Кавалер третьего сорта (джен)

в которой Гилдерой Локхарт знакомится с Мальчиком‑Который‑Выжил

* * *

Сзади громко топотали. Хотели догнать, поймать и побить. Гарри поднажал. Пробежать ещё немножко, повернуть налево… Там можно прошмыгнуть между кустами…

Не получилось. Гарри вылетел за поворот и на полной скорости в кого-то врезался.

— Ох! — весело сказал кто-то и подхватил Гарри на руки. — Чуть с ног не сбили! Ну, кто это здесь у нас хулиганит?

Гарри зажмурился. Этот, незнакомый, тоже считает Гарри хулиганом…

— Он урод! — сказал Дадли. Выходит, убежать не получилось…

— Кто, я? — спросил человек, держащий Гарри на руках. — Простите, не замечал.

— Нет, он! — сказал Дадли. Гарри приоткрыл глаза. Дадли тыкал в него пальцем.

Человек опустил Гарри на землю, но продолжал держать за плечо.

— И в чём конкретно это выражается?

— Э‑э‑э? — сказал Дадли. Кажется, он не понял, о чём его спросили.

— Просто урод! — сказал Пирс.

— Тяжёлый случай, — сказал человек. — И что мне по этому поводу следует предпринять?

— Э‑э‑э? — сказал Дадли.

— Делать-то что будем? — спросил человек.

— Не знаю… — сказал Дадли.

— Ну, тогда не смею вас задерживать, — сказал человек.

— Э‑э‑э? — сказал Дадли.

— До свиданья! — сказал человек Дадли, Пирсу и всем остальным. И они повернулись и убежали.

— Я — инспектор Локхарт, — сказал человек и взял Гарри за руку. — Пойдём.

— Вы меня заберёте в полицию? — спросил Гарри.

— Почему ты так решил? — спросил инспектор.

— Вы — инспектор, и вы сказали, что я хулиган, — сказал Гарри.

— Логично, — сказал инспектор. — Только я не полицейский инспектор. Я представляю другую службу.

— Вы меня заберёте в школу преступников? — спросил Гарри.

— Вряд ли! — засмеялся инспектор. — Честно говоря, я и не знал, что существуют школы преступников!

— А куда мы идём? — спросил Гарри.

— Гуляем, — сказал инспектор. — Здесь красивый парк.

— А, понятно, — сказал Гарри. — А зачем?

— Что зачем? — спросил инспектор.

— Зачем гуляем? — спросил Гарри.

— Я гулял в парке, — сказал инспектор. — Ты тоже гулял в парке. Мы столкнулись. Теперь мы гуляем вместе.

— Я не гулял, — сказал Гарри. — Я убегал.

— От этого толстого и его компании? — спросил инспектор.

— Да, — сказал Гарри. — Они дерутся.

— Это неприятно, — сказал инспектор.

— Ещё как, — сказал Гарри. — А все говорят, что это я хулиган.

— А ты не хулиганишь? — спросил инспектор.

— Иногда хулиганю, — сказал Гарри. — Потому что нахлебник и урод неблагодарный. Тогда тарелки летают и бьются. Или что-нибудь горит.

— Сердятся? — спросил инспектор.

— Тётя ругается, а дядя бьёт, — сказал Гарри. — А потом запирают в чулан до утра.

— Как — бьёт? — спросил инспектор.

— По-разному, — сказал Гарри. — Но через день проходит. Это ничего.

— Самоубийцы, — сказал инспектор.

— Почему? — спросил Гарри.

— Долго объяснять, — сказал инспектор. — Когда-нибудь расскажу. Или мистер Люпин расскажет.

— А кто такой мистер Люпин? — спросил Гарри.

— Друг твоего папы, — сказал инспектор.

— Он тоже алкоголик? — спросил Гарри.

— Какой ещё алкоголик? — спросил инспектор. — Он не пьёт!

— А тётя сказала, папа и мама разбились на машине, потому что папа был алкоголик, а мама гулящая, — сказал Гарри.

— Дурацкое объяснение, — сказал инспектор. — При первой проверке расползётся. Дилетанты.

— А что такое «гулящая»? — спросил Гарри. — Алкоголик я знаю: тётя это говорит, когда дядя ночью бутылку коньяку выпивает.

Инспектор ничего не ответил. Тогда Гарри сказал:

— А я знаю, бывает полицейский инспектор, пожарный инспектор, санитарный инспектор…

— И ещё инспектор рыбнадзора! — сказал инспектор весёлым голосом.

— А вы какой инспектор? — спросил Гарри.

— Это большой секрет! — сказал инспектор. — Я — волшебный инспектор.

— Врёте. Волшебных не бывает, — сказал Гарри. — Тётя сказала, что ничего волшебного не бывает.

— Конечно не бывает! — сказал инспектор. — Ведь это большой секрет! Я как раз и слежу, чтобы никто не знал! Никому не говори! Тс‑с‑с!

— А, понятно, — сказал Гарри. — Не скажу. А тётя сказала, с незнакомыми людьми гулять нельзя!

— Тётя права, — сказал инспектор.

— А почему тогда я гуляю с вами? — спросил Гарри.

— Во-первых, мы сначала познакомились, а потом пошли гулять, — сказал инспектор. — А во-вторых — меня не бывает!

У ворот парка они остановились.

— Мне пора, Гарри, — сказал инспектор. — Дальше идти мне пока нельзя.

— До свиданья, — сказал Гарри. — А вы ещё придёте?

— Обязательно, — сказал инспектор. — Думаю, что смогу показать тебе что-нибудь секретное, но интересное!

— Лучше булку с молоком, — сказал Гарри. — Это очень вкусно.

* * *

Ещё раз проверив защиту от подслушивания, Шизоглаз плюхнулся на стул и выдал трёхминутную тираду, состоящую из сплошных эпитетов и междометий. Гилдерой уважительно присвистнул.

— Ну, писатель, и влипли мы с тобой, — сообщил Шизоглаз, вновь перейдя на литературный язык.

— Неужели так серьёзно? — усомнился Гилдерой.

— Суди сам. Единственная хорошая новость: тебя не вели. Или вели спецы на голову лучше меня. У наших недобитков таких точно нет.

— А что у нас плохого?

— А то, друг ты мой чересчур грамотный, что мы по самые уши вляпались в политику. Во-первых, дом я увидел, потому что там стоят не просто магглоотталкивающие чары наизнанку, а хитрозадая система с допуском для членов Ордена Феникса. Во-вторых, по соседнему участку шастает целый выводок книззлов, и чтоб мне провалиться, если там в окошке не мелькала тётка Фигг. И, наконец, кроме маскировки от посторонних волшебников на доме столько защитных чар наворочено, что он светится как рождественская ёлка, а маскировочным экраном накрыт весь квартал. Говоришь, туда никогда не было вызовов на стихийку? Да там можно кладбище поднять и десять тысяч инферналов состряпать, никто не почешется! В общем, или я китайский богдыхан, или мы влезли в какую-то долговременную махинацию нашего старого хрыча, больше никому у нас такое не потянуть. И самое дерьмо в том, что я с ним разговаривать не буду, пока не пойму, на кой Малфой он это всё затеял!

— Может, он просто прячет Гарри? Как и говорит, от недобитых Пожирателей…

— Каких таких Пожирателей?! — взревел Шизоглаз. — Парень голодный, битый, пуганый, обманутый! За первого встречного схватиться готов! Ты не видел, как он в свой дом возвращался после гулянки с тобой! В карцер так идут! Знаем! Видали!

— Так может, его… А, не получится! — махнул рукой Гилдерой.

— Вот именно, не получится! Прав долгобородый, акромантула ему под хвост! Нельзя парня в волшебный мир сейчас, когда министром, дурой-бабой, Малфой верти́т как хоти́т! А в маггловском кто мы такие, чтоб на опеку права предъявить?

— Тогда что мы можем сделать?

— Думать надо! А за парнем время от времени посматривать будем. Ты — открыто, я — скрытно. Нет у меня веры этой кошатнице, из неё наблюдатель — как из Хагрида политик. Да, Люпина тоже можешь подключать. Тебе в дом не зайти, мне с моей харей только до кондрашки этих магглов доводить, а он у нас дураком никогда не был. Но больше — никого! И помни, грамотей: постоянная бдительность!!

От громового рыка Гилдерой вылетел из кабинета Шизоглаза как пробка. И, потирая пострадавшее от акустического удара ухо, двинулся к служебному камину. Прав старый аврор, пора подключать Ремуса.

Иногда легче сказать, чем сделать. Ремус ни в какую не хотел нарушать данное директору слово не искать Гарри. Не помогало даже напоминание, что искать-то ему как раз никого и не придётся, всех уже нашли, а надо только встретиться. Тогда Гилдерой плюнул и зашёл с козырей:

— Гарри там недоедает, его зовут нахлебником и неблагодарным уродом, сыном алкоголика и шлюхи, а за стихийные выбросы запирают на сутки в чулан или лупят так, что он целый день отлёживается.

Между прочим, даже не соврал! Может быть, художественно преувеличил, но и то самую малость!

Ремус побледнел. На его физиономии превосходно отражалось, как ломается на куски старая крепкая привычка во всём слушаться Дамблдора. Он сглотнул:

— Завтра?

— В пятницу, раньше свободное время не совпадает, — ответил Гилдерой. — А одного тебя никто не пустит. Кое в чём Дамблдор прав: постороннюю слежку надо исключить.

Утром в пятницу Гилдероя и Ремуса встретил Шизоглаз и немедленно врубил защиту от подслушивания и подглядывания:

— Люпин? Что случилось с цилиндром Дингла на том собрании, где не было Блэка и Петтигрю?

— На него сел Хагрид, — улыбнулся Ремус, — а подстроил это Джеймс. Здравствуй, Аластор!

— Отставить! — рявкнул Шизоглаз. — Мы на задании! Значит так. Выдвигаетесь вот этим маршрутом. Запомнили? — и он сжёг листочек. — Локхарт отправляется в парк и ждёт на старом месте. Я обеспечиваю прикрытие от кошатницы. Люпин — в дом, проводит переговоры с тёткой парня. Контрольный срок — сорок минут! Не больше! И смотри у меня, без членовредительства! Затем тоже в парк. Излагаешь Локхарту подробности насчёт тётки, потом встречаете парня, он обычно пробегает там после школы. Делайте с ним что хотите, но из парка не выходить! До половины четвёртого закончить и эвакуироваться, а то мне на службу надо будет. В парке старший — Локхарт! Вопросы? Вопросов нет. Тогда вперёд! — и он исчез.

Через несколько часов Гилдерой сидел на лавочке возле кустов. Невдалеке болтали Ремус и Гарри, уже уговорившие вдвоём приличное количество бутербродов и очень понравившиеся друг другу в процессе этого уговаривания. Сначала мальчишка рассказывал про своё житьё-бытьё, время от времени выдавая совершенно спокойным голосом такие перлы, что у Люпина от гнева кулаки сжимались. Потом Ремус, похоже, начал травить байки из школьной жизни Мародёров, и Гарри то весело смеялся, то качал головой, вызывая у собеседника виноватую улыбку…

Поглядывая иногда то на Ремуса и Гарри, то на часы, Гилдерой строчил в блокноте повесть о Мальчике-Который-Выжил. О том, как он годовалым младенцем потерял семью и остался один, раненый, в полуразрушенном доме. О том, как его подбросили на порог к ненавидящим волшебство магглам, даже не позвонив в дверь. О том, как он плакал, и звал маму, и разносил стихийной магией комнату, а перепуганные дядя с тётей не знали, куда бежать и за что хвататься, а волшебная Британия в это время пела, и плясала, и устраивала звёздные дожди. О том, как приёмное семейство, не придумав ничего лучшего, стало выбивать из ребёнка «ненормальность» голодом и наказаниями, а Министр Магии в это время торжественно заявляла: «Я отстаиваю наши неотъемлемые права на праздник!» О том, как в Годриковой Лощине ставили великолепный памятник его родителям, а ему в это время вдалбливали, что он урод и сын алкоголиков. О том, как Гарри рос без любви, без друзей и без детства, а великий и мудрый Альбус Дамблдор в это время заявлял: «Он в надёжном месте!» — и ему слепо верили, забывая, что надёжной бывает и тюрьма…

Гилдерой Локхарт. «Да здравствует наш избавитель!»

До указанного Шизоглазом срока оставалось минут пятнадцать, когда Гилдерой встал и подал Ремусу сигнал закругляться. Гарри скорчил грустную рожицу:

— А вы ещё придёте?

— Непременно придём, — заверил Ремус. — И вот ещё что. Ты знаешь, что у волшебников почту носят совы? Я выпустил в этом парке сову, которую зовут Тучка, она здесь будет жить. Если будет нужно, напиши письмо, приди сюда, позови Тучку и скажи ей, кому отнести. Меня, как ты помнишь, зовут Ремус Люпин, а моего товарища…

— Я знаю, инспектор Локхарт! — перебил Гарри. — А вы мне напишете?

— Когда-то я пытался написать, — вздохнул Ремус, — но совы тебя не находили…

— Ты же знаешь теперь адрес, — напомнил Гилдерой. — Пиши маггловской почтой!

— Точно! — улыбнулся Ремус. — Не сообразил сразу. Обязательно напишу!

— Дядя Ремус, а ты… Ты заберёшь меня к себе?

Физиономию Ремуса перекосило как от боли:

— Прости меня, Гарри… Не смогу.

— Ну почему? — жалобно спросил мальчишка.

Вообще-то причин хватало, но аргумент Ремуса оказался неожиданным. Оглянувшись на Гилдероя, он после краткого колебания сказал:

— Я оборотень. Меня ещё маленьким укусил Фенрир Грейбек, и теперь я каждый месяц в полнолуние превращаюсь в чудовищного волка. Тебе нельзя жить со мной, я могу тебя тоже заразить или вообще убить.

Гилдерой где стоял, там и сел. Вот это поворот! Вот это Ремус!

— Ты по ночам воешь на луну? — заинтересовался Гарри.

— Лунными ночами я запираюсь в клетку, чтобы ни на кого не напасть, когда стану волком и потеряю разум. Ну и вою, конечно, только не на луну. Превращение оборотня — это очень больно. Видишь? — Ремус показал несколько шрамов на руках и на лице. — Это я сам себя кусал и драл когтями.

— Это плохо, — вздохнул Гарри, потрогав руку Ремуса. — Только ты всё равно приходи!