Гвоздь и подкова (гет)

1978-1979 г

Решение, принятое Гермионой, казалось ей чуть ли не эпохальным. Да, таким оно для молодой женщины и было. Тени прошлого поблекли, границы ее мира существенно раздвинулись. Гермиона перестала сторониться людей и начала радоваться жизни. Разумеется, она отдавала себе отчет, что всех их в будущем ждут испытания, но почему-то теперь ей было не так страшно. Она снова была не одна.

Уже начиная с лета, в газетах то и дело начали мелькать тревожные сообщения. Пропадали люди, порой целые семьи. В маггловских кварталах начались беспорядки, которые, как было ясно из сообщений, хоть и преподносились обычными бытовыми драмами, но на деле были хорошо спланированными актами террора. «Все, как в наше время», — думала Гермиона, с холодной отрешенностью листая очередную газету. Со стороны могло показаться, что молодая женщина относилась к подобным сообщениям излишне легкомысленно, но на самом деле, Гермиона просто внушила себе: здесь она бессильна, а, значит, надо стиснуть зубы и жить. Лишь мысль о том, что самую горькую драму, имеющую, к тому же, далеко идущие последствия, она способна предотвратить, давала ей силы хранить данное себе обещание не пускать слезу над каждым сообщением о трагедии. Ведь их, увы, скоро станет еще больше.

Понимая, что для осуществления задуманного ей предстоит сблизиться с людьми, судьба которых заботила ее более всего, Гермиона не противилась, когда Питер, благополучно избавившись от школьного гнета, и таким образом перейдя в своих глазах в статус «взрослого волшебника», стал ухаживать за ней по-новому. Разумеется, его «взрослость» не избавила вчерашнего школьника от застенчивости, но то, что Гермиона не отвергла его, безусловно, парнишке льстило.

В начале семьдесят девятого, сразу после Рождества, обстановка стала стремительно накаляться. Теперь почти каждый день газеты пестрели тревожными заголовками: сообщения о нападениях и исчезновениях следовали одно за другим. В Хогсмиде все перешептывались о являющихся по ночам в дома волшебников людях в плащах и масках, о зловещих смертных знаках… В деревне, правда, еще ни на кого не нападали, но это было делом времени, как с содроганием сообразила Гермиона. Все ходили хмурые, прятались по домам. После семи на улицах было практически безлюдно. Шумные вечеринки в трактирах, прежде бывшие чуть ли не визитной карточкой Хогсмида, теперь стали настолько редким явлением, что, казалось, вся деревня разом погрузилась в траур.

Кики теперь почти не появлялась в «Сладком королевстве», проводя время с детьми. Когда Гермиона спросила свою хозяйку, почему та не уедет, раз опасается за их жизни, миссис Берроуз только грустно покачала головой:

— А куда ехать, Джейн? Родители умерли, а муж… — тут она замялась. — Словом, я должна оставаться здесь.

Потом немного помолчала и спросила осторожно и, как показалось Гермионе, виновато:

— Я никогда не спрашивала тебя… ну, просто для меня это неважно… но теперь… Скажи, Джейн, твои родители, они волшебники?

Гермиона горько усмехнулась. Она уже почти забыла, как это — быть парией.

— Нет, Кики, мои родители магглы, — и глядя на испуганное выражение, мелькнувшее на добродушном лице миссис Берроуз, спросила без обиняков: — Мне следует собирать вещи?

— Боже, нет, Джейн… что ты. Ты так мне помогаешь, как я могу тебя выгнать? Просто… — у Кики сделался совсем уж горестный вид, — будь очень осторожна. Сейчас стало так…

— … опасно быть грязнокровкой. Верно?

После этих слов Гермионы ее хозяйка поморщилась, как от кислого вина, и пристально посмотрела на молодую женщину.

— Ты что-то от меня скрываешь, Джейн?

— Нет, — соврала Гермиона, не моргнув глазом. В самом деле, ведь свою тайну она скрывала ото всех, а не только от доброй женщины, давшей ей работу. — Но, видишь ли, я тоже читаю газеты. Да и слово это я слышала в свой адрес не раз и не два.

Глаза Кики округлились, но почти тут же она с понимающим видом произнесла:

— Так ты поэтому здесь прячешься, в смысле, в Хогсмиде? Я же вижу, ты ни с кем не сходишься. Такая молодая и хорошенькая, а никого к себе и на сто ярдов не подпускаешь. Ты боишься? У тебя что, кто-то погиб из… из родни?

— Нет. Но мои родители теперь далеко и забыли, что у них есть дочь. Пришлось так поступить для их безопасности.

Эмоциональная Кики охнула и порывисто обняла Гермиону.

— Ну, может, это и к лучшему, — бормотала она, поглаживая молодую женщину по плечу, потом, чуть отстранившись, добавила наставительно: — Не говори никому, что ты… ну, из магглов. Так безопаснее. И запирайся покрепче.

Это предупреждение было своевременно, хоть и звучало горько. И тем горше, что Гермиона понимала: ее происхождение заинтересовало миссис Берроуз не из праздного любопытства. Добродушная женщина боялась за собственную судьбу и за детей. Насколько могла судить Гермиона по опыту, покрывать «грязнокровку» тоже могло быть расценено, как преступление. «Что ж, видно, надо готовиться к худшему», — думала она, стоя за прилавком и с горечью оглядывая лавку, к которой успела привыкнуть и которая, хоть и не являлась пределом ее мечтаний, но, по крайней мере, была лучше, чем ничего.

Вскоре начался массовый побег волшебников из Британии. Многие уезжали на континент, кое-кто просто старался поселиться в неприметной глуши, где надеялся, не привлекая внимания, переждать смуту. Коснулась эта печальная тенденция и Хогсмида. Одним из первых сорвался с места хозяин «Трех метел», которого вся деревня иначе, как «Болти» не называла. Он заявил, что с него довольно, и вообще, трактир явно ждет разорение, ибо желающих кутить с каждым днем все меньше и меньше. Словом, старик, продав свое дело, споро укатил в какую-то глушь — куда именно, он говорить отказывался.

Кабачок, разумеется, выкупила Розмерта, пустив на это все свои сбережения, состоявшие из скудного бабкиного наследства и собственных накопленных за годы работы у Болти средств. Несмотря на печальный повод, Роз была счастлива.

«Хоть какое-то радостное событие среди этого кошмара», — думала Гермиона, которую в один из вечеров Розмерта чуть ли не за рукав поймала у дверей «Сладкого королевства» и пригласила на вечеринку.

— Так… несколько старых друзей. Посидим, поболтаем, — тараторила она, светясь от удовольствия. — Надо же как-то наследство Болтово обмыть.

Гермиона согласилась, ибо последнее время поводов для радости у нее было не больше, чем у остальных. Даже Питер, к присутствию которого в своей жизни она успела привыкнуть, навещал ее не так уж часто. Чем он занят, Гермиона догадывалась. Вернее даже сказать, знала точно. «Орден Феникса». Почему-то к этим словам теперь у Гермионы помимо воли добавлялось «будь он неладен».

Хотя на паренька, надо было признать, деятельность пресловутого Ордена повлияла благотворно. Он стал увереннее, избавился — то есть, почти избавился — от глупой детской робости, даже рассуждать и говорить стал по-другому. Суше, без нелепой жестикуляции и экзальтированных восторгов. Гермиона ни на минуту не пожалела, что согласилась видеться с Питером и дальше. Их отношения, застывшие на стадии этакого старомодного ухаживания, вполне устраивали обоих. Вернее так: они устраивали Гермиону, и она искренне надеялась, что и ее кавалера тоже. То, чего она больше всего боялась — давления, требования близости или же пылких признаний, подразумевающих ответные чувства — не было и в помине. Тон в их отношениях задавала она — Гермиона — и Питер готов был с этим фактом мириться, лишь бы предмет его обожания был в зоне досягаемости. Он был очень терпелив, этот парень, не по-гриффиндорски терпелив.

Вечеринка у Розмерты имела успех. Впервые за много месяцев в трактире было так шумно и многолюдно, что, казалось, нет никакой угрозы, жизнь по-прежнему продолжается. Все же новая хозяйка «Трех метел» была прирожденной душой общества, так что даже в обстановке общей нервозности, которая в той или иной мере затрагивала абсолютно всех, атмосфера в тот вечер была на редкость беззаботная.

«И это называется несколько старых друзей», — ахнула Гермиона, едва открыла дверь розмертиного заведения.

Зал был почти до отказа забит местной публикой. Гул стоял, как на квиддичном матче. Розмерта бегала от одного столика к другому — она не могла «бросить пост», несмотря на то, что являлась центральным поводом торжества — болтала без умолку, шутила, кокетничала со всеми окружающими, впрочем, довольно невинно. Гермиона поняла, что явилась в самый разгар праздника. Не успела она сказать и трех слов, как тут же была усажена Розмертой за один из боковых столиков, оделена пивом и парой дружеских советов, с кем стоит танцевать, а кто «настоящий медведь и потому к нему лучше не приближаться ближе, чем на пять футов».

Молодая женщина, которая первоначально собиралась, как говориться, «заглянуть на минуточку» и только из вежливости, оказалась невольно втянутой в атмосферу всеобщей суматохи. Когда Гермиона поняла, что болтает, смеется и танцует уже часа два к ряду, она спохватилась и засобиралась было домой… Именно в этот момент в зал ввалилась новая партия гостей.

— О! Да тут людно.

На знакомый голос Гермиона обернулась. В дверях стоял ни кто иной, как Джеймс Поттер, обнимавший — весьма по-хозяйски — Лили Эванс, а за его спиной маячила высокая фигура Блэка.

Розмерта тоже узнала своих бывших завсегдатаев и с улыбкой пошла им навстречу.

— По какому поводу гульба? — Поттер, как это было для него обычно, улыбался от уха до уха. Розмерта принялась со смехом и подмигивания объяснять про свой изменившийся отныне статус, а гости рассыпаться в приличествующих случаю поздравлениях.

— А у нас помолвка, — все так же громогласно объявил Джеймс, целуя свою спутницу. — Вот решили отметить в «Метлах» по старой памяти, так сказать, — он обернулся к Блэку, словно за подтверждением. Сириус послушно закивал, и начал рыскать глазами по заполненному залу трактира в поисках, надо полагать, свободного места и тут же столкнулся взглядом с Гермионой.

Короткая усмешка, хитрый взгляд. Молодая женщина сразу же почувствовала себя не в своей тарелке, но виду не подала, продолжая начатую беседу с соседями по столу. Блэк тем временем пихнул в бок приятеля и что-то тихо ему пробормотал. Потом они устроились за столиком неподалеку от Гермионы и завели беседу, более похожую на словесную перепалку. Лили то и дело прерывала их сердитыми репликами, хоть и чувствовалось: она счастлива и «суровость» ее скорее наигранная.

— Что-то наши друзья запаздывают, — чуть громче, чем положено, обронил Блэк, пытаясь перекричать стоящий в трактире гул.

— У Лунатика э-э-э как там Лили говорит, реабилитационный период, — хохотнул Джеймс. — Ну, а Хвостик, поди, опять к своей Тайной Любви побежал.

— У Питера роман? — удивленно спросила Лили.

— А мы тебе не говорили? — с преувеличенным изумлением произнес Джеймс и подмигнул Блэку. — Еще с прошлого года.

Лили тихо рассмеялась.

— Я рада за него. А с кем? — она назвала несколько имен, но каждый раз Блэк и Поттер только со смехом качали головами. Лили нахмурилась, но тут же просветлела лицом. — Я поняла, вы не знаете! Поверить не могу. Ай, да Хвостик. Обставил вас на этот раз, как простофиль. Напомните мне, чтобы я пожала его мужественную лапку.

Гермиона невольно вслушивалась в их диалог, догадавшись, что эти двое не просто так затеяли его в такой непосредственной близости от нее.

«Давайте, играйте комедию. Только вот посмотрим, кто в итоге посмеется», — Гермиона даже пыталась приструнить себя за неуместное злорадство, но ничего не могла с собой поделать. Эти двое шутов год назад изрядно ей настроение попортили, кроме того, молодой женщине все также претило их отношение к Петтигрю. У Гермионы даже порой возникали крамольные мысли, уж не это ли пренебрежение близких приятелей сделало в перспективе из хорошего парня предателя, заставив покатиться по наклонной.

— Мы пытались дознаться, — продолжал меж тем Джеймс, обнимая свою невесту за талию и положив ей голову на плечо. — А он молчит, как каменный истукан.

— Прекрасно его понимаю, — укоризненно сказала Лили, стараясь аккуратно высвободиться из таких откровенных объятий. — Вы Хвоста в последний год совсем затюкали…

— Да брось, Лили, — равнодушно бросил Блэк, отпивая из своего стакана, — мы ему личное счастье, можно сказать, устроили, когда дурень в эту «сладкую королевну» втюрился. Слава богу, хоть эта блажь у Хвоста прошла!

Лили вдруг зашикала на них, по всей видимости, только что заметив сидящую на некотором отдалении от них упомянутую «королевну». Парни из уважения к виновнице торжества принялись говорить тише, так что слов Гермиона уже не разбирала. Впрочем, она и так услышала достаточно.

«Значит, Питер держит нашу связь в тайне. С чего бы вдруг?».

Очевидный ответ совершенно неожиданно больно уязвил Гермиону.

«Парень боится опять стать у друзей посмешищем. Ну как же, мальчишка, увлекшийся взрослой дамочкой».

Гермиона не то чтобы была в подобных вопросах ханжой, но мезальянс между ней и Петтигрю был очевиден даже для нее. О, причуды женской логики! Еще недавно Гермиона сама задумывалась, разумно ли поступает, поддерживая отношения с этим парнем, но стоило кому-то усомниться в их «возможности» — тут же разобиделась.

«Значит, глупой гусыне из лавки сладостей личное счастье не положено? — кипела она праведным гневом, из-под ресниц поглядывая в сторону шепчущихся Джеймса, Лили и Блэка. — Крути с каким-нибудь престарелым сапожником или, прости господи, оценщиком из ломбарда. Нечего на мальчиков глядеть».

Гермиона теперь уже желала увидеть своего воздыхателя, чтобы «посмотреть в честные голубые глаза» в присутствии его «любезных дружков». Молодая женщина то и дело нетерпеливо поглядывала по сторонам и вот… дождалась.

— А, опоздавшие, — это Розмерта, чуть подвыпившая, оттого еще более оживленная и любезная, приветствовала вновь прибывших, — проходите, проходите. У нас тут торжество на торжестве. Вон за тем столиком вас уже заждались.

Гермионе, отвечавшей невпопад на реплики сидевшего рядом с ней одного из местных завсегдатаев и поклонников Розмерты, не надо было даже поднимать глаза, чтобы понять, кто явился. Громогласных восклицаний Джеймса Поттера было вполне достаточно.

— Ну, где вы шляетесь? Мы уже хотели начинать без вас.

Первым вошел Люпин, немного растрепанный и утомленный, пресловутый «период», по-видимому, был довольно мучительным для оборотня. Следом за другом семенил Петтигрю. Он тоже выглядел неважно — осунувшийся, немного нервный. Гермиона, невзначай развернувшись лицом к вошедшим, пыталась поймать его взгляд. На секунду ей это удалось. Питер вздрогнул, сбился с шага и… только. Через мгновение он снова шел навстречу отчаянно махавшим руками Поттеру и Лили. Сириус Блэк, развалившись на стуле, цепким взглядом следил за приятелями. Он лишь на мгновение повернул голову в сторону Гермионы, но она все же успела заметить на его лице насмешливую ухмылку.

Как только Люпин и Петтигрю опустились на стулья, Джеймс начал свою речь, заставляя приятелей то и дело взрываться хохотом, а Лили притворно сердито хмурить брови. Суть, разумеется, сводилась к поводу торжества. Гермиона бы искренне порадовалась за будущих родителей Гарри, если бы собственные переживания не владели ею в полную силу. Пока Джеймс произносил свой витиеватый монолог, Сириус Блэк, хитро поглядывая на Питера, кивнул головой в сторону Гермионы и вполголоса заметил:

— Гляди-ка, Конопушка. А она ничего. Не жалеешь, Хвост, что бросил?

Питер пробормотал что-то нечленораздельное, а Блэк коротко усмехнулся. Очень характерно так, будто лаял.

— Мы ведь тогда такой спектакль для нее разыграли… С твоим участием. И что? Все зря? — он нарочитым движением потер ладонь, как напоминание о старой травме.

Гермиона едва не вскрикнула от возмущения внезапной догадкой.

«Мерзавцы!» — еще удивительно, что она не выпалила это вслух. Ей внезапно захотелось подойти к развеселой компании и высказать, что она думает о подобных шуточках и еще… она знает, что их ждет, и вообще… «Господи, до чего я докатилась?» — Гермиона ужаснулась своей последней мысли. Неужели явное пренебрежение так ранило ее?

Молодая женщина резко поднялась, чем вызвала недоумение своего собеседника, рассказ которого прервался буквально на полуслове. Торопливо извинилась. Потом прошествовала к выходу, гордо задрав подбородок. Шла и буквально кожей чувствовала взгляды, направленные ей в спину. И еще смех, тихий, но очень уж обидный.

«Трус! Какой же он трус!»

Гермиона внутренне кипела от негодования, не вполне осознавая его источник и причину. Хотя причина, в общем-то, была ясна — вряд ли найдется женщина, спокойно относящаяся к тому, что ее стыдятся. Тем более, молодая и, что греха таить, довольно-таки недурная собой. Все эти мысли, как гадкие букашки, копошились в мозгу к Гермионы, ощутимо покусывая самолюбие.

Она наскоро распрощалась с недоумевающей по поводу ее внезапного ухода Розмертой и выскочила на улицу чуть ли не со слезами. Впрочем, нет. Слез как раз не было. Была злость и обида, которую Гермиона в последние годы научилась скрывать за ледяным спокойствием.

Молодая женщина несколько раз вдохнула и выдохнула морозный февральский воздух, сунула руки в рукава и зашагала по улице в сторону дома. По мере того, как она удалялась от «Трех метел», ее гнев постепенно таял. «И что я так взбеленилась? — спрашивала себя Гермиона. — Будто подобные отношения для меня что-то значат». Она напомнила себе, что ввязалась в эту игру, кстати, весьма болезненную для ее совести, с одной целью — предотвратить предательство и убийство. Да еще не дать Петтигрю превратиться в отвратительное ничтожное существо, которое не вызывало у нее ничего, кроме брезгливости.

— Джейн! Джейн, постой! — он бежал за ней, то и дело спотыкаясь. Гермиона чуть замедлила шаг, но продолжала двигаться, не оборачиваясь. Питер нагнал ее и схватил за локоть. Он запыхался, раскраснелся и вид имел такой виноватый, что молодой женщине на секунду стало его жаль. Потом она, правда, вспомнила, что заставило ее так спешно покинуть «Три метлы», и сказала с холодным спокойствием:

— Возвращайся к друзьям. У них ведь праздник, так?

Она постаралась высвободиться, но Питер, видимо, неосознанно, пытаясь удержать, довольно ощутимо сдавил руку выше локтя. Гермиона поморщилась и остановилась.

— Мне больно.

— Я знаю, — и ежу было ясно, что боль физическая тут абсолютно ни при чем.

Питер чуть ослабил хватку, одновременно перехватывая ее вторую руку и разворачивая Гермиону к себе лицом

— Прости меня. Пожалуйста, прости.

— Разве ты в чем-то провинился? — тон по-прежнему был сдержанным, но внутри у Гермионы опять всколыхнулось возмущение.

— Я вижу, ты злишься на них… на меня.

— А есть повод?

Питер в отчаянии затряс головой.

— Не говори так. Ругай меня, злись, только не превращайся в ледышку, Джейн. Да, я виноват, что согласился подстроить тот случай… ну, ты уже поняла, с нападением. Но… ты мне так нравилась… нравишься, и ты такая… такая… — он беспомощно искал в своем словарном запасе подходящий эпитет, но не найдя, продолжил, сильно смущаясь: — В общем, ребята предложили, а я согласился. Блэк клялся, что не будет сильно тебя обижать. Он ведь не соврал?

— Так это твой дружок Блэк изображал олуха Эндрю? — у Гермионы сразу прошла злость. Разумеется, ей проделка казалась скорее глупой, чем забавной, но это было так по-детски, что обижаться на шутников, на ее взгляд, было совершенно бессмысленным.

Питер молча кивнул.

— Стоило так стараться, — с кривоватой усмешкой произнесла Гермиона, — чтобы добыть то, чего теперь стыдишься? Ты ведь стыдишься меня, Питер?

— Господи, нет! Джейн, да ты что? Ты замечательная. Красивая, умная. Таких больше нет…

«Что ж ты тогда хвост поджал перед дружками своими?» — подумала она, высвобождаясь из его рук.

— Возвращайся, Питер. Тебя, наверно, ждут.

— Джейн, я… — Питер явно разрывался между нею и мародерской компанией и такое «раздвоение» ужасно его терзало. Внутренний конфликт был чем-то абсолютно новым для него, привыкшего, что до сего момента все в жизни было абсолютно прозрачно. Ни какой недвусмысленности. Он, его приятели, Джейн. Теперь же приходилось выбирать и Питер попросту растерялся. Мялся, краснел. Словом, вся его «взрослость» пошла прахом. Гермиона даже выругалась про себя, хоть понимала и раньше, что с таким, как Петтигрю, все решения должна принимать сама.

— Послушай, — заговорила она чуть мягче, чем хотела, — я же вижу: ты не хочешь афишировать нашу связь. Тебя она смущает, так? Что ж, могу понять. Я старше тебя на пять лет, к тому же, — тут она зло усмехнулась, — грязнокровка… Но ты мог бы честно мне сказать…

— Так вот что ты подумала?! — Гермиона никогда не видела Питера в таком волнении. Он снова вцепился ей в плечи и заговорил с жаром:

— Мне это не важно, Джейн. Неужели ты не понимаешь? Как ты могла подумать, что я стыжусь? Я… — он нервно сглотнул, — слушай, я сейчас тебе скажу одну вещь… но это очень большой секрет.

Питер, не слушая возражений, оттащил Гермиону в сторону от дороги и зашептал, почти касаясь губами уха:

— Это все из-за Сама-знаешь-кого. Дамблдор хочет организовать сопротивление… Вернее, уже организовал. Это такая организация, тайная. Называется Орден Феникса. Мы все… ну, наша компания: Джеймс, Сириус, Рем и я — все там. Но это очень опасно. За нами охотятся… Вот я и боялся, чтобы кто-то не узнал, что я… что ты… ну, со мной, понимаешь. Чтобы ты была вроде как ни при чем.

— Но я же не знаю ничего, так что… — тихо начала Гермиона, но Питер опять нетерпеливо ее перебил, притягивая к себе еще теснее и стараясь скрыться в тени дома, чтобы их было не видно с улицы.

— Джейн, ты не понимаешь… Дамблдор несколько раз говорил, что все наши родные под угрозой, если кто-то узнает. А тут поползли слухи, — он нервно оглянулся по сторонам, — что в Ордене есть кто-то… ну, предатель вроде как. Кто — неизвестно. Все думают друг на друга, но пока молча… Вот я и хотел защитить тебя. Специально ничего не говорил, даже своим.

Гермиона вдруг почувствовала укол совести. «Защитить хотел, надо же», — от этой мысли стало тепло на душе. Но одновременно с нею, как вспышка в мозгу, пришло воспоминание. Предатель! Четко, будто это было вчера, в голове зазвучал голос Сириуса Блэка, того будущего — обезображенного азкабанским заключением почти мертвеца: «Не могу понять, почему я сразу не догадался, что ты — шпион? Ты же всегда любил, чтобы у тебя были покровители, которые могут о тебе позаботиться!»

«Господи, неужели это правда? Неужели я уже опоздала?» — она чуть было не схватила Питера за руку, чтобы проверить... убедиться, нет ли татуировки на предплечье.

«Дура! Непроходимая дура, — сказал кто-то разумный в голове у Гермионы. — Даже если это правда и Петтигрю уже переметнулся к врагам, то темная метка выдала бы его с головой. Волдеморт, безусловно, мыслит странно, но он не идиот».

Мысль эта неожиданно причинила ей почти ощутимую боль. Гермиона уже привыкла верить, что Питер «не такой», что его предательство вовсе не закономерный итог, а лишь роковая случайность, которую она может — обязана — предотвратить. И вот…

Молодая женщина, не отрываясь, смотрела на своего обожателя. Бледное, сильно похудевшее лицо чуть раскраснелось от мороза и быстрого бега. Оно было бы совсем мальчишеским, если бы не появившееся последнее время серьезное, даже скорбное выражение. Светлые глаза, которые он обычно прятал, глядя куда угодно, только не на собеседника, сейчас смотрели прямо ей в лицо.

«Он говорит правду», — все больше убеждала себя Гермиона. А Питер будто почувствовал ее сомнения, но истолковав их, разумеется, по-своему, заговорил тихо, с отчаянием в голосе:

— Ты не веришь мне? Ну, хочешь, я сейчас пойду и всем скажу, что ты моя… в смысле, что я и ты… ну, вместе. Мы ведь вместе, да?

Гермиона отвела взгляд. Она и так совсем запуталась, а новое знание лишь добавило сомнений. Мысли метались, как загнанное в ловушку животное. Но Питер ждал ответа, и она не могла промолчать.

— Конечно, — молодая женщина нашла в себе силы улыбнуться. А на лице парня отразилось такое облегчение и радость, что ей на миг стало совестно за свои подозрения. Смущение свое она поспешила скрыть за искусственно веселым тоном.

— Ну, раз уж тут такие секреты, не смею мешать. Возвращайся к ним, а я домой, — она ласково потрепала его по плечу. — Я не сержусь. Просто…нагулялась я, а завтра работать.

Питер сделал шаг в сторону — он ведь так привык подчиняться ее желаниям. Но через секунду снова приблизился, порывисто обхватил Гермиону. Шептал что-то неразборчивое, прижавшись щекой к ее голове. Потом разжал руки.

— Пожалуйста, будь осторожна, Джейн, — голос звучал почти умоляюще.

— Я постараюсь, — она легко коснулась его руки и мотнула головой в сторону дороги. — Иди, тебя хватятся.

Питер кивнул, послушно развернулся и побрел обратно к «Трем метлам», а Гермиона глядела на него и думала, что все они, возможно, что-то недопоняли в этом парне, недооценили… Не в этом ли причина его будущего падения?

Размышляя о только что полученной информации, Гермиона медленно шла в сторону дома. «Все шепчутся о шпионе, но никто не знает, кто он?» — так, кажется, заявил Петтигрю, и, похоже, не соврал. На минуту, Гермиона пожалела, что так и не удосужилась попробовать себя в легилименции. Слишком уж много было за последние четыре года, прошедшие после победы, дум и хлопот. Так и не собралась. Этих своих размышлений Гермиона почему-то внезапно устыдилась: Питер ведь казался таким искренним, таким взволнованным…

«А что если слухи о шпионе вообще только слухи?» — странно, что до сего момента такая идея не приходила Гермионе в голову.

«До этого я была уверена, что шпион Петтигрю. Он ведь фактически сознался в этом тогда… в Хижине», — тут же ответила она самой себе. Проклятье! Гермиона чувствовала, что голова сейчас взорвется.

«Ну, допустим, Питер не солгал. Сейчас не солгал. Тогда, выходит, шпион кто-то другой?» — опять же это был вполне правдоподобный вариант. Если так, то гадать было бесполезно, ибо Гермиона мало знала об Ордене Феникса первого созыва. Кажется, Гарри говорил, со слов того же Сириуса Блэка, что многие погибли… Гарри?!

Молодая женщина даже с шага сбилась от внезапно снизошедшего в ее измученный мозг озарения.

«Ведь это излюбленный прием Темного Лорда — дезинформация!»

Вспомнился пятый курс, сны ее друга, такие реальные, правдоподобные и, вместе с тем, абсолютно ложные.

«А если допустить, что никакого шпиона вообще не было?» — хватаясь за эту мысль, как за спасательный круг, рассуждала Гермиона. Ведь так легко — запустить слух. Во всяком случае, гораздо проще, чем в действительности завербовать человека. Стоит лишь обронить пару слов в нужном месте нужному человеку — и пожалуйста, единство в стане врага нарушено. Недоверие рождает ошибки.

На Гермиону ее догадка, кажущаяся такой разумной, подействовала, словно успокоительное. Действительно, гораздо легче сознавать, что «предатель» всего лишь вымысел. Фантом, порожденный вражеской ложью. Враг — на то и враг, чтобы действовать хитростью и коварством. Это правильно, это нормально. С этим нужно смириться и дать отпор.

Увлекшись подобными рассуждениями, Гермиона поймала себя на том, что улыбается, будто избавившись от тяжелой болезни. «Это только предположение», — пыталась охладить саму себя молодая женщина, но помимо воли уже уверовала в свою догадку, как в абсолютную истину.

Всю следующую неделю у Гермионы было довольно сносное настроение. А все из-за того, что ей в одночасье стала ясна суть ее задачи. Все же, как много значит определенность!

Молодая женщина правильно рассудила, что у плана предотвращения «катастрофы века» было два уязвимых места: пророчество и предательство. Если с первым она ничего поделать не могла — она ведь даже не знала точно, когда произошло роковое событие — то со вторым теперь можно было бороться.

"Действительно, если никто никого не предавал — то пусть все так и остается", — рассуждала она. Понятно, что Питер был самым уязвимым звеном в цепочке. Стало быть, надо звено укрепить: не дать разочароваться в добрых намерениях. Совесть немного покалывала ее за отъявленный практицизм: парень, мол, влюблен по уши, а она поощряет это, только бы он не сорвался с крючка. Но Гермиона лихо себя убеждала, что делает это в первую очередь для его же блага… К тому же, как показали последние события, она и сама к нему не то чтобы совсем равнодушна. Здесь мисс Грэйнджер слегка кривила душой. Но ведь совсем слегка, не так ли?

Поэтому, когда Питер заявился к ней прямо в лавку на следующий же день после посиделок в «Трех метлах», Гермиона была с ним особенно ласкова и парень был на седьмом небе от счастья.

В тот вечер, пребывая в приподнятом настроении — ее план вошел в стадию осуществления, что может быть отраднее — молодая женщина отправилась домой пешком. Несмотря на тревожную обстановку в целом, Хогсмид все еще казался Гермионе этаким заповедником спокойствия. Хоть все кругом и твердили об осторожности, отказать себе в небольшой спокойной прогулке она была не в силах. Гермиона шла вдоль домов, наслаждаясь тишиной после утомительного дня. Вечер был еще совсем не поздний, света достаточно, хоть солнце уже и скрылось за вершиной. Пахло весной.

Возле «Флориш и Блоттс» Гермиона затормозила. Магазин уже закрылся, но старик, по-видимому, углядев ее в окно, окликнул мисс Грэйнджер с порога:

— А, мисс Джейн, добрый вечер. Не заглянете на минутку, — он старомодно раскланялся и приглашающим жестом указал на дверь. Гермиона приблизилась, мистер Блоттс был неимоверно оживлен и подмигивал ей совершенно не по-стариковски.

— Прошу, прошу. У меня ведь, знаете ли, есть кое-что вкусненькое для вас… Да-да.

Надо заметить, что с мистером Блоттсом у мисс Грэйнджер последнее время установились самые теплые отношения. Бывший младший партнер знаменитого лондонского книготоргового предприятия, в пух и прах разругавшийся с ним и сбежавший из гордости в Хогсмид, продолжал питать острую страсть к печатному слову, несмотря на печальные обстоятельства. На этой почве у них с Гермионой было полнейшее взаимопонимание. Старик по большей части сохранил свои прежние связи в книжном бизнесе и потому уже не раз баловал жадную до чтения «молодую мисс» чем-нибудь, как он выражался, «вкусненьким». Гермиона была Блоттсу за это чрезвычайно благодарна. Книги не давали сойти с ума от свалившихся на нее проблем.

Вот и не далее, как неделю назад Гермиона заказала через бывшего книготорговца очередную посылку. «Книга для легкого чтения». И как всегда, страниц в пятьсот-семьсот…

Гермиона, улыбаясь, прошла внутрь.

— Неужели привезли?

— Представьте себе, — Блоттс потирал руки, — я сам не ожидал, что получится так скоро! Редкое издание. Замечательное. Все, что позднее переиздавалось, — он состроил презрительную мину, — просто никуда не годится. И позвольте выразить восхищение вашим вкусом, мисс Джейн. Исключительное восхищение.

Гермиона слушала восторженный монолог с легким недоумением. Помнится, она заказывала безусловно интересную, но отнюдь не редкую «Трансфигурацию» Клода Милоша. Эту книгу она когда-то видела у профессора МакГонагалл, вот и решила почитать по старой памяти.

«Не знала, что обычный справочник может вызвать такой экстаз у библиофила!» — чуть улыбаясь, думала она.

Блоттс тем временем с видом триумфатора распаковывал вытащенную из-под прилавка посылку, не переставая нахваливать себя за столь удачно проведенную сделку. И вот, наконец, показался переплет. Одного взгляда хватило Гермионе, чтобы понять — это вовсе не Милош. Вычурная обложка, корешок из дубленой кожи, золоченый срез… Мистер Блоттс, как заправский фокусник, развернул книгу к мисс Грэйнджер, очевидно, ожидая ее восторженного возгласа.

— Я это заказала?! — потрясение в голосе молодой женщины несколько озадачило старика. Блоттс с недоуменной гримасой посмотрел сначала на нее, а потом на обложку книги.

— Д-да, — пробормотал он неуверенно и принялся рыться в своих бумагах, которые ворохом лежали на прилавке, выудил оттуда небольшой листок и протянул Гермионе. — Вот, извольте убедиться.

Кажется, у него в голосе было некоторая растерянность. Гермионе даже стало совестно — так разочаровать этого законченного книголюба! Она пробежала глазами заявку, написанную ее рукой, а мистер Блоттс в это время услужливо раскрыл перед ней каталог.

— Ну, как же, Джейн, — частил он, словно боялся, что действительно совершил непростительную для опытного книготорговца оплошность, — вот и ваш номер. Три четверки, я четко вижу. Вот же и в каталоге…

Гермиона проследила взглядом за бегающим по строчкам ловким пальцем. Под указанным номером значилась «Enciclopedia magica» издания начала века.

«Чушь какая-то. Зачем мне это чтиво для первокурсника?» — подумала она, а вслух сказала:

— Вероятно, это моя ошибка. Я хотела издание Милоша, а оно… — Гермиона полистала каталог, — ну, да… так и есть. Номер сорок четыре.

Мистер Блоттс покачал головой, но тут же просиял.

— О! Одна маленькая цифра, а какое везение. Вместо скучнейшего чтива такой дивный, удивительный раритет. Это же счастливейший случай. Я бы сказал, восхитительная удача.

«И для вас удача, уважаемый», — с легкой досадой подумала Гермиона, взирая на стоимость «раритета». Милош бы обошелся ей почти в три раза дешевле. Однако, обижать старика не хотелось, тем более, ошибка была ее.

— Э-э-э, мистер Блоттс, мне очень неловко, но сейчас у меня нет при себе нужной суммы…

— Бросьте, деточка.

— Нет, нет. Я сию минуту слетаю к себе и принесу.

Блоттс рассмеялся.

— Ну, раз вам так не терпится… О, согласитесь, мисс Джейн, все получилось, как нельзя лучше. Уверен, вы еще оцените это издание по достоинству...

Гермиона уже стояла на пороге, а Блоттс все продолжал говорить:

— … вот вернетесь, я вам кое-что покажу. Такие раритеты надо изучать медленно, как пробовать изысканное лакомство. Возвращайтесь скорее и я постараюсь вас удивить.

Гермиона про себя ухмыльнулась:

«Старичок в своем репертуаре. Интригует и интересничает».

Впрочем, настроение у нее было приподнятое и провести вечер в обществе хоть и любившего прихвастнуть, но эрудированного и приятного собеседника казалось ей неплохой перспективой. Она быстро аппарировала домой, порылась в своих денежных запасах, еще раз посетовав на собственную ошибку, стоившую ей чуть ли не полсотни галеонов, и вознамерилась вернуться в лавку.

Едва она аппарировала обратно, приземлившись на противоположной от «Флориш и Блоттс» стороне улицы, Гермиона поняла: творится что-то неладное. Одновременно с ее собственным появлением слух уловил череду коротких хлопков, как бывает, когда хозяйки по весне чистят от пыли ковер. Не узнать звуки было невозможно.

Сработавшие помимо воли инстинкты заставили Гермиону метнуться за угол близлежащего дома. Уже оттуда, осторожно высунув голову, она увидела, как на противоположной стороне, чуть правее ее убежища возле знакомой Гермионе лавки мистера Блоттса появились две фигуры в темных одеждах. У молодой женщины зашлось сердце, она вдруг поняла, что люди в плащах не входили в дом… Они выходили из него. Стало быть, звуки, услышанные ею, могли означать только одно: Пожиратели смерти — их Гермиона узнала бы и через пятьдесят лет, став полуслепой старухой — выполнили свою работу. И будто в ответ на эту ее мысль в небо взвился Смертный знак, выпущенный одной из темных фигур с порога дома. Секунда. Еще два коротких хлопка. Наступила тишина. Чистая работа.

Гермиона сорвалась с места, не вполне осознавая, что она делает. Глупая мысль: «Может, жив?» — не делала чести разумности молодой женщины, но, увы, не все поступки диктуются разумом.

У двери лавки Гермиона шумно вздохнула. Отворила.

— Мистер Блоттс, — свой голос она с трудом узнала, он внезапно стал выше, будто говорил ребенок. Очень испуганный ребенок.

Старик лежал ничком возле прилавка. На одно короткое мгновение Гермионе почудилось, что он дышит. Дрожащими руками она перевернула тело на спину… Широко открытые глаза с остановившимися зрачками, чуть приоткрытый рот — Абрахам Блоттс выглядел удивленным, будто не верил, что умер.

Гермиона выпрямилась. Она не кричала, не плакала, она даже больше не дрожала. Спокойное чувство неизбежного опять посетило ее, как когда-то — сейчас показалось, что совсем недавно — перед битвой в стенах Хогвартса.

«Вот уже и до Хогсмида добрались», — холодно констатировал внутренний голос. Что ж? Увы, иного ожидать было глупо: это был только вопрос времени.

Гермиона рассеянно оглядела обстановку. Разгром, учиненный убийцами, не сделал из лавки побоище. Минимальный ущерб: всего лишь пара опрокинутых стоек, покосившийся стеллаж. «Действительно чистая работа», — голос внутри был все такой же спокойный, будто из радиоприемника.

Она огляделась еще раз. На прилавке лежал ее книга. Дорогое, ненужное издание, приведшее в такой восторг старого библиофила. Гермиона, до боли сжала кулаки. Старик ждал ее, ничего не подозревал… Чем же он провинился перед ними?

«А чем провинилась когда-то ты? — со злой насмешкой подсказал внутренний голос. — А Рон и вся его семья? Дин? Мистер Тонкс?» Расходный материал большой политики, винтики в механизме запугивания и принуждения…

Она, двигаясь, как заводная кукла, подошла к прилавку, взяла книгу, высыпала на прилавок пригоршню галеонов.

«Расплатилась».

Из-за форзаца выпал листок с ее именем, написанным размашистым почерком старика. Блоттс был хитроватым, болтливым и чуть самодовольным. Любил похвалиться и повспоминать о былых своих заслугах. А еще он очень трепетно, почти любовно относился к книгам, берег их, разговаривал о них, как о живых людях… Это было даже немного смешно.

Ей вдруг стало не хватать воздуха. Прижимая к груди книгу, она шагнула к двери.

«Итак, новый отсчет начался», — сказала она себе. На тело Гермиона не обернулась. Не могла. Отворила дверь…

— Ни с места, леди, — говорившего она не видела. Впрочем, он не таился. Высокий, совсем еще молодой мужчина в аврорской мантии шагнул Гермионе навстречу. Палочка была направлена прямо ей в голову.

В первый момент оперативность реакции отряда мракоборцев несколько удивила Гермиону. Но, поразмыслив немного, она рассудила, что ничего удивительного тут не было: нападения теперь происходили регулярно, наверняка, существовала какая-то схема отслеживания темномагических проклятий. Хотя толку от такой «оперативности» было, увы, мало. Сделанного не воротишь.

С появлением авроров началось какая-то нездоровая суета. Разумеется, их прибытие всколыхнуло местное население, которое в подавляющем большинстве коротало вечер, запершись по домам, за исключением пары-тройки отчаянных личностей, засидевшихся в пабах за кружкой эля. Впрочем, и реакция общественности была предсказуема. Как-никак первое нападение в деревне. Даже Гермиона, уже раз прошедшая через этот ад, чувствовала себя напуганной. Что же говорить об остальных? Вскрики ужаса, брань, всхлипы — все это началось минут двадцать спустя. А пока Гермиона стояла у двери и пыталась не дрожать под пристальным взглядом старшего аврора.

Он действительно был молод, наверно, всего года на три-четыре старше Гермионы, но лицо было усталым, а через всю левую щеку тянулся тонкий косой шрам. Он жестами указал своим починенным пройти в лавку, а сам остался возле молодой женщины, которая так некстати оказалась на месте убийства. Только под этим тяжелым взглядом Гермиона сообразила, как опрометчиво и глупо она поступила.

— Вашу палочку, леди, — потребовал аврор хрипловатым, будто прокуренным голосом.

Гермиона без колебаний протянула ему инструмент. Мужчина проверил ее, но как показалось Гермионе, сделал это скорее формально.

«М-да, это тебе на Грюм», — про себя усмехнулась она. Мракоборец, явно сделавший карьеру в последние год-два, видимо, даже представить не мог, что запуганная конопатая селянка могла сотворить такое.

— Вы видели нападавших? — спросил аврор, возвращая Гермионе палочку, которая только что «выплюнула» невинное очищающее заклятие в ответ на его «приори инкантатем».

— Только издалека, — ответила она и, предваряя следующий вопрос, добавила: — Я видела двоих, но их, вероятно, было больше. Слышала хлопки аппарации. Думаю, как минимум еще человека три-четыре.

Мужчина едва заметно удивился ее спокойствию и наблюдательности и спросил о причинах ее столь неожиданного появления на месте убийства. По мере того, как Гермиона рассказывала — про книгу, про намерение вернуться и расплатиться со стариком, про свой внезапный порыв, который сама для себя не могла объяснить — аврор все больше хмурился.

— Вы рассчитывали, что человек выжил? Не находите это странным, мисс?

— Ну, такое ведь возможно.

Он оценивающе оглядел Гермиону, потер щеку со шрамом и криво усмехнулся.

«Счел меня глупой деревенской курицей», — решила она, а вслух спросила:

— У вас есть какие-то сомнения на мой счет?

Аврор пробормотал что-то сквозь зубы, а потом указал на книгу, которую Гермиона все еще прижимала к груди, словно пыталась ею защититься от подозрений.

— Это ваш заказ?

— Да.

— Вы позволите? — мужчина требовательно протянул руку.

Книгу он проверял более тщательно, потом вернул.

— И за это вы заплатили семьдесят пять галеонов? — а после ее смущенного кивка, криво усмехнулся. — Бережливой вас не назовешь.

В голосе звучал скепсис, словно аврор подчеркивал, что не верит ни единому слову, но не имеет возможности уличить ее во лжи. Гермиона гордо приподняла подбородок и изогнула свою нелепую, кокетливую бровь.

— У каждого свои причуды, разве не так?

Ее попытка казаться строгой, мужчину, кажется, слегка позабавила.

— Идите домой, — коротко буркнул он, — возможно, позже к вам будут вопросы. И… запирайтесь покрепче, леди.

Последние слова он сказал чуть ли не с издевкой.

После ухода мисс Грэйнджер, авроры пробыли в осененном смертным знаком доме недолго. Толпа на улице разошлась, в деревне опять наступила тишина. В этой самой тишине, нарушаемой лишь шумом ветра, который здесь, в горах, был почти постоянным явлением, легкий стук шагов был едва слышен. Человек в черном плаще шел прямиком к дому, над которым скалился дымчатый череп. Открыл дверь, секунду задержался на пороге.

— Проклятая девчонка, — в почти неслышном шепоте сквозила не злость, а глубокая печаль. Человек поднял с пола обрывок пергамента и, повинуясь минутной, слабости скомкал лист в ладони. Со злостью швырнул на пол. Потом вздохнул, провел рукой по лицу, скрытому капюшоном. — Мне жаль тебя.

* * *

2002 г.

«М-да. В чем-то Грэйнджер неисправима», — эта мысль посетила меня еще в процессе ее рассказа. Семьдесят пять галеонов. Черт! Кажется, столько стоит двухгодовалый «Нимбус», у таких даже срок гарантии не истек.

— Гермиона, а ты точно только конфеты продавала? — она уставилась на меня, будто у меня вдруг выросли рога.

— Поттер пересчитывает ваши расходы на стоимость метел, мисс Грэйнджер. Боюсь, вам не понять.

Гермиона сдержанно рассмеялась. Хорошая у нее все-таки улыбка. И глаза… сейчас совсем юные. Будто и не умирает вовсе.

— А что книга и правда такая ценная? — попробовал исправиться я и, кажется, только ухудшил дело, по крайней мере, выражение снейповского лица отразило целый диапазон переживаний. Доминировало среди них: «Поттер, я в курсе, что ты идиот, но остальным об этом знать не обязательно». Ну, или что-то около того.

— Мне она стоила много дороже, чем эти несчастные галеоны, — хмуро отозвалась Гермиона.

— Вы, мисс, удивительно удачно оказались не в том месте, не в то время, — заметил Северус. — Очевидно, вы и сами понимаете, что совершили глупость.

Гермиона подняла глаза к потолку, не закатила, а именно подняла, будто пыталась не дать вылиться новой порции слез.

Господи, что же с девицей делается?

— Кстати, ваши догадки были верны, — мой деликатный отчим сделал вид, что не заметил «женской слабости». Или уж действительно не заметил. Гермиона тут же уставилась на него и спросила:

— Догадки? Вы про ложный слух? — Северус кивнул, чем вызвал ее недоумение и растерянность. — Не могу понять только, откуда вам это известно?

— Я был Пожирателем смерти, — ответил он совершенно спокойно и задрал рукав, на предплечье змеилась едва заметная татуировка. — В молодости все мы склонны совершать необдуманные поступки. Я не исключение.

Для меня эта страница из прошлого мистера Снейпа новостью не была, так что я не выразил удивления. Гермиона же и вовсе перебила его, сделав нетерпеливый жест рукой, словно мой отчим только что сообщил что-то донельзя банальное.

— Да не в том дело! Мне ведь казалось, что с моим вмешательством…

— … ничего не изменилось. По крайней мере, в этой части точно.

Ну, Снейп, ясное дело, в долгу не остался, тут же превратившись в ученого-педанта со склонностью к желчности.

— Не преувеличивайте собственную значимость, мисс. Решение о дезинформации было принято вне зависимости от вашего присутствия или отсутствия. Это была идея Беллатрикс Лестрандж. Этакая хитрая ловушка, рассчитанная на вполне конкретных людей, а вернее — одного человека. Сириуса Блэка. Беллатрикс хорошо изучила своего кузена и знала, насколько он недальновиден и легковерен, — отчим пожал плечами. Казалось, разговор о тех давних событиях совершенно не трогал его.

— Вы до сих пор испытываете к нему неприязнь? — спросила отчима Гермиона с какой-то въедливой заинтересованностью в глазах.

Сначала вопрос ее меня несколько удивил, но я тут же сообразил, что, проведя в прошлом столько времени, она, наверняка, многое знала об отношениях отчима и крестного. Они, по маминым рассказам, прежде были, образно говоря, как спичка с фитилем на ящике с пиротехникой. Чиркнешь — и заискрит. Сейчас тот прежний антагонизм почти себя исчерпал, хоть, разумеется, друзьями Блэк и Снейп не стали. Весьма разные взгляды на жизнь, так сказать.

Отчим меж тем задумался над ответом.

— Вряд ли, — обронил он будто нехотя. — Слишком много лет прошло.

— Есть вещи, которые не забываются, разве нет? — мне показалось, что Гермиона… ну, испытывает его, что ли. Будто проверяет какие-то свои догадки.

— Что вы хотите услышать, мисс? У Блэка отвратительный характер и низкопробный юмор, когда-то мне казалось, что это достаточная причина, чтобы ненавидеть…

— Но Сириус Блэк чем-то заслужил ваше прощение, верно?

Я чуть не рассмеялся, услышав настоящий «снейповский» тон в устах Грэйнджер. Кажется, сам Северус тоже это заметил и криво ухмыльнулся. Признал достойную ученицу?

— В тот раз Блэк поступил умно. В кои-то веки, — промолвил отчим, меняя позу. Вытянул скрещенные ноги и, сложив руки на груди, глядел в одну точку прямо перед собой. — Я имею в виду, в случае с твоими, Поттер, родителями. Когда стал вопрос о Хранителе тайны он, слава Мерлину, не стал лезть вперед и предложил эту роль другому, менее заметному человеку.

— В моем времени и сам Сириус, и вы тоже считали этот шаг величайшим просчетом, — тихо произнесла Гермиона, уставившись на свои руки. — Ибо тогда слухи о предателе оказались вовсе не слухами…

— Даже при условии вашего вмешательства? Вы ведь мнимое предательство нацелились предотвратить во что бы то ни стало? — с нечитаемым выражением лица спросил отчим.

Гермиона молчала, а глаза ее подозрительно блестели. Она обратила лицо к потолку, пытаясь справиться с волнением и не дать пролиться слезам. Потом спросила странным глухим голосом:

— Так Сириус не поверил слухам?

Отчим досадливо поморщился.

— Даже не знаю, как вам ответить. Поверил? Первоначально, думаю, да. Беллатрикс, надо отдать ей должное, придумала безупречный план, который сработал именно так, как требовалось. Я не был посвящен в детали, знаю лишь, что ключевую роль в спектакле сыграл Регулус Блэк.

Гермиона кивнула.

— Да. Я узнала это, правда, довольно поздно. У Ордена Феникса был агент в Хогсмиде. Именно через него запустили слух, обставив это, как если бы он «случайно» подслушал разговор двух «подозрительных личностей»… не знала, что одним из этих «подозрительных» был брат Сириуса. Но это не важно. Важно другое — агента убили. После этого в Ордене стали считать, что слухи верны.

Северус быстро поднял на нее глаза.

— Вот как? Хотите сказать, что Абрахам Блоттс и был тем самым агентом? — а после ее кивка добавил: — М-да. Я тогда не понимал смысла этого нападения. Казалось бы, чем может мешать боящийся всего на свете старый болтун? А вот ведь…

— Я тоже не понимала, — Гермиона прислонилась к спинке кровати и провела рукой по лицу. — Мой визит к старику был чистой случайностью. Так мне казалось тогда. Но… — тут она опять горько усмехнулась, — как вы уже, наверно, догадались: в моей истории незапланированных случайностей нет.