Кризис Скайрима (джен)

10 месяца Огня очага

Воздух в зале Совета был густым, как расплавленный свинец. Синие магические огни под сводами мерцали тревожно, будто чувствуя вибрацию страха. За мраморным столом сидели пятеро, но тишина звенела громче любого крика.

Арнгейр сидел, вцепившись пальцами в край стола. Его суставы побелели, а кончики пальцев нервно выбивали дробь по холодному камню — быстрый, беспорядочный ритм надвигающейся катастрофы. Напротив, Жрец Талоса — Лойс, казался спокойнее, но его указательный палец бесконечно водил сложным узором по резному подлокотнику кресла, выдавая глубину раздумий. Трое молчаливых Седобородых были подобны статуям из горной соли — их неподвижность была гнетущей, а сила, сдерживаемая в их грудях, заставляла мелкие камешки на полу подрагивать.

И снова — свет. Но не кроваво-алый, а ядовито-желтый, как гной из старой раны. Он вырвался из глубин котловины, осветив лица старейшин мертвенным сиянием. Воздух затрещал от знакомого, но от этого не менее отвратительного наплыва чужой магии.

Лойс взмахнул рукой почти машинально. Сноп белых искр, на сей раз тусклых, с трудом вырвался из его пальцев и упал на воду. Желтый свет отступил, сдавшись без боя, и вода снова разделилась на три зеркала:

В первом. Северные ворота Ривервуда: Г’Аш Мран, огромный и сломанный, подходит к частоколу. Краткая, напряженная сцена с Лукасом. Затем — орк у костра рядом с Вейлином. Два изгоя в кольце огня и враждебных взглядов.

Во втором.У реки: Джафар делает шаг к воротам. Грубый пинок Лукаса, отбрасывающий маленького каджита. Мгновенная трансформация: алые глаза, тени когтей, подсечка. Лукас на спине, его лицо — маска первобытного ужаса перед существом, внезапно ставшим хищником.

В третьем. Вечер у костра: Четверо у огня. Пламя внезапно меркнет, съеживается, будто испугавшись собравшейся вокруг него силы, когда все садятся.

— ДА КАК ОН ПОСМЕЛ!? — Арнгейр вскочил, стул полетел назад с грохотом. Его голос, обычно контролируемый, прорвался гневным раскатом, заставив вибрировать воду в котловине. На лице старого Ту’умного мастера горела ярость за униженного ребенка. — Тварь подлая! Пинать беззащитного!

— Арнгейр! — Голос Лойса прозвучал резко, как удар хлыста, но без осуждения. Он провел рукой над водой, сдвигая изображение ко второму фрагменту, задерживаясь на кадре, где Джафар нависает над Лукасом с горящими алыми глазами и тенями когтей. — Смотри дальше. Он не простой мальчик. Не беззащитный.

Арнгейр замер, его гнев сменился леденящим пониманием. Он медленно опустился на поднятый стул.

— Оборотень? — спросил он тише, но в его глазах читался ужас перед куда более страшной истиной.

Лойс покачал головой, его палец замер на изображении Джафара.

— Лис. — произнес он с горькой точностью. — Никогда не станет волком. Так же, как кот не станет собакой. Их природа разделена стеною. — Он поднял взгляд на Арнгейра. — Влияние Дагона... оно снесло эту стену в Джафаре. Сделало ненужными границы, что делали его... им. Оно пробудило то, что должно было спать вечно, или никогда не просыпаться.

Арнгейр уставился на третье изображение — потускневший костер, вокруг которого сидят носители этой пробудившейся чуждости.

— Получается... эльф тоже? — его голос был шепотом. — Его бесчувственность... его сталь вместо души?

Лойс кивнул, тяжело.

— Возможно. Дагон мог выжечь в нем что-то... человеческое. Оставить пустоту, заполненную только целью. Или холодной яростью. — Он закрыл глаза на мгновение. — Эта сила... она как искра в пороховой бочке.

— Но что делать?! — Арнгейр ударил кулаком по столу. Мрамор треснул тонкой нитью. — Лойс! Артефакты Акатоша — щиты против Даэдрических Князей — утеряны, разрушены или скрыты! Никто не видел Амулета Королей со времен Мартина! Его самого... — Голос его сорвался. — Он неостановим!

Тишина. Душераздирающая. Лишь тихий шёпот.

— Драконы? — внезапно выдохнул Арнгейр, в его глазах мелькнула последняя искра надежды. — Их Предводитель... Акатош! Он явился как дракон, чтобы сокрушить Дагона! Статуя на месте их битвы...

— Первенец Акатоша мертв, Арнгейр! — Лойс перебил его с неожиданной резкостью, и в его глазах вспыхнула боль. — Алдуин был Бичом, Пожирателем Миров! И слава Акатошу, что Последний Довакин положил конец его тирании! Скайрим уцелел благодаря смерти Первенца!

— Но... Партурнакс! — настаивал Арнгейр, цепляясь за соломинку. — Младший брат Алдуина! Он хранил Глотку Мира! Он... он изменился! Он мог бы...

— Нет. — Лойс произнес это слово с окончательной, беспросветной тяжестью. Он откинулся на спинку кресла, его лицо вдруг стало очень старым и бесконечно усталым. Белые искры на его пальцах погасли окончательно. Желтый свет в котловине померк, оставив лишь мутные отражения. — Партурнакс стар. Слишком стар. Его сила... она не та. Не для битвы с Принцем этой мощи. Не для битвы с тенью, которая уже здесь, среди нас, разрывая ткань самой сути существ. — Он посмотрел прямо на Арнгейра, и в его взгляде не было ничего, кроме горькой истины. — Мы обречены, старый друг. Мы обречены.

Тишина, воцарившаяся после этих слов, была тяжелее мрамора стола и холоднее горных вершин. Даже мерцание синих огней казалось похоронным свечением. Отчаяние, густое и липкое, заполнило зал Совета, не оставив места надежде.