Проговорив свои последние слова, Консуэло наконец отвела свой взгляд от горевшего праведным гневом взора блаженного и, медленно от объявшей её слабости и неимоверной усталости развернулась назад и неверной, неуверенной, неестественной, деревянной походкой пошла прочь. Тело её потеряло гибкость и мелко сотрясалось.
Ноги не слушались нашу героиню, голова вновь кружилась, а свеча в руке дрожала. И оттого, делая каждый шаг, Консуэло боялась упасть, и упасть, быть может, так неловко, что огонь перекинется на её платье, обрекая на верную смерть — ведь рядом не окажется ни одного человека, желающего ей помочь.
Зденко же издали станет спокойно наблюдать за её страданиями и, слушая истошные крики ужаса и боли и видя языки пламени, взметающиеся до самого потолка, станет воздавать хвалу Господу за этот ад на земле, устроенный для неё так своевременно — за свершающуюся праведную месть, коей он так жаждал, и коя, к великой его радости, настигла безбожницу не на небесах, но ещё на земле, и он будет убеждён в этом скором и справедливом высшем суде и в том, что после этой невыразимо кошмарной агонии она сойдёт в царство Аида для отбывания вечного, непрекращающегося наказания.
Но неужели же она достойна такой кончины и такой судьбы?..
Ведь были и есть на свете грехи несравненно более тяжкие.
В ослеплённом горем и отчаянием разуме нашей героини сразу же всплыли зрелища убийств невинных людей — таких, как её избранник. Сколько их погибло в жестоких религиозных войнах, что происходили на чешской земле в XV столетии! Она помнила рассказы Альберта так, словно сама была свидетелем грандиозных кровопролитных сражений, пыток и казней, и благодарила Господа за то, что ей и её возлюбленному суждено было родиться и встретиться в этой стране спустя три столетия — тогда, когда в этих землях наконец воцарился столь долгожданный мир.
Консуэло не понимала хорошо, куда идёт, не видела перед собой дороги, но те остатки рассудка, что ещё сохранились в её мозгу, подсказывали ей, что нужно всё время идти прямо.
Весь мир будто кружился прямо перед глазами нашей героини — в страшной близости и каком-то немыслимом хаосе, стремительно проносясь, мелькая со всех сторон перед глазами беспорядочными цветными пятнами, и Консуэло не понимала, как ещё может идти ровными шагами, не врезаясь в стены каменной галереи.
Внезапно, пройдя половину дороги, наша героиня услышала за своей спиной:
— Будь ты проклята! Я стану молиться о том, чтобы ты скорее покинула этот мир и отправилась прямиком в ад, где будешь гореть до и после второго пришествия Христа!
Голос прозвучал словно раскат далёкого грома, разносясь по всему огромному пространству подземелья, так грозно, и в этих словах было столько злобы, что Консуэло вздрогнула. На краткое мгновение вопреки реальности ей показалось, будто сам Господь предрекает ей вечную преисподнюю на земле. Это восклицание добило нашу героиню окончательно, и в следующий момент Консуэло зарыдала так горько, как этого не случалось с ней за все прошедшие сутки и воздела невидящий взгляд к гранитному потолку.
"Господи!.. Как же я несчастна!.. Некому обнять и утешить меня! Неужели я недостойна даже этого?!. Что же мне делать?.. Кто ответит мне?!."
Теперь из-за слёз, сплошным потоком лившихся из вновь покрасневших и опухших глаз, наша героиня не видела перед собой совершенно ничего — ибо голова её продолжала кружиться, мелкая дрожь превратилась в крупную, а дыхание сбилось ещё сильнее.
Неизбежно встретившиеся на её пути летучие мыши, несколько из которых вновь слетели со стен при её появлении, ввиду состояния духа напугали нашу героиню почти так же, как в первый визит в зловещую пещеру, и Консуэло начала быстро, резко и беспорядочно размахивать руками, чем возмутила этих существ ещё больше, и оттого, всё больше их поднималось в воздух и ещё какое-то время следовало за светом фонаря и свечи.
Пройдя таким образом ещё несколько минут, Консуэло, вконец обессиленная, продолжая рыдать, подошла вплотную к стене, прислонилась к ней спиной и, в состоянии крайнего измождения непроизвольно полностью закрыв глаза, медленно сползла на холодную землю, вновь также наощупь поставив с обеих сторон от себя фонарь и свечу.
Наша героиня поджала ноги к животу, упёрла в локти в бёдра и опустила — нет — уронила голову между плечами и запястьями.
Всё это Консуэло сделала почти бессознательно, безотчётно, не помня себя от пронзительного, невыносимого, заполняющего собой всё её существо чувства безысходности.
Тьма меж сложенных рук нашей героини и за её закрытыми веками символизировала тот же кромешный, безмолвный, неумолимый мрак, что правил и в сердце Консуэло.
Она осталась одна в этой тёмной пучине. Казалось, что наша героиня, вот-вот задохнётся от слёз, что с прежней силой сотрясали её тело.