Да уж лучше я буду играть в Stellaris (джен)

Вот в чём дело с юриспруденцией: она скучная и неинтересная. Кому захочется слушать про правило перемещения ящика с Алмазной эссенцией из точки А в точку Б? Какое наказание положено за присвоение этого материала? А если самоцвет выполнил поручение как велено, а виноват оказался кто‑то выше — или виновных вовсе нет? А если дело в том, что один самоцвет пытается повредить другого из‑за того, что тот испортил его излюбленное место?

Иногда преступление простое. Иногда — крайне запутано. Во всём этом нужна система, где всё предусмотрено. Когда Алмазы решают каждый вопрос лично, это одновременно пустая трата их времени и ужасная непоследовательность. У них есть дела поважнее, чем разбирать мелкие споры. И даже более тяжкие случаи далеко не всегда стоит тащить к ним. Это неэффективно. К тому же, при чётких инструкциях с большинством таких дел самоцветы могут справляться сами.

Таких самоцветов, для ведения этих дел, уже было пятьсот. Столько Цирконов насчитывалось в Империи. Столько и составляло их «правовую систему» до того, как ею занялся Зелёный. С одной стороны, число смешное; с другой — работы на весь вид было так мало, что примерно половина в этот момент не делала ровным счётом ничего. В целом самоцветы преступлений почти не совершали — что неудивительно, если посмотреть на их общество как оно есть. Их главные проблемы лежали в других плоскостях. Но это не означало, что Зелёный не хотел навести порядок во всём процессе. Сейчас дел было немного, но что будет, когда население вырастет в десять раз? Когда оно дойдёт до миллиардов самоцветов?

По сути, он и закладывал задел на будущее, и решал текущую задачу. Сначала, разложить всё по группам, затем — определить и расширить их полномочия, снабдив нужными инструментами. Группа, что формулирует законы; группа, что расследует; группа, что ведёт разбирательства; и так далее. Категоризация и чёткое определение. Кодификация того, что было полунеформальной структурой, в систему звеньев с конкретными ролями.

Параллельно он вместе с Цирконами начал прописывать законы и наказания. Самым трудным было именно наказание. Проще говоря, его человеческий опыт здесь не работал. У людей нет аналога воздаяния для самоцветов. Штрафы бессмысленны — валюты ведь нет. Тюремное заключение для бессмертных по сути пустяк. Единственный сдерживающий фактор, который хоть как‑то применим, — боль. Но и это не слишком эффективно: слишком сильное повреждение — и самоцвет схлопывается, а боль в зависимости от типа варьируется от почти несущественной до оглушающей. Зелёный подозревал, что мог бы создать полноценный индуктор боли, но изобретать такое ему совсем не хотелось.

Вместо этого Алмаз придумал выговоры. Они не значили ничего. Просто позорная отметка в досье (которое тоже пришлось завести). Задумывалась эта мера как самый малый уровень наказания, но тот ужас, что вызвала у самоцветов одна лишь мысль о публичной записи выговора, в итоге сподвигло его поднять такое наказание в иерархии на несколько ступеней. Похоже, перспектива общедоступного порицания была для них почти столь же страшна, что и раскол. Спорить с их чувством меры Зелёный не стал.

К середине перестройки системы Зелёный Алмаз обнаружил, что по сути он создал полицию, службу внутренней безопасности, полнокровную судебную систему и не только. Он лишь внутренне пожал плечами и продолжил, пометив это в своём списке; всё равно рано или поздно они понадобились бы.

Слишком скоро — а может, даже чересчур рано — у них появилось первое серьёзное дело, которое раньше непременно пришлось бы отдавать на суд Алмазу. Новообразованный отдел расследований вычислил Изумруд, злоупотреблявшую положением: она одновременно вредила самоцветам и саботировала соперников. Делала она это тонко — реальные расколы сводила только к малым самоцветам, но масштабы оказывались значительными. Особенно мучительно пострадали Камушки.

Если бы Зелёный не потратил несколько лет на создание и организацию судебной системы, он бы, едва узнав о таком, попросту лично расколол эту растратчицу Эссенции. Вместо этого он намеренно ушёл в тень и наблюдал, не выдавая себя, как идёт разбирательство. Ему нужно было понять, справится ли суд с преступлениями высокопоставленных самоцветов без его личного вмешательства.

Способы, которыми пользовалась Изумруд, не были для него принципиальны. В целом она исполняла свои обязанности как следует. Внешне, ни намёка на цветосбой или ярость. В итоге выходило, что самоцвет просто любила причинять боль для «снятия стресса», обладая особой склонностью к расколу Камушков. Делала она это не так уж часто — раз в несколько лет. Но для практически бессмертных и это складывается в чудовищную сумму.

Защите в таком деле было особенно тяжело — тем более что обвиняемая призналась в показаниях, хотя ей прямо велели молчать. Пока шли доказательства и слушания, Зелёный невольно задумался, не распространено ли подобное отношение среди высокопоставленных самоцветов. Судя по выражению судьи, вряд ли.

Судьёй выступала Аквамарин. Она начала заседание с каменной непроницаемостью, а к финалу превратилась в статую. Её приказы, словно у автомата, а взгляд — почти мёртвецкий. Цирконы, что вели обвинение и защиту, видели эту перемену, но без колебаний продолжали, делая свою работу максимально профессионально.

Белая, надо признать, поразительно удачно создала Цирконов. Они преданы делу, энергичны и, главное, беспристрастны. Они готовы были защищать Камешек ровно с тем же рвением, как самоцвета-аристократа. Они относились к своей роли предельно серьёзно, и это было видно и на данном процессе: защитница работала без жалоб, стараясь быть безупречной, хотя вина её подопечной становилась всё очевиднее.

К концу заседания Зелёный остался весьма доволен своими самоцветами, когда наконец прозвучало решение.

— Вынося этот вердикт, мне предстояло учесть многое, — сказала Аквамарин с высокой скамьи. — Заслуги Изумруда, её многотысячелетнюю службу и образцовое досье. На первый взгляд, она одна из лучших в служении нашим великим звёздам. Самоцвет, которым Алмазы могли бы гордиться.

Циркон‑защитница передёрнула плечами и отступила от гордо выпрямившейся Изумруд, ведь та уже понимала, к чему всё идёт.

— Но под этой оболочкой я вижу гниль. Ужасную, гноящуюся, органическую гниль, — ледяным голосом продолжила судья. — Вы не только вредили своим соперникам, но и портили труд наших Славных Алмазов. За время вашей жизни были расколоты 5 605 Камушков. Повреждены три сотни Рубинов. Шесть Топазов были вынуждены уйти и отправиться на жатву, поскольку не могли дальше функционировать! Схлопывания простительны и караются мягче, но право на раскол принадлежит только Алмазам! Будь у меня наказание ещё строже, я бы его назначила. Вместо этого я приговариваю вас к максимальной мере, доступной мне. Жатве. Можете взывать к милости Алмазов и надеяться на их снисходительный взгляд, ведь я не найду на него силы.

Судья ударила специальным молотком по подставке, и по залу прокатилось гулкое эхо. На несколько секунд все звуки погасли, как и было задумано.

Изумруд тут же взвыла и начала орать, но слышны её слова стали лишь после снятия подавления звука:

— ...Я верная самоцвет Жёлтой, а этот мужс...

В этот момент Зелёный Алмаз вышел из‑под прикрытия. Он посмотрел на самоцвет без очков. Та сжалась, но через миг попыталась собраться; прочие самоцветы благоразумно отступили.

— Когда Жёлтая Алмаз узнает, тебе не поздоровится, — прошипела Изумруд.

Зелёный скрестил руки и уставился на неё ещё жёстче, перекрывая её слова:

— Я позволил тебе высказаться из любопытства. Вдруг твоя матрица засбоила? Вдруг навязанный дефект? Могу заключить: такого нет. А жаль. Будь ты просто больна, я бы мог проявить милосердие.

— БОЛЬНА?! МЕНЯ, СРАВН... — самоцвет схлопнулась под жёлтой вспышкой.

— Ты слишком милостив к нашим самоцветам, мой сородич, — раздался голос Жёлтой, и Алмаз вышла на помост. Она пребывала сейчас в том облике, который он называл её полным режимом Алмаза: высокая, сияющая, лучезарная.

Если бы остальные самоцветы могли салютовать ей ещё усерднее, они бы салютовали. Одного появления Зелёного хватило, чтобы их потрясти; два же Алмаза в одном месте — редчайшее явление. Два Алмаза, да ещё и по официальному делу, пугало до дрожи: значит, случилось нечто действительно серьёзное.

— Благодарю, что пришла. Прошу прощения, что тебе пришлось видеть столь жалкое зрелище, — Зелёный изобразил сестре театральный поклон.

— Мне нужно было самой увидеть результаты твоей работы. Всё-таки, когда‑то я исполняла эту обязанность, — Жёлтая подошла к столу с высокой скамьёй, где всё ещё неподвижно сидела Аквамарин. — Я одобряю. Более того, ты заслужила моё уважение, маленькая Аквамарин. Ты поступила так, как поступили бы я и мой звёздный собрат. Хвалю тебя и всех, кто участвовал в процессе.

Зелёный кивнул вместе с Жёлтой и выступил вперёд:

— Это касается и тебя, Циркон, — обратился он к защитнице. — Важно выявить преступления и, что ещё важнее, настоящего виновника. Это значит, защита должна быть полноценной, чтобы мы были абсолютно уверены, что очищаем систему от подлинной проблемы, — он бросил взгляд на схлопнувшуюся Изумруд. — Понимаю, что это быстро, но прошение Изумруд о милосердии отклонено. Приступайте к жатве.

Охрана из Топазов сработала молниеносно. Зелёный кивнул сестре; та едва заметно подмигнула в ответ. Один из ключей к тому, чтобы суд работал, придать ему реальный авторитет. После их совместного появления к институту отнесутся со всей серьёзностью.

* * *

Реформы права и порядка — слегка снижают уровень беспорядков по цивилизации. Открывают внутреннюю службу безопасности.

Внутренняя служба безопасности — снижает риск внедрения.