Повелители бури (джен)

Глава 8.

Чувство имеет цену

— Ты для них сейчас тёмная лошадка. Нераскрытый элемент. Будут возить, как диковинку, и пытаться докопаться, откуда ты и откуда Вероника.

Марк садится на край кровати и с непробиваемой способностью адаптироваться принимается расстёгивать ремни на одежде. Одно за другим крепления распадаются на пол с тихим лязганьем, но мужчина не даёт им упасть: перехватывает почти у пола и складывает на тумбочку с педантичностью юриста, орудующего золотыми свитками. Комната освещается встроенными в потолок люстрами, в зеркале туалетного столика пляшут отблески, вереница огоньков за высоким окном с выходом на балкон перекрывается — Лерайе задёргивает шторы. Похлопывает их, точно старого друга, и оглядывается на учеников.

Андрей стоит напротив Марка, но ни к чему не торопится прислоняться. Он стаскивает пальто, деловито разглядывая собственное состояние. В принципе, не так плохо; его всего лишь зацепило, рана неглубокая, кровь уже перестала идти. В этот раз Ника его не исцелила, но и не особо требуется. Болит, конечно, как при въевшейся глубоко под кожу занозе, однако терпимо. Девочка стоит рядом, запрокинув голову и разглядывая его порванную рубашку с мученическим выражением глаз — беспокоится.

— От такого не умрёшь, но обработать надо, — подаёт голос Лера в кои-то веки. С расставания с патрулем Круга она молчала, погружённая в раздумья, и точно местами поменялась со своим Хозяином: обычно немногословный Марк теперь объясняет подробнее, тогда как мифическая «Безликая звезда» отгораживается. Медно-золотые глаза её полны тишины, а движения скупы и однозначны. Из тумбочки у второй кровати она выуживает серебристый футляр и сухо усмехается: — Аптечку подкинули. Надо же.

— Тут нет прослушки, — качает головой Марк. — Они в курсе, что мы бы проверили.

— Так они действительно типа полиции? — Андрей таки расстёгивает рубашку, стаскивает; в лице дёргается мускул, когда ткань проезжает по запёкшейся ране. Ника всё ещё встревожена, ойкает вместо него. Лерайе усаживает горе-подопечного на табурет и принимается за первую помощь, предварительно послав Нику мочить полотенца и потому дав малышке хоть какое-то дело для отвода души.

— Типа да. — Марк заканчивает со своей бесконечной боевой формой и теперь смотрит на юного союзника изучающе и долго, бархатисто погружаясь в подоттенки. — Наполовину полиция, наполовину автономное царство. Кругом Мечей руководят Одиннадцать — это совет аристократов. Места в Совете получают по происхождению или выдающимся заслугам. «Полиция» притаскивает к ним преступников — в основном тех, кто использует Оружие, чтобы навредить невинным гражданам, или свихнувшееся Оружие. Маньяков везде полно. Одиннадцать решают, что с ними делать. И рассматривают разные случаи — препирательства Хозяев, беспокойства среди нам подобных, появление каких-то уникумов. Вы оба относитесь к последним.

— К уникумам? — Андрей мужественно стискивает челюсти и не позволяет себе по-старушечьи охать, когда смоченное полотенце проходится по многочисленным, как теперь обнаружилось, порезам. Медицинскими щипчиками Лерайе вытаскивает из него один осколок за другим: всё-таки безнаказанно пробивать собой витрины нельзя.

— Да, — Марк кивает в сторону Ники, беспокойно вертящейся вокруг своего Мастера: — Она очевидно не безымянная. Но так как не называла своё имя и не демонстрировала способность, Круг не может определить, кто она именно. Она явно нужна «Аиду»; «Аид» на пустышках не заморачивается, значит, она сильная. Сильных точно должны знать. Круг стремится всё отслеживать, но не может определить имя одного-единственного Оружия — это непонятно.

Стекло вытащено. От мерного гулкого голоса Марка Андрея беспощадно клонит в сон — сказывается перевозбуждение организма — и он держится на последних отголосках боли и прохладительной ладони Леры, которая разок со сдерживаемым порывом хлопает его по щеке: мол, даже не думай сейчас дрыхнуть.

— Они не могут понять, почему Ника сдалась криминальной тусе, и потому хотят с ней познакомиться, — подводит итог Вознесенский, хоть своей болтовнёй стараясь развеять сонную дымку.

Марк кивает. Ника, помедлив, подсаживается к нему; между плечами достаточно расстояния, но, как Вознесенский отмечает, оно уже не так велико, как при знакомстве. Девочка решила довериться им. Всё решилось битвой в торговом центре, когда одни другим спины прикрывали.

— А что со мной?

— А ты призвал неизвестное, потенциально сильное Оружие. Для этого нужно обладать не меньшим потенциалом. Подобные по силе Хозяева отслеживаются ещё тщательнее и сразу вносятся в реестры, тебя же нет ни в каких. Я проверил. Твоё имя тоже нигде не фигурирует. Никто не знал о твоём существовании, и ты объявился слишком внезапно.

— Но если меня нет в базах и раньше нигде не мелькали данные, как узнали моё имя? — любопытствует Андрей. Письмо с угрозами отправили ещё в первый день, как он подобрал замызганную насмешливую девчонку и отмыл в чужой ванной. Адрес его точно проверили.

— Это уже мелочи. Наверняка через камеры слежения отсканировали лицо или по автопортрету сохранили. Ты ведь числишься как гражданин России, — Марк качнул плечами. — У них много способов. Но определённо пришлось подзапариться.

— Классно. Что дальше на повестке? — хоть отшучиваться надо, а то совсем шипеть будет: Лерайе заботливо, как матушка, обрабатывает его ранения, действует максимально аккуратно, но всё равно плоть как ледяными иглами прошивает.

— Ты должен предстать перед Одиннадцатью и рассказать о себе. Нормально реагирующие штабы Круга расположены в различных столицах, главный центр — в небольшом городе Европы. Ты знаешь английский?

— До этого бедлама был выпускающим новостей. Приходилось много с кем балякать, — и оформлено отвечает: — Да, вполне хорошо.

— Отлично. — Похвалы в тоне Марка не чувствуется, равно как и сарказма. — Билеты уже оплатили и выслали. Наверняка будут лежать под подушкой. Номера два, на одну ночь, поездка уже завтра утром. Решили не самолётом — видимо, чтобы не перехватили.

— «Аид» боится Круга?

— Смотря в чём. Они враги. — Вопрос словно кажется наставнику смешным, но от улыбки на его угрюмом лице мелькает лишь остаточная тень. — Здесь нас не тронут. Но стоит начать поездку — наверняка рискнут.

«Нас». По крайней мере, он говорит «нас», а не «вас», и в этой мелочи Андрею видится акт сближения.

Вознесенский разглядывает комнату. Тут четыре кровати — две напротив двух; оказывается, и такие есть в элитных отелях в центре города-миллионника. Вокзал в двух шагах, номер проплачен на всю ночь. Заботливые господа даже вещи сюда перенесли: Ника восторженно вертит в руках таки вернувшиеся к владелице кеды. Лерайе сбрасывает в мусорное ведро использованные ватные тампоны, похлопыванием по краю проверяет, приклеился ли медицинский пластырь. Андрей всего неделю как Хозяин, а уже шрамами обзавёлся. Как там говорится, шрам мужчину красит? Значит, теперь Андрей вообще красавчик неотразимый.

— Вы втянули в это нас, — с непривычной жёсткостью вдруг произносит Лерайе. На учеников она не смотрит, устремив взор на свои руки. Светлые пальцы, на безымянном тонкое кольцо, изящные ладони. Она вся — олицетворение человеческой красоты; не той стандартной, с которой моделей на подиум выпускают, а скорее той, о какой ненышние девушки мечтают. Фигура, талия, не кукольное, а живое и в то же время как нарисованное акварелью лицо. Светло-розовые локоны струятся по плечам и талии, за левым ухом заплетены в тонкую косичку. Серые джинсы, светлый свитерок. Обычно она улыбается в полунамёке, будто оставляя за словами загадку, которую самый умный разве что раскусит, и этот дымчато-симпатичный образ сейчас плохо сочетается с загруженностью и серьёзностью. Часть мистики спала. Лера захлопывает аптечку, и из громкости случайного звука Андрей делает вывод: она злится. Рассержена.

— Не стоит, — произносит Марк гулко, точно роняя в колодец свинцовый шар. Он говорит это своему Оружию, и та неопределённо поводит плечом. Диалоги, одним им понятные.

— Мы вас подставили? — с ненормальной для себя робостью спрашивает Ника.

— Да. Но это уже не важно. — Марк не лжёт: хотя его каменное лицо как всегда непроницаемо, чутьё подсказывает, что врать он бы не стал. Незачем. Он добавляет бесстрастно: — Рано или поздно мы бы снова там объявились. Просто были разные варианты. Этот для нас безопаснее.

Хотя он не договаривает, Андрей кивает. Поднимается, идёт к вещам — они тут же, почти сложены в чемодан. В детстве он не любил «Тетрис», но играть в него реальными вещами любил, так что и сейчас не сомневался: хватит десяти минут — и все вещи его и Ники будут собраны. Отрыл свою футболку, накинул через голову и, на ходу причёсываясь пальцами, коснулся плеча девочки:

— Пойдём прогуляемся. Уверен, нам оплатили и стоимость стола, так что поедим по-человечески. — Он оглядывается на наставников с вопросом: — Вы пойдёте?

— Закажем сюда, — отзывается Марк. Лерайе стоит спинами к ним, неподвижна спина, плечи ровные, не опущенные и не поднятые. Только голова чуть опущена. Ника шустро поднимается, нацепляет вытащенные из вещей туфельки и торопится за своим Хозяином, на ходу гадая, чем отличается отель от квартирного дома.

Когда они выходят, всё останавливается, датчики затихают. Мягко прикрывается дверь, и комната погружается во тьму.

Они молчат, не спеша менять положения. Марк прикрывает глаза: в теле, подкачанном и крепком, нет усталости, но по ощущениям легко можно сказать, что сегодня он на славу подрался. Вообще-то они избегают прямых конфликтов, как и мельтешения на глазах других Хозяев, но тут случай сам по себе уникальный. И эта катана, и этот Хозяин. Оба — неизвестные полю ягоды, с другой ступени — или даже лестницы. Столь удивительные субъекты редко появляются, но их сложно не заметить, но Андрей двадцать четыре года умудрился скрываться. За счёт чего? Марк прекрасно осведомлён, что подобное либо результат изумительной удачливости, либо чья-то кропотливая работа. Однако пока не получается определить, как именно. Кому может быть выгодна подобная тайна?

Номер в отеле пахнет чистотой и кондиционером. За окном сумеречно рдеет вечер. Когда настанет ночь, они будут ждать, но сегодня охота минует стороной счастливчиков. Перед веками отпечатком зреет образ: тяжёлый взгляд Виктора и его сомнение. Устав Круга гласил бы убить Марка на месте. И хотя прошло достаточно лет, чтобы Круг научился игнорировать непокорного Марка Аторина хотя бы внешне, его судьбу это не исправит. В другой раз, попав в руки врага, напарники бы оказались в суде — и впредь до казни Марка и разламывания Леры.

Так предсказуемо.

Для них ситуация выгоднее, чем могла бы быть. Лерайе это понимает, Марк и не думает уточнять. Лучше попасть туда с миром, под защитой чужого требования, чем однажды явиться в кандалах. Андрей тоже не дурак, они с Никой на ходу сообразили, что наставников не отпустят. И всё же… ехать в главный штаб. Как в прежние времена.

— Лера… — Марк наконец подаёт голос. Раньше ему часто говорили, что стоило бы больше использовать мимику, что интонации важны, а то создаётся ощущение отстранённости. Он всё же не научился внешней эмоциональности. Благо, оно и не надо: напарница всегда понимала его с полувздоха, без гадания по лицу и тону. Только сейчас вздрагивает, потому что Марк зовёт очень мягко. Ласково. Дёргает плечом.

— Что? Я не против. Эти ребята неопытные, надо за ними присмотреть.

— Я не об этом. — Мужчина выжидает паузу. Он не торопится, не двигается и «Безликая звезда». Вновь шебуршанием темноты разносится: — Ты всегда меня спасала. Раз за разом. Когда я уже захлёбывался, находила способ поддержать и вытащить. Ты всегда была моей опорой, Лера. И я хочу, чтобы отдавая столько сил мне, ты и себя ощущала в безопасности.

— Безопасность? Марк, если бы я искала безопасность, давно бы ушла в Обитель, разве нет? — девушка качает головой, хрипловато усмехаясь. — Дело не в том, что куда-то нужно поехать. В том, что именно туда. Помнишь, что мы обещали друг другу? Ты обещал, что не отдашь меня «Аиду». А я — что не позволю тебе вернуться к ним. Что они не получат тебя обратно. Не получат, Марк! Мы столько сражались, но получается, что всё равно обречены снова там оказаться! Как будто все годы, что мы потратили на сражения, на помощь другим свободным, всё было напрасным…

Плечи её дрожат. Люди эмоциональнее, люди чувствительнее, но в их паре перевёрнуты небеса и иная мозаика; Марк тихо встаёт, приближается и со спины обнимает — стройная фигурка в его руках закостенела, как в ознобе, и рвано дышит. Всхлипывание проглатывает. Марк обхватывает руками поперёк живота и, помедлив не от робости, а от бережности, касается подбородком её плеча.

— Мы сделали много, но не можем вечно скрываться, — вздыхает он. — Всё равно бы опять сошлись. Может, время настало.

До этого именно Лера выступала солнцем. Когда ситуация была плачевной, веселила и находила светлую сторону; оптимистичное мнение высказывала, помогала вновь и вновь вставать на ноги и продолжать борьбу. Однако сегодня это делает Марк — понемногу согревает замёрзшее от печали и страха существо, единственное во всём мире стоявшее на его стороне. Лерайе разворачивается в его объятиях, поднимает глаза. На ресницах стынут слезинки.

— Я не могу потерять тебя, — шепчет она. Кладёт ладонь на его щёку, проводит нежно, едва ощутимо. — Мы ведь не зря столько прошли.

— Не потеряешь. Я обещал тебя спасти. — Марк склоняет голову, увеличивая контакт, и обогревается кожа: у Оружия руки тоже тёплые, живые. — Это просто новый шаг.

— Эти ребята… они и впрямь необычные. Они — будущее. — Лера вздыхает. — Неизвестное, но такое, что точно всё с ног на голову перевернёт. Они — те, кто могут всё изменить. Я чувствую. Но потому страшно за то, что уже успели создать.

— Мы никогда не были в безопасности, — хмыкает Марк. — Всё равно, какое будущее впереди.

Лерайе слабо улыбается:

— Ты прав.

Она утыкается в плечо мужчины; какое-то время двое просто стоят, не покачиваясь, пока болезненное напряжение не растворяется в крови, смываясь до забвения. Прикроватные лампы бархатисто ложатся сиянием на контурные тени. Если суждено всё время прятаться, однажды забудешь замести след, но выскакивая и щерясь на открытый огонь, можно добиться хоть чего-то.

Восемь долгих лет они жили в постоянном напряжении. Оглядываясь, проверяя каждую тропинку за собой на наличие преследования. Лерайе — потому что раньше принадлежала «Аиду», Марк — потому что раньше принадлежал Кругу. Для них не было вариантов иных, и оставалось бешено, отчаянно сражаться при случайных пересечениях, в остальное время скрывать само своё существование. Не сказать, что это трудно. Со временем привыкли, да и причина была выше и важнее всех неудобств. И всё же…

Марк реалист. Известно ему, что до бесконечности так продолжаться не может. Ему двадцать девять, и последние годы он вырвал ценой непомерных усилий, переломив судьбу и повернув в свою сторону, но вечно продолжаться так не может. Они сильны. Они оба опытные, умелые, научены всему и по-всякому, и с ними бой мало кто выдержит без потерь — но их только двое. Лерайе — всё, что есть у Марка. Марк — всё, что есть у Лерайе. Их двое, и они безусловно одни из опаснейших дуэтов, но если против них пойдут, объединившись, самые сильные из противников — не выстоять.

Рано или поздно это произойдёт. Вопрос лишь времени и того, скопом на них накинутся или будут по разу терзать, пока не измотают окончательно. Марк пропускает между пальцев шёлковые розовые пряди, сокровище — в его объятиях, но он физически не способен её уберечь. Он человек. Люди смертны. Смертны и Оружия, и если Лера, потеряв его, сломается, сама его гибель будет напрасной. Необходим новый путь, никем ещё не пройденная дорожка среди терновника, чуть оступишься — оцарапаешься, но Марк не боится рисковать. Он отринул космос ради одной звезды. Ему не страшно лишаться спокойствия, потому что спокойствия никогда не было.

«Мы отступники, у нас везде враги». Чересчур правдивый девиз.

— Знаешь, на кого не похожа эта малютка? — подаёт голос Лерайе. Её слышно приглушённо, а ладони на талии Марка не расцепляются. — Ника. Она совсем не похожа на меня. Мы обе пострадали от «Аида», но в отличие от меня она сбежала самостоятельно. Прорвалась, когда почувствовала, что то, что ей нужно, само к ней воззвало. Понимаешь? Ника подсознательно знает, ради кого пробудилась. «Аид» не смог принудить её следовать своим законам, потому что она сама себя направляет. И потому что она необычное Оружие. Даже не именное. Она нечто новое. С методами и навыками «Аида» не сломать двухмесячный клинок, который ни с кем в контакт ещё не вступал — что за глупости…

— В Круге всегда есть реестры. — Марк щурится, царапая отсветы ламп чернотой. — Они не могли не узнать, что пробудился ещё именной. Там должны быть в курсе, кто просыпался два месяца назад.

— Я волнуюсь из-за другого, — чуть качает головой Лера. — Того, что они почувствовали пробуждение, но не поняли, чьё. Стандартная схема: где-то просыпается Оружие — Круг это замечает — если Оружие свободное или сразу находит свободного Хозяина, его или их вдвоём приглашают в ближайший штаб Круга. Собеседование, все дела. Определяют, будет ли новое Оружие врагом и можно ли прибрать его к рукам. Они и Андрея потому бы отыскали: поговорить, решить, может ли он стать частью Круга. Даже объяснимо, почему отправился Виктор — он любит возглавлять подобные рейды. Но мне что-то не даёт покоя. Что-то здесь не так. Они… может ли быть, что Круг тоже не знает, откуда Ника появилась? И, соответственно, не знали про Андрея. Для них они оба как те карточки в играх со знаком вопроса — чёрт знает, что попадётся, если перевернуть другой стороной.

— Андрей энтузиаст, но не безрассудный. — Марк задумчиво добавляет: — Он не даст себя использовать.

В его представлении Вознесенский обладает сразу несколькими противоречащими друг другу качествами. Манера держаться его, во многом элегантная, раскрепощённая, наверняка располагала к общению с людьми — однако он ни с кем не общался настолько, чтобы хоть перезвонить, когда укрылся в ангаре. Любознательный, задающий много вопросов — но при этом не озвучивающий ни один вывод и поступающий по чутью, а не знаниям. Вроде бы умный, сообразительный и проницательный — и зачастую отдающийся инстинктам, точно вообще обделён логикой. Наверняка здесь не обошлось без многоходовочки, не зря ведь этот дуэт выторговал право наставникам ехать с ними, но если спросить прямо — не то что Андрей соврёт, но наверняка что-то не договорит. Что творится в этой златокудрой голове, чёрт не разберёт. Марк, у которого коммуникабельность страдала по всем фронтам, чувствует некую растерянность.

— Он из тех, кто свободно и ловко пользуется другими, — замечает Лерайе, попадая в мишень с километра. — Но мне кажется, для него есть очень жёсткое разделение на «своих» и «чужих». Поэтому он и нас с собой захотел взять. Мы уже «свои», а со «своими» надо быть рядом.

Она немного молчит. И вздыхает:

— Не то чтобы я понимала много в психологии, но у него вряд ли в семье всё было хорошо. Такие расчётливые по отношению к другим дети обычно крайне одиноки в раннем возрасте. Может, он детдомовский?

— Сирота или нет, он точно наш союзник. Хотя бы сейчас.

— Конечно. Вот мы вроде ненамного старше, но… — Лерайе чуть отстраняется и поднимает лицо. Улыбка сглаживает несчастье выражения, мягкий изгиб персиковых губ похож на прикосновение мягкой кошачьей лапкой; когда она так смотрит, Марку мерещится, будто все его грехи и ошибки растворяются в теплоте, и сердце в кои-то веки усмиряет порой необузданную, рваную тоску. — Посмотрим, что из этого выйдет. А пока просто последуем за ними.

Марк склоняется, целуя её, и тревоги отступают, смятённые решительным широким жестом. В реальности до ничтожного мало места тем, кто не следует законам, и столько причин есть у любой стороны их дуэт разбить, порвать, уничтожить. Только вот они не сдадутся. Не сдались когда-то — и не разлучатся впредь. Выстоят. Адаптируются. Пойдут на риск.

Не привыкать.

Отель и впрямь не из дешёвых. Чего стоят одни только ковровые дорожки — изысканного тёмно-синим отливом стелятся под ноги, покорные и голосами слуг вопрошающие, как быстро идти господин желает; люстры, многочисленные повороты и до идеала начищенные лифты, ключи к дверям электронные. Ника, развлекаясь, намеренно сбивает края ковров в складки; Андрей не останавливает — пусть резвится.

Вопреки ожиданиям, долго баловаться девочка не стала. Почти сразу иссякнув, она возвращается к Хозяину и тыкается лицом ему в предплечье, как запутавшийся котёнок. Андрей вздрагивает, плохо понимающий чего ждать; Ника не шевелится, и видно краешек её обычно насмешливой мордашки — выражение непривычно усталое, не собранное, но ровное, и она как будто о чём-то невесёлом и важном думает. Спокойный изгиб бровей, сомкнутые без напряжения губы, а полуприкрытые глаза сверкают аметистами. По-прежнему десятилетняя девчонка. По-прежнему душа, не знающая о себе ничего.

— Люди из этого «квадрата» помогут тебе найти друга? — спрашивает она негромко.

В принципе, для существа, которое никогда не ходило в школу и почерпнуло знания о мире исключительно из памяти Хозяина, она неплохо справляется с понятиями. Вознесенский даже ей немного гордится.

— Могут найти причину его убийства, — кивает он. Опускает ладонь на русую макушку и слегка поглаживает. Действительно, её против шёрстки нельзя расчёсывать, укусит. — И вообще-то он не был моим «другом». Случайный знакомый.

— У тебя вообще друзья были? — вскинулись тонкие брови.

— Был. Один и очень давно. — Андрей задумчиво перебирает прядки на её виске. Кроме них в коридоре ни души: закрылись по номерам и сычуют. — Быть друзьями сложно. Ты начинаешь чувствовать чужую боль как собственную. И другой тоже начинает чувствовать тебя.

— А… — Ника трётся о его рукав щекой, пополняя сходство со зверушкой. Вздыхает: — Тогда надеюсь, что мы с Лерой и Марком будем друзьями!

Устами младенца — и в чём же здесь правда? Они спускаются вниз, на первый этаж отеля; раскрывается широкий холл, работники в выглаженной до безупречности чёрно-белой форме оглядываются на новых постояльцев. Подошедший юноша вежливо интересуется, может ли помочь; заметив так близко незнакомца, Ника инстинктивно прячется за Андрея и выглядывает, злобно щурясь. Приходится напомнить себе, что она всё ещё маленький дикарь, как бы ни привыкла к обществу троих разумных созданий.

Провожают прям до внутреннего ресторана. Хватает показать жетон, чтобы пропустили, и так Хозяин и Оружие оказываются в просторном зале. Столы накрыты безукоризненно белыми скатертями. Разложены блестящие металлические укрытия для еды — шведский стол, как-никак. Ника, получив из рук старшего тарелку, покрутив её в ладошках, соображает, что можно в любом размере что-либо брать, так что уносится вихрем — только широкий подол юбки да длинные пряди разлетаются — Андрей, куда менее энергичный после долгого дня, шагает следом. Диетами он всегда брезговал, предпочитая тренироваться в зале, но всё же привык держать под контролем своё питание. Вот и сейчас ограничился необходимыми калориями; хотя впечатлений за сутки прибавилось на тонну, аппетит пропал безвозвратно. «Нужно поесть, — парень с лёгкой печалью любуется разложенной на подносе тушёной рыбой. — Негоже потом ночью будить наставников своим топаньем до ресторана».

Они усаживаются за дальний столик, друг напротив друга. Здесь красуется окно: широкое, с видом на город, с одной стороны затонированное от незваных наблюдателей. По низкому подоконнику, на который вряд ли кто поторопится сесть, разложены симпатичные плетёного вида подушки. В стекле отражаются огоньки люстр, за ним совсем темно, хотя времени около восьми. Тут же стоит кофемашина, и Андрей, взвесив все за и против, отправляется к ней.

Ника, как и ожидалось, набрала целую тарелку — столько, что едва может унести в руках. Рис, рыба, фрикадельки. Хозяин перекинул на край ещё и овощи: непонятно, нуждаются ли Оружия в витаминах, но точно не помешает. Стакан с соком, плюсом выпрашивает латте. Когда они по-человечески садятся, Андрей замечает и кое-что необычное: прожорливая до невозможного Ника в этот раз едва ковыряет свою гигантскую порцию снеди.

— Поешь, — советует он. — Это на всю ночь.

— И что? Я же не расту, — ворчит Ника.

— Совсем? — просыпается любопытство. — А почему ж тогда вы с Лерой так различаетесь?

— Она для меня старшая, потому что пробудилась раньше. — Девчонка даже не язвит, объясняет неожиданно ровно: — По сути всё равно, как мы выглядим. Это просто как отражение внутреннего состояния. Или, я не знаю… чё-то такое. Мы же не размножаемся. Расти не особо нужно.

— Не размножаетесь? Мне думалось, у вас человеческая анатомия.

— Ага. Если ты о всяких гадостях, которых в твоих воспоминаниях завались, то мы на всё способны. Даже эти… как их… гормоны. Вот. Они тоже работают — если мы того хотим. Только чтобы создать жизнь, надо быть человеком, у которого одна определённая форма. — Ника мощным движением вонзает вилку в фрикадельку так, будто та ей на днях в чай плюнула, и проговаривает: — Нас только убивают разными способами.

Она мрачная, как тучка, и ей совсем не идёт. Андрей минуту наблюдает, как девочка воюет с пищей, явно по привычке в неё вгрызаясь, но без обычного удовольствия, и негромко произносит:

— Сейчас мы должны быть осторожными, понимаешь?

— Почему? Ты что, трусишь? — Ника бросает хмурый взгляд из-под острых густых ресниц. Её радужка неестественного оттенка, но и без того её сложно спутать с человеком: зрачки узкие и будто подсвечены искрами.

— Послушай, Ника. — Андрей качает головой. — Мы с тобой теперь союзники. Я — твой Хозяин, ты — моё Оружие. И я хочу защитить тебя. А чтобы защитить, я должен знать, от чего.

Латте стынет. Ника не дёргается, но поджимает губы и выдаёт сердито:

— Ты не знаешь, кто эти люди. Что если ты попадёшь в беду? — в тон её прокрадываются обвиняющие нотки, девчонка фыркает: — Ты можешь защитить меня, но не себя.

Они не сговаривались, выбирая ехать в Круг, но катане такое решение по душе не пришлось. Оно и понятно: в отличие от Андрея Ника более выборочна, настораживается от каждого шороха. Ей многое пришлось перенести, такое, о чём Андрей вряд ли узнает, потому он её не винит — но и изменить уже ничего не сможет.

Дело даже не в Егоре. Конечно, важно узнать, что он такого сделал: обязывал принцип, по которому Андрей всегда откликался на зов о помощи. Егор собственной смертью потребовал обратить внимание на это, и так как из его вещей были изъяты только упоминания о Мечах, логично, что всё было связано. Егор впутался в тонкую паутину общества Хозяев и поплатился. А что конкретно послужило причиной его убийства — это Андрей выяснит.

Однако не только ради долга Вознесенский стремится в Круг. Будь всё проще, он бы и один скатался, или бы разнюхал, как получить доступ к данным, не появляясь в зоне видимости — наверняка Марк подобное проворачивал. Нет. Главная причина — Вероника. Девчонка, с которой изначально что-то не так. И за которую Андрей несёт определённую ответственность; более того, впервые всерьёз хочет кого-то уберечь. Не ради кого-либо. Ради себя. Узы так крепко их переплели, что безопасность Ники Андрей воспринимает как свою собственную и даже острее, а потому обязан разъяснить, кто такая его Оружие и как помочь ей вернуть недостающие воспоминания.

И всё же она не беспомощна. Тем более когда находится в руках Хозяина, которому доверяет, и Вознесенский улыбается:

— Но ведь защитить меня сможешь ты.

У Ники глаза загораются, как звёзды. Столь мало желает неприкаянная душа, столь мало — всего лишь кого-то, кого нужно беречь и кто будет беречь в ответ.

Возвращаются, как выплывая из тумана, образы наставников. Марк учил Андрея основам рукопашных схваток, в то же время Лерайе показывала Нике, как сражается Оружие, если вдруг Хозяин не рядом или нет возможности перевоплотиться. Совместных тренировок было не меньше, и посмотреть на взаимодействие этих двоих возможность была широка и свободна.

Они уверяли, что отношения между Мастером и его клинком должны быть максимально доверительными, открытыми. В их дуэте с этим было прекрасно: идеальная слаженность движений, Марк не приказывал, Лерайе не советовала — они сразу действовали, словно единый организм. Очевидно, отлично ладят друг с другом и не дают повода в том сомневаться. Подозрительно даже. Неужели им не свойственны банальные препирательства, хотя бы краткие сомнения, когда кидаются в бой? Они больше похожи на парочку супругов, проживших в браке лет тридцать, чем на простых партнёров… Ловится мысль за хвост, уголки глаз сужаются, и Ника вопросительно склоняет голову набок — чудит Хозяин, однозначно чудит.

— Думаю, мы с тобой должны стать очень хорошими напарниками, — по-доброму усмехается он.

— Врушка, — безапелляционно заявляет Ника. — Ты не об этом думал.

— Практически об этом. — Он отодвигает тарелку и приближает к себе чашку. Невысокая, с белой блестящей эмалью и логотипом известной чайной фирмы. Обыденные вещи существуют, даже когда отвлекаешься на новое; всё это время Оружия были реальны, но и привычный мир ничуть не изменился. Андрей просто узнал немного больше. Кроме этого во всём соблюдается тот же баланс, что и всегда. Он улыбается уже теплее, позволяя себе в кои-то веки не брать под контроль лицо: — Скажи, как много ты знаешь о других Оружиях?

— Ничего, по сути, — дёргает плечом девочка. — Мы же не пересекались. Мы никак не связаны друг с другом, тупо похожи по сущности. Способности и те разные.

— Никакой возможности просчитать заранее, кто из них опасен.

— Так все опасны.

— Не всё общество враг тебе, малыш. — Веки опускаются, прикрывая изумрудное сияние, и глубокий голос отражается от края чашки: — Всегда остаются нейтрально настроенные. Если с ними взаимодействуешь, как раз и получается, враги они или союзники. А союзников стоит отбирать тщательно, чем они ближе — тем внимательнее к ним приглядываться.

— Ты поэтому постоянно на тех двоих зыркаешь? — хмыкает Ника. — Ты ведь хочешь, чтобы они были нашими союзниками? Мы ведь уже.

— Да, мы уже. И да, я хочу это сохранить. Таких ребят лучше не иметь во врагах… и сдаётся мне, они нуждаются в нас так же, как мы — в них. А взаимопользование — залог надёжных отношений. Мотай на ус, кроха!

Ника удивлённо моргает. И робко замечает:

— У меня нет усов…

Когда они поднимаются наверх, в номер, Андрей чуть останавливается перед дверью. Он почти решил, что именно спросит у наставников, и мысленно строит предположения, какова будет реакция. Лерайе на глупые вопросы обычно начинает ржать, беспощадно, хоть и миленько, а Марк, скорее всего, посмотрит как на идиота — при общей отрешённости его вида и стабильном покерфейсе иногда взором он способен передать больше, чем любыми словами. Например, на тренировках он говорил: «Вставай», а взглядом подчёркивал: «Это ты ещё в живом бою не пробовал, ушлёпок». Хотя к Андрею, надо признать, он относится не то что терпимо, а даже с симпатией. Иначе точно не стал бы тратить столько времени и усилий.

Если б не был Хозяином, наверняка мог бы вести курсы «Выживание Хозяина-неумёхи в условиях мафиозной слежки».

Ника магнитной картой тычет в датчик; тот отзывается пиликаньем и зелёной искрой, и довольная девочка ураганом врывается в комнату. Загорается свет. Андрей, входящий следом, останавливается почти сразу, а Ника всё ещё движется по инерции, бухаясь на кровать, — для неё ничего необычного не видится, не настолько познания о мире велики. А вот Вознесенский глаза раскрыл и внимает. Его теперь не надуешь.

Не особо криминальная картина. Марк и Лерайе сидят на одной из кроватей, опираясь на спину. Даже в одежде, как обычные культурные люди. В руках Марка — изящный планшет в чёрном тонком футляре, Лерайе же положила голову ему на плечо и закрыла глаза, открывает при появлении учеников. Однако свет озаряет детали, например, то, как невозмутимо и в то же время нежно льнёт к мужчине девушка, и как он опирается скулой на её макушку. Как сцена из семейной мелодрамы, хэппи энд в конце титров. Полнейшая идиллия. Совершенно не соответствующая боевым напарникам.

Не сказать, что Андрей удивлён: как раз об этом он и раздумывал с полчаса назад. Подтверждение догадки вызывает разве что краткий всплеск довольства — и сейчас не прокололся. Марк и Лера реагируют тихо и практически равнодушно. Красноречивые взгляды от них отскакивают, как горох от стены, и только Лерайе вздыхает:

— Давайте тогда поиграем.

Она садится рывком. Марк слегка приподнимается следом. Андрей кивает и проходит, опускаясь лицом к ним рядом с Никой; девочка, мало понимая, вертит головой, отчего боковые хвостики её колышатся, как опущенные птичьи крылья.

— Правда против правды, — договаривает Лерайе. — Один твой вопрос — один наш.

— Справедливо, — кивает Андрей. Напряжения как такового он не чует, интуиция бесстрастно молчит: никто в комнате не стремится навредить другому. — Можете начинать.

— Кто тебя вырастил? — улыбается уголками губ девушка.

Интересно заданный вопрос: не «Кто твои родители», не «Кто твоя семья», а именно про вырастившего. И бьёт в самую точку, потому что на оба иных Андрей бы нашёл отговорку или не ответил бы вообще. Дёргается уголок рта, но он обещал честно, поэтому отвечает:

— Дядя, если можно так сказать. Я был сыном его друзей, когда их не стало, он меня усыновил. — Добавляет со смешком: — Если звучит неправдоподобно, можете проверить. Это истина; своих родителей я не знал, а дядя не особо распространялся.

— Для Круга Мечей, — говорит Марк, — важна родословная. Возможно, тебя прочистят до седьмого колена. Будь готов.

— Да пожалуйста, — разводит руками тот. — Смотреть не на что, если вдруг обнаружится — сам буду рад узнать. Не беспокойтесь.

— Просто не хотим неприятных сюрпризов. — Лерайе кивает благодарно и добавляет: — Они могут расспрашивать подробнее, но нам и того хватит. Если бы твой дядя был Хозяином, наверняка заметил бы твой потенциал и обучил бы хоть основам. Я так понимаю, не учил?

— Нет. Он вообще не особо мной занимался. — Черёд Андрея кивать, и он, пожевав щёку изнутри, наконец спрашивает: — Вы ведь больше, чем напарники?

Звучит как утверждение, им и является. Лерайе пристально смотрит на парня, а затем отвечает:

— Мы супруги.

И словно чего-то ждёт. Уходят мгновения, чтобы понять, и брови выгибаются, шальной всплеск проносится в глазах — Андрей внезапно понимает, чего она так вперилась. На его памяти впервые Лера всерьёз напряжена настолько, чтобы при случайном прикосновении огнём ошпарить, укусить. Как будто сообщает что-то, за что Андрей может ударить. Как будто — реакция на такое заявление не бывает хорошей.

Губки Ники складываются в подобие «о» и восклицание с них срывается:

— Круто!

Вряд ли она в полной мере в курсе, что такое брак, но наверняка видела в чужом архиве что-то вроде свадебных платьев и парных колец. Кольца, точно, а ведь Андрей их видел — на их руках. Не придал значения.

Нет изумления, потому что на самом деле они знакомы плохо. Хотя вместе провели около недели, когда Андрей задумывается, становится ясно — они мало друг о друге знают. Лишь то, что позволяли узнать. Можно перечислить основные качества Марка или Леры, но о том, что они чувствуют, нельзя сказать ни слова. Однако… определение «чужие» им уже не подходит, едва ли не в меньшей степени, чем «противники». Пусть не было у них разговоров по душам, пусть они не успевали узнать интересы, увлечения, привычки друг друга, но за краткие часы словно сроднились. По крайней мере, к ним Андрей относится с привязанностью большей, чем к почти всем знакомым из прошлого — ребята быстро вошли в зону существ, на которых он обращает внимание. И он отчётливо осознаёт, что не хотел бы их потерять.

Андрею двадцать четыре года, и этот возраст — что переходный порог. Жизнь устроена как у взрослого, ребячество оставлено за плечами, но под ногами — тонкая грань, где баланс прозрачен и малоразличим. Не до конца зрелый человек, уже не абсолютно юный. Свойственны и обдуманные серьёзные решения, и бесшабашность душевного порыва. Андрей прислушивается к сердцу, и сердце трепетно радуется: эти люди могут быть друзьями.

Друзья ранят больнее всего.

Андрей не помнит точно, боится ли подобной боли.

Марк пристально и тяжело смотрит ему в глаза, и точно бегущей строкой в зрачках озаряется: «Честность в ответ на честность». Заведомо установленный девиз в их более-менее лайтовых отношениях.

— Мои родители были членами Круга Мечей, — начинает он, обещая интонацией долгий рассказ. В кои-то веки не кратко инструктирует, а подробно рассказывает. — Поэтому я с рождения был к нему приписан. Рос в имении, отдельно от мира, а по достижении семи лет был отправлен в город, где обосновался главный штаб Круга. Учился там всему. Школьные предметы. Владение оружием. Ведение боя. Выросший на преданности и следовании идеалам охотничий пёс.

Представить это не составляет труда: должно быть, благодаря данному воспитанию Марк вырос таким серьёзным. Толком наверняка не забалуешь в таких условиях, да и что он говорил о своих тренировках? Учили драться, бросив стае псов. Жёсткое воспитание. Армейские принципы. И если верить ядовитым отзывам Леры о Круге, становится понятно, почему Марк столь невозмутим и бесстрастен — тем, кого вырастили в подобной строгости, не удаётся хорошо провести детство. Эмоции поначалу подавляются надзирателями, а затем попросту исчезают. Не Марка вина, что он такой хмуро-равнодушный. Он просто не умеет чувства вытаскивать с изнанки.

— Я был киллером, — продолжает наставник ровным тоном. Кожа его всё такая же смуглая, не бледнеет, из чего Андрей делает вывод, что пересказ биографии не причиняет Марку боли. Должно быть, смирился и отпустил, или вообще зла не держит. — Киллеры работают отрядами. Мы зачищали преступников, использовавших Оружие в личных целях. Мне было всё равно, справедливо это или нет, благородно или грязно. Я выполнял свою работу. В том числе участвовал в переговорах с «Аидом» — внушительная часть преступников-Хозяев нередко является их осколками или стремятся попасть в «Аид» и потому всякое творят. Так однажды я оказался на встрече сторон. И там была Лера.

Лерайе (его жена, и впрямь) кивает. Во время рассказа она снизу вверх смотрела на партнёра нечитаемым взглядом, пушистые ресницы её сейчас вздрагивают, но губы размыкаются свободно. Она говорит мягко, сдержанно, как парящая над самой водой бабочка:

— Я была искусственно пробуждена «Аидом» пятьдесят шесть лет назад. Это стандартная история Оружия, которое попало им в руки. — «Звезда» переводит взгляд на Нику, серьёзный и многословный, и приглушает тон: — Ты удивительна, раз сумела сбежать, Ника, но обычно так не получается. Они умеют удерживать. Умеют заставлять. Ты — чудесное исключение, но я им не была, — она словно встряхивается и уже легче продолжает: — Долгие годы меня перекладывали из рук в руки. Именные Оружия ценны и редки, и потому используются на всю катушку. Я была на войне, на сотне вылазок, на открытых рейдах. Я убивала, убивала без конца. Я ведь сильное Оружие — но даже сильное не может использовать способность, если нет постоянного Хозяина. А постоянных «Аид» не использует, было бы опасно прежде всего для верхушки. Всё это время я была в форме ножа.

Не укрывается от внимания: рассказывая, эти двое держатся друг за друга. Ладони опущены и лежат на поверхности, но пальцы переплетены. Пульс к пульсу. Взгляд к взгляду. Им не так просто, как они выражают, и сердце дёргается секундной горечью.

— Я тоже была на тех переговорах. Со стороны «Аида», а Марк со стороны Круга Мечей. И тогда мы пересеклись всего на мгновение — так, зацепились взглядами. Но эта случайность подарила мне надежду. Мне, изломанной и никчёмной.

— И заставила меня взглянуть на всё окружение иначе, — качает головой Марк. — За несколько дней я пересмотрел всё. Жизнь показалась не тем, в чём я нуждался. Раньше я никогда не поступался правилами Круга, потому что не было необходимости и желания. А потом всё резко изменилось. Я встретил Леру.

Её пальцы сжимаются сильнее: бледнеют костяшки.

— Он пришёл за мной, вопреки всему и всем. — Улыбка касается её губ и расцветает, окрашивая оттенком безмерной благодарности. Пронзительного чувства перебарывания многих лет тоски. — Мы сбежали вместе. Марк первый, кто меня по-настоящему призвал, и моя открывшаяся способность позволила нам оторваться от погони. Я стала преступницей для «Аида», Марк — преступником для Круга, и так обе стороны стали нашими врагами. Мы двое — против всех. Вот и вся история, толком.

Она чуть щурится, как пойманная в свет фонаря, и спохватывается:

— Подробности, да? Про отношения. Есть такая вещь… как запреты. — Здесь начинается самая трудная для неё часть, и Лерайе немного опускает подбородок. Смотрит прямо в пространство между Никой и Андреем, стараясь охватить их обоих. — Круг Мечей очень консервативен. Там идёт жёсткое разделение между Хозяевами и Оружиями, и все отношения между ними урегулированы и подлежат контролю. Оружия в понимании Круга — это другие существа, обязанные подчиняться своим призывающим. Понимаете? — она поднимает взгляд, режущий, как битое стекло. — Если Хозяин и Оружие дружат, это воспринимается с неодобрением. А если любят друг друга — это страшный грех. Страшнее, чем даже сбежать из Круга.

— Запрещённые отношения? — повторяет Андрей, хмурясь.

— Именно, — теперь Лера вскидывает подбородок, точно готовая дать отпор. — Запрещённые чувства, сама возможность таких чувств. Но вы должны понять кое-что ещё. Да, мы разные. Люди — это люди, Оружия — это Оружия. Мы никогда не будем идентичны, это в самой сути заложено. Но… — она скашивает глаза на Нику, навострившуюся и внимательную. — Но мы тоже чувствуем. Мы способны и на любовь, и на ненависть, и на горе. Мы способны привязываться. Можем быть друзьями. И, значит, можем быть любовниками. Даже если кто-то считает это отвратительным, причиной, по которой стоит уничтожить.

— В Круге специфическое отношение к Оружиям в принципе, — мрачно добавляет Марк. — И вам предстоит с этим столкнуться.

— Одного просим: своё мнение составляйте сами. Смотрите на различия нас, Оружий, и вас, Хозяев. Смотрите на сходства. И никому особо не доверяйте. У каждого свой взгляд, и свой стоит держать незатуманенным.

Ника моргает; веки опускаются и поднимаются практически слышимо в повисшей тишине — как хлопанье тонких крыльев. Андрей знает, что она скажет — в этот миг они с маленькой катаной разделяют чувства и мысли так же, как в бою, словно и нет никаких преград и физических оболочек.

— Вы оба наши наставники, какими бы ни были. — Простая истина звучанием отражается от стен, и девочка улыбается беззаботно и бодро.

Если решаешь с кем-то сблизиться, то глобальный и самый искренний шаг — это принятие. Пусть не понимаешь, принять можешь попробовать. И Андрей позже всерьёз поразмыслит над своим мнением, позже — сейчас ничто не изменит факта, что Марк и Лерайе — внезапно обретённые и неожиданно оставшиеся рядом — являются их союзниками. Их друзьями.

Лерайе сияет, и даже плотно сжатые губы Марка трогает неуловимая, как тень, улыбка.

Остальное подождёт.