Эндшпиль (гет)

Дата неизвестна

Полдень по часам на белой башне

Часы на белой башне всегда показывают полночь. Или полдень — кому как удобно. Винтовая лестница начинается от входа, закручивается в спираль и поднимается всё выше и выше, пока не утыкается в абсолютно черную дверь. Эта дверь — самое черное пятно на самой белой в округе башне. Конечно, если не брать в расчет клетки на шахматной доске, занимающей половину комнаты. Но помимо черных клеток там есть и белые, а вот белых дверей в башне нет.

— Твой ход, — сообщает человек в черной мантии. Смуглая кожа, гордый профиль, темные волосы и брови — все выдает в нем восточное происхождение. Происхождение благородное: так выглядели не то фараоны в древнем Египте, не то персидские цари.

— Мне скучно, Охотник. Может, попробуем что-то поменять?

Невысокий пухлый мужчина с залысинами тяжело вздыхает. На нем клетчатый шерстяной костюм с жилеткой.

— Например?

— Новые фигуры хочу. Эти уже осточертели. Заменим кого-нибудь?

— Ты совсем недавно привел мальчика, года не прошло. Часовщик, хватит дурить.

— Мне скучно, — повторяет тот, кого назвали Часовщиком. — Скучно, понимаешь? И я уже всё придумал.

Охотник молчит. Он смотрит в окно на заснеженные вершины гор, на деревеньку в низине, потом обходит шахматную доску по периметру и приглядывается к маяку на побережье. Океан лижет золотой песок, делая его темным. Охотник любит смотреть именно в это окно.

Когда-то с подачи Часовщика он придумал горы и деревню, лес на холме и бескрайние луга. Ему хотелось разнообразия.

Теперь Охотник ненавидит горы и терпеть не может снег, он не в восторге от вечно зеленой травы в низине. Лишь маяк по-прежнему вызывает у него тёплые чувства. Там живет брат Охотника. Встречаются они редко, но само ощущение, что он не один, греет душу.

— Что ж, сейчас твой ход, Часовщик. Тебе и решать.

— Тогда так. В нашей партии скоро появится новая фигура. Мужчина. Я уже отправил за ним его старого друга.

— Если он действительно друг, то не приведет его сюда, — фыркает Охотник.

— Приведет! Он один из тех, кого я вел сюда с рождения. Я предусмотрел все варианты развития событий. Прелестно, правда?

— Правда, — эхом отзывается Охотник. — А если всё-таки друг не справится?

Часовщик морщится.

— Тогда я сам за ним схожу, черт возьми! Мне не трудно.

Фигуры на шахматной доске замерли в ожидании очередного хода.

— Игра скоро закончится, я чувствую.

Охотник молчит. Эти слова он слышал много раз. И сто, и двести, и пятьсот лет назад. Ничего не меняется.

— Делай ход, Часовщик. Мне нужно время, чтобы продумать свой.

Пешки на доске слишком сильно напоминают фигурки людей. Они начинают двигаться: идут на работу и в гости, встречаются, разговаривают, играют, влюбляются, умирают и рождаются снова. Ничего не подозревая, они проживают свою миниатюрную жизнь в дальней комнате белой башни за самой черной в мире дверью.

В комнате появляется незнакомец, как две капли воды похожий на Охотника. Он вынимает из кармана тетрадь в кожаной обложке и делает запись.

Охотник не сводит взгляда с доски, пытаясь скрыть удивление. Он хороший стратег и уже знает, какой ход следует сделать. А вдруг спустя сотни лет этот ход станет решающим? Вдруг он обретет долгожданную свободу?

Часовщик сцепляет пальцы в замок.

— Твой ход, Охотник. Удиви меня!

Ноябрь 1999 года

Она никогда не бывала здесь, но об этом месте слышала от отца. Он пугал ее историями о девочке, заблудившейся в Отделе тайн, и о мальчике, повстречавшем невыразимца в темном коридоре. Разумеется, ничего реального в этих россказнях не было. Страшные сказки, выдуманные Сигнусом Блэком, чтобы угомонить трех непоседливых дочерей хотя бы на полчаса. Когда было особенно жутко, Нарцисса пряталась под одеяло с головой или прижималась к старшей сестре в поисках защиты.

Она выросла и воочию убедилась, что у отца была не в меру развитая фантазия. Теперь Нарцисса жила под одной крышей с сотрудником Отдела тайн, он приходил домой не позже восьми — живой и здоровый. Одно она могла сказать точно: быть замужем за невыразимцем не страшнее, чем выйти за Пожирателя смерти, и, как оказалось на деле, намного безопаснее. С Солом Крокером жизнь вошла в правильное русло, потянулись обычные будни, о которых она мечтала все последние годы. Не в пример себе юной.

Двадцать лет назад казалось ужасно скучным выйти замуж за министерского чиновника, прожить жизнь в тени мужа: вышивать, шить, вязать, покупать дорогие наряды, воспитывать сына в тишине и покое старого поместья. Тогда ей хотелось приключений, страсти, всепоглощающей любви, жертвенности, хотелось эмоций, чтобы пить жизнь большими глотками, не жалеть ни минуты о прожитых мгновениях.

Глупая девчонка! Истинное счастье не в этом… Истинное счастье в безопасности, в спокойном сне, в послушном сыне, которым можно гордиться. Теперь она это знает.

По Отделу тайн блуждал ветер, забирался под мантию, ерошил волосы. Нарцисса поёжилась.

— Ситуация поистине серьезная… вы понимаете… не представляю. — Обрывистые фразы время от времени долетали до нее из соседнего зала, где её супруг в компании невыразимцев обсуждал рабочие дела. Он ушел туда около часа назад, а споры все продолжались. Нарцисса предпочитала не слушать, стараясь сосредоточиться на одном…

Арка Смерти.

От монументального сооружения в самом центре прямоугольного зала веяло холодом. Нарцисса сидела на одной из каменных скамей, образующих круг, словно в древнем Колизее. Трибуны, резные колонны по обеим сторонам от входа — казалось, будто много лет назад сюда приходили толпы зрителей, чтобы созерцать некое действо. Какое именно — Нарцисса не представляла.

Когда появился Зал Смерти и какую функцию выполняла Арка, простые обыватели не знали. Нарциссе казалось, что даже невыразимцы не смогли бы объяснить, почему это сооружение все еще здесь. Сол поговаривал, — в шутку или взаправду? — что вокруг Арки когда-то строилось Министерство. Нарцисса понимала, что секреты Отдела тайн любой невыразимец унесет с собой в могилу, потому расспрашивать не стала.

Может быть, раньше Арка и внушала ужас, но за сотни лет превратилась в груду камней, рассыпающихся от старости. Темную ткань, занавешивающую проем, Сол снял по просьбе Нарциссы. Теперь через Арку были видны каменные скамьи напротив, массивная дверь и черные стены Отдела тайн.

За последние месяцы она прочла о Зале Смерти всё, до чего позволяла дотянуться бумага, подписанная Солом. Брала книги в библиотеке Министерства и тратила недели на поиски истины. В основном попадались краткие описания Арки, свидетельства невыразимцев или сотрудников Министерства. Кто-то слышал голоса и плач. Кому-то казалось, что в Арке пространство искривляется и, если долго присматриваться, то можно увидеть самого себя, как в зеркале.

Нарцисса долго вглядывалась в пустоту, обрамленную каменными барельефами, но ничего не видела.

…Удивительно, насколько в мире всё взаимосвязано. Капли сливаются в ручьи, ручьи втекают в реки, реки впадают в океан. А люди вокруг — как песчинки на бесконечном пляже. Какова вероятность, что две песчинки встретятся? Как узнать, какие песчинки унесет бурным потоком в море, а какие так и останутся калиться на солнце?

В её жизни всё было решено с рождения. Оставалось лишь плыть в потоке, ожидая, куда он вынесет. Маленькая Нарцисса еще толком не научилась держать голову, а Сигнус Блэк уже топтался на пороге поместья Лестрейнджей. Ему казалось правильным выдать старшую дочь Беллатрикс замуж за Рудольфуса, а младшую — за второго сына Лестрейнджей, Рабастана, и тем самым установить крепкие отношения с известной чистокровной семьей Британии. С детства Нарцисса знала, что станет миссис Лестрейндж, с детства готовилась именно к этому. Только она не предполагала, что бурный поток жизни принесет ее к другому берегу. Ей и в голову прийти не могло, что жизнь, которая должна была стать самой скучной на свете, окажется чередой случайностей и совпадений. Нарцисса и не заметила, в какой момент свернула не туда, кардинально изменив планы отца.

Он очень баловал Нарциссу. Еще бы! Младшая дочь, любимая. Отец покупал ей лучшие платья и шляпки, а стоило Нарциссе пораниться или получить от Беллатрикс или Андромеды очередной подзатыльник, сажал на колени и шептал: «Ты когда-нибудь видела плачущую королеву? Вот и ты не плачь». Нарцисса ставила знак равенства между словами «королева» и «ты», вытирала слезы и задирала носик. Она — королева, а королева должна заботиться о репутации, о семье, у королевы есть долг.

Так она и жила придуманными историями, с верой в особое предназначение. Пока не совершила нечто порочащее её, попирающее идеалы, которые с таким усердием прививал ей отец. Она изменила своему жениху, Рабастану Лестрейнджу, за пару месяцев до свадьбы. И не просто изменила… Она два месяца встречалась с другим у него за спиной.

Какой был скандал! Больше всего на свете Нарцисса боялась, что отец не поймет, что выжжет с фамильного гобелена ее имя. Но Сигнус Блэк перенес разрыв помолвки стойко и смог обернуть ситуацию в свою пользу. Еще бы, ведь Малфои были на ступеньку выше и на пару миллионов богаче Лестрейнджей, так что игра стоила свеч.

Вот поэтому двадцать лет назад она вышла замуж за Люциуса Малфоя — самого завидного холостяка в магической Британии. Три недели об этом кричали все светские хроники Европы. А Нарцисса… Она просто влюбилась до умопомрачения в его колючий взгляд, светлые волосы и усмешку, которую по наивности принимала за улыбку.

Всё начиналось как игра и завершилось ее проигрышем.

Супруг изменял, врал, проводил ночи напролет в компании Пожирателей смерти, возвращался дурно пахнущий чужими духами, пьяный, нездорово бледный или слишком возбужденный. Каким-то невероятным образом ему удалось убедить Нарциссу в том, что в магическом мире так ведут себя все мужчины. И другие женщины его не интересуют. Он лишь пытается занять высокое положение в магическом обществе, а измены, взятки, обман и махинации, посещение самых злачных мест в магическом Лондоне — всего лишь элементы плана.

Аферы, аферы, аферы… И почему она столько лет терпела? Почему верила его словам, шла за ним в огонь и воду?

Люциус был богат, хорош собой и чертовски опасен. Его боялись, уважали и ненавидели. И лишь она одна его любила. Сколько воды утекло с тех пор? Сколько всего было в жизни — страшного, жуткого, мучительного… Ночи без сна, старившие её с каждой минутой. Лежа на шелковых простынях в пустом поместье, Нарцисса думала лишь о том, насколько богатство, слава и власть, что прилагались к громкой фамилии Малфой, бессильны против смерти. Тогда-то она начала мечтать о спокойствии, о тихой семейной жизни без Лорда и полуночных гаданий: вернется или нет? А если его имя окажется в том длинном списке, что публикует «Пророк» каждое утро? Люциус поддерживал идеи Темного Лорда, Нарцисса поддерживала мужа, а значит, поддерживала догмат чистой крови.

Но когда Темный Лорд исчез, Нарцисса достала из погреба самое дорогое вино и устроила праздник. Домовики приготовили ужин, а Люциус впервые за три года принес ей цветы.

Да только счастье не могло длиться вечно, Нарцисса всегда очень тонко чувствовала будущее. Лорд вернулся, а Драко — ее маленький Драко — стал Пожирателем смерти. Вторая черная метка, доставшаяся ей, на сей раз еще ближе к сердцу. На нее поглядывали с опаской, говорили за спиной: «Вот змея… Не любит же. Муж в тюрьме, а ей всё равно». Нарциссе было не всё равно, но она делала то, что умела лучше всего — держала голову высоко поднятой, не позволяла гордой фамилии упасть в грязь.

Потом была битва за Хогвартс. Нарцисса солгала Темному Лорду, рискнула всем и пошла против фамилии. Потому что в тот момент вдруг осознала, что никакая она не королева, она — мать. А остальное просто не имеет значения.

Им в спины бросали колючее «трусы», «предатели», но Нарцисса не слушала.

Когда закончилась битва, они попытались влиться в ряды победителей. В полуразрушенном Хогвартсе на них смотрели с презрением. Пришлось вернуться в родовое поместье и ждать, когда же нагрянут гости: Аврорат, министр, Пожиратели, сам Гарри Поттер — ничего бы не удивило их тогда.

Было безумно страшно. Нарцисса понимала: это еще не конец, и ждала следующего хода. Сердце подсказывало, что нужно бежать в Болгарию к тётке, скрыться в лесах, увезти свою семью подальше от дома, чтобы спасти от наказания. Нарцисса держалась из последних сил, потому что точно знала: супруг ее не поддержит.

Никто не пришел.

Все последние годы Нарцисса жила с надеждой, что когда-нибудь Лорд сгинет навсегда и всё изменится. Ей казалось, что муж начнет уделять больше времени семье, вернется к бизнесу, сын пойдет по его стопам. Только Люциус не унимался. Безвылазно сидя в Малфой-мэноре, он строил планы на будущее. Спокойная жизнь в его расчеты явно не входила. Он надеялся убедить министра в их расположении к магглорожденным, предлагал разработать закон о равноправии. Её муж, который никогда не использовал слово «магглорожденные», презирал «грязнокровок» и морщился при одном упоминании, словно те дурно пахли, теперь уверял, что готов на всё, лишь бы устроить их жизнь. Человек, которого Нарцисса боготворила, за которым молча следовала, вдруг изменил собственное мнение, сломался не от страха перед Лордом (это она была готова простить), а потому что так было выгоднее.

Он вдруг показался настолько жалким, что голова закружилась от отвращения, и её едва не стошнило. Нарцисса осознала, что придумала себе идеального мужчину и закрыла глаза на все недостатки, бездумно превращая их в достоинства. Она обелила его, превратила в идола, вознесла на пьедестал и шла за ним, потеряв саму себя. Только Люциус оказался конформистом и трусом. Приспосабливаться всегда и во всем — вот его реакция на меняющуюся реальность.

Он был готов на всё ради выживания, каждый его ход не был случаен. Люциус словно знал заранее, кем станет, что сделает, где состарится… Он распланировал их любовь так же, как потом — свою службу у Лорда, от начала и до ухода с поля боя.

— Ты рисковала, когда соврала Темному Лорду. Запомни раз и навсегда: все свои решения ты должна обсуждать со мной. Всегда. — Эта фраза стала последней каплей.

Тот, кто раньше казался ей хищником, в одно мгновение превратился в падальщика. И все эти годы он пытался ею управлять — довлел над ней, будто кукольник над марионеткой.

«Никто и никогда не указывал Блэкам, что делать, — твердил отец. — Ты королева, Нарцисса, а королева всегда поступает правильно».

…Люциус принял её решение о разводе молча. Спокойно подписал бумаги, пообещал отдать что угодно, но не поместье. Обещание прозвучало как просьба. И Нарцисса долго смотрела ему в глаза, надеясь увидеть там искренность. Люциус Малфой не может продать или разделить родовое поместье, потому что это его дом, он вырос там и любит это место. Вот что она хотела найти. Но наткнулась на колючий взгляд и кривую ухмылку интригана. И как можно было не замечать этого раньше?

Документы Нарцисса подписала не раздумывая, и в тот же день в Министерстве столкнулась с Солом Крокером — невыразимцем. Он показался ей спокойным, уравновешенным, он не тянул её в аферы, был обходителен и улыбался искренне. Он влюбился в нее, и это было заметно. Нарцисса вновь почувствовала себя королевой.

Она переехала к Солу через месяц, стараясь поскорее выбросить из своей жизни всё, связанное с Малфоем. Разумеется, она думала о сыне. Больше всего боялась, что после развода Драко отдалится, но ошиблась: он частенько заглядывал к ней, рассказывал о бизнесе, об Астории. Драко налаживал собственную жизнь в Малфой-мэноре…

…Но никогда не говорил об отце. А она не спрашивала, просто не хотела знать. Это был запрет на информацию, который Нарцисса установила сама, потому что понимала: скажи он хоть что-то о здоровье отца или обмолвись, что Люциусу плохо без нее — и она сорвется. Будет думать о нем ночи напролет, не сможет есть и спать, и непонятно, чем всё это закончится. Ясно было лишь одно: Люциус Малфой не заслужил больше ни единой жертвы с её стороны.

С Солом они поженились перед Рождеством, церемония была тихая. Да и какая могла быть свадьба, когда ей уже за сорок. Вновь надеть белое платье Нарцисса была не готова. У Сола был взрослый сын, у нее тоже. Потому Нарцисса была в голубом, Сол — в черном. Всю ночь перед свадьбой она представляла, что Люциус всё-таки явится, что напьется до зеленых пикси, устроит скандал, попросит её вернуться или утащит в поместье под Империусом. Нарцисса не сомкнула глаз до утра, зато была готова ко всему. Она распланировала свои действия на любой случай, но Люциус не пришел. Лишь к вечеру прилетела сова с поздравительной открыткой. Сухие слова, выведенные ровным красивым почерком: «Поздравляю с днем свадьбы. Будь счастлива. Люциус Малфой».

Нарцисса вглядывалась в буквы до рези в глазах, пыталась найти хоть какое-то свидетельство того, что его рука дрогнула. Идеально белое полотно открытки, пара голубей на обороте — зацепиться было не за что.

Вечером, когда супруг уснул, Нарцисса спустилась в гостиную, разожгла камин и спалила в нем всё, что еще оставалось от прошлой жизни: колдографии, подарки Люциуса, записки, признания (настолько сухие, что теперь ей казалось, будто он писал их по шаблону) — всё, что мог поглотить огонь. Точка была поставлена, и на следующее утро она проснулась счастливой. Так продолжалось шесть месяцев и двенадцать дней.

А потом пришел Северус Снейп.

Они сидели в Большом зале Хогвартса. Вокруг не было ни души.

— Он умирает, — сказал Северус.

Пустой стол Слизерина казался Нарциссе бесконечно длинным.

— Кто?

— Люциус.

Северус не сводил с неё глаз. Кажется, был день святого Валентина, потому что над столами парили свечи в виде сердец, на стенах были развешаны до отвращения розовые банты и золотые колокольчики. Точно такие же позвякивали от легкого сквозняка на стенах бальной залы Министерства магии двадцать лет назад.

— Зачем ты так говоришь?

— Потому что я вижу, Нарцисса. Он умрет.

Нарцисса собрала волю в кулак и взглянула на него снова.

— Он болен?

— Он здоров.

— Его хотят убить?

— Он в безопасности.

Этот диалог начинал напоминать игру в Плюй-камни.

— Тогда почему он должен умереть?

— Он так хочет.

Нарцисса вздрогнула и поежилась. Ветерок затушил одну из свечей, и она упала, рассыпаясь по полу бледно-желтыми крошками.

— Собирается покончить с собой?

— Да.

— Ему плохо?

— Он счастлив. Устраивает приемы, веселится, как в юности, много пьет.

— Тогда зачем ему?..

— Он не может страдать. Не умеет. Все это веселье настолько наиграно… Словно пир во время чумы.

— Я не вернусь. Он сам поставил точку.

— А он и не попросит. Он думает, что точку поставила ты.

На Северусе была всё та же профессорская мантия, только профессора никогда не сидели за школьным столом.

— Что мне делать?

— Я не знаю.

— Тогда зачем ты пришел? — Нарцисса не выдержала, поднялась и сжала в руках палочку. — Зачем? Я не хочу ничего о нем знать.

— Ты злишься?

— Да.

— И он злится.

— Злится? Из-за чего? Он должен злиться лишь на себя.

Северус принялся разглядывать звездное небо на зачарованном потолке.

— Как думаешь, Сириус сегодня виден?

— Звезда?

Северус промолчал, лишь покачал головой.

— Она самая яркая на небе, столько легенд, историй с ней связано…

— При чем здесь… — прошептала Нарцисса и закусила губу, вспоминая о брате. Она не думала о нем уже несколько лет. Вспомнить о Сириусе Блэке сейчас? Какое это вообще может иметь значение?

— Ты что-нибудь слышала о созвездии Павлин? Нет? И я. О нем нет ни одной истории. Его словно забыли. А ведь в этом созвездии семьдесят девять небольших звезд, его видно в Южном полушарии. А Сириус — всего лишь одна яркая звезда, но о нем так много говорят, и ты...

Нарцисса подняла глаза.

— …и ты обвинила мужа в убийстве Сириуса Блэка, хоть и прекрасно знала, кто толкнул его в Арку. Люциус не сомневался ни секунды, когда ставил подпись на бумагах о разводе. Он был уверен, что ты всю жизнь по-настоящему любила лишь одного мужчину. И это был не он…

Вина навалилась на плечи удушающим грузом, и Нарцисса проснулась.

Она вздохнула и поправила платье. В Отделе тайн ничем не пахло. Это было неестественным и почему-то пугало.

18 июня 1996 года

— Куда ты? Что ты собрался делать?!

— Ты знаешь.

Люциус шел по мощеной дорожке к воротам, сам не зная почему. Хотелось в сердцах хлопнуть дверью, а ведь мог аппарировать от крыльца.

Скользкое чувство где-то внутри — он вот-вот совершит ошибку, а может быть, уже совершил, ведь вызвался выполнить слишком трудное задание. Он поклялся принести Лорду пророчество на серебряном подносе, а ведь битвы не миновать. Каким бы слабым нибыл Гарри Поттер, вряд ли он придет один. А несколько подростков, пусть и владеющих самыми заурядными заклинаниями, — это уже проблема, которую не так-то просто решить. Убивать Поттера запрещено, но и игнорировать невозможно. Его приказано взять живым. Лорд думает, что получит сразу всё: постылого мальчишку и пророчество, сделанное когда-то Трелони. Но даже властелины судеб иногда ошибаются.

Кованые ворота с гербом рода распахнулись, пропуская хозяина. Он ускорил шаг, надеясь поскорее скрыться с глаз Нарциссы.

— Люциус! Пожалуйста, посмотри на меня!

Пришлось обернуться. Светлые волосы растрепались, шарфик почти соскользнул с её шеи. Нарцисса стояла на холодном ветру в тонком платье и смотрела на него с надеждой.

— Пожалуйста, ради всего, что тебе дорого, ради меня… Не ходи туда.

— Иди в дом, дорогая. Я вернусь.

Всё, что он мог ей дать сейчас, — пустое обещание. Но этого уже было слишком много. Люциус зашагал вперед, борясь с пронизывающим ветром. Где-то позади стояла его Нарцисса. Она плакала?

В тот день Люциус домой не вернулся. Он не возвращался почти год. В Азкабане у каждого были свои развлечения. Кто-то тихо сходил с ума, исписывал стены словами, изрисовывал картинами. Некоторые придумывали себе друга и болтали, делились последними новостями. Люциус был среди них самым одиноким, потому что не смог выдумать ничего. В пустое, не занятое размышлениями о своем долге время он искренне пытался свихнуться. Хотя бы на чуть-чуть, навсегда никак нельзя — есть ведь жена, сын, древний род, о судьбе которого необходимо позаботиться, — но даже на чуть-чуть не получалось. Люциусу было невыразимо скучно. Реальность проросла сквозь тело и вытягивала жилы. Всё болело, было холодно, и чертовски хотелось привычной для желудка еды и кровать с пуховым матрасом.

Стоило Люциусу заснуть, скудная фантазия, словно бы за неимением лучшего, подбрасывала мутные образы Нарциссы — юной, на которой он когда-то женился. Она улыбалась или поправляла платье, но почти всегда исчезала, вспугнутая резкими звуками, лязгом цепей и шорохами. Вот тогда он и понял, что в отличие от остальных его разум слишком уязвим. Безумие — это бегство от реальности. Он же на побег не способен. И все происходящее вокруг: от фигур, мелькающих в окнах, до охранников-магов, давно лишившихся души, — все это не сведет его с ума никогда. Его крайностью станет смерть. Так он и жил, балансируя на грани отчаяния. Верить оставалось лишь в Лорда, больше верить было не в кого.

…И Люциус вернулся. В доме пахло жасмином. Белая ветка стояла на столе в хрустальной вазе. Он не помнил, как его встретила Нарцисса. Кажется, они обнимались, давали клятвы, которые никогда не смогли бы сдержать. Люциус помнил, как они, засыпая в одной кровати, переплетали пальцы, словно стараясь понять: живы ли пока? Счастливы ли сейчас? О будущем никто из них тогда не думал.

Но и в тот вечер он почувствовал запах перемен. Его принес жасмин? Откуда взялась эта ветка, ведь жасмина отродясь не было в их саду. Зато его было много в саду Блэков.

Утром Нарцисса казалась отстраненной и задумчивой, словно хотела о чем-то спросить, но не решалась. Словно это «что-то» мучило ее ничуть не меньше его заключения, и мучило давно. Когда он спустился в холл, планируя отправиться к Лорду, когда он толкнул громоздкую дверь, впуская в дом запах сырости и дождя, и обернулся, чтобы попрощаться, Нарцисса вдруг направила на него палочку.

— Ты убил Сириуса.

Это был не вопрос, но и не утверждение.

Люциус замер на пороге, подставляя каплям дождя шелковую мантию.

— Его убила Беллатрикс.

Это было правдой, но Нарцисса не ждала ответа. Она лишь неопределенно качнула головой. Так поступают дети, которых всё еще пытаются убедить в существовании Санта-Клауса.

Тогда Люциус осознал: пока Нарцисса не поймет, что его слова — правда, она будет намеренно ломать их отношения, жечь мосты, построенные за эти без малого двадцать лет совместной жизни. Потому что Сириус Блэк был для нее не просто кузеном. Он был другом? Любовником? Люциус не знал точного ответа. До расправы с Поттерами Сириус Блэк частенько появлялся в их доме по утрам и уходил за пару минут до его возвращения. Из страха за свою жизнь домовики рассказывали хозяину всё, а Люциус не мог не задавать вопросов. И тогда все ссоры в поместье были связаны с Блэком, потому что Нарцисса ничего не объясняла. Она молча уходила в свою комнату, гуляла по саду, читала книги, пила чай. Её молчание могло тянуться днями. И назвать это ссорой было нельзя, но для Люциуса молчание было тяжелее скандала. Потом Блэк оказался в Азкабане, и на какое-то время их семья стала нормальной. И вот теперь…

— Ты мне не веришь?

Нарцисса прислонилась к стене. Молча.

— Нарцисса… Ты. Не веришь. Мне?

Сердце Люциуса рухнуло в пропасть, повисло на тонких нитях. В груди заболело.

— Ты был там. И дрался с ним.

— Беллатрикс его убила. Из-за нее Блэк провалился в Арку. Но… Постой, ты обвиняешь меня в его смерти?

— Да, — она выплюнула это слово, и в глазах вдруг зажглось пламя. — Да! Да, Малфой! Да… Я говорила — не ходи туда. Говорила, что вижу, как всё будет! Ты никогда меня не слушаешь. Я словно пустое место. Ты всё решаешь за меня, всегда! А с недавних пор еще и не веришь мне.

— Ты с ним спала? — Слова вырвались сами собой.

Нарцисса отшатнулась от него, словно он был ей противен.

— Да как ты смеешь!

Люциус швырнул на пол маску Пожирателя смерти. Он кричал на жену как никогда раньше, объяснял, доказывал, а она кричала в ответ. А потом он просто сбежал. Аппарировал к Лорду, чтобы не видеть больше ее растрепанные волосы и слезы, застывшие в глазах.

Больше о Сириусе Блэке они не говорили, но всё начало рушиться, рушиться, рушиться. Как ни пытались они спасти брак, он катился в пропасть.

Люциус сжимал руку жены, пока они стояли в полуразрушенном Большом зале. Он смотрел в сияющие от слез глаза Нарциссы, а она смотрела на их сына. Тогда Люциус решил, что Нарцисса больше не любит его. Любовь умерла — а до Сириуса Блэка или вместе с ним, Люциус тогда не понимал.

Они вернулись в поместье под вечер, ждали авроров. Люциус вновь смотрел на жену, а она молчала. Тишина между ними казалась настолько гнетущей, что он вдруг понял: она поглотит их навсегда, заберет к себе — время навек остановится, и уже не убежать от той ямы, в которую их затягивает.

— Нужно всё поменять. Во имя блага семьи. Нужно использовать положение, в котором мы оказались. Доказать, что мы не против магглорожденных, а за них. Я знаю, как это сделать. Слушайся меня, и всё будет хорошо. Ты рисковала, когда соврала Темному Лорду. Запомни раз и навсегда: все свои решения ты должна обсуждать со мной. Всегда.

Нарцисса вздрогнула. Чашка на подносе тоже вздрогнула и раскололась. Кофе пролился на блюдце.

— Нам лучше какое-то время пожить отдельно.

От этой фразы ему стало трудно дышать. Пришлось расстегнуть пару пуговиц, посчитать количество собственных вздохов.

Её любовь умерла. А Люциус так и не решился признаться, что все эти годы их чувства были взаимными.

Нет, никогда, я никуда тебя не отпущу, — хотелось кричать во весь голос. Но не принуждать же ее, в самом деле! Опоздавшее на двадцать лет признание смогло бы всё изменить. Только вместо него предательски дрожащие губы произнесли:

— Ты права… Так будет лучше.

* * *

Август 1998 года

— Сегодня будет праздник. — Люциус покачивался в кресле, в котором так любил сидеть его отец. Старое, скрипучее кресло-качалка с золотыми драконами на полозьях и вырезанными детской рукой на спинке инициалами «А.М.»

— Праздник? — Северус Снейп с интересом глянул на друга. — Какой? В честь чего?

— Теперь я свободный человек, Сев. Ты не представляешь, каково это. Ты можешь не задумываться ровным счетом ни о чем, можешь плевать на этикет. Есть мясо без ножа, откусывать огромные куски, чавкать. Можешь пригласить кучу гостей. Да хоть проституток и магглов. Ты можешь всё.

Северус смерил его задумчивым взглядом.

— Это не свобода, Малфой. Это пустота. Одиночество, разве не понимаешь?

— Это свобода. Свобода. — Люциус достал сигару из отцовского портсигара и понюхал её. — Свобода пахнет сигарами и вином. Вчера купил у Розмерты целый ящик. Безумно дорогое!

— Нарцисса никогда и ни в чем тебя не ограничивала. Разве что… держала в рамках приличий?

Люциус только хмыкнул в ответ на глупый вопрос. Сегодня он подписал все бумаги, заперся дома и долго ходил из угла в угол, и гордясь своим решением, и презирая его. Интересно, если жена еще до того, как была оформлена последняя бумага, вдруг решила перебраться к новому ухажеру, значит ли это, что развод не был обоюдным желанием и она просто бросила тебя?

— Нарцисса тебя не бросала.

— Я сказал это вслух? — Люциус на миг замер, потом вдохнул крепкий табачный запах и снова оттолкнулся ногами, наслаждаясь мерным поскрипыванием кресла.

— Отчасти. — Снейп расстегнул пару пуговиц на черном камзоле. Камин мирно потрескивал.

— Она меня бросила. Её любовь умерла.

— Ты сам в этом виноват.

Люциус смерил его нечитаемым взглядом, отхлебнул вино прямо из бутылки и пропел нарочито весело:

— Может быть, даже влюблюсь!..

Бутылка из темно-коричневого стекла опустилась на пол с неловким стуком.

— В кого?

— В кого угодно. Она будет хороша собой, умна и, конечно, моложе меня лет на пятнадцать.

— Тебе больно?

— Я счастлив! Счастлив как никогда. Вот приедет Драко, и мы закатим настоящий праздник.

Драко не был у него ни разу. С тех самых пор, как Люциус перебрался в поместье на северном побережье Англии, уверяя, что морской воздух полезен для здоровья, а будущей молодой семье — Драко и Астории — лучше строить отношения без его вмешательства. К тому же Драко получил семейный бизнес — то, что осталось от него после уплаты контрибуции, — ему было чем заняться в мэноре.

Сын не то игнорировал приглашения, не то и правда был очень занят.

А Люциусу было одиноко. Он бродил по побережью, вглядывался в узкую линию горизонта и радовался, когда там появлялся корабль. Это означало, что жизнь продолжается и где-то там за морем на него тоже кто-то смотрит, кто-то живой. Только так Люциус избавлялся от одиночества, ведь колдовать теперь было нельзя. Его на десять лет лишили палочки за пособничество Темному Лорду, и лишь благодаря Поттеру не отдали дементорам. Видимо, мальчишка чувствовал себя обязанным его семье. Глупая ошибка! Нарцисса больше не носила фамилию Малфой. Теперь Поттер будет отдавать долги Крокерам.

— Ты всё еще надеешься, что Драко придет?

Люциус нахмурился и глотнул вина, предпочитая оставить вопрос без ответа. Кислый напиток с горьким послевкусием — как и вся его нынешняя жизнь. Долгожданная свобода с привкусом потери.

— Ты убиваешь себя, — мрачно заметил Северус. — Медленно, но верно.

— Я в порядке. В полном порядке. Вот только приедет Драко, и мы устроим… — Голова кружилась от выпитого. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок. — Жаль, что ты теперь не пьешь, старый друг. Могли бы отметить мои похороны.

Но ему уже никто не ответил. Место напротив пустовало, и только ветер гулял по комнатам. В распахнутые окна врывался запах старой Англии — сырой, смердящей, запах водорослей и застойной воды.

Ноябрь 1999 года

— Какой ты ее видишь?

— Кого?

— Арку.

Сол сел рядом и взял ее за руку. Он казался усталым и раздраженным. Видимо, собрание Отдела прошло не слишком хорошо.

— Никакой… — Нарцисса взглянула на супруга. — Я ничего внутри не вижу. Ни мутной глади, ни отблесков, ничего. А ты?

— А я слышу голоса мертвых. Или не мертвых. — Сол покачал головой. — Я просто слышу голоса.

Нарцисса обняла себя за плечи. Сол помолчал немного, глядя на нее.

— Все видят и слышат ее по-разному. Для кого-то это просто Арка. Один друг рассказывал мне, что как-то ночью был в патруле и отчетливо слышал тиканье огромных часов, доносящееся из Арки.

— Мы были очень дружны с кузенами — Сириусом и Регулусом. — Нарцисса сама не понимала, почему стала говорить об этом. Просто момент был подходящий. Теперь она была готова разделить с Солом и свои страхи тоже. — Я больше любила Сириуса — за его открытость, а Беллатрикс всегда находила, чем заняться с Регулусом. Как-то раз, когда Сириусу было шесть, а мне десять, тётя и дядя устроили званый ужин в саду. Все взрослые ушли из дома, а мы остались и решили поиграть в салочки. И так случилось, что Сириус задел огромные часы с маятником — старинные, прабабушкины. Часы звякнули и повалились на пол. Я хотела их удержать, но они упали прямо на меня.

Сол нахмурился.

— Ты никогда не рассказывала мне.

— Я на всю жизнь запомнила этот звук. Скрип и скрежет, звон пружин. И боль. Я тогда сломала ключицу и потеряла сознание. А Сириус как-то вытащил меня из-под этой рухляди. Он с детства был смелым. С тех пор мне казалось, что я в долгу перед ним, ведь он меня не бросил. Но долг я так и не отдала, наоборот, пошла на поводу у своей семьи и на долгие годы разорвала с ним отношения. Мы помирились за пару лет до моей свадьбы. Сириус навещал меня время от времени. Мне казалось, что я в безопасности рядом с ним, хотя Лорд становился всё сильнее, а Люциус всё реже появлялся дома.

Сол молчал, разглядывая Арку. Нарцисса тоже не сводила с неё глаз. Пустота в каменной оправе, словно кто-то поймал в крепкие объятия сгусток воздуха и сжимает, сжимает, сжимает.

— Я ненавижу большие часы, Сол.

Тот сжал ее плечи.

— Нарцисса, почему ты не сказала раньше? Мы могли бы избавиться от часов с маятником в гостиной. Я… Мерлин! Я ведь подарил тебе часы на день рождения.

Нарцисса лишь сдержанно кивнула.

— Не бери в голову. Я должна была преодолеть свои страхи. Теперь мне не страшно, просто… не люблю часы. Вот и всё.

Сол нахмурился и взглянул на Арку снова. Его определенно что-то терзало.

— В чем дело, Сол?

— Знаешь, нам лучше уйти отсюда, Нарси. Отдел тайн никогда не был безопасным местом, а теперь и вовсе… Здесь кое-что происходит. Поговаривают, что министр планирует полностью изолировать Отдел от магического мира, — прошептал тот.

— Изолировать? Он и так никогда не был открыт.

— Но теперь даже сотрудники Министерства не смогут попасть на этот этаж. — Сол устало вздохнул и сгорбился, изучая мраморные плиты на полу. — Опытные маги уже зачаровывают лифты. Но об этом никто не должен знать, поняла?

— Ты же знаешь, что я…

— Знаю, но некоторые вещи не имею права сказать даже тебе.

Нарцисса замолчала, обдумывая его слова. Взглянула в Арку и замерла. На какую-то долю секунды ей показалось, что в пересечении косых лучей светильников появился образ Люциуса в темной мантии. Только мираж развеялся, не оставив и следа.

— Всё нормально? — Сол сильнее сжал её плечи.

— Да… Просто холодно здесь.

— Идем. Я провожу тебя домой.

— Дай мне еще пару минут, Сол. Я скоро выйду. Хочу… попрощаться.

— Хорошо. Буду ждать снаружи.

Сол поднялся и зашагал к двери, с шарканьем подволакивая ногу. К этим звукам Нарцисса успела привыкнуть. Он хромал с детства, но никогда не пользовался тростью.

Дверь закрылась с тихим стуком, и Нарцисса осталась наедине со своими мыслями.

Пальцы задрожали, она оперлась ладонями о колени, не поднимая глаз, словно образ Люциуса и правда всё еще был там, в каменной раме.

— Ты мог хотя бы написать мне письмо. Тебе не кажется, что я заслужила?

Никто не ответил. Нарцисса прикусила губу. По телу разлилось тепло, ветер больше не тревожил седеющие пряди волос. Словно она наконец выплеснула обиду, спрятанную глубоко в душе, и успокоилась.

— Снова удивил меня… Ты всегда удивлял. Не понимаю, зачем сюда пришла. Проснулась утром, оделась и спустилась к завтраку раньше обычного. Знала, что должна увидеть это место именно сегодня. В день годовщины нашей свадьбы. Думала, что пойму твой поступок. Внезапно пойму, ведь когда-то у меня был талант к Предсказаниям. Думала, почувствую. Ты ведь действовал наверняка. Зачем так сложно? Почему? На свадьбе Драко ты был обычным… Вежливым, спокойным, даже пожал руку Солу. Ты… Что ты чувствовал?

Мир не собирался давать ей ответы. Он молчал, молчали скамьи, выстроенные ровными рядами, словно в древнем амфитеатре, светильники на стенах. Арка тоже молчала…

— Ты хотя бы подумал, каково будет нашему сыну? Когда вот так наутро после собственной свадьбы он узнает, что его отца больше нет? Ты не думаешь. Ты никогда ни о ком не думал. Мы даже попрощаться не можем.

Она поднялась и направилась к Арке. Ступив на помост, замерла: от Арки веяло холодом. Все ближе и ближе к вечному заточению. Нарцисса осторожно погладила холодную оправу. Страшное, но притягательное сооружение. Нарцисса обошла её, провела рукой по серым камням и отшатнулась, когда на пол посыпались фрагменты лепнины. Издалека Арка казалась нагромождением острых камней, но вблизи можно было разглядеть узорчатые барельефы — головы сфинксов, лица, перекошенные ужасом, колесницы, единороги, женщины, мужчины и неведомые существа. Змей с разверзнутой пастью, проткнутый мечом, а рядом мальчишка. Поттер? Нарцисса наклонилась ближе. Поттер, убивающий василиска в Тайной комнате?

Во рту змея лежала записка. Нарцисса вытащила кусочек пожелтевшего пергамента и замерла, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Откуда она здесь? Ведь невыразимцы три месяца назад всё здесь осмотрели. Или они не рискнули подойти настолько близко? А что, если записка предназначается не ей?

Оглянувшись, она решительно развернула пергамент.

* * *

Гранитные стены в Отделе тайн были отполированы до блеска. Нарцисса замерла, вглядываясь в импровизированное черное зеркало. Отражение ее испугало — блеклые седеющие волосы, пепельно-серое лицо... Вздрогнув и поежившись, она осторожно тряхнула головой, чтобы развеять видения — сгорбившаяся старуха у могилы Сола, и никого рядом. Смерть в одиночестве стала самым жутким кошмаром этой жизни. Жизни, в которой она миссис Крокер.

Нарцисса опустила голову и ускорила шаг, стараясь не смотреть по сторонам. Действительно жуткое место.

В конце коридора, где он переходил в широкий холл, с кем-то спорил Сол. Справа и слева виднелись двери в боковые помещения. Прямо перед ними были натянуты серебристые ленты. Лишь подойдя поближе, она поняла, что это не ленты, а магические ограничители. Сол поднял голову и кивнул ей в знак того, что скоро освободится. Его собеседника Нарцисса не знала. Высокий худощавый мужчина, чуть сгорбленный, один глаз был прикрыт повязкой из грязно-серой ткани. Седые волосы, такая же борода, смуглая кожа. Он говорил вкрадчиво и тихо. Аврор? Или невыразимец, как Сол? Она неспешно подошла ближе. Одна из дверей была приоткрыта. За ней виднелась простая кирпичная стена, и лишь магические ограничители подрагивали из-за гуляющего по коридору сквозняка.

— Добрый вечер… Мне подождать тебя в Атриуме? — Нарцисса вежливо улыбнулась незнакомцу и взглянула на супруга.

— Было бы прекрасно.

Нарцисса направилась было к выходу, но кто-то резко схватил её, она едва не рухнула на скользкий пол, но чужие руки удержали от падения.

— Стой.

Нарцисса подняла глаза. Тонкие бледные пальцы незнакомца сжимали её запястье. Она едва не задохнулась от возмущения.

— Что вы… себе позволяете?

Сол молчал. Казалось, он не двигался, словно… боялся?

— Миссис Крокер? Нарцисса Крокер? — Мужчина кивнул сам себе. — Это вы.

Нарцисса дернула рукой, надеясь, что он отпустит. Хватка ослабла. Кровь хлынула по венам, и Нарцисса с трудом подавила желание потереть запястье.

— Вы брали книги из библиотечной секции Отдела тайн. Я видел ваши инициалы в карточках. Это Сол выписал вам разрешения.

— Да, Сфинкс, — пробормотал тот.

— Ты не посоветовался со мной.

— Что вам от меня нужно? — перебила его Нарцисса.

Сол выразительно посмотрел на неё, словно умолял молчать.

— Вы интересуетесь Аркой?

Нарцисса кивнула.

— Ваш интерес связан с Люциусом Малфоем?

Это было очевидно, но она не знала, что ответить. Вдруг появилось ощущение, что сказать сейчас да — значит подтвердить какую-то неясную теорию незнакомца. Он обвинит её в браке по расчету или… еще в чем-то.

— Это не имеет значения.

— Имеет. Это имеет большое значение. За известную нам историю Арки в нее попали трое. Это то, что нам доподлинно известно. — Тот, кого Сол назвал Сфинксом, погладил бороду. — И вот незадача. Двое из них как-то связаны с вами.

— Вы так говорите, словно я…

— И это еще не всё. Вы снились нам, Нарцисса. — Сфинкс глянул на Сола единственным глазом и покачал головой. — Ты невыразимец, но как вышло, что твоя супруга куда более бесстрашная? Уж не от Малфоя ли ей это досталось?

Нарцисса прикусила губу, с трудом сдерживая позыв выкрикнуть: «Мой бывший муж — трус», но вовремя замолчала, потому что Сфинкс вынул из кармана широкой мантии толстую тетрадь с записями. Он взмахнул палочкой, наколдовал перо и написал несколько строк. Нарцисса отвернулась. Отец научил ее никогда, ни при каких обстоятельствах не читать чужие записи без разрешения. Этому же она всегда учила своего сына.

— Как вы думаете, какая роль у этой Арки? — поинтересовался Сфинкс.

— Как думаю я или как говорится в книгах? — переспросила Нарцисса.

— А это уже интересно. — Сфинкс убрал тетрадь. — Что думаете вы, Нарцисса?

— Я думаю, что недаром она называется Аркой Смерти.

— Считаете, что все, кто вошел в нее, мертвы?

— Нет. Но покинуть ее нельзя.

— Интересно, — пробормотал Сфинкс. Его голос казался хриплым, а жесты были неторопливыми. Он и правда напоминал древнюю кошку. — И что же там, внутри?

Если бы Нарцисса знала ответ… Она вздохнула и крепче сжала кулак, надеясь, что никто не заметит записку.

— Я не знаю. Иной мир?

Сфинкс приподнял седую бровь, словно задумываясь над её словами.

— Они просто ушли в другой мир? А в этом мире осталась пустота… — Он повернулся к Солу, глядя, словно учитель на глуповатого ученика.

— И пустота стремится заполнить себя? — предложил Сол.

— Нет! Ну нет же! — Сфинкс разочарованно хлопнул себя по лбу. — Нарцисса… Что происходит с местом, которое не занимает больше человек?

Она моргнула, пытаясь осознать, чего от неё хотят, и о какой пустоте говорит Сфинкс. Запястье саднило.

— Это место больше не нужно, — прошептала Нарцисса. — Оно исчезает.

Сол вздрогнул, а Сфинкс ухмыльнулся, показав неровные желтые зубы.

— Исчезает, верно. Исчезают люди, исчезают и места, которые для них предназначены.

— Что всё это значит? — Нарцисса шагнула вперед, пытаясь поймать взгляд Сфинкса. — Почему за той дверью — стена? Зачем здесь магические ограничители?

— Исчез один из кабинетов, Нарцисса. Хотите знать правду? Правду, доступную только сотрудникам Отдела тайн.

— Не стоит, — вмешался Сол. — Мы не имеем на это права. Не втягивай ее, прошу.

— Она снилась сфинксам, Сол. Она — Искатель.

Нарцисса глянула на мужа и замерла. При упоминании этого слова он вдруг вытянулся в струнку, побледнел и взглянул на нее с ужасом.

— Ты ошибаешься.

— Я никогда не ошибаюсь, Сол. Искатель должен был появиться, ситуация подходящая. И вот она здесь. Я узнал ее.

Сфинкс запахнул мантию.

— Она Искатель. Отдел редко выбирает Искателей из числа тех, кто уже ему служит. Это всегда сторонние люди, волей случая оказавшиеся здесь… Их ведет судьба, и каждый шаг в жизни предназначен для того, чтобы в какой-то момент они встретились с Отделом один на один.

— Я не понимаю, — прошептала Нарцисса.

— Пока нет, но скоро поймешь. Идем…

Он зашагал по коридору. Сол сжал руку жены, привлекая ее ближе.

— Что ты там сделала? Что ты сделала у Арки? Просто так Отдел не выбирает! Что ты увидела? Зачем, Нарцисса? Я же говорил, не стоит тебе приходить, — Сол смотрел на нее со страхом, — родная моя…

— Всё будет в порядке. — Нарцисса высвободила руку. В ладони была зажата записка, но не в ней же дело? Или в ней? — Мне нужно идти за ним?

— Да. Я тоже скоро приду. — Он погладил ее плечо, будто собираясь остановить, но так и не решился. — Осторожнее, прошу…

— Что это за Искатель? Почему ты так боишься?

Сол замолчал, встревоженно вглядываясь в её лицо.

— Пешка Отдела тайн и его магическое порождение... Искатели слишком часто погибают.

Нарцисса сглотнула, сердце забилось быстрее. Захотелось развернуться и бежать без оглядки прочь из этого места, забраться дома под одеяла, выпить снотворное и отключиться на несколько часов, чтобы ни о чём не думать.

— Я не умру, — уверенно произнесла Нарцисса.

Конечно нет. Только не из-за Малфоя.

* * *

Звук шагов отражался от стен набатом.

— Что я должна найти? — спросила Нарцисса, когда они со Сфинксом прошли по шести черным коридорам и свернули в холл. С двух сторон возвышались полки, заполненные артефактами. Потолок был где-то невообразимо высоко, если и был вообще.

— Выход. Ты должна найти выход из сложившейся ситуации. Я расскажу тебе всё, но ты должна поклясться, что никто об этом не узнает.

— Могу дать Непреложный обет, — пробормотала Нарцисса.

Сфинкс замер и подался вперед, разглядывая ее единственным глазом. От этого пронзительного взгляда Нарциссе стало нехорошо. Он словно использовал легилименцию, но без палочки.

— Не надо. Я вижу тебя всю. Ты одна из нас. И нам нужна твоя помощь.

— У меня есть долг перед семьей. Я не обязана в этом участвовать.

— Может быть. Только вот у тебя есть муж, который не должен быть с тобой. Ты еще не поняла? — Он усмехнулся. — Ты встретила Сола Крокера и вышла за него замуж только для того, чтобы попасть сюда.

— Что за абсурд? Зачем вы говорите всё это?

— Где ты познакомилась с Солом?

— В Министерстве… Мы с Люциусом подписали бумаги, и я вышла в коридор. Было немного…

Она вздохнула, не зная, как описать те чувства. Боль. Было больно потому, что он не стал спорить или сопротивляться и молча подписал бумаги. Улыбнулся, поцеловал ей руку, сказал, что теперь она получила то, чего хотела. Хоть это и была чистая правда, Нарциссе вдруг захотелось кричать, что нужен был вовсе не развод. Ей нужен был Люциус. Тот Люциус, из самых лучших ее воспоминаний, а не интриган и кукловод. Она хотела покоя. И любви…

В тот самый момент Сол и увидел её в коридоре. И как-то всё закрутилось…

— Видишь? — Сфинкс в своей беспардонной манере дернул её за руку, словно разговаривал с глупой девчонкой, а не взрослой женщиной. — Отдел тайн свел вас. А в Хогвартсе… ты помнишь, какой предмет тебе удавался больше всего? Постой, я угадаю. Предсказания. Или Руны. Что-то в этом роде. Ты должна хорошо искать, видеть знаки, уметь быстро принять решение.

Предсказания.

Люциус всегда смеялся над этим. Говорил, что такой науки нет, что она выдумщица и фантазерка.

«Не бывает интуиции, не может быть видений, если ты нормальная волшебница, а не чокнутая, как некоторые. Есть только магия, понимаешь, Нарцисса? Я верю в нее, а не в пророчества».

Интуиции нет, но как же тогда объяснить, что в день битвы за Хогвартс Нарцисса прекрасно знала, что делать. Она предвидела смерть Волдеморта и знала, что убить Гарри Поттера тому не удастся. Его снова защитят чары. Она знала, что надо подойти к мальчишке и солгать ради своего сына. Тогда Лорд будет упиваться победой, слепо доверится и проиграет. А она так долго мечтала вбить первый гвоздь в крышку его гроба.

Нарцисса знала наперед — не всё, не всегда, но очень часто. Знала, что Люциус не вернется после битвы в Отделе тайн, и проклинала себя, что не нашла нужных слов, чтобы его остановить. Не знала Нарцисса лишь о том, что и для Сириуса этот бой станет последним и он упадет в проклятую Арку.

Она не знала, что сделает Беллатрикс. Но четко осознавала, что если бы Люциус не пошел в Отдел тайн, то и Сириус Блэк остался бы в живых. Она винила его, хотя должна была винить саму себя.

Или свой «дар».

— Думаешь, Сириус Блэк мертв?

Нарцисса вздрогнула и глянула на Сфинкса. Тот лукаво улыбнулся.

— Прости, мне доступны мысли окружающих.

Нарцисса помолчала немного.

— У меня нет ответа на ваш вопрос.

— Я расскажу тебе кое-что, Нарцисса…

Сфинкс отпер серую дверь в конце коридора, и они вошли в просторный кабинет с мраморными стенами. Большой дубовый стол пустовал, словно за ним и не работал никто. На стене были развешаны изображения египетских богинь и богов.

Сфинкс указал на кресло, и Нарцисса послушно села.

— Год назад в Арку вошел юноша, — Сфинкс замолчал, разглядывая свои руки. Нарцисса ждала.

— Юноша исчез навсегда. Его звали Трифолиус. Ему было шестнадцать лет.

В комнате запахло благовониями. Ароматы появились словно из ниоткуда, и Нарцисса с интересом огляделась.

— Мальчика довел до этого Отдел тайн.

— Но почему он оказался здесь? В шестнадцать-то лет.

— Трифолиуса привел в этот кабинет Отдел тайн. Он был талантлив и умен. Мы возлагали на него особые надежды. — Сфинкс сел и оперся о стол. — Структура Отдела не так проста. Думаю, для простых магов Отдел тайн — это загадочное место, никто в действительности не знает, в чем заключается наша работа. Нам приписывают и занятия темной магией, и кровавые ритуалы. Ничего такого нет. Мы просто должны сдерживать силу артефактов, которые здесь находятся. А иногда — пытаться изучить их свойства. Потому помимо невыразимцев существуют сфинксы. Мы следим за всем, что происходит в магическом мире. Магии не должно быть слишком мало или слишком много, иначе мир не сможет существовать. Наша задача — поддержание баланса. Мы прячем опасные и могущественные артефакты, лишь изредка ненадолго позволяя им оказаться в руках магов.

— Изредка? А Темный Лорд? Дары Смерти? — Нарцисса покачала головой.

— Так было нужно. Это всё, что я могу сказать, — спокойно ответил Сфинкс. — Ты, пожалуй, уже поняла, что Сфинкс — это моя должность, а не имя. Впрочем, ты можешь называть меня так. Мы отличаемся от невыразимцев. У них есть своя жизнь, они много времени проводят вне Министерства. Их главная обязанность — контролировать силу артефактов, следить за защитой Отдела. У сфинксов всё обстоит иначе. У нас нет имен, нет личности… и, кажется, души у нас тоже нет. Сфинкс живет в Отделе тайн. Сфинкс не женится, не имеет семьи, у него нет ничего, кроме работы. Сфинксы видят вещие сны и читают мысли друг друга. Когда новый сфинкс появляется в Отделе тайн, его связывают с остальными особым заклинанием. Трифолиус тоже родился сфинксом.

Нарцисса сжала подлокотник стула.

— Вы здесь всю жизнь? Как долго?

— Больше двухсот лет… — Он улыбнулся. — Намного больше, но такие сроки всех пугают.

По какой-то причине Нарцисса не задумываясь поверила во всё услышанное. Сфинкс располагал к себе, пусть не сразу, но располагал. В нем действительно было что-то от древнего египетского божества, знающего ответы на все вопросы вселенной.

— А вот и Сол.

Словно по команде открылась дверь, и Сол вошел в комнату. Он больше не казался бледным, но был по-прежнему сосредоточен. Всё это напоминало какой-то спектакль, слишком уж странным казалось происходящее. Нарцисса нахмурилась. Неужели Отдел тайн действительно привел ее сюда?

Сол взял Нарциссу за руку, помогая подняться. Она сглотнула, сжимая пальцы в кулак. Записка всё еще жгла ладонь. Сфинкс погладил бороду.

— Зачем она тебе? Ты ведь уже знаешь, что в записке. Сожги её, Нарцисса… раз не желаешь, чтобы кто-то видел. — Сфинкс говорил спокойно и размеренно, будто происходящее его совершенно не интересовало.

Она вздохнула, но сжала кулак крепче. Сжечь? Нет. Она не могла. Почему-то не могла. Объяснить причину не удавалось даже самой себе. На сей раз Сфинкс искренне изумился, отчего его единственный глаз вытаращился на неё с интересом.

— Ах вот как? Выходит, Отдел тайн сломал еще одну судьбу… Как жаль.

Сол непонимающе взглянул на жену, потом на Сфинкса.

— Какова моя роль? — спросила Нарцисса невпопад, стараясь не смотреть в глаза мужу.

— Я ведь говорил. Ты должна искать, — ответил Сфинкс. — Трифолиус ушел в Арку, а два месяца назад вдруг исчезли три комнаты Отдела тайн. Сами по себе, вместе со всеми артефактами, которые были внутри и которые изучал мальчик. Потом стали пропадать вещи. Всё, к чему прикасался Трифолиус. Сначала мы не видели связи. Искали артефакт, вызвавший искривление пространства или времени. Но потом стали исчезать и места в магическом мире. Вселенная будто складывается. Здания проваливаются под землю, не проходит и часа, как на их месте возникают новые или… эти места просто… — Сфинкс пожал плечами. — Кажется, что зданий там никогда и не было. Сфинксы поняли, что всё это не случайно, когда пропал дом, в котором родился Трифолиус.

— А его родители? Его семья?

— Дом стоял закрытым, — ответил Сфинкс. — У Трифолиуса никого не осталось. Его мать умерла несколько лет назад — фамильный артефакт сработал не так, как следовало.

Он вынул из кармана знакомую тетрадь в исцарапанной обложке и положил на стол.

— И вот, спустя пару недель, начал исчезать сам Трифолиус. Окружающие забыли его. Я помню Трифолиуса лишь благодаря этому. — Он указал на тетрадь. — Каждый день вношу сюда по одному воспоминанию о нем… Ты понимаешь, Нарцисса? Трифолиуса забыли не по какой-то неизведанной причине. Он не умер, его не похитили. Он просто исчез из мира, в котором должен был жить. Вселенная потеряла одну из составляющих частей и теперь избавляется от лишнего пространства.

Нарцисса понимала. С трудом, но, кажется, понимала. Она смотрела на Сфинкса и размышляла о том, что происходит в её жизни.

— Но ведь Сол помнит его?

Сфинкс перевел взгляд на молчавшего до этого момента Сола. Тот покачал головой.

— Не помню. Но доверяю сфинксам, они не могут ошибаться. К тому же я не слепой, я вижу, что происходит в Отделе тайн. Помещения исчезают. И ты тоже сегодня это видела. Три месяца назад справа от Зала смерти был кабинет для сортировки защитных артефактов. А теперь его нет. Осталась лишь стена.

— Если во всем виновата Арка, тогда почему подобное не произошло после исчезновения Люциуса? Прошло почти три месяца с тех пор, как он… ушел, — попыталась возразить Нарцисса.

— Не знаю. Но в твоих словах есть рациональное зерно, — ответил Сфинкс. — После исчезновения Трифолиуса прошло десять месяцев, прежде чем начались метаморфозы. Мы толком не успели разобраться с этим делом, как твой бывший муж подкинул нам проблем. Теперь готовимся к новому витку исчезновений.

— Вы… говорите безумные вещи.

— Знаю. Но сфинксы видят, что мир вокруг потерял стабильность. Сфинксы чувствуют. Потому я был готов к тому, что скоро появится Искатель. Отдел всегда приводит помощника, если миру грозит беда, если баланс вот-вот будет нарушен. Нам нужна помощь, Нарцисса. Пойми, мы сидим в этой комнате и не знаем, что с ней будет дальше. Исчезнет или останется? Если представить вселенную как огромную рождественскую елку то все окружающие нас локации — это елочные игрушки. Те игрушки, с которыми связаны воспоминания — хорошие или плохие — висят на сплетенных друг с другом нитях, они не могут оторваться. А игрушки, купленные в простом магазине в спешке, к которым никто не испытывает никаких чувств… Их нити самые тонкие. Именно они исчезают навсегда.

— Что?

— Исчезают… Поначалу окружающих это пугает, а потом… Я вижу, как спустя несколько дней люди вдруг перестают замечать пропажу. Дыры в реальности заполняются. Мир достигает баланса. Так было с Трифолиусом. И если мы ничего не сделаем, то это может случиться и с Люциусом Малфоем. А дальше… Пойми, Вселенная может не справиться. Одно место потянет другое, дальше — больше. Исчезнет Министерство магии, Косая аллея, старые особняки и кладбище, исчезнем и мы сами. Миру придет конец.

От этих слов Нарциссе стало не по себе. А что если Сфинкс был прав?

— Но Сириус Блэк! Почему воспоминания о Сириусе не стерлись?

Сфинкс пожал плечами.

— Этого я объяснить не могу. Но, может быть, мы не там ищем? Может, мы не принимаем во внимание кое-что очень важное?

— Что? — не выдержал Сол. — Что, Мордред раздери?!

— Мир Арки, Сол… Мир Арки. Хотите знать, что случится дальше? Думаю, через пару месяцев Драко станет считать своим отцом Сола Крокера.

— Исключено. — Нарцисса нахмурилась. — Нельзя просто так избавиться от одного из старинных родов магической Британии.

— Всё это трудно лишь на первый взгляд. Для Вселенной нет ничего проще. Мы не замечаем изменений такого масштаба, мы их забыли. Видит Мерлин, как долго я убеждал сам себя, что Трифолиус — не мираж, что он действительно существовал и я не сошел с ума. Перемены мы замечаем лишь поначалу, но через недели, месяцы пропавшие места забываются, дела таинственным образом исчезают из архива. Никто, уверяю тебя, Нарцисса, никто не сможет вспомнить, были ли подобные случаи когда-нибудь. Я покажу тебе один пергамент, и ты сама решишь, верить ли в написанное в нем. Если бы я был один, то отправился бы в Мунго. Но память сфинксов едина. Нас сорок девять. Есть сорок девять таких тетрадей, в каждой из которых обрывки воспоминаний о Трифолиусе. И мы знаем, что он существовал.

Нарцисса фыркнула.

— Дела из архивов исчезают, а слова из тетрадей — нет?

Сфинкс подтолкнул тетрадь к ней.

— Открой.

Нарцисса заглянула под обложку. Желтоватые пергаментные листы были совершенно пустыми. Записи сохранились лишь на двух последних страницах.

— Что это такое?

— Они исчезают со временем. Блекнут, а вскоре исчезают полностью. Сфинксы помнят лишь благодаря тому, что всегда могут прочитать одну-две последние записи. Понимаешь? Память цепляется за них. Сначала мы писали о Трифолиусе очень много, но теперь переписываем вновь и вновь всего три воспоминания. Когда-нибудь останется только одно из них.

Нарцисса пробежалась взглядом по строчкам.

«Трифолиус — мальчик шестнадцати лет, был невыразимцем в Отделе тайн и ушел в Арку 26 октября 1998 года. И с тех пор воспоминания о нем исчезают из моей памяти быстрее, чем я успеваю их фиксировать. Вместе с воспоминаниями исчезают и места, в которых мальчик побывал, места, где он жил…»

— Начинать всегда нужно именно с этого. Иначе вы забудете, почему пишете.

Нарцисса покачала головой. Происходящее пугало и завораживало, в нем было рациональное зерно и одновременно — горы неконтролируемого безумия.

— Ты тоже забудешь Люциуса Малфоя. Пройдут месяцы, и ты забудешь, стоит хотя бы день о нем не вспомнить.

— Думаю, вы ошибаетесь. — Нарциссе вдруг показалось, что всё это чушь, полная чушь. Всё совсем не так, и она знает ответ, он лежит на поверхности, достаточно протянуть руку и ухватиться за него… Но ответ ускользал. — Вы… ошибаетесь.

Она вздохнула, потому что ничего, кроме уверенности в своих словах, у нее не было.

— Хотелось бы верить.

Сол повел плечом.

— Это шито белыми нитками, Сфинкс. Мы пока не имеем нужного количества фактов…

— Это тебе. — Сфинкс вынул из стола кожаную тетрадь, похожую на его, но совершенно новую. — Пиши о нем, если не хочешь забыть. Пиши каждый день, хотя бы слово.

Сол сжал плечо Нарциссы и нахмурился:

— Ты понимаешь, что советуешь? Нам нужна нормальная жизнь без призраков прошлого. А ты навязываешь нам вечное присутствие Малфоя? Он сам сделал то, что сделал. Никто его к этому не подталкивал.

— Пусть она сама решит.

Нарцисса взглянула на Сола, потом на Сфинкса и, наконец, на кожаный переплет новенькой тетради. Ей удалось когда-то выбросить из головы Люциуса Малфоя. На тридцать три недели, когда у неё была новая жизнь, муж, сын, который частенько наведывался в гости. Зачитанные до дыр тома Чарльза Диккенса и цветущий сад — магнолии, жасмин, сирень. У неё было всё, кроме единственной детали — рядом не было Малфоя. Она жила, смеялась, была счастлива. Она была свободна. Никто не требовал от нее отчета о каждом действии, никто не затягивал ее в сомнительные прожекты. Сол ей не изменял — и это она знала точно. У него не было далеко идущих планов, он не соблазнял девушек, не плел интриг, он был простым и понятным, уважал Нарциссу. И любил…

А потом исчез Малфой. И это не задело ее, нет. Нарцисса не верила, что он способен покончить с собой из-за нее. Если сделал это — на то были другие, без сомнения, глупые причины. Ей было всё равно.

Она спокойно прожила еще три месяца, пытаясь не думать о том, что произошло. Пока сегодня утром не проснулась раньше обычного и не вспомнила о годовщине их свадьбы. Солнце светило всё так же, птицы пели в саду, в камине полыхал огонь. Но никто не положил на её подушку белую розу, не разбудил поцелуем бессовестно рано, чтобы посмеяться над тем, какая она растрепанная и сонная. Никто не проводил её вниз, с завязанными глазами, босую. Не усадил в гостиной на диван, не предложил завтрак и стакан травяного чая, как она любит. Это уже стало традицией за двадцать лет брака. Каждую годовщину. Всегда. Кроме сегодняшнего утра.

Нарцисса прикусила губу и потянулась за тетрадью. Обложка казалась теплой. Сол сглотнул, она не видела его взгляда, но ощущала напряжение. Ладонь соскользнула с ее плеча — Сол ушел, аккуратно прикрыв дверь.

— Он не поймет, — промурлыкал Сфинкс. — Никто нас с тобой не поймет. Кроме нас самих. Выпьем чаю? И займемся наконец работой.

В душе зарождалось неприятное чувство вины — похоже, она обидела Сола, а он был для нее опорой всё это время.

Чтобы заглушить голос совести, Нарцисса открыла тетрадь. Белая бумага манила. Пока Сфинкс возился с чаем, шипел, обжигая пальцы, искал чашки, Нарцисса заложила между страницами кусочек серого пергамента и осторожно погладила неровные буквы.

«Твоя жизнь не станет нормальной, пока в ней есть я».

Ох, Люциус, во что ты влип?

Она взяла перо, написала в самом углу страницы дату и время. Подождала, пока чернила высохнут.

«Мой бывший муж Люциус Малфой ушел в Арку седьмого августа 1999 года. И я пишу о нем, потому что не должна забыть, что он когда-то был в моей жизни. Что он существовал».

* * *

Чай остыл, а Нарцисса так и не притронулась к нему. Сфинкс маячил где-то в стороне, в нетерпении мерил шагами комнату, но не пытался её прервать. И лишь когда на странице была поставлена точка, он плюхнулся в кресло.

— Ну?

Он положил ногу на ногу и вдруг показался неестественно молодым. Будто состриги бороду, подравняй прическу на современный лад, и он снова станет юношей — активным, полным сил. Сфинкс будто сбросил оковы наблюдателя и теперь хотел включиться в работу.

— Я закончила.

— С чего мы начнем?

— Вы это у меня спрашиваете?

Нарцисса с недоумением глянула на него. Словно Алиса из детской сказки, она падала в нору и не знала, когда достигнет её дна. А Сфинкс ждал от нее важных решений. Сфинкс! Маг, живущий на этом свете двести-триста-пятьсот лет, знающий ответы на любые вопросы.

— Ты — Искатель. И должна знать, что делать.

— Неужели вы не видите? Я даже в собственной жизни разобраться не могу. — Она сжала руки в кулаки, чтобы не было видно, что пальцы дрожат от волнения. — Это абсурд.

— Вовсе нет. Прислушайся к своему сердцу, к интуиции, логике, если хочешь. Ты — Искатель. А Искателей Отдел тайн создает лишь тогда, когда магическому миру действительно нужна помощь.

— И они умирают, исполнив свой долг?

В комнате воцарилась тишина. Окон здесь не было, часов тоже, и понять, сколько времени прошло, было невозможно. При этом ситуация Нарциссу не пугала. Она пыталась отыскать в себе страх перед неизвестным, перед возможной гибелью. Ждала, что нахлынет паника, но её не было, как и страха. Зато было любопытство. Она столько лет жила, подавляя свой дар, зная, что с такими способностями — не место на Слизерине и все, даже собственный муж, будут только смеяться. Теперь предвидение должно стать едва ли не основным ее инструментом, руководить жизнью, при том, что Нарцисса привыкла соизмерять все за и против, стала рациональной до мозга костей. Это казалось почти невозможным. Словно вспомнить язык, на котором говорила в детстве. Набор звуков маленького ребенка, который еще даже ползать не научился. Вернуться в прошлое?

— Мне кажется, вы совершаете ошибку, Сфинкс, — не выдержала Нарцисса. — Я вовсе не тот человек, который вам нужен. Не думаю, что справлюсь с этим.

— Ты тот самый человек. Я уверен.

— Моя интуиция слаба. Видения бывают нечасто. И если бы я действительно могла что-то предвидеть — думаете, я не остановила бы Люциуса?

— Такова твоя судьба. Временами Вселенная может быть очень жестокой.

Его глаза заволокло дымкой, словно от какого-то далекого воспоминания.

— Мне сорок пять. У меня взрослый сын.

— Это не имеет значения.

— Я не предсказатель, поймите же наконец! Вы ошиблись. Все это — просто совпадения. Меня привел сюда Сол, потому что я сама попросила. Если я не могу попрощаться с телом мужа, то могу, по крайней мере, увидеть место, где он…

— Мы не можем считать его мертвым.

— Он в Арке. Разве это не равносильно смерти? Он там, но моя жизнь — здесь.

Нарцисса повернулась к двери и взялась за ручку, надеясь уйти отсюда навсегда. Забыть и больше не думать. Это ошибка. Никакой она не Искатель, ничто не связывает её с этим местом. А их встреча с Солом — всего лишь случайность. Все встречи в этом мире случайны, что бы там ни говорили…

— Ты не сказала «бывший».

Она замерла, обернувшись.

— Что?

— Бывший муж. Ты не назвала его бывшим. В глубине души ты давно уже приняла решение. Подумай об этом. И возвращайся.

Нарцисса хмыкнула и вышла в плохо освещенный коридор.

14 февраля 1976 года

— Зачем тебе это?

— А почему бы и нет? — Люциус самодовольно улыбнулся Снейпу. — Это всего лишь игра.

— Странные у вас развлечения — собой торговать.

Снейп пожал плечами и направился к диванчикам в дальней стороне зала, там было не так шумно. Люциус проводил его безразличным взглядом. В Министерстве был организован очередной благотворительный аукцион, и Люциус просто не смог удержаться от участия. Как объяснить полукровке, что ничего предосудительного в этом нет? Игры играми, а все средства, вырученные от продажи «особых лотов», пойдут в Мунго для лечения жертв любовных проклятий. По крайней мере, именно об этом кричала яркая листовка, которую принесла в его дом сова в прошлый четверг.

Правила аукциона были просты: очаровательные вдовы, юные наследницы миллионов, старые девы, чистокровные милашки — богатые и незамужние волшебницы Европы собирались в Атриуме, чтобы приобрести кавалера на вечер. Этот вечер подразумевал ужин в одном из самых дорогих ресторанов, оплаченный кавалером (листовка заверяла, что «Сытая ведьма» перечислит и эти средства на счет госпиталя).

Люциус практически сразу согласился поучаствовать. Во-первых, если девушка окажется недурна собой, можно будет продолжить вечер в более интимной обстановке, а во-вторых, благотворительность полезна его репутации. В конце концов, лотов планировалось не так уж много. Мероприятие уже стало традиционным и проводилось каждые два года в честь Дня всех влюбленных.

Помимо очевидных плюсов, он видел для себя и еще один: потешить самолюбие. Люциус был одним из самых видных холостяков магической Британии и намеревался остаться им еще на несколько лет — свадьба не входила в его планы. Зато в них входили девушки, много девушек. К постоянному вниманию с их стороны он привык еще в школе и без зазрения совести этим пользовался. Потому Люциус догадывался, что на аукционе его лот вызовет немалый ажиотаж.

В Атриуме было очень шумно — ведьмы активно обсуждали магов, маги волновались, разглядывая с подиума у фонтана своих будущих «хозяек». Всего лотов было двадцать. С некоторыми из участников Люциус учился в школе, с кем-то водил знакомство с раннего детства. Каждый из них определенно стоил того, чтобы стоять здесь в ожидании начала торгов.

Люциус встал рядом с братьями Лестрейнджами.

— Дамы и господа, позвольте мне начать аукцион! — раздался звонкий женский голос.

Рита Скитер. Эта подающая надежды журналистка «Ежедневного пророка» раздражала Люциуса еще со времен Хогвартса. Однако с раздражением соседствовало восхищение: она умела проделать путь по головам конкурентов, не набив при этом шишек. Скользкая натура.

Люциус с трудом отвлекся от созерцания морковно-красной помады Риты и взглянул в зал. Многих девушек он знал, потому что отец любил устраивать званые вечера, знакомил с разными людьми, помогал налаживать связи. Сейчас девушки посылали Люциусу воздушные поцелуи и хихикали.

— Лот номер один. Мистер Эван Розье.

Девушки зашумели, а Розье, облаченный в белую мантию с золотыми лацканами, вышел вперед, сияя, как новенький галлеон. Люциус считал его чересчур манерным типом, но стоило отдать Розье должное — он был красив. Девушки загалдели, разбирая с подносов бокалы с шампанским. Торги начались. И Розье имел успех! Со ста галлеонов цена взлетела до пяти тысяч, и в итоге он достался неизвестной Люциусу француженке в годах. Судя по выражению лица Розье, он ожидал кого-то помоложе.

Люциус поймал неуверенный взгляд Снейпа. Зря он притащил мальчишку с собой — тот очень старался, не сутулился и бодрился, но все равно казался здесь бескрылым гиппогрифом. Люциус кивнул ему в знак поддержки и улыбнулся, стараясь принять беззаботно-скучающий вид.

Легкое беспокойство тронуло его сердце. После неудачи Розье меньше всего хотелось провести этот вечер в компании какой-нибудь престарелой вдовушки, когда вокруг так много молодых девиц. Но, похоже, именно дамы в возрасте готовы были потратить все свои сбережения, лишь бы стать спутницей молодого мага.

— Лот номер два…

— Скукота, — пробормотал стоявший справа от него Рабастан Лестрейндж. — Неужели нельзя было просто перечислить пару тысяч галлеонов на счет больницы? Зачем этот балаган?

Люциус покосился на него. Такие, как Рабастан, умеют испортить настроение одним своим видом.

— Неужели тебе не интересно, кто тебя купит?

Рабастан только фыркнул. Он был известным занудой и жмотом, потому не особо привлекал женщин. По крайней мере, так казалось Люциусу.

— Нарцисса, кто ж еще! Мы поженимся в октябре.

Люциус нахмурился, пытаясь отыскать взглядом в толпе девушку, о которой говорил Рабастан. Нарцисса…

— Нарцисса Блэк?

— Да. Моя невеста, — не без удовольствия отметил Рабастан.

— М-м-м, я уже и забыл её. Училась на год младше, да?

— А я думал, в школе мимо тебя ни одна юбка не проскользнула, — рассмеялся Рудольфус, беспардонно встревая в беседу.

— В школе Нарциссу интересовала только учеба, — одернул его Рабастан. — Так что замолкни, Руди.

Рудольфус нравился Люциусу гораздо больше брата. Он хотя бы понимал шутки.

Теперь-то он вспомнил младшую Блэк. В школе она была тихоней, интересовалась учебой, а не парнями, и вообще слишком много времени проводила в своей комнате. К тому же ее сестры в те времена были куда привлекательнее.

А еще на втором курсе благодаря этой особе он получил неприятную кличку — Павлин. Ну почему именно павлин? Надо же было такое придумать!

— Поздравляю с помолвкой, — процедил Люциус и одарил Рабастана настолько скучающим взглядом, что тот не рискнул больше с ним заговаривать.

К тому времени, как очередь дошла до Люциуса, ему больше всего на свете хотелось присесть за столик и выпить шампанского. А лучше виски. Да хоть сливочного пива или тыквенного сока.

— Лот номер семнадцать и, без сомнения, украшение нашего сегодняшнего вечера! Мистер Люциус Малфой! Самый завидный холостяк Англии. Предупреждаю, крайне самовлюблённый тип! Надеюсь, на нашем вечере найдутся любительницы павлинов?

Девушки захихикали.

Ярко-алые губы Риты расплылись в усмешке, она посмотрела на него, лукаво щурясь. Люциус попытался придать ответному взгляду как можно больше брезгливости. Вот же стерва.

— Стартовая цена — двести галлеонов. Кто предложит больше?

В воздух взметнулись дощечки с номерами, Люциус не стал считать их количество — двадцать-тридцать, может, больше. Это определенно льстило.

— Триста!

— Четыреста!

— Пятьсот!

— Пятьсот пятьдесят!

Голоса послышались со всех сторон. Люциус довольно улыбнулся и кивнул, скрестив руки на груди. Улыбаться он умел, к тому же, в отличие от Рабастана, в своем безупречном внешнем виде и притягательном остроумии не сомневался. Цена росла, как бундимун в домашней пыли.

— Тысяча!

— Четыре!

— Шесть тысяч!

Все вокруг ахнули, а выкрикнувшая очередную ставку Паркинсон взволнованно заморгала и зарделась.

— Шесть, шесть! Я не шучу!

— Шесть пятьсот…

— Шесть семьсот…

— Шесть…

Люциус с интересом следил за борьбой, предчувствуя, что вот-вот сорвет куш. За него бились незнакомка с рыжими волосами, Эльвира Паркинсон, Роза Ли и мадам Примпернель. Незнакомка сдалась на десяти тысячах, Эльвира на одиннадцати. И теперь ему больше всего хотелось, чтобы победила Роза, ведь истинный возраст мадам Примпернель — владелицы магазина с омолаживающими зельями, — знала лишь она сама.

— Пятнадцать тысяч — раз, пятнадцать тысяч — два…

Люциус взглянул на Розу, но та лишь виновато развела руками. Мордредова задница… Всё так хорошо начиналось.

— Двадцать тысяч, — послышалось справа. Все устремили взгляды туда.

Люциус замер, а где-то справа от него чертыхнулся Лестрейндж-младший.

Гостям победоносно улыбалась девушка в вишнёвой мантии. Нарцисса Блэк.

— Продано, — завопила Рита, когда разочарованная Примпернель исчезла в толпе.

Люциус лишь пожал плечами, глядя на раскрасневшегося не то от стыда, не то от обиды Рабастана.

— Прости. Сегодня удача на моей стороне.

Он спустился с помоста и пробрался через толпу. Нарцисса Блэк светилась, словно только что выиграла на квиддичном тотализаторе. Она что-то сказала распорядителю аукциона, сняла перчатки и выписала чек для гоблина из Гринготтса. Всё это время Люциус смотрел на нее. Кажется, они не виделись шесть лет. Разве может за шесть лет человек так измениться?

Нарцисса Блэк, Мерлин ее раздери, была прекрасна. До боли в сердце, до головокружения, до… Люциус никак не мог подобрать нужные слова, он вообще не мог взять себя в руки, потому не сразу понял, что Нарцисса закончила все дела и уже какое-то время смотрит на него, в ожидании хотя бы приветствия.

— Ты, похоже, выросла, Нарцисса… — пробормотал он.

— А ты так и остался павлином, Люциус.

Они рассмеялись в два голоса.

А вечером отправились в ресторан.

После ужина их ждала прогулка по берегу Темзы. Сражаясь с пронизывающим ветром и запахом сырости, притворяясь, что на улице совсем не холодно, они прошли несколько кварталов по набережной, посидели под раскидистыми платанами. Когда Нарцисса, несмотря на теплую мантию Люциуса, начала дрожать от холода, он наконец решился предложить ей выпить глинтвейна в мэноре. Люциус жутко боялся отказа, но она почему-то согласилась. Он устроил экскурсию по поместью, показал ей сад, розарий, фамильные портреты, свои метлы, подземелье, намекнул, что отца не будет дома несколько дней...

А на следующее утро, ближе к полудню, домовик принес для них поднос с двумя чашками кофе.

Так Люциус узнал, что Нарцисса предпочитает чай, что не завтракает, а в постели любит быть сверху. А еще не пришлось придумывать какие-то срочные дела, чтобы отправить ее домой. В половине первого она сама попрощалась, не намекая на следующую встречу. Он ждал, ведь просто так женщины от него не уходят, всем хочется увидеться вновь. Но Нарцисса лишь улыбнулась, поцеловала его в щеку и стерла помаду осторожным движением пальцев.

— Спасибо за кофе.

— В следующий раз будет чай.

Но даже этого намека оказалось недостаточно. К такому Люциус готов не был.

За мгновение до того, как она шагнула в камин, он всё-таки сдался:

— Мы увидимся?

— В октябре я выхожу замуж.

Вот так просто. Не то чтобы для него это было новостью, но ощущение, будто его только что оставили без десерта, всё же появилось.

Люциус впервые чуть было не предложил девушке остаться. И она едва не стала первой, кто ему отказал.

Повисла пауза, Люциус смотрел на нее, стараясь не показать своего разочарования. О чем говорить дальше, он не знал.

— Ты знаешь французский? — поинтересовалась Нарцисса так буднично и спокойно, будто собиралась прокомментировать набирающий силу дождь за окном.

Люциус неуверенно кивнул.

— Amis-amant*, Люци. Если тебе настолько скучно, что ты готов перейти дорогу Рабастану.

Она взяла щепотку летучего пороха и посмотрела на Люциуса.

— Я свободна в пятницу. Пришли сову, ладно?

Вспыхнуло пламя, и она исчезла. Люциус какое-то время задумчиво смотрел в камин.

— Добби! Весь дом переверни, но найди мне франко-английский словарь! Живо!

_______

*— Amis-amant — прямой перевод с французского «друзья-любовники». На самом деле словосочетание не имеет полного аналога в русском языке, но подразумевает взаимоотношения между мужчиной и женщиной, включающие секс без обязательств.

* * *

Декабрь 1998 года

Люциус вздрогнул и открыл глаза. Сон был слишком реальным, потому несколько секунд он озирался по сторонам, пытаясь понять, в какой части мэнора уснул и где сейчас Нарцисса. Но поместье на берегу Шотландии даже пахло не так, как родной дом.

Комната была залита солнцем — теплым, ярким солнцем, которое все лето и осень закрывали облака. И вот за окном зима, а оно только сейчас продралось через серую пелену.

Как нарочно.

— Хороший день сегодня.

Он устало потер глаза и поморщился, потому что спина затекла. Еще бы, заснул прямо в кресле. Люциус поднялся, из-под ног со звоном покатились пустые бутылки.

— Мордредова задница!

Он с трудом перешагнул через бутылки, стараясь не оступиться, не уронить что-то еще.

На столе уже лежала подписанная открытка с двумя маленькими голубками. Он выбирал ее больше часа. Искал простую, самую простую и унылую, как будто боялся, что рисунок выдаст его чувства. Но даже теперь, когда поздравление было написано, а корм для почтовой совы уже лежал на подоконнике, даже теперь ему казалось, что глаза голубей — перевернутые коричневые запятые — смотрят с обидой, что цветы в их клювах завянут по дороге. И вообще, открытка своим видом будто кричала: «Как ты могла?! Как?!»

Слова, которые Люциус никогда не сказал бы лично.

— Очень хороший день! — Он поднял одну из бутылок, взглянул на янтарную жидкость, плещущуюся на дне. — День твоей свадьбы, Нарцисса. За тебя, дорогая!

Ноябрь 1999 года

Вернувшись из Министерства, она сбросила платье и забралась в ванну, пытаясь найти успокоение в теплой воде, пахнущей гиацинтами. Разговор со Сфинксом она предпочла оставить за дверью. Слишком много всего навалилось, и Нарцисса больше не могла справляться с этим. Нужно было всё забыть. Она верила, что забудет, а вода поможет расслабиться.

Солу она сказала, что не собирается иметь с Отделом тайн ничего общего. На лице мужа появилась едва заметная улыбка — мир возвращался на круги своя.

Коричневую тетрадь Нарцисса спрятала в шкафу, чтобы достать следующим же вечером. Ничего дурного в воспоминаниях не было, в дневниковых записях — тем более. Этим она объяснила самой себе, почему стала писать, как только появлялось свободное время. Хотя бы пару строк, хоть немного, но о Малфое, о старом поместье и павлинах, о прошлом…

* * *

Декабрь 1999 года

Ее хватило на пару недель.

Проснувшись как-то утром, она села расчесывать волосы перед трюмо, пока Сол спал. Нужно было поставить свежие цветы рядом с гробом Беллы — сегодня ей исполнилось бы сорок восемь, — а потом обсудить с гоблинами условия реставрации фамильного склепа.

Пара легких движений палочкой, и волосы были собраны в высокую прическу. Нарцисса улыбнулась.

Зачарованная шкатулка распахнулась, позволяя хозяйке выбрать драгоценности к новой мантии шоколадного цвета. Бриллианты — слишком пошло, изумруды — избито, гранат… Нарцисса взяла в руки гранатовые бусы и погладила их кончиком пальца. Откуда они здесь? Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. Когда-то давно ей подарили их на какой-то праздник — застежка уже ломалась, гоблин-ювелир переделывал ее. Говорил, что в первый раз видит, чтобы простой гранат смотрелся так изысканно.

— Это подарок, — сказала она тогда.

— От кого же, мадам?

Нарцисса нахмурилась, потому что память подводила. От кого? Она ведь ответила гоблину, что же не так с ней сейчас? Стало не по себе, пальцы задрожали.

Малфой…

Она накинула халат и спустилась в гостиную.

Это мелочь. Она просто забыла, такое может случиться с каждым, тем более эти бусы она не надевала несколько лет. Но слова Сфинкса тут же всплыли в голове, и стало невыносимо страшно: а что, если она и правда забудет? Забудет часть своей жизни? И даже не поймет, что забыла, будет жить спокойно и счастливо с Солом и никогда не вспомнит о нём.

Я больна.

В подсознании это прозвучало страшнее, чем в реальности.

— Нарси? — Сол спустился в гостиную уже одетым. — Что такое? Ты такая бледная. Может быть, вызвать целителя?

— Нет… Сол, Сол…

Она прижалась к нему, не понимая до конца причин этой паники.

Он обнял ее, успокаивающе погладил по плечам.

— Что, родная? Что с тобой?

— А если я забуду его? Люциуса…

— Люциуса? — Сол поднял на нее взгляд. — Так что же в этом плохого?

— Пойми, если Арка отнимет мою память…

Договорить она не решалась, потому что сама не понимала, что же будет тогда. Но будет плохо, ужасно.

— Что ты такое говоришь? — Сол отстранился. — Ты все еще думаешь над предложением Сфинкса? А что если он ошибся?

Нарцисса не могла найти в себе силы, чтобы возразить или согласиться. Причин паниковать не было, но интуиция подсказывала: нужно вернуться в Отдел тайн. И вернуться как можно быстрее.

— Сфинкс говорит разное. Это не значит, что всему следует верить, — добавил Сол, пытаясь согреть ее пальцы своим дыханием.

— Хочешь сказать, что это неправда? И я просто схожу с ума? Сегодня я с трудом вспомнила, кто подарил мне гранатовое ожерелье. Единственный подарок Люциуса, который я оставила. Понимаешь? Единственный. И вдруг забыла. Я старею.

На этой фразе ее голос сорвался. Нарцисса закусила губу, чтобы вдруг не расплакаться.

— Нет-нет, — Сол взглянул почти испуганно. Он осторожно сжал ее руку. — Нет. Конечно, нет. Ты просто… забыла. Это ничего не значит. Я тоже забываю. Вон вчера оставил где-то очки. Подумаешь! А ты молодая. Ты… с каждым годом становишься лучше.

Сол усадил ее на диван, наколдовал стакан воды.

— А что, если всё снова начнется? Если места будут пропадать? Что будет с магическим миром? Мы все под угрозой. Сол, родной, а если исчезнет мэнор? Там же Драко!

— Сфинкс считает, что ничего с Малфой-мэнором не произойдет.

— Но ведь он может ошибаться?

В сердце что-то кольнуло, будто тугая пружина распрямилась внутри со скрежетом и звоном. Драко может быть в опасности, а она даже не предупредила его.

— Нарцисса… Сфинксы не ошибаются. Они умалчивают о многом, но если уж говорят… Нарцисса, постой! — Сол попытался схватить ее за руку. Но Нарцисса повела плечом и отвернулась.

Нужно было спешить. Толчок аппарации — и она уже стоит у входа в Малфой-мэнор. Темные ворота и герб семьи с извивающимися драконами. Заклинание она не забыла, но сработает ли? Она слишком давно не приходила сюда без приглашения.

Ворота послушно распахнулись.

Драко встретил ее у двери.

— Мама? Я не думал, что ты придешь. Почему не написала?

— Драко, вам с Асторией нужно уйти отсюда.

— Что? — Драко непонимающе взглянул на нее. Челка скользнула на глаза, похоже, он не так давно проснулся и еще не успел привести себя в порядок. — О чем ты?

— Здесь опасно. Я не могу сказать тебе всё, но лучше, если вы временно переберетесь в поместье Гринграссов или к нам с Солом.

Драко тряхнул головой, словно пытаясь прогнать сновидение, и сжал в руках палочку.

— В чем дело? Министерство? Пожиратели? Кто?

Он шагнул ближе. Нарцисса не вынесла его взгляда. С каждым годом в сыне становилось всё больше от отца — улыбка, осанка, походка и жесты.

— Мама?

— Драко… — выдохнула она, ощущая, что силы на исходе. — Драко… Вам нужно уйти из поместья. Поверь мне, так надо.

Драко какое-то время молчал и, когда его встревоженная супруга показалась на лестнице, произнес:

— Тори… мы уезжаем. Нужно собрать вещи.

Отъезд Драко не занял много времени. В конце концов вместе с домовиком и зачарованными чемоданами они аппарировали к родителям Астории, а Нарцисса вышла во двор.

Ноги сами понесли ее в сад. Слишком давно она не бывала здесь, но ничего не изменилось. Все Малфои консервативны, вот и Драко вырос истинным продолжателем своего рода.

Ровно постриженные кусты роз всё так же обрамляли дорожку из желтой гальки. Молчаливые павлины прогуливались по тропинкам. Они поднимали головы и смотрели пустыми глазами на бывшую хозяйку. Они больше ее не узнавали.

* * *

Май 1977 года

— Это блажь, ты не находишь?

Люциус — такой юный, с взъерошенными волосами, в расстегнутой рубашке — вдохновенно разглядывал пару белых павлинов, со страхом жмущихся друг к другу.

— Допустим. Но мы можем это себе позволить.

Нарцисса посмотрела на него.

— Все вокруг будут смеяться.

— И пусть.

— Тебя еще в школе павлином дразнили, а теперь ты позволяешь насмешкам перерасти в нечто большее.

— Ты и дразнила, Цисси. — Люциус шагнул ближе и осторожно сжал ее плечи. — Они будут смеяться вечно, пока не поймут, что меня это не задевает. Нужно уметь смотреть в лицо чужим насмешкам. И не обращать на них никакого внимания.

— Но Люци… — Нарцисса повернулась, встречая его насмешливый взгляд. — Теперь ты так и останешься Павлином.

— И что? Ты посмотри на них. Разве не прекрасно быть павлином? Кого-то называют крысой… кого-то кобелем. А я павлин. Нужно уметь подстраиваться под ситуацию.

— Не вижу в этом ничего хорошего, — вздохнула Нарцисса. — Зачем подстраиваться? Мы ведь чистокровные маги, можем позволить себе иметь особое мнение. По любым вопросам.

Люциус помолчал какое-то время, разглядывая белый хвост павлина, который наконец решился на ухаживания за самочкой. Нарцисса точно знала, что сейчас он думает о Темном Лорде. Сейчас многие думают лишь о нем.

— В этом весь смысл, Цисси. Когда-нибудь эта моя привычка сможет спасти нам жизнь.

* * *

Декабрь 1999 года

Из воспоминаний Нарциссу выдернул душераздирающий крик. Она вздрогнула и рассмеялась. Когда она успела забыть, как мерзко кричат эти птицы? Когда они молчат, павлины кажутся почти совершенными, но стоит им подать голос, и все иллюзии рассыпаются в пух и прах. В Люциусе действительно было что-то от них — красив, но характер.... И всё же после стольких лет Люциус по-прежнему привлекает взгляды девушек.

Привлекал…

Нарцисса поставила точку, уменьшила тетрадь в коричневой обложке до размеров пудреницы, спрятала ее в карман мантии и расслабленно прикрыла глаза. Воздух здесь пах чем-то родным.

— Хозяйка! — Старый домовик возник прямо перед ней и поклонился. — Скоро ли вернется молодой хозяин?

— Я больше не хозяйка, Тинки.

Тинки поджал уши, глядя на нее с опаской.

— Тинки — плохой домовик! Тинки — старый домовик. Тинки всё путает!

— Мистер Малфой вернется через пару недель. Пока дом под твоим присмотром. И только попробуй запустить сад!

— Да, хозяйка… То есть, бывшая хозяйка. Тинки всё сделает лучшим образом.

Нарцисса безразлично кивнула и обернулась, позволив себе еще один взгляд на старинное английское поместье.

— Прощай.

Она аппарировала прямо ко входу в Министерство.

* * *

«Магия возникла еще до того, как возник сам человек. Магия была во всем: в первом живом существе, в земле и небесных светилах. Только люди не сразу научились овладевать ею, получать ее из солнца, огня, из любого маленького или большого чуда. Сначала магия была примитивной — случайные всплески энергии, наговоры и заговоры, зелья, которые варили травники… Позже человек понял, что магия есть во всем, что его окружает. Так были созданы волшебные палочки — проводники между природой и магом, позволяющие сконцентрировать и выплеснуть огромную силу, а разрушающую или созидающую — зависело от владельца палочки.

Многие народы открывали способы управления магией независимо друг от друга, создавались могущественные цивилизации: междуречье Тигра и Евфрата, Египет, Китай и прочие, прочие… Но египтяне первыми предложили систематизировать магию, создать костяк правил и законов, согласно которым смог бы существовать магический мир. И была собрана группа людей, прозвавших себя «шепсес анх», или сфинксы. Самые способные, в совершенстве овладевшие магией земли, — они были отправлены в разные концы нашего мира, чтобы сплотить магов, научить их получать магию извне, сосредотачивать ее на кончиках волшебных палочек и направлять на созидание, а не на разрушение. Они же взялись учить умельцев искусству создания волшебных палочек.

Чтобы знания не исчезали вместе со смертью их носителей, сфинксы собирались построить огромные Храмы магии — библиотеки, содержащие всевозможные магические заклинания, артефакты.

Судьбы сфинксов сложились по-разному. Доподлинно известно, что два брата, преодолев сотни тысяч миль, добрались до большого цветущего острова. Там они и обосновались. Звали братьев Чизизи — «Тайна» и Нафрин — «Приносящий красоту». Остров был заселен кельтскими племенами. Их магия была куда сильнее магии египтян, но была она стихийной, разрушающей, разрозненной. Чизизи и Нафрину удалось договориться с племенами и начать строительство первого Храма магии.

Храмом магии должно было стать огромное царственное строение из серого камня: у египтян были свои технологии, кельты делились своими. Прошло много лет, а строительство всё продолжалось.

Чизизи женился на местной женщине, и у него родился сын, которого он назвал Слисер. Мальчик рос молчаливым и высокомерным, а когда его мать умерла, и вовсе стал нелюдим. Однажды Чизизи заболел, и никто из магов не мог ему помочь. За ним пришла Смерть. Пришла сама, слишком уж много раз он обманывал ее, слишком многие секреты Вселенной раскрыл. Только Храм он не достроил, так что попросил у Смерти отсрочку, ведь Нафрин не смог бы справиться один. Сначала Смерть лишь посмеялась над его мольбами. Но скучно ей было, и решила она взглянуть на дело рук Чизизи. Огромные каменные стены Храма произвели на нее впечатление. Захотела Смерть напомнить людям, на что способна, еще больше возвыситься в их глазах. Потому она дала Чизизи отсрочку, но с условием, что он построит зал специально для нее. Зал Смерти. И будет это место казни, куда Чизизи и Нафрин станут проводить тех, кто по земному суду заслуживает смерти — жестоких людей, убийц. И, если подсудимый и правда виновен, Смерть заберет его душу. Но если Чизизи ошибется и казнит невиновного, Смерть получит душу Чизизи. Он согласился, и зал был построен.

В назначенный день и час в том зале появилась огромная Арка с причудливыми барельефами — нагромождением валунов, в очертаниях которых можно было разглядеть людей, животных и невероятных магических существ. Чизизи же узрел среди каменных фигур себя и брата.

Позже Чизизи собрал суд, в состав которого вошли лишь самые уважаемые, самые справедливые люди Британии — те, кого ему посоветовала сама Смерть. Так в Зале Смерти стали проводиться казни жестоких преступников со всей страны. Времена были дикие, маги нередко убивали, пытали невиновных… Но Чизизи не ошибся ни единого раза.

Спустя несколько лет после смерти супруги Чизизи женился вновь. Его избранница была не из магов. Простая маггла, но ему она казалась неземной красавицей. Астрелла была очень молода, и юный Слисер понял, что нравится она ему совсем не как мачеха. Да и Астрелла смотрела на Слисера с нежностью. Втайне от Чизизи они принесли обеты, но об этом узнал Нафрин.

Он был в ужасе от жестокого предательства, которое задумал Слисер, и, встретившись с ним тайно в зале Смерти, поклялся рассказать обо всем брату. Недолго думая, Слисер толкнул Нафрина в Арку, и Смерть приняла очередную душу. Слисер ждал, но ничего не произошло. Потому через несколько дней, ослепленный любовью к мачехе, он избавился таким же способом и от отца. Счастливый оттого, что теперь навсегда останется с Астреллой, он отправился в поселение, намереваясь раздобыть вина для праздника. Когда вернулся, огромной пирамиды, призванной укрепить братство магов, не было и в помине. Остался лишь Зал смерти и Арка в центре него. А вместе с пирамидой исчезла и его возлюбленная Астрелла.

Так Смерть отомстила за нарушение договора. Несчастный Слисер проклял свои чувства к Астрелле, ослепившие его и заставившие совершить убийства. Он построил на месте пирамиды замок, обнес его рвом и жил там долгие годы один. Слисер создал старейший догмат чистой крови, воспрещающий истинным магам жениться на простых смертных, и спустя много лет связал себя браком с ведьмой. Она и уморила его, надеясь прибрать к рукам богатства, но успела родить ему сына. Слисерин не знал своего отца, но, обнаружив в подземелье Арку и догмат — рукописи с правилами, которые так разогревали его кровь, создал свой орден — самый старый из всех существующих поныне, и назвал его орден «Шепсес анх», орден сфинксов. Входили в него лишь чистокровные маги. Говорят, что сама Смерть сделала их бессмертными, в обмен на вечную службу ее самому важному дару — Арке. Слисерин запретил им жениться и иметь детей, заставил большую часть жизни проводить в замке, рядом с Аркой.

Спустя множество столетий Арка вместе со скамьями ушла глубоко под землю. Потомки Слисерина построили на этом месте здание Министерства Магии и сделали его настолько секретным, что лишь магам были известны способы проникнуть внутрь.

Позже имя Слисерина превратилось в фамилию — Слизерин, и потомки этого чистокровного рода долгие годы были самыми известными хранителями тайн Ордена. Прошло много лет, и члены Ордена перестали играть ключевую роль в управлении магическим миром, но остались в стенах Министерства, как хранители Отдела Чизизи, или Отдела тайн.

Когда в Англию пришел Вильгельм Завоеватель, была введена должность невыразимца. И с тех пор основной работой с артефактами занимались именно они, сфинксам же доставалась куда более серьезная работа — хранить тайны магического мира и самой Смерти».

Нарцисса отложила в сторону пергамент и посмотрела в глаза Cфинкса. Тот не сводил с нее задумчивого взгляда. Они сидели в его кабинете друг напротив друга и молчали. Где Сфинкс достал этот старый пергамент, Нарцисса не знала. Может быть, существовал еще один тайный отдел в библиотеке Министерства, настолько тайный, что проникнуть туда нельзя было даже с разрешения невыразимца, потому пергамент и не попался ей на глаза пару недель назад.

— Это писал кто-то из Слизеринов?

Сфинкс лишь пожал плечами.

— Не знаю. Но вероятнее всего, кто-то из них.

— Значит, вы потомок Слисера?

— Да.

— А Салазар Слизерин ваш родственник?

— Очень дальний. Я даже не могу сказать, кем конкретно ему прихожусь.

Нарцисса замолчала, разглядывая свои ногти и пытаясь подобрать нужные слова.

— Но ведь это ничего не значит? Если Арка и была когда-то древним орудием казни, это не означает, что пути назад нет, что все, кто туда попадает, умирают. Верно?

— Верно, — эхом отозвался Сфинкс.

Он щелкнул пальцами, и две фарфоровые чашки наполнились ароматным кофе. Пар потянулся в потолок белой нитью.

— Пей…

Нарцисса не была любительницей кофе, но чашку взяла. Она приятно согревала руки и помогала настроиться на нужный лад. Мысли отказывались выстраиваться в логические цепочки, ей снова захотелось домой, под теплое одеяло, чтобы уснуть без сновидений на несколько дней. Только теперь отступать было поздно. Интуиция уже привела ее сюда. Настало время прислушаться к своим инстинктам.

Она достала тетрадь в кожаной обложке.

— Я пишу, много пишу, но пока записи не исчезают. Сама не понимаю, почему я всё-таки вернулась.

— Это он. Твой дар. Он подсказывает, что ты должна быть здесь.

Нарцисса немного помолчала и призналась:

— Я не сразу смогла вспомнить, кто подарил мне гранатовое ожерелье. На какое-то мгновение мне показалось, что вы правы. Я испугалась.

«Я думаю только о благе семьи», — говорил Люциус. Она слепо верила в это и шла за ним. Пока не поняла наконец, что не о семье он думал, а о своем собственном благополучии. Слишком уж часто он забывал о ней, о Драко… Она сломалась, не смогла больше терпеть эгоизм Люциуса, его лицемерие и алчность.

Полгода назад ей казалось, что она ненавидит Люциуса Малфоя. Что правильным было бы отправить его в Азкабан на всю оставшуюся жизнь или позволить дементору забрать то, что еще осталось от его души. А теперь…

Нарцисса открыла тетрадь и коснулась кончиками пальцев прощальной записки Люциуса. Витиеватый почерк, буквы, заваливающиеся то влево, то вправо. Наконец-то она видела его чувства — те самые, которые когда-то заставили ее бросить жениха за пару недель до свадьбы. Перед уходом Люциус не думал «только о благи семьи», кажется, он наконец подумал о Нарциссе.

Сфинкс откашлялся.

— Простите, я…

— Открой последнюю страницу.

Нарцисса повернула тетрадь. На последней странице в золотой рамке были выведены Семь правил Искателя.

— Это всегда здесь было?

— Они проявились, когда ты поняла, что готова.

«1. Главная цель Искателя — найти первопричину.

2. Искатель может использовать для этого любые доступные ему методы.

3. Искатель не обязан ставить в известность кого бы то ни было или отчитываться перед кем-то о своих методах, какими бы жестокими или аморальными они ни казались.

4. Искатель должен предпринять все возможные меры по устранению первопричины. Даже если ее устранение повлечет за собой гибель Искателя.

5. Искателем рождаются. Все события в его жизни рано или поздно приводят Искателя к первопричине. Поэтому Искатель никогда не ошибается.

6. Деятельность Искателя не подвластна законам магического мира и не карается в соответствии с ними.

7. Искатель не может умереть, пока его цель не достигнута.»

Нарцисса взглянула на Сфинкса. Вопросов было много, но задать их она просто не решалась.

— Искатель не может умереть? Я бессмертна, Сфинкс? Это… безумие.

Она обвела взглядом комнату, на мгновение остановившись на одном из рисунков. Показалось, что огромная египетская кошка повела ухом, но видение быстро исчезло.

— Ты не бессмертна, нет. Если в тебя попадет Авада — умрешь. Другое дело, что Авада в тебя не попадет. Желающий тебя убить промахнется, или его палочка не работает. Это удача, понимаешь? Всё равно что выпить Феликс Фелицис. Думаю, ты и сама знаешь. Ты обманула Темного Лорда, тогда об этом писали все газеты. Разве не это — самая главная удача в твоей жизни? Волшебница без особенных способностей к окклюменции, сумевшая обмануть одного из лучших легилиментов в мире. Любая беда обойдет тебя стороной. Ты под защитой Отдела тайн до тех пор, пока не выполнишь свое предназначение.

— Искатель никогда не ошибается?

— Никогда.

— То есть любое мое действие будет верным?

— Да. Ты что-то поняла?

Нарцисса замолчала.

Сфинкс оперся руками о край стола.

— Говори же.

— А если я не хочу делать того, что велит мне интуиция?

— Ты должна! Должна!

Нарциссе на миг показалось, что зрачок его глаза сделался узким, как у кошки, но видение исчезло.

— Так и будете давить на меня? Вы так же давили на Трифолиуса? Он потому покончил с собой?

Сфинкс побледнел и отвернулся. В комнате вдруг стало неестественно тихо, будто до этого она была полна звуков, а теперь время остановилось и тишина накрыла кабинет тяжелым одеялом.

— Он стал сфинксом вопреки своему желанию. Понимаешь? У него была любовь, первая, светлая, но Отдел тайн призвал его. Я привел его сюда, объяснил, что сфинксы не могут иметь семью или детей. И он смирился. До тех пор, пока не узнал, что однажды я пошел против правил, когда влюбился в его мать.

Нарцисса замерла, не в силах поверить своим ушам.

— Он был вашим сыном?

— Да. И я горько поплатился за отступничество. Когда Трифолиус узнал обо всем, он ушел в Арку, лишь бы никогда больше не видеть меня. Ушел, потому что иначе из Отдела тайн не уйти. А видеть меня каждый день он не желал — винил в смерти матери.

Нарцисса моргнула и вдруг поняла всё. От начала и до конца, словно наконец дочитала книгу до эпилога.

— Вы потому так ухватились за это дело… Надеетесь, что сможете вернуть его в этот мир. Вы увидели меня и уцепились, считая, что Отдел призвал Искателя. А что если Отделу наплевать? Вдруг происходящее вокруг волнует только меня и вас? Об исчезнувших местах скоро забудут, так же, как забыли о Трифолиусе.

— А что если процесс не остановится, Нарцисса?

Нарцисса прикусила губу и замолчала.

— Ты Искатель. И ты уже знаешь, что нужно делать. Только не решаешься сказать.

— Знаю. — Нарцисса отвернулась.

— Делай то, что необходимо.

Нарцисса кивнула и поднялась.

Декабрь 1999 года

— Что это значит?

— Сол… — Нарцисса вздохнула, глядя, как муж хромает по комнате из угла в угол. Когда он нервничал, дефект становился еще более заметным.

— Что значит — тебе нужно уехать?

— Это ничего не значит. Для нас с тобой — ничего. Ты в этом не виноват. И это не значит, что мы расстаемся.

— Но ты уезжаешь без меня. И не говоришь куда. Я не понимаю, что с тобой происходит. — Сол присел напротив. — Что я делаю не так? Всё было прекрасно. Я думал, ты счастлива.

— Я счастлива. Но у меня остались незавершенные дела.

— Я тебя не отпускаю.

— Сол…

— Нарцисса! — Он виновато посмотрел на нее. — Что я скажу людям? Как я смогу это объяснить?

— Ты не обязан кому-то что-то объяснять. Мне просто нужно побыть одной.

— Я уважаю тебя, Нарцисса… Твое мнение. Но я не понимаю тебя, я ничего не понимаю.

— Сол…

— Это Малфой, да? Это всё он?

Нарцисса промолчала, глядя на свои руки.

— И ты всё еще чувствуешь к нему что-то?

— Он — мой бывший муж. И главное слово здесь «бывший». — Нарцисса поднялась и прошлась по комнате. Налила в стакан имбирного эля, сделала глоток. Врать мужу не хотелось, но всё настолько запуталось...

— Моя бывшая жена умерла. Я могу понять, что ты чувствуешь, но он этого не заслуживает. Разве мало он тебе нервы трепал?

— Мы были вместе больше двадцати лет. Это не так-то просто забыть. Мне всего лишь нужно разложить мысли по полочкам. Я вернусь через неделю. Проведу это время в Шотландии.

— В его поместье…

— Теперь это поместье принадлежит Драко. Оно не имеет никакого отношения к Люциусу.

— Исключая то, что он жил там последнее время. Там каждый камень дышит Малфоем, и ты отправляешься туда, чтобы его забыть?

— Нет. Я отправляюсь туда, чтобы искать. — Нарцисса вздохнула и посмотрела на него. — Мне нужно найти себя. Сол… Ты отпускаешь меня?

— Ты всё еще любишь его, — прошептал Сол и покачал головой. — Я никогда не смогу его заменить.

— Ты никогда не был его заменой. Ты спас меня. Это не связано с нами, я просто должна уехать. — Нарцисса взяла его за руку. — Ты отпускаешь меня?

— Ты ведь не вернешься.

Нарцисса не решилась возразить, давать сейчас какие-то обещания она была не готова.

Сол какое-то время смотрел ей в глаза, потом кивнул и ушел в свою комнату. Видимо, это означало «да». Но «да» скорбное, полное обиды и непонимания. В любом случае, выхода у нее не было. Нарцисса почти не лгала, она и правда собиралась в Шотландию. Нужно было немного подумать — час, день или неделю? Сфинкс ее не торопил. Методы искатель выбирает сам.

— Руперт! Собери вещи.

Домовик поклонился.

— Что желает взять с собой миссис Крокер?

— Пару мантий и удобную обувь. Всё самое практичное.

— Разумеется, госпожа.

Домовик исчез, а Нарцисса опустилась в кресло, сжимая в руках стакан с элем.

Пора.

* * *

Сентябрь 1976 года

— Уверен, ты никогда здесь не была.

— Была, была. С Сириусом.

Нарцисса рассмеялась. В магазине, совсем недалеко от Косой аллеи, было тихо. Уже поздно делать покупки, скоро двери закроются до утра.

Люциус фыркнул недовольно, но ничего не сказал. Это имя давно уже было для него словно тряпка для быка, Сириуса он недолюбливал, называл паршивым предателем. Впрочем, как и все люди ее круга. Сириус раздражал Люциуса даже сильнее, чем жених Нарциссы. Впрочем, в последнем она уверена не была. Возможно, на Рабастана Люциусу и вовсе было наплевать. О Рабастане они не говорили.

Французы называют то, что происходило между ними теперь, «amis-amants». Дружеский секс, и никаких дурацких чувств. Они оба не любили относиться к ситуации серьезнее, чем необходимо. И неважно, что договор между Лестрейнджами и Блэками был подписан почти сразу после рождения Нарциссы. Может же она делать хоть что-то, потому что хочет, а не потому что должна.

Магазин находился на самой границе магического и маггловского миров. За углом была та самая стена, через которую они всегда могли вернуться домой. Не потому ли Нарцисса ощущала себя до неприличия свободной? В этом мире их никто не знал, и можно было вести себя так, как хочется. Например, целоваться прямо на улице. Или...

Люциус бывал в маггловском мире гораздо чаще, чем говорил. Нарцисса прекрасно это знала, ведь Беллатрикс с гордостью рассказывала о рейдах в маггловские кварталы. Но причин волноваться пока не было, в конце концов, он для нее просто любовник, просто друг, всего лишь amis-amants, а это не могло быть навсегда. Даже любовь живет всего три года, а между ними и любви-то нет. Уже через месяц она собиралась стать миссис Лестрейндж, а Люциус пока не планировал терять звание самого завидного холостяка магической Британии.

— Чего ты хочешь?

— Не знаю. Давай попробуем вот это… — Люциус указал на витрину со сладостями. Волосы у него были собраны в хвост, в глазах — непривычный блеск. Нарцисса невольно залюбовалась.

— Конфеты какие-то? Такая странная коробочка…

— Хочу это. И вино. — Люциус шагнул к полке с винами. — Мерлин, где их разливают? Это что — откручивающаяся крышка?

— Ну Люци, это же маггловский мир.

Нарцисса улыбнулась, замечая столь непривычную для него растерянность.

— Прийти сюда было глупой идеей.

— Ты проиграл мне желание! Выполняй. Я вот это хочу! Бери. — Нарцисса сунула ему в руки бутылку неизвестного ей вина. Этикетка понравилась. Сегодня она чувствовала себя избалованным ребенком, а между тем несколько недель назад ей исполнилось двадцать три.

Люциус собирался что-то возразить, но темноволосая женщина выглянула из-за стеллажа.

— Эй! Делайте покупки. Мы закрываемся.

Люциус хмыкнул, вытаскивая из кармана палочку. Этот жест жутко не понравился Нарциссе, так что она схватила его за руку и поволокла прочь из магазина.

— А заплатить?!

Маггловских денег у них не было, а видеть то, что Люциус способен сделать с магглами, сейчас не хотелось. И не только сейчас. Она бы многое отдала, чтобы никогда этого не увидеть.

Они пробежали целый квартал, свернули на узкую улочку и спрятались в тени нависающих над мостовой балконов.

Нарцисса привалилась к стене, пытаясь справиться с рвущимся наружу сердцем. Ей безумно захотелось запомнить каждое мгновение этого вечера. А Люциус так смеялся… Она и не думала, что он умеет. Нет, он часто улыбался или шутил, его сарказм безумно нравился девушкам, но…она никогда еще не видела его таким беззаботным и счастливым.

Она взяла его за руку и увлекла в полумрак узкой улицы, щетинившейся трубами старинного газопровода, болтающей голосами телевизоров. Небо полыхнуло серебристыми нитями, и хлынул дождь — обжигающе холодный. Рука Люциуса успокаивающе легла на ее живот. Они стояли, прислушиваясь к шуму дождя и прижимаясь друг другу, чтобы согреться.

— Зато у нас есть вино. И мы можем открыть его без магии, — прошептал Люциус ей на ухо. От его горячего дыхания по спине побежали мурашки.

— Давай в следующий раз играть в Плюй-камни на раздевание? — предложила Нарцисса, когда его теплые губы коснулись шеи, а пальцы запутались в застежках мантии. — Ты же не… собираешься, прямо здесь?..

Но ее слова потонули в страстных поцелуях. И, в сущности, стало всё равно, потому что так теплее, так безопаснее и…

Тогда она и поняла, насколько бессмысленной была их затея не выходить за пределы дружбы. Насколько глупо было делать вид, что скоро всё закончится без последствий, так толком и не начавшись. Потому что в его глазах слишком отчетливо читалось то, что она прятала от самой себя уже несколько месяцев.

* * *

Декабрь 1999 года

По поместью гулял ветер. Похоже, несколько месяцев окно оставалось открытым, так что дорогой ковер промок насквозь, вода затекла под паркет, и теперь он бугрился. Нарцисса нахмурилась и опустила оконную створку. Шотландия всё такая же сырая и ветреная, пахнет морской солью и песком.

— Корри?

Домовика не было. Не то сбежал, не то Люциус расправился с ним. А он мог, Нарцисса прекрасно знала бывшего мужа. Взмахнув палочкой, она высушила ковер. С паркетом пришлось повозиться, но бытовая магия неплохо отвлекала от воспоминаний.

Когда паркет принял свой первоначальный облик, Нарцисса направилась на кухню. Она огляделась и поморщилась, замечая на столе несколько бокалов, початую бутылку вина и пару тарелок. Как Малфой жил здесь без домовика и палочки? Мыл посуду вручную? Поверить в это было трудно.

Она плеснула себе немного вина. Этикетка стерлась от старости, видимо, Люциус принес из подвала старые запасы какого-то из своих многочисленных предков. Вино было непозволительно кислым. Нарцисса поморщилась, но всё же взяла бокал с собой.

Она свернула в коридор и направилась к библиотеке. У входа поздоровалась с портретом Люциуса Малфоя I, искренне надеясь, что беседа, как и всегда, не сложится. Но портрет, по-видимому, слишком долго маялся в одиночестве.

— Что вы здесь делаете, Нарцисса? — фыркнул он недовольно. — Вы больше не Малфой!

— А вы тут больше не хозяин, — бросила в ответ Нарцисса, торопливо отпирая двери в гостиную. И зачем только Люциус их закрыл?

— Вы его убили.

Бокал в руке дрогнул, едва не расплескав содержимое. Люциус отсалютовал ей своим бокалом. Он был изображен сидящим в кресле с гончей собакой у ног.

— Как вы смеете? — Нарцисса неспешно и с достоинством обернулась.

— Вы довели его до смерти. Я всегда говорил, что женщинам доверять нельзя.

— Он сделал свой выбор.

— Если бы вы хоть раз появились здесь или если бы к нему приехал Драко, всё было бы по-другому.

— Мы развелись. Я не обязана была его посещать, разве нет?

Люциус на портрете замялся и поставил бокал на столик.

— В мое время ни о каких разводах и речи быть не могло. Женщины вообще не имели права…

— Замолчите, Люциус. Я не намерена выслушивать подобное.

Замок наконец поддался, и Нарцисса распахнула двери, ведущие в большую гостиную.

— Вы запрещали Драко приходить сюда! — торопливо пробормотал Люциус с портрета, боясь, что она вот-вот уйдет.

— Не запрещала. Я думала, он бывал здесь.

— Ни разу. Хоть и обещал приехать.

Нарцисса вздохнула, пытаясь подобрать нужные слова. Было необязательно оправдываться перед далеким предком Люциуса, но сейчас ей стало не по себе, словно она и правда была виновата в том, что случилось.

— Я не знала, что Драко не бывал здесь.

— Люциус ждал его вечерами. И злоупотреблял спиртными напитками.

— У меня были причины для развода. Я не могла больше терпеть этого лицемерия. Я просто не думала, что всё будет так. Люциус и слова против не сказал, молча подписал бумаги.

Люциус Малфой I замолчал на какое-то время, будто обдумывая ее слова.

— Он со мной почти не разговаривал. Обещал сжечь, когда я пытался расспросить его о вас. А я ведь просил его озаботиться портретом, чтобы потом не было вопросов.

— Не думаю, что это была бы хорошая идея, Люциус.

— Была бы? Он заказал портрет у одного местного художника. Его привезли два месяца назад.

— Что?

— Да, он где-то в комнате. Корри уволок его и спрятал, перед тем как сбежать отсюда. Нарцисса, вы не могли бы найти портрет и повесить его поближе ко мне? Здесь одиноко.

Сердце стукнуло тревожно, а голова закружилось от предвкушения встречи. Увидеть Люциуса снова? Вот так? А что, если портрет заговорит с ней? Это будет означать только одно: Люциус мертв, а ее поиски бессмысленны. И, если Сфинкс прав, то скоро магический мир попросту исчезнет.

Она оттолкнулась от стены.

— Нарцисса, — окликнул ее портрет, — вы должны знать кое-что еще: у него бывал гость.

Она замерла, но не оглянулась.

— Гость?

— Я не видел его, они проводили время на террасе или в малой гостиной, но Люциус пил с ним вино, вел неспешные беседы. Я уже слышал этот голос много лет назад. Вы тоже здесь были. Вы, Люциус и он.

Нарцисса зажмурилась и шагнула в гостиную, не желая слышать продолжения. Она бывала здесь редко. За всю жизнь лишь пару раз — слишком сырой климат, она тут же подхватывала простуду. А после того, как маленький Драко заболел здесь пневмонией, Нарцисса твердо решила никогда больше не появляться на побережье.

Они бывали здесь вдвоем с Люциусом, изредка вместе с сыном. И лишь однажды они приводили сюда гостя.

Нарцисса опустилась на пыльное кресло, глядя перед собой. У дивана стояла большая картина в раме, обернутая бумагой. Если она сейчас снимет бумагу и портрет заговорит с ней — значит, поиски закончены. Что же будет тогда? Она могла бы оставить портрет здесь, повесить его рядом с далеким предком и вернуться домой. Либо она могла бы отвезти картину в мэнор, где ей самое место — в портретной галерее рядом с библиотекой. Оставался и третий вариант, от которого по телу бегали мурашки — настолько неправильным, но приятным он был. Забрать портрет в поместье к Солу. Чтобы хоть иногда видеть прохладный взгляд серых глаз.

Нарцисса поморщилась, потому что в сердце творилась неестественная, почти подростковая неразбериха. Сол смотрел на нее влюбленно и нежно, Люциус же — властно и холодно. С Солом она чувствовала себя счастливой, могла просыпаться по утрам и засыпать рядом с мужем. Люциус всегда возвращался слишком поздно, а исчезал с первыми лучами солнца. Его никогда не бывало дома, а если и появлялся, то домовики прятались по углам, предпочитая лишний раз не попадаться хозяину на глаза. С Солом она не читала газет, у нее не было потребности читать что-то кроме книг. С ним Нарцисса ощущала себя в безопасности. С Люциусом она читала только газеты. «Ежедневный пророк» доставляла специальная сова рано утром — еще до того, как газета поступит в продажу.

Но почему было так страшно навсегда забыть Люциуса? Только ли потому, что половина ее жизни прошла рядом с ним?

Чтобы потянуть время до встречи с портретом, Нарцисса достала из мантии тетрадь, увеличила ее до нормальных размеров. Зачарованное перо лежало на журнальном столике. Она села поудобнее и принялась писать.

* * *

Июнь 1979 года

— И купаться можно?

Северус вел себя словно пятнадцатилетний подросток, и Нарциссе от этого становилось смешно. Она привыкла к тому, что друг мужа всегда ведет себя, как старик, хотя ему всего двадцать один год.

— Можно, — заверил Люциус. — Только вода холодная.

Они с Нарциссой обнимались на диване в гостиной и были невыразимо счастливы.

— Но ее ведь можно согреть чарами. Я никогда не плавал в океане. Честно говоря, я не умею плавать. Но хочу. С детства об этом мечтал.

— От одного раза не простынешь. На крайний случай у нас есть зелья. — Нарцисса улыбнулась, подмигивая Снейпу. — Но один ты никуда не пойдешь, ясно? Люциус, ты же проследишь, чтобы он не утонул?

Люциус рассмеялся. Несколько месяцев назад они поставили подписи под брачным договором, но уже играли в родителей. По крайней мере, Нарцисса искренне надеялась, что уже беременна, потому ее бокал, стоявший на столике, оставался нетронутым.

Люциусу было двадцать четыре. Дела еще вел Абраксас, потому от него не требовалось ничего, кроме участия в семейном бизнесе. И если бы не Темный Лорд...

— Цисси, я не полезу в ледяную воду. Даже не проси. И вылавливать его не полезу, если волной накроет.

Снейп нахмурился на мгновение, но, взглянув на Нарциссу, улыбнулся. Похоже, улыбался он только в компании друга, да и то неестественно и натянуто, будто подражая окружающим.

— Я хотя бы ноги помочу, — попытался настоять на своем Снейп. — Люциус, я мог бы заинтересовать тебя одним неплохим зельем…

Северус всегда находил аргументы, чтобы уломать друга. Северус с пятнадцати лет умел варить такие зелья, которые Люциус не смог бы сварить в двадцать два даже с подробным справочником. Но Люциуса почему-то это совсем не тревожило, хотя Нарциссе казалось, что между ними будут конфликты.

Люциус глянул на него с неподдельным интересом.

— Что за зелье?

— Обсудим по дороге?

Северус скопировал его мимику, немного неумело, но с достоинством.

Можно ли было назвать дружбой отношения, из которых оба извлекают выгоду? Снейп учился вести себя так же властно и уверенно, как Люциус, а Люциусу требовались услуги одаренного зельевара.

— Я попрошу домовиков приготовить чай с малиной и пледы. Вы наверняка вернетесь как ледышки.

Люциус привлек Нарциссу ближе и шепнул на ухо:

— Думаю, мы с тобой найдем способ согреться.

По ее телу побежали мурашки.

* * *

Декабрь 1999 года

Нарцисса помедлила и убрала тетрадь в дамскую сумку.

Проклятые воспоминания! Проклятый Малфой!

Сердце Нарциссы пустилось галопом, щеки вспыхнули огнем. Рядом с Солом она никогда не испытывала того, что чувствовала, когда к ней прикасался Малфой. От одного взгляда становилось трудно дышать. Она даже на ногах стоять не могла, стоило Люциусу шепнуть ей на ухо что-то неприличное. Только вот одной страстью семью не спасти.

Если б Люциус попросил, она бы осталась. Не было бы никакого развода, а значит, не было бы в ее жизни Сола. Мир был бы прежним — бесконечный бег с препятствиями по краю обрыва. Вот-вот полетишь вниз.

— Значит, к тебе приходил Северус… — Нарцисса откинулась на спинку кресла и посмотрела на портрет. — Ко мне он тоже однажды приходил, во сне. О чем вы говорили?

Картина, скрытая под слоем оберточной бумаги, молчала, молчало и поместье. Лишь дождь напоминал о себе, постукивая по карнизу.

— Это он надоумил тебя пойти в Министерство, нарушить закон и уйти в Арку? Или он отговаривал? Знаешь, мне иногда было проще доверить Драко ему, чем тебе. Северус всегда был ответственным, а ты забывал обо всем, стоило Лорду отдать приказ.

Она шагнула к картине и коснулась шпагата. Опустилась рядом на пол и принялась решительно срывать оберточную бумагу.

Много мрачных тонов, зеленый герб рода в углу.

Нарцисса замерла, не в силах отвести взгляда от серых глаз. Художник так хорошо поймал взгляд, что казалось, стоит моргнуть — пропустишь что-то важное. Движение или вздох, от чего станет ясно — портрет ожил.

Неизвестно, сколько времени она просидела так. Глаза слезились от напряжения, пальцы, сжимающие веревку, онемели. Наконец она подтянула ноги к себе, закрыла глаза ладонями и замолчала, прислушиваясь. За окном плескался океан.

— Ты жив.

Стало легко и спокойно, будто металлический корсет, сжимающий грудь все последние месяцы, ослаб. Она приехала сюда, чтобы найти свой путь. И она его нашла.

«Искатель должен предпринять все возможные меры по устранению первопричины. Даже если ее устранение повлечет за собой гибель Искателя». Что ж, если это правда, значит, так тому и быть.

Собравшись с силами, она снова взглянула на портрет, поражаясь его неожиданной искренности. Искренности, граничащей с глупостью. Люциус Малфой на посмертном портрете был облачен в мантию Пожирателя смерти, а рядом на столе поблескивала маска. Та самая, которую Нарцисса много раз порывалась сжечь в камине, но в последний момент отступала. Она не хотела знать, где спрятана эта маска теперь, только вот художник не смог бы передать детали, если бы не видел ее своими глазами.

На картине Люциус, усталый и одинокий, стоял у окна, а позади него пенилось море. Было страшно обернуться, вдруг он все еще стоит там, за ее спиной.

Нарцисса осторожно коснулась кончиком пальца его волос, погладила по плечам и вздохнула. Краска была совершенно холодной. Мертвый портрет живого человека.

— Я найду тебя, Малфой.

Зачем — она по-прежнему не понимала, но теперь вдруг поверила словам Сфинкса.

Долг Искателя — найти и устранить первопричину. И если первопричиной происходящего в магическом мире стал Трифолиус, значит, она должна вернуть всё на свои места.

Нарцисса отряхнула мантию и, в последний раз взглянув в глаза портрету, аппарировала.

Август 1999 года

Драко не приехал. На побережье опустились сумерки. Люциус ждал, ждал долго, настолько долго, что не сразу понял: уже никто не придет. Август — месяц разбитых надежд и золотых звезд, осколками разбросанных по небу. В гостиной темно и одиноко настолько, что было страшно закрыть глаза. Вдруг он никогда больше не увидит света? Вдруг уже лежит в гробу, и крышку сейчас засыплют землей? Со вчерашнего дня Люциус начал запирать комнаты — почудилось, что по дому кто-то ходит. Не Северус, незнакомец… Чужих он боялся.

А вот смерти — нет. Только чужих и безмерного одиночества. Болело сердце — вяло, тягуче — боль вовсе не собиралась убивать, лишь напугать, напомнить о возрасте. Впрочем, о каком возрасте? Ему немногим больше сорока. Маги так рано не умирают.

Но Люциусу казалось, что жизнь движется к логическому завершению. Он слишком спешил всё узнать и попробовать, гнался за нереальными целями: подняться на самый верх, получить деньги, много денег, чтобы обеспечить не только свою старость — жизнь Драко, приумножить капитал семьи, сделать так, чтобы их род прочнее стоял на ногах. Простые, понятные каждому чистокровному магу желания. Сейчас они отошли на второй план. Словно после смерти Лорда все его цели вдруг превратились в сражение с ветряными мельницами. Он жил войной, интригами, а теперь борьба потеряла всякий смысл.

К тому же семьи у него теперь не было. На свадьбе Драко Люциус смотрел на сына, его невесту и вспоминал себя — молодого, самоуверенного хозяина мэнора, владельца многомиллионного состояния. Интересно, что в день его свадьбы чувствовал Абраксас? Тоже ощущал себя лишним? Словно он должен был сойти с дороги, чтобы не мешать новым Малфоям, а сын — броситься в неравное сражение с ветрами.

Теперь от Люциуса не зависело ровным счетом ничего. Он вырастил сына, сделал для семьи всё, что мог. Дрался, но всё потерял. Можно было и дальше обманывать себя, пить, единолично отмечая придуманные праздники, приглашать в гости собственную фантазию. Только вино вдруг стало на вкус невыносимой кислятиной. Да и единственный гость больше не был остроумным — теперь его тянуло на откровения.

Да и о каких праздниках могла идти речь, если у дома нет хозяйки? Нарцисса теперь организовывала приемы для Сола Крокера. Обставляла свое новое поместье и жила именно так, как всегда мечтала — спокойной жизнью.

С самого начала Люциус неверно расставил приоритеты. Он привык полагаться на Нарциссу, был уверен: она — константа, которая будет в его жизни всегда, а потому рвался к своим целям, не задумываясь, что оставляет позади. Люциус был уверен — Нарцисса пойдет следом, всегда будет на его стороне. Он забыл о немаловажной детали: у Нарциссы тоже была гордость, были цели. И в какой-то момент их цели не совпали.

В глубине души Люциус понимал, что мог предотвратить развод. Но перешагнуть через гордыню не сумел. Отец говаривал, что мужчина должен быть в семье главным, а задача женщины — хранить семейный очаг. Только Нарцисса хотела полного равноправия. За без малого двадцать лет Люциус смог смириться и с этим. А потом она солгала Темному Лорду, невольно поставив семью под удар. Тогда Люциус понял, что больше не контролирует ее жизнь. И когда Нарцисса попросила ее отпустить, он отпустил.

А ведь мог рассказать о чувствах… Но не решился. Да и зачем? Двадцать лет он считал признания сентиментальной чушью, оставлял на потом, на особый случай, убеждал себя, что чистокровные о любви не говорят. Дождался! Чувства Нарциссы умерли.

Люциус поперхнулся и закашлялся, капли вина попали на брюки, испачкали рубашку.

Драко уже взрослый, да и война окончена, их семью наконец оставили в покое. Теперь Нарцисса имела полное право подумать о себе. У нее не осталось причин жить с Люциусом, поэтому она ушла.

Понимая это, он молча подписал все документы. Но развод принес лишь мнимую свободу. В отличие от Люциуса Нарцисса всегда была чересчур сентиментальна. Даже после свадьбы с Крокером она наверняка вспоминала его. И эти воспоминания мешали ей обрести долгожданный покой.

А какой выход был у него? Стареть в одиночестве, пока платина волос не сменится сединой. Да и этого никто не заметит — некому. С другой стороны, у него все еще был шанс уйти достойно. Подарить Нарциссе свободу, которую она действительно заслуживала.

Пока солнце поднималось над горизонтом, он думал о самоубийстве. Но отверг эти мысли, когда комнату озолотил утренний свет.

Драко будет жалеть. Нарцисса проклянет его бессмертную душу.

Когда лучи солнца скользнули по креслу, пробежали по скрипучим половицам и замерли на пороге, за дверью послышался скрежет. Словно кто-то царапал её когтями. Люциус поднялся и, пошатываясь, прошел по коридору, старательно перешагивая через солнечных зайчиков. Пусть себе скачут, куда вздумается.

За порогом сидел пес — большой и черный. Уши стояли торчком, по спутанной бородке из седеющих волос стекала слюна. Он смотрел на Люциуса молча, смотрел, не отводя взгляда, по-человечески презрительно, по-собачьи недоумевающе.

— Входи.

Люциус вернулся в дом, прошел на кухню и открыл шкафчик в поисках чистого стакана. Домовик сбежал пару дней назад. В прошлые времена Люциус разыскал бы его и наказал по всей строгости, но теперь подобное воспрещалось. У домашних эльфов была свобода. А у Люциуса не было ничего.

Пес вошел в комнату, обнюхал диван, стол, заглянул в окно, приподнявшись на задних лапах, и, наконец, обратил внимание на Люциуса. На кухне он ткнулся мокрым носом в его ладонь и заскулил.

Люциус хмыкнул и брезгливо вытер руку о брюки.

— Пить хочешь?

Он налил воды в захватанный пальцами стакан и поставил его на пол. Пес с недоумением понюхал содержимое и попытался лакать.

— Мог бы превратиться, Блэк.

Но собака поглядывала на него безразлично.

Люциус ударил себя по лбу и рассмеялся над высказанной глупостью. Блэк? Блэк не мог вернуться, он там, за гранью, в Арке. Оттуда не возвращаются просто так. Никто еще не возвращался.

Вот он, тот мир, который так долго искал Люциус. В нем нет мыслей о старости, нет одиночества.

Пес плюхнулся на ковер и положил голову на мохнатые лапы.

— Испачкаешь ковер.

Пес казался грязным и одиноким. Обычная дворняга, заглянувшая на огонек. Только по какой-то неясной причине следов от грязных лап на паркете не осталось. Значило ли это?..

— Ты за мной пришла, да? Сама Смерть.

Люциус рассмеялся и взял в руки полупустую бутылку с вином.

— Расскажи же мне об Арке.

Он слышал множество легенд о ней, но не придавал им значения. Просто не было времени. Люциус Предприимчивый тратил его на то, чтобы соответствовать. Соответствовать образу правой руки Темного Лорда, образу богатого и чистокровного аристократа, сильного мага, которого если не боялись, то уважали. Чтобы отец мог гордиться. Чтобы мог гордиться род, семья, портреты, которым он в детстве казался самым слабым и ненадежным из наследников фамилии. И что же теперь? Он так и не смог стать хоть на четверть таким же могущественным, как его отец.

Пес заскулил тихо и протяжно. Не то знал об Арке, не то просто был голоден.

— А я скажу тебе, что там, — уверенно начал Люциус, морщась от того, насколько кислым было вино, — там место для лишних людей. Для тех, кого никто не ждет.

Место для лишних людей.

Например, для Люциуса Предприимчивого, единственными гостями в доме которого стали давно погибший друг и грязная дворняга — образ почившего врага. Уж с Блэком-то делить теперь было нечего: Нарцисса в конечном итоге не досталась никому из них. А когда-то Люциус считал ее только своей.

Крокер хотя бы чистокровный?

Эта мысль не пришла ему в голову ни разу за последние месяцы. Его происхождение не имело никакого значения. Можно было проклинать себя до скончания веков, но не чистота крови разлучила его с Нарциссой. Он всё еще не понимал, почему она попросила развод, но был уверен: Нарцисса и сама задавалась этим вопросом.

Он вдруг осознал, что не заметил, как все важные константы его мира превратились в переменные.

Когда происхождение стало неважным?

Когда неважными стали отношения с Нарциссой?

Когда он решил, что может её отпустить?

Часть жизни словно изъяли из его памяти. Он был ослеплен обидой, ненавистью, уязвленная гордость не давала покоя. Только теперь эмоции схлынули наконец, оставляя после себя пустую оболочку.

В серых собачьих глазах читались тоска и понимание.

Люциус плеснул еще вина, отпил немного и сунул собаке под нос.

— Давай выпьем за то, что я чего-то стою. Раз ты пришла за мной сама.

Пес добродушно завилял хвостом, но вино пить не стал.

— Ты права, Смерть. Это вино ужасно. Прокисло, прогоркло… А может, это мой вкус изменился? — пробормотал он и поднялся. — Проводи меня, ведь ты знаешь, что теперь мне остается делать.

…Собрать вещи, накинуть на плечи мантию и, потрепав по загривку незваного гостя, собраться в дорогу. Открыть пыльную бутылку из погреба и прихватить ее с собой, заткнуть горлышко пальцем, чтобы не пролилось, — и погромче хлопнуть дверью, чтобы прогнать все сомнения.

Палочки больше нет, потому придется нарушить закон. Снова.

Купить нелегальный порт-ключ, отправиться в Лондон и спуститься по узкой улочке, стараясь не обращать внимания на толпы магглов («Какой-то праздник? Или здесь всегда так шумно?»)

Бросить усталый взгляд на современный паб и ужаснуться, как неудачно он вписался в старинную архитектуру. Пройти между сохранившимися со времен Средневековья домами и постоять у прохладной стены в полумраке балкона, чтобы вспомнить то, что словно было не с ним и не в этом мире: холодный дождь, теплые губы и приторно-сладкое вино. А после пройти через вход для сотрудников в Министерство, спуститься в Отдел тайн. Без страха, голыми руками вырвать палочку у крепкого молодого мага (позже он будет рассказывать про беспалочковую магию, которой в совершенстве владел посетитель — а как иначе оправдать собственную несобранность?). Шагнуть в черную крутящуюся комнату, которая выбирает дверь по логике, понятной лишь невыразимцам, и вдруг с первого раза попасть в нужное место.

Люмосом — его первым заклятием после года без магии — осветить узкий коридор, по которому когда-то шли они: безумная Белла, упрямый Лестрейндж, бесстрашный Долохов, веселый Нотт — друзья и враги в единой связке — уверенные, гордые, потому что для носящих маски Пожирателей смерти не существовало преград. Здесь Поттер отчаянно боролся за свою жизнь. Здесь он разбил пророчество.

Стеллажи, полки, полки, стеллажи…

И наконец тот самый зал с каменными скамьями. Шум вдалеке — он покажется лишь фоном для ужасающего, пробирающего насквозь тиканья часов, доносящегося из Арки.

— Что же ты?.. — шепнуть самому себе, прогоняя сомнения. — Не трусь.

… Часы в мэноре он зачаровывал особым образом, чтобы не издавали ни единого звука, потому что этого не выносила Нарцисса. Старинные напольные часы с маятником эльфы унесли в подземелье — молодая хозяйка поместья бледнела, стоило ей услышать их тиканье.

Защитить Нарциссу от страхов — когда-то это был его долг. А значит, нащупать в кармане листок пергамента и старый карандаш, которые он прихватил с собой, потому что никто не уходит навсегда просто так, не предупредив, что не вернется.

— Сэр! Бросьте палочку сейчас же, иначе я буду вынужден применить силу!

Взглянуть на юного аврора, чуть старше Драко, влетевшего в комнату первым. Попросить его об отсрочке всего на минуту, на одну мордредову минуту, чтобы успеть дописать несколько слов на измятом пергаменте.

Совсем скоро он сможет узнать, что чувствовал Сириус Блэк за секунду до смерти.

Присмотреться к колышущейся ткани, прикрывающей путь — куда? В иную реальность? В другое измерение? В пустоту и безмолвие? И шагнуть вперед, напоследок обозвав себя чокнутым. Чтобы, может быть, услышать ответы на вопросы, которые так и не успел…

Декабрь 1999 года

Сфинкс мерил шагами Зал Смерти. По его лицу было трудно что-либо понять, но можно было сказать точно: Сфинкс на взводе.

— Знаешь, какова вероятность того, что ты вернешься?

— Знаю.

— И ты всё еще уверена, что должна туда пойти?

— Да.

Нарцисса сидела на прохладной каменной скамье и, не моргая, смотрела на свои руки. Она старалась не смотреть на Сфинкса. Застывшая от напряжения шея, узловатые вены на тощих запястьях заставляли волноваться и ее.

Нарцисса ощущала себя персонажем одной из тех игр, в которые играла с сестрами в детстве. Магический кубик показывал, сколько ходов должна была сделать одинокая фигурка на куске зачарованного картона. И если фигурка хочет добыть сокровища, она должна пройти через заколдованный лес. Другого пути нет… Остановиться и пропустить ход нельзя, аппарировать создатели игры запрещают, перенестись на гиппогрифах или драконе — не по правилам. И вот теперь в ее руках был кубик. Нужно лишь сделать бросок.

— Нарцисса…

— Не говорите ничего, ладно? Просто молчите.

Нарцисса пыталась заранее простить себя за бессмысленную веру в то, что она Искатель, избранная. Никаких рациональных поводов отправиться за грань этого мира просто не существовало. Прыжок веры.

Здесь были сын и невестка, а совсем скоро должен был появиться внук. Здесь ждал любящий муж, готовый ради нее на всё.

…На маленьком столике в гостиной тикали часы в виде большого золотого компаса. Работа гоблинов-ювелиров, за которую Сол отдал баснословные средства, чтобы сделать подарок на день рождения Нарциссе. Часы вписались в гостиную идеально.

Сол так и не заметил, что Нарцисса боится часов.

Никак не удавалось вспомнить, когда Люциус узнал о ее страхе. Он просто знал. Увидев большие часы в прихожей, Нарцисса вздрогнула и попятилась. Ему было достаточно ее реакции, чтобы тотчас отправить их в подземелье. И невозможно было представить, что она собиралась выйти за кого-то другого.

Сол всегда предупреждал, если задерживается на работе, никогда не опаздывал на их встречи и, как никто другой, умел ухаживать. Огромные букеты роз, дорогие украшения, всё лучшее и только для нее.

Малфой мог на пару дней забыть, что у него есть дом. Темный Лорд, молодые ведьмы, игры и алкоголь. Он приходил на пару часов, дурно пахнущий чужими духами, и исчезал вновь, не сказав ни слова. Малфой забывал о ее дне рождения, даже если Нарцисса напоминала заранее, но его запоздавшие подарки она помнила до сих пор.

Она снова их сравнивала.

Последние минуты в Зале Смерти превращались в беспорядочный поиск повода для того, чтобы остаться с Солом, и будь что будет.

Нарцисса не вспоминала о Малфое шесть месяцев и двенадцать дней (и почему она знает точную цифру?), и вот он нашел-таки способ, чтобы отомстить.

Ни одной причины шагнуть за Арку не было. Ни единой. Но она все равно делала это.

— Если я верну Трифолиуса — мир восстановится?

— Мы ничего не можем утверждать точно. — Сфинкс взглянул на нее одним глазом. — Но я думаю, что после того, как ты уйдешь, процесс ускорится. Потому поторопись, ладно?

Нарцисса замерла, не зная, что сказать.

— А если мне будет больше некуда возвращаться?

Вопрос повис в воздухе. Сфинкс молчал.

— Вот. — Нарцисса протянула ему тетрадь в кожаном переплете. — Мои воспоминания о Люциусе пока не исчезли. Отдайте это Драко. Пусть пишет о нас. Всё, что сможет вспомнить.

Маленький обрывок пергамента выпорхнул в воздух и приземлился у ног. Записка Люциуса.

Нарцисса подняла ее, разглядывая в свете тусклых ламп.

— Возьми с собой. — Сфинкс вернул тетрадь и потер ладони. — Для твоего сына у меня найдется еще одна.

Нарцисса вложила записку в тетрадь, спрятала ее в сумку, а сумку надела на плечо.

— Нарцисса, — Сфинкс колебался несколько секунд, — если тебе не удастся выйти оттуда, прошу, найди моего сына. Скажи ему… Скажи, — он замялся, — что мне жаль.

— Скажу. Обещаю.

От Арки веяло холодом. Нарцисса шагнула вперед и провалилась в бесконечную тьму.

Декабрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

Несколько минут Нарцисса лежала без движения, не решаясь открыть глаза. Единственное, что она чувствовала, это запах свежей травы — так пах газон перед особняком Блэков. Они с сестрами часто лежали на нем, слушали музыкальную шкатулку, играли в зачарованные шахматы и плюй-камни.

Потом пришли звуки. Их было множество, но они с трудом доходили до ее сознания. Минуты тянулись, Нарцисса постепенно начинала различать голоса — двое о чем-то спорили. Удивительное спокойствие накрыло ее теплым одеялом, двигаться совсем не хотелось. Даже дышать не хотелось, просто спать и спать как можно дольше. Интересно, она умерла?

— Нарцисса, очнись.

Голос был на удивление знакомым. Она нехотя открыла глаза и прищурилась на бескрайнюю синеву, настолько яркую, что смотреть было невозможно.

— Что? — прошептала она.

И увидела серые глаза, темные с проседью кудри, бородку — едва заметную, но достаточную, чтобы выдать возраст своего владельца.

— Сириус?

Нарцисса быстро-быстро заморгала, боясь, что происходящее ей кажется. Но видение не исчезало. Обладатель седеющих кудрей расплылся в улыбке.

— Поверить не могу! Откуда ты здесь взялась?

Он рассмеялся и потянул Нарциссу за руку. Пришлось встать, нехотя выныривая из удушающей безмятежности.

Голова кружилась, ладони Сириуса были теплыми. Может, она и сошла с ума, но прикосновения были настоящими.

Казалось, что Сириус совсем не изменился, может быть, немного постарел. Впрочем, после Азкабана она его не видела.

Сириус Блэк.

Нарцисса зажмурилась, потом открыла глаза. Он не исчез.

— Ты… Я нашла тебя.

Она наконец огляделась по сторонам. Ничего необычного в этом месте не было. Они стояли на опушке леса. Вдалеке виднелись двухэтажные домики из красного кирпича, а за ними белая башня. Не настолько высокая, чтобы казаться неуместной, но было в ней что-то необычное…

— Что? Удивляет? Всё как будто бы чересчур обыденно, да? Ты ждала облако и души умерших?

— Нет, но… Точно ожидала не этого. Значит, я могу вернуть тебя?

— Ох, Нарцисса… — Сириус лукаво улыбнулся и обнял ее за плечи. — Вернуть меня? Сейчас скажу сентиментальную глупость, однако… это мило.

— У нас не так много времени.

— Прости, прости! Мне правда очень жаль, но из этого мира нет выхода.

В груди Нарциссы похолодело, она вдохнула побольше воздуха и посмотрела на кузена.

— Идем!

Времени на раздумья он ей не дал — схватил за руку и потащил к постройкам, видневшимся в стороне.

— Я здесь не просто так. Там, в магическом мире…

Сириус, похоже, не слушал ее.

— Сириус!

— Нам нужно идти. Потом всё обсудим, хорошо? Может, нам повезет и мы всё сделаем еще до того, как придет Охотник. Не хотелось бы с ним встретиться.

— Охотник?

— В пяти милях отсюда живут враги.

Он махнул рукой в сторону леса. На горизонте возвышались заснеженные вершины гор.

— Враги?

— Может быть, ты останешься с нами.

В голове Нарциссы перепуталось всё: прошлое, настоящее, будущее.

— Сириус, подожди… — Она зашагала быстрее, ощущая себя не в своей тарелке, настолько чужим казался этот с первого взгляда бесхитростный мир. — Ты с кем-то говорил, когда я появилась?

— С Наблюдателем, — пробормотал Сириус на ходу. — Да не дрейфь, поверь, для меня все это тоже почти в новинку.

Нарцисса остановилась и выдернула свою руку из цепких пальцев.

— Сначала объясни мне…

— Всё потом. Доверься мне. Не в первый раз же, да?

Это был Сириус. Тот самый. Совершенно точно он. Он выглядел, как Сириус, говорил, как Сириус.

— Хорошо.

Они едва не бежали к кирпичным домам. Солнце клонилось к закату, туфли цеплялись за траву, Нарцисса спотыкалась и с трудом умудрялась устоять на ногах.

Наконец они вывернули на мощеную улицу, узкую даже по меркам старой части Лондона. Было очень тихо. Городок пустовал — ни единой души на улице, а ведь именно сейчас здесь должно быть очень людно — жители возвращаются домой после работы.

Они прошли пару кварталов, и Сириус остановился у белой башни с часами.

— Мы успели?

— Да. Сейчас он появится.

И правда, не прошло и пары минут, как из-за циферблата вынырнул невысокий мужчина в клетчатом костюме. Маленькие глаза, пухлые руки с короткими пальцами, пара залысин на голове. Все в нем казалось до отвращения знакомым и до боли простым, едва ли не маггловским, но какая-то неуловимая деталь выдавала знатное происхождение. Больше никого рядом не было.

— Кроме нас здесь вообще кто-то есть?

— Ну конечно, просто для распределения толпа не нужна. Должен был прийти один из них, но, я надеюсь, обойдемся. — Сириус огляделся и развел руками. — Не переживай, Нарцисса, ты попадешь к нам.

Она нахмурилась, ощущая себя не лучше, чем перед церемонией распределения в Хогвартсе. Так страшно было попасть не на Слизерин. Белла бы смеялась над ней до конца жизни. А отец, любимый папа, был бы очень разочарован.

Незнакомец тем временем спустился по веревочной лестнице и зашагал к Нарциссе. Он был еще ниже, чем казалось поначалу. Определить возраст по его лицу было невозможно: несколько морщин в уголках глаз, на щеках румянец, словно у подростка.

— Ох, вот и вы. Нам так не хватало именно вас, знаете ли, — сказал он с улыбкой. — Нарцисса? Можете звать меня Часовщик.

Нарцисса нахмурилась и взглянула на Сириуса. Тот кивнул.

— Вот и познакомились. А то я вас знаю, а вам как-то удавалось меня избегать. Начнем, пожалуй.

Часовщик направился к башне. Ей стало не по себе, как всегда бывало, когда часы находились слишком близко. Часовщик уперся в огромный маятник и толкнул его вперед, уворачиваясь от удара. Маятник качнулся, часы пошли, заполняя всё пространство вокруг тиканьем. Оно рождалось в глубине башни и распространялось повсюду, сбивало с ног, оглушало, обездвиживало. Вот о чем рассказывал Солу один из невыразимцев: наверняка и правда слышал, как тикают эти часы.

Нарцисса побледнела. Ноги сделались ватными, а руки мокрыми от пота. А ведь думала, что смогла справиться со страхом. Не тут-то было!

Не волнуйся. Они огромные, Нарцисса, но они не упадут.

Не раздавят.

Не на тебя.

Нарцисса!

Нарцисса-Нарси-Нарси…

Она не сразу расслышала слова. Пришла в себя лишь тогда, когда ощутила, что кто-то трясет ее за плечи.

— Уже всё, слышишь? Они замолчали. Уже всё.

Маятник всё еще раскачивался, но уже медленнее, шестерни почти не двигались, часы не тикали.

— Что?

— Смотри!

Сириус вновь встряхнул ее и развернул по направлению к часам. Нарцисса дернулась, собираясь отвернуться, но в последнее мгновение разглядела два больших цилиндра прямо под циферблатом. Один из них был заполнен белыми камнями почти наполовину, а во втором лежали черные камни. Их было не очень много. И камни всё еще падали, наполняя цилиндры. Как в Хогвартсе, когда профессора начисляют или отнимают факультетские баллы.

— Что это?

— Мы зовем это Судом Смерти. — Сириус сглотнул, будто у него в горле пересохло. — Смерть решает, виновна ты или нет. И тогда будет ясно, что тебя ждет.

Нарциссе стало нехорошо. Сердце забилось чаще, а перед глазами потемнело. Она ухватилась за руку Сириуса, наблюдая, как камни наполняют цилиндры — один за другим.

— Виновна в чем?

— В преступлениях. В непростительных деяниях.

— То есть всех, кто попадает в Арку, судят? И тех, кто попал сюда много лет назад по суду Чизизи? — Нарцисса взглянула на Сириуса. — Значит, были невиновные?

Сириус повернулся к ней.

— Откуда ты?... Впрочем, важно сейчас не это.

Камни всё падали и падали.

— А как я пойму, что решение принято? — Голос прозвучал слишком хрипло, и Нарцисса откашлялась. — Как я…

— Видишь эти камни? Если белых будет больше, то ты невиновна и останешься с Хранителями. Если черных — то виновна и попадешь к этим… — Сириус поморщился. — Будешь обречена на вечный поиск.

— А ты? Ты где?

— Я Хранитель. Исполняю обязанности главного. Ты смотри, смотри. И не бойся. Я уже вижу, что мы победили.

Договорить он не успел, часы пробили полночь и замерли. Маятник остановился.

Нарцисса посмотрела на цилиндры, пытаясь понять, где сколько камней. Но ее размышления прервал торжествующий голос Часовщика.

— Хранители!

— Ты с нами. Ты остаешься с нами. Я так и знал.

В порыве чувств Нарцисса обняла Сириуса, стараясь совладать с бешено бьющимся сердцем. Больше всего на свете она боялась не вечного поиска. Ей было страшно остаться одной.

Сириус отстранился, глядя на нее удивленно и смущенно — примерно так он смотрел, когда Нарцисса попросила его почаще приходить в мэнор. Ей было одиноко без Люциуса, она злилась на мужа, возвращающегося с собраний с пятнами чужой помады на воротнике. Раньше он брал ее с собой, но как только она забеременела, запретил приближаться к штабу Пожирателей смерти. Нарциссе было одиноко и страшно. Но признаться в этом Люциусу она не могла. Говорить о подобном в их семье было не принято. Люциус злился, обвинял ее в измене, а Нарцисса молчала. Показать свою слабость? Чушь. Она же Блэк.

— Прости.

Сириус горячо обнял ее в ответ.

— Эге-гей, кузина! Я тоже скучал! Очень скучал. Правда, дел тут хватало.

По всему выходило, что тех, кого осудил суд Чизизи, много лет назад вновь судили здесь, рядом с белой башней. Значило ли это, что Чизизи иногда ошибался?

Да и стоило ли вообще верить старинному пергаменту?

Сириус встряхнул ее за плечи.

— Понимаю, что ты запуталась, но скоро станет понятнее, обещаю. Идем, покажу тебе городок.

Сириус потянул ее за собой.

— Городок?

— Община, поселение, деревенька. Как вам будет удобно, мадам.

— А Смерть? — пробормотала Нарцисса. — Где она живет?

— Смерть? — Сириус остановился и посмотрел на нее серьезно. — Этого я не знаю, Нарси. Я с ней не встречался.

— А те, другие? Кого часы посчитали виновными?

Сириус лишь хмыкнул.

— Я всё тебе расскажу по дороге. Идем.

Декабрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

— Как думаешь, они действительно верят, что часы что-то решают? Такие наивные… Это же просто игрушка, незамысловатый способ разделить их на две команды.

Часовщик вытягивается в своем кресле.

— Я бы верил. — Главный Охотник смотрит в окно большой белой башни с тоской и задумчивостью. Сколько лет они уже здесь? Сто? Двести? Пятьсот? Он запутался. А игра всё тянется и тянется, ей нет конца.

— Люди интересные. Они до сих пор не перестают меня удивлять. Твоя новая пешка боится часов, забавно, да? Люблю интригующие детали.

— Ненавижу детали, — фыркает Охотник, чей выразительный профиль и смуглая кожа кажутся неестественными для снежного края, где обитают его люди.

— Может, как-нибудь поменяемся командами? Я тоже хочу поиграть за темных. — Часовщик смеется.

— Это был твой выбор. Я — раб твоих желаний, — устало отзывается Охотник.

— Да брось.

— Ты знаешь, что я прав.

— И всё-таки интересно: они встретятся? Это так здорово, что мы решили развести их по разным командам.

— Ты решил. — Охотник берет бинокль и разглядывает шагающих по дорожке женщину и мужчину. Она устала, он бодр и весел. До поселения осталось совсем немного.

— Хорошо, я решил. — Часовщик лишь разводит руками. — А что? Имею право.

— Имеешь.

— Садись, поиграем, пока у меня есть свободное время. Я человек занятой, — Часовщик хлопает ладонью по столу с причудливой шахматной доской на миллион, миллиард, сотню миллиардов клеток.

— Человек? — уточняет Охотник.

Часовщик улыбается и молчит.

— Твой ход, — произносит Охотник со вздохом.

— И правда! — Часовщик потирает ладони и двигает вперед фигуру коня. — Пора в атаку, черные!

Главный Охотник опускает взгляд, разворачивается на каблуках и шагает к лестнице. Сегодня он опять поведет пешек в атаку. В отличие от Часовщика, он тоже ощущает себя шахматной фигурой.

Декабрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

— Трифолиус? Не помню такого, прости.

— Может быть, он попал к другим?

Они шли уже несколько часов, и Нарцисса жутко устала. Ничего удивительного. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ходила на такие большие расстояния. Всегда существовала возможность аппарировать, а здесь…

Сириус уверял, что магия не действует. От этого было неуютно.

Ноги ныли, пальцы покрылись мозолями, а любимые туфли теперь можно было только выбросить. Зато Нарцисса успела рассказать Сириусу о причине своего появления, умолчав разве что о том, что Отдел тайн выбрал ее Искателем. Сириус тоже кое-что рассказал об их жизни, если это можно было назвать жизнью.

Главной задачей Хранителей было хранение ключа от маяка, стоящего на побережье в паре миль от белой башни. Поговаривали, что на маяке был вход в иной мир, куда уходили души умерших, чтобы остаться там навсегда. Правда это была или домыслы, никто ответить не мог.

А хранить ключ было необходимо, потому что в горах жили другие — Охотники.

— Охотники — это те, кого сочли виновными? — поинтересовалась Нарцисса, когда они прошли по тропинке через лес и начали спускаться к небольшому городку, лежащему у подножия гор. Городок состоял из палаток и шатров — синих, желтых, красных, пестрых.

— Люди и нелюди одновременно. Неприятные ребята. — Сириус нервно рассмеялся.

Нарцисса споткнулась об очередной камень и потерла ногу.

— Что это значит?

— Дикая охота — вот во что они превратились. Безумные всадники и стая псов из ада. Ты ведь помнишь легенду о Главном Охотнике и его армии. Они забирают души, стоит только взглянуть в их сторону.

Нарцисса замерла, глядя на него.

— Это ведь сказки, правда? Отец рассказывал, но я думала…

— Нарцисса… — Он сжал ее плечи и слегка встряхнул. — Это было сказкой в вашем мире. А здесь — это то, с чем мы вынуждены сталкиваться каждый день. Дикая охота существует! Всадники и их псы, от которых у меня даже в собачьем обличии шерсть встала бы дыбом, — убийцы, злодеи и монстры.

Нарцисса безвольно опустила голову. Боль в ногах отступила на второй план.

— Мы все здесь прокляты, — продолжил Сириус. — Давно должны были уйти в иной мир, к врагам или друзьям, но застряли здесь.

— У вас ведь есть ключи, почему вы не уходите?

— Часовщик говорит, что если мы откроем двери, то грань между мирами сотрется. Невинные души попадут сюда. А потом и в твой мир, понимаешь? Им нельзя возвращаться. Мертвые должны оставаться в мире мертвых, а живые — в мире живых.

Нарцисса задумчиво покачала головой.

Они пошли дальше. Дорожка петляла между камней, спуск по ней был довольно опасным, того и гляди сорвешься и полетишь вниз. Нарцисса старалась сосредоточить всё внимание на пути. Под ногами хрустели ветки и выгоревшая на солнце трава, каблуки то и дело утопали в грязи или цеплялись за камни.

— Получается, что вы, Хранители, защищаете всех нас?

Нарцисса без сил опустилась на траву. Оставалось совсем немного, но ей был необходим отдых.

— В моей жизни всегда всё сложно. — Сириус присел рядом. — Зато я — Главный Хранитель. Карьерный рост, будь он неладен. Чувствую, маман была бы в восторге от моей посмертной неоплачиваемой работы.

Нарцисса не смогла сдержать улыбку.

— А вообще здесь хорошо. Только без магии неуютно. — Сириус вынул из кармана палочку, разглядывая ее, как впервые. — Вот, ношу с собой, всё верю, что когда-нибудь получится воспользоваться.

Нарцисса тоже вынула палочку и провела по ней кончиками пальцев. Когда-то, после битвы за Хогвартс, целый месяц ей было запрещено колдовать, и это было сродни безумию. Словно потерять руку или ногу. Она ощущала себя инвалидом, искалеченной, ни на что не способной и очень-очень слабой. Сейчас это мерзкое чувство вернулось.

Как же Люциус жил без магии целый год?

— Идем. — Сириус поднялся. — Уже совсем близко.

Нарцисса обернулась. Даже здесь, у подножья холма, белая башня всё еще была видна. По сути, они с Сириусом оказались в низине, которую кольцом охватывали горы. Те, что на севере, были покрыты снегом, а на южных склонах росла свежая трава.

— С другой стороны от башни, за городком, возле которого я нашел тебя, такой же спуск, а внизу — океан. На побережье стоит белый маяк. Вот в том маяке та самая дверь, ключ от которой мы храним уже долгие годы.

Нарцисса нахмурилась.

— Ты бывал там?

— Однажды. Это простой маяк на самом обычном берегу. Никакой магии.

Сириус улыбнулся и махнул кому-то рукой. По узкой тропинке они наконец вошли в городок.

* * *

Сначала Сириус представил ее небольшой группе людей — кому-то вроде старейшин. Те предложили ей чаю, пообещали соорудить собственный шатер в кратчайшие сроки. Пока же ей предстояло жить с кем-то из местных. Нарцисса выбрала Сириуса.

Потом ее представили остальным. Людей было много, навскидку — чуть больше сотни. Они были одеты в домотканую одежду из серого льна — рубашки и брюки свободного покроя. Их кожа была смуглой, загорелой, большую часть дня они проводили на солнце. Нарцисса со своей бледной кожей и в походной мантии иссиня-черного цвета казалась королевой из сказки про Белоснежку.

В шатре Сириуса места было предостаточно. Два незнакомых парня, чуть старше Драко, принесли еще одну кровать и невысокую ширму из шкуры какого-то зверя.

— Я не думал, что ты выберешь меня, — признался Сириус, когда Нарцисса присела на свою кровать и наконец сбросила туфли. — Девочки обычно живут с девочками.

— Я давно уже не девочка. И мне проще быть рядом с тем, кого я знаю.

— Малфой был бы в бешенстве.

— Малфой?

— Люциус.

— Мы в разводе. Я вышла замуж за другого несколько месяцев назад.

Такого удивления Нарцисса никогда в глазах кузена не видела.

— Ты? За другого? Быть того не может.

— Почему?

Нарцисса отвернулась. Чего он ждал? Что она позволит Люциусу вертеть ею, как ему заблагорассудится?

— Не обижайся. — Сириус пожал плечами, поднялся и принялся рыться в шкафу. — Я просто думал, что ты и он — это навсегда. Еще одна константа в моей жизни развалилась.

Нарцисса промолчала. Говорить о причинах развода сейчас не хотелось.

— Понимаешь, я думал, что ты пошла сюда за ним. А Трифолиус — просто отговорки. Думал еще: какого грёбаного гиппогрифа он здесь забыл? Теперь догадываюсь.

Нарцисса резко повернулась в его сторону. Сердце забилось чаще, но спросить о Люциусе она не решалась.

— Будут немного великоваты, но всё лучше, чем твои туфли, — продолжил Сириус будничным тоном, будто до этого они обсуждали погоду.

Он держал в руках пару простеньких ботинок. Или не ботинок… Нарцисса понятия не имела, как называется эта маггловская обувь. Она была яркая, с красными и зелеными полосами, и на широкой резиновой подошве.

— Благодарю, у меня есть что надеть.

Нарцисса принялась доставать из сумки приготовленные домовиками вещи. Выбрать наиболее подходящую для этого места мантию оказалось непросто. Но еще больше времени заняли поиски обуви.

Сириус посмеивался, глядя на то, как она перебирает наряды и сгружает их обратно в сумку. Благо, заклятие вечного расширения действовало и здесь.

— Узнаю свою кузину.

— Помолчи.

— Нет, правда… Ты будто в Париж приехала.

— Сириус.

— Здесь, конечно, тоже есть башня, но не Эйфелева же.

Она промолчала и спряталась за ширму, чтобы надеть самую удобную мантию и самые удобные, на ее взгляд, сапоги. Нарцисса делала вид, что действительно увлечена перебиранием своего гардероба, хотя на деле ее занимал один-единственный вопрос, но она никак не могла собраться с мыслями, чтобы его задать. В конце концов решилась.

— Ну и где он?

Получилось неоднозначно. Вопрос вышел какой-то скомканный, неправильный. Кто — он? Нарцисса затаила дыхание. По сопению кузена было ясно: Сириус вопрос понял, но вот ответа на него найти не может. Или не хочет?

— Сириус? — Она вышла из-за ширмы.

— Мне жаль, но…

Его голос потонул в холодящем душу вое. Сириус побледнел:

— Они здесь. Пойдем. Быстрее!

Он схватил Нарциссу за руку и потянул на улицу. Кругом толпились люди. Они спешно закрывали шатры и тушили костры, утаскивали шкуры, и никто не смотрел на черную бурю, поднимающуюся на холме. Нарцисса не сразу поняла, что это пыль от копыт, а белые камни, летящие с горы, — это вовсе не камни, а уродливые белые псы, несущиеся вниз с хриплым лаем.

— Мерлин, — пробормотала Нарцисса, по привычке выхватывая палочку.

Сириус протащил ее мимо шатров, куда-то вглубь поселения, и привел на луг. Здесь повсюду росла ровно подстриженная трава. Шатры охватывали луг в кольцо, словно прикрывая от ветра. Луг или площадь? Сейчас это место сплошь было усеяно телами.

Нарциссе стало нехорошо, ноги подкосились, но хватка Сириуса уберегла ее от падения.

— Что с ними? Они мертвы?

— Нет, Мерлин, ты что? Живые они! — Сириус резко остановился, стараясь отдышаться. — Делай, как я.

Он торопливо опустился на колени и лег на траву, лицом вниз.

— Ну же.

— Что? — В голове Нарциссы творилось что-то невообразимое. Было неуютно и даже страшно. Но при этом она ровным счетом ничего не понимала. — Но… зачем?

Сириус схватил ее за мантию и резко потянул вниз, едва не порвав подол.

— Давай. Быстро. Слушай, что я говорю! Поняла? — он смотрел на нее с обидой и беспокойством. — Нарцисса Малфой! Соберись!

И Нарцисса осознала, что всё это, каким бы абсурдным оно ни казалось, необходимо выполнить. Она послушно легла на живот, стараясь успокоить сбивающееся дыхание.

— Я теперь Крокер. И что теперь? Мы не будем драться? Будем просто лежать?

— Нам никогда не победить их.

Сириус приклонил ее голову к земле. Нарцисса ощутила запах плесени.

— А теперь слушай меня внимательно. — Он склонился над ней, шепча на ухо. От теплого дыхания по ее шее побежали мурашки. — Слушай меня.

Лишь теперь до Нарциссы начало доходить, что Сириус такой раздраженный и злой, потому что ему страшно.

— Ты слушаешь?

— Да, да, да, — прошептала Нарцисса, почему-то ощущая себя беззащитным ребенком под покровительством старшего брата.

— Что бы они ни говорили, что бы ни внушали тебе — не смотри. Закрой глаза. Крепко зажмурь и не открывай. Ни за что и никогда, поняла? Тебе может показаться, что кто-то очень близкий нуждается в твоей помощи. Они умеют лгать, умеют создавать иллюзии, до безумия похожие на реальность. Но если ты хоть краем глаза на них глянешь, то они заберут тебя. Понимаешь? Они уведут тебя с собой лишь в том случае, если поймут, что ты готова сама пойти с ними. Такие правила.

— А если пойти?

— Тогда тебя ждут такие пытки, рядом с которыми Круциатус покажется легким массажем.

Нарцисса сглотнула. Она была готова разреветься, потому что не понимала ровным счетом ничего, а то, что всё-таки понимала, никак не могла уложить в голове.

— Но зачем им это?

— Им нужен ключ. А чтобы ключ забрать, они должны найти того, кто расскажет им, где он. Они будут пытать до тех пор, пока не поймут, что ты ничего не знаешь. Не позволяй им этого.

— Хорошо. Ладно.

— Тише. — Сириус подвинулся ближе, прижимаясь лбом к ее руке. — Представь, что мы играем в прятки. Как в детстве, помнишь? Нельзя было подглядывать.

— Сириус…

— Я рядом.

Она кивнула и зажмурилась. На несколько долгих минут мир провалился в тишину, а потом послышался собачий вой — заунывный и жуткий, а еще вдруг стало темно. Нарцисса не видела этого, но ощущала, что свет больше не проникает через сомкнутые веки. Вместе с темнотой пришел холод, пронизывающий, глубокий. Так бывало в мэноре осенью, если не растопить камин вовремя — холод сырых стен. Даже одеяла казались мокрыми, правда, Люциус всегда находил способы согреться.

Вместе с этой мыслью пришло четкое осознание, что на поляне кто-то есть. Нет, не так. Здесь было много людей, но помимо Хранителей появился кто-то еще. Нарцисса ощутила, как ее уха коснулось что-то холодное.

Собака…

Мокрый нос пса скользнул по шее, к плечу. По спине прошли собачьи лапы — мощные, с длинными когтями, которые, вопреки логике, не оставляли следов. Нарцисса задрожала от холода, страха и волнения. Размер животного явно не соответствовал его весу. Собака должна была весить шестьдесят фунтов, у нее были огромные лапы, но вес был маленьким, словно по Нарциссе пробежала болонка.

Кто-то из лежащих на лугу людей вдруг начал молиться на незнакомом языке. Нарцисса просто знала, что это молитва: что еще можно было произносить в такой ситуации? В глубине души ей самой хотелось взывать к Богу или Дьяволу, а может, к Великому Мерлину, не важно. Просто хотелось переложить свои страхи хоть на кого-то, ведь волшебная палочка теперь не могла ее спасти.

Собака ушла, следом пришла еще одна и еще. Псы ходили по ее спине, нюхали шею и волосы, скребли когтями. Нарцисса же шептала самой себе: «Не смотри», и пыталась думать о Драко, о Соле, о своем доме. О том, что делало ее спокойной и счастливой.

Земля задрожала от топота копыт, в нос ударил запах навоза и конского пота. Нарциссе захотелось сорваться с места и побежать, потому что было страшно оказаться растоптанной лошадьми. Она закусила губу, чтобы не закричать, и ощутила, как Сириус ткнулся в ее предплечье.

— Они оставят лошадей в стороне, Нарси. Это просто игра, — прошептал он. — Игра в прятки.

От его слов стало легче.

Лошади остановились у шатров. Было слышно, как они переминаются с ноги на ногу и фыркают. Всадники спешились. Они шли к людям, лежащим на поляне, поднимая ворох пыли, — Нарцисса не видела этого, но чувствовала, потому что пыль начала забиваться в нос и рот. Крепкие сильные мужчины, их шаги были тяжелыми и неспешными — так идут те, у кого есть цель. Кто-то прошел совсем рядом, справа. Кто-то перешагнул через нее и направился на другой конец поля. Чья-то нога опустилась на траву подле ее плеча. Дышать стало тяжелее.

Сириус рядом с ней неразборчиво застонал. Нарциссе стало страшно. Бежать уже не хотелось: страх сковал тело, она не могла даже шевельнуться.

Некто стоял над ней и смотрел. Она чувствовала тяжелый взгляд.

Хриплое дыхание Сириуса заглушило все звуки. Где-то в стороне послышались стоны, крики, гул. Кто-то плакал, кто-то просил о пощаде.

— Не трогай его! Забери меня!

— Это всё неправда, неправда, неправда…

— Просто сон.

— Не смотри, не смотри… не смотри.

Нарцисса вздрогнула, когда некто опустился рядом с ней на одно колено. Очень близко. Она ждала чего угодно — ужасающих галлюцинаций, насекомых, забирающихся под кожу, или змей, обвивающих горло. Но совсем не ждала этого.

До боли знакомый запах. Тонкий аромат кардамона.

От леденящего ужаса заложило уши. Нарцисса испугалась этого запаха больше, чем всех насекомых в мире, вместе взятых. Больше, чем часов с огромным маятником. Испугалась, потому что знала — она не может не посмотреть. Просто не может, и всё. Она должна, должна убедиться, что это не он.

Потому что это не может быть он, не может…

Нарцисса заплакала и дернулась, на всё готовая, лишь бы увидеть. Она открыла глаза и…

Всё произошло за мгновение. Кто-то схватил ее за волосы и резким движением прижал голову к земле. Она вскрикнула. Во рту была трава, в голове шумело, а глаза жгло от пыли. Раздался оглушающий свист, и всё стихло. Лишь вдали был слышен тихий стук лошадиных копыт.

Нарцисса закашлялась и села. Открыть глаза она не смогла из-за пыли, на зубах захрустел песок.

— Нарси, Нарси, — запричитал Сириус где-то рядом. — Принесите воды!

Что-то мягкое и влажное коснулось ее щек, глаз, лба. Она с трудом смогла разлепить глаза и сквозь пелену слез увидела мокрое от пота лицо Сириуса.

— Ты молодец. Не посмотрела. Я знал, что ты справишься.

— Сириус! — окликнул его рослый мужчина с коротким ежиком волос. — Чего это они сбежали? Обычно подольше топчутся…

— Почем мне знать? Может, струсили?

— Сириус, — прошептала Нарцисса. — Сириус… Но я…

Он не слушал.

— Идем. Тебе нужно умыться, ты вся в земле. Надо в следующий раз выбрать местечко с травой помягче.

Нарцисса встала. Хранители поднимались, отряхивали одежду, смывали с лица пыль и слёзы, поглядывали на склон. Не было видно ни всадников, ни собак.

— Добрый день, Хранители. — Мужчина появился словно из ниоткуда. Темноволосый, смуглый, с большими глазами, он был похож на Сфинкса ото лба до носа, только скулы были изящнее, подбородок — уже, губы — бледнее, а кожа смуглая, почти до черноты. Египтянин, догадалась вдруг Нарцисса. Щелчок — и в его руках появилась тетрадь в кожаной обложке. Точно такая лежала сейчас в походной сумке Нарциссы.

— И тебе добрый, — проворчал Сириус. — Всё в порядке?

— Ход засчитан, — ответил ему египтянин. — Правила не были нарушены.

Сириус кивнул, стряхивая песок со штанов.

— Спасибо, Наблюдатель.

Египтянин задержал взгляд на лице Нарциссы, словно оценивал, пытался понять, на что она способна. А потом просто исчез. Аппарировал? Но магия ведь не работала…

— Кто это был?

— Наблюдатель. Появляется каждый раз, когда на нас нападают Охотники. Или когда мы обсуждаем передачу ключа новому владельцу. Или… Случаи бывают разные.

— Зачем он здесь?

— Он всё записывает. Следит, чтобы мы не нарушали правила. Чтобы Охотники вернули того, кого заберут.

— Они их возвращают?

— Да. — Сириус сглотнул. — Но тебе лучше вернувшихся не видеть. Допросы Охотников — страшная вещь. Хорошо, что им редко удается кого-то увезти.

Он отвернулся и зашагал к шатру. Она пошла следом.

— Сириус, ты держал мою голову, да?

— Что? О чем ты?

— Я думала, ты держал меня, чтобы я не поднялась.

— Зачем? Ты прекрасно справилась без меня.

Он обнял ее за плечи. Нарцисса лишь кивнула. Стыдно было признаться, что она собиралась посмотреть. Но ей не позволили.

Мордред!

— Сириус… Знаешь… — Нарцисса набрала в грудь побольше воздуха. — Там был Люциус.

Сириус обернулся и печально посмотрел на нее. Похоже, для него это новостью не было.

Декабрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

— Хорошая была идея.

Главный Охотник вздрагивает. Он вновь потерял счет времени, разглядывая лазурный берег и маяк.

— Что?

— Говорю, идея была хорошая. Я про Дикую Охоту. Ты неплохо придумал. И роль у тебя интересная, не то что у меня. Сколько лет прошло? Триста? Пятьсот? А мне до сих пор не надоело.

— Людей легко держать в узде, когда у них есть общая цель. А чтобы сплотить их на пути достижения этой самой цели, нужно показать, что такое власть.

— Да уж, твои Охотники изрядно запугали моих Хранителей.

Охотник пожимает плечами.

— Не этого ли ты хотел? Ты ведь надеешься на их победу.

Часовщик кивает, разглядывая фигурки на шахматной доске.

— Но всё-таки признай, у меня тоже были неплохие идеи. Например, заставить тебя играть черными, а не белыми фигурами, при этом страстно желая победы белых.

— Я был уверен, что игра превратится в поддавки.

Часовщик лукаво улыбается.

— А она не превратилась?

— Как видишь, нет. Иначе мы были бы сейчас не здесь.

Охотник шагает через полукруглую комнату к другому окну и смотрит на горы. Его подданные возвращаются домой ни с чем.

Август-декабрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

Главный Охотник из легенды о Дикой Охоте, которую ему рассказывал дед, это призрак с оленьими рогами на голове, ведущий за собой Охотников и свору адских гончих — белых псов с красными ушами. Теперь Люциус знал, что это не просто псы — это души тех, кто убил и не смог раскаяться в своих грехах. Это был первый вопрос, который задал ему Главный Охотник.

— Готов ли ты раскаяться в том, что сделал?

Люциус всегда умел угадывать правильные ответы. Даже если сам ответил бы иначе.

— Да. Я готов.

А потом пришел холод, пронизывающий насквозь, и легкое жжение в кончиках пальцев. Так Люциус стал Охотником. Он всегда боялся ездить верхом, но этот конь словно был частью его тела. Люциус легко предугадывал каждое движение животного и умел призывать в любой момент, из любого места. А еще он вновь обрел господина, который указывал, что и когда следует делать. Главный Охотник был добр к своим людям. Единственное, чего было делать нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах, это задавать вопросы.

Они жили в пещерах на склонах северных гор. Там было невыносимо холодно. Время от времени снег падал на землю большими серыми хлопьями, но еще чаще вьюжило, да так, что лицо покрывалось ледяной коркой.

Многие к этому привыкли — они были здесь уже несколько столетий. Люциус всё еще мерз. Мерз ничуть не меньше, чем в Азкабане. Но по опыту он знал одно: жаловаться было нельзя, иначе станет еще хуже. Потому и молчал. Охотники вообще были неразговорчивыми, а Главный Охотник лишь отдавал приказы. Правда, Люциусу его роль объяснили сразу. Он знал, что цель Охотников — побег в мир мертвых. А еще ему было известно, что ключ от этого мира находится у Хранителей — таких же, как они, неприкаянных душ, но душ невиновных.

— Как вы все сюда попали? — однажды поинтересовался Люциус.

— Нас казнили, — безразлично выдохнул один из Охотников — одноглазый, черноволосый, имени которого Люциус не знал. Он называл его Снейпом, чтобы проще запомнить.

Подробностей Люциус так и не узнал.

Имен здесь вообще не спрашивали, да и не было потребности представляться. Каждый из них был частью единого целого, каждый мыслил так, как мыслила бы частица чего-то огромного. Представление об этом мире делилось на сорок девять человек, и, разумеется, все их чувства были перед Главным Охотником, как раскрытая книга перед библиотекарем. Нельзя было отступать от общих правил, но характер Люциуса и врожденное стремление забраться повыше время от времени брали над страхом верх.

Охотники выезжали в деревню и даже пару раз возвращались с пленником — одним из Хранителей. Разумеется, их главной целью были Старейшины и Главный Хранитель, но поговаривали, что увести кого-то из них не удавалось уже несколько сотен лет. Сотен… лет. Люциусу было не по себе.

Происходящее в деревне Охотники называли пыткой или допросом.

Первая пытка состоялась через три недели и принесла с собой пугающее и одновременно удивительное открытие: Люциус не только умел читать мысли окружающих, он был способен отдавать собственные мысли, делиться фантазиями, но только жуткими, темными, уродливыми, как его душа. Это было страшно. И притягательно. Он обладал способностью, которая не шла ни в какое сравнение с окклюменцией или легилименцией. Это было нечто новое, на голову выше известной ментальной магии. Теперь Люциус был способен не только прочесть воспоминания, но и внедрить в разум нечто новое — воспоминание о том, чего никогда не случалось.

Люциуса лишили палочки, но в этом мире она была не нужна. Здесь он был намного сильнее и могущественнее, чем когда бы то ни было. Сначала эта сила его заворожила, но потом… Потом он понял, почему пытку называют пыткой, почему Хранители так боятся этого, почему всеми силами стараются не смотреть на Дикую Охоту…

Взятого в плен Хранителя вели по коридору в узкий грот, туда, где с потолка и стен в каменный колодец — думосбор — сочилась вода. Именно там и начиналось основное действо. Сорок девять Охотников обступали жертву и устраивали уборку в ее голове, словно в большой лаборатории. С азартом зельеваров они разглядывали, обнюхивали и раскладывали по мешочкам, разливали по флаконам и расталкивали по коробочкам множество воспоминаний, мыслей, фантазий и сновидений. Они изучали каждую деталь, пытаясь найти хоть какую-то информацию о ключе.

После пытки от Хранителя оставалась пустая оболочка без мыслей и чувств. Он становился безвольной куклой, набитой соломой, с глупым взглядом и растрёпанными волосами. Несколько дней, недель, месяцев кукла оставалась куклой. Она не разговаривала, не плакала и не смеялась, не спорила и не кричала, лишь нехотя пережевывала предложенную пищу и много спала. Постепенно порядок в её голове сменялся привычным хаосом, и кукла вновь становилась человеком.

После первой пытки Люциусу приказали отвести одного из Хранителей обратно в деревню. До пытки старик много говорил, спорил, кричал, клялся, что никогда не признается, где лежит ключ — в свои восемьдесят-или-больше он был очень стойким и до отвращения благородным. После пытки кукла в серой рубахе смотрела на Люциуса глазами-пуговицами и молчала. Ему с трудом удалось усадить старика на лошадь и заставить держаться за седло. По дороге старик обмочился, и Люциусу вдруг стало не по себе. В душе зашевелился червячок, он шуршал, кусался и изгибался. Совесть… То, о существовании чего Люциус и не подозревал большую часть жизни.

Нет, Охотники не убивали. Вечерами, сидя у думосбора, они просматривали воспоминания старика, шутили и смеялись. В такие моменты они больше всего напоминали настоящих, живых людей, и Люциус даже придумал каждому из них кличку, но... Они проживали чужие жизни. Они воровали их, натягивали на себя — и неважно, по размеру ли приходились им чужие фантазии.

Охотники не убивали, они грабили. А с этим смириться Люциусу так и не удалось.

Однажды, когда после очередной атаки на Хранителей Охотники расположились в пещере, каждый на своем месте, он заговорил:

— Когда я пришел в этот мир…

Охотники подняли головы и взглянули на него. Люциус знал, что каждый из них слышит его слова, даже если сидит далеко. В пещере была удивительная акустика.

— Когда я пришел, — повторил он громче, — Главный Охотник встретил меня и повел к белой башне с часами. И часы выбрали сторону, которую я займу.

— Да-а-а... — протянули Охотники.

Главный Охотник поднялся и пересел поближе к костру, хотя Люциус был уверен, что тепла он не ощущает, равно как и адского холода, который царит снаружи. Метель завывала так, что трудно было поверить: внизу, у подножья горы, сейчас лето.

— Но в чем смысл? Почему нужно обязательно пройти распределение?

Охотники молчали, на этот вопрос мог ответить лишь один из них. И тогда Главный Охотник рассказал Люциусу легенду об Арке Смерти, о Чизизи, его сыне и его брате.

Вопросов в голове у Люциуса только прибавилось. Он много размышлял о белой башне, о Часовщике и Главном Охотнике, о поисках ключа, но ответов не находил.

Всё это продолжалось до тех пор, пока однажды днем к Охотникам по собственной воле не явился один из Хранителей. Его звали Трифолиус, и он напомнил Люциусу сына. Тот день изменил многое. Главный Охотник был очень зол, кричал, размахивал кнутом. С того дня на щеке Люциуса красовался неглубокий шрам — след от наказания его нового господина.

Впрочем, вопросы так никуда и не делись, разве что во всем появился хоть какой-то смысл.

А этим утром судьба подкинула Люциусу еще один «подарок». Подарок, которого он никак не ожидал и который испугал его до дрожи в коленях.

— У Хранителей пополнение.

Главный Охотник вошел в пещеру и устроился возле костра. Его бледное лицо ничего не выражало. Он уехал к башне, как только все ощутили едва заметные колебания воздуха. Будто что-то неведомое натянуло пружину и отпустило ее, а теперь она колебалась, вызывая раздражение. Он вернулся довольно быстро.

— Это женщина.

Он сказал это и задумчиво посмотрел на Люциуса. Все посмотрели на Люциуса, словно партия одинаковых кукол.

— И ты ее знаешь, — добавил Главный Охотник и отвернулся.

Люциус кивнул. Потому что всё понял. В груди зазвенел колокольчик, знакомый колокольчик, означающий, что она рядом.

* * *

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

Дни тянулись слишком медленно. Нарцисса пыталась найти для себя хоть какое-то занятие, но получалось всё из рук вон плохо. Готовка еды? Суп подгорел, жаркое оказалось несъедобным, хлеб и тот не пропёкся. Сбор яблок? Она исцарапала руки, и царапины тут же воспалились. Шитье одежды? С больными руками это напоминало пытку. Целыми днями Нарцисса бродила по поселению, пытаясь быть хоть сколько-нибудь полезной, но любая ее помощь оборачивалась для жителей лишними хлопотами. Будто Вселенная напоминала, что здесь она не для того, чтобы налаживать быт. Первопричина — вот что должно было интересовать ее прежде всего.

Нарцисса расспрашивала Хранителей о Трифолиусе, но никто его не знал.

Сириус разводил руками.

— Может быть, он был у Охотников? Еще до меня.

— Он ушел всего год назад. Ты должен был с ним встречаться.

— Прости, но после меня и Люциуса здесь не появлялся никто. Только ты.

Как-то вечером они сидели у шатра. Сириус штопал сапоги, а Нарцисса вышивала на его рубашке незамысловатый узор. По крайней мере, этому ее в доме Блэков научили. Делать что-либо еще без волшебной палочки она не умела.

— Когда я упал в Арку, тут всем заправлял Ардин.

— А теперь его место занял ты? — Нарцисса оторвалась от своего занятия.

— Да, два года назад или около того.

— Это трудно?

— Быть главным? Ну что ты! Я наконец-то на своем месте. Сириуса Блэка оценили по достоинству. — Он рассмеялся.

Нарцисса тоже не сдержала улыбки.

— Ты по-прежнему не бываешь серьезным.

— Мы уже мертвы, зачем всё усложнять?

Во многом Сириус был прав. Но Нарцисса пока не готова была приспособиться, вести себя так, будто ничего не происходит, сдаться.

— На самом деле, никакие решения я не принимаю. В основном я нужен, чтобы координировать действия, управлять бытом. А ход практически всегда делает Часовщик.

— Ход?

— Это Часовщик решает, что нам делать, как вести себя. Я лишь прихожу к нему после заката и слушаю всё, что он скажет. Такие правила.

Нарцисса отложила пяльцы.

— А ты не спрашивал, кому нужны все эти правила?

— Спрашивал. И у Ардина, и у Наблюдателя, и у Часовщика, — перечислил Сириус. — Правила и очередность хода нужны, чтобы у нас и у Охотников были равные шансы. Пойми, важно не только спрятать ключ, важно поддерживать и без того хрупкий баланс. Мы не можем убивать, они тоже убивать не способны. Их оружие — иллюзии и галлюцинации, которые они на нас насылают. А наше оружие — выдержка и самоотверженность. Они могли бы свести с ума половину городка, если бы не было каких-то границ, условий.

— Но зачем всё это?

— Чтобы мир существовал, понимаешь? — Он подался вперед. — Им нельзя давать ключ.

— А почему вы сами им не воспользуетесь? Не уйдете туда?

— Я думал об этом. — Сириус отложил сапог в сторону и поднялся. — И спрашивал Наблюдателя. Он разводит руками. А мне страшно. Что если мы откроем эту дверь, и всё перевернется с ног на голову? Мир мертвых сменит мир живых.

— Баланс уже нарушен, Сириус!

Нарцисса тоже встала.

— В нашем мире исчезают дома, целые улицы, потому что здесь что-то произошло. Что-то, о чем ты не хочешь мне рассказывать.

Сириус тряхнул головой.

— Нарцисса… Но я не знаю, клянусь тебе. Я. Не. Знаю.

Нарцисса чувствовала, что Сириус не врет. Действительно не знает. Значит ли это, что он просто забыл Трифолиуса, как и все люди в ее мире?

— А как найти ту дверь? Дверь, ключи от которой вы храните.

— Если пройти по мостовой до сгоревшего дома направо от башни, то увидишь тропинку. Она идёт вниз по холму, петляет, но в конце концов приводит к побережью. На побережье стоит маяк. Белый маяк с черной крышей и балконом. Ночами он освещает путь кораблям, правда, корабли сюда не приплывают никогда. Вот в том маяке и находится дверь от иного мира.

— То есть пойти туда может кто угодно?

— Да.

— И ты был там, но без ключа.

— Именно. Без ключа открыть дверь нельзя. Ее невозможно взорвать, сломать или сжечь. Да и не захочется делать ничего такого, потому что там, на песке, всегда сидит он…

— Кто?

— Наблюдатель.

Нарцисса кивнула. Вот кто был ей нужен.

— Мне нужно поговорить с ним.

— Зачем?

— Думаю, вы все забыли Трифолиуса так же, как забыли его мы. Думаю, лишь Наблюдатель может что-то знать. Ты ведь говорил, что он записывает все ходы, значит, где-то в его тетради есть и Трифолиус.

— Ты не пойдешь туда, Нарси. Я тебя туда не пущу, даже не проси. Еще встретишь Охотника на дороге, и он заберет тебя.

Нарцисса вздохнула.

— Я должна это сделать.

— Нет. — Сириус участливо сжал ее плечо. — Нет.

Нарцисса отвернулась. Она какое-то время рассматривала свою вышивку, сиротливо лежащую на скамье, потом снова взглянула на Сириуса.

— Как часто Наблюдатель приходит сюда?

— Он записывает каждый ход.

— И когда вы собираетесь сделать свой ход?

— Я еще не говорил с Часовщиком. Что ты задумала?

Вариант, который пришел ей в голову, казался безумным, но должен был сработать.

— Я поговорю с ним, когда он вновь здесь появится.

— Завтра праздник. Время от времени мы отмечаем те дни, когда Охотники уходят ни с чем. Мы не станем делать ход до завтрашнего вечера.

— Я подожду.

Сириус сморщился, будто лимон укусил.

— Нарси…

— Я так решила.

* * *

К празднику готовились недолго. Казалось, праздники были здесь таким же обыденным делом, как приготовление пищи, охота или шитье одежды. Просто каждый житель городка достал свою порцию флажков, свои бочки с пенным напитком и принес всё это на поляну, где и соорудили столы.

Нарцисса с интересом наблюдала за приготовлениями и улыбалась, потому что праздник в ее представлении был куда более скучным действом. Званый ужин, домовики, разносящие закуски, шампанское в бокалах на высоких ножках, бесконечные черные мантии у мужчин и серо-зеленые — у женщин.

Сириус помогал развешивать гирлянды, распоряжался, куда расставить бочки, где расположить столы, скамейки, считал посуду.

Наконец он устроился на траве рядом с Нарциссой и сунул в рот травинку.

— Ну как тебе? Не то что раньше у маман, да?

Нарцисса пожала плечами.

— Праздники в мэноре не отличались от тех, которые любила твоя мать, Сириус.

— Я знаю. И всё же… Разве тебе никогда не хотелось чего-то другого?

— Это традиции. Их нельзя просто перечеркнуть.

Сириус помолчал, покусывая зеленый стебель, потом взглянул на нее, щурясь на солнце. Сегодня он казался совсем юным, будто ему только исполнилось двадцать и вся жизнь была перед ним, будто огромная карта.

Бродяга.

Нарциссе захотелось хоть на мгновение почувствовать такую же легкость. Она легла на траву. По небу плыли перистые облака.

— Наверное, я состарилась, раз вспомнила о традициях.

— Ты молодая.

— Да?

— Да. — И, помолчав, Сириус добавил: — Пока еще. Но время идет.

— Гаденыш! — Нарцисса рассмеялась.

— Знаю.

— Сириус.

— М-м? — Он улегся рядом.

— А тот ключ, вы храните его в каком-то особенном месте? Или он у кого-то из вас?

— Не знаю.

Нарцисса пару секунд вглядывалась в синеву небес, потом приподнялась на локте и посмотрела на кузена.

— Что это значит?

— Я не знаю, где ключ. Когда я стал здесь главным, мне было сказано, что вся тайна ключа в том, что никто не знает, где именно он хранится. Но, если появится нужда, то каждый из Хранителей с легкостью откроет дверь на маяке.

— Значит, ключа нет?

Сириус выплюнул травинку и покачал головой.

— Ключ есть, просто, чтобы им воспользоваться, нужно оказаться в нужное время и в нужном месте.

— Тогда почему Охотники этого сделать не могут?

Сириус пожал плечами.

— Этого я не знаю. Думаю, что никто из Хранителей не знает. Ты говорила мне о торжественных приемах, о традициях, которые необходимо соблюдать. Считай, что всё, что здесь происходит — это традиция. Охотники уверены, что ключ у нас, мы уверены, что ключ у нас, но никто из нас даже в руках ключ не держал. Мы просто знаем, что он есть. Остальное привыкли принимать на веру.

— И тебе никогда не было интересно проверить способности Хранителей? — Нарцисса нахмурилась, глядя на него.

— А я боюсь проверять, понимаешь? Мои лучшие друзья ушли. Их больше нет.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь здесь давно. А Люпин…

— Часовщик рассказывает мне обо всём, что происходит в магическом мире. Между нами договор. Я не задаю вопросов об этом мире, а он отвечает на мои вопросы о том, — Сириус с тоской посмотрел на шатры, на столы и разноцветные флажки, трепещущие на ветру. — Моих друзей больше нет, и почему-то мне кажется, что от всех нас зависит их покой там. Я был не очень хорошим другом, многое упустил. И всё, что происходит здесь, — мой шанс дать им то, чего не успел дать при жизни.

Нарцисса кивнула.

— Поттер стал аврором.

— Да. — Сириус вытянулся на траве и рассмеялся. — Гарри — единственный, кем я всё еще могу гордиться.

Нарцисса замолчала. Она скучала по сыну. Сколько времени прошло? Неделя? Две? Страшнее всего было думать о том, что могло случиться в магическом мире, пока она здесь. Как там Драко? Где он? Сидит у камина, а может, гуляет по саду Гринграссов вместе с Асторией.

Сириус будто прочел мысли. Он вздохнул и сжал пальцы Нарциссы. Его руки были теплыми и шершавыми.

— Не волнуйся за Драко. Он взрослый парень, пора ему самому принимать решения. Взять на себя ответственность за род, да и за свою собственную жизнь. Вы разбаловали его.

— Значит, выхода отсюда действительно нет? — спросила невпопад Нарцисса.

Сириус не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов.

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

— Скучно!

Охотник кладет бинокль на раскалившийся от солнца подоконник.

— Снова?

— Уже лет триста как. Или пятьсот. Ты так надоел мне, что сил нет! — Часовщик зевает и смотрит на часы у себя на руке. — Шесть часов, пора пить чай.

— Мы же не в сказке, чтобы ориентироваться по твоим часам, — хмыкает Охотник и придвигает кресло ближе к окну. — Здесь не существует времени. Кстати, ты видел? У них праздник.

Часовщик поднимается из своего кресла.

— Правда? Тогда пойду выпью пива.

— Ты так любишь проводить с ними время.

— Мне это говорит тот, кто живет с Охотниками в пещере, спит на земле.

— Они люди, понимаешь? Этого мне достаточно, чтобы чувствовать себя с ними счастливым.

— Они демоны, призраки, у них адские гончие и уродливые лошади. Ты сам им это всё выдумал.

Часовщик грозит ему пальцем и накидывает плащ.

— Здесь не бывает дождей.

— А вдруг?

Охотник хмурится.

И зачем только они придумали правила? Всё равно их давно уже никто из них не соблюдает.

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

— Ай!

Нарцисса сама толком не поняла, как так вышло. Просто стакан вдруг выскользнул из рук, и новая мантия оказалась залита пивом. Мерзость какая! Природная брезгливость брала верх даже здесь.

Сириус понимающе кивнул.

— Переоденься.

Она зашагала к шатру, по дороге отряхивая следы жидкости, крепко пахнущей ячменем. Что всё это значило? Она не смогла удержать стакан? Задумалась или слишком много выпила? Праздник был в разгаре. Люди танцевали и пели, пили пиво, играли в странные, незнакомые Нарциссе игры. Отчасти она обрадовалась короткой передышке.

В шатре было душно. За день цветная ткань прогрелась, и хотя солнце давно село, охладиться воздух не успел. Она зашла за ширму, скинула мантию, искренне жалея, что магия не действует, а потому придется убрать её на дно сумки жутко грязной. Подходящая одежда нашлась не сразу — серая мантия с пряжками из серебра. Она переоделась, мельком взглянула в зеркало и ахнула. Позади нее стоял человек — среднего роста, пухлый и лысоватый. Кажется, Хранители называли его Часовщиком.

— Я… простите, я не одета.

Нарцисса принялась торопливо застегивать мантию. Покончив с пуговицами, обернулась. Сначала показалось, что Часовщик ушел, но что-то в углу шатра привлекло ее внимание.

— Часовщик? Что с вами?

Он всё еще был там. Бледное лицо, покрытое испариной, бегающие глаза.

— Что такое? — Она подошла и наклонилась над ним. — Вы меня слышите? Вы больны?

Часовщик протянул ей что-то, Нарцисса взяла и лишь потом увидела: это был кинжал, перепачканный в густой горячей крови.

— Что…

На груди Часовщика зияли черные раны. Кровь тоже казалась черной. Она вытекала фонтаном, впитываясь в старый ковер.

— О, Мерлин!

Нарцисса выронила кинжал и отшатнулась.

— Поспеши, сейчас мы будем запускать фейерверки!

Сириус заглянул в шатер и побледнел. Следом вошел кто-то еще, потом еще… Шатер заполнялся людьми, и все они глядели на Нарциссу.

— Сириус… Часовщик, он…

Сириус бросился к Часовщику, но тот уже хрипел в предсмертной агонии.

— Кто это сделал? Кто?

— Нарцисса, — прошептал Часовщик. Его глаза закатились, он умер.

Хранители смотрели на нее, Нарцисса — на Хранителей. Сириус сидел перед телом на корточках и смотрел на свои руки, перепачканные в крови.

Как всё это произошло? Когда? Ведь здесь больше никого не было. Пару секунд назад он улыбался, и вот уже лежит на полу. Мысли в голове Нарциссы путались.

— Что нам теперь делать, Сириус? Как мы теперь сделаем ход? — Один из Хранителей вышел вперед. В его глазах читался ужас. — Разве мы не должны прогнать убийцу?

— Это недоразумение, я не убивала его, — пробормотала Нарцисса. В ее голове царила неразбериха. Кто мог войти в шатер? Она отвернулась всего на минуту… Даже меньше, точно меньше.

Сириус взглянул на нее, потом на Хранителя.

— Она не убивала, ты ведь слышал.

— Почему мы должны ей верить?

Со всех сторон послышался недовольный ропот.

Сириус поднялся и вышел из шатра, остальные последовали за ним.

— Мы не можем ей доверять, она чужая, — закричала какая-то женщина.

— Если она уйдет, мы ничего не потеряем! Она ничего не умеет.

— Часовщик назвал ее имя!

Нарцисса и Сириус стояли у шатра, а вокруг них толпились Хранители с факелами. Праздник больше не был праздником, даже музыка смолкла.

— Не думаю, что он имел в виду, что она убийца, он просто…

— Мы слышали, как он сказал! Мы всё слышали! — завопил кто-то.

Нарцисса сглотнула. Кажется, у нее просто не было выхода.

— Пусть уходит!

— Пусть убирается!

— Мы никогда никого не изгоняли, — Сириус попытался вступиться за Нарциссу. — Мы не знаем, можно ли вообще так поступать.

— Благодаря ей нам теперь не у кого спросить совета, — вмешался рослый парень.

Сириус обернулся к Нарциссе. В его глазах читалась тоска.

— Ничего, — сказала она. — Всё в порядке.

— Давайте проголосуем? — предложил старик. Он стоял чуть в стороне, опираясь на трость. Тот самый Ардин, бывший Главный Хранитель. — Кто за то, чтобы изгнать ее из общины?

Хранители подняли руки. Лишь руки Сириуса, испачканные в крови, остались неподвижными.

— Мне жаль, — прошептал Сириус. — Это ведь не ты?

— Нет. — Нарцисса сжала его плечо. — Я только соберу вещи и умоюсь, если можно.

— Да.

В шатре было тихо. Часовщик лежал всё там же, в углу. Нарциссе захотелось подойти к нему, потрясти, попытаться разбудить, но она сдержалась. Руки дрожали. Она переоделась и достала из сумки теплый плащ. Потом попыталась отмыть пальцы в тазу с теплой водой. Но кровь никак не хотела вымываться из-под ногтей, а Нарцисса всё терла и терла.

— Я правда не…

— Знаю, — перебил Сириус.

— Значит, это сделал кто-то из…

— Знаю, — повторил он.

— Тогда будь осторожен.

Нарцисса наконец вытерла руки, закинула в сумку перепачканную мантию и обернулась к Сириусу.

— Почему мы снова расстаемся?

Он выглядел беспомощным подростком. Все моложе и моложе с каждым днем.

Ох, Сириус!

— Прости.

— Не ходи к ним.

Чирк… шурх, шурх…

Шуршание пера по пергаменту. Наблюдатель стоял у входа и что-то писал в тетради.

— Мы еще не сделали ход, — сказал Сириус.

Наблюдатель поднял голову.

— Вы — сделали, молодой человек.

— Но разве не Часовщик должен был?..

— Теперь все решения принимаете вы. Каждый Хранитель способен сделать важный ход — запомните это.

Наблюдатель убрал в карман перо. Сириус нахмурился.

— Постойте! — Нарцисса шагнула к нему. — Я хочу задать вопрос.

Наблюдатель вздрогнул.

— Наблюдатель нужен, чтобы наблюдать, я не отвечаю на вопросы, — он помолчал и добавил: — Простите.

— Нет, вы ответите на мой, потому что больше никто на него ответить не способен, — не сдавалась Нарцисса. — Часовщик теперь мертв, а остальные ничего об этом не знают.

Наблюдатель взглянул на труп Часовщика, будто раньше не замечал его вовсе.

— М-м-м, — процедил он задумчиво. — Вот как, значит?

— Я не убивала его, это ошибка.

— Мы можем доказать это остальным? С вашей помощью, — вмешался Сириус.

Наблюдатель с грустью посмотрел на него и покачал головой.

— Не можете. Я всего лишь Наблюдатель. Удивительно, насколько часто мне приходится повторять это! Охотники уже делают ход. Они готовы. А мне нужно поспешить.

— Постойте! — Нарцисса схватила его за рукав и замерла. Глаза у Наблюдателя на какое-то мгновение стали узкими, как у кошки. Или как у Сфинкса пару недель назад. Ее вдруг посетила невероятная догадка. Неужели?..

— Вы Чизизи?

Наблюдатель нахмурился.

— Вы ошиблись, Нарцисса. Моё имя звучит не так.

— Нафрин?

Ее взгляд встретился с кошачьим.

— Вы проницательны.

Сириус шагнул ближе.

— Но…

— Замолчи, — прошептал Наблюдатель, и Сириус замер. Нарцисса оглянулась, но он не двигался, будто получил Петрификусом. Да только волшебной палочки у Нафрина не было.

— Вы…

— Задавайте ваш вопрос, Нарцисса. Но хорошо над ним подумайте, потому что никто никогда раньше не спрашивал Наблюдателя. Другого такого шанса у вас не будет.

Чтобы задать правильный вопрос, нужно хотя бы примерно представлять, что здесь произошло. Нарцисса пока не представляла. Отгадка крутилась где-то в голове, но в слова пока не оформилась. Как же вышло, что Трифолиус вдруг исчез не только из своего мира, но и из памяти его близких?

Нарцисса опустилась на кровать.

Искатель никогда не ошибается, так? Значит, даже если она ошибется с вопросом, это не будет ошибкой в глобальном смысле. Она всё равно поступит правильно, всё равно приблизится к своей цели.

— Я хочу знать, почему вы…

Нарцисса пыталась подобрать правильное слово. Наблюдатель молчал, сжимая в руках тетрадь в коричневом переплете. В такой же тетради сфинксы писали свои воспоминания, чтобы не позволить Вселенной стереть их навсегда.

— Мне нужно знать: почему вы стерли Трифолиуса?

Наблюдатель улыбнулся.

— Я не могу ответить на этот вопрос. А вы умны. И упрямы.

Нарцисса набрала воздуха в грудь, намереваясь возразить, но Наблюдатель поднял палец.

— Но нетерпеливы. Я не могу ответить, однако могу показать.

Он сунул ей в руку какой-то флакон и отступил к выходу. Флакон был прохладным — причудливо изогнутое горлышко и египетские иероглифы по всей поверхности.

— Стойте! Что это?

— Воспоминание. О том дне, когда пропал Трифолиус. Посмотрите его.

— Но у меня нет думосбора…

— Думосбор есть у Охотников. Аналог думосбора.

— Но как я?..

— Это уже другой вопрос. Вы просили меня ответить только на один. — Наблюдатель сделал еще один шаг к двери, потом еще. — Прощайте.

Он исчез. И время вновь ускорило свой бег. Сириус вздрогнул и обернулся:

— Где он?

— Ушел. — Нарцисса торопливо спрятала флакон в кармане мантии. — Мне пора, Сириус. Я справлюсь.

— Но…

— Не провожай. — Она шагнула к выходу и обернулась. — Так суждено, понимаешь? Мы расстались много лет назад, так и не сумев попрощаться. Теперь я могу сказать: «Прощай, Сириус». И ты тоже… можешь сказать.

Он вздохнул.

— Мне больше нравится «До свидания».

— Боюсь, оно не подходит к случаю.

Нарцисса постояла еще пару секунд, борясь с желанием обнять Сириуса, но всё же не решилась. Выйдя из шатра, она двинулась по узкой тропинке к северным горам. Никто в деревне не попытался ее остановить, хотя все видели, куда она направляется.

Извилистая тропинка, потоптанная лошадиными копытами, вела с холма на холм, огибала валуны и изломы скал, скользила между кустарниками, просачивалась между огромными булыжниками. Нарцисса не оборачивалась, хотя чувствовала, что ей смотрят вслед.

Тетрадь, подаренная Сфинксом, всё еще лежала в сумке. Как только деревня скрылась за густыми зарослями кустарника, Нарцисса села на камень и перечитала правила Искателя.

«Искатель не обязан ставить в известность кого бы то ни было или отчитываться перед кем-то о своих методах, какими бы жестокими или аморальными они ни казались.»

Если бы Сириус знал, что именно задумала Нарцисса, то ни за что не отпустил бы ее.

Когда она ступила на заснеженный склон, дорожка пропала. Теплый плащ очень пригодился, а вот сапоги, не предназначенные для таких путешествий, скользили по льду не хуже коньков. Магия бы сейчас не помешала, но ее не было. Нарцисса ощущала себя пустой, словно треснувший кувшин, из которого вытекло всё содержимое. И это чувство было одним из самых отвратительных в ее жизни.

Преодолев не больше двух миль, она завязла в снегу по колено, сил идти дальше просто не было.

— Ты зря пришла сюда.

Нарцисса не чувствовала ног, настолько сильно они замерзли. В сапогах хлюпала вода, снег забился под мантию, а волосы хрустели из-за инея, но… Теперь ей казалось, что всё это мелочи по сравнению с той пыткой, что ждала впереди. Обернуться и встретиться с тем, кого искала, но боялась найти.

— Мог бы и помочь, Люциус, — пробормотала она, морщась, потому что зубы стучали от холода.

— Чтобы ты восприняла мою помощь как наглое приставание?

Люциус обнял ее за талию, Нарцисса дернулась, пытаясь сбросить его руки… Рывок — и она оказалась на более-менее твердой поверхности, чуть в стороне от дорожки.

— Спасибо.

Нарцисса наконец обернулась и замерла. После жутких историй Хранителей о жестокости Охотников, об их адских гончих и конях, из ноздрей которых вырывается огонь, она ждала чего угодно, но не этого.

Перед ней стоял стареющий аристократ в черной мантии. Волосы собраны в хвост, на щеке шрам, — свежий? старый? — а взгляд казался усталым и безжизненным. И всё. Его глаза не горели дьявольским огнем, тело не разлагалось, как у инфери, и он даже близко не напоминал призрака. Перед ней стоял обычный Люциус, в котором было чуть больше от Люциуса, что был Пожирателем смерти, и чуть меньше от Люциуса, которого она любила когда-то.

— Я…

— Не извиняйся.

— Что?

— Не извиняйся. Большая часть Хранителей уверена, что я выгляжу, как полуразложившийся труп. В своих мыслях ты не оригинальна.

— Что, прости?

— Адское пламя, магия, черви, призраки… Что еще ты там себе вообразила?

Он читал ее мысли. К отвратительному до тошноты чувству «пустого кувшина» добавилось ощущение, будто в этом кувшине завелась крыса.

— Крыса? Мерлина ради, Нарцисса!

— А с кем, по-твоему, я должна тебя сравнивать?

Люциус ухмыльнулся и пожал плечами.

—Да сравнивай с кем хочешь, если тебе так удобнее.

— Мне неудобно, но…

— Я понимаю. — Он покачал головой. — Не принимай близко к сердцу. Просто чтение мыслей — это дар, который мы все получаем, становясь Охотниками. Отказаться от него нельзя. Но признай, ты бы тоже им воспользовалась.

— Но не так.

— Хорошо, я должен был предупредить.

Нарцисса плотнее запахнула плащ. Ветер то и дело скидывал с нее капюшон и трепал волосы.

— Поведешь на допрос?

— Допросы устарели за пару лет до смерти Волдеморта. Здесь всё иначе.

— Считаешь, что я постарела?

— Да. — Люциус улыбнулся.

Нет, точно: он улыбнулся. Нарциссе вдруг стало смешно. Сколько они не виделись? И вот теперь встречаются в мире, которому нет названия, и ведут разговоры о старении, хотя оба наверняка мертвы.

— Ты первая начала.

— Мог сказать, что я с каждым годом становлюсь прекраснее.

— Это было бы ложью. Я никогда тебе не врал, Нарцисса. И впредь не планирую.

— Никогда не врал? А…

Нарцисса собиралась напомнить ему об изменах и аферах, но не смогла вспомнить ничего. Он и правда не лгал ей, даже если провел ночь с другой женщиной.

— Вы, Блэки, так любите споры на пустом месте.

Люциус махнул ей рукой и направился куда-то в сторону от заваленной снегом дороги. Только сейчас Нарцисса заметила узкую тропинку, прижимающуюся к скале. Она неторопливо пошла следом, стараясь не смотреть вниз.

— Блэков в этом мире чересчур много. Была бы моя воля…

— А ты слишком ворчлив. Тебя и одного всегда много.

— Могла бы промолчать. Я читаю твои мысли, помнишь?

Нарцисса едва не оступилась, но вовремя схватилась за скалу. Стиснув зубы, послала в адрес Люциуса самое витиеватое из известных ей проклятий, прекрасно понимая, что магия не сработает. Люциус лишь хмыкнул, но так и не обернулся.

Они прошли между двух валунов, спустились в низину.

— Сюда.

Люциус поманил Нарциссу за собой. Прямо под нависающей над дорожкой шапкой снега виднелся вход в пещеру. Она оказалась невысокой, темной и мрачной, но внутри было тепло. Люциус шел по ней, пригибаясь. У стены, в сложенном из камней очаге, горел костер.

— Здесь есть кто-то еще? — спросила Нарцисса.

— Нет.

— А где?..

— Они живут в других пещерах.

— А ты живешь здесь?

— Нет. — Люциус сел на камни рядом с костром и посмотрел на нее снизу вверх. — Давай, раздевайся.

Прозвучало настолько недвусмысленно, что Нарцисса на мгновение потеряла самообладание. Сердце пустилось галопом.

Люциус лукаво улыбнулся, но всё же уточнил:

— Снимай мантию и сапоги. Ты промочила ноги.

— Мне не нравится твое присутствие в моей голове. Ясно?

— Предельно.

Нарцисса хмыкнула и опустилась на камни. Мантию снимать не стала — для начала нужно было согреться. Зато сбросила сапоги и придвинула их поближе к костру, потом спрятала ноги под мантию, обняв колени.

Всё это время Люциус молча наблюдал за ней. Нарцисса не пыталась прочесть выражение его лица.

— Хочешь выпить?

— Выпить?

— Огневиски. Или что-то вроде. Хочешь?

После такого жуткого холода больше всего на свете хотелось или горячего, или крепкого. А о сочетании и того, и другого она боялась даже мечтать.

— Прости, только крепкое.

— Давай.

Он протянул ей старую фляжку, Нарцисса отхлебнула и закашлялась. Напиток был ужасным. И крепким, очень крепким.

— Снейп другого не умеет.

— Снейп?

— Не тот. Не наш Снейп, — он вздохнул. — Здесь есть один Охотник. Он чем-то похож… Мне проще называть его так, имен у Охотников нет.

Нарцисса вздохнула и отхлебнула снова. Жидкость хорошо согревала, несмотря на свой отвратительный вкус.

— Зачем ты пришла?

— Ты ведь читаешь мои мысли.

— Незнакомец по имени Сфинкс просил найти его сына. А еще ты примчалась спасать мир, бла-бла-бла. — Он закашлялся, потом вздохнул. — Это не ответ на мой вопрос, Нарцисса. Я не вижу в твоих мыслях ответа.

Нарцисса поёжилась.

— Значит, его там нет.

— Не за мной же ты…

— Нет. Конечно нет. Разумеется, нет.

— Нет?

— Нет. — Она приложилась к фляжке и фыркнула.

Люциус помолчал.

— Ты ищешь думосбор.

— А ты знаешь, где он?

— Да.

Он снова замолчал, напряженно о чем-то размышляя.

— Ты знал, что я приду? Волновался за меня и решил встретить?

— Нет. Конечно нет. Разумеется, нет. — Люциус оскалился и посмотрел на нее. — Я просто шел мимо.

— Пешком? У вас же лошади.

— Я иногда хожу пешком. Считай это личной причудой.

Причудой, которых у тебя полно, — послала Нарцисса ему мысленное продолжение. Люциус лишь развел руками.

Безумие. Она сидела в пещере с бывшим мужем, с нынешним врагом, обсуждая вовсе не то, что следовало бы обсуждать в такой ситуации. Впрочем, и подходящие для ситуации вопросы никак в голове не складывались.

— Не смотри это воспоминание.

— Почему?

— Оно ничего тебе не даст. Даже если узнаешь, что стало с Трифолиусом, всё равно останешься здесь. Навсегда. Охотники не примут тебя, Хранители тебя изгнали. Ты первый в истории этого места изгой, и, честно говоря, я понятия не имею, чем закончится твоя история.

— А твоя, Малфой? — Нарцисса наклонилась вперед. — Чем твоя история закончится? За свою жизнь ты не совершил ни одного достойного поступка. Ни одного, понимаешь? Ты даже умереть не смог с достоинством.

— Опять нравоучения?

— А ты надеялся избежать их?

— Ну тебя-то моя смерть не должна была коснуться.

— Тогда зачем написал записку?

Она достала тетрадь и вынула записку.

— Вот это. Зачем?

— Потому что никто не уходит, не попрощавшись.

Нарцисса вскочила на ноги.

— То есть ты решил, что я притащусь в Отдел тайн и найду эту проклятую записку в Арке? Так ты решил?

— И где же я ошибся? — Он тоже поднялся, глядя на нее со снисходительной улыбкой. — Ты притащилась, ты нашла. Что не так?

— Твой сын женился, а ты испортил ему праздник.

— Вовсе нет, я ведь сделал это не в день его свадьбы.

— Зато на следующий!

Нарцисса шагнула ближе, глядя ему в глаза. Люциус подался вперед. Он казался измученным, как после Азкабана. Худой, усталый, бледный. Нарцисса сглотнула, пытаясь оттолкнуть от себя навязчивое желание спросить, как он, почему так выглядит, здоров ли.

— Ты неисправима, Блэк. Даже презирать нормально не умеешь.

Люциус вдруг коснулся ее щеки. Нарцисса вздрогнула — теплые пальцы, загрубевшая кожа, но так приятно... Она что — скучала?

— Я не думал, что ты пойдешь за мной.

— Я. Не. Пошла. За. Тобой.

— Знаю.

Рука Люциуса легла на ее шею сзади — неспешно и мягко.

— Тогда я задам последний вопрос. И уложу спать. Тебе нужен отдых, сейчас буря начнется.

В пещеру и правда стало всё чаще задувать холодным воздухом, снег скапливался у входа.

— Ты уверен, что я отвечу?

— Даже если не словами…

— Я не хочу слышать этого вопроса. — Нарцисса перевела взгляд на пуговицы его мантии. — Не задавай его, прошу.

— Боишься, что он сломает всё, что ты успела без меня выстроить? Хотела спокойной жизни? Ты для нее не создана.

— Замолчи, Малфой.

На душе стало тоскливо и тяжело. Где-то там, за гранью Арки, остался Сол. Он наверняка ищет ее, наверняка устроил Сфинксу допрос. А она здесь, с другим мужчиной, в другом мире, надеется, что не услышит самого простого в мире вопроса, потому что соврать не удастся.

— Хорошо. Об этом я не спрошу.

Нарцисса ощутила, как его дыхание коснулось щеки. Она закрыла глаза, стараясь отключить все мысли, чтобы не позволить ему увидеть слишком личное, но ничего не выходило. Люциус был слишком близко, и Нарцисса сдалась перед его напором.

Мерлин мой, Люциус, что ты делаешь?

Его руки замерли на ее спине, его губы были в дюйме от ее шеи. Он бесцеремонно копался в ее сознании, и от мысли об этом Нарцисса не могла дышать, она задыхалась. Слишком много Люциуса, воздух пропитан им. Чертов кардамон, как можно было любить этот запах?

— Ты бы ушла без меня, Нарцисса? Если бы из Арки был выход?

Сердце ухнуло куда-то вниз, а ноги подкосились. Она повисла в его руках, зная, что мосты, построенные вместе с Солом, рушатся и летят к Мордреду.

— Люциус…

— И я не ушел бы, родная. А теперь спи.

От его шепота голова закружилась сильнее. Стало спокойно и легко, будто кто-то взмахнул палочкой.

— Спи, просто спи. Буря будет тяжелой. Не надо тебе этого видеть.

Он обнял ее, уложил куда-то ближе к теплу. Нарцисса всхлипнула, собираясь сказать, что не устала, но сил не хватило.

— Это просто магия. Отдайся ей. Спи.

Нарцисса зажмурилась, прижалась к нему и провалилась в сон.

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

Сеть морщинок в уголках глаз, бледные губы — Нарцисса долго боролась со снегом и ветром, а может быть, это жизнь так потрепала ее. Люциус смотрел на нее больше часа, просто не мог отвести взгляда. Вот она, рядом, снова. Но надолго ли?

Он забыл обиды, будто, пройдя сквозь Арку, очистился, увидел то, что пряталось от него долгие годы. Наверное, это и называли просветлением.

В горах завывал ветер, вход в пещеру замело, снег лег на каменистый пол неровными волнами.

Нарцисса дрожала. Люциус нахмурился, снял мантию и укутал ее. Что-то в кармане плаща определенно мешало ей спать. Люциус сунул туда руку и достал тетрадь в кожаной обложке, ту самую, в которой Нарцисса хранила его записку. Такая же тетрадь была у Наблюдателя.

Люциус какое-то время смотрел на снег, танцующий на полу, потом привалился к камню и открыл первую страницу.

Она писала о нем. В душе зародилось странное чувство. Он читал дневник бывшей жены, и это было интригующе, интересно, но совершенно точно — неправильно. Дневник состоял из множества воспоминаний, начинающихся со строк о его смерти. Что это? Зачем?

Лишь когда он прочел тетрадь до конца, наткнулся на правила в золоченой рамке. Теперь многое стало понятно.

Он слышал об Искателях от друзей в Министерстве, от знакомых из других стран. Искатели были порождением Отдела тайн и призывались, лишь когда в этом нуждался магический мир. Вся их жизнь была связана с миссией, которую они должны были исполнить.

Первое время он обалдело пялился на серые камни. Всё постепенно вставало на свои места: почему она когда-то выбрала его, зачем ушла из семьи и почему появилась здесь. Нарцисса просто выполняла миссию. Только он-то рассчитывал на другое.

Люциус сплюнул под ноги. Дурак…

Нет, разумеется, спасение мира — вещь важная. Правда, он послал бы всё это в Мордредову задницу и ни за что не шагнул бы в Арку, если бы магический мир что-то там от него требовал. Нарцисса же всегда была самоотверженной. Расчетливой, умной, хитрой, но самоотверженной.

Люциус сам не знал, сколько просидел, раскладывая собственную жизнь по полочкам. Какая мерзкая насмешка судьбы! Всю жизнь считал себя королем, а оказался простой пешкой на шахматной доске. Пешкой из свиты королевы. C'est la vie, Малфой.

Он беззвучно рассмеялся.

Всё верно. Жил лишь для того, чтобы однажды привести Искателя туда, где он должен был появиться, чтобы исправить ошибку, допущенную Вселенной. Но какую именно ошибку?

Трифолиус… Вот кто был ключом к этой тайне. И Люциус его помнил.

А еще Люциус помнил, что сказал ему Главный Охотник пару дней назад. Всё, что происходит, должно быть известно Охотникам. Как только они его разыщут, Люциус наверняка будет наказан. А Охотники разыщут — в этом можно было не сомневаться.

Нарцисса пошевелилась и открыла глаза. Сонная, растрепанная, она села, натягивая на себя мантию Люциуса и зевая. Тетрадь всё еще была у него в руках. Почему он не убрал ее туда, откуда взял?

— Ты читал.

Вопросом это не было. Впрочем, Нарцисса всегда легко угадывала, если Люциус совершил что-то нехорошее. Может, и правда у нее был дар предвиденья. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.

— Увлекательное чтиво. Ты не пробовала писать романы? Уделала бы Риту Скитер.

Глаза Нарциссы метали молнии.

— А тебе не приходило в голову, что это личное?

— Честно? Нет.

— Интересно, почему?

Она потянулась за тетрадью.

— Я не такой проницательный, как ты, дорогая. И врешь ты лучше, Искатель, — выплюнул он.

Рука Нарциссы дрогнула.

— Отдай. Сейчас же.

Игра становилась всё более захватывающей. Люциус спрятал тетрадь за спину и хмыкнул.

— Нет.

— Это моя вещь, Малфой.

— Откуда она у тебя?

— Подарили.

— В Отделе тайн? Уж не Крокет ли?

— Он Крокер! И нет, не он.

— Принимаешь подарки от других мужчин? Какой моветон, Нарцисса. — Люциус покачал головой. Похоже, она была в ярости.

— Это подарок друга.

— Amis-amant? Серьезно? Снова?

Кажется, это утверждение окончательно вывело Нарциссу из себя. Она бросилась на Люциуса в попытке выхватить тетрадь. Пара движений, и она оказалась на полу, замотанная в его мантию так, что даже двинуться не могла.

— Отпусти.

— И не подумаю.

Люциус навис над ней.

— Малфой, в тебе никогда не было такта. Ни капли благородства! Никакой совести! Ничего. Тебе уже за сорок, а ты ведешь себя не лучше подростка!

— Зачем же ты вышла за меня? Был же Рабастан Лестрейндж. Воспитанный от мозгов до хера!

Люциус облизал губы, глядя на нее. Всё это ему ужасно нравилось. Почему? Он и сам не знал, просто было в этом что-то родное, что-то из их общей юности, когда она была «Блэк», а он был «Павлин». И между ними было что-то большее, чем дружба, но явно меньшее, чем…

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но коснулся лишь щеки. Нарцисса повернула голову набок.

— Не смей.

— Потому что?..

— Потому что у меня есть муж.

— И ты верная жена.

— Да. Очень верная. Я всегда была верной. И буду.

Люциус не отстранился. Он всё так же смотрел на нее. Постарела? Чушь! После развода Нарцисса почти не изменилась. Разве что исчезли синяки под глазами, будто, освободившись от него, она и правда стала счастливее.

Люциус вынул гребень с изумрудами из ее волос, наслаждаясь тонким ароматом шампуня — лаванда и шафран… Среди золотых прядей появились серебряные нити. Такие же, как у него.

Мордред раздери, сколько-сколько им уже лет? Неужели за сорок? Когда они успели начать стареть?

— Отвернись.

— Зачем?

— Не смотри на меня так.

— Почему?

Нарцисса молчала. Он склонился к ее уху и прошептал:

— Я тебя люблю.

Она повернулась так резко, что они едва не столкнулись носами.

— Что?

— Я тебя люблю.

— Что ты сказал, Малфой?

Она рассмеялась. Немного истерично, так что Люциус засомневался, всё ли в порядке.

В ее мыслях царил кавардак, он не мог ничего там разобрать. Истерика была там, в голове, здесь же он видел лишь ее отголоски.

— Повторить?

— Прошло сколько? — Она боролась со смехом, но из глаз текли слезы. — Двадцать лет? Двадцать! Ты что… только сейчас это понял?

— Я понял это очень давно. Просто было… трудно решиться и сказать всё как есть.

Она задышала чаще, чтобы унять эмоции.

— А я тебя нет.

— Что — нет?

— Ничего нет. Между нами ничего больше нет.

Она завозилась, пытаясь выпутаться из мантии, и смогла наконец освободить руки.

— Ничего нет, — эхом повторил он.

— Ты мне противен! С чего ты взял, что я обязана терпеть твои измены? Что должна ходить за тобой на цыпочках? Я думала, ты хотя бы уважаешь меня, мои решения, а тебе было на всё плевать.

— Знаю.

— И я тебя. Я никогда тебя… Я…

— Так скажи это полностью. Ты уже большая девочка, Нарцисса. Нужно уметь признаваться в нелюбви.

— Ненавижу тебя, — выплюнула Нарцисса и толкнула его в грудь. Легонько так, будто не планировала оттолкнуть совсем.

— Не годится. Это умеет каждый первокурсник-слизеринец. А ты скажи: «Я не люблю тебя». И мы в расчете.

— Хватит, Малфой. Прекрати этот балаган! — она всхлипнула, так отчаянно, будто потратила все силы и теперь был лишь один выход: сдаться в плен.

— Тебе на это тоже двадцать лет потребуется? Так я тогда успею.

— Что успеешь?

— Состариться рядом с тобой и умереть окончательно. Если здесь это возможно.

Нарцисса замерла, глядя несчастно, действительно несчастно, но совсем не так, как смотрела на него, когда подписывала документы о разводе.

— Ты, конечно, можешь…

— Хватит, Люциус.

— …утверждать, что всё еще молодая и совсем не планируешь стать бабушкой, но…

— Закрой рот.

— …как я понимаю, нам скоро придется отметить рождение внука…

— Заткнись, Павлин!

Он глянул удивленно.

— Что?

— Просто замолчи, пожалуйста.

Она коснулась его губ, потом щеки, провела кончиком пальца по шраму. Люциус сглотнул. Беспорядка в ее голове больше не было — похоже, Нарцисса разобралась со своими мыслями раз и навсегда.

Он наклонился и поцеловал ее со всей страстью, на которую только был способен. Кажется, теперь было можно.

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

— Одевайся.

— Что?

Люциус сидел рядом и смотрел перед собой холодным и неподвижным взглядом.

— Они уже близко.

Нарцисса начала натягивать одежду, спросонок пытаясь понять, кто «они» и что теперь делать.

— Прости. Я бы принес тебе кофе в постель. Или домовики принесли бы, но у нас нет кофе, нет постели, и Охотники появятся здесь через пару минут.

— Что мне делать?

Нарцисса свернула и без того измятую тетрадь в трубочку и сунула ее в карман плаща.

Люциус молчал. Он казался задумчивым и сосредоточенным.

— Не бойся.

— Я не боюсь.

— Ну конечно.

— Мне в любом случае нужно к ним. Просмотреть воспоминание, которое дал Наблюдатель.

Люциус помолчал немного, словно на что-то решаясь.

— Цисси, знаешь, это воспоминание…

В пещере вдруг стало холодно. Нарцисса отступила к дальней стене, потому что снег, после бури собравшийся у входа, полетел в ее сторону. Что-то зашумело, и стало светло.

Сорок восемь всадников — они были там, у входа. Нарцисса слышала, как лошади стучат копытами, фыркают и жадно хватают носами морозный воздух.

— Ты пойдешь с нами! — прогрохотал один из Охотников.

Из-за одинаковых мантий они были похожи, словно братья. У всех темные волосы, темные глаза. Люциус казался рядом с ними белой вороной.

— А ты, Охотник, будешь наказан.

Нарцисса взглянула на Люциуса, тот побледнел и кивнул. Слишком послушно, слишком. Нет, только не опять! Этот взгляд она уже видела много раз — на собраниях у Лорда, перед рейдами Пожирателей смерти. Послушный слуга, опасающийся даже случайно сказать или сделать что-то наперекор господину. Она снова обманулась, опять поддалась его чарам.

Нарцисса ощутила, как к горлу подкатил ком, сдавил шею так, что стало трудно дышать. Зачем был нужен весь этот балаган?

Люциус вздрогнул и подался вперед, видимо, прочел ее мысли. Нарцисса испытала извращенное удовольствие от осознания этого. Пусть узнает о себе всю правду, давно пора. Она посмотрела на него и бросила в сердцах: «И как живется послушным рабам? Я тебя НЕ люблю, теперь ты счастлив?»

Люциус смотрел себе под ноги. Он молчал. Молчали и остальные. Нарцисса лишь теперь осознала, что и они тоже читают мысли. Стало неловко, будто она только что устроила скандал посреди Косой аллеи. Охотники разглядывали ее с интересом. Примерно так волчья стая смотрит на зайца.

Один из Охотников предложил ей лошадь, помог забраться в седло. С Люциусом Нарцисса предпочла взглядами не встречаться. Она вцепилась в лошадиную гриву, поморщилась, когда рука незнакомого мужчины легла на ее талию, но упасть не хотелось, потому пришлось терпеть.

Лошади скакали по горам так, будто это и не горы были вовсе или лошади не были лошадьми. Странные лошади, странные люди, странный снег… Он сиял и переливался множеством цветов, как магический калейдоскоп из детства. А может, она просто давно не видела снега.

Нарциссу привезли в огромную пещеру — ее границы терялись во мраке. Внутри, у костра, сидел Главный Охотник. Все Охотники, как один, преклонили перед ним колени.

— Скажи, — медленно начал он, — почему мы должны сохранить твое сознание нетронутым?

— Потому что я знаю, где находится ключ от маяка.

Главный Охотник улыбнулся.

— Неправда, Хранительница. Ты лжешь. Каждый из моих людей способен прочесть твои мысли.

— Но у меня есть флакон с воспоминанием, которое может ответить на многие ваши вопросы.

И это была правда. Нарцисса шла ва-банк, потому что знала: пока она не исполнит свое предназначение, она бессмертна.

И никому ничего объяснять она не должна, как не должна ни у кого после просить прощения. Даже если сейчас придется предать веру Сириуса. Даже если после просмотра воспоминания она действительно узнает, где находится этот ключ. Она Искатель, а Искатель может использовать для достижения цели любые методы.

Искатель никогда не ошибается.

Главный Охотник подался вперед, будто прочел в её мыслях что-то особенное. Лишь сейчас Нарцисса заметила, что он очень похож на Наблюдателя. Только волосы у Главного Охотника были длиннее, одежда темнее, взгляд печальнее.

— Так вы же…

— Это не имеет значения. Не трать наше время, иди. В конце зала увидишь коридор, он приведет тебя к тому, что вы называете думосбором. Посмотри воспоминание и возвращайся.

Нарцисса шагнула вперед, но замешкалась, ощущая взгляд Люциуса. Обернуться она не решилась. Пошла по огромной галерее, пока не оказалась перед входом в узкий коридор. Он петлял, но всё же привел Нарциссу в небольшой каменный грот. Горный ручей — холодный и прозрачный — сочился из стены по широкому помосту. На помосте покоилась каменная глыба с широким углублением. Внутри искрилась вода.

Серебристая нить воспоминаний скользнула из флакона, данного Наблюдателем, в каменный думосбор. Нарцисса какое-то время смотрела, как она оплетает воду тонкой паучьей сетью.

Она обещала Сфинксу, а обещания Нарцисса выполняла всегда.

Недолго думая, она нырнула в думосбор.

* * *

Сентябрь 1999 года

Полдень по часам на белой башне

— Кто ты?

Люциус спешивается. Его конь топчется на месте, фыркает и сопит. Коню хочется скакать, а не стоять посреди заснеженной тропы.

— Мое имя Трифолиус. — Темноволосый парень поплотнее запахивает меховую парку. — Я пришел, чтобы сдаться.

— Что?

В голосе Люциуса скользит неподдельное изумление. Он словно и не представлял себе такого исхода.

— Ты ведь можешь читать мои мысли, так прочти.

— Ты должен сказать мне, где чертов ключ! — Трифолиус спорит с Сириусом.

— Ты отдаешь себе отчет, о чем спрашиваешь, щенок?!

— Совершенно точно отдаю. Вы все здесь такие важные, будто выполняете какую-то миссию, но сами толком не понимаете, в чем она заключается. Ты никогда не видел этот самый ключ, никто его не видел. И мы, и Охотники — никто не может попасть на чертов маяк, потому что так суждено. А это всё обман! Нет ключа, ясно тебе?! А если и есть, то наплевать на него. Мертвые всё равно останутся мертвыми.

— Ты не понимаешь, что несешь! От нас зависит, будут ли счастливы те, кто оказался по другую сторону! Обретут ли они покой! — Сириус хватает парня за плечи и трясет. — Ты понимаешь это?! У тебя ТАМ кто-то есть?

— ТАМ моя мать, — выплевывает Трифолиус с ненавистью. — По вине отца. Ясно? Но дело не в том, что я хочу к ней. И не в том, что я хочу, чтобы она вернулась. Я хочу знать правду, хочу понять, что мы здесь делаем. Я — единственный, кто здесь задает вопросы.

— Ты мальчишка!

— А ты глупец!

Люциус изучает воспоминания Трифолиуса, словно это древняя рукопись.

— Интересно, — произносит он наконец. — Значит, ты решил, что всё это, м-м-м… обман? Афера?

— Да.

— И потащился в горы, чтобы выяснить, не известны ли Охотникам какие-то особенные детали?

— Да.

— И?

Трифолиус шмыгает носом и смотрит на него.

— И вам они не известны?

Люциус гладит коня и качает головой.

— Нет.

— Тогда нужно пойти и разобраться с этим. Ясно?

— Ох, как ты заговорил. Щенок, и правда. Сколько тебе? Семнадцать? А огрызаешься, как большой. — Люциус смеется. — Пойти и разобраться? Пойти куда, разобраться с кем?

— Не имеет значения. Важна истина, только она. Неужели вы не видите? Всё это игра, всего лишь игра. Нами манипулируют. Мы рабы. Вот, например, почему никто никогда не поднимался на белую башню?

— Там ничего нет. — Люциус гладит коня. — Верхом ездил?

— Что?

Люциус протягивает ему руку.

— Спрашиваю, ездил ли ты верхом. Что-то непонятно?

— Н-н-н… нет. Не помню. Нет.

— Есть шанс попробовать.

Люциус тянет его за рукав и подсаживает на лошадь, сам садится позади.

— И куда мы?

— Просто покатаемся.

Люциус пришпорил коня, и тот засеменил рысью по заснеженной тропинке.

— Трифолиус, значит? И давно ты здесь?

…

— А кто придумал эти правила?

— Что?

Трифолиус пожимает плечами. Они сидят в тени деревьев и разговаривают. Это давно уже стало их ритуалом — почти ежедневные встречи в лесу.

Мальчик нравится Люциусу. Он очень похож на Драко — задает много вопросов, слушает его ответы. Он подросток, старается всему учиться у старших. О своем отце Трифолиус говорит с тоской и сожалением, и очень мало. Люциус знает лишь одно: он работает в Отделе тайн и из-за него Трифолиус ушел в Арку. Впрочем, отца он ни в чем не винит — повзрослел, стал умнее, многое понял.

— Вы знаете, кто придумал правила, по которым Охотники и Хранители живут?

— Нет.

— А чем нам грозит их несоблюдение?

Люциус молчит. Он так и не решился задать эти вопросы Главному Охотнику. Интуиция подсказывала, что ответов он не получит, но привлечет к себе лишнее внимание.

— Я не понимаю, как же так получается, что сотни человек живут по правилам, о которых ничего не знают?

— И я не понимаю, — признается Люциус.

— Ладно, Хранители. У них миссия! Идея! Сириус спасает мир, а остальные ему помогают. — Трифолиус взмахивает руками, словно дирижер. — Но вы-то? Вы же свободные. У вас лошади, у вас сила…

— Страх.

— Чего?

Люциус виновато пожимает плечами.

— Страх. Нас удерживает от вопросов страх перед Главным Охотником. Он сделал из нас послушную стаю, выполняющую его команды. Есть в нем что-то могущественное, будто какая-то древняя… очень древняя магия.

— М-м-м…

— Что?

— Я думал, вы ничего не боитесь. Так получается, что вы не лучше моего отца, — Трифолиус вскакивает на ноги.

— Не кипятись. — Люциус смотрит на него снизу вверх.

— Отец учил меня, твердил, как я должен себя вести, каким быть. А потом оказалось, что он нарушал собственные правила, — признался Трифолиус. — В сущности, мы познакомились три года назад. До этого я и представить себе не мог, кто мой отец.

— И кто он?

Трифолиус неуверенно смотрит на Люциуса и кусает губу.

— Не могу сказать, да это и не важно. Обидно, что он я впервые увидел его в шестнадцать лет. Будто я сквиб паршивый.

Люциус молчит, а Трифолиус продолжает:

— Нет, я… Вообще-то я его понимаю теперь, а тогда не понимал. Думал проучить отца и ушел в Арку. Теперь очень жалею, представляю, как больно ему было. Столько наговорил всякого. — Трифолиус смотрит на Люциуса, в его глазах вопрос. Наконец он решается.

— Может, он простил меня?

Люциус думает о Драко. Как же дурно они расстались. Драко не приезжал в Шотландию не потому, что был занят. И ведь для того, чтобы осознать это, Люциусу пришлось умереть. Сын очень злился на то, что Люциус отпустил Нарциссу. Не злился на нее за то, что она ушла. Нет. Он злился на того, кто не смог ее удержать, на того, кто твердил, что мужчина должен быть в семье главным. Всегда и во всем.

— Он же твой отец, — шепчет Люциус. — Ему важнее знать, что ты его простил. Ты ведь простил?

Трифолиус кивает.

Люциус поднимается и отвязывает коня.

— Знаешь… А поехали к башне?

Трифолиус хмурится, а Люциус улыбается.

— Что? Струсил?

— А если это сочтут ходом?

— Точно струсил. Игра, значит? Нами манипулируют? А за ход ты боишься.

— Ничего я не боюсь. Просто спросил. Поехали!

Трифолиус ловко садится в седло. Люциус пришпоривает коня, и тот скачет через лес по тропинке. Трифолиус что есть сил цепляется за гриву.

— Почему вы… Почему так быстро согласились? Почему вы вообще общаетесь со мной? Я думал, вы меня пытать будете. Главный Охотник разозлится.

— Мне скучно. Достаточный аргумент?

Трифолиус улыбается, но молчит. Похоже, Люциус начинает ему нравиться.

Люциус тоже улыбается. Он столько всего не успел сказать Драко… Может, этот мальчик — его шанс изменить что-то в себе?

…

— Какая она красивая! — Трифолиус разглядывает башню, пока Люциус привязывает коня.

— Башня? — Люциус хмыкает. Он восторга не испытывает, видел здания и получше.

— Мы постучим?

— Зачем? Сначала проверим, может, тут открыто.

Люциус толкает дверь, и та поддается. Они вдвоем поднимаются по винтовой лестнице.

— Но нас ведь не ждут.

— Ты же был таким смелым, что случилось?

Люциус подначивает Трифолиуса, он уверен, что башня пустует, что их визит ровным счётом ничего не изменит. Просто Люциус так устал от одиночества в толпе одинаковых, как близнецы, Охотников, с которыми невозможно толком ни поговорить, ни выпить. Похоже, он скоро станет таким же угрюмым, черным и пустым.

— Это те самые часы?

Трифолиус тыкает куда-то в сторону, Люциус замирает. Механизм часов предстает перед ними изнутри: множество золоченых шестеренок, которые цепляются друг за друга и чуть покачиваются, потому что ветер на улице слегка раскачивает маятник. Должно быть, завораживающее зрелище, когда часы запускают и все эти шестеренки начинают двигаться.

Люциус так не вовремя теряется в собственных мыслях.

— Трифолиус?

Мальчишка будто испарился. Вот он стоял справа, а теперь там никого нет. Люциус поднимается по лестнице, выше и выше, ускоряет шаг, потому что слышит какой-то шум и голоса. Разобрать слова он не может, но там что-то происходит. Нечто странное.

Это не крики, не заклинания, это неприятный, холодящий душу шорох, будто ветер гоняет по земле клочок пергамента или какое-то существо спускается по дымоходу. Прямо перед ним появляется старая черная дверь, такая черная, что на фоне белых стен кажется бездонной дырой или тоннелем.

— Не ходи дальше!

Наблюдатель появляется за его спиной.

Люциус вздрагивает и оборачивается.

— Но там мальчик.

— Его уже нет.

— Что?

— Его стерли. Он видел то, что не должен был видеть.

— Что значит — стерли? Что это, мантикора раздери, означает?!

— Удалили. Вырезали. Я не знаю, какой аналог будет тебе ближе. Его просто нет. И не было. Теперь Вселенная подчистит все следы его существования. Представь, что он никогда не рождался.

— Как это?! Зачем? Это просто мальчик.

Наблюдатель подслеповато щурится.

— Он не просто мальчик. Он — единственный человек в этом мире, в том мире и даже в мире мертвых, который не побоялся открыть дверь, понимаешь? Ты же не думаешь, что за сотни лет вы первые, кто сюда пришел?

Люциус молчит.

— Вот ты, Люциус, открыл бы ее?

Тот смотрит на дверь, долго смотрит, соизмеряет все за и против.

— Нет.

— А он открыл. Не вини себя. Знаешь, — Наблюдатель пишет что-то в своей тетради, — как бы вы ни пытались изменить правила, ничего не изменится. Выход всегда один.

— Выход отсюда?

Наблюдатель хмыкает.

— Хранители сделали свой ход, Главный Охотник его подтвердил. Ты можешь идти, Люциус.

— А если я расскажу о том, что произошло, и сюда придут другие? Думаешь, среди Охотников не найдется того, кто решится открыть эту дверь?

Наблюдатель качает головой.

— Знаешь, что меня действительно в вас всех забавляет? Это вялые попытки попасть в тронный зал через двери совятни.

Люциус хмурится.

— Мы знаем, что тронный зал заперт на ключ.

— Но и из совятни туда не войти, Люциус. — Наблюдатель сжимает в руках тетрадь. — Ты волен рассказать всем. Но, думаю, любого, кто пройдет через эту дверь, ждет участь Трифолиуса.

— Зачем так сложно? Могли бы стереть мальчику память.

Наблюдатель грустно улыбается.

— Это для него слишком банально.

— Для кого?

— Я всего лишь Наблюдатель. Не я устанавливаю правила, не мне их нарушать.

Люциус впивается ногтями в перила.

— Тогда какой у меня выбор?

Наблюдатель листает тетрадь, словно пытается вспомнить, что было написано ранее.

— Не можешь сделать выбор — откажись от хода. Если Хранители подтвердят отказ, я его засчитаю.

— И Главный спустит с меня десять шкур.

— Главный дает тебе карт-бланш. Он знает, где ты. И что произошло — тоже знает. Хочешь отказаться от хода?

— Интересно… А что мне даст этот отказ?

— Ход. — Наблюдатель пожимает плечами. — Ты в любое время сможешь сделать ход, независимо от очередности сторон.

Люциус задумчиво разглядывает свои руки.

— Что ж…

— Ты отказываешься от хода, Люциус Малфой? И обещаешь сохранить тайну сегодняшнего происшествия, покуда это будет возможно?

— Да.

— Да будет так. Охотники пропускают ход. И чтобы в будущем подтвердить правомерность произошедшего, будь добр, — Наблюдатель протягивает Люциусу флакон, — помести сюда воспоминание о Трифолиусе.

— Я забуду мальчика?

— Ты? Нет, Люциус. Ты единственный его не забудешь до тех пор, пока не используешь ход, оставшийся за тобой.

Люциус берет флакон.

…Воспоминание расползается чернильными пятнами по дну думосбора и наконец исчезает совсем.

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

— Ты предал нас.

Люциус стоял у костра. Ему в спину смотрели сорок восемь пар глаз, и только Главный Охотник смотрел в лицо. Он был недоволен.

Когда-то, будучи Пожирателем смерти, Люциус был уверен: для успешной карьеры всегда нужно подстраиваться под настроение господина. Принимать вину, соглашаться, нести наказание. Если Лорд слишком зол — соглашаться и каяться, просить сохранить жизнь.

Вот где он ошибся. Вот когда он ошибся. Вот то, что сломало его жизнь, но осознание пришло слишком поздно. Нарциссе был нужен сильный мужчина, а он снова и снова прогибался. Хотел держать ее под контролем, но сам не контролировал свою жизнь.

Нарцисса его не любила. Лучше бы ненавидела. Нелюбовь хуже ненависти, ведь ненависть способна перерасти в страсть, а нелюбовь остается нелюбовью навсегда. Нарцисса хотела ударить побольнее? Ей удалось.

Теперь бесконечные споры со Снейпом, злость на Крокера и обида на Нарциссу — все это теряло смысл. В их разводе был виноват он сам. Нарцисса оказалась слишком смелой для него, слишком рисковой, чересчур сумасшедшей. Нарцисса была Блэк — смелая и гордая. Она всегда находила силы, чтобы плыть против течения. А он родился и вырос Малфоем — человеком, способным прогнуться под любые правила игры ради выигрыша в финале. У него не хватало смелости даже на то, чтобы выразить свою любовь. Признания всегда казались ему неудобными, слишком сентиментальными, не соответствующими его положению и еще Мордред знает чему.

Люциус мог объяснить Главному, что просто поддался моменту, соврать, что использовал Нарциссу, чтобы выведать правду о флаконе, попытаться убедить всех, что это он привел ее в горы. Только теперь ему впервые в жизни хотелось другого.

Смерть преподнесла Люциусу уникальный подарок — помогла увидеть свою истинную сущность глазами Нарциссы. И этот образ Люциусу не понравился.

Пора было что-то менять. Хотя бы здесь, сейчас. Если при жизни не получилось.

— Я вас предал, — ответил Люциус, и пещера эхом разнесла его слова.

Охотники застонали в голос, а Главный Охотник поднялся. Он был удивлен.

— Ты будешь наказан.

— А она? Ты отпустишь ее, когда узнаешь, что во флаконе?

— Я знаю, что это за воспоминание, Охотник.

Люциус обернулся. Остальные стояли неподвижно.

— Будете ее пытать?

— Как и всех до нее.

…Факел Нарциссы показался в полумраке. Она шла неспешно, аккуратно ступая по камням.

Охотники набросились на ее мысли. Они жадно впитывали новую информацию, даже по сторонам не смотрели. Воспользовавшись общим замешательством, Люциус рванулся вперед, выхватил факел из ее рук и повернулся к остальным.

— Любой, кто тронет ее, будет иметь дело со мной.

Охотники рассмеялись. Сорок восемь голосов прокатились по стенам пещеры громким эхом. Люциус махнул факелом — огонь уцепился за чью-то черную мантию, полыхнул. Охотник закричал скорее от удивления, чем от боли, и повалился на землю. Главный даже не двинулся с места, зато остальные бросились на помощь. Коллективный разум — коллективная глупость.

Люциус швырнул факел в толпу и потянул Нарциссу за руку вглубь пещеры.

— За ними! — прогремел приказ Главного Охотника, но Люциус и Нарцисса уже свернули в один из темных проходов.

Коридоры, коридоры, бесконечный лабиринт. Люциус надеялся, что не ошибся с выбранной дорогой. Вроде так, вроде сюда… Лишь бы не тупик.

Они бежали, падали, помогали друг другу подняться. А позади слышался стук шагов — сорок восемь человек бежали следом. Люциусу оставалось рассчитывать на то, что и сейчас никто из них не сообразит разделиться. Они всегда держались вместе, как свора. Безусловное достоинство Охотников сейчас превращалось в огромный недостаток.

Было темно. На какую-то долю секунды Люциус пожалел, что избавился от факела, но чутье не подвело.

— Ай! — вскрикнула Нарцисса, когда они выскочили на узкую, освещенную площадку. Коридор кончался обрывом.

Они стояли на заснеженной вершине, а внизу был только снег, снег, снег.

— Люциус?

— Тебе понравится.

— С ума сошел?

— Ты же каталась с горки в детстве?

— Да, но ты не катался.

— Научи меня. И поскорее.

— Уже не успею, — пробормотала Нарцисса.

Люциус сел на край, усадил ее перед собой, надеясь, что мантия Охотника будет хорошо скользить по рыхлому снегу.

— Вот они! — послышалась позади. Люциус оттолкнулся, и они полетели с горы. Руки горели огнем, ветер оглушал их, бил, царапал щеки, забивался в нос, не позволяя вдохнуть, и Люциус понял, что изодрал ладони в кровь. Плевать. Нужно было оторваться от погони, и Люциус надеялся получить отсрочку, пока Охотники решат, что делать дальше.

Гора кончилась обрывом.

Они взлетели и приземлились в мягкий сугроб. На мгновение Люциусу показалось, что он ослеп: настолько белым было всё кругом.

— Люциус. — Нарцисса схватила его за руку. — Ты в порядке?

— Да.

Он огляделся. Вокруг не было ничего, ни единого дерева или травинки, лишь снежное поле до самой линии горизонта. А что за ней, ему знать не хотелось. На вершине горы топтались Охотники, но спуститься не решались.

— Идем. — Люциус потянул ее под тот самый выступ, с которого они только что упали. Выступом оказался запорошенный снегом валун.

— Они не увидят нас и решат, что нам конец, да? Думаешь, не бросятся за нами?

— Охотники никогда не делают необдуманных шагов.

Нарцисса пыталась выгрести снег из сапог, из рукавов и карманов.

— Тетрадь! Её нет!

Она рванулась было вперед, но Люциус схватил ее за плечи.

— Стой! К Мордреду эту тетрадь! — Он развернул Нарциссу к себе. — Она больше не нужна.

Нарцисса медленно кивнула. Ее трясло. И Люциус точно знал, что это холод, а не страх. Он обнял ее, пытаясь согреть.

— Я всё еще тебя ненавижу.

— Или не любишь?

Нарцисса хмыкнула, утыкаясь в его грудь.

— Ненавижу.

— Спасибо.

— Дивная погодка. — Тихий голос Наблюдателя заставил их обоих вздрогнуть, а Нарцисса по привычке вынула из кармана палочку.

Наблюдатель посмотрел на них с лукавой улыбкой.

— Думаю, скоро снова снег пойдет.

Он вынул из кармана тетрадь и принялся что-то писать.

— Мы сделали ход? — спросил Люциус.

— Да. И Хранители с ходом согласны.

Люциус улыбнулся.

— Без участия Главного Охотника? — уточнила Нарцисса.

— Ход имеют право сделать Хранители или Охотники, ничего об исполнителях в правилах не сказано. А оппоненты должны согласиться или оспорить ход. Вот и всё. Хранители согласились. Сириус подтвердил.

— Сириус? — переспросила Нарцисса. — Он знает?

— Я объяснил ему всю суть хода. Он согласился.

— А Нарцисса всё еще Хранитель?

— Да. Часы отнесли ее к Хранителям. Должности изгнанников у нас нет.

Наблюдатель спрятал тетрадь за пазуху.

— Приятного дня.

И он исчез.

— Почему ты ничего не сказал о том воспоминании? — спросила Нарцисса.

— Сначала не был уверен, что это мое воспоминание. А потом… я просто не успел.

Она кивнула, уселась на снег и посмотрела на него.

— Не думала, что ты решишься. Я о том, что случилось в пещере.

Люциус промолчал. Сказать ему было нечего.

— Искатель, ты знаешь, что делать дальше? Здесь становится холодновато.

— Мы пойдем к маяку, — решительно заявила Нарцисса. — Если ты знаешь, как нам отсюда выбраться.

Люциус ухмыльнулся.

— Знаю.

* * *

Повезло, что коня можно было призвать в любой момент и в любое место. По крайней мере, так говорил Люциус. Когда они вышли из укрытия, черный конь уже стоял поодаль и ел снег.

Нарцисса подошла ближе.

— Как у тебя это получилось?

— Никак. Он просто появляется и исчезает. Это всё. Если б я знал, что бывают такие удобные лошади, то построил бы в мэноре конюшню.

— Как его зовут?

— Никак. Просто Конь.

Нарцисса взглянула на него с осуждением.

— У него должно быть имя.

— Вообще-то обычно Конь всем внушает ужас. Тут уж не до кличек.

— Я — не все.

— Ну разумеется, — Люциус погладил коня. — Давай, ставь ногу в стремя.

Нарцисса подчинилась. Села верхом и подвинулась ближе к холке. Люциус уселся позади нее. Седло не было рассчитано на двоих, потому было жутко неудобно, но выхода не было. В любом случае, ехать с Люциусом было гораздо спокойнее, чем пару часов назад с неизвестным ей Охотником.

Конь принялся подниматься в гору. Всё происходящее казалось Нарциссе неестественным. Конь, который скачет по горам и не ломает ноги, бывший муж, которого теперь трудно назвать бывшим. Минувшая ночь очень усложнила их отношения, так что теперь она сама не могла подобрать им название.

— Как раз ты — можешь. Ты знаешь, как это называется. Сама придумала.

— Ничего я не придумала.

— Я еле нашел это в словаре.

Нарцисса улыбнулась и покрепче вцепилась в седло.

Дорога заняла не больше часа. Бескрайние снега постепенно сменились лугами, Нарцисса увидела у подножья гор деревню, из которой не так давно ушла. Жители заметили всадника и теперь наверняка гадали, куда едет Охотник и где его обычные спутники — другие наездники и свора адских псов.

Они обогнули деревню, проскакали по лесу, галопом промчались мимо белой башни — неизвестно, что могло ожидать их там теперь. Проехали по мощеной дорожке мимо кирпичных домиков, взобрались на холм и остановились. Внизу шумел океан — сине-зеленые волны накатывали на песчаный берег.

Люциус указал куда-то в сторону.

— Вон он.

Маяк — белая башня с поперечными черными полосами, дверью и единственным окном — стоял где-то на самом верху. Под крышей горело пламя. Маяк должен освещать путь кораблям, причаливающим к берегу, но Нарцисса подозревала, что никаких кораблей тут нет и в помине.

Они спешились уже на берегу. Конь остался, к маяку они направились пешком. Нарцисса сразу заприметила одинокую фигуру, сидящую в тени, но лишь подойдя ближе, поняла, кто это.

Наблюдатель в костюме из серого льна сидел у маяка на песке и смотрел на океан. Рукава рубашки и гачи штанов были закатаны — солнце палило нещадно. Нарцисса давно скинула теплую мантию и теперь жалела, что не сменила сапоги на туфли.

— Не ждал вас так скоро.

— Мы решили провести отпуск на побережье, — отшутился Люциус.

— И чего же вы хотите?

Ответа у Нарциссы пока не было. Она устало опустилась на песок, а Люциус сел рядом. Ей нужно было подумать. Искатель никогда не ошибается, потому они и приехали сюда. Нарцисса чувствовала — это был конец пути.

— У вас есть вопросы?

— Да, — ответил Люциус.

— Нет, — одновременно с ним сказала Нарцисса.

Люциус удивленно приподнял бровь и уточнил:

— Нет?

— Нет, Люциус.

— Как скажешь.

Он перевел взгляд на океан. Молчание затягивалось. Наблюдатель нетерпеливо фыркнул.

— Вы пришли искупаться? Что ж, прошу.

— Мы пришли, потому что… — Нарцисса закусила губу, пытаясь понять, каким должен быть их следующий…

— Ход. Я хочу сделать ход, — перебил ее Люциус. Нарцисса едва заметно улыбнулась. Ее больше не тревожило то, что он живет в ее голове. Теперь это придавало уверенности.

— Интересно. — Наблюдатель посерьезнел и вынул из кармана свою тетрадь.

Он перелистывал страницы и ждал, а Люциус молчал, будто прислушиваясь к ее мыслям. Нарцисса прочертила на песке глубокую полосу и теперь наблюдала, как канавка заполняется водой. Словно две песчинки на безграничном пляже, они с Люциусом встретились ради того, чтобы спустя двадцать лет оказаться здесь, на берегу, чтобы сделать ход, от которого зависела судьба магического мира. Две песчинки, какими бы маленькими они ни были — часть единого целого.

Трифолиус. Верни его, Люциус. Он — наш единственный шанс.

Люциус посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы Трифолиуса вернули.

— Что? — Наблюдатель поднялся и взглянул на него сверху вниз. — Это не по правилам.

— Да? — Люциус тоже поднялся, а Нарцисса осталась сидеть. Она была уверена в своем решении, как никогда раньше.

— Я…— Наблюдатель выглядел растерянным. — Мне нужно свериться с тетрадью.

Он принялся листать ее, пробегая взглядом по строчкам. Люциус коснулся руки Нарциссы, и она переплела их пальцы.

Не волнуйся. Это правильный выбор, Люциус. Мы должны были сделать именно это, я чувствую.

— Ничего подобного правила не предусматривают, — пробормотал Наблюдатель.

— Значит, запретов нет? Трифолиуса вернут?

— Но прецедентов не было.

— Всё бывает впервые.

Наблюдатель помолчал немного.

— Я должен спросить разрешения у Хранителей и поставить в известность Охотников. Ты можешь сделать свой ход, Люциус Малфой.

Наблюдатель спрятал тетрадь за пазуху и исчез.

Нарцисса какое-то время смотрела на пустое место перед собой, потом повернулась к Люциусу.

— Как думаешь, Трифолиус знает, где ключ?

— Иначе его не удалили бы.

Они замолчали.

Волны набегали на берег, уносили песок и камни, приносили ил и ракушки. Бесконечный круговорот. Океан отдавал, берег забирал, берег возвращал долги, а океан их принимал. Вдруг одна из волн замерла, остановилась, словно задумалась, но так и не ожила больше. Нарцисса вздрогнула.

На берегу появились двое мужчин, похожих как две капли воды, только один из них шел по песку, а второй ехал на лошади. Наблюдатель и Главный охотник. Они подошли ближе, Охотник спешился и взглянул на Люциуса с улыбкой.

— Вот так, да?

Люциус приподнял бровь, будто намереваясь ответить что-то язвительное, но Охотник рассмеялся. Этот смех был пугающим и настолько неестественным, что Нарциссе стало не по себе. Будто Охотник не смеялся много-много лет.

— Ты возвращаешь Трифолиуса, чтобы узнать, где спрятан ключ, Люциус?

— Да.

— И что ты станешь с ним делать, а? Что ты будешь делать с ключом? Отдашь его нам?

Люциус молчал, Нарцисса тоже. Она не знала, что будет дальше, но чувствовала, что всё делает правильно.

Стоявший чуть поодаль Наблюдатель тоже улыбался.

— Ты надеялся, что я поступлю иначе, Главный? — Люциус больше не выглядел усталым, будто наконец получил то, за чем гнался долгие годы. Нашел свою цель.

— Вот как ты заговорил! Что ж, я рад, что мне или ей… кому-то… в этом мире удалось тебя изменить. Ты правильно поступаешь, Люциус. Правильно. А мы хотим лично увидеть финал игры.

— Игра, игра… Я устал слышать это слово! — не выдержал Люциус. — Для вас это всё игра, а мы застряли здесь, мы хотим уйти!

— Это игра. И не только для нас. Скоро здесь появится тот, кто ее придумал.

Словно по команде, на пляже появился еще один человек — низенький, полный, с растрепанными волосами. То и дело спотыкаясь и чертыхаясь, он промакивал потеющий лоб платочком и причитал:

— Ну почему в такой жаре?! Почему здесь?! Лучше бы в горы! Надо было поставить проклятый маяк в горы.

Главный Охотник покачал головой:

— Прекращай этот балаган, Часовщик. Ты прекрасный актер, но мне так надоели эти маски! Долой их! Мы в одном шаге от победы.

— Всё-таки вы? Или я? По-моему, об этом нужно спросить Нарциссу.

Нарцисса не верила своим глазам. Часовщик же был мертв, истекал кровью. Она видела, как синеет его кожа, как стекленеют глаза, ее руки, и мантия, и всё вокруг было в его крови. И вот теперь он стоял здесь живой и здоровый.

— Вы живы.

— Ну разумеется. Я хотел расшевелить Хранителей. Ждал интриги! Вы оба разочаровали меня. — Он многозначительно глянул сначала на Нарциссу, потом на Люциуса. — Где моя интрига? Слишком легкая победа.

Люциус хмыкнул.

— Думал, мы не поладим?

— Что-то вроде того. Думал, твоя натура возьмет верх, и ты приведешь ее к Охотникам, а они сделают с ней то, что делали многие сотни лет с каждым пленником. Жаль, что они так и не сумели добраться до Старейшин.

Сотни лет?

Нарцисса вдруг увидела картинку целиком и полностью, рассмотрела все детали. Мозаика сложилась.

— Вы — Нафрин и Чизизи.

Она повернулась к Наблюдателю и Главному Охотнику, и те рассмеялись в голос.

— Смышленая. Часовщик, я же говорил, что моя пешка умнее твоей, что мой ход станет решающим, — сказал Чизизи. — Я не зря привел ее в Арку.

— Если бы не мой ход, ее бы здесь не было, — насупился Часовщик. — Это я выбрал Малфоя. Я привел его сюда! Думаешь, приятно выслушивать его пьяное нытье по три раза в день. Да еще и в облике занудливого профессора. И ты думаешь, так просто перекидываться в собаку?

Нарцисса взглянула на Люциуса. Тот смотрел на нее с тоской и усталостью. Он тоже всё понимал. Целиком. Всё безумие происходящего.

— Это была игра, — прошептал он. — Всё это была игра. Вы играли нами, будто живыми куклами. Мы не смогли бы выйти отсюда, да? Даже если бы отыскали ключ.

— Шахматы, Люциус, шахматы. Эта аналогия удачнее, — заметил Чизизи.

— Но зачем?

— Потому что мой сын — Слисер — совершил самую большую ошибку. Он позволил Смерти вновь меня поймать. И чтобы обрести свободу, мне пришлось сыграть с ней в шахматы. Самую долгую в мире партию, партию длиной в несколько сотен лет.

Нарцисса застыла. Шахматы со Смертью? Теперь она смотрела на Часовщика, не в силах произнести ни слова. Значит, вот такая она — Смерть?

Часовщик рассмеялся.

— У меня тысячи лиц, поверь мне. Но таким я себе нравлюсь больше всего. Простой человечек. Как каждый из вас.

Нарцисса молчала.

— И каким должен быть итог этой игры? — вступил Люциус.

— Если выиграют белые — Хранители, то я заберу души Чизизи и Нафрина с собой, навсегда. Я буду владеть ими и распоряжаться так, как мне заблагорассудится, — начал Часовщик. — Они станут моими ангелами, если пожелаете, моими всадниками, моими… какие там еще аналогии встречаются у людей? Лодочники? Неважно. Если же выиграют черные, Чизизи будет свободен. Захочет — будет жить, не захочет — обретет вечный покой по ту сторону маяка. Остался всего один ход. Мы уже видим, что игра подходит к концу. Шах и мат. Только вот кому из нас? Вы оба дошли до конца. Охотники сделали свой ход, и мы вернем Трифолиуса. Да о чем я? Уже вернули. Вон он идет!

Часовщик указал на босоногого подростка, который брел к ним от маяка.

— Ты мог сделать другой ход, Люциус, — вкрадчиво продолжил Часовщик.

— Мог, но я должен был исправить всё, чем ваши игры аукнулись в магическом мире.

— Ты стал альтруистом, — рассмеялся Часовщик. — Невероятно. Как смерть меняет людей!

— Просто у меня есть что терять, — огрызнулся Люциус.

Нарцисса ощутила, как крепко он сжал ее пальцы, и сжала руку в ответ.

— Итак, вон ваш Трифолиус. Вот маяк. Осталось одно — открыть дверь. Где ключ? У вас есть ключ? Вы догадались? — поторопил Часовщик.

Трифолиус остановился рядом с ними, посмотрел на Люциуса, потом на Нарциссу и покачал головой.

— Дак ведь дверь не заперта. Нужно было просто дойти до конца, знаете? — он вздохнул устало. — Пройти через их шахматное поле. Там, в комнате на вершине белой башни, большая шахматная доска с малюсенькими фигурами. Это мы все. Мы двигаемся с клетки на клетку. Хранители против Охотников. Сириус был уверен, что Хранители сами решают, какой ход сделать, только всё было не так. Часовщик и Главный Охотник всё контролировали, подталкивали нас к верному ходу. Они придумали роли для всех, кто попал в Арку. А чтобы у пешек не было своей воли, они дали нам цель. Хранители — благородные, честные, справедливые. Они верят, что защищают мир живых от мира мертвых. Охотники — жестокие, хитрые, эгоистичные — они искали способы уйти из этого места. Их ограничивал страх. Они никогда не задавали вопросов, не говорили «я», только — «мы». Разве вы не поняли? Нет никакого ключа, нет мира мертвых, всё это просто игра…

Часовщик кашлянул.

— Я бы попросил не говорить о том, чего не знаешь. Мир мертвых есть. Думаешь, моя работа двигать по доске шахматные фигурки? Ха. Да я здесь свободное время провожу. Со скукой справляюсь.

Трифолиус замолчал, глядя на него с презрением. На отца он был совсем не похож — темноволосый, сутулый и худой, челка спадала на глаза. От его слов Нарциссу бросило в жар.

Игра? Она шла сюда с рождения, каждый шаг в ее жизни не был случайным — и всё это только для того, чтобы оказаться пешкой в игре двух безумцев?

— Делайте ход. Не могу больше смотреть на этих…— пробормотал Трифолиус и отвернулся.

— И я одержу победу, — поторопил Часовщик. — Мальчишка прав. Делай свой ход, Хранитель.

Нарцисса вновь взглянула на Чизизи.

— Как же вы допустили это? Ведь верят в свое особенное предназначение, думают, что спасают мир живых, боятся беспокоить мир мертвых. Уж вы-то… Вы ведь человек!

— Минули сотни лет, Нарцисса. Я растерял всё человеческое. Сам не знаю, кто я теперь. Что я теперь, — прошептал Чизизи. — Всему приходит конец. Я так устал от этой игры. Уже неважно, как именно она закончится. Лишь бы закончилась.

Всё это было неправильно, неправильно, но очевидно. Следовало открыть дверь и шагнуть в неизвестность. Игра будет закончена, Хранители победят, а… А что будет с остальными?

— Что будет с игроками?

— Они все давно мертвы. Отправятся туда, где им следует быть. — Часовщик раздраженно топнул ногой. — Давай же, ходи.

— И я тоже? Мы все умрем?

— Отправитесь в мир мертвых. Мальчишка тут наговорил всякого. Но, уверяю, он существует. Вы — шахматные фигуры. А что случается с фигурами, когда партия закончена? Они отправляются в коробку.

— То, как вы играете с людьми… Меня от вас тошнит. — Люциус казался потерянным.

— Мне это говорите вы? О, Люциус! — Часовщик рассмеялся. — Надо будет навестить вас как-нибудь в мире мертвых. Думаю, общие темы у нас найдутся.

Что-то останавливало Нарциссу, в глубине души она ощущала неправильность, ненормальность происходящего. Она просто не могла сделать этот ход, не должна была.

Искатель никогда не ошибается.

Она встретилась взглядом с Люциусом. Такие родные серые глаза. Она видела, как они смеются, как плачут, видела ярость и злость, видела отчаяние и раскаяние. Теперь в них была лишь усталость.

— Иди…— Он расцепил пальцы. — Я отпускаю тебя. Ты ведь поняла, да? Жизнь вела нас к этому моменту. Наше знакомство, встреча на министерском приеме, разрыв твоей помолвки и наша свадьба, ссоры из-за Блэка, из-за темного Лорда и пустых мелочей, рождение Драко, смерть друзей, наш развод и твоя свадьба… всё это. Даже Северус, которого я так часто видел во сне в последнее время. Всё ради одного: чтобы ты могла выиграть в этой игре. Они ждут сотни лет. Сделай это, Цисси! Они очень устали.

Нарцисса кивнула. Что-то жгло щеки, и она не сразу осознала, что это слёзы.

— Но ведь не всё было спланировано? Невозможно спланировать чувства.

— Это то, что случилось вопреки чьим-либо планам, — прошептал Люциус. — Пожалуй, я должен быть благодарен самой смерти за то, что свела нас. Без тебя я… — Люциус осекся и закусил губу.

Продолжения не требовалось. Читать его мысли Нарцисса не могла, но была уверена, что знает, о чем он думает.

— Но мы же встретимся, да?

— О, дорогая, этот вопрос не ко мне. — Люциус улыбнулся. — У Смерти спрашивай.

Часовщик помассировал виски и поторопил:

— Да, да, встретитесь. Письма друг другу слать будете. Только быстрее. У меня разыгралась мигрень.

Шаг, еще шаг. Семь-восемь шагов до маяка, а казалось, будто она идет уже очень и очень долго. Всю жизнь.

Драко… Как же так? Она будет скучать, очень скучать по нему. Так много всего не успела: попрощаться с Солом, пригласить гоблинов, чтобы отреставрировали фамильный склеп, купить синие розы в розарий, взять на руки внука…

Искатель никогда не ошибается. Никогда. Тогда почему же сейчас кажется, что этот ход неправильный?

Нарцисса замерла на пороге, разглядывая причудливые барельефы, обрамляющие дверь. Вот два брата сооружают огромную пирамиду, вот мальчик строит замок, а здесь Поттер убивает василиска в Тайной комнате. Обратная сторона Арки. Дверь здесь и не дверь вовсе, а тонкое полотно, вибрирующее от самого легкого дуновения ветра. Как этого не заметили те, кто сюда приходил? Как этого не видел Сириус? Или им эта дверь казалась самой обычной, раз они были слишком далеки от победы?

Нарцисса всмотрелась в глубину темного полотна, и на мгновение показалось, что оттуда на нее смотрит Северус Снейп — совсем еще подросток, растрепанный и черноволосый, настолько худой, что на лице, кроме глаз и носа, будто ничего нет.

— Можно я искупаюсь? Можно?

Нарцисса улыбнулась.

— Вода холодная.

— Тогда и ты не ходи. Откажись от хода.

Нарцисса отпрянула, видение пропало.

— Я отказываюсь от хода.

— Не-е-ет! — выкрикнул Часовщик. — Так нельзя! Нельзя!

— Можно. — Наблюдатель хмыкнул. — Можно, прецедент уже был. И ты дал на это добро. Я внес корректировку в правила. Всё законно, если нужно, я найду запись.

— Ничего мне не нужно! — Часовщик плюхнулся на песок. — Поздравляю тебя, Охотник. Игра была напряженной.

Люциус уже знал, что ему нужно сделать, Нарцисса видела согласие в его глазах.

— Я отказываюсь от хода.

— Что? — Часовщик вскочил и ткнул пальцем в Наблюдателя. — Ты видел? Видел? Что теперь?

Наблюдатель молчал.

— Мы оба отказываемся от всех дальнейших действий, — уточнила Нарцисса. — На многие сотни лет, если пожелаете. Или сколько нам отмерено?

Люциус обнял ее за плечи.

— Это значит, что игра продолжается? — вмешался Охотник.

Он побледнел и выглядел теперь намного старше, как дряхлый старик.

— Тайна-то ваша уже раскрыта, — отозвался Трифолиус. — Игра сыграна вничью, вот как это называется.

Он смотрел то на Чизизи, то на Нафрина, то на Часовщика, будто надеялся, что они поймут. Хоть кто-то из них поймет.

Часовщик поднялся, глядя на Нарциссу с усмешкой.

— А вы избавили меня от скуки, знаете? Мало кому это удавалось. Ничья так ничья. Прочь с глаз моих!

Он вдруг стал расти, меняться. Простой клетчатый костюм превратился в черную мантию, пухлые пальцы — в белые кости. Смерть стояла перед ними во всем ее великолепии.

— Спасибо за игру, — прошептала она.

Что-то хрустнуло, зашуршало, будто ветер гнал по земле пергамент или в печной трубе застрял маленький зверек. И потом пришла темнота.

Февраль 2000 года

— Вы танцуете?

— Что? — Люциус повернулся на голос и встретился взглядом с миловидной девушкой лет двадцати. Она зарделась и поправила прическу.

— Мистер Малфой, вы танцуете? Я Пэнси… Пэнси Паркинсон. Вы не слышали? Дамы приглашают кавалеров.

В голове шумело. Люциус никак не мог собрать мысли в кучу. Кажется, еще пару минут назад он стоял на берегу лазурного океана. Кажется, должен был умереть или…

— Я умер?

— Почему? — Пэнси захлопала глазами. — Я… Я просто подумала, что вас никто не приглашает, а мы с Драко вместе учились и вы меня помните, и не откажете в любезности, — затараторила она.

Не умер. Он определенно не умер, потому что за гранью вряд ли услышал бы подобные глупости. Смерть передумала? Ах да… Она же их видеть больше не желала.

А если привиделось?

— Я умирал в августе? Уходил в Арку?

Пэнси побледнела и глянула на него, как на сумасшедшего.

— Мистер Малфой, вы говорите странные вещи… В августе? Я не… Ах да! В августе женился Драко. Мы были на свадьбе, но танцевать вы со мной не стали. Может, сегодня?..

— В другой раз, мисс Паркинсон.

Он пробрался мимо танцующих пар к спасительному подносу с шампанским и осушил бокал до дна. Что случилось? Где он?

В воздухе парили сердца из папиросной бумаги, стены были украшены венками из розовых роз. Похоже, он оказался на традиционном приеме в Министерстве по случаю Дня всех влюбленных. А может, Арка, Охотники и безумные шахматы — всего лишь сон? Бред воспаленного сознания?

Он поравнялся с настенным зеркалом и придирчиво оглядел себя с ног до головы. Ничего не изменилось. Разве что он выглядел куда опрятнее и чуть подровнял бороду. Мог бы и полностью сбрить, она выдавала его возраст.

Если сейчас февраль и он не уходил в Арку, что же он делал полгода?

Шрам на щеке никуда не исчез.

Ай да Смерть! Ай да шутница…

— Дамы и господа! — Рита Скитер выскочила на сцену. — Спасибо группе «Ведуньи» за музыкальную паузу. А теперь продолжим наш традиционный аукцион!

Сколько раз он бывал на этих чертовых приемах? И всегда одно и то же.

Люциус торопливо зашагал к выходу.

— И наш следующий лот — мистер Люциус Малфой! Уже немолодой, но вновь холостяк! Поприветствуем его.

Только не это. Люциус остановился и выдохнул. Попытался придать лицу подчеркнуто беззаботный вид и направился к сцене. Следовало уйти раньше, хотя бы на пару минут.

— Стартовая цена пятьдесят галлеонов.

Определенно подешевел. Люциус не сдержал усмешку. Что ж, он не огневиски, чтобы с каждым годом становиться всё дороже.

Повышать цену никто не спешил.

— Семьдесят галлеонов, — пропела Пэнси с дальнего ряда. И чего она к нему прицепилась?

— Ну же, дамы, — подначивала Рита. — К мистеру Малфою прилагается его состояние. И поместье. И павлины.

— И дурной характер! — выкрикнул кто-то. Знакомый голос… Розмерта? Должно быть, получила его «благодарности» за чудовищную кислятину, которую выдавала за бордо.

— Восемьдесят галлеонов, — закричала рыжеволосая леди. Ее Люциус не знал, похоже, будет шанс познакомиться.

Рита снова что-то сказала, он старался не слушать.

Портрет. Кажется, в Шотландии остался портрет. Он же был уверен, что ушел навсегда. Интересно, портрет ожил?

— Ого!

Люциус вынырнул из своих мыслей.

— Вы это видели? Думаю, продолжать торги смысла нет. Продано! Незнакомке за двадцать тысяч галлеонов.

Люциус вздрогнул. Волшебниц было слишком много, и он отчаянно искал ту, что могла предложить эту сумму, но не видел никого похожего.

— Вот, для вас записка. — Рита протянула ему конверт. — Была в конверте с деньгами.

Люциус спустился с подиума и зашагал туда, где было поменьше народу. Письмо жгло руку.

Возле выхода из Атриума он открыл конверт.

«Amis-amant, дорогой. Если тебе всё еще скучно.»

Рука в шелковой перчатке легла на его плечо. Здесь Люциус не мог читать мысли, но совершенно точно знал, что это она.

— Умираю… — Он обернулся и сжал ее ладонь. — Умираю от скуки, Цисси.

Февраль 2000 года

Полночь по часам белой башни

— Дерьмо. Вся эта жизнь полное дерьмо!

Сол Крокер шагает прочь из Министерства, ругая себя, окружающих, весь чертов мир. Он пьян и всё еще влюблен. Только жизнь летит ко всем чертям.

— Позволю себе с вами не согласиться. — Маленький пухлый человечек возникает на его пути словно из ниоткуда. — Жизнь не всегда такое уж, с позволения сказать, дерьмо. Может быть, вам просто скучно?

— Мне? О… нет. Меня всё бесит! Всё летит псу под хвост. Женщина, которую я любил, любит другого. Ясно? Всё. Крах. Дерьмо. А работа! Ну что за сраный гиппогриф? Какой-то мальчишка, непонятно откуда взявшийся, получил должность начальника Отдела по контролю за игровыми артефактами. Ну, знаешь… Магический покер, «Ведьмополия», шахматы. Его одноглазый лично опекает. Представь себе, говорит: «Трифолиус — сфинкс от рождения, но ему не место среди сфинксов. Бла-бла-бла… А еще его нужно контролировать. Пусть невыразимцем поработает, он способный. Ты же понимаешь… ля-ля-ля». Ебучие сфинксы! Жизнь катится в Мордредову задницу!

— То есть вам совершенно точно не скучно сейчас?

— Нет!

— Но вам хочется отвлечься от дурных мыслей? — Человечек не унимается, семенит рядом. Вот же приставучий.

Сол трясет перед его лицом бутылкой огневиски.

— Чтобы отвлечься, у меня есть это!

— М-м-м…

Человечек замолкает, но как шел, так и идет следом. Три квартала, четыре, пять. Солу стоило бы аппарировать, но настолько пьяным он никогда на подобные вещи не решается. Слишком рискованно. Наконец Сол не выдерживает: останавливается и оборачивается.

— Вы… Что вам от меня нужно?

Человечек пожимает плечами, стирает испарину со лба шелковым платком и выдыхает:

— Давайте сыграем в шахматы? А?