Собственность Джинни Уизли (гет)

Автор: FieryQueen

I

Одинокий луч луны проникает сквозь неплотно задвинутый полог. Он скользит по подушке и нежно касается округлого девичьего лица.

Вычерчивает хорошенький прямой носик и пухлые губы, слегка приоткрытые во сне. Пряди длинных волос лежат, в беспорядке разметавшись по подушке. А на голове…

— Как глупо! — Том не может сдержать пренебрежительный возглас, глядя на синий сапфир, едва бликующий в лунном свете.

Диадема Когтевран все такая же красивая, как он её помнит. Совершенная. Том тянется к ней пальцы, как вдруг незнакомка распахивает глаза, разбуженная его неосторожным восклицанием.

— Кто здесь? — проснувшаяся девушка вглядывается во тьму, клубящуюся под пологом и, кажется, все-таки замечает его.

— То-о-ом?.. — вздох, повисающий в конце, удивляет его. Он одергивает руку, так и не коснувшись украшения.

— Мы знакомы? — Том делает голос нарочито мягким и светским. Подается слегка вперёд, попадая в тоненькую струю лунного света.

Она не отвечает, поднимается в постели, тараща на него свои влажно блестящие глаза. Волосы попадают в седой лунный свет и вспыхивают рыжим.

— Мне кажется, я бы запомнил, если бы действительно имел честь быть представленным столь очаровательной молодой особе.

— Люмос! — незнакомка выхватывает волшебную палочку и зажигает огонек. Поначалу Тома слепит, но зато потом он может разглядеть свою собеседницу как следует. Ему становится невероятно весело наблюдать её растрепанный ото сна вид. Том многозначительно постукивает себя пальцем по губе, а потом смотрит девушке в глаза и нарочито медленно переводит взгляд на упрямо сжатый теперь рот. Затем глазами скользит по белой линии высокой шеи, вдоль вызывающе открытых ключиц, усыпанных, как он теперь видит, многочисленными веснушками, прямо к низкому круглому вырезу ночной рубашки. За которой угадывается ложбинка груди. От этой близости, практически интимной, так и хочется прикоснуться: может быть она снится Тому? Или Том снится ей?

Он продвигается вперёд. Шуршит его черная мантия, чуть скрипит под его весом кровать, оглушает громкое дыхание незнакомки.

С вздохом она вдруг срывает с головы диадему, и, прежде чем все погрузится во тьму, Том смеется. От прилива сил в своей груди и от того, что точно знает: рыжеволосая незнакомка непременно вернется.

И он будет ждать ее.

II

— Я не должна с тобой разговаривать.

— Это еще почему?

— Плохо не учиться на собственных ошибках.

— Понимаю. Иногда возраст приходит один. Без мудрости. — Тихий смешок срывается с припухлых, как дольки разломанного грейпфрута, губ. Наверняка таких же горько-кисло-сладких на вкус. Джинни сглатывает.

— Ты меня не успокоил.

— А должен был? — Новый смешок раздается уже где-то совсем рядом от ее уха. По спине пробегает дрожь и затихает в районе копчика.

— Нет, конечно. Как я могла о тебе такое подумать. — Джинни чуть улыбается и шагает в сторону, разворачиваясь. Оставаться к Тому спиной — слишком большая роскошь.

— Знаешь, что такое настоящая свобода? — Джинни не совсем понимает резкую смену темы, но темные глаза Тома так заманчиво блестят, что невозможно не вовлечься в беседу.

— Отсутствие зависимости от воли таких тиранов, как ты?

— Свобода — это делать то, что хочешь, а чего не хочешь — того не делать. Свобода — это поддаться искушению, если так уж неймется. — Шепот Тома такой сладкий, что впору раствориться в нем целиком, а на мантии из тяжелой набивной ткани довольно красивый, хоть и едва различимый узор. И Джинни совсем не заметила, когда Том снова оказался так близко. Как железо, притянувшееся к железу.

Его мягкие, обманчиво-нежные пальцы касаются её подбородка и приподнимают вверх. Сладко-грейпфрутовые губы накрывают её приоткрытый в немом удивлении рот. Как это произошло? И почему ей так невыносимо горячо, щекотно и больно одновременно? Джинни изо всех сил вцепляется в ткань мантии Тома, но это не больно-то ей помогает. Только то, что Том решительно сжимает её талию в стальных тисках, притягивая так близко, что не вздохнуть, удерживает её от падения прямо ему под ноги.

Верблюды идут сквозь игольчатое ушко, а легче всего провалиться в ад, чем раз за разом побеждать свою темную сторону и отталкивать его — парня с невероятно злой усмешкой.

Том выводит языком бесконечно- чувственную линию вдоль внутренней поверхности её губ, а потом резко отталкивает Джинни от себя.

— Не делать того, чего от тебя ждут — вот это все и есть свобода.

Джинни едва удерживается от падения.

— В такой трактовке свобода практически недостижима. — Джинни пытается унять разбушевавшееся сердце, и ей почти удается это сделать, равно как и подавить обиду и недоумение. Замаскировать за скептично вздернутой бровью.

— Обычными людьми, да. Но не мной. А ты — обычный человек, Джинни Уизли?

В груди Джинни вспыхивает яркое желание доказать Тому, что она такая же особенная — сильная, смелая, хитрая, — ничуть не хуже его самого. Но она это желание методично выкорчевывает — это всего лишь провокация с его стороны, глупо было бы повестись.

— Конечно, совершенно обычная. — Пожимает плечами Джинни. — Девушка родом из Норы.

— Лиса, значит? — Том веселится, когда ему удается прогнать с лица гримасу отвращения. — Или ласка? Так и почему ты снова здесь, ласка по кличке Джинни или Джинни по прозвищу Ласка? Со мной?

Ей хочется ответить, что она просто решила посмотреть изменился ли он с годами, стал ли более человечен и снисходителен… к ней, например. Да, почему бы и не к ней? Не все ли ей равно, какие у него там отношения с окружающими?

— Увидеть вновь твою беспомощность? — она говорит не то, что думает. И это не то чтобы очень по-гриффиндорски. Но и с Томом такие игры — обычное дело.

— Мою беспомощность? Правда, Джинни, ты так в этом уверена, что эта беспомощность — моя?

Том опять оказывается у неё за спиной, резко надавливает на плечи, заставляя её сесть на неоткуда взявшийся стул, а потом хватает её за подбородок и тянет вверх, на себя. — Попробуй сбежать, милая моя пташка, сбежать из этой клетки со змеем, и увидишь, что ничего не получится. Ты даже не сможешь проснуться, если я того захочу…

Том ещё какое-то время держит на ее шее свои ледяные пальцы, а потом все-таки убирает их. И гладит нежно по ее плечам.

Глазные яблоки перекатываются под веками, луна светит сквозь прорехи в неплотно задвинутом пологе, а диадема с огромным синим сапфиром должна бы лежать в комнате забытых вещей. Но почему-то не лежит.