Что ты знаешь... (гет)

Войдя в гостиную, Драко увидел, что его уже ждут. Гойл и Кребб пытались пересказать Дафне, Панси и Миллисенте случившееся в коридоре на шестом этаже. Девчонки сидели на диване перед камином и пытались вникнуть в то, что им рассказывали парни. Винсент и Грегори, расположившиеся в креслах напротив, старались, как могли, но словарный запас и неправильное понимание ситуации не позволяли им поведать историю во всех эмоциональных красках. Блейз с невозмутимым лицом сидел за столом и делал вид, что читает книгу.

Малфой понял, что незаметно проскользнуть в свою спальню ему не удастся. Поэтому уверенным шагом направился к жаждущим подробностей.

Первой его заметила Дафна и сразу заголосила:

— Драко, как ты? Что случилось? Грейнджер опять буйствовала? Расскажи, что случилось?

Драко, подойдя к ним, выразительно посмотрел на Винсента, который сразу понял намек и уступил ему кресло. Усевшись на освободившееся место, Малфой с ухмылкой посмотрел на девушек.

— А что они, — он кивнул головой в сторону Гойла, сидевшего в соседнем кресле, и на Винсента, который пристроился на подлокотнике кресла Грегори, — успели вам рассказать?

— Что ты опять сцепился с Грейнджер. Отобрал у неё какое-то письмо, — начала пересказывать Миллисента.

— Не какое-то, а от Виктора Крама, в котором он ей объяснялся в любви и что-то говорил про ее кожу, — поправила подругу Дафна.

— Это все? — удивленно спросил Драко.

— Нет. Еще — что Грегори забрал у Грейнджер палочку, — продолжила перечислять Гринграсс. — Что она требовала вернуть письмо и палочку. Назвала вас всех пожирателями. Ты назвал ее шлюхой, потому что она с кем-то согласилась идти на свидание. Что вы чуть не вцепились друг другу в волосы. Что-то там про бриллианты и про то, что Блейз расстроился, что родители Винсента иногда дерутся.

— А Блейз отказался дополнять такой увлекательный рассказ, — с сарказмом пожаловалась Панси, указывая на парня, который все еще невозмутимо читал книгу. — Сказал, что он плохо помнит случившееся, потому что очень переживал, когда узнал, что родители Винсента устраивают бои.

Только теперь Забини посмотрел на собравшихся и закивал головой в знак согласия со словами Паркинсон. Драко хмыкнул.

— Да, так все и было. Я тоже плохо помню, как ругался с Грейнджер. Она меня вывела из себя своими словами. Старался сдерживать себя, чтобы не выхватить палочку и не заавадить ее. А потом я тоже расстроился из-за родителей Винсента. А Гойл молодец. Здорово обезоружил ее, — подтвердил рассказ парней Малфой.

Гойл и Кребб победно улыбнулись. Проявляя чудеса выдержки, Блейз усердно читал, а Драко с невозмутимым выражением лица ждал дальнейших расспросов. И они последовали…

— Крам пишет письма Грейнджер? — с интересом спросила Дафна. — Покажи письмо.

— Да, и довольно откровенные, — ответил Малфой, вытащил пергамент из рюкзака и отдал его девчонкам.

Забини перестал наконец читать и заинтересовался происходящим. Особенно его заинтриговало то, что Малфой отдал письмо.

Дафна выхватила из рук Драко пергамент и приступила к изучению оного.

— Здесь нет начала письма, — констатировала девушка.

— Да. Начало осталось у Грейнджер, — подтвердил Малфой.

— Жаль…

Но, несмотря на то, что начало письма отсутствовало, девушки с интересом принялись читать оставшийся клочок. Блейз с нетерпением смотрел на них, ожидая бурной реакции. Малфой, развалившись в кресле, рассматривал свои ногти.

— Фу, как неинтересно. Тут только про квиддич, — разочарованно протянула Дафна.

— Почему же только про квиддич? Здесь еще есть описание свадьбы друга, — заспорила Панси.

— Какое мне дело до свадьбы его друга?

— Никакого! Зато дальше написано, какую бы свадьбу хотел сам Крам.

— По-твоему, это интересно? — удивилась Гринграсс.

— Ты права! Само описание не представляет интереса, а вот над последней фразой можно задуматься... — Панси взяла письмо в руки и зачитала: — «… вот такую свадьбу я хотел бы для себя. А тебе, моя девочка, какой вариант больше понравился? Мой или Захарии?»

— Ты считаешь, что это завуалированное предложение? — ошарашенно спросила Дафна.

— Может быть. Но слова «моя девочка» наводят не только на это.

Эта фраза, да и вообще все речи о свадьбе, не навели Драко ни на какие мысли, когда он читал письмо в Выручай-комнате. Но теперь, когда Панси прочитала это вслух, он почувствовал уже знакомую боль, от которой, как он думал, он уже избавился. Слова звенели в его голове: «моя девочка… моя девочка».

«Нет, это моя девочка. Она будет моей девочкой, несмотря ни на что… я хочу этого, и я сделаю все для этого!» — шептала душа. «Она его девочка. И это правильно. Я ничего не буду делать для того, чтобы это изменить!» — кричал рассудок. «Я не буду об этом думать. Мне безразлично,» — вернулся в оптимальную реальность Драко.

Дафна не успела уточнить, на что же наводит эта фраза, потому что их разговор прервали. Две девчонки-слизеринки с четвертого курса стояли около дивана и, переминаясь с ноги на ногу, выжидающе смотрели на девушек.

— В чем дело? — строго спросила Панси, глядя на подошедших.

Первой ответила невысокая девочка с иссиня-черными волосами.

— Эм-м... Мы услышали, что у вас есть письмо Виктора Крама... — на секунду замялась, но, собравшись, уверенно продолжила: — А можно нам прочитать?

Панси, Дафна, а также Драко и Блейз недоуменно посмотрели на нее, не понимая просьбы.

— Видите ли, моя подруга Агнес, — девушка указала на блондинку, стоявшую рядом с ней, — м-м-м… как бы сказать? Ей очень нравится Виктор Крам. Еще когда он был здесь на Турнире, она в него влюбилась и все еще не может забыть. У нее есть только его автограф. А сейчас… она бы хотела прочитать его письмо.

Удивлению ребят не было предела. Панси вопросительно посмотрела на Драко, тот, увлекшись происходящим, кивнул, разрешая отдать письмо. Паркинсон протянула пергамент девушкам. Агнес, благоговейно взяв его в руки, стала читать, при этом периодически охая. Дочитав, она с горечью сказала, глядя на подругу:

— Ну почему он пишет это не мне? «Драгоценная Гермиона… с любовью, Виктор Крам», — процитировала она. — Почему он пишет это какой-то грязнокровке? Почему не мне?

— Может быть, потому, что он тебя не запомнил, ведь тогда, когда он приезжал, ты была еще… маленькая, — успокаивала ее подруга. — А может, он просто извращенец и ему не нравятся красивые девушки, а нравятся уродливые заучки.

— Я хочу, чтобы он мне так писал. Может быть, мне тоже поселиться в библиотеке?

Агнес приложила письмо к лицу и вдохнула его аромат.

— М-м-м… Le chemin de lune.

— Что? — переспросила ее брюнетка.

— "Le chemin de lune", — убрав пергамент от лица, ответила девушка. — Это одеколон, которым пользуется Виктор. Никогда не забуду этот запах.

— А откуда ты знаешь, какой одеколон у Виктора? Ты что, была у него на корабле?

— Конечно, нет! Но когда я брала у него автограф, я уловила этот вромат. А мой дядя пользуется таким же одеколоном, поэтому я и знаю его название. Это очень дорогой одеколон. Его можно купить только во Франции, — гордо уточнила блондинка.

У Блейза не хватило самообладания, он вскочил из-за стола, отбросив книгу, вырвал из рук у восторженной блондинки пергамент и, обворожительно улыбнувшись, сказал:

— Все это очень трогательно, но нельзя забывать, что вы слизеринки! Агнес, не переживай, — он приобнял девушку, — ты скоро вырастешь, оформишься, поднаберешься опыта и тогда поедешь в Болгарию, очаруешь Крама. Все в твоих руках.

Девушка от такой перспективы заулыбалась и расслабилась.

— А теперь идите… на обед! — выпроводил подруг Забини.

Девушки покорно пошли к выходу, оживленно обсуждая произошедшее.

Блейз поднес пергамент к лицу и вдохнул запах. Немного подумав, он изрек:

— Я еще тогда, на уроке, подумал, откуда грязнокровка знает этот аромат, и не только запах, а еще и название. Уизли бы не хватило денег, чтобы такой одеколон приобрести. А Поттер… думаю, он и не знает о существовании одеколонов.

В этот момент Драко прочувствовал, как умирает надежда. В этот момент он понял, на что надеялся. Он надеялся на взаимность. Надеялся, что, может быть, отрицая саму себя, Грейнджер тоже испытывает к нему… нежность, заботу, ревность, желание. Как только он осознал это, его боль возобновилась с новой силой. Боль разочарования, боль умирающей надежды, боль неистраченной нежности. Но разум заглушил боль: «Значит, она грезит о Краме. Мне повезло, что грязнокровка влюблена не в меня, а в болгарина. Значит, это он предатель крови, и это ему не повезло. Значит, она была у него на корабле, видела флакон и прочитала название. Отсюда следует, что у них не только дружеские отношения. Шлюха, подстилка, сучка. Ненавижу!»

Между тем до девушек тоже дошло сказанное Блейзом. Панси расхохоталась, вспоминая то, что они устроили Гермионе.

— Представляю, что думает о нас Грейнджер! Мы тогда решили, что она полная дура, а оказалось, что, скорей всего, это она нас такими считала. Надеюсь, она не разболтала никому. Не хочется, чтобы обо мне ходили слухи, как о ревнивой дурочке.

— О Мерлин, Грейнджер, наверное, считает, что я претендую на ее Крама, — вспомнив свои слова, всполошилась Гринграсс.

Драко решил воспользоваться ситуацией. Тем более, его боль требовала жертв, и уже было не важно, кто выступит в этой роли.

— А почему это Грейнджер решит, что ты претендуешь на Крама?

— Я… мы… я думала... — замялась Дафна.

Панси же решила высказаться. Ее давно тяготило вранье Гринграсс. Она поразмыслила и пришла к выводу, что все-таки Драко ей ближе, чем Дафна. Малфоя она воспринимала, как друга. Раньше ей казалось, что она в него влюблена. На четвертом курсе у них даже был секс, первый для обоих, по правде сказать, не очень удачный и который они не захотели больше повторять. Но, несмотря на это, они сохранили дружеские отношения, к которым Панси могла приписать слово «нежные»… Нежные дружеские отношения. Дафну же она воспринимала скорее как соперницу, чем как подругу. С первого курса девушки негласно соперничали, будь то из-за парней, учебы, внимания Драко и Блейза, денег, нарядов, престижа среди однокурсников. Еще когда Паркинсон была увлечена Малфоем, Дафна считала своим долгом пофлиртовать с ним и тем самым вызвать ревность у Панси. Даже тогда, когда увлечение прошло и переросло в дружбу, Дафна старалась «перетянуть одеяло на себя», пытаясь завоевать доверие парня, и, похоже, ей это даже удалось. Паркинсон иногда казалось, что Драко больше доверяет Дафне, чем ей. Затем, когда Панси стала обращать внимание на других юношей, Гринграсс или говорила гадости об интересующем Панси парне, или начинала оказывать тому знаки внимания.

И вот теперь Панси Паркинсон выпал шанс навсегда лишить Гринграсс доверия и дружбы Малфоя, и она не стала его упускать, поэтому высказалась.

— Если честно, Драко, мы подумали, что Грейнджер влюблена в тебя, раз ей послышался запах твоего одеколона в Амортенции, поэтому решили высказать ей все, что об этом думаем. И высказали! — Панси, вспомнив, как происходил этот разговор, рассмеялась. — Теперь я понимаю, что в ее глазах мы выглядели … не совсем нормальными. Она так удивлялась всем нашим претензиям. Теперь понятно, почему. Она думала, что мы говорим о Краме. А Дафна заявила, что она твоя девушка, что ты ее любишь, целуешь и что-то там еще, — многозначительно добавила Паркинсон. — Грейнджер чуть в обморок не упала, когда Дафна сказала это. А потом, по-видимому, она догадалась, что говорим мы не о Краме, и успокоилась. Интересно, Грейнджер поняла, чья ты девушка?

Панси вопросительно посмотрела на Гринграсс, хотя ей не требовалось ответа. Все это она рассказывала лишь для одного человека, для Драко. Парень выглядел довольным, он мысленно поблагодарил Панси за сказанное. Блейз опять невозмутимо читал. Дафна с ненавистью смотрела на подругу.

— Очень интересно... — с ухмылкой протянул Малфой. — Я правильно понял, что Дафна заявила, что она моя девушка и я ее люблю?

— Да, именно так, — подтвердила Паркинсон.

— Дафна, когда это случилось? Я что-то этого не заметил, — издевательским тоном обратился к девушке Драко.

Гринграсс замялась. С одной стороны, она хотела, чтобы Драко узнал о ее чувствах и тайно надеялась на взаимность. С другой стороны, боялась, что необдуманные слова навсегда отдалят его от нее. Сейчас она понимала, что скорее случится второе. «Его сердце уже занято. Но кем?» — подумала девушка, и эта мысль причинила ей боль и вызвала чувство противоречия.

— Да, я так сказала. Но я сказала это, чтобы защитить тебя, Драко! — проникновенно заверила Дафна, пытаясь поймать взгляд Малфоя. — Я думала, что грязнокровка любит тебя и тем самым … и тогда… — к сожалению, она не нашла слов, чтобы закончить мысль.

Драко встал с кресла, сделал два шага в сторону дивана, на котором сидели девчонки, остановился напротив Дафны и прошипел:

— Никогда! Слышишь, никогда ты не будешь моей девушкой, а уж тем более я не буду тебя любить.

— Но Драко, я хотела только…

— Меня не волнует, что ты хотела. Я хочу, чтобы ты больше никогда, ни при каких обстоятельствах не произносила таких слов. Ты не в моем вкусе. И, если честно, я даже представить не могу, как с тобой целоваться, не говоря уже о большем, — со значением закончил Малфой.

— Но я люблю тебя, — выпалила Дафна в отчаянии.

— Ты думаешь, мне это интересно? — нависая над девушкой, злобно прошептал он. — Я-то тебя не люблю. Не нуждаюсь в твоей любви и не хочу слышать о ней. Никогда!

Дафна смотрела на него, как кролик на удава. Ее душа и сознание протестовали против его слов. Она любила. Любила давно, и по всему выходило, что безнадежно. «Ты будешь любить меня! И только меня! Я не знаю, как я этого добьюсь, но это случится рано или поздно. И я уничтожу ту, о которой ты грезишь. Не имеет значения, что я буду второй. Когда я тебя добьюсь, я буду единственной!» — пообещала себе Дафна.

Драко же не заметил, как ее взгляд изменился с затравленного на решительный. Потому что уже отошел от дивана и направился в сторону выхода из гостиной.

— А теперь расходимся, а не то опоздаем на урок, — приказал он, не оборачиваясь.

Гойл и Кребб вскочили с кресла и поспешили за Малфоем. За ними последовали Блейз и Панси. Даже Миллисента проявила интерес к занятиям и, быстро вскочив с дивана, побежала догонять ребят. Дафна осталась одна, размышляя о том, зачем же она нарушила правила слизеринцев и призналась в своих чувствах. И первой, кому она поведала о них, оказалась ненавистная Грейнджер.