Наследие. Воскрешающий камень (джен)

Альбус принял единственно верное, как ему казалось, решение — не замечать Малфоя. Не смотреть, не заговаривать, не обращать внимания. У него же есть принципы, в конце-то концов.

Наверное, единственный студент, который не видел той безобразной сцены — это Роза Уизли, с удовольствием возившаяся в теплице во внеурочное время. Так что она приветствовала их с неизменной улыбкой. Но ее неведение продолжалось ровно до тех пор, пока она не поняла, что ее монолог о бурном росте саженцев абиссинской смоковницы никто не комментирует. Дальше Травология проходила в молчании. А потом Альбусу понадобились Удивительные Удобрения Уорвика, о чем он и сообщил вслух. Кузине. Лично.

Малфой, рыхливший почву в непосредственной близости от бака с удобрениями, сделал вид, что всецело поглощен работой и слышать не слышал никакого Альбуса. Розино «Какого Мордреда?!» они с удивительным единодушием оставили без ответа.

И ничего удивительного не было в том, что Роза подхватила свой инвентарь и отправилась к другим пуффендуйцам. Мэддок, Окленд и Стеббинс с порученной им рассадой явно не справлялись и были не против помощи. Тем более, что с некоторых пор Роза Уизли перестала переживать по поводу того, что кому-то не нравится ее факультет, и стала намного приятнее в общении.

Тотчас после ее ухода Альбус и Скорпиус расползлись к противоположным концам грядки.

* * *

Другие занятия не давали такой свободы передвижений. Когда у первокурсников были Чары, Трансфигурация или Зельеварение, слизеринцам приходилось мириться с соседством друг друга. Они сильно удивили МакГонагалл, в голос обрадовавшись первой в этом семестре контрольной. То есть радовались они, конечно, отдельным столам и полной изоляции на полтора часа, но директору-то об этом знать не обязательно...

Флитвик огорченно щурился, когда Поттер неделю не мог освоить одно-единственное заклинание. Не меньше его расстраивало и то, что у Малфоя чары срабатывали как угодно, только не так, как положено. Отработка Алохоморы, необходимой для открытия некоторых особо капризных дверей в Хогвартсе, привела к тому, что класс заклинаний пережил два пожара, наводнение и нашествие саранчи, у которой вспыхнула внезапная любовь к шевелюре профессора. Нахождение за одной партой совместной работе не способствовало.

Термен по-прежнему знакомил их с мелкими радостями и пакостями в Хогвартсе, но прогулки эти становились все короче. Во-первых, они и так облазили практически все закоулки в замке, во-вторых, даже неизменно благодушно настроенный Эридан чувствовал себя неловко, оказываясь рядом с игнорирующими друг друга первокурсниками. Ругаться на дураков? Не умел он ругаться, да и отвечать на скользкий вопрос, кто из них прав, а кто виноват, ему не хотелось.

В общей гостиной умников, жаждущих вклиниться в ссору, тоже не нашлось. Все всё так же были рады помочь, объяснить, показать... Каждому по отдельности. Собственно говоря, Поттер с Малфоем по отдельности и бродили, как только представлялась такая возможность.

В спальне они оба опустили пологи, отчего комната стала похожа на стойбище с двумя крайне враждебно настроенными зелеными юртами. А Альбус еще и решил спать на левом боку, спиной к этому предателю — даром, что спать на боку терпеть не мог. Они расходились на разные концы гостиной, библиотеки, слизеринского стола в Большом зале... В свободное время — и на разные концы замка, благо, пробковая доска у камина была утыкана записочками, кто куда ушел.

Альбус малодушно радовался, что отработки с Криви назначены на разное время.

* * *

Дни тянулись, как просроченное Лакричное зелье. Наступила суббота, а Альбусу казалось, что со времени полета в среду прошла вечность.

Лефевр разрабатывал стратегию, готовясь загонять квиддичную команду до бесчувствия, пятикурсники страдали над СОВами в библиотеке, равно как семикурсники над ЖАБАми, Артур и Белинда устроили в общей гостиной образцово-показательную дуэль, на которую собрались поглазеть все незанятые личности, ну, а Малфой бродил где-то в гордом одиночестве. Тем временем час свидания с профессором Магловедения приближался.

Ликаон Монд с сожалением поднялся с насиженного кресла:

— Пошли, Поттер. Нам предстоит увлекательнейший вечер, — он подавил зевок и спрятал в рукав волшебную палочку.

В этот час коридоры замка были безлюдны: для ужина, а тем более для романтических встреч слишком рано, для прогулок — холодно. Календарь уверенно сдвигался к ноябрю, а сквозняки в каменных переходах были приятны разве что привидениям.

Вскоре слизеринцы добрались до двери с позолоченной табличкой «Проф. Д. Криви».

— Будь умницей, Поттер, — напутствовал Монд. — Ничему не удивляйся и ничего не бойся. Я пойду, развлеку Филча, а потом вернусь за тобой.

Пожелание показалось Альбусу довольно странным: во что же такое может превратить отработку преподаватель магловедения?

* * *

В маленьком кабинете было жарко от растопленного камина. Самым необычным было то, что профессор откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди, а ноги — на столе прямо среди бумаг. Он смерил замершего на пороге Поттера колючим взглядом и махнул острым носком туфли в сторону камина:

— Заходите и располагайтесь.

Эксцентрично, но вполне безобидно.

Альбус присел за шаткую металлическую конструкцию с белой столешницей — должно быть, трансфигурированная магловская парта. Стул, намертво соединенный со столом — единственное надежное крепление в этом страшилище, — жалобно скрипнул. А Альбус прочувствовал всю прелесть своего положения: сидя спиной к огню, он будет медленно поджариваться, пока профессор не сочтет нужным отпустить свою жертву.

Перед Альбусом опустились чернильница с пером и пергамент. Следующим взмахом палочки Криви убрал покрывало с настольной лампы по левую руку от Альбуса (огнеупорное стекло, зачарованные светляки и далекий от волшебного дизайн керосиновой лампы).

— Вам, Поттер, предстоит самое унылое из школьных наказаний. В мое время это называли «писать строчки», хотя вам придется делать копию книги для библиотеки. Учитывая то, что отдельные крайне ленивые личности ухитряются переписывать одну страницу в течение месяца, я буду следить за вашей работой. Книга старая, ветхая, поэтому я буду читать её вслух — в том же темпе, в каком диктую на своих занятиях. В ваших интересах успевать за мной.

Профессор потянулся и вновь скрестил ноги — теперь уже наоборот.

— Приступаем. Красная строка. «В Древней Греции боги вкушали амброзию, в Древней Индии — амриту; жизнь иранских богов поддерживала хаома, а боги Древнего Египта пили воду бессмертия. Предания далекой Руси гласят, что даже люди могли прибегнуть к помощи мертвой и живой воды; первая исцеляла любые раны и недуги, телесные и душевные, вторая — имела силу возвращать к жизни. Подобную легенду можно услышать и во Франции».

«А еще такую историю можно услышать от Малфоя,» — мысленно продолжил Альбус и почувствовал досаду: решил же не вспоминать о нем!

— Поднимите глаза, Поттер, если вы закончили! Следующий абзац: «Не только мифы, но и история содержит упоминания о поисках бессмертия. Личный врач папы Бонифация Восьмого предписывал принимать порошок из измельченного золота, жемчуга, сапфиров, изумрудов, рубинов, топазов; помимо этих сокровищ в его средство надлежало добавить белый и красный кораллы, слоновую кость, сандаловое дерево, сердце оленя, корень алоэ, мускус и амбру».

Что за диковинные смеси пил Бонифаций, для Альбуса звучало не слишком занимательно. Голос профессора звучал ровно и безэмоционально — как, впрочем, и всегда. Тепло камина только усиливало его усыпляющее действие.

Абзац за абзацем: записать и посмотреть на преподавателя, записать и посмотреть... Постепенно Альбус утрачивал ощущение реальности происходящего: строки сливались в единую черно-бурую массу, Бонифаций, которого он представлял себе щекастым лысым стариком, корчил рожи и потрясал невесть откуда взявшимся оленьим сердцем. Хотелось уронить голову, давно уже ничего не соображающую, на сложенные руки и забыться тяжелым сном.

Глаза профессора Криви под набрякшими веками казались чернильно-синими. Треск поленьев за спиной напоминал неразборчивый шепот — и вдруг он начал складываться в слова: «Ищи... Ищи...». Речь же профессора, наоборот, потеряла всякий смысл. Мальчик продолжал водить пером по пергаменту; его рука, движимая неведомой волей, выписывала что-то...

Стук в дверь, грубый и оглушительно громкий, развеял наваждение. Альбус вздрогнул и уставился на пергамент, не замечая, как чернила капают с острия замершего в воздухе пера.

— На сегодня все, Поттер, — по мановению руки профессора работа Альбуса перенеслась на учительский стол. — Продолжим через неделю.

В дверях уже стоял Малфой, смеривший Криви взглядом исподлобья. Поттера он, как повелось, вниманием не удостоил.

Альбус вышел к ожидавшему его за дверью Монду. Когда он поравнялся с однокурсником, ему стоило больших трудов не подобрать мантию — как это сделал неделю назад профессор Криви. Тем более, что Малфою явно хотелось сделать то же самое.

* * *

По пути в родное подземелье Альбус кое-как избавился от сопровождения, сославшись на забытое в библиотеке домашнее задание. Врать не очень-то хотелось, но, во-первых, ему действительно надо в библиотеку — а Монда в первую очередь интересовало, куда первокурсник Поттер отправится после отработки, а во-вторых, если понимать сказанное в широком смысле, задание действительно было забыто — все еще не сделано, и ничто не мешает Альбусу написать его именно в библиотеке.

Хотя, если говорить честно, его заботила вовсе не успеваемость. Прежде чем профессор Криви забрал пергамент, Альбус успел разглядеть написанное — точнее, нарисованное. Это был разделенный пополам треугольник со вписанным кругом. Круг был обведен несколько раз, как будто на него следовало обратить особое внимание. И это «Ищи!» до дрожи напоминает голос, который Альбус слышал на квиддичном поле.

Младший Поттер был готов поспорить на всю свою коллекцию волшебных повестей, что эти события связаны. И если тот, кто упрямо лезет в его голову, считает нужным оставить ему какой-то странный знак, не попытаться понять его значение просто невежливо.

Значит, придется покопаться в библиотеке. Если тетя Гермиона смогла найти здесь разгадку тайны Чудовища Слизерина, то что мешает Альбусу решить свою?

* * *

Прошло не меньше двух часов, и Альбус вынужден был признаться себе, что его случай относится к категории Николаса Фламеля: может, здесь и есть нужная информация, но он не может ее найти.

Таинственного знака не было в «Энциклопедии магических символов» и «Полном курсе кабалистики», в «Продвинутой алхимии» и «Руководстве по вызову демонов». Отчаявшись, Альбус пролистал «Руническую магию» и «Пентаграммы: от азов к свободному творчеству», но ничего даже отдаленно похожего не нашлось.

Он всерьез подумывал о том, как пробраться в Запретную секцию — вдруг «Некрономикон» или «Тетраграмматон» покажут ему то, что нужно? Он не собирается выносить книгу из библиотеки — может быть, ему удастся незаметно проскочить в этот раздел, пролистать и вернуться обратно? Или не мучать свою многострадальную голову и отправиться уже спать?

Из-за стеллажей вышла неразлучная троица гриффиндорцев. Уоллорд по традиции тащил сумки, а Ренч играл его очками, попутно что-то доказывая Присколлу. Альбус внутренне напрягся, ожидая нападения, но в данный момент Ренча, похоже, больше занимали очки. Он вертел их в руках, пытаясь поймать в них огни библиотечных ламп, примерял на себя, не забывая при этом корчить уморительные (на его взгляд) рожицы, начал крутить их за дужку...

Хлопнула дверь, и в помещение вбежал Малфой с палочкой наперевес — внимание Ренча тут же переключилось на него. Очки повернулись последний раз — и упали прямо под ноги нагруженному Уоллорду. Хруст услышал даже стоявший за три ряда от них Альбус.

— Малфо-ой... — радостно протянул Ренч. — Ты к кому так спешишь?

— Репаро, — вместо ответа произнес Скорпиус, и очки восстановили свою целостность. — Посторонись, Ренч, а то мне тут почитать захотелось — не представляешь, как.

Он сдвинул гриффиндорца в сторону и как ни в чем не бывало пошагал к дальним полкам. Мимо Альбуса он тоже пролетел на всех парах, как «Летучий голландец».

Идея поискать символ в библиотечных книгах резко потеряла свою прелесть.

* * *

Утро понедельника началось с того, что Альбус едва не отстал от своих по дороге на завтрак. Возможно, дело было в том, что перед его глазами висел этот разделенный треугольник с кругом, отвлекавший от любых других мыслей; возможно, в том, что в коридоре перед доской объявлений скопилась толпа студентов, и в ней немудрено было потеряться. Так как второй вариант был безопасен для обсуждения, об ажиотаже перед доской Альбус и спросил у Термена.

— Должно быть, Фауст приезжает, — пояснил Эридан, с энтузиазмом нагребая в тарелку пюре с сосисками, пирог с почками, шницели... — Давно пора.

— И кто такой Фауст?

— Преподаватель Защиты от Темных Искусств, — лаконично ответил Термен.

Альбус дождался, пока картошка проследует изо рта четверокурсника к его желудку, и потребовал разъяснений.

— Рихард Фауст, выпускник Дурмстранга. Учился в Пражском магическом университете, выбрал проклятую должность в Хогвартсе как тему своей дипломной работы. У него вся семья ликвидаторы проклятий, он шел по стопам предков, но... Сначала он совмещал преподавание с семейным бизнесом, а потом его с концами затянуло в Хогвартс. Он уже почти десять лет у нас учительствует.

— А что с проклятием? — поинтересовался Поттер.

— Ерунда там. Оказалось, что оно срабатывает только на девятый месяц официального преподавательского стажа. Так что каждый год Фауст заключает с директором новый контракт, с октября по май. В июне сессия, экзамены может и министерская комиссия принять, а сентябрь записали как самостоятельную работу. По слухам, сам Фауст говорит: «Программу пройти мы в любом случае успеем, а так хоть домашнее задание к сроку сделают».

Действительно, в расписании появилась незаслуженно забытая до сего дня строчка: «Защита от Темных Искусств», а старшекурсники набивали сумки даже не свитками, а рулонами писанины. Первый курс Слизерина получил свои часы во вторник и в четверг — и, разумеется, учиться предстояло на пару с Гриффиндором. Горы домашки, быстрый темп преподавания, неприятное соседство — Альбус заранее слегка побаивался этих уроков. Тем более что учебника по Защите в списке обязательной литературы не было. Вообще.

Перед первым занятием у профессора Фауста Альбусу за обедом кусок в горло не лез. Если нет теоретического курса, значит, упор будет сделан на практику. Что, если преподаватель решит устроить магическую дуэль? Или выпустит волшебных животных-вредителей? Из всех известных Альбусу заклинаний для самообороны худо-бедно сгодилось бы только Агуаменти — и то только если прицельно бить в глаза. Как раз будет время сбежать, пока противник пытается проморгаться. А магические существа? Краткий курс о наиболее часто встречающихся созданиях за авторством дяди Рона звучал примерно так: «Садовых гномов раскручиваешь и бросаешь, пикси замораживаешь на подлете, а оборотней просто не трогаешь — вне полнолуния они ничем от нас не отличаются».

По крайней мере, до полнолуния была еще неделя.

* * *

Обстановка кабинета Защиты от Темных Искусств подтверждала худшие опасения Альбуса. Потолки — высоченные, в два этажа, в класс приходилось спускаться по деревянной лестнице без перил. Вместо нормальных окон — узкие полоски под самым потолком, нет ни шкафов, ни портретов, ни даже кафедры преподавателя, а массивные столы, намертво прикрученные к полу, жмутся к стенам, освобождая просторную площадку в центре. В общем, идеальная арена сражений.

Младший Поттер немедленно занял место поближе к выходу. Никогда не следует забывать о мерах предосторожности, а, как известно, единственное универсальное средство от заклятий — уклониться. Под лестницей ютилась небольшая кладовка, и ее дверь, открывавшаяся наружу, могла бы сыграть роль неплохого щита...

Гриффиндорцы, появившиеся за минуту до звонка, заняли места посередине — с тем расчетом, чтобы между ними и Альбусом была мертвая зона шириной в парту. Малфой, едва не опоздавший на занятие, идею с мертвой зоной поддержал — сел через стол от Уоллорда, что оказалось на противоположном конце класса. С тем расчетом, значит, чтоб подальше от Поттера.

Профессор влетел в класс со звонком. Он был крепок, широкоплеч и просто фонтанировал энергией. Взъерошив ежик своих светлых волос, он с улыбкой обратился к студентам:

— Ну что, господа магики и прелестные магессы, познакомимся? Я Рихард Фауст, ваш учитель Защиты от Темных Искусств. Преподавательский состав настаивает, что я профессор, но я, признаться, привык, что профессор Фауст — это мой отец. Поэтому было бы замечательно, если бы вы называли меня герр Фауст или наставник Фауст.

Ему было чуть больше тридцати, но выглядел он моложе. Когда он улыбался — а улыбался он часто — в уголках его травянисто-зеленых глаз собирались лучистые морщинки. Легкий загар и чуть заметные веснушки на переносице делали его похожим на спортсмена или тренера квиддичной команды. А хрипотца в голосе и немецкий акцент только придавали ему шарма. Так что он никоим образом не походил на грозного боевого мага.

Еще раз оглядев учеников, он посерьезнел:

— Темные Искусства — это могучая сила. Многие ее разделы строго запрещены, многие переработаны до неузнаваемости и лишь часть применяется в современном мире. Почему? По той простой причине, что магия этой области плохо поддается контролю и всегда — подчеркиваю, всегда — требует платы за свое применение. Иногда это слабость и ощущение разбитости, а иногда — человеческие жертвы. Иногда подобная магия может начать жить собственной жизнью, и тогда появляются опасные волшебные существа. Вы должны знать мой предмет, чтобы справиться с тем злом, которое появилось задолго до вашего рождения. — его взгляд остановился на сидящем в центре Ренче. — Кроме того, во все времена находятся гордецы, которые считают, что смогут обуздать великую силу Темных Искусств. Но все заканчивается тем, что эта сила порабощает их. Не стать такими несчастными и справиться с последствиями их неосмотрительности — вот вторая причина знать мой предмет.

Он сделал паузу, чтобы первокурсники могли осмыслить сказанное. И задал вопрос:

— Кто может сказать, что было самым важным в первых магических ритуалах и дуэлях?

Класс молчал. Только Малфой неожиданно поднял руку. Профессор кивнул ему и тот, встав с места, ответил:

— Имя, герр Фауст. Если ритуал становился слишком опасным, тот, кому маг доверил свое имя, мог позвать его — вернуть даже из-за грани жизни и смерти. В случае дуэли до смерти, а именно такими были первые поединки, дуэлянт сообщал противнику свое имя. После такой дуэли прощались любые оскорбления, даже кровная месть рода.

— Верно. Могу добавить только, что самым страшным наказанием до появления дементоров и их Поцелуя считалось Проклятие отчуждения имени. В наше время проблема истинного имени несколько утратила актуальность — все эти прозвища, сокращения, псевдонимы и смена документов... И все же я хотел бы, чтобы вы, ученики мои будущие, представились. Начнем с вас, начитанный молодой человек.

— Меня зовут Скорпиус Малфой. — с поклоном сообщил мальчик и по кивку профессора сел.

— Кристофер Уоллорд, сэр, — гриффиндорец тоже встал и поклонился.

— Оуэн Присколл.

— Айвор Ренч. Вы могли прочитать имена в журнале, да что там — даже последний маггл мог бы это сделать! И никто теперь не делает из имени тайны!

Герр Фауст грустно улыбнулся его словам.

— Верно, мистер Ренч. Однако обратите внимание на то, как представился мистер Малфой. Он не произнес: «Мое имя», он сказал: «Меня зовут». Обычная формулировка, подобные которой встречаются во всех языках магического мира. Подразумевает определенную степень доверия — не абсолютную, но тем не менее. Имя, настоящее имя, связанное с истинной сущностью одного и того же человека и обладающее названными свойствами, может быть разным для разных людей. Известен пример мага, у которого было три прозвания, и все это были имена, связанные с его истинной сущностью — правда, с разными ее сторонами. Он был Пендрагоном для королевского мага, Дженкинсом — для школьных друзей и Хауэллом — для своей семьи. Клиенты в четырех городах знали его прозвища, но в них уже не было той силы, что в настоящем имени.

— Мы же представляемся кому-нибудь чуть ли не каждый день! — не сдавался Ренч. — Неужели все это может быть мишенью для проклятия?

— Нет, вовсе нет. Для того чтобы именно доверить кому-либо свое имя, нужен особый настрой и вера в свои действия. Для проклятий имя чаще крадут или создают поддельную связь. Мне же хочется знать, что вы мне доверяете. Хотя бы немного.

Ренч опустился на свое место. Необычная перекличка продолжилась. Жуань Ли, как и ожидалось, представился как Чарли.

Время до конца урока пролетело незаметно. Фауст в красках расписывал, что происходило в разные времена с колдунами и ведьмами, небрежно относившимися к своему имени; рассказывал про маглов, которые в древности так же ревностно хранили тайну имени, но постепенно стали считать это предрассудком (примерно тогда, когда закончилась эпоха великих инквизиторов); поведал о славянской традиции имен-оберегов и о ритуалах наречения и смены имени, о табу на имена преступников и силе имени...

Он перевел дух только тогда, когда прозвенел звонок.

— К четвергу жду от вас письменные работы, — он взмахнул рукой, и перед каждым из учеников появились вчетверо сложенные листки бумаги. — Задания индивидуальные, темы найдете в ваших записках. Удачного дня.

Ученики еще только поднимались из-за парт, приглушенно переговариваясь между собой, а Фауст уже умчался по своим делам. Альбус развернул листок. «Происхождение вашего имени и фамилии. Кто из волшебников ваши тезки? Как имя влияет на вашу жизнь?»

Величайший волшебник двадцатого века, двойной агент в войне с Темным Лордом и победитель этого самого лорда. Сочинение обещает быть крайне интересным... Особенно если не упоминать о самом Альбусе.

* * *

Школьная жизнь текла своим чередом. Писались бесконечные свитки домашних заданий, устраивались безобидные (и не очень) шалости, Филч с ворчанием обходил замок в поисках малолетних нарушителей... Но все это ни капельки не нуждалось в участии Альбуса Поттера. Не было даже насмешек и привычных пакостей от Ренча. Никто, абсолютно никто не смотрел, не заговаривал, не обращал внимания на Поттера.

Собираясь в Хогвартс, Альбус много чего боялся. Боялся показаться неумехой, боялся возможных насмешек, боялся сравнения (и понятно, что не в его пользу!) с отцом и братом. Боялся даже всяких мелочей, вроде назойливости Плаксы Миртл и горгулий в темных коридорах.

О том, что он окажется никому не нужен, Альбус как-то не задумывался.