Пророчество (гет)

Гермиона смотрела на закат и пыталась не морщиться, пока колдомедик смазывал ее раны лечебной мазью. Дом уже потушили, и Гермиона слышала, как волшебники собирают магглов, чтобы подправить им память. Двор словно недавно был полем битвы — везде мусор, осколки, а в воздухе все еще ощущался горьковатый запах дыма. И везде пепел, разруха и слезы. Гермиона сидела ко всему этому спиной, не в силах смотреть на два тела на траве — одно маленькое, второе немного больше, но они одинаково потеряли всю человечность, обгорев в адском огне.

— Все, мисс Грейнджер, — колдомедик застегнул свой чемоданчик. — Конечно, лучше бы в больницу Мунго, но, раз вы не хотите... Зря вы полезли в огонь. Ей бы ничего уже не помогло.

Гермиона пожала плечами. Стоит ли объяснять, что она, услышав крик Лиз, потеряла весь разум? Обожженные руки будут болеть еще долго, но что это по сравнению со смертью маленькой, ни в чем не повинной девочки?

Вечерело. На синеватом небе виднелся полумесяц. Гермиона вздохнула и пошла к компании мракоборцев. Они справились со своей работой, но пока еще никуда не уходили. "Стерегут Наттли, — подумала Гермиона. — Они должны его допросить". Она чувствовала себя скверно, понимая, как ошибалась в начальнике. И как же тяжело узнавать правду... Они были хоть и не близки, но друзьями. Но кого он ждал? Почему не сказал другим о колдовавших несовершеннолетних волшебниках? Что Наттли скрывал?

К Гермионе подошел Рон. Он неловко опустил руки, не зная, что сказать. Но Гермиона не требовалась в его словах. Она хотела совсем другого — объяснений. Но их никто ей дать не мог, наоборот — все допрашивали ее, не давали покоя, заставляя десятки раз повторять одно и то же.

— Может, тебя провести домой? — спросил Рон.

Гермиона покачала головой.

— Я хочу побыть одна. Завтра предстоит трудный день…

— Ты ни в чем не виновата, — неловко сказал Рон. — И сделала все правильно. И раз тот при… парень ушел, значит, с ним тоже все нормально.

— Я знаю, просто устала. Иди домой, Рон. Ты уже тут ничем не поможешь.

Он кивнул и, снова неловко улыбнувшись, трансгрессировал. «Хорошенько же ты отпраздновал увольнение», — подумала Гермиона. Она поднялась и пошла к мракоборцам, чтобы сказать им об уходе. Для этого ей пришлось пройтись мимо тел. Гермиона затаила дыхание и закрыла глаза, чувствуя, как ее босые ноги щекочет трава. Она могла в любую секунду ступить на осколок, но смотреть на трупы тоже не могла: сразу вспомнила Лиз и собаку, с которой та играла. Горло ей словно сдавило.

— Мисс Грейнджер, мы отправили Остин в больницу.

Гермиона вздрогнула.

— Она жива?..

Мракоборец кивнул и сказал:

— В очень плохом состоянии, но целители в Мунго тоже не дураки.

— А ее можно посетить?

— Ну, — мракоборец нахмурился, — наверно. Но точно не сегодня. Мисс Грейнджер, идите домой. Вы устали, а мы тут сами справимся.

Гермиона согласилась. Она последний раз посмотрела на разрушенный дом, который залили лучи заходящего солнца. Небо над головой посерело, но ближе к закату оно было красным, а облака розоватыми. Но два человека, лежавших на земле, уже никогда не увидят этой красоты.

Гермиона трансгрессировала.

* * *

Регулус сидел в темной комнате и смотрел на маленькое окошко, расположившееся под самым потолком. Лунный свет проникал в него едва-едва, но этого было достаточно. Ожоги горели, одежда неприятно пахла дымом. Он весь пропитался этим горьким запахом. Кожа зудела от пота.

«Зачем я вернулся?» — спросил он сам себя. В этой комнате больше ничем нельзя было заниматься, кроме как самобичеванием. «Потому что тебе некуда возвращаться», — ответил Регулус на вопрос. Это не разгневало его. Не рассердило. Он даже не опечалился. Внутри него наступила такая тишина, словно море его эмоций внезапно исчезло, оставив сухую потрескавшуюся равнину.

Дверь со скрипом отворилась. Все в этом доме работала со скрипом и треском, словно он возмущался, что кто-то смеет тревожить его после стольких лет запустения. Вошел Руквуд с миской и бинтами.

— Я должен перевязать раны, — сказал он. — Ожоги от адского огня будут мучить тебя еще долго.

Регулус просто молча скинул рубашку, наполовину оголяя тело. Ему было не стыдно за свой поступок, но он видел, что Руквуд пытался вызвать у него чувство вины. «Может, это потому что я умер, — подумал Регулус. Руквуд тем временем помазал его раны зельем из миски и начал туго заматывать их бинтами. — Поэтому я ничего не чувствую». Покоя ему не давал приступ боли, из-за которого его чуть не поймали. Хотя голос девушки был искренним. Она беспокоилась…

— Зря ты побежал за ней, — сказал Руквуд, заматывая бинт выше локтя.

— Ты это мне говорил.

— Но ты вернулся, значит, осознал, что…

— Черта с два. Я все еще считаю, что ты поступил трусливо и не честно, по отношению к девочке.

— Девочке? — Руквуд расхохотался. — Ты всего на пару лет старше нее, опомнись. Она твоя ровесница, Регулус.

Регулус снова ничего не ответил, хотя сердце его екнуло. «Почему я так выражаюсь?». К сожалению, на этот вопрос он не мог ответить. Как и на многие другие.

— Пойми, — продолжил Руквуд. — Изменения требуют жертв.

— Ты, кажется, не одобрял Темного лорда, — Регулус криво улыбнулся. — А говоришь точно как он.

Руквуд покачал головой.

— Мне очень жаль, что Энн умерла, но…

— ТЕБЕ ЖАЛЬ? — закричал внезапно Регулус. Он вспомнил своего брата и семью; то, что сделал, ради них и других. Он умер, но забрал крестраж. И Руквуд говорит, что ему жаль? — Тебе не жаль ее семью? Энн осталась одна, совсем одна!

Регулус тяжело дышал. Он тоже один. Он понимал, что будет чувствовать Энн, очнувшись. Никто не должен этого испытывать.

— Она жива? — прошептал Руквуд. — И она в руках Министерства?

Молчание Регулуса было достаточно красноречивым.

— О, — взгляд Руквуда потяжелел, — тогда все наши планы отдвигаются в сторону. Теперь мы должны сделать то, без чего все другое — бессмысленно.

* * *

Гермиона лежала на кровати прямо в одежде. На одеяле появились первые пятна от обгоревшей одежды. Как же Гермионе хотелось уснуть! Но в этот раз сон покинул ее. Усталость тяжелым камнем лежала ей на груди, она не чувствовала ни ног, ни рук, но все равно не могла провалиться в спасительные объятья сна, чтобы забыться хотя бы на ночь.

— Или, — сказала Гермиона вслух, — я боюсь сновидений.

После войны они часто приходили к ней, душили ее, чтобы она просыпалась со слезами на глазах. Тогда лучше не спать… Но и в темных углах комнаты таялись какие-то кошмары.

Но Гермиона все же уснула. Она не знала, сколько прошло времени: минута или час, но дрема медленно захватила ее, веки потяжелели, а тело залило приятное тепло.

Этой ночь снов не было. Было только лицо, которое Гермиона никак не могла вспомнить утром. Она удивилась, обнаружив на своем теле одежду. Было слишком жарко. Воспоминание волнами накатывали на нее, возобновляя вчерашний день. Гермиона пошла в ванную, но не успела она нормально помыться, как кто-то позвонил в дверь. Она быстро — даже слишком — накинула на плечи халат — и, чуть не поскользнувшись, побежали к двери, ожидая увидеть кого угодно, но только не…

— Министр?

Кингсли улыбнулся.

— Мы не на работе. Можно не так официально. Я войду? — и, не дожидаясь ответа, он зашел в квартиру. Гермиона только молча закрыла дверь и пошла за ним — он, словно у себя дома, пошел в гостиную.

В халате, с мокрыми волосами и босая Гермиона чувствовала себя очень неловко рядом с Кингсли, который нарядился в маггловский костюм. Сердце ее забилось быстрее. Последний раз они виделись, когда он рассказал ей о странном пророчестве. Что теперь?

— Я решил тебе дать небольшой отпуск, — спокойно сказал Кингсли.

— А вы ко всем приходите лично и говорите это? — не удержалась Гермиона.

Кингсли засмеялся.

— Этот отпуск… странный немного.

Гермиона сразу же возненавидела слово «странный».

— Ты работаешь над тем, о чем мы говорили?

— А-а-а, — вспомнила Гермиона. — Крестражи. То есть, информация о них. Да, я перечитала пару книг и записала все… Подождите, я сейчас найду…

Она подошла к столу и выудила из стопки пергамента нужный ей листок.

— Вот. Больше ничего мне неизвестно, — она отдала пергамент, исписанный мелким почерком. Кингсли благодарно улыбнулся, но в глазах его затаилось беспокойство. Это не нравилось Гермионе: она чувствовала, что отпуск ее будет совсем не приятным.

— Люди, которые пытались понять это пророчество, думают, что оно касается событий, которые уже происходят. Поэтому, может быть, нет ни имени и никакого указателя.

Гермиона нахмурилась.

— Значит, мертвец уже… ожил?

— Именно, — кивнул Кингсли. — И человек, знающий этого мертвеца, вел переписку с Наттли, которого мы до сих пор не можем найти.

Голова у Гермионы закружилась. Наттли обманывал ее, но это было слишком.