Скованные одной цепью (джен)

…Ночь была долгой и невнятной, как бред. Он то просыпался, то вновь погружался в нездоровый сон; он дрожал в ознобе и горел в лихорадке, в его воспаленном теле толчками пульсировала боль, сломанная лодыжка вновь мозжила нестерпимо, и в полубеспамятстве Дрейку опять представлялись маленькие, похожие на жуков-древоточцев зубастые тварюшки, поселившиеся в его несчастной щиколотке: за последние несколько часов их количество возросло до поистине ужасающих размеров, и все они дружно и сосредоточенно грызли, грызли, грызли его проклятую ногу, высверливая свои ходы и норы в несчастной, источенной до дыр перемолотой кости…

Когда он окончательно пришел в себя, уже рассвело.

Просачивались в окошко бледные солнечные лучи. Наручники валялись на полу, а Антиплащ, ухмыляясь, стоял над Дрейком, и в одной руке у него была ручка-фонарик, вытащенная у двойника из кармана, а в другой — извлеченный оттуда же короткий перочинный нож.

— Гадина полицейская! Значит, ты боялся, что я сбегу, да? Брошу тебя в лесу, больного и колченогого? Все за меня решил, да, мразь? И вердикт непреложный вынес? А моим мнением на этот счет ты не потрудился поинтересоваться?

— А что, — хрипло, через силу усмехнулся в ответ Дрейк, — надо было интересоваться? Ты что, не ушел бы, а? Если бы у тебя вдруг появилась такая возможность? Не бросил бы меня, да?

Антиплащ молчал. Презрительно щурил глаза, злорадно и торжествующе скалился. Помахивал перед глазами двойника тускло поблескивающим тупым ножом. Все было понятно без слов…

Дрейк моргнул — и наваждение (галлюцинация? бред?) исчезло. Комнатка была пуста… Пронизывали полумрак помещения ясные солнечные лучи, и валялись на полу проклятые наручники, но Антиплащ над двойником не стоял и ножом не размахивал... его вообще здесь не было и, судя по всему, уже довольно давно. Когда он ушел — вчера, ночью, перед рассветом?

Дрейк застонал. Если бы он мог подняться… хотя бы дотянуться до костыля, валяющегося на полу неподалеку, то… то что? Что дальше? Ему все равно от хижины далеко не уйти, а от голодной погибели его отделяет одна-единственная оставшаяся в доме банка тушенки… или мерзавец Антиплащ и её прихватил с собой?

Какого черта он меня не добил, в отчаянии спросил себя Дрейк. Оставил тут околевать медленной смертью…

Некоторое время он, закрыв глаза, бессильно лежал ничком, и голова его безвольно свешивалась с края полатей, и в легких что-то беспрестанно булькало, и болезненный сухой кашель то и дело сотрясал истерзанное тело. Не было никаких мыслей — одна только тошнотная тоска, отчаяние, обида, вязкий и вялый ужас. Что ему теперь делать? На что надеяться? Никто больше не подставит ему плечо, никто не станет его трясти и пинать, никто не заставит его подняться и, скрипя зубами, превозмогая нестерпимую боль, идти, идти, идти… Он так и подохнет здесь — в тоске и одиночестве, всеми брошенный и забытый, и некому будет даже похоронить его по-человечески, и хозяева хижины, если все-таки вернутся сюда к осени, найдут на полатях его отвратительный, почерневший, кишащий червями полуразложившийся труп…

Эта последняя мысль привела его в такой дикий неописуемый ужас, что он содрогнулся. Нет!

Стиснул зубы. Старательно, по капле, собрался с силами. Тщательно накопил в себе решимость, точно редкую драгоценную субстанцию, потом осторожно и аккуратно, боясь неуклюжим движением её расплескать, медленно сполз с полатей. Перетерпел, тяжело дыша, приступ боли. И так же медленно, ползком, подтягиваясь на руках и упираясь здоровым коленом в пол, двинулся в сторону валявшегося на середине комнаты костыля. Больная нога, неуклюжая и распухшая, волочилась за ним, точно мешок с мокрым песком — тяжелый, неудобный, за-все-задевающий мешок, до краев налитый болью — но Дрейк старался не обращать на неё внимания, и иногда у него это даже получалось... Наконец он дотянулся до костыля, нащупал его потной дрожащей ладонью, в очередной раз собрался с духом и, опираясь рукой о стену, попытался подняться.

Это удалось — но не сразу, с четвертой попытки. Руки и ноги у Дрейка дрожали и подгибались, проклятый костыль скользил по половицам и никак не желал стоять на месте, но наконец Черный Плащ ухитрился упереться им в трещину в полу и, навалившись всем телом на шероховатую деревяшку, сумел-таки подняться и утвердиться на ногах (на ноге). Несколько секунд он стоял, справляясь с дурнотой и головокружением, потом, держась рукой за стену, доковылял до двери и прихватил деревянную швабру, стоявшую в углу. С двумя опорами-костылями дело пошло легче; Дрейк кое-как выполз из домика, кое-как спустился с крыльца и опять-таки кое-как, тяжело налегая на костыли, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, побрел вниз, к берегу реки, к приземистому серому сараю, в котором, помнится, была лодка…

Была.

А теперь её — не было.

Потому что её умыкнул падлюка Антиплащ.

Двери сарайчика оказались слегка приоткрыты, и внутри не имелось ничего, кроме свешивающихся с потолочных балок ржавых опустевших цепей, лишившихся теперь своего груза. Ну, этого следовало ожидать… Дрейк нисколько не удивился. Конечно, к чему Антиплащу было идти пешком, если представлялась возможность спокойно сесть в лодку и, ничуть себя не утруждая, довериться быстрому течению трудолюбивой реки. О том, как будет выкручиваться из ситуации брошенный на произвол судьбы хромоногий двойник, он, разумеется, абсолютно не думал — или, скорее, намеренно оставил давнего врага в заведомо безнадежном и беспомощном положении. Мерзавец.

Дрейк медленно сполз по стене на землю — ослабевшие ноги отказывались ему служить. Закрыл глаза. Уронил голову на руки. Вот и всё. Всё. Представление окончено, дамы и господа. Finita la comedia. Дальнейших трепыханий не будет. Его неуместная и наивная вера в чудо не оправдалась...

Все закончилось, цепи спали, оковы были разбиты, и прочные узы, до сих пор в прямом и переносном смысле связывающие двойников друг с другом, оказались окончательно и бесповоротно разорваны. Антиплащ был теперь абсолютно свободен, и он, Дрейк — тоже. Абсолютно свободен в выборе сдохнуть так, как ему заблагорассудится.

Он готов был зарыдать — отчаяние навалилось на него тяжело и неотвратимо: холодное, страшное, неподъемное, точно монолитная крышка склепа. Он чувствовал себя полураздавленным червяком, корчащимся в пыли, не чающим, когда же наконец завершится его затянувшаяся агония. Если бы лодка была на месте, он мог хотя бы попытаться доплыть на ней до ближайшего населенного пункта, но Антиплащ, разумеется, совершенно не желал оставить ему ни малейшего шанса на спасение... Ни единого шанса, черт побери! Осознавать это было особенно мерзко... Дрейк всхлипнул, с трудом подавляя раздирающие грудь сухие рыдания, и, дрожа всем телом, бездумно скорчился на земле под стеной сарая. Ему хотелось зарыться головой в песок... Гладило его лучами, пытаясь согреть, ласковое солнце, и легкий ветерок мягко трогал по-мальчишески встрепанную макушку, и жизнерадостно пели над его головой птицы, прославляя яркий и безоблачный летний день — но Дрейку все было безразлично, он ничего не видел и не слышал, да и не хотел слышать, он уже не принадлежал этому миру, он был здесь гостем, которому вскоре предстоит уйти и наглухо закрыть за собой дверь, — и впереди его будет ждать только беспредельная пустота, только стылое Ничто, только холодная, всепоглощающая, равнодушная тьма...

Тьма.

* * *

И в этой тьме — едва слышный звук.

Далекое, слабое, едва различимое ухом гудение… жужжание... стрекот…

Дрейк поднял голову. Ему это вновь… мерещится, да?

Он не знал, сколько времени он просидел, съёжившись, обхватив колени руками, возле нагретой солнцем стены лодочного сарая — но, видимо, немало, потому что тени, с утра стелившиеся по лугу, уже успели переползти ближе к воде. Деловито жужжали над головками цветов полосатые шмели, беспечно пиликали в траве цикады, мирно плескалась вода в реке — но к этим привычным, уже почти незаметным для слуха звукам примешивался другой, чужеродный: размеренный механический стрекот внезапно появившегося над долиной огромного металлического жука.

Вертолёт? Здесь? Откуда?!

Да, это был вертолет — черная точка возникла на краю небосвода и теперь быстро приближалась, вырастая с каждой секундой. Небольшой серебристый геликоптер летел вдоль речной долины. Дрейк обомлел — судьба посылала ему еще один шанс на спасение, но… Куда держит курс этот вертолет? Пролетит ли он над хижиной? Заметят ли летчики Дрейка — на этот раз?!

Если бы у Черного Плаща была зажигалка… Или хотя бы зеркальце — пустить солнечный зайчик...

Он вскочил. Вернее — вскочил бы, если бы не нога. Он выполз из лужи тени на свет и — глаза его слезились от яркого солнца — жадно отыскал вертолет взглядом. Летающая машина была уже совсем рядом — над ближайшим лесом.

— Эй! — прошептал Дрейк и, поднявшись на колени, взмахнул руками — нелепо дернулся всем телом, словно паяц, подвешенный на веревочках. — Эй, эй! Эге-гей! Я здесь! Посмотрите сюда, я здесь! Посмотрите сюда, черт бы вас побрал!.. Сюда! Я здесь!!!

Он хотел громко кричать, сотрясать воздух воплями, оглушительно орать во всю силу легких, но его воспаленное горло могло родить только тихий сдавленный хрип. И тем не менее он хрипел, и сипел, и рыдал… и размахивал руками… пока не понял, что это — бесполезно, что его все равно не услышат и вряд ли увидят… что вертолет мчится слишком быстро и высоко, что он, Дрейк — просто мелкая неприметная букашка, корчащаяся в траве… И он отчаялся… а потом — возгорелся неоправданной надеждой… и отчаялся вновь… отчаялся бесконечно... и вдруг понял, что вертолет летит прямо на него… прямиком к хижине… и начинает снижаться...

Ноги Черного Плаща подкосились и, окончательно выбившись из сил, он рухнул в траву. Прямо там, где стоял — выдохшимся безвольным мешком.

… Кто-то тряс его за плечо.

— Эй. Эй, голубчик. — Над ним склонилось встревоженное незнакомое лицо — полное, краснощекое, с маленькими глазками и мясистым носом "картофелиной", обильно обсыпанным, словно перцем, крохотными черными точками. — Наконец-то мы вас нашли… Вы как, в порядке?

Дрейк медленно, глубоко вздохнул. В горле его стоял ком, а по щекам неумолимо, против его желания текло что-то теплое, мокрое... кровь? пот? слезы? Нашли. Они. Его. Нашли. Неужели это случилось? Неужели теперь всё — всё! — позади: и боль, и страх, и тоска, и черное невыносимое отчаяние... Часто моргая, он посмотрел в крохотные, добродушно-сочувствующие глаза неожиданного спасителя, и на секунду увидел себя со стороны: грязный, измочаленный, в изорванной одежде, с полубезумным взглядом, с мокрым от слез лицом, с трехдневной щетиной на осунувшейся физиономии… ну конечно, он в полном порядке, что за идиотский вопрос! Вот только ходилка у него немножко сломалась…

— Меня зовут Рой Симмонс, я из службы спасения. — Бравый полисмен, поправив съехавшую на затылок фуражку, обернулся к кому-то, сидящему в находившемся чуть поодаль вертолете и потому невидимому для Дрейка. — Эй, Генри, передай на станцию, что мы его обнаружили. Наручники, наверное, здесь не понадобятся…

— Что? Какие наручники? — слабым голосом пробормотал Дрейк. Он никак не мог поверить в происходящее... и не отваживался заставить себя ущипнуть руку для проверки: может, это на самом деле всего лишь сон? Бред? Очередная галлюцинация? Все двоилось и расплывалось у него перед глазами, и все происходящее виделось точно в тумане, словно бы покрытое тонкой матовой пленкой. — Вы… меня искали? В-вы знали, что я — здесь?

— Разумеется, знали. — Симмонс, казалось, удивился вопросу. — В службу спасения поступило сообщение пару часов назад. От вашего, хм… товарища. Он коротко обрисовал ситуацию и сказал, что вы остались в хижине на берегу Фламмерс-крик… и что вы не можете идти.

— От к-к… какого товарища?

— Ну, от вашего двойника. Он пришел в полицейский участок и в двух словах рассказал о произошедшем. О крушении, и о том, как вам довелось блуждать по лесу, прикованными друг к другу наручниками, и как ему наконец удалось освободиться… Но, поскольку вы идти больше не могли, он оставил вас в этой хижине и поспешил за помощью…

— Поспешил за помощью? Кто? Антиплащ?!

— Антиплащ? Кого вы имеете в виду? Хм! — Любопытствующий взгляд Симмонса сделался недоуменно-подозрительным. — Он назвался Дрейком Маллардом. Он сказал, что Антиплащ — это вы…

— Ч-что? — пробормотал Дрейк. Он не знал, смеяться ему или плакать от этого известия: вот пройдоха двойник, нашел-таки способ выкрутиться из положения! Но, по крайней мере, теперь становилось понятно намерение Симмонса надеть на спасенного наручники. — А где он сейчас… этот… ну, мой спутник, а?

— Да откуда же мне знать? От медицинской помощи он, кажется, отказался… Да нам было как-то и не до него.

— Понимаю. Боюсь, он ввел вас в заблуждение, Симмонс. Дрейк Маллард — это я.

— Э-э... Ну-у... — Симмонс как будто пришел в замешательство. — Может быть, мы все-таки сначала отправимся в город и доставим вас в больницу — а уже потом во всем разберемся и выясним, кто есть кто? — сухо предложил он. И Черный Плащ был как никогда с ним согласен…

* * *

В больнице он первым делом, невзирая на протесты врача, вытребовал телефон и набрал номер ШУШУ. Только бы Хоутер оказался на месте, сказал он себе, если этот крючкотвор Гризликов уволок шефа на какое-нибудь совещание...

К счастью, трубку подняли почти сразу.

— Мистер Хоутер? — пробормотал Черный Плащ.

— А, Дрейк. — Хоутер тотчас его узнал, хотя плохонькая связь искажала голос, да и посвистывание и хрипы злобных эфирных баньши отнюдь не способствовали превосходной слышимости. — Слава богу, ты нашелся! Мы уж чего тут только не передумали... Я ещё никогда так не ждал твоего звонка! Ты где, в больнице? Как у тебя дела?

— Ничего, вполне неплохо. Я, в общем-то, можно сказать, легким испугом отделался, только ногу сломал... Вот Берни Оуэну... не повезло.

— Понимаю. — Хоутер сочувственно помолчал. — Что с вами стряслось?

— Двигатель отказал. Я потом покажу место крушения... это где-то в ущелье на западных склонах Каскадных гор, милях в пятидесяти южнее Рейнира, точнее пока не могу сказать. Кстати, у меня тут... проблема.

— Какая?

— Антиплащ сбежал.

— Я знаю. — Хоутер опять сделал едва заметную паузу. И Дрейк представил себе, как старик, сидя за столом, в этот момент по обыкновению снял очки и принялся рассеянно крутить их в руке — представил это так ярко и живо, словно находился сейчас не в крохотной провинциальной больничке за сотни миль от Сен-Канара, а прямиком в ШУШУ, непосредственно в кабинете шефа. — Но, может быть, мы не будем сейчас говорить о делах? Тебя не должно все это беспокоить… Для начала тебе следует отдохнуть и поправить здоровье...

— Ничего, успеется. По гринвилльскому ограблению нет ничего нового?

— Есть кое-что... Но я все же думаю, что сейчас не лучший момент об этом говорить…

— Мистер Хоутер!

— Ну, хорошо. — Хоутер устало вздохнул, как человек, прекрасно знающий, что спорить, в сущности, бесполезно — и (тут же вообразил Дрейк) вновь водрузил очки на законное место. — Слушай, появились кое-какие новые данные. Не далее как вчерашним утром некто имярек прислал в полицию анонимную записку, что, дескать, кражу из сейфа совершила сама миссис Берг. Возможно, кто-то что-то видел... Видимо, записку написал кто-то из персонала, не то повар, не то кто-то из горничных... эту дамочку, жену хозяина, там, надо сказать, не очень-то любят, и кому-то, видать, она крепко успела насолить. Короче, в деле этом по-прежнему не все ясно: как ни крути, но этот анонимный сигнал требует дальнейшей проверки, каким бы нелепым он на первый взгляд ни казался...

— Нелепым? Вы думаете? Мистер Хоутер, надо непременно найти Антиплаща. У него есть, гм… своя версия произошедшего. Которая, думается мне, может все объяснить.

— Найдем. Его уже ищут, не беспокойся. Приобщить к делу его показания было бы куда как неплохо.

— Да, — согласился Дрейк. — Я тоже так думаю. А еще…

— Что?

— Да нет, ничего. До свидания, мистер Хоутер. Собственно, это всё, что я хотел вам сказать. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку. "Всё, кроме одного", — добавил он про себя. Устало, с чувством выполненного долга откинулся на подушку и, закусив губу, посмотрел в потолок...

"Да, кроме одного. Я действительно очень надеюсь, что Антиплаща все-таки удастся найти. И дело даже не в том, что его показания помогут расставить все по своим местам... А в том, — он невольно усмехнулся собственной неожиданной мысли, — а в том, что я просто-напросто хочу сказать этому паршивцу спасибо."