Пиратская песнь (джен)

Ночь после бала отрезвляла смущением, неприятным волнением и осознанием, что второго такого шанса им точно не представится. Капитаны после бала вели себя, как близкие братья, вставшие на одну волну понимания. Чёрная Борода, впечатлившись умением Стида сжигать корабли и устраивать кровавый хаос одним лишь словом пассивной агрессии, продолжал учиться с бóльшим рвением и меньшим числом приступов ярости. Боннета он обучал своим хитростям пиратства. Порой казалось, что этой парочке никто не нужен. Только они двое, фальшборт, у которого они могли сидеть и смотреть на закат, и бескрайняя морская гладь. Ника, поглядывая на них с навязчивой улыбкой в уголке губ, видела людей, жадно хватающихся за происходящий момент. Даже их привычный образ — лицом к горизонту, спиной к команде, воплощал желание отвернуться от того, что способно принести будущее.

Клык и Айван естественно растворились в команде. Экипаж Мести, за исключением Лёгкой Руки, радовался каждому прожитому дню и довольствовался тем, что этот день принёс. Целых две недели они существовали именно так, как было в этих глупых книжках, в которых обычно ни слова истины. Удивительно, но это сходство ещё больше отталкивало Нику от пиратской жизни. Чем больше она пыталась радоваться беззаботному периоду существования пиратов, тем больше понимала, что это не её жизнь. Она начинала думать о будущем, обо всех возможных последствиях каждую секунду. Сон ушёл.

Каждый раз, укладываясь на гамак, она думала. Что будет завтра? А если её раскроют? Если нагонят испанцы? Или вернутся англичане? Что будет на следующем захваченном корабле? Что, если им прикажут участвовать в настоящем пиратстве? А если их арестуют? Да, они с Шэем никого не убивали, просто были частью команды и не мешали ей творить злодеяния. Только за эти «мелочи» приговором станет виселица. Что сейчас делают родители? Если до них не дошла весть о побеге, то добрались до Валенсии? Там очень красиво, отец со своим старым другом будут рады пообщаться. А потом они заметят, что матушка заскучала и давно инкогнито отправилась гулять по окрестностям. Тогда отец, несомненно, впадёт в ярость и мадридским быком начнёт гоняться за ней, как в годы их знакомства, а она с хитростью тореадора будет его дразнить. Закончится всё небольшой войной между ними и последующим бурным перемирием.

«Это если до них не дойдёт весть, — напомнила себе Ника, нервно закусив губу, — а если дойдёт, то они сейчас вне себя от страха и ярости. Нет между ними никаких игр и романтических схваток. Только поиски дурной дочери…»

Она боялась. Боялась будущего. Оно наступало, не заботясь, готова она к нему или нет. С каждым днём одна из подстерегающих их проблем становилась всё ближе и могла явить себя. Не так и важно, какая именно. Рано или поздно придётся платить за совершенную ошибку.

«Как они живут так всю жизнь? Как это выдерживает Чёрная Борода?» — удивлялась она.

В плане Чёрной Бороды ответ был неоднозначен. Этот пират был самым опытным среди всей вместе взятой команды Мести. Он очень многое повидал. Он был самым настоящим пиратом во всех аспектах. И при этом от его наивности Ника сорвалась и покрыла его такими грязными словесными выражениями, что он удивленно приподнял брови.

Всё произошло одной из ночей. Стид и Тич упражнялись в фехтовании, а экипаж готовился ко сну. Всё должно было завершиться вполне обыденно — Боннет в очередной раз сам себя порежет и утром покажет ранку, которую Ника либо закроет повязкой, либо предварительно зашьёт, урок фехтования завершится и шлюп погрузится в сон, кроме держащего вахту у штурвала Шэя. Но, вопреки традиции, Чёрная Борода решил показать своему другу хитрость, как подставлять «правильный бок без жизненно важных органов» под удар и вынудил себя пырнуть.

— Наука говорит, что все полезные органы находятся справа. Вот я хитроумно и подставляю левый бок! — с гордостью сообщил Тич, показывая своё многократно проткнутое саблями тело. Действительно только слева.

При виде ещё одной дыры в боку Ника не постеснялась швырнуть в легендарного пирата щёткой, которой драила палубу, и, утратив на нервах остатки самообладания, вспомнила все ругательства, когда-либо ею услышанные. Если отсечь все русские, испанские, английские и немецкие бранные слова, то содержание её негодования звучало так: «Эдвард Тич, ты наивный человек, который слушал какую-то чепуху, а не науку! Лучше возьми эту услышанную «науку» и заполни ею все полости того, кто тебе её сказал. Слева и справа полно внутренних органов, бесценных для человека. Ты неразумен. Твоя многократно раненая печень однажды нагнёт тебя дугой и отплатит той же любовью, что и ты её. Разве что в твою наивную голову придёт блестящая идея, что виселица лечит от старости. А сейчас будь добр молчать, потому что я собираюсь зашивать твоё битое пузо! И только попробуйте меня ещё раз так разозлить! Обоих касается!»

Её не убаюкивали даже уморительные страшные истории, которые рассказывал Стид. Они были милыми, совсем не страшными и настолько перегруженными деталями, что больше погружали в сон, чем страшили. Шэй ради этих историй даже менялся вахтой с мистером Пуговкой. И всё же был один по-настоящему захватывающий рассказчик ужасных историй. Эдвард Тич.

— Крхакенш нхе схуществуетш! — протестовал Швед, когда тот пообещал историю про Кракена, после встречи с которым он перестал бояться чего бы то ни было.

«Всё скоро закончится. Одной большой трагедией, — мысленно повторяла донья, пока всё двигались ближе к Чёрной Бороде, чтобы послушать историю. — Нас настигнут, и что тогда? Смерть?»

Отчего-то вернулось то чувство, которое отгонял своим присутствием Шэй, когда их должны были вот-вот нагнать испанцы. Тогда её грызла акульими зубами совесть и стыд. Ей было страшно за друга, который намеревался погибнуть, убедившись, что она получит шанс вернуться домой живой. Беда миновала, но из глубин души выскользнул тот самый страх. Ника не замечала, но всё это время он подпитывался её тревогами, неясными желаниями и сожалениями. Он рос и становился больше и сильнее, чем в момент своего зарождения. Испанцы поселили в её душу маленькое чудо-юдо, а выросло оно в полноценное чудовище, поедающее её каждую секунду. Она пыталась злиться, чтобы не дрожать, но становилось только хуже.

Эдвард Тич был отличным рассказчиком. Не так уж и важно, по-настоящему Кракен утащил на его глазах его отца, когда Эд был ещё совсем мальчишкой, или это лишь выдумка. История была рассказана по-настоящему красиво, ярко, эмоционально и настолько захватывающе, что Шэй ни разу за рассказ не посмотрел в сторону штурвала. Ника под шумок ушла в самый незаметный уголок корабля — на корму, где, кроме неё, обычно никого не было. Мысли очень уж душили. Но в этот раз насиженное место оказалось занято. С бутылкой рома в темноте и одиночестве пряталась Бонифация Хименез, притихшая после раскрытия её личности:

— Опа, — пьяно усмехнулась она при виде Ники, — ну теперь чисто бабская компания! Садись, выпьем, юнга.

Донья замялась. Пьяненькой она Бонифацию никогда ещё не видела и не знала, можно ли ей в таком состоянии доверять. Даже такое вскрытие покровов, будто и нет никакого секрета у мальчика-Ника, уже знатно вызывало нервную дрожь. Но пока она раздумывала, сесть ей или бежать обратно, Хименез бесцеремонно дёрнула её за штанину, опрокидывая на мягкое место рядом с собой.

— Давай, малая, — дохнула она на донью ромовым ароматом. — У меня тут как раз только мускат остался. Для нежных дам самое оно. За тебя!

Не дожидаясь от Ники какой-либо реплики, она сделала мощный глоток из бутыли и занюхала головой растерянной собутыльницы. Следом мускат перекочевал в руки нерешительной доньи с многозначительным тычком в ребро. Пришлось осторожно поддержать распитие. Видя, что дело пошло, пиратка перестала наседать и заметно расслабилась. С мачты вниз спрыгнул Кроко и устремился к своей юной хозяйке. Зверёк чувствовал, когда требовался больше всего и сам искал объятий, даже не выспрашивая за это еду. При виде ящера Бонифация только расхохоталась и дружелюбно погладила его по голове, получив в ответ радостный писк.

— Какова твоя история, ха? — поинтересовалась она, отпивая ещё из своей бутылки. — Ты, домашняя девочка, поспешно сбежала с пиратами, скрывая себя, для этого должна быть причина. Тебя продали в бордель, ты скрываешься от жениха или хочешь мстить за убитого родственника?

Последнее было произнесено с каким-то рваным нажимом, что Ника с интересом глянула на пиратку. Если у всех женщин должна быть причина, то убийце Хименез подходила исключительно последняя. Она скрывалась после убийства. Не просто же так она убила двадцатого мужа Испанки Джеки? Разумеется, случайность не исключалась, но после такого вопроса, месть встала на первое место.

— Я полная дура, — нервно воскликнула Ника, когда молчать больше не было смысла, — которая решила, что жить в процветающем государстве слишком скучно!

От досады она сама выдернула бутылку из рук уже лежащей на палубе Бонифации и сделала несколько крупных глотков. Ром с мускатом не позволяли нетрезвой женщине сидеть, опрокидывая на деревянную поверхность. Не в пример пойлу, которым успокаивал Нику Шэй в Республике Пиратов, мускат мягко упал в желудок, приятно согревая изнутри. Страх, точивший её душевное равновесие, начал отступать.

— Звучит… ик, так себе для истории про пиратку. Может, тебя хотя бы принуждали к браку и деторождению? — предложила Хименез добавить к истории немного оправдания. Однако и тут была не права.

— Нет. Я видела, как это происходит у двор… в соседних дворах. Как только у дочери первые регулы, родители выдают её замуж, а мои — другие. Отец не настаивал, — снова вспомнив о родителях, Ника тяжело вздохнула и выпила ещё для храбрости, прежде чем продолжила: — А матушка сказала, что до моего восемнадцатилетия лично будет отсекать причиндалы всем, кто меня коснётся.

— А после восемнадцати? — скривилась в странной улыбке собеседница, прикончив бутылку.

— А после восемнадцати, по её словам, я буду достаточно взрослой, чтобы отсекать причиндалы этим желающим самостоятельно, — усмехнулась донья, в очередной раз чувствуя, что сваляла большого дурака, когда просто взяла и сбежала.

«Год не такой и большой срок. Вышла бы в море на Галке с Марией. Глупое моё нетерпение!» — опустила она голову к питомцу, который с готовностью лизнул её щёку и прижался.

— У тебя хорошие родители, — отметила Бонифация, складывая руки под головой.

— А ещё безопасные города, школы для всех детей острова, современный подход к медицине, отменено рабство и уравнены в правах с колонистами туземцы, — отстранённо перечисляла Ника всё то, что бросила ради таких мест, как Республика, где дела в таком упадке, что даже за работу в борделе следует держаться изо всех сил. — Также введены жестокие наказания за попытку изнасилования… ну и другие преступления.

— Тогда ты точно дура, если сбежала!

— Я о том и говорю.

Разговор сам собой потёк в сторону суши, подальше от которой так рвалась юная донья. Бонифация рассказала о своём доме, о прибрежном поселении и об апельсинах, которые они выращивали. Много апельсинов. Приятный зной, от которого спасала ледяная вода из колодца. А в сердце апельсинового сада старый монастырь с очень строгой матерью-настоятельницей. Строгой, но такой родной… Из одного сада они перенеслись в другой. Куда больше. Настоящая персиковая долина. Аделаида так любила персики, что отец приказал найти саженцы и бережно выращивать деревья, чтобы сделать для супруги сюрприз.

* * *

— Капитан! — от криков мистера Пуговки они проснулись в предрассветный час. Там же, где и уснули, вспоминая родной дом. — Скорее, просыпайтесь! Там какое-то колдовство!

На ходу отмечая, что под спиной как-то оказалось что-то, отдалённо напоминающее матрас, Ника вскочила на ноги, поправила бандану и помчалась на голос. Несмотря на ясную ночь и чистое небо у кормы, на мостике и в остальной части палубы царил непроглядный туман. Вся команда, включая Шэя и капитана в ночной рубашке с колпаком, уже были на месте и тревожно озирались по сторонам. Что за чертовщина?

— Никогда не видел такого тумана! — нагнетал мистер Пуговка, нервно теребя в руках железную челюсть. — Он какой-то странный. И на вкус странный.

— Да, тут что-то не так, — согласился с тревогой в голосе Стид. — Кто-нибудь видел Чёрную Бороду?

Порывы ветра вдруг стали особенно шумно трепать паруса.

— Сюда, дитя! — словно чёрт, на перилах фальшборта картинно стоял Тич, но мгновением позже его скрыла пелена тумана и, отступив, явила полное отсутствие кого бы то ни было.

На эмоциях от увиденного мистер Пуговка умудрился укусить Люциуса за палец, вызвав панический визг последнего.

— Или я здесь? — как по волшебству, Борода гордо и расслабленно покоился на мостике.

Однако и в этот раз он пропал с глаз, едва к нему попытался приблизиться Боннет. Туман, как дрессированный, скрывал его в своей мгле, а после невидимым фокусником демонстрировал, что никого больше нет. Команда заметно нервничала от странного явления.

— Бегите и будете жить, или сгорите живьём! — пугающе возопил Тич, плавно спускаясь по воздуху на палубу, как птица или фея.

Его дьявольский хохот породил потусторонний свист, вспышки и жутковатые алые искры. Воздух сгустился, порождая образы кошмаров, вычитанных из сказок. На мгновение Ника позволила себе ужаснуться увиденному, почти поверив, что Тич на самом деле отродье Морского Дьявола и всё это время водил их за нос. А теперь этот монстр пожрёт их всех! От такого эффектного выхода вся команда с визгом и паникой разбегалась в стороны. На месте остались стоять только Стид, Шэй и Ника, в мыслях которой свербило странное подозрение. Всё выходило безумно страшно, однако…

— Кхаждыйш самш зха себяш! — завизжал Швед и щучкой прыгнул за борт.

— Стоп, всё, хватит. Ребята, остановитесь! — вдруг привычным голосом скомандовал Чёрная Борода, вмиг став привычным вторым капитаном. — Человек за бортом!

Испуг сбежал следом за разрушением атмосферы ужаса. Вот тогда глаза начали ловить лампы, в которых что-то тлело и создавало дым, похожий на туман, верёвки, держащие Тича парящим, и обыкновенный фейерверк. Такой на каждое рождество запускал отец, радуя весь Санто-Доминго яркими красками разноцветных искр. Очевидно, и Шэй со Стидом краем глаза заметили что-то знакомое.

— Так это иллюзия! — восхитился Боннет. — Гениально.

Из укрытия вышли Клык с Айваном и Лёгкой Рукой, которые за кулисами управляли всем театром действий. Клык после даже извинялся, что переборщил с атмосферой, однако эффект вышел по-настоящему впечатляющим. Даже настоящие мастера своего дела, которые посещали Санто-Доминго и давали несколько эффектных выступлений с фокусами, иллюзиями и особым шоу, уступали созданному образу.

Пока Чёрная Борода объяснял, что все свои трюки объединил одним именем — «искусство чертовщины», Ника, мысленно ругаясь по-матросски, шла врачевать покусанный палец Люциуса. Пуговка тяпнул его так, как некоторые крупные собаки не смогут. В пальце неожиданно оказалась приличная заноза, с которой пришлось изрядно повозиться. Даже без железных вставных зубов друг чайки имел во рту несколько опасных приспособлений.

— Просто постарайся не махать руками около него, — тяжело вздохнула она, накладывая плотную повязку. — Впервые вижу, чтобы из-за простого укуса сразу потребовалось бороться ударными дозами с инфекцией. Повязку надо будет дважды поменять!

Боннет позволил устраивать палату для врачевания у него в каюте. Места там вполне хватало на всё. Резная ширма прикрывала их, не нарушая ансамбль помещения. Пользуясь случаем, Ника злоупотребляла посещением ванной комнаты. Глядя на свою перемотанную руку, Люциус демонстративно повернулся в сторону столика с оставленным журналом. Намёк был прозрачен, как день. Второй грамотный человек на корабле должен его заменить.

На выходе из каюты Люциус резко развернулся в сторону Чёрного Пита, с которым у него как будто просматривались «неуставные отношения», как это порой называла матушка. Ничего вроде бы особенного, чтобы строить подозрения, просто они вдруг славно спелись и предпочитали всё делать совместно. Дошло до того, что Люциус начал спать в соседнем гамаке с Питом. Глядя, как они удаляются с очередной идеей повеселиться и проигнорировать все приказы Лёгкой Руки, она пожала плечами.

«Дружба — это прекрасно!» — чуть улыбнулась она, переложив удобнее журнал с пером и направилась искать капитана.

— Ник… стой! — поймал её по дороге Шэй и развернул в сторону штурвала. — Будь осторожнее с капитаном.

Он напряжённо посмотрел по сторонам. Ника последовала его примеру, но не увидела ничего подозрительного. И всё же он завёл её за спину так, чтобы она оставалась в так называемой слепой зоне.

— От Боннета собираются избавиться, — шепнул он, — Судя по всему, довольно давно. Сегодня-завтра он покойник, поэтому держись от него на расстоянии.

— Но кто? — удивилась Ника.

Шэй нервно повернулся в её сторону, чтобы ответить, но замолчал. Упрямо глядя вперёд, он будто был заинтересован только в линии горизонта. На слуху как раз был некий торговый голландский корабль, который они могли настигнуть к сумеркам. Очередная жертва тренировок, как быть настоящим пиратом. Донья уже открыла рот, чтобы переспросить, но осеклась при виде неприятно улыбающегося старпома. Лёгкая Рука смотрел на них, как обычно смотрят на жуков, если те сделают что-то милое. Вроде гадкие низшие твари, но приятные эмоции порой способны вызывать.

— Шкет, тебя ищет капитан. Ему невтерпёж написать очередную дичь о своих похождениях, — мимоходом проговорил он, будто всего лишь шёл мимо, но от его холодного взгляда сразу становилось не по себе.

— Да, сэр, — кивнула Ника и поспешила было к капитану, но, услышав за спиной голос, замерла.

— Ты хороший рулевой, Кенни, — заявил Лёгкая Рука. — У нас был похожий малый, но получил от испанцев пулю. Всем был хорош. Любимец волны. А как ему язык работорговцы оттяпали — стал лучшим из лучших!

Донья побледнела, понимая намёк. Но и Шэй не дурак, чтобы не заметить скрытую угрозу в словах. Она спиной чувствовала, что друг детства мысленно желает ей быстро идти к капитану и вести себя так же, как при контузии — рыбой молчать.

— Ты ещё здесь, шкет? — от оклика она вздрогнула, но тяжёлый удар по плечу пригвоздил её к месту, отрезая возможность быстро скрыться под крылышком капитана. — Да не дёргайся так. Врачевателей на любом корабле ценят. Пока от них больше пользы…

Он пошёл дальше, оставив после себя витающее в воздухе страшное предупреждение. Ноги продолжали дрожать, а плечо ныло. Куда больший сумбур царил внутри. Но ещё больше смуты в неискушенную душу внёс совершенно спокойный вид Кенуэя.

— Когда дойдёт до того самого — прячься, и тебя не тронут, — спокойно заявил он, ничуть не дрогнув ни перед намечающимся бунтом, ни перед намёками Лёгкой Руки.

От его спокойствия Ника едва не взорвалась возмущением, подобно пороховой бочке. Столько слов рвались наружу. Как он мог оставаться таким спокойным?! Как вообще мог говорить подобные вещи!

— Давай ради разнообразия ты сразу и со всем вниманием послушаешь меня и будешь делать так, как я скажу, — невозмутимо произнёс он, прежде чем она решилась на эмоциональную тираду.

— Это бесчестно и несправедливо! — всё же выпалила Ника, но Шэй не менее тяжёлой хваткой подтянул её поближе к себе и негромко проговорил:

— Справедливость и честь ищи на суше или среди офицеров, но не тут! — она попыталась было возразить, но Кенуэй и не думал останавливаться. Напротив, он только усилил нажим: — Пиратство — это вещь странная. Сегодня переворот, завтра они враги, а послезавтра снова самые близкие друзья. Они запросто забудут друг другу все обиды, но вот стукачей и предателей повесят на рее!

Он посмотрел на неё настолько выразительно, словно приговор о повешении уже прозвучал и час её был отмерен. Ника растерялась, но всё же решила, что Боннет, пусть и далёк от идеального пирата или капитана, человек хороший и не заслуживает подлого убийства в перевороте.

— Но если мы будем молчать, то станем предателями! — отчаянно зашептала она. — Мы предадим капитана!

— А кто из них капитан? — удивлённо приподнял брови Шэй, заставив её ещё больше запутаться. — Не бывает на борту сразу двух, а они сами не определились, кто есть кто. Скажешь слово — станешь стукачом и предателем одного из капитанов. К тому же будет твоё слово… ладно, наше с тобой слово против четырёх пиратов во главе с Чёрной Бородой, которых тут уважают и даже любят. Кого будут слушать?

— Но я так не могу! — опустошённо пробормотала она, чувствуя ядовитые укусы совести.

— Вот тебе ещё один урок пиратской жизни, — безжалостно продолжил он. — Совести здесь нет места. Пираты именно такие, Ника.

* * *

— О, муза, почему ты покинула меня? — трагическим шёпотом вопрошал Стид, обрядившись в странное чёрное облачение.

Капитан страдал из-за никак не приходящих идей чего-то по-настоящему страшного, впечатляющего, но не низменного, а пробирающего до глубины души. Весь день он гонял команду, вызывая у Ники долгий терпеливый выдох. Из-за его наивной слепоты она почти заставила себя думать, что с новым капитаном им будет намного лучше. Тем более, если капитан легендарный.

«Он займёт место Боннета. Тогда не будет больше книг, но украдкой я всё же смогу умываться. Он будет делать то, что все пираты должны делать, — последние слова даже мысленно прозвучали угнетающе. — Он будет грабить, убивать и взрывать корабли. И мы тоже будем…»

Лёгкая Рука будто чувствовал, что Шэй принял правила на корабле, а Ника всё ещё колебалась. Каждый раз, когда её подмывало намекнуть капитану, что следует быть осторожнее, он появлялся и будто бы подбадривал Боннета поскорее придумать лучшее пугающее шоу. Под конец он даже позволил себе заметить, что Тич питает тёплые чувства к нему, поэтому Стид должен стараться как в последний раз. От его сухого сиплого голоса донья невольно поёжилась.

— Извините, сэр, — потупилась она, когда поймала на себе взгляд капитана.

— О, какие мелочи, юный Ник. В страхе нет ничего зазорного! — добродушно ответил он. — Лёгкая Рука воистину страшный пират.

— Дело не в этом, сэр, — уклончиво ответила она, старательно подбирая слова на случай, если их подслушивают. — Дело не в том, как он выглядит, а в том, что способен сделать. Страшно от… предчувствия, когда знаешь, что может произойти что-то плохое, но не ведаешь, что именно и в какой момент.

— Пугает предчувствие? — задумчиво повторил Боннет, явно услышав в её словах что-то своё.

Подготовка пошла полным ходом. Ника и Люциус как два свидетеля постановки, а не полноценных участника, бегали по кораблю, исполняя порой лишённые смысла поручения. Но раз уж это был последний день жизни капитана, как это чувствовала Ника, то почему бы не сделать его отправку на тот свет театрально драматичной и не менее эффектной, чем появление Чёрной Бороды в искрах огня.

С наступлением темноты показалось небольшое торговое судно голландцев. По сигналу Французика, надевшего тёмную хламиду и выкрасившего лицо в болотный цвет, весь экипаж скрылся с глаз, чтобы заманить любопытных на борт. Тич как вдохновитель был отправлен на «лучшее место» — в каюту капитана, в которой должна будет произойти кульминация всего шоу. Ника и Шэй прятались на палубе. Первый акт с их места должен был виднеться как нельзя лучше. Стид задумал превратить весь корабль в место театральных действий. Корабль-призрак с проклятыми духами на борту.

Голландцев пришлось хорошенько подождать, не сдвигаясь с места. Эти пугливые торговцы совсем не стремились немедля броситься и начать исследовать корабль.

— Hallo, есть кто-нибудь дома? — с певучим акцентом поинтересовался первый господин из процессии любопытных голландцев.

Жертвы подобрались до смешного пуристическими. Их волосы были подстрижены идеально по плечи, одежды они носили традиционно голландские, пусть эти длинные воротники давно вышли из моды у Старого и Нового света. Они даже держали в руках пуританские широкополые шляпы, которые почтительно сняли, поднявшись на борт. Не слишком ли лёгкая аудитория?

— Сдаётся мне, только мы, — на мостике театрально появился Стид в том же непонятном чёрном облачении, обогатившемся длинным плащом. В этот раз он держал в руках череп и догорающую лампу, предположительно демонстрируя оммаж на Гамлета. — Духи из проклятых пылающих глубин Аида!

На вкус Ники, едва поспевающей за Шэем в перестановке «декораций», вышло больше театрально, что по-пиратски, но определённый шарм всё же был. За спинами голландцев сразу после перфоманса Стида возник Швед и начал мрачно напевать какой-то мотив, который, возможно, в его краях означал нечто жуткое. Пока что он только вводил в замешательство гостей представления, пока из бочки выпрыгивал для устрашения Чёрный Пит, а следом за ним за спинами зрителей появился Французик. Весь в чёрном и с зелёным лицом он представился самой страшной морской ведьмой.

— Я — ведьма, страшная и злая,

Моё заклинанье — это сила!

Чёрный кот — мой верный друг,

С ним я вас сокрушу, как мух!

Я могу превратиться во что угодно,

И забрать вас с собой в мир потусторонний.

Так лучше бегите, пока не поздно,

Иначе вы станете моей жертвой.

Ещё более ужасающим её котом стал Крошка Джон в наскоро пошитом чёрном костюме кота. От его заунывного мяуканья Ника едва не начала хихикать. Страшно у команды не получалось. Больше нелепо и почти смешно. Зато когда огромный двухметровый кот помчался на голландцев, те резво побежали в сторону капитанской каюты.

— Пс-с, — шикнул им Французик. — Бегом сюда. Третий акт ждёт.

В каюте своего часа ждал мистер Пуговка с Тараканом. Репетицию их номера Ника успела оценить одним глазком. В алом свете лампы они демонстрировали страшный по своей простоте каннибализм. Бонифация там же готовила своё кровавое шоу с отрезанием частей человека. Никаких настоящих замученных людей — только игра теней и кропотливо созданная кукла. А к финалу им требовалось поскорее перебраться к окнам капитанской каюты. Под пение сирены-Шведа на корабль должен был напасть ужасный Кракен. Или его щупальца, сделанные из верёвок, тряпок, гибких палок и бог знает чего ещё. Именно их требовалось держать и по команде начать ими скрести по окнам. Чёрный Пит, Айван, Клык и Французик стояли рядом и тоже держали по «щупальцу». Эффект превзошёл все ожидания. Даже Чёрная Борода при виде «Кракена» вышел из себя и с рёвом покинул своё укрытие, из которого наблюдал за спектаклем. А голландцы и вовсе с криком прыгали за борт. Чертовщина вышла славная!

* * *

Ника с замиранием сердца смотрела, как удаляется голландский корабль и чувствовала, что вот-вот должна решиться судьба Боннета. Он остался наедине с Тичем в капитанской каюте. Внешне казалось, что шоу так впечатлило бесстрашного пирата, что тот забился в умывальный уголок, но донья чувствовала, что из каюты выйдет один капитан, а второго утром похоронят. Какими бы ни были похороны у пиратов. Наверняка тоже ничего приятного — этот урок она усвоила хорошо.

«Не могут же они притвориться, что Тич не планирует убить Стида, а потом обняться и выйти на палубу как ни в чём не бывало!»

— Эй! Вот они! — Тич и Боннет вышли на палубу с видом самых близких друзей. Словно в воздухе ни секунды не витала угроза жизни одного недалёкого капитана.

«Как же так?!» — растерялась Ника.

Команда радовалась и выглядела как никогда сплочённой. Таракан и Чёрный Пит с жадностью ждали оценки Чёрной Бороды и получили самую наилучшую похвалу — грозный пират, который ничего не боялся в своей жизни, задрожал от их представления. Пит едва не пустил слезу от таких приятных его уху фраз. Доброе слово получили все. Швед растаял, когда его пение сравнили с ангельским. Французик покраснел от гордости при сравнении его ведьмы с по-настоящему страшным явлением. Крошка Джон довольно размахивал хвостом при признании, что кот в его исполнении заставил трястись и своих, и чужих. Даже те, кто только помогал, получили долю всеобщей любви. Самым недовольным вновь оказался Лёгкая Рука.

— Стид Боннет. Доставай оружие! — приказал Рука и выступил вперёд. Очевидно, он, как и Ника, считал, что низложение капитана нельзя просто так отменить и делать дальше вид, что ничего не планировалось.

— Нет, Рука, мы не будем этого делать! — попытался было пресечь этот бунт Чёрная Борода, однако вызов на дуэль был принят.

Под всеобщий потрясённый вздох капитан и старпом сошлись на палубе, чтобы раз и навсегда выяснить, чьи порядки будут править Местью. Вопрос теперь стоял только в одном — достаточно ли Чёрная Борода обучил Боннета в фехтовании. Ника по своему опыту могла совершенно точно и без колебаний сказать, что нет. В бою Лёгкая Рука показал себя мастером владения саблей. Каким бы ни было прошлое этого человека, в нём нашлось место для мастера, который обучил матёрого пирата основательно. Если кто-то и мог поспорить с Рукой в мастерстве, то только сам Чёрная Борода или чуть менее опытный, зато прекрасно обученный Шэй. Свои силы Ника считала недостаточными для победы. Разве что случайной. Какие шансы были у Стида?

В три точных и несомненно красивых выпада Рука преодолел жалкие попытки Стида защищаться и приставил кончик сабли к его горлу. И это было всего лишь предупреждение. Гоняя его, как крысу по палубе, пират потребовал платой за поражение изгнание с корабля. В том случае, если проигравший останется в живых. Впрочем, кое-какую науку Боннет всё же освоил неплохо. Пока грозный пират стремился посильнее унизить ничего не ведающего в военном деле дворянина и полагался только на своё мастерство, Стид умело уворачивался, отбегал и не стеснялся использовать реквизит от спектакля. В ход шёл порох, порошок, вызывающий вспышки, лампы и все декорации, к столкновению с которыми Рука не был готов.

Но одних только трюков с окружением всё же оказалось недостаточно. Грязный, злой и растрёпанный, Лёгкая Рука выбил из рук капитана саблю и загнал его в тупик. Зажатый между мачтой и тяжёлыми декорациями, тот замер. Ника, всё это время неподвижно смотрящая на бой вместе с командой, не выдержала и закрыла глаза ладонями. Смотреть, как неплохой человек умирает, она не могла. Крик экипажа, болезненный стон Стида и звук, с которым металл входит в плоть, ознаменовали, что дуэль завершилась.

Она едва не всхлипнула.

— Я всё сделал правильно? — привлёк её внимание тонкий голос ещё живого капитана. — Он не попал в важные органы.

Ладони в тот же момент покинули лицо. Ника, вся команда и Чёрная Борода во все глаза смотрели, как капитан умудрился в безвыходной ситуации повернуться тем самым треклятым левым боком. Донья мысленно пожалела его бедную печень. Но сюрпризы на этом не закончились. Сабля Руки намертво застряла в мачте. Тот старался изо всех сил. Он тянул, помогая себе руками и ногами, пыхтел и краснел, но никак не мог выдернуть своё оружие.

— Это мачта сделана из лучшего вишнёвого дерева в Бразилии, — прохрипел Боннет с торжествующим видом. — Она покрепче тебя будет!

Пират разразился такими страшными проклятиями, что Ника густо покраснела. Опыт нескольких недель в плавании с людьми, бранящимися через слово, к такому потоку ругани её не подготовил. Наконец пират рванул на себя саблю с такой силой, что только рукоять у него и осталась.

— Ну что ж, мистер Лёгкая Рука, — рядом оказался всегда невозмутимый Пуговка, — так как он лишил вас оружия, по традициям дуэлей это значит…

— Стид победил! — хором закричала вся команда.

Как-то в суматохе позабылось, что свою саблю Боннет потерял ещё раньше. Крики радости превзошли даже празднование их успешного устрашения голландцев. Айван и Клык вновь предпочли влиться в команду и восторженно кричали вместе с ними. Ника едва следила за голосом, вдруг по-девчачьи начнёт визжать. Ликование захватило её вместе с остальными, но схлынуло, когда она вспомнила, кому придётся штопать Боннета и следить, чтобы его глупое тело справилось с инфекцией, которую от не самой чистой сабли он точно получит. Так ещё и отдирать его от мачты придётся всем народом.

«Мужчины. Вроде взрослые, а ведут себя, как мальчишки!» — гневно фыркнула она, закипая.

Огромные ножницы, лом, кривые железки, которые больше подходили для пыток, чем для чего-то полезного — всё шло в ход, чтобы открепить капитана от мачты. Ника мысленно называла его самым большим болваном в мире, но не могла не признать, что это была единственно возможная его победа над поспешно изгоняемым Рукой.

К рассвету они прибрали корабль. Боннет получил от неё несколько подзатыльников и клятвенно обещал двигаться поменьше, пока всё не заживёт. Чёрная Борода попытался было заявить, что рана совсем не опасная, потому что бок всего лишь левый, но, встретившись с полными ярости серыми глазами Ники, предпочёл молча отступить. Впервые пугающий отцовский взгляд по-настоящему передался дочери. Или то была верная мудрость матери, что с хорошим врачевателем никто и никогда не рискнёт ссориться.

Чёрный Пит вместе с Люциусом и по-детски веселящийся Таракан решили отпраздновать сразу три события — их успешный перфоманс, победу Стида и ссылку Лёгкой Руки подальше от сплочённой команды. С позволения Чёрной Бороды они запускали в воздух остатки фейерверков последнего. В предрассветных сумерках огненные цветы вспыхивали не так ярко, как хотелось бы, зато грохотали, что Ника забеспокоилась за свои уши. Контузию она помнила хорошо.

— Что я тебе говорил, — Шэй подкрался к ней пока она предавалась мыслям, опершись на фальшборт. — Поругались, повоевали, помирились и обнялись. Мне даже думается, что первое и второе они либо пропустили, либо очень сократили.

Воспользовавшись моментом, он чуть приобнял её. Громкие хлопки фейерверка слишком отвлекали команду, чтобы обратить внимание на двух братьев, обнимающихся совсем не по-семейному. На секунду она даже почувствовала лёгкий поцелуй в затылок. Такой же горячий и обещающий, что всё будет хорошо.

— В Порт-Ройал не так давно проходил бал, — задумчиво проговорила Ника. — У них должны были остаться запасы этих потешных огней. Думаю, можно будет попробовать сегодня убедить капитана сделать там небольшую остановку.

— И сойти? — уточнил Шэй. — Или уже понравилось плавать с пиратами, чувствовать ветер, солнце и свободу? Дышать полной грудью…

— Снова насмешничаешь, Шэй Кенуэй? — ткнула она его локтем с долей досады в тёплых чувствах. — Свою ошибку я давно осознала. Я готова даже ответ перед родителями держать, если придётся, и принять любое наказание. Но больше всего я хочу отмыться. Я теперь воняю прямо как эти пираты. Я пытаюсь умывать всё, до чего дотянусь, но здесь чистота не живёт. А ещё я изнываю от тоски по обществу, мужчины которого не рыгают, не пукают, не ковыряются в носу и не отпускают каждую секунду шуточки про свои органы любви… по крайней мере в присутствии дам. Здесь этого слишком много. А Люциус их ещё и рисует! В журнале капитана! Я такое видела…

Люциус воистину был отличным художником. Рисовал с безупречной точностью. Он идеально соблюдал баланс света и тени, ни разу не ошибся в пропорциях и все его работы выглядели объёмными и почти живыми. Другое дело, что рисовать он предпочитал то, что мужчины скрывают за исподним. К таким смелым художествам Ника совсем не была готова. Даже матушкина наука врачевания не спасала. Не получалось у юной девушки держаться непоколебимости доктора и смотреть на изображения мужского естества бесстрастно.

— Всё будет хорошо, донья Вероника де Очоа, — мягко взял он её руку в свои. — Мы вернёмся в Санто-Доминго и всё будет хорошо.

— Посмотрим, что скажет отец, — с сомнением парировала Ника.

— Если он… Даже и не если, но… Я хотел сказать, что в любом случае… Нет, не так… — Шэй вдруг густо покраснел и осёкся. Под её удивлённым взглядом всегда уверенный старший друг начал мучительно подбирать слова, путаться в звуках и выглядеть курьёзно. — Ты… всегда можешь выйти за меня замуж и уже не бояться гнева родителей!

Он выпалил всё на одном дыхании, оставив её в замешательстве. Это шутка? Или такое странное утешение? Это просто метафора, какой-то странный речевой оборот? Не может же он серьёзно вот так странно предлагать?.. Или может? Что?!

— Шэй… я…

Клац. Клац. Клац. Клац. СКРИИИИИИ!

От болезненно знакомого звука на месте подскочили все. Огромная страшная тень молниеносно поднялась из моря, закрывая восходящее солнце.