Немой (джен)

Следствием того, что мистер Мейсон столь внезапно изменил своё мнение и мало того, сам подготовил все бумаги и таки заключил партнёрский контракт с «Граннингс» и, что интересно, на условиях весьма и весьма выгодных для последнего, Дурсль-старший после обстоятельного разговора с женой таки сменил гнев на милость. Что уж там и как ему сказала тётя, Гарри не знал, но тем не менее жизнь в доме на Тисовой вернулась на круги своя. Гарри больше не прятался, а Дурсли его благосклонно не замечали, точнее, не замечал окрылённый новыми перспективами Вернон, а вот памятующая о том, что большой опекунский брат бдит, Петуния приглядывала за тем, чтобы племянник был сыт, обут и просто обихожен согласно минимально допустимым опекой требований.

Так и пролетело лето: Гарри ходил в музыкальную школу, делал уроки и доступные при его состоянии дела по дому. Последние в основном заключалась в походах за покупками. Происходило это по следующему сценарию. Петуния подзывала племянника и вручала ему список покупок и деньги, и Гарри прихватив рюкзак и разрешаемый для таких случаев велосипед, специально оборудованный продуктовой корзиной, катился по давно и многократно отработанному маршруту.

Сию операцию Петуния придумала ещё три года назад, когда увидела, какими глазами племянник смотрит на новый гоночный велосипед сына. Первым желанием, конечно же, было задать трёпку, но затем ей на глаза попался сын Полкиссов вот точно так же, как сейчас сам Гарри, ехавший за покупками. Тогда-то тётушку и осенило, и, посчитав все плюсы и минусы, она уговорила Вернона на покупку. С тех пор выглядящий совершенно счастливым во время езды Гарри демонстрировал всем и каждому образ совершенно счастливого и беззаботного ребёнка, которого родители отправили в магазин, а Петуния радовалась тому, что, благодаря такому решению, количество единовременно принесённых продуктов возросло на порядок, а звонки из службы опеки в своей частоте сместилось на отметку минимально необходимо.

А тем временем дни пролетали один за другим, и получивший письмо второкурсника Гарри, недолго думая и совершенно не надеясь на помощь со стороны родных, пришёл к мисс Кейн со вполне понятной в его случае просьбой. Женщина не отказала, и поход за покупками назначили на вторую неделю августа. Тут надо оговориться о том, что спокойствие Гарри, а также его уверенность в завтрашнем дне крылись в том, что он таки заполучил свой ключ. Произошло это аккурат на прошлое Рождество. Тогда в куче пришедших ему, казалось бы, ото всех и каждого подарков он и обнаружил небольшой конверт, подпись на котором гласила, что отправителем является никто иной, как сам господин директор. Донельзя удивлённый таким обстоятельство Гарри распечатал конверт, и из него ему на ладонь выпал маленький золотой ключик, а из прилагавшегося к нему письма Гарри узнал о том, что все последние годы господин директор, оказывается, согласно завещанию его родителей, хранил оный ключ у себя и что теперь вот решил, что Гарри уже достаточно взрослый. О том, что незадолго до этого в оный сейф поместили небольшой аккуратно запакованный свёрток, директор не написал, как и о том, что в данном свёртке находится. Именно поэтому пришедший в банк в сопровождении мисс Кейн Гарри и удивился, когда после проверки ключа ему вручили два ознакомительных листа. В одном листе, разделённом на несколько колонок и граф, значилось, что шестого ноября прошедшего уже года на номер его сейфа было передано:

Артефакты: одна единица, кодовый номер такой-то, описание: мантия-невидимка. Вкладчик: Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Письменное уведомление: одна единица, и в графе вкладчик опять-таки был указан директор. Графой ниже указывалось, что денежных средств на счёт поступило ноль галлеонов, ноль сиклей и ноль кнатов, ниже шла запись о том, что отчётный период закрыт, дата-подпись. На следующем пергаменте, выглядящем точно так же, как и предыдущий, в графе «артефакты» было пусто, а вот в графе денежные средства значилось тысяча двести галлеонов, ноль сиклей, ноль кнатов, напротив которой значилось, что вкладчик — министерство магии, отдел магического правопорядка, и дата внесения, говорившая о том, что средства поступили не многим более чем неделю назад.

Едва Гарри дочитал, как ему подсунули третий пергамент, а на удивлённый взгляд пояснили, что это уведомление о том, что банк уведомил своего клиента о входящих транзакциях. Закончилось же всё тем, что Гарри, внимательно прочитав подсунутое ему уведомление, оное подписал, после чего спустился в хранилище и, прикинув необходимые расходы, насыпал в кошелёк необходимую для покупок сумму, а также небольшой запас на карманные расходы, после чего отыскал лежащее на видном месте помеченное как письменное уведомление письмо и, лишь убедившись в его безопасности, чем снискал, судя по всему, одобрительный хмык сопровождающего его гоблина, спрятал оное в карман, после чего покинул хранилище.

Затем были покупки и как завершение оных кафе-мороженое. И только уже придя домой, разбирая покупки и укладывая всё в новенький, купленный по настоянию мисс Кейн вместо его прошлогоднего сундука, чемодан с, как уверял продавец, втрое увеличенным магией расширения пространством внутреннего объёма, Гарри вновь вспомнил о письме. Аккуратно открыл и погрузился в чтение. Текст письма гласил следующее:

Дорогой Гарри, я приношу тебе свои искренние извинения за то, что не рискнул вернуть тебе мантию твоего отца лично. Признаться, я пишу эти строки и рассчитываю на то, что прочитаешь ты их никак не ранее, чем следующим летом. Мантию эту я получил от твоего отца за несколько недель до того, как на твою семью напали. Признаюсь, мне очень хотелось её изучить, и когда твой отец дал на это согласие, я и подумать не мог, а затем… затем было уже поздно, и я хранил её все эти годы. И вот ты поступил в Хогвартс, и я малодушно вновь не отдал тебе то, что мне оставил твой отец. Поверь, у меня на то были более чем веские причины, как и на то, что мантию я передал не тебе лично в руки, а в твой фамильный сейф через гоблинов. Понимаю, что тебе, наверное, обидно, и тем не менее я вынужден обратиться к тебе с просьбой. Пожалуйста, оставь мантию отца в сейфе. Если ты поступишь именно так, то я буду тебе очень признателен. Ещё раз мои искренние извинения с пожеланием удачи и творческих успехов.

А. Дамблдор.

Перечитав письмо несколько раз и поняв, что так ничего и не понял, Гарри отложил пергамент и постановил, что, раз директор просит, то мантию отца он забирать не станет, да и не нужна она ему. После чего вернулся к упаковке всего необходимого к школе.

Первое сентября подкралось как-то совершенно незаметно, и вот он уже вновь на вокзале Кингс-Кросс. Подбросить его таки согласился Вернон, имевший очень и очень долгий разговор со своей женой, после которого счастья в его глазах слегка поубавилось. Зато на племянника он после этого и вовсе не смотрел. Да что там говорить-то, если даже о его доставке на вокзал с дядей договорилась тётя. Последняя же посчитала, что, раз уж племянник, каковыми его мотивы ни были, таки происшествие с Мейсонами исправил, кое в чем ему можно и помочь.

И вот стоящий в одиночестве на вокзале он обдумывал свою судьбу, а судьба эта, надо сказать, была не так чтобы завидна, и причиной тому было то, что он только что протаранил барьер, и ни вторая ни третья попытка попасть на платформу к желаемому результату не привели, если, конечно, за оный не считать того, что на него как-то подозрительно покосился смотритель платформы. Но вот часы пробили одиннадцать ровно, и понуривший голову Гарри грустно привалился к так и оставшемуся непроницаемым барьеру. На глаза лезли совершенно непрошеные и от этого ещё более обидные слёзы, и именно поэтому он не сразу заметил, как рядом остановился холёного вида полицейский. В итоге тому пришлось его окликать дважды, зато спустя минуту Гарри сиял, как начищенный новенький галлеон. Полицейский оказался не магловским, а очень даже магическим и даже то, что он не знал языка жестов, не помешало ему вникнуть в проблему, которая, кстати говоря, так никуда и не делась, и если сам аврор через барьер пройти мог без проблем, то стоящий под его пристальным взором Гарри этого сделать не смог. Итогом чего и стало то, что ему велели следовать за собой, а спустя двадцать минут, войдя в положение, отправили в Хогсмидское отделение аврората. Местные стражи правопорядка пожали герою-потеряшке руки, напоили какао и даже рассказали о том, что, оказывается, сын их начальника смены вот этим вот летом закончил Хогвартс и чуть ли не пару недель только и говорил что о устроенном для них прощальном концерте. В итоге уже успокоившегося мальчика один из авроров сопроводил на платформу, поспев аккурат к прибытию поезда, после чего, убедившись в том, что герой и спаситель магической Британии затерялся среди наводнивших платформу учеников, отбыл на доклад к начальнику.

А тем временем уже оказавшийся в большом зале Гарри наконец-таки нашёл своих одноклассников и тут же, получив длинную и полную занудства отповедь от, оказывается, обыскавшего в попытках его, Гарри, найти весь поезд Драко, после чего уже привычно, используя услуги Дафны как личного переводчика, рассказал друзьям о происшедшем, и, похлопав со всеми новичкам, поужинал, после чего сытый и довольный жизнью потопал в ставшую уже практически домом гостиную. Утро второго сентября ознаменовалось вызовом в медицинское крыло, оказалось, что местная медико-ведьма по каким-то там своим каналам узнала о том, что летом у него был выброс стихийной магии. А именно так и записали в картотеке министерства левитированный на голову миссис Мейсон торт.

Причиной тому стало то, что признавать факт полностью ложного срабатывания, а также и то, что по магловскому району шныряют никому неизвестные домовики, для министерства было, прямо скажем, чревато, и так как факт сознательного колдовства был категорически отрицательным, министр лично настоял на том, чтобы всё было списано на стихийный всплеск, а чтобы мальчик помалкивал, выписал оному компенсацию в три раза большую, чем положена при его случае. Обо всём этом Гарри, понятное дело, не знал и именно поэтому до крайности удивился тому, что медико-ведьма выспрашивает у него что да как.

Следствием же расспросов стало то, что прекрасно владеющая языком жестов мадам Помфри оказалась в курсе того, что именно и в какой форме в действительности имело место быть. Мальчик рассказал обо всём, чему был свидетелем, ну, а остальное додумать было уже не так чтобы сложно. В итоге сошлись на том, что в случае вопросов он будет говорить про стихийный магический всплеск, ибо раз у министерства нет причин думать иначе, то и неприятности, сулимые в случае конфронтации с оным, мальчику ни к чему. Спорить Гарри не стал, а вечером попросил Дафну написать письмо отцу, в котором спросить о том, что и как ему лучше всего говорить.

Ответ от лорда Гринграсса пришёл немногим более чем через два дня и был весьма и весьма обстоятельным, и хотя в сути своей он практически скопировал то, что ему рассказала мадам Помфри, в отличие от пояснений, последний имел более ясно выраженную законодательную базу. Отец Дафны не поленился и на двух футах исписанного прытко пишущим пером пергамента дотошно и чётко разъяснил что, почему, куда и как. А на утро пятницы профессор Флитвик назначил установочную репетицию, и после неё ребятам стало уже не до каких-то там летних событий, тут бы везде и всюду успеть и желательно не попасться. Последнее оказалось сопряжено с тем, что лютующий в замке Филч тащил к декану даже просто за то, что ты бежал по коридору. Причиной такого его поведения было то, что аккурат в конце третьей учебной недели на втором этаже нашли его оказавшуюся под очень сильным заклинанием оцепенения кошку. Нашедшим, собственно, оказался сам мистер Филч и всё бы ничего, но, во-первых, кошку так и не расколдовали, а во-вторых, сделавшие это живодёры решили, что использовать несчастное животное вместо факела есть очень даже мило. Как следствие, Филча едва откачали, а откачав, не один и не два раза пожалели о содеянном. В итоге дошло до того, что слитный квартет деканов, договорившийся буквально на ходу, разве что не вломился в директорский кабинет и не покинул оного до тех пор, пока Дамблдор не дал своего честного директорского слова о том, что Филча он приструнит. Итогом похода стало то, что на следующий день директор вызвал к себе завхоза и после длительного и вдумчивого, полного обещаний и увещевание разговора заставил таки подписаться под тем, что отныне и впредь, несмотря ни на что, он, Аргус Филч, сохранял и будет сохранять такое понятие как дисциплина, и опорой ему в этом будет свод школьных правил и лишь и только неукоснительное следование букве оного и будет тем, что дозволит ему и впредь исполнять возложенные на него обязательства.

Понявший всё сказанное между строк завхоз присмирел, и в школе вновь воцарилась её обычная учебно-магическая атмосфера. Продержалась она практически вплоть до самых зимних каникул. Пролетело выступление оркестра на Хэллоуин. Отметился своим «изгнанием» пикси Локхарт. Сорвали горло болельщики на двух прошедших квиддичных матчах и даже поиграли во дворе с выпавшим в середине декабря снегом. Последнее, естественно, вылилось в масштабнейшую снежную баталию и очередной приступ мании преследования у Филча. А затем совершенно незаметно подкралась последняя в семестре репетиция оркестра, которая очень плавно и эффективно перекочевала в чаепитие, на котором ребята делились идеями и мнениями, а также планами на каникулы. Так все узнали, что, оказывается, сын главного сноба магической Британии буквально спит и видит тот момент, когда пообещавшая ему за получение оценок никак не ниже чем выше ожидаемого, и, чтобы четыре из них были превосходно, Нарцисса Малфой таки отведёт его на так рекламируемую Гарри музыкальную улицу магловского Лондона. Как итог расходились глубоко под вечер, в следствие чего у каждого было подписанное профессором Флитвиком разрешение на пребывание вне помещения факультета после отбоя.

Именно так троица основных солистов оркестра и оказалась в коридоре немногим более чем через полчаса после отбоя. Идущие впереди мальчишки увлечённо спорили о смазках клапанного механизма. Так Гарри был категорически уверен в том, что лучше Холтона масла попросту нет, а Драко настаивал на том, что у масла Ямаха вязкость немного больше, за счёт чего игра становится более комфортной в итоге дошло до того, что они прямо в коридоре расчехлили свои трубы и, остановившись прямо по центру оного, принялись выяснять, у кого ход клапана более плавный. Стоящая же за их спинами Дафна лишь тяжело вздохнула «Мальчишки…», — подумала она и именно в этот момент услышала какое-то странное мало разборчивое шипение. И вдруг все звуки в коридоре стихли, будто бы их кто-то выключил, и лишь странное, похожее на шелест, нечто и чьи-то быстро удаляющиеся переходящие в бег шаги говорили о том, что…

Именно в этот момент она и увидела неестественно замерших и, кажется, чем-то до ужаса удивлённых друзей, а спустя ещё миг коридор огласил истошный детский визг. Оба её друга так и стояли, склонившись над инструментом Гарри, и если бы не тянувшееся от них ощущение тяжести и какой-то необъяснимой жути, то можно было бы подумать, что они просто замерли только на миг. Вот только миг всё никак кончался, а прижавшаяся и тихо сползшая по стене девочка заливалась слезами и лишь спустя показавшихся ей вечностью пару минут нашла в себе силы достать из кармана сквозное зеркало и, запинаясь и не с первой попытки, прошептала:

— Папа, папочка, ответь… — спустя показавшиеся ещё большей вечностью, чем прошедшие до этого минуты десять секунд, в зеркале отразился обеспокоенный столь поздним вызовом лорд Гринграсс.

— Что случилось, родная, на тебе лица нет?! Что произошло?

— Я… папа… они, мы, Гарри он и Драко, как кошка, ПОМОГИ, — вновь заливаясь слезами, пробормотала Дафна, и оценивший состояние дочери отец спросил только где они.

— Второй-й-й-й эта-а-а-аж, лестни-и-и-и-ица…

— Я понял, я уже иду, успокойся; я знаю, ты можешь — присмотри, слышишь, присмотри за ними; нельзя, чтобы они упали, — направил мысли дочери уже несущийся к камину лорд Гринграсс. Ещё мгновение, и он, едва ли не опережая брошенный в камин порох, проорал «Хогвартс». Пламя взвыло, и спустя несколько секунд мужчина уже выскочил из камина в кабинете весьма и весьма удивлённого его появлением директора.

— Сейчас же вызывайте авроров и деканов. У вас на втором этаже две копирующие кошку Филча статуи, только вот на этот раз это уже ученики, — рявкнул он на директора, и тот, сам не поняв до конца как, активировал чары призыва, долженствующие оповестить аврорат о том, что их присутствие необходимо в Хогвартсе, а чуть опосля разослал патронусов деканам.

Аврорат прибыл спустя считанные мгновения, благо, что срочный вызов — это вам не фигня какая-нибудь и уж точно что не плановая проверка. А тем временем получивший сообщение директора Флитвик уже добрался до пострадавших, благо оные были всего в двух поворотах от используемого оркестром помещения. Именно он и был тем, кто засвидетельствовал, что оба ребёнка действительно окаменели, а также, выслушав умоляющую не дать им упасть девочку, наложил на коридор соответствующие случаю чары, в процессе чего обнаружил на полу довольно-таки странного вида след. Немного влажный, пахнущей канализацией и непонятной слизью. И, тут же подвергнув обнаруженный участок стазису, принялся за ученицу. Едва та успокоилась, как в коридор влетели с палочками на изготовку авроры и следующие за ними лорд Гринграсс и профессор Снейп, замыкал же процессию убелённый сединами и изрядно запыхавшийся директор. А тем временем, пока авроры, убедившись в том, что непосредственной опасности нет, принялись за должные в подобном случае процедуры, присевший рядом с девочкой декан, взглядом спросив у отца ребёнка разрешение, влил успокоительное зелье.

С момента происшествия прошло немногим более часа, а Хогвартс уже в буквальном смысле наводнили все мыслимые и не очень заинтересованные в происшедшем лица. Практически одновременно с министром прибыл вызванный деканом Слизерина бледный, как смерть, старший Малфой. Следом за ним появилась экстренная бригада из Мунго и наконец начальники аврората и ДМП. Каждый из них, и это за исключением выполняющих свою работу целителей, посчитал своим долгом убедиться в том, что происшедшее никому не мерещится. После чего вызванный специально по случаю детский психолог, работающий при отделе контроля и предотвращения детской магии, совершил не иначе как чудо, и в кратчайшие сроки мало того, что стабилизировал, мягко говоря, не полностью вменяемую девочку, но ещё и под протокол сумел получить её свидетельские показания. Показаний сих было не сказать чтобы густо, но в сочетании с прозорливо не давшим улетучиться странному следу Флитвиком это было уже хоть что-то.

Беседа, которую в пору было переименовывать в полевой совет о том, как быть и что делать, плавно переместилась в директорский кабинет, откуда все собравшиеся вышли слегка помятыми и далеко не все из них были довольны собой. Так, к примеру, члены попечительского совета требовали, чтобы школу полностью обыскали. Директор настаивал на полном нейтралитете Хогвартса, тогда как министр, пользуясь моментом, давил на выгодные для себя решения. Дамблдор отстаивал своё право на нейтралитет. Глава ДМП при полной поддержке декана пострадавших и их родителей требовала проверку школы. В итоге споры пресёк вернувшийся вместе с аврорами Флитвик.

Полугоблин, не стесняясь, привлёк к себе внимание зельевара тем, что потянул того за мантию, после чего протянул ему нечто примерно в сантиметр размером.

— Возможно, вам это знакомо.

— Кхм, — протянул зельевар, погоняв переданный образец по ладони, — это змеиная чешуя, а если точнее, то фрагмент выползка. Вид гадины не назову, тут тестировать надо, навскидку могу сказать, что это точно не уж. Скорее всего кто-то из гадюковых. Правда, большой вопрос, почему оно ползает в середине декабря и не просто ползает, но ещё и линяет. Альбус, может быть, вы поясните этот вопрос? В прошлом году тролль, теперь вот змея, что дальше? Оборотень, василиск, может, дракон?! — взгляды всех собравшихся скрестились на зельеваре, а тот лишь пожал плечами, после чего заметил, что мало какой год в этой школе в принципе обходится без происшествий. Его заявление вызвало понимающие перегляды авроров, что сами не сказать чтоб давно закончили сие образовательное учреждение. Дамблдор же в своей манере открестился, вот только от цепкого взгляда Амелии Боунс не укрылось то, как тот спал с лица в момент, когда Снейп вспомнил про василиска. Именно поэтому она ещё пуще насела на директора и министра. Её рвение поддержал и глава попечительского совета, и как итог в школе объявили временный карантин. Ядовитая змея уже само по себе неприятно, а два обращённых в статуи студента — это и вовсе уже за гранью, особенно если принять во внимание имена пострадавших, а также тот факт, что требуемое в таком случае зелье готовится никак не менее трех месяцев. О данном факте всех собравшихся оповестил уже собиравшийся уходить профессор Снейп.