Позывной «Сойка» (джен)

Запись от 20 сентября. Землянка. Получил письмо.

Пришло письмо. Бумажный треугольник, потрепанный, пропахший дорогой, чужими руками, пылью. Внутри — фото. Мой племянник, Вовка. У него выпал первый зуб. Он стоит, задрав подбородок, и улыбается во всю ширину своего рта, и эта дырка видна, как пропасть в счастливом будущем. Сестра пишет: «Он тебя очень ждёт. Говорит, что дядя научит его стрелять из рогатки, когда вернётся».

Я положил это фото на ящик из-под патронов. Рядом с ним — другое. Из чужого, разбомбленного дома. Две семьи. Два мира. Два мальчика с одинаковыми, сияющими, доверчивыми улыбками. Один — там, куда я должен вернуться. Другой… я не знаю, где тот мальчик сейчас. И кто погасил этот свет в его глазах. И был ли это я.

Логики здесь нет. Есть только ком в горле — огромный, горячий, колючий. Его не проглотить, не выплюнуть.

Достал блокнот. Пробитый осколком, в пятнах грязи и чего-то еще. На чистой, последней странице вывел, вдавливая шариковую ручку:

1. Вернуться человеком.

2. Научить Вовку стрелять из рогатки.

Это не список дел. Это не для памяти. Это — присяга. Напоминание самому себе, затерявшемуся в хаосе, зачем вообще нужно вставать утром. Зачем дышать. Зачем жить