Выход из склепа (гет)

Оставшийся позади Адриан, право, не знал, как ему надо реагировать на выходки любимой дамы. Примерившись к тому, что она удалилась на приличное расстояние, а рядом совершенно точно нет ни зевак, ни камеры Сезер, один лишь облезлый ворон, он перевоплотился. Птица каркнула и, полная недовольства, удалилась прочь, шаркать лезущими перьями.

— Будь здоров, — бодро воскликнула Тикки. — А разве у тебя аллергия не на голубиные перья?

— Я в принципе к птицам не очень, — сознался Адриан. Он мигом вспомнил, ради чего потребовалась квами: — Как ты только уживаешься с Леди? Тут же моргнуть не успеешь, она исчезает.

Древнее божество, питая к Маринетт искреннюю любовь, сдержалась от комментария, что она и в гражданском облике периодически сбегает. И даже с большим мастерством скрывается.

Оставалось неловко улыбнуться и предложить вернуться в особняк, погода располагала всеми картами к похолоданию и резким порывам ветра.

— Подкрепишься?

Тикки не отказалась от протянутого кружка печенья с крупной крошкой темного шоколада.

* * *

Плагг и позабыл, когда в последний раз посещал Мастера, поэтому отмел прочь стеснение и попытки Вайзза его задержать, пока он лавировал между полок, преисполненный любопытства.

Мастер Фу видел большую опасность не в комочке с силой разрухи, а мечущейся девочке-подростке, у которой ключ заклинил несчастный заведенный механизм и норовил сломать всю систему.

Дюпэн-Чэн говорила быстро, почти не вдыхая, боясь позабыть собственные мысли. Она даже самой себе виделась перекачанным колесом, что сейчас шипит, спуская давление. И ведь совсем не Лун Жи Фу на сей раз ей был нужен, а Эмили. Только вот, незадача, скромный маленький черепашонок преуспел в ее задержании столько же, как с неугомонным котом.

— Эмили стала беспокойной с твоего визита, Маринетт. Что между вами произошло?

— В прошлый раз мне открылось, что Адриан, о котором я говорила, приходится ей сыном. А сегодня я обнаружила, что именно ему Вы дали кольцо.

— Мрр-что? — Плагг залился хохотом. — То есть так замудрено его раскусить тебе ничего не стоило, а когда все было на поверхности — так нам неинтересно.

— Плагг! — осаждал его неуслышанный Вайзз, распираемый недовольством. — Тикки бы тебя задрала, жаль, у меня нет ее смекалки.

— Больно надо мне слышать ее упреки. В этот раз первым рассекретили ее подопечного. Услада на следующие пару веков. Буду натирать усы лапами и смотреть, как она злится. Попробуй переплюнуть.

Маринетт и не слушала, Мастер — успевал за всем и вся. Кроме ловли все еще снующего в ингредиенты зелий носа, точнее, обладателя этого носа за шкирку. Поднятая всполошенными квами пыль вынуждала чесать нос и прикрывать глаза. Лун Жи Фу на миг пожалел, что не позволил Эмили навести чистоту.

К слову. Где же Эмили?

* * *

Мадам Агрест не скрывалась, шествуя к особняку. Захвати ее Роджер или его подопечные, всяко бы доставили к желаемому месту назначения. А вот укромно скрыться от глаз сына смысл имелся. Для начала ей нужен был вовсе не он.

Как бы ни была готова охрана, стоящая стеной позади изгороди и усиленного ряда видеокамер, старые знакомые мадам Агрест, а тем более глава охраны не сдержали вздоха. Она видела, как подкосилась определенная пара мощных коленей.

Красный глаз работал исправно. Пока охрана почтительно склоняла головы и выстраивалась позади женственного изгиба спины твердым непробиваемым клином, двери распахнулись, являя Натали. Девочка стала старше, некогда мягкий и наивный взгляд ожесточел под стеклами линз. Несомненным оставался пригляд за Адрианом. Эмили могла быть уверенной, что лишь это осталось неизменным за годы ее исчезновения. Они переглядывались, пока мир кружился и вертелся. То было не последствие слабости, голова оставалась ясной и держала тело крепким. Эмили выздоровела окончательно, тогда как женщина перед ней чахла, закрываясь твердыми лепестками чайной розы. Натали, вглядываясь в нее, исходила слезами. Крупными и ведущими за собой истерику. Она содрогалась, прижимала кисти к груди и смотрела. Неотрывно, почти не давая зрачкам найти хоть сколько-нибудь более интересный объект (все равно бы не отыскался), она, не говорила ни слова.

Для Агрест возникали догадки. Полное и беспощадное лишение любимого мужчины? Отчаяние от осознания, что проклятие сошло на нет и впиталось в Санкёр? Что могли значить гулкие рыдания, запирающими слова и разгадку глубоко в груди, окаймленной волшебным талисманом, распустившим веер перьев?

— Я боялась твоей смерти, — громко, но от того, не более разборчиво, огласила Натали, цепляясь хваткой, чтобы не упасть. Эмили знала дрожь в ногах, и любовь, испытываемую ей, тоже ведала. Не скинула кисти, все продрогшие от неуёмного льда, распространившегося под кожей, и повела ее за собой.

Особняк изменился. Мрак застилал воздушные потоки. Не звучала музыка, и легкомысленно не вытанцовывала девушка с копной светлых волос, несущаяся мыть посуду вперед прислуги с заводным смехом.

Эскизы не прокалывали обоев, скетчбуки не выстилали на коврах отдельных дорожек, и манекенов с причудливыми рисунками маркеров тоже не было.

Адриан не кружил вытянутыми руками, напевая ее мурчательную колыбельную, и не засматривался на каждое ее движение. В конце концов, он просто почти с нее ростом и полюбил замечательного ребенка, тоже почти выше ее макушки. Подростковый рост, буйство эмоций. Все, явившееся так внезапно и без подготовки.

Так не предстал Габриэль, как раньше бы нетерпеливо понесся по лестнице, стуча каблуками туфель. Отчаянно не волновался и не дрожал от нетерпения. Ей самой нужно было подниматься к нему в кабинет и вести за собой, в каком-то плане, спасшую ее женщину.

Оттенки также твердили о том, как сменились устои и порядки, чему теперь отдают предпочтения. Единая, без исключений строгость и выдержка в стиле, без всяких деталей и импровизации.

Во всем этом не было Габриэля.

В мужчине, откинувшемся назад на кресло, зажимающем переносицу, не было Габриэля.

Не того, кто был ей известен. Он опустил взгляд и повел его по полу, прежде чем посмотреть.

Чувствовал ли он все это?

— Здравствуй, — она была отстраненной и холодной, а шаги, ведущие к широкому креслу уверенными. Она опустила Натали.

— Не думал, что ты ушла. Я был уверен, что тебя выкрали и увели насильно, — и в этих словах не вкладывалось нетерпение, переживание. В них чувствовались бесконечное выгорание и усталость.

— Нет, это была я. Как жаль, что Натали не взяла Талисмана раньше. Я бы уже тогда увидела, на что ты способен.

Лицо сухое, сжатые губы. И ни капли раскаяния. Близкая к сумасшествию жажда исправить ошибки истлела, обнажая разумные крохи. Сегодня Габриэль впервые услышал Нууру.

— Не хочу знать, понимал ли ты, на что идешь. Не буду терзаться от незнания.

В Агресте затеплилась надежда: сейчас жена скажет, что все уже в порядке, и ничто не имеет значения. Жена обрубает канаты и сбрасывает его навесной мост в расщелины Индии.

— Ничто не дается даром. И даже расжалься Кот Нуар и ЛедиБаг, отдай они тебе Камни, это бы не отменило цены. Вместо меня бы кто-то погиб, кто-то бы подхватил проклятие, и с Талисмана ушла бы трещина. Только ты понимаешь, что судьба могла недалеко ходить и унести жизнь Адриана? Что бы я почувствовала в чужом мне мире, где я живу за счет жизни моего сына? Хоть раз за свои деяния ты думал обо мне?

Эмили пробирает дрожь. И это вовсе не накатывающие слезы, как охватившая Натали паника. Злоба захватывает аккуратное стройное тело. Нууру жалобно прибивает к обивке мебели. Охвати Бражник такие эмоции, он бы захватил мир. Потому как Эмили захлебывается в своей злости.

— Ты понимаешь, на что обрек сына? Не будь у него друзей, он скорее бы сам покончил с собой, закрытый в особняке и работающий на износ. Ты хоть можешь представить, сколько выносил маленький мальчик, тебе было до этого дело в твоей непроглядной тьмущей эгоистичной жизни?

Бражник мог бы воспользоваться угнетенным и забитым Габриэлем. Какая ирония, что им был он сам.

Мадам Агрест подумалось, что она сейчас совсем как Маринетт. Только вот ей движет отчаяние и злость, полная противоположность бескрайней любви этой девочки к ее сыну, даже под покровом костюма. Эмили не показалось странным, что она узнала за кошачьими ушами и маской лицо собственного ребенка. Слова Маринетт о двух его личностях в какой-то момент наложились поверх коллекции фото. Стало понятно, чем увлечена и ослеплена нынешняя ЛедиБаг. Оттого, зная их обоих столь близко, ей было лишь страшнее от одного представления, что могло бы быть, не остановись Бражник со своими злодеяниями.

— Думал ли ты, кто эти герои? Что если они получили силы раньше меня? Вдруг это просто дети, взявшие на себя слишком много?

С каждой ее репликой склеенные кусочки картины счастливой семьи рушились. Габриэль понимал, что это припарка для мертвого, и возрождать совершенно нечего. Эмили его не отчитывает, как маленького ребенка, она ведет к единому выводу: все кончено.

— Я не исправлю сделанного, — сказал Габриэль, когда распаленная Эмили была красна, полна ярости, завелась во время разговора, сильнее, чем в каморке Мастера Фу, размышляя обо всем. Она и не думала о том, насколько ее все задевает, пока не оказалась перед Габриэлем.

— Ты извинишься, и вовсе не передо мной.

— Нет. Тогда меня посадят, — этот спокойно размышлявший мужчина все больше отдалял от нее мужа. — Не хочу портить жизнь Адриану тем, что его отец — преступник. Я не хочу больше мучить его. И тебя.

Эмили, полная решимости вести бой, не понимала. К чему вел ее супруг?

— Объявим в прессу о твоем выздоровлении. О разводе. Я куплю вам квартиру. И отдам Талисманы. Несмотря на ужас моих поступков, я не хочу терять с вами связи. Я… Наверное, сумею стать достойным человеком. Извинюсь перед героями. Что бы ты сама хотела?

Он ее услышал. Поздно. Но все же.

Эмили не стала отрекаться. Ни квартира, ни деньги не окажутся лишними в начале новой жизни. Пусть и наполненной сводками прессы. В конце концов, она поможет исцелить Дуусу, а вместе с тем Натали. Даже однажды усмирит все свои ноющие шрамы. Пока что она заставляла рациональность одержать верх, и перевела дух, усмиряя гнев.

— Начнем все заново. Как отдельно живущие люди. Но перед героями не извиняйся. Я просто унесу Талисманы, и в следующий раз ты меня увидишь, когда скажешь Адриану, что нам надо встретиться. Подготовь его нормально. Не надо его шокировать. А если перед кем и надо извиниться…

— Перед тобой, я знаю.

— Нет. Перед квами. Нууру испытал слишком многое, а Дуусу все это время был болен. Извинись перед ними.

* * *

Возвращаться пришлось пешком, заметая следы. И все равно она справилась слишком быстро.

Шла, не веря правде. Интересно, вот раз сейчас Дуусу у нее на руках, проклятие возвратилось или еще тяготит Натали?

Всяко мадам Агрест не заставила себя ждать. Если не считать уснувшей на кушетке Маринетт.