Луиза (джен)

Проснулся в 7 утра от визга: Настьке ставили укол. Из-за него. Витьке опять стало стыдно, а тут ещё мама подлила масла в огонь.

— Своему брату скажи «спасибо», — приговаривала она, утешая ребёнка. — Это он тебя чуть на тот свет не загнал.

Витька спрятался с головой под одеяло. День обещал быть хорошим и радостным.

После завтрака (гренки для всех, манная каша для Настьки) папа вошёл в Витькину комнату и без предисловий потребовал:

— Вытаскивай часы.

Витька удивился, но послушно протянул ему свои серенькие электронные.

— Не издевайся! — рявкнул папа. — Где золотые часы?

— А, эти... — Витька машинально глянул на нижний ящик стола. — Их давно нет.

— Прекрати врать!

— Я не вру.

Папа вынул ящик, высыпал всё на кровать.

— Где ты их держишь, бездельник? Мне сейчас ехать на работу, по пути сдам ювелиру. Не бог весть что, но покроет хотя бы часть стоимости лодки. Ну! Где они? — папа опрокинул на кровать второй и третий ящики. Коробка раскрылась, и клок собачьей шерсти вывалился на постель. Папа взял его двумя пальцами, посмотрел и кинул обратно. Витька отвернулся.

— Пап, не ищи, их правда нет.

— Куда ты их дел?

— Подарил.

— Ты что, совсем охренел? Знаешь, сколько они стоят?

— Думал, раз мои, то могу делать что хочу.

— Проклятье. Только этих проблем мне сейчас не хватало, — простонал папа. — Приеду вечером, выпорю как сидорову козу.

Но приехал папа не вечером, а через полтора часа и с огромной бутылкой пива. Витька сидел в прихожей перед телевизором, вжавшись в угол дивана, и прекрасно слышал, что происходит на кухне.

— Что праздновать будем? — ехидно осведомилась мама. — Новое назначение?

Папа молча поставил пиво на пустой стол.

— Наверно, тебя повысили в должности, — продолжала она ещё более ядовитым голосом. — Зарплату прибавили, да? Пивка вон купил на радостях...

— Ты можешь помолчать?

— Я вообще могу не разговаривать! Валяй, пей своё пиво. Напейся как свинья. Небось, и на работе пил, потому и вышвырнули.

— Помолчи ты хоть пять минут! Мне нужно подумать, ты это понимаешь? — крикнул папа.

— Я понимаю одно, — неожиданно спокойно сказала мама. — Я должна выходить на работу.

— Не смей!

— Кто-то должен кормить семью, если у тебя не получается, — и с этими словами она скрылась в спальне.

Папа положил бутылку в холодильник, вышел в прихожую и дёрнул вилку телевизора. На Витьку обрушилась тишина.

— Вставай. Идём.

Витька встал.

— Куда?

— К Ивану Васильичу. Расскажешь ему, зачем ты украл его лодку.

Витька шёл, как на расстрел, шагая впереди папы и опустив голову. Если действительно случилось самое плохое и папа остался без работы, то как они расплатятся за лодку? Теперь бы Витька безропотно отдал часы, не подари он их Луизе. Опять Луиза, везде Луиза! Папа был трижды прав, когда не велел с ней водиться. И Ромка предупреждал: «Влипнешь ты из-за неё». Вот и влип. Любая кража — дело мерзкое, но Иван Васильевич был старым, уважаемым человеком, да ещё и другом Витькиного покойного деда, и провиниться именно перед ним казалось особенно позорным.

— Не вздумай на девчонку валить свою вину, — предупредил папа. — Расскажешь всё, как есть.

— Пап, а почему ты мне не веришь?

— Потому что ты не умеешь врать.

У Витьки в голове эхом отдавался голосок Луизы: «Это Витя решил угнать лодку!» Он впервые в жизни столкнулся с предательством — так ему, по крайней мере, казалось, и это было до того обидно, что руки опустились, и не хотелось даже защищаться. Считают его зачинщиком — ну и пусть считают.

А потом был долгий и мучительный разговор с хозяином лодки. Витька покорно проговорил заученный текст и не стал сваливать вину на девчонку. Вышло так, что девчонка вообще тут ни при чём.

Папа уговаривал Ивана Васильича не писать заявление в милицию, а Иван Васильич назидательно рассуждал о чести, которую следует беречь смолоду, и о скользкой дорожке, на которую стоит только вступить, и в конце беседы согласился несколько дней подумать, да и то лишь отдавая дань памяти Витькиному дедушке, с которым он, Иван Васильич, частенько рыбачил на этой самой лодке... Не дожил, да... Так и не узнал, что внук у него вырастет воришкой... Теперь, наверно, в гробу переворачивается... А Витька всё слушал и смотрел в землю. Витькин папа клятвенно пообещал купить новую лодку в самые ближайшие дни, но о том, что потерял работу, не обмолвился. Обратно шли молча. Едва ступили на порог, папа остановился и окинул сына тяжёлым взглядом.

— А теперь, дорогой сыночек... — сказал он, медленно цедя слова, и Витька задумался о ремне. — Теперь — с глаз моих долой, и чтобы я не видел тебя до вечера.

Витька шмыгнул в свою комнату. Он боялся, что папа напьётся — такое редко, но бывало. Скандалов папа, напившись, не устраивал, но на следующий день их устраивала мама, и тогда виноватыми оказывались все. Однако огромная бутылка так и осталась в холодильнике, а папа, чертыхаясь, перетащил телефон со шнуром в ванную и начал обзванивать по очереди каких-то важных дядек. До Витьки долетали только их имена. Из спальни вышла мама, накрашенная и в выходном платье, крикнула папе сквозь дверь:

— Присмотри за Настей, я в город.

На Витьку, высунувшего голову из спальни, она даже не взглянула.

— Мам! — жалобно позвал он.

Мама задержалась на секунду, чуть повернув голову в его сторону и глядя по-прежнему на дверь.

— А мне что делать? — вопрос был глупый, но он надеялся, что ему поручат хотя бы вымыть посуду.

— Развлекайся, — сказала мама и ушла. Она торопилась на автобус.

Вот теперь Витьке стало по-настоящему тошно. Как назло, стояла отличная погода, но о речке можно было забыть. Никто не приказывал сидеть под домашним арестом, и никаких штрафных работ не дали — его попросту игнорировали, и этот домашний бойкот был тяжелее всего. «Лучше бы ремнём отлупили», — подумал он, взял книгу, но не смог читать — проблемы капитана Блада показались ему чепухой по сравнению с его собственными. Между прочим, у капитана Блада было полно друзей, а Витька сидит один. Друзья поддерживали капитана Блада, когда красавица Арабелла кинула его по-чёрному. Все девчонки одинаковые. Сейчас бы Ромке позвонить, но телефон у папы. Кстати, у папы, оказывается, тоже полно друзей, судя по телефонным разговорам. Только у Витьки никого нет.

Ну, не так уж и никого. Маленькая Настька притопала в его спальню и потребовала наделать игрушек из бумаги, и почти два часа дети сидели с кучей картона, красок и карандашей, медленно превращая комнату в свинарник. Лечение помогло, насморк у Насти совсем прошёл, и Витька рад был сделать для сестры хоть что-нибудь хорошее. У него даже пальцы заболели от ножниц.

С вечерним автобусом приехала мама, отругала всех и поставила разогревать щи. Настьке этот вид еды понравился. Из-за суматохи мама забыла сварить манную кашу, и пришлось кормить ребёнка тоже щами. Сегодня Витьку за столом не ругали, потому что было некогда: родители обсуждали свои проблемы. Мало того, что долгожданный ремонт накрылся медным тазом, так ещё и папа огорошил маму известием, что к ним на пару дней приедет погостить его однокашник. Маме, разумеется, сейчас только гостей не хватало, и она старалась отговорить папу от этой затеи.

Дядю Лёшу Витька помнил ещё с семи лет, когда тот приезжал в первый раз. Настька тогда была совсем крошка и умела только лежать и орать, мама уставала ужасно, разрываясь между пелёнками и кухней, и папа с дядей Лёшей старались проводить на рыбалке как можно больше времени. А иногда они брали с собой и Витьку, и такой день становился для него праздником. Взрослые сидели на берегу и вели разговор вполголоса, чтобы не распугать рыбу, а Витька гонялся за стрекозами — ему кто-то сказал, что они умеют разговаривать. Потом жарили рыбу на костре, прямо на углях, дядя Лёша рассказывал смешные истории из своего детства, и было здорово. Вот бы он приехал сейчас! Жаль, что мама против.

Пять дней Настьку кололи антибиотиком. Пять дней с Витькой не разговаривали, и он почти привык чувствовать себя чужим. Мама молча ставила перед ним тарелку щей дважды в день, и на этом общение заканчивалось. Папа утром уезжал в город, а по вечерам делал звонки. Стояла жара, но Витька не выходил из дома, сидел и перебирал свои сокровища или играл с Настькой. А однажды взял старую ручку и начал писать рассказ. Паршиво ему было как никогда.

В тот день папа опять уехал, а следом за ним и мама. Наварив огромную кастрюлю щей, она оделась по-городскому, подкрасилась и подозвала к себе Витьку. Он и обрадовался, и испугался: впервые за долгое время мама снова смотрела ему в глаза. Может быть, она его простила? Или, наоборот, хочет ещё раз отругать?

— Я еду в больницу, — вполголоса сказала мама. — Если меня положат, то это всего на три дня. Не забывайте кормить Настю манной кашей. Щи поставьте в холодильник, когда остынут. Справитесь?

— Справимся! — закивал Витька. — Мам, ты заболела?

— Всё в порядке, небольшое обследование. Не ходи на речку. Не разрешай Насте вечером пить. Пока.

— Пока...

Витька закрыл за мамой дверь и пошёл играть с сестрой. Он немножко повеселел, хотя и волновался за мамино здоровье. Он уже было думал, что родители отвернулись от него навсегда, но раз с ним разговаривают — значит, всё налаживается. Дети поиграли в бадминтон и съели по тарелке щей — Витька не осилил накормить сестру манной кашей, как ни старался: Настька визжала, царапалась и плевалась, но кашу есть не стала. «Грош мне цена как старшему брату, — подумал Витька. — Никакого авторитета».