Выход из склепа (гет)

Не хватает воздуха, организм спешно дает об этом знать распространяющейся тревогой. Руки инстинктивно выставляются вперед, жилы натянуты и мышцы собраны плотным комом. Глаза распахиваются, перед ними все настолько зелено и красочно, что не сразу заметны выпавшие из рук герберы, опавшие влажным жестом к ногам, и плотный слой стекла впереди. Кислород поступает из системы вентиляции, приходит осознание после мгновенного осмотра и нового глотка. Паника сходит на нет, и уже вполне трезвое размышление зажимает железную створку ручки, запертой с той стороны.

Дверь распахивается, и женщина делает шаткий шаг. Как давно она не разминалась, раз сейчас переступить через сравнительно невысокий порог значило оступиться и ощутить себя беспомощной? Впрочем, только эта минутная слабость и указывает на необходимость обернуться.

Позади себя Эмили Агрест видит капсулу, как из каких фантастических фильмов, которые выпрашивал посмотреть сын. Но ни в каком из запомненных ею сюжетов не было отвесных палок, тянущих потолок до самого неба, необъятного простора, и всех подобающих размером и объемом конструкций, объятых сплошь зеленой плетью.

Неомодернизм давит, оккупируя мыслью, что к ее мавзолею тянутся экскурсоводы, отходя от дорог Лувра, а она берет и отменяет сегодняшнюю лекцию.

Брючный костюм позволяет безвольно осесть. Трава подминается под весом, складываясь острыми краями к земле. Даже встань они перпендикулярно и вонзись сквозь ткань, Эмили навряд ли ощутила. Ноги и без того бесперебойно колет, а после отпускает полным отсутствием ощущений. Накатывает такая слабость, что нет сил управлять конечностями. Поведи пальцами, покрути стопой — и все застынет, что потом не встанет на место, жила не расслабит хватки.

Эмили не имеет ни малейшего понятия, куда двинуться дальше. Если выбраться из своего, возможно, долгого пристанища значило проявить самую малость смекалки, дальнейший маршрут остается неведомым. Подняться тяжело, Эмили вынуждена опереться о грунт. Встать и раскрутиться на нетвердых пятках, выдвинуть вперед носки, и есть, куда идти. Неведомая тропа. Нерукотворная, как и вся инсталляция. Локоть безвольно дрожит и трепещет змеем на ветру. Неутешительные выводы о состоянии своего тела спешат вторгнуться в мысли, тормоша хронологию событий. Память свежа и не имеет изъянов, ни единый провал не появляется в попытке помешать воспроизвести последнее действие перед долгим сном.

Долгому процветанию Парижа ничего не грозило. Мирное небо над головой — только об этом и грезят счастливые семьи, воображая, как дальше бытие станет лишь красочнее. Но по долгу службы герои знают, что заботиться нужно не только о родном городе. Будучи героиней и неся камень Дуусу, Эмили прислушивалась к словам Хранителя камней чудес и спешила отлучаться в путешествия.

— «Париж так давно не видел истинных злодеев, что не найдется француза, помнящего о героях. Но этого нельзя сказать обо всем мире. Есть государство, только и ждущее одной твоей протянутой руки, чтобы поднять с подкосившихся ног, и другой, чтобы развеять проблемы над головой, точно дым. Так прими же Камень Чудес, прекрасная леди».

Знакомство с Хранителем вышло спонтанным. Пожилой мужчина встрял в драку, и на ставших кругом мужчин никто не обратил внимания. Эмили только и смогла, что именно вмешаться. Порыв смелости не мог больше ничем подкрепиться, как на ее глазах Мастер Фу ловко огибал некогда стеснивших людей, выбивая дух. Успев только охнуть и не отойти от удивления, Эмили заметила, как незнакомец поманил ее за собой. Выглядел он не настаивающим, не оборачивался удостовериться, следует ли она за ним. Стиль поведения привлек: злоумышленник обязательно бы зазывал.

Мужчина назвался Мастером Фу, мало рассказал о себе. Сумел удивить, при первой же встрече вынимая подарок. Граммофон раскрутился, и сквозь водоворот виниловой линии явились отсеки, блестящие металлом.

Слова перед ней облекались в эпохи, величайшие события раскрывались истинной подоплекой. Все чудеса принимали на себя образы ЛедиБаг и Кота Нуара, именуемых каждое столетие иначе, но неизменно становящихся единым целым, несущим спасение. События охватывались деталями. Для этого чудесного ядра нужны были оболочки, как створки раковины, чтобы сокрыть жемчужину. Иные герои наслаивались подспорьем, тем самым позволяя разрешать конфликты и противостоять проблемам в больших точках.

Не нужно было лишь рассказов. Спустя всего тройку недель ШэтФорт перебрался в Париж, набрался сил и с готовностью умчал ее прочь. Эмили за все время поездки так и не увидела его истинного лица. Человек за кошачьей маской не спешил интересоваться, кто же она.

Долг разрастался, Эмили все чаще бывала дома, даже так умудрившись влюбить в себя молодого дизайнера именно в Париже.

От Мастера Фу поступали сообщения. Одно из них заставило бежать в аэропорт, не собирая вещей.

— «Сейчас возникают вспышки отрицательных эмоций в Индии. Герой, носивший брошь Мотылька, боролся за сохранность камня. Его судьба неизвестна».

Порой она не дожидалась мужа из модных командировок, но в последнюю они направились вместе. Габриель доверил сына бдительному взору Натали, отправляясь следом и держа оба билета на самолет. Выполняя поручение до Эмили, погиб герой, носящий брошь Мотылька. Мастер этого еще не знал, рассказывая детали произошедшего и что от нее требуется. Нужно было довести дело до конца и выполнить новую цель: обеспечить сохранность Камня Чудес.

Мисс Паон раскрывала свой блестящий летним небом плащ, пришпиливая отрывающимися перьями нападавших. Ее прямая обязанность — поддерживать Мотылька — оказалась бессмысленной, поскольку партнера не удалось застать в живых. И не успела она толком скорбеть, как была втянута в драку. Следящий за тылом и отвлекавший уловками Габриель, пришелся кстати. Эмили радовалась поддержке как никогда: подмога никак не появлялась, а вот обстановка и без того душной Индии накалилась. Сквозь пешек пробился человек, терроризировавший Лакнау. Он посмел надеть талисман ее друга, и Эмили, отринув трезвые размышления и обычно отстраненную тактику боя, теперь слепо прорывалась. Наушник трещал, перебои не помогли.

Эмили помнила, как держала в руках брошь. Нууру обеспокоенно витал рядом, указывая на надтреснутый веер павлиньего хвоста.

— Б-боюсь, Мисс Паон проклята. Талисман повредил ее здоровье.

Она будто и сейчас ощущает, как Габриель нетерпеливо сдергивает с нее украшение. Трансформация спала, и отнять его от одежды ничего не стоило. У Эмили не хватило сил пошевелиться, не то что возразить. Глаза сомкнулись, слабость давила, точно садясь на ее тело.

— Эмили! — и никакой реакции на голос мужа.

Дуусу действительно стал нестабилен, и во времена их бесед начинал то резво скакать, то заходиться в рыданиях, резко ее обрывал — становится понятно, что виной тому пролегшая трещина ее талисмана. Эмили не обратилась к Мастеру, занятая то его поручениями, то делами семьи. Тяжесть обрушена от осознания, сколь многое она упустила.

Она не понимает одного — как могло сойти проклятие, раз она вернула себе жизненные силы?

Отдых, обеспеченный проматыванием воспоминаний, кумулирует в теле энергию. Эмили заново поднимается с земли, за ней привстает смятая трава. Балки больше не давят мощью, и свет не застилает глаза. Вся жизнь сжалась в пролистанные восемь минут. Короткий миг дал привыкнуть, смириться с мыслью. Самое время наверстать упущенное.

Примечания:

Предлагаю посетить группу, я собираюсь подарить книгу Макса Фрая.)

https://vk.com/dur_ot_mur

Тропа не виляет и не петляет. Такая прямая, что даже жалко. Ведет к неизбежно неизменному единственному исходу. Пролегающий мост, лишенный перил, не кружит головы отвесной высотой, заставляя напрячься лишь отсутствием опоры для шаткой походки.

Путь замыкается лифтом. Бесшумно движущимся вниз-вверх, точно не способным усидеть на месте. Двери размыкаются, обличая кабину с характерными для Габриеля изображениями мотыльков. Однажды осев на страницы его скетчбуков, они заполонили дружной стайкой все окружение избранника. Осознание, что Эмили в собственном доме, мало тешит. Просто так лифту не взяться, обстановке раскидистой зелени и урбанистическим деталям, держащей ее хлипкую нить жизни капсуле.

Взмыв, кабина не оповещает о приезде. Собственное дыхание скорее заставит обратить внимание и оторваться от привычного уклада. По-прежнему ламинат, блестящий после полировки, ровно разложенные записи на столе. Нет сложности узнать кабинет супруга, особенно если обернуться и увидеть копию картины, воссозданной по ее образу.

Эмили отшатывается при долгом рассмотрении, смещая край рамы. Внимание не дает этому факту улизнуть так просто. Ногти поддевают ее и дальше, раскрывая сейф. Комбинация не поддается, на размышления и подбор чисел не хватает сил. Ноги еще слабы, и лучше совершить желаемое до того, как они после столь долгого отсутствия нагрузки не выдержат.

Если их особняк взаправду стал местом заточения ее тела как экспоната, директор инсталляции держит все взаправду чересчур похожим на ее воспоминания. За исключением техники. В их доме не водилось камер слежения, смотрящих красным бдительным глазом, не было тайников под полом, куда ускальзываешь, оказываясь в лифте.

Пока главного экспоната не хватились, стоит припустить, выжимая возможную скорость. Дверь не столь бесшумна, зато вот пол не прогибается под шагом. Насколько весь ее побег стабилен, сама Эмили не скажет. Пытается прислушаться, только сердце фривольно отбивает ритм, пытаясь заглушить голос.

Было ринувшись к Габриелю, — так трудно поверить, что она не в будущем, имеет возможность просто его увидеть, — как путь преграждает вид из тончайшей щели. Наверняка признанные ею родными звуки не сходятся с визуальной составляющей.

Откладывая надломленную трость, мужчина в плаще, весь сокрытый плотным костюмом, был интимно близок к Натали. Заботливо придерживает за плечо, после снимает туфли, подкладывая под ноги пуф. Следует обращение, не адресованное женщине, и поток частиц окутывает зал, расщепляя реальность в неверие. Перед глазами Эмили действительно Габриель. Вот только на его пиджаке брошь Мотылька, а на груди Натали переливается веер Павлина.

Желая развеять крохи и без того порушенного мира, Натали пытается утешить, держа улыбку крепкой:

— Ничего, мы еще одержим верх над ЛедиБаг и Котом Нуаром. Теперь это не составит сложности.

Эмили не испытывает желания ворваться внутрь. Бессилие застилает ей глаза, и только усилием воли она вынуждает себя удержать сознание. Не лечь и не остаться у дверей, до чего глупо. Она перебарывает повеление тела. При своей слабости она не сумеет забрать Талисмана, данного ее же мужем другой женщине. И не сможет отстоять единственного, что осталось от напарника, забрав Камня у Габриеля.

Сейчас Эмили сохраняет силы, и ей хватает этого, чтобы умыкнуть из бывшего дома. На нее не смотрят прямым глазом, не приносят цветов и не опускаются из кабинета. Ее не уважат, вернув оба магических предмета, должных находиться в ее руках.

Агрест сомневается, испытывает ли еще Габриель к ней любовь. Побуждает ли его уважение помнить о ней, вытаскивать из неподвижных пальцев герберы, вставлять в хватку иной букет и уходить прочь?

Что бы ни чувствовал ее муж, в первую очередь он воспользовался тем, что забрал после боя оба Камня, а теперь использует их в борьбе против супергероев. Неужели он только вернулся из Индии и тут же поспешил сделать из Натали нового союзника?

До дома Мастера остается жалкий квартал. Мысли пожирают сознание, сжигая остатки сил. Для дальнейшего передвижения приходится цепляться за стены домов. Передвижение в тени и дворами небезопасно и способно натолкнуть на встречу, подобную началу ее юношеских приключений. Спасает раннее время, относительный поток людей.

На коричневой кладке кирпича вывеска об указании услуг. Прикрытие мануальной терапией. Мастер Фу не изменял своим привычкам, изображая специалиста по лечению. Сколько лет старик под этим амплуа? Эмили старается не задумываться, упиваясь восторгом: действительно кануло не так уж много лет, раз и с Хранителем Талисманов все неизменно.

Узкий коридорчик, смежный с дешевым салоном, откуда разит химозным запахом осветлителя волос, не переменился даже в цвете стен и вывесок.

Эмили стучит, и спокойный голос разрешает войти. Значит, сейчас мужчина отвлечен от работы.

— Вам по записи? — со спины бросает мужчина, расставляя благовония и водя языком пламени по палочкам, прячущим в себе аромат. — Так назначено?..

Огонь полыхает позади. Фу оборачивается, и его привычный для клиентов образ китайца рушится. Мужчина раскрывает глаза, показав гнев.

— Никак не ожидал встретить предателя Камня Чудес.

Укор, обращаемый к ней, вызывает волну непонимания. Эмили не пользовалась положением героя и не желала ни единому квами вреда. Она зубами выгрызла Нууру из Кинтау.

— Я совершила ошибку, не обратившись к Вам раньше, Мастер. Когда ещё мой Талисман только треснул.

Старческое лицо не расслабляется. Мышцы крепятся накалом, добавляя взгляду резкости. Неодобрение так и срывается, ринувшись на женщину. Она и не думает обороняться, провести диалог. До того момента, как человек не перестанет считать тебя недостойным, речь будет казаться пустым озвучиванием комбинаций слов. Не появится смысла. Уж точно не тронет сердца.

У Мастера Фу нет обоснований верить Эмили, раз Габриель выступает против супергероев и раз на его стороне женщина, носящая Камень Павлина.

Факторы указывают на ее предательство.

Эмили сама раздумывает, что стоило бы себя корить. Только порыв сдерживается, утихает. Самобичевание ничего не решит.

Нужно сложить оружие. Представ нагой, лишенной даже остроты слова, она заслужит хотя бы пары минут для рассказа.

— Позвольте поверить мне.

А слабость тела уж докажет, что лежание в капсуле — никакая не шутка.

Запах трав кружит голову. Усталость охватывает тело. И пусть Мастер настроен предостороженно, ухватывает круглой частью трости Эмили за руку.

Вайзз нетерпеливо вертится, мельтешит, пытаясь подсобить и не представляя, как это сделать. Он тянется к записной книжке, оповещая, что никому не назначено, после ухватывается за цинковку, протаскивая ее по помещению. Фу трясет головой.

— Мне хватит сил донести ее до кушетки.

— Но, мастер, Ваша спина! Вы ведь не только перед Маринетт шутите, у Вас действительно есть проблемы. Боюсь, донести женщину будет затруднительно.

— За кого ты меня держишь? Я еще в состоянии функционировать как полноценный человек. Не спеши списывать меня со счетов, Вайзз.

Квами в стеснении не находит слов для озвучивания своих противоречий. Проглядывающие под старой пигментированной кожей мускулы выглядят состоятельными, взгляд не дает сомневаться, выглядя острым и говорящим о мужчине как о полном жизненных сил.

Хозяин лишь изображал ветхость?

Как бы то ни было, Вайзз и не думает перестать витать возле обессиленной Эмили. Под ее головой положена подушка, используемая для массажа, а также Мастер Фу подвесил пучок сплетенных между собой женьшеня и перечной мяты. От его беспокойства уже ощутимые источаемые эфирные масла заполоняют воздух.

— Мастер, — подает голос квами, не боясь снова нарваться на недовольство. — Я совсем не чувствую энергии Дуусу. Быть может, стоило выслушать Эмили?

— Я не могу позволить себе слепую веру. Пусть она придет в себя, тогда мы все и обсудим. Тебе стоит передохнуть с мадам Агрест.

Хранитель спешно направляется за ширмой, находящейся в дальней комнате. Рабочее помещение имело ответвление и являлось довольно просторным. Несмотря на позволяющую квадратуру, Фу ограждал клиентов перегородками. Практика не раз выручала в моменты, когда приходилось совмещать прием, и одному человеку требовался отдых. На данный момент ширма нужна, чтобы скрыть от глаз Эмили. Лежащая бессознательно женщина при любых условиях вызовет вопросы, а учитывая, кто ее муж — и тем более.

Впрочем, лишь фамилию из биографии Эмили он и припоминает, не заостряя на деталях внимания и ничего не выясняя.

Однажды Эмили не вышла на связь, после так и не объявлялась, не принеся вестей из Индии. Исчезла и растворилась, унеся за собой два Камня. Теперь же именно эти силы учиняли беспокойства в Париже с единственной целью: отнять Талисманы созидания и разрушения.

Доверию неоткуда взяться. Шкатулка опустошена, а прежний балаган обошелся слишком дорого.

Весь его путь вытоптан на ямах, попав в очередную, он может уже не выбраться и не похвастаться новоувиденным веком. Столь древнее создание, как его подручный, должен понимать его видение лучше кого-либо.

Инкрустированная тяжелая ширма, уверенная, что видела еще Чжоу Хуань-вана и что ее створку заклинило при Юнлэ, никак не подготовлена к появлению в дверях клиники Маринетт Дюпэн-Чэн. Впрочем, ни в чем не уверенный на тот момент Фу, тоже никак не сохранен и не ставит за пару секунд жизнь, как игру, на паузу. Влетевшая мгновенно, девушка подбирается, сыплет извинениями, старается все исправить и роняет по-новой. Застрявший механизм, действительно не раскрывавший одной стороны ширмы уже несколько лет, возобновляет работу.

Летящая по комнатке девушка мигом отыскивает масло и кисть, смазывая металл, и не доносится даже скрипа.

Мастер Фу смягчается, улыбаясь, когда запыхавшаяся Маринетт смотрит на него и неловко потирает кисти рук.

— Мастер, простите, что так поспешно. У меня попросту не оказалось выбора. Кот больше не доверяет мне, — и пока героиня изъясняется, эмоционально сотрясая руками и сдерживая граничащую с истерикой злость, мужчина старается все же добраться до Эмили и скрыть ее нахождение здесь. В ходе исправления своей неуклюжести Маринетт и не заприметила женщины. Стоит оставить все именно так.

Мастер Фу вальсирует вокруг спешно движущейся Дюпэн-Чэн, настигающей своим рассказом. Он кружит полутораметровой деревянной осью, к которой точно крыльями сложены створки. Девчушка словно не замечает, между делом выставляя руку, давая равновесию удержаться, и продолжает пылкий рассказ.

Добравшись так до самой кушетки, уже было решив, что секрет оправдает свое гордое звание. Активно ступавшая балетками, Маринетт спотыкается и летит вперед, тараня взмывшего Вайзза и падая перед Эмили, едва не зацепив ее за рукав пиджака.

— Ой, простите-пр-ростите, — мельтешит она, вдруг замирая при резко застывающем взгляде. Незнакомка предстает смутно знакомой.

— Маринетт, присаживайся и разливай чай.

Ширма растворяется павлиньим хвостом. До чего символично, думает Мастер, все равно что сопровождающее нынешнюю ЛедиБаг стеснение. Что еще за знаки предлагает судьба?

* * *

Быть в неведении неприятно. Сухо и будто бы обособленно. Истину держат в рукавицах, не давая и шанса ей выскользнуть, коснуться лица. Она только отблеском следа бьет, давая столько вариантов, чтобы додумать. Фантазии причиняют боль, и по-новой.

Париж окутан капризом природы. Окна домов подвержены обстрелу града, обуявшего дождевые капли твердым шлейфом. Стена ливня звучная, порождающая желание выглянуть, рассмотреть сквозь стекло, обрисованное рамой, последствия непогоды.

Адриан лежит, не желая вставать. Расписание, освобожденное перед собранием модного дома, позволяло исполнить прихоть. Со стороны самого Агреста это является скорее необходимостью.

Сердце крутит по грудине. Голова тянется под собственным весом. Неприятное осознание кислит на языке, распластавшись по всему телу подростка. Даже прекрасное лицо омрачает горесть. Адриан явственно ощущает, что его поглощает уродство от неправильности собственных мыслей, захватывая не только сердце, но и лицо.

Возможно, оно бы и было легче — тогда он не снял бы маски, оставаясь котом. Вечно обманутым и сующим нос не в свои дела. Черным бродягой, которого стараются отвадить, точно это спасет от напастей.

Девушка, которую он так пылко любит, не способна ему довериться. Не желает разделить ношу и оправдать звание напарника.

— Рена Руж появилась по твоей воле, верно?

Леди отмалчивается. Не склоняемая, не тронутая. Прямая и как ненастоящая.

— По моей.

Адриан прекрасно помнит, что его знакомство с мастером Фу состоялось многим позже, чем это случилось с ней. Ощущение обмана, окутавшее его, точно магический костюм, только в разы плотнее, выбивая выдох, липким следом не выводилось из памяти.

Это не случайность, а очевидная закономерность. ЛедиБаг не верит ему.

Мастер Фу считает слабым в команде. Жители города наблюдают с животрепещущим интересом, и только посторонние люди могут думать, что между ними равенство. На деле — мешанина, сквозь которую он начинает разглядывать истину, точно протерев стекло.

Маринетт рисует точку зрения, добавив ей черты Кота Нуара, пересказывая слова, снятые с его шершавого языка.

— Кот столько раз признавался мне. Это приедалось, но я ни разу не подумала, что он может так безраздельно мне верить. Я не знала, что Вы с ним и не контактируете практически!

— Созидание является преобладающей силой. Тебе под силу вершить чудеса, и вернуть расположение духа напарнику — лишь самое малое, что подвластно.

Доверять всем нельзя. Опасность грозится приблизиться и не отчуждаться больше никогда. Человеческие жертвы возрастают, не становясь преградой к тайнам Камней Чудес.

Маринетт забывается, растеряв интерес к женщине. Однако ее разум животрепещущий, играющий под ладонью мотыльком.

— Дело не в том, что подорван мой авторитет. Я могу лишиться друга. Что, если сейчас Бражник пользуется горем Кота? Я даже не могу ничего ему сказать, поскольку не знаю, сколько мне дозволено озвучивать. А злодей найдет слова, для него это ничего не стоит. Вот только единственный человек, кому удалось противиться воздействию акумы, это Хлоя Буржуа…

ЛедиБаг — всего лишь ребенок. Понять это ничего не стоит. Она подвержена многим чувствам, руководящим ею как вздумается порыву. Мастер ощущает и долю восхищения, и малость неприязни. Самой Маринетт удавалось лишь отпугнуть мотылька, тут же перестроив настроение на новый лад. Однако взять и разорвать контракт при подавленной воле — такое мало кому под силу.

Даже не это главное ее переживание.

Юношеское сердце трепещет от тревоги, и голос выдает скрываемые аспекты, не озвученные вслух. Маринетт известно, что Созидание, может, и преобладает. Но оно ничего не стоит без силы Разрушения.

— Можете ли Вы впредь звать сюда и Кота?

— Стоит ли, если ты сомневаешься в том, не подвержен ли он сейчас Бражнику?

— Я не сомневаюсь в Коте Нуаре! — пылко озвученные мысли, взять которые в узду и направить тихим ходом не выходит, переворачивают нутро. Едва хватает решимости продолжить, и звук слабеет. — Я боюсь за него. Мы должны быть командой, вот чего он хочет. Это честно. Разве он не заслуживает?

— Ступай домой, Маринетт. Такие вещи необходимо обдумать.

На его попечительстве было достаточно супергероев. Разного возраста, темперамента, рожденные на пересечениях мира. Стоило кому-то оказаться недовольным своей должностью, потребовать иной участи, как ломался весь механизм. Склоки перерастали в бунт, и ни одному подопечному Тикки не хватало умения все прекратить.

Маринетт, сама того не ведая, разгадала таинство предупреждения проблемы. Ее слова имели смысл.

Примечания:

https://vk.com/dur_ot_mur

Напоминает песню группы «Дом кукол» — «В Париже плюс шесть», но навеяна скорее Бродским.

Сон рвётся непрочной тканью, треск расползающихся волокон заменён хлопнувшей дверью. Весьма не аккуратная Дюпен-Чэн закружилась в проёме и не удержала за ручку.

Эмили сдерживается от того, чтобы дрогнуть. Плотная патока из плавленых мыслей не расступается. Ощущение кратно возросшего бессилия по сравнению с обычным дневным сном, когда только прилёг, а в итоге отлипнешь от горизонтали спустя час, не отступает.

Хочется знать, как скоро тело восстановит работу, сможет ли. И лишь немногим слабее лукавое любопытство, когда Габриель заметит пропажу.

Раз она допускает шальные мысли, должно подняться и вывести дела из упадка.

— Мастер! — Вайзз суетливо подмечает немощь оттолкнутых от кушетки рук.

Мужчина не даёт опомниться и предъявляет собой опору. Эмили не верит собственным пояснице и рукам. Удастся им выдержать и не дрогнуть? Глухая боль атакует крестец сразу же, как ноги неуклюже складываются перед чайным столиком. Гордо вытерпев, она и не думает подать знак о неудобстве своего положения.

— Скажите, Мастер Фу, Вы действительно верите, что я изменила своим идеалам?

— Когда-то я рассматривал вопросы вглубь. После совершения ряда глобальных ошибок, стало быть, пришло время верить фактам. Эмили, бесчинства пропавшего Камня Мотылька в паре с Павлином, а перед этим ни единого слова из Индии и падение всех героев.

Шаткий мир кружится. Ее товарищи погибли, пытаясь воссоздать единство Индии, отобрать у нарушителей спокойствия оружие.

— Ты спокойно наблюдала, как сомнения росли, терялось доверие, не приведшие к едино плачевному итогу. Если бы не прежний Кот, сумевший разобраться с бесчинствами и в отчаянии не оставивший мне талисман, были бы вмешаны остальные государства.

Перехватывает дух, спирает посреди тела, натягивая позвоночник. Уже нет сомнения, сумеет ли Эмили усидеть. Если и рухнет, то всей выпрямленной и с запаянной под кожей дрожью.

Поступок, полный безрассудства и опрометчивости, лишение связи — а за ними влачатся смерти и ее семья в клочьях. Эмили покрывается новой волной. Что сталось с Адрианом? Ее ребёнок втянут в дела отца, насколько распространены последствия единой ошибки?

Мастер добавляет град ударов, не даёт расслабиться, а дымке сознания разойтись, все заходится плотной пеленой.

— Ты наблюдала даже за тем, как ломался твой лучший друг. Теперь же хочешь спросить, чему я верю.

За этими словами сковываются и другие «У тебя хватило самоуверенности появиться здесь после бесчинств», «Как ты можешь сохранять спокойствие», и череда продолжилась бы, только вновь встревает квами:

— Может, Эмили и осталась в стороне на период битв своих союзников, она все ещё не контактировала с квами. Мастер, Вы не можете упустить таких деталей.

К чаю никто не притрагивается. Эмили пробирает дрожь и неподдающаяся слабость. Обида бурлит, норовя излиться кипящими остатками. Хочется объясниться, вот только рассказ зазвучит оправданиями. Чувства не затихают. Неприятно и гадко. Не избавиться.

Выражение лица не сменяется. Лишь рот смыкается от затыкаемой боли, мнутся губы от укусов слизистой щёк.

Можно сказать, что женщина неколебима, если на неё посмотреть. Стоит же поинтересоваться, и она не скроет тяжести состояния.

Спор между героем и источником его сил не затихают. Вайзз впервые непочтительно громок. К тому же припирает к стенке фактами.

— Вы не могли не заметить слабости в ее теле. Она едва стоит на ногах, тут не до превращений! Приглушите свою гордость.

— Я больше не смею ошибаться.

— Будь по-Вашему. Оступимся, и вся вина моя. Я буду нести эту тяжесть, все обвинения мои. А теперь хотя бы выслушайте Эмили. Она не перестаёт быть Вашей воспитанницей.

Фу смягчается. До него доходит эмоциональная волна. Доселе не проявляемый напор делает свое дело, и на основании удивления легче пронять. Мужчина поддаётся, давая Эмили шанс воссоздать минувшие события.

Агрест заговаривает не без усилия. Память неповоротлива после пребывания в анабиозе, но некоторых вещей не забыть.

— Моего напарника убили. Я чрезвычайно вспылила и не сдержала голову холодной. В этом исключительно моя вина. Я помню, как Нууру говорил, что мой повреждённый Камень навлёк проклятие. Очнулась я уже в криокапсуле. И поспешила сюда.

— Тебе стоило поспешить с починкой Камня, — мужчина нетерпеливо выдыхает, долго выпуская воздух в попытке утихомириться.

— Вот видите, Мастер. Раз Эмили очнулась, кто-то навлёк на себя ее участь и подпитывает силы Дуусу вместо нее.

— Складно звучит: объясняется слабость. Но не сыграно ли это?

— Можете мне не доверять, Мастер Фу. Однако у меня нет сил, чтобы Вам навредить, и знаний, чтобы воспользоваться. У меня ничего не осталось и мне некуда идти — вот почему я перед Вами.

Трудно противиться кривящемуся болью лицу. Заметно, как эмоции, безуспешно сдерживаемые, не желают прятаться. Все не в порядке. Жизнь разрушена и растоптана. Нет сил плакать. Вырывается приглушённый вой, сотрясается грудная клетка.

Вайзз стремительно рвётся к медовым прядям, гладя Эмили по голове. Что сокрушительно добивает Мастера Фу, признающего себя бессердечным и черствым.

В конце концов, самой ужасной была первая его ошибка. Хуже труднее сотворить.

К вечеру комната, полнившая ароматические палочки, ряд свечей, полочки масел оставляет в себе лишь стойкий раздражающий запах.

Обзор на весь приемный зал и относительное скрытие местонаждения устраивают Эмили.

— Я бесконечно Вам благодарна. Мне не к кому сейчас пойти.

Мужчина умалчивает, подорванное доверие так просто не восстановить: здесь магия ЛедиБаг не в силах.

Да, легко перенести предметы, устроить кров и посматривать, нет ли подозрительных поползновений к книге. Сложно слышать рассказ и принимать его за правду, вести открытый диалог как со старым другом. Фу не может спокойно услышать голос Эмили, расслаблено сидя, как если бы в его клинику ворвался прежний Кот, сменивший одеяние на гражданское.

Резко врывающееся прошлое с удовольствием бы ограничилось давней любовью.

Но раз их пути сведены, надо пройти эти переплетения дорог.

Адриан чувствует себя гаже прежнего. Трудно разбередить рану сильнее любовной: ЛедиБаг он доверяет безоговорочно и само собой разумеющееся, но что она, что отец осознанно продолжали вершить свои поступки, не внимая замечаниям Адриана. Больше не хочется оправдывать эгоизма, как он делал из раза в раз. Пришло время смотреть и видеть обстоятельства настоящими, без его оговорок и приписок, всяких «Может».

Запертый особняк, закрывший путь даже Коту Нуару, отбивает всякое желание контактировать с кем-либо и отвечать на елозящий от вибрации мобильник.

Плагг заинтересованно отрывается от сыра, поглядывая одним глазом. Второй зажмурен от гастрономических волн удовольствия, протекающих по маленькому тельцу.

— Что тебе стоит воспользоваться Катализмом? — мурчит квами, нетерпеливо вертя ломтик в лапах, чем усиливает распространение амбре. Агресту становится плевать и на редкостную вонь.

— Отцу не настолько безразлично, на огромные дыры насквозь стен он все же обратит внимание, а решетки имеют наслоения, придется восстанавливать твои силы.

— Так и скажи, что не хочешь выходить, — Плагг отфыркивается, подумывая, что его человек портит великолепную трапезу. — Хотел бы увидеть свою Леди — и сгрыз бы прутья, ничего с тебя не стало.

Приходит пора Адриану усмехнуться. Крутанувшись по заправленной постели, подросток ловит осознание, точно живое и трепещущее, что действительно с удовольствием бы запрятался за слои натуральных тканей покрывал, не высунувшись и ради выпечки четы Дюпэн-Чэн. Растянул бы пребывание в запертых стенах, из которых раньше рвался. Было куда. Теперь же ощущение недоверия оседает на коже, липкость расползается, и уже нет сил и рвения.

— И раз уж тебе так дорога эмаль несчастных твоих клычков, — многозначительно задирается мелкая, но полная хитрости морда, — система слежения вряд ли заметит дыры в вентиляции, куда прошмыгнуть коту не так сложно.

Паренек против воли улыбается. Его квами, противный характер которого отмечают собственные сородичи, может проявить заботу и пропустить пару мыслей о своем друге. Чего не делает напарница. От этого возня в кровати затягивается, не давая так просто упустить возможность прокрутить все в мыслях.

Агрест просто не подозревает, как он не прав!

Маринетт не пристало перестать отстаивать свои позиции. Начав с Хлои, она и не собирается уступать, если только взять реванш. Расписание ее домашних дел уплотнилось в прочную кучу, так, чтобы уместить выполнение школьных заданий, рисование эскизов, внеклассную деятельность, появления в пекарне и простаивание за кассой, ну, и что важнее, оккупацию клиники «Мануальной терапии и массажа Лун Жи Фу». Перекресток теснит собой комнаты во владении Фу, салон красоты с едким запахом (все бы осознали, как благоухает фонарик «Камамбера»), крестом расположенных аптек и всякой всячины. Обогнув последний поворот, где еще доносится чирканье ножниц, девушка выдыхает.

Надоедать Дюпэн-Чэн умела и, когда Мастер, не поддался, решив, что хватит с него одной воспитанницы, заставившей присесть и дать забраться на шею, но он не понял, что тем самым захлопнул чертов капкан.

Эмили, послушно последовавшая из общего зала с приходом клиентов, могла отлучаться, исследуя остальные доступные помещения. Однако появление смелой девочки, пошедшей напролом, приклеивает ее к кушетке, давая вырваться такой нелицеприятной черте, как подслушивание. Эмили даже не думает проводить черты аналогии с поместьем, что ей так же пришлось приложить ухо.

Начала Маринетт за здравие, закончила, ну, не за упокой, конечно, хотя Мастеру приходилось раздумывать, что не так уж уперлось ему долголетие.

Обступает бастион девушка теми же доводами, что и прежде. Фу искренне верит в благие намерения героини, но не может отрицать, что точно видел, как воодушевление озарило лицо юной ЛедиБаг. А стоило той прийти к выводу, что тема Кота не возымеет успеха, как мелькают хитрые черты, как раз больше присущие предмету обсуждения, нежели Божьей Коровке.

— Ну, Мастер Фу, раз так, раз одна я могу сюда приходить, придется мне делать это за двоих. Но не могу же я говорить от лица Нуара? Верно, не имею никакого права. Придется говорить от своего гражданского лица.

Маринетт приходится отыгрывать роли послушной, но несоизмеримо рассеянной девочки, едва успевающей из-за своей невнимательности встречаться с подругой и помогать родителям. Она берет на себя ответственность за целый класс, прилюдно выступает от лица коллектива.

Если Маринетт при этом удается еще и бросать йо-йо в глаз врагу, даже удерживать верх, немного посушить мозг тем более получится. Старые люди это даже любят.

— А Вы даже представить не можете, я не только за двоих могу рассказать, сколько всего у меня происходит в жизни!

Спустя первые двенадцать минут разговора Хранитель Камней Чудес мог без единой оговорки назвать все кодовые значения выпечки и пробил бы круассан с посыпкой из кунжута без штрихкода, даже отличил от мультикомплекса зерновых и семечек льна. Следующие пятнадцать ловко включают его в интерьер дома Дюпэн-Чэн, куда нужно складывать отутюженные Сабин вещи и куда скрыть от Тома джойстик, если после крупного заказа он совершенно не выспавшийся стремится побыть с дочерью и устроить многочасовую игру. Все это оказывается цветочками, когда юная героиня, ставшая в глазах Эмили не просто носительницей Камня Чудес, а персонажем поражающего эпоса, с каким и Геркулес кажется обывателем, не затихает.

— Я еще умудрилась влюбиться в самого популярного парня, какого только можно было. Пожалуй, назови я имя Джаггеда Стоуна, отозвалось бы меньше людей, а кто бы вообще не знал. Человека, которого я люблю, невозможно оставить в тени.

Каждое предложение цепляет Эмили, доводя до логической точки, вот только единый вывод вдруг ускользает.

Маринетт и не думает замолкнуть, отмечая, что ни единая морщинка не изменяет положения. Взгляд стабильно одинаков. Такое чувство, что он предусмотрительно воспользовался беруши, а вторую пару запасливо воткнул поверх первой, лишь бы ничего не слышать.

Подобное только возмущает девушку, опрокидывая верх дном ее самые редкие качества, до которых труднее добраться. Вечно готовая примириться, улыбнуться и не доказывать точку зрения, если условия не сильно отклоняются от собственных, Маринетт могла взбунтоваться, если действия в корень разнились с ее понятиями правильности.

И когда Фу совершенно ничего не берёт, остаются лишь крайние меры. Кот ей будет за это должен, никакими каламбурами не отплатит!

Первыми идут простые записи дневника, осевшие на памяти, такие стойкие и перманентные, что касанием маркера пристанут и к Мастеру, и спиртом не ототрешь. Тяжелая артиллерия в лице ее стихов тоже вынуждена оказаться озвученной.

Когда стихотворения заканчиваются, Эмили почти может уверенно заявить, что речь о ее мальчике. Образ сильной и сгибающей Мастера своей волей девчушки ослабевает под натиском прожженных насквозь щек. Все-таки лирика оказывается слишком даже для нее самой.

— Я тебя понял, Маринетт, — взывает Мастер Фу. Его упрямство оказывается на редкость удивляющим. Как он все это выдерживает, остается тайной. Тот же Вайзз восхищенно переговаривается с Тикки, переливающейся алым от гордости к своей подопечной. «Только посмотри на Маринетт, не могу перестать улыбаться», — вещает квами, радостно порхая и не намереваясь встревать в монолог Дюпэн-Чэн. — Тебе приходится очень тяжело.

Ответ мужчины гвоздит к полу всех присутствующих. Он должен был сдаться — общее решение опровергается желанием единственного человека.

— Как Вы видите, — продолжает гнуть линию, тараня лбом, не обращая внимания на твёрдость стены, — теперь мне еще придётся посещать Вас, рассказывать все подробности, не утаивая ни единой, и это лишь усилит ухудшение моих любовных планов.

— Сожалею, — кряхтит мужчина, чем вызывает недоверчивое озирание Вайзза. Да он точно намеренно стареет в присутствии ЛедиБаг, как будто даже оброс лишней сединой. Или это из-за самого рассказа?.. — Рождение хомячка все равно было физиологически невозможно.

Беруши всё-таки не выскочили из его ушей, создав видимость идеального слушателя. Мастер Фу действительно вынес всю тираду, и этим он заслуживает различные почести, но придраться к несчастному грызуну?

Тикки подмечает осклабившиеся зубы, смиряясь с тем, что придётся брать удар на себя. Кушетки, ширма, не больно красивые обои, стеллажи, полные склянок и торчащие палки благовоний — у неё было столько шансов красиво умереть, но сойдёт и это.

— В этом Мастер прав, — мягко начинает квами, предусмотрительно выдерживая расстояние. Выстоявшая после экзекуции (для Мастера Фу или самой себя, она бы не решилась сказать наверняка) Дюпэн-Чэн явно не ожидает удара от близкого друга, и тирада ее расходится ещё громче, не взирая на присутствие Мастера.

— Да в чем он может быть прав, обходясь так с ни в чем неповинным Нуаром? А с хомяком? Вот только признаюсь, и хомяка родим, и морскую свинку, да хоть капибару!

Злостно рвущая воздух выкриками девчушка на тот момент забывает, что это всего лишь милая оговорка, для неё деталь принимает огромный масштаб, и она не намерена ни в чем уступать.

Маринетт, полная негодования, вырывается прочь, едва поспевающая Тикки на ходу прощается, пытаясь догнать девушку.

— Удивительная девочка, — подмечает тихо и почти про себя Эмили, разминая ноги и не готовая пока появиться, пусть рвение хотя бы завязать разговор и стремится наружу. И нестерпимое любопытство, совпадает ли образ с ее сыном, не дает покоя.

Противоречивые чувства обуревают Эмили, тогда как ЛедиБаг решительна и имеет неуклонный курс. Она не намерена сдаваться. Ни с Котом, ни с хомяком, ни со всем ее зоопарком в планах.

* * *

— О, боги. Вайзз, тащи настой полыни и ватные палочки.

Где-то в смежной комнате старается скрыть смех одна Эмили Агрест.

Примечания:

Скоро планируются розыгрыши, а также выкладка записей, не пошедших для фф (особенно в фэндоме ЛедиБаг): https://vk.com/dur_ot_mur

Просто любопытства ради решила почитать свойства полыни: «Горькая полынь — растение, многократно упоминающееся в Библии и изображающее воздаяние грешников, страдания, отпадение от Творца. В русских народных песнях, былинах, поговорках часто полынь горькая упоминалась как символ горечи и тоски». ДА, ЭТО ТО, ЧТО НУЖНО СТАРИКУ

Эмили не знала наверняка, располагает ли Мастер хоть каким-то жилым углом в Париже или хотя бы в пределах Франции. Стойко вяжется видение, что вот он въелся в клинику и никуда больше и не уходит. Пожилому (даже запредельно по меркам средней длительности жизни) мужчине было бы неплохо завладеть землями Прованса, обладать благодатной почвой для выращивания трав, проводить ритуалы, пусть не оставлять должности Хранителя, а еще видами на величайшие гряды.

Не хотелось сознаваться, но мыслит Эмили как обладающая состоянием. На одной терапии не сколотить состояния, чтобы стать владельцем золотых гектаров. И сама она сейчас не имеет за душой ничего, кроме укрытия, благо, остающееся за пределами влияния Габриеля.

Маринетт не отступилась от угроз, сохраняя хладное уважение, она не могла поставить его перед своей привязанности к напарнику. Сама девочка еще не осознавала, что начинает вязаться ее воздействием. Личного разговора не выходило, рассказать и, может, напутствовать не получалось.

Заручись ЛедиБаг еще и поддержкой, за исключением и без того вставших на ее сторону квами, она могла бы сокрушить не то что Бражника, кажется, что на месте прежних героев восстановила бы мир. Но Маринетт для этого родилась непозволительно поздно.

Эмили не обмолвилась, однако ей требовался рассказ. Полноценное и всеобъемлющее повествование, что стало происходить после того, как мир погрузился в сон. Эмили не повезло: она не была Авророй, и укол о Камень Чудес не усыпил всех разом. Из жизни она выпала одна. Зарождалась жажда обсуждений, долгих споров, тех же горьких примирений, как только факты улягутся и больше не будут бунтовать в разуме, вынуждая перебирать их снова и снова.

Агрест знала лишь две вещи про ее нынешнюю судьбу. И если интерес к Маринетт уже твердо обдуман и имеет все шансы на исполнение — надо только раскрыть дверь узкого помещения, где находилась ее кушетка, — возможность встретить ШэтФорта исключительная.

* * *

Догадки о том, что Фу проживает в клинике, все чаще атакуют Эмили. В первые дни своего нахождения с ним никак не отпадает необходимость продолжать увиливать при каждом стуке в дверь, ловко огибать стоящую мебель, затворять каморку и выжидать. Это являлось неизменной и крепкой основой, на которую наслаивается поиск для себя посуды, столкновение с застарелым слоем.

— «Так вот как появляется антиквариат», — приходит к ней вывод, когда пленка прикипевшего чая сравнима со структурой фарфора, даже может посоревноваться с ним в толщине.

На все ответвления комнат приходится единственная раковина, кран ее имеет поистине отвратительный характер. Видавшая виды китайская ширма с ее высоким самомнением и хрупкими воспоминаниями об императорах и та казалась более терпимой. Слой кристаллизированной накипи из осевшей на металлический кран воды тоже внушительный, точно и его Мастер Фу планирует в ближайшие тридцать лет сбыть как достояние всего китайского рода. Не решаясь рушить древних порядков, Эмили регулярно дожидается конца смен в салоне и движения людских потоков к дверям Мастера. Он открыто не показывает четко прослеженного за ее силуэтом взгляда, но такое чувствуется как плотной пленкой на коже. Выскальзывая в общий коридор, удостоверившись в отсутствии еще одних наблюдателей, ненавязчиво позвякивая посудой в тазе, прижатом к левому локтю, она осматривает замок. Простой до неприличия, красный глаз не смотрит из угла в упор, а свободная кисть перебирает содержимое кармана. Длинный атласный халат Лун Жи Фу сотрясается от активного поиска, пока пальцы не натыкаются на две невидимки и шпильку. Посуду приходится поставить на слегка липкий пол, пластмасса от контакта, конечно, не чавкает, но Агрест жалеет, что не обладает еще парочкой рук. Металлическая комбинация проходится по извилинам личинки, невпопад утыкаясь то в их бока, то нижнюю полость. Цилиндр недовольно скрипит, но будучи до ужаса примитивным в устройстве, не может противиться, отпуская дверь. Крикливый запах радостно вырывается, распространяясь в такие моменты не из одних щелей косяков. Приходится перетерпеть.

Мастер усмехается самому себе, разворачиваясь спиной обратно в свои владения. Гавайская рубашка после проведения сеансов обычно висит на стуле, и ходит мужчина в сетчатой майке средней пористости. Для бокового зрения это уже не такое яркое пятно, и все же заметно. Как и слышны слова:

— Умения вскрывать двери тоже должны способствовать расположению к тебе?

— Терпеть не могу хвастаться, — говорит Агрест, продолжая идти, — но на момент нашей с Вами встречи я уже могла вскрыть все ежедневники моего брата. А после — ШэтФорта, — в предложениях чувствуется осмысление того, почему она замешкалась и не так ловко щелкнула шпилькой, как это бывает в фильмах.

Сцепление фраз на удивление смягчает его скрытие. Недоверие никуда не исчезает.

Мокрая посуда и влажный таз ставятся на стол, поставишь их повторно на пол и можно не оторвать. Сквозняк захлопывает дверь, нет нужды повторно лезть к замку.

Продолжается уже более спокойное вальсирование по клинике безо всякого беспокойства наткнуться на кого-либо. Протираются полки, поднимаются книги, оказываются замечены застывшие капли экстрактов для усиления возможностей квами. Ёмкость облеплена крепкой коркой, постукивание по ней никак не откликается и не реагирует. Клоки бумаг с записями и иероглифами тоже не тронуты уже некоторое время, пыль успела осесть.

— А осмотр вещей тоже ни на что не указывает?

— На мое желание помочь, — хочется процедить, но Эмили удивительно спокойна в своих действиях. Пальцы не дрогнут от резкого осаждающего тона. Мастер Фу желает ее подцепить, точно так же, как Маринетт уперто хочет добиться от него справедливости. Это было нормальным для ситуации, не хочется срываться.

Лун Жи Фу пусть и имеет довольно крепкое тело с не провисающими мускулами, кожей, не желающей упускать коллаген, разум стареет. У старца те самые выводящие молодое поколение привычки цепляться к словам, остро реагировать на шутки, не понимать их, свои доводить до ушей с настойчивостью. А еще параноидальное слежение за сохранностью устоев, спокойным течением обстоятельств, не должных быть переменными.

Слежение за каждым шагом Эмили закономерное и оправданное, потому она старательно сгоняет мурашки от раздражения с ног и рук.

Фу смягчается от ответа, звучащего достаточно искренне, чтобы ощутить в животе скованность, и это неудобство кличут первым зовом совести. Он заговаривает на попытку женщины избавиться от глазури, никак не уходящей под натиском прижимаемой салфетки:

— Это последствия разгадывания книги. От этой жидкости не так просто избавиться, я не сразу свел капли с рубашки. Сейчас мы разведем, Вайзз поможешь нам.

Сцена не становится ступенью к завязыванию новых связей между Мастером и его воспитанницей, не восстанавливает уже треснувшие нити. Для Агрест это победа над развивающейся рассеянностью к окружающей Мастера Фу обстановке, но и она способна доставить радость над свершением.

Экспонатов во всей клинике набирается приличное количество, и все манерное, со своим проявлением качеств. Касание Эмили отлично от задевания Фу. У мужчины это туше. И клиника, по всем подозрениям служащая домом, отзывается подобно музыкальному инструменту. То ли долгий контакт с магическими элементалями, то ли каждый предмет втянул в себя частицу хозяина, но окружение имеет жизнь.

Для Эмили это отлично от покинутого особняка, к которому она даже не способна приблизиться, не вызвав резонанса. Даже попади, подозрения о его пронизанной холодности столь остры, что развевают налет адреналина с остатков воспоминаний. Ее дом раз и навсегда переменен. Скорее мавзолей, соперник Лувра, музей гениальности модельера, клетка для сына. Адриан обязательно станет волен, обещает себе Эмили, позволяя обособляться от молчания Мастера Фу и шорохов, порожденных уборкой.

* * *

Встреча с ЛедиБаг происходит раньше всяких представлений. Откладывая пестик, не стерший корку в порошок, и принявшись за нож, задумавшаяся Эмили вздрагивает от настежь раскрытой двери.

Довольно поздно для гостей и нет времени скрыться. Первой врывается доска, на которых дети истирают кончики маркеров до состояния тлеющей метелки. Следом протягивается силуэт в светлой одежде. Забавные низкие хвостики треплются при ходьбе, а лицо изумленно тянется.

— Мастер Фу, разве это не Ваша клиентка? Я думала, рабочее время прошло, — ратуя на то, что не начала речь с порога, удивляется Маринетт и тут же подбирается, неловко ставя доску, крутя ее которым кругом, прежде чем твердо хватает. — Пр-ростите, не поздоровалась.

Дюпэн-Чэн твердо помнит, что налетела на женщину спящей, больше ассоциативный ряд ничего не подбрасывает.

— Пора тебе познакомиться с нынешней ЛедиБаг, Эмили, — Мастер старается скрыть вздох, предчувствуя новую волну негодования от юной ученицы. Она неумело скрывает удивление, настигшее после такого легкого раскрытия личности. — Уверен, за время твоего пребывания здесь ты уже успела не раз раскрыть Маринетт.

— Да, так и есть. И жаждала познакомиться все эти дни.

Ласковая улыбка, уверенный взгляд, непоколебимый голос не просто подкупают юную героиню, а совершенно раз и навсегда обескураживают, заставляя поверить. Лицо вспыхивает, как если бы кто поддувал в самое сердце костра.

— Ч-ч-чем-м ж-же я эт-т-то зас-с-служила, — выбивание слов сквозь треск зубов от чрезмерно быстро захвативших тело нервных импульсов кажется очаровательным. Интонация теряется, ловко зажевывая очевидный вопрос, выдавая утверждение. Невиданная перемена личностных качеств показывает, как много влияния привносит квами.

— Я тебе обязательно скажу, — утвердительно заверяет Эмили, при появлении улыбки женщина опускает взгляд на нож в руках, продолжая скоблить слой и складывать осколки в склянку. — Ты ведь что-то принесла, будь добра, не отвлекайся на меня.

Поддержка в речи и углубление в работу, создающее иллюзию присутствия, возвращает Маринетт растерянный запал, точно она так же собрала выпавшие куски и закинула в себя. Пальцы твердо вжимаются в скользящую поверхность доски, выдавая скрип. Мастер Фу искренне хочет запрокинуть голову и взвыть, но желание перебивается, когда Дюпэн-Чэн принимается не просто рассказывать с прежним упорством, а рисовать схемы, привлекать внимание. Действия девчонки разрывают образ исчезновения: Агрест вовсю улыбается. Увидеть бы ей, как это дитя рисует план по покорению сердца Адриана.

Маринетт освобождает мужчину из плена неожиданно просто для него самого, вдруг посмотрев на экран телефона. Бегло прочитав уведомление, она уже почти вернулась к своей затее, как взгляд зацепился за время. Оставленные до лучших времен уроки могли так и остаться в ящике, если она не уйдет. Благо, патруль приостановлен из-за присмиревшего Бражника и сообщения от Кота. Куцое «У меня нет возможности выйти в ближайшее время» противно поскоблило по Дюпэн-Чэн, но она была чересчур загружена, не углубляясь в ощущения.

Заснувшая от переполнявших ее эмоций после жаркого выступления Тикки не сразу распознала запаха печенья.

— Прости, иначе я не успею добраться, — квами понимающе кивнула, протерла глаза и повиновалась зову преображения.

— Я не шутила про разговор. Возвращайся в следующий раз не для дебатов, ладно? — глубинный взгляд приостанавливает сияние магических частиц для Маринетт. Ей казалось, что настолько зеленые глаза только у Кота. Завороженная, она и не ощущает, как нарастает новый слой кожи, броней защищающий от всех воздействий. Вращение Земли стопорит, концентрация вся на женщине. И мысленный ход становится восковым: расплавленный и разгоряченный, застывает. Только покров Тикки помогает вернуть разум Маринетт. Девчушка думает, что при нахождении рядом Адриана ей этого не хватает.

Но никакой силы квами недостаточно, чтобы предложение щелкнуло, осенило. Маринетт с легкостью бы вспомнила образ Агреста из увиденных множество раз фотосессий, недаром карточки скрываются под матрасом и гордо вывешены на стене. Эмили она не успела закрепить в сознании.

— Не могу отказать, — улыбается ЛедиБаг, и выходит неловко после длительной запинки. Костюм позволяет хоть несколько оттенить пылающее лицо. Не успело оно прийти в норму, как вновь обращенное внимание сбивает результат напрочь.

Чувство, что за Эмили наблюдают, возобновляется. Взгляд Мастера Фу ни разу не сошел с пальцев Агрест, дабы ни единый кусок магической материи не исчез. Для нее это лучше мысли, что может с ней произойти, вернись она к Габриелю.

Вечер заканчивается эмоционально. Эмили концентрируется на мысли, что при просьбе герои могут вызволить Адриана. Мысль эта согревает нутро, мягко плещется топленым маслом. И застывает как оно же: с неприятным перебиранием между пальцами. Тогда особняк станет разворошенным осиным гнездом. Слишком великая опасность. Она задумывается, что не обречет на такую участь детей, ЛедиБаг всего ничего лет, напарник может оказаться не многим старше. Габриель умнее. Если вдруг эта девчушка, уверенно идущая тараном, может больше не улыбнуться, подставляя под солнце веснушки, активно от этого лезущие на шею и обод майки, будет непростительно.

Маринетт оставляет после себя вереницу предложений, скопление стрелок и карикатуру Кота на доске.

Маринетт оставляет после себя сны у думающей о ее судьбе Эмили.

Примечания:

https://vk.com/dur_ot_mur

Ссылка на мое детище, источник подарков при скорых розыгрышах и всяких разговоров.) ~

Адриан впервые за время пробуждения Эмили сумел выбраться в коллеж. Отец выглядел потрёпанным, даже уход Натали не спасал. Впрочем, за ней бы самой кто присмотрел.

И без того беспокойные будни стали ко всему прочему странными.

Читай он прямо сейчас сказки Кэролла, пожалуй, добавил к своему образу из белых кудрей передник и синее платье, рванул за парящим котом со скалящей улыбкой. Правда, Плагг был не столь ярко раскрашенным, да и раскрывал широко рот, когда летел к камамберу, либо когда ныл по его отсутствию. Но ни одно «но» и ни единое противоречие не стоили против нашумевшего и так сейчас по-родному ложащемуся на ситуацию «Всё чудесатее и чудесатее».

Отбрасывая же его гражданскую личность, а с ней и передник Алисы, странности находились и по геройскую сторону жизни.

Адриан даже не мог точно, даже для Плагга, да что там, даже для самого себя, сокровенно в мыслях признаться, что из происходящего больше повергало его в шок.

Ладно, хорошо, он мог больше времени посвящать изящным прыжкам по крышам и изучению кирпичной кладки почти всех стен Парижа. Объяснение крылось всё за тем же рассеянным отцом, позабывшим про расписание, и Натали не отслеживала плотность его рабочих минут. Но вот как воспринимать гигантски возросшее количество оповещений в коммуникаторе? И Кот не мог сопоставить адресанта, спокойно воспринять мысль и действовать дальше. Ему писала Леди. В поистине геройских масштабах. Пусть и сильно обидевшая, но всё же дама его сердца сумела удивить — тот же Бражник оценил, и акумы не снисходили своим появлением.

Поэтому складывалась следующая ситуация: Кот, одиноко бродящий по улицам от несвойственно свободного времени, рвущий карман оповещениями коммуникатор, и отсутствие пересечений с напарницей. Полное неимение дел по обоим фронтам для привыкшему к иному укладу повседневности Адриана заставляло тосковать. Что давало плоды. Появились целые часы для того, чтобы задуматься.

* * *

Пока Кот мог похвастаться фонтанированием поражавших его идей, Маринетт не уставала взывать к своему напарнику и надоедать Мастеру Фу. «Не уставала» было скорее речевым оборотом, нежели взаправду отражением физиологической действительности.

Два озвученных аспекта занимали львиную долю времени. Тикки постепенно сменяла гордость за подопечную на нарастающее начало тревоги.

Дюпэн-Чэн, как в красках описывала, на макетах и словах, помогала по дому, посещала коллеж, волновалась при виде пустующего места рядом с Нино, а после ещё больше переживала из-за того, что Адриан вернулся и начал гулять вместе с компанией. Сил не хватало только на шутливые препирательства с Хлоей. Буржуа была на грани спросить, всё ли в порядке, а это значило, что от порядка как до момента, когда Фу расскажет о всей своей бесконечной жизни.

Эмили, как и обещала, ждала. В женщине разрасталась нежность от шумных, бесперебойных частых, как у маленьких детей, шагов. Дверь открывалась, впуская изрядно уставшую, но нисколько не успокоившуюся девушку.

Речь даже после энного захода не утихала, как предполагал Хранитель Камней, и самые смелые пророчества снизошли на нет. Поставленные ими сроки, когда Маринетт будет попросту нечего сказать, и она начнёт брать упорством, не сбылись. После всех метаморфозов темы не нужно искать. Они просто имелись за пазухой — возьми и вынь («Возьми и вой», как прозвала их сама ЛедиБаг).

— Я пыталась связаться с Котом. Но всё безрезультатно. Бражник, должно быть, жалеет меня, раз никак не решится напасть после ссоры с Нуаром. Что если он совсем не явится? — отчаяние собиралось возыметь верх, и глаза юной героини говорили куда больше, чем весь её рассказ. Она успела поведать даже о том, что больше не тряслась при Адриане, настолько оказалась вымотанной, и данная реплика ставила точку. — Бражник хоть сейчас может наслать акуму, а мне нечего ему противопоставить, потому что все свои светлые чувства и доводы я оставила в Вашем доме.

Взгляд мадам Агрест дрогнул, не выдержав, она не смогла наблюдать за безразличием Мастера. Изменяющаяся с её появлением обстановка мало влияла на хозяина жилплощади. Он стал самую малость менее предосторожен и не более того. Мужчина не мог утешить обессилевшую девочку. Однако оказался способен опередить Эмили.

— Маринетт, ты можешь не сомневаться в моём выборе. При необходимости твой помощник явится.

Вот только это были не те слова, что требовались юной, пышущей чувством справедливости обладательнице Камня Чудес. Тон ошибки тут же восприняли и порхавшие квами, и Эмили, остро ощутившая, чем именно должна поделиться.

— Кот Нуар — мой напарник. Мы создаём единое целое, мы две части. А не одна большая, и другая для красоты. Мастер Фу, я Вас действительно прошу, поменяйте своё мнение, иначе наша разрозненность никуда не денется.

Вопреки представлениям, это была не вспышка ярости. Маринетт рационально, даже несколько холодно и медленно, не как ребенку, но все же разъясняла. Только вот точка ее зрения никак не настигала Мастера, не была дротиком, пущенным аккурат в красный круг. Разве что как на ярмарке, где учинитель конкурса придумывает препятствия, удерживая приз. Но кто вставал между ней и Фу, девушка не представляла.

Уходить Дюпэн-Чэн и не думала. До странного оказалось воздействие ее частых походов. В сутках обнаружилось лишнее время. Ушли Бражник, видеоигры, долгие разговоры с Альей. Так внимание обернулось на пекарню и домашние задания. Маринетт гордо и с теплом прижимала книги, не думая покидать покоев наставника.

В этот раз она появилась раньше привычного, и клиенты еще приходили. Чтобы исключить возможность контактирования с другими людьми, и никто не знал о довольно тесном знакомстве старика и девчушки — что в последующем могло перерасти в раскрытие личности одного и додумывание про другого, Эмили в своей комнатушке пришлось потесниться. Женщина оказалась только рада. Маринетт всегда не доставало хоть сколько-то минут, иногда она просто взрывалась и уходила домой. Агрест же жаждала внимания этого ласкового ребенка. И в ней было самую малость эгоистичное желание узнать про сына.

— Маринетт, а тебе быть здесь идет на пользу, ты заметила?

Расцвет улыбки на светлом лице, загоревшийся взгляд зеленых глаз — ей бы должно сразу догадаться, но Дюпэн-Чэн попросту очарована и созерцает за отточенными движениями. Тело Эмили возвращало силы, поддаваясь движениям все больше.

— Да, только ничем не изменяет ситуацию. Это мне вот так обидно, а каково Коту? Я не понимала и не сумела разделить его чувств. Теперь он имеет полное право на свое поведение. Дежурит самостоятельно, без меня!..

И Маринетт поперхнулась, почти задохнулась возмущением на этой мысли. Как это она — и без него? Они ведь являются спаенным целым механизмом, как кулон лучших друзей, надпись на котором есть на каждой части.

Эмили понимала. Еще ей жутко хотелось успокоить, примирить ее буйство чувств, отсечь хоть одну проблему.

— Бражник не нападает, потому что он… — толпа пузырей, точно люди из вагонов метро, ринулась изо рта Эмили.

— Вы не можете раскрывать личности, — со знанием дела кивнула Маринетт, вспомнив, как подобное происходило с Тикки и Плаггом. — Ничего страшного. Я ценю Ваш порыв.

— Да нет же, я должна сделать хоть что-то для тебя.

Раздумье охватило голову, и из роя мыслей могла вырваться одна. О чем еще бесперебойно твердила ее младшая подруга, добиваясь понимания Мастера? По проказе судьбы — она знала лучше кого бы то ни было.

— Адриан — мой сын.

Здесь ничто не воспрепятствовало откровению. Маринетт, разом вспомнившая, чем, непосредственно связанном с её слабостью по отношению к Агресту, при Эмили делилась, ей разом поплохело.

— Это было не лучшей идеей, — посетовала Тикки, думая, что придётся сделать, если героиня сейчас сгорит от стыда и как её лучше тушить.

— Не говорите мне, что и это неудачная попытка. Я совсем разучилась мастерству диалогов, пока длился мой сон?

Незримое, но ощутимое, что сложи ладони как перед ручьем, и они наполнятся, только чем-то теплым, Маринетт ощутила небывалую схожесть, будто перед ней Адриан. Мальчик мялся, чувствуя свою неопытность в коллективе, когда впервые посетил занятия. И пусть его подругой была Хлоя, этого мало для полноценного общения. Он влился в социум, точно всегда был хорошим другом для всех и каждого.

До Маринетт вдруг дошло, что ей нужно не сетовать на произошедший казус, а восполнить пробелы и рассказать об Адриане.

— Я Мастеру Фу еще не всеми фактами присела на уши, — неловко отсмеялась Дюпэн-Чэн, борясь со смущением как только возможно. Она взяла себя в руки и воодушевленно начала рассказ. — У нас много экскурсий, чтобы мы были всесторонне развиты. А я очень неуклюжая. Адриан частенько отдавал свои буклеты или помогал, пересказывая то, что я прослушала. У меня и его фото есть. Вам ведь наверняка интересно?

Маринетт быстро свыклась с мыслью, что перед ней мать Адриана. Но по возвращении домой и следующим днем в коллеже она не знала, что ей делать. Ей было известна лишь причина спущенных удил с рук Габриэля. Он не нашел Эмили. Как ей быть дальше и кто может посоветовать? У нее был другой совет, супергеройский. И его наличию Маринетт оказалась несказанно рада.

Знаешь, у нас как-то подруга Тикки и друг Плагга поменялись Камнями Чудес. Может, они были далеко не такими сплоченными, и нашему лидеру не доставало многих твоих качеств, смекалки и сумасбродства было навалом.

Ночью, не находя сна, она разговорилась с Поллен, всем, чем пожертвовал Мастер Фу.

— Сумеешь ли ты отыскать Плагга?

— Моих сил хватит и не на это! — гордо и хвастливо поделилась квами.

— А донести серьги и вернуть мне кольцо?

— Если твое лакомство меня устроит…

Договариваться с квами всегда оказывалось легче, чем с людьми. Маленькие существа в разы сговорчивее Мастера, да и подкупить знаешь чем. Маринетт пылко поцеловала красный лоб Тикки перед снятием сережек и заверила, что все будет замечательно: — Я могу проследовать за Поллен и убедиться в вашей сохранности.

— Нет нужды, Маринетт, — улыбалась Тикки, — да и знать личность Кота тебе пока рано.

Дюпэн-Чэн кивнула, принимая аргумент. Она вложила самые ценные камни за свою жизнь в небольшой пакетик для украшений, спрятала коробку подальше и предоставила Поллен широкий ассортимент угощений в ночном луче света, исходящего от холодильника.

Из всех сладостей внимания удостоилась марципановая палочка. Маринетт тотчас запомнила, чем в следующий раз удивить квами, и проводила Поллен до люка в крыше.

— Пусть тебе сопутствует удача.

— Разумеется! Со мной же Тикки.

Примечания:

Оно живое

Адриану искренне хотелось открыть личность ЛедиБаг. Любые догадки погибали при опровержении, когда, казалось бы, вот-вот — и истина распахнется.

Адриан не владел ни ее образом, ни именем. Крепкая любовь и смазанные знания. В его жизнь вторгались увлечения, хоть и потрясающие его заточенный в собственном доме разум, но простые и способные исчезнуть. Так легко исчезали его твердые убеждения, что он пришел к разгадке.

Один период закрепился утверждением: за пятнистой маской Кагами. Адриан сплетал факты, словно именно его Бражник наделил акумой Ананси. Под его пальцами проскальзывали доводы, что вот его новая знакомая имеет темно-синие волосы, и ничего, что глаза не васильковые, ведь обличие героя могло наслаивать новые детали. Парнишка с удовольствием закрывал глаза на то, что Цуруги прибыла в Париж позднее, чем в городе возникли Нуар и его напарница. Когда долго обдумываешь версию и уже веришь в нее, когда накатывает восторг, что перед тобой может раскрыться столь желанная истина, здравый смысл трусливо отступает. Фантазия вооружается яркими красками, натурально рисует поверх реальности.

— Мрррл-леди, — довольно кружит Кот, настолько увлеченный своей дымкой счастья и нахождением с напарницей, что не смотрит на улицы. Цель придерживаться патруля радостно отметается лапой, — я более чем уверен, что знаю твои секреты.

Леди вздрагивает, что почти и незаметно, но напряжение приметно, пока оно не скинуто с лица уверенно вскинутыми бровями.

— Да ну? Где же я, по-твоему, не замела следы?

— Ты же не Рена Руж, хвоста для следов нет, — совсем уж удовлетворенно улыбается Нуар, зажимая ладошками щеки.

* * *

Адриан с тоской припоминает, как раньше было хорошо, как малость глуп он был, но бесконечно весел. Позабыл все тревоги, оставил их за порогом особняка, облачился в костюм — и жизнь набирается совсем не тревожные аккорды.

Утро его начинается с наблюдения за парящим черным хвостом. Старается выцепить образ лап и опаснейших, но таких малых когтей, привычной дымки вони. Однако Плагг не мельтешит. Не слышится воя песен из душа, не лапает грязными лапами пластинки. Ровным счетом ничего.

Только на подушке маленький холщовый пакетик. А внутри — самое желанное, за чем гнался Бражник.

Адриан поперхнулся, когда сквозь ткань прорезалось основание гвоздика, а с другой стороны стало возможно рассмотреть пятнистый узор. Ему не показалось. Бьющееся в истерике сердце твердило, что никакой это не подарок с похожим на супергеройский дизайном. После долгого ношения кольца он мог запросто ощутить, чем веет от предмета, и этот был наверняка магическим. Ко всему прочему, эта теория заглушала тревогу, вызванную легкостью пальцев. Кольца с силой разрушения на них не было.

Складывающиеся обстоятельства приводили к единственному выводу: ночью произошел обмен (ну, был и второй, что он крепко спит, впредь нельзя допустить подобного).

Агрест вдел гвоздики в толстовку с надеждой, что хитрость сойдет за чистую монету, и ему не придется пересматривать фильмы про лагерь и протыкание ушных мочек.

Тикки — вопреки всем опасениям — явилась. Адриан не испугался, как впервые, но все еще неловко представился квами. Он хотел столько всего спросить, но помнил некое достойное упрямство Плагга при расспросах. Котенок отнекивался от всех вариантов подкупа и хитростей, а если не успевал заткнуть рта зубами, вырывались пузыри. Их молчание было каким-то высшим табу, и с этим Адриан был готов смириться.

На этой мысли, только было открыв рот для вопроса, парень замер. Что если и на ЛедиБаг лежал обет молчания?

Он смягчился, нарочито отодвинув большую часть терзавших его мыслей.

— Чем я могу тебе помочь для обустройства дома? Думаю, ты не захочешь лезть в полку носков Плагга?

Тикки тихим перезвоном рассмеялась, добавив еще пару теплых ощущений его измученным разуму и сердцу. Наваждением появилась искренняя улыбка напарницы.

* * *

Йо-йо было отвратительным гаджетом. Адриан не вспомнил бы, сколько раз с тоской не ощутил под рукой шеста. С нервным смешком он возобновил в памяти, как на него свалилась будущая героиня Парижа. С таким оружием немудрено. Леской трудно управлять, выискивая в теле центр тяжести, мысленно умоляя законы гравитации пощадить его отбитые части тела.

Он отослал по коммуникатору сообщение, первым делом с трудом отворив пудреницу. Кошачьи ушки, длинную косу, раскручиваемую заместо хвоста, он разглядел издалека, хоть и утратил силу животных инстинктов. Тогда же проявилась тоска по совместным встречам, столь яростно забившись по телу загнанным животным.

— Баг Бой, Баг Бой, — подпевала Леди Нуар, ставшая более озорливой. Она не прервала своего мурлыканьи мелодии, а лишь увеличила громкость, рассмотрев неуклюжего жучка над крышей.

Адриан понимал, что понять истинную личность любимой им девушки стало ещё сложнее. Большая часть черт ее характера, заточенная в кокон красного костюма, выпорхнула и подрастерялась, набрав в стаю других птиц.

Было собравший полный ее образ, сшивший тончайшими швами, он его упустил. Теперь перед ним совсем другой человек.

Лукавый взгляд, какого раньше и не заметишь, широчайшая улыбка, частые подколки.

И разобраться с новыми данными не помогла даже сила Тикки. Дружелюбная квами, помогающая резво соображать и вести нити от Супершанса к исходу битвы, не распространяла своих способностей на Леди Нуар.

— И как же тебя тепер-рь зовут? — приблизилась она быстро, однако движения не растеряли грации и скольжения. Он и не заметил, когда его подбородок был близок к столкновению с ее лбом. Если она и смутилась, не подала виду, привлекая внимание к переглядкам.

— СуперБаг, — потупился Агрест. Чем дольше они находились вместе, тем более тяжким трудом оказывалось помнить обиды и чувствовать себя обделенным. Впервые девушку как магнитило к нему, и он наверняка мог сказать, что это та же девушка, все та же Леди, только вот кем именно она являлась, не представлялось возможным понять. — А ты… Леди?

— Леди Нуар, — подхватила героиня, гордо кивая в подтверждение выбора.

Очередное сокращение мышц, прилив крови к лицу и явственное ощущение, как они разнятся в поведении. И как ей идет быть под покровом Плагга.

Адриан не мог сказать того же об их сотрудничестве с Тикки. Пусть это и была пробная вылазка, встреча друзей, не рассекреченная ни Бражником, ни журналистами, ни самой любопытной из них — Альей Сезер, он чувствовал, что подводит квами своей невнимательностью и отсутствием дедукции и индукции. У него не сталкивались ни частное, ни общее. И Тикки, и Плагг ментально сошлись в доброй насмешке — вот почему ты и не понимаешь ЛедиБаг.

Несмотря на кошачий острый нрав, что шел Леди, ей подходила и мягкость, когда она наставляла напарника. Девушка вместе с тем не особо ловко управлялась с оружием и опасливо спрашивала о Катаклизме и ощущениях, получаемых от него.

— Суперсилы мы оставим напоследок. А пока давай поговорим? Мне тебя очень не хватало, Ко… — она оборвала старое обращение, и что-то в Адриане надорвалось от рванувших весенними водами чувств. Его дамба сдерживания и отрешенности была разбита динамитом, этим невинным голосом, в его разуме имеющем взрывную силу. — СуперБаг.

Новое его имя она произносила насмешливо, так же перехватывая следующий хохот, как старое «Котенок». Наловчившись, она вдоволь отсмеивалась: «Нет-нет, что ты, это все шерсть», выставляя острые сверкающие клыки.

Здравый смысл трепетал от представавших фактов. Чего стоило то, что Леди Нуар сознательно представилась перед ним, не скрывая, что она же была ЛедиБаг. Хотя ей ничего не стоило представиться иначе, отводя взгляд или наоборот прямиком глядя в глаза сказать, что была послана от имени героини и хочет принести за нее извинения, раз это единственный способ связаться.

Буквально в тот же момент в его голове возник иной ошеломляющий звоночек, гудящий со скромностью отходящего парохода.

— Леди знает, где я живу, и проникла через все системы охраны? И перевоплотилась прямо передо мной, чтобы оставить серьги? — покрытый пунцом Адриан, осознавший, что не удержал слов и произнес все вслух, по красноте сопоставлялся с Маринетт, которая сложила «системы охраны» и пробурчанное сквозь зубы «как Натали это только допустила».

Дюпэн-Чэн, право, не знала, радоваться ей или рыдать в истерическом припадке, что ей достались уши-локаторы Плагга. Наверняка она могло только одно: взывать от переполнявших чувств — рядом нет Тикки, которой можно излить душу!

Она даже не задумалась, как смотрится ее сбегание с крыши шагами среднестатистического великана. Раз уж нет ее верной квами, обитель остальных вполне сгодится.

Примечания:

оно все еще живое

Оставшийся позади Адриан, право, не знал, как ему надо реагировать на выходки любимой дамы. Примерившись к тому, что она удалилась на приличное расстояние, а рядом совершенно точно нет ни зевак, ни камеры Сезер, один лишь облезлый ворон, он перевоплотился. Птица каркнула и, полная недовольства, удалилась прочь, шаркать лезущими перьями.

— Будь здоров, — бодро воскликнула Тикки. — А разве у тебя аллергия не на голубиные перья?

— Я в принципе к птицам не очень, — сознался Адриан. Он мигом вспомнил, ради чего потребовалась квами: — Как ты только уживаешься с Леди? Тут же моргнуть не успеешь, она исчезает.

Древнее божество, питая к Маринетт искреннюю любовь, сдержалась от комментария, что она и в гражданском облике периодически сбегает. И даже с большим мастерством скрывается.

Оставалось неловко улыбнуться и предложить вернуться в особняк, погода располагала всеми картами к похолоданию и резким порывам ветра.

— Подкрепишься?

Тикки не отказалась от протянутого кружка печенья с крупной крошкой темного шоколада.

* * *

Плагг и позабыл, когда в последний раз посещал Мастера, поэтому отмел прочь стеснение и попытки Вайзза его задержать, пока он лавировал между полок, преисполненный любопытства.

Мастер Фу видел большую опасность не в комочке с силой разрухи, а мечущейся девочке-подростке, у которой ключ заклинил несчастный заведенный механизм и норовил сломать всю систему.

Дюпэн-Чэн говорила быстро, почти не вдыхая, боясь позабыть собственные мысли. Она даже самой себе виделась перекачанным колесом, что сейчас шипит, спуская давление. И ведь совсем не Лун Жи Фу на сей раз ей был нужен, а Эмили. Только вот, незадача, скромный маленький черепашонок преуспел в ее задержании столько же, как с неугомонным котом.

— Эмили стала беспокойной с твоего визита, Маринетт. Что между вами произошло?

— В прошлый раз мне открылось, что Адриан, о котором я говорила, приходится ей сыном. А сегодня я обнаружила, что именно ему Вы дали кольцо.

— Мрр-что? — Плагг залился хохотом. — То есть так замудрено его раскусить тебе ничего не стоило, а когда все было на поверхности — так нам неинтересно.

— Плагг! — осаждал его неуслышанный Вайзз, распираемый недовольством. — Тикки бы тебя задрала, жаль, у меня нет ее смекалки.

— Больно надо мне слышать ее упреки. В этот раз первым рассекретили ее подопечного. Услада на следующие пару веков. Буду натирать усы лапами и смотреть, как она злится. Попробуй переплюнуть.

Маринетт и не слушала, Мастер — успевал за всем и вся. Кроме ловли все еще снующего в ингредиенты зелий носа, точнее, обладателя этого носа за шкирку. Поднятая всполошенными квами пыль вынуждала чесать нос и прикрывать глаза. Лун Жи Фу на миг пожалел, что не позволил Эмили навести чистоту.

К слову. Где же Эмили?

* * *

Мадам Агрест не скрывалась, шествуя к особняку. Захвати ее Роджер или его подопечные, всяко бы доставили к желаемому месту назначения. А вот укромно скрыться от глаз сына смысл имелся. Для начала ей нужен был вовсе не он.

Как бы ни была готова охрана, стоящая стеной позади изгороди и усиленного ряда видеокамер, старые знакомые мадам Агрест, а тем более глава охраны не сдержали вздоха. Она видела, как подкосилась определенная пара мощных коленей.

Красный глаз работал исправно. Пока охрана почтительно склоняла головы и выстраивалась позади женственного изгиба спины твердым непробиваемым клином, двери распахнулись, являя Натали. Девочка стала старше, некогда мягкий и наивный взгляд ожесточел под стеклами линз. Несомненным оставался пригляд за Адрианом. Эмили могла быть уверенной, что лишь это осталось неизменным за годы ее исчезновения. Они переглядывались, пока мир кружился и вертелся. То было не последствие слабости, голова оставалась ясной и держала тело крепким. Эмили выздоровела окончательно, тогда как женщина перед ней чахла, закрываясь твердыми лепестками чайной розы. Натали, вглядываясь в нее, исходила слезами. Крупными и ведущими за собой истерику. Она содрогалась, прижимала кисти к груди и смотрела. Неотрывно, почти не давая зрачкам найти хоть сколько-нибудь более интересный объект (все равно бы не отыскался), она, не говорила ни слова.

Для Агрест возникали догадки. Полное и беспощадное лишение любимого мужчины? Отчаяние от осознания, что проклятие сошло на нет и впиталось в Санкёр? Что могли значить гулкие рыдания, запирающими слова и разгадку глубоко в груди, окаймленной волшебным талисманом, распустившим веер перьев?

— Я боялась твоей смерти, — громко, но от того, не более разборчиво, огласила Натали, цепляясь хваткой, чтобы не упасть. Эмили знала дрожь в ногах, и любовь, испытываемую ей, тоже ведала. Не скинула кисти, все продрогшие от неуёмного льда, распространившегося под кожей, и повела ее за собой.

Особняк изменился. Мрак застилал воздушные потоки. Не звучала музыка, и легкомысленно не вытанцовывала девушка с копной светлых волос, несущаяся мыть посуду вперед прислуги с заводным смехом.

Эскизы не прокалывали обоев, скетчбуки не выстилали на коврах отдельных дорожек, и манекенов с причудливыми рисунками маркеров тоже не было.

Адриан не кружил вытянутыми руками, напевая ее мурчательную колыбельную, и не засматривался на каждое ее движение. В конце концов, он просто почти с нее ростом и полюбил замечательного ребенка, тоже почти выше ее макушки. Подростковый рост, буйство эмоций. Все, явившееся так внезапно и без подготовки.

Так не предстал Габриэль, как раньше бы нетерпеливо понесся по лестнице, стуча каблуками туфель. Отчаянно не волновался и не дрожал от нетерпения. Ей самой нужно было подниматься к нему в кабинет и вести за собой, в каком-то плане, спасшую ее женщину.

Оттенки также твердили о том, как сменились устои и порядки, чему теперь отдают предпочтения. Единая, без исключений строгость и выдержка в стиле, без всяких деталей и импровизации.

Во всем этом не было Габриэля.

В мужчине, откинувшемся назад на кресло, зажимающем переносицу, не было Габриэля.

Не того, кто был ей известен. Он опустил взгляд и повел его по полу, прежде чем посмотреть.

Чувствовал ли он все это?

— Здравствуй, — она была отстраненной и холодной, а шаги, ведущие к широкому креслу уверенными. Она опустила Натали.

— Не думал, что ты ушла. Я был уверен, что тебя выкрали и увели насильно, — и в этих словах не вкладывалось нетерпение, переживание. В них чувствовались бесконечное выгорание и усталость.

— Нет, это была я. Как жаль, что Натали не взяла Талисмана раньше. Я бы уже тогда увидела, на что ты способен.

Лицо сухое, сжатые губы. И ни капли раскаяния. Близкая к сумасшествию жажда исправить ошибки истлела, обнажая разумные крохи. Сегодня Габриэль впервые услышал Нууру.

— Не хочу знать, понимал ли ты, на что идешь. Не буду терзаться от незнания.

В Агресте затеплилась надежда: сейчас жена скажет, что все уже в порядке, и ничто не имеет значения. Жена обрубает канаты и сбрасывает его навесной мост в расщелины Индии.

— Ничто не дается даром. И даже расжалься Кот Нуар и ЛедиБаг, отдай они тебе Камни, это бы не отменило цены. Вместо меня бы кто-то погиб, кто-то бы подхватил проклятие, и с Талисмана ушла бы трещина. Только ты понимаешь, что судьба могла недалеко ходить и унести жизнь Адриана? Что бы я почувствовала в чужом мне мире, где я живу за счет жизни моего сына? Хоть раз за свои деяния ты думал обо мне?

Эмили пробирает дрожь. И это вовсе не накатывающие слезы, как охватившая Натали паника. Злоба захватывает аккуратное стройное тело. Нууру жалобно прибивает к обивке мебели. Охвати Бражник такие эмоции, он бы захватил мир. Потому как Эмили захлебывается в своей злости.

— Ты понимаешь, на что обрек сына? Не будь у него друзей, он скорее бы сам покончил с собой, закрытый в особняке и работающий на износ. Ты хоть можешь представить, сколько выносил маленький мальчик, тебе было до этого дело в твоей непроглядной тьмущей эгоистичной жизни?

Бражник мог бы воспользоваться угнетенным и забитым Габриэлем. Какая ирония, что им был он сам.

Мадам Агрест подумалось, что она сейчас совсем как Маринетт. Только вот ей движет отчаяние и злость, полная противоположность бескрайней любви этой девочки к ее сыну, даже под покровом костюма. Эмили не показалось странным, что она узнала за кошачьими ушами и маской лицо собственного ребенка. Слова Маринетт о двух его личностях в какой-то момент наложились поверх коллекции фото. Стало понятно, чем увлечена и ослеплена нынешняя ЛедиБаг. Оттого, зная их обоих столь близко, ей было лишь страшнее от одного представления, что могло бы быть, не остановись Бражник со своими злодеяниями.

— Думал ли ты, кто эти герои? Что если они получили силы раньше меня? Вдруг это просто дети, взявшие на себя слишком много?

С каждой ее репликой склеенные кусочки картины счастливой семьи рушились. Габриэль понимал, что это припарка для мертвого, и возрождать совершенно нечего. Эмили его не отчитывает, как маленького ребенка, она ведет к единому выводу: все кончено.

— Я не исправлю сделанного, — сказал Габриэль, когда распаленная Эмили была красна, полна ярости, завелась во время разговора, сильнее, чем в каморке Мастера Фу, размышляя обо всем. Она и не думала о том, насколько ее все задевает, пока не оказалась перед Габриэлем.

— Ты извинишься, и вовсе не передо мной.

— Нет. Тогда меня посадят, — этот спокойно размышлявший мужчина все больше отдалял от нее мужа. — Не хочу портить жизнь Адриану тем, что его отец — преступник. Я не хочу больше мучить его. И тебя.

Эмили, полная решимости вести бой, не понимала. К чему вел ее супруг?

— Объявим в прессу о твоем выздоровлении. О разводе. Я куплю вам квартиру. И отдам Талисманы. Несмотря на ужас моих поступков, я не хочу терять с вами связи. Я… Наверное, сумею стать достойным человеком. Извинюсь перед героями. Что бы ты сама хотела?

Он ее услышал. Поздно. Но все же.

Эмили не стала отрекаться. Ни квартира, ни деньги не окажутся лишними в начале новой жизни. Пусть и наполненной сводками прессы. В конце концов, она поможет исцелить Дуусу, а вместе с тем Натали. Даже однажды усмирит все свои ноющие шрамы. Пока что она заставляла рациональность одержать верх, и перевела дух, усмиряя гнев.

— Начнем все заново. Как отдельно живущие люди. Но перед героями не извиняйся. Я просто унесу Талисманы, и в следующий раз ты меня увидишь, когда скажешь Адриану, что нам надо встретиться. Подготовь его нормально. Не надо его шокировать. А если перед кем и надо извиниться…

— Перед тобой, я знаю.

— Нет. Перед квами. Нууру испытал слишком многое, а Дуусу все это время был болен. Извинись перед ними.

* * *

Возвращаться пришлось пешком, заметая следы. И все равно она справилась слишком быстро.

Шла, не веря правде. Интересно, вот раз сейчас Дуусу у нее на руках, проклятие возвратилось или еще тяготит Натали?

Всяко мадам Агрест не заставила себя ждать. Если не считать уснувшей на кушетке Маринетт.

— Так на чем мы сойдемся?

Благовония распаляли дымные струи к потолку, перебивая прочие запахи, заполняя все эфирными маслами. Пучки сушеных растений колыхались при взлете квами и активных догонялках.

Нууру все еще скромно, но все же смеялся, увиливая от цепких когтистых лап.

Эмили присела на кушетку, аккуратно подвинув голову Маринетт ближе. Ей требовалось человеческое тепло, хотелось излить накопленную ласку, и она перебирала пряди волос, чувствуя, как умиротворение обступает ее со всех сторон.

— Не склонен тут же тебе верить, — ворчливо заметил Лун Жи Фу. Эмили ничуть не задела придирчивость. Впервые она чувствовала себя замечательно и не думала портить настроя. Из нее вышли стоящие комом обида и отвращение, страх за квами и за сына, за будущее. Сгустившийся туман рассеивался, как сейчас бы исчезли пары благовоний, раскрой кто окно.

— Мне и не нужна Ваша вера. Больше я в этом не заинтересована. Я бы помогла починить Талисман, но могу представить, как отреагируете. Так что я попрошу немного.

— И что же тебе нужно?

Эмили и не ждала благодарности. Ей бы не сулили тут же раскатанную ковровую дорожку, почитание за восстановление мира. Она не ждала никаких наград за заслуги.

— Пригласите моего сына сюда, я хотела бы, чтобы он знал о нашем знакомстве. Объявите о том, что Бражника и Маюры нет. Дальше уже Вам распоряжаться судьбой Камней. Единственное, я бы поговорила с Дуусу. И Вы предполагаете, что мне хотелось третьим?

— Да, если информация еще верна, я могу тебе это обещать. И исполнить все это.

— Было бы замечательно, если бы однажды вновь могли разговаривать как раньше.

— Как знать. Мы знаем лишь то, что Париж стремится к равновесию. Герои ему еще пригодятся.

Третьим участником разговора стала Маринетт. Ее окончанием расприй с Мастером Фу стало два условия. Первое совсем крошечное — не раскрывать в визит Адриана ее личности, а второе было серьезным.

Впрочем, мужчина пребывал в добром расположении духа и позволил себе уступить женской половине.

Вайзз, глядя на все это, не мог сдерживать восторга. Нууру и Дуусу вновь с ними, а Лун Жи Фу понемногу оттаял. Жизнь налаживалась.

* * *

Что касалось Адриана, его жизнь напоминала финансовую отчетность не особо стабильного предприятия.

Спокойствие закончилось на ночи откровений с Тикки, где они проболтали без умолку и наедались сладостей из пекарни Дюпэнов. Квами чувствовала себя как дома, собственно, особо ничего не изменилось. Она с усмешкой представляла условия Плагга, не предполагая, как обстоят дела на самом деле.

Они оба встрепенулись, когда в последующие дни окружение начало меняться. Натали выглядела бесконечно виноватой, но словно отходила от состояния загнанности работой, как выглядела раньше, и не сравнить. Тикки копошилась в нагрудных карманах его рубашек, борясь с желанием воскликнуть. Ибо каждая новая деталь была все более удивительной.

Вскоре после произошел демонтаж окон, сняли видеокамеры, большая часть охраны не ходила дружной гурьбой за Адрианом, а ко всему прочему планшет с расписанием на день изрядно поредел в пунктах.

Апогей сосредоточился в фигуре отца, который лично пришел к нему.

Квами была шустрой и тут же скрылась из виду. Адриан приглаживал от нетерпения уголки ворота рубашки поло, борясь с волнением и пряча воткнутые в одежду серьги. Подросток слишком остро чувствовал, как он отвык от общения с отцом.

Ко всему прочему, он все никак не начинал разговора. Говорил «Адриан», привлекая внимание, и снова погружался в размышления, выстраивая конструкцию диалога в мыслях.

Габриэль выглядел потерянным, но, сняв очки, он впервые по-родительски ласково посмотрел на лицо сына. Адриан с непривычки поежился, но вскоре к нему на цыпочках подошло признание. Он желал этого внимания, щиплющих импульсов тепла, от того, что отец просто находится рядом и искренне обеспокоен.

Знать, что Габриэль сокрушается, как не погубил этого щекастого мальчугана, Адриану не стоило.

— Прости меня.

Начало вышло затяжным, но вместе с тем нереально неожиданным. Чего-чего, но никак не этого ждал Адриан. Он сжался, чувствуя скопление разномастных эмоций внутри себя.

Следующие пару часов и вовсе выбивали из него дух чередой ударов.

— Я не был примерным отцом. И в принципе долго не прикладывал к твоему воспитанию никаких усилий. Ты больше испытываешь любви к Натали, чем ко мне, и я принимаю эту данность. Тут ничего не попишешь. И я должен много тебе сказать, что тебя ранит, заставит страдать. Поэтому пока что я хочу порадовать тебя.

Адриан понятия не имел, что имел ввиду отец, что собирался сообщить, насколько его могут взаправду обрадовать намерения отца. С таким подходом он легко мог сообщить ему, что отправляет его в британский пансионат.

Он не мог и вообразить, что последующими словами станут «Скоро ты увидишься с мамой». Это был контрудар, из тех, какими бьют в солнечное сплетение и выбивают дух напрочь.

Образ отца сквозь слой слез казался совершенно далеким и едва узнаваемым. Желание, прошептанное на каждый праздник вместо того, чтобы просить подарок, исполнено. Слабая, но трепещущая огненной искоркой вера начинала разжигаться.

Но совершенно сбитым с толку он стал после.

— Эмили не простила меня за то, что я делал с тобой и каким был человеком. Можешь сейчас высказать все мне, но я видел в ее отношении и глазах, что ее не переубедить. Попытками что-то доказать мы сделаем ей больно. Ты позволишь нам разойтись?

— Папа, это не мой выбор! — Габриэль смиренно ожидал истерики. — Я не стану вас удерживать, если совместная жизнь будет доставлять вам страдания. Я не могу этого позволить.

Не до конца осознавая, что действительно утратил прежнюю семью, Адриан чувствовал лишь то, что у него есть родители. И пусть ему еще требовалось время, он был готов внести скромную оплату в виде ожидания.

Но каждую минуту до встречи с Эмили он дергался, ноги его совсем не слушались, по-заячьи пускаясь в частые удары об пол. Отец уже ушел, а Тикки предлагала все обсудить, Адриан оглушен. Будь это игра, яркое «Game over» уже непременно высветилось бы. Однако, несмотря на всю глубину потрясений, Адриан Агрест оставался в выигрыше и не предполагал, какие бонусы дальше свалятся ему на голову.

* * *

С момента прихода Эмили Адриан вцепился ей в талию и не отнимал головы и шеи от ее плеча. Речей родителей, явно обращенных к нему, он не различал, всего лишь наслаждаясь звуком маминого голоса. Сердце мадам Агрест испытывало разномастные и изощренные чувства на грани боли. Сын смотрел как когда-то в детстве, с тем же бескрайним интересом и нескончаемой любовью. Только теперь им руководила жадность. Мальчик почти не моргал, пропитывая всего себя каждым ее действием, не давая образу исчезнуть.

У Габриэля границы с болью не было, ни единого мостика с иным чувством.

Но ему казалось правильным, что именно сын имеет возможность стоять рядом с Эмили и получать ее любовь. Адриан не провинился. Как глупо и по-детски сформулировано. На кону всегда стояли жизни, пачками, венцом — две, но еще злодей и случайные прохожие. Габриэль нес тяжесть вины за целый Париж.

И только сейчас стал ощущать ответственность за шедшей в самое пекло Натали. В ней не возникла любовь, не возрастали нежные чувства. Но он понимал, что долго вынуждал свою помощницу терзаться безответными чувствами. Это была очередная гирька в чаше его вины.

Адриан прослушал о переезде, о прессе. Все, что его волновало, находилось рядом. Родители в порядке. Они оба небезразличны к нему. Этого хватало с головой, даже если бы ему теперь пришлось совмещать учебу в коллеже и физический труд для заработка на оплату самой захолустной квартирки. Хотя. Эти мысли явились многим позже.

* * *

— Как думаешь, на этом все? Или произойдет что-то, что превзойдет новость о покупке квартиры?

Беззаботную, но увлеченную происходящим Тикки Адриан разглядывал несколько минут.

— Произойдет что?

— Внимательностью тут и не пахло…

— Пахло? Да камамбер, вроде, выветрился.

Тикки искренне чувствовала, как неправильно сейчас смеяться над Арестом, потому подавила порыв. Было тяжело, надо приложить усилия. И все равно смешно! Понятно, почему столько открытых фактов о ЛедиБаг ему еще не раскрыли, что за маской Маринетт. Ее тайна в полной безопасности.

— Эмили обсуждала, какую сумму выделит твой отец на покупку квартиры. Ты будешь жить с ней.

И без того выразительные глаза мальчика переливались от стоящих устойчивым слоем поступающих слез. Он ничего не мог поделать с рвущими его эмоциями. Неужели все это происходит с ним, и благосклонность Тикки осветлила его жизнь.

— Ты — действительно квами Удачи, — не удержался Адриан, преисполненный благодарности.

— Что-то мне подсказывает, что это дело чьих-то конкретных рук, а не лапок. В следующую встречу с ЛедиНуар рекомендую тебе крепко задуматься и запастись вопросами.

— Так это все Леди? Но как же ей оказалось под силу столько всего изменить?

О, бедный юный Агрест, не столкнувшийся с упорством Дюпэн-Чэн. Она взаправду переворачивала многие события. Адриан боялся загадывать, что ему ждать следующим.

* * *

Адриан точно не ждал, что получит приглашение от Лун Жи Фу. Да Господи, он понятия не имел, что есть что-то за пресловутым «Мастер»! И уж тем более, что он скрывается в кабинете мануальной терапии, что его мама знакома с ним и жила здесь, что он колдует над едой для квами и имеет копию Книги Чудес!

Мужчина пригласил его за стол, где он разбирал обустройство Талисмана Павлина, попутно прислушивался к рассказу, что их главные враги сложили колено и вернули источники своих сил. Со страхом мальчик ожидал, что ему придется расстаться с Тикки или Плаггом, но Лун Жи Фу говорил, что скоро постарается довериться новым героям и отдать кому-то Талисманы с той же уверенностью, что им двоим — Камни Созидания и Разрушения.

— Могу я найти следующего героя?

— Нет, — покачал головой Мастер. — Сейчас один Талисман уже на руках ЛедиБаг.

Агрест почти не был задет. Не могло же все замечательно складываться, без всяких препятствий.

Да, ему не доверяют. Но вместе с тем старик не подозревал, что сейчас героиня стала ЛедиНуар. Это согревало сердце Адриана.

Вместе с тем он увлеченно следил за тем, как Мастер читает, и под затвердевающим слоем из трав зарастает раскол в хвосте павлина.

Вновь копилась посуда с плотным слоем грязи и переливающаяся странным свечением, с крупными абразивными частицами. Их тут же подхватывали нежные кисти рук, а обладательница одновременно шутливо напевала джазовую мелодию и под танцующие движения уходила к раковине.

— Мама потрясающая, — Лун Жи Фу усмехнулся, перелистывая сканы на планшете.

Надо бы унести Книгу Чудес из сейфа, подумал Адриан. Если уж он, школьник, смог добраться, чего стоит бывшему Бражнику. Бедный маленький и совершенно не догадливый мальчик.

Из головы Маринетт не выходили слова Плагга. По-сложному рассекретила Кота! Разве были у неё доступные возможности? Припоминая рой воздушных пузырей, в которые обратилась невысказанная тайна Эмили, да и обращаясь к интуиции, чувствовался некий барьер, стоящий плёнкой при любом анализе воспоминаний.

— Плагг, раз ты такой умный, — Маринетт не выдержала напора и сдалась, — как мне раскрыть себя Адриану?

— Мне льстит твой подход. И подумываю договориться с Тикки оставить тебя моей подопечной.

Далее квами не продолжил, и Дюпэн-Чэн прекратила нервное перебирание учебников в стопки. Пальцы так и требовали что-то помусолить, и учебник по математике не спасала даже крепкая обложка.

— Это не ответ, — поделилась она, пытаясь параллельно рассуждать, что из себя представляла используемая магия, почему выставляет такие условия, что напарники не в силах разгадать тайну личности, и сколько ещё замков висит. — Да и тебе запрещено только раскрывать тайну.

Решившись пойти вабанк, подросток рассчитывала хотя бы растормошить умиротворенное и лишь изредка потирающеее выпирающее пузо существо. Он пошевеливал усами, усеянными крошками, подавая признаки жизни, и был мало взволнован людскими переживаниями.

— Зачем что-то усложнять? Не вижу проблемы в простом снятии трансформации.

— Ты хочешь навсегда избавиться от Адриана?

— Чего сразу «навсегда»? Небольшой шок ему не повредит.

Сам Плагг шокотерапии не терпел и высказывал любое свое гастрономическое и кошачье желание, не нарадуясь расторопной владелице кольца. Все бы относились к нему с таким почтением, может, и той кометы, убившей динозавров, бы не было…

* * *

Агрест жутко трясся над благосклонностью Фортуны. Ему начинало казаться странным, как это все складывается настолько хорошо. Он начал желать мало-мальски приводящей в чувства стычки. Сказал бы он Нино о причине своего нынешнего беспокойства, тот бы рассмеялся, и Адриан не стал бы обижаться.

Подумать только, что отец отсек просьбу поужинать с ним в одно время, мальчик воспринял радостно, почти причитая от восторга, что это все же не благодатный сон, а нечто, ещё схожее с его жизнью.

Хотя целый вал освободившегося времени все-таки смущал.

После занятий в коллеже Натали заменяла ему репетиторов. Куда более занимательные, все ещё довольно строгие разговоры о мире политики и социологии привлекали Адриана. Женщина излагала кратко, стараясь не наскучить, и уходила на завлекающей ноте. После Агресту было решительно нечего делать. Злодеев не наблюдалось, гостить у Мастера Фу дважды на неделе неловко. Не думалось, что он когда-то заскучает по дополнительным парам по китайскому или приёмам.

Оставалось изучать Париж в обличии красного костюма. Ариан задумывался о пересечении границ и посещении уголков Франции, где может требоваться герой. Его хватило на пару деревень. Не просвещенные о ЛедиБаг и Коте Нуаре люди, не видевшие их в лицо, приняли мальчишку радикально.

Остановить его это не останавило, но заставило задуматься, как исполнить свою задумку. Адриан завёл ежедневник, фиксируя свои идеалистические будни, а также идеи, как ему расширить горизонт обязанностей.

Коммуникатор вывел его из размышлений, что нужно обратиться к Алье и видоизменить ЛедиБлог, обращаясь к горожанам с заверением: это все правда, и в трудной ситуации будет кому оказать помощь. Сигнал прозвучал громко. Серёжки пиликали под воротником.

Адриан почувствовал, что открывать сообщение ему пусть и не терпится, все же очень волнительно.

«Встретимся у часовни. Теперь ведь у тебя меньше дел?». Не хватало коварного смайлика с улыбкой. Неужели и его Леди смущает затишье?

* * *

Во время активной фотосессии нужно думать, как движешься, планируя каждый шаг. Будучи супергероем, Адриану дико нравилось, что правило отметалось к черту. Не врезался в окно и не снёс чьи-то гортензии? Да есть успехи в освоении йо-йо. Только вот надо не позабыть снять захваченные нитью с сушки ползунки, а ещё лучше вернуть владельцам.

При всем при этом Адриан действительно собой гордился. Да, радовался, что не видит Тикки, которая в предчувствии его удара коленкой об крыши и подоконники закрывает лапками глаза, но радовался. В первый опыт полёта быть СуперБагом оказалось больнее.

ЛедиНуар и в этот раз оказалась ловчее и уже ожидала, когда к ней присоединится напарник.

— С лёгкостью поверю, что тебе так легко поддался шест, но все же как тебе удаётся меня опережать?

— Я сообщаю о месте прибытия уже после того, как раскрытый шест откинул меня на спину к другой крыше, — признавала неловкость, она сохраняла притягательность, и Адриан покрылся румянцем. В этот раз героиня быстро подхватила его настроение. Спасала одна маскировка заикания под кошачьи каламбуры и мурчание. Даже если Агрест и понимал, к чему все, он только больше восхищался и засматривался напарницей. — Мне нужно тебе кое в чем признаться и отдать. Что выберешь первым?

СуперБаг и представить бы не посмел, что его ждёт. С учётом его излишнего везения, предстояло либо очередное чудо, либо огромная и уравновешивающая неприятность.

— Ответ «все и сразу» засчитывается?

— Нет. Мне нужно решиться, и я отталкиваюсь от твоих слов. Давай: слово или действие?

Адриан сглотнул. Что затевала маленькая хитрая хищница. Он отчаянно краснел и смущался. Не в силах перебороть свои эмоции, он принял решение.

Стоящая до этого чересчур уж прямо, как со склеенными стопами, Маринетт даже обрадовалась. В момент, когда она наклонилась, Адриан увидел.

Пальцы в чёрном латексе поднимали с крыши предмет, скрываемый до этого момента. Леди приотворяла крышку коробочки, уже не раз увиденной Адрианом, когда он вынимал и прятал кольцо в экстренных ситуациях.

Перед его глазами блестел золотой гребень.

— Ты ещё познакомишься с квами, но её зовут Поллен. Она очень лёгкая на подъем, разговорчивая и умеет внушить нужное настроение. Мне бы хотелось, чтобы ты выбрал ей нужного спутника, а нам — напарника.

На сей раз ничто не помешало быстро сообразить. Лун Жи Фу отказал ему в Талисмане, который был у Леди. Но ни Мастер, ни тем более Адриан на тот момент не знали, что за этим последует.

Руки его подрагивали, принимая древнее сокровище. Он силился сказать хоть что-то и умолял Тикки дать ему храбрости превозмочь силу сжатых мышц рта.

— Мне очень жаль, что я считал тебя высокомерной и ставящей меня ниже по рангу. Прости меня, Леди.

Маринетт его перебила. Острая несправедливость сколыхнула все её чувства, обостряя жажду воспрепятствовать раскаяниям напарника.

— На самом деле, если бы ты тогда все не высказал, все бы пошло совсем иначе. Ты не знаешь, что было у Мастера Фу и как я общалась с Эмили. Но ты подарил мне запал. Я ведь далеко не всегда довожу дело до конца, мне не всегда хватает храбрости даже взяться. И ты прекрасно это видел.

— Я видел лишь твою смелость. О чем ты, Леди, разве кто-то мог превзойти твою решимость и искреннее сочувствие к тем, кого охватила акума? Ты не бросала самые запущенные случаи.

— Я не про костюм. Ты видел, когда я взялась помочь однокласснице с плакатом, но в конечном счёте не смогла проснуться утром перед самым дедлайном, чтобы довести до ума. Часто забывала ткани и выкройки, а также скинуть фотографии, если кто-то не застигал момент, когда я дома, и не напоминал повторно. СуперБаг, я знаю, кто ты, и я уверена что теперь ты поймёшь, кто я. После действия осталось выбрать слово. Ты сможешь назвать моё имя?

Бесконечные смены образов. Силы костюмов, усиления. Только было поймав образ и заключив его в объятия, он понимал, что у него остались чешуйки от её водного перевоплощения. Но никогда не тесемка маски, чтобы вот взять и ослабить.

Перебирая образы, кто мог скрываться, какая именно личность, он подставлял все свое окружение. Это могла быть Алья, Джулека или Кагами. Отчего-то возникало препятствие, и здравое рассуждение с подставлением деталей внешности, не находил место в этих мечтаниях.

Тёмные волосы, васильковые глаза. Разве не глупо? Ведь он даже обратился к лирике, но и это не помогло прибегнуть к здравой дедукции и прийти к частному. Они знакомы. Он её видел. И, закрыв глаза, слушая один перекат слов под ритм её голоса, он должен был понять.

— Да, я смогу, моя Леди. Всё это время мы были слишком близко. Мне так горестно, что не узнал раньше.

Одно представление, что они могли держаться за руки, обнимать друг друга, взаимно флиртовать. Целовать (да пусть целомудренно, все равно ведь до мурашек).

Осадило его. Разбавило одну несменную негу.

И все же. Он был счастлив.

* * *

Совсем скоро последовал ещё один пригвоздивший удар. Как если бы ты почувствовал, как вырос, но тут явился Ким и облокотился о макушку.

Новость действительно была скорее досадной, чем причиняющей искреннюю боль.

Эмили объявила, что останется в Париже на год, а после пустится проверять все обратные адреса на письмах ШэтФорта. Адриан чувствовал, что для матери это не просто незакрытый гештальт, а скорее — добиться успокоения. Планы по увеличению геройского ареала вполне включали помощь в поисках или хотя бы посещение Эмили.

Булавочкой в бок тыкнула Хлоя, беспечно рассекретив себя перед всеми.

— «Почему не Нино, почему не Нино», — безустанно кряхтела и скрежетала зубами Маринетт, сидя рядом с компьютерным столом Адриана, когда он листал ролики блога.

Дюпэн-Чэн не отвлекали бесчисленные фото на заставке монитора, когда Адриан мигом свернул вкладку и смущённо отбивал дробь пальцами.

— Она ещё исправится, — Агресту самому хотелось быть наверняка уверенным в своём заявлении, но какая-то его часть сознания, мысленно обретающая очертания Плагга, нашептывала: — В следующий раз ты выберешь.

Никакой бы хомячок и розовая мечта не спасли Адриана в этот момент.

Их личности, наконец, могли полноценно раскрыться, пробуждая каждую особенность характера. И смелость с отточенными движениями весьма пригождались Маринетт.

Порхающая пара квами наблюдала за балаганом и бедокурами.

— С какой вероятностью тугодум догадается сбежать? Не сдаваться в его положении просто не имеет смысла.

— Адриан сообразительный, он первым призвал осознанный Супершанс, — Тикки хоть и парировала в диалоге, на деле — только так вздрагивала, наблюдая за подростками.

— Уже привязалась? Так и быть, уступлю… Но не без вознаграждения. Нас же столько всего связывает!

— Плагг, они теперь вместе. Мне ничего не мешает присматривать за обоими.

— Хорошо, — примириться с проигрышем Кот и не думал, — ты мне всяко должна за то, что Маринетт его раскрыла, будучи под моим крылышком.

Вечное противостояние над землёй и вызванное порывом — на полу. Супергерои набирались не только лучших качеств.

* * *

Ноги стали совсем крепкими. Икры очерчивались сквозь ткань. Бедра сжимали металл. Воссоздать умение водить было не столь же просто, как говорили про велосипед. Но Эмили предвкушала ветряные порывы.

Она жила. Её тело не хранят и бережно не консервируют, поддерживая анабиоз настолько, сколько получится, радуясь каждому часу.

Женщина в ответе за свою судьбу и уверена в благополучии сына. Уже совсем скоро она сможет на время покинуть его с лёгким сердцем. Байк покатит по веренице пунктов на карте, пока не покажет друга без маски. В конце концов, она знала лишь прозвище его плюшевого енота и что он покупает дневник с хиленьким замком, поддающимся невидимке. Хотелось продолжить их дискуссии. И извиниться.

Ради этого стоило пускаться в дорогу.