Я помню море (джен)

Он вошёл — и с его появлением даже воздух стал тише.

Командир Сэм.

В камуфляжной форме, но без знаков отличия, кроме одного взгляда.

Один взгляд — и ты уже знал:

это не Брат.

Не Надзиратель.

Не Сестра с линейкой.

И даже не обычный Офицер. Он отличался от остальных взрослых точно как я сама отличалась от остальных детей. Был ли он вообще человеком? Была ли им я?

Сэм — точно что-то другое.

И мы все собирались выяснить — что именно.

Пока он вынимал бумаги, пока выкладывал мелки, пока писал на доске первую букву — весь класс уже сговорился.

Без слов.

Глазами.

Локтями в бок.

Царапнув ногтем по дереву.

Сегодня — день испытания.

Первым выступил Питер.

Он всегда первый, когда дело доходит до бунта. Или если я не успела.

Он взял карандаш, положил его горизонтально на парту, и...

хрясь.

Сломал пополам.

Громко.

Сэм даже не обернулся.

Он продолжал писать.

B.

Вторым был Марк.

Он специально опрокинул чернильницу.

Синие капли, как кровь мертвого, растеклись по столу.

Сэм остановился.

Посмотрел.

— Убери.

И продолжил писать.

C.

Анна 3302 щелкнула пальцами у уха Элизабет 2812 и та вскрикнула от неожиданности.

Проверка: среагирует ли он?

Он не среагировал.

D.

Я сорвала бумагу с тетради.

Не потому что злилась. Из принципа.

Я медленно, с показной медлительностью, разрывала лист на полоски.

Один… два… три…

Они падали на пол.

Потом я встала без разрешения. Нарочито громко отодвинула стул. Я всегда за такое получала линейкой по шее, по руке, по чему придется. Или меня оставляли без еды. Вели а карцер. Сэм мог придумать что-то похуже.

Я подошла к доске — не спрашивая.

И пока он писал «Е», я нарисовала рядом с ним крест. Не святой. Перечёркнутый. Зачеркнула его в середине.

Он всё видел.

Но он дописал букву и лишь тогда повернулся.

— Вы закончили?

Голос ровный и холодный.

Как река подо льдом.

— Нет, сэр, — сказал Питер. — У нас ещё есть карандаши.

— И чернила, — добавил Марк.

— И я, — добавила я, — у меня ещё много бумажек и ни капли уважения к Святой Системе. Прочитайте досье, сэр.

— Я его читал. Ничего интересного.

Он подошёл к первой парте.

Взял кусочек бумаги с пола.

Оглядел весь класс.

Медленно. Почти лениво.

— Я дам вам ещё десять минут.

Делайте, что хотите. Десять минут абсолютной свободы

Мы замерли.

Он положил бумагу на край стола.

Сел.

Сложил руки на груди.

— Но потом … каждый из вас подойдёт к доске. И напишет, что выучил. Кто не напишет... Не советую проверять, что будет.

Мы не понимали.

Это была ловушка?

Проверка?

Питер, не выдержав, швырнул второй карандаш в стену.

Анна уселась на стол, а не за парту.

Марк начал стучать кулаками по доске.

Я… я взяла свой мел и нарисовала треугольник на полу. Потом перечеркнула его. Потом написала под ним: "И что теперь?"

И вот прошло ровно десять минут.

Он встал.

— Достаточно.

И взял мел.

— Кто первый?

Тишина.

Он сам выбрал — Элизабет 2812.

Самую тихую.

Она подошла.

Написала: БЭТ.

Он кивнул.

— Следующий.

Один за другим.

Питер написал: ВОЙНА

Марк — НЕТ

Анна — НИЧЕГО

Я…

Я написала: НЕ БУДУ.

Когда все сели, он стёр всё с доски.

Медленно.

Каждую букву.

— Вы хотите знать, кто я? Я — не враг.

Но я и не друг. Я тот, кто даст вам шанс. Или сломает вас. Одно из двух. Можете быть уверенны.

И он вышел.

Мы сидели в тишине.

Долго.

Никто не шевелился.

Даже Питер.

В тот вечер я хотела нарисовать его снова как чудовище.

А нарисовала море.

Прошёл месяц.

Ни один из нас не был высечен.

Никого не били линейкой.

Никого не ставили на колени на соль.

Никого не бросали в карцер под лестницей и под ледяную воду.

Сёстры молчали.

Братья сторонились.

Командир Сэм — оставался Командиром Сэмом.

За месяц мы выучили алфавит.

Не на зубок — но почти.

Мы не пели гимнов, как в часовне.

Мы писали.

Мы читали.

Анна 3302 теперь умела считать до двадцати — и шептала эти числа по ночам.

Питер знал, как сложить 8 и 4.

Марк — как написать «собака».

Элизабет даже запомнила стишок, который Сэм нашёл для нее в старом учебнике.

А я…

Я больше не рвала тетрадей.

Однажды Сэм принес нам цветные карандаши. Выложил на моей парте синий, зелёный, голубой.

— Ты можешь рисовать море, 0710.

Он нас изучил.

Кто ненавидит.

Кто надеется.

Кого легко напугать. А кого невозможно.

И, думаю, он знал и то,

что я не перестану выкидывать таблетки.

Потому что если я перестану —

то исчезну не телом, а душой.

На следующем уроке он дал нам новые книги.

Старые. Потёртые.

С рассказами.

И сказал:

— Сегодня мы читаем не потому что надо, а потому что можно.