Через тернии к звездам (гет)

От автора: Всем привет! Сыплю голову пеплом, что так долго. Так уж вышло, на меня сначала напали праздники, а потом сессия. Но сейчас все слава богу закрыто, и впереди масса свободного времени. Плюс, в свое оправдание хочу сказать, что эта глава изначально вышла просто огромной. Поэтому пришлось принять волевое решение и разбить ее на две, а это значит, что уже через пару дней я выложу следующую главу. Только доведу ее до ума. И еще последующая глава тоже уже наполовину написана:) Это были не легкие главы для написания, так что надеюсь вам понравится) Приятного чтения!:)

_________________________________

— Н-да, Уизли, ну ты конечно попал.

Малфой допивал уже третий стакан, и негодующе цокал, сидя напротив. Джорджа его мерное покачивание головой даже успокаивало.

— И давно?

— С 5 курса.

— Твоего или нашего? — Малфой с энтузиазмом уставился на переливающуюся в сосуде жидкость.

— Моего, — Джордж раздраженно пододвинул к себе виски.

«Баллантин» расслаблял его в дурные времена, но за последние дни они с Малфоем, кажется, развили дурную привычку устраивать недвусмысленные пьяные посиделки.

Этот белобрысый самодовольный павлин ворвался в его кабинет примерно с час тому назад, и все это время они сидели в тишине, за исключением трех "приветственных" реплик:

«Да ладно, Уизли, серьезно? А она знает?»

Джордж готов был снова залепить Малфою в одно из его нежных мест, когда тот уверенной походкой преступил порог и сразу же нашел применение старинному шотландскому напитку. Но вместо атаки Джордж тогда только отрицательно помотал головой: «Серьезно».

«Мы не целовались», — и от того, как Малфой выпалил эту фразу, наверное, только от этого, Джордж не выставил его вон сию же секунду.

Сейчас он сидел в некоем ступоре и молча пил, ожидая, когда змееныш огласит цель визита. За весь прошедший час тот так и не потрудился сделать этого. И вот, вдруг: "Н-да, Уизли, ну ты конечно попал".

Джордж поднял глаза, признавая невольно, что впервые за время их встреч именно он выглядит более жалко.

— Попал здесь ты, — с хриплой резкостью заметил он.

— Уизли... — Малфой прокашлялся, заминаясь. — Мы не целовались. И Грейнджер, тем более, здесь ни при чем.

Он снова замолчал, меряя пальцами угол столешницы, а потом, едва заметно улыбаясь, продолжил:

— Кто же знал, что ты неровно дышишь к Миссис Всезнайке. Честно говоря, если бы не вся эта возня в кондитерской, я бы решил, как и любой другой, что ты психуешь из-за брата.

— Я и психую из-за брата, — Джордж стиснул зубы, пиля Малфоя взглядом исподлобья.

— Нет, — просто ответил тот.

Как ни в чем ни бывало, он оглядел комнату, завершая свой обзорный круг на лице Джорджа с нескрываемым скепсисом.

От возмущения Джордж даже рот раскрыл.

— Почему я должен что-то тебе рассказывать, Малфой? Ты домогался жены моего брата!

— А ты хочешь жену брата, — Малфой спокойно поставил стакан с виски на стол. — Не суди, да не судимым будешь.

Стекло приземлилось на дерево с глухим стуком.

— Не очень удачное время для сарказма, — Джордж фыркнул, прицениваясь к брошенной ему наживке. — И я ее не хочу. Это другое.

Успокоили ли его слова Малфоя? В критические моменты человеческий мозг цепляется за любое оправдание. Потому-то он его и впустил. Потому-то и не пришиб двадцатилетним "Баллантином" прямо по лбу. Ему хотелось верить, что Гермиона не целовалась с Малфоем. Она сама сказала ему про перенос, прежде, чем убежать там, у крыльца их с Роном дома, когда он, как последний грубиян, накричал на нее. Теперь Джордж неосознанно был готов на что угодно, лишь бы услышать какое-нибудь подтверждение ее слов. И кажется, Малфой мог его ему дать.

— Я не домогался жены твоего брата, Уизли. У меня случился перенос, — покачался тот на деревянном стуле.

Джордж промолчал. Он был не из доверчивых, но все же из уст этого закоренелого слизеринского лгуна признание звучало как правда. Он просто не видел у него резонной причины врать или покрывать Гермиону:

— И?

— Сначала ты, Рыжий, — Драко Малфой облокотился на стол, обиженно надувая губы и подпирая щеки ладонями в театральной заинтересованности. — Ну как тебя угораздило профукать Грейнджер своему тупому братцу. Ну, это же Рон, Мерлин!

— Поосторожнее в выражениях, — Джордж встал из-за стола, окончательно убеждаясь только в непроходимой тупости своего собеседника, но никак не в предательстве.

«Баллантин» испили уже больше, чем наполовину, а стоила такая бутылка не дешево. Пора было откупорить что-то не менее крепкое на замену… при таких-то обстоятельствах.

— Я ее не профукал, — буркнул Джордж в зеркальную поверхность дверцы шкафа. — Когда Гермиона мне понравилась, ей не было еще и тринадцати. Фред издевался, что меня посадят, да мне и самому было как-то некомфортно, знаешь ли.

— Не могу не согласиться, — вставил свою шпильку Малфой, невинно моргая из-за стола. — В пятнадцать уже бушует пипирка.

Джордж терпеливо втянул воздух через нос. Сжав губы, он метнул смертоносный взгляд через плечо:

— Ну... В общем... Да, — с величайшей неохотой признал он сквозь уже появившуюся на лице в попытке передразнить гримасу. — Я решил подождать ее.

Джордж смешался:

-Ну... не один конечно...

— Бурю в штанах поставил выше благородного цветка женской любви, Уизли? Эх, ая-яй!

Драко сиял как начищенный галеон. Джордж даже сам не сдержал смешок, поворачиваясь к нему с темно-синей бутылкой рома в руках:

— Я думаю, я до сих пор расплачиваюсь за этот выбор, — присовокупил он в тон Малфою.

Они оба ухмыльнулись в тишине.

— Ну а серьезно?...

— Серьезно хочешь? — вздохнул Джордж, расставляя два чистых стакана на стол и принимая тот факт, что приоткрывает завесу личного. — На шестом курсе...

— Дай угадаю, когда у нас проходил святочный бал?

— Когда у НАС проходил святочный бал! — он плюхнулся устало в кресло. — Ради бога, Малфой, ты не один учился в Хогвартсе. Хватит перебивать.

— У нас он был на четвертом курсе. Просто сверяюсь, — Драко крякнул подчеркнуто обижено.

Джордж раздраженно закатил глаза. И почему они вообще еще не распрощались у дверей?

— Я хотел пригласить ее, но тут возникло сразу три обстоятельства... — он меланхолично уставился в сторону, прислушиваясь, как булькает из бутылки в стакан темно-коричневый ром, который начал по ходу дела разливать.

— И ты не рассек их сияющим мечом справедливости?

— Наверное, мне нужно было рассечь Виктора Крама? — Джордж саркастически поднял бровь.

— Наш Уизлик испугался злого болгарина? Что же у Витьки такое за пазухой, что он вас — Уизли — так на расстоянии-то держит одним своим присутствием? Может, мне одолжить у него этот могучий артефакт?

Джордж мысленно сосчитал до пяти.

— Крама я бы рассек с удовольствием, — отпуская напряжение, закинул он ноги на стол. — Но тут обрисовался Ронни...

Он мрачно оглядел носы своих ботинок.

— Прибежал ко нам с Фредом за советом, просил и жаловался. Честно говоря, я и о Краме-то тогда еще не знал. Решил дать Ронни шанс. Вел себя, как ни в чем не бывало, даже подбадривал его при всех. Уж думал: сам успею еще — не может это быть серьезно. А парой дней позднее, в большом зале, услышал разговор двух болгар, и как-то припечатало. Даже не знаю за кого больше: за Ронни или за себя.

— Зато сейчас не припечатывает за него, поди?

— Не припечатывает, — холодно согласился Джордж.

Он проследил, как преломленный в жидкости свет играет темном дереве столешницы свой причудливый покачивающийся танец.

— Она же не сразу была с ним, — Малфой покачался на стуле, хватая в движении цепкими пальцами стакан со свеженалитым ромом. — Там мелькала еще эта … Как ее… Браун.

Джордж молча уставился на Драко, прикидывая, стоит ли вообще продолжать этот разговор:

— Я похож на того, кто не воспользовался бы романом Рона с Лавандой?

Малфой одарил его выразительным взглядом, пожимая плечами в как бы сомневающемся жесте.

— Твою же-ж мать! — Джордж, выдохнул негодующе в стакан и отхлебнул глоток, сморщиваясь от горького привкуса. — Она сама уже влюбилась в него тогда, Малфой, как ты не понимаешь?

И он взглянул на Малфоя так, словно искал подтверждения своих слов.

— А я-то тут причем? — заерзал, отмахиваясь тот. — Ты, Уизли, поясни как человек. Если сам накосячил, не жди, что какой-то там Драко Малфой тебя оправдает в твоих же глазах. Признайся, ты сам слился, когда момент сошел за подходящий. Ты ж всегда был самоуверенным кретином. Кто ж тебя знает?

Малфой, зазнаваясь, покачал головой, толкнув свою, как ему казалось, рассудительную обличающую речь.

Джордж почесал подбородок, скалясь и затем поджимая губы.

— Все так да, — пожал он наконец плечами.

Мысленно он укорял себя за правоту Малфоя.

— Но тут есть одно «Но». Этап, так сказать.

— Ближе к телу.

— На седьмом курсе мы с Фредом всерьез начали заниматься воплощением магазина. Отношения с Герм подпортились слегонца на этой почве. Она ополчилась на нас. Сейчас я смеюсь. Тогда меня это злило.

— Что же изменилось? — Малфой скептически поднял бровь.

— Она сама признала наше детище.

— И тут ты раста-а-ял…

Джордж закатил глаза:

— Так прошел ее пятый курс. На шестом я уже в Хогвартсе не учился. Не хватало и времени и возможности особо. Плюс, Рон был какой-то непонятный. Вроде и не говорил, но видно же, что Герм ему нравилась. Да вот я и вылетел немножко из игры. Не до того было. Мы всегда искренне верим, что времени еще вагон, — он потерянно пригладил волосы над своим искалеченным ухом. — Вот так отвлекся, а потом слышишь от Гарри вскользь о "любовных перебранках" Герм с Роном. О Лаванде той же, и уже сам на праздники все замечаешь на лице Гермионы, а они с Роном уже помирились.

На секунду в кабинете Младшего Заместителя Министра Магии повисла тишина. А потом часы на стенной полке ударили двенадцать.

— А уводить девушку естественно не в твоих чистейших правилах, — Малфой поковырялся в зубах указательным пальцем правой руки, отрешенно смотря куда-то в потолок.

Джорджа разозлил даже не сам смысл его слов, сколько интонация, с которой он их произнес. Она не звучала вопросительной — Малфой утверждал, словно Джордж был какой-нибудь зайчик-трусишка, уступающий свою морковку каждому второму. Нет, Драко Малфой определенно не понимал, что значат семейные узы.

— Я не из пасующих. Сам знаешь, я загонщик...

— Был когда-то... — ехидно перебил его Малфой.

— Не язви, — Джорджу вдруг захотелось пояснить.

Может в определенном смысле даже оправдаться, поэтому он предпочел не обращать на колкость внимания:

— Я бы сделал все, чтобы завоевать девушку, Гермиону в частности. Но отвоевывать ее у брата... Тем более, когда она с ним счастлива...

Он замолк.

— Ага. Благородство прямо через край, — Малфой едко улыбнулся. — Все с тобой понятно, Уизлик. Альтруизм и заторможенность, что ты развел в своем саду, пустили корни глубоко, и ты пожал плоды. Могу только поздравить.

Джордж уныло поднял стакан в ответ на его чокающийся жест. Ухмыляющийся мерзавец прав. Джордж сам был виноват отчасти, от большой такой части, притом. Он и так каждый вечер повторял это себе перед сном, будто мантру.

Если бы тогда в девяносто седьмом он приударил за Гермионой, кто знает, может, с ним она сейчас спала бы в постели, а не с Роном? Но он все думал, что успеет. Магазин стоял делом первейшей важности, заслоняя все прочие физические и любовные похоти — становясь на время единственной истинной страстью. Не успел. Как не успел и с Фредом. Сколько времени, они думали, ждет их впереди. Жизнь падка на резкие повороты. А магазин сейчас находился под крылом Рона.

— Вы с ней так близки. Прям не разлей вода. Тяжко, поди? — Малфой потягивал ром из стакана, словно то был сок, а не спирт. — Слушай, а я вот чего не понимаю. Грейнджер же вышла за него замуж? Почему ты все еще сохнешь по ней, что белье на ветру?

Джордж искоса глянул на Драко. Хороший вопрос. После смерти брата он не мог находиться в Англии дольше, чем требовалась, чтобы похоронить всех и помочь семье, и потому уехал в Норвегию очиститься от мыслей, подышать хоть чуть-чуть. Вдали от соболезнующих взглядов и от утешительных слов. Он знал, что Фред бы не простил ему долгого пребывания в консистенции не далекой от прокисшего молока. Но ведь это Фред умер, а не он. Интересно было бы посмотреть, как братец сам смог бы выдержать.

Одно Джордж точно знал, находиться в месте, где все являлось постоянным напоминанием, он не мог. Нужно было время, собраться. Они с Фредом никогда не делились тем, что происходило между ними двоими ни с кем другим, кроме, может, Ли; и свое горе Джордж тоже ни с кем делить не хотел. Если это вообще можно назвать горем. Он до сих пор не подобрал и даже не пытался подобрать слов, чтобы описать, свои чувства. Наверное, вернее всего было бы сказать: он не верил. Очень долго. До сих пор. Но чувство пустоты... оно бы съело его. Единственная ленточка, привязывавшая тогда к реальности, была его симпатия к Гермионе.

Интерес никуда не исчез за годы в школе. Он стал только крепче (более чем наполовину, наверное, надуманный, ведь Джордж никогда не был с ней близок в итоге), но все же какой-то роднящий. Очевидно, он просто восхищался силой ее характера. Можно сколько угодно говорить о других женщинах, но она все то время оставалась его "а что, если…".

И поэтому, когда Фред умер, (когда Джордж, наконец, почувствовал это — не осознал, а именно почувствовал, потому что некому было закончить за него фразу или разделить с ним новость); тогда Гермиона осталась единственным сравнимым по силе сокровенным чувством, которое еще светилось в его сердце, и которое было только его.

То есть, если вся та интимная тайна, тот один большой настоящий человек, которого они с Фредом составляли, погиб, разделился и канул в бездну, Гермиона никуда не делась, и его личное восхищение ей осталось существовать, получив только больше пространства для роста. Он особо остро почувствовал свою нужду в ней, когда остался один. Но разве мог он претендовать хоть на кусочек ее поддержки? Отрывать ее от только-только налаживающихся отношений с Роном? Здесь-то и крылась подоплека его отъезда в Норвегию.

И все же, если причина, почему он не разлюбил Гермиону казалась довольно малодушной, в каком-то смысле, то корень его любви (да он мог утверждать, что действительно полюбил ее) был зарыт совсем в другой почве. Он предпочел рассказать Малфою только о ней:

— Когда она приехала ко мне в Норвегию...

— О, да ты был в Норвегии?!

— Ага, уезжал подлечиться, — съехидничал Джордж, надеясь, что сквозь его слова не слишком сильно просвечивает истина. — Я понял тогда, что, кажется, готов вернуться домой. Не знаю почему. Она одним своим видом воскресила во мне надежду на нормальную жизнь. Звучит банально... Мне стало стыдно, что ли.

Он не рассказал Малфою о той ночи, когда Гермиона разбудила его от кошмаров. То был странный момент: словно она вдруг встала вмиг на одну ступеньку с ним и снесла все преграды упущенного за шесть лет их неблизкого общения. Перепрыгнула пропасть чужеродности. Доверительный момент — момент рождения близости. И пусть даже для нее, знал Джордж, то была близость дружеская, ему этого оказалось достаточно, чтобы увидеть впереди свет. Она стала теми самыми перилами, которые он все силился найти в Норвегии, ощущая до тех пор только голую лестницу "Ты-должен-жить-дальше" под ногами.

— Она сильно меня поддерживала, — промямлил нескладно он, пытаясь подать свои трепетные воспоминания в более пригодной для мужских ушей Малфоя форме. — Я не знаю до сих пор, почему она это сделала, почему решилась сунуться в мои дебри. Протянуть руку помощи в это болото скорби.

— Это же Грейнджер, — ухмыльнулся с претензией на осведомленность тот. — Не ищи какого-то подтекста. Ей просто жизненно необходимо кого-то спасать.

Джордж, сощурившись, оглядел своего собеседника.

— Так или иначе, — он задумчиво постучал пальцами по граненому стакану. — Ты спрашивал, почему я ее не разлюбил?… Она не позволила мне.

— Даже тот факт, что ее не было полтора года? — Малфой недоверчиво сузил глаза.

— У меня были отношения, — хмыкнул Джордж. — Но что-то не пошло.

Он действительно пытался завести серьезные отношения. Но максимум его хватило на три месяца с очень кудрявой и через-чур прагматичной Джессикой, которая однажды утром в ванной, слишком сильно напомнила Джорджу Гермиону, и он понял: в этих отношениях все далеко и болезненно не в порядке.

Когда Гермиона вернулась, о пути назад уже и говорить не пришлось. Они — и так державшие дружескую переписку полтора года, что она отсутствовала — стали после ее приезда особенно близки. И только за последние два с половиной года Джордж понял, что из простой привязанности или симпатии, его чувства переросли в уже совсем непозволительную любовь. Да, только тогда.

— Даже не знаю, что тебе теперь и сказать, Уизли, — Малфой внезапно поднялся и неторопливо прошествовал к окну.

Он постоял там с минуту, руки за спину, глядя на простирающийся за стеклом мерцающий город, и потом взял в свою правую ладонь кисточку от синей блеклой шторы. Он перекатил ее в задумчивости несколько раз между пальцев:

— Без обиняков, но ты выложил мне все так подчистую... Почему?

Джордж усмехнулся, рассматривая длинную покачивающуюся фигуру Малфоя на фоне размытых уличных огоньков. Он ждал этого вопроса:

— Потому что ты выложишь мне все про свой перенос.

Драко повернулся через плечо, внимательно разглядывая лицо Джорджа, и потом хитрая улыбка вздернула уголки его губ, когда он удовлетворенно покачал головой:

— Кто-нибудь еще знает о твоих "тайных желаниях"?

— Не из ныне живущих, — Джордж прямо посмотрел на своего ухмыляющегося собеседника.

— Вот и вторая причина, — Малфой издал сухой смешок, выпуская из рук кисточку и задергивая легким рывком штору, словно это было его обыденное занятие. — Все-таки отвратные занавески, — хмыкнул он, возвращаясь на свое место.

— Ты забыл про третью, — скривился многозначительно Джордж, поднимая вверх стакан с ромом и водя им демонстративно по воздуху.

Малфой довольно оскалился, разваливаясь на стуле.

Они выпили.

— Теперь точно твоя очередь, — Джордж деловито выпрямился в своем мягком широком кресле. — Что ты вспомнил?

— У тебя тут есть омут памяти, Уизли? — Малфой облизнулся, словно сытый кот, подергивая одной ногой.

— Если ты надеялся, что меня это остановит — ты ошибся. Пойдем-ка, — он встал из-за стола с довольным видом победителя.

Малфой поднялся, помедлив за его спиной, и они вышли в коридор.

Джордж привел его в просторный темно-зеленый зал с омутами памяти. В ряд те стояли вдоль стен, открытые и закрытые, сборные и монолитные, отбрасывая мерцающие рябящие блики на потолок. Они подошли к самому крайнему.

Малфой спокойно без единого слова отдал Джорджу склянку с серебристой жидкостью внутри и уселся на выступ стены позади, перекидывая ногу на ногу. Было в этом движении что-то нервное.

Джордж вылил содержимое в омут. Вцепившись руками в бортик, он решил не временить и с глубоким вдохом опустил голову в закручивающиеся мутной дымкой на дне чаши воспоминания.

Его потянуло словно клещами вниз. Секунда, и он упал пятой точкой на твердую поверхность. Поднялся на ноги.

Перед глазами выросла плотной стеной толпа. Она заслоняла обзор, мешала двигаться. Но секунду спустя Джордж выхватил взглядом среди макушек блондинистую голову Малфоя и рванулся в его сторону, продираясь локтями и не обращая внимания на возмущенные крики.

Малфой стоял у большой колесницы с металлическими вставками и о чем-то мило беседовал с темноволосой высокой девушкой. Джордж задержал дыхание. Так вот она какая — избранница Малфоя! Ему даже захотелось окликнуть Драко, но он вспомнил, что тот его не услышит. Поэтому Джордж поспешил подойти послушать их разговор:

— Это моя работа, — шепнула ласково темноволоска.

Ее зеленые глаза сверкнули игриво, и она взмахнула подолом черного развевающегося платья, ставя ногу на подножку. На корсете блестели драгоценные камни, у хрупких плеч проступали ключицы. Незнакомка вспорхнула в колесницу, и Малфой сиганул за ней, как привязанный.

— Ну, раз так, — оскалился обаятельно он, и девушка легонько толкнула его в грудь.

— Ты смелый.

Джорджу ничего не оставалось, как запрыгнуть за ними.

— И давно ты этим занимаешься? — Малфой жадно оглядел свою спутницу.

Девушка прикрыла таинственно глаза, и ничего не ответила, поведя подбородком вперед.

— Эта гора… — проговорила она томным мечтательным голосом.

«Обладательница довольно низкого баритона», — отметил про себя Джордж.

— …Она всегда влекла меня. Только посмотри.

Джордж поднял глаза туда, куда она указала Малфою своей тонкой рукой. Посреди моря людей вырастала огромная, высотой пару-тройку тысяч метров[1] гора. Махина идеальной конусообразной формы. Вокруг нее взвивалась проторенная и помеченная зависшими в воздухе ленточками дорога.

— Мы должны выиграть гонку, милый, — девушка бросила Малфою томный взгляд через плечо, беря в руку хлыст.

Джордж только сейчас посмотрел вперед. Его лицо омыло порывом ветра. Это взмахнул крыльями запряженный в вожжи черный, как уголь, фестрал.

— Что, прям до самой верхушки? — как-то совсем не впечатляюще поперхнулся Малфой, вновь привлекая внимание Джорджа к горе.

Ближе к пику повороты становились все круче, и Джордж понял, почему Драко вдруг так резко размяк. Чем выше, тем легче было сорваться, а камни могли послужить преградой фестралу. Бедное животное легко отшибло бы копыта и поломало ноги на этом странном маршруте. К тому же, наверняка, существовала определенная высота поддерживаемая магией, на которой они имели право лететь, иначе смысла бы не было.

— Прямо до самой, — кивнула девушка. — Видишь избушку?

Джордж увидел. На самой вершине виднелось нечто похожее на хижину, на половину занесенное снегом.

— Это пункт спасения. Если что, нас спасут.

— Люди пропадают здесь и погибают, — в голосе Малфоя послышалось тревожное сомнение в могуществе избушки, но он тут же замаскировал его под флирт. — А я бы не хотел, чтобы ты так скоро пропала, милая...

— Ох, и я не хочу. Вчера ночью было слишком хорошо…

Раздался свисток.

Девушка воодушевленно посмотрела на Малфоя:

— Сейчас начнется, — выдохнула она. — Держись крепче, Драко!

Джордж схватился за перекладину. Откуда-то сзади послышался еще один свисток. Толпа загоготала и заверещала, размахивая флагами и руками. Он опять посмотрел вперед. Люди сейчас расступились, и перед их колесницей образовалась длинная вытоптанная дорога с бортиками из людских тел, ведущая к горе. Джордж огляделся по сторонам. Еще штук семьдесят колесниц грудились вряд прямо за ними.

Раздался третий свисток, и все вдруг ускорилось. В ушах отдался многократным эхо топот копыт и шелест крыльев, а за ними хриплое ржание фестралов и рев толпы. Джорджа отбросило назад и вниз, когда их колесница рванулась вперед — вверх.

Фестрал хлопал крыльями, набирая высоту, Малфой молчал, вцепившись в поручень, а у девушки в глазах искрился азартный огонь. Она хлыстнула с каким-то утонченным изяществом чернокрылое животное, и их колесница понеслась еще быстрее, не давая обогнать себя двум соперникам справа.

Все тряслось, вокруг замелькали уже не лица людей, и не их бесконечные крики гудели теперь в ушах. Засвистел вокруг ветер. Запахло морем, и вокруг заблестело холодное ноябрьское солнце. Земля очерствевшая, светло-коричневая с беспорядочной наледью, покрытая местами снегом и изрытая грубыми камнями. Альпийские елочки, и все вперед и вперед, выше и выше — они уже повернули направо. Первый подъем в гору. Глазам открылись море — бескрайнее, сияющее почти белое — и замок, парящий десятками замысловатых строений прямо над водной гладью. Джордж не успел рассмотреть — они уже заворачивали на другую сторону горы.

Здесь раскинулся горный хребет. Бескрайние величественные просторы — ударяющее в голову крошечному человеку присутствие чего-то большего, чем он есть и может быть. Осознание. А по краям только камень и частые хлопки крыльев. Их опередила чья-то колесница.

— Вот скотина, — воскликнула своим низким, хриплым от возбуждения голосом девушка, и ударила фестрала по бокам. Животное недовольно заржало и ринулось вперед, помогая себе копытами на повороте, в который так мастерски выправила его возница.

Подол ее черного платья колыхался, проходя сквозь грудь Джорджа. Малфой отпустил одну ладонь с поручня, когда колесница вновь выровнялась, оказываясь с лицевой стороны горы. До них донесся отдалённый гул толпы внизу у замка. Малфой обвил освободившейся рукой девушку и поднес губы к ее шее. Джорджу показалось, или… вдохнул ее аромат?

— Ты потрясаешь меня, — проговорил Драко севшим голосом.

Она взглянула на него. Зрачки расширенные и слегка приоткрытые губы:

— Ты сомневался?

Они кратко и очень грязно поцеловались. Джордж готов был отвернуться и сплюнуть за борт, когда увидел язык Малфоя, скользнувший в рот брюнетки. Но тут глазам снова предстал горный хребет. С наслаждением Джордж осмотрел обнимающую долину белесую дымку. Верхушки гор проступали сквозь нее треугольными гребешками, словно беспорядочные волны, — тонущие в этом холодном тумане. Сосны и ели полосатыми россыпями избороздили самые низкие из холмов хребта.

Дорога здесь лежала в тени, ибо солнце стояло с той стороны. Может поэтому горная долина светилась таким особенным ярким светом? Бескрайний исчезающий в размытой дали мир.

Они еще несколько раз обернули вокруг горы. Повороты становились все круче и круче — опасно резкие и узкие, — близясь к вершине и к финишу. Малфой с темноволоской перекидывались раз от разу пламенными взглядами и речами. По сторонам их колесницу иногда обгоняли другие участники гонки. Порой они сами обгоняли других участников.

Когда перед глазами в очередной раз белой дрожью засветилось море, Джордж понял вдруг, что что-то не так. Вмиг все подкосилось. Справа пронеслась чужая колесница, и послышался дикий грохот и хрипение фестрала, прежде чем он понял, что они летят вниз с неимоверной скоростью. За секунды до столкновения с землей он, наконец, осознал: они вылетели из поворота — соперник на рыжей колеснице вытолкнул их с трассы. Джордж не почувствовал боли, но знал, что Малфой с незнакомкой наверняка ее ощутили.

Колесница, переворачиваясь с бока на бок, сползала вниз по крутому каменистому склону, утягивая за собой бедного фестрала, закрепленного в узде. Животное брыкалось и визжало от боли. Малфой с девушкой вылетели из колесницы и, зацепившись за острые выступы, остались где-то выше Джорджа. Он сделал, что смог: собрал всю свою силу и скорость в кулак и выпрыгнул на подвернувшийся так удачно нижний поворот дороги. Боли он не почувствовал, хотя и сильно ударился ребрами. Камни прошли сквозь его грудную клетку. Джордж поспешно задрал голову наверх.

Там, на выступе, лежала без движения женская фигурка в черном развевающемся платье. Ее поломанная поза и красные следы крови на подтаявшем снегу вынуждали предполагать худшее. Неподалеку, на несколько метров ниже, повис на одной руке Малфой. Он хрипел что-то. Джордж не смог различить что. Картинка начала размываться, искажаться и рябить, мигая, словно воспоминание вот-вот должно было закончиться.

И тут он заметил канат. Это была огромная длинная веревка. Черная. Лоснящаяся и тугая она прилетела откуда-то сверху, обвила талию темноволосой девушки и рывком потянула ее вверх. Последнее, что увидел Джордж — была покосившаяся избушка на самой вершине горы, словно голова спрута тянущая к себе черным щупальцем каната избранницу Малфоя, и петляющая лента из черных крыльев фестралов, обвившая острый, белый от снега пик вокруг, как змея. Потом яркая вспышка голубоватого сияния, душераздирающий вопль Драко, и сознание Джорджа вытолкнуло из омута. Он, замерев в немом ужасе, сидел на полу министерской служебной комнаты памяти.

— Впечатляюще, правда? — послышалась из-за спины горькая усмешка. — Это все, черт возьми... Все и ничего!

— Не говори глупостей! — Джордж почти выпрыгнул с пола, вставая и разворачиваясь. — Это просто огромный кусок информации!

— Я даже не знаю, жива ли она, Уизли! — Драко Малфой тоже вскочил на ноги, становясь вмиг другим человеком — с пронзительным животным страхом в глазах. — Я не знаю! Дальше помню только голубой свет, и как жжет запястье. Все меркнет, словно я отрубаюсь, что вполне реально, учитывая, сколько крови там было… А дальше все пропадает! Будто меня просто ввернули обратно в эту жизнь! Черт, ничего!

Джордж не ответил, застыв напротив своего собеседника и только глядя ему внимательно в глаза. Как тот умудрялся молчать весь этот вечер? Вести себя, так как вел? Перед ним, потирая сгибы локтей, стоял сейчас совсем другой Малфой.

— Это определенно были какие-то гонки, — произнес Джордж, отворачиваясь в сторону и ловя себя на том, что пытается звучать успокаивающе. — Гермиона поможет нам... — он осекся, — …тебе найти информацию.

— А ты чего же? — Малфой удивленно обошел его кругом, пытаясь вновь установить зрительный контакт. — Я зря, что ли растаял тут перед тобой, что снежная баба по весне?

Он нервно усмехнулся и с укором уставился на Джорджа, сложив руки на груди. Взяв в руки себя.

— Ты что повздорил с ней из-за того недопоцелуя?

Джордж неохотно кивнул, шевеля плечами и так и эдак, словно противясь раскрывать перед Малфоем эту последнюю тайну вечера. Но то, что он видел в омуте памяти… Сцена развернувшаяся после... Глупо отрицать, что такое сметает все преграды.

Джордж вынужден был признать: сегодня они действительно в каком-то роде сблизились. Был ли это алкоголь, или мужское одиночество, но то, что произошло за один этот вечер, определенно значило больше, чем многое накапливающее свой сокровенный смысл всю жизнь.

— Я наорал на нее! — сдался, наконец, Джордж, разводя руками, и в требовательном жесте уставился на Малфоя.

Драко выдержал драматическую паузу.

— Ох, Уизли! Ты неисправим! — почесал он, ухмыляясь, нос. — Принеси конфетки и побереги Рона от правды. Поверь мне, она скажет тебе большое спасибо, и сделает вид, что ничего не произошло!

— Откуда же тебе знать... Гермиона не такая... Ох…

— Мы должны рассказать ей о моем воспоминание! — Малфой приблизился к нему, настойчиво заглядывая в глаза, никак не желая угомониться.

— Мы? — Джордж криво улыбнулся, с удовольствием дыхнув ему перегаром в прямо лицо.

— Считай священный кодекс бутылки! — отмахнулся театрально Малфой, отступая, однако, на пару шагов обратно. — Да и не хочу я, чтобы ты там изводился ревностями всякими! А то еще нашлешь проклятье на ни в чем неповинного Драко! Это раз, а два... Мне не нравится Рон. Знай, я болел бы за тебя.

— Это все равно ничего не значит, Малфой! — Джордж подставил кулак под подбородок, чтобы подавить взявшееся из неоткуда желание рассмеяться.

— Ты должен как можно скорее с ней помириться, и мы отправимся искать эту гору!

— Э... Ладно...

Джордж нашел бесполезным продолжать спор. Он только хотел взяться рукой за бутылку с ромом и пойти поставить ее в шкаф, чтобы выгнать, куда подальше своего пьяного «сокодесника», как кабинет вдруг озарился ярким серебристым светом. На самом его столе обрел очертания силуэт огромного тигра. Из открывшейся пасти патронуса пролился высокий статный голос с очень правильным чистым произношением:

"Младшему Заместителю Министра Магии Джорджу Уизли от Петэра Веллингера. Просьба явиться как можно скорее на двенадцатый уровень Министерства, по причине задержания Гермионы Грейнджер и заключения ее под стражу в связи с обвинением в неправомерном использование ресептивной магии. Обвиняемая назвала в форме ваше имя и просила, чтобы именно Вы передали ей ее вещи для сна, личной гигиены и прочее. Список прилагается в записке". Патронус с хлопком растаял в воздухе, легкими искрами оставляя после себя только опускающийся легонько на столешницу полуопалённый клочок бумаги.

Около пятнадцати секунд Джордж в ступоре смотрел на почерневшую по краям бумажонку, часто моргая и не осознавая, послышалось ему или нет. На помощь пришел Малфой, отрезвляюще хлопая по столу своей раскрытой ладонью:

— Уизли?!

Джордж, ничего не ответил. Он рывком подхватил клочок бумаги и резко вынырнул из-за стола.

— Уберешь тут все, — скомандовал он, не заботясь о реакции Малфоя.

Словно в тумане, Джордж прошагал к вешалке, снял пальто, и слыша позади проклятия и недовольное бормотание — темой которого, кажется, был родовой особняк — вылетел из кабинета, не потрудившись даже закрыть за собой дверь.

Через минуту Джордж уже аппарировал у знакомого крыльца Гермиониного дома, где они всего пару часов назад расстались при весьма печальных обстоятельствах. Кажется, Гермиона чуть не заплакала, когда убегала, вспомнилось ему не к месту.

Джордж вошел в квартиру. Она дала ему ключ, как-то давно. "На всякий случай", — сказала она. Случай видимо настал. Он ни разу не был у них с Роном, если быть совсем честным. Всегда почему-то не доходило до этого. Рон с Гермионой в отличие от миссис Уизли не славились дружескими ужинами.

Найти спальню не составило труда. Стеклянная дверь с каркасом из темного дерева вела в нее прямо из гостиной. Он похватал все, что лежало на кровати. Так уж посчастливилось: там была расстелена ночная сорочка и разложена еще пара спальных принадлежностей. Он закинул находки в подобранную у шкафа платяную сумку — один из тех пакетов, что дают на молле[2]. Сверившись со списком, Джордж открыл шкаф и вытащил оттуда деловой брючный костюм черного цвета и белую блузку прямого строгого кроя. Он также подобрал из нижнего ящика, который Гермиона предусмотрительно упомянула в записке, лаковые черные туфли лодочки на довольно высокой шпильке. Наложил на костюм чары, что бы тот не смялся и закинул вместе с туфлями в сумку.

Не обращая никакого внимания на окружающий его интерьер или вещи, Джордж нырнул в ванную комнату, все это время, двигаясь только при свете "Люмоса" от собственной палочки и не включая свет. Он сгреб буквально локтем тюбики и баночки стоявшие на стеклянной полочке у зеркала, сцапал зубную щетку с пастой и два махровых полотенца с металлических блестящих крючков, бросая все это поочерёдно в сумку.

Как только в списке не осталось ни одного пропущенного пункта, он вывалился из квартиры, спешно закрывая дверь на ключ, и аппарировал прямо с лестничной клетки. В зале Отдела Обеспечения Магического Правопорядка были сняты антиаппарационные чары. Джордж обнаружил это, решив попытать счастья и сразу пробиться напрямую туда. Зал пустовал, и он двинулся в видневшийся в дальнем правом углу проход. На высокой голой стене висели одни только витражные часы, и они показывали без-двадцать-два. Англию забирала в свои владения глубокая ночь.

В проходе его встретила за высокой стойкой пухлая светловолосая ведьма лет пятидесяти и мрачно скомандовала отдать сумку:

— Сейчас мы передадим ее в камеру, а Вас проводят к порталу встреч.

Джордж отрешенно кивнул. В своей спешке он совсем забыл осмыслить происходящее. Его ведь даже не подпустят к Гермионе в реальной обстановке. Им придется говорить через специально созданную магическую иллюзию.

— Присядьте пока на диванчик, Мистер Уизли, — ведьма холодно зыркнула на него из-за своей бюрократической ростры[3].

Видимо ее раздражали волны нервозности и нетерпения, исходившие от Джорджа. Но только все, что он захотел сделать — это огреть ее по голове диванной подушкой, а то и чем покрепче. Пытаться понять усталость женщины от ночной смены он решительно не желал.

Он сел, всем своим видом выражая величайшую уступку. Только почувствовав под сбой мягкий плен дивана, Джордж опомнился: от него, поди, за версту несет алкоголем. Голова закружилась от резкой смены темпа и позы. Он тихонько шепнул освежающее заклинание, в надежде хоть немного протрезветь. Ведьма неодобрительно покачала сама себе головой.

Джордж хотел что-нибудь ей ответить, но тут из прохода появился Петэр Веллингер. Он прошагал к нему вальяжной походкой с выражением несомненной скорби на лице.

Джордж знал Петэра как хорошего человека, не раз пересекался с ним в Министерстве и вообще состоял с прокурором в довольно неплохих отношениях. Он уважительно встал, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Портал сейчас подготовят, — произнес Веллингер, вместо приветствия, и Джордж прямо ощутил в атмосфере, что старику сейчас было не легче, чем ему самому.

Петэр рассказал ему все обстоятельства и ввел Джорджа в курс дела.

Прогнозы варьировались от самых солнечных до самых безрадостных. Гермиону могли продержать под стражей до слушаний и потом отпустить под условия исправительных работ. А могли после слушаний отправить на два года в Азкабан. Это было его профессиональное мнение, но предполагать что-либо, считал он, было еще рано. Нужно было хотя бы встретиться с адвокатом и узнать судейский состав.

— Она мне как дочь, — словно подвел итог Веллингер, с расползшейся пространной печалью на лице, когда к ним подошли два мракоборца.

Джордж ободряюще похлопал его по плечу, удивляясь, как вмиг они поменялись местами, и поднялся с дивана, чтобы проследовать за мракоборцами. Веллингер с ним не пошел.

Сначала Джорджа долго вели по темному коридору, а потом справа показалась светящаяся полоска арки. Один из мракоборцев шепнул заклинание. Послышались скрип и тяжелый скрежет открывающихся стальных дверей, затем показался проход в зал встреч.

Глаза Джорджа ослепли от переизбытка света. Тот был слишком ярким, превращая помещение впереди в одно белоснежное пятно.

Еще с секунду он моргал, застывший у широких тяжелых дверей, и лишь тогда смог различить в центре какую-то мерцающую белую ленту. Джордж сделал шаг вперед, преступая порог. Еще один и еще. Его глаза постепенно привыкали. Все вокруг теперь уже казалось серым, и только лишь посередине, на высокой округлой площадке, он различил сейчас белесую воздушную струю охранных чар. Там, должно быть, его и ждала Гермиона.

Два мракоборца шли впереди, не обращая никакого внимания на пустеющий огромный зал, в котором они очутились. Потолки метров сто в высоту и площадь примерно в четыре раза больше.

Джордж, оглядываясь по сторонам, не заметил, как они втроем приблизились к площадке, и споткнулся о серебристую ступеньку.

— Поднимаемся, — скомандовал левый из двух мракоборцев.

Джордж молча кивнул, следуя за своими провожатыми. Он много слышал о двенадцатом уровне и портале встреч, но сам никогда не бывал здесь.

На широком постаменте, прямо перед его глазами взвивалась вверх спиралевидная струя. Если присмотреться, могло показаться, будто несколько миллионов маленьких угольков одновременно отдали свои крошечные лепестки дыма, чтобы создать эту огромную переливающуюся трубу воздуха. Только, то был не воздух, знал Джордж. То была магия портального соединения с камерой Гермионы, чтобы он мог говорить ней, словно она находилась рядом.

Мракоборцы встали в стойку прямо у начала белых вихров, так что те раз от разу лизали бока их ботинок и брючины их штанов, и кивнули дружно Джорджу заходить. Тот послушно двинулся к взвивающемуся вверх вихрю. Стоило его ноге преступить границу белесой прохладной стены, как перед глазами предстало узкое помещение, огражденное рябящей клубящейся поволокой.

Прямо напротив он увидел Гермиону. Он рванулся к ней не в силах сдержать эмоций, осознавая при этом одной из частей своего мозга, что такая реакция покажется нормальной и от друга.

— Стой, — крикнула Гермиона, закутанная в коричневый плед, подскакивая со светло-серой стальной полки в своей маленькой белой камере. — Здесь перегородка.

Джордж, уже приблизившийся, с досадой шлепнулся ладонями о прохладный прозрачный барьер, на ощупь похожий на воду: такой же гибкий, упругий и податливый, но при этом не пропускающий никого внутрь, словно пластичный лед.

— Осторожно, — послышался сзади голос одного из мракоборцев.

Оба они тактично остались снаружи за белесой колыхающейся стеной дыма.

Джордж, опасливо оглядываясь, бесшумно показал Гермионе на свое уцелевшее ухо, одними губами спрашивая: "Слышат?". Та кивнула.

Он устало вздохнул, жадно оглядывая представившееся взору изнуренное лицо. Под глазами Гермионы уже залегли мешки, и кожа на щеках припухла, свидетельствуя об алкоголе и еде, еще несколько часов назад окружавших ее в избытке на том, казалось, далеком празднике жизни. Под правой скулой осталось красное решеченное пятно от подушки. Волосы, уложенные ранее вечером в аккуратную прическу, лежали теперь свободными, немного пушащимися кудрями на плечах. Подол красного вечернего платья, торчащий из-под пледа, слегка помялся. Косметику она смыла.

Джордж молча взвыл, протягивая руку к барьеру и с отрезвляющим разочарованием упираясь в него.

— Все в порядке, Джордж, — слабо улыбнулась Гермиона, как всегда пытаясь утешить всех кроме себя. — Никто меня не трогал, все нормально. Веллингер позаботился обо мне.

— Рад слышать, — только и вымолвил он, ощущая, как стыд за всю ситуацию, за весь вечер, за всю грубость несколькими часами ранее окатил его жаркой волной между лопаток.

Если бы ее еще кто-то и тронул, Джордж бы пожертвовал своим постом младшего зам. Министра, не моргнув глазом, и убил бы всех к чертям на этом двенадцатом уровне. Нет, он не сомневался что с такой, как Гермиона, будут обращаться лучше, чем отлично — он хотел коснуться ее, хотел обнять ее, поцеловать. Закутаться в ее тепло и не отпускать, сыпля второй рукой пепел на голову, извиняться опять и опять. Целовать подол ее красного платья, что угодно: несуразные мысли и идеи, обуявшие его голову в тот момент.

Если бы она узнала его настоящие мотивы, как бы она отреагировала тогда? Наверное, лишь утешающе улыбнулась, потому что момент был не тот, и сказала бы, наполовину серьезно, наполовину отшучиваясь: "Джордж, не стыдись. Ты найдешь девушку достойнее меня. А такую нарушительницу, как я, пусть терпит Рон". Он почти готов был проверить.

— Джордж! — Гермиона вдруг стремительно приблизилась к перегородке, делая шаг от своей полки-кровати.

В ее глазах дрожал какой-то непонятный недоверчивый испуг:

— Прости меня!

Джордж застыл, с секунду не понимая даже, о чем она говорит.

— У него был перенос. Мы… — она положила свою ладонь на барьер, касаясь своим мизинцем его мизинца. — Мы не целовались. У меня не было времени. Это главная моя задача, как специалиста.. Не нужно меня ненавидеть, прошу...

Теперь Джорджа будто бы бросило в холодную воду. Она винила себя. Все это время она винила себя. Он накричал на нее — чего еще следовало ожидать, идиот? Но почему он накричал на нее? Не потому что ненавидел, совсем нет. Потому лишь, что был слаб в тот момент, как котенок, попавший в водоворот. Потому, что он научился мириться с Роном, согласился в уме отдать ее сердце ему, но отдать его Малфою...

— Я знаю, Герм, — он приблизился лицом к ее распластанной на невидимой преграде ладони, сдерживая желание примостить щеку на тонких пальцах. — Я знаю, тише. Малфой все мне рассказал.

Гермиона опешила на секунду. И даже сквозь холодный барьер он почувствовал волну тепла, всколыхнувшуюся от ее дрогнувшей руки.

— Он все вспомнил, да? — опасливо проронила она, опуская плечи, и поглядывая украдкой на Джорджа.

— Да, — ответил он, отворачиваясь и сползая вниз по невидимой пластичной стенке, прогибая ту слегка своей спиной.

Гермиона последовала за ним, тоже опускаясь на пол, и прижимаясь к нему боком. Джордж ощутил ее горячие ребра, и замер от правдоподобности образа. Он знал, что на той стороне Гермионы нет. Она сейчас у себя в камере, а это просто портал-иллюзия, и он чувствует не столько ее, сколько ее присутствие. Но, черт, возьми...

Гермиона доверительно откинула голову на полотно преграды так, что то прогнулось под весом, и ее лицо оказалось почти напротив повернутого лица Джорджа, отделенное одной только прозрачной, едва-едва светящейся от напора пленочкой и пятью сантиметрами нагретого дыханием воздуха.

Их глаза встретились на один краткий миг, и Джордж заставил себя остановиться, задирая голову вверх, где устремлялась в бесконечную высь, извивающаяся миллионом маленьких языков белесого дымчатого пламени лента защитных чар.

Какой уставшей должна была быть Гермиона, и какой потерянной, опирающаяся в бессилии всем своим корпусом на его — Джорджа — спину и плечи. Он сжал челюсть и сглотнул, пытаясь прогнать желание прикоснуться к ней или наговорить лишнего.

— Это ты прости меня, — он уперся рукой в пол, виновато прикрывая глаза и пытаясь вложить в слова все свои чувства.

— Ты идиот, Джордж Уизли! — прыснула вдруг Гермиона, и их тела заходили ходуном от ее смеха. — Господи! Я так переживала. Ты имел полное право прибить меня прямо там...

— Я не сказал Рону, — оборвал он ее хохот, пытаясь выбросить эту сложную обязательную фразу как можно быстрее и как можно более непринужденно, но она все равно замерла на секунду.

В ее голосе мелькнула на миг неопределённая грусть, когда она словно выдавила из себя:

— Спасибо.

Джордж проклял свой язык несколько раз за то, что вообще поднял тему Рона. Наверняка ей неприятно об этом думать. Стыдно и все такое, хоть ее вины здесь и нет.

— Что там с этим идиотом — Малфоем? — кашлянула Гермиона, поднимая взгляд от пола.

Он понял, что она специально назвала слизеринца с ноткой оскорбления. Вокруг уши. Что ж, если таков был способ закрыть тему о Роне, Джордж только рад. Только вот как мог он передать то, что видел в омуте при таких обстоятельствах? Как он, прикажете, должен описать ей все это сейчас? В метафорах Джордж был не силен.

— Он показал мне воспоминание, — начал осторожно он. — Я помню канаты. Канаты и избушку, и гору. Снежную шапку, а еще дорогу и кровь.

Он не успел дойти и до конца предложения, как Гермиона вдруг изменилась в лице. Она побледнела, потом порозовела, и стремительно взметнула палец к губам.

— Ничего суразного, как всегда! — неестественно высоким и легким голосом воскликнула она, сама при этом мотая лихорадочно головой Джорджу. — Так и думала, что с ним нужно что-то посерьезнее второго уровня! Снег и горы он видел и раньше.

Джордж с приподнятой бровью проследил за ее наигранными жестами. Одной частью своего сознания он уже понял, что Гермиона и без целой истории смекнула что-то, и это что-то было крайне важным.

— А Петэр говорит, главное отвязать меня от репутации этого хорька. Он прав. Уже нашел мне адвоката. Питера Джеркинса, — она подала Джорджу знак рукой. — Хорошо, что ты принес мне нормальную одежду, Джордж. Придет уже завтра в районе трех, — Гермиона кинула на Джорджа выразительный взгляд, — будет, в чем его встретить. Да и поспать хоть нормально смогу.

Она замолкла на секунду, распаковывая переданную ей сумку — что всю дорогу лежала задвинутая под полку-кровать — и сверкая горящими глазами на Джорджа.

— Ой, ты забыл кое-что из личной гигиены, — громко объявила она. — Знаешь, не мог бы ты заглянуть еще разок ко мне домой? Там в правом нижнем ящике стола у меня лежит все что нужно.

Гермиона натянуто рассмеялась, поглядывая на белую поволоку магической защиты:

— Занеси завтра к трем, молю тебя! — она подчеркнуто игриво повысила голос. — Только приходи со всем, что там лежит, Джордж Уизли, а то я тебя поколочу, когда выберусь из этой засады. Надеюсь, ты успеешь!

Джордж, оценивающе присматривавшийся к ней на протяжении всего этого спектакля, громко и демонстративно хохотнул:

— Еще бы! Я когда-то давал тебе повод для сомнения?!

Гермиона одобрительно кивнула, и он ответил ей хитрой улыбкой — одной из тех, что они с Фредом так часто кидали каждому второму негоднику в школе.

— Тогда до завтра, — сказал он, поднимаясь с пола.

В груди тотчас же проснулось противоречивое желание остаться.

— Поспи.

Гермиона тоже встала, грустными глазами глядя на струю защитных чар. Когда она повернулась к Джорджу, он различил в них все тот же беспокойный огонь нетерпения и невысказанных слов.

— Да давай! — она легонько толкнула его в грудь через барьер.

Джордж же попытался протянуть руку и потрепать ее макушку, но на это пластичности перегородки не хватило, и он только неловко задел ее висок костяшкой своего указательного пальца. Гермиона не очень успешно поджала губы, пытаясь сдержать смех, и кивнула ему, моргая.

Медленно, словно сам воздух оказывал сопротивление, Джордж развернулся и почти даже решительно двинулся к белой дымчатой стене. У самой кромки он остановился и кинул последний взгляд через плечо на Гермиону. Закутавшись в плед, она стояла и махала ему слабо рукой, одними глазами говоря поторапливаться.

---

[1] Давайте сделаем допущение, что на фестралах они это расстояние быстро пролетят:)

[2]с английского mall — рынок, торговый комплекс и т.п.

[3] в Др. Риме ораторская трибуна на форуме, украшенная носами трофейных кораблей.

____

еще раз напоминаю, что через пару дней, как доредактирую, выложу следующую главу)Не убегайте далеко;) эту главу и следующую, было не легко написать, и интересно узнать, как у меня получилось. Так что, буду рада вашим отзывам!)