Земля-обратно 2 (гет)

— Мне, милая, латте. Бескофеиновый. С молоком без лактозы. И сиропчик туда ванильный. С заменителем сахара.

— Ну Лис, ну хватит, ну я ведь уже извинялась! — кривится Элли.

— О да, я помню: заменитель извинений с нулевым содержанием искренности. Ты кофе-то сделай.

— Что, прямо вот такой? То есть назло мне, из-за тупой обиды ты будешь пить эту гадость?

— Ну почему сразу гадость? — продолжает забавляться Лис. — Ты сама-то такое когда-нибудь пробовала? Нет? Вот и я нет. Но я готов дать этому напитку шанс. А ты снова несправедлива к нам, суррогатам.

— К каким еще "нам"? — бесится Элли. — Если у тебя комплексы какие-то с детства недолечены, так я в этом не виновата!

— Мне жалобу писать или пока не надо? — нежно осведомляется Лис и тянется к "жалобной" кнопке меню.

— Не надо, — бурчит она. — Нечестно! Я один раз неудачно выразилась, да, но сколько можно меня за это пинать? Да еще и пользоваться тем, что я тебе ответить не могу!

— Сколько можно? Да сколько угодно! Мне-то пока что не надоело. Работай-работай, а то так ведь можно и штраф схлопотать за некачественное обслуживание.

Элли отворачивается, шепотом ругается, но Лис не одергивает ее, нет у него сегодня настроя долго собачиться.

— Ты чего такой злой с ней? — спрашивает Прю.

— Ну, вот так, — пожимает плечами Лис и больше ничего не говорит. Не потому что это какая-то тайна, а потому что он видит, что Прю, вообще-то, до фонаря его сложные взаимоотношения с Элли, он ждет, когда уже в новостях перестанут рассказывать о совершенно не интересных ему вещах и расскажут, что стряслось на Маленькой. Поэтому Лис ничего не рассказывает ему о своем неудачном романе. Не расписывает месяцы локального ада, которые этому предшествовали, — когда ему казалось, что его любовь может все, даже завоевать благосклонность Элли, надо только постараться как следует, а Элли была с ним совершенно согласна. В смысле, тоже думала, что ему надо постараться как следует, и тогда, может быть, она наконец-то что-то решит.

Лис не рассказывает, как почти перестал доверять собственным ощущениям, предпочитая слушать ее слова — что-то вроде: "ты мне очень дорог, ты прекрасный человек, я не знаю, чего еще можно хотеть; возможно, я когда-нибудь полюблю тебя по-настоящему". Как подобные речи казались не унижением, а обещанием, очень дорогим, очень ценным. И тем более он не рассказывает, как очнулся после фразы "Мне нужны настоящие отношения, а не суррогат", после того, как она спросила, как же ей доверять тем чувствам, что показывает Лис, если он может просто их изобразить, генмоды же умеют. Очнулся как после потери сознания: "Где я, кто я, как меня угораздило", — выставил Элли за дверь своей жизни, очень хотел забыть, но не забыл. Уже, вроде бы, и не хочет от нее ничего, не хочет выяснить, не хочет вернуть, даже почти не хочет объяснить, где именно она была не права, а все равно приходит в это кафе — выпить кофе и помотать нервы — скорее себе самому, чем Элли.

Лис отдает себе отчет: раз приходит, значит совершенно не важно, что он там врет об этом самому себе, какие причины выдумывает своему желанию зайти в место, которое, конечно, удобно расположено по пути, но оно ведь там далеко не единственное; значит, еще не остыл, значит, что-то еще есть у него такое к Элли, любовь ли, злость ли, даром что ему кажется, что все прошло и перегорело. Он знает: надо не разбираться в этих желаниях, не потакать себе, а просто забить, перестать видеться с Элли до тех пор, пока эта потребность не исчезнет. Лис не раз проходил через это, он в этом эксперт. Но до чего ему надоело снова и снова отвязываться от тех, к кому уже привязался!

— Да что за бред! — Прю от души бьет кулаком ни в чем не повинную столешницу. — Какого хрена вообще?!

Элли поворачивается на грохот, чтобы в свою очередь выяснить у Прю, какого хрена. Смотрит на него некоторое время и отворачивается.

— Что там? — спрашивает Лис. Ему не нужно имитировать интерес или что-то изображать: ему на самом деле важно, что случилось на Маленькой. Во-первых, жалко Прю, он весь уже извелся за несколько часов, прошедших с первых новостей о потере связи с планетой. Во-вторых, у него, между прочим, два контракта там. И что теперь с ними делать, спрашивается?

Прю его, кажется, не слышит. Он слушает новости, эмоционально переругиваясь с экраном

— Добровольно передал полномочия...

— Да какого дьявола! Добровольно, конечно!

— Этим утром принесли присягу...

— Да какого дьявола!

— В связи с последними беспорядками...

— Ну я же им говорил!

— Люди с планеты Бао понесут строгое наказание...

— Да вы сами в это верите?! Нашли виноватых, тоже мне...

— Шокирующие кадры...

— Да какого... Нет, не может такого...

— Пострадавшая находится в лучшем планетарном госпитале.

Прю молчит.

— Прогноз врачей благоприятный.

Прю молчит.

— Пресс-секретарь исполняющего обязанности президента Маленькой сделал заявление по поводу пострадавшей...

Прю ставит новости на паузу, отматывает чуть назад и смотрит на остановленный кадр. Лис тоже смотрит, и у него слегка немеют пальцы и уши. На экране двое древовидных стоят на крыльце какого-то административного здания — Лис не может вспомнить, какого, но он точно мимо ходил, когда бывал на Маленькой — и держат над головой женскую фигуру. Она безвольно висит в их руках — кажется, без сознания. Кожа ее так бледна, что отливает зеленью... Впрочем, нет. Кожа ее так бледна, что почти не зеленая. Она должна быть гораздо ярче. Лис сличает женщину на картинке с улыбчивой аватаркой, виданной им совсем недавно, и чувствует, как встают дыбом волосы на загривке, даром что их там нет. Потому что это действительно Роза.

Ее одежда вся в крупных дырах — на животе, на груди, на бедрах. Вокруг дыр расплываются мокрые пятна. Кажется, по изображению специально пустили рябь, чтобы не было видно, что в каждой дыре — рана. Но Лису и не нужны такие детали, чтобы это понять, потому что он видит, что древолюди не держат Розу руками, как обычно держат ношу. Их пальцы просто протыкают ее тело. Судя по количеству дыр, ее так проткнули уже много раз, порой погружая всю кисть руки целиком. Они там что, передавали ее из рук в руки, как эстафетную палочку?

Изображение недостаточно качественное, но Лису кажется, что руки древолюдей темнее, чем обычно, от стекающей на них жидкости. Ему очень не хочется думать об этой полупрозрачной жидкости как о крови.

Элли, привлеченная внезапно наступившей тишиной, поворачивается к экрану, окидывает взглядом стоп-кадр, слегка бледнеет:

— Кошмар какой, где это происходит?

Прю молчит, поэтому Лис встряхивается, прокашливается и со второго раза выговаривает:

— На Маленькой.

— Кошмар, — повторяет Элли, бросает ещё один зачарованный взгляд на Розу и возвращается к кофемашине.

Прю молчит ещё с минуту. Лис не торопит его, потому что уже знает, что тот скажет, и знает, что будет отвечать, и совершенно не хочет приближать этот момент.

— Мне нужно домой, — говорит Прю. Кто бы сомневался.

— Один никуда не полетишь, — бесцветно отзывается Лис. Он старается сказать это спокойно, как нечто уже решенное, чтобы Прю не пришло в голову спорить. Прю и не спорит, и от этого Лису становится ещё страшнее.