Моя, Снежная... (гет)

Уже несколько дней мы перечитывали и перечитывали эти книги. Их было не так чтобы много, но староанглийский давался с трудом и на каждую уходило времени как на пять современных книг. Мне уже разрешили вставать, гулять, все что угодно, только не слишком много физических усилий и резких движений. Но перелистывание страниц — это не резкие движения и потому я трудился наравне с друзьями.

Герми с эльфами украсили дом к Рождеству, поставили елку, а Гарри наколдовал гирлянды, венки и даже омелу. Правда, я предупредил Поттера, что если он рискнет оказаться под ней вместе с Герми, то целоваться он будет с моим кулаком и плевать мне на запрещенные резкие движения. Гарри хмыкнул, но омелу обходил стороной. Гермиона так спокойно и даже величественно передвигалась по дому, что я невольно любовался ею. Будущая миссис Малфой. Маме она понравится. Обязательно понравится. Герми испытывает к ней сильное чувство благодарности за Гарри, а мама всегда давала мне возможность жить сердцем. Просто отцу старалась не показывать этого. Так что я верил, что с этой стороны проблем не будет. А отец… После его смерти в Азкабане нам выдали тело для захоронения. Я сходил в наш семейный склеп, поговорил с ним. Наверное, он не понял бы меня, ведь чистота крови была для него самым важным пунктом в заключении брачного контракта. Но это уже ничего не меняло. И где б он ни был — ему придется смириться. Его портрет не захотел со мной разговаривать, поджал губы и смотрел поверх моей головы. Ладно, главное, что, когда к нему подошла Гермиона, он тоже не стал с ней разговаривать. А я боялся, что будет говорить гадости. Обошлось.

Был Сочельник. Мы сидели в гостиной, пили кофе и листали, листали, листали, и вдруг Гарри как-то странно втянул сквозь зубы воздух и поднял на нас глаза.

— Ребят, — голос у него слегка дрожал, — ребята, я, кажется, нашел.

Мы замерли. В гостиной повисла тишина. И вдруг стало действительно страшно. Вот теперь я окончательно понял Гермиону и ее страх. Я обнял ее покрепче и прижал к себе, целуя в висок, давая понять, что я рядом и все будет отлично.

— Читай!

— В общем, там немного и надо, сейчас, — он отлистал пару страниц назад и стал читать про старинную легенду, в которой говорилось, что тысячу лет назад какая-то ведьма, страдавшая от одиночества и неразделенной любви, решила наказать счастливую соперницу и придумала проклятие… И стало это проклятие проклятием вечного холода души, которое могли наслать только женщины и только не знавшие обычного житейского счастья — взаимной любви, семьи, материнства. А противоядие у него простое, как всегда в сказках. Нужна любовь, которая не побоится и растопит лютую зиму в сердце. Ну, и еще кое-что, для зелья.

Гарри поднял на нас счастливое лицо.

— Вот, главное верить в сказки! Любовь у нас есть, — он подмигнул мне, — процесс запущен, осталось сварить зелье.

— А что надо для зелья? — теперь меня охватил чисто профессиональный интерес, все-таки в зельях я был лучшим.

— Так, тут перечень, главное ничего не перепутать с языком. Предлагаю обратиться в Мунго или к декану Слизерина. Зелье будет вариться, при наличии всех ингредиентов, примерно три дня, так что до окончания каникул ты уже вполне придешь в себя, Герми! — он повернулся к Гермионе. — Давайте решим, куда обратиться лучше и… отметим?

Мы все переглянулись — надежда окрыляла, но и немного пугала нас всех. Очень хотелось верить, что на этот раз все получится. Но надо было решить, как объяснить, где мы достали рецепт и почему уверены, что он сработает. Книгу отдавать совсем не хотелось, но, если что, я готов был пожертвовать ею. Но тогда все равно придется объяснять, откуда у нас эта книга. Хотя тут выручил Поттер. Он заявил, что писал во все страны и что скажет, что ему прислали ее анонимно. Так мы и решили, что, как только появится колдомедик, который должен был окончательно осмотреть меня, Поттер вместе с ним рванет в больницу, найдет там тех, с кем раньше говорил на эту тему, и покажет им рецепт. Как только они там что-то решат, он пришлет к нам Патронуса.

Блин. Как же мне хотелось стиснуть в руках палочку и тоже попробовать вызывать это светящееся существо. Гарри уже все рассказал мне, описал, что надо вызвать в себе, что почувствовать, чтобы он появился, и я уже знал, что это будет за воспоминание, но без палочки я все равно не мог ничего сделать. Оставалось ждать и верить, что это не будет какая-то крыса. Поттер все время подкалывал меня, утверждая, что точно знает, какой это будет зверь. Я понимал, о чем он, и не особо даже сопротивлялся, потому что…ну, привык уже, наверное, к прозвищу. И опять же — у Герми выдра и ничего, а хорьки и выдры — это одно семейство, а Поттер рассказывал, что у любящих людей Патронусы похожи. У его матери и безответно влюбленного в нее Северуса была лань, а у отца Гарри — олень, у Тонкс, влюбленной в Люпина, Патронус изменился, став волком, так что я…я просто ждал и пообещал себе, что, как только мне в руки попадет палочка я тут же попробую, даже если это будет на уроке Макгонагалл.

Наконец, прибыл колдомедик, поздравил нас с наступающим праздником, осмотрел меня и заявил, что я здоров и можно не волноваться о последствиях. Гарри отправился с ним в больницу, а я утащил Гермиону на верховую прогулку. Я так давно мечтал прокатиться, я так соскучился. Даже не надеялся, что конюшни уцелели и кони в них выжили, но конюшие как нельзя лучше справились со своими обязанностями, и я еще в первый вечер пообещал себе, что обязательно покатаю Герми на лошади. Она оказалась и тут смелой гриффиндоркой и не боялась лошадей, но я все равно решил, что на первый раз лучше возьму ее к себе в седло, тем более что мне так хотелось прижаться к ней, обнять, шептать ей на ушко всякие нежности и заставить забыть о том, что сейчас там Гарри решает, быть или не быть…

И у меня получилось! Она весело смеялась, когда мы неслись галопом по темному парку, а потом так жадно целовалась со мной, развернувшись в седле ко мне лицом, что я пожалел, что сейчас не лето, иначе я взял бы ее прямо там, в седле. Я еле сдержался, понимая, что она просто замерзнет, если я начну распускать руки, но чего мне это стоило, знаем только я и Мерлин. Вернувшись, мы остались в гостиной ждать Патронуса Поттера, но он заявился сам, сияя так, что можно было не спрашивать его об исходе беседы с медиками. Зелье обещали сварить уже через три дня, везде было тихо. и он слинял в Нору к своей рыжей Джин. А мы остались вдвоем. У нас было целых три дня, Гарри сказал, что появится только с зельем, так что раньше его можно было не ждать. И это были самые счастливые три дня и три ночи в моей жизни. На Рождество я надел Гермионе на палец фамильное обручальное кольцо Малфоев. Мне только было жаль, что я не могу написать матери, что обручился с лучшей девушкой в мире. Но мы надеялись, что в свете последних событий есть шанс, что ей разрешат вернуться и мы сможем увидеться уже весной.

Накануне того дня, когда Гарри должен был принести зелье, Герми была особенно на взводе. Мы покатались верхом, пообедали и собирались почитать, но она просто не могла усидеть на месте. Она бродила по гостиной и ни на минуту не могла на чем-то сосредоточиться. Я так устал от этого мельтешения, что наконец не выдержал.

— Герми, ты опять боишься, что забудешь о наших чувствах? — легкий кивок. — И даже кольцо на пальце не спасает? — отрицательное мотание головой. — Тогда я сейчас принесу тебе дневник, и ты туда напишешь все, что думаешь по этому поводу и что чувствуешь ко мне. И когда придет Гарри, ты сначала отдашь ему этот дневник. Не мне, потому что потом, если вдруг ты и правда всё забудешь, то доверять мне у тебя не будет причины, а ему. Ему ты всегда доверяла. Ему теперь даже я доверяю. Хорошо?

Она задумалась, эта идея явно пришлась ей по душе — и время пройдет незаметно и польза будет.

— Только потом дашь почитать? — я улыбнулся, направляясь в кабинет.

— Не-е-ет, ни за что! — она даже покраснела.

— Ну, вот! А как же я узнаю, что ты ко мне действительно чувствуешь? Вдруг ты все это затеяла, чтобы просто заполучить богатство, титул и такого прекрасного и замечательного меня — чистокровного аристократа?

Она кусала губы, чтобы не засмеяться.

— Я люблю тебя, Малфой! И ты это знаешь. А остальное…это не важно для меня. Тащи уже свой дневник, вредина!

— Свой?! Ну вот еще, мой ты тоже никогда не получишь, раз так!

Я принес из кабинета отца дневник, но не сказал Гермионе, что он зачарован так, чтобы то, что она напишет, сразу же появлялось бы в другом дневнике. Когда-то отец использовал такие вещи для того, чтобы знать, чем я живу. Когда я понял это, то перестал вести дневники. А потом стал покупать себе тетради самостоятельно. Сейчас я просто не смог удержаться от соблазна. Поэтому я вручил ей дневник, перо и показал на стол в другом углу комнаты.

— Чтобы я не подглядывал, — усмехнулся я и она, благодарно взглянув на меня, ушла писать.

На самом деле я отправил ее подальше от себя, чтобы она случайно не заметила, что я пытаюсь сжульничать. Да, во мне очень крепко сидит слизеринец и я ничего не могу с этим поделать. Я открыл толстый фолиант, вложил в него осторожно второй дневник и принялся читать. Герми писала все, с самого начала. И про мои выходки в коридоре, и как она, готовая драться со мной до самого конца, но не признать, что хочет меня, в своей комнате потом до крови кусала себе губы и стонала в подушку мое имя. И как, попав под заклятье, перестала чувствовать вообще все, кроме льда. И сначала было даже хорошо, потому что вместе с любовью и радостью ушла и боль от потерь в войне. Но потом этот вакуум стал все больше напоминать рану, пробоину, которая ничем не могла заполниться. И все больше хотелось выцарапать эту дыру и стали мучить кошмары. И тогда она нашла спасение в ванной старост, где к ней стали приходить обрывки воспоминаний. А потом этот случай в коридоре и я, — я так четко представил себе, как жалко выглядел, валяясь у ее ног, — а она плакала теперь, когда писала это, потому что я видел пятнышки от слезинок и еле сдержался, чтобы не кинуться к ней. Но тут она стала описывать то, что происходило в ее комнате, когда она притащила меня туда под Империусом. И меня накрыли совсем другие эмоции, я еле сдерживался, чтобы она не услышала мое рваное дыхание, когда читал, как висел там перед ней и как она прижималась ко мне, и как чувствовала, что сама начинает плавиться от желания. Я старался выровнять дыхание, когда в дневнике показалась еще одна строка. и я вообще перестал дышать. «Тебе нравится читать это, правда? Эх, ты, хитрый слизеринский хорек!» Я ошарашенно посмотрел на Гермиону, но она улыбалась. Потом подошла и забрала у меня второй дневник.

— Драко, ты как маленький, честное слово! Ну, неужели ты думал, что после всего, что со мной было, я не проверю тетрадь на чары? Поверь, я делаю это уже автоматически! — она рассмеялась. — А теперь я пойду и напишу то, чего ты еще не знаешь. Поэтому я забираю второй дневник. Но обещаю, что, когда придет время, я все тебе верну.

Я виновато вздохнул — что я мог сказать в свое оправдание? Она имеет полное право не доверять мне.

Герми почти закончила, когда прибыл Поттер в компании с тремя колдомедиками. Как объяснил Гарри — это группа поддержки. Если вдруг что пойдет не так, они будут тут как тут и помогут. Зелье само по себе несложное. Но поскольку никто сейчас не использует ни это проклятье, ни зелье, то на самотек все пускать никак нельзя. Мы были не против их присутствия, даже наоборот. И наконец, Герми дали бокал с зельем. Она посмотрела на меня, потом подошла к Гарри, отдала ему дневники и рассказала о нашем уговоре. Поттер усмехнулся, кажется, хотел покрутить пальцем у виска, но вовремя удержался и кивнул, соглашаясь на ее условия. Потом она подошла ко мне и прижалась губами к моим губам, и я уже хотел обнять ее и задержать поцелуй, но она оттолкнула меня и залпом выпила бокал. Выпив, она опустилась в кресло и замерла, обхватив себя руками и закрыв глаза. Прошло довольно много времени, а она все так же сидела, не шевелясь. Я не сводил с нее глаз и видел, как медленно по ее щекам разливается румянец, как перестают подрагивать пальцы, которыми она сжимала свои плечи. Но она все не двигалась. И я не выдержал.

— Гермиона! — голос получился хриплым от волнения и долгого молчания.

Она медленно открыла глаза, повернула ко мне голову и приподняла бровь. А взгляд ее был…ой, не добрый был ее взгляд. От него у меня мурашки по коже побежали. Она еще пару секунд посмотрела на меня выжидающе, но я не знал, что сказать. Тогда она повернулась к Гарри и ее взгляд потеплел.

— Гарри! — она кинулась к нему, обняла за плеч., — Гарри, что мы тут делаем? Зачем мы тут?

Врачи переглядывались, но пока не трогали ее, очевидно, ожидая объяснений от нее или от нас. Гарри так же растерянно посмотрел на нее, приобнял за плечи и развернул ко мне.

— А ты не помнишь, что тут было? — осторожно спросил он.

— Помню! Меня тут пытала Беллатриса. Зачем ты спрашиваешь?

— А то, что было несколько дней назад, ты помнишь?

— Да-а-а-а… — как-то совсем неуверенно протянула она, оглядывая стены, врачей, и, наконец, меня. И глаза ее становились все шире, горло перехватило, она прикрыла губы ладошкой, заметила кольцо на пальце, всмотрелась в него и замерла, не сводя с меня глаз. — Гарри, я выхожу замуж за Малфоя?! — И столько ужаса было в этих словах, что я прикрыл глаза и застонал, понимая, что она не зря опасалась, а значит…

Что это значит, я додумать не успел, потому что на меня налетел вихрь каштановых волос, обхватил за шею и буквально чуть не свалил с ног, с визгом повиснув у меня на шее. Я опешил, пытаясь понять что происходит, Гарри тоже выглядел ошарашенно. Про медиков я вообще молчу — те ничегошеньки не могли понять. А каштановое чудо висело на мне, повизгивая и задыхаясь от смеха. И я наконец разобрал сквозь смех слова о том, какой же я доверчивый слизеринец все-таки.

С меня как будто гора свалилась, ноги подкосились, и я осел на диван, увлекая ее за собой. Я пытался заглянуть ей в глаза, но это удалось далеко не сразу, потому что она смеялась и плакала, но ни в какую не хотела отпускать мою шею. Пока наконец один из врачей не сказал ей, что, если она не уймется, им придется дать ей успокоительное и насильно уложить в постель, а то и забрать в Мунго. Это быстро привело ее в чувства, она явно не хотела после всего оказаться в клинике. Я смотрел на нее и понимал, что это самый страшный розыгрыш, но я заслужил его, особенно после дневников.

Колдомедики убедились, что она успокоилась, просканировали ее и отбыли, сказав, что надо будет наведаться в клинику на повторный осмотр примерно через неделю, но следов заклятия они не видят. Герми лукаво посмотрела на меня.

— Ну, разве я не достойна учиться на змеином факультете? — Они с Гарри рассмеялись. — Может, когда вернусь в школу, попрошу Макгонагалл перевести меня туда взамен тебя?

Я сгреб ее в охапку и придвинул поближе к себе.

— Я тебе переведусь на змеиный, там Забини! А это такой жук, что…

— Ну как ты можешь, Драко! Я же теперь твоя невеста, он не посмеет, — она улыбалась. — Да и не предам я свой родной львиный, просто уж очень хорошо разыграть тебя получилось, не удержалась я.

— Ладно, дети, у вас тут любовь-морковь и все такое, а мне к Джин надо, а то она… Они же там тоже новости ждут. Так что, Герми, расскажи, как ты теперь себя чувствуешь? А то с твоими розыгрышами ты и меня чуть до инфаркта не довела, я уже думал, что придется помогать Малфою тебя охмурять заново… — он рассмеялся.

— Чувствую себя полностью как раньше. Мне не хочется говорить гадости. Презрительно хмыкать и унижать. Даже слизеринцев. Особенно некоторых не хочется. А хочется совсем даже другого…

— Так, я все понял, я пошел, — Гарри направился к выходу. — Перед тем как заглянуть к вам, я пришлю сову. — И он исчез.