкостью в его голосе. Вообще-то ей тоже двадцать. Это что, по мнению Снейпа, совсем детсадовский возраст, что ли?

― Я просто иногда хочу знать, что у него все хорошо, ― продолжает он, глядя на фото.

Гермиона не знает, что сказать. Кажется, она никогда не знала этого человека. Чем он дышит и вообще…

― Я думала, все эти три года… вы не хотели даже вспоминать ни о ком из нас, ― выдавливает она.

Снейп оборачивается к ней.

― Невозможно выбросить из памяти то, что когда-то имело немаловажный смысл для меня и всего магического мира в целом, ― говорит он. И кажется, без сарказма.

Или он так шутит? С таким вот серьезным лицом и доверительно смотрящими глазами?

― Да, но… может быть, ― совсем путается Гермиона. ― Может, для вас это было и важно, но… разве вам все это нравилось?

― Тогда я был кому-то нужным ― по крайней мере, я так считал, ― говорит Снейп. ― А сейчас… сейчас просто однообразные дни. Ничего особенного.

Гермиона закусывает губу. Отчего-то ей становится грустно.

― Так говорят многие, кто прошел войну, ― говорит она.

Снейп снова внимательно смотрит на нее, и его взгляд темнеет.

― Расслабляться некогда, ― говорит он жестко и отрывисто. ― Идет борьба за вашу жизнь… Мы должны победить.

Он жестом зовет ее за собой и открывает другую дверь. Там наверняка лаборатория ― святое святых зельевара. Интересно, он кого-нибудь из бывших студентов пускал сюда, кроме нее?

Теперь Гермиона готова поклясться, что здесь был Гарри.

При виде всех этих колб, баночек, котлов ее снова подмывает спросить: неужели ничего нельзя сделать? С кольцом. Уничтожить его как-то. Неужели обязательно нужны эти танцы с бубнами и чьей-то внезапной влюбленностью? Может, Снейп кривил душой, когда говорил о спасении ее жизни, в то время как решение у них под носом, а он идет окольными путями?

― Времени у нас в обрез, ― говорит он, будто услышав ее мысли. ― А это значит ― ошибиться нельзя. Нужно ударить так, чтобы сразить наповал.

― Вы так рассуждаете, что мне уже жаль этого парня, ― находит в себе силы пошутить Гермиона.

― Для начала нужно его найти и это ― самое сложное.

― То есть? ― Она пытается понять, что имеет в виду Снейп, который сейчас не смотрит на нее и ловко снует между котлами и столом, готовя место для работы.

― С каждым днем именно эта задача мне кажется одной из самых затруднительных, с какими я только сталкивался, ― задумчиво говорит он, беря с полки круглую банку с корнем асфоделя. ― Я даже не могу себе представить человека, который бы вам… подошел.

Гермионе кажется, что он хотел сказать что-то другое, но она не станет докапываться ― что именно. Просто ей нужно кое-что прояснить. Прямо сейчас.

― Мне не нужен человек для замужества, как вы не понимаете? ― Она подходит к нему. ― Я просто хочу отдать вам кольцо, уехать и… и все.

Она пытается что-то добавить, но вместо этого плачет. Снова.

Кажется, она превращается в истеричку.

― Просто… я не верю, что это возможно, ― говорит она, отойдя от него на несколько шагов. ― Я тоже, как и вы, не верю, что есть такой человек.

Снейп подходит к ней, протягивая салфетку. Никаких притворных похлопываний по плечу, никаких лживых соболезнований и новых обещаний… Просто салфетка.

Гермионе нравится.

Она берет ее и шумно высмаркивается ― так, что колбы на полках дребезжат.

― Думаю, нужно провести еще несколько… хм… тренировок, ― запинаясь, произносит Снейп.

― Будете учить меня хорошим манерам? ― Ей вдруг становится смешно и она фыркает в салфетку. Получается тот еще звук.

― Этому я вас не научу ― сам никогда ими не отличался.

Гермионе кажется, что в его голосе звучит смех. Или ― его отголоски. И это что ― снова ее заслуга?

Нужно сделать себе заметку.

― О да, это факт, ― говорит она и снова фыркает.

― Я вижу, вам уже хорошо, ― притворно сварливо отзывается Снейп. ― Так помогите же мне с подготовкой ингредиентов. Вы ж для этого сюда пришли?

Гермиона только рада отвлечься и переключить мозги на что-то другое, не связанное с отношениями, обетами и прочей ерундой. Кольцо снова меняет цвет на ярко-пурпурный и начинает переливаться внутри само по себе, будто живое. О, оно ведет себя так дерзко... Оно словно совсем не знает, что Гермионе осталось жить всего несколько недель.

Это ей тоже нравится.

Может, хоть остаток своей жизни она проведет так, как хочет, а не так, как все от нее ждут.

* * *

― Я думаю, сюда достаточно двух перьев авгурея, как вы считаете?

― Пожалуй, да. ― Снейп задумчиво и с любовью ― как отмечает Гермиона ― смотрит на темно-фиолетовое зелье.

― Здесь написано: щепотка растолченного корня асфодели, ― вчитывается она в наскоро набросанную от руки инструкцию. ― Но он вызывает бурлящую реакцию с мятой и желтоглазками. Может быть…

― Следуйте инструкции, ― сухо бросает Снейп и отворачивается.

Хотя секундой назад смотрел заинтересованно… на нее. Не на зелье. А может, ей показалось.

― Я просто хочу, чтобы зелье получилось наилучшего качества, ― говорит она. ― Оно должно улучшать память, а не вызывать галлюцинации. Я бы могла уменьшить воздействие побочных эффектов…

― Просто интересно, ― голос Снейпа сочится ядом, ― почему вы выбрали такую скучную работу в Министерстве? Ведь вы вполне могли бы продвинуться в любой практической деятельности, используя прекрасные навыки чар, трансфигурации, того же зельеварения. Я помню ваши баллы по экзаменам и мне, ― он указывает на темную жижу в котле, ― даже не нужно употреблять что-то подобное.

Гермиона высоко задирает подбородок, собираясь обидеться, но что-то не получается. Совсем. Да, тон Снейпа оставляет желать лучшего, но ведь только что он признал, что она хороша во многом, что касается магии ― не просто хороша, а лучше других. Это еще один своеобразный комплимент, да? Ведь Снейп не тот, кто станет обильно поливать сиропом и сыпать сахарной глазурью ― даже ради кольца. Он просто этого не умеет.

― Да просто устала от того, что в мире постоянно что-то случается, ― она пожимает плечами. ― Захотелось покоя. А магия, она слишком… живая, что ли.

Она судорожно вздыхает. Кажется, она сейчас раскрыла душу человеку, которому никогда ничего подобного бы не сказала.

По крайней мере, не сейчас.

Да она и сама не знала о себе некоторых вещей. Так что…

― Вы же не собираетесь плакать, верно? ― слышит она обеспокоенный голос Снейпа и лишь усмехается, пожимая плечами.

― Вон зелье, ингредиенты ― делайте с ним, что хотите, ― неожиданно говорит он и отходит в сторону.

Гермиона медлит всего лишь секунду ― а потом приступает к своему первому в жизни эксперименту.

Вообще-то это заказ, и Снейпу в случае чего придется все переделывать с нуля…

Это что ― своеобразная плата за кольцо? Или попытка поднять ей настроение?

Тишина… Как-то слишком давит. Надо бы поговорить ― да, о том самом. Незначительном.

― Если я выживу, вы возьмете меня к себе в подмастерья?

Звучит почти кокетливо, но Гермиона имеет в виду совсем другое.

Именно то, что сказала.

― Кажется, вы хотели уехать, ― говорит Снейп, спустя небольшую паузу.

― Точно.

Ей срочно нужно сделать глоток этого темно-фиолетового зелья, чтобы не забывать таких простых вещей.

― А если…

― Мне не нравится ваше «если».

Звучит почти грубо, но Снейп имеет в виду совсем другое.

Именно то, что он сказал.

― Но…

― Если вы закончили ― можете идти отдыхать. ― Его тон не терпит возражений.

― Но я не хочу, ― она оборачивается к нему, ― не хочу снова остаться одна.

― Дом обращается с вами плохо? ― Снейп хмурится, словно беспокоится. О ней. А он и правда беспокоится ― разве это можно трактовать двояко?

― Дом как дом, ― пожимает плечами Гермиона. Она хочет добавить: «Похож на магловский», но разумно молчит. Кто знает, как себя поведет этот дом, услышав о себе такую вопиющую… правду?

― Тогда я принесу нам обоим горячий шоколад, ― решает Снейп и уходит. Кажется, ему тоже очень сложно ничего не делать.

Интересно, это все было похоже на непринужденный разговор без капли зауми?

Дверь тихонько хлопает. Она хлопает сама по себе ― Снейп давно ушел. Один раз, второй, третий…

Гермиона улыбается сама себе. А может ― дому? Который очень даже волшебный. Может, он отвечает на ее мысленный вопрос и говорит «да»?

В таком случае можно считать, что этот экзамен она сдала.

* * *

Гермиона хочет уйти. Прямо сейчас. Потому что с ней происходит что-то странное. Чего она не ожидала. Ей и хорошо и плохо. А еще перед глазами все время это лицо. Черные внимательные глаза, обеспокоенный, заботливый взгляд ― да, он именно такой, когда удается захватить его врасплох. И вкус горячего шоколада. И запах зелий. И почему ей вчера вдруг так захотелось, чтобы он ее обнял? Так сильно захотелось, что она чуть ему об этом не сказала.

Как тогда, когда он уводил ее из кафе. А может ― как-то иначе. Хоть как-нибудь.

Еще вчера он посмотрел на приготовленное ею зелье и сказал, что оно нормальное. Нормальное ― это высшая похвала от Снейпа. Особенно если ты ― бывшая гриффиндорка. А потом он добавил, что оно получилось лучше, чем по инструкции. Он разлил его по колбам и все подносил к глазам, которые блестели от удовольствия. Когда насмотрелся, то бросил, как бы невзначай, что Гермиона сделала все отлично. Что зря он ей не доверял. Что он поступил бы очень глупо, если бы не разрешил ей вмешаться в этот сакральный процесс.

Он делал ей комплименты ― раз за разом, будто внезапно повзрослел. Его словно прорвало. А до этого он тоже пытался сказать, как ценит ее ум ― и говорил. Как умел. По-детски. Как мальчишка дергает девочку за косички и не сразу можно понять, что он этим имеет в виду.

Раннее утро. Гермиона выходит на улицу. Двор покрыт инеем ― нетипичная погода для Лондона в начале ноября. А еще невооруженным глазом видно выстроенную вокруг дома магическую защиту. Ту самую защиту, которой раньше здесь не было.

Гермиона подходит к барьеру вплотную и протягивает руку. Пальцы спокойно проходят сквозь него. Это значит, она может выйти, когда захочет. Хоть сейчас. А сюда проникнуть никто не может. Никто из посторонних.

Потому что здесь теперь живет она.

И ее нужно охранять.

Просто потому, что все пошло не по плану. Вообще все.

Она с трудом загоняет в себя обратно слезы. В этом доме она превратилась в Плаксу Миртл, все время ревет, ну куда это годится?

Никуда она не уйдет, слабачка. Хотя прекрасно понимает, что Снейпу нужно лишь кольцо.

Просто это ее больше не отрезвляет.

Как и то, что он хранит верность одной единственной. Какому-то трупу.

Какая глупая, ничем не оправданная верность.

Снейп обещал помочь. И помогает. Довольно своеобразно, но все же... У них сделка, она не забыла. Почти. Все же без фиолетового зелья не обойтись ― она упорно не помнит главного. Потому что ей так хочется ― не помнить.

Она поднимается по обледенелым ступенькам, чтобы вернуться в дом. Вернуться и сделать вид, что все в порядке. Ни словом, ни взглядом не выдать себя. На верхней ступеньке нога соскальзывает, и Гермиона сама не понимает, как оказывается внизу.

Она пытается встать, но не может: ногу простреливает сильная боль.

Зажав рот, чтобы не закричать, Гермиона прислоняется к перилам. Она тяжело дышит. Ей кажется, время остановилось, и она не понимает, что теперь делать. Звать на помощь? Но ― кого?

Еще одна вспышка боли, и все вокруг погружается во тьму.

* * *

Гермиона вздрагивает, когда рядом слышит шаги. Кажется, она уснула. И почему так холодно?

― Сколько вы здесь сидите? Почему меня не позвали?

Ах, да, Патронус. Не сообразила. Ведь бисерная сумочка при ней, а там ― и волшебная палочка, и все остальное… Кажется, она потеряла сознание от боли. Нога по-прежнему пульсирует, но терпеть можно.

Гермиона переводит взгляд на Снейпа. Он зол. Раздражен. А еще, кажется, испуган. Он наклоняется к ней, так низко, что слышно, как пахнут его волосы ― камфарой и лавандой. Странно, ее это успокаивает, хотя только что на нее наорали. Да и руки, которые ощупывают ее ― мягкие и ласковые.

― Пожалуйста… не вызывайте целителей… не отправляйте меня в больницу! ― Она пытается ухватиться за него, чтобы подняться, но ее слабые пальцы захватывают лишь ткань его мантии. ― Они… я не хочу, чтобы кто-то знал, где я… мне страшно… пожалуйста!

Она чувствует, как тот подается всем телом к ней, словно пытаясь защитить и оградить от всего враждебного. Ей вдруг становится совсем хорошо. Она почему-то уверена: ее не предадут. Не в этом доме. Не этот человек.

Он будет с ней до конца.

Она тихонько всхлипывает, когда Снейп накладывает на нее согревающие чары, из-за чего пульсация в поврежденном месте усиливается, а потом фиксирует ногу невидимой шиной. Боль возгорается с новой силой, но тут же проходит, словно Снейп каким-то заклинанием блокирует в ноге нервы. Интересно, а так вообще можно? Она спросит потом. Сейчас ей просто хочется покоя. И плыть, лететь ― словно на облаке.

Ее несут, держат на руках, осторожно прижимая к себе, и ей больше не страшно. Она прислоняется головой к плечу Снейпа, снова ощущая этот волшебный запах камфары.

― Как хорошо… ― выдыхает она и обхватывает его за шею.

Она летит на чьих-то крыльях в свободную даль, за горизонт. Туда, где нет непреложных обетов, слишком ценных колец, необходимости срочно выйти замуж и прочего, что словно ставит запрет на саму жизнь. И неважно, что эти крылья совсем не ангельские. Они ― черные.