Воздушный змей (гет)

Поньо почти не обращает внимания на время. Оно не размывает воспоминания, пытаясь переубедить ее и переплавить в кого-то другого — того, кто останется ею, но всё же будет совершенно другим. Поньо зачали и родили под водой, и провела она свои первые годы жизни именно там. Она столько танцевала с океаном, что успела понять, как обмануть волны времени и позволить им омыть себя, не разрешая унести прочь. Когда Поньо говорит людям, что она дочь океана, они фыркают и качают головами, но девочка лишь пожимает плечами и улыбается, потому что знает правду. Поньо разрешает их словам, неверию и шуткам нахлынуть на нее, а потом повторяет:

— Я родилась из океанских волн.

Потому что такова правда Поньо, и скрывать ее она не собирается.

Ей еще не исполнилось двенадцати, и другие люди временами отмахиваются от ее слов, считая, что у девочки разыгралось воображение. Быть может, пока Поньо еще не понимает, но стоит ей вырасти, и она острее почувствует одиночество, а свою правду ей будет сложнее защищать.

Но будущее пока не наступило. Поэтому, когда госпожа Огино дает классу задание написать о важном воспоминании, Поньо закрывает глаза и снова оказывается там, откуда пришла, в холодных объятиях океана. Отзвуки глубокого моря звенят в ушах, а рыжие волосы блестят на фоне волн, залитых солнцем.

А потом она пишет и не останавливается до самого конца, даже несмотря на то что превышает необходимый объем на целую страницу.

Поньо пишет о матери и об отце. Их лица сияют от радости, когда яйца наконец-то проклевываются и оттуда выплывают сотни ее сестер. Поньо пишет, какими крошечными они были, не больше гальки, усеивающей морской берег у того дома, где она живет вместе с Соске и Рисой. Она вспоминает, как вместе с сестрами плавала повсюду, ловила крошечных рыбешек и подружилась с яркими осьминогами, которые разрешали им забираться к себе на головы и отвозили в подводные пещеры и расщелины, где они собирали морские ракушки и жемчужины, собираясь сделать из них маленькие подарки матери. Поньо вспоминает, как сестры помогли ей прийти на землю и стать человеком.

А когда кажется, что больше нечего добавить, она всё-таки пишет еще, потому что Поньо с каждым разом гораздо легче поверить самой себе, если она будет без конца повторять, что всё, случившееся в первые годы ее жизни, правда. Возможно, Поньо не понимает всего до конца, но это начинает влиять на нее: окружающий мир, сплетни, почти не скрываемые перешептывания.

Когда ты говоришь, что видишь синий, а все утверждают, что это неправда, возможно, ты тоже начинаешь считать этот цвет желтым.

— О чем ты написала? — спрашивает позади знакомый голос, и Поньо оборачивается к Соске, который пытается рассмотреть лист через ее плечо.

— О том дне, когда родились мои сестры.

— Ага, — говорит он, — хорошее воспоминание… кстати, помнишь, как они любили прятаться внутри моллюсков, пытаясь избежать нравоучений, которые им читал твой отец?

Поньо помнит и молча смотрит на него. Соске никогда там не было, и всё же, когда он говорит о ее прошлом, начинает казаться, что он тоже всё это пережил. На лице Поньо появляется едва заметная улыбка.

Не все пытаются переубедить ее, что тот цвет, который она видит синим, на самом деле желтый.

— Что? — спрашивает Соске, выгибая бровь.

Она качает головой.

— Ничего.

— Чему ты так радуешься?

Поньо не отвечает, потому что и сама не знает. Вместо этого она встает и передает работу госпоже Огино, которая спрашивает, как обычно, жизнерадостно:

— Уже закончила?

— Да, госпожа.

— Быстро же ты, — говорит она, — и, пожалуйста, называй меня Тихиро!

Госпожа Огино совсем недавно стала их учительницей, но с первого же дня настаивала, чтобы ее называли по имени. Она считала, что обращение «госпожа Огино» было слишком формальным и чересчур серьезным.

— Хорошо, го… то есть… э-э-э… Тихиро.

— Не зайдешь ко мне после занятий? — спрашивает учительница через час, в конце урока, и Поньо молча кивает.

Почему-то она переживает и чувствует неуверенность в себе — до недавнего времени оба эти ощущения были ей незнакомы. Поньо как будто случайно надела неподходящее платье, которое совсем не должна была носить и которое никогда не будет ей принадлежать.

— Что случилось? — спрашивает Соске, когда Поньо снова садится на свое место.

Возможно, дело в том, что он читает ее как открытую книгу, или в том, что она никогда на самом деле не пытается скрывать чувства, отражающиеся на лице. Поньо позволяет им колыхаться на поверхности, подобно волнам, перекатывающимся по океану. Возможно, она и не слишком-то отличается от того, что привело ее в этот мир.

— Мне нужно зайти к ней после занятий, — говорит Поньо, стараясь не грызть кончик ручки.

От этой привычки она пытается избавиться.

— Думаешь, будет ругать тебя за то, что ты написала?

— Может быть.

— Как тот учитель, который был у нас в прошлом году?

Тот, кто велел ей перестать витать в облаках и прекратить жить в детских фантазиях.

— Может быть.

— Ох.

Какое-то время Соске молчит, глядя в окно и опираясь подбородком на руки.

— Поньо, — говорит он, помолчав. — На госпожу Огино это не похоже.

Она закусывает губу: не потому что не согласна, просто…

— И всё-таки.

Соске вдруг берет Поньо за руку и слегка сжимает ее, а потом резко отпускает.

— Я пойду с тобой, — говорит он, и в его карих глазах пляшут решительные огоньки.

— Но она попросила прийти только меня.

— Тогда подожду снаружи.

Поньо не сразу отвечает, смотря в раздумьях на пол. Так было всегда. Она не просит помощи или поддержки, но он всё равно их предлагает, не моргнув и глазом. Поньо наконец-то поворачивается к нему.

— Ладно.

Когда они подходят к кабинету госпожи Огино, Соске останавливается.

— Я буду прямо здесь. Если что-то пойдет не так — зови.

Поньо, не сдержавшись, хихикает.

— И что ты сделаешь? Вломишься внутрь? Или, может, унесешь меня прочь?

Соске хмурится, но Поньо знает, что он на самом деле ничуть не обижается. Блеск в глазах всегда выдает его настоящие чувства. Сквозь окно струится солнечный свет и озаряет темные волосы Соске, из-за чего они становятся светлее и кажутся окруженными ореолом. Поньо хочет провести по ним пальцами, но отмахивается от этого желания и отходит от Соске, кладя ладонь на дверную ручку. На дверной дощечке, на которую смотрит Поньо, написано: «Тихиро Нигихаями-Огино».

— Ну ладно.

Дверь открывается с тихим скрипом. Как только Поньо заходит, ее встречает располагающий ясный взгляд госпожи Огино. Напряжение тут же спадает, и Поньо только удивляется, из-за чего она так нервничала раньше.

— Проходи, садись, — говорит Тихиро, поднимая взгляд от какого-то документа и указывая на крепкий деревянный стул напротив ее стола.

Поньо слушается.

— Прости, — произносит она, — но перед тем как мы начнем, мне нужно кое с чем разобраться. Ты не против подождать несколько минут?

— Конечно.

«Начнем? Что начнем?» — думает Поньо.

Ей снова хочется что-нибудь пожевать — если не ручку, то хотя бы ногти, — но Поньо решительно засовывает руки в карманы.

Комната не слишком похожа на учительский кабинет. По крайней мере не на те, к которым она привыкла. Тонкие желтые шторы закрывают окна, скорее, усиливая солнечный свет, а не скрывая его. Их края покачиваются на ветерку, постоянно дующем с моря. На стенах висят фрески с изображениями существ, которых Поньо никогда раньше не видела: жаб в одежде и на первый взгляд очень старых колдуний с большими головами. Также там есть бесформенное и полностью темное существо, у которого только и выделяется белый овал вместо лица на черном фоне. Поньо видит яркие небеса и летающих мышей, а самая большая фреска изображает дракона. Он величественный, длинный, изображен в белых и синих цветах, простираясь от одной стены к другой.

После того как Поньо вдоволь полюбовалась искусством на стенах, ее взгляд падает на стол и она видит фотографию. Даже не отдавая себе в этом отчет, Поньо наклоняется ближе и видит на фотографии учительницу в традиционном свадебном наряде: она, окрыленная и счастливая, выглядит ненамного моложе, чем сейчас. Тихиро широко улыбается, смотря прямо в камеру, и кажется такой же, как обычно: оживленной, искренней и приветливой. Она держит за руку мужчину: он тоже улыбается, но смотрит на нее, а не в камеру. У него зеленые глаза и длинные волосы в тон им, а сам мужчина кажется утонченным, как и мать Поньо. А еще он почему-то кажется знакомым, и когда она оглядывается на стену, то понимает, в чем дело: это дракон. Поньо неизвестно, как так получилось и в чем причина; у нее нет никаких объяснений происходящему — она просто знает, кто он.

— А, эту фотографию сделали в тот день, когда я вышла замуж. С тех пор прошел почти год.

Мысли Поньо прерывает голос, и она вскидывает голову. Уши вдруг обдает жаром, а голова немного чешется.

— Простите, я не хотела глазеть…

Тихиро тихонько смеется.

— Нет, всё хорошо. Обязательно приходи к нам как-нибудь поужинать! Хаку делает лучшие на свете онигири. — Откладывая документ, над которым она работала последние несколько минут, Тихиро внимательно рассматривает Поньо. — Я позвала тебя сюда, потому что… — Девочка сжимается на стуле, ожидая продолжения. — Потому что мне очень понравилось твое сочинение.

— Простите… — начинает было извиняться Поньо, но тут же прерывается, широко раскрывая глаза. — Ох.

— Ты молода, и всё же твой стиль письма зрелый не по годам. Тебе никогда не хотелось поучаствовать в конкурсах?

— Я не… нет, об этом я раньше не думала.

— Тогда я тебе сообщу, если что-нибудь появится, и, возможно, ты сможешь попробовать?

В ее сердце загорается искорка надежды.

— …хорошо.

— Ну вот и отлично. Больше не буду тебя задерживать. Спасибо, что согласилась зайти!

Поньо по-прежнему сидит на месте. Склоняя голову набок, Тихиро спрашивает:

— Что-то не так?

Возможно, дело в том, что Поньо, как правило, с легкостью высказывает свое мнение, а может, потому что рядом с Тихиро она всегда почему-то чувствует себя свободно. В любом случае ее не нужно уговаривать, и Поньо произносит то, о чем думает.

— Я… не хотела сюда приходить. Думала, вы скажете мне, что я вру в сочинении или же всё выдумала.

В глазах учительницы загорается огонек, который Поньо никогда раньше не видела. Ее взгляд по-прежнему теплый, но при этом непоколебимый, твердый и решительный.

— Поньо, — говорит Тихиро, понижая голос, — тебе об этом будут говорить многие, но не позволяй им отобрать у тебя твою правду. Надеюсь, ты понимаешь?

Поньо кажется, что краешком глаза она замечает кучу пушистых черных существ, которые ползают в уголках комнаты. Они очень похожи на мохнатые комочки пыли, которые неожиданно ожили.

Впервые Поньо кажется, что в Тихиро она видит… частичку себя.

— Я знаю.

И пусть она и правда всё понимает, Поньо знает где-то глубоко внутри, что ей и правда нужно было напомнить об этом.

— Да, иногда грустно, когда тебе не верят, — говорит Тихиро. Потом ее голос опускается до шепота и становится таким тихим, что Поньо с трудом разбирает слова. — В конце концов я вышла замуж за дракона.

— Ох, — выдыхает она, почему-то почти не удивившись.

— И я очень хочу прочитать твои другие истории!

Поньо широко улыбается ей.

— Ладно.

— Хорошо. Тогда до завтра. Ах да, пока ты не ушла… — Тихиро ищет что-то в ящике стола. — Вот, возьми немного компэйто.

Поньо полюбила цветные конфетки в виде звездочек давным-давно, когда Соске впервые угостил ее ими. И теперь она без колебаний берет пакет.

— Спасибо.

Соске ждет снаружи, на лице у него отражается беспокойство, пусть он и пытается скрыть это за озорной улыбкой. Поньо качает головой, таким образом по-своему подбадривая его, и беспокойство исчезает, хотя Соске и улыбается по-прежнему.

— Будешь компэйто? — спрашивает она, покачивая пакетом у него перед лицом.

Когда они тем днем идут домой, жуя их любимые конфеты, Поньо смотрит вверх и видит в чистом небе длинный извивающийся силуэт. С каждой стороны у него что-то свисает, и ей кажется, что это лапы.

Поньо оборачивается к Соске, и сердце ее сияет так же ярко, как и солнце.

— Сегодня был хороший день.