Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

"Что ж — как бы там ни было — нужно подниматься..., — подумала Консуэло, чуть наклонившись в вперёд, чтобы осмотреть низ подола своего платья, освещённый с правой стороны фонарём, а с левой — свечой, — Мне нужно успеть привести себя в порядок и переодеться и немного отдохнуть, чтобы собраться с силами. Если удастся ненадолго прилечь — то это будет большой удачей и прибавит мне сил. Да, в глубине своей души я могла предположить, что Зденко отреагирует на моё появление именно так — с великим гневом и проклятиями — тем паче памятуя о том, что ему присущи вспышки ярости, причины которой тогда, в первую нашу встречу мне были непонятны... но... оказалось, что я не была готова... Никто и никогда ещё не говорил со мной так жестоко..."

Она неловко опёрлась обеими руками о гранитную стену пещеры и медленно, с трудом встала на ноги.

"О, Господи, в каком же я виде..., — поразилась наша героиня, увидев себя в полный рост, — Всё оказалось ещё хуже, нежели мне казалось..."

Консуэло нагнулась и взяла в обе руки свечу и фонарь.

"Нужно идти... Только бы мне преодолеть этот путь до конца... Потому что, если я, сражённая усталостью, опущусь на эту землю во второй раз — то не смогу подняться более никогда..."

Не оборачиваясь назад — дабы не встретиться взглядом с юродивым — так как, конечно же, она не знала наблюдает ли он за ней до сих пор, наша героиня направилась вперёд.

Теперь душе Консуэло стало легче — она, переполненная отчаянием, уже не выплёскивалась через собственные края, не вмещаясь в эту хрупкую земную плоть. Место внутреннего крика отчаяния, который, как ещё несколько минут назад казалось бедной Консуэло, будет длиться вечно — заняли пустота и отрешённость — будто случившееся происходило не с ней — будто не на неё только что с таким страшным блеском в глазах смотрел святой юродивый, словно не она была проклята столь грозными словами идущими из самой глубины поражённого сердца преданного друга и верного слуги её любимого человека, и пугавшими по причине своей искренности ещё больше.

Походка нашей героини оставалась такой же неестественной, но теперь это было вызвано лишь физической усталостью и какой-то тихой печалью. Боль в сердце Консуэло притупилась, покрылась прозрачной пеленой, ограждая, защищая её саму, её жизнь, существо от необдуманных действий, могущих быть совершёнными в порыве, затмевающем разум и любовь к жизни. Да, рана в душе нашей героини была совсем свежей и кровоточила, не желая затягиваться, но уже, неявно для самой Консуэло начала путь к смирению, к принятию того, что уже нельзя изменить и пусть в самой малой степени давала ей силы справиться с тем, что ещё предстояло перенести.

"Всё закончилось... И ничего уже нельзя вернуть...", — невольно, с каким-то обречённым спокойствием подумала наша героиня. Но это было не пугающее бесчувствие, но напротив освобождение, очищающее душу и дававшее в ней пространство для будущих новых чувств радости жизни.

И вот, наконец, Консуэло увидела вдалеке перед собой лестницу.

"Мой путь почти завершён, — с облегчением подумала она, — осталось преодолеть лишь малую, ничтожную его часть..."