Эндшпиль (гет)

Август 1999 года

Драко не приехал. На побережье опустились сумерки. Люциус ждал, ждал долго, настолько долго, что не сразу понял: уже никто не придет. Август — месяц разбитых надежд и золотых звезд, осколками разбросанных по небу. В гостиной темно и одиноко настолько, что было страшно закрыть глаза. Вдруг он никогда больше не увидит света? Вдруг уже лежит в гробу, и крышку сейчас засыплют землей? Со вчерашнего дня Люциус начал запирать комнаты — почудилось, что по дому кто-то ходит. Не Северус, незнакомец… Чужих он боялся.

А вот смерти — нет. Только чужих и безмерного одиночества. Болело сердце — вяло, тягуче — боль вовсе не собиралась убивать, лишь напугать, напомнить о возрасте. Впрочем, о каком возрасте? Ему немногим больше сорока. Маги так рано не умирают.

Но Люциусу казалось, что жизнь движется к логическому завершению. Он слишком спешил всё узнать и попробовать, гнался за нереальными целями: подняться на самый верх, получить деньги, много денег, чтобы обеспечить не только свою старость — жизнь Драко, приумножить капитал семьи, сделать так, чтобы их род прочнее стоял на ногах. Простые, понятные каждому чистокровному магу желания. Сейчас они отошли на второй план. Словно после смерти Лорда все его цели вдруг превратились в сражение с ветряными мельницами. Он жил войной, интригами, а теперь борьба потеряла всякий смысл.

К тому же семьи у него теперь не было. На свадьбе Драко Люциус смотрел на сына, его невесту и вспоминал себя — молодого, самоуверенного хозяина мэнора, владельца многомиллионного состояния. Интересно, что в день его свадьбы чувствовал Абраксас? Тоже ощущал себя лишним? Словно он должен был сойти с дороги, чтобы не мешать новым Малфоям, а сын — броситься в неравное сражение с ветрами.

Теперь от Люциуса не зависело ровным счетом ничего. Он вырастил сына, сделал для семьи всё, что мог. Дрался, но всё потерял. Можно было и дальше обманывать себя, пить, единолично отмечая придуманные праздники, приглашать в гости собственную фантазию. Только вино вдруг стало на вкус невыносимой кислятиной. Да и единственный гость больше не был остроумным — теперь его тянуло на откровения.

Да и о каких праздниках могла идти речь, если у дома нет хозяйки? Нарцисса теперь организовывала приемы для Сола Крокера. Обставляла свое новое поместье и жила именно так, как всегда мечтала — спокойной жизнью.

С самого начала Люциус неверно расставил приоритеты. Он привык полагаться на Нарциссу, был уверен: она — константа, которая будет в его жизни всегда, а потому рвался к своим целям, не задумываясь, что оставляет позади. Люциус был уверен — Нарцисса пойдет следом, всегда будет на его стороне. Он забыл о немаловажной детали: у Нарциссы тоже была гордость, были цели. И в какой-то момент их цели не совпали.

В глубине души Люциус понимал, что мог предотвратить развод. Но перешагнуть через гордыню не сумел. Отец говаривал, что мужчина должен быть в семье главным, а задача женщины — хранить семейный очаг. Только Нарцисса хотела полного равноправия. За без малого двадцать лет Люциус смог смириться и с этим. А потом она солгала Темному Лорду, невольно поставив семью под удар. Тогда Люциус понял, что больше не контролирует ее жизнь. И когда Нарцисса попросила ее отпустить, он отпустил.

А ведь мог рассказать о чувствах… Но не решился. Да и зачем? Двадцать лет он считал признания сентиментальной чушью, оставлял на потом, на особый случай, убеждал себя, что чистокровные о любви не говорят. Дождался! Чувства Нарциссы умерли.

Люциус поперхнулся и закашлялся, капли вина попали на брюки, испачкали рубашку.

Драко уже взрослый, да и война окончена, их семью наконец оставили в покое. Теперь Нарцисса имела полное право подумать о себе. У нее не осталось причин жить с Люциусом, поэтому она ушла.

Понимая это, он молча подписал все документы. Но развод принес лишь мнимую свободу. В отличие от Люциуса Нарцисса всегда была чересчур сентиментальна. Даже после свадьбы с Крокером она наверняка вспоминала его. И эти воспоминания мешали ей обрести долгожданный покой.

А какой выход был у него? Стареть в одиночестве, пока платина волос не сменится сединой. Да и этого никто не заметит — некому. С другой стороны, у него все еще был шанс уйти достойно. Подарить Нарциссе свободу, которую она действительно заслуживала.

Пока солнце поднималось над горизонтом, он думал о самоубийстве. Но отверг эти мысли, когда комнату озолотил утренний свет.

Драко будет жалеть. Нарцисса проклянет его бессмертную душу.

Когда лучи солнца скользнули по креслу, пробежали по скрипучим половицам и замерли на пороге, за дверью послышался скрежет. Словно кто-то царапал её когтями. Люциус поднялся и, пошатываясь, прошел по коридору, старательно перешагивая через солнечных зайчиков. Пусть себе скачут, куда вздумается.

За порогом сидел пес — большой и черный. Уши стояли торчком, по спутанной бородке из седеющих волос стекала слюна. Он смотрел на Люциуса молча, смотрел, не отводя взгляда, по-человечески презрительно, по-собачьи недоумевающе.

— Входи.

Люциус вернулся в дом, прошел на кухню и открыл шкафчик в поисках чистого стакана. Домовик сбежал пару дней назад. В прошлые времена Люциус разыскал бы его и наказал по всей строгости, но теперь подобное воспрещалось. У домашних эльфов была свобода. А у Люциуса не было ничего.

Пес вошел в комнату, обнюхал диван, стол, заглянул в окно, приподнявшись на задних лапах, и, наконец, обратил внимание на Люциуса. На кухне он ткнулся мокрым носом в его ладонь и заскулил.

Люциус хмыкнул и брезгливо вытер руку о брюки.

— Пить хочешь?

Он налил воды в захватанный пальцами стакан и поставил его на пол. Пес с недоумением понюхал содержимое и попытался лакать.

— Мог бы превратиться, Блэк.

Но собака поглядывала на него безразлично.

Люциус ударил себя по лбу и рассмеялся над высказанной глупостью. Блэк? Блэк не мог вернуться, он там, за гранью, в Арке. Оттуда не возвращаются просто так. Никто еще не возвращался.

Вот он, тот мир, который так долго искал Люциус. В нем нет мыслей о старости, нет одиночества.

Пес плюхнулся на ковер и положил голову на мохнатые лапы.

— Испачкаешь ковер.

Пес казался грязным и одиноким. Обычная дворняга, заглянувшая на огонек. Только по какой-то неясной причине следов от грязных лап на паркете не осталось. Значило ли это?..

— Ты за мной пришла, да? Сама Смерть.

Люциус рассмеялся и взял в руки полупустую бутылку с вином.

— Расскажи же мне об Арке.

Он слышал множество легенд о ней, но не придавал им значения. Просто не было времени. Люциус Предприимчивый тратил его на то, чтобы соответствовать. Соответствовать образу правой руки Темного Лорда, образу богатого и чистокровного аристократа, сильного мага, которого если не боялись, то уважали. Чтобы отец мог гордиться. Чтобы мог гордиться род, семья, портреты, которым он в детстве казался самым слабым и ненадежным из наследников фамилии. И что же теперь? Он так и не смог стать хоть на четверть таким же могущественным, как его отец.

Пес заскулил тихо и протяжно. Не то знал об Арке, не то просто был голоден.

— А я скажу тебе, что там, — уверенно начал Люциус, морщась от того, насколько кислым было вино, — там место для лишних людей. Для тех, кого никто не ждет.

Место для лишних людей.

Например, для Люциуса Предприимчивого, единственными гостями в доме которого стали давно погибший друг и грязная дворняга — образ почившего врага. Уж с Блэком-то делить теперь было нечего: Нарцисса в конечном итоге не досталась никому из них. А когда-то Люциус считал ее только своей.

Крокер хотя бы чистокровный?

Эта мысль не пришла ему в голову ни разу за последние месяцы. Его происхождение не имело никакого значения. Можно было проклинать себя до скончания веков, но не чистота крови разлучила его с Нарциссой. Он всё еще не понимал, почему она попросила развод, но был уверен: Нарцисса и сама задавалась этим вопросом.

Он вдруг осознал, что не заметил, как все важные константы его мира превратились в переменные.

Когда происхождение стало неважным?

Когда неважными стали отношения с Нарциссой?

Когда он решил, что может её отпустить?

Часть жизни словно изъяли из его памяти. Он был ослеплен обидой, ненавистью, уязвленная гордость не давала покоя. Только теперь эмоции схлынули наконец, оставляя после себя пустую оболочку.

В серых собачьих глазах читались тоска и понимание.

Люциус плеснул еще вина, отпил немного и сунул собаке под нос.

— Давай выпьем за то, что я чего-то стою. Раз ты пришла за мной сама.

Пес добродушно завилял хвостом, но вино пить не стал.

— Ты права, Смерть. Это вино ужасно. Прокисло, прогоркло… А может, это мой вкус изменился? — пробормотал он и поднялся. — Проводи меня, ведь ты знаешь, что теперь мне остается делать.

…Собрать вещи, накинуть на плечи мантию и, потрепав по загривку незваного гостя, собраться в дорогу. Открыть пыльную бутылку из погреба и прихватить ее с собой, заткнуть горлышко пальцем, чтобы не пролилось, — и погромче хлопнуть дверью, чтобы прогнать все сомнения.

Палочки больше нет, потому придется нарушить закон. Снова.

Купить нелегальный порт-ключ, отправиться в Лондон и спуститься по узкой улочке, стараясь не обращать внимания на толпы магглов («Какой-то праздник? Или здесь всегда так шумно?»)

Бросить усталый взгляд на современный паб и ужаснуться, как неудачно он вписался в старинную архитектуру. Пройти между сохранившимися со времен Средневековья домами и постоять у прохладной стены в полумраке балкона, чтобы вспомнить то, что словно было не с ним и не в этом мире: холодный дождь, теплые губы и приторно-сладкое вино. А после пройти через вход для сотрудников в Министерство, спуститься в Отдел тайн. Без страха, голыми руками вырвать палочку у крепкого молодого мага (позже он будет рассказывать про беспалочковую магию, которой в совершенстве владел посетитель — а как иначе оправдать собственную несобранность?). Шагнуть в черную крутящуюся комнату, которая выбирает дверь по логике, понятной лишь невыразимцам, и вдруг с первого раза попасть в нужное место.

Люмосом — его первым заклятием после года без магии — осветить узкий коридор, по которому когда-то шли они: безумная Белла, упрямый Лестрейндж, бесстрашный Долохов, веселый Нотт — друзья и враги в единой связке — уверенные, гордые, потому что для носящих маски Пожирателей смерти не существовало преград. Здесь Поттер отчаянно боролся за свою жизнь. Здесь он разбил пророчество.

Стеллажи, полки, полки, стеллажи…

И наконец тот самый зал с каменными скамьями. Шум вдалеке — он покажется лишь фоном для ужасающего, пробирающего насквозь тиканья часов, доносящегося из Арки.

— Что же ты?.. — шепнуть самому себе, прогоняя сомнения. — Не трусь.

… Часы в мэноре он зачаровывал особым образом, чтобы не издавали ни единого звука, потому что этого не выносила Нарцисса. Старинные напольные часы с маятником эльфы унесли в подземелье — молодая хозяйка поместья бледнела, стоило ей услышать их тиканье.

Защитить Нарциссу от страхов — когда-то это был его долг. А значит, нащупать в кармане листок пергамента и старый карандаш, которые он прихватил с собой, потому что никто не уходит навсегда просто так, не предупредив, что не вернется.

— Сэр! Бросьте палочку сейчас же, иначе я буду вынужден применить силу!

Взглянуть на юного аврора, чуть старше Драко, влетевшего в комнату первым. Попросить его об отсрочке всего на минуту, на одну мордредову минуту, чтобы успеть дописать несколько слов на измятом пергаменте.

Совсем скоро он сможет узнать, что чувствовал Сириус Блэк за секунду до смерти.

Присмотреться к колышущейся ткани, прикрывающей путь — куда? В иную реальность? В другое измерение? В пустоту и безмолвие? И шагнуть вперед, напоследок обозвав себя чокнутым. Чтобы, может быть, услышать ответы на вопросы, которые так и не успел…