Правила Хэллоуина (гет)

Снейп несся сквозь ночь Кануна во весь опор, как тот самый всадник, чей конь блед. «Нет, мужик, ты не можешь теперь пойти посмотреть, как переодевается та соседка с шикарными титьками», «Да, мадам, вы можете никуда не ходить с "проклятым пожирателишкой, обведшим весь волшебный мир вокруг пальца, но не вас", но как тебе такая альтернатива, старая кошелка: либо с пожирателем на тот свет, либо сама гордо бултыхаться частью вуали на призрачном ветру целую вечность. Знал, что вы примете верное решение, мадам», «Нет, мистер, мы не можем задержаться еще чуток и полюбоваться, как ваша семейка вцепится в глотки друг другу из-за крайне путаного завещания, что вы оставили, но пусть вас греет мысль, что так наверняка и будет».

Вместе с темным тянущим чувством в этот раз в груди была тяжесть оттого, что проклятая старуха умудрилась сбежать и спрятаться, обвести Снейпа — а он считал себя уже вполне опытным Жнецом — вокруг пальца. Он снова чувствовал недовольство «работодателя», пока легкое, но все равно затмевавшее собой привычную боль от огненной нити в груди.

Ну и сам Северус в работе был перфекционистом и полумер не допускал.

Он не столько гнался за ней, сколько тащился на привязи: пронизывающая грудь нить, скрученная из двух бесконечных языков пламени, волокла его следом, каждый раз на долю мгновения опаздывая.

О, старая ведьма недаром посвятила себя изучению законов смерти, она прекрасно разобралась, как облапошить Жнеца, и теперь веселилась, мчась по стране, словно отставший от Дикой Охоты бес.

Из Саутгемптона в Ливерпуль, из Ливерпуля в Кембридж, из Кембриджа в Абердин, из Абердина в Лимерик, по городам, деревням и весям, не разбирая дороги, без плана.

Снейпа уже мутило от аппараций, а теснота в груди заставила размотать шарф, расстегнуть пальто и постоянно тянуть за ворот водолазки, чтобы было легче дышать.

Мафра летела дальше, успевая еще лить в уши яд всем встречным полуночникам, снисходя даже до презренных маглов в своем прощальном поклоне.

«Она тебе изменяет», «Ты никогда не станешь лучше нее», «Твои коллеги тебя подсиживают», «Они смеются над тобой за твоей спиной» — простые, а оттого самые эффективные злые слова. Чертова ведьма видела живых насквозь и достаточно хорошо разбиралась в психологии, чтобы находить за считаные секунды вроде и общие, но глубоко цепляющие фразы.

Сложно не придать значения призрачному шепотку невидимки во тьме, если говорит он именно о твоих сокровенных страхах. Северус понимал, что Стиратели памяти даже всем отделом не выловят каждого, услышавшего сегодня бестелесный глас.

Видимо, города покрупнее покойница выбирала нарочно, чтобы успеть посадить семена недоверия и обид у как можно большего количества людей. Старая грымза.

Кому успевал — стирал несколько секунд памяти, забирая мгновение сомнения в собственном здравом рассудке, затягивая порезы от ранящих слов, погружая в благословенное неведение.

Но она убегала, а он догонял, и некогда было выступать целителем душ, даже если защищать живых от мертвых — его обязанность. То самое меньшее и большее зло, о котором так любят рассуждать фантасты и о котором так часто философствовал Альбус.

Снейп преследовал, а скорее просто следовал, как на поводке из огня, за Лидией Мафра через всю Британию с Ирландией. Через всю ночь Хэллоуина до мутных рубежей, когда Канун уступает место Дню Всех Святых. Через боль, после самого темного предрассветного часа ставшую невыносимой. Если наивная Грейнджер думала, что в Хогвартсе ему было плохо, то что бы она сказала о текущем состоянии. Как же недоставало ее прикосновения.

Пытаясь дышать часто и глубоко, потому что воздуха не хватало и его уже дважды стошнило после очередных скачков аппарации, Северус огляделся, пытаясь понять, куда завела его покойница.

Поле в волокнах тумана. Стриженая трава. Цепочка деревьев на горизонте. Сероватая предрассветная мгла.

Северус повернулся.

Грязно-белое в предутреннем свете кольцо стены, увенчанное покатой шапкой зеленой травы. Словно гигантский приземистый пирог, похожий на те, что любит печь Гермиона. Бру-на-Бойн. Ньюгрейндж. И черная фигурка, терпеливо замершая у вырезанного из белой ленты стены участка.

Видимо, старуха Мафра долго выбирала, откуда шагнет в вечность. С неохотой Снейп признал, что Ньюгрейндж — хороший вариант. Место силы, место древнего культа мертвых, курган фей. Столько историй наслоились на этот холм, делая его не выше, но крепче.

Что ж, к финишу он пришел вторым. Северус глубоко вдохнул влажный, пахнущий травой и чуть щиплющий прохладой нос воздух Эриу, пощупал бесполезную сейчас палочку, посмотрел на часы — меньше получаса до рассвета, — помассировал грудь, пытаясь хоть каплю унять тягучую боль, и пошел. За разделявшие их сто пятьдесят шагов он успел поднять и сомкнуть щиты окклюменции так плотно, как смыкал их в ту ночь, больше девяти лет назад, когда шел выполнять свое обещание, шел навстречу обретшему вновь тело Волдеморту. Какая-то часть его личности, спрятанная за слоями защиты, чувствовала, оценивала, иронизировала. Снаружи же остался живущий миссией андроид.

Обычно он не скрывался за щитами в ночь своей «работы», потому что частью его обязанностей было проявлять человечность. Жнец милосерден, как бы кто ни считал.

«Еще бы секундантов да нервно ждущего в стороне доктора с телегой, — отстраненно заметил он из-за барьера, — и была бы один в один картина дуэли. Уединенное место, на заре, неразрешимые противоречия». Будь Снейп менее измотан и зол, он бы даже подыграл: сорвал клевер, сунул в рот стебелек и сочинил какой-то остроумный комментарий. Но сейчас ему хотелось просто выполнить свою работу правильно, потому что он перфекционист, потому что держит слово и, самое главное, потому что никакие знания о магии и силах, что повелевают миром, не дают права вредить невинным.

Покойница стояла возле лежащего у входа в курган валуна, покрытого спиральными узорами, оглаживая узловатыми артритными пальцами линии. Когда Северус приблизился, она выпрямилась и повернулась к нему.

Снейпу за свою жизнь довелось посмотреть в глаза немалому количеству сумасшедших, живых и мертвых. Но глядя в старчески-выцветшие голубые глаза Лидии Мафра, он понял, что имел в виду Пратчетт, когда писал о человеке безумном настолько, что уже приблизился к здравомыслию с другой стороны.

Тридцать лет в Азкабане превратили ее в карикатурное изображение злой ведьмы: беззубая, согбенная, облаченная в тряпки, на фоне которых хламиды дементоров — кутюрные наряды. Но взгляд… Воля, ум, ненависть, что горели в нем. Тюрьма разрушила Мафра физически, но морально не сломила. Вот вам и вся пенитенциарная система Волшебной Британии в двух словах.

— А вы настырны, юноша. — Голос у нее надтреснутый, по-старушечьи чуть визгливый, но такому произношению обзавидовались бы все лингвистические снобы разом. Покойница стояла в горделивой, надменной позе, что при ее небольшом росте и внешности должно было придавать ей вид скорее нелепый, но выглядела она откровенно жуткой. — Не могу сказать, что впечатлена вашим упрямством. Вас не учили не навязывать свое общество даме?

Отказываясь поддаваться на столь явный призыв к грубому ответу, Северус спокойно и ровно, насколько позволяло сбитое поскакушками через всю страну и болью в сердце дыхание, произнес:

— Тебе пора, Лидия Мафра, рассвет настает.

— И занудны, — добавила бабка, цыкнув живописно торчащим из-под верхней губы зубом. — Слышала, что ты остер на язык, но звучишь как записной министерский бумагомарака. Мрачный клерк, — мерзко хохотнула она.

Снейпа ее пристрелочные оскорбления не цепляли, хотелось просто закончить эту ночь. Год на восстановление нервов казался не таким уж и долгим сроком.

— Идем, — процедил он. — Время не ждет.

— Время, может, и не ждет, но идти я никуда не намерена. — Северус чудом не заскрежетал зубами. — Я нахожу всю эту идею посмертия возмутительно вульгарной, — продолжила старуха. — Так что провожать меня необходимости нет. — Она пожала плечами. — Вот рассветет, и я стану частью вуали.

Строго говоря, в обязанности Снейпа не входило определять, каково будет… дальнейшее путешествие тех, кого он провожал. Метафорически выражаясь, у него в руках коса, не весы. Но старуха уперлась рогом, и ему было нужно выжать из нее формальное согласие идти с ним — таковы уж несколько бестолковые правила.

И желание у нее было странное. Никто не хотел оставаться вечность частью вуали. Призрачно-тонкой, туманной и искажающей грань между «сейчас» и «поздно». Стать ее кусочком всегда считалось наказанием: как расшалившимся детишкам грозили, что Анку заберет их с собой, так непослушных покойников Снейп — да и наверняка его предшественники тоже — пугал перспективой присоединиться к завесе. Мафра, однако, понимала и другое — если вплетать в защитный барьер слишком много душ, утратятся гибкость и призрачность, а стены между жизнью и смертью быть не может. Станет слишком твердой вуаль — и не найдет никто дороги дальше, не начнет никакого нового чудесного путешествия. Даже бесприютных скитаний не будет, только вечность в толстенной ткани между небытием и бытием. Вот в том числе ради сохранности границы и носился Северус в ночи Кануна по стране.

Снейп прислушался к себе, к резонансу огненной нити, прошившей сердце, улавливая и отделяя ту часть, что смотрела сегодня его глазами и видела, как создаются из песчинок и рассыпаются в прах миры. Часть, что просуществует ровно столько, сколько просуществует Вселенная.

Вот она, вуаль, колышется на призрачном ветру, шуршат во тьме шепотки, и нет ничего, что изменит распорядок.

Кем будет Лидия Мафра, отказавшись идти дальше? Даже не безымянной тенью, не отпечатком личности, едва слышным голосом в бескрайней холодной тьме. Вечным заключенным тюрьмы, из которой не сбежать. Пожалуй, невелика разница с Азкабаном. Осознание пронзило Северуса: старуха все-таки сломалась и умудрилась обрести покой в стенах места, где обретают что угодно, но не его. Снейп читал о том, как люди, просидевшие в тюрьме слишком долго, стремились опять нарушить закон и вернуться к знакомым порядкам. Но это новый уровень: умереть и отказываться от посмертия, чтобы продолжать пребывать в тюрьме. Не такой уж и плохой финальный вердикт. Хотя Снейп бы предпочел засадить старую каргу в ледяные воды Коцита по самую маковку, но он и так брал на себя слишком много.

С другой стороны, язык так и чесался прокомментировать ее прощальный бенефис. Северус был ужасно зол за то, сколько волнений причинила эта старая тварь множеству людей. Перед его внутренним взором так и стояло обеспокоенное лицо Гермионы, крылья ее чепца, объятые зеленым пламенем. Минерва и Поппи, обе с красными от недосыпа глазами и резче обозначившимися морщинами, — он их такими не видел с того, военного года. Несчастный одинокий ребенок Мэри Смит, в которой Снейп замечал слишком пугающее сходство с нищим оборвышем со Слизерина — он тоже очень хотел, чтобы его заметили. Нелепая, но безобидная Эмма Джайлс, всю жизнь вынужденная прятаться просто потому, что бабка не одобрила выбор ее матери.

Он подался вперед, упираясь взглядом в безумные выцветшие глаза Лидии. Та храбро встретила его взгляд, но от внимания Северуса не укрылась крохотная дрожь, которую она до конца не смогла подавить.

Правильно, старая сука. Бойся меня. Бойся.

— Кем ты себя возомнила? — Не было в его голосе праведного гнева оскорбленного ничтожным смертным могучего божества, не было грохота камней, насыпающих погребальный курган. Как тихо, с едва различимым свистом рассекает воздух и ниточку жизни невероятно острое лезвие косы, так и голос Северуса в предрассветном мареве скользнул, разрезая броню самоуверенности покойницы.

— Я понимаю стремление поквитаться напоследок, свести счеты. — Снейп одарил ее быстрой улыбкой, и бабка поежилась более заметно. — Но втравливать невинных в свои жалкие прижизненные обиды. Втравливать меня… Решила, что познала все законы бытия? Миром правит невидимое, — с удовольствием процитировал он. — Ограниченному разуму и не понять.

Резким броском он сцапал тонкую шею покойницы. Та инстинктивно вцепилась в его руку, попыталась освободиться, но безуспешно.

— Ты славно позабавилась, — не будь Северус так сильно на взводе, сам бы испугался звучания своего голоса. — Заставила меня гоняться, словно пса за своим хвостом. Но ты забыла одно правило. Я все равно догоню. Потому что я — Конец, и я же — Начало.

Лидия Мафра перестала бороться и с перекошенным от гнева лицом смотрела на него. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут нечто за спиной Снейпа привлекло ее внимание, глаза старухи распахнулись широко, а челюсть отвисла, показывая печальное зрелище трех уцелевших зубов.

Ему не нужно было оглядываться, чтобы понять: вставало солнце.

— Я знаю, почему ты не хочешь идти дальше, — продолжил Северус. — Но ты в своей самоуверенности считаешь, что вуаль станет для тебя убежищем. Не станет. Именно потому я тебя и отправлю туда. И да, — пустил парфянскую стрелу он, — все дети в порядке, даже та, которую ты обманула. А твоя внучка, — выделил он интонацией, заставляя покойницу скривиться от озвучивания их родства, — останется преподавать. Месть не задалась.

Когда первые лучи лизнули зеленую маковку кулича-кургана, Мафра попыталась прошипеть Снейпу проклятие, пожелать ему заживо гнить.

— Уже, — не впечатлился он. Почти двадцать лет гнил в Чистилище, пытаясь заслужить искупление.

С рассветом последняя Темная ведьма Британии растаяла, как волокна тумана, устилавшие поле, вплелась призрачными нитями в границу. Туда ей и дорога.

Северус брезгливо, как кот лапой, потряс ладонью, которой держал старуху. Из всех его Канунных спутников хорошенько вымыть руки хотелось только после нее.

Боль в груди засыпа́ла, но в этот раз не мирным довольным сном, а все ерзала, устраивалась поудобнее и топорщила огненные колючки, отдавая под лопатку и в руку. Но глубоко внутри Снейп знал, что в итоге поступил верно и его «партнер» по сделке доволен.

Солнце яркой полосой касалось дверного проема древнего могильника, но до того грандиозного момента, когда годовую тьму Ньюгрейнджа пронзит благостный луч, позволит зародиться жизни из небытия, оставалось еще почти два месяца.

Спохватившись, Снейп торопливо накинул на себя чары. Хэллоуин закончился, а вместе с ним и его отвод глаз. Негоже привлекать к себе внимание в месте, где постоянно толкутся люди. По серой каменной дорожке он зашагал от входа вдоль кургана.

Один из народов, что почитал это место, звал Канун «ночью без времени», и сейчас Северусу казалось, что он и правда настоящую вечность потратил на погоню и еще одну вечность простоял тут, у древних камней.

Он никогда не любил места силы, брезговал: слишком много прошлого, отголосков эмоций и верований. Поэтому, убедившись, что поблизости никого нет, Снейп дезаппарировал туда, где, он надеялся, его ждали.

_________________________________

Не будь Гермиона так измотана и напугана, она бы ему всыпала. Даже слова ей не дал вставить, встал, отряхнулся и унесся в ночь.

Ее тронуло, что Северус нашел в себе силы сказать «спасибо», но это же и напугало одновременно. Гермиона никогда не отличалась сбывающимися предчувствиями или сильной интуицией, но сейчас ей во всем мерещились плохие приметы. Не то чтобы она в них верила, разумеется.

И если вдуматься, ну чем бы Гермиона ему помогла на сей раз? Она бессильна против тени Лидии Мафра в Канун, это дело только для Северуса. Но как же ужасно было это понимать!

Она просто знала, что должна пойти следом за ним, обязана. И огромной удачей было то, что Гарри, отправляясь в Хогвартс, прихватил отцовскую карту.

Мальчишки не стали ничего у нее спрашивать, даже как-то особо не удивились, что она собралась идти следом за Снейпом. Поттер просто протянул ей карту, спросил, не нужна ли мантия-невидимка, и пожелал удачи.

Вообще, последнее время друзья как-то к нему оттаяли. Гарри, когда узнал, что Снейп решил вернуться к преподаванию, наградил Гермиону странным долгим взглядом, но не сказал ничего. А Рон завел привычку спрашивать, как ее отношения с соседом. Гермиона старалась отвечать лаконично, но иногда влюбленная дура внутри нее, обуреваемая желанием говорить о предмете симпатии, брала верх, и девушка буквально прикусывала язык, пытаясь не сорваться в получасовой монолог о том, что Северус сказал и сделал.

Потоптавшись на месте, Грейнджер вздохнула и поплелась в больничное крыло.

В кабинете мадам Помфри на наколдованных табуретках расположились Гарри и Рон, тихонько варившие на спиртовке какао.

— Не хотели будить эльфов, — пожал плечами Гарри в ответ на невысказанный вопрос Гермионы. — А где… Снейп?

— Мафра сбежала из замка, погнался за ней, — вздохнула девушка. — Провела его каким-то образом. — Перед глазами все стояла жуткая картина: распростертый на полу Северус, скорчившийся в пароксизме боли. И никаких отклонений на диагностике. Просто почти при смерти, но в целом здоров.

Мальчишки переглянулись, и Рон подал голос:

— Ну, Снейп все-таки знает, что делает, не волнуйся. Он, конечно, тот еще фрукт, но живучий.

Грейнджер вяло кивнула. Говорить не хотелось. Гарри и Рон не настаивали.

Даже немного неожиданно, что друзья воздержались от комментариев, как-то отстраненно думала Гермиона. Наверное, действительно повзрослели.

Тишина тянулась как нуга, и привкус от нее оставался такой же, сладкий до тошноты.

Промаявшись минут сорок, Гермиона встала:

— Я пойду пройдусь, — неубедительно соврала она, выуживая из шкафа теплую мантию.

Гарри, разумеется, не купился.

— Ты что, будешь этого Чайльд-Гарольда ждать? Он же до утра может застрять.

— Гарри, сколько раз я тебя просила перестать придумывать клички окружающим?

— Да я вообще никому не придумываю кличек!

— Да, а кто Грюма все время инспектором Гаджетом за спиной называл?

Рон, над хорошей шуткой готовый смеяться, даже если слышал ее сотни раз, тихонько хрюкнул.

— Но ведь правда похож! — не смутился Поттер. — И я со всем уважением, это как кодовое имя или позывной. Важная вещь для конспирации, а она в нашей работе необходима.

Гермиона только вздохнула, подавляя улыбку. Гарри, и так за словом в карман не лезший, за прошедшие годы это умение отточил. Она почти хотела посмотреть спарринг Снейп — Поттер. Почти.

Уже не скрываясь, девушка полезла в шкаф за аптечкой первой помощи. Лучше быть во всеоружии.

— Гермиона, — попробовал зайти с другой стороны Рон, — ты ведь понимаешь, что торчать в ночь Хэллоуина на улице — не лучшая идея, особенно учитывая, что мы только что столкнулись с темной сущностью?

Гермиона упрямо наматывала шарф. Мальчишки переглянулись.

— В школу покойница Мафра, может, и не вернется, но для спокойствия я предлагаю взять с собой тыкву, — сдался Гарри, снимая со спинки стула свою мантию.

Рон тоже принялся одеваться.

— Если хочешь, можем даже репу прихватить, — добавил он и тут же пригнулся, потому что подруга метнула в него снятый с головы чепец.

Когда они уже спускались по одной из бесчисленных школьных лестниц, Гермиона не выдержала:

— Что, даже никаких комментариев вроде «Это же Снейп, одумайся!»?

— Мы, знаешь ли, несколько спрогрессировали за прошедшие годы и переросли эмоциональный диапазон чайной ложки, — укоризненно заметил Рон.

— Думаю, сейчас мы где-то на уровне половника, — согласился Гарри. — И ты же все равно не одумаешься, — вполголоса добавил он.

Гермиона поразмыслила и задала второй беспокоящий ее вопрос:

— А вам ничего не будет за то, что фактически не стали преследовать подозреваемого?

— Высокого же ты мнения о нашем профессионализме, — фыркнул Гарри.

Грейнджер покраснела и открыла рот, чтобы извиниться, но друг опередил:

— Я шучу. Не волнуйся, мы со Снейпом перекинулись парой слов. Мы там правда бессильны, это его епархия, а по Министерским стандартам мы это спишем как «привлечение стороннего специалиста для консультации и устранения». Просто не будем вдаваться в специфику, что за темную сущность уничтожили и как.

— Угу. Снейп, конечно, все еще гад, — заметил Рон. — Но если выплывет наружу его особенность… В лучшем случае сдадут этим фанатикам в Отдел Тайн на опыты. А мы такого не всякому врагу пожелаем.

По шотландским меркам ночь выдалась довольно теплая, с согревающими чарами и термосом какао было даже комфортно. Троица устроилась сразу за воротами, на приличного вида садовой скамейке, трансфигурированной Гермионой из сломанной ветром ветки. То, как сильно эти несколько дней измотали девушку, можно было понять по отсутствию у скамейки спинки и легкой шероховатости сиденья, но мальчишки деликатно об этом умолчали.

Звезды, тут гораздо более близкие и гораздо более холодные, чем в Хелстоне, блистали во всем великолепии. Друзья некоторое время развлекались, загадывая желания на падающие звезды. Гермиона увидела три и все три раза повторила про себя: «Чтобы он благополучно вернулся». И все три раза добавила украдкой: «ко мне». Вплести это в основное желание она почему-то страшилась.

В голову лезли какие-то дурацкие ассоциации с прекрасными дамами и рыцарями прошлого. Ждать его годами из похода, не зная, вернется ли… Ой, что за вздор, она не Беренгария, да и он, слава богам, не Ричард Львиное Сердце. Это, должно быть, виноваты замок за спиной да недосып.

Но она сегодня ужасно испугалась за него. Сильнее, чем тогда, в хижине, когда лила ему в руины горла зелья и умоляла выжить. Тогда он был чужаком, которого они неверно судили, а сейчас он был свой. Ее. И она его никому не хотела отдавать.

Спустя часа полтора, когда какао кончилось, а ночь — нет, и ее промозглая сырость начала просачиваться под теплую одежду и согревающие чары, парни предприняли еще одну попытку заманить ее в школу.

Только Гермиона положила Рону на плечо голову, просто чтобы расслабить уставшую шею, как тот тихонечко заметил:

— Ты третьи сутки на ногах, тебе бы выспаться.

— Мадам Помфри обещала мне отсыпной завтра, наверстаю, — отозвалась Гермиона, борясь с желанием закрыть глаза. Моргнешь сейчас, а выморгнешь уже у себя в комнате в школе ближе к полудню, так что она потерпит.

Друг только вздохнул да постарался укрыть ее полой своей мантии. Они притиснулись поплотнее, словно собираясь поместиться под мантию-невидимку втроем, и затихли.

Из короткого то ли сна, то ли забытья Гермиону выдернуло уханье совы, возвращавшейся с ночной охоты в замок.

Рон, чудом не получивший от подруги лбом в челюсть, старательно подавил зевок. Гарри не стал пытаться выиграть безнадежное сражение и громко, с подвыванием, зевнул. Тыква, стоявшая поодаль, теплилась золотистым свечением.

Все трое, не сговариваясь, встали со скамейки и попытались размять затекшие тела. Гермионе казалось, что каждая неровность сидения отпечаталась на ней так хорошо, что след не сойдет и через неделю.

— Знаете, что меня в этой истории больше всего удивило? — хрипловатым со сна голосом заговорил Гарри. — Что никакие ученики не пытались разобраться самостоятельно, не крутились под ногами и не раскрыли дело раньше, выставив всех нас дураками.

— Ага, — поддакнул Рон. — Вот в наше время… Мельчает молодежь, мельчает. — Он картинно покачал головой.

Гермиона захихикала.

— Ничего-ничего, вот пойдет в школу новое поколение Уизли, возьмешь свои слова назад.

У Билла и Флер подрастали две девчонки, у Перси с Пенелопой в конце лета родился сын, а Джордж и Мэйв ждали первенца к началу будущего года. Мадам Помфри не скрывала, что надеется сбежать на пенсию до того, как эта орда рыжих потомков появится в Хогвартсе.

Гарри мечтательно вздохнул. Рон с Гермионой понимающе переглянулись.

Гермиона как-то вдруг этой осенью поняла, что в своем долгом путешествии в профессию отстала в жизни. Многие ее одноклассники уже обзавелись Грейнджеровскими потенциальными пациентами, то есть отпрысками. Гарри и Джинни все чаще стали заговаривать о свадьбе, а Джинни — многозначительно повторять, что карьера в квиддиче редко долгая. Рон с полгода назад познакомился с хаффлпаффкой на пару лет младше, девушкой кукольной красоты и впечатляющего ума, и смотрела она на бравого аврора так, словно он достал с неба луну и за это его нужно накормить пастушьим пирогом и родить ему детей.

Гермиона твердо знала чуть ли не с младшей школы, что хочет построить карьеру. И желание это не изменилось ни на йоту. Однако сейчас она пришла к выводу, что хочет не только карьеру, что было бы очень славно иметь то, что есть у ее родителей, — понимающего партнера, который поддерживает, который любит без условий и заслуг.

И еще она поняла, что планы планами, страхи страхами, но иногда стоит вспомнить, что ты неспроста гриффиндорец, и решиться. Иначе она так и будет намекать, ждать, а время будет идти, а случайности — случаться.

Поэтому она обязательно все ему скажет. Только сначала надо дождаться. Гермиона превратила шарф в подушечку и снова уселась на скамейку. Мальчишки потоптались рядом и тоже сели.

Она потеряла счет времени, упрямо вглядываясь в медленно сереющую тьму за воротами. Когда начало светать по-настоящему и в курятнике Хагрида заорал петух, Гермиона разбудила Рона и Гарри, подпиравших друг друга и тихо сопевших, и отправила их в замок. Ночь Хэллоуина миновала, а с ней и ее опасности.

Друзья для острастки поупирались, но ей удалось их убедить.

Гарри напоследок посоветовал с серьезной миной:

— Если вдруг появится Всадник-Без-Головы, швыряй в него тыквой.

— Да, хотя бы отомстишь за бедного Ника, его ведь в тот Клуб охотников так и не приняли.

Гермиона только глаза закатила.

И они удалились, напевая песенку о Всаднике-Без-Головы, который очень в ней нуждается.

_________________________________

Школьные ворота распахнулись, стоило Снейпу справиться с головокружением от очередной аппарации.

Его правда ждали. От осознания этого почему-то перехватило дыхание.

— Северус, — кинулась к нему Гермиона, на мгновение замерла, будто в нерешительности, но потом храбро принялась его ощупывать, словно проверяла, не ранен ли он. — Где болит? Сейчас я диагностику… Потерпи…

— Гермиона, — он осторожно перехватил холодную ладошку, уже собравшуюся оттянуть ему нижнее веко: Грейнджер в режиме поиска болячек была неудержима. — Со мной все хорошо, я цел.

Она чуть отстранилась, оглядывая его с подозрением на бледной мордашке, и Снейпу очень захотелось пальцем разгладить морщинку меж ее бровей. Видимо, проверку он все же прошел, потому что в следующий миг девушка бесцеремонно обхватила его талию, прижимаясь щекой к груди, и с громким «фух» как-то даже обмякла.

Северус постоял дурак дураком с полуприподнятыми руками, радуясь, что их не видят посторонние, но потом живительное тепло девушки прогнало последние отголоски тянущей боли в груди, и он решился, мягко опуская ладони на ее плечи.

— Старуха Мафра не пошла со мной, — неожиданно для себя то ли покаялся, то ли пожаловался он.

Хватка Гермионы вокруг его талии стала крепче.

— Не волнуйся, — неловко успокоил ее Снейп. — Ее здесь нет, с рассветом она превратилась в часть вуали, той, что закрывает Арку в Отделе Тайн. Таков удел всех, кто не хочет идти дальше.

Она поежилась.

— А тебе ничего не будет за это? — Гермиона отлепила голову от его груди и устремила на Северуса полные беспокойства карие глазища. Прядка волос выбилась из низкого пучка и пересекла лицо, девушка сердито ее сдула.

— Нет, — задумчиво ответил он. — Я честно выполнял свою работу, и пусть это был ее выбор изначально, в итоге я так решил, потому что Мафра заслужила кару, а мне пришлось взять на себя роль Судии для нее. Она хотела отомстить и остаться между. В целом, план можно считать наполовину удавшимся, — скривился он. — Но я напоследок порадовал старую ведьму, рассказал, что ее план не нанес серьезного вреда по итогу и что Джайлс еще больше преисполнилась решимости преподавать.

— Бедные дети, — вздохнула Гермиона.

— Бедные профессора! — поправил ее Снейп.

С минуту они просто смотрели друг на друга, не разрывая объятий, молча. Северус радовался, что с рассветом его глазами больше не смотрит потусторонняя сущность и этот момент принадлежит только ему и Гермионе.

— Знаешь, — девушка вдруг отвела глаза и порозовела. — Я очень испугалась за тебя.

Северус нахмурился.

— Я знал, что делал.

— Да, но в предыдущие разы все было мирно, а сегодня тебе было так больно, и эта поганая старуха, — Гермиона засопела, кусая губу.

— Я не хрустальный, мисс Грейнджер, — поддразнил он.

— Просто я хочу сказать, — девушка снова подняла на него взгляд, взволнованный и пронзительный, — ты… не только друг. Ты — нечто большее. И уже давно, — она покраснела, но глаз не отводила.

Северусу показалось, что в мире умерли все звуки. Он стоял, словно в коконе ваты, пялился на все сильнее наливавшуюся нервным румянцем молодую женщину в его руках и пытался заставить свой разум осознать, что только что услышал.

Теперь настал его черед пугаться за себя и за сумасшедшую, отчаянную, невероятную девицу, которая только что все ужасно усложнила.

Сглотнув, потому что в горле вдруг пересохло, он медленно-медленно передвинул руку с ее плеча к розовой от смущения и холода щеке, почти дотронувшись, но испугавшись в последний момент того, как одно маленькое прикосновение все изменит. Грейнджер и тут показала себя славной дочерью факультета Годрика Гриффиндора и храбро прижалась к его ладони. «Совсем озябла, глупышка», — подумал он, осторожно поглаживая ее кожу. Наверняка стояла тут часы напролет, потому согревающие чары и утратили эффект. Надо было что-то сказать, она ведь ждет. Ходить за вуаль было не так страшно, как говорить ей правду.

— Ты для меня тоже нечто большее, Гермиона.

Она улыбнулась, чуть нервно и радостно.