Багровый барсук (джен)

Винокур и Александр стояли бок о бок перед могилой выдр.

Со временем у каждой братской могилы должен был появиться отполированный каменный обелиск, на котором высекут имена всех воинов, покоящихся теперь под слоем песчаной почвы. В Саламандастроне кроты уже трудились над этими памятниками, но до завершения работы еще предстояло немало времени. А пока вместо них служили простые деревянные таблички с краской наспех выведенным названием вида, чей прах лежал под насыпями. Впрочем, едва ли те, кто участвовал в погребении, могли бы забыть, где кого похоронили.

Неуклюже скошенная табличка со словом «выдры» торчала из песка под небрежным углом, словно указывая, какие семена посеяны в грядке. Винокур шагнул вперед и выпрямил доску, вдавив ее глубже в землю и плотно утрамбовав лапой песок у основания, чтобы она не кренилась.

— Никогда бы не подумал, что буду так по нему скучать, — хрипло проговорил молодой выдр.

— Варни был хорошим зверем, — кивнул Алекс. — В аббатстве многие спорили с ним в разные времена, особенно когда речь заходила о том, что он не был рядом с тобой, как отец. Но сердце у этого бродяги было из чистого золота, тут не поспоришь. В том сражении полегло много достойных зверей… — белка бросил взгляд на другие могилы. — И не только выдр.

— Я никогда не осознавал, насколько ужасна война. Если бы знал, что все закончится вот так, остался бы дома… И попытался бы убедить отца остаться тоже.

Алекс сочувственно положил лапу юному выдру на плечо.

— Твой отец был свободным духом. Он был рожден, чтобы идти своим путем. Не вини себя за то, что случилось. Ты не мог его изменить. Он уже служил Уртбладу к тому времени, как все это началось. И ты тоже поступил очень храбро, отправившись в это путешествие. Твой отец был тобой горд… и в Рэдволле тоже будут.

Винокур опустил голову.

— Я не чувствую себя храбрым. И полезным — тоже. Я пришел сюда, чтобы остановить войну, а вышло только хуже некуда. С того самого времени, как Уртфист бросился вперед, я будто оказался в кошмаре. Так всегда бывает на войне? Если да, я больше никогда не хочу в этом участвовать.

Алекс покачал головой.

— Можешь биться об заклад, раньше такого никогда не случалось. Добрые звери не сражаются с добрыми зверями. Так не должно быть.

— Но в этот раз именно так и вышло, — вздохнул Винокур.

— Да. В этот раз — да.

Его взгляд снова упал на выдровый курган.

— Отец не должен был быть похоронен здесь, среди всех остальных. Я не говорю, что он заслуживает больше почестей, чем остальные… но он был рэдволльцем, даже если проводил в аббатстве меньше времени, чем должен был. Мы должны были отвезти его домой и похоронить в аббатстве. Или где-нибудь в Мшистых холмах — он так любил те леса…

Алекс похлопал Винокура по плечу, пытаясь приободрить.

— Может, и так. Но готов поспорить, Варни хотел бы покоиться именно здесь. В конце концов, он был воином, и его место среди его боевых товарищей. Помни о нем всегда — так и должно быть. И будь уверен, брат Джефф сохранит память о твоем отце в летописях аббатства. Но его место — здесь.

Винокур выпрямился, моргая и сдерживая слезы.

— Да, сэр. Думаю, вы правы.

К ним подошел капитан Сэйбрук, держа в лапе сложенную одежду.

— Эй, Винк, кореш! Теперь, когда те крысы-пираты отсюда свалились, мы, выдры, можем снова порыбачить! Не хочешь присоединиться? Я тут раздобыл тебе настоящую выдровую жилетку, один из наших парней имел лишнюю. Так что давай-ка снимай свою рясу — и поплыли!

Винокур посмотрел вниз на свой окровавленный наряд.

— Похоже, ее уже не отстирать… Аббатиса будет недовольна.

— Да брось ты! — рассмеялся Сэйбрук. — Мы, северяне, давно знаем, как выводить кровь с одежды, уж поверь мне! Давай-ка я заберу это, отдам нашим прачкам — и они всё отмоют. Будет как новенькое, даже глазом не моргнешь. Не будем же мы добавлять к твоим бедам еще и гнев твоей славной настоятельницы, а?

* * *

Пока большинство обитателей Саламандастрона обедали в главном зале, Уртблад встретился с Клевистоном и Тревеллером в одной из комнат горной крепости.

Два зайца сидели справа от Уртблада; за длинным картографическим столом были только они трое. У двери стояли два лиса, занявшие пост после того, как сопроводили двух заячьих ветеранов в эти глубины крепости. На отполированном гранитном столе, поверх стеклянного рельефа побережья, была разложена скромная трапеза: холодная вода и овощные пирожки. Полковник и его старый друг-разведчик взяли себе по два пирожка и наполнили свои оловянные кубки водой из кувшина.

— Только вода, во? — вслух подметил Клевистон. — Думал, ты устроишь что-нибудь пороскошнее, по такому случаю!

— С нашей прошлой трапезы, полковник, от меня еще слегка отдает вином. Этот запах непросто вывести из меха и брони. На случай, если вы снова решите выплеснуть свой напиток мне в лицо, я выбрал тот, что не оставит столь стойкого аромата.

— Может, плесну, может, нет, — задумчиво протянул Клевистон. — Зависит от того, что ты скажешь.

Уртблад отпил воды, держа кубок в левой лапе, но к пище так и не притронулся.

— Пришло время обсудить, что теперь будет между нами.

— Думаю, решать вам, сэр, — последнее слово Клевистон произнес с явной издевкой.

— Не стоит проявлять неуважение, полковник. Я хорошо и уважительно обхожусь с вами и вашими зайцами с тех пор, как вернулся в свой дом.

— Если не считать шестьдесят одного убитого.

— Они могли бы быть живы, если бы мой брат не устроил нападение. Я отнесся к вашим уцелевшим гораздо милосерднее, чем Уртфист поступил бы с моими воинами в случае своей победы.

Тревеллер кивнул.

— Да, это правда, — вынужден был согласиться он.

— Но что теперь с ними будет? — Клевистон резко вмешался, не давая Тревеллеру смягчить разговор.

— Это нам и предстоит решить, — ответил Уртблад.

— Нам? — В голосе Клевистона было меньше насмешки, но все еще слышалось сомнение. — Ты и вправду намерен дать нам хоть какое-то право голоса?

— Уверяю вас, полковник, вы сами будете решать свою судьбу больше, чем я.

— Ну, тогда давай-ка проверим твои слова, — бросил вызов Клевистон. — Отпусти всех зайцев, которых держишь под стражей.

— Несколько из них нуждаются в лечении и не в состоянии отправиться в путь, даже если бы были свободны, — спокойно возразил Уртблад. — Мои лисы могут ухаживать за ними лучше, чем кто-либо между этим местом и Рэдволлом. Кстати, к ним я причисляю и сержанта Траубера. Он поступил неразумно, не вернувшись, как я приказал. Думаю, он бы так и сделал, если бы не получил другого приказа. Ваших лап дело, полковник?

— Считай это обменом. Я вместо него.

— Это было бы справедливо, если бы у вас, полковник, были сломаны рука и плечо, треснуты ребра и еще куча повреждений.

— Он не мог быть так уж плох, раз сумел дойти до нас сам, — заметил Клевистон.

— Сломанные кости требуют времени на заживление, даже после того, как их правильно сложили, — ответил Уртблад. — Надеюсь, эта глупость не сведет на нет лечение, которое мы ему оказали. Мне не по душе тратить усилия на неблагодарных. Возможно, вам удастся убедить его вернуться внутрь — вместе с остальными зайцами, которых вы оставили с ним снаружи.

— И с какой, позволь спросить, стати мне это делать?

— Это зависит от того, к каким соглашениям мы придем здесь и сейчас, — спокойно ответил Уртблад.

Клевистон прищурился.

— Во, ты не собираешься сказать то, что я думаю?

— Сейчас есть лишь один владыка горы, и это я, — произнес Уртблад. — Мой брат мертв. Вы можете чтить его память, как сочтете нужным, но служить ему больше нельзя. Будет глупо, если ошибочное чувство преданности затуманит ваш разум. Вы — Долгий патруль. Вы дали клятву. Я предлагаю вам продолжить исполнять свой долг так же, как вы делали это при Уртфисте.

Тревеллер только посмотрел на него, разинув рот от изумления. А вот Клевистон, уже слышавший от Уртблада подобные речи, только покачал головой.

— Нет большего способа оскорбить память Лорда Уртфиста, чем примкнуть к тебе! — заявил Клевистон. — Ты размахиваешь словами вроде «долг», «ответственность» и «честь», как оружием, требуя их от других, но сам не имеешь ни малейшего понятия, что они значат на самом деле. Я уже дал тебе свой ответ, когда мы встретились в прошлый раз. Ничего не изменилось!

— Изменилось всё. Вы воевали со мной. И проиграли.

Клевистон развел лапами.

— Так ты можешь только убить нас. Ты точно не можешь заставить делать то, чего мы не желаем.

— Я не принуждаю никого служить мне против воли. Даже у моих солдатов-хищников, многие из которых раньше служили моим врагам, было право выбора. И я не хочу убивать вас. Если мне не удастся убедить вас остаться в Саламандастроне и продолжить службу в полном составе, вы вольны уйти.

— Все до единого?

— Все, кроме Ханчетта. Он может и не пережить свои раны, но если выживет, то останется здесь, чтобы предстать перед судом за измену.

— Что?! — воскликнули Клевистон и Тревеллер разом. Тревеллер продолжил:

— Что такого тот парень сделал, чего не сделали мы?

— Он напал непосредственно на законного Лорда Саламандастрона, — Уртблад поднял свою закованную в металл культю. — И вот к чему это привело. Пока вы сражались с моими воинами, повинуясь приказам моего брата, это была война. Но когда Ханчетт сбил меня с ног, надеясь убить, его поступок стал изменой. Каждый другой заяц, напавший на меня напрямую в битве, теперь лежит под могильным холмом снаружи. Ханчетт будет обвинен в предательстве, а затем я решу его судьбу.

— Это несправедливо! — воскликнул Тревеллер. Клевистон положил сдерживающую лапу ему на плечо.

— В подобных случаях только я могу решать, что справедливо, — ответил Уртблад. — Лорд-барсук всегда сталкивается с трудными решениями. Но, возможно, у вас есть способ убедить меня передумать.

Уши Клевистона напряглись.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, хотя уже догадывался о грядущем ответе.

— Если оставшиеся в живых зайцы согласятся остаться здесь и признать мое владычество, мне понадобится полный их состав. Два десятка зайцев остаются внушительной боевой силой; в некоторые периоды истории Саламандастрона в Патруле было и меньше воинов. Если вы принесете мне клятву верности, полковник, возможно, я сочту, что Ханчетт достаточно ценен, чтобы помиловать его.

— Ты держишь Ханчетта в заложниках, чтобы заставить нас служить тебе! — воскликнул Клевистон.

— Я не сказал этого, — ответил Уртблад. — Возможно, я все равно решу, что Ханчетт должен умереть, даже если вы примете меня как своего нового повелителя. А возможно, проявлю к нему снисхождение, даже если вы отвергнете мое предложение. Я лишь хотел, чтобы вы знали обо всем, что влияет на этот вопрос.

— Тьфу! Я не должен удивляться, знаю, но всякий раз, когда мне кажется, что ты уже пал так низко, как только можно, ты находишь, куда еще опуститься. Сэр.

— Мне жаль, что вы так думаете обо мне, полковник. Но есть и более веские причины, по которым вам стоит признать мое владычество.

— Например?

— Например, что зайцы принадлежат Саламандастрону. А морские крысы — нет. Ты сам видел сегодня утром, какими силами может располагать Траттон. Нам крупно повезло, что он не попытался вторгнуться сегодня; исход был бы неопределенным. Но он знает мою репутацию, и потому, завидев мой стяг, понял, что теперь этой крепостью командую я, и отступил. Если ничего другого, этот случай должен доказать тебе, что Траттон мне не союзник. Если бы это было так, его войска уже находились бы в Саламандастроне.

— То, что случилось утром, ничего не доказывает, — возразил Клевистон. — Ну да, он пронесся мимо, когда увидел твой флаг. Это можно трактовать по-разному. К примеру, может, вы все-таки союзники, и, увидев, что ты уже захватил крепость, он понял, что нападение не требуется. Кто скажет, что он не вернется сюда, когда ты избавишься от нас, и не устроится поудобнее?

— Вы только что привели самый сильный довод в пользу того, чтобы Долгий патруль остался здесь, полковник. Доверяете вы мне или нет, но одно вам известно наверняка: в Саламандастроне сейчас нет морских крыс. Если бы я хотел, чтобы это изменилось, зачем мне тогда уговаривать вас остаться?

— А может, именно на это ты и рассчитываешь: что мы будем сражаться до последнего. Удобный способ избавиться от нас, во? Если мы уйдем, вдруг мы потом вернёмся и укусим тебя за хвост. Но если мы останемся, ты будешь знать, где мы и что делаем. Очень легко твоим дружкам-морским крысам прийти снова, да с такой же силой, что и сегодня. У нас не будет ни малейшего шанса, особенно если ты провернешь какую-нибудь хитрость вроде того, что запечатаешь нас снаружи. Нет уж, я смогу расслабиться только когда буду далеко от тебя… и даже тогда я буду держать ухо востро, можешь не сомневаться.

— Всё, что вы говорите, было бы правдой, если бы я был тем злым и коварным зверем, каким вы меня считаете. А теперь представьте на миг, что я говорю правду. Ваше присутствие здесь может стать той самой разницей между тем, чтобы уберечь побережье, и тем, чтобы потерять его Траттону. Как бы вы себя чувствовали, если бы сидел где-то в безопасности, заботясь только о том, чтобы я не мог до вас добраться, и услышал такую новость?

Клевистон отмахнулся:

— И почему бы такому случиться, если только ты сам этого не допустишь? Если Траттон не напал на тебя с такими силами, какие были сегодня, то я не вижу причин, по которым он когда-либо осмелится бросить тебе вызов. Если только он тебя на самом деле боится, что лично мне верится с трудом.

— Вы, похоже, не понимаете, что сила Траттона еще растет, — ответил Уртблад. — Дело не только в численности войск, но и в стратегии, и в типах оружия. Например, его новые железные корабли, которые ходят под водой. Если бы Траттон напал сегодня утром, я бы мог послать выдр пробить корпуса его кораблей и затопить их или же взобраться на борт и поджечь. Но с этими новыми судами это не сработает. Сейчас у Траттона всего два-три таких корабля, но он строит новые.

— Ну и что? У тебя есть выдры, мыши, ежи, а также лисы с мечами и белки с луками… не говоря уже о всей твоей ораве нечисти. Зайцы тебе вообще не нужны.

— Чтобы удержать сам Саламандастрон, возможно, и нет. Я всегда могу вызвать подкрепления с севера. Но что мне это даст? Из всех тех, кого ты назвал, кто может преодолевать большие расстояния и патрулировать земли, как Долгий патруль? Быть Владыкой горы — значит защищать все побережье, а не только саму крепость. Без Патруля, полковник, эти земли могут пасть перед Траттоном, даже если Саламандастрон устоит. Только ваши зайцы обучены для этого дела и способны его выполнять.

— Ну, наверняка ты найдешь кого-нибудь, кто с этим справится, — начал Клевистон, но Тревеллер остановил его, положив лапу на плечо.

— В его словах может быть доля правды, — сказал старый разведчик. — Мы правда хотим оставить побережье без защиты? Кто будет патрулировать его, если не мы?

Клевистон с подозрением посмотрел на него:

— Неужели ты, старина, всерьез подумываешь работать на этого зверя? Ты правда хочешь водиться с его лисами и прочей швалью?

— Если это как-то вас подбодрит, — предложил Уртблад, — я могу отправить всех оставшихся крыс, ласок и лис обратно в северные земли, оставив здесь только выдр, мышей и кротов. Я так понимаю, у вас не будет возражений против службы рядом с храбрыми лесными зверьми?

— Это все равно оставит здесь тебя, — сухо заметил Клевистон.

— Уходить я никуда не собираюсь, — подтвердил Уртблад. — По крайней мере, пока. Север по-прежнему нуждается во мне, но моя главная задача сейчас — безопасность Саламандастрона и побережья.

Клевистон вновь обратился к другому зайцу:

— Ты ведь на самом деле этого не хочешь. Правда?

— Посмотри на это так, Клеви, — ответил Тревеллер. — Мы воевали против Уртблада, и, как он сказал, проиграли. Если бы он хотел нас убить, я бы сейчас с тобой не разговаривал. А теперь он предлагает нам сражаться с морскими крысами. Разве не ради этого мы все тут? Теперь Уртблад — владыка горы, и мы ничего не можем с этим поделать. Думай о нем что хочешь — я и сам далеко не в восторге от этой мысли, — но побережью по-прежнему нужна защита.

— А если это ловушка? — возразил Клевистон. — Если это очередной обман, как с Браудером? Может, он проявил милосердие, чтобы заманить нас внутрь и покончить с нами разом? — Полковник провел лапой по горлу.

— Вы, кажется, забываете, полковник, — напомнил ему Уртблад, — что у меня было предостаточно возможностей покончить с вами задолго до того, как мой брат вызвал меня на бой. Разве то, что я позволил вам уйти, — после того как пошел на значительные усилия, чтобы захватить Саламандастрон без единой жертвы среди вас, — для вас ничего не значит?

Тревеллер холодно посмотрел на барсука:

— Кто вообще сказал, что мы все собираемся сюда входить? В этом даже нет необходимости. Мы можем устроиться где-нибудь на побережье… патрулировать его по-своему, не подчиняясь этому зверю.

Два зайца с ожиданием уставились на Уртблада, гадая, как он отреагирует на это. Он лишь небрежно махнул лапой:

— Если вы решите покинуть Саламандастрон, то свободны идти, куда пожелаете, пока это не мешает моим собственным планам. Если вы продолжите патрулировать побережье самостоятельно, у меня не будет возражений, хотя я надеюсь на свободное общение и сотрудничество между вами и моими войсками. Траттон — наш общий враг. Возможно, спустя время, когда вы убедитесь, что я действительно намерен не дать ему ступить на этот берег, мы станем союзниками перед лицом этой угрозы.

— И есть еще Ханчетт, — вполголоса напомнил Клевистону Тревеллер.

Полковник потер усы, недоверчиво глядя на Уртблада.

— Твои слова весили бы гораздо больше, если бы за ними последовали действия. Докажи, что ты серьезен. Отпусти зайцев. Сегодня.

Уртблад молча смотрел на него несколько мгновений. Его стальной взгляд оставался непроницаемым. Затем он кивнул.

— Хорошо. Но при одном условии.

— Каком?

— Те, кто находятся в лазарете, должны остаться там на лечение… и сержант Траубер тоже должен вернуться. Остальные шестнадцать, кто в состоянии идти, могут уйти, если пожелают.

— А я?

— Вы лично всегда можете приходить и уходить, как мы и договорились. Единственное условие — внутри горы вы будете находиться под вооружённой охраной. Остальные, покинув крепость, останутся снаружи, если только не принесут мне клятву верности.

— Оставаться снаружи — вполне устраивает, если таков выбор, — сказал Клевистон, поднимаясь на ноги. За ним тут же встал и Тревеллер. — Ладно, тогда покончим с этим. Я как раз подумывал о том, чтобы прогуляться с моими зайцами после обеда.

— Да, не помешает размять наши культяшки, — оживился Тревеллер, но вдруг его взгляд упал на правое запястье Уртблада. — Ой… эээ, неудачный выбор слов, — пробормотал он с искренним смущением.

— Не берите в голову, — спокойно ответил Уртблад, обходя двух зайцев. — Пойдемте, сообщим вашим соратникам хорошие новости.

* * *

Полковник Клевистон покинул Саламандастрон вместе с освобожденными зайцами, проводя их к месту, где остальная часть его взвода ожидала на восточных рубежах прибрежной равнины. Когда полковник вернулся в гору вскоре после захода солнца, сержант Траубер был с ним, в соответствии с условиями Уртблада. Клевистон предпочел бы, чтобы Траубер оставался на свободе, но сержант настоял на выполнении их части соглашения. Было вполне очевидно, что Уртблад был прав: Трауберу потребовалось бы еще дня два постельного режима для полного восстановления.

Полковник сопроводил Траубера в лазарет, желая проверить состояние других трех зайцев, находящихся там. Сатикой был признан вне опасности лекарями-лисами; своевременная помощь, оказанная ему мышами на склоне, спасла ему жизнь, хотя он больше никогда не мог говорить. Немой заяц слабо улыбнулся на слова ободрения Клевистона, затем отпил немного овощного бульона, который ему подал крот. Другой из зайцев, Баксли, получил ранение, когда треть копья сломалась внутри него, но лисы каким-то образом сумели извлечь его и сохранить ему жизнь. Таким образом, Баксли тоже был теперь бодр и на пути к выздоровлению.

Того же нельзя было сказать о Ханчетте. Молодой бегун был в тяжелом состоянии. Во время визита Клевистона Ханчетт находился на грани сознания, но не мог вести осмысленный разговор, и полковнику было тяжело слышать его мучительные стоны. Лис, ответственный за палату, заверил Клевистона, что Ханчетту дают максимально допустимую дозу лекарства для облегчения боли. Кроме того, были применены все возможные способы лечения, и больше ничего нельзя было сделать. Ханчетт либо выживет, либо погибнет сам по себе.

Убедившись, что его не подслушивают, Клевистон провел короткие шепотные беседы с Сатикоем и Баксли. Они кивнули, понимая принятое их товарищами решение, и приняли его без возражений. Затем Клевистон пожелал им спокойной ночи и направился наверх, в сопровождении двух выдр-охранников, чтобы найти Уртблада.

Лорд-барсук предвидел потребности командира зайцев и подготовил поздний ужин для Клевистона в обеденном зале. Уртблад пригласил Винокура и Александра также присоединиться к нему.

К ним присоединилась леди Мина. Двое рэдволльцев и белка из племени Гоо сели напротив Клевистона, а Уртблад занял место во главе стола между ними. Заяц и барсук изучали друг друга в мерцающем бронзовом свете вечерних факелов.

— Вы хотели что-то сказать мне, полковник? — начал Уртблад.

— Да. Мы все обсудили ваше предложение сегодня днем. Оказалось, что много обсуждать и не пришлось. Мы не будем вам служить, — ответил Клевистон.

Уртблад молча выслушал это с каменным выражением лица, затем спросил:

— И вы уверены, что вам не нужно больше времени?

— Мы не изменим своего решения, — решительно покачал головой Клевистон. — Мы вам не доверяем и, вероятно, никогда не будем. Так что будьте лордом этой горы сколько угодно, но у вас не будет помощи Длинного патруля. Теперь... я все еще свободен уйти?

— В этот самый момент, если пожелаете. Таково было наше соглашение, — подтвердил Уртблад.

— А что насчет сержанта Траубера, а также Сатикоя и Баксли? — спросил Клевистон.

— Они не в состоянии путешествовать на большие расстояния. Я настаиваю, чтобы они оставались здесь как минимум до первого дня осени. Это уже скоро. После этого они будут свободны уйти, куда пожелаете, — ответил Уртблад.

— Вы все еще собираетесь казнить Ханчетта? — спросил Клевистон.

— Если он выживет, ему будет предъявлено обвинение в измене. Мое решение может быть смертным приговором, а может быть и помилованием. Я не думаю, что поступаю строже в этом вопросе, чем любой другой владыка горы. Я приму решение о его наказании в надлежащее время... если такое время вообще наступит, — ответил Уртблад.

Клевистон тяжело вздохнул. Решения, которые ему пришлось принимать в этот день, были такими, с какими командир Патруля не должен был сталкиваться.

— Мне очень жаль его, — ответил он. — Напоминает мне Тревеллера в его молодые годы. Но мои обязанности больше, чем один заяц. Я не собираюсь порабощать весь Патруль — что от него осталось — ради Ханчетта. Многие зайцы погибли, сражаясь с тобой... Я должен заботиться о тех, кому еще могу помочь. Я думаю, если вы намерены казнить Ханчетта, я ничего не могу с этим поделать, так что теперь он в лапах судьбы. Просто еще одна жертва этой проклятой войны. Но остальные мы уходим, пока можем.

— Я не буду скрывать, что разочарован этим решением, полковник, — произнес Уртблад. — Я действительно надеялся, что Патруль поможет мне в защите побережья. Но мой брат отравил ваши умы против меня. Из всех его проступков, это то, что я никогда не смогу ему простить.

— Оставь свое прощение. Лорд Урфист не захотел бы его, — сказал Клевистон несколько раздраженно.

Уртблад не обратил внимания на тон зайца.

— Останетесь ли вы с Патрулем снаружи до конца сезона, когда ваши трое товарищей смогут покинуть лазарет? — спросил Уртблад.

— Вряд ли, — Клевистон посмотрел на Винокура и Алекса. Молодой выдр променял запятнанную кровью рясу аббатисы Мгеры на выдровую рубашку, которую ему утром подарил Сэйбрук, но все равно оставался представителем аббатства. — Когда вы двое возвращаетесь в Рэдволл? — спросил полковник.

— Не знаю, как Александр, — ответил Винокур, — но я — завтра. Я не смог остановить войну, которую пришел предотвратить, и в результате потерял отца, — в уголках его глаз появился блеск сырости. — Я просто хочу вернуться домой, в аббатство, как можно скорее. В Рэдволле всегда царил дух исцеления, и сейчас он нужен мне больше, чем что-либо другое.

— Завтра, да? Ну что ж, во время твоего похода домой у тебя будет хорошая компания, сынок, потому что ты не единственный, кто нуждается в исцелении. А теперь я хочу спросить, каковы шансы, что настоятельница согласится позволить нам постоянно жить в Рэдволле?

Алекс и Винк уставились на полковника с открытыми глазами.

— Так мало, да? Ну, в Мшистом лесу есть еще немало мест, где можно повесить шляпу такому отряду зайцев, как мы…

— Нет, нет, нет! — заикнулся Винокур. — Ты просто застал нас врасплох, вот и все. Я имею в виду, что такое, по-моему, ни одному зверю и в голову не приходило. Но я уверен, что аббатиса примет вас с распростертыми лапами, — Выдр посмотрел на Уртблада, — если у вас нет возражений, милорд.

— Это дело Рэдволла и Долгого патруля. У меня нет права голоса... до определенного момента.

— До какого же? — спросил Клевистон.

— Я не стану мешать вам покинуть Саламандастрон и отправиться туда, куда пожелаете. И я полагаю, что не смогу помешать вам говорить обо мне плохо любому. Но одну вещь я должен сказать вам сейчас, где эти добрые звери смогут меня услышать, — Уртблад кивнул, указывая на двух рэдволльцев, затем его холодный, пронизывающий взгляд снова остановился на Клевистоне. — Я проявил к вам больше милосердия, чем многие из моих предшественников проявили бы к врагу, полковник… не заставляйте меня сожалеть об этом. Моя доброта имеет свои пределы. Если Долгий патруль снова столкнется со мной на поле боя, я не позволю ни одному зайцу выйти живым из поединка. Я выразился ясно?

В наступившей ошеломленной тишине Клевистон ответил:

— Предельно ясно. Сэр.

Массивное кресло Уртбладда тяжело заскрежетало по каменному полу, когда он отодвинул его и встал.

— Уверен, что утром вы захотите встать пораньше. Я распоряжусь, чтобы ваши мешки с едой из аббатства пополнили, чтобы облегчить вам путь. Спокойной ночи.

И он широкими шагами вышел из зала.