Гарри Поттер и Кружка бедняка (джен)

— Джордж, осторожнее!

Гарри, вспотевший, весь в пыли, со страхом наблюдал за тем, как Джордж Уизли ломает стену коридора. Тот только усмехнулся:

— Не трусь, Гарри. Я все просчитал. Все будет аккуратно, как в аптеке. Давай, на счет «три»!

Уизли сделал какое-то сложное движение палочкой, прочертил в воздухе большой прямоугольник и прошептал заклинание.

Полыхнуло белым. Почему-то сильно запахло хвоей, послышался громкий треск. Огромный кусок стены с портретом Вальбурги Блэк выдвинулся вперед. Джордж попросту вырезал кусок из стены, как вор вырезает полотно из рамы.

— Вингардиум левиоса! — торопливо произнес Гарри. Глыба стала невесомой.

— Редуцио! — выкрикнул Джордж.

Вырезанный фрагмент, зависший в воздухе, стал стремительно уменьшаться. Мадам Блэк, становясь все меньше и меньше, бешено вращала глазами, но не могла издать ни звука, так как перед началом работы Джордж предварительно заклеил ей рот прозрачным волшебным скотчем.

Наконец, кусок достиг нужных размеров. Гарри опустил палочку, Джордж ухватил левой рукой фрагмент с портретом, положил его на ступеньку.

— Готово! Теперь ставим опоры, пока дом действительно не рухнул. Давай, Гарри!

И они вдвоем подняли и укрепили тяжелые витые колонны, доставленные вчера вечером из лавки Октавиуса Морса. Вместо узкого мрачного коридора рядом с входом теперь появился просторный холл, переходящий в столовую.

* * *

Работы в доме на площади Гриммо, 12 шли полным ходом. Сначала Гарри почти пал духом, придумывая, как сделать ремонт, не слишком травмируя старика Кикимера. Пока однажды, когда в очередной раз обедал в «Норе», не наткнулся в комнате Джинни на кукольную кроватку с гнутыми металлическими ножками.

— Когда-то ее смастерил Фред, — тихо и грустно произнесла Джинни, ставя игрушку на комод. — Когда я укладывала на нее свою куклу, кровать начинала бить копытцами и бегать по комоду, словно жеребенок. В детстве меня это очень веселило. А сейчас...

Они с Гарри замолчали. Фред незримо присутствовал в каждом уголке этого дома. Все в семействе Уизли думали о нем ежеминутно, хотя почти не говорили вслух. Здесь были его вещи. Здесь еще слышался его смех. Старина Фред...

Снизу раздался голос Молли, которая звала семейство к обеду.

Именно тогда, с аппетитом поглощая изумительное жаркое, Гарри вдруг понял, что ему следует сделать.

На следующий день он заглянул к Джорджу в Косой переулок. Магазинчик «Всевозможные волшебные вредилки» был уже открыт, клиенты толпились у витрин. Гарри нашел владельца у прилавка с волшебными хлопушками. Джордж был в своем роскошном пиджаке из драконьей кожи поверх черной рубашки.

— Привет! — сказал Гарри, пожимая ему руку. — Тебя можно отвлечь на пару минут?

— Разумеется. Пойдем в заднюю комнату. Заодно принесу оттуда еще коробку хлопушек. Сейчас большой спрос на товары для праздников, не успеваем даже на витрину выложить.

— Есть проблема, — сказал Гарри. — Мне нужно привести в порядок дом.

— Да, это точно. Жить в таком склепе нельзя. Миллиард докси, мертвые домовики и безумные портреты по стенам. Спятить можно.

— Вот именно. Но мне кажется, что раз не я его строил, то не мне его уничтожать. И Кикимер точно околеет от горя, а я к нему уже привык. Поэтому есть идея. Точная копия старого дома, только маленькая. Как кукольный домик.

Джордж улыбнулся.

— Слушай, это мысль! Взять все это барахло, уменьшить и запихнуть в макет.

— Да, именно. Поставлю его в бывшей спальне Регулуса Блэка. Как дань прошлому. Только одна проблема: этот чертов портрет мамаши не снимается со стены. Заклятие вечного приклеивания. И фамильное древо тоже. Ты случайно не знаешь, как его снять?

Джордж покачал головой.

— Увы. Контрзаклятия не существует. Портрет придется вынимать вместе со стеной. Если ты, конечно, не хочешь оставить его. Как дань прошлому.

Гарри засмеялся:

— О нет! Только не это!

Джордж похлопал его по плечу.

— Тогда отлично. Загляну к тебе завтра. Все измерим, осмотрим и обсудим.

И вот теперь, несколько дней спустя, убедив потрясенного Кикимера в необходимости перемен, объяснив ему свой план насчет кукольного дома, Гарри потихоньку превращал эту мрачную обитель в место, пригодное для жизни. Джордж, Джинни, Рон и Гермиона, когда у них было свободное время, охотно помогали ему разбирать вещи, обновлять стены и преображать интерьеры.

Гермиона с наслаждением использовала трансфигурацию, а заодно тренировала Гарри и Рона, которые хоть и ворчали, но были совсем не против. Кто знает, что им предстоит в академии? Дополнительные упражнения точно не повредят.

Джордж чаще всего был очень занят в своем магазине, но и он время от времени заглядывал на площадь Гриммо. Приносил им поющие булочки и разные забавные сладости из Косого переулка. После нескольких часов работы уставшие друзья собирались в чистой и светлой столовой (ее привели в порядок сразу же, как снесли стену). Пили чай, поглощали сэндвичи и болтали.

Джордж теперь мало походил на того беззаботного остроумного весельчака, каким был, когда они с Фредом носились по Хогвартсу, взрывая навозные бомбы и доводя сварливого завхоза до белого каления. Осиротевший близнец словно повзрослел на тридцать лет. Он стал молчаливым, почти всегда погруженным в себя. Иногда Гарри замечал, как Джордж, на мгновение забывшись, оглядывается по сторонам, чтобы поделиться с Фредом какой-то мыслью. И по его лицу пробегает тень острой боли. О, как это было ему знакомо... Впрочем, одинокий близнец старательно скрывал от всех, что чувствует. Кроме, пожалуй, Рона.

Рон тоже заметно повзрослел. Братья Уизли стали очень близки. И хотя Рон был младшим, было видно, как он незаметно опекает Джорджа. Бывало, что в самый разгар работы они вдруг ссылались на неотложное дело и исчезали в зеленом каминном пламени. Все понимали, почему. Джинни, едва братья уходили, прибегала к Гарри в слезах. Бедная девушка изнывала от собственного горя, которое ей приходилось переживать глубоко внутри. От жестокой тревоги за брата, от невозможности хоть как-то облегчить его страдания. Идти со всем этим к безутешным родителям она не могла. И только с Гарри ей удавалось немного выплакаться. В такие минуты он просто обнимал ее и долго гладил по волосам, не говоря ни слова. Что он мог сказать? Ничто уже не могло быть прежним. Ни люди, ни стены...

С каждым днем дом все больше преображался. Сам Гарри обосновался в старой комнате Сириуса, в которой пока ничего не трогал. Там сделали уборку, Гарри сменил все белье и убрал портьеры. А в остальных помещениях в доме кипела работа.

Гобелен с фамильным древом Блэков, обработанный заклятием вечного приклеивания, также пришлось вырезать вместе со стенной обшивкой. Общими усилиями друзья починили стену гостиной, старую облезлую обивку стен сменили на новую, приятного светло-кофейного оттенка. Из ванных комнат постепенно исчезали черные и зеленые тона, змеиные орнаменты и детали. Умница Гермиона даже ножки у старинных ванн умудрилась трансфигурировать в львиные лапы.

Джинни, которая была единственной несовершеннолетней среди них, а потому еще не могла колдовать вне Хогвартса, шутливо ныла, отмывая окна в гостиной самой обыкновенной тряпкой.

Большой старый дом на площади Гриммо медленно сбрасывал старую змеиную шкуру, линял, будто зверь, проснувшийся после долгой спячки.

Всё былое величие Блэков перемещалось в большой макет, для которого Гарри отвел бывшую комнату Регулуса, тщательно отмытую и очищенную. Уменьшенный дом Блэков занимал там целую стену, от пола до потолка. В него отправились все диваны, кровати, старые опустошенные комоды и шкафы, подставки, этажерки, вазы, портреты... Даже Кикимера увлекло это занятие. Он целыми днями что-то творил и поправлял, щелкая длинными пальцами, а потом бережно расставлял и развешивал по местам все предметы, тщательно воссоздавая копию того дома, в котором прожил всю жизнь. Старый домовик помнил всё до мелочей.

Гермиона, памятуя печальную историю с медальоном-крестражем, теперь требовала проверять каждую мелочь, которая хотя бы на секунду покажется подозрительной. Этим она регулярно вызывала бурные протесты остальных. И хотя множество ценностей в свое время утащил Наземникус Флетчер, тут еще было достаточно предметов странных и зловещих. Их откладывали в сторону, чтобы Гермиона в очередной свой визит могла исследовать их поподробнее.

Все книги, которые были в доме, решили собрать в гостиной, где вдоль стены, на которой раньше размещался гобелен с фамильным древом, поставили большой книжный шкаф. Гарри купил его в мебельной лавке в Косом переулке. Шкаф был с заклятием невидимого расширения, без лишней декоративности, из белёного дуба, со стеклянными дверцами.

— Гермиона, мне и за сто лет не пролистать все эти книги! Не то что прочитать!

Гарри, водя палочкой, отправлял пачки старых фолиантов в новый шкаф. Гермиона сидела на стуле посреди пустой комнаты с огромной книгой в руках. Ее глаза горели от восхищения.

— Гарри, ты не понимаешь, какие здесь потрясающие издания! Даже думать не смей избавляться от чего-нибудь! Еще спасибо мне скажешь! И тебе нужно сделать библиотечный каталог.

— Хорошо, хорошо. Когда-нибудь. Обязательно.

Гарри отвернулся. Не хотелось бы, чтоб Гермиона увидела, что он смеется. О, зануда Грейнджер по-прежнему остается немножечко занудой. Душу в ломбард заложит на свои драгоценные книжки.

Гарри посмотрел на нее: Гермиона обрабатывала старые пыльные фолианты заклинанием очищения, тщательно просматривая каждый том, читая авторов и названия. Чистые книги складывала стопками на полу. Он поманил палочкой очередную стопку, отправил в шкаф, который уже был полон больше, чем наполовину. Гермиона подняла на него взгляд:

— Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь, Гарри Поттер. Что скорее министерство возглавит гоблин, чем ты приведешь в порядок свою библиотеку. И что я зануда, да.

Они засмеялись. Джинни, которая уже почти закончила со вторым окном, воскликнула:

— О, Гермиона! С мальчишками всегда так, поверь мне! Хотя что бы с ними стало, если бы не такие зануды!

Гарри махнул на них рукой, улыбаясь:

— Сдаюсь, сдаюсь! Две на одного! Сопротивление бесполезно.

Он вышел из гостиной. Улыбка сразу исчезла с его лица. До лестницы у них еще не дошли руки, и там по-прежнему было мрачно и пыльно. Здесь вдоль лестничного марша висели жуткие головы мертвых домовиков в тяжелых темных рамах. Гарри уже много дней ломал голову, глядя на них и не зная, что предпринять. И сохранять, и уничтожать эту кунсткамеру было одинаково немыслимо.

Он подошел к первой раме и решительно снял голову со стены. Тяжелая! Поставил на ступеньку, оглядел со всех сторон. С обратной стороны она была обита черным бархатом. Ровно посередине черного квадрата Гарри увидел углубление, внутри которого был закреплен небольшой хрустальный флакон, наполненный какой-то темной субстанцией.

— Гермиона! Джинни!

Девушки примчались на его тревожный возглас.

— Что тут у тебя?

Он указал им на флакон.

— Даже думать не хочу о том, что это, — сказал он с отвращением.

— Это ведь... Гарри, это кровь. Наверняка это кровь. Ты трогал его? — с тревогой спросила Гермиона.

— Ну, все-таки я не настолько тупой, — слегка обиделся тот. — Даже лягушке понятно, что эта штука может быть проклята. В фамильном особняке мадам Вальбурги можно наткнуться на что угодно... Я не знаю, что это за гадость, но знаю, у кого спросить. Кикимер!

Эльф явился без промедлений.

— Скажи, пожалуйста, что это?

Гарри показал на флакон. Кикимер ответил странным глухим голосом:

— Это кровь моей прапрабабки, хозяин.

— Почему она здесь находится? Это опасно?

Кикимер замотал головой и продолжил:

— Нет. Эльф не может причинить вред своим хозяевам. Кровь запечатана, чтобы после смерти все домовики, служившие семье Блэков, оставались здесь навсегда и служили хозяевам вечно.

Гарри содрогнулся. Гермиона охнула.

— Кикимер, ты хочешь сказать, что все эти эльфы даже после смерти не обрели покой?

Домовик снова замотал головой.

— Нет, они не могли уйти. Хозяин Ликорус Блэк считал, что такая магия защитит его дом и семью. Он был первым, кто провел обряд. Эльф обязан сообщить хозяевам о дне своей смерти. Эльф заранее узнаёт, когда пришел его час. В этот день хозяева забирали кровь. А потом он умирал, и хозяева сохраняли его голову. Плоть и кровь, запечатанные заклятием. Эльф навсегда оставался в доме своих хозяев, и живой, и мертвый. Хозяин Ликорус верил, что это поможет сделать его семью могущественной и знаменитой. Но он ошибался.

— Ты хочешь сказать, что из-за глупого суеверия твои предки заключены в этом доме даже после смерти? Как в Азкабане? — гневно воскликнула Гермиона.

Кикимер кивнул.

— Я хочу немедленно это исправить, — быстро проговорил Гарри. От гнева и отвращения у него дрожали руки. — Немедленно! Кикимер, что я должен сделать, чтобы всё это прекратить? Говори!

Эльф закрыл лицо руками. По его лицу текли крупные слёзы.

— О, хозяин. Хозяин...

Гермиона и Джинни бросились его утешать. Через несколько минут Кикимера удалось привести в чувство, и он продолжил:

— Домовик не имеет права просить об этом. Не может говорить об этом, только если хозяин сам спросит. Молодой хозяин хочет отпустить их души и сам спросил об этом. Это чересчур много для бедного Кикимера.

— Что я должен сделать? Объясни.

Кикимер вдруг поклонился ему.

— О хозяин. Если вам угодно. Домовой эльф обретает покой, превращаясь в дерево. Кровь и плоть должны стать деревом, тогда весенний ветер унесет душу эльфа туда, где все обретают покой.

— Я начинаю понимать принцип, — произнесла Гермиона. — Плоть нужно трансфигурировать в росток какого-то дерева, так? Или в семечко. А кровь? Что делать с кровью?

— Нужно разбить раму и открыть сосуд. Они заперты в ней.

— Да, флакон и рама. Как камера и кандалы. Кажется, я поняла. Какая отвратительная магия.

Гарри и остальные бросились к стене. Через несколько минут все рамы с головами стояли на полу.

— ФИНИТА!

С громким треском и желтыми вспышками рамы полопались одна за другой.

— Алохомора! — Со всех флаконов поочередно слетели черные печати.

Кикимер опять залился слезами.

Гарри протянул руку с палочкой. Он не был уверен, что получится. Трансфигурация всегда была для него сложным предметом, но выбора не было. Дать им свободу мог только хозяин дома.

— Арборфорс!

Ничего. Он повторил. Опять ничего.

— Арборфорс!

Первая голова стала желудем. С третьей попытки, но тем не менее у него получилось!

— Гермиона, кажется, ты не зря мучила нас со своей трансфигурацией!

— Молодчина, Гарри! Давай!

Через несколько минут он держал в руке пригоршню разных семян. Желуди, каштаны, косточки абрикосов, орехи... Джинни достала из кармана носовой платок. Гарри завернул семена, протянул Кикимеру. Тот взял их с нежностью и благоговением, снова низко поклонился. Гарри положил руку на костлявое плечо домовика.

— Кикимер, ты можешь сам закончить это дело. Иди. Даю тебе столько времени, сколько тебе нужно.

Эльф с громким хлопком трансгрессировал.

— Тергео!

— Экскуро!

Джинни и Гермиона практически одновременно взмахнули палочками. По облезлой темной стене над лестницей поползла нитка синеватого огня, уничтожая грязь и пыль.

— Коловари!

Гарри нацелил палочку в стену и произнес заклинание, меняющее цвет. Коридор с лестничными пролетами стал молочно-белым. Казалось, что даже воздух в доме изменился. Из дома окончательно ушла смертная тень.

— Все-таки у Сириуса была крайне странная родня, — сказал Гарри. — Неудивительно, что он удрал из дома. Пойдемте сделаем себе чаю, я есть хочу.