Мышонок и Лягушонок (гет)

Едва ли Блейз ожидал, что однажды будет стоять на стене древней каменной крепости, дышать склизким холодным туманом и пытаться перехватить контроль над двумя сотнями инфери.

Точно нет.

В Риме он попал в тюрьму — за хулиганство, которое включало фонтан Треви и шесть обнажённых волшебниц. Не очень расстроился, потому что это был отнюдь не Азкабан: его сносно кормили и разрешали читать. Палочку отобрали, так что он упражнялся в беспалочковой магии — очень полезно.

А когда вышел, столкнулся с Михалом Поляковым — старым знакомым, парнем из Дурмстранга. Тот приезжал на Турнир Трёх волшебников.

Он пригласил Блейза в Сербию, где сейчас работал в Отделении магического порядка и безопасности. Правда, называлось оно «Odeljenje za magijski red i bezbednost», и на середине Блейз сломался. Решил, что обязан выучить либо сербский, либо польский, просто смеха ради, и чтобы такие вот Поляковы не тыкали ему в лицо шипящими.

— Сразу бери русский, — посоветовал Поляков, — сдохнешь на грамматике и успокоишься.

Решено.

В Сербии было достаточно русскоговорящих, ещё больше тёмных магов и некоторое количество недурного крепкого алкоголя, так что Блейз принял приглашение.

Городок под названием Ниш очаровывал стариной. От Римской империи остались руины, затем здесь царствовала Византия, а за ней — дикие османы. Разномастные дома, замок из серого камня, широкие площади, церкви и мечети — варварская пышность и средневековая суровость.

Горы вокруг, до нелепого узкая река.

Магический квартал был крошечным — скудная аптека, лавка с готовой одеждой, малюсенький филиал фирмы Грегоровича, создателя волшебных палочек, и отделение банка.

Приходилось выбираться к магглам за жирной мясной едой и крепкой водкой, но это совершенно не напрягало. Здесь волшебники прекрасно умели сливаться с немагическим населением и извлекать немало пользы от тесного соседства.

У Михала оказалось много друзей и сослуживцев. Они загибались от скуки, так что иностранец, да ещё и выпускник Хогвартса, произвёл фурор. Отдельная прелесть тёмной магии в том, что её невозможно скрыть от своих. Эти незнакомые рослые славяне ощущали родство с Блейзом, и он быстро сделался своим в их тесном кружке.

А потом всё полетело к чёрту — какой-то местный придурок поднял кладбище. Ладно бы ещё ради высоких целей вроде мирового господства — не так обидно было бы. Нет, просто по дурости. Баловался некромантией без присмотра. Чаще всего таких без затей сжирал первый же дохленький инфери, но этот оказался удачливым.

Теперь полчища мертвецов шагали по ночному Нишу, а их владелец сидел на кладбище и бестолково подвывал. В таком состоянии осознанно передать контроль невозможно, поэтому Блейз пошёл его перехватывать.

Парни из Отдела держали щиты, чтобы инфери не закусили магглами. Увы, у них не было матушки, которая бы читала своему тринадцатилетнему сыну университетские лекции по некромантии, а в школе боевой магии эту тему изучали не очень глубоко.

Инфери можно сжечь. Но горят они отнюдь не как стог сена, а вызывать Адское пламя в городе было бы безумием.

Поэтому оставался только перехват контроля.

У Блейза дрожали ноги, из носа уже давно лилась кровь, зрение двоилось. Магия вырывалась из тела рывками, внутренности скручивало от боли — всё равно что останавливать руками гоночную метлу.

Но отпускать было нельзя, и Блейз всё тянул на себя, уже не понимая, зачем это делает, кого, Мордред подери, спасает, зачем? Просто тянул, не останавливаясь, и вдруг почувствовал жёсткую отдачу. Тряхнуло, откинуло назад. Сознание разбилось на осколки.

Армия инфери повернула и медленным торжественным маршем отправилась на кладбище, в родные могилы.

Парни оказались болтливыми, и Блейза вызвали в Министерство магии — оно же Ministarstvo za magijske poslove, — и там торжественно наградили.

Или не очень торжественно, потому что министр, читая текст с мятой бумажки, сделал две ошибки в несложном имени, а награда — двуглавый орёл с волшебной палочкой в когтистых лапах — попыталась улететь.

Про Блейза ещё и в газетах написали, но он хотя бы успешно скрылся от фотографов.

После того как награду обмыли, Блейз собрался в Россию. Ему дали три сотни советов, записали имена множества людей, которые будут рады помочь, и велели немедленно возвращаться, если что-то пойдёт не так.

* * *

К сожалению, пошло всё именно так.

Два письма от Лягушонка, одно — от Мышонка, и вот Блейз уже сидит в какой-то неведомой глубинке, постигает русскую грамматику в объятиях волшебницы вдвое старше себя и пьёт. Много.

Потому что невозможно не пить, когда снега ещё больше, чем в Шотландии, а в домах нет каминов с живым огнём — только бездушные горячие трубы, то есть «центральное отопление».

Жилища местных ему не нравились — он вообще не любил квартиры, даже мамину в Лондоне. А здесь они были крошечными и ещё менее уютными.

В городе обитало четыре волшебные семьи. Они часто встречались у кого-то в тесных гостиных и обсуждали темы, от которых Блейз был крайне далёк: МММ, развал Союза, Ельцина, дефолт, коммерцию и маггловские выборы, которые как-то влияли на управление по делам магического населения. В отличие от Мышонка, политикой Блейз не интересовался, но всё-таки разобрался в основах — чтобы потом пересказать.

Вместо Рождества отметили Новый год, совсем в иных традициях, которые Блейз нашёл не эстетичными, но завораживающими.

Ему, в принципе, не по душе была русская еда — даже бесконечная запечённая свинина в Сербии была лучше. Тут же основу составляли салаты, но отнюдь не нормальные: ингредиенты в них нарезались в крошево, вкус терялся за майонезом и солью. Но чтобы готовить вкусно, не хватало продуктов — в магазинах попросту не было хотя бы относительно пристойных овощей или мяса.

Зато ему понравилось волшебными палочками запускать маггловские фейерверки, да и телевизор оказался забавной штукой, хотя от него болела голова.

— Мы слишком разбросаны по стране, — сказала как-то его волшебница. — Не можем жить общиной, поэтому смешиваемся с магглами.

Её бывший муж был магглом.

— Не понимаю, — честно сказал Блейз. — Ещё грязнокровки — ладно, но магглы?..

Спать с магглами? Вот что для него было загадкой, так это существование полукровок. С грязнокровками ясно, причуда судьбы или фокусы генетики, никаких вопросов. Но чтобы волшебник добровольно… Содрогнулся.

Русский постепенно покорялся.

Блейз утащил у любовницы несколько нейтральных воспоминаний, погрузил себе в голову — и стало значительно легче, хотя это ничуть не избавляло от акцента и не добавляло словарного запаса. Просто мозг уже не так сильно отторгал новые знания, естественней укладывалась грамматика.

В этом заснеженном странном Саратове было неплохо, но Блейз чувствовал, что засиделся — пора двигаться дальше. Написал Полякову, потом двоим из его списка и неожиданно получил приглашение из Колдовстворца — русской школы магии.

Директор, Пётр Семёнович Третьяков, на прекрасной латыни вежливо спрашивал, не желает ли мистер Забини ненадолго присоединиться к преподавательскому составу. Да-да, прямо посреди учебного года, потому что преподаватель основ тёмных искусств трагически скончался в самое неподходящее время.

Не совсем хорошо расставшись с любовницей, Блейз немедленно принял приглашение, разве что напомнил о языковом барьере.

Его заверили, что это не проблема. Наоборот, преподавание на английском подстегнёт ленивую молодёжь.

* * *

Пожалуй, Колдовстворец оказался самым странным местом из всех, где Блейзу доводилось бывать. Со стороны он походил на затерянный в глухом лесу разноцветный леденец из «Сладкого королевства» или на игрушечный детский замок: башни были увенчаны куполами, деревянные стены расписаны птицами и причудливыми цветами, на окнах — изразцы.

Внутри же, среди светлых, красочных интерьеров, царила суровая атмосфера, рядом с которой итальянская тюрьма казалась курортом.

Девять курсов, они же классы. Факультетов не было, детей делили только по возрасту. В одном классе — человек сорок, все жили в одной спальне с узкими койками. Ни пологов, ни личного пространства.

Подъём в шесть, в шесть тридцать — построение во дворе перед школой, проверка формы. Здесь мальчики носили алые мантии из толстого сукна, а девочки — синие.

Завтрак в зале, похожем на Хогвартский, строго с семи до восьми. В восемь — первый урок, обед в час, после него уроки до пяти. Для всех классов без исключения два раза в неделю проводились спортивные занятия, пропускать их было нельзя.

Педагоги держались строго, хотя и выглядели скорее доброжелательными.

Пётр Семёнович Третьяков, который разрешил называть себя по имени, производил впечатление бывшего военного. Безупречная аврорская выправка, скупые движения, рубленая манера речи. Он был полностью седым, носил короткие усы-щётки и смотрел проницательно.

Приняв Блейза в скупо обставленном кабинете он выразил благодарность за помощь, начал напоминать про жалованье, но Блейз махнул рукой. Деньги интересовали его в последнюю очередь, тем более — эта мелочёвка.

Оказалось, что он слегка отвык от английского — и было непривычно заговаривать с людьми, которые понимают хорошо, если половину его слов. Тем не менее он спокойно зашёл в старший класс, оглядел эту толпу и бессовестно присел на край преподавательского стола.

Студенты молчали.

Им было по шестнадцать-семнадцать, уже взрослые. Разводить с ними сопли Блейз не собирался. Хочет уважаемый Пётр основы тёмных искусств — получит.

Парень на задней парте шепнул соседу: «Негра у нас ещё не было».

— Встань, — мягко сказал Блейз на своём далеко не блестящем русском. — Начнём с того, что я итальянец и метис, а закончим тем, что теперь ты мой любимый ученик. Фамилия?

— Волков, — с заметным напряжением отозвался тот.

— Иди сюда, Волков.

Это правильно — бояться.

Бояться тёмных магов необходимо.

А вот оскорблять — неразумно. Даже если маг на самом деле не оскорбится, он может слегка расстроиться.

— Тёмные искусства разнообразны, — сказал он уже на английском в гробовой тишине, — многолики. Тёмная магия приводила императоров к власти и свергала их. Основы просты. Держитесь от тёмных искусств подальше, дети.

Он направил палочку на незадачливого Волкова, и тот задрожал. Тёмный тонкий шнур начал обвивать его, прижимая руки к туловищу. Как дьявольские силки, он поднимался по телу, скользнул на шею.

— Он не может говорить, — сообщил Блейз классу, — и не может шевельнуться. Пока я хочу всего лишь преподать ему небольшой урок, но ваш противник не будет таким добрым. Он может захотеть убить.

Шнурок исчез, Волков пошатнулся, схватился за шею, закашлялся.

— Меньше истерики, — оборвал его Блейз. — Тебя просто напугали. Садись.

Морелли применял к нему это заклинание, так что Блейз точно знал, о чём говорит. Урок он потратил на проверку того, что они уже изучили. Разочаровался в покойном предшественнике и задал домашнее задание тех размеров, которые предпочитал Сев.

Блейз преподавал только у двух старших классов, так что у него хватало свободного времени. Он завёл необременительную интрижку с преподавательницей арифмантики, неплохо сошёлся с энергичным зельеваром и его задумчивым другом, который вёл заклинания. С удовольствием бегал вместе со студентами вокруг замка (правильно — терема), по достоинству оценил настоящую русскую кухню — всю эту рыбу, грибы, мясо из печи, разнообразные каши и пироги.

Студенты привыкли его бояться и уважать. Были и те, кто проникся восторгом. Как ни странно, Волков был в их числе, за «негра» извинился, вместе с другими атаковал вопросами.

Несмотря на название предмета, он не предполагал изучения тёмной магии как таковой — скорее, студенты должны были понять, что она существует, и не тянуться к ней.

Конечно, всегда хватало тех, кто тянулся. Таким Блейз рассказывал честно: да, это могущество, да, это опьяняет, но цена — высокая. Говорил про зависимость, про растравленные на максимум эмоции, раздражительность, злобу.

— Похоже на то, как мама говорит про наркотики, — сказал Волков.

— Это и есть наркотик.

— Но вы выбрали тёмную магию.

— Поэтому и отговариваю.

Хотя было очевидно: если они снова встретятся спустя несколько лет, от Волкова будет смердеть тёмной магией за милю. Он этого не избежит.

Блейз довёл год. На последнем уроке уже не проводил опросов, не проверял, готовы ли они к выпускным экзаменам, просто болтал ни о чём, отвечал на вопросы, рассказал поучительную историю про лысого безносого Риддла.

Но вот темы иссякли, и Блейз осознал: он сделал всё, что мог. Больше ему нечего дать этим детям всего на пару лет младше него. Он просто вышел из класса, чтобы уже никогда не возвращаться.

С Петром и приятелями прощался уже в письмах.