Тёмная магия с ароматом Polianthes tuberosa (гет)

В прошлый раз Франческа придумала стройное и логичное объяснение, почему ей нужна помощь в поиске акромантулов. В этот — даже не стала напрягаться. Только бросила посреди схватки: «Не сомневалась, что вам понравится».

Равнинный тролль — тварь поопаснее горного. Он крупнее, злее. А главное, нельзя было бить в уязвимые места — в глаза и в виски, — ведь Франческа хотела получить мозг неповреждённым.

Наконец, тролль рухнул замертво.

Франческа вытащила из кармана мантии уменьшенный чарами золотой котёл, вернула ему нормальный размер и двумя взмахами палочки извлекла мозг из черепной коробки. Очень бережно перенесла его в котёл. Спросила:

— Что скажете, Северус, жалко вам зверушку?

Он подумал, что такая постановка вопроса попросту нелепа. Схватка была грязной, иначе и не скажешь. Но жалеть тролля Северус не собирался. Вслух ответил:

— Я убивал раньше.

— Троллей?

— И троллей тоже.

Франческа извлекла из того же кармана флакончик с прозрачной жидкостью и вылила её в котёл к мозгу. Раздалось негромкое шипение, и ценный ингредиент оказался погружён в какое-то желе. Северус такого не видел.

— Стандартный консервант не подойдёт, — пояснила Франческа. — А так есть шансы...

— Не расскажете, зачем вам сдался свежий мозг тролля?

— Эксперимент.

Не расскажет. Вместо этого она вручила ему котёл с мозгами и спросила, улыбнувшись:

— Поможете мне донести эту гадость до дома? С меня ужин.

Северусу не хватило силы воли, чтобы отказаться. Он послушно обхватил котёл одной рукой. Под вторую его взяла Франческа, и они неторопливо двинулись обратно к границе магического мира. Вдруг Франческа обернулась, взмахнула рукой — и то, что оставалось от тролля, вспыхнуло жарким пламенем. Мгновение — и огонь погас, оставив после себя только кучку пепла.

Воняло палёным, но этот запах не вызывал брезгливости.

Они миновали барьер. Франческа произнесла:

— По правде сказать, я устала от посторонних. Как вы смотрите на то, чтобы поужинать у меня дома? Нет, не в Италии, никаких международных перемещений после такого вечера! У меня небольшая квартирка в Лондоне. И вы заодно расскажете мне, что там придумали с лентой.

Проблема Северуса заключалась в том, что он совершенно не мог сказать «нет» Франческе. Кому угодно мог, а ей не получалось. Поэтому он просто кивнул и покрепче прижал к себе котёл — ещё не хватало расплескать эту дрянь по время аппарации.

«Небольшая квартирка» состояла из шести комнат и располагалась на пятом этаже викторианского дома где-то в районе Белгравии. Высоченные потолки, роскошные ковры, деревянная мебель с шёлковой обивкой, картины на стенах. И, конечно, цветы. В высоких напольных вазах стояли Paeonia с большими бледно-розовыми головками. Их оттеняли тёмно-зелёные листья Polypodiopsida.

Квартира была защищена великолепно. Северус не сумел сходу разобрать комплекс чар, но чувствовал кожей, что незваному гостю обеспечены страшные мучения.

Едва войдя в просторный холл, Франческа щёлкнула пальцами. Появился домовик в чистой белой наволочке, рассыпался в приветствиях на итальянском и и потянул руки к котлу. Северус с удовольствием избавился от своей ноши.

Домовик исчез, а Франческа предложила:

— Располагайтесь, Северус. В гостиной уже ждут закуски. Если желаете освежиться, позовите Тики. Он не говорит по-английски, но всё отлично понимает. Я буду через несколько минут.

Северус обошёлся без помощи домовика — просто кинул на мантию очищающие чары. И не притронулся к закускам, сервированным на маленьком круглом столике возле окна.

Его захлёстывало волнами сомнения и даже страха.

После ожесточённой борьбы с троллем пульс всё ещё бился быстрее обычного, кончики пальцев покалывало. И в то же время он с трудом осознавал, что находится сейчас в доме Франчески.

Причём не в толпе гостей, а один.

Франческа вернулась слишком быстро. Всё, что он успел сделать, это укрепить окклюментный щит и затолкать под него всё лишнее.

А потом стало ясно, что щит надо было дополнительно укреплять.

Северус просто стоял и смотрел на неё, одетую в струящуюся шёлковую бордовую мантию, на блики в распущенных чёрных волосах, на лёгкую насмешливую полуулыбку — и забывал, как дышать.

Отвёл взгляд. Поджал губы.

И вдруг почувствовал резкую колющую боль в левой руке.

Сумел не выдать себя. Но отчётливо ощутил, как зашевелилась тёмная метка.

И все прошлые размышления, планы, сомнения показались такими пустяковыми. Такими... ненужными.

Альбус говорил исключительно загадками, предпочитал не делиться информацией даже с самыми доверенными людьми. Но даже его намёков хватало, чтобы не сомневаться: Тёмный лорд однажды вернётся. Он уже предпринимал такие попытки, и придёт день, когда его старания увенчаются успехом. Были намёки, были важные признаки. Какие? Северусу никто не говорил.

Но это и не имело особого значения. Потому что впервые за тринадцать лет проклятое клеймо подало признаки жизни.

Это ещё не был призыв. Но метка просыпалась. И Северусу не требовалось смотреть на неё, чтобы с уверенностью сказать — контуры потемнели.

— Северус, — произнесла Франческа мягким низким голосом, — не стойте столбом. Садитесь.

Ему захотелось сбежать.

Какая разница, что он чувствует к Франческе, если Тёмный лорд однажды вернётся?!

А с другой стороны: какая разница, что он делает в последние дни, недели, месяцы свободы? Тёмный лорд вернётся — и прочее потеряет смысл. Но прямо сейчас его ещё не было. Он оставался в небытие.

В отличие от него, Северуса. Он стоял посреди гостиной, ощущал приглушённые цветочные ароматы, смотрел на женщину, от красоты которой захватывал дух, и пока ещё принадлежал только самому себе.

Если Тёмный лорд вернётся завтра...

Этот вечер он всё равно не сможет забрать.

— Вам очень... — начал Северус, едва не сбился, но закончил мысль даже без паузы: — Идёт.

Франческа улыбнулась шире и поблагодарила.

Они всё-таки сели за стол, Франческа щёлкнула пальцами, и тут же на двух небольших пустых тарелках появились салаты. В центре уже стояло блюдо с сырами (опять плесневыми), рядом — деревянная доска с нарезанным толстыми ломтями хлебом. Появились винные бокалы, и стало очевидно — отговориться не выйдет.

Вино было маслянистым, того же цвета, что и мантия Франчески.

— Прежде чем пить... Понюхайте. Попробуйте различить аромат, — негромко предложила Франческа.

Северус подчинился.

Вино пахло... вином.

— Знаете, я не люблю магглов. Все эти толпы, эта шумная техника... — Она поморщилась. — Но две вещи они делают безупречно. Они создают произведения искусства и вина, равных которым не придумал ещё ни один волшебник.

Северус думал не о вине. А о том, что, не считая Пожирателей Смерти, только Франческа позволяла себе так откровенно пренебрежительно говорить о магглах. Собственно, она вообще позволяла себе столько свободы, что становилось не по себе.

Откинувшись на высокую мягкую спинку стула, она держала бокал за тонкую ломкую ножку, и на матовую белую кожу ложились розоватые отсветы.

— Вот в чём секрет, Северус... если бежать по картинной галерее, ничего не увидишь. Полотна смешаются между собой, впечатления померкнут, в голове останется мешанина сюжетов и цветовых пятен. А если вы приходите, чтобы увидеть одну картину, если позволяете себе погрузиться в неё целиком, прожить и прочувствовать, вы запомните её навсегда. С винами точно так же. Сейчас вы сделаете глоток, и вам покажется, что ничего интересного в нём нет. Вино как вино. Но если вы дадите себе время прочувствовать, вы заметите, как раскрывается вкус и аромат.

Она говорила спокойно и даже как будто устало, но её голос гипнотизировал. Наверное, Северус мог бы сопротивляться. Просто не хотел.

Вино слегка горчило только в начале. А потом вкус как будто изменился. Аромат тоже. Северус теперь различал целую палитру запахов, от сладко-фруктовых до терпких, острых.

Сыр жёгся на языке.

Это как применять тёмную магию. Первый раз кажется — отвратительно. Даёшь себе зарок никогда не повторять, держаться подальше. Отмываешь руки под холодной водой, скребёшь всё тело жёсткой мочалкой и долго-долго полощешь рот, чтобы избавиться от мерзкого кислого привкуса.

А потом повторяешь. Снова и снова. И то, что раньше казалось противным, вдруг приобретает особую привлекательность.

Метку дёргало, словно там образовался нарыв. Игнорируя эту боль, Северус достал палочку и наколдовал невидимую шёлковую ленту. Он решил задачку. Разгадал. Но не ожидал, что его чары столкнуться с точно такими же.

Странное чувство. Оно отдавалось ломотой в затылке и покалыванием на языке. Ленты переплетались.

Любое колдовство требует практики. У Франчески была заметная фора. И всё же Северус не собирался легко сдаваться. Концентрируясь на заклинании, он настойчиво преодолевал сопротивление чужих чар.

Может, он и проиграет в итоге. Но, уж точно, не сдастся без борьбы.

И вдруг Франческа отпустила своё заклинание. Оно растворилось, и Северус снова, как тогда вечером, отчётливо почувствовал биение чужого пульса.

Повинуясь воле Северуса, лента поползла вверх.

Никакого сопротивления.

Чары оплетали руку Франчески, а она сидела в расслабленной позе и даже не думала защищаться.

Локоть. Округлое плечо. Ощущения отдавались в пальцы. Он как будто на самом деле чувствовал тепло её кожи.

У него были все возможности отплатить Франческе её же монетой. Только... оказалось, что ему недостаёт смелости. Под цепким внимательным взглядом он не в силах был двигаться дальше.

— Вы действительно разобрались с чарами, mio caro, — заметила Франческа, закидывая ногу на ногу. Лента на руке ей как будто совершенно не мешала. — Теперь осталось научиться их применять.

— Это заклинание... — проговорил Северус, и собственный голос показался чужим, незнакомым, — никогда не предназначалось для противостояния врагам.

— Нет. Кое-кто из моих предков применял его, чтобы воспитывать наложниц. А потом более продвинутые и современные члены семьи нашли ему... скажем так, новое применение.

Странное сочетание: боль в метке, винно-цветочные ароматы повсюду, ровное сердцебиение, передающееся в руку по древку палочки. И Франческа — безусловная хозяйка положения.

Северус осознавал, как мало на самом деле знает о ней. Она угадала его прошлое с пугающей точностью, а потом вытянула и подробный рассказ. А про себя говорила обтекаемо. Не напускала тумана, просто умалчивала.

Может, это не так уж важно.

Может, Тёмный лорд вернётся завтра.

Это тоже неважно. Здесь, в моменте, Северус отставил бокал на стол, укрепил окклюметный щит и позволил ленте продолжить движение. Она ползла с гибкостью ядовитой змеи. Обернулась вокруг длинной шеи, проползла по спине и отправилась в путь по второй руке.

А потом Северус отложил палочку на стол. Не убрал в карман мантии, как обычно. По сути — бросил на видном месте.

Чары рассыпались.

Северус поднялся — одновременно с Франческой. Но сделать первый шаг навстречу не сумел. Она первой успел сократить расстояние между ними.

Вероятно, её духи всё же обладали гипнотическим свойством. Потому что ничем иным нельзя было объяснить эту лёгкость в голове. Оказалось, что окклюменция не нужна, если не о чем думать. Никаких мыслей, никаких воспоминаний, никакого прошлого — сплошное настоящее, в котором губы Франчески по вкусу как вино.

Подняв руку, она коснулась его виска.

Северус содрогнулся.

Похоже, рано он решил забыть об окклюменции. Животная страшная сила настойчиво вторгалась в его разум, а влажный язык тем временем прошёлся по сонной артерии.

Действительно, кто сказал, что невозможно сочетать физическое наслаждение и магическую схватку?

* * *

Возможно, весь последний месяц факультеты теряли меньше баллов, чем обычно. Возможно, однажды Северус сказал Минерве: «Доброе утро». Возможно, количество студентов, получивших своё эссе по зельеварению без унизительных комментариев, существенно возросло.

Северус не хотел признавать этого — но был честен сам с собой.

Не так уж интересно ловить школьников на мелких проступках. Особенно если после окончания ночного дежурства можно бросить в камин горсть летучего пороха и переместиться в Лондон.

Франческа была непредсказуема. Иногда они виделись чуть ли не каждый день, иногда она пропадала на неделю. Всех объяснений — коротенькая записка, в которой говорилось, что она занята исследованиями.

При встрече она могла порывисто поцеловать его или встретить каким-нибудь неожиданным заклинанием. Или пригласить поужинать. Или бросить через плечо: «Развлеки себя пока сам, дорогой, я должна закончить письмо».

Она работала в просторном светлом кабинете. Писала быстро, но без суетливости. Иногда хмурила брови, иногда прикусывала нижнюю губу. Северус в такие моменты прятался за книгами и пытался не гадать, что именно сейчас занимает Франческу.

Впрочем, закончив письмо, она обычно становилась нежной. Садилась к Северусу на колени и принималась лёгкими, едва ощутимыми поцелуями покрывать его лицо.

У неё в спальне стояла огромная кровать, всегда застеленная шёлковым бельём. Хлопок, по её мнению, был слишком грубым. Она любила валяться в постели, потягиваться. Северус окончательно утвердился во мнении, что этой опасной грацией она похожа на пантеру. Как-то не удержался и сказал об этом вслух.

Франческа рассмеялась, взяла палочку и произнесла:

— Экспекто патронум!

И посреди спальни возник здоровенный ягуар.

Когда он исчез, Франческа заинтересовалась формой Патронуса Северуса.

Он...

Струсил.

Отговорился каким-то нелепым предлогом и не стал устраивать демонстраций. Лань, которая столько лет дарила ему утешение, вдруг показалась неуместной, неподходящей.

Франческа не стала давить, вместо этого рассказала, как в 1896 году в Франции Патронус едва не признали тёмной магией — по той причине, что он создавался исключительно силой эмоций. И, формально, наносил вред тому, против кого применялся.

— Полезный урок, дорогой. Неважно, насколько ты хорош, найдутся те, кто сочтёт тебя злодеем.

Однажды Северус спросил, сколько ей лет. Получил в ответ болезненное кусачее заклятие и громкий смех.

В другой раз попытался задать вопрос о её странных отношениях с семьёй Медичи.

— Мы не будем обсуждать эту тему, Северус, — сухо сказала Франческа и ещё час оставалась отстранённо-холодной.

Это был дисбаланс, к которому оказалось непросто привыкнуть. Северус обычно гордился своей осведомлённостью и проницательностью. В любой ситуации он знал больше других.

С Франческой это не работало. Но удивляло даже не отсутствие информации, а то, насколько легко он смирился с подобным положением дел. Единственное, что предпринял — это покопался в подшивках газет. Но нашёл там только несколько объявлений о помолвке и заметку о гибели старшего Забини.

Несмотря на это, Северус осознавал, что... пожалуй... если всё же отважиться и посмотреть правде в глаза... ещё никогда в жизни он не был так счастлив.

Было всего два момента, которые отравляли это счастье.

Во-первых, каждый раз, прощаясь с Франческой, Северус думал: это может быть последняя встреча. Пожалуй, эта мысль была и болезненной, и спасительной. В груди начинала пульсировать сосущая пустота, когда он представлял, что Франческа пропадёт из его жизни. Но, поддерживая в себе это ожидание неминуемого разрыва, он во всяком случае укреплял свою броню. Он знал, что сможет это вынести.

А во-вторых, тёмная метка продолжала жить своей жизнью. Постепенно контуры делались чётче, а неприятное покалывание зачастую сменялось невыносимым жжением.

Альбус вызвал его к себе в начале декабря, но никаких внятных объяснений не дал. Только: «Что ж, это было неизбежно».

Уродливое клеймо раздражало, отвлекало и пугало. Северус по утрам проводил пятнадцать минут за занятиями окклюменцией, чтобы затолкать боль подальше.

Альбус ничего пока не предпринимал — а больше ни с кем эту проблему Северус обсуждать не собирался.

Почему-то он наивно думал, что Франческа не обращает на метку никакого внимания. Именно поэтому он совершенно не ожидал услышать задумчивое:

— И всё же, откуда этот твой Морт достал эту форму рабского тавро?

Они оба полулежали в большой медной ванне.

Вообще, Северус предпочитал быстрый душ. Можно даже холодный — у него в жизни было не так много возможностей привыкнуть к горячей воде. А то и вовсе обходился чарами.

Сидеть в горячей пенной воде казалось глупым.

Но отказать Франческе было не так-то просто. А потом выяснилось, что в этом странном и нелогичном занятии есть своё особое удовольствие.

День в школе был насыщенным. Присутствие вейлы добавляло проблем всему педагогическому составу. Да и других причин для головной боли хватало. Подготовка к Святочному балу, встреча приглашённых экспертов, рыскающий по школе Крауч, параноидальные приступы Грюма...

В общем, ничего удивительного, что в горячей воде Северуса разморило. Он не засыпал, но погрузился в приятное оцепенение.

Вопрос Франчески вырвал его из полудрёмы.

— Что?

Она перехватила его левую руку и задумчиво обвела пальцем змею, выползающую изо рта черепа.

— Понимаешь, дорогой, сама по себе практика клеймить рабов и скот практически универсальна. Подобные заклятия изобретались независимо друг от друга в каждой мощной древней цивилизации, от Египта до Древнего Рима. Такие чары были в ходу у майя, у разных династий Китая, в Японии, в скандинавских странах, у славян и у татар... Выбор гигантский. Некоторые заклятия восстановлены и подробно описаны, о других мы имеем весьма расплывчатые сведения. И мне интересно, из каких источников твоя пародия на Тёмного лорда черпала вдохновение.

Северус сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого кома в горле.

— Мы всегда думали, что это его личная разработка. И... оно никогда не было рабским тавро. Это был знак принадлежности к группе избранных.

— Называть можно как угодно. Факт остаётся фактом.

Северус сказал, неожиданно даже для самого себя:

— Оно... темнеет с каждым днём. Это значит, что он набирает силы.

— Я понимаю, дорогой, — вздохнув, сказала Франческа и вдруг поцеловала его в запястье, ниже метки.

Кожу в этом месте закололо.

— Я понимаю, и мы ещё подумаем, что с этим делать.

— Ничего. Когда он вернётся...

— Когда он вернётся, — строго произнесла Франческа, выпуская его руку, — мы с этим разберёмся.

Мерлин, кто бы знал, как странно звучало это «мы»!

— Игорь недавно написал мне, — продолжила она, — спрашивал, нет ли у меня идей, как избавиться от этой, кхм, ошибки молодости.

— Игорь? Каркаров?

— Да.

— Я не знал, что вы переписываетесь

Франческа рассмеялась.

— Не вздумай ревновать, дорогой! Конечно, мы переписываемся, он ежегодно сдаёт мне одного-двух своих выпускников. Увы, мне пока нечем его порадовать.

— Это невозможно, — негромко сказал Северус, отводя взгляд, — просто невозможно. Это пожизненный приговор. Когда Тёмный лорд вернётся... мы все будем вынуждены склониться перед ним. Или умереть.

Вместо ответа Франческа приподнялась и, расплёскивая по полу воду, дотянулась до его губ.