Моя, Снежная... (гет)

Гарри в ужасе смотрел, как Герми уходит, слегка покачивая бедрами и постукивая при ходьбе каблучками. Потом он перевел взгляд на Драко. Тот стоял посреди коридора с совершенно пустыми глазами, вцепившись пальцами в свои волосы, и тяжело дышал. Гарри подошел к нему и положил руку на плечо.

— Малфой, ты как? — тихо спросил он.

Драко медленно моргнул и так же медленно повернул к нему голову, опуская руки.

— Она заколдует меня, — хрипло выдохнул он.

— Нет!

— Она заколдует меня, Поттер! — почти выкрикнул Драко. — И я ничего не смогу сделать, у меня даже палочки нет! Я полностью беспомощен перед ней и не только перед ней!

Гарри понимал, как Драко больно и страшно. Аристократ, привыкший всегда гордиться своим именем и чистотой крови, заносчивый и невыносимый сноб, он теперь был вынужден терпеть все то, что раньше терпела по его милости грязнокровка Гермиона Грейнджер. Смириться Драко было очень сложно, но еще сложнее была эта абсолютная беззащитность. Гарри помнил, как он сам чувствовал себя без палочки. Это как будто у тебя правую руку отрезали. Даже хуже — обе руки! Но сейчас он мало чем мог помочь Драко Малфою.

— Я попробую поговорить с ней, ладно? — он участливо посмотрел на Драко.

— Тебе-то это зачем? Еще нарываться из-за меня, — Драко непонимающе смотрел на Поттера. Напрашиваться самому на разговор с Гермионой? Ну, нет, это выше его понимания. Проще ночью да в Запретный лес прогуляться сходить. Хотя, это ж Поттер…

— Ничего она мне не сделает. Она вроде как помнит, что мы друзья и все такое… Хотя иногда как глянет — и мороз по коже. И списывать больше не дает, — Гарри тяжело вздохнул, вспомнив сколько работ за время учебы они с Роном перекатывали с ее домашки.

Драко хмыкнул.

— Так вот настоящая причина твоих терзаний и поисков контрзаклятия?

— Именно, — Гарри улыбнулся. — Пойдем-ка, я залечу твою губу. А то завтра красавчик будешь. И что с ногой?

— Поттер, зачем ты это делаешь? — Драко в самом деле не понимал Поттера. Ну да, он вовремя одумался, помог в войне с Темным Лордом, но разве все это искупало многолетнюю ненависть и вражду? Он точно знал, что Рыжий из их троицы все так же ненавидел его. Гермионе он теперь шут, мда… Но Гарри Поттер вел себя совершенно непонятно. И на суде, оправдывая Драко, и теперь…

— Не знаю, — Поттер выглядел растерянным, как будто его застали этим вопросом врасплох. Он правда не задумывался над мотивами своих поступков. Ему просто было жаль Драко Малфоя, который расплачивался теперь за наконец-то правильно сделанный выбор. Но говорить о жалости не хотелось, а как еще объяснить свое участие, Гарри не знал.

— Ты помогал нам и теперь расплачиваешься за это... — начал он, но Драко перебил его.

— Ой, Поттер, ты спас меня, я помог тебе, — мы квиты.

— Да я как-то не привык считаться в таких делах, — ответил растерянно Гарри. — У нас не принято проходить мимо, если можешь помочь.

— А, Гриффиндор, ну, конечно. Как я сразу не додумался, — попытался съязвить Драко, но вышло жалко и как-то даже слезно. Гарри обрадовался, что может все списать на факультет.

— Вот-вот, Гриффиндор, ничего не попишешь, — вроде как с сожалением посетовал Поттер и потащил Малфоя в сторону гостиной того самого Гриффиндора.

— Нет, давай уж лучше в Выручай-комнату. Не пойду я к вам, а то меня еще и твои друзья разукрасят вдобавок.

— А она открывается после… после того пожара? — Гарри не хотелось напоминать Драко про тот день, когда погиб Кребб и Драко остался Поттеру должен за свое спасение, но уж больно удивился, услышав про комнату. — Я думал, что она больше никогда не откроется.

— Я тоже поначалу так думал, но, когда меня уж очень допекли бывшие друзья, я сбежал из наших подвалов и долго скитался заброшенными коридорами, вспомнил про нее и решил — будь что будет, попробую. И она открылась. Теперь я часто там прячусь, если очень достают. Почти живу там.

— Ясно, тогда пошли.

Гермиона была в ярости, но вполне довольна собой. Впрочем, она теперь почти всегда была в таком состоянии. Подумать только, этот щенок Малфой умудрился чуть не сбить ее с ног! Мерзавец! Она осмотрела свои туфельки на высоком каблуке — нет ли там пятен от его крови — и ее передернуло. Она не знала, почему ей так противна сама мысль о его крови, и почему она так бесится, когда вспоминает о его чистокровности. Как будто это болезнь, или клеймо. И надо еще больше унизить его, дать понять, что он тут никто, несмотря на всю свою аристократически чистую голубую кровушку. И она отлично продемонстрировала это сегодня. Но он все равно посмел ей перечить! Она снова почувствовала раздражение из-за его слов. Ха! Он не станет ее шутом? Ну-ну, посмотрим. Он здорово испугался, когда она пригрозила ему Империусом, а ведь она запросто может провернуть и не такое — ведь у него нет палочки и защититься он не сможет. Жаль только, что Гарри слышал их разговор. Теперь будет приставать с нравоучениями. Ох, как надоело. Хорошо, хоть Рон теперь держится от нее подальше. Но Гарри и Джинни… Надо бы как-то и от них отделаться. Она вроде бы помнит, что они друзья с первого курса, но, раз все равно к ним ничего не чувствует, то какой смысл разыгрывать эту комедию?

Войдя в Выручай-комнату следом за Малфоем, Гарри сразу понял, что Малфой представлял себе родной дом, по которому, наверное, очень скучал. Гарри было незнакомо это чувство, ведь дом, где он жил с того самого дня, как погибли его родители, никогда не представлялся ему тихим семейным уголком, где тебя любят и ждут. А дом Сириуса на площади Гриммо был пуст и холоден без своего последнего обитателя. Скорее уж он мог назвать своим домом Нору. Но Драко явно скучал за своей комнатой в поместье, особенно теперь, когда ему запрещено туда возвращаться до окончания учебного года. Комната была выдержана в бежево-золотистых и шоколадных тонах, и Гарри не удержался от вопроса:

— Это твоя комната дома? Я думал, там больше слизеринских цветов.

— Так оно и было раньше. Но теперь Слизерин не вызывает у меня былой радости, знаешь ли.

— Понимаю. Ну, что ж, давай займемся твоей губой и… Она не очень тебя?.. С ребрами все нормально?

Драко скривился, поняв, что Поттер видел и это его унижение и невольно потер бок, по которому прошлась туфелька Гермионы.

— Там все в порядке, пара ссадин и ничего больше. Нога тоже уже почти прошла.

— Тогда ладно, — Гарри достал палочку и быстро залечил разбитую губу Драко. Потом он огляделся, понимая, что пора уходить. Но его все-таки мучило любопытство, и он спросил:

— Малфой, можно задать тебе вопрос?

Драко ухмыльнулся.

— Ты уже вроде как задал его? — он задумчиво разглядывал Поттера и на миг Гарри показалось, что вот сейчас он скажет какую-то гадость, вполне в духе Малфоя, и уже не нужно будет ничего спрашивать, все и так будет понятно. Но Драко молчал. И Гарри решился продолжить.

— Ты здорово изменился в этом году. Что с тобой произошло?

Драко закатил глаза. Вот оно — вечное любопытство, которое не порок. Изменился! Да ничего он не изменился! Хотя, нет. Изменился, конечно. Но говорить об этом, да еще с Поттером… С другой стороны, если уж и говорить, то, наверное, именно с Поттером, потому что больше ведь не с кем. То есть, вообще не с кем. Абсолютно. Бывшие друзья теперь враги. Бывшие враги друзьями не стали. Так что, почему бы и нет, сколько можно носить этот клубок в себе и думать, что его не прорвет в самый ненужный момент?

— Азкабан всех меняет, Поттер.

Драко прошел к дивану у стены и жестом пригласил Гарри присесть туда или в кресло напротив. Гарри, не задумываясь, выбрал кресло.

— Всех, наверное, но не все становятся лучше.

— А ты так уверен, что я изменился в лучшую сторону? — Драко усмехнулся.

— Думаю, да, Малфой. Я не знаю, что с тобой происходило в Азкабане, да и не хочу знать. Наверняка это не хочется рассказывать никому. Но мне почему-то кажется, что меняться ты начал еще до Азкабана, до смерти Волан-де-Морта. Твое отношение ко мне у вас в особняке, когда нас привели туда егеря. Твое поведение в Выручай-комнате в тот памятный день. То, что ты не смог убить Дамблдора. Твои попытки предупредить Герми еще на Чемпионате мира. Я все ключевые моменты перечислил или что-то забыл? Я долго пытался сложить эти пазлы в одно целое и у меня получалась очень странная картинка, блин. И раз уж у нас тут такой междусобойчик получается, то может, ты заодно расскажешь и почему ты не можешь смотреть в глаза Гермионе?

Драко резко вскинул голову, глядя на Гарри почти с испугом. Тот внимательно смотрел на него и ждал ответа. Но Драко молчал. Тогда Гарри тяжело вздохнул и тихо сказал:

— Давай, чтобы тебе было легче и чтобы это все не выглядело как допрос, я сам расскажу тебе о себе. Может, тогда тебе проще будет поделиться со мной своим.

Драко медленно кивнул.

— С детства, сколько себя помню, я был один. Мои родственники, у которых меня оставили жить после смерти моих родителей, ненавидели магию. Они ни разу не сказали мне, что я волшебник, хотя видели случаи, которые порой случались со мной и которые никто толком не мог объяснить. Я жил под лестницей, в чулане размером с твою кровать, и мой кузен Дадли никогда не упускал случая поколотить меня или подставить. У меня не было друзей, потому что все боялись попасть в немилость к Дадли и оказаться его грушей для бокса. Так что первым моим другом стал Хагрид, который принес мне письмо из Хогвартса, потому что мой дядя сжигал все письма, которые приносили совы. А вторым моим другом стал Рон, который из любопытства пришел в мое купе в Хогвартс-экспрессе и так и остался со мной. У нас оказалось много общего — он был беден, а я до одиннадцати лет не имел ни сикля. Он носил одежду после братьев, а я после кузена. В общем, мы быстро поладили, тем более, что мне нужна была информация, я понятия не имел, куда еду, а Рон владел этой информацией, благодаря старшим братьям, в большом объеме. Теперь ты можешь понять, почему ты со своим мелким снобизмом не мог мне понравиться тогда? В магазине мантий ты посмеялся над Хагридом. А в поезде — унизил Рона. Ты так напомнил мне кузена Дадли, что меня просто затошнило от твоей физиономии. Прости, что говорю это, просто порой я думаю, что если бы ты тогда повел себя иначе и я принял бы твою руку — мы все же могли бы стать если не друзьями, то, по крайней мере, не врагами. Но вышло как вышло.

Гарри перевел дух, а Драко сидел с широко открытыми от удивления глазами.

— Мы не знали, куда ты пропал после того, как Темный Лорд разгромил ваш дом в Годриковой впадине, — голос Драко был растерян. — Отец всегда говорил, что если ты не погиб от смертельного заклятья, то, возможно, ты еще более могущественный темный маг, чем Волан-де-Морт и, значит, было бы неплохо познакомиться и подружиться с тобой. И когда я услышал, что ты в поезде, я подумал, что мне просто повезло — я подружусь с тобой, и отец будет доволен. Я тогда верил ему безоговорочно и восхищался им, стараясь угодить. А еще я был маленьким самоуверенным и самовлюбленным уродом, которого просто не могли отшить. И когда ты не захотел принять мою дружбу — я даже растерялся сначала. Я не знал, как себя вести. Хорошо, что крыса Уизли тогда решила вопрос за меня, а то я не знаю, что делал бы.

— Да, самоуверенным и самовлюбленным, это точно, — Гарри усмехнулся, вспоминая детство. — Мерлин, как же давно это было. Знаешь, мы ведь поначалу Герми вообще не воспринимали. Или, точнее, воспринимали совсем как ты. Вредная зазнайка, которая вечно старается выскочить вперед и похвастать своими знаниями. Рона вообще перекосило, когда ее на Гриффиндор распределили. Это потом уже, когда та история с троллем вышла, она нас прикрыла, и мы подружились. И могу тебе с уверенностью сказать, что во всех наших приключениях она всегда была мозгом. Каждый год с нами случались какие-то неприятности. Меня уже тошнило от всего этого, все смотрели на меня как на прокаженного. Избранный, конечно! Избранный на убой! Каждый год этот маньяк пытался достать меня, и каждый раз, если бы не ребята, я бы не прошел вперед ни шагу. Тогда, на первом курсе, чтобы пройти к Философскому камню, Рону пришлось сыграть в шахматы с огромными каменными живыми фигурами и пожертвовать собой, чтобы мы прошли дальше. А Герми разгадала головоломку Снейпа с разными зельями, которую я бы ни за что не решил и точно напился бы яду. Так что, один я — просто ничтожный червяк. Это я еще не вспоминаю нашу жизнь в палатке и охоту за крестражами. Когда Рон сломался и бросил нас, у Герми был выбор и она осталась верна делу, хотя любила Рона и несколько суток рыдала в подушку, когда я дежурил у палатки, думая, что я не слышу. Она спасла меня от Нагайны в Годриковой впадине. Она придумала сбежать из банка на драконе. И это ее пытала Беллатриса у тебя в поместье. И я не знаю, как мы пережили все это тогда, но когда смотрю на нее сейчас, то, что бы она ни говорила и не делала, я как будто вижу, как глубоко в ее глазах бьется та самая, наша Гермиона, как птица в тесной и душной клетке. Бьется, стучит кулачками, а вырваться не может. И потому я не оставлю попыток искать ответ, попыток обернуть это заклятие, помочь ей, вернуть ее. И не смотри так на меня, Драко. Это не любовь. Вернее, не та любовь, которая бывает между мужчиной и женщиной. Она моя сестра, и я бесконечно благодарен ей за все, что она для меня сделала за все эти годы. И не брошу ее, даже если все колдомедики мира скажут мне, что средства нет. Я буду искать. И я найду.

Драко был совершенно раздавлен всеми этими откровениями Поттера. Мир вокруг него снова рушился. Сколько же это может продолжаться? Сначала он разочаровался в отце. Потом в своих взглядах на мир, на свою жизнь, на чистоту крови — всю эту чушь. Потом в друзьях и своем факультете. А теперь еще и это! Он ведь совсем не так представлял себе всю эту их геройскую жизнь. Он видел только, что из года в год все лавры достаются Поттеру, что он снова и снова побеждает. Что все ему дается легко и еще эта его избранность… Драко медленно и тяжело вздохнул.

— Сказать, что я в шоке — это вообще ничего не сказать сейчас. Но у меня, помимо миллиона вопросов вообще, есть один в частности, который сейчас важнее других. Почему ты здесь и почему мне все это рассказал. Почему — мне?

Гарри задумался. Сложно все это объяснить — все то, что он чувствовал, сколько передумал за последнее время. Но нужно было попытаться, и он решил, что отступать все равно некуда.

— Понимаешь, вот для Рона все всегда просто. Вот есть добро и вот — зло. Вот темная сторона, а вот — светлая. Вот мы и вот — ты. Он не заморачивается, чтобы решить, чем руководствуются порой люди, выбирая ту или иную сторону, потому что сам никогда не задумывался для себя над этими вопросами. Герми не зря когда-то сказала, что его эмоциональный диапазон как у зубочистки, — Гарри невесело рассмеялся. — Он простой, добрый и открытый, с ним легко, но вот эта тема… Ее для него просто нет. А для меня… Я начал задумываться о нашей вражде после нашей встречи у вас в поместье. Ты не сдал меня. Я видел по твоим глазам, что ты узнал, но не хочешь говорить. Видел, что тебе страшно и ты ищешь путь к отступлению, любой повод, лишь бы не сказать. Я этого не понимал, по моему расчету ты должен был радоваться тому, что мы попались и теперь вот ты отыграешься за все, а ты… Потому я и спросил тебя при первом удобном случае об этом…

— Удобном?! Ну, ты совсем на всю голову больной, Поттер! Удобный случай у тебя нашелся, когда на тебя направлены палочки Пожирателя и его дружков и вот-вот кто-то рявкнет Аваду? — Драко смотрел на Гарри во все глаза.

— Ну, как бы тогда шел бой и другого случая могло и не представиться, — оправдываясь, смутился Гарри. — Да это и не суть важно, ты же все равно не ответил. Да и у меня тогда особо времени раздумывать над твоим странным поведением не было. Это в Ракушке, где мы пересиживали время после того, как сбежали от вас, я не раз думал о тебе. Вспоминал разные моменты, которые как бы подтверждали мои догадки, но… Это были только догадки, а мне хотелось знать точно. И когда во дворе ты заорал «Поттер!» и швырнул мне в руки палочку — я даже сначала растерялся. Не ожидал просто. Ну, и этот твой поступок решил все. Ты никакой не Пожиратель, Драко. И не убийца. Я это знаю, я ведь стоял тогда на башне и видел, как дрожала твоя рука, как она уже опускалась. Ты никогда не убил бы Дамблдора, даже если бы Волан де Морт стоял тогда у тебя за спиной. Думаю, ты очень боялся и это вполне понятно, но не убил бы.

В общем, сложив в итоге все вместе, я решил, что не понимаю еще до конца твоих поступков, но и не считаю тебя врагом, Пожирателем и убийцей. А значит и давать показания против тебя на суде я не мог и не стал. Моей былой ненависти к тебе я не испытывал, да еще это дурацкое чувство справедливости, которое так долго и упорно взращивала во мне Герми, — Гарри тепло улыбнулся, очевидно вспоминая прошлые приключения с боевой подругой, — так вот и получилось, что, увидев тебя в школе, да еще в таком…эээ…положении… Ну, в общем, думаю, ты понимаешь, о чем я… То есть, я могу понять твое поведение по отношению к слизеринцам. Ты и сам, думаю, теперь понимаешь, за что гриффиндорцы не переносят этот скользкий факультет, но… Я реально не понимаю, что происходит с тобой, когда ты пересекаешься с Герми. Ведь раньше вы бы просто шикарно смотрелись вместе — ты и она, оба как ледяные статуи, презрение и язвительность в чистом виде. Но она настоящая — чистый огонь — никогда не встала бы рядом с тем тобой и поэтому… Если я правильно понял твою заинтересованность в ней… И я думал, что теперь ты попробуешь добиться взаимности, а ты просто… Я не знаю…

Гарри растеряно замолчал, не зная как подобрать правильные слова. А Драко казалось, что его мозг вот-вот взорвется от переизбытка информации. И от того, что Поттер читал его как открытую книгу. Почти. Почти…

— Ладно, Поттер. Ты меня, конечно, очень удивил. Но откровенность ты заслужил однозначно, так что слушай. Про наше первое знакомство я уже говорил — мне очень хотелось угодить папочке, подружившись со знаменитым Гарри Поттером. Но не вышло, и я затаил обиду. Раз я не смог стать твоим другом, я стану твои врагом — думал я. Я испоганю твою жизнь так, что ты сам не раз будешь жалеть о том, что приехал сюда. Я дико завидовал тебе, Поттер. Ты просто родился, ты ничего еще не сделал, а уже знаменитость! Шрам еще этот твой… я был слишком мал, чтобы понимать, что за всю эту славу тебе пришлось заплатить очень высокой ценой — смертью родителей. В общем, мне было чем подогревать в себе ненависть. Все годы я старался испортить тебе жизнь, хоть чем-то. Иногда это здорово получалось, как с Ритой Скиттер, к примеру. А иногда вовсе не получалось, как на дуэли. Или с клювокрылом. Кстати, я так и не в курсе, как вы провернули эту аферу — расскажешь?

Гарри молча кивнул.

— Ну вот, а когда появился Темный лорд и поселился у нас дома, все стало меняться. Папочка трясся от страха и чуть не писался в штаны, когда лорд обращал на него внимание. Мама очень боялась за меня и радовалась, что я редко бываю дома. А я видел весь этот дурдом и понимал, что не хочу я такой жизни для себя. Ну вот никак мне не нравилось унижаться и трусить. Хотя я, конечно, тот еще трус. Испугался же я пойти сразу к Дамблдору в тот год, когда его не стало. Если бы не струсил он, может быть, до сих пор был бы директором. А не ваша Железная леди.

— Не был бы, — тихо сказал Гарри. — Он нашел первый крестраж и уничтожил его, при этом проклятье попало в него и разъедало его изнутри. Ты же видел его руку — вот примерно так. Снейп лечил его, но больше года жизни гарантировать не мог. И тогда Дамблдор взял с него слово, что он не даст тебе стать убийцей и убьет его сам.

Драко вытаращился на него в полном шоке.

— Как? Ведь Снейп дал непреложный обет моей матери, что если я не смогу, то он поможет мне или сделает это сам. При чем тут Дамблдор?

— Это было уже после их договора с Дамблдором, Драко. Снейп еще до смерти моей матери стал двойным агентом и был членом Ордена Феникса. Я потом тебе больше расскажу о нем.

— Ладно… В общем, понемногу я начал понимать, что все мои взгляды на жизнь ошибочны. Принять это было тяжело, но у меня почти получилось. А еще я стал думать, что если ты избранный и тебе суждено убить Темного лорда, то может стоит тебе помогать, а не таить детские обиды и подставлять свою жизнь под палочку этого маньяка. Только вот как помогать я тогда еще не знал. Но иногда все же как-то получалось. Например, когда я не сдал тебя в поместье. Я не хотел, чтобы явился Темный лорд и убил тебя и ее… вас всех. И судорожно пытался придумать как вам сбежать, но вам помог Добби. В Выручай-комнате в тот день… я вообще не собирался с тобой драться. Я правда хотел вернуть палочку, потому что новой у меня не было, а без палочки это был кошмар, а не жизнь. Вот как сейчас. Но Кребб, идиот, начал бросаться заклинаниями и вызвал это Адово пламя…

При упоминании этого заклинания по стенам комнаты как судорога пробежала, казалось стены слышат, понимают и помнят. Ребята вздрогнули и переглянулись, стало жутко. Драко вздохнул и продолжил почти шепотом:

— А с палочкой во дворе уже совсем просто. Даже думать некогда было — надо было решать все в считанные секунды — или ты или он. Я выбрал тебя и, как видишь, не прогадал. Слизеринская изворотливость, знаешь ли.

Драко ухмыльнулся и замолчал. Гарри немного подождал продолжения, но поняв, что его не будет, отозвался:

— Я примерно так и думал. Но ты ответил не на все мои вопросы, ведь так?

Драко тяжело вздохнул. Он помнил, что Поттер спрашивал про Гермиону, но решиться рассказать еще и это… Это слишком личное, такое, что он сам толком не может разобраться в этом. Но Гарри выжидающе смотрел на него и Драко решил, что хуже уже все равно не будет. Может, проговорив это вслух, он и сам сможет получше разобраться в себе. Он крепко зажмурился и выдохнул — как прыгнул в холодную воду:

— Я люблю ее!

У Гарри глаза полезли на лоб. Он, конечно, давно подозревал, что Драко к Гермионе неровно дышит, но чтобы ТАК? Ему показалось, что он ослышался. Но в голосе Драко было столько боли и, в то же время, решимости, что переспрашивать Гарри не решился, только закашлялся, давая время им обоим прийти в себя. Когда он успокоился, наколдовав себе стакан воды, то все-таки рискнул посмотреть на Драко. Тот сидел, опустив голову и глядя куда-то в пол. Надо было что-то сказать, но в голове у Гарри было пусто и он выдал первое что пришло ему в голову:

— Давно?

Драко снова тяжело и как-то судорожно вздохнул.

— С бала Чемпионов, наверное. Но я не могу тебе назвать точную дату, сам понимаешь — такое не происходит вдруг, в один день. По крайней мере так не было у меня. Наверное, я и раньше чувствовал что-то такое к ней. Но не мог себе позволить признаться в этом и потому доставал ее, унижал, доводил до слез. Я просто мстил ей за то, что втрескался в грязнокровку и заучку. За то, что она всегда и везде оказывалась лучше меня. За то, что мой отец все время ставил мне ее в пример, потешаясь над моим унижением. За то, что она все время проводила с вами и никак не удавалось поймать ее одну, хотя я прекрасно понимал, что, если вдруг такое чудо случится, я тупо снова доведу ее до слез и на этом все и закончится. Она убежит и не заметит, как мне на самом деле тошно от самого себя. Вот таким идиотом я был. А когда увидел ее на балу с Крамом… Я вдруг тогда понял, что она уже не тот заморыш с дурдомом на голове, а красивая молодая девушка. И внезапно подумал, что и сам не прочь с ней потанцевать, прикоснуться к ней. И тут же обругал себя за такие крамольные мыли — танцевать на глазах у всей школы с грязнокровкой! Что может быть позорней? А потом Рыжий испортил ей настроение, и она плакала, а меня снова накрыло, но я так разозлился на всех вас за то, что не могу ничего с собой поделать, что решил отомстить, всем. А потом из года в год было это — мы взрослели, уже не дети смотрели друг на друга, уже не детские мысли посещали меня. Порой меня накрывало такое безумное желание — схватить ее в темном коридоре, прижать к стене и…ну… Короче, крышу мне сносило капитально. Я даже пару раз проследил за ней в темных коридорах и…в общем — не важно. Все эти мысли на фоне происходящей борьбы с отцом, с Дамблдором, со всем миром… Это и правда отдает клиникой. У меня даже не было времени остановиться и подумать серьезно над всем этим. А потом она исчезла. Вы исчезли. Не вернулись в школу. Я места себе не находил. Никто не знал что с вами, но все Пожиратели искали вас. Я так надеялся, что она не с тобой, но где еще она могла быть? Это была бы не Гермиона, если бы она просто ушла, спряталась. Умом я понимал, что она точно помогает тебе и начал ненавидеть тебя по-новой за то, что ты подвергаешь ее такой опасности, за то, что ты не спрятал ее, не приказал остаться дома, уехать… Не знаю, что угодно — только не с тобой. Но ты…

— Она бы не ушла. Я честно пытался…

— Я знаю. Но это не мешало мне ревновать и ненавидеть. Пойми, ты был с ней. Столько времени ты был рядом, ты мог прикасаться к ней, разговаривать с ней, видеть, как она просыпается, как засыпает. Просто — БЫТЬ С НЕЙ РЯДОМ! А я — нет. Я никогда не мог. И если бы захотел, если бы решился бросить все и прийти к вам — вы бы все равно не приняли меня, решив, что я шпион. Я готов был убить тебя от ревности, представляя, как вы там, в одной палатке, вдвоем… Это потом я узнал, что вас там было трое, что ревность к тебе — это бред, и что на самом деле вся завязка была на Рыжем. Она ведь все еще любит его. Я имею в виду она — настоящая. А он… — Драко так сильно сжал зубы, что показалось вот сейчас они раскрошатся.

Гарри понимающе смотрел на него. Да, Гермиона, настоящая Гермиона, еще не знала, что Рон уже не с ней, что он сдался, устал бороться за нее, терпеть ее презрительные шпильки. И занят далеко не учебой. Сейчас, когда он герой войны и девушки сами стараются привлечь его внимание, он с головой окунулся в ранее недоступные ему удовольствия. И сам Гарри все больше отдаляется от него. Может поэтому, устав от одиночества, он и решился поговорить с Драко откровенно.

— Теперь ты понимаешь, почему я ничего не могу поделать с собой и молчу, когда она… Она же просто повторяет мое поведение с ней тогда, раньше. А я теперь осознаю, что чувствовала она! И от этого в сто раз больнее, Поттер! Потому что это не просто мои боль и унижение. Это мои боль и унижение, помноженные на ее боль! Я заслужил все это. И я молчу. Потому что, если заговорю, то просто боюсь все ей сказать. Прошлая Гермиона оттолкнула бы меня. Назвала идиотом. Решила бы, что я притворяюсь, чтобы снова унизить ее. В крайнем случае удивилась бы. Но эта… Заморозит одним словом и не заметит. А как мне потом жить? Я избегаю ее как только могу. Издали позволяю себе иногда полюбоваться, но… Эта не та девушка, от которой я сходил с ума. Да, она теперь выглядит и ведет себя сногшибательно, совсем как аристократка. Ну да, королева. Но этого добра в свое время мне хватило с головой на Слизерине. А вот ее… Вернуть бы… Я бы так хотел снова увидеть ее, бегущую с ворохом книг и ничего не видящую за ними, с растрепанными волосами и такими теплыми глазами… Ее — настоящую… Даже если эта настоящая — никогда не посмотрит в мою сторону без ненависти и отвращения. Это хотя бы не ледяное презрение, знаешь ли.

Они долго сидели в тишине. Обоим явно было о чем подумать, что переварить, с чем смириться. Наконец Гарри сказал:

— Значит, ты готов на многое, чтобы вернуть Герми обратно? Расколдовать? Даже если понимаешь, что тогда она и любовь свою вспомнит? Ведь Рон тогда тоже одуматься может, и она может и простить его по доброте душевной…

— На все, Поттер. Поверь. В Азкабане, за те несколько месяцев, что я пробыл там, у меня было время подумать. И я решил, что, если выберусь — скажу ей все и пусть сама решает. И буду ухаживать, докажу, что я изменился, постепенно завоюю ее сердце. Буду рядом, буду жилеткой для слез, плечом друга, подружкой для шопинга — кем угодно, только рядом с ней. И больше никогда не отпущу никуда. Но вышло снова все наперекосяк. Приехав сюда, я увидел ее и офигел просто от такой ледяной красоты. А она даже не взглянула на меня, прошла как мимо пустого места. Потом я узнал про заклятие. Я еще думал — почему ее не было на суде. Ведь она тоже могла давать показания. А оно вот как оказалось. Так что я жду. И я не отступлюсь. И плевать я хотел на Рыжего. Она сама должна решить и выбирать. Если бы только я мог…

— Мог — что? — Гарри внимательно смотрел на Драко. Тот замялся, но потом все же решился — будь что будет!

— Я сейчас скажу тебе кое-что. Если ты передашь эти слова в министерство — меня закроют в Азкабан уже надолго. Но я все равно скажу, потому что терять мне уже и нечего вроде. А ей это может помочь. Возможно.

Гарри удивленно вскинул брови. Такой откровенности он точно не ждал.

— У нас в поместье есть тайники. Разные, и я, наверняка, знаю не все. Но один я знаю точно — там запасник книг по темной магии. Самых древних, разных. Министерство их не нашло, иначе нам с мамой давно была бы крышка. Книги эти давно запрещены. Ими могут пользоваться единицы, только такие как…как Дамблдор, наверное. Но я точно попробовал бы поискать там. Поискать ответ, который ты не нашел в добрых книжках библиотеки.

У Гарри загорелись глаза. Он весь напрягся, наклонившись к Драко.

— Так в чем загвоздка? Почему ты поискал-БЫ, а не поискал?

Драко устало вздохнул.

— Ты издеваешься? Или правда не знаешь, что на меня наложен запрет — покинуть школу я смогу только когда окончится учебный год, а пока даже каникулы я обязан проводить тут? Я не могу написать об этом матери, да и ей запретили находиться в поместье. Оно арестовано пока что. И палочки у меня нет, а там надо снимать защитные чары, которые совсем не просты, как ты можешь догадаться.

— Тааак… — Протянул Гарри. — Надо подумать.

— Думай. Я уже столько передумал, но ничего не придумывается.

— Допустим, вырваться из школы мы можем — под мантией — невидимкой не проблема. Я и так могу, а тебя она спрячет. И палочка у меня есть, заклинаниям ты меня научишь, и я их сниму, а потом… — Видно было, что Гарри загорелся идеей, но Драко пришлось сразу охладить его пыл.

— Меня тут же выследят, Поттер. Ну, не глупи — неужели ты думаешь, что в министерстве совсем уж остолопы сидят и не навешали на меня кучу отслеживающих заклинаний? Я же вроде как под домашним арестом, только в школе.

— Блин… Что же делать?

— Ну, либо просто ждать, пока закончится год и я смогу попасть домой, либо придумывать способ вытащить меня из школы законным путем.

— Законным путем… — Медленно протянул Гарри, пристально глядя на Драко. — Так ты и правда готов на все?

— Я же уже сказал, Поттер. Что ты надумал?

— Подожди, все это надо еще хорошенько обдумать. Эх, как жаль, что Герми сейчас не может устроить с нами мозговой штурм по своему спасению. Ну, что поделать — придется спасать ее без ее помощи. Послушай, уже скоро рассвет, мы проболтали с тобой полночи. Надо поспать.

— Если хочешь — ложись тут. Я все равно спать не буду. Какой тут спать после такого. У меня мозги кипят. Так что я тут посижу, подумаю, как мне теперь ходить по замку и не пересекаться с ней — она ведь и правда Империусом бахнуть может и тогда все, конец мне.

— Кстати об Империусе. Не очень переживай — если я вдруг замечу, что ты пляшешь под ее дудку, то сразу применю к тебе Круциатус и тебя попустит — Гарри усмехнулся.

— Вот спасибо, успокоил. Тебе смешно, Поттер, а я реально боюсь — она ведь сейчас все что угодно может приказать: голым по замку прогуляться, с башни прыгнуть — ей все равно.

— Нет, я вполне серьезно, кстати. Круцио — это, конечно, шутка, но есть два варианта противостояния Империусу. Один я проверил на себе. Просто, если тебя вдруг начинает затапливать такое приятное блаженство, чувство полной отрешенности от твоих проблем — сразу бери себя за…ну, короче, сосредотачивайся и внутренне борись. Можем потом потренироваться, если ты мне доверяешь настолько, чтобы…

— А второй? — Перебил его Драко, которому совсем не хотелось давать Поттеру возможность накладывать на него заклинания.

— Второй — всегда, пока ты в здравом уме, говори ей НЕТ. Потому что, если я вдруг увижу, что ты творишь что-то, совсем не свойственное Малфою — я запущу в тебя Фините Инкантатем. И я очень надеюсь, что это сработает. Но я не знаю. Так что лучше запомни первое — как только получаешь с пустого места кайф — борись! У меня получилось. Не с первого раза, но…

— Я помню. И спасибо, я не буду плясать под ее дудку и выполнять роль ее шута. Тем более, что я знаю — когда она придет в себя, ей будет очень больно и стыдно за то, что она вытворяет сейчас. И я не хочу добавлять ей боли.

— Спасибо тебе, — Гарри встал и протянул Драко руку.

— За что? — Опешил тот.

— За то, что сказал «когда она придет в себя», а не «если». И за желание помочь. Спасибо.

Драко тоже поднялся, растерянно глядя на протянутую руку, но потом все же протянул в ответ свою, и ребята, впервые за все эти годы, обменялись рукопожатием, как бы скрепляя какой-то договор, подводя итог беседе, решившись на…дружбу? Нет, пока еще нет, но — кто знает?

Я просто никак не мог прийти в себя. Все эти рассказы Поттера настолько шокировали меня, что какой тут сон? А Поттер знай себе посапывает на моей кровати. Вот же непробиваемый. Хотя что ему — о большинстве причин моих поступков он и так догадывался, так что для него это не было таким уж потрясением. А вот для меня… Союз, значит. Я и Поттер. Ну, дожили. Хотя разве не этого я хотел на первом курсе, когда протягивал ему свою ладонь? Ну вот, на последнем получилось. Малфой и Поттер — союзники. Не смешно, да. Зато правда. Правда! Потому что никто больше не верит ни мне, ни тому, что Гермионе можно помочь. А Поттер верит. И хочет этого. И я верю, и хочу того же. Только вот как это сделать? Как пробраться в дом? Как вскрыть тайники. Я не мог колдовать, кроме как на уроках, под присмотром преподавателей. Я не мог призвать эти книги, потому что на них наложены специальные чары против этого. Только тот, кто знает, как снять запирающие и скрывающие чары, кто знает, где сам тайник — только тот сможет взять их в руки, вынести, читать. Их не так много там, но я все же надеюсь, что в них есть пусть не ответ, но хоть подсказка, где искать это чертово контрзаклятие от вечного холода в душе. Тайники в доме… Интересно, сколько их там вообще? А сколько знаю я? Ну, вот этот с книгами, потом еще с артефактами в виде ювелирных украшений, еще с ядами, их даже несколько. Там такие есть зелья, что одного запаха хватает, чтобы кони двинуть. А еще эта шкатулка отца, которую он так хотел сбагрить в Косом переулке, да не успел. Интересно, что в ней такого? Хотя я догадываюсь, конечно. Скорее всего там артефакты со смертельными заклятиями. Как то ожерелье, что я когда-то пытался подсунуть Дамблдору. И этот ларец до сих пор лежит… О, а что, если…

Драко кинулся тормошить Гарри. Он тряс его со всей силы и орал, чтобы тот проснулся. Гарри даже испугался — что это нашло на Малфоя?

— Да все, все. Отпусти уже, проснулся я, — сонно промычал он, пытаясь оторвать руки Драко от своей рубашки и нащупать на тумбочке рядом с кроватью очки. — Что случилось? С ума сошел?

— Поттер, я кажется придумал, как мне попасть в дом законным путем! — выпалил Драко. Гарри моментально проснулся окончательно и сел. — Я знаю, где хранится шкатулка со смертельными артефактами. И я напишу в Министерство… Ну, или пойду к директору и скажу прямо ей, что готов сдать это Министерству. Но за это потребую, чтобы мне разрешили побыть в доме на каникулах. Скажу, что мне тут опасно, бьют — ну, мы потом подумаем почему, может, ты врежешь мне пару раз для большей убедительности. Пусть они только позволят мне там побыть пару дней. А ты потом прилетишь ко мне. Или через камин в кабинете директора, или трансгрессируешь, я покажу ориентиры. Ну, или просто на метле, блин. Мне все равно, как ты там доберешься — главное, с палочкой. Потому что палочку они мне вряд ли рискнут отдать даже на каникулы, — Драко тяжело вздохнул. — И тогда мы откроем тайник с книгами и даже успеем порыться в них. Как думаешь — это сработает?

Гарри задумался. Сама идея ему нравилась, но… Это было опасно. Для Драко опасно, потому что…

— Ты хоть понимаешь, что они могут взять тебя за задницу просто за то, что ты до сих пор не сдал им этот тайник? То есть, тебя просто могут вернуть в Азкабан.

Драко молчал. Да, он только сейчас, когда Поттер озвучил это, понял, что тот прав. Его реально могут не домой отправить, а прямиком в тот кошмар, в который возвращаться хотелось меньше всего. Но других идей у него не было. Да и у Гарри тоже, видимо. Но Поттер упрямо ждал от Драко ответа. Драко зажмурился. Крепко сжал кулаки.

Трусливый хорек! К чему были все красивые слова Поттеру про несчастную твою любовь, если ты тупо трусишь сейчас? Конечно, Поттер не знает, как страшно в Азкабане. Не знает и потому не понимает твоего молчания. Он бы пожертвовал для подруги жизнью. А ты для… любимой?

— Понимаю, — голос подвел его, но он повторил, уже громче: — Понимаю.

— Допустим, ты попытаешься провернуть этот договор, но Министерство откажется? Тебя увезут. Как я тогда попаду в твое поместье и в тайник с книгами? И даже если ты меня всему необходимому научишь — что, если я не найду в этих книгах ответа? Тогда жертва будет вовсе напрасной.

— Понимаю, — уже уверенней. — Но ты ведь тогда продолжишь искать дальше? Ты же не остановишься? И, если у тебя получится, ты расскажешь ей все. Кроме этого. Не хочу, чтобы она чувствовала себя обязанной мне. Но все остальное…

— Ладно. Мы еще поговорим об этом завтра, на свежую голову, хорошо? Надо все как следует обдумать, подготовится, продумать. Время у нас пока есть. До каникул еще далеко. А сейчас давай все-таки поспим. Ложись. А я пойду к себе, — и Гарри отправился в гостиную своего факультета.

Я лежал и думал о сегодняшнем дне. Столько нового я узнал. О стольком надо было подумать. Но Поттер прав — надо и поспать хоть немного. Нужны силы — днем опять уворачиваться от слизеринцев и стараться не попадаться Гермионе на глаза. Тогда может она, со временем, и забудет про свою угрозу. Эх, раньше, когда Герми была еще той, желанной и горячей заучкой, я часто представлял себе, что затащил ее сюда, в Выручай-комнату, заколдовал, и она под Империусом такое со мной вытворяет, что… В паху предательски поднялся жар от воспоминаний об этих фантазиях. Черт, если у меня такая реакция только на воспоминания, то что было бы со мной, окажись тут вдруг она сама? О, Мерлин!.. Аж дух захватывало от таких мечтаний. А теперь я реально боюсь того, что может придумать извращенный ум этой ледяной стервы. И если она просто и тут вернет мне мои фантазии, то я не против, я даже очень не против, но если не с ней? А если вообще не с девушкой? Пф-ф-ф, меня аж в холодный пот бросило. Надеюсь, ей не придет в голову ничего такого, иначе я вообще не знаю, как потом дальше жить буду. Надо было все же попрактиковаться сопротивлению заклятью. Завтра же попрошу Поттера об этом. Ничего он мне не сделает, если у меня не получится сопротивляться. Это ж Поттер. Он благородный гриффиндорец и таким и останется. А я бы, наверное, не удержался… Раньше… Ну и гадом же я был, самому тошно… А она все равно ослепительно красива в этой своей снежной неприкосновенности. Ледяная королева. Моя королева…

И с этими мыслями Драко, наконец, уснул.

Гермиона лежала в ванной старост и наслаждалась тишиной и покоем. Радужная подсветка, ароматная пена, ласковая вода — все это доставляло ей непередаваемое удовольствие и мысли ее текли тихо и умиротворенно. Сюда она приходила всегда, когда ей надоедали глупые поклонники и эти ее бывшие «друзья». От первых еще можно было отделаться, просто рявкнув на них, но вот от вторых… И тогда она просто уходила сюда и наслаждалась. Все остальное время она была Снежной, Ледяной королевой, но только здесь, окунувшись в эту радугу тепла и аромата, она ненадолго становилась похожа на ту, какой была раньше. Запах шоколада и корицы, кажется, проникал в самую душу, отогревая ее, напоминая о чем-то приятном, радостном, теплом. Она расслабленно закрывала глаза и в памяти начинали всплывать какие-то люди, события — вот мама и папа ведут ее в музей, огромный и красивый, как дворец, и она безумно счастлива, что наконец попала сюда.

А вот она впервые попадает в Хогвартс и видит Большой зал, так похожий на тот музей ее детства, и она снова млеет от восторга и всем рассказывает, какой тут волшебный потолок и еще, и еще… А вот странное воспоминание — она плачет, кто-то обидел ее, сказал гадость, и друзья утешают ее, и она улыбается им сквозь слезы. А вот она с кем-то летит на гиппогрифе и ей до слез страшно и, в то же время, так прекрасен этот полет, что дух захватывает. И она кричит от восторга, раскинув руки, потому что знает — ей ни за что не дадут упасть… А вот бал, она в прекрасном платье, как в сказке, кружится с сильным юношей, и в душе поет радость, восторг, счастье… Она вспоминает еще и еще, но почти никогда не видит лиц.

Порой ей кажется, что это те самые ее «друзья», которые так утомляют ее теперь, а порой — что кто-то другой. Разве могут те, с кем было так хорошо, теперь стать такими занудами? Интересно, но она почти совсем не помнит себя просто в школе. Какие-то смутные воспоминания, как сон. Какая она была? Всегда такая ледяная? Почему она видит короткие обрывки и ничего больше? Впрочем, нет. Иногда, когда у нее особенно плохое настроение, она видит еще кое-что. Она видит какого-то человека, который все время ее обижает. Кажется, он тоже тут учится. Потому что на нем тоже форма, но не такая, как у нее, а с зелеными вставками. Значит — Слизерин? Выходит, не зря она их терпеть не может? Наверняка было за что. Жаль, что она не помнит. И этот человек — он говорит гадости. При каждой встрече. И ей так хочется ответить побольнее, ударить, обидеть, унизить, чтобы он прочувствовал, каково это — но у нее не выходит. Она слишком добрая, она не умеет. И вот тут случается полная неразбериха в голове и воспоминания гаснут. Потому что — как это она и не может? Да она сейчас любого словом так растопчет, что и пыли не оставит. Ее даже профессора стараются не задевать лишний раз. Значит ли это, что она была раньше не такая? Гермиона не помнит, и все попытки понять это ведут только к головной боли и раздражительности. И тогда она уходит из ванной, чтобы не нарушать покоя это комнаты, в которой она — не такая, как всегда теперь. Не такая… ледяная…

Вот и сейчас — она лежала и наслаждалась покоем, ароматом и теплом, но почему-то никак не могла расслабиться. Этот змееныш со Слизерина все время крутился у нее в голове. Да как он вообще посмел налететь на нее, едва не сбив с ног, вывернув всю ее сумку на пол. Мерзкий ублюдок!

Нет. Не получается. Она пыталась вызвать в себе ярость. Чистую, кристальную злость. Но получалось лишь вялое подобие. Было даже как-то лень злиться, но было приятно вспоминать, как он не смел посмотреть ей в глаза. О, да! Сейчас мало кто мог рискнуть открыто взглянуть ей в глаза, тем более сказать ей «нет»! А этот смог. Этот — посмел. И хоть сначала она была в ярости, но теперь, лежа тут, расслабившись, она просто вспоминала, как он стоял перед ней, опустив голову и сжав кулаки до побелевших пальцев. А он красив, между прочим. Она как-то лениво отметила для себя это и стала вспоминать дальше. Очень светлые волосы, глаза цвета расплавленного серебра, разбитая губа… О, это выглядело даже мужественно. Она улыбнулась. Интересно, откуда у него… А, там стояла толпа с его же факультета — неужели это они его так? Выходит, он с ними не в одной упряжке? Что ж, хоть он и умудрился свалиться ей под ноги и этим вполне заслужил наказание, все же, если он не с ними… Пожалуй, для начала не мешало бы разобраться. Она, конечно, не собиралась на самом деле накладывать на него Империус, но поговорить с ним все же придется. Чтобы не забывался. А то еще пойдут слухи, что кто-то осмелился ей перечить. И решив для себя, что прежде, чем казнить, она все же поговорит с осужденным, Гермиона милостиво улыбнулась своему отражению в бесконечных зеркалах, полюбовалась на себя и, наконец расслабившись, окунулась в привычные теплые воспоминания, всегда успокаивающие ее душу, согревающие ее…

А Драко спал, беспокойно прижимая к груди подушку, что-то шепча пересохшими губами, и знать не знал, как только что решалась его судьба…

Дни бежали незаметно, приближались рождественские каникулы. Драко и Гарри потихоньку разработали подробный план, как попасть в поместье Малфоев, и сами не заметили, как постепенно привыкли друг к другу. Стали все чаще засиживаться у Драко в Выручай-комнате допоздна, вместе делали уроки, тренировались с заклинаниями. Драко уже довольно легко мог сбросить с себя Империус. Даже удивительно, как на самом деле просто можно было с ним бороться — надо было только иметь определенную и очень четкую и важную цель, чтобы было для чего хотеть вырваться из цепкого сладкого тумана блаженства. А такая цель у Драко была.

Гарри постепенно рассказал Драко все их приключения, с самого первого курса и до последней битвы, и Драко теперь совсем по-другому смотрел на жизнь знаменитой троицы. Он даже к Рону стал относиться менее раздражительно, хотя этот Рыжий своим теперешним поведением очень уж бесил Драко.

Он все так же старался не мозолить глаза слизеринцам, но теперь это было проще — Гарри почти все время ходил вместе с ним по коридорам замка, а при нем они не рисковали задирать Драко. Только уже за одно это он был очень благодарен Гарри — столько сил уходило раньше на борьбу с этими «друзьями», что их порой уже не оставалось на уроки. А еще он в душе тихо восхищался Поттером. Сколько косых взглядов было брошено на него за это время. Еще бы — герой войны, а носится с этим недопожирателем, заступается за него. Рыжий — так вообще закатил форменную истерику, обозвав Гарри предателем. Но Поттер был спокоен и уверен в своей правоте, и это невольно вызывало уважение. И благодарность.

Гермионе на глаза он почти не попадался. Почти. Пару раз все-таки не получилось вовремя сбежать и пришлось столкнуться лоб в лоб в коридоре. Он весь сжимался внутренне, готовясь к язвительно брошенной фразе или еще хуже — напоминанию о заклятье. Старался, изо всех сил старался не посмотреть в глаза, думал — сейчас как шарахнет заклинанием, но не выдерживал и, уступая дорогу, мельком все-таки смотрел на нее… А она молчала. Просто смотрела на него с обычным уже ледяным презрением. Но ему вдруг показалось, что в ее глазах мелькало что-то такое… интерес? Так смотрят равнодушные люди на букашку, которая на долю секунды привлекла их внимание. Но все же, это был не полный игнор или шпилька. Это был интерес. Или ему так показалось, потому что отчаянно хотелось, чтобы лед треснул? Драко спрашивал Поттера о его разговоре с Гермионой. Тот ответил, что на его попытку заговорить о Драко она как-то странно усмехнулась и заявила, что Гарри не стоит беспокоиться, ради спокойствия ее друга она не будет мучить «бедного мальчика». Но взгляд у нее при этом был слегка задумчивый, отстраненный. Как будто она в этот момент думала совсем о другом. Так что Гарри посоветовал Драко все же первое время держаться от нее подальше. Что Драко и старался делать. Но время шло, ничего плохого не случалось, и Драко потихоньку расслабился. А зря.

В один из снежных вечеров гриффиндорцы и слизеринцы были на совмещенном уроке Травологии и возвращались в замок шумной толпой, стараясь поскорее добежать до тепла гостиных своих факультетов и хоть немного отогреться перед ужином. Драко тоже спешил. В этот раз он был один, Гарри вызвали на очередной суд, давать показания, и его не было в замке, хотя к вечеру он должен был появиться. Драко не хотел, чтобы его по дороге прикопали в снегу. Поэтому он рванул сразу по окончании урока, почти первым влетел в замок и сразу поспешил в Выручай-комнату. Сейчас он добежит до нее, скинет с себя заледенелую мантию и протянет руки к живому огню в камине… Но его мечтам не суждено было сбыться так быстро. У самой стены, где обычно открывалась дверь в Выручай-комнату, когда он уже закрыл глаза, представляя себе свой дом, чья-то палочка уперлась ему в затылок и выпустила маленькое зеленое облачко. Драко не сразу сообразил, что его окатили Империусом. Видимо, сказалось приятное ощущение тепла, которого он так жаждал. Поэтому на какое-то время его сознание все же затопила волна блаженства. А когда он очнулся — он уже был в милой комнате, обставленной в красно-золотых, гриффиндорских тонах. Не в его комнате, к сожалению.

Драко глубоко вздохнул, стряхивая с себя последние остатки заклинания и попытался встать с кресла, в котором он сидел, но сразу понял, что это бесполезно. От плеч до пояса он был обмотан плотными лентами, намертво прижимавшими его руки к телу. И ноги до колен были с таким же украшением из лент. Поняв, что попал, и, догадываясь — к кому, он стал вертеть головой, чтобы понять где та, что все-таки поймала его и что она теперь собирается с ним делать.

Гермиона стояла у камина и смотрела на Драко. Молча, спокойно. Даже без презрения. В ее глазах опять было это странное выражение легкой заинтересованности.

Я просто не могу в это поверить. Попался как первокурсник. И вечер же выбрала, когда Гарри нет в замке и искать меня уж точно никто не будет. А смотрит так, что мурашки по коже, блин. Наверняка заметила, что я уже не под заклятием. Мерлин, как же она красива! Если бы я мог двигаться и если бы хватило смелости, то уже наверняка был бы рядом с ней. Обнять, прикоснуться губами к ее губам, ощутить тепло… Ведь не может же она на самом деле быть ледяной? Или может? Да все равно — я бы отогрел. Палочку подальше отшвырнуть и на стол ее усадить, руками под рубашку, рвануть, стянуть с плеч, притянуть ее к себе, прижать, чтобы тело к телу, чтобы ощутила, как сильно я хочу ее, как она нужна мне. Чтобы задохнулась от желания и растаяла в моих руках…

Она медленно подошла к нему, пальчиками взялась за подбородок, приподняла голову…

— О чем ты думаешь? — голос такой ленивый, как будто ей скучно, и она надеется, что Драко ее хоть немного развеселит. Ну да, шут ведь. А он начинает злиться. Раньше он сам так делал, любил этот жест, который заставляет чувствовать противника слабее. И самому быть в таком положении ему точно не нравилось. Но злить ее не хотелось тоже. У нее палочка, а он обездвижен…

— Почему ты молчишь? — не злится вроде бы. Пока не злится. — Ты сердишься? — даже слегка удивленно.

Нет, ну конечно, за что ему сердиться? У него же тут романтическое свидание в самом разгаре, он вполне доволен! Блин! Не выдержав, Драко резко отдернул голову и потребовал:

— Развяжи меня!

— Оу, — с разочарованным лицом она отошла за кресло напротив него и облокотилась о спинку, слегка наклонившись к нему. — Видишь ли, мне бы очень хотелось у тебя узнать кое-что. Но боюсь, что, если я развяжу тебя, ты не захочешь говорить и попытаешься причинить мне вред. У тебя это не получится, но мне все равно придётся оглушить тебя. А в таком случае ты мне уж точно ничего не расскажешь. Если ты не заметил, я и так постаралась устроить тебя максимально комфортно. Сняла мокрую от снега мантию, усадила в мягкое кресло, разожгла камин, — ее голос резко изменился, становясь злым. — А ведь могла просто распять тебя здесь заклинанием, и висел бы сейчас, мокрый и замерзший, передо мной, как кукла.

Он вздрогнул всем телом. Но рискнул и поднял на нее глаза, глянув зло, исподлобья.

— Так что ж не распяла?

Она снова посмотрела с интересом и даже с некоторым удивлением.

— А надо было? Не знала, что ты мазохист, — ухмыльнулась она. — Но ведь никогда не поздно это исправить, правда? — она даже подмигнула ему, поднимая палочку.

Он сказал первое, что пришло в голову. Только чтобы удержать ее руку, остановить. Ему вовсе не хотелось висеть перед ней в воздухе на этих лентах.

— О чем ты хотела спросить?

Она остановилась. Рука замерла на полпути, но заклинание так и не было произнесено, и на пару минут Драко смог расслабиться.

— Хочешь все-таки поговорить? У меня есть несколько вопросов касательно прошлых лет нашей учебы. Дело в том, что я почему-то плохо это помню. И, поскольку ты мне все же должен, я решила — почему нет? Это ведь так забавно — расспросить тебя, когда ты не можешь отказаться, уйти. Знаешь, это серьезно заводит — такая власть над человеком.

Драко панически соображал, что ему делать. Если он начнет рассказывать о том, о чем она просит… Что может произойти? Она может догадаться, что с ней что-то не так? Начнет искать… Так может получиться даже лучше, она же самая умная в школе. Все, что связано с эмоциями, она забыла, но знания сидят в ней крепко. Как ни крути. Может сама себя и поможет спасти. И Поттер вот жалел, что она не может вместе с ними подумать над проблемой… А может и ее с собой в поместье прихватить? Три головы лучше двух, а если она поймет, что он сейчас хочет помочь, может не будет на него с таким презрением смотреть и… может тогда… там, дома… Хотя нет, это опасно для нее.

— Драко, — она говорила, слегка растягивая слова, с ленцой, он сам раньше точно так же говорил. Как она теперь была на него прошлого похожа! — мне кажется или ты продумываешь стратегию и тактику ведения словесного боя со мной?

— Нет, Гермиона, — она вскинула бровь, когда он назвал ее по имени. — Я думаю, как уговорить тебя снять с меня эти ленточки. Я же не девушка все-таки. И руки-ноги затекли. Давай я пообещаю, что не буду пытаться причинить тебе вред и расскажу, что смогу, а ты уберешь эти…

— Ой, Пупсик! — его передернуло от страшных воспоминаний о Беллатрисе, — И я должна буду поверить твоим обещаниям? — она изобразила тупую блондинку, хлопая ресницами и вытянув губки, издеваясь.

— Ты же хочешь, чтобы я рассказал тебе, что помню о нашей учебе тут раньше. А в таком положении я ничего говорить не буду. Как ты уже поняла — Империус меня надолго не возьмет, так что… выбирать тебе, — он посмотрел ей в глаза. Твердо и уверенно. И спокойно, хотя внутри бушевала такая буря эмоций. — Но я обещаю тебе, что не причиню тебе вреда и не попробую сбежать. Я все же Малфой, а Малфои держат слово.

Она задумалась. С одной стороны, она могла, конечно, отпустить его сейчас и подкараулить в другой раз с сывороткой правды, оглушить и влить в рот, а потом уже задавать вопросы, но… варить ее долго, а ждать не хотелось. С другой — он, все-таки, мужчина. И довольно сильный. И то, что у нее есть палочка — конечно плюс, но если он вдруг успеет…

— Ладно! Я сниму с тебя все это, но оставлю связанными ноги. Не так туго, но все же… Должна же я себя обезопасить? — она ухмыльнулась. — Договорились?

Он вздохнул с облегчением. Это уже был прогресс, он-то думал, что его тут… ну, не важно. Главное, теперь станет полегче дышать, а там посмотрим.

— Договорились, только у меня к тебе просьба. Можно, я пересяду поближе к камину? Я все же здорово замерз…

— Не вопрос, — она палочкой передвинула кресло поближе к огню, потом убрала ленты с его ног и он, прихрамывая, перебрался в него. Стоило ему сесть, как одна лента обхватила его ногу, затянулась узлом и другим концом уползла под кресло. А ленты с рук исчезли. Он удивленно посмотрел на нее.

— Я передумала связывать тебе ноги. Просто ты не сможешь отойти от кресла ни на шаг. Так безопаснее для меня, я думаю.

— Ладно. И спасибо. Так гораздо удобнее. Так что тебе рассказать?

Я не думал, что она пойдет на уступки. Надеялся уговорить, был согласен даже умолять, но оказалось, что с ней вполне можно разговаривать спокойно. Наверное, об этом Поттер и говорил, когда рассказывал, что она «вроде как помнит, что они друзья с первого курса». Сейчас я удобно устроился в кресле и рассказывал все, что знал — с первого дня нашего знакомства, когда она влетела в наше купе в поисках какой-то жабы и дальше. Все что помнил, что слышал когда-то от знакомых, что успел рассказать мне Поттер. В горле давно першило, но я не решался остановиться. Она слушала и менялась в лице, то пугаясь, то радуясь, то злясь — это особенно было заметно, когда мне пришлось рассказывать о себе, своих поступках, словах. Я не слишком усердствовал, но говорить пришлось, и ее это явно бесило. Я рассказал все. Даже про то, как несколько раз до того, как они ушли на поиски крестражей, ловил ее в коридоре и, прижимая к стене, шептал ей, что от ее поганой крови меня тошнит, наизнанку выворачивает, и в то же время крышу сносит… Как я целовал ее тогда и как она, сначала сопротивляясь, как дикая кошка, все же сдавалась и отвечала мне, что давало мне надежду что потом, позже, может быть… Несколько раз я видел, как она сжимает палочку в пальцах и боялся, что она меня сейчас проклянет, но она сдерживалась. Было видно, что ей очень интересно, и все же меня не покидало ощущение, что она слушает свою жизнь как чужую. Интересно, захватывающе, но не ее. И она это тоже чувствовала, потому что периодически уходила в себя, как будто искала отголоски тех событий в памяти. А мне было так больно на нее смотреть, сердце сжималось от тоски, хотелось помочь, поддержать. И когда она, забыв об осторожности, наклонилась в кресле в мою сторону, уронив голову на руки и почти плача, я не выдержал. Потянулся к ней, взял ее руки в свои, прижал к губам. Минуту она просто смотрела на меня, как будто не видя, не понимая, что я сделал, но потом резко выдернула руки и отодвинулась. Но я успел заметить на ее щеках легкий румянец. И возликовал! Неужели работает?! Неужели лед дал все-таки трещинку? Пусть самую маленькую, но все же.

Но я снова поторопился. Этот легкий румянец был вовсе не смущением. Нет, это было начало ярости. И вот тут я реально испугался.

Гермиона готова была его убить. Ей хотелось пытать его, заставить выть от боли и унижения, заставить ползать у нее в ногах, вымаливая пощаду. Потому что она вспомнила. Это была загадка — почему она не помнила хорошее, почти не помнила, но плохое отлично всплывало в памяти сейчас, после его слов. Она вскочила с кресла, направив на него палочку, и буквально зашипела от злости:

— Так вот кто все время говорил мне все эти гадости о грязной крови?! Вот кому я обязана такой лютой ненавистью к змеиному факультету? А теперь ты решил попытаться подлезть под крылышко «королевы»? Что, Драко? До сих пор хочешь меня?

Драко вскочил, пытаясь объяснить, что все не так, но она и слова ему не дала сказать.

Гермиона взмахнула палочкой, и он понял, что полностью обездвижен, а она медленно подходит к нему, и ее глаза… Ему было страшно. Она подошла вплотную, заглянула в глаза.

— Боишься? — с каким-то диким самодовольством спросила она. — Правильно делаешь, Малфой. Тебе стоит меня бояться. Потому что теперь сила на моей стороне. И я вспомнила. Вспомнила тебя и как ты чуть ли не насиловал меня в коридорах этого замка. Вспомнила твои руки там, где еще никто никогда не касался меня! Никто — до тебя! И как я после этого бежала к себе в комнату и молилась, чтобы ты больше никогда не посмел… и чтобы эти мои друзья ничего не узнали. Потому что понимала — они убьют тебя.

Драко изо всех сил пытался скинуть с себя заклинание недвижимости, но ничего не получалось. Он пытался что-то сказать и в этот момент она взглянула на его лицо.

— Хочешь еще что-то рассказать мне? Ну хорошо, я не против! — И Драко почувствовал, как его тело рвануло куда-то и тут же он здорово приложился затылком и спиной о стену, руки и ноги зафиксировали все те же ленты, но тело теперь не было обездвижено заклинанием и к нему вернулась чувствительность. Она внимательно осмотрела дело своих рук и осталась явно довольна. — Сейчас проверим, так ли тебе понравится самому быть на месте пойманной мышки, Драко Малфой.

Она снова подошла к нему вплотную и стала медленно расстегивать пуговицы на его рубашке, глядя ему в глаза. Медленно, очень медленно провела рукой от шеи до живота, который сразу напрягся, обвела пальчиком край брюк, потом ее рука стала подниматься выше, к груди и шее. Драко тяжело дышал и изо всех сил старался не поддаваться этим нежным, ласкающим пальцам.

— Гермиона, пожалуйста!

— О, ты просишь? Пожалуйста, не останавливайся? — в голосе звучала явная издевка.

— Нет, остановись, прошу тебя!

— Как? — она притворно обиделась. — Тебе не нравятся мои ласки? А может, от меня до сих пор разит моей грязной кровью? — она почти рычала. — Так, чистокровный ублюдок?! — последние слова она буквально выплюнула ему в лицо, при этом впившись ногтями в его кожу на плечах, а потом прижалась к нему всем телом, обняв за шею, пригибая голову к себе, ощущая его напряженную плоть, начиная слегка тереться об нее бедрами и приближая свои губы к его уху, горячо шепча ему. — Неужели ты не хочешь меня сейчас, Драко? Я же чувствую твое желание, я могу даже увидеть его, — она положила руку на ремень его брюк и снова заглянула в глаза. — Хочешь? Хочешь, я покажу тебе, как сильно ты желаешь меня, такую грязную, гадкую, вонючую грязнокровку?!

— Нет! Прошу тебя, дай мне сказать! — его голос срывался то на рычание, то на хрип. Он так мечтал, что когда-то она сама коснется его, будет ласкать, но не так! Совершенно не так! — его дыхание прерывалось, он почти задыхался от желания и ужаса, от того, что она творит. — Пожалуйста, прошу тебя! Только не так! Не сейчас! Я признаю: да, я безумно хочу тебя! Да, ты отомстила, я понимаю, как ты себя чувствовала, когда я… тогда… Я прошу — прости меня! Я давно уже все это понял, я давно сто раз казнил себя за это, но я не забыл. Я не забыл об этом. И я изменился. Клянусь тебе — больше жизни я хочу, чтобы ты была со мной. Была моей, но не так!!!

— Значит, не так? — она змеей метнулась к другому его уху. Горячий шепот заставил все волоски на его коже подняться дыбом, а сердце отправилось в такой галоп, из которого уже не возвращаются. — А как, милый? — снова, резко прижимаясь к нему, она заставила его застонать. — Как? Может, отпустить тебя? Дать тебе возможность показать — как? — она пристально посмотрела в его глаза, и он не успел спрятать мелькнувшую там надежду. Она заметила ее. — Серьезно? Ты серьезно поверил, что я тебя отпущу и снова захочу испытать те чувства, что испытывала, когда ты размазывал меня по стенке физически и морально?

— Нет, Гермиона, — его голос уже звенел от напряжения, — прошу тебя, умоляю… Если бы ты только позволила мне… Прошу… Один раз… Я смогу доказать, что все изменилось, что я изменился. Мне плевать на кровь, плевать на имя — важна только ты! Я люблю тебя!

Она отшатнулась от него, как от удара. Глаза стали совершенно бешеными. И уперев палочку ему в горло она буквально прошипела:

— А я ненавижу тебя, Драко Малфой. Ненавижу!

Я взглянул в эти холодные, полные ненависти и боли глаза и понял, что проиграл. До этой минуты я еще надеялся на что-то, пытался остановить ее безумную игру, что-то доказать, но теперь все кончилось. Я сказал ей самые главные слова, и она услышала меня. И ответила. Я беспомощно закрыл глаза — мне уже было все равно, что она со мной сделает. Пусть кинет Круцио или даже убьет — хуже уже не будет. Раньше я надеялся, что мы снимем заклятие и можно будет побороться за нее, но теперь я видел — не выйдет. Это и была Гермиона. Самая настоящая, только со знаком минус. Заклятие изменило ее характер, восприятие мира, но не сущность. И у меня не было шансов — она никогда не простит меня. Сейчас не захочет, а потом — просто не сможет. А все остальное уже не имело смысла. Поэтому я просто стоял с закрытыми глазами и ждал — суда, мести? Не знаю. А она молчала. Я слышал, как тяжело она дышит, стоя рядом со мной. А потом вдруг почувствовал, что свободен. Непроизвольно я стал разминать затекшие запястья и решился посмотреть на нее. Она отходила к камину. Вся ее фигурка вдруг показалась мне такой хрупкой, маленькой. Она обняла себя за плечи и стояла ко мне спиной, зябко поеживаясь. И я не сдержался. Подойдя к ней, я обнял ее со спины, прижал к себе, зарылся носом в ее волосы, вдыхая аромат шоколада и корицы, наслаждаясь этой секундой, боясь, что сейчас она оттолкнет мои руки и прогонит. Но она стояла тихо и я чувствовал, как на мои руки капают горячие слезы.

— Уходи, Драко, — ее шепот был еле слышен, но я разобрал. И только сильнее прижал ее к себе, отрицательно покачав головой. — Уходи, иначе… — я резко развернул ее к себе лицом, обхватил его ладоням и стал целовать ее мокрые от слез щеки, закрытые глаза, чуть вздернутый нос. Она упиралась ладонями в мою грудь, пытаясь оттолкнуть меня, но я не поддавался. Из ее закрытых глаз текли и текли слезы, а мне так хотелось увидеть ее улыбку. Но она отвернулась от меня и грустно сказала: — Ты снова насилуешь меня, Малфой.

Эти слова оглушили меня. Как ведро ледяной воды на голову — я вдруг понял, что она права и чуть не взвыл от беспомощности — ну как объяснить ей, что я жить без нее не могу? Как доказать, донести, чтобы поверила, что я никогда больше не причиню боли, не оттолкну? Я медленно опустился перед ней на колени, обнимая ее ноги.

— Прости меня, — я шептал ей это снова и снова, и вдруг почувствовал, что мне на голову опустилась маленькая рука и слегка погладила мои волосы. Я замер, даже дышать перестал. От этой легкой ласки хотелось плакать.

— Я так устала, — услышал я ее хриплый после слез и какой-то совершенно безжизненный голос и поднял голову. — Мне почему-то кажется, что раньше я была… мне было легче, несмотря на все ужасы войны и до нее. А сейчас я как в клетке, или во сне, и никак не могу выбраться, не могу проснуться. Столько злости во мне, столько холода. Порой кажется я ненавижу весь мир, всех людей. А потом приходят какие-то обрывки воспоминаний. И холод отступает. Что со мной? Ты знаешь что это?

И я уже готов был ответить ей, как вдруг раздался стук в дверь. Я не мог знать, ждет ли она кого-то, но, судя по ее удивленному взгляду, она не ждала гостей. Пауза затянулась и стук раздался снова, а потом и голос, голос Гарри Поттера.

— Гермиона, открой! Я знаю, что ты там! Гермиона!

Гермиона резко отстранилась от меня и молча указала мне на кресло. Я не стал противиться и сел к огню, застегивая рубашку. А за дверью уже раздавалось грозное:

— Гермиона Джин Грейнджер, немедленно открой эту чертову дверь, пока я не разнес ее в щепки заклинанием!

Гермиона глубоко вздохнула, наскоро глянула на себя в зеркало, легким взмахом палочки убрала следы слез со своего лица и направилась к двери.

Едва щелкнул замок, как Поттер влетел в комнату с палочкой наперевес. Но увидев меня в кресле у камина, он слегка расслабился и повернулся к ней. Она смотрела на него, вскинув бровь, и холодная маска снова наползала на ее лицо. Закрыв дверь, она повернулась к Поттеру:

— Может, ты объяснишь с каких пор ты считаешь себя в праве врываться в мою комнату, Гарри Поттер? — ее голос сковывал льдом, а взгляд буквально замораживал. Гарри решил, видимо, что лучше не нарываться.

— Прости, Герми. Просто ни тебя, ни Драко не было на ужине, и никто не видел вас после Травологии. Когда я приехал, то пошел к нему, но в его комнате тоже никого не было. И я подумал, что, возможно… — он замялся.

— Что возможно? — с легкой угрозой в голосе переспросила она.

— Ну, я вспомнил ту твою угрозу и подумал: вдруг ты решила отомстить Малфою…

— И ты бросился сюда его спасать? Давно вы так подружились, что ты вдруг стал его защищать?

— Герми, если бы ты не была столь далека от нас на своих снежных вершинах безразличия, ты бы обратила внимание, что мы давно уже… неплохо общаемся, — Драко ухмыльнулся, услышав, как Поттер заменил слово «дружим». — Он, знаешь ли, оказал много услуг Ордену Феникса, помог свалить Волан-де-Морта, и за это его любимый факультет объявил ему бойкот и вечную темную. А я как бы тоже скучал без друзей, потому что ты у нас теперь дама с ледяным характером, а Рон весь в трудах праведных в поисках кого бы еще потискать. Вот мы и общаемся понемногу.

Гермиона переводила взгляд с Поттера на Малфоя и обратно, пытаясь усвоить эту информацию. Судя по тому, что ей рассказывал Драко, раньше они были не разлей вода втроем — Гарри, Рон и она. А Драко был их врагом номер один после Волан-де-Морта. Теперь все перевернулось с ног на голову и Гарри дружит с Драко, а Драко не только не оскорбляет никого, но и сам получает по шее от своих же бывших друзей. А Рон гуляет со всеми девушками Хогвартса без особого разбора, как раньше вроде бы делал Малфой. А она…

Пока она это все осмысливала, Гарри подошел к Драко и тихо спросил:

— Ты как тут?

Драко так же тихо ответил, что все окей, одними губами прошептав после одно слово — «потом». Поттер понял и снова повернулся к Гермионе.

— Так если я не прав, и ты не планировала мстить Малфою, то что тогда он тут делает? Ты его чаем угостить решила?

Гермиона грустно усмехнулась, посмотрела на Драко и вдруг спросила:

— В тот день, когда ты чуть не сшиб меня с ног и вывалил все содержимое моей сумки на пол, у тебя была разбита губа. А еще ты так вылетел из-за угла, как будто за тобой гнался оборотень. Это они тебя так? Слизеринцы?

Плечи Драко напряглись, ему было неприятно говорить об этом. Но смысла скрывать не было тоже.

— Да. Губа — это ерунда, но они хотели наложить на меня какое-то гадкое заклятие, и я увернулся от них, но не успел увернуться от тебя. Прости.

— Прощаю, — она пристально посмотрела на него, и он вдруг понял, что она прощает его не за этот случай. А за то, что он делал с ней раньше. Его глаза распахнулись от понимания, и он уже хотел что-то сказать, поблагодарить, обнять, но она отвела взгляд и обратилась к Гарри: — Мы тут обсуждали одну теорию… Я попросила, — она сделала ударение на этом слове, — Драко рассказать мне о моем прошлом в школе и теперь у меня сложилась кое-какая картинка из тех кусочков воспоминаний, которые раньше всплывали в моей памяти. Я сделала вывод, что раньше я была не такая, вела себя иначе и чувствовала намного больше. И я как раз спрашивала Драко, что он думает обо всех этих переменах во мне, когда ты решил ворваться в мою комнату и спасти своего нового друга. Теперь ты убедился, что он в безопасности, я не пытаю его, не убиваю и даже не насилую, — она бросила мельком взгляд на Драко и у того кожа покрылась мурашками от воспоминаний об ее ладонях на его разгоряченной коже, — и я хочу, чтобы вы оба попробовали ответить мне — что вы думаете обо всех этих переменах.

Гарри и Драко переглянулись. Потом Драко медленно кивнул, давая Гарри понять, что он не против рассказать Гермионе все. И Гарри ответил:

— Ты попала под заклятье, лишившее тебя всех теплых чувств. В твоей душе остался только холод.

Она пристально смотрела на Гарри.

— Как и когда это случилось?

— Во время последнего боя. Кто-то из Пожирателей запустил в тебя древней темной магией. Я перерыл за это время все библиотеки, в которые только мог попасть, писал всем известным магам и колдунам — но ничего. Никто не знает, что это за заклятие и как его снять.

 — Никто не знает… Скажи, а ты один искал?

— Нет, что ты! Сначала искали почти все — профессора нашей школы писали всем своим знакомым в другие школы магии, просто друзьям. Рон, Джинни, Молли — ну все Уизли искали, искали… Но они уже все перепробовали и теперь, когда им больше не к кому обратиться…

— Значит, Рон больше не ищет с тобой? Но ты же не остановился?

— Рон… — Поттер скривился, глянул на Драко. Тот понимал — Рыжий столько лет был лучшим другом, а Драко тут без году неделя. Но Гарри сказал правду: — Рон сдался. Ты была очень груба с ним, впрочем, как и со всеми. И он… ушел… А я не мог сдаться, Герми. Ты столько раз спасала мою задницу с тех пор, как я в одиннадцать лет впервые приехал сюда, что я просто не имел права сдаваться. И я не сдаюсь. Драко предложил…

— Драко? — Гермиона удивленно посмотрела на Малфоя. — Значит, Рон, Джинни, все они сдались, а Драко…

Драко вскинул голову и прямо посмотрел на нее. Не нужно сравнивать его и Рыжего. Он не собирался отступать, даже тогда, когда знал, что нет надежды вырваться в поместье к книгам. Он просто думал, что придется ждать. А сейчас…

— Да, Драко. У него в поместье есть… — Гарри снова вопросительно посмотрел на Драко и тот снова кивнул. — Есть тайник с очень древними артефактами и книгами. И мы решили, что при определенном везении сможем вытащить Драко в поместье на эти каникулы и поискать в этих книгах хоть намек на это твое заклятие. Драко предложил передать Министерству, что он хочет отдать старинные артефакты отца — ларец с ядами и чем-то там еще — в обмен на разрешение провести каникулы у себя в поместье. Мы надеемся, что Министерство пойдет ему навстречу, а не упечет его еще раз в Азкабан уже надолго за то, что сразу не выдал всю эту гадость, и тогда я приеду к нему и мы вместе…

— А его реально могут отправить за это в Азкабан?

Драко скривился. Ну, Поттер, ну вот кто его за язык тянул?

— Да нет, — протянул он лениво, стрельнув на Поттера недовольным взглядом, — не думаю, что эти артефакты стоят Азкабана.

— Так не пойдет! — Гермиона могла тысячу раз меняться, но все равно оставалась истинной гриффиндоркой и допустить, чтобы из-за нее наказали ни в чем не повинного человека не могла. — Надо придумать другой план.

— Гермиона, — Поттер чуть не застонал. — Я, конечно, жалел, что твои мозги были не с нами в те моменты, когда мы разрабатывали этот план в деталях, но все же… Мы уже перебрали кучу вариантов и все время получается, что Драко не выпустят отсюда до лета, а я уже просто не могу смотреть на тебя, когда ты такая.

— То, что ты на меня смотреть не можешь — твоя проблема, — отрезала Гермиона. — А я не могу допустить, чтобы его, — она ткнула пальцем в сторону закатившего глаза Драко, — посадили только потому, что он решил измениться и помочь мне.

— Гермиона, послушай, — Драко начал раздражаться, но она снова перебила его.

— Нет, это ты послушай, Драко. Я такая уже полгода, так? И пока это особо не повлияло ни на кого, разве что очков у факультетов поубавилось. Так что, если мы втроем не придумаем такой план, в котором я буду уверена в твоей безопасности, мы никуда не двинемся, пока тебя не отпустят из-под школьного ареста. Тем более, что у тебя, Драко, нет палочки. Как ты собираешься вскрывать тайники?

Драко замялся.

— Ну, я научил Поттера почти всем заклятьям, которые ему придется снять, остальное дело техники… — он отвел глаза.

— Серьезно? А кроме заклинаний, что там еще понадобится? Кровь? И чья же?

Драко с удивлением уставился на нее — откуда она знает про кровь?

— Молчите? Тогда я скажу — понадобится кровь либо очень сильного волшебника, либо… грязнокровки. Так?

— Я надеялся, что кровь Гарри подойдет, он же достаточно сильный волшебник! — Драко выпалил это на одном дыхании и съежился под ее взглядом.

— Ах, ты надеялся. А если не подойдет? Что — все зря? А если Драко закроют в Азкабан после того, как вы перероете все книги, а там нет ничего? Тогда эта жертва вообще нелогична и никому не нужна. Что тогда ты собирался делать, новый друг Драко, Гарри Поттер? Принять эту жертву и жить дальше?

— Нет, ну, Гермиона, хватит! Драко сам предложил мне эту идею, его никто не заставляет это делать. Если он хочет подождать до лета…

— Не хочу я ждать! Перестаньте говорить обо мне так, как будто меня здесь нет! Если меня закроют, а я все же надеюсь, что этого не произойдет, вы вытащите меня оттуда как можно скорее. Ну, или будете приходить ко мне в гости, если разрешат. И писать, — он жалобно взглянул на Гермиону. — Просто, Гермиона, я хочу, чтобы ты снова стала смеяться, как раньше, и жить полной жизнью. Поверь, я знаю, что такое жить только льдом и злостью. Это не для тебя. Прости.

Гермиона смотрела на этих двоих, так уверенно отстаивающих свой безумный план, и вспоминала рассказ Драко о том, как они втроём — Гарри, Рон и Гермиона — каждый год совершали безумные поступки, спасали друг друга, помогали… Теперь Рон не с ними. Может быть, расскажи они ему все, он бы согласился отправиться с ними в поместье, но уже одно то, что он опять бросил их… А на его месте оказался Драко Малфой, бывший враг. И он не просто согласился предоставить им нужные книги — он готов отправиться за это в Азкабан — лишь бы у нее получилось вернуть себя прежнюю. А еще он сказал сегодня, что любит ее. Сказал, несмотря на то, что она откровенно издевалась над ним и старалась унизить. Гермиона смотрела на Драко и понимала, что, несмотря на исход этого сумасшедшего плана, этот вечер все равно не пройдет для нее просто так. Что-то изменилось в ней и кажется, что лед, этот бесконечный космический лед, все же дал маленькую трещинку и уже не может снова стать одной цельной глыбой.

— Я пойду с вами!

Ее голос прозвучал так резко и неожиданно, что они сначала растерялись, а потом в два голоса начали протестовать. Она усмехнулась. Как дети, честное слово. Гарри понял, что в ней все-таки осталось очень много от его боевой подруги и почти сразу замолк, но Драко — тот ругался и доказывал, что она там совершенно не нужна, и что вообще они сами справятся, и что — Поттер, что ты молчишь, блин!— Мерлин знает зачем ей вообще взбрело в голову такое — отправляться туда, где ее пытала его тетка. И что там темная магия, и никто из них не знает, как она может среагировать на ее заклятье, и мало ли что может случиться, и…

Гермиона скривилась, почти дослушала этот сбивчивый монолог Драко, но все-таки перебила его.

— Знаешь, почему Поттер заткнулся так быстро? — она повернулась к Драко. — Потому что он знает — спорить бесполезно. А будете вредничать — сейчас же пойду к профессору Макгонагалл и все ей расскажу.

— Шантажистка, — Драко зашипел на нее, как змея его родного факультета. Гермиона скорчила ему рожицу, чем удивила их всех, и себя в том числе, и перешла на деловой тон.

— Итак, надо разработать более безопасный план и… поспать. Уже поздно. Гарри, Драко — спокойной ночи. Увидимся завтра вечером тут. Часов в семь.

— Давайте лучше у меня, — Драко и сам не знал, чем это лучше, но тут же придумал причину. — У меня точно никто не ворвется в самый разгар подготовки и обсуждения планов. Пароль в Выручай-комнату — комната Драко.

— Ладно, — Гарри поднялся, потянулся и повернулся к Драко, но тот замялся, явно ища предлог задержаться у Гермионы.

— Ну, я тогда пошел, — Гарри направился к двери.

— Я сейчас, — Малфой благодарно взглянул на Поттера, и Гарри выскользнул за дверь.

Драко повернулся к Гермионе, подошел ближе. Она устало терла виски. Он уже хотел обнять ее, когда она тихо сказала.

— Я не ненавижу тебя, Драко. И я очень благодарна тебе за все, что ты хочешь сделать для меня. Но я не хочу жить и знать, что ты пострадал из-за этого. Ради этого. Так я не смогу. Та Гермиона — не сможет.

— Я так и знал! — Драко хмурился. — Просил же Поттера — если вдруг что произойдет со мной — не говорить тебе, почему я там оказался. Просто сказать, что я тебя… — он замолчал, заметив, как в ее глазах появляется понимание, а потом злость.

— Так ты изначально подозревал, что тебя отправят в Азкабан и просил Гарри не говорить мне, за что? Ты хотел, чтобы я и дальше считала тебя гадким Пожирателем?

— Нет, что ты. Я хотел, чтобы он все тебе рассказал, только чтобы не говорил, за что меня снова упекли в Азкабан. Я просто не хотел, чтобы ты считала себя обязанной мне, виноватой. Тем более если мы ничего не найдем. Но это все «если вдруг», хотя я уверен, что все обойдется.

Она смотрела на него и не понимала, как он умудрился так кардинально измениться за такое короткое время

— Что заставило тебя так измениться, Малфой?

Драко явно не хотелось снова пересказывать свою жизнь, отвечая на ее вопрос, и он ответил односложно:

— Страх.

Гермиона явно не понимала. Слишком короткое объяснение слишком сложным переменам. Она уже хотела спросить ещё раз, но Драко успел первым.

— Я все-все тебе расскажу, обещаю. Только можно не сегодня? У нас ведь ещё будет время поговорить, правда? — он сделал ещё шаг к ней, взял за руку, поднес к губам тонкие холодные пальцы. — Ты совсем замерзла.

Он снова хотел обнять ее, но она отняла у него свою руку и решительно повернулась к двери.

— Тебе пора, Драко, — ее голос звучал устало, и он решил, что сейчас и вправду лучше не настаивать. Ей нужно отдохнуть и подумать над всем этим. И хотя ему, как никогда, хотелось остаться с ней, он только подошел и тихонько прикоснулся губами к ее волосам. А потом пошел к двери.

— Спокойной ночи, Драко.

— Спокойной ночи, любимая, — и он вышел, оставив ее удивленной и немного смущенной.

Она сама удивилась тому, что почувствовала, и тряхнула головой. Ладно, сегодняшний вечер определенно заслуживал хорошенькой головомойки — надо было все обдумать и сложить по местам. А значит ее снова ждет ванная старост. Там она успокоится, подумает и заодно согреется, а то ее что-то даже трясет. Наверное, нервы. Она переоделась в пушистый халат и отправилась навстречу блаженству.

Погружаясь в ароматную теплую воду, она уже понимала — расслабиться не получится. Снова и снова в голове вспыхивали образы из рассказа Драко о прошлых годах учебы. Но теперь у этих воспоминаний были лица. Кое-что ей даже удалось вспомнить самой, но мысли все больше возвращались к самому рассказчику. Он действительно рассказал ей все. Ведь мог промолчать, и она еще какое-то время не вспоминала бы о его поведении с ней, об оскорблениях, о тех вечерах, когда она попадалась ему на пути в коридорах, и что он тогда творил с ней. И, как ни сложно в этом признаться, ее тело отвечало на его ласки. Она хотела его и помнила это слишком хорошо. Хоть и ни за что на свете не призналась бы никому в этом. Но, прибегая в свою спальню, она не только плакала в подушку, проклиная Малфоя. Она и ласкала себя, шепча горячими пересохшими губами его имя и вспоминая, какими бешеными глазами он смотрел на нее, сколько в нем было желания и страсти, каким напряженным он был.

И сегодня… Это было как зеркало. Он был прижат к стене и раздавлен, а она почти повторила все то, что он раньше проделывал с ней. Но он вел себя иначе. Он не спорил и не кричал, что не хочет ее и что она ему противна, как раньше делала она. Он честно признал, что любит ее. Любит! Ее! Малфой! Да за такое он бы раньше язык себе откусил! А она? Думая, что, поиграв с ним, она получит удовлетворение, она в какой-то момент вдруг поняла, что завелась, что ей приятно прикасаться к нему, что ей хотелось большего. Да и сейчас еще хочется.

Гермиона резко села в ванной. Он не хотел сегодня уходить от нее. Он просил дать ему возможность что-то доказать, хоть один раз. Что она теряет? Может быть, после того, как с нее снимут заклятие, она не простит себе этого, но сейчас она совершенно точно хочет быть с ним. И пусть она лучше пожалеет о том, что сделала, чем будет всю жизнь думать и сожалеть о том, как бы это могло быть, но не произошло, потому что она струсила. Она вышла из воды, накинула халат прямо на влажное тело и отправилась в Выручай-комнату.

Драко приплелся к себе и, совершенно разбитый, упал на кровать. В его голове было слишком много мыслей, они так шумели, что сосредоточиться или заснуть было совершенно невозможно. И он стал вспоминать ее, чтобы отвлечься от всего остального. Это был лучший, проверенный способ. Но сегодня к его обычным мечтам добавились реальные воспоминания. Ее горячие ладони на его груди, ее шепот в самое ухо, ее губы — так близко, так соблазнительно. Как она прижималась к нему. Как он хотел прижаться к ней. Почувствовать ее близко, очень близко.

Его дыхание стало сбивчивым, рука непроизвольно потянулась вниз, но он одернул себя. Нет! Он не будет, как мальчишка, снимать напряжение самоудовлетворением. Все равно это ни капельки не помогает. Лучше контрастный душ и все-таки спать, только уже не вспоминать обо всем этом перед сном. Он поднялся и попросил комнату устроить ему душевую. Раздевшись, Драко встал под горячие упругие струи, закрыл глаза, попытался расслабиться, но тут же снова увидел ее. Такие сладкие губы, шепчущие что-то ему в ухо… Шум воды заглушал ее шепот, но это не мешало медленно сходить с ума. Возбуждение не сходило, наоборот — ему чудились ее руки, скользящие по его разгоряченной коже, ее гибкое тело, прижимающееся к его спине. Он шептал ее имя, понимая, что это конец, это уже не пройдет, и ему прямая дорога в Мунго. Он чувствовал, как ее ладони гладят его плечи, обнимают за талию, разворачивают, обхватывают лицо. Он не открывал глаз, боясь, что это наваждение исчезнет, растворится, и его рассудок просто не выдержит такого разочарования. Хотя и рассудка уже почти не осталось.

— Только не исчезай, — он шептал ей в мокрые волосы, обнимая за плечи, прижимая к себе до стона. — Я умру, если ты сейчас растаешь. Не оставляй меня, пожалуйста. Ты так нужна мне. Я знаю, что это наваждение, что я схожу с ума, но я так хочу. Пусть это будет моим помешательством, только не уходи! Если для того, чтобы быть с тобой, надо сойти с ума — я готов, слышишь?

Она тоже что-то говорила ему, звала его по имени, и он просто погружался в блаженство от звука ее голоса, пока наконец этот голос не стал звучать как-то слишком настойчиво и испуганно для фантазии.

— Драко! Драко, посмотри на меня! — она снова и снова звала его по имени, уже всерьез испугавшись его слов о безумстве. Он совершенно серьезно решил, что она ему мерещится и надо было срочно выводить его из этого странного транса. — Драко, пожалуйста! Открой глаза!

И он, наконец, нехотя приоткрыл глаза, чтобы через секунду распахнуть их и не поверить в то, что увидел сквозь пелену воды. Рядом с ним, обнимая его и прижимаясь к нему обнаженным горячим телом действительно стояла Гермиона Грейнджер и смотрела на него с испугом. Секунды хватило ему на то, чтобы осознать это, а потом он резко привлек ее к себе и поцеловал. Он целовал ее долго, страстно, прижимая к себе всё сильнее, не выпуская из своих объятий, пока она не попыталась вырваться, чтобы вздохнуть воздуха. Только тогда он переключился с ее губ и стал целовать ее лицо, шею, плечи — только бы не отпускать, не перестать чувствовать ее рядом. Он боялся, что тогда она исчезнет, а она смеялась над ним и, задыхаясь, твердила, что она настоящая и никуда не уйдет, пока не убедится, что он в здравом уме.

— Тогда тебе придется быть со мной вечно, потому что я однозначно сошел с ума, — задыхаясь, предупредил он её, и она снова засмеялась.

— Может, мы уже вылезем из душа и вернем комнате ее обычный вид? — мягко спросила она, пытаясь отодвинуться от него и поднять свой халат, который валялся на полу недалеко, но Драко не пустил. Он выключил воду, взял полотенце и сам стал осторожно просушивать им ее волосы, потом ее тело, постоянно прикасаясь, словно все еще боялся, что стоит ему разорвать контакт, и она все-таки исчезнет. Поняв это, она сама стала вытирать его. Они смеялись и баловались, как дети. Потом он подхватил ее на руки и попросил комнату вернуть их в его спальню. А после осторожно уложил на кровать. Она притянула его к себе, обняла, прижалась всем телом, и он вновь задохнулся от желания, от ощущения под собой ее гибкого горячего тела, от того, как она прижималась к нему, слегка двигая бедрами. Но он не мог не спросить.

— Ты не пожалеешь? Потом? — и прикрыл глаза, боясь ее ответа, замерев над ней, не дыша.

Она видела, как он напрягся в ожидании ее ответа, как боится, что она передумает. И это только еще больше убедило ее в правильности принятого решения.

— Нет, Драко, — мягко прошептала она ему в самое ухо. И тогда он понял, что окончательно сошел с ума. От счастья.

Она проснулась очень рано, почти на рассвете. Ей было так тепло и уютно в его объятиях. Драко. Ее первый мужчина. Она посмотрела на него. Волосы растрепались, светлые ресницы чуть подрагивали во сне — наверное, что-то снилось. Что-то хорошее, потому что он улыбался. Как будто почувствовав ее взгляд он вдруг слегка нахмурился, что-то прошептал и, притянув ее к себе поближе, уткнулся носом в ее макушку, с удовольствием вдохнул запах ее волос и расслабился. Она хотела бы остаться, подождать, пока он проснется, и все объяснить, но и сама не совсем понимала, что именно собиралась объяснять.

Со вчерашнего вечера в ней появилась какая-то двойственность. Как будто теперь в ней жили две Гермионы. Одна была Снежной королевой. Ледяной стервой, готовой оскорбить и унизить любого, кто встанет на ее пути или только взглянет не так в ее сторону. А другая больше походила на Гермиону из рассказов Драко и Гарри. Вторая нравилась ей больше, но пока что доминировала все-таки первая. И потому надо было скорее уходить, чтобы не обижать Драко, с которым оказалось настолько хорошо, что терять это совершенно не хотелось. Осторожно высвободившись из его объятий, она нашла свой халат, накинула его и быстро написала записку «Все было просто прекрасно. Встретимся вечером, как договаривались. Доброе утро.» и нарисовала смайлик. А потом ушла в ванную старост и к себе, готовиться и думать, думать, думать…

Я никогда еще не чувствовал себя настолько живым. Столько счастья было в каждой клеточке моего тела, что я чувствовал себя воздушным шариком, готовым хоть сейчас улететь в синее небо. Но стоило мне открыть глаза и все мое счастье испарилось. Ее не было рядом. Я почти испугался, что действительно сошел с ума и все это мне привиделось или приснилось. Но вторая подушка была примята и на ней осталось несколько длинных каштановых волос. Это вселило надежду, а потом я заметил записку. От сердца отлегло и я, как ненормальный, начал носиться по спальне, крича, что это не сон, и что она реально была со мной. Сама! Сама пришла ко мне, сама согласилась, и отдавалась мне так страстно, так нежно. И я был у нее первым… Я еле успокоился, надо было топать на завтрак и на занятия, а я все еще не мог успокоить рвущееся наружу сердце. Оно стучало как отбойный молоток и никак не давало сосредоточиться на том, что я пытался делать — душ, потом одеться, собрать сумку. Потом я напомнил себе, что увижу ее на завтраке, если потороплюсь, и это помогло немного собраться с мыслями.

— Чего это ты такой сегодня… эм… странный? — Поттер внимательно разглядывал меня, и я почувствовал, что краснею.

— Ничего, просто опаздываю, — Драко постарался говорить как можно спокойнее, равнодушнее. — А что не так? Ты для этого зашел за мной пораньше?

— Да ты вроде как светишься весь. Признавайся, какое счастье тебе привалило? Слизеринцы приходили каяться и всю ночь стояли на коленях у твоей спальни, прося вернуться в родные подземелья?

Драко расхохотался.

— Ага, дождешься! — он, все еще посмеиваясь, собрал наконец сумку, и они направились на завтрак.

— А ты не боишься, что они разведают, где ты обитаешь, и вломятся к тебе?

— Сначала побаивался, а теперь уже вроде нет. Вряд ли кто знает где именно я могу быть, разве что Блейз догадается, но ему не до того вроде. У него любовь там с Панси.

— Паркинсон? У нее ж вроде с тобой роман был?

— Ничего у меня с ней никогда не было, разве что переспали пару раз для снятия напряжения, еще на прошлом курсе. Она просто надеялась замуж за меня выйти, тогда это была выгодная партия. А теперь эта партия провальная и Блейз воспользовался моментом и правильно сделал — он по ней сохнет едва ли не с первого курса.

— Да, здорово все поменялось, и я вот подумал… Давай-ка садись за наш стол. Хватит тебе давиться завтраками, обедами и ужинами всухомятку и как придется или вообще на кухню мотаться. Я с нашими поговорил — они не против. Ну, может кто и поворчит немного, но недовольным мы объясним, а остальным все равно или они понимают. Далеко не все против тебя настроены, некоторым и невдомек было, что у тебя терки со змеиным.

Драко даже остановился. Это было на самом деле очень приятно и страшно. Приятно потому, что Поттер так заботился о нем. Как настоящий друг. Страшно, потому что… ну мало ли кто и как все это воспримет. Слизеринцы — те точно постараются подгадить, но это как раз привычно. А слушать гадости еще и со стороны гриффиндорцев… выдержит ли он, сможет промолчать, если что?

Но там, за столом Гриффиндора, сидела и она. И если он согласится, то сможет сидеть рядом. За одним столом хотя бы. Вот только он и сам не знал, как она теперь встретит его. И все же… Сказал «А» — говори «Б».

— Хорошо, я не против. Вот только… если они меня слишком уж в штыки примут, то обратно мне уже дороги не будет однозначно.

— Это ясно. Не переживай, все будет нормально. Ты, главное, если вдруг кто-то типа Рона что-то вякнет — постарайся не грубить сразу в ответ. Подожди немного, может, кто из наших заткнет ему или кому другому рот, и тогда проще будет унять конфликт, ладно?

— Договорились, я постараюсь.

Они вошли в зал в самый разгар завтрака. И, как только подошли к гриффиндорскому столу, все взгляды сошлись на Драко. А Драко никого не видел — он смотрел на нее. Гермиона, как всегда, прекрасно выглядела и была все так же холодна. Она лишь мельком глянула на ребят и продолжила изучать газету, которая лежала перед ней. Гарри нашел два места и махнул Драко рукой, приглашая присесть. Но стоило Драко опуститься на скамью и протянуть руку к тарелке, как Рон и Кормак подхватились, как ужаленные.

— Ты что тут забыл, слизеринский червяк? — заорал Рон. — Забыл, в какой чертовой дыре стол вашего факультета? Или может помочь докатиться туда пинками?

Кормак уже закатывал рукава, сжимая кулаки.

— Не волнуйся, ублюдок, сейчас мы покажем тебе дорогу покороче! — он уже начал выходить из-за стола, спеша подойти к Драко первым. Видя, как у Драко заходили желваки на скулах, Гарри придержал его за плечо и встал сам.

— Его привел я. Так что и драться вы будете со мной. Ну как — оба сразу или все же по очереди?

— Какого лысого Мерлина ты притащил сюда этот кусок помета соплохвоста? — Кормак недоуменно уставился на Гарри. Рон просто глотал воздух от возмущения и глядел на друга, как на прокаженного.

— Потому что его место тут. За все, что он сделал для нас, для школы, для страны и для меня лично. И для ваших семей и лично ваших задниц в частности. Еще вопросы будут?

Кормак с ненавистью глянул на Драко, но промолчал, а вот Рон не смог остановиться — его уже понесло.

— Да что ты? — он язвительно усмехнулся. — И все это он делал так часто, что все почему-то привыкли к его гадким словечкам, оскорблениям, подлым шуточкам и пакостям, а не к помощи? Разве не он у нас единственный Пожиратель Смерти, почему-то оставшийся на свободе? Этого мало ему? Еще и в Гриффиндор его? Тут же не чистокровные аристократы, Малфой, не боишься замараться?

Драко уже открыл было рот, чтобы ответить, Гарри тоже. Но тут все взгляды в изумлении переключились с них куда-то дальше по столу. Они с удивлением обернулись туда и увидели, как медленно поднимается со своего места Гермиона. Она подошла к Драко и пристально вгляделась в его глаза. А Драко моментально стало жарко и страшно. Мало ли что там случилось ночью — сейчас вот как рявкнет ему — вон! — и уже и Гарри не спасет. И придется уйти, потому что он не сможет и не хочет ругаться с ней. Но она медленно скользнула взглядом по Гарри, слегка улыбнулась ему и перевела взгляд на Рона. И вот тут ее взгляд стал совершенно замораживающий. Драко даже удивился, как этот Рыжий не покрылся инеем.

— Если уж тут кому и следует жаловаться на присутствие за нашим столом бывшего Пожирателя, — она сделала упор на бывшем, — и слизеринца Драко Малфоя, то это мне. Разве это не меня он регулярно оскорблял за мою маггловскую кровь? Так почему же ты, Рональд, так нервничаешь из-за этого?

Рон не выдержал ее презрительного взгляда и отвел глаза. Казалось, между ними шел немой диалог. Она говорила ему, что знает, как он предал ее, а он не мог оправдаться и срывал свою злость на Малфое. И это она тоже знала.

— Но я не хочу, чтобы он снова тебя обзывал! — Он все же попытался быть благородным, но свалить проблему на ее голову. И тогда она сделала то, чего уж точно не ожидали ни за столами всех факультетов, ни за столом преподавателей, с интересом наблюдавших за происходящим.

— Я считаю, что все, что ранее делал Драко Малфой по отношению ко мне, он искупил своей помощью нам на протяжении нескольких лет. Не все знают об этом и потому вам так трудно принять его. Но я прошу поверить мне, как самой непосредственной участнице этих событий. И Гарри может подтвердить мои слова. Рон тоже мог бы, но я не хочу его просить об этом. У него есть дела поважнее, которые он привык обсуждать с представительницами прекрасного пола разных факультетов, — ее голос звенел, полный презрения и злости. — А еще я ставлю вас всех в известность, что я и Драко теперь вместе, — она обхватила ладонью его затылок, потянув за волосы и запрокидывая его голову назад, наклонилась и крепко поцеловала в губы. Он был так ошеломлен ее словами и действиями что даже не успел ответить на поцелуй — она так же быстро подняла голову и обвела взглядом свой стол, а потом и другие, и продолжила ледяным тоном:

— Я очень надеюсь, что вы понимаете, что это значит. Не советую — она повернулась в сторону Слизерина, — пытаться впредь делать ему гадости. И да, он останется за нашим столом. Я, как староста, разрешаю ему это. Кто недоволен — идите к директору школы.

И она уселась рядом с Драко, демонстративно взяла с подноса яблоко, призвала к себе свою газету и продолжила чтение, как ни в чем не бывало. Драко слегка приобнял ее, чувствуя, как потихоньку его затапливает ощущение такого же всеобъемлющего счастья, как и утром. Он повернулся к ней и тихонько прошептал ей в самое ухо:

— Спасибо!

Она пожала плечами. Взгляд был прохладный, но она не убрала его руку. Джинни повернулась к Гарри, который так и стоял, переваривая все только что сказанное.

— Ох, Гарри, сядь уже. Ты, как поймавший заклятие «Остолбеней» — маячишь тут уже лишние пять минут. Давай, доедай и пошли. Скоро урок.

Гарри как в тумане сел и откусил кусок пирога. Прожевал. Потом еще. А потом все же не выдержал и повернулся к Драко.

— Так вот чего ты светился, как фея в брачный период, когда я утром зашел за тобой?

Драко закатил глаза. Ну, не думает же Поттер, что он будет с ним откровенничать на эту тему. Но Гарри услышала и Гермиона и снова повернулась к нему, обдавая холодом:

— Гарри Джеймс Поттер! Ваше любопытство чрезмерно. Разве джентльмены обсуждают такие вещи, да еще в присутствии дам, да еще за общим столом? Фи!

Гарри поперхнулся пирогом и больше не проронил ни слова, искоса поглядывая на смотревшего в свою тарелку и еле сдерживающего торжествующую улыбку Малфоя и Герми, которая все так же невозмутимо читала газету. Потом он переглянулся с Джинни, но та тоже только пожала плечами — по сути она была в курсе насколько Драко изменился и как помогал им, и не удивилась тому, что Гарри решил ему помочь, но поступок Герми был сюрпризом и для нее. Гарри решил дождаться вечера, прийти пораньше к Драко и все у того узнать.

Весь день Поттер пялился на меня и это порядком достало. Я надеялся, что вечер у нас будет спокойный, но он все-таки притащился ко мне на час раньше и с порога просто завалил вопросами. Пришлось объяснять, как я вчера оказался у Герми в комнате, почему не сразу среагировал на заклятие и все такое. Я, само собой, не рассказывал ему, что она там со мной вытворяла, но воспоминания об этом здорово завели меня, и я поторопился переключиться на более безопасную тему — наш разговор с ней о прошлом, подумав, что надо бы повторить как-то свои приключения у нее в комнате, пока она не стала прежней. Прежняя Гермиона ни за что не согласится связывать меня. Если вообще согласится встречаться со мной, да…

Итак, я рассказал ему, что она почти ничего не помнила и что я рассказал ей все, включая то, что знал, об их приключениях с его слов, и все про себя. Все, что касалось хорошего, она не вспомнила или почти не вспомнила. А вот что касалось меня… Но потом меня вроде как простили, мы поговорили после его ухода и вот, как следствие, она сегодня при всех заявила, что мы — пара. Это и для меня была новость, потому что я дико боялся, что она будет теперь игнорировать меня, как и раньше, а теперь выдержать это было бы намного сложнее. Поттер, конечно, не поверил. В смысле, не поверил, что мы поговорили и на этом все закончилось. Но на этот раз проявил тактичность и не стал задавать лишних вопросов, хотя я видел, каким любопытством светились его глаза. А потом пришла она и я уже плохо соображал, о чем мы там дальше беседовали, какие планы обсуждали, потому что только и делал, что старался не смотреть на нее постоянно, не вздыхать и не ломать голову над единственным вопросом, который был для меня важен сегодня — останется она со мной или уйдет? Наконец, Гарри не выдержал и наорал на меня, что с таким моим участием им проще придумать план вдвоем с Гермионой. Заодно не будет этих томных вздохов над ухом, от которых ему хочется плюнуть на нас и пойти найти Джинни, чтобы успокоить свою нервную систему. Повисла пауза. Я уже боялся, что Герми сейчас его пошлет куда подальше, но она вдруг расхохоталась. Совсем как та Гермиона, которая… которую мы хотели освободить. Она смеялась до слез, утирая их ладонями и снова сгибалась в приступе хохота. Следом не выдержал я, а потом и Гарри, обозвав нас идиотами. В этот вечер мы так ничего и не придумали. А через несколько дней произошло событие, которое подтолкнуло нас к действию и времени думать уже не осталось.

В один из вечеров, когда мы с Герми валялись на моей кровати и она пыталась объяснить мне, как работает заклинание Патронуса, которое и ей не очень давалось, дверь в мою комнату распахнулась, как от удара, и в нее ввалилось человек пять в масках и плащах с капюшонами. Это так живо напомнило время Пожирателей, что на какие-то секунды мы замерли от страшных воспоминаний. Нам повезло, потому что эти «гости» тоже явно не были готовы увидеть здесь Гермиону и на ходу перестраивали свой план. Гермиона мигом скатилась с кровати и обезоружила ближайшего к ней противника, но у меня палочки не было, поэтому единственное, что я мог — это идти на них с кулаками. Схватив с прикроватной тумбочки тяжелый бронзовый светильник, я запустил им в одного, а на второго кинулся сам, свалив его на пол. Мы кубарем покатились по полу, сбив на землю еще кого-то. Я слышал, как Герми и ее противники выкрикивают заклятия, слышал звук упавшего тела, но все это было далеко, а передо мной мелькнуло лицо Гойла, видимо, потерявшего маску от удара об пол, и я со всей силы врезал ему кулаком. Кто-то вцепился мне в рубашку и за волосы пытался стащить меня с Гойла, я вывернулся и врезал ему под дых, но тут же получил сокрушительный удар в лицо и почувствовал привкус крови во рту. А потом ощутил сильный удар под ребра, наверное, ботинком, потому что меня буквально снесло на пол. Еще один удар в лицо и я, ударившись затылком о что-то твердое, вырубился.

Сознание медленно возвращалось. Я слышал голоса, в голове звенело. Кто-то сказал «Его надо в Больничное крыло». Интересно, это про меня или… Ох, Гермиона! Я поторопился открыть глаза и тут же увидел ее — она сидела на полу, склонившись надо мной, а моя голова лежала на ее коленях. Я хотел спросить как все закончилось, но только закашлялся. Она легонько убрала волосы с моего лба и начала рассказывать. Она рассказывала мне и заодно кому-то, кто был за нами и я его не видел.

— Они влетели толпой, в плащах и в масках, и это было так похоже на Пожирателей, что я просто растерялась. Надо было сразу обездвижить нескольких, а я так испугалась! Потом я обезоружила кого-то, потом еще и еще, я уже не очень помню, я боялась, что они заколдуют Драко, у него ведь нет палочки. Это так неправильно — отнимать у него палочку после уроков, зная, что тут остались его враги! — Гермиона говорила так эмоционально, Драко даже улыбнулся. Ему сейчас было так хорошо. — Я видела, как Драко сцепился с несколькими из них, а потом его закрыли от меня, я только услышала глухой удар и довольных хохот и тогда я… я так разозлилась, Гарри, что просто не выдержала.

— И кого же ты наградила Круциатусом? — спросил Поттер, который, наконец, появился в поле моего зрения.

— Я не снимала маску, просто потом вырубила его и связала их всех. Гарри, послушай — это отличная возможность доказать директору, что Драко опасно оставаться в замке на каникулах. И я хочу прямо сейчас отправиться к ней и… в общем, ты не мог бы остаться тут и проследить, чтобы они не сбежали?

Гарри посмотрел на Драко.

— Он весь в крови, может, сначала все-таки к мадам Помфри?

— Нет! Он не ребенок. Рана не опасна, я уже осмотрела, кое-где залечила, а то, что он в крови, будет еще лучшим доказательством того, как весело ему будет остаться тут без друзей и без палочки, среди этих подонков. Так что мы идем к директору. А дальше — по обстоятельствам.

И она помогла Драко подняться.

— Как ты? Идти можешь? Голова не кружится? — ее голос был обеспокоенным. Хоть она и понимала, что поступает правильно, это не мешало ей переживать за Драко.

— Все нормально, дойду, — все еще хрипло, но вполне разборчиво проворчал Драко. Его пошатывало, но идти было вполне не сложно, — Серьезно, Герм? Круциатус? Ты?! — она быстро глянула на него и молча потащила к директору.

Профессор Макгонагалл была у себя. Герми, как староста школы, знала пароль, и мы прошли сразу в кабинет, что было здорово, потому что силы мои явно были на исходе. Подняв голову и увидев нас, Макгонагалл резко побледнела и бросилась к нам.

— Что произошло, мисс Грейнджер? Почему вы не в Больничном крыле? — она усадила меня в кресло и наколдовала стакан воды, за что я благодарно кивнул, предоставляя все объяснения Гермионе.

— Профессор, он будет там, как только я расскажу вам, что произошло. Мне нужно было, чтобы вы убедились в правдивости моих слов. Если позволите, я бы попросила вас проводить нас до Выручай-комнаты, где вас ждет Гарри Поттер и несколько связанных слизеринцев, после чего я отведу Драко к мадам Помфри. А по дороге все расскажу.

Они торопливо шли по коридорам, и Гермиона быстро рассказывала о том, что произошло, а потом обратилась к Макгонагалл с просьбой принять ее сразу после того, как она отведет Драко в Больничное крыло, куда Драко идти вовсе не хотелось. О чем он и заявил, как только они подошли к его комнате. Не дослушав его, Гермиона произнесла пароль, и комната открылась. Увидев разгром и лежащих в рядок пятерых студентов, профессор поджала свои и без того тонкие губы, что всегда говорило о том, что она в бешенстве. Она подошла к лежащим на полу связанным парням и взмахнула палочкой — маски тут же слетели с их лиц, а на Гойле ее уже и так не было. Перед ними лежали, кроме Гойла, Теодор Нотт, Грэхэм Монтегю и еще двое слизеринцев, имен которых Гермиона не помнила. Драко почему-то испытал облегчение от того, что Блейза среди них не было. Профессор перевела взгляд на Поттера и тот молча протянул ей все пять палочек слизеринцев, которые он успел найти и собрать.

— Отлично. Решили поиграть в Пожирателей? — ее голос был холоден, как лед. Драко подумалось, что сейчас они с Гермионой часто бывают похожи этой сдержанностью и холодом. — Мистер Поттер, вы пойдете со мной и поможете запереть этих… — она сделала глубокий вздох, — студентов в классе рядом с моим кабинетом, пока я не решу, как с ними поступить. После этого мы с вами пройдем ко мне, где дождемся мисс Грейнджер, которая присоединится к нам после того, как отведет мистера Малфоя в Больничное крыло.

Драко набычился и попытался протестовать, но она остановила его взмахом руки.

— Присоединитесь вы к нам или останетесь в Больничном крыле будет решать мадам Помфри. На этом все. Идите.

Гермиона потащила Драко за руку в сторону Больничного крыла, и он уже почти не упирался, только ворчал. Наконец, ей это надоело.

— Может, ты перестанешь вести себя, как старая маггловская бабка и успокоишься? Я не вижу у тебя серьезных ран, кровь я сразу остановила, просто не убирала ее, чтобы профессор Макгонагалл быстрее поверила нам. Так что с уверенностью могу сказать, что тебе промоют ссадины, может, дадут бодрящую настойку и отпустят. Я подожду, обещаю. Только если ты заткнешься и будешь послушным мальчиком, — она улыбнулась, слегка прижавшись к нему и целуя в губы. Драко тут же отреагировал, обхватив ее за талию и прижимая к себе, но она вывернулась. — Если у тебя хватает сил на это, то хватит и до кабинета директора дойти, осталось доказать это мадам Помфри, — рассмеялась она. — Пошли скорее.

Она оказалась права, мадам Помфри промыла ему оставшиеся ссадины, убрала кровь, похвалила Гермиону за умело наложенные исцеляющие чары, дала Драко укрепляющий отвар и отпустила, заставив пообещать, что если вдруг начнутся головные боли или головокружения он обязательно к ней придет.

В кабинете директора их уже ждали. Поттер мало что мог рассказать профессору в дополнение к уже рассказанному Гермионой, зато он многое рассказал о том, как с Драко обращались до сегодняшнего дня и почему он вообще оказался в Выручай-комнате, а не в слизеринских подземельях. Драко не был в восторге от таких откровений, но понимал, что по-другому они ничего не добьются.

— Почему вы сразу не обратились ко мне или к своему декану, мистер Малфой? Почему вы терпели все это?

Драко исподлобья глянул на директора. Неужели она думает, что он побежал бы жаловаться кому бы то ни было на тяжкое житье после того, как его выпустили из Азкабана? Он так и слышал, как декан, растягивая слова, цедит в ответ на его жалобы «Вы должны быть благодарны, что вас вообще допустили к занятиям, мистер Малфой!».

— Профессор, я понимаю, что у вас обо мне сложилось весьма, хм… одностороннее мнение за годы учебы до войны. Я помню, как я всем и каждому грозился своим отцом и поверьте, мне не очень приятно это вспоминать. Но неужели вы думаете, что после всего, через что я прошел, я побежал бы за помощью к старшим, чтобы вы спасали меня о этих… студентов?

Брови профессора Макгонагалл поползли вверх. Она действительно помнила его как заносчивого и самовлюбленного мальчишку, вечно кичившегося своей родословной и грозившего всем своим отцом. И она понимала, что то, через что заставила его пройти жизнь, должно было научить его многому. И Дамблдор всегда отзывался о нем, как о человеке с хорошей душой, который добьется многого, если только сделает правильный выбор, если сумеет остановиться, найдет в себе силы и смелость. Но она точно не ожидала такой отповеди от собственного ученика и понимала, что он прав — она все еще относилась к нему как к маленькому ребенку.

— Простите, мистер Малфой. Я все время забываю, что вы уже далеко не те дети, которые пришли сюда на первом курсе. Итак, думаю, что вы все не просто так собрались тут. И хоть мне и странно видеть вас втроем — обычно, когда в Хогвартсе случалось что-то подобное, на вашем месте оказывался мистер Уизли — но видимо, на все есть причины. Я слушаю вас.

Ребята переглянулись. Самое время было просить, требовать, доказывать, но никто из них не решался первым начать. Наконец, не выдержала Гермиона.

— Профессор, скоро каникулы. Мы с Гарри волнуемся, что, когда нас не будет в школе, может случиться что-то похуже сегодняшнего нападения. Теперь остальным слизеринцам будет известно, что их друзья поплатились за нападение на Драко, и они могут решить отомстить. Почему Драко нельзя быть на каникулах дома? Ведь мадам Малфой нет в поместье?

— Суд и Министерство приняли решение, что Драко будет находиться в школе как под домашним арестом, и сейчас подавать апелляцию в свете последних событий слишком поздно — ее не успеют рассмотреть до начала каникул. Я сама была бы не против отправить Драко домой, но не могу нарушить приказ и постановление суда.

Ребята молчали. Так хотелось верить, что из-за нападения Драко просто так отправят домой и не нужно будет примешивать сюда артефакты, рисковать… но не вышло, и никто не решался заговорить об этом первым. Тогда Драко решил рискнуть и, сделав вид, будто только что о чем-то вспомнил, повернулся к профессору:

— А если я сдам Министерству некие артефакты с темной магией, которые были у моего отца? Тогда мне могут сделать поблажку и отпустить на каникулы домой?

Профессор Макгонагалл удивленно подняла на него глаза:

— Мистер Малфой, вы понимаете, что говорите? Откуда у вас?..

— Я понимаю, профессор. Я вдруг только что вспомнил, где отец хранил ларец со страшными артефактами или ядами, который пытался продать, но не успел. Возможно, Министерству будет интересно узнать об этом, а я смогу вернуться домой. Я даже не прошу вернуть мне на это время волшебную палочку, профессор. Я просто не хочу каждые пять минут думать, что сейчас кто-то ворвется ко мне в комнату с желанием унизить, поиздеваться или вообще убить.

Макгонагалл задумчиво рассматривала его.

— Значит, ВДРУГ вспомнили? — недоверчиво проговорила она.

— Именно! Наверное, это удар по голове спровоцировал всплеск памяти, профессор! — Драко улыбнулся самой искренней улыбкой, на какую только был способен.

— Ладно. Я поговорю с министром, — строго ответила Макгонагалл. — Идите пока к себе и да, Поттер, Грейнджер — поговорите со студентами со своего факультета. Расскажите им о ситуации и скажите, что я просила обеспечить достойное и спокойное проживание мистера Малфоя в башне Гриффиндора. Надеюсь, как декан факультета, я имею право надеяться, что мою просьбу они выполнят, и мистер Маклагген с мистером Уизли не заставят меня краснеть за них. Драко, соберите свои вещи и перебирайтесь к Поттеру. Думаю, там найдется место.

— Спасибо, профессор, — Драко явно не ожидал такого и был потрясен, а Поттер просто сиял от радости. — Нужно ли мне сменить цвета формы на гриффиндорские?

— Думаю, сейчас мы это узнаем. Сядьте, пожалуйста, сюда, — она указала на трехногий табурет, который тут же выехал от стенки на середину кабинета, и приманила палочкой Распределяющую шляпу. Гарри и Гермиона, открыв рты, смотрели на происходящее. Никогда еще в Хогвартсе не применяли эту шляпу дважды к одному и тому же студенту, чтобы выяснить правильность принадлежности к факультету. Никогда еще никто из студентов не вел себя, как Малфой. Драко тоже смотрел на профессора с удивлением. И тут шляпа заговорила.

— Хотите убедиться, что приняли правильное решение? Я помню вас, Драко Малфой. Вы очень хотели на Слизерин, и я, не раздумывая, отправила вас туда, потому что у вас были на лицо все задатки истинного слизеринца. Но, с некоторых пор, вы очень изменились, и сейчас я бы так же, не раздумывая, отправила вас на Гриффиндор.

— Вот и ответ на ваш вопрос, мистер Малфой. Добро пожаловать на мой факультет. И, надеюсь, я не пожалею об этом, Драко. А теперь идите, мне нужно связаться с министром.

— Профессор, — Гарри задержался на пороге, — а что будет с теми, кто напал на Драко и Гермиону?

— Об этом тоже нужно будет решить вопрос с министром, так что идите. И да, мистер Малфой, думаю, министр захочет встретиться с вами в ближайшее время.

Выйдя из кабинета директора, ребята отправились в Выручай-комнату за вещами Драко. По дороге Поттер не переставал радоваться, как все здорово вышло с жильем Драко, теперь не надо будет беспокоиться, что к нему вломится кто-то, пока рядом не будет друзей, и что теперь тот гриффиндорец. Но Драко не разделял его радости — идти в башню Гриффиндора не очень хотелось. Хотя теперь на завтраках, обедах и ужинах его уже не задевали и даже вроде бы привыкли, что он сидит за их столом, здоровались, дружелюбно кивали, но он все равно часто ловил на себе злые взгляды Уизли и Маклаггена, а также нескольких других ребят. А что будет, когда они узнают, что шляпа лично перевела его со Слизерина на Гриффиндор? Но постепенно уверенность Поттера, что это лучший выход, передалась и ему, и он решил, что уж хуже, чем первый раз за завтраком, точно не будет.

Они вошли в гостиную, где, как всегда, было полно народу, и Поттер сразу полез на стул, перекрикивая народ и вопя о том, что у него есть просьба от декана. Все постепенно стихли и ждали, что он скажет. Поттер рассказал все то, что просила передать Макгонагалл, и про решение Распределяющей шляпы, и что сегодня произошло в комнате у Драко, не преминув объяснить попутно и то, что Драко делал в Выручай-комнате, почему он там жил. Под конец он спросил, какие у них есть свободные места в спальнях и какие идеи, где поселить Драко. Драко скривился — не очень приятно было терпеть на себе все эти взгляды — сочувствующие от ребят, откровенно жалеющие его — от девушек. Но некоторые подходили к нему, жали руку, хлопали по плечам и поздравляли вполне искренне, а он осторожно улыбался, словно боясь, что сейчас они начнут смеяться над ним за то, что он поверил. Но они и правда были искренни, на душе у Драко потеплело и это было очень непривычное ощущение. Когда Поттер слез, наконец, со стула, к нему пробился Рон Уизли. Таким Драко его раньше видел только когда Рыжий обращался к нему, но уж никак не к Гарри Поттеру.

— Мало того, что ты приволок эту падаль за наш стол, так теперь он еще и спальню с нами делить будет? Теперь он тоже гриффиндорец?! Ты рехнулся, Гарри? Может, в свою постель его теперь уложишь? Хотя нет, его место теперь в спальне Грейнджер, разве нет? Так что он тут забыл? Пусть к ней и катится! — он говорил с такой злобой и ненавистью, что Драко даже захотелось отодвинуться от него подальше. Вот только Гермиону он зря вспомнил. И Гарри и Драко моментально сжали кулаки и двинулись на Рона плечом к плечу, сами не ожидая от себя такой слаженности в желании защитить подругу и любимую. Но Рона уже оттеснили сокурсники, шикая на него, оттаскивая от ребят. А Рон и не сопротивлялся особо — просто развернулся и ушел, буркнув что его постель отныне свободна. Он перебирается в спальню к соседям. И ушел собирать вещи. Никто не мог понять, почему он так воспринимал все, что касалось Драко и Гарри. Ведь все видели, что он давно перестал общаться и с Гермионой, и с Гарри, и занимался своими делами.

Гарри переглянулся с Джинни и Гермионой. Джинни пожала плечами.

— Он знает, что виноват и не может признать вину. Вот и злится. Это глупо, но так уж вышло. А признать Драко героем ему вообще невыносимо. Ну, не умеет он пережить все это и успокоиться. В драку он вряд ли полезет, но рычать еще будет, однозначно. Я не думаю, что Драко будет угрожать что-то серьезное.

— Я не боюсь его, Рыжая. Просто… Я виноват, конечно, но вот Гарри и Гермиона сумели меня простить и принять. Ты вроде бы тоже не слишком переживаешь по поводу моего присутствия на Гриффиндоре. А он… Я просто не понимаю, чем именно я ему так насолил?

Джинни приподняла бровь и удивленно уставилась на Драко.

— Серьезно, блондинчик? Ты не понимаешь?

— Серьезно. Нет.

— А кто увел у него девушку?

Драко уставился на нее в изумлении.

— Но ведь он сам оставил ее, разве нет? Ведь это же он гулял направо и налево с красотками, которые вешались на его героическую шею после войны и никак не мог определиться, с кем же повстречаться хоть недельку? Так при чем тут я? Я, конечно, понимаю, что Герми… — он осекся, вдруг осознав, что их слушает и Гермиона, и еще с десяток лишних ушей. И резко сменил тему. — Может сходим куда-то, а то тут поговорить… — он огляделся и посторонние сразу сделали вид, что усиленно занимаются своими делами.

— Да, уединиться тут сложно, — Поттер усмехнулся. — Давай я закину твои вещи к нам в спальню, и мы поищем укромное местечко, чтобы поболтать.

— Идемте ко мне в гостиную, — позвала Гермиона, — одного Невилла проще выдержать или попросить прогуляться. Впрочем, если он у себя в комнате, то тоже не будет подслушивать — он не из таких.

Я шел, держа за руку Герми, а рядом шагал Поттер, обнимая Джинни. И это было так странно, но так… правильно? По логике вещей, разве не Рыжий должен быть на моем месте? Почему именно он теперь вдруг стал врагом, да еще таким непримиримым? Неужели он просто ревнует? Неужели Рыжая права? Ведь она должна лучше знать своего брата. И еще я думал, что я теперь гриффиндорец. Я столько раз высмеивал их безрассудную смелость, честность, пресловутое благородство, и вот — сам буду носить красное с золотом и спать под львиным гербом. Ну, разве жизнь не полна сюрпризов? Но мне они определенно теперь нравились.

В гостиной старост мы наконец поговорили. Я видел, как недовольно хмурилась Гермиона, когда Джин объясняла поведение Рона. Может, она жалеет? Ведь, если бы она не стала Снежной королевой, они, наверное, остались бы вместе. А я сошел бы с ума — ну, так туда мне и дорога, ей какое дело? Я не мог не радоваться всему происходящему, потому что она была сейчас со мной. Пока еще со мной. И я очень сильно надеялся, что со мной она и останется, даже когда мы снимем заклятие. А если нет… Тогда у меня останутся воспоминания об этих днях в школе, самых счастливых днях моей жизни. И как это я раньше так злился на то, что меня заставили сюда вернуться? Кто же мог знать, как все повернется…

Я видел, что за последние дни, с тех пор как мы были вместе, она изменилась. Меньше стало холода во взгляде, она не цедила слова, стала улыбаться и даже смеяться, когда мы были вдвоем или с Гарри и Джинни. Когда я спрашивал ее об этом, она говорила, что чувствует себя шизофреничкой с раздвоением личности — иногда ей охота заморозить весь мир и нас в том числе. А иногда раскинуть руки и кружиться от счастья. И это здорово мешает сосредоточиться, потому что такие настроения сменяются быстро и неконтролируемо, а она терпеть не может, когда что-то не контролирует. Это значило, что нужно поторопиться, пока у нее и правда не случился нервный срыв, не дай, Мерлин, с выбросом неконтролируемой магии.

Потом Гарри и Джинни ушли, и мы остались вдвоем. Герми стояла у окна и смотрела, как падает снег. Я погасил свет и подошел к ней сзади, обнимая за талию, вдыхая запах ее волос. Снег за окном падал медленно, большими пушистыми хлопьями, как в сказке.

— Я люблю такой снег, — я говорил шепотом, чтобы не спугнуть волшебство за окном и в комнате. — Дома в такой снегопад я всегда шел в парк — деревья от налипшего на ветки снега казались волшебными существами, задремавшими в зимнем лесу до весны и надо было идти очень тихо, чтобы не потревожить их сны. Иначе они могли рассердиться и заколдовать меня.

Я чувствовал, что она улыбается, откинувшись мне на грудь и не моргая следя за снежными хлопьями.

— А мы в такой снегопад ходили в парк. С родителями. Я пыталась поймать снежинки на кончик языка. Снег был такой сладкий — как мороженое. Как жаль, что теперь я не чувствую его вкуса.

Она легко повернулась в моих руках и посмотрела в глаза.

— Я не жалею, Драко.

Я удивленно посмотрел на нее, не сразу поняв, о чем она говорит. И она повторила.

— Я не жалею. Я знаю, ты слушал Джинни и думал, что я, наверное, жалею, что так произошло с Роном и мы расстались, потому что я стала ледяной, а он не выдержал и все такое прочее. Но на самом деле я не жалею. И по многим причинам. Я расскажу тебе, но ты пообещай никогда не использовать это против Рона или против кого-то из его семьи, потому что этого никто не знает. Это будешь знать только ты.

Я кивнул, и мы присели на диван. Ненадолго она задумалась и начала рассказывать.

— Тогда в коридорах, когда ты ловил меня и творил все те вещи… — я попытался заговорить, но она остановила меня, рукой прикрыв мои губы. Я взял ее ладонь и стал молча целовать холодные пальцы, все еще мысленно извиняясь за прошлое. — Так вот, тогда я не только плакала и молилась что бы никто не увидел нас и не узнал. Я молилась о том, чтобы ты никогда больше так не делал и, в то же время, я не могла не думать о том, КАК ты это делал, о твоих руках, губах, о том, как ты прижимаешься ко мне, каким сильным было твое желание… Я ненавидела тебя и хотела. Хотела, Драко Малфой. Ненавидела эти встречи и мечтала о них. Никто и никогда действительно не касался меня там до тебя и никто и никогда не касался меня так, как ты. Никогда в жизни, Драко.

Я наклонился к ее губам, но она уперлась мне в грудь ладонями.

— Если мы начнем целоваться я уже ничего тебе не расскажу, — пригрозила она, и я нехотя отодвинулся.

— Потом мы отправились искать крестражи. Втроем. И, хотя Рон ничего мне не говорил, но я чувствовала, что он ко мне относится не как к другу, не так, как относится ко мне Гарри. Гарри тоже видел это и порой посмеивался — то над Роном, то надо мной. Но Рон не переступал черту, ничего не говорил мне, ничего не спрашивал. А потом, когда мы по очереди носили этот гадкий крестраж в виде медальона Слизерина… Он на всех действовал гадко, все злились и раздражались по любому поводу, но Рон — на него он действовал особенно сильно. И он взбунтовался. Они с Гарри очень сильно поругались, и Рон ушел. Он поставил меня перед выбором — он или Гарри. И я… Может, этим я тоже в чем-то предала его, но я не могла бросить Гарри. Я просто понимала, что это будет неправильно. И он ушел, трансгрессировал. А вернуться, когда одумался, уже не смог — найти нас, если точно не знаешь, где мы находимся, было практически невозможно, тем более что мы перемещались каждый день в новое место. Вот так и получилось, что мы остались вдвоем с Гарри. Он утешал меня как мог. Однажды даже пригласил меня на танец.

Я здорово удивился. Поттер не мастер танцевать, насколько я знал.

— На танец? Поттер? Представляю, как он оттоптал тебе все ноги, — я шутил, чтобы хоть как-то отвлечь ее от грустных воспоминаний. — Я помню, как на балу Чемпионов от него стонала Патил.

Она стукнула меня кулачком.

— Он хотел помочь мне пережить потерю, думал, что я переживаю из-за любимого. А я понять не могла, как мог Рон так поступить с Гарри? Ведь они дружат с первого курса, все время были вместе. И мы с Гарри не давали никакого повода для ревности. Гарри — он такой благородный, он даже если бы хотел — не позволил бы себе ничего лишнего.

Я закатил глаза — ох, уж этот мне святой Поттер.

— Да, он такой и нечего корчить рожи! — Герми снова стукнула меня, а потом рассмеялась. — Все-таки ты еще такой слизеринец! Наверное, правы те, кто говорит, что факультет — это диагноз. Может, шляпа все-таки ошиблась? — я наклонился и тихонько зарычал ей в шею, и она улыбнулась. — Ладно, ладно, ты лев. Так вот, потом Рон вернулся, ему помог делюминатор, оставленный ему в наследство Дамблдором. Он вернулся, спас жизнь Гарри и смог уничтожить крестраж мечом Гриффиндора. Тогда он вернулся. Кто знает — может, он вернется и теперь. Я думала, что хорошо его знаю, но в этот раз такое чувство, что он носит крестраж не снимая и знает это. Как будто он делает это специально — подогревает в себе злобу, обиду на Гарри, на меня. Ненависть к тебе. Но я хочу, чтобы ты не сомневался, Драко. Если Рон и вернется к нам — он вернется как друг. Я не люблю его. И заклятье мое тут ни при чем. Потому что… — она заглянула мне в глаза, — потому что я еще тогда, в темных коридорах Хогвартса, влюбилась в другого парня. Влюбилась в того, кого, казалось бы, должна была ненавидеть всем сердцем. Но не смогла.

Она не плакала, но в глазах была боль. Я не понял отчего — от того, что рассказала мне все это, или за Рыжего, но тогда мне было все равно. В душе я просто ликовал, прижимая ее к себе, целуя глаза, нос, волосы, задыхаясь от счастья и облегчения—она любит меня. ЛЮБИТ МЕНЯ!!! Я теперь готов был не то что в Азкабан — к самому Темному Лорду на кулички, потому что знал, что она любит меня. И я шептал ей, как сильно я счастлив, как сильно и давно я люблю ее сам, что тогда, в коридорах, я с ума сходил, а после ненавидел себя за то, что творил с ней, за то, что заставлял еще больше ненавидеть себя. И о том, как я мечтал о ней, все время, пока был в Азкабане — только о ней. Иначе не выжил бы. И как испугался, когда увидел, какой она стала после заклятья и как мечтал разрушить его. И что теперь у нас все получится, потому что теперь мы вместе, и с нами еще и Поттер, так что мы такая сила, что одолеем любые заклятья. Она улыбалась и слушала все, что я несу в перерывах между поцелуями, сама целуя в ответ и прижимаясь ко мне как маленькая девочка, которой хочется укрыться в чьих-то сильных взрослых руках от страшной истории, истории своей собственной жизни.

Министр прибыл на следующий день после драки. Меня вызвали в кабинет директора прямо с урока, и ребята провожали меня испуганными взглядами. Я понял, что, как только закончится урок, они прибегут туда за мной следом. Когда я вошел, Министр мерил шагами кабинет и был явно не в духе. Увидев меня, он скривился, но протянул руку, чтобы поздороваться, что обнадеживало.

— Мистер Малфой, мне сказали, что у вас есть артефакты с темной магией, которые вы хотите передать министерству на определенных условиях. Это правда? — он сразу перешел к делу. — Должен заметить, что не в вашем положении диктовать нам условия, Драко. Я могу вас так называть?

— Министр, — я слегка склонил голову. Не зря же меня учили всяким аристократическим приемчикам, когда нужно — я умел быть принцем крови не по прозвищу, а по статусу, но сейчас мне было выгоднее оставаться простым студентом. — Я вовсе не пытаюсь диктовать условия, меня неправильно поняли. Однако, в свете последних событий, а также делая выводы из происходящего в замке на протяжении полугода с начала занятий, я пришел к заключению, что моей жизни угрожает опасность, и не малая. И поскольку по решению суда и Министерства обратиться я могу только к вам и только через директора, я попросил профессора Макгонагалл передать вам мою просьбу увидеться и попросить разрешить мне отправиться в поместье на каникулы, дабы сохранить жизнь и здоровье, пока мои друзья мистер Поттер и мисс Грейнджер будут дома на праздники. И в благодарность за вашу помощь в решении этого вопроса, а никак не в обмен, я передам Министерству ларец с темными артефактами, который, как я вчера внезапно вспомнил, хранится в одном известном мне тайнике.

Я заметил, что Макгонагалл тихонько ухмыляется, переглядываясь с портретом Дамблдора. Министр же смотрел на меня во все глаза. Кажется, он прекрасно понимал, что из него сейчас делают шута, но не понимал к чему можно придраться. Поэтому он начал задавать мне вопросы, такие скучные и нудные, что я едва сдерживался, чтобы не зевать во весь рот, отвечая на них. Как давно меня преследуют слизеринцы? — Сказал же, с начала года! Почему я не обратился за помощью к директору или в министерство? — Уже объяснял директору. Как я воспринял перевод меня на Гриффиндор? — С радостью, кому охота прятаться от собственных сокурсников? Как это приняли мои новые сокурсники? — Рассказать ему про ругань Рыжего? В основном положительно. Знаю ли я, где сейчас находится моя мать? — Догадываюсь, но не признаваться же ему в этом. Собираюсь ли я просить так же, чтобы мне на время каникул вернули палочку? — Было бы здорово, но как будто я не понимаю, что они ни за что этого не сделают?

Наконец Макгонагалл тоже надоел этот цирк, и она напомнила Министру, что идут уроки и меня можно отпустить, поскольку решение все равно будет выносить кто-то там в Лондоне, а не здесь и не сейчас. Министр еще раз скривился, вяло пожал мне руку и обещал сообщить решение, как только оно будет известно. Я попрощался с ними и вышел, сразу за дверью кабинета наткнувшись на ребят. Но, поскольку повлиять на решение мы все равно никак не могли, нам оставалось только ждать.

Ответ пришел за день до каникул. И принес его Министр лично. Меня опять вызвали в кабинет к директору, и Министр лично передал мне распоряжение, в котором было написано, что мне можно находиться в поместье во время каникул. Без волшебной палочки. Без матери. Для перемещения меня туда и оттуда будет выделен специальный сопровождающий, он же и заберет ларец с артефактами, когда доставит меня в поместье. Прочитав это, я все же решил уточнить детали:

— Министр, поместье все еще находится под присмотром Министерства? Там идут обыски? Мне следует ждать незваных гостей на праздники?

— Нет, — Министр был серьезен как никогда, — поместье было неоднократно осмотрено и с него уже снято наблюдение. Вы будете находиться там один. Однако вам запрещено покидать его, на самом поместье и на вас стоят отслеживающие чары, а также все защитные чары, которые были на самом поместье, сохранены.

— Могут меня посетить на Рождество друзья?

Министр нахмурился. Об этом разговора не было.

— Могу я спросить имена этих друзей, мистер Малфой?

— Конечно, Министр. Это мистер Поттер и мисс Грейнджер, сэр.

— О, — лицо Министра вытянулось. Мне кажется, он думал, что услышит, как минимум, парочку имен Пожирателей. — Конечно, если эти люди, герои войны, ваши друзья, то нам следует, видимо, пересмотреть предел доверия министерства к вам, мистер Малфой. Давно мистер Поттер и мисс Грейнджер считают вас своим другом?

— Право не знаю, Министр, думаю, об их отношении ко мне вам лучше узнать у них самих. Я же просто был бы рад не оставаться на праздник в одиночестве и, поскольку мне не позволено выходить за пределы поместья, мне хотелось бы пригласить друзей к себе.

— Думаю, в этом не будет ничего предосудительного. Я предупрежу в Министерстве о том, что к вам могут прибыть эти двое, но больше никто.

— Спасибо, Министр. Большего мне и не нужно.

— Тогда будьте готовы в первый день каникул в одиннадцать утра у парадного входа в Хогвартс. Там вас встретит сопровождающий, которому вы по прибытию в поместье передадите ларец.

— Да, только предупредите сопровождающего, что ему необходимо будет захватить с собой мою палочку, потому что мне придется снимать заклинания с тайника, и никто, кроме меня, не сможет сделать это без определенной подготовки. У вашего служащего, боюсь, оной нет, так что…

Министр задумался, не опасно ли мне доверять палочку, но взвесив все, наконец, решился.

— Договорились, — и мы пожали руки друг другу.

Итак, в первый день каникул я, в сопровождении двухметрового работника Министерства, практически налегке, отправился домой, заранее договорившись с друзьями, что они приедут на следующий день. Им еще нужно было показаться в Норе у семейства Уизли и объяснить Молли, почему в этом году они не будут праздновать Рождество с ними. Хотя Рон все еще дулся на Поттера, Джинни и Молли настоятельно просили ребят приехать к ним домой на праздники. Путешествие не заняло много времени, и скоро я увидел величественный замок нашего рода. Я даже не догадывался, как скучал по дому.

Холодный и серый — для меня он был тихим и родным пристанищем. Войдя в дом, я сразу увидел пару домовиков, встречающих нас на пороге. Они тоже обрадовались мне. Наверное, одиноко было бродить по нашему замку и не видеть никого, кроме работников Министерства, которые обшаривали тут каждый уголок. Эльфы предложили обед, но мой сопровождающий хотел поскорее покончить с заданием, поэтому мы сразу приступили к делу. Взяв свою палочку, я попросил его держаться от меня на несколько шагов сзади, поскольку собирался вскрывать тайник, запечатанный по-настоящему темной магией и не хотел, чтобы его чем-то зацепило. Он отлично все понял и выполнил мою просьбу, за что и был в довольно скором времени вознагражден, унося в министерство ларец отца и мою волшебную палочку, которую я с тяжелым сердцем отдал ему. Как только за ним закрылись ворота, я отправил Герми филина, как и обещал, сообщив, что все прошло отлично, и я жду их с Поттером, как договаривались. Они не должны были заблудиться, им давали ориентиры из министерства. Потом я осмотрел поместье, поговорил с эльфами, пообедал и заскучал. Весь вечер я провел в библиотеке, выискивая разные интересные заклинания, похожие на то, которым заколдовали Герми, но так и не нашел ничего подходящего. Определенно, стоило искать разве что в темных книгах, а таких никто не держал в открытых библиотеках. Поэтому я выбрал несколько своих любимых классиков и отправился в спальню. Завтрашний день обещал быть одним из решающих, надо было отдохнуть как следует.

Среди ночи меня разбудили голоса. Сначала я спросонья решил, что это гриффиндорские спальни и кому-то не спится. Но быстро вспомнил, где я нахожусь, и мороз пробрал меня по коже — я ведь был абсолютно безоружен. Поэтому я очень тихо встал, заправил постель покрывалом, насколько мог аккуратно, и спрятался под кровать, ощущая себя маленьким перепуганным мальчиком. Больше всего пугала неизвестность — кто мог переговариваться в моем поместье среди ночи? В коридоре слышались осторожные шаги, потом скрипнула дверь рядом с моей комнатой, снова шаги. Наконец, я услышал, как открывается дверь и увидел маленький огонек на конце палочки. В комнату заглядывали двое взрослых людей в масках. Они быстро оглядели комнату и вышли, и я услышал, как один сказал другому:

— Я же говорил, что дом стоит абсолютно пустой и Министерство тут уже давно не появляется. Отличное место для собраний. Никому и в голову не придет искать нас тут. А змееныш Люциуса явится сюда только после окончания учебного года. Если явится — я слышал, у него большие проблемы с бывшими однокурсниками, так что, возможно, ему придется отправиться не сюда, а в Мунго. — И он мерзко захихикал.

— Ладно, — ответил второй, — завтра расскажем о нашей вылазке Милорду, пусть он и решает. Если что — вернемся сюда к ночи и все подготовим.

Их голоса затихли в стороне парадного входа, а я боялся дышать еще минут двадцать. Это как же Министерство отслеживает, кто тут появляется, если вот они тут были и, возможно, не впервые, а никто ничего не знает? Вот это я попал, правда, как в поговорке — из огня да в полымя. Там доставали мелкие слизеринцы, а тут сразу крупная рыба — Пожиратели. Но это был мой дом. МОЙ ДОМ, черт побери этих уродов и убийц. И я не хочу, чтобы после всего пережитого мной и матерью его снова оскверняли эти сволочи. Скорее бы прибыл Поттер, может, он найдет, к кому обратиться с этим в Министерстве. Пусть устроят тут засаду, выловят этих…этих… Нет. Нельзя. Потому что тогда меня отправят отсюда обратно в школу, и мы так и не сможем до следующих каникул помочь Герми. А ей и без того плохо, еще ждать… Нет. Я все расскажу Гарри, и мы вместе что-то обязательно придумаем. Он же Поттер! Он просто не может не придумать, тем более с Герми. Тем более, когда мы втроем.

Я уже не мог спать, мне казалось, что как только я усну, еще кто-то придет и обязательно найдет меня тут. Я поговорил с домовиками и оказалось, что такого раньше не случалось. Я предупредил их, чтобы как только они что-то услышал или узнают — предупредили меня сразу же и вели себя очень тихо. Стало немного легче. Значит, это была первая проверка, значит, это только начало. Пожиратели хотят использовать мой дом для своих черных делишек. Для своих собраний. Они не сдались, но попрятались. И хотят продолжать дело этого безносого питона! Идиоты! Но свой дом я не собираюсь им отдавать. Не дождутся!

* * *

Гарри и Гермиона явились к обеду. Драко уже не мог найти себе места, хотя вчерашние посетители и говорили, что появятся только ночью, ему все равно было страшно находиться тут одному и без палочки. Как только ребята появились, он кинулся к Гермионе, прижал ее к себе и поцеловал. Гарри закатил глаза и отвернулся.

— Что это с ним? — тихонько спросил Драко.

— Он злится. Джинни закатила ему скандал за то, что он не взял ее с собой. Он все утро объяснял ей, что на поместье наложено заклятие, но они все равно поругались, — тихо объяснила Гермиона.

Драко повернулся к Гарри.

— Ты поступил правильно, на поместье действительно наложено заклятие, которое пропустило бы только тебя и Герми, а остальные вызвали бы кучу проблем в Министерстве. Но это не самое страшное.

Он провел ребят к себе в комнату и рассказал им все, что случилось ночью.

* * *

— Но, если ты говоришь, что на поместье наложены обнаруживающие и распознающие чары, то как они?.. — удивленно поднял брови Поттер.

— Я ломаЛ над этим голову с тех пор, как они ушли. И ничего умного не придумал, кроме как…

— Кроме как — кто-то из них работает в Министерстве и может снимать и ставить эти чары самостоятельно, — закончила Герми.

— Да, — Драко тяжело вздохнул. — И еще мы не можем обратиться в Министерство за помощью, потому что…

— Потому что мы не знаем их лиц и не знаем кому можно теперь доверять, — продолжил Поттер.

— И, кроме того, мы не смотрели книги, а если обо всем узнают в Министерстве — то и не посмотрим. Меня отсюда моментально отправят в школу. О, как я жалел, что я не умею отправлять телесного Патронуса. Я бы все рассказал вам еще ночью, и времени все обдумать было бы больше. Тем более отец Рона работает в Министерстве и ему не мешает знать, что кто-то из министерских — тайный Пожиратель Смерти. Но я не умею, да и палочки у меня нет. А отправлять сову было бессмысленно — слишком долго...

— Как только тебе отдадут палочку, я покажу как его вызывать. Мне даже интересно, каким он будет… теперь интересно, — Гарри подмигнул Гермионе, и та слегка покраснела.

Драко непонимающе смотрел на них по очереди, но они лишь переглянулись, и Гермиона поспешила сменить тему.

— Так что там с книгами? Когда откроем тайник? Мы можем забрать книги и перепрятать их в более доступное для нас с Гарри место, чтобы посмотреть или забрать их после каникул, если сейчас не успеем закончить.

— Да, это отличная идея, я даже знаю, где их можно спрятать надежно и для нас из школы доступно. Только давайте сначала поедим, а то я не завтракал и здорово проголодался, — и Драко отправился давать распоряжения домовикам. Он не хотел вызывать их в комнату чтобы не раздражать Герми. Драко помнил, что она не любила рабский труд домовиков. Хотя теперь, возможно, она изменит свое мнение. Ведь его домовики явно были довольны своей жизнью и он не обходился с ними так, как его отец с беднягой Добби.

Гарри посмотрел на Гермиону.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Я очень злюсь, Гарри! И впервые за много месяцев это не злость от моего ледяного проклятия, это моя, реально моя злость! Это так нечестно — портить нам праздник, первое Рождество после войны, и надо же — мы в поместье Малфоев, которое не вызывает у меня особо приятных воспоминаний, если честно, да еще и Пожиратели тут как тут! Я надеялась, что война закончена, мы победили, все Пожиратели в Азкабане или скоро там будут и вот все повторяется снова. Какой-то Милорд у них теперь там за главного. Ты лучше меня знаешь, кого поймали, как думаешь — кто это может быть?

— Вот уж не знаю, — Гарри устало потер виски. — Всех особо приближенных к Волан-де-Морту переловили, остались пешки, и кто из них стал теперь главным — ума не приложу. Может, это вообще не местный? Поверь, Герми, я тоже очень устал. Я мечтал, что до Рождества мы со всем разберемся, я оставлю вас тут вдвоем, сам отправлюсь к Джинни, мы помиримся и это будет самое чудесное Рождество… Но Драко прав — сначала надо, если не просмотреть, то хотя бы вынести книги из поместья, чтобы потом легко добраться до них из школы. Интересно, куда это пропал Драко? Я уже тоже есть хочу, — он улыбнулся.

Драко как раз заходил в комнату и услышал последние слова Гарри.

— Идемте, там уже все готово. Вот только, — он смутился, неловко и виновато глядя на Гермиону, — надо пройти через… через ту комнату…где Белла…

Он набрал полную грудь воздуха и уже хотел толком объяснить, но она перебила его.

— Драко, — она ласково улыбнулась ему, — я не могу сказать, что эти воспоминания доставляют мне удовольствие, но теперь это уже не тот дом, в котором меня пытала твоя тетя. — Он вздрогнул. — Тогда это был дом врагов, в котором обитал самый темный волшебник, маньяк-убийца. И его слуги. А теперь это дом моего любимого, и я уверена, что никто здесь больше не причинит мне вреда. Так что давай отпустим призраки прошлого и не будем вспоминать об этом.

— Я тоже был там и ничего не сделал, Герми… — он почти прошептал это — так тихо звучали его слова. — Если бы ты только знала сколько раз я после прокручивал в голове тот день, представляя, что можно было сделать и как еще спасти тебя. Но все это было уже не важно, момент прошел, а я так ничего и не смог...

Гермиона подошла к Драко и крепко обняла его, прижавшись к его груди и заглядывая в грустные серые глаза.

— Это неправда, милый. Ты не сдал им Гарри. Тогда это было самое главное. И, между прочим, эта одна из причин того, почему я стала задумываться, так ли ты плох, как хочешь порой показать нам? — она лукаво улыбнулась ему. — Такой ли ты плохой, каким порой казался в темных коридорах Хога? — она многозначительно посмотрела на него и поцеловала.

Гарри застонал.

— Я иду есть. А вы можете оставаться тут и…в общем, я не виноват, если есть вам будет потом уже нечего!

Они все рассмеялись.

— Ты ведешь себя как Рон, — Герми потянула Драко к выходу. — Показывай дорогу и ни о чем не думай.

И они отправились обедать.

Гарри уверенно справился со всеми ловушками, и они, наконец, открыли тайник с книгами. Их было немного, но от них так веяло темной магией, что мурашки бегали по коже, и волосы на голове, казалось, шевелились. С тех пор, как уничтожили крестражи, им не доводилось встречаться с настолько темной магией. Казалось, что со страниц вот-вот закапает кровь — настолько жутко было брать их в руки, не то, что открывать. Но друзей уже было не остановить. Драко предложил спрятать книги в Визжащей хижине у Хогсмида. Туда по-прежнему никто не ходил и там был потайной ход, так что пройти туда из замка не представляло труда. Решено было, что Гарри трансгрессирует туда с книгами, спрячет их как следует и вернется, а Гермиона и Драко пока будут разрабатывать план, что делать с Пожирателями. Если все пройдет успешно, и они справятся, то потом Гарри принесет книги обратно, и они будут читать их на каникулах. Если же они не справятся и придется вызывать мракоборцев, то они будут читать их уже после каникул. А еще Герми сказала, что если Драко отправят обратно в школу, то она вернется туда же и будет с ним все каникулы. И Гарри тоже. Конечно, можно было отнести книги и сразу вызвать мракоборцев, но Драко так хотелось побыть дома, а Гарри привык за время войны не рассчитывать на кого-то, кроме друзей, да и кому доверять теперь в Министерстве, кроме отца Рона, они не знали, что они все же решили подождать и попытаться справиться своими силами.

План был прост. Сделать вид, что в доме никого нет, спрятаться под мантией-невидимкой и подслушать собрание. Узнать, когда будет следующее собрание, и там уже действовать по обстоятельствам. Нельзя было попадаться на глаза Пожирателям, иначе они могли просто сбежать и узнать, кто это и где они соберутся снова, было бы уже практически невозможно. А потом ребята предупредили эльфов, что нужно спрятаться и не высовываться, если только их хозяин или кто-то из ребят лично не позовут их, и приготовились ждать. Драко должен был быть под мантией, потому что все Пожиратели ненавидели его и мечтали разобраться с ним из-за так называемого «предательства» Драко, о чем неоднократно орали на суде, обещая отомстить «змеенышу».

Раньше собрания проходили в большом обеденном зале, где во главе огромного фамильного стола Малфоев восседал Волан-де-Морт, а все его слуги сидели вокруг. Теперь этот стол и сам зал были пусты — Драко и ребята чувствовали себя там неуютно и попросили накрывать стол в маленькой, «белой» столовой — очень уютной, светлой комнате. Эту комнату всегда любили Нарцисса и Драко, и когда дома не было отца, они всегда ели в ней. Сейчас они постарались найти удобные места для подслушивания и подглядывания. Драко показал им несколько комнат, которые примыкали стеной к обеденному залу. А также выход на галерею на втором этаже, откуда тоже открывался вид на зал.

Наконец, Гарри определился, где будет удобнее всего, и они остались там, изредка тихо переговариваясь и все время прислушиваясь, боясь пропустить момент прибытия Пожирателей, потому что не знали, как именно они появятся и откуда. И все-таки чуть не пропустили легкий хлопок и поскрипывание двери — они все-таки пришли через парадную дверь.

Их было немного. Всего пять человек. Входили осторожно, озираясь и прислушиваясь.

— Почему в доме тепло? — сиплый шепот одного из них заставил вздрогнуть всех присутствующих в доме людей. — Если тут никого нет, то зачем топить камины?

— Может, домовики греются? Я слышал в поместье их довольно много, — тихо ответил другой голос. — А может, министерские недавно закончили работу и тепло еще не успело выветриться?

— Не нравится мне все это, — снова сиплое шипение. — Пахнет едой, тепло, — не иначе тут кто-то был, а может, и до сих пор есть. Надо проверить поместье заклинанием, — говорящий уже поднял палочку, но его вовремя остановили.

— С ума сошел?! Тут же мракоборцы заклинаний и ловушек понаставили — хочешь, чтобы сработали?

— Черт, я не подумал. Ладно, надо обойти спальни, может, там прямо сейчас дрыхнет кто-то. Давайте, вы двое в правое крыло, а вы — в левое. А я тут пройдусь, по центральным комнатам и по второму этажу.

Ребята переглянулись. В темноте они неясно видели лица друг друга, но растерянность явно читалась сейчас на лицах Гарри и Гермионы. Драко под мантией не должны были заметить, но куда спрятаться им? Драко показал на огромный шкаф, темной громадой высившийся в углу комнаты. Под кроватями и за диваном они еще могу поискать. Но вряд ли додумаются лезть на шкаф. Гарри понял его задумку и направил палочку на Гермиону, прошептав заклинание одними губами. Герми довольно быстро оказалась на шкафу и подняла туда Гарри. Драко встал за шкаф и закутался в мантию. Они замерли. Минут через десять дверь тихонько открылась и в комнату вплыло пятнышко света. Худая высокая фигура виднелась в проеме двери, застыв в напряженном ожидании, прислушиваясь. Драко молился, чтобы никто из них не пошевелился и не чихнул. Пожиратель сделал несколько шагов вперед, заглянул под скатерть на столе, посветил по углам и даже туда, где стоял Малфой, но ничего не увидел и тихо вышел из комнаты. Ребята тихонько перевели дух.

Наконец, обход закончился, и все Пожиратели снова собрались в столовой за столом.

— Я же говорил, что тут никого нет, — послышался самодовольный голос. — Можно расслабиться, снять маски — так надоело прятаться по углам!

— Расслабиться может и можно, но вот маску снимать я бы не стал, — прошипел кто-то из них. — Все-таки я не доверяю этому дому. Сначала тут Люциус опозорился, когда мальчишка Поттер сбежал из поместья, потом его сынок предал нас ордену, а его мамаша наврала самому Темному Лорду. Гнилая семейка и дом их наверняка гнилой. Где, кстати, их домовики? Почему их не видать?

— Может, пока хозяев нет, их отправили в Хогвартс или еще куда — работы-то хватает после войны.

— После войны… Нет! Война еще не закончена! Я уверен, что у нас получится собрать оставшихся соратников, найти подкрепление на севере Европы, набрать молодежь, жаждущую власти и денег. Мы будем расти, набирать силы и однажды отомстим всему магическому миру за смерть Тёмного Лорда! Это пока нас всего пятеро. Ну, может, есть еще прислушивающиеся, сочувствующие. Но скоро мы развернёмся — вот посмотрите!

— Давайте уже решим, как и когда мы снова соберемся и что будем делать, мне не нравится это место, я хочу поскорее уйти. Так и кажется, что сейчас со всех щелей полезут мракоборцы.

— Да сколько можно бояться, нет тут никого! — рыкнул хриплый голос. — Мы провели разведку, теперь можем собраться тут после Рождества и обсудить, кого в какую страну направить посланником для сбора средств и набора рекрутов в нашу будущую армию.

— Да-да, лучше после праздника, у меня еще работа и семья, я не могу все время отлучаться, это выглядит подозрительно. А на меня и так соседи косятся.

— Ладно, у всех праздники, давайте на третью ночь после Рождества, тут же, в полночь.

— Договорились!

Они поднялись и направились к выходу через холл, когда внезапно кто-то из них ахнул и показал пальцем куда-то в угол. И Гермиона с ужасом увидела там свою кофту, небрежно брошенную на спинку кресла. Как она могла забыть?! Один из Пожирателей поднял ее и поднес к лицу.

— Духи, еще не выветрились. Мракоборцы, говорите? Дом пустой, говорите? — он почти шипел — Те, кто тут прячется, видели нас и слышали и смогут опознать, смогут передать воспоминания в министерство, а уж там нас на раз вычислят.

— Но, может она была тут одна? — слабо пискнул тот, кто больше всех кричал, что дом свободен. — Может, она была тут и просто забыла кофту?

Пока они препирались, ребята решали, как быть. Ясно было, что Пожиратели вряд ли вернутся сюда после Рождества, а значит, оставалось одно — задержать их. И они поспешили вниз. Драко бежал за ними, не снимая мантии, но в коридоре притормозил и вызвал эльфа, приказав помогать им, но не рисковать без надобности. А потом поспешил за Гермионой.

Ребята настигли Пожирателей уже у самого выхода. В них сразу полетели заклятья, завязалась ожесточенная битва. Сверкали красные и зеленые вспышки заклятий, Драко, пользуясь тем, что его не видно, швырял в Пожирателей всем тяжелым, что попадалось под руку, потом сцепился с кем-то просто в кулачном бою, мантия слетела, но ему удалось вырубить своего противника отличным апперкотом в челюсть.

Связав ему руки его же галстуком, Драко огляделся. В холле стоял грохот и пылевая завеса от разбитых колонн, но двое Пожирателей уже лежали на полу под Петрификусом и Драко подобрал их палочки, мучительно соображая, что будет, если он пустит одну из них в ход. Гарри боролся со своим противником у самой двери. Тот, поняв, что перед ним Поттер, растерялся и никак не мог сосредоточиться, отчего и заклятия пускал неуверенно. А вот Гермионе достался тот самый Пожиратель, который нашел ее кофту. Он куражился и издевался над ней, с легкостью отражая ее заклятия и все чаще нападая, давя на нее психологически. Драко видел, что Гермиона отступает и уже хотел поднять палочку и помочь ей, наплевав на последствия, когда произошло сразу несколько вещей: заклятие, выпущенное Гарри, отрикошетило и попало в Драко, выбив у него палочки Пожирателей.

Драко ошарашенно смотрел, как они отлетают в сторону Поттера и понимал, что снова остался без оружия. Он повернулся к Гермионе, чтобы посмотреть, как она, и увидел, как противник Гермионы выпустил сразу несколько заклятий подряд, и что она не успевает прикрыться и пытается увернуться, отклоняясь, но последнее заклинание несется прямо ей в грудь. Казалось, время замедлило свой бег. Драко видел, как расплывается в радостной ухмылке Пожиратель Смерти и как отчаянно распахиваются глаза Гермионы, понявшей, что ей не увернуться. Ее лицо, такое сосредоточенное раньше, вдруг стало по-детски обиженным. Казалось, она сейчас заплачет. И Драко просто шагнул к ней. Просто закрыл ее собой, не думая, что он сейчас делает и зачем. Ему так хотелось утешить ее и не видеть, никогда больше не видеть слез на ее лице. Он просто сделал шаг и почувствовал дикую боль в спине. Он еще успел улыбнуться ей, даже успел удивиться — чем это таким в него попали, увидел вспышку, слетевшую с палочки Гермионы. А потом все исчезло.

Голова ужасно болела. Голова ужасно болела и еще было тяжело дышать. Казалось, что в горло впились миллионы колючих нарлов и перекатываются там вверх и вниз. Я попробовал глотнуть, но не смог. Просто слюны не было. Язык был как пыльная тряпка. И тогда я решил попросить воды. Решил. Теперь надо было открыть глаза или хотя бы рот, и произнести это короткое слово «пить». Но вот открывать глаза не хотелось. Потому что при попытке чуть приподнять веки, по глазам полоснул свет, что тут же отдалось дикой болью в голове. Замкнутый круг. Тогда я решил пошевелиться, чтобы хоть понять, где я. Я пошевелил рукой, довольно удачно. Ничего не заболело больше, чем болело до этого. Это обнадеживало, и я попытался нащупать рукой что-то рядом с тем, на чем я лежу. Такая вот загадка, как в маггловской сказке — пойди туда, не знаю куда… И, конечно, я что-то задел и опрокинул (только бы не воду!). Послышался звон, а потом сразу все вокруг зашевелилось, зашумело, заохало… Кто-то схватил меня за руку, и я услышал голос Гермионы.

— Драко! Драко, слава Мерлину, ты очнулся! — она держала мою руку двумя своими теплыми ладошками, прижимая к щеке, и я почувствовал что-то теплое и мокрое, скользнувшее по моим пальцам. Она плачет? Я не выдержал и все-таки решился открыть глаза — надо было срочно успокоить ее, я ведь живой, это главное, так чего рыдать надо мной? Голову нещадно полоснуло, я скривился, но все-таки нашел ее лицо глазами и попытался сказать, что все хорошо, но смог только хрипеть. Она сразу подхватилась, схватила с тумбочки у кровати чашку и поднесла к моим губам, приподнимая мне голову, помогая напиться. Это было какое-то зелье, но довольно приятное на вкус. Горло почти сразу отпустило, а следом стала успокаиваться и голова.

— Герми! — мой голос звучал еще неуверенно, но уже не хрипел. — Герм, почему ты плачешь? Что случилось?

Она снова взяла мою руку и прижала к губам, потом к щеке.

— Просто ты не приходил в себя двое суток. Врачи боролись за тебя, обещали, но было так страшно. Ты же… Зачем ты это сделал, Малфой?

— Что сделал? — я растерялся.

— Ты не помнишь?

— Герми, я много чего не помню, может перестанем играть в загадки, и ты мне просто расскажешь, что произошло?

— Ты помнишь сражение в твоем доме? Помнишь тех Пожирателей?

— Да.

— А последнее, что ты помнишь?

Я задумался. И правда, все как-то смутно перемешалось в моей голове. Я подрался с кем-то, потом Поттер обезоружил меня, а потом…я резко повернулся к ней:

— Тот Пожиратель, с которым ты билась, он промахнулся? Ты цела? — я испуганно смотрел на нее, до боли боясь услышать, что — то страшное, хотя и видел, что вот она сидит передо мной вроде бы вполне здоровая и целая.

— Ох, Драко. Я-то цела, а вот ты… Ты не помнишь, что закрыл меня от заклинания собой? У тебя не было палочки, и ты не мог помочь мне ничем, и тогда ты просто шагнул передо мной и закрыл меня от… — она расплакалась, уткнувшись мне в руку, вздрагивая от рыданий.

— Оу! — я вспомнил, как увидел ее глаза, такие обиженные, и мне так захотелось, чтобы она перестала так смотреть, что бы улыбнулась, как раньше, что я просто шагнул к ней, наверное, закрывая собой. Я не думал тогда об этом, поэтому это вряд ли был геройский поступок. Я успокаивал ее, гладил по растрепанным каштановым волосам, таким мягким, таким любимым, и шептал, что, ну вот же я, все хорошо, что я просто…ну, так получилось… Я потянул ее к себе, и она подалась, успокаиваясь. И я поцеловал ее в мокрый от слез нос, вызывая легкое подобие улыбки. — Знаешь, я тогда как раз подумал, что ты должна улыбаться как раньше. Тепло и радостно. Мне так захотелось это увидеть еще хоть раз. Поэтому не плачь, Герми. Я люблю тебя. Я живой. Мы победили. Мы же победили? — я вопросительно посмотрел на нее. — Где Гарри?

Она всхлипнула и кивнула.

Мы победили. Гарри уложил своего противника, а Гермиона, видя, как в меня попадает заклятье, выстрелила в своего противника с такой силой, что он не смог прикрыться. Наверное, был слишком уверен, что с ней покончено. После чего Гарри отправил в Министерство патронуса и к ним практически за пять минут прибыли сразу и врачи, и мракоборцы. Врачи были в растерянности, переносить меня в таком состоянии было опасно и решено было оставить возле меня тут, в поместье, колдомедика. Они сделали все необходимое, но на мне было несколько глубоких порезов, на спине и на боку, и срастались они очень неохотно. Такое чувство, будто меня рассекли одновременно в нескольких местах чем-то острым, как лезвие.

Гарри отправился с мракоборцами — рассказывать, что и как произошло. Историю они выдумали за те минуты, пока ждали мракоборцев, и пока Герми пыталась остановить мне кровь. Они решили, что проще будет сказать, что все произошло внезапно. Герми и Гарри навестили меня, мы разговаривали в комнате и вдруг услышали шум, спустились и увидели Пожирателей в масках. Ну, а там времени раздумывать уже не было, надо было попытаться их задержать. А я без палочки. Вот так и получилось. Гермиона рассказала им, что я закрыл ее собой от этого заклятия, мол — пусть знают. Может, это зачтется и мне вернут палочку. Я поблагодарил ее, но на самом деле я не хотел этого. В смысле, я не хотел, чтобы то, что я сделал, выставлялось напоказ. Удивительно — раньше я до зеленых пикси завидовал Поттеру, каждый год совершавшему очередной подвиг, как будто это входило в школьную программу, а теперь, когда мне приписывали геройский поступок, я готов был провалиться сквозь землю. Мне приятно было, что Герми смотрит на меня, как на героя, но вот остальные… неужели Поттер чувствовал каждый раз то же самое? Тогда вся эта шумиха вокруг него должна была здорово его утомлять. Да ведь он что-то про это и говорил, да только я тогда не очень поверил ему. Теперь вот — верю. Герми не сказала, что она просидела тут все это время, иногда соглашаясь подремать в кресле в углу, пока дежурил оставшийся колдомедик. На вторые сутки жар, который был у меня, спал, раны стали затягиваться лучше и ждали только, когда я очнусь. Поговорив со мной, Герми позвала врача и они вместе сменили повязки. Я смотрел, как ловко Гермиона управляется с бинтами, тихонько переговариваясь с медиком и думал, что шрамы, наверное, останутся. И пусть. Будет мне напоминание, что теперь я точно гриффиндорец. Настоящий. Потому что совершил смелый геройский поступок. Но все же еще немножко слизеринец. Потому что мне до жути нравится, как Герми смотрит на меня. Мне самому стало смешно, и я заулыбался. Колдомедик сказал, что дела мои хороши и что через пару дней уже можно будет вставать, а пока можно сидеть на подушках, если не болит, и лопать бульон. Рассказал Герми, какие зелья мне давать и когда, и отправился домой, пообещав навесить меня завтра к вечеру.

Как только мы остались одни в доме я потребовал, чтобы Гермиона поела. Она выглядела уставшей и была бледной как простыни, на которых мне приходилось валяться. Я позвал эльфа и сказал, чтобы нам принесли чего-то поесть, а когда появится Поттер, то попросил привести и его сюда. Он появился довольно скоро и тоже просто валился с ног. Так что после обеда мы все решили немного отдохнуть и выспаться, тем более, что меня от всех принятых зелий тоже клонило в сон. Гермиону пришлось уговаривать, но я по-гриффиндорски честно сказал, что не буду пить зелий, если она не будет нормально есть и спать. Гарри захохотал и сказал, что это совершенно точно слизеринский шантаж, но выбора у нее нет. На том и порешили, они отправились спать в приготовленные для них комнаты, а я остался у себя и скоро погрузился в сон без сновидений.

За ужином мы снова собрались у меня. Было решено, что завтра Поттер отправится в тайник и притащит сумку с книгами, у нас теперь было время поискать все, что нужно. До Рождества было еще несколько дней и к празднику я планировал уже быть здоровым, или хотя бы ходить. И, не откладывая процесс в долгий ящик, я уже рано утром выбрался из-под одеяла и отправился к Поттеру в комнату. Мне совершенно не хотелось ждать, пока он выспится до обеда. Он поворчал на меня, конечно, обозвал жалким, раненым на всю голову хорьком, но от кофе не отказался и рванул за книгами. Мне не терпелось начать, но тут проснулась Герми и мне пришлось терпеть процедуру смены повязок. Узнав, куда отправился Гарри, она вдруг засомневалась.

— Драко, а вдруг тебе нельзя брать эти книги в руки?

— Это почему же? — я был здорово озадачен этим ее вопросом.

— Ну, заклятие, от которого ты меня прикрыл, оно было темным. И книги тоже. И вдруг это даст ненужные осложнения?

Я закатил глаза.

— Герми, ну что тут может случится?

— Могут разойтись раны, может быть…ну, я не знаю… Но давай мы с Гарри сами. Пожалуйста! — она не смотрела мне в глаза и от этого я заподозрил, что она что-то недоговаривает.

— Герми, посмотри на меня, — мой голос звучал ласково, но она все равно вздрогнула и отвернулась.

— Гермиона, пожалуйста! Объясни мне, что происходит или я… я напридумываю себе страшных вещей и вообще, — я не хотел, чтобы она дрожала или плакала, но мне нужно было понять, что происходит. Я привстал на кровати и протянул с ней руки.— Иди сюда, ко мне. Пожалуйста, Герми!

Она остановилась в нерешительности, потом, наверное, что-то решив для себя, прижалась ко мне так резко, что я зашипел от боли, и она сразу попыталась отодвинуться, но я не отпустил.

— Драко, тебе же так больно! Прости! — она боялась пошевелиться, понимая, что я не отпускаю, не даю ей отодвинуться.

— Уже нет. Все нормально. Просто скажи мне, чего ты боишься. Только правду.

Она расслабилась наконец и уткнулась носом в мою шею, обнимая меня за плечи. Я ждал, понимая, что ей нужно набраться храбрости — этой маленькой гриффиндорке. Она не боялась лезть в драку одна на нескольких Пожирателей, но признаться мне в том, чего она испугалась, оказалось для нее слишком, видимо. Я ждал. Наконец она тихонько прошептала мне в волосы, куда-то за ухом.

— Я боюсь вспоминать.

— Что, прости? Тебе же не память стирали, а просто…

— Не просто, Драко, совсем не просто. Кое-что я про это проклятие все-таки нашла. Не как его снять, но про само заклятие. Оно оставляет в душе, в сердце лед и холод, да. Забирает все тепло, любовь, все хорошие чувства. Оставляет только ненависть, презрение — ну, ты в курсе. Но у меня что-то случилось, я стала чувствовать другое, это пришло как воспоминания, когда мы с тобой… Когда ты признался… И во мне теперь как две Гермионы — старая и новая. И я боюсь, вдруг, когда вернется старая, она не будет любить тебя? Вдруг все обернется опять шиворот навыворот и любовь обернется былой ненавистью? Враждой?

— Так, это ерунда какая-то! — Я пытался собрать в кучу все, что она мне тут наговорила, но мысли разбегались. Ее страх передался мне, что ли? И тут я вспомнил одну вещь, главный аргумент. — Но ведь ты сама говорила, что влюбилась в меня еще тогда, когда я тебя…когда мы…блин, как же тяжело это говорить! Когда я вел себя, как козел! И это было еще до проклятия!

— Да, но… — она растеряно смотрела на меня и у нее в глазах все больше загорался огонек надежды. — Да, точно! Как я могла забыть! Ох, Драко, я так испугалась, когда ты лежал тут без сознания, такой бледный, что в голове все перепуталось. Я так боюсь снова…

— Не надо. Не надо бояться. Я тебя так долго ждал, я совсем не надеялся, что ты даже посмотришь на меня когда-то дружелюбно, не то, что с любовью. Но я все равно ждал, хотел… И теперь, когда я так счастлив — я ни за что не хочу упускать свой шанс, отпускать тебя, терять тебя. Ты теперь со мной навсегда, нравится тебе это или нет.

— Навсегда? — ее глаза округлились, и она слегка отодвинулась от меня. — Ты делаешь мне предложение, Драко Малфой?

— Мантикора тебя побери, Грейнджер! Я хотел подождать, чтобы с тебя сняли заклятие, чтобы это точно была ты. Хотел сделать это в романтической обстановке, встать на одно колено перед тобой, а не валяться тут в бинтах и еле сползать с кровати, но ты не оставляешь мне выбора. — Я сел на кровати и обхватил ее лицо ладонями. — Гермиона Джин Грейнджер, ты выйдешь за меня замуж? Клянусь, что никто и никогда не будет любить тебя так, как я.

Я затаил дыхание. Она смотрела на меня, вглядывалась в мои глаза, как будто хотела увидеть саму душу, заглянуть на самое ее дно. И что-то она там увидела, потому что взгляд ее потеплел, она улыбнулась и прижалась губами к моей ладони.

— Драко Люциус Малфой, я согласна выйти за тебя замуж.

У меня отлегло от сердца, а она лукаво посмотрела на меня и добавила:

— Непреложный обет заключим позже! — и расхохоталась над моим недоуменным «Что?!». — Ну, вдруг ты передумаешь? Вот Гарри придет и сразу же…

Дверь открылась и в комнату вошел Гарри с сумкой, набитой книгами.

— Что будет, когда придет Гарри? — он внимательно посмотрел на нас и с притворным сожалением выдохнул: — Мда, быстро идешь на поправку, пожалуй, надо стучаться…

И мы все дружно расхохотались.

Уже несколько дней мы перечитывали и перечитывали эти книги. Их было не так чтобы много, но староанглийский давался с трудом и на каждую уходило времени как на пять современных книг. Мне уже разрешили вставать, гулять, все что угодно, только не слишком много физических усилий и резких движений. Но перелистывание страниц — это не резкие движения и потому я трудился наравне с друзьями.

Герми с эльфами украсили дом к Рождеству, поставили елку, а Гарри наколдовал гирлянды, венки и даже омелу. Правда, я предупредил Поттера, что если он рискнет оказаться под ней вместе с Герми, то целоваться он будет с моим кулаком и плевать мне на запрещенные резкие движения. Гарри хмыкнул, но омелу обходил стороной. Гермиона так спокойно и даже величественно передвигалась по дому, что я невольно любовался ею. Будущая миссис Малфой. Маме она понравится. Обязательно понравится. Герми испытывает к ней сильное чувство благодарности за Гарри, а мама всегда давала мне возможность жить сердцем. Просто отцу старалась не показывать этого. Так что я верил, что с этой стороны проблем не будет. А отец… После его смерти в Азкабане нам выдали тело для захоронения. Я сходил в наш семейный склеп, поговорил с ним. Наверное, он не понял бы меня, ведь чистота крови была для него самым важным пунктом в заключении брачного контракта. Но это уже ничего не меняло. И где б он ни был — ему придется смириться. Его портрет не захотел со мной разговаривать, поджал губы и смотрел поверх моей головы. Ладно, главное, что, когда к нему подошла Гермиона, он тоже не стал с ней разговаривать. А я боялся, что будет говорить гадости. Обошлось.

Был Сочельник. Мы сидели в гостиной, пили кофе и листали, листали, листали, и вдруг Гарри как-то странно втянул сквозь зубы воздух и поднял на нас глаза.

— Ребят, — голос у него слегка дрожал, — ребята, я, кажется, нашел.

Мы замерли. В гостиной повисла тишина. И вдруг стало действительно страшно. Вот теперь я окончательно понял Гермиону и ее страх. Я обнял ее покрепче и прижал к себе, целуя в висок, давая понять, что я рядом и все будет отлично.

— Читай!

— В общем, там немного и надо, сейчас, — он отлистал пару страниц назад и стал читать про старинную легенду, в которой говорилось, что тысячу лет назад какая-то ведьма, страдавшая от одиночества и неразделенной любви, решила наказать счастливую соперницу и придумала проклятие… И стало это проклятие проклятием вечного холода души, которое могли наслать только женщины и только не знавшие обычного житейского счастья — взаимной любви, семьи, материнства. А противоядие у него простое, как всегда в сказках. Нужна любовь, которая не побоится и растопит лютую зиму в сердце. Ну, и еще кое-что, для зелья.

Гарри поднял на нас счастливое лицо.

— Вот, главное верить в сказки! Любовь у нас есть, — он подмигнул мне, — процесс запущен, осталось сварить зелье.

— А что надо для зелья? — теперь меня охватил чисто профессиональный интерес, все-таки в зельях я был лучшим.

— Так, тут перечень, главное ничего не перепутать с языком. Предлагаю обратиться в Мунго или к декану Слизерина. Зелье будет вариться, при наличии всех ингредиентов, примерно три дня, так что до окончания каникул ты уже вполне придешь в себя, Герми! — он повернулся к Гермионе. — Давайте решим, куда обратиться лучше и… отметим?

Мы все переглянулись — надежда окрыляла, но и немного пугала нас всех. Очень хотелось верить, что на этот раз все получится. Но надо было решить, как объяснить, где мы достали рецепт и почему уверены, что он сработает. Книгу отдавать совсем не хотелось, но, если что, я готов был пожертвовать ею. Но тогда все равно придется объяснять, откуда у нас эта книга. Хотя тут выручил Поттер. Он заявил, что писал во все страны и что скажет, что ему прислали ее анонимно. Так мы и решили, что, как только появится колдомедик, который должен был окончательно осмотреть меня, Поттер вместе с ним рванет в больницу, найдет там тех, с кем раньше говорил на эту тему, и покажет им рецепт. Как только они там что-то решат, он пришлет к нам Патронуса.

Блин. Как же мне хотелось стиснуть в руках палочку и тоже попробовать вызывать это светящееся существо. Гарри уже все рассказал мне, описал, что надо вызвать в себе, что почувствовать, чтобы он появился, и я уже знал, что это будет за воспоминание, но без палочки я все равно не мог ничего сделать. Оставалось ждать и верить, что это не будет какая-то крыса. Поттер все время подкалывал меня, утверждая, что точно знает, какой это будет зверь. Я понимал, о чем он, и не особо даже сопротивлялся, потому что…ну, привык уже, наверное, к прозвищу. И опять же — у Герми выдра и ничего, а хорьки и выдры — это одно семейство, а Поттер рассказывал, что у любящих людей Патронусы похожи. У его матери и безответно влюбленного в нее Северуса была лань, а у отца Гарри — олень, у Тонкс, влюбленной в Люпина, Патронус изменился, став волком, так что я…я просто ждал и пообещал себе, что, как только мне в руки попадет палочка я тут же попробую, даже если это будет на уроке Макгонагалл.

Наконец, прибыл колдомедик, поздравил нас с наступающим праздником, осмотрел меня и заявил, что я здоров и можно не волноваться о последствиях. Гарри отправился с ним в больницу, а я утащил Гермиону на верховую прогулку. Я так давно мечтал прокатиться, я так соскучился. Даже не надеялся, что конюшни уцелели и кони в них выжили, но конюшие как нельзя лучше справились со своими обязанностями, и я еще в первый вечер пообещал себе, что обязательно покатаю Герми на лошади. Она оказалась и тут смелой гриффиндоркой и не боялась лошадей, но я все равно решил, что на первый раз лучше возьму ее к себе в седло, тем более что мне так хотелось прижаться к ней, обнять, шептать ей на ушко всякие нежности и заставить забыть о том, что сейчас там Гарри решает, быть или не быть…

И у меня получилось! Она весело смеялась, когда мы неслись галопом по темному парку, а потом так жадно целовалась со мной, развернувшись в седле ко мне лицом, что я пожалел, что сейчас не лето, иначе я взял бы ее прямо там, в седле. Я еле сдержался, понимая, что она просто замерзнет, если я начну распускать руки, но чего мне это стоило, знаем только я и Мерлин. Вернувшись, мы остались в гостиной ждать Патронуса Поттера, но он заявился сам, сияя так, что можно было не спрашивать его об исходе беседы с медиками. Зелье обещали сварить уже через три дня, везде было тихо. и он слинял в Нору к своей рыжей Джин. А мы остались вдвоем. У нас было целых три дня, Гарри сказал, что появится только с зельем, так что раньше его можно было не ждать. И это были самые счастливые три дня и три ночи в моей жизни. На Рождество я надел Гермионе на палец фамильное обручальное кольцо Малфоев. Мне только было жаль, что я не могу написать матери, что обручился с лучшей девушкой в мире. Но мы надеялись, что в свете последних событий есть шанс, что ей разрешат вернуться и мы сможем увидеться уже весной.

Накануне того дня, когда Гарри должен был принести зелье, Герми была особенно на взводе. Мы покатались верхом, пообедали и собирались почитать, но она просто не могла усидеть на месте. Она бродила по гостиной и ни на минуту не могла на чем-то сосредоточиться. Я так устал от этого мельтешения, что наконец не выдержал.

— Герми, ты опять боишься, что забудешь о наших чувствах? — легкий кивок. — И даже кольцо на пальце не спасает? — отрицательное мотание головой. — Тогда я сейчас принесу тебе дневник, и ты туда напишешь все, что думаешь по этому поводу и что чувствуешь ко мне. И когда придет Гарри, ты сначала отдашь ему этот дневник. Не мне, потому что потом, если вдруг ты и правда всё забудешь, то доверять мне у тебя не будет причины, а ему. Ему ты всегда доверяла. Ему теперь даже я доверяю. Хорошо?

Она задумалась, эта идея явно пришлась ей по душе — и время пройдет незаметно и польза будет.

— Только потом дашь почитать? — я улыбнулся, направляясь в кабинет.

— Не-е-ет, ни за что! — она даже покраснела.

— Ну, вот! А как же я узнаю, что ты ко мне действительно чувствуешь? Вдруг ты все это затеяла, чтобы просто заполучить богатство, титул и такого прекрасного и замечательного меня — чистокровного аристократа?

Она кусала губы, чтобы не засмеяться.

— Я люблю тебя, Малфой! И ты это знаешь. А остальное…это не важно для меня. Тащи уже свой дневник, вредина!

— Свой?! Ну вот еще, мой ты тоже никогда не получишь, раз так!

Я принес из кабинета отца дневник, но не сказал Гермионе, что он зачарован так, чтобы то, что она напишет, сразу же появлялось бы в другом дневнике. Когда-то отец использовал такие вещи для того, чтобы знать, чем я живу. Когда я понял это, то перестал вести дневники. А потом стал покупать себе тетради самостоятельно. Сейчас я просто не смог удержаться от соблазна. Поэтому я вручил ей дневник, перо и показал на стол в другом углу комнаты.

— Чтобы я не подглядывал, — усмехнулся я и она, благодарно взглянув на меня, ушла писать.

На самом деле я отправил ее подальше от себя, чтобы она случайно не заметила, что я пытаюсь сжульничать. Да, во мне очень крепко сидит слизеринец и я ничего не могу с этим поделать. Я открыл толстый фолиант, вложил в него осторожно второй дневник и принялся читать. Герми писала все, с самого начала. И про мои выходки в коридоре, и как она, готовая драться со мной до самого конца, но не признать, что хочет меня, в своей комнате потом до крови кусала себе губы и стонала в подушку мое имя. И как, попав под заклятье, перестала чувствовать вообще все, кроме льда. И сначала было даже хорошо, потому что вместе с любовью и радостью ушла и боль от потерь в войне. Но потом этот вакуум стал все больше напоминать рану, пробоину, которая ничем не могла заполниться. И все больше хотелось выцарапать эту дыру и стали мучить кошмары. И тогда она нашла спасение в ванной старост, где к ней стали приходить обрывки воспоминаний. А потом этот случай в коридоре и я, — я так четко представил себе, как жалко выглядел, валяясь у ее ног, — а она плакала теперь, когда писала это, потому что я видел пятнышки от слезинок и еле сдержался, чтобы не кинуться к ней. Но тут она стала описывать то, что происходило в ее комнате, когда она притащила меня туда под Империусом. И меня накрыли совсем другие эмоции, я еле сдерживался, чтобы она не услышала мое рваное дыхание, когда читал, как висел там перед ней и как она прижималась ко мне, и как чувствовала, что сама начинает плавиться от желания. Я старался выровнять дыхание, когда в дневнике показалась еще одна строка. и я вообще перестал дышать. «Тебе нравится читать это, правда? Эх, ты, хитрый слизеринский хорек!» Я ошарашенно посмотрел на Гермиону, но она улыбалась. Потом подошла и забрала у меня второй дневник.

— Драко, ты как маленький, честное слово! Ну, неужели ты думал, что после всего, что со мной было, я не проверю тетрадь на чары? Поверь, я делаю это уже автоматически! — она рассмеялась. — А теперь я пойду и напишу то, чего ты еще не знаешь. Поэтому я забираю второй дневник. Но обещаю, что, когда придет время, я все тебе верну.

Я виновато вздохнул — что я мог сказать в свое оправдание? Она имеет полное право не доверять мне.

Герми почти закончила, когда прибыл Поттер в компании с тремя колдомедиками. Как объяснил Гарри — это группа поддержки. Если вдруг что пойдет не так, они будут тут как тут и помогут. Зелье само по себе несложное. Но поскольку никто сейчас не использует ни это проклятье, ни зелье, то на самотек все пускать никак нельзя. Мы были не против их присутствия, даже наоборот. И наконец, Герми дали бокал с зельем. Она посмотрела на меня, потом подошла к Гарри, отдала ему дневники и рассказала о нашем уговоре. Поттер усмехнулся, кажется, хотел покрутить пальцем у виска, но вовремя удержался и кивнул, соглашаясь на ее условия. Потом она подошла ко мне и прижалась губами к моим губам, и я уже хотел обнять ее и задержать поцелуй, но она оттолкнула меня и залпом выпила бокал. Выпив, она опустилась в кресло и замерла, обхватив себя руками и закрыв глаза. Прошло довольно много времени, а она все так же сидела, не шевелясь. Я не сводил с нее глаз и видел, как медленно по ее щекам разливается румянец, как перестают подрагивать пальцы, которыми она сжимала свои плечи. Но она все не двигалась. И я не выдержал.

— Гермиона! — голос получился хриплым от волнения и долгого молчания.

Она медленно открыла глаза, повернула ко мне голову и приподняла бровь. А взгляд ее был…ой, не добрый был ее взгляд. От него у меня мурашки по коже побежали. Она еще пару секунд посмотрела на меня выжидающе, но я не знал, что сказать. Тогда она повернулась к Гарри и ее взгляд потеплел.

— Гарри! — она кинулась к нему, обняла за плеч., — Гарри, что мы тут делаем? Зачем мы тут?

Врачи переглядывались, но пока не трогали ее, очевидно, ожидая объяснений от нее или от нас. Гарри так же растерянно посмотрел на нее, приобнял за плечи и развернул ко мне.

— А ты не помнишь, что тут было? — осторожно спросил он.

— Помню! Меня тут пытала Беллатриса. Зачем ты спрашиваешь?

— А то, что было несколько дней назад, ты помнишь?

— Да-а-а-а… — как-то совсем неуверенно протянула она, оглядывая стены, врачей, и, наконец, меня. И глаза ее становились все шире, горло перехватило, она прикрыла губы ладошкой, заметила кольцо на пальце, всмотрелась в него и замерла, не сводя с меня глаз. — Гарри, я выхожу замуж за Малфоя?! — И столько ужаса было в этих словах, что я прикрыл глаза и застонал, понимая, что она не зря опасалась, а значит…

Что это значит, я додумать не успел, потому что на меня налетел вихрь каштановых волос, обхватил за шею и буквально чуть не свалил с ног, с визгом повиснув у меня на шее. Я опешил, пытаясь понять что происходит, Гарри тоже выглядел ошарашенно. Про медиков я вообще молчу — те ничегошеньки не могли понять. А каштановое чудо висело на мне, повизгивая и задыхаясь от смеха. И я наконец разобрал сквозь смех слова о том, какой же я доверчивый слизеринец все-таки.

С меня как будто гора свалилась, ноги подкосились, и я осел на диван, увлекая ее за собой. Я пытался заглянуть ей в глаза, но это удалось далеко не сразу, потому что она смеялась и плакала, но ни в какую не хотела отпускать мою шею. Пока наконец один из врачей не сказал ей, что, если она не уймется, им придется дать ей успокоительное и насильно уложить в постель, а то и забрать в Мунго. Это быстро привело ее в чувства, она явно не хотела после всего оказаться в клинике. Я смотрел на нее и понимал, что это самый страшный розыгрыш, но я заслужил его, особенно после дневников.

Колдомедики убедились, что она успокоилась, просканировали ее и отбыли, сказав, что надо будет наведаться в клинику на повторный осмотр примерно через неделю, но следов заклятия они не видят. Герми лукаво посмотрела на меня.

— Ну, разве я не достойна учиться на змеином факультете? — Они с Гарри рассмеялись. — Может, когда вернусь в школу, попрошу Макгонагалл перевести меня туда взамен тебя?

Я сгреб ее в охапку и придвинул поближе к себе.

— Я тебе переведусь на змеиный, там Забини! А это такой жук, что…

— Ну как ты можешь, Драко! Я же теперь твоя невеста, он не посмеет, — она улыбалась. — Да и не предам я свой родной львиный, просто уж очень хорошо разыграть тебя получилось, не удержалась я.

— Ладно, дети, у вас тут любовь-морковь и все такое, а мне к Джин надо, а то она… Они же там тоже новости ждут. Так что, Герми, расскажи, как ты теперь себя чувствуешь? А то с твоими розыгрышами ты и меня чуть до инфаркта не довела, я уже думал, что придется помогать Малфою тебя охмурять заново… — он рассмеялся.

— Чувствую себя полностью как раньше. Мне не хочется говорить гадости. Презрительно хмыкать и унижать. Даже слизеринцев. Особенно некоторых не хочется. А хочется совсем даже другого…

— Так, я все понял, я пошел, — Гарри направился к выходу. — Перед тем как заглянуть к вам, я пришлю сову. — И он исчез.

После каникул мы вернулись в школу. Гарри передал министру, что они с Гермионой сами заберут меня из поместья, так что сопровождающего мне не давали. В Министерстве все еще шли разбирательства по поводу тех пятерых Пожирателей, что мы задержали, и меня даже несколько раз допрашивали, как и ребят. Их вызывали в Министерство, а ко мне во время каникул приходили домой. Но все мы давали заранее подготовленные показания, и они, наконец, оставили нас в покое. В школе все вроде было тихо. Я жил теперь вместе с гриффиндорцами и носил цвета своего нового факультета, что, как ни странно, шло мне и даже нравилось. Гарри рассказал однокурсникам нашу историю, точнее, версию для Министерства, и они все завалили нас вопросами, что для Гарри и Герми было довольно привычно, а меня совсем не радовало. Девчонки приставали к Герми с вопросами насчет помолвки и свадьбы. Ну, и, конечно, все радовались, что с нее снято заклятие и она снова их веселая, жизнерадостная Гермиона, всегда готовая прийти на помощь. Со временем все устаканилось, нас оставили в покое и жизнь вошла в привычное русло. Только Рон, хоть и не цеплялся ко мне, как раньше, все же странно поглядывал в мою сторону. Но он молчал и уже одно это радовало.

Примерно через месяц после каникул Драко после уроков вызвали в кабинет директора. Гермиона пожелала ему удачи и сказала, что будет ждать его у себя, в комнатах старост. Подходя к портрету, за которым и были их с Невиллом комнаты, она увидела Рона, который нервно расхаживал перед портретом и что-то бормотал себе под нос. Гермиона сначала хотела уйти, но вспомнив, что именно сюда придет Драко, решила, что это не лучший вариант, и смело шагнула к портрету.

— Здравствуй, Рональд. Тебе позвать Невилла? — спокойно спросила она, шепнув пароль и проходя в гостиную старост. — Я сейчас посмотрю есть ли он здесь…

— Нет! — Рон так резко выкрикнул это, что она отшатнулась, испугавшись его крика. — Герм… — он запнулся и закашлялся, давая время себе и ей прийти в себя. — Гермиона, я ждал тебя. Мне надо сказать тебе… — он оглянулся на коридор. — Может, я могу войти?

Она внимательно смотрела на него, не решаясь пригласить в гостиную. Все же она одна и кто знает, что у него на уме. Подумать только, она реально боится остаться наедине с человеком, которого считала своим другом на протяжении стольких лет. Как грустно. Она устало вздохнула:

— Если ты пришел ругаться, то…

— Нет! Герми, клянусь, я пришел не ругаться, пожалуйста, выслушай меня.

Она видела, что он говорит правду.

— Входи, — она прошла в гостиную и села на диван. Он вошел и остановился перед ней, не зная куда деть руки, не смея посмотреть в глаза. — Я жду Драко, у нас не так много времени, если ты хотел поговорить наедине…

Он наконец посмотрел на нее. Потом сделал шаг и опустился возле ее ног на пол. Он не встал на колени, просто сел возле нее, глядя снизу вверх и начал говорить.

— Герм, я хочу извиниться. Я безумно рад, что ты снова стала самой собой, что тебя больше не сковывает холод заклятия. И я знаю, как сильно виноват перед тобой. Мне нет прощения, но я все же надеюсь, что ты сможешь… ну, хоть попробуешь простить меня. Мне так больно, когда ты проходишь мимо меня, как мимо пустого места. Я просто не могу так больше. Мы столько лет были вместе, через многое прошли и я… Ты нравилась мне, я думал, что это любовь, но боялся, что недостоин тебя, что ты никогда не ответишь мне взаимностью.

Гермиона попыталась что-то сказать, но он остановил ее.

— Нет, не перебивай меня, иначе я не скажу тебе все то, что хотел. Я знаю, что ты не любила меня. Да и мои чувства, как оказалось, были слишком слабыми. Я слабак. Я так быстро сдался, Герми. Я пытался, первое время я думал, что вот найду, как вернуть тебя, и ты поймешь какой, я крутой, ты сможешь полюбить меня за то, что я спас тебя, хотя бы за это. Но время шло, поиски ни к чему не привели, а ты была такой… стервой, так презрительно смотрела на меня, что мне все трудней становилось терпеть это твое ледяное презрение. А девушки — настоящие, горячие, были рядом, и я им явно был не безразличен, и уж точно они не презрение ко мне чувствовали. Хотя нет, я не для того пришел, чтобы оправдываться. Просто, Герми, мне правда очень плохо. Я чувствовал, что поступаю как последняя сволочь и это понимание ошибки только подливало масло в огонь. А тут еще появился Малфой, Гарри стал больше общаться с ним, чем со мной, и мне совсем крышу снесло. Нет, я вижу, что он изменился. Мало того, я вижу, как светишься ты, когда он рядом и какими любящими глазами он смотрит на тебя. Теперь еще это кольцо… По сути, он воплотил мою мечту в жизнь — спас тебя и стал твоим героем. Но я не ревную, нет. Я рад за тебя, я даже рад за него — еще бы, ему досталась такая девушка. Он — этот бывший Пожиратель, этот бывший мерзкий слизеринский хорек, бывший наш общий враг — он достоин тебя. А я — нет. Я признаю это, но как же сложно было принять это, Герми. Но я справился, честное слово. Я не злюсь на него больше. Просто я не хочу, чтобы из-за моей тупости мы… я потерял тебя как друга. Этого я себе никогда не прощу, можешь мне поверить.

Он смотрел на нее, как побитая собака. И она не выдержала. Ведь они столько лет были вместе, пережили много хорошего и плохого. Войну. В конце концов, кто не совершает ошибок? Разве Драко не вел себя так же, когда любил ее и ненавидел одновременно? Она притянула голову Рона к себе на колени и обняла.

— Я не сержусь на тебя, Рон. Правда. Все мы совершаем порой ошибки. Давай и эту оставим в прошлом.

Он поднял голову и посмотрел на нее. В его глазах стояли слезы.

— Спасибо, — прошептал он и прижался к ее коленям, всхлипывая.

И тут распахнулась дверь и вошел Драко. Замерев, он удивленно обвел взглядом Гермиону и обнимавшего ее ноги Рона. Понимание, как ледяная вода, затопило его, стало больно дышать, но он тут же напомнил себе, что он — Малфой. Губы сжались в тонкую нить, голова гордо вздернулась, но боль в глазах он спрятать не сумел и развернулся, стараясь как можно скорее уйти, чтобы не видеть эту картину.

Гермиона сразу поняла, что он подумал, и поднялась.

— Драко! — нужно было во что бы то ни стало остановить его, объяснить.

Он слегка повернул голову и остановился у самой двери. Но не повернулся к ним. Ждал.

— Драко, — ее голос был очень спокойным, хотя внутри она вся дрожала, понимая, какую боль он сейчас испытывал. — Вернись, пожалуйста. Нам… Мне нужно сказать тебе кое-что важное.

— Может, позже? Не хочу вам мешать, — его голос звучал очень глухо.

— Драко, пожалуйста, — она сделала шаг к нему, но Рон опередил ее. Он встал, и, обойдя Драко, встал перед ним.

— Мне кажется, ты все не так понял, Драко, — Драко удивленно посмотрел на Рыжего, услышав, как тот назвал его по имени. Ресницы Рона были мокрыми от недавних слез, но смотрел он по-доброму. — Я всего лишь просил прощения у Герми за свое свинское поведение. И она меня великодушно простила. А теперь мне кажется, что мне нужно извиниться и перед тобой. Возможно, если бы я не был таким тупоголовым ослом, я давно заметил бы, что ты действительно изменился. И лучшим доказательством этому будет, если ты тоже простишь меня, и мы сможем попробовать общаться нормально. Я честно не знаю, почему был таким идиотом и так долго злился на тебя. Это было просто выше моих сил — попытаться говорить с тобой нормально, ты бесил меня одним своим видом. Но что-то подсказывает мне, что тебе знакомо такое чувство, и ты сможешь меня понять, — он хитро прищурился, глядя Драко в глаза, и протянул руку. — Мир?

Драко внимательно посмотрел на Рона. Потом повернулся к Гермионе, которая с нежностью смотрела на них.

— Любишь меня — люби и мою подружку, так ведь говорится у магглов? — он усмехнулся. Рон хмыкнул. — Ты прав, Рыжий, я понимаю твои чувства. И я не против попробовать дружить, но с одним условием, — Драко сжал ладонь Рона, а потом резко дернул его на себя. — Ты больше никогда не будешь прижиматься к моей будущей жене, Рональд! — и мило улыбнулся ему фирменной малфоевской улыбочкой.

Рон сначала дернулся было, но до него дошло, что Малфой шутит, и он засмеялся. Гермиона подошла к ним и обняла за плечи обоих.

— Как же я люблю, когда все хорошо, — она явно была счастлива их примирением. — Осталось поговорить с Гарри…

— Не нужно. С Гарри я поговорил первым, это он отправил меня к тебе, Герм, пока Мал… Драко был у директора и ты одна. А то тебя одну и не застать было. 

Они рассмеялись. За дверью послышались шаги, и вскоре в гостиной оказался Гарри. Ребята расселись на диване и на полу, живо обсуждая примирение. Они подшучивали над Роном, он краснел и беззлобно огрызался. Наконец, все успокоились, и Гермиона вспомнила наконец про посещение директора.

— Драко, так зачем тебя вызывали? Что-то опять про тех Пожирателей?

Все повернулись к Драко в ожидании ответа.

Он видел, как все ждут его ответа и решил не томить их. Жестом фокусника он достал из внутреннего кармана свою волшебную палочку.

— Драко! — Герми в восторге кинулась обнимать его. — Они все-таки вернули тебе палочку!

Рон удивленно поднял брови, а Гарри как-то одобрительно хмыкнул, и Драко заподозрил, что без него там не обошлось.

— Поттер, признавайся, что ты им наплел на этот раз? — он ткнул в него палочкой, но тот только отмахнулся.

— Да ничего такого. Просто сказал министру что, если бы не ты — меня бы уже несколько раз не было бы в живых, а теперь еще и Гермионы. И что он ведет себя как… Ну, в общем, я сказал правду. Как всегда, — и он засмеялся.

— Спасибо, Гарри, — Драко протянул ему ладонь, которую тот легко пожал. — Спасибо за все. А теперь… — Малфой повернулся в сторону окна: — Экспекто Патронум! — из его палочки вырвался луч перламутрового света, превратившись в юркого фуро, который легко облетел компанию и растаял в окне.

— Ого! С первого раза и сразу телесный! — Рон явно завидовал.

— Ага! Я же говорил, что будет хорек! — Поттер захохотал, хлопая Драко по плечу. — Поздравляю! И действительно, с первого раза?

Драко очень не хотелось признаваться, но пришлось, он же теперь гриффиндорец, хотя внутренний слизеринец в нем очень громко протестовал.

— Вообще-то, не с первого. Как только я вышел от директора, я прямо в коридоре попробовал и у меня получилось, ну, раза с пятого или десятого, я не считал, — он улыбнулся, видя, как Рон расслабился — видимо, у него тоже все получилось далеко не с первого раза.

— Вот хорек, — пробубнил он себе под нос, но это вышло беззлобно, и все рассмеялись.

— Осталось научить твоего патронуса говорить и все. Это не так уж и сложно, — довольная Гермиона обнимала Драко, рядом сидели настоящие друзья, и он, наконец, почувствовал себя полностью и окончательно живым и счастливым.

Я женился на самой прекрасной девушке в мире и не устану повторять это ей и всем вокруг до самой смерти.

Моя мама быстро нашла общий язык с моей женой — ведь они обе любили меня по-настоящему, поэтому им нечего было делить. Зато теперь я окружен двойной любовью и двойной заботой.

Когда у меня родился первенец, мы принесли его к портрету моего отца. Он долго молча смотрел на маленького Скорпиуса, а тот внимательно и очень серьезно рассматривал своего деда. И я уже думал, что отец снова промолчит, но он перевел глаза на Гермиону и сказал:

— Я ошибался. Ты достойна носить имя Малфоев, — И, немного помолчав, глядя на растерявшуюся от неожиданной похвалы Гермиону, закончил: — Спасибо тебе за внука. — Он улыбнулся, посмотрев на меня: — И за сына.

Конец.