Узы крови (джен)

Утро в башне Гриффиндора родилось серым и промозглым. Тусклый свет с трудом пробивался сквозь высокий витраж их комнаты, и трещина, появившаяся ночью, казалась темным шрамом на стекле, зловещим напоминанием о вторжении тьмы. Гарри проснулся первым, рывком вынырнув из сна, который не принес отдыха. Тело ныло так, словно его всю ночь били тупым предметом, а голова гудела отголосками вчерашнего кошмара и ледяного присутствия проклятия. Он осторожно сел на кровати, потирая грудь, где вчера ночью разливалась холодная пустота, и бросил взгляд на Джайну.

Она еще спала, свернувшись под тяжелым одеялом, ее лицо было бледнее обычного, почти прозрачным в утреннем свете, а под глазами залегли темные тени. Белоснежные волосы спутались на подушке, несколько прядей прилипли к щеке. Она дышала ровно, но неспокойно, время от времени хмурясь во сне. Их Узы Крови пульсировали между ними — уже не теплом или раздражением, а чем-то тяжелым, вязким, тянущим, словно невидимые гири, привязанные к их душам.

Он осторожно встал, стараясь не издать ни звука, но едва его ноги коснулись холодного каменного пола и он сделал шаг к окну, чтобы взглянуть на утренний Хогвартс, как проклятье тут же напомнило о себе. Два метра — невидимая граница их тюрьмы — были нарушены. Но на этот раз это была не просто острая вспышка боли, как раньше. Это было нечто иное. Глубокая, сосущая, изматывающая боль медленно растеклась от сердца по всему телу, к самым кончикам пальцев, заставляя его пошатнуться и схватиться за подоконник. Дыхание стало тяжелым, затрудненным, будто воздух в комнате внезапно стал разреженным, непригодным для жизни. Силы утекали из него, как вода сквозь пальцы. Это было не просто предупреждение. Это было медленное удушение.

Джайна резко села на кровати, ее глаза распахнулись, в них плескался остаточный ужас ночного кошмара. Она схватилась за грудь, ее дыхание тоже стало прерывистым. Их взгляды встретились через комнату, и Узы отозвались эхом — общая боль, общая слабость, и новое, зловещее ощущение уязвимости. Она с трудом выдохнула, ее голос был хриплым, напряженным:

— Что… что это было, Поттер? Ты опять решил проверить границы нашей клетки? Неужели вчерашнего урока тебе не хватило?

Гарри покачал головой, медленно возвращаясь к кровати. Боль постепенно утихала по мере сокращения расстояния, но изматывающая тяжесть осталась, осев в костях свинцовой усталостью.

— Нет. Это… это не расстояние. Ты тоже это почувствовала, да? Будто… оно тянет из нас саму жизнь. Медленно.

Она нахмурилась, ее пальцы инстинктивно сжали палочку из белого дуба, лежавшую на тумбочке рядом с кроватью. Она встала, игнорируя заметную дрожь в ногах, и подошла к окну. Ее синие глаза внимательно изучали трещину на витраже, которая в утреннем свете казалась глубже, темнее, словно рана на теле самого замка.

— Это проклятие, — сказала она тихо, ее голос стал жестким, как сталь. — Оно изменилось. Прошлой ночью… то, что приходило… оно не просто злилось на нас. Оно что-то сделало. Оно адаптировалось. Оно нашло новый способ мучить нас. Не через острую боль, а через… истощение.

Гарри мрачно кивнул, его горло сжалось от беспокойства и дурного предчувствия.

— Я тоже это заметил. Как будто оно… оно живое. И оно злится. Оно не хочет, чтобы мы… находили утешение друг в друге? Чтобы мы смеялись?

Джайна резко выпрямилась, ее юное лицо стало по-взрослому суровым. Она решительно повертела палочку в руке, и из ее кончика сорвалась одинокая льдинка, сверкнув в утреннем свете.

— Тогда я разберусь с ним. Я не позволю какой-то темной магии высасывать из нас жизнь по капле. У нас в Азероте я ломала проклятия и похуже. Это всего лишь… сложная магическая конструкция. А я — архимаг. Я найду способ.

Гарри шагнул к ней, их разделял теперь лишь шаг. Его голос был настойчивым, полным беспокойства за нее, за них обоих.

— Джайна, послушай! Это не просто магия твоего мира! Оно чуть не прикончило нас вчера ночью! Мы должны рассказать Дамблдору! Или МакГонагалл! Они должны знать!

Она резко повернулась к нему, ее синие глаза сверкнули ледяным огнем упрямства и гордости.

— Нет! Я не побегу жаловаться вашим учителям, как испуганный первокурсник, у которого взорвался котел! Я сама разберусь! Если это проклятие хочет играть со мной в игры на истощение — я сыграю. Я выдержу. Мы справимся сами. Я не покажу им свою слабость!

Он стиснул зубы, чувствуя ее яростное упрямство, ее страх показаться слабой через их связь. Он знал этот тип гордости — гордость воина, лидера, не привыкшего просить о помощи. Он знал, что спорить сейчас бесполезно, это только разозлит ее и заставит замкнуться еще больше. Но он также чувствовал эту новую угрозу — это медленное, выматывающее истощение, которое тянулось за каждой вспышкой боли, — и понимал, что это не шутка. Это проклятие будет высасывать их силы медленно, но неотвратимо, пока не доведет их до полного изнеможения, до края, за которым — безумие или смерть. И он не был уверен, что ее магия, какой бы мощной она ни была в ее мире, сможет остановить эту тихую, ползучую смерть.

— Ладно, — сказал он наконец, его голос стал тише, он сделал шаг назад, давая ей пространство, но оставаясь в пределах Уз. — Ладно, попробуем сами. Но… если станет хуже… если ты почувствуешь, что не справляешься… мы идем к Дамблдору. Обещай мне. Я не хочу, чтобы ты… чтобы мы оба однажды просто свалились без сил где-нибудь в коридоре.

Джайна фыркнула, но ее усмешка была слабой, вымученной.

— Не свалимся, якорь. Мы не такие хрупкие. А если ты свалишься — я тебя потащу. Ты же мой якорь, в конце концов. Должен держаться на плаву.

Они начали молча собираться, натягивая школьные мантии поверх формы. Но давящая тяжесть никуда не ушла. Проклятие оставило свой след — невидимый, но ощутимый, как яд, медленно растекающийся по венам, забирающий силы, высасывающий радость. Это был первый шаг к чему-то новому, к угрозе, которую они пока не могли ясно осознать, но которая уже начала свою разрушительную работу, обещая вести их к погибели, если они не найдут выход. Вместе, с друзьями или в одиночку — время неумолимо шло, и оно было не на их стороне.

Почти Безголовый Ник, как всегда бесшумно, вылетел из стены, его прозрачные глаза внимательно оглядели их обоих, задержались на трещине в витраже.

— Вижу, ночь была неспокойной? — заметил он своим дребезжащим голосом. — Выглядите так, будто сражались с полтергейстом. Это проделки старой башни? Или что-то иное потревожило ваш сон?

Джайна резко взмахнула палочкой в его сторону, и Ник испуганно отпрянул. Ее тон был резким и раздраженным.

— Не твое призрачное дело, Ник! Следи лучше за своими цепями и не лезь не в свое дело!

Гарри хмыкнул, но его взгляд тоже задержался на темной трещине в витраже. Утро началось, но ледяная тень прошлой ночи и предчувствие будущих бед остались с ними.

* * *

Гарри и Джайна спустились в Большой Зал на завтрак, их шаги были тяжелее обычного, а плечи поникли под невидимым грузом усталости. Холодное серое утро лилось сквозь высокие окна, освещая длинные столы, за которыми уже сидели и шумели студенты. Их Узы Крови тянули их друг к другу, заставляя держаться близко, и эта вынужденная близость теперь ощущалась не только неловко, но и… удушающе. Гарри чувствовал не только свое истощение, но и ее — волнами накатывающую слабость, раздражение, борьбу с невидимым врагом.

Они вошли в зал, и гул голосов на мгновение стих — несколько пар глаз обратились к ним. Их связь, их вынужденная близость уже стали предметом сплетен и любопытных взглядов. Гарри старался не обращать внимания, но чувствовал, как щеки начинают гореть. Джайна же держалась с ледяным достоинством, высоко подняв подбородок, но Гарри ощущал ее внутреннее напряжение. Они направились к гриффиндорскому столу, стараясь двигаться синхронно, чтобы избежать болезненных уколов проклятия.

Рон, уже уплетавший за обе щеки гору сосисок и яичницы, поднял на них взгляд и нахмурился, перестав жевать.

— Эй, вы чего такие… бледные? Как привидения. Ночь в вашей супер-комнате не задалась? Опять кошмары?

Гарри с шумом плюхнулся на скамью рядом с ним. Джайна села с другой стороны, чуть ближе, чем требовалось приличиями, но достаточно далеко, чтобы не касаться его. Легкий укол боли напомнил о границах их клетки. Он устало пожал плечами, наливая себе тыквенный сок.

— Не выспались. Комната и правда странная. Сквозняки.

Гермиона, сидевшая напротив с раскрытым учебником по Нумерологии, оторвала взгляд от страниц и внимательно посмотрела на них своими умными карими глазами. Ее брови обеспокоенно сдвинулись.

— Вы оба выглядите совершенно измотанными. Хуже, чем вчера. Это точно не из-за Турнира или вчерашнего урока Грюма? Что-то еще случилось ночью?

Джайна взяла тост, но даже не притронулась к нему. Ее голос был сухим, лишенным эмоций.

— Просто плохо спали, Грейнджер. Не все любят просыпаться от каждого шороха в старом замке. Особенно когда потолок над тобой изображает звездное небо. Сбивает с толку.

Фред и Джордж, сидевшие чуть дальше по столу и явно подслушивавшие их разговор, переглянулись с хитрыми ухмылками. Фред громко сказал, привлекая внимание окружающих:

— О-о-о! Похоже, у нашей новенькой и нашего героя Гарри была… беспокойная ночка? В их общей комнате? Что же там такое происходило, а?

Джордж подхватил, подмигивая:

— Надеюсь, вы хотя бы не заморозили друг друга до смерти, Праудмур. А то Гарри такой хрупкий, он бы точно не вынес твоего ледяного темперамента.

Гарри почувствовал, как их Узы дернулись от вспышки гнева Джайны. Он легонько ткнул ее локтем под столом, стараясь разрядить обстановку. Его голос прозвучал чуть веселее, чем он себя чувствовал:

— Она пыталась, Фред, но я слишком героический и упрямый. Пришлось ей смириться.

Джайна фыркнула, но ее усмешка была слабой, вымученной. Гарри заметил, как ее рука, державшая тост, едва заметно дрожала. Проклятие действительно вытягивало из них силы, медленно, но верно, и он чувствовал это — не просто усталость, а какое-то глубинное истощение, что оседало в самых костях, делая каждое движение усилием. Рон, поглощенный своим завтраком, похоже, ничего не замечал, но Гермиона продолжала внимательно смотреть на них, ее взгляд становился все острее, проницательнее.

— Если что-то не так, ребята, пожалуйста, скажите, — тихо, но настойчиво сказала она, наклоняясь к ним через стол. — Вы оба выглядите очень плохо. Бледные, уставшие… Это ненормально.

Гарри кивнул, но промолчал, бросив быстрый взгляд на Джайну. Она поджала губы, ее взгляд стал жестким — явный знак, что она не собирается ничего рассказывать. Ее гордость, ее нежелание казаться слабой или зависимой не позволяли ей признаться даже друзьям. И он, связанный с ней не только проклятием, но и зарождающимся пониманием, уважал это решение, хотя беспокойство за нее грызло его изнутри.

В этот момент в Большой Зал вошел Малфой в сопровождении своих неизменных телохранителей, Крэбба и Гойла. Он направлялся к столу Слизерина, но, проходя мимо гриффиндорского стола, его светлые, холодные глаза пробежались по ученикам и остановились на Гарри и Джайне, сидящих неестественно близко друг к другу. Его губы растянулись в ядовитой, злорадной ухмылке. Он намеренно замедлил шаг и бросил достаточно громко, чтобы услышали все вокруг:

— Ну что, Поттер? Все еще не можешь оторваться от своей новой тени? Или это ледяная принцесса Праудмур так боится остаться одна, что не может отойти от тебя ни на шаг? Вы прямо как сиамские близнецы, пришитые друг к другу! Жалкое зрелище!

Крэбб и Гойл тупо заржали. Несколько слизеринцев повернулись, ухмыляясь и перешептываясь. Гарри почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо от гнева и унижения. Он сжал кулак под столом, готовый вскочить и врезать Малфою. Но Джайна отреагировала быстрее. Она медленно подняла голову, и ее голос прозвучал холодно, как звон льда, перекрывая шум зала:

— Лучше быть близнецом с ним, Малфой, чем таскаться повсюду с двумя безмозглыми троллями в качестве свиты, как это делаешь ты. А теперь иди дальше, пока мое хорошее настроение окончательно не испарилось. И постарайся не споткнуться о собственные ноги по дороге.

Малфой на мгновение осекся, его ухмылка дрогнула. Он явно не ожидал такого спокойного и язвительного отпора. Но быстро оправился.

— О, какая грозная! Снежная королева защищает своего Поттера? Но я прав — вы повсюду вместе, как приклеенные. Что, Поттер, так боишься остаться один, что без нее шагу ступить не можешь? Или это она тебя на коротком поводке держит, а, Праудмур?

Гарри почувствовал, как их Узы болезненно дернулись от злости, хлынувшей от Джайны. Но прежде чем она успела ответить чем-то более резким (или замораживающим), Гарри вскочил на ноги.

— Заткнись, Малфой! — прорычал он, чувствуя, как дрожат кулаки. — Тебе бы самому кто-нибудь поводок надел, чтобы ты не лаял на всех подряд! Убирайся!

Малфой презрительно фыркнул, но, увидев гнев на лице Гарри и ледяную ярость во взгляде Джайны, решил не искушать судьбу дальше. Он бросил на них последний злобный взгляд и проследовал к своему столу, бросив через плечо:

— Посмотрим, как вы запоете, когда начнется Турнир!

Его слова повисли в воздухе. Гарри сел обратно, тяжело дыша. Он заметил, как несколько гриффиндорцев — включая Ли Джордана и даже Кэти Белл — бросили на них любопытные, сочувствующие взгляды. Рон проглотил кусок сосиски и мрачно буркнул:

— Ненавижу этого хорька. Но… он прав в одном — вы действительно всегда рядом. Это… странно выглядит.

Джайна легонько ткнула Гарри локтем, ее тон был резким, но тихим.

— Пусть треплется. Пусть смотрят. Это не их дело. Мы справимся.

Гарри кивнул, но его взгляд упал на ее руку — она сжимала вилку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Проклятие не просто связывало их — оно делало их уязвимыми, выставляло их странную зависимость на всеобщее обозрение. И Малфой, сам того не зная, бил по самому больному месту. Гермиона закрыла книгу, ее голос был тихим, но настойчивым:

— Гарри, Джайна, если это… если вам тяжело… вы должны сказать профессору Дамблдору. Это ненормально, что вы так быстро устаете.

Джайна резко покачала головой, ее синие глаза сверкнули упрямством.

— Мы разберемся сами, Гермиона. Не лезь. Это наше дело.

Завтрак продолжался под гул голосов, но тень утреннего инцидента и ночного кошмара осталась с ними. Гарри знал — проклятие усиливало свою хватку, и Малфой, пусть и случайно, заметил первые признаки их истощения. Это было только начало. И впереди их ждал урок с Грозным Глазом Грюмом.

* * *

Гарри, Джайна, Рон и Гермиона заняли свои привычные места в классе Защиты от Темных Искусств. Их парты стояли в середине ряда. Усталость от проклятия давила на Гарри тяжелым грузом, веки слипались, а каждое движение требовало усилия. Он бросил взгляд на Джайну — она сидела прямо, как всегда, но ее бледность была заметна даже в тусклом свете класса, а пальцы нервно теребили край мантии. Она явно тоже чувствовала это медленное, выматывающее истощение. Их Узы Крови тихо пульсировали между ними, как тупая зубная боль. Рон и Гермиона сели рядом, а позади них расположились Невилл, все еще выглядевший подавленным после вчерашнего урока, и Дин с Симусом, которые о чем-то оживленно шептались. Парвати и Лаванда за соседней партой бросали на Джайну любопытные взгляды, перешептываясь и хихикая.

Дверь класса с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился Аластор Грюм. Его деревянная нога тяжело стучала по каменному полу, создавая зловещий ритм. Его магический глаз бешено вращался в глазнице, сканируя каждого ученика с параноидальной подозрительностью. Шрамы на его лице казались еще более уродливыми при дневном свете. Длинный темный плащ волочился за ним, как погребальный саван. Он швырнул стопку каких-то свитков на стол и прорычал своим грубым голосом:

— Уберите свои учебники! Сегодня они вам не понадобятся! Они бесполезны против настоящей темной магии!

Гермиона с явным сожалением убрала свой учебник, а Гарри почувствовал, как их связь с Джайной напряглась — ее настороженность, смешанная с профессиональным интересом воина, хлынула к нему. Грюм вытащил список класса, его нормальный глаз быстро пробежался по именам, а магический снова остановился на Джайне, вращаясь с тихим жужжанием, словно механическое насекомое.

— Праудмур! — рявкнул он. — Гостья из другой страны. Дамблдор сказал, ты маг льда. И воевала. Это правда?

Джайна выпрямилась на стуле, ее синие глаза холодно встретились с его безумным взглядом.

— Правда, профессор. Я умею обращать врагов в ледяные статуи и вызывать снежные бури там, где их быть не должно. А вы, похоже, слишком долго смотрели в бездну, и она начала смотреть в ответ.

Грюм издал короткий, лающий хохот, его шрамы дернулись, придавая лицу еще более гротескное выражение.

— Точно, девчонка! В самую точку! Бездна смотрит! И никогда нельзя расслабляться! Постоянная бдительность! — Он с силой ударил кулаком по столу. Симус Финниган испуганно подпрыгнул, уронив чернильницу, которая разбилась с громким звоном.

Гарри уловил быструю мысль Джайны, острую, как льдинка: «Он сломлен. Как многие ветераны у нас после Третьей Войны. Война оставляет шрамы не только на лице, но и в душе. Он видит врагов повсюду». Ее собственное воспоминание мелькнуло в его сознании — суровый седобородый воин в тяжелых доспехах, подозрительно оглядывающийся по сторонам в мирном городе. Но тут же этот образ сменился другим — ледяные, пустые глаза Артаса перед тем, как он окончательно поддался тьме. Она резко встряхнула головой, отгоняя видение, и ее лицо снова стало непроницаемым.

Грюм повернулся к доске, его голос стал резким, деловым.

— Вы — четвертый курс. Достаточно взрослые, чтобы знать правду. Я здесь не для того, чтобы учить вас детским контрзаклятиям из этих бесполезных книжек! Они не спасут вас, когда на вас нападет настоящий темный маг! Я был аврором! Я ловил таких тварей, от одного вида которых вы бы намочили штаны! И я знаю их главное оружие — Непростительные заклятия! Назови их, Грейнджер!

Гермиона, слегка удивленная, но собранная, подняла руку.

— Заклятие Империус, профессор. Заклятие Круциатус. И убивающее заклятие Авада Кедавра.

— Верно, Грейнджер! Пять очков Гриффиндору! — прорычал Грюм, его магический глаз одобрительно закрутился. — Три заклятия, за одно лишь применение которых к человеку вы гарантированно отправитесь в Азкабан до конца своих дней! Министерство считает, что вам слишком рано о них знать. Что вас нужно оберегать от этой грязи! Я считаю иначе! Я считаю, что вы должны знать, с чем можете столкнуться! Вы должны быть готовы! Вы должны видеть, на что способны ваши враги!

Он полез в свой ящик стола и достал стеклянную банку, в которой копошились три больших черных паука. Класс затих в напряженном ожидании. Невилл Лонгботтом сглотнул, его круглое лицо стало еще бледнее. Дин Томас, наоборот, подался вперед, его глаза блестели от смеси страха и любопытства. Грюм осторожно вынул одного из пауков, держа его за длинную лапку, и направил на него палочку.

— Заклятие Империус. Дает полный, абсолютный контроль над волей жертвы. Половина Пожирателей Смерти после падения Темного Лорда твердили, что действовали под Империусом. Лжецы! Но заклятие реально. Смотрите! Империо!

Паук на его ладони замер, а затем начал вытворять невероятные вещи — он замаршировал по столу, сделал сальто, отбил чечетку, перебирая всеми восемью лапками. Лаванда Браун и Парвати Патил захихикали. Симус ухмыльнулся и шепнул Дину:

— Вот бы так Малфоя заставить попрыгать!

Гарри почувствовал знакомый холодок от воспоминаний о Квиррелле. Джайна рядом с ним напряглась, ее рука под партой непроизвольно сжала его ладонь. Ее мысль пронзила его сознание, холодная и резкая: «Магия контроля разума. У нас такое используют демоны и слуги Старых Богов. Омерзительно. Безвольные куклы на ниточках». Он увидел короткое, жуткое воспоминание — целый отряд эльфов с пустыми, остекленевшими глазами, марширующих строем прямо в пропасть по приказу невидимого кукловода. Ее пальцы дрогнули, но она не отпустила его руку, словно ища опоры в его присутствии.

Грюм стряхнул паука обратно в банку, его голос стал суровее.

— Выглядит забавно? А если бы он приказал вам убить вашего друга? Или выдать ваших родителей? Или прыгнуть с Астрономической башни? Я сам был под Империусом однажды — это было ужасно. Боролся изо всех сил, но едва не сломался. Нужно иметь невероятную силу воли, чтобы ему сопротивляться.

Он достал второго паука. Его магический глаз метнулся к Невиллу, который съежился на стуле, словно пытаясь слиться с партой.

— Теперь… заклятие Круциатус. Пыточное заклятие. Чтобы оно сработало как следует, нужно по-настоящему желать причинить боль. Получать от этого удовольствие. Смотреть надо прямо в глаза жертве… Круцио!

Паук на столе мгновенно скрючился, его лапки задергались в страшных конвульсиях. Он не мог кричать, но все в классе словно услышали его беззвучный вопль агонии. Невилл вцепился в край парты так, что костяшки пальцев побелели. Его дыхание стало частым, прерывистым, глаза расширились от ужаса, словно он видел перед собой не паука, а что-то гораздо более страшное. Гарри почувствовал волну его паники и боли, отраженную через Узы от Джайны. Ее мысль была острой, как игла: «Что с ним?! Это его боль? Его воспоминания? Как мои, когда я вижу…» Гарри мысленно кивнул, не зная подробностей, но чувствуя глубину травмы Невилла. Джайна ответила новым видением — крики людей, горящих заживо в Тераморе, ее собственное бессилие, ее магия, не способная остановить смерть…

— Прекратите! — вдруг вскочила Гермиона, ее голос дрожал от гнева и сострадания. — Вы не видите?! Ему же больно! Прекратите!

Грюм резко убрал палочку. Паук затих, подергиваясь. Профессор посмотрел на Невилла долгим, странным взглядом, в котором смешались жалость и какое-то мрачное понимание. Его голос смягчился, потеряв обычную грубость.

— Лонгботтом, верно? Да… твои родители… Фрэнк и Алиса… Я их хорошо знал. Отличные были авроры. Смелые, преданные. Слишком хорошие для этого мира. Попались Беллатрисе Лестрейндж и ее дружкам… Довели их до безумия этим самым заклятием… — Он покачал головой. — Подойди ко мне после урока, Лонгботтом. Я дам тебе одну книгу… по травологии. Говорят, ты в этом силен.

Невилл судорожно кивнул, его губы дрожали, он не мог вымолвить ни слова. Дин ободряюще положил руку ему на плечо.

— Держись, Нев. Все нормально.

Парвати отвернулась к окну, ее глаза блестели от слез. Лаванда тихо всхлипнула. Даже Симус выглядел потрясенным и пробормотал:

— Это… это просто жутко. Зачем он это показывает?

Грюм тем временем достал третьего, последнего паука. Его голос снова стал мрачным, тяжелым.

— И последнее. Самое страшное. Авада Кедавра. Убивающее проклятие. — Он обвел класс тяжелым взглядом. — От него нет защиты. Нет контрзаклятия. Один точный удар — и все кончено. Мгновенная смерть. Только один человек в истории пережил это заклятие… и он сидит прямо здесь, среди вас. — Его нормальный глаз и вращающийся магический глаз одновременно уставились на Гарри. Гарри почувствовал, как все взгляды в классе обратились к нему. Он сжал руку Джайны еще крепче. — Авада Кедавра!

Яркая, ослепительная вспышка зеленого света ударила из палочки Грюма. Паук на столе мгновенно замер и рухнул замертво. Класс застыл в мертвой тишине.

Гарри почувствовал, как ледяной холод снова сжал его сердце. Перед глазами снова мелькнуло — вспышка зеленого света, отчаянный крик матери, падающей на пол, и высокий, холодный смех Волдеморта над его детской кроваткой. Он почувствовал, как этот кошмар хлынул через Узы к Джайне, и в ответ его накрыло ее собственным ужасом — ледяной трон, сияющий меч Фростморн в руке Артаса, несущий смерть и разрушение, и горящие руины Терамора, крики ее людей, умирающих в огне… Их связь задрожала, завибрировала от переизбытка боли, страха и горя. Узы Крови словно ожили, напитываясь их страданиями. Ее голос в его голове был тихим, полным бесконечной усталости: «Смерть… она везде одинакова. Зеленое пламя или ледяная сталь… конец один».

Грюм обвел класс тяжелым взглядом. Его магический глаз снова остановился на Гарри и Джайне, на их крепко сцепленных руках под партой. Он заметил их бледность, их дрожь, их общую боль.

— Вы двое… — прорычал он задумчиво. — Чувствуете это, да? Темные заклятия… они оставляют след. Не только на жертвах, но и на тех, кто был рядом. Поттер, ты знаешь это лучше других. А ты, Праудмур… похоже, ты тоже не новичок в столкновениях с подобной тьмой. Ваши миры могут быть разными, но зло… зло везде одинаково.

Джайна медленно отпустила руку Гарри, ее голос был холодным, но в нем дрожала тень пережитого ужаса.

— Мы знаем о тьме больше, чем вы можете себе представить, профессор. И мы знаем, как с ней бороться.

Грюм криво усмехнулся, его шрам дернулся.

— Хорошо. Очень хорошо. Потому что вам придется бороться. Всем вам. Учитесь сопротивляться. Учитесь защищаться. Потому что там, за стенами этой школы, вас ждет мир, который не будет вас жалеть. Мир, где эти заклятия — реальность. И ваша задача — выжить. Постоянная бдительность!

Урок продолжался, Грюм перешел к защитным чарам, но их мысли — мысли Гарри и Джайны — остались там, в тенях прошлого, в боли их потерь, которые теперь стали общими. Их Узы Крови, их проклятие, только что получили новую, страшную пищу, и они оба чувствовали — это только начало. Тьма сгущалась вокруг них.

Класс Защиты от Темных Искусств опустел после звонка, но напряжение, оставленное демонстрацией Непростительных заклятий, все еще витало в воздухе, смешиваясь с запахом пыли и страха. Грюм задержал Невилла для разговора, а остальные ученики торопливо собирали свои вещи, стараясь поскорее покинуть эту мрачную комнату. Гарри и Джайна тоже встали, их движения были медленными, скованными не только Узами Крови, но и тяжелой усталостью, навалившейся после урока. Их связь пульсировала тупой болью — отголоском пережитых кошмаров.

— Вы видели? Вы видели, как он на него смотрел? — горячо шептала Гермиона, когда они вышли в коридор, ее лицо было возмущено. — Использовать Круциатус на пауке прямо перед Невиллом! Зная, что случилось с его родителями! Это… это бесчеловечно!

Рон мрачно кивнул, его веснушчатое лицо было бледным.

— Да уж… Грюм, конечно, крутой аврор, но он точно спятил. Половина класса чуть в обморок не упала. А Невилл… бедняга.

Джайна шла рядом с Гарри, ее лицо было задумчивым, почти отстраненным. Она молчала, но Гарри чувствовал через их связь бурю эмоций — гнев на Грюма, сочувствие к Невиллу, и что-то еще… какую-то мрачную решимость.

— Его рана… она очень глубока, — тихо сказала она, скорее для себя, чем для них. — Как шрам, который не заживает. Я видела таких воинов у нас… сломленных пытками, потерявших разум. Но он… он держится.

— Да, Невилл сильный, — согласился Гарри, вспоминая храбрость друга в прошлом году. — Но Грюм… он перешел черту.

Они свернули за угол, направляясь к лестницам, когда Гарри заметил, что Джайна остановилась и смотрит на свои руки. На ее пальцах, там, где вчера были кровавые трещины, теперь виднелись лишь тонкие белесые шрамы. Но кожа вокруг них казалась… суше? Бледнее?

— Что такое? — спросил он встревоженно. — Опять болит?

Она медленно покачала головой, ее взгляд был сосредоточенным, изучающим.

— Нет… не болит так, как раньше. Но… ощущение… очень странное. Неправильное. Будто… будто что-то фундаментально изменилось после урока. После того, как мы… так сильно разделили воспоминания и боль. Узы… они стали… тише? Да, тише. Но одновременно… тяжелее. Давяще. Словно… словно они глубже вросли в нас. В самую нашу суть.

Гарри посмотрел на свои руки. Его ногти все еще были пугающе черными, как обсидиан, но трещины вокруг них, казалось, тоже затянулись, оставив лишь темные, нездоровые линии. Он тоже чувствовал это — не острую боль, а тупую, ноющую тяжесть в груди, постоянную, изматывающую усталость, которая не проходила даже после отдыха и зелий.

— Да… я тоже это чувствую, — пробормотал он, проводя пальцем по темной линии у ногтя. — Будто… будто проклятие перестало пытаться разорвать нас на части снаружи… и начало медленно грызть изнутри. Высасывать что-то важное.

Гермиона подошла ближе, ее лицо было полно искреннего беспокойства.

— Что вы имеете в виду? Грызть изнутри? Гарри, Джайна, это звучит ужасно! Вы должны немедленно пойти к мадам Помфри! Или к профессору Дамблдору! Это может быть очень опасно! Вы не можете это игнорировать!

Джайна резко вскинула голову, ее синие глаза сверкнули прежним упрямством и гордостью.

— Нет! Я же сказала — мы разберемся сами. Это наше проклятие. Наша битва. Я не буду бегать к вашим целителям и профессорам по каждому чиху! Я архимаг! Я найду способ контролировать это. Или уничтожить эту дрянь. Сама.

— Но, Джайна! Это же неразумно! — начала было Гермиона с отчаянием в голосе, но Рон мягко остановил ее, положив руку ей на плечо.

— Оставь, Гермиона, — сказал он тихо, но с неожиданной проницательностью. — Ты же видишь — она упрямая, как… как тролль, которому сказали почистить зубы. Если она решила разобраться сама, то ее не переубедишь. А мы… мы просто будем рядом. Подстрахуем, если что. Правда, Гарри?

Гарри медленно кивнул, хотя его сердце сжималось от дурного предчувствия и беспокойства за нее, за них обоих. Он чувствовал ее гордость, ее отчаянное нежелание признавать слабость перед другими, но он также чувствовал и эту новую, ползучую, внутреннюю угрозу, исходящую от Уз Крови.

— Да. Мы будем рядом. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде была не только поддержка, но и мольба. — Но, Джайна… пожалуйста, будь осторожна. Не пытайся сделать все в одиночку. Если тебе станет хуже… если ты почувствуешь, что не справляешься… скажи мне. Сразу.

— Не станет, — отрезала она, но ее взгляд на мгновение смягчился, когда она встретилась с его глазами. Он увидел в них не только упрямство, но и… страх? Сомнение? Или просто глубокую усталость? Она быстро отвела взгляд. — Пойдемте. У нас скоро следующий урок. Трансфигурация, кажется? Надеюсь, ваша профессор МакГонагалл не такая сумасшедшая, как этот Грюм.

Они продолжили свой путь по гулким, прохладным коридорам Хогвартса. Но Гарри не мог отделаться от гнетущего ощущения, что урок Грюма, его безжалостная демонстрация Непростительных заклятий, стал катализатором. Он не просто всколыхнул их травмы — он как-то изменил само проклятие. Узы Крови словно затаились, сменив тактику с открытой, рвущей на части агрессии на медленное, коварное, внутреннее удушение. И он до смерти боялся представить, что произойдет, когда оно решит нанести следующий, по-настоящему сильный удар.

* * *

После урока травологии, где они пересаживали визжащие мандрагоры, путь Гарри, Джайны, Рона и Гермионы лежал в подземелья. Сырой, холодный воздух облепил их, как только они спустились по каменным ступеням. Стены здесь всегда блестели от влаги, а факелы в держателях горели тускло, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Запах плесени и чего-то кислого, характерный для лабораторий зельеварения, ударил в нос.

Класс зельеварения был таким же мрачным и негостеприимным, как и всегда. Низкий потолок давил, свет факелов едва разгонял полумрак. Котлы уже стояли на столах, над ними вился легкий парок от остатков предыдущих варев. Гарри и Джайна заняли место за своей обычной партой в заднем ряду. Из-за проклятия им пришлось сесть ближе друг к другу, чем требовалось для работы, почти плечом к плечу. Рон, устраиваясь за соседней партой с Гермионой, пробормотал:

— Ох, Снейп сегодня будет в ударе. Статья Скитер, твой вчерашний… фейерверк, Джайна… Держитесь, ребята.

Не успел он договорить, как дверь в класс с резким стуком распахнулась, и на пороге возник профессор Снейп. Его длинная черная мантия взметнулась за ним, как крылья гигантской летучей мыши. Сальные темные волосы обрамляли бледное лицо с крючковатым носом. Его черные, непроницаемые глаза обвели класс ледяным взглядом, задержавшись на мгновение дольше на Гарри, а затем остановились на Джайне.

Он замер на долю секунды. Его тонкие губы сжались в едва заметную линию. Гарри почувствовал, как связь между ним и Джайной напряглась — она инстинктивно подобралась, словно ожидая удара.

— Мисс… Праудмур, — протянул Снейп своим обычным вкрадчивым, но полным яда тоном. — Наша… гостья из другой страны. Профессор Дамблдор весьма туманно упоминал о ваших… специфических талантах. Искренне надеюсь, — его голос сочился сарказмом, — что они не ограничиваются эффектным, но совершенно бесполезным замораживанием посуды в Большом зале. Зельеварение требует точности и дисциплины, а не показушных фокусов.

Джайна выпрямилась на стуле. Ее синие глаза встретились с черными глазами Снейпа без тени страха. Холодный, прямой взгляд.

— Мои таланты достаточно разнообразны, профессор, — ответила она ровно, ее голос был таким же холодным, как лед, который она создала вчера. — И я предпочитаю использовать их по назначению. Будьте уверены, ваши котлы в безопасности. Если только они сами не спровоцируют меня на ответные меры.

Снейп прищурился. Его взгляд стал еще более колючим. По классу пронесся едва слышный вздох — никто не смел так разговаривать со Снейпом. Даже Малфой, сидевший впереди, удивленно обернулся. Снейп медленно повернулся к доске, его мантия зашуршала.

— Сегодня, — произнес он ледяным тоном, игнорируя ее дерзость, — вы будете готовить Усыпляющее зелье. Формула на доске. Компоненты в шкафу. Малейшая ошибка — и вместо усыпления вы получите неконтролируемый взрыв или, что хуже, вечный сон для себя или соседа. Десять баллов с Гриффиндора за вашу… осведомленность, мисс Праудмур. Начинайте.

Гарри и Джайна принялись за работу. Их движения были почти синхронны — вынужденная близость и проклятая связь парадоксальным образом помогали им работать как единый механизм. Он аккуратно нарезал корень валерианы тонкими ломтиками, она тщательно толкла сушеную лаванду в ступке. Их руки иногда случайно соприкасались над столом, и каждый раз Гарри чувствовал слабый разряд тепла, пробивающийся сквозь его внутренний холод.

Снейп бесшумно скользил между партами, его черная мантия развевалась, как тень. Он остановился у их стола, его темные глаза внимательно следили за их работой. Его взгляд задержался на их близком расположении, на том, как их руки двигались в унисон.

— Поттер, — процедил он, его голос был тихим, но ядовитым. — Неужели даже в зельеварении вы не способны обойтись без того, чтобы мисс Праудмур буквально дышала вам в затылок? Или близость к вашей… защитнице… придает вам смелости?

Гарри сжал нож так, что побелели костяшки. Холодный гнев снова поднялся внутри него. Но прежде чем он успел ответить, вмешалась Джайна. Она не повернула головы, продолжая аккуратно добавлять толченую лаванду в котел.

— Наша близость — необходимость, профессор, а не прихоть, — ее голос был спокоен, но резок, как осколок стекла. — Мы справляемся с ограничениями, которые на нас наложили. В отличие от некоторых, кто предпочитает видеть только недостатки и ошибки, даже там, где их нет.

Снейп замер. Класс затаил дыхание. Это было уже не просто дерзость, это был прямой вызов. Снейп медленно наклонился к ней, его лицо оказалось совсем близко к ее. Его голос стал почти шепотом, но от этого еще более угрожающим:

— Будьте осторожны, мисс Праудмур. Мое терпение не безгранично. И я не терплю выскочек, особенно тех, кто считает себя умнее других. Ваше зелье… оно должно быть безупречным. Абсолютно.

Джайна не дрогнула. Она подняла на него свои синие глаза, в которых не было ни страха, ни почтения — только холодная, спокойная уверенность.

— Оно будет таким, профессор, — сказала она тихо.

Она аккуратно помешала зелье серебряной ложкой. Из котла поднялся ровный серебристый пар — признак правильно идущего процесса. Идеально. Гарри через связь уловил ее мимолетную мысль, острую и презрительную: Он похож на верховного мага Кел’Тузада до того, как тот стал личем. Такой же высокомерный, желчный и упивающийся своей властью над учениками. Образ сурового мага в темных одеждах, с презрительной усмешкой на тонких губах, мелькнул и исчез. Джайна подавила воспоминание, полностью сосредоточившись на зелье.

Снейп выпрямился. Он бросил еще один взгляд на их котел, на поднимающийся серебристый пар. Хмыкнул. Он явно не нашел, к чему придраться, но его недовольство было почти осязаемо. Не сказав больше ни слова, он развернулся и продолжил обход класса.

— Ничего себе, — прошептал Рон с соседней парты, когда Снейп отошел. — Ты его просто… сделала! Он теперь тебя до конца года изводить будет! Хуже, чем Гарри!

Джайна едва заметно усмехнулась, ткнув Гарри локтем так, чтобы этого не видел Снейп.

— Пусть попробует, — прошептала она в ответ. — Я переживала встречи и с более опасными противниками, чем желчный профессор зельеварения.

Урок подходил к концу. Их Усыпляющее зелье действительно было безупречным — идеального бледно-лилового цвета, с легким серебристым паром. Снейп, проверяя результаты, был вынужден это признать, хотя сделал это сквозь зубы, не удостоив их ни словом похвалы. Гарри он наградил своим обычным презрительным взглядом. А на Джайну посмотрел по-новому — не просто как на дерзкую чужачку, а как на равного противника. Как на угрозу его авторитету.

Они молча собирали свои вещи, чувствуя на себе тяжелый взгляд Снейпа. Проклятье, сплетни, враждебность профессора — все это сплеталось в тугой узел, делая их и без того непростую жизнь в Хогвартсе еще более невыносимой.

* * *

Урок Трансфигурации с профессором МакГонагалл прошел относительно спокойно, хотя и не без неловкости. Их Узы Крови заставляли Гарри и Джайну сидеть за одной партой, слишком близко друг к другу, и их вынужденные синхронные движения при попытке превратить ежей в игольницы вызвали тихий смешок у Рона и несколько любопытных взглядов от однокурсников. Джайна, к удивлению Гарри, довольно быстро освоила базовые трансфигурационные заклинания — ее контроль над магией, пусть и иной природы, был превосходен. Она даже сумела придать своей игольнице форму маленького ледяного кристалла, чем заслужила редкий одобрительный кивок от МакГонагалл.

К вечеру, после ужина в Большом Зале, где они старались вести себя как можно незаметнее, Гарри и Джайна вернулись в свою общую комнату в башне Гриффиндора. Усталость за день, усиленная постоянным давлением проклятия, валила с ног.

Комната встретила их уютным теплом камина, где весело потрескивал огонь, отбрасывая золотистые отблески на гобелены с грифонами и морскими пейзажами. Высокие витражи отражали звездное небо, а трещина на одном из них все еще была видна, как тонкий шрам. Двуспальная кровать с темно-красным бархатным балдахином манила покоем. Письменный стол был завален книгами и пергаментом — Гермиона принесла им дополнительные учебники и конспекты. Два кресла у камина выглядели уютно. Комната по-прежнему подстраивалась под них — теперь рядом с сундуком Гарри появился изящный ларец из светлого дерева, очевидно, для вещей Джайны.

Гарри бросил сумку на стол, потирая затекшую шею, и без сил рухнул в одно из кресел у камина. Джайна сняла мантию, аккуратно повесив ее на крючок, который тут же появился на стене по ее мысленному желанию, и села в другое кресло напротив, подтянув ноги и скрестив их под собой. Их Узы тихо пульсировали между ними, создавая ощущение постоянной, но уже привычной связи. Они двигались почти синхронно, не задумываясь — он потянулся к кувшину с водой, стоявшему на столике, и она уже протянула ему кубок, словно прочитав его мысль. За эти несколько дней они научились предугадывать движения и желания друг друга — необходимость, рожденная проклятием, превращалась в странную, неловкую гармонию. Если он вставал, она поднималась следом. Если она тянулась к палочке, чтобы поправить огонь в камине, он уже знал это за секунду до движения. Это было не идеально — иногда он спотыкался о ее ноги, а она раздраженно ворчала, что он слишком шумный, — но это было их вынужденное равновесие.

— Терамор, — начал Гарри тихо, глядя на пламя в камине, возвращаясь к их прерванному разговору в теплице. — Ты сказала, это была бомба. Мана-бомба. Расскажи мне больше. Пожалуйста. Я хочу понять… твою боль.

Джайна сжала кубок с водой, ее синие глаза потемнели, отражая пляшущие огни камина. Она долго молчала, и он чувствовал ее внутреннюю борьбу через их связь — нежелание снова переживать этот кошмар, но и потребность… поделиться? Объяснить? Наконец, она медленно выдохнула, и ее голос прозвучал хрипло, надтреснуто:

— Это был мой дом, Гарри. Моя мечта. Я построила его на руинах старого мира — как порт, как убежище для тех, кто бежал от войны, как символ надежды на мир между Альянсом и Ордой. Я верила… я так наивно верила, что мы сможем жить в мире. А потом… пришел Гаррош Адский Крик. Новый вождь Орды. Орк, опьяненный ненавистью и жаждой власти. Терамор был для него просто… помехой на пути к завоеванию. Он собрал огромный флот… но это был отвлекающий маневр. Настоящий удар был другим. Мана-бомба. Созданная с помощью могущественного артефакта радужного средоточия, который… который я сама помогла доставить в Терамор, не зная об истинных намерениях Орды. Они сбросили ее на центр города… Один удар — и все… все исчезло. Испарилось. Мой друг Ронин, глава Кирин-Тора, успел в последний миг телепортировать меня прочь, пожертвовав собой. Но я видела… я видела, как мой город, мои люди, мои друзья… превращаются в пепел. Я ничего не смогла сделать. Я не успела их спасти.

Гарри слушал, и ее боль, ее вина, ее отчаяние волной хлынули через их Узы, затопив его собственное сознание. Он видел ее глазами — ослепительную вспышку, рев взрыва, рушащиеся башни, крики, обрывающиеся в тишине… Он наклонился ближе, его голос был полон сочувствия:

— Но… но ты же не виновата, Джайна! Ты не знала! Тебя обманули! Как ты могла это предвидеть?

Она горько усмехнулась, в ее глазах блеснули непролитые слезы.

— Я должна была! Я — архимаг! Я — лидер! Я должна была предвидеть предательство! Я должна была защитить их! Я осталась там, думая, что смогу их спасти своей магией, своей верой в мир… но я ошиблась. Катастрофически ошиблась. И все, кого я знала и любила в Тераморе, сгорели заживо из-за моей наивности.

Он молча кивнул, не находя слов утешения. Он коснулся ее руки, лежавшей на подлокотнике кресла, и она не отстранилась. Ее кожа была холодной, но под ней бился живой пульс.

— Это… это похоже на то, что случилось с моими родителями, — сказал он тихо. — Я не помню их. Я не помню ту ночь. Но я знаю — Волдеморт убил их, потому что они пытались защитить меня. Они погибли из-за меня. Я живу с этой виной каждый день.

Джайна посмотрела на него долгим, внимательным взглядом. Их связь отозвалась тихим теплом, смешанным с общей печалью. Она легонько ткнула его локтем, но уже без прежней колкости.

— Похоже, мы оба таскаем за собой тяжелые тени прошлого, якорь. Твой Волдеморт, мой Гаррош… и Артас… Они все похожи в своей жажде власти, в своей готовности разрушать все на своем пути, оставляя за собой только пепел и боль.

Гарри кивнул, его взгляд снова упал на трещину в витраже, которая словно пульсировала в такт их мыслям.

— Ты думаешь… Волдеморт мог бы сделать что-то подобное? Такую же бомбу? Чтобы уничтожить Хогвартс? Или… весь наш мир?

Она задумчиво пожала плечами, медленно повертев палочку в руке.

— Кто знает? У вас здесь нет таких источников чистой маны, как у нас. Но он нашел способ расколоть свою душу… Кто знает, на что еще он способен ради бессмертия и власти? Он уже ломает души, подчиняет волю… Уничтожить город или замок для такого, как он — лишь вопрос времени и ресурсов. Но он не стал бы делать это в одиночку. Ему нужны последователи. Слуги. Те, кто будет выполнять его приказы, кто будет нести его тьму.

Гарри почувствовал, как по спине снова пробежал холодок. Ее слова эхом отозвались в его мыслях, сливаясь с воспоминаниями о Пожирателях Смерти на Чемпионате, об их масках, их жестокости, их фанатичной преданности Волдеморту. Он передал ей этот образ через их связь — темные фигуры, зеленые вспышки заклятий, хохот… Ее ответ был мрачным, полным узнавания: «Да… Похоже на слуг Пылающего Легиона. Или на культистов Сумеречного Молота. Фанатики, ослепленные тьмой своего хозяина. Они всегда одинаковы, в любом мире».

Их глаза встретились, и Гарри почувствовал, как их связь стала глубже, прочнее — не только проклятие, связывающее их тела, но и что-то большее, рожденное из общего понимания тьмы, из общей боли потерь. Он видел ее силу, ее стойкость, но и ее глубокие раны. И он знал, что она видит то же самое в нем.

— Мы справимся, — сказал он тихо, но с новой уверенностью. — Вместе. Мы не дадим ему победить. Ни ему, ни этому проклятию.

Она хмыкнула, но ее улыбка была настоящей, хоть и печальной.

— Только если ты перестанешь попадать в неприятности на каждом шагу, герой. А я постараюсь никого случайно не заморозить.

Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь треском огня в камине. Гарри и Джайна сидели в креслах, молча глядя на пламя. Усталость дня и тяжесть их разговора давили на плечи. Проклятие тихо пульсировало между ними, напоминая о своей постоянной, изматывающей хватке.

Джайна отложила книгу, которую так и не начала читать, и потерла виски.

— Голова раскалывается… Это проклятие… оно выматывает не только тело, но и разум.

Гарри кивнул. Он тоже чувствовал это — тупую, ноющую боль за глазами, трудность сосредоточиться.

— Да… Как будто оно пытается… затуманить мысли? Сделать нас слабее?

— Возможно, — она вздохнула. — Или просто побочный эффект постоянного напряжения. Нам нужно отдохнуть. По-настоящему.

В этот момент Почти Безголовый Ник, как всегда бесшумно, пролетел сквозь стену, его прозрачная фигура мерцала в свете камина.

— О, юные души! Все еще не спите? — провозгласил он своим дребезжащим голосом. — А я как раз вспоминал одну замечательную историю времен моей молодости! Хотите послушать про сэра Кэдвелла и его поединок с трехглавым гиппогрифом? Ах, какие были времена! Настоящая рыцарская честь!

Джайна устало закатила глаза, но не стала его прогонять.

— Если это поможет отвлечься от мыслей о проклятиях и темных лордах, призрак, то говори. Только не слишком громко.

Ник расцвел от удовольствия и, усевшись (вернее, зависнув) на спинке пустого кресла, начал свой рассказ — витиеватый, полный архаизмов и рыцарских клише, про отважного сэра Кэдвелла, прекрасную леди Элеонору и ужасного трехглавого гиппогрифа, терроризировавшего окрестности.

Гарри и Джайна слушали вполуха, убаюканные монотонным голосом призрака и теплом камина. Они перебрались на свою огромную двуспальную кровать, легли на свои половины, разделенные невидимой линией, которую они больше не чертили. Их связь тихо пульсировала, синхронизируя их дыхание. Усталость брала свое. Гарри подумал, что они действительно странная пара — мальчик-волшебник и архимаг-принцесса из другого мира, связанные темным проклятием, делящие одну комнату, одну кровать, одну боль… Но сейчас, слушая старую историю Ника, чувствуя ее ровное дыхание рядом, он ощущал не только страх и усталость, но и… покой? Странный, хрупкий, но покой.

Ник закончил свою историю громким восклицанием:

— И вот так отважный сэр Кэдвелл победил чудовище, но, увы, потерял в бою свой любимый шлем с пером! Ах, какая трагедия для истинного рыцаря!

Джайна пробормотала уже почти во сне, зарываясь лицом в подушку:

— Лучше бы он этого гиппогрифа заморозил… Меньше шума и перьев…

Гарри тихо хмыкнул, и тишина снова окутала комнату, нарушаемая только мерным треском огня в камине. Он закрыл глаза, чувствуя, как сон смыкается над ним. Последней его мыслью было: «Мы справимся. Вместе».

* * *

Ночь снова не принесла полного покоя. Гарри лежал в темноте, его глаза привыкли к тусклому мерцанию догорающих углей в камине. Сон ускользал, оставляя после себя лишь тревожное послевкусие их вечернего разговора и постоянное ощущение тяжести в груди от Уз Крови. Джайна спала рядом, ее дыхание было ровным и тихим, белые волосы серебрились на подушке в слабом лунном свете, пробивавшемся сквозь трещину в витраже. Их связь — проклятие, их общая боль, их невольная близость — тихо пульсировала в тишине комнаты, как второе сердце, бьющееся в унисон. Он не мог отделаться от мыслей о ней, о ее потерях, о ее силе и уязвимости. Образы из ее воспоминаний — горящий Терамор, ледяной взгляд Артаса, гнев матери — смешивались с его собственными кошмарами.

Вдруг воздух в комнате снова стал тяжелым, плотным, как перед грозой. Тени в углах дрогнули, вытянулись, обретая зловещие, когтистые очертания. Витражное окно тихо застонало, и трещина на нем снова слабо засветилась нездоровым, зеленоватым светом — светом Черной Метки, светом Авады Кедавры. Гарри почувствовал, как их Узы Крови болезненно сжались, будто чья-то ледяная, невидимая рука сдавила его сердце. Глубокая, ноющая боль, смешанная с ледяным холодом, разлилась по ребрам, заставляя его сдавленно выдохнуть и прижать ладонь к груди.

В тот же миг Джайна вскрикнула во сне — короткий, полный ужаса звук. Ее тело напряглось, пальцы судорожно вцепились в одеяло. На ее лице отразилась агония — словно она снова стояла перед тем жрецом, чувствуя его ядовитые слова в своей голове.

Гарри резко сел на кровати, его сердце колотилось от страха — не только за себя, но и за нее. Он повернулся к ней, его рука замерла в воздухе, он боялся коснуться ее, боясь усилить ее боль. Он видел, как по ее щеке скатилась одинокая слеза. Проклятие снова атаковало. Но на этот раз оно действовало иначе — не через его кошмары, а через ее. Оно нашло ее слабое место — ее вину, ее потери. Оно пыталось сломать ее изнутри, используя ее собственные воспоминания как оружие.

— Джайна! — позвал он тихо, его голос дрожал. — Джайна, проснись! Это сон! Это проклятие!

Она дернулась, ее глаза распахнулись. В них плескался ужас и растерянность. Она тяжело дышала, хватая ртом воздух.

— Гарри… — выдохнула она, ее голос был слабым, надтреснутым. — Оно… оно было здесь… Жрец… Терамор… они все…

— Тихо, тихо, — он осторожно коснулся ее плеча. Ее кожа была ледяной. — Это был кошмар. Проклятие играет с нами. Его здесь нет.

Она судорожно сжала его руку, ее пальцы были холодными, но хватка — отчаянной. Их связь отозвалась эхом ее боли, ее страха, но и… его присутствия. Его тепла.

— Оно… оно показывало мне их… снова и снова… Как они умирали… А я… я не могла помочь… — прошептала она, ее голос сорвался.

Гарри придвинулся ближе, их плечи соприкоснулись. Он не знал, что сказать. Слова утешения казались пустыми перед лицом такой боли. Он просто сидел рядом, крепко держа ее руку, деля с ней ее страх, ее горечь, ее вину. Он чувствовал, как ее дрожь постепенно утихает, как ее дыхание становится ровнее. Его присутствие, их связь — она помогала. Она заземляла ее, вытягивала из кошмара.

В этот момент тень в углу комнаты снова шевельнулась. Она была гуще, чернее, и в ней угадывался зловещий силуэт. Трещина на витраже снова засветилась зеленым. Проклятие не отступало. Оно чувствовало их близость, их попытку утешить друг друга — и это его злило.

Джайна резко подняла голову, ее глаза сверкнули синим огнем.

— Оно здесь, — прошипела она, ее голос был полон ненависти. — Оно не хочет, чтобы мы… помогали друг другу. Оно хочет нашей боли. Поодиночке.

Гарри посмотрел на клубящуюся тень, чувствуя, как страх снова сжимает горло.

— Что… что нам делать? — прошептал он.

— Бороться, — ответила Джайна тихо, но твердо. Ее рука все еще сжимала его ладонь. — Не давать ему то, чего оно хочет. Не поддаваться страху. Не поддаваться отчаянию. Мы сильнее этого. Пока мы вместе.

Она сосредоточилась, и Гарри почувствовал, как ее магия — холодная, чистая, мощная — волной прошла через их связь. Он инстинктивно добавил к этому потоку свою собственную магию — теплую, живую, рожденную любовью его матери. Их силы сплелись, создавая вокруг кровати едва заметный, мерцающий щит — щит из льда и света, из боли и надежды.

Тень в углу замерла, заколебалась. Зеленое свечение на трещине погасло. Холод в комнате начал медленно рассеиваться. Проклятие снова отступило, наткнувшись на их объединенную волю.

Они сидели молча, держась за руки, тяжело дыша, пока последние тени не растворились в предрассветном сумраке. Мерцающий щит вокруг них погас.

— Спасибо, — прошептал Гарри, чувствуя себя совершенно опустошенным, но… живым.

— Не за что, якорь, — ответила она так же тихо, ее голос был полон усталости, но и… облегчения? — Похоже, ты прав. Мы — команда. Против этого дерьма.

Они снова легли, но на этот раз еще ближе друг к другу. Границы исчезли. Страх перед проклятием смешивался со странным, новым, пугающим, но и необходимым чувством — ощущением хрупкой, но реальной защиты, которую они находили только друг в друге. Их Узы Крови были их тюрьмой, их пыткой, но, возможно, они же были и их единственным оружием против тьмы, что пыталась их поглотить. И эта ночь, полная кошмаров и неожиданной близости, стала еще одним шагом на их общем, трагическом пути — пути, где любовь и боль переплелись так тесно, что их уже невозможно было разделить.

* * *

Перед началом следующего занятия, класс Защиты от Темных Искусств замер в гнетущей тишине. Зеленый луч все еще стоял перед глазами, а запах озона и страха висел в воздухе. Грозный Глаз Грюм, однако, казалось, был воодушевлен. Его деревянная нога глухо стучала по каменному полу, когда он, хромая, шагнул к центру комнаты, держа в руке стеклянную банку с крупными, неприятно шевелящимися пауками. Его обычный глаз был прищурен, а магический бешено вращался, сканируя испуганные лица учеников.

— Вы видели, как убивают, — прогремел его голос, перекрывая нервный шепот Парвати и Лаванды. — Видели, как пытают. Теперь узнаете, как подчиняют волю. Империус! — Он вытащил одного из пауков, увеличил его и направил на него палочку. — Заклятие Подчинения. Полный контроль над разумом и телом жертвы. — Паук под действием заклятия начал выделывать нелепые танцевальные па, вызывая нервные смешки в классе. — Многие Пожиратели Смерти после падения Темного Лорда клялись, что действовали под Империусом. Ложь! Большинство — лжецы и трусы! Но отличить истинное подчинение от симуляции… сложно. Ваша задача — научиться ему сопротивляться! Ломать его! Кто хочет попробовать?

Воздух в классе стал еще плотнее. Никто не рвался испытать на себе контроль над разумом. Гарри почувствовал, как их связь с Джайной натянулась. Ее обычная настороженность сменилась чем-то иным — холодной, боевой концентрацией. Это похоже на ментальные атаки, которые используют некоторые маги в Азероте, — пронеслась ее мысль в его голове, четкая и острая. Или на шепот Древних Богов. Техника сопротивления схожа — нужна абсолютная концентрация и сила воли. Будь готов. Он едва заметно кивнул, не отводя взгляда от Грюма.

Рон нервно сглотнул и спрятал руки под парту. Симус Финниган попытался пошутить:

— Я бы попробовал, профессор, но боюсь, вы заставите меня спеть гимн Слизерина.

Грюм криво усмехнулся. Его магический глаз остановился на Гарри.

— Поттер! А ну-ка, выходи! Ты у нас знаменитость, должен уметь сопротивляться. Или слава — это все, что у тебя есть?

Гарри медленно встал. Ноги были тяжелыми от проклятия, пустота внутри него зашевелилась от напряжения, но он шагнул вперед, чувствуя на себе взгляды всего класса и особенно — пристальный, сосредоточенный взгляд Джайны. Он ощущал ее присутствие через связь, как щит за спиной.

Грюм поднял палочку. Его магический глаз закрутился с удвоенной скоростью, словно сканируя его мысли.

— Смотри мне в глаз, Поттер! Империо!

Мир на мгновение исчез. Усталость, боль от проклятия, тревога — все смыла внезапная волна блаженного спокойствия. Словно он парил в теплой, ласковой воде. И в этой тишине прозвучал голос — не его собственный, мягкий, вкрадчивый, абсолютно правильный: «Прыгни на стол. Просто подпрыгни. Это будет весело». Это показалось самой естественной, самой приятной мыслью на свете. Ноги сами собой начали сгибаться, тело приготовилось к прыжку…

Нет! Борись, Гарри! Это не ты!

Мысль Джайны ударила в его разум, как осколок льда, пронзая теплую пелену Империуса. Ее голос — ментальный, но такой реальный, такой яростный — вернул его к реальности. Он вспомнил — Волдеморт, первый курс, приказ убить… Он уже сопротивлялся. Он сможет и сейчас. «Нет!» — мысленно крикнул он чужому голосу. Он стиснул зубы, все его существо напряглось в отчаянном усилии воли. Колено ударилось о край парты, он потерял равновесие, но не прыгнул. Вместо этого он рухнул на пол, тяжело дыша.

Грюм опустил палочку. На его изуродованном лице промелькнуло что-то похожее на удовлетворение.

— Неплохо, Поттер! Очень неплохо! Сопротивление есть! Я бы сказал, врожденное! — Он обвел класс взглядом. — Кто следующий?

Класс робко загудел. Дин Томас неуверенно поднял руку. Грюм немедленно направил заклятие на него. Дин тут же начал скакать по классу на одной ноге, распевая какую-то дурацкую песенку. Через минуту Грюм снял заклятие. Дин покраснел под общий хохот.

— Было… странно, — пробормотал он, возвращаясь на место.

— Странно, но поучительно! — рявкнул Грюм. — Нужно научиться распознавать чужую волю в своей голове и вышвыривать ее! Праудмур! Твоя очередь! Покажи нам, на что способны маги из твоего Азерота!

Джайна поднялась. Ее движения были плавными, уверенными. Белые волосы сверкнули в тусклом свете класса. Она встала перед Грюмом, ее синие глаза встретились с его взглядом без тени страха, только холодный вызов.

— Давайте, профессор, — сказала она ровно. — Посмотрим, чья воля окажется сильнее.

Грюм хмыкнул, явно заинтригованный. Он снова поднял палочку.

— Империо!

Гарри почувствовал, как связь между ними напряглась до предела. На мгновение он перестал ощущать ее мысли, ее присутствие — словно между ними опустили ледяной занавес. Он видел, как ее тело начало двигаться — изящно, почти танцуя, руки поднялись, словно для пируэта. Класс затаил дыхание. Парвати снова зашептала Лаванде: «Точно как вейла из Шармбатона!»

Но внезапно Джайна замерла на полудвижении. Ее глаза, на миг подернувшиеся туманом подчинения, вспыхнули ярким, почти нестерпимым синим огнем. Воздух вокруг нее резко похолодел. С кончиков ее пальцев сорвалась крошечная искра чистого льда и с шипением ударилась в каменный пол у ног Грюма, оставив белый инеистый след. Джайна резко выдохнула, возвращая контроль.

— Не сработает, профессор, — сказала она холодно, но с ноткой усталости в голосе.

Грюм медленно опустил палочку. Его обычный глаз сузился, а магический перестал вращаться, уставившись на нее с нескрываемым интересом.

— Вот это воля… — пробормотал он. — Сильна. Очень сильна. Сражалась с подобным раньше, Праудмур? С ментальным контролем?

Она коротко кивнула, не вдаваясь в подробности. Но Гарри через восстановившуюся связь увидел мимолетный образ: темная фигура в капюшоне, тянущая к ней ментальные щупальца, и она, воздвигающая вокруг своего разума сияющий ледяной барьер, который разбивает чужую волю вдребезги. Я не позволю никому контролировать меня. Снова. Ее мысль была твердой, как алмаз.

Урок продолжился. Грюм испытывал других студентов. Лаванда Браун действительно запрыгала по классу, как испуганный кролик. Симус попытался спеть гимн Ирландии, но сбился на ирландскую джигу. Невилл сидел за своей партой, бледный, как полотно, его руки так сильно дрожали, что он не мог удержать перо. Гарри видел, как Грюм несколько раз бросал на него быстрые, оценивающие взгляды, но так и не вызвал. Видимо, решил, что после недавней демонстрации Круциатуса испытывать Невилла Империусом было бы слишком жестоко.

Когда прозвенел звонок, Грюм рявкнул:

— Все свободны! Кроме Лонгботтома! Невилл, задержись на пару слов.

Класс с шумом и облегчением начал собираться. Гарри и Джайна встали. Связь между ними все еще вибрировала от напряжения урока, но Гарри чувствовал и ее облегчение — она выстояла. Гермиона подошла к ним, ее лицо было полно сочувствия.

— Бедный Невилл, — прошептала она. — Он выглядел просто ужасно весь урок. Это из-за того, что случилось с его родителями, да? Из-за Круциатуса?

Гарри мрачно кивнул. Он не знал всех подробностей, но после того, как увидел реакцию Невилла на Непростительные, многое стало понятнее. Его рана глубока, — мелькнула мысль Джайны, переданная через связь. Очень похожа на мои.

Они направились к выходу, но Гарри невольно оглянулся. Грюм стоял рядом с Невиллом у своего стола. Его грубый голос звучал на удивление мягко. Он что-то говорил Невиллу, положив руку ему на плечо, показывал какую-то книгу. Невилл слушал, кивал, его глаза были красными, но он пытался улыбнуться. Может, Грюм не так уж и плох? — подумал Гарри, но тут же отогнал эту мысль. Сон о Барти Крауче и шипящем голосе не выходил у него из головы.

— Этот Грюм… он странный, — тихо сказала Джайна, когда они вышли в коридор. — Он жесток, но… он что-то знает о сопротивлении тьме. Но его глаз… он смотрит так, будто видит тебя насквозь. Это беспокоит.

Гарри кивнул. Связь пульсировала усталостью и тяжелым предчувствием.

— Да. И я не уверен, что мне нравится то, что он видит.

Они пошли дальше по коридору, оставляя за спиной класс, где прошлое и настоящее переплелись в тугой узел страха и неопределенности.

* * *

Гарри и Джайна молча шли по коридору третьего этажа. За ними на некотором расстоянии переговаривались Рон и Гермиона, все еще обсуждая урок Грюма и его странное отношение к Невиллу. Гарри чувствовал пристальный взгляд Джайны на себе, даже не глядя на нее. Связь между ними гудела от невысказанных вопросов. Ее мысли, острые, аналитические, кружили вокруг его сопротивления Империусу, вокруг его воспоминаний, которые она мельком увидела.

Они свернули в пустой боковой коридор, освещенный лишь тусклым светом из высокого окна в конце. Гарри остановился у этого окна, глядя на серые тучи, ползущие по небу. Джайна встала рядом, скрестив руки на груди. Ее белые волосы резко контрастировали с темным камнем стены.

— Ты думал о нем, — сказала она наконец. Это был не вопрос, а утверждение. Голос ровный, но напряженный. — Когда сопротивлялся Империусу. О вашем Темном Лорде. Волдеморте. Я почувствовала это.

Гарри медленно повернулся к ней. Их взгляды встретились. Он не стал отрицать. Их связь делала ложь почти невозможной, да и бессмысленной.

— Да, — признал он тихо. — Я вспомнил первый курс. Квиррелл… профессор, который носил тюрбан. Волдеморт жил в нем. Буквально. На его затылке. Он использовал Квиррелла, чтобы добраться до Философского камня. Чтобы вернуть себе тело.

Джайна нахмурилась. Ее ментальное присутствие осторожно коснулось его памяти, просматривая образы: темный класс, огромное зеркало Еиналеж, отражающее его желание, лицо Квиррелла, разматывающего тюрбан, и под ним — другое лицо, змееподобное, ужасное. Одержимость, — мелькнула ее мысль, холодная и точная. Паразит, цепляющийся за чужую жизненную силу. У нас демоны так делают. Она кивнула.

— И ты его победил? Тогда, на первом курсе?

— Да, — голос Гарри стал еще тише. — Моя мама… она оставила на мне защиту, когда умерла. От ее любви. Волдеморт не мог меня коснуться через Квиррелла. Он… он сгорел. Рассыпался в прах.

— Защита материнской любви… — пробормотала Джайна задумчиво. — Мощная магия. Первородная. Но он ведь не умер окончательно?

— Нет, — Гарри покачал головой. — Его дух улетел. А на втором курсе… он вернулся снова. Через свой старый школьный дневник. Он был… как призрак в книге. Том Риддл, так его звали в школе. Он очаровал Джинни Уизли, младшую сестру Рона, заставил ее открыть Тайную комнату, выпустить василиска… Он вытягивал из нее жизнь, чтобы обрести силу, чтобы снова стать телесным.

Джайна слушала внимательно, ее глаза сузились. Ее разум снова коснулся его воспоминаний: огромная змеиная голова, мертвенно-бледная Джинни на полу камеры, полупрозрачный, но обретающий плотность силуэт красивого темноволосого юноши, смеющегося над ним… Осколок души, заключенный в предмет, — снова мелькнула ее мысль, на этот раз с тревогой. Как… как филактерия лича. Только… не одна?

— Ты уничтожил дневник? — спросила она резко.

— Да. Я проткнул его клыком василиска. Он… исчез. И Волдеморт снова пропал. Но он не умер. Я знаю это. Он где-то там, ждет. Ищет способ вернуться.

Джайна отвернулась к окну, ее пальцы нервно сжали подоконник. Ее разум лихорадочно работал, сопоставляя факты, проводя параллели с тем, что она знала из истории магии Азерота.

— Это не просто могущественный темный маг, Гарри, — сказала она наконец, ее голос звучал серьезно, почти мрачно. — То, что ты описываешь… Похоже, он нашел способ обмануть саму смерть. Расколоть свою душу и спрятать ее части в предметах. У нас таких магов называли личами. Они прятали свои души в филактерии. Пока филактерия цела, лич не может умереть окончательно. Его можно уничтожить физически, но его дух вернется и найдет новое тело. — Она посмотрела на него, и в ее глазах была тень страха. — Если ваш Волдеморт сделал то же самое… если этот дневник был лишь одной из таких филактерий… то он практически бессмертен. Пока все части его души не будут найдены и уничтожены.

Слова Джайны ударили Гарри, как ледяной шлепок по лицу. Расколол душу? Спрятал в предметах? Он никогда не слышал ни о чем подобном. Но интуиция, его связь со шрамом, подсказывали — она может быть права. Это объясняло бы, почему Волдеморт возвращался снова и снова.

— Ты… ты думаешь, он сделал это? Разбил свою душу на куски?

Джайна пожала плечами, ее взгляд был тяжелым.

— Я не знаю наверняка. Магия в наших мирах отличается. Но это объясняет его живучесть. Его способность возвращаться после того, как его тело было уничтожено. Это не просто темная магия. Это извращение самой сути жизни. И это делает его невероятно опасным. — Она замолчала, потом добавила тише: — Но это также делает его уязвимым. Если он разделил свою душу, он стал… менее цельным. Возможно, менее стабильным. И если найти эти его… филактерии… его можно уничтожить навсегда.

Гарри сжал кулак. Голова шла кругом от этой информации. Бессмертный Волдеморт… но уязвимый?

— Он вернется, — прошептал он, эхом повторяя свои слова из сна. — Я чувствую это. Он где-то там, набирает силу.

Джайна шагнула к нему ближе. Ее рука почти коснулась его плеча.

— Тогда мы будем готовы, — сказала она твердо. Ее голос не был успокаивающим, но в нем была сила. — Ты уже дважды его останавливал, Гарри. И теперь ты не один. — Их взгляды встретились. Связь между ними гудела от смеси его страха и ее решимости. — Мы найдем способ. Если он разбил свою душу, мы найдем эти осколки. Если он прячется, мы вытащим его на свет. Мы не дадим ему победить.

В ее голосе Гарри услышал не только уверенность мага, но и боль воина, уже терявшего близких из-за подобной тьмы. Он увидел в ее глазах отражение своей собственной решимости — и своей собственной боли.

— Вместе, — сказал он тихо, но твердо.

Их молчание прервали шаги Рона и Гермионы, догнавших их.

— Ну чего вы тут застряли? — пробурчал Рон. — Нас профессор Стебль ждет с мандрагорами! Пошли скорее!

Джайна слегка улыбнулась — тень улыбки, но настоящая.

— Идем, герой. Время спасать мир от визжащих корней. Об остальном подумаем позже.

Гарри кивнул, но слова Джайны о расколотой душе, о филактериях, о возможном бессмертии Волдеморта — и о его уязвимости — застряли у него в голове, как заноза. Предчувствие надвигающейся бури стало еще сильнее.