Клятва и Мера (джен)

— Очень хорошо. Как мне выбраться отсюда? — Спросил Стурм.

— Я думал, ты никогда не спросишь, — со смешком ответил сэр Роберт.

Он должен был догадаться с самого начала, сказал себе Стурм, потому что призрак внезапно развернулся в застоявшемся воздухе. Позади него с его волос и одежды стекали водянистые лужицы света, зеленые и переливающиеся всеми цветами радуги, когда он прокладывал путь из центра зала к дверям и в приемную. Выхватив меч и держа его наготове, Стурм поднялся со стула и последовал за ним.

К его удивлению, следы привели его обратно в подвалы замка Ди Каэла, где сэр Роберт, парящий в воздухе перед ним, промчался под лестницей.

— Работа инженера Брэдли, — пробормотал он. — Чтобы мы могли достать вино после того, как червь разрушил подвалы.

Призрак пронёсся мимо опрокинутой винной бочки и врезался в дальнюю стену, где полностью исчез, оставив каменную поверхность мерцать зелёным светом.

— Следуй за мной! — скомандовал голос с другой стороны стены, и когда Стурм коснулся светящихся камней, они внезапно повернулись, и его обдало свежим воздухом и лунным светом. Он вышел из подвала во внутренний двор замка, залитый серебристым сиянием Солинари.

Стурм оглянулся. Разумеется, сэр Роберт исчез. Он снова задумался, почему именно это привидение из всех возможных в замке, давно заброшенном и, без сомнения, кишащем призраками.

Луин рысью пересекла двор, выйдя из конюшни. Судя по всему, она не пострадала за то время, что провела в одиночестве. Она выглядела ухоженной и даже сытой, хотя на ней всё ещё были седло и уздечка, как он и оставил, когда думал, что его пребывание в замке продлится всего несколько минут.

Стурм порылся в своих припасах и достал вяленое мясо, квит-па и сухари, которые он проглотил, не заботясь о манерах и здоровье. Пока он ел, Луин довольно уткнулась ему в плечо, и через некоторое время Стурм погладил её по длинному носу и заговорил с ней, стыдясь того, что так долго не вспоминал о ней.

— И как же, старушка, ты так хорошо держалась все эти дни? Как тебе...

Тогда он огляделся и увидел, что сады вокруг замка зазеленели, а между камнями во дворе густо разрослась трава. Травы было много. Листва была ярко-зелёной, а не бледной, как у молодых деревьев.

Он провёл в замке неделю. Он был в этом уверен. Первый день весны, без сомнения, уже наступил или, в лучшем случае, был на подходе. Стурм вспомнил о рождественском банкете, о строгом предупреждении Зелёного Человека о том, что он должен прийти в назначенное время, и его мысли закружились вокруг ужасных предположений.

Он опоздает. И вести о его отце, обещанные лордом Дикой Природы, останутся неуслышанными, неизученными… возможно, навсегда.

При мысли о «навсегда» плечо юноши пронзила тупая боль, а вместе с ней и внезапная паника. Ведь не грозил ли Вертумн ещё более смертоносными вещами, если Стурм не придёт на встречу?

"Рана зацветёт, и её цветение будет смертельным".

Не заботясь больше ни о своём комфорте, ни о комфорте Луин, Стурм Светлый Меч вскочил в седло. Он с грохотом проскакал через двор, сдерживая и направляя лошадь, и выехал в сельскую местность Соламнии, где луна искажала очертания пейзажа, а указатели сбивали с толку.

Через плечо он бросил последний взгляд на замок Ди Каэла, родовое гнездо его предков. Почему-то он казался ненастоящим, словно был частью тумана, который привёл его к этим воротам. Проехав немного дальше, он увидел две большие башни. В самой большой располагались донжон, зал и призрак сэра Роберта Ди Каэла — о нём он больше не думал. Но за этой башней находилась другая, Кошачья башня, в которой семья его прабабушки держала своих чудаков, а иногда и настоящих безумцев.

В самом верхнем окне Кошачьей башни горел свет, и факел держал бледный пожилой мужчина, облачённый в церемониальные доспехи. Даже с такого расстояния Стурм мог разглядеть герб, украшавший его нагрудник.

Красный цветок света на белом облаке на синем поле.

* * *

Бонифаций был не так уж далеко от него. Побег Стурма из крепости застал его врасплох, когда он стоял на юго-западном бартизане и лениво смотрел на бледную луну. Он тихо выругался, а потом выругал себя за то, что выругался, когда парень вскочил в седло и ускакал через северные ворота, прежде чем он успел спуститься со стены и сам добраться до конюшни.

Он не ожидал, что юноша окажется таким находчивым. Должно быть, в нём действительно течёт кровь Светлых Мечей, ведь как ещё он мог сбежать из замка, который был так надёжно заперт и опечатан?

Лорд Бонифаций Страж Короны улыбнулся про себя, выводя коня из конюшни во двор замка. Он изящно вскочил в седло с непринуждённым мастерством кавалерийского офицера и поскакал вслед за Стурмом и Луин. Жеребец под ним нёсся по залитой лунным светом равнине, словно тёмная река.

Вскоре, однако, он пустил коня легким галопом. Это был только вопрос времени. В конце концов, он предусмотрел все возможные варианты. Отсюда и до Южных Темнолесий было множество ловушек и капканов. На самом деле, следующий сюрприз быстро приближался.

* * *

Стурм и Луин скакали во весь опор на северо-восток — по крайней мере, Стурм думал, что они скачут на северо-восток, — через Соламнийские равнины. С каждым холмом и неровностью на горизонте надежды юноши таяли: кто бы мог подумать, что Соламния такая широкая, такая непостижимо огромная?

Стурм закрыл глаза, когда его обдало ветром. Теперь он никогда не станет членом Ордена.

Подавленный, с утихшей паникой, он пустил Луин рысью. В этот момент слева от него подул ветерок, принеся с собой слабый, едва уловимый запах реки.

Столкновение с замком сбило его с толку. Он ехал на юг, прочь от брода и дороги в Лемиш. Зелёные луга Соламнии поглотили зелень дороги Вертумна, и юноша целый час скакал без цели по равнине, не зная, куда направляется.

Стурм быстро осадил Луин, привстал в стременах и в отчаянии окинул взглядом простиравшийся перед ним пейзаж, унылый и однообразный во всех направлениях, если не считать вечнозелёной рощи здесь и одинокого валлинового дерева там.

Он подумал о том, как в этом безлюдном месте его неудача и промедление — возможно, даже его смерть — разочаруют лордов Гунтара и Бонифация. Он подумал о злорадстве и подлой радости Дерека Стража Короны. Другие пажи и оруженосцы будут каркать и вопить, как стая воронов…

"Где птицы? Вот оно! Где все птицы?"

Стурм развернулся и огляделся по сторонам. Его недоумение сменилось странной, растущей надеждой. Потому что этой весной в Соламнии, несмотря на тепло и зелень, не было слышно пения птиц. Равнины хранили молчание — такое же безмолвное, как в разгар зимы.

Стурм снова привстал в стременах. Краем глаза, на востоке, в направлении реки, он видел больше признаков зимы и, как ни странно, больше надежд. Зелень равнин внезапно стала коричневой, а туман, окутавший землю, был зимним туманом, который не мог рассеять солнечный свет.

— Это… это всё ещё зима! — воскликнул Стурм, снова садясь в седло. Внезапно перед ним зазвучала музыка, бодрая и манящая, зовущая его через зимние равнины. Ликуя, он пришпорил кобылу, и они поскакали на восток во весь опор.

Он улыбнулся своим мыслям. Приключение только начиналось.

Луин неслась под ним, перепрыгивая через древние поваленные заборы, пока они скакали по сельскохозяйственным угодьям и заброшенным пастбищам. Музыка всегда была впереди, побуждая их двигаться дальше, а позади них весенняя зелень внезапно сменялась зимним пейзажем, укрывая землю льдом и снегом.

Стурм рассмеялся. Отсюда было легко добраться. Так он думал, пока не почувствовал, как лошадь под ним просела и зашаталась.

* * *

Им повезло, что они не пострадали или даже не погибли. Стурм вовремя спохватился и натянул поводья с такой силой, что кобыла тут же перешла на шаг, а затем остановилась. Он спрыгнул к её правому заднему копыту и осмотрел повреждение.

Это не было случайностью. Обладая не по годам развитыми навыками верховой езды, он сразу понял, что кто-то ослабил гвоздь, а может, и не один, так что при любом продолжительном галопе подкова могла слететь.

— Почему не раньше? — спросил он вслух, ведя кобылу к вечнозелёной роще в поисках укрытия от ветра, который снова стал пронизывающим и холодным. — Мы вместе скакали сквозь туман, прочь от… от чего бы то ни было. По гораздо более пересечённой местности, чем эта. Почему ты тогда не потеряла подкову, Луин?

Если только...

Парень покачал головой. Кто-то ослабил ее подкову в замке Ди Каэла. Тот же кто-то, кто запер его там. Тот, кто следил за ним и пытался заставить его опоздать.

Стурм шел пешком до полудня, обдумывая возможные варианты и направляясь куда-то на восток. Луин осторожно шла за ним на длинном поводке, время от времени останавливаясь, чтобы пощипать высохшую траву. Как они вдвоём доберутся до Южных Темнолесий, оставалось только гадать.

Музыка, зазвучавшая в тот вечер, стала почти спасением, вырвавшись из изумрудного мрака рощи впереди них. Ведя кобылу в поводу, Стурм обнажил меч и побрёл к зарослям можжевельника и этерны, сосредоточившись на чём-то реальном и возможном.

* * *

Как и надеялся Стурм, играл не Вертумн. Тем не менее девушка, державшая флейту, казалась почти такой же дикой. Её миндалевидные глаза и заострённые уши явно выдавали в ней эльфийку, а на теле были нарисованы узоры эльфов Кагонести.

Это всё, что Стурм знал об этом неуловимом лесном народе. Из всех эльфов Кагонести были самыми скрытными, а в наши дни — самыми редкими. Дикие эльфы были менее организованными, с гораздо менее развитой цивилизацией, чем их собратья из Сильванести и Квалинести. Они жили небольшими группами или путешествовали в одиночку по лесам и полянам Кринна. Стурм был удивлён, увидев, что одна из эльфиек задержалась достаточно надолго, чтобы просто поиграть. Он опустил меч, присел за кустом этерны и с удивлением наблюдал за ней.

Эльфийская дева сидела на поляне посреди рощи, скрестив ноги, на соломенной крыше маленькой хижины. Её тёмные волосы отливали серебром в лунном свете. Она была закутана в мех, чтобы защититься от ветра и холода, но одна её нога, обнажённая, без белой лисьей или горностаевой шкуры, была разрисована зелёными завитками и спиралями, коричневыми и манящими. Она поднесла к губам серебряную флейту и заиграла медленную, величественную мелодию.

Загипнотизированный сочетанием зелёного и коричневого, центростремительным вихрем краски, Стурм почувствовал, как у него перехватывает дыхание.

Над девушкой покачивались на ветру ветви вечнозелёных растений, а затем изящно склонялись, словно позволяя лунному свету озарить её с какой-то таинственной, сложной целью.

Довольно скоро, словно она позвала её своей песней, в просвете между деревьями появилась луна, светившая прямо на неё — или, скорее, две луны, потому что белая Солинари в своём сияющем великолепии висела над головой, ожидая, когда к ней присоединится её красная сестра Лунитари, чтобы вместе достичь абсолютного зенита. Медленно в поле зрения появилась красная луна, а девушка продолжала играть, и музыка наполнила рощу.

Несмотря на все тяготы и несчастья этого дня, Стурм почувствовал странное умиротворение. В этой сцене было что-то бесконечно спокойное, как будто все хорошее — красота, здоровье, добродетель и чистота — на мгновение затанцевало под звуки флейты. Но было в этом и что-то печальное. Хотя Стурм и застал этот момент случайно, он знал, что он пройдет слишком быстро и внезапно и что ему вообще не суждено было стать его частью.

И действительно, он уже развернулся, убирая меч, чтобы идти дальше, когда увидел паутину.

Нити были толщиной с палец и длиной, минимум, в двадцать футов, а их центр был размером со щит Стурма. Спицы и спирали тянулись от дерева к дереву, словно огромная рыболовная сеть, натянутая над поляной. Стурм поднял меч. Паук, который мог сплести такое, должен быть размером с собаку… с человека… с лошадь. Стурм поднял щит и приготовился к бою, оглядываясь в поисках чудовища, но в паутине не было никого, кроме сухих листьев и останков воронов и белок. Пригнувшись, парень направился к поляне, чтобы предупредить девушку.

Он едва не опоздал. Там был паук, огромный, с выпуклым брюшком, серо-белый в крапинку. Его передние лапы были вытянуты над беспечной эльфийкой, которая продолжала играть, закрыв глаза и покачивая тёмными волосами. Стурм вскрикнул и выскочил на поляну.

Музыка тут же стихла. Девушка с тревогой посмотрела на него. Паук отпрыгнул назад и побежал по стене хижины, его движения были резкими и невероятно быстрыми. В одно мгновение он оказался между Стурмом и девушкой, подняв передние лапы, словно готовясь наброситься, и сверкая длинными чёрными клыками.

Существо было по меньшей мере двух метров в высоту. Стурм не стал медлить с измерениями. Парень ловко откатился в сторону, врезавшись в куст голубой этерны и потеряв при этом свой щит. Паук тщетно прыгнул за ним, рассекая клыками пустоту.

Позади чудовища эльфийская дева спрыгнула с крыши хижины и, извиваясь и ползая, как паук, скрылась за тёмной дверью.

Прорвавшись на другую сторону зарослей, Стурм занёс меч над головой и рубанул по мчащемуся пауку. Существо отчаянно затрещало и отскочило в сторону, вцепившись в голый ствол валлина и пригнувшись в низких ветвях над уворачивающимся юношей. Паук спрыгнул вниз, и Стурм был бы немедленно раздавлен, если бы не бросился вперёд, не перекувырнулся через ствол валлина и, ошеломлённый и задыхающийся, не вскочил на ноги, чтобы найти в подлеске свой выпавший меч. Паук приблизился, качнулся на задних лапах и яростно прыгнул вперёд. Но его клыки лязгнули по нагруднику Ангриффа Светлого Меча, не причинив вреда богато украшенной бронзе.

С криком Стурм вырвался из хватки паука и, оглядевшись, заметил свой меч, лежавший всего в трёх метрах от него. Он бросился к мечу, подхватил его быстрым, ловким движением и перекатился по земле, наконец вскочив на ноги и направил клинок на паука…

…которого уже не было там, где он только что был. Потому что, пока Стурм занимался гимнастикой, паук переместился, взобравшись на более высокую ветку валлинового дерева, затем бросился к наклонившемуся можжевельнику, за который ухватился, как обезьяна, двумя передними лапами, затем прополз по толстой вытянутой ветке и бесцеремонно спрыгнул обратно на крышу хижины.

С криком Стурм бросился к дому, скользя в подлеске, спотыкаясь о корни, кусты и ежевику. Паук перепрыгнул через его голову и легко приземлился позади него. Из его паутинных бородавок вырвалась толстая вязкая спираль. На этот раз юноша оказался достаточно быстр: он увернулся от паутины и бросился на существо с вытянутым мечом.

Но паука снова не оказалось на месте. Стурм тупо огляделся, затем посмотрел вверх и едва успел увернуться от монстра, который с убийственной скоростью пролетел двадцать футов. Стурм побежал к можжевельнику, над которым мерцала огромная паутина. Он поднял меч и ударил по толстым нитям один, два, три раза, пока в его руку в перчатке не упала длинная гладкая и прочная нить.

— Что ж, — пробормотал он, поворачиваясь лицом к нападавшему существу, — раз меч и сила мне не помогут...

Он развернулся и нырнул между дёргающимися лапами паука, волоча за собой паутину. Клыки щёлкнули у него над головой, и он оказался за пределами досягаемости существа, две лапы которого запутались в паутине Стурма. Юноша тут же натянул верёвку вокруг дерева и снова развернулся, пробираясь под монстром. Клык едва не задел его спину, но Стурм откатился от паука, потянув за собой натянутую паутину.

Пять паучьих ног увязли в паутине, и паук рухнул на лесную подстилку, сердито размахивая лапами и поднимая пыль и листья. Его крик был похож на стрекот цикад, оглушительный и пронзительный. Стурм стянул перчатку, оставив её прилипшей к паутине, поднял меч и направился к пойманному в ловушку чудовищу. Он торжествующе поднял клинок…

...но эльфийская девушка высунула голову из двери домика и в ужасе вскрикнула.

— Нет! — закричала она. — Не смей, человек!

Ошеломлённый Стурм отступил от существа, опустив меч. В ярости девушка выскочила из хижины и бросилась через поляну, сверкая тёмными миндалевидными глазами.

— Развяжи беднягу, негодяй!

Стурм не мог поверить своим ушам.

— Развяжи его, я сказала! Или, клянусь Бранчалой...

Она выхватила нож. Стурм инстинктивно поднял щит, но она в мгновение ока оказалась рядом с ним, опустилась на колени перед монстром и принялась яростно перерезать связывающие его нити паутины.

— Я… Я не… — начал Стурм, но эльфийка одарила его таким испепеляющим взглядом, полным ярости и ненависти, что он перестал пытаться что-то объяснить. Он неловко стоял над ней, наблюдая, как она рубит паутину. Наконец, с неохотой, он опустился рядом с ней на колени и приставил лезвие своего палаша к грубым и волокнистым нитям.

Примерно через минуту паук освободился. Он неуверенно поднялся, словно только что очнулся или только что родился. Стурм настороженно наблюдал за ним, опустив меч и подняв щит, но существо, пошатываясь, что-то забормотало и бросилось в рощу, издавая странные булькающие звуки, словно оно плакало. В полном замешательстве Стурм смотрел, как существо скрывается среди кедров, сосен и лиственниц, волоча за собой поврежденную ногу.

— Что... — начал он, но так и не закончил фразу.

Пощёчина эльфийки застала его врасплох.

— Как ты посмел ворваться на мою поляну с мечом и устроить погром! — воскликнула она и замахнулась, чтобы снова ударить юношу. Стурм отшатнулся от неё.

— Я думал, тебе грозит опасность, — объяснил он, вздрогнув, когда девушка снова резко двинулась. Однако на этот раз она лишь откинула назад свои тёмные волосы, и на её лице печаль боролась с гневом.

— Глупый мальчишка, — тихо сказала она. — Ты хоть понимал, что делаешь?

Стурм ничего не ответил. Со слабой, печальной улыбкой эльфийка указала на небо.

— Посмотри вверх, — сказала она. — Что ты видишь?

— Просвет в деревьях, — неуверенно ответил Стурм. — Ночное небо. Две луны...

У него закружилась голова, когда она снова влепила ему пощечину.

— Две луны — это правильно, болван! Ты, неопытный, безрассудный, гномоподобный недомерок, а не воин!

Эльфийка пошатнулась и ухватилась за кору валлина, чтобы не упасть.

— Две луны, — сказала она более спокойным тоном, — которые восходят на зимнем небе под знаком Мишакаль… как часто, по-твоему?

— Я не астроном, госпожа, — признался Стурм. — Я не знаю, как часто это происходит.

— О, только раз в пять лет или около того, — сказала девушка, стиснув зубы и сверкнув глазами в едва сдерживаемом гневе. — Раз в пять лет, когда музыкант, три года изучавший тонкости особой мелодии в девятом ладе Бранчаланской гармонии, может использовать её, чтобы разрушить магию друидов и волшебников.

— Я не понимаю, — сказал Стурм, отступая назад, когда девушка сделала агрессивный шаг в его сторону.

— Ты не понимаешь, — холодно повторила она, подбрасывая нож в руке от лезвия к рукояти. — Песня снимает чары, снимает проклятия, возвращает истинный вид превращенного.

— Превращенного?

— Того, кто превращен в паука! — взревела девушка и метнула нож мимо уха Стурма. Он стоял неподвижно, ошарашенный, а кинжал вонзился в ствол дуба в двадцати футах позади него. Пряди волос, аккуратно срезанные под его ухом, упали ему на плечо.

— В самый ответственный момент за последние пять лет, — сказала эльфийка, — ты вышел на эту поляну. И тем самым ты обеспечил Сайрену из Королевского Дома в Сильваносте, потомку королей и владыке моего сердца, одинокое существование в паутине, восьминогому и шестиглазому, питающемуся паразитами и падалью, на следующие полдесятилетия, пока белый Солинари и красный Лунитари, каждый своим путём, не проплывут по всему забытому небу, мимо неподвижных и движущихся звёзд, и снова не сойдутся в зените!

— Я... Я... — начал Стурм, но слова застряли у него в горле.

— Не извиняйся, — сказала девушка, и её улыбка заблестела и стала кривой, когда Солинари скрылась за качающимися можжевельниками и поляна погрузилась в красный зловещий свет Лунитари. — Не извиняйся, пожалуйста, потому что я всё ещё хочу тебя убить.