Сумма, которую Милвертон заплатил за письма, показалась мне просто возмутительной. Всего лишь триста фунтов! Если предположить, что с меня он хотел стрясти в десять раз больше, это всё равно было… Возмутительно! Мои средства определённо позволили бы мне выкупить письма, если бы они мне были нужны, куда дороже. И то, насколько шантажист оценил, возмущало меня в гораздо большей степени, что своей выходкой мы отхватили не такой уж большой кусок бюджета злодея. Если только он уже не распланировал, куда потратил бы то, что намеревался получить от меня. Иными словами, я была возмущена, что меня хотели ограбить на слишком маленькую сумму. И когда я это поняла, волна смятения меня окончательно доконала. Настроение только ещё больше испортилось.
Утром пятницы я проснулась рано. Даже слишком рано. В домашнее платье я смогла влезть самостоятельно, без помощи Сары, и не придумала ничего умнее, как спуститься на кухню. Я бывала там и раньше, но никогда прежде не занималась готовкой. Мне это было несколько не по статусу. Однако этим утром я действительно поднялась настолько рано, что даже Лоренцо ещё не встал. И я, решив немного развеять мрачные настроения, сочла, что меня неплохо развлечёт приготовление выпечки. Я обшарила кухню и нашла всё, что было нужно для шарлотки. Только яблок почему-то не было. Найдя передник и закатав рукава, я взялась за тесто. Мешая густую жижу венчиком, я размышляла, чем бы отсутствующие яблоки заменить, когда в дверь вошёл Бальтазар.
— Миледи? — как-то сипло позвал он.
— Что? — я повернулась к нему в недоумении.
— Что вы делаете? — дворецкий сделал шаг ко мне, явно порываясь отобрать миску с тестом.
— Пирог, — я пожала плечами.
— Вам следовало просто приказать Лоренцо, если вам захотелось пирога, — отозвался он, продолжая наступать.
— Я не пирога хочу, а испечь его, — я отвела миску в сторону, чтобы не дотянулся. — Что в этом такого?
— Миледи, вы не можете заниматься подобным! — возмутился демон.
— Почему не могу? — озадаченно спросила я. — У меня есть руки, ими можно готовить. В чём проблема?
— Миледи, — простонал он. — А если кто-нибудь узнает?
— Ну вот ты узнал, — я снова пожала плечами. — И что?
— Это… — дворецкий растерялся. Потрясённый демон, надо признать, представлял собой зрелище довольно впечатляющее.
— Так, раз уж тебя принесло, — меня вдруг осенило. — Я не нашла яблок для пирога. И я думаю, что хотела бы их заменить. Ты можешь достать для меня апельсины, шоколад и грецкие орехи?
— Конечно, миледи, — Бальтазар резко склонил голову, а потом снова посмотрел на меня. — Но я не могу позволить вам печь пирог.
— Ты не можешь мне запретить, — нахмурилась я.
— Вы можете пораниться, — наконец нашёлся он.
Я скептически скривилась. И под моим взглядом Бальтазар всё же сдался и ушёл из кухни. И я надеялась, что за апельсинами, шоколадом и орехами, а не будить весь дом, чтобы ему помогли вытащить меня из кухни. Впрочем, минут через десять он вернулся со всем, что я просила. Положил на большом разделочном столе и отошёл к стене, видимо, решив больше со мной не спорить.
Лоренцо ворвался — иначе и не скажешь — в кухню, когда я резала апельсин. Шоколад и орехи я уже наколола и сбросила в тесто, осталось только добавить цитрусы и… Собственно, самое сложное — подготовить печь и сунуть пирог туда. Влетевшего шеф-повара я заметила, остановилась и подняла на него взгляд.
— Госпожа! — он даже побледнел. — Санта Мария, что вы здесь делаете?
— Пирог, — лаконично отозвалась я, опуская глаза на недорезанный апельсин.
— Я… Мои десерты столь ужасны? — тихим, почти плачущим голосом, спросил он. — Вы хотели быть помягче со мной, прежде чем уволить? Миледи, что мне сделать, чтобы вы меня не выставили? Я…
— Остановись, — я вздохнула. — Я просто рано проснулась. И мне захотелось попробовать испечь пирог. В детстве я как-то видела, как наша кухарка делала его. Если твои десерты ужасны, то большинство поваров Лондона вообще подаёт к столу помои. Так что давай просто прекратим это нелепое препирательство. Лучше подготовь духовку. Я почти закончила с тестом.
Лоренцо глубоко судорожно вздохнул, покачал головой и, что-то быстро бормоча по-итальянски, взялся за плиту. Огонь быстро затрещал на дровах, и от неё потянуло теплом. С апельсином я наконец разделалась, ссыпала тонкие ломтики в тесто и снова его промешала. Залила в форму и оставила доделывать уже Лоренцо. Сырое тесто он ещё при мне попробовал, просветлел лицом, потом снова помрачнел.
— Пирог получится, миледи, — вздохнул он. — Тесто у вас вышло прекрасно. Теперь, если я не испорчу в духовке, должно выйти хорошо.
— Ты не испортишь, — улыбнулась я, снимая передник и раскатывая рукава. — Ты никогда и ничего на этой кухне не портил. Если только я чего-то не знаю.
Он только кивнул, и когда я выходила, уже суетился с приготовлением всего остального завтрака. Каша по утрам была обязательной.
И вот я вроде ничего такого не сделала, а в особняке начался очень тихий, чтобы никого не перебудить, переполох. Сара, пришедшая ко мне в спальню, чтобы одеть и причесать, в кровати меня не нашла и переполошилась. Крадучись обошла дом и сад, но ни я, ни Бальтазар ей не подвернулись, а до кухни дойти она и не подумала. Действительно, что мне там делать-то практически в ночи? Однако, потеряв меня, она стала тихонько поднимать остальную прислугу, чтобы сообщить о моей пропаже. Так что моё явление из кухни в слегка запачканном мукой платье вызвало… Очень неоднозначные эмоции. О которых слуги, впрочем, решили дружно промолчать.
Дядя приехал во время завтрака. Отказывать себе в том, чтобы присоединиться к трапезе, он не стал, хотя, как мне показалось, настроение у него было так себе. Франкенштейн казался задумчивым и как будто избегал того, чтобы участвовать в разговорах. Однако лицо его внезапно переменилось, когда Лоренцо принёс в столовую мой пирог. Я по запаху поняла, что это был именно он. Когда шеф резал его, мне даже показалось, что у него руки слегка подрагивали. И вот непонятно было, то ли он был в ужасе от того, что пирог мог быть невкусным, то ли — от того, что приходилось резать то, что я сделала. Наконец он справился, и у каждого рядом с чашкой чая оказалось блюдце с кусочком.
Пирог меж тем вышел вполне пристойно. Для десерта на завтрак так вообще отлично, хотя для изысканного чаепития я бы такой не выбрала. Но мне он понравился.
— Лоренцо, мне кажется, такой простой пирог для тебя немного странный выбор, — протянул дядя. — Вышло хорошо, но обычно ты такое не готовишь. Что-то случилось?
— Нашествие, — хмыкнула я.
— Нашествие чего? — повернулся ко мне дядя.
— Нашествие маркиз с мрачным настроением на кухню, — я улыбнулась. — Это я делала пирог. Ну, тесто. Пёк Лоренцо.
— Ты?.. — у Франкенштейна дёрнулась бровь. Он шевельнул губами, но ничего не сказал, а только покачал головой.
— Кто-то ещё хочет сказать, что мне не подобает печь пироги? — я улыбнулась. — Если да, то я сама весь пирог съем.
Домочадцы переглянулись, но ничего больше никто про пирог не сказал. Точнее, Офелия сказала, что вышло хорошо, а вот про то, что мне бы на кухню ходить не следовало, всё-таки промолчала.
После еды мы с дядей ушли в мой кабинет, чтобы он рассказал мне о своей поездке. По его словам, графство пребывало в упадке, и чтобы привести его в порядок, денег нужно было куда больше, но он постарался запустить там процесс восстановления с тем, что было. Мы оба понимали, что больше я не дам, но если его усилия дадут плоды, через пару лет шахта поможет решить некоторую часть проблем. Хотя до того времени люди оттуда ещё успеют съехать, что на благосостоянии хорошо не скажется. Впрочем, к концу разговора мы решили, что больше это не наши проблемы. Вот если бы граф не вёл себя как скотина, тогда можно было бы и помочь просто по доброте душевной, но на его поведение её как-то не находилось.
Наконец пришло время отъезда в маркизат. Близость бала меня откровенно напрягала. Я полагала, что большая часть помещиков не больно-то довольна своим лендлордом, хотя я и прикладывала массу усилий для общего благосостояния. Торговля, дороги, урожаи, производство — вроде как всё пребывало во вполне хорошем состоянии, даже в лучшем, чем у соседей, но казалось, что только из-за того, что я была девушкой, все мои успехи списывались на удачу и пёс знает что ещё, а пара мелких неудач раздувалась, как будто ничего другого и ожидать не следовало. И я понятия не имела, как это исправить. И можно ли вообще было это исправить. А потому устраивать бал мне на самом деле не хотелось. Впрочем, тащиться на бал в королевский дворец мне не хотелось сильнее. Так что Лондон я покидала даже с каким-то удовольствием.
До Рождества пришлось заставить себя забыть про всё, что к балу не относилось. Меню, украшение зала, платья, подарки, гостевые комнаты… Голова шла кругом от того, что надо было успеть сделать. И это при том, что большая часть распоряжений была отдана заранее и к событию в поместье готовились. Вот только у меня работало слишком мало людей, чтобы действительно всё успевать, даже с учётом запаса времени. И всё же каким-то чудом к назначенному дню всё было готово.
Впрочем, готовность мероприятия удивляла меня не так сильно, как то, что никто из приглашённых не написал, что отказывается приехать. Напротив, на все приглашения пришли ответные заверения в присутствии. Вот это казалось мне действительно подозрительным. И не только мне: когда я сообщила об этом прибывшему прошлым вечером сэру Рональду, он тоже озадаченно нахмурился. Хотя бы одно письмо о том, что по какой-то причине гость прибыть не сможет, должно было быть. И я не понимала, чего на самом деле ожидать.
С самого утра двадцать пятого декабря мне пришлось сдать все процессы в руки Бальтазара и мистера Трастворти. Потому что я оказалась занята. Горничные готовили меня к балу. В моей спальне самоорганизовался натуральный проходной двор — с самого утра меня массажировали, мыли, натирали, расчёсывали, кормили. Вот это вообще оказалось тем ещё сюрпризом, потому что Сара кормила с ложечки чем-то исключительно сытным, чтобы мне не стало дурно на балу с голодухи, пока Элис делала что-то с моими руками. Потом меня ещё накрасили, пусть и очень слегка, но заняло это почти час. И, наконец, пришёл черёд платья, которого я и не видела до того самого момента, пока меня не затянули в корсет, не натянули фижму(1) и не вставили мои ноги в туфельки. На них я даже засмотрелась — они были из голубого сатина, расшитые бисером, как снежным узором, на невысоком толстом каблуке. А подняв глаза на шорох, я увидела само, собственно, платье. Небесно-голубой дамаст был вышит белоснежным кружевом и мелким жемчугом. Плечи были открыты, но к лифу крепились широкие гипюровые рукава. Когда его на меня надели, в зеркале отразилась как будто ледяная скульптура, художественно присыпанная снегом. На шею легло воздушное жемчужное колье, а последним штрихом стала заколка в волосы, тоже с жемчугом. Прямо наряд Снежной королевы, только без короны.
Шурша подолом, я спустилась в холл, чтобы встретить гостей. Почему-то ожидания у меня были мрачные — после писем с заверениями в присутствии у меня закралось подозрение, что на бал вообще никто не приедет, чтобы вот так ярко выказать своё неприятие меня как лендлорда. И тем сильнее было моё удивление, когда в пять часов гости действительно начали прибывать. Через окна холла была видна вереница экипажей, в которых ехали помещики, а само поместье быстро стало заполняться людьми. И что было ещё более странно, все они выглядели расслабленными и радостными — я не видела ни одного мрачного или недовольного лица. И к половине шестого, казалось, собрались все. И даже немного те, кому приглашение отправлено не было. Гости собрались в бальном зале, куда я вошла последней, поскольку встречала всех в холле. Играла музыка, ещё не для танцев, но для фона. Горничные сновали по залу с напитками. В украшениях огромной ёлки сверкали отблески десятков свечей. Пахло хвоей. Я прошла к лестнице на балюстраду и, прихватив бокал белого вина, поднялась на несколько ступеней — мне полагалось толкнуть речь. Развернувшись, я обвела взглядом гостей. И это была толпа, которую я не воспринимала дружественной. Где-то в животе скрутился страх публики, однако я не успела собраться и каким-нибудь образом привлечь внимание, когда весь зал утих и повернулся ко мне.
— Рада приветствовать вас, дамы и господа, на Рождественском балу Муркивинд, — произнесла я. Надо же, на меня даже приступ косноязычия не напал. — Я впервые провожу его как маркиза и хозяйка, а потому надеюсь на ваше понимание, — я улыбнулась. — Сегодня выдался чудесный снежный день, но здесь, в поместье, будет тепло и весело. С Рождеством! — я подняла бокал.
— С Рождеством, ваше сиятельство! — нестройным, но на удивление бодрым хором ответил мне зал, тоже поднимая бокалы.
Ещё через секунду передо мной возник сэр Рональд, отвесил лёгкий поклон, приглашая на первый танец, и повёл меня на паркет. Оркестр заиграл «Вальс цветов», и вечер внезапно стал каким-то волшебным.
То, что происходило дальше, шокировало меня в не меньшей степени, чем порадовало. Помещики танцевали со мной, но вместо неловких светских бесед о погоде и столичных сплетнях разговоры были о делах маркизата. Я узнавала о том, кто строит и ремонтирует дороги, кто решил вложиться в строительство больницы, кто выписал каменщиков для ремонта моста. Где-то в первых танцах я вроде как пошутила, что было бы неплохо открыть светскую школу для простолюдинов, чтобы они могли получить рабочие профессии, что дало бы нам более квалифицированные кадры, и танцу к восьмому эта идея, кажется, охватила гостей.
И когда после десятого танца я решила передохнуть и отошла от паркета, я думала, что сегодня меня больше ничего не удивит. Но на пути к зоне отдыха, где располагались дамы, меня перехватила стайка мужчин.
— Ваше сиятельство, — обратился барон Трентон. — Вы в самом деле хотите устроить школу?
— М, да? — озадаченно не совсем утвердила я. — Мне кажется, распространение образования способно создать хорошие перспективы. Когда будет закончена больница, врачей мы, предположим найдём, но там нужен будет и другой персонал. Да и количество производств вырастет. Нам будет выгоднее, если мы сами сможем взрастить людей, которые будут там работать. Я думаю, учитывая общее состояние маркизата, субсидировать это мы сможем.
— Да, конечно, — барон кивнул. — Только придётся строить школу-интернат. Как вы понимаете, построить подобное заведение в каждом поселении мы просто не сможем, а вот интернат, из которого дети смогут уезжать домой на выходные, один или, скажем, два, будет рациональнее.
— Об этом я пока не думала, — я нахмурилась.
— Ваше сиятельство, — обратился виконт Блюстрим. — Если подумать, то и родители детей, которые в школе, смогут больше работать. Скажем, на ткацком или швейном производстве вполне могут трудиться и женщины, но в свете необходимости присмотра за детьми и в промышленности, и в поле мы упускаем рабочую силу.
— Эм… — я вытаращилась на него, пытаясь умять в голове то, что он только что сказал. — Вы полагаете, что постройка интерната позволит нам среди прочего предоставить женщинам возможность получать профессии и выбор в плане работы?
— Если вы так ставите вопрос… — он провёл ладонью по волосам. — Понимаете, когда… Когда её величество пожаловала вам титул, моей второй дочери было пятнадцать. И я подумал, почему бы и нет, и предложил ей обучаться вместе с младшим братом. И она… Агата оказалась усерднее и в некотором роде даже умнее брата. Сейчас именно помогает мне в делах, пока наследник в колледже, и я с ужасом думаю, как стану обходиться без неё, когда она выйдет замуж. И ещё я думаю, что моя дочь не исключение из правил, а просто девушка, которой выпала возможность.
— Вы взяли дочь с собой? — я склонила голову набок.
— Она ещё не дебютировала, — виконт улыбнулся. — Мы сочли, что сегодняшний бал должен быть только вашим.
— Эм, что ж… — я встряхнула головой. — Не думаю, что в маркизате есть комплекс зданий, который можно было бы использовать в качестве школы-интерната, но есть зодчий, который занимается строительством больницы. На мой вкус, он справляется. Так что я могу предложить ему ещё один контракт.
— Или два, — улыбнулся барон Трентон.
— Или два, — кивнула я. — Думаю, я должна вернуться на паркет.
— Надеюсь, вы не умчитесь в Лондон завтра же, и мы сможем собраться для разговора о школе, — склонил голову виконт, а следом за ним и барон.
Я кивнула им, развернулась и побрела к паркету. Пошутила на свою голову. И как меня теперь эта шутка раскорячит? А она меня непременно раскорячит, если судить по настроениям. Я погрузилась в свои удивленные мысли и даже не обратила внимания на то, кто протянул мне руку, чтобы пригласить на танец. И только оказавшись с партнёром на паркете, я поняла, что буду вальсировать с синьором Мираколо. Художника, в отличие от архитектора, на бал позвали. Потому что первый был один и обладал манерами, а второй предпочёл не просто отметить с семьёй, а вот прямо в Лондон уехать для этого. В общем, когда я увидела лицо синьора Мираколо напротив, собственно, я поняла, что запас удивления у меня всё-таки не закончился.
На втором круге я заметила немного в стороне сэра Рональда. Причём заметила я его в тот момент, когда кто-то — кажется, Джеймс — принёс ему связку писем. И я видела эту связку всего с полсекунды, но узнала её. Это были те самые бредни для Милвертона. А я забыла рассказать об этом заранее. И ситуация становилось только более странной, когда именно сэр Рональд перехватил меня у синьора Мираколо.
— Леди Габриэль, — вкрадчиво начал мой типа жених. — И как же это вы так попались?
— Попалась? — у меня дёрнулась бровь.
— Ну как же, — он улыбнулся. — Ваши нежные письма попали в третьи руки. А их новый хозяин решил поделиться ими со мной.
— Какие письма? — меня перекосило, и мне пришлось на секунду сжать челюсти, чтобы не засмеяться. — Вы в самом деле думаете, что мои письма могут выйти из моего дома в любые руки без моего полного на то одобрения?
— И о чём же они? — улыбнулся сэр Рональд.
— Если вкратце, о том, что какие цвета напомнили мне картину синьора Мираколо, и мне пришла в голову мысль о том, что ещё он мог бы для меня написать, — отозвалась я.
— Но они на итальянском, — сощурился он.
— Разумеется, он ведь не читает на английском, — я хмыкнула. — На каком же мне их писать было?
— Я развернул одно, — сэр Рональд пристально посмотрел на меня. — Отпечатанная бумага с цветами, аромат духов… На деловые письма крайне не похоже.
— Это потому, что я писала их специально для того, чтобы продать шантажисту, — я чуть дёрнула плечами. — Хотела познакомиться с ним лично. Похоже, они зародили в его мыслях подозрения, а мой отказ и перевод одного из них его огорчил. Вот он и решил передать их вам. И сделать это именно в тот момент, когда я оказалась бы в обществе художника. Безобразная была бы сцена, если бы вы разорвали помолвку до того, как она будет объявлена.
— Я не доставлю сплетникам такого удовольствия, — он улыбнулся мне мягко, но уже через мгновение это превратилось в оскал. — К слову, не находите, что теперь настало подходящее время для объявления?
— Самое время, — кивнула я.
Танец закончился, оставив нас в самом дальнем конце зала от лестницы. Оркестр заиграл следующий танец, а сэр Рональд повёл меня к подъёму на балюстраду вдоль стены, чтобы не мешать гостям. У первых ступеней мы задержались, чтобы дать оркестру закончить, и только на последних аккордах немного поднялись. Музыка стихла, и, хотя я снова ничего не сделала, чтобы привлечь внимание, в зале повисла тишина, и все присутствующие повернулись к нам.
— Леди Габриэль в начале вечера сказала, что день сегодня чудесный, — мягким и даже каким-то ласковым голосом произнёс сэр Рональд. — И я в этот вечер особенно счастлив. Ведь сегодня мы с её сиятельством хотим объявить о нашей помолвке. Леди Габриэль, — он повернулся ко мне и опустился на колено, — примите ли вы от меня кольцо, чтобы скрепить это обещание?
Я подала сэру Рональду левую руку, старательно краснея. Он взял её и бережно надел мне на палец кольцо. Его всё же пришлось заказать у ювелира: от идеи использования фамильных ценностей мы сразу отказались, чтобы обозначить некоторую долю неодобрения моей персоны графиней Мейнут. Кольцо было с крупной жемчужиной, но не исключительной. В целом, оно не было эпически дорогим, и всё же мы пока так и не решили, что делать с ним потом, когда придёт время заканчивать этот фарс. Но до этого было ещё далеко… Когда сэр Рональд выпустил мою руку, я подняла пальцы к лицу и заулыбалась, глядя на кольцо. В зале зааплодировали, а сэр Рональд подал мне руку, чтобы вывести на паркет уже как официально объявленную невесту. Оркестр снова заиграл Чайковского, вальс кружил голову, так что о работе и думать не хотелось. И ещё один бокал вина после вальса мне это вполне успешно помогал делать до самого ужина.
1) Фижма — каркас из ивовых или стальных прутьев или из пластин китового уса для придания пышности женской юбке.