Особенный (джен)

Навестив семью Ворона, Светофор поехал домой, к Элли. Пришлось бы ведь, рано или поздно. В торбе валялась полупустая бутылка мятного ликёра, которую он купил в один из тех дней, когда мотался по городу накуренный. И фляжка, наполненная этим самым ликёром, нашлась, а ещё половинка засохшего шоколадного батончика. «Настоящий пир»… Впрочем, есть пока не хотелось — чая с кексами хватило.

В вагоне метро Светофор брякнулся на свободное место, благо середина дня, и народу немного. Сунул в уши наушники и, периодически прикладываясь к фляжке с серебристым значком анархии на белом фоне, пытался представить предстоящий разговор с Элли. Как всё наладить? Пусть они друг друга не любят, но могли бы хотя бы стать друзьями ради ребёнка.

Элли не хотела знать заранее, и потому он тоже понятия не имел, кто у них родится: сын или дочка. Представлялось иногда, как он будет качать малыша на руках, петь ему песни, рассказывать сказки. А Элли станет наряжать ребёнка в забавные детские шмотки со всякими мультяшными рисунками и фоткать. Она это любит.

Какая-то женщина в цветастом шарфе, сидящая напротив, покосилась на него недовольно. Светофор ухмыльнулся и вскинул ладонь в приветственном жесте, и женщина неохотно отвернулась. Вскоре поезд прибыл на станцию Фулхэм-Бродвей. Светофор вытряс из фляжки остатки ликёра, и по горлу прокатилась обжигающе-освежающая мятная волна. Поднялся рывком и закинул на плечо торбу.

На улице оказалось ясно, солнце припекало плечи и спину, нагревая толстую кожу косухи. Светофор расстегнул куртку и закурил, остановившись в узком переулке. Так дорога короче, через дворы. Устал он за эти дни чертовски.

Элли торчала на кухне: поглядывала телик вполглаза и украшала печенье, только что вынутое из духовки, ломтиками цукатов.

— Привет, — Светофор её обошёл и сел на табурет у окна.

— Куртку бы хотя бы снял и башмаки свои грязные, — буркнула Элли в пространство.

Светофор ничего не ответил, достал из бежево-персикового навесного шкафчика чистый стакан и плеснул туда ликёр, взболтнул, поглядев сквозь стекло на её силуэт. Жёлтый фартук обтягивал круглый живот, светлые волосы завязаны резинкой, а тонкие губы кривятся в недовольной гримасе. Ну, как обычно.

— Ты красивая, — сказал Светофор первое, что пришло в голову, и это было действительно так.

— А ты пьяный. Снова! — вспыхнула Элли со стуком бросив ложку на конторку.

Светофор замолчал, прикусив губу.

— Прости, у меня были плохие времена. Мой друг… умер.

На кухне повисла звенящая тишина. Элли снова взялась за украшение, повернувшись к нему спиной.

— Будто бы тебе нужен повод…

Светофор обомлел, растерянно кивнул, поменяв местами бутылку со стаканом.

— В этом месте обычно говорят «соболезную». Ты не радовалась никогда за меня, не поехала на свадьбу к моему брату и даже посочувствовать не можешь?.. Хотя бы из вежливости, — не так уж много он выпил, чтобы ни черта не соображать. И в этот самый миг всё стало предельно ясно, будто завеса пала. Он её утешал, веселил, делал хоть что-то, чтобы поддержать эту видимость отношений. А она — ничего. — Тебе плевать на меня, да?

Элли вздрогнула, будто он сказал что-то по-настоящему жестокое, но это вовсе не так. Светофор всего лишь озвучил правду.

— Хочешь по-честному, так? — произнесла она твёрдо. Будто давно эту речь готовила да повода подходящего не находила.

Светофор молчал, ждал, что она скажет.

Элли оставила в покое чёртовы цукаты, повернулась и натянула на лицо отрешённую улыбку.

— Ты мне не нравишься, никогда и не нравился. С тобой было весело, я чувствовала себя живой, нужной. И не потому что я оправдала чьи-то ожидания, а просто за то, что я есть. Каждый хочет, чтобы его любили не из чувства долга, а просто так. Ты никогда мне не врал, я это ценю. Но это всё. Мы должны были встретиться и разбежаться, а не вот так, — она с горькой усмешкой указала на свой большой живот.

Светофор облизнул пересохшие губы, дёрнул щекой и поднялся.

— Я пытался, а ты — нет. Это ведь не только нас касается теперь, — медленно подошёл и взял её за плечи. — Ты холодная, бесчувственная, как чёртов айсберг. Ты сама-то кого-то хоть когда-нибудь любила?

Элли прикусила губу, отведя взгляд.

— У меня не было на это времени.

— Да… ты этого просто не умеешь, милая Алиса. Мы с тобой из разных сказок.

То ли она обиделась, то ли огорчилась, щёки её вспыхнули румянцем. Светофор шагнул в коридор, оставив Элли одну. Всё они друг другу сказали, добавить-то и нечего.

В комнате он распахнул шкаф и покидал вещи в серую спортивную сумку. Элли появилась в дверях, когда он уже заканчивал.

— И что, уйдёшь вот так? — похоже, она не могла в это поверить. Казалось, что с её нервно дёргающихся губ вот-вот сорвётся: «Я тебе не разрешала». Но Светофор устал плясать под дудку маленькой избалованной девочки.

— Я больше не твой пёс, не прибегу по свистку. Я хочу увидеть ребёнка и буду помогать, но я не хочу больше видеть тебя.

Элли отошла, кусая губы, в её широко распахнутых глазах читалось искренне недоумение, однако, вместе с тем и облегчение. Не будут они больше друг другу нервы трепать, раздражать. Верно — это единственный выход.

Выйдя из подъезда и, оглянувшись на знакомое окно, Светофор и правда почувствовал, что гора пала с плеч. Он ведь не отказывается от ребёнка, но с Элли им лучше врозь. Зачем друг друга мучить?

Пришлось брату звонить, чтобы забрал, денег-то совсем не осталось. Надо отдать Бродяге честь, приехал он быстро и даже не донимал расспросами. Вздыхал только всю дорогу и бросал многозначительные взгляды. Светофор пялился в окно, делал вид, что не замечает. На подъезде к посёлку, брат всё же произнёс:

— Насовсем?

Светофор кивнул.

— Разве ребёнку будет лучше, если оба его родителя несчастливы?

Бродяга ничего не ответил. Припарковался у магазина.

— Я не знаю, у вас сразу всё пошло как-то… не так.

Светофор усмехнулся, нарочно ёрничая, заметил:

— Не у всех же любовь с первого взгляда. Уродцам и безумцам приходится довольствоваться хоть каким-то вниманием.

— Прекрати, это почти незаметно, — оборвал Бродяга, хлопнув дверцей машины. — И…

Светофор вышел и встал напротив брата.

— Да-а-а… Поэтому ты больше не смотришь мне в глаза.

— Это неправда! — резко ответил Бродяга.

Светофор качнул головой и развернулся, дёрнул на себя дверь поселкового магазинчика. Может, Бродяга и врёт себе, но он ведь не слепой и прекрасно всё видит сам.

* * *

Сначала в летнем домике их было пятеро: Бродяга со Сказкой, Медведь, Орк и Светофор. Потом Медведь уехал: появились у него свои дела, работа. Бродяга торчал за планшетом: рисовал заказ для компьютерной игры. Сказка шила костюмы для театра. Она закончила факультет дизайна — мастерица на все руки. В этой обыденной жизни они пытались укрыться от обрушившегося на них горя. Может, так и проще, ему-то откуда знать?

Светофор вместе с лучшим другом предпочитали проводить время иначе, упали в глубокую синюю яму плечом к плечу. Торчали на чердаке, бухали, смотрели дурацкие мультики и рубились в приставку или шлялись по окрестностям. День за днём.

В один из пасмурных вечеров, когда дождь стучал по крыше, Бродяга заявился на чердак хмурый и злой. Орк спал на его лежанке, а Светофор слушал музыку в плеере, бездумно пролистывая книгу. Не получалось сосредоточиться на пьяную голову, и он со злостью захлопнул переплёт и поднял глаза.

Бродяга выдернул наушник и, бросив взгляд на Орка, качнул головой в сторону.

Светофор нехотя поднялся, и они отошли к противоположной стене.

— Папа звонил, сказал, что больше не может тебя прикрывать. Тебе отгул дали на неделю, а ты тут сколько торчишь?!

Светофор лениво повёл плечом. Две? Он уже потерял счёт времени.

— Не проеби работу. Это твой последний шанс.

— Шанс? И на что же? — дерзко хмыкнул Светофор.

— На нормальную жизнь, — пояснил Бродяга устало. — У тебя ребёнок скоро родится. Ты ведь хотел помогать или как?

Светофор промолчал, опустил голову, а Бродяга хлопнул его по плечу и сказал:

— Соберись! Папа завтра приедет за тобой, — он вновь посмотрел на спящего Орка и качнул головой. — Хочешь, чтобы его с учёбы турнули из-за ваших пьянок?

Светофор отвёл глаза. Конечно, этого он не хотел. Орка дядька устроил в проф. лицей учиться на печатника, и тому вроде нравилось.

Бродяга ушёл, а Светофор примостился на складной деревянный стул в углу, закурил, закинув одну ногу на колено другой, и собрал разбросанную на маленьком круглом столике колоду карт.

Никому он не хотел портить жизнь — пытался лишь разобраться в своей. Но так уж случилось, что то и дело становился эпицентром взрыва, которым зацепляло всех окружающих.

Этой ночью не спалось, и Орка он растолкал на рассвете.

— Надо ехать домой, братец.

Орк потёр глаза, пригладил всклокоченный синий хаер.

— Бродягу мы допекли, да? — виновато спросил он.

— Не, не в этом дело. Тебе правда пора вернуться в эту твою настоящую жизнь.

Орк задумчиво сопел, потом провёл по лицу ладонями и потянулся, долго разглядывал первый солнечный луч, павший на некрашеные доски из круглого оконца.

— А ты как же?

— Я справлюсь, — бодро провозгласил Светофор. — Пошли, пожрём, что ли? Я сделал сэндвичи и кофе.

К обеду приехал отец, отвёз их обоих в город. Орк на прощание пожал руку и крепко обнял.

— Держись!

Светофор улыбнулся.

— И ты. Ну, увидимся? Удачи дома.

Орк торопливо кивнул.

И вновь потекли ленивые скучные будни. Светофор пытался, правда. Жил дома, выполнял работу на совесть и почти не ругался с предками. Даже Элли звонил пару раз, чтобы узнать, как дела. Вот только стал прикладываться к бутылке по вечерам. Чёрная всепоглощающая тоска не растаяла. Душным облаком следовала по пятам, дожидаясь момента, чтобы поглотить целиком. Даже яркие краски середины осени не могли её разогнать.

Вот исполнилось ему девятнадцать: тихо-мирно прошёл день рождения в кругу друзей. После отправились путешествовать по Германии с Медведем, Бродягой и Сказкой. Взяли машину в аренду и катались по разным городам: от Гамбурга до Дрездена. Побывали на фестивале молодых рок-групп в Потсдаме. Попробовали местное пиво, погуляли по ночной Александерплац* в Берлине, увидели памятник «Бременским музыкантам в Бремене» и много чего ещё интересного. И даже на Хэллоуинскую тусу в готик-баре попали в Лейпциге. Хорошо отпуск прошёл, весело. Хоть они с Бродягой и умудрились пару раз крепко повздорить, но всё же впечатления остались светлые.

В ноябре работы навалилось много. Светофор успел уже и привыкнуть, войти в русло. Лондон окутали холодные ветра, смели все листья, оставив лишь голую мерзлую землю. То и дело поливали дожди, застывая осколками луж по утру. Угораздило его простудиться и валяться дома, в постели, целую неделю, слушая причитания мамки. Башка разламывалась на части, горло драло и мир тонул в противном липком тумане.

Однажды вечером, когда за окном заунывно пел ледяной ветер «предзимья», а в тёплой комнате празднично мигали гирлянды, мамка включила настольную лампу и устроилась с вязанием. Любила она это дело. Им, малым, вязала носки и шарфы. Папка свитера удостоился на какое-то давнее Рождество.

Мамка поправила круглые очки, придающие ей сходство с совой из какого-то обучающего мультика, и улыбнулась, заметив, что он проснулся. Отложила вязание и легко коснулась ладонью его лба.

— Как себя чувствуешь?

Светофор закашлялся и мотнул головой.

— Не очень.

Мамка поджала губы, пригладила его растрёпанные волосы и упорхнула на кухню. Слышно было, как звякает всякими пузырьками из аптечки. И правда, через пару минут вернулась с таблетками и сиропом от кашля. Светофор не стал возникать: безропотно всё проглотил.

— Что ты делаешь? — кивнул на клубки и спицы, оставленные на столе.

— Вяжу костюмчик для внука или внучки. Кто у вас будет, так и не знаешь?

Светофор покачал головой.

— Не беда, я свяжу жёлтый — подойдёт и мальчику, и девочке, — воодушевлённо ответила мамка. Кажется, она с новой ролью быстрее свыклась, чем он. — Имена ещё не выбирали? — вновь вернувшись к вязанию, с любопытством взглянула из-под очков.

— Нет. Мам, давай не сейчас.

— А когда же? Малыш скоро родится, а вы…

Светофор сел на кровати и спустил ноги на пол. Он ведь сказал Элли, что купит кроватку, но та опять пронзила его своим холодным насмешливым взглядом. «Ой, не больно-то и нужна твоя помощь, сами справимся», — бросила при последней встрече. Светофор приезжал недели две назад, навещал её. Хотел лишь узнать, что нужно для ребёнка, но, похоже, Элли и вовсе не желала, чтобы он принимал хоть какое-то участие. Рассказывать об этом матери? Ну, его к чёрту!

А мамка снова толкала возмущённо-обеспокоенные речи, да он всё пропустил мимо ушей, оборвал её на полуслове. Растерянную, вмиг погрустневшую и опустившую плечи. Даже спицы отложила, словно обманул её или обидел чем-то снова. И стало её жаль.

— Мама, всё в порядке. Мне не плевать. Я буду заботиться о ребёнке.

Светофор улыбнулся и поднялся с кровати. Опустившись на колени перед креслом, обнял её, вдохнул знакомый с детства аромат цветочных духов.

— Прости меня, ладно? Я уж не такая неблагодарная свинья, как вы все думаете.

— Рик… — мать мягко провела ладонь по его щеке, коснулась отросших тёмных прядей и поцеловала в лоб. — Никто так не думает.

Светофор поднял глаза, взглянул на неё снизу вверх, как в детстве. Было ведь у них и хорошее, а не только нотации и вечное недовольство. Мать водила их с братом в театры, в музеи — просвещала культурно. Читала сказки, учила валлийскому языку и много рассказывала о традициях и легендах Уэльса. Когда в четыре года он поступил в подготовительный класс, мать, забирая из школы, всегда покупала сладости или маленькие игрушки. Медовые леденцы, суфле в шоколаде или очередного солдатика для коллекции. Много было хорошего, правда.

* * *

Семнадцатого ноября после концерта The Exploited шумной толпой завалились к Орку. Дядька его разрешил, пил пиво вместе с ними на кухне и слушал с большим воодушевлением, как они делятся впечатлениями. Хороший мужик, добрый и понимающий.

Вся панк-тусовка была в сборе: Тролль, Сатира и Шут, ну и само собой Светофор и Орк. Веселье затянулось далеко за полночь. Дядька ушёл спать, а они старались вести себя тише. Светофор вытащился на балкон: покурить и охладить разгорячённую голову. Смска пришла, когда он уже собирался возвращаться назад. От Элли.

Сначала он даже не понял, прислонился спиной к кирпичной стенке и провёл ладонью по лбу, перечитал снова. Дочка… У них родилась дочка!

Элли написала рост и вес, и адрес больницы. Значит, разрешала приехать. Да разве он бы стал спрашивать?

В эту ночь Светофор поднял последний тост. Рядом были друзья, которые поздравляли и радовались. В его запутанной, исковерканной жизни случилось настоящее чудо.

Спал он мало, домой заявился на рассвете. Помылся, побрился и даже отыскал чистую одежду. И сразу рванул в больницу. Даже предкам ничего не сказал. После. Купил цветы для Элли, не потому что так надо, а потому что захотел.

Элли встретила заспанная и не слишком счастливая. За цветы поблагодарила, однако тут же нахмурилась и поджала губы.

— Это было ужасно! Честно слово, я тебя ненавижу! — заявила она, поставив цветы в вазу.

Светофор пропустил это мимо ушей.

— Я хочу увидеть дочь.

— Ну подожди, скоро её принесут, — не получив никакой реакции, Элли сразу успокоилась.

Вскоре пришла медсестра и вручила Элли ребёнка. Она была прекрасна, честное слово! Светофор склонился над малышкой и с любопытством разглядывал сморщенное личико, осторожно коснулся крохотного кулачка, и дочка с не меньшим интересом уставилась на него.

— Привет. Я твой папа, — шепотом произнёс Светофор. Боялся её напугать — такую маленькую и хрупкую, будто диковинный цветок или редкую бабочку с прозрачными ломкими крыльями.

Элли передала ему ребёнка и, кажется, глядела с удивлением.

Светофор прогулялся по палате и отошёл с малышкой к окну.

— Хэй, это не самое плохое место, правда, здесь бывает очень здорово. Тебе так много ещё предстоит узнать, что я тебе даже завидую, — он улыбнулся, когда малышка схватила его за палец. — Ты будешь моим солнцем, и я никому не позволю тебя обидеть, — пообещал он, понизив тон.

Элли увлечённо копалась в смартфоне, не обращая больше на них внимания, пока малышка не захныкала.

— Она есть хочет, — отложив телефон в сторону, сухо сообщила Элли.

Светофор нехотя отдал ей ребёнка.

— Мы ведь не выбрали имя, — напомнил он.

Элли поморщилась, приложив малышку к груди.

— Мог бы и отвернуться всё-таки.

Светофор недоуменно моргнул.

— Зачем?

Элли скривила кислую мину.

— У тебя никакого чувства такта. Ладно, — она недовольно дёрнула плечом. — Я выбирала имя для мальчика — Робин. А для девочки ничего не придумала. У тебя есть какие-то варианты?

— Да, — подбирать долго не пришлось.

После той поездки в Германию вспоминалась иногда девочка из готического бара в Лейпциге. Красивая, с густо подведёнными чёрной тушью ясно-голубыми глазами, длинными чёрными волосами и доброй улыбкой. Был у них всего-то один поцелуй — прощальный. И долгий ночной разговор обо всём на свете: о музыке, о жизни и том, что у каждого есть своё место в этом мире, только вот сначала нужно его найти. Не только разговор остался в памяти, но и имя — красивое, милое.

— Гретхен — Гретта, — произнёс Светофор.

Элли удивлённо приподняла брови.

— Немецкое имя? И зачем?

— Мне нравится. Оно славное. Жемчуг.

— Что?

— Означает — «жемчуг», — терпеливо пояснил Светофор.

Элли подумала немного, а потом пожала плечами.

— Ладно, если ты так хочешь, пусть будет Гретхен.

Из больницы он уходил счастливым. Теперь у него появилось своё персональное солнышко, маленькая жемчужина. Гретта.

Примечания:

*Александерплац — центральная площадь в Берлине.