9-1-1: Передислокация (гет)

Следующий день подарил мне очередной рентген. Ни одно из моих ребер не было сломано полностью — только трещины и даже без смещений, что не могло не радовать. Легкие пришли в себя, но глубоко дышать было еще больно. Не зная, куда деться от скучной жизни прикованного к больничной койке человека, я развлекалась решением кроссвордов. День после ухода Эдди и все оставшееся время до выписки было для меня похоже на отдельный вид изощренного наказания. Мне не терпелось вырваться из этих светло-голубых стен, впитавших в себя запах лекарств и антисептиков. Хотелось поскорее избавиться от четырехразовых смен капельниц с обезболивающими. Забыть про врачей, медсестер, с которыми было совершенно не о чем разговаривать. Больничная тишина и перманентная скука от лежания в кровати угнетали меня.

Я полусидела на кровати, держа сборник кроссвордов на коленях, в левой руке — карандаш. Туловище было туго обтянуто бандажом для восстановления моих ребер, из-за чего нормально дышать было сложно. Но меня спасали канюли в носу, благодаря которым воздух все-таки поступал в меня.

Я была одна в палате, поэтому не стеснялась размышлять вслух:

— "Внутренняя электрическая буря без грозовых туч"... — прочитала я вслух, растягивая слова, — Чего? Чертовы метафоры... Так. Электрическая буря... без туч... где-то внутри... Инфаркт? Инсульт? Хмм, может "внутри" — значит в голове. Если так, то скорее всего инсульт.

Я уже занесла было карандаш над клетками страницы, но, посчитав ячейки для букв, поняла, что "инсульт" не подходит.

— А что тогда? Нейронные импульсы. Значит, должен быть какой-то приступ. Конвульсии? На одну букву больше... Черт.

— Эпилепсия, — из ниоткуда послышался голос.

Это было тихо, но так четко и близко, что я вздрогнула. Эдди стоял в паре шагов от моей кровати.

— Черт возьми! — я швырнула в него карандаш, но он ловко увернулся, — Так же и до инфаркта довести можно!

— Прости, — он улыбнулся своей до жути обаятельной улыбкой, которой можно было простить все.

— Пришел спасать тебя из стерильного замка. Твои результаты готовы, доктор не нашел ничего подозрительного или внушающего опасения. Поэтому мы можем ехать.

— Наконец-то.

Мы оформили мою выписку по всем законам медучреждений. Эдди подписал бумагу "сопровождающего и наблюдающего", и мы наконец-то покинули больницу.

Он вел машину, стараясь не делать резких поворотов и не тормозить слишком быстро. Попутно рассказывал об обстановке в части, о переживаниях коллег, об обещании Бака обязательно навестить меня и скрасить мои скучные будни, пока я не вернусь к работе.

Дом Эдди Диаса был небольшой, но очень милый снаружи. Обычно в таких живут семейные пары с детьми и собакой, на заднем дворе должна быть площадка или небольшой бассейн, как это часто бывает у семей в Лос-Анджелесе. Когда машина наконец остановилась, облегчение смешалось с волной подступающего смущения. Это же дом Эдди и Криса. Их пространство. А я тут как иждивенка. Сильные и осторожные руки Эдди помогли мне выбраться. Опираясь на него и костыль (для меня совершенно излишнее приспособление, но по словам врачей — необходимое), я делала неловкие шаги к входной двери. Чувства беспомощности и зависимости давили на меня все сильнее.

Как только я переступила порог дома, в проеме показался Кристофер. Его милое, умное лицо сияло от нетерпения:

— Па-ап! Ты привез Джен?

— Привез, — улыбнулся Эдди, все еще не придерживая меня.

Мальчик радостно, но осторожно поднялся и дошел до меня, обхватывая мою талию руками. Он запрокинул голову вверх, и его улыбка озарила все вокруг.

— Эй, сынок, у Джен сломаны ребра, так что надо обнимать ее осторожнее, договорились?

Предупреждающе-заботливый тон Эдди, адресованный нам обоим, вызвал у меня улыбку. Я запустила пальцы в волосы Кристофера, а он довольно хихикал.

— Папа сказал, ты будешь тут поправляться. Можно я тебе буду помогать?

После этих слов все смущение, вся неловкость моего положения растаяли. Осталось только щемящее чувство нежности и очарования. Этот мальчик, видевший меня до этого всего раз, принял меня с такой искренней, безусловной радостью и открытостью, что у меня дух перехватило.

— Конечно, Кристофер, — я мягко потрепала его по голове.

Он заулыбался еще шире, как будто я подарила ему гору мороженого. Его объятия вокруг моей талии на секунду стали крепче, а потом от отпустил меня.

Эдди помог мне переместиться в гостиную. Только тогда он полноценно выпустил меня. Я перевела на него взгляд. Он сидел совсем рядом, с лица не сходила облегченная улыбка. В его глазах была смесь умиления, легкой тревоги за мое состояние и глубокой благодарности.

— Надо же, он тебя уже обожает, — прошептал он мне почти в самое ухо.

— Он... он невероятный, — выдохнула я, пытаясь плавно откинуться на подушки дивана.

Кристофер уже уверенно ходил на своих детских костылях, деловито осматривая кухню.

— Джен, ты умеешь готовить вафли?

— Конечно, — отозвалась я.

— Па-а-ап, куда ты убрал вафельницу?

— Крис, не волнуйся, я все достану и помогу вам приготовить вафли, — устало усмехнулся Эдди.

— У тебя выходной! — обрадовался мальчик.

— У меня выходно-о-ой! — воскликнул Эдди, сгребая в охапку подошедшего сына.

Кристофер хохотал в объятиях отца. Эдди тоже смеялся. Искренним смехом, на который только может быть способен 28-летний мужчина.

Из-за этой трогательной сцены в горле образовался теплый ком, а глаза застелила пелена слез умиления. Я не знала, что это за чувство разливалось теплом в груди, заставляя меня напрочь забыть о ребрах — вообще обо всем. Я готова была вечно смотреть на заботливого отца и счастливого сына.

Благодаря моей травме, это зрелище было мне обеспечено еще на какое-то время.

И я ничуть не жалела.