Идущая в тени (гет)

Я — блуждающая душа. Я иду по тропе, что ведёт меня домой.

— Switchfoot, «Enough to Let Me Go»

Она съёжилась, затаила дыхание в ожидании; предвкушение боли было едва ли не хуже самой боли — но волна агонии не обманула ожиданий. Гермиона не почувствовала, как падает, но воздух с силой ворвался в лёгкие, когда колени ударились о бетонный пол. Чёрные пятна расплывались, дрожали, исчезали и вновь появлялись перед глазами. Её бил озноб, тело охватила дрожь, словно после жестокого приступа болезни.

Скорчившись на полу, девушка растопырила пальцы, вбирая в себя прохладную гладь подвального пола, и заставила себя дышать ровно. Предметы обстановки медленно возвращались в фокус.

Как и руна. Безмятежно сияющая, она висела над головой, словно символизируя, что решение остаётся мучительно недосягаемым. Руна, казалось, насмехалась над ней; эта мысль пронзила Гермиону, и девушка тут же отвергла её иррациональность.

Тем не менее она трудилась уже несколько дней, изучила украденную у Луны книгу вдоль и поперёк, но так и не приблизилась… не приблизилась к окончательному ответу, который был так нужен.

Ей был необходим способ изменить свою Константу, нужно было знать, что её в принципе возможно переделать, навсегда заменить другой. Потеря за потерей швыряли её на скалы отчаяния, и Гермиона не думала, что сможет вынести это снова. Её ужасали ночные кошмары, и снились в них не бесконечные скитания по альтернативным временным линиям, а то, как она находит Гарри, а затем снова теряет его, не в силах удержаться во вселенной, что не была её собственной. Девушке претила мысль о том, что она так сильно зависит от хрупкого украшения из минерального кристалла.

«Если бы я только знала, что это возможно, — с тоской подумала она, с усилием принимая сидячее положение, — тогда, найдя его, найдя моего Гарри, я смогла бы изменить свою Константу, сменить её на его».

К несчастью, хотя Константу можно было безболезненно скрыть или замаскировать кристаллом, заставить саму руну изменить форму означало играть с собственной сущностью, со своим магическим естеством. Это было адски больно и до сих пор не приводило ни к каким значительным изменениям.

— Я не знаю, что нам придётся сделать, чтобы ты осталась… Это твоя вселенная, твоё место…

Тихий голос Гарри нежно зазвучал в её сознании. Он ушёл, не прошло и трёх недель, но казался таким же далёким и безвозвратно потерянным, как и её Гарри, чья смерть одновременно была и скорбно-давней, и мучительно-свежей. Она рассеянно подумала, удалось ли ему, нашёл ли он её, и удивилась, когда слёзы закапали на поношенные колени её джинсов.

Гермиона не знала, как долго простояла так на коленях, ссутулившись — само воплощение и олицетворение поражения, последняя, кто помнил, как всё пошло наперекосяк. «Может, я не смогу, — подумала она. — Может, это моя судьба, моё предназначение — остаться одной, чтобы снова и снова переживать потерю».

«Судьба? С каких это пор ты веришь в судьбу?» — по очередной жестокой иронии, её внутренний голос зазвучал до боли знакомо — голосом Гарри. «Просто иди, Гермиона, — чего ты медлишь? Что тебя здесь держит?»

«Медлю? Это смешно. Любой на моём месте уже бил бы копытом, чтобы выбраться из этого проклятого места. Я не медлю. Я… готовлюсь».

«Бесплодные попытки сделать что-то постоянным, когда ты даже не знаешь, получится ли это вообще? По-моему, это называется „медлить“». Гермиона представила, как Гарри беззаботно входит в комнату, произнося это с кривой, дразнящей полуулыбкой, с закатанными рукавами рубашки и руками, небрежно засунутыми в карманы. К горлу подступил новый ком, и пришлось сглотнуть слёзы. Она мысленно прокляла Другого Гарри за то, что тот вновь оживил воспоминания о Поттере. Его и раньше было непросто запрятать в тайники сознания, но после недавнего визита это стало практически невозможно.

Она выпрямилась, расправляя позвоночник, и окинула комнату отстранённым взглядом, прежде чем выдохнуть с порывистым вздохом. Девушка размазала слёзы руками, словно пытаясь сделать вид, что их никогда и не было. Внутренний Гарри был прав, решила она. Она тянула время.

Гермиона попыталась пробудить в себе праведную, подпитываемую жаждой мести и вдохновлённую Гарри ненависть к министру магии, но в итоге почувствовала лишь вину за тысячи невинных людей, которых она — они — подвели своим поражением. «Даже если все мои усилия внезапно увенчаются успехом, превосходящим самые смелые мечты, даже если Малфоя и всех его приспешников свергнут, а волшебный мир осознает свои ошибки… это всё равно никого из них не вернёт. Меня здесь ничего не держит, для меня здесь ничего не осталось… ничего, кроме бессмысленной вражды с чистокровным фанатиком, который всегда ненавидел меня лишь за то, кем были мои родители».

«Ты всё-таки убила его сына», — мягко подсказал голос Гарри, но задел лишь то место, что когда-то было нежной, кровоточащей и пульсирующей раной. Теперь там осталась лишь рубцовая ткань, плотная и бесчувственная.

«Скольких я убила? Во время войны… после войны… И я даже не могу заставить себя переживать хоть о ком-то из них. В кого я превратилась? Как кто-то — а тем более кто-то вроде Гарри — сможет полюбить меня, видя, кем я стала?»

«Я никогда не переставал любить тебя, Гермиона». И словно он был здесь, в комнате, освещая её одним своим присутствием, — её Гарри, моложе того, что приходил недавно, с меньшей тенью страдания в глазах. Как же она по нему скучала! «И никогда бы не перестал, что бы ты ни сделала, до чего бы тебя ни довели».

Её мысли пошли по своей собственной, печальной и извилистой тропе. «Может, поэтому он и ушёл, поэтому хотел найти её — может, я больше не достойна…»

«Гермиона…» — голос Гарри был нежен, но в нём слышалась нотка отчаяния. «Гермиона, тебе нужно идти».

«Знаю, я тяну время… — с досадой ответила она мысленно, — и, весьма вероятно, схожу с ума». Почти в дрёме, всё ещё поражаясь тому, как близко он казался, девушка притянула к себе заклинанием спортивную сумку и начала методично наполнять её сменной одеждой, охапкой книг и немногими туалетными принадлежностями, которыми регулярно пользовалась. Книгу Луны и различные свои заметки она уменьшила и сложила в плоский войлочный портфель размером с конверт, который повесила на шею под одежду на кожаном шнурке.

«Гермиона!» И внезапно она вспомнила остекленевшие, затуманенные, умирающие глаза своей матери, устремлённые ей за плечо, — та видела и слышала Гарри, которого на самом деле не было рядом, но который предупреждал её о вполне реальной опасности.

«Он говорит, тебе нужно идти. Сейчас же».

Раздался низкий, угрожающий гул, и в тот же миг осознание обрушилось на неё со всей силой того, что ударило по дому наверху. Сами основы дома детства Гарри затряслись, и мелкая пыль с угрожающим шипением осыпалась ей на голову. Несколько разномастных тарелок задрожали в маленьком шкафчике.

Её глаза в панике метнулись к карте защитных чар, которая вся неистово мигала. Раздался ещё один зловещий грохот, и она услышала треск дерева, слабый визг гвоздей, вырываемых из своих гнёзд. Посыпалось ещё больше земли, несколько комьев с глухим стуком упали вниз.

Низко пригнувшись, Гермиона призвала последние вещи в сумку и попыталась аппарировать. Её защитные чары были настроены на неё, но девушка подозревала, что они возвели дополнительные барьеры, чтобы заманить её в ловушку.

«Старина Люциус наконец-то потерял терпение, а?» Теперь в её голове звучала беззаботная и дерзкая интонация Рона. Зачарованные шлакоблоки, скрывавшие её маленькое убежище от мира, начали съезжать в сторону, по ним змеилась трещина. Насколько Гермиона знала, её собственные чары и наложенный ею же «Фиделиус» не позволят Министерству её увидеть. «Но от этого нет толку, если ты умрёшь под грудой обломков целого дома», — с горечью подумала она, отчасти задаваясь вопросом, не потому ли её два мальчика вдруг показались такими близкими, что она вот-вот присоединится к ним.

Мысль не была неприятной.

Но она знала, ещё до того, как закинула сумку на плечи, ещё до того, как ноги пришли в движение, что будет бежать. Гермиона боком протиснулась в расширяющуюся трещину там, где была её потайная арка, и потратила драгоценные секунды, чтобы высвободить застрявшую сумку. Подтянувшись, она вскочила на первую уцелевшую ступеньку и преодолела остальные, шагая через две. Больше не пытаясь соблюдать тишину, девушка уменьшила сумку и сунула в карман, а затем, низко пригнувшись в боевой готовности, вылетела за дверь.

Воздух пронзила вибрация, своего рода низкочастотный электрический гул, от которого, казалось, волосы встали дыбом. Он пронёсся вокруг и безвредно рассеялся. Но затем Гермиона с ужасом увидела, как краски её магии стали видимыми: заклинания и обереги, которые она сотворила, повисли в воздухе, оплетая место, ставшее ей единственным подобием дома. У неё отвисла челюсть.

«Этого не может быть…» Если они видели её чары, знали, с чем именно имеют дело, то могли их разобрать. «И впрямь изобретательные головорезы», — с досадой подумала она, вспоминая слова Рона во время их злополучной попытки спасти Джинни. Гермиона всё ещё чувствовала защиту своего «Фиделиуса», но решила не рисковать и двинулась плавной, бесшумной дугой, стараясь держаться подальше от окон.

Раздался трескучий, словно из громкоговорителя, звук — предвестник плохо наложенного «Соноруса», и неизвестный голос произнёс лишь: — Perfringo Fidelium.

Клиническая часть её сознания всё ещё обрабатывала информацию, что perfringo на латыни означает «проникать» или «разрушать», когда боль, по своей силе подобная «Круцио», скрутила её в тисках и бросила на пол.

Пальцы девушки скрючились, превратившись в когти, и беспомощно заскребли по деревянному полу. Она не осознавала, что прикусила губу, чтобы не закричать, пока смутно не почувствовала, как по подбородку струится кровь. Когда боль начала утихать, Гермиона попыталась сесть, дыша так, словно только что пробежала спринт, и вытирая кровь со рта. «Они сломали „Фиделиус“. Они сломали мой „Фиделиус“». В ушах звенело, а периферийное зрение по краям почернело.

Два проклятия пронеслись над её головой, вырывая куски из дверной рамы. Весь дом снова содрогнулся, будто был сделан из желе, и у Гермионы возникло невероятное ощущение, что всё строение съезжает в сторону. Раздалась серия оглушительных ударов — с крыши одна за другой посыпалась черепица.

Она явно недооценила Люциуса Малфоя, а также ненависть и решимость, которые заставили его раздвинуть сами границы магии, лишь бы схватить её. Рука потянулась к кристаллическому кулону. Сможет ли она активировать его здесь? Гермиона полагала, что он, вероятно, превосходит такие вещи, как антиаппарационные чары, но не была уверена, что готова рискнуть. Также существовала вполне реальная возможность, что её прервут посреди перемещения авроры Министерства.

— Гермиона Грейнджер! Враг общества номер один! — раскатистое эхо «Соноруса» заставило задрожать остатки стёкол в окнах. — Министерство слишком долго позволяло вашим террористическим актам оставаться без ответа. Вы арестованы по двадцати одному обвинению в убийстве. Своими действиями вы бессовестно порочите память Гарри Поттера. Ваш «Фиделиус» уничтожен, штаб-квартира окружена. Применение Непростительных заклятий разрешено. Выбросьте свою палочку из окна и сдайтесь ожидающему отряду авроров, и, возможно, пока избежите тяжких телесных повреждений.

Гермиона уже не слушала. Её губы скривились в усмешке при упоминании о том, что она виновна в каком-то бесчестии, и ещё до того, как дидактически зачитанная тирада завершилась, девушка уже сформулировала свой следующий план действий. Из края дверной рамы подвала, где проклятие частично рассекло её, торчала длинная тонкая щепка. Она одной рукой до конца выломала её и трансфигурировала в копию своей палочки.

— Хорошо! Хорошо, я… вот моя палочка. — Голос её дрожал, и ей не пришлось притворяться, изображая страх и неуверенность. Она выбросила дубликат в переднее окно и услышала снаружи торопливую возню, когда его подобрали. Она знала, что палочку просканируют на предмет регистрации и что её уловка продлится лишь мгновение, но надеялась, что этого будет достаточно.

Бестелесный голос возобновил: — Выдвигайтесь в центр комнаты и оставайтесь неподвижной. Пожалуйста, положите руки на голову и ждите авроров. Вы не будете говорить. Вы…

Она услышала шаги со стороны и передней, и задней двери. Это было по-настоящему. Они шли за ней. Её последний поход в Министерство стал последней каплей, и Люциус Малфой найдёт её и устроит показательную казнь, чего бы это ни стоило.

— Инсендио! — прошипела она, целясь в камин. Он был совершенно нерабочим, но в нём всё ещё были аккуратно сложены поленья — поленья, которые она кропотливо покрыла взрывчатым порошком в качестве последней меры безопасности. Не дожидаясь, чтобы увидеть, достигло ли её заклинание цели, Гермиона рванулась по коридору к спальням и, не сбавляя скорости, заклинанием уничтожила стекло в окне старой детской Гарри.

Примерно в то же время, как она выпрыгнула из окна, раздался оглушительный взрыв. Девушка свернулась в клубок и дважды перекатилась при ударе о землю. Весь воздух с шумным хрипом покинул её лёгкие, и небо безумно накренилось над головой. Она приземлилась в зарослях кустарника и напряглась, услышав хриплые крики и возгласы сквозь треск пламени. Но не было ни хруста шагов, ни щёлкающих очередей заклинаний.

Она повернула голову и улыбнулась. Дом превратился в адское пекло.

«Глупцы, — подумала она. — Столько новых заклинаний, но они меня совсем не знают. Даже спустя столько времени».

Гермиона неподвижно лежала в листьях, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли и надеясь, что не сломала ничего в сумке, когда перекатилась через неё. Слышались тревожные крики, срочные приказы и обжигающее шипение «Агуаменти», встречающегося с рождённым зельем огнём. Она знала, что у неё мало времени, прежде чем они начнут прочёсывать территорию в её поисках.

Сердце сжалось от укола боли. Она надеялась ещё раз посетить мемориал Гарри. Но церковный двор был слишком близко к дому, и она не знала, выставил ли Люциус там засаду, или, более того, не находится ли он под антиаппарационным куполом Министерства.

Но затем она подумала о том, как близко он казался всего несколько мгновений назад. Два Гарри, казалось, слились в одного, и оба умоляли её уйти. Глаза застилали слёзы, и она медленно потянулась к шее, дёргая за цепочку, пока не вытащила кристалл из-под одежды.

— Я так по тебе скучаю, — выдохнула она сдавленным голосом, не громче, чем шелест листьев на ветру. Сделав один глубокий, укрепляющий вдох, Гермиона закрыла глаза. — Adjicio universum.

* * *

Ей казалось, что она неподвижна, всё ещё лежит в той же постели из листьев и смятого папоротника, а небо с кромкой верхушек деревьев вращается вокруг неё, как карусель. Мгновение спустя, убедившись, что мир вокруг замер, она осторожно встала, опёршись рукой о ствол ближайшего дерева и отметив, что рука не прошла сквозь него.

«Значит, я в фазе», — подумала она и без слов наложила на себя дезиллюминационное заклятие. Лесной массив, что был позади неё и служил задней границей владений Поттеров, сильно уменьшился в размерах и теперь мог бы называться рощей. Она видела зелёный оттенок пышно ухоженного газона, а дома, казалось, и вовсе не было. До её ушей донёсся гул голосов, тихий смех, аплодисменты и визги играющих детей. Гермиона внезапно почувствовала себя неловко, даже зная, что невидима, и её рука потянулась, чтобы вытащить пару сухих листьев из спутанных волос.

Там, где Гарри пережил величайшую потерю в своей жизни, теперь был парк. Здесь стояли скамейки, была проложена прогулочная тропа и виднелась почти новая детская площадка. В одном углу под наклоном стояла вывеска из латуни и кованого железа, на которой можно было прочесть: «—ттер Мемориал Парк». Мечтательная улыбка тронула уголок её губ, когда она наблюдала, как светловолосая малышка с визгом на весь голос несётся вниз с короткой горки. Весь этот парк показался ей прекрасным жестом, и Гермиона задалась вопросом, не Гарри ли это сделал.

Её глаза скользили повсюду, пока ноги несли по дорожке в сторону города; девушка старательно избегала бегунов. В Годриковой Лощине кипела жизнь. Очаровательная причудливость коттеджей, выстроившихся вдоль мощёных булыжником улочек, не изменилась, но она обнаружила, что в уютных домиках теперь располагались различные эклектичные магазины, предлагающие антиквариат, диковинки и редкие артефакты. Она только начала задаваться вопросом, был ли город вообще волшебным, когда витрина книжного магазина с первым изданием поваренной книги Хельги Хаффлпафф разрешила этот вопрос. Это было похоже на более элитный Хогсмид, решила она, и задумалась о том, чтобы снять дезиллюминационное заклятие.

Она как раз решила этого не делать — по крайней мере, пока не увидит Гарри и Рона и не поймёт, так сказать, что к чему — когда завернула за слепой угол и столкнулась с кем-то, идущим в противоположном направлении. Она бы где угодно узнала эту линию плеч и копну тёмных волос.

— Гарри! — выдохнула она, не успев себя остановить. Он мгновенно отреагировал на своё имя, а затем дважды моргнул, увидев её смутный силуэт, и применил «Фините» к её заклинанию без малейшего разрешения. Щёки её залил румянец, когда он наклонился к её руке и его губы легко коснулись её. Этот жест был галантным и заставил бабочек в животе затрепетать, но был настолько не похож на Гарри, которого она знала, что девушка едва сдержала смех.

— Вижу, вы меня знаете, но я не имел удовольствия, — пробормотал он. Выпрямившись, он окинул её взглядом с ног до головы, который был восхищённым и одобрительным, но не доходящим до похоти, и тем не менее совершенно не похожим на Гарри. Их взгляды встретились впервые, и Гермиона застыла.

Это был, без сомнения, Гарри, он даже подтвердил это, хотя его очки и одежда были явно дороже, а волосы, при ближайшем рассмотрении, казались скорее искусно взъерошенными, чем просто непослушными. Но именно тёплый блеск его глаз привлёк основное внимание девушки.

Они были карими.

— Меня зовут Гермиона, — сумела выговорить она после того, как несколько раз открыла и закрыла рот, отчаянно пытаясь не сказать какую-нибудь глупость про зелёные глаза.

— Ваши родители были поклонниками Шекспира?

— Да. И, к сожалению, это было причиной многих утомительных объяснений в начальной школе. — Вот! Это прозвучало почти естественно. Он рассмеялся, как она и рассчитывала, а затем сказал что-то милое о том, что уникальность имени ей подходит.

Гермиона чувствовала, будто изо всех сил пытается удержаться на ногах на поверхности, которая непредсказуемо смещалась под ней. Неужели она и впрямь думала, что несколько разговоров с путешествующим по вселенным Гарри Поттером подготовят её к реальности того же самого? На каком-то уровне она понимала, что будут различия, что он может быть другим — фактически, будет другим, — но это было с точки зрения наблюдателя, с клинической долей отстранённости.

Это было реально. И ей предстояло очень быстро решить, как с этим справиться. Она не могла постоянно сравнивать любого Гарри, которого встретит, с Гарри, которого знала, с тем, кто ушёл навсегда. Она предположила, что отсутствие зелёных глаз в конце концов не было решающим фактором. Но она надеялась на кого-то более похожего, более знакомого.

Он явно её совсем не знал, так что либо Гермиона Грейнджер никогда не существовала в этой вселенной, либо умерла молодой, оплакиваемая лишь в мире магглов. Сошлись бы их характеры так же хорошо, как в той давней вселенной? Было более чем тревожно начинать всё с нуля с кем-то, кого она когда-то знала как саму себя. «По крайней мере, у Гарри в его поисках была ясная цель, — с некоторым отвращением подумала она. — А я использую мультивселенную как свою личную игру в свидания. Это, должно быть, новый уровень жалкости».

— А вы бежите от?.. — Он выжидательно ждал её ответа, и ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что он, вероятно, спрашивает о дезиллюминации.

— Увидела бывшего, которого предпочла бы избежать, — рискнула она, надеясь, что звучит достаточно беззаботно. Врать у неё никогда хорошо не получалось. — Я… я никогда здесь раньше не была, — пробормотала она, когда молчание начало становиться неловким. — Вы хорошо знаете это место?

— Можно и так сказать, — сухо ответил он. — Мой отец им владеет.

— Вла… деет? — Она запнулась на настоящем времени.

— Да. Он начал работать над этим после смерти моей матери. — Лёгкая тень промелькнула в его тёмных глазах. — Он говорил, это отвлекает его от мыслей. В основном от мыслей обо мне, я думаю. — Ему почти удалось сделать своё замечание лёгким, но что-то в его лице предостерегло её от дальнейших расспросов в этом направлении.

— Я прошла через парк. Он прекрасен.

— Спасибо, я передам отцу, что вы так сказали. Парк был моей идеей. Для неё. — Каким-то образом это обрадовало Гермиону. «По крайней мере, я всё ещё знаю о нём некоторые вещи».

— Мне… мне жаль… насчёт вашей матери.

— Не стоит, — ответил он и смутился, что позволил разговору уйти в сторону. — У меня была мать, которая меня любила, даже если я её толком и не помню. Полагаю, есть люди, у которых и этого никогда не было.

— Уф, какой же ты предсказуемый, Поттер, — раздался невидимый голос откуда-то из-за плеча Гарри. — Ты, конечно, опоздал, и я знала, что ты будешь тут болтать с какой-то… Привет! — Голос стал чрезмерно бодрым, когда его обладательница появилась в поле зрения, и Гермиона поняла, что именно так и было задумано.

— Прекрати, Эс. Мерлин, какая ты сегодня колючая! Палочку не туда сунула, что ли? — Гермиона уловила вспышку ярко-зелёного, когда новоприбывшая сверкнула глазами на Гарри.

— Оскорблять меня, будучи совершенно грубым, говорит о полном отсутствии у тебя воображения, — высокомерно протянула та, и глаза Гермионы расширились от недоверчивого узнавания точных нюансов голоса. Она бы узнала эти интонации где угодно. — Эсмеральда Снейп. — Гермиона пожала протянутую руку. — Как поживаете?

Она не была красива в общепринятом смысле, подумала Гермиона, но, несомненно, привлекала бы внимание, где бы ни появилась. Её волосы были настолько чернильно-чёрными, что, казалось, полностью поглощали свет, а кожа была такой же светлой и полупрозрачной, как волосы — тёмными. Ресницы и брови были такими же тёмными, как волосы, и от этого тот факт, что они обрамляли ярко-зелёные глаза, был весьма поразительным.

— Твоя мама вышла замуж за Снейпа? — выдохнула Гермиона, не подумав, её разум пытался свыкнуться с этим новым раскладом фактов.

— Простите? — Гарри с любопытством смотрел на неё, слегка наклонив голову. Гермиона заметила, что у него не было шрама.

— Я спрашивала о Снейпе… то есть, о вашем отце — он?..

— Преподаёт в Хогвартсе? Или отравляет мне жизнь? Да и да. — Но нежность к отцу светилась в глазах Эсмеральды, опровергая её раздражённые слова.

— Вы знаете Дамблдора? — быстро спросила Гермиона, прежде чем кто-то из них решил спросить, откуда она знает о Снейпе, раз уж она явно не училась с ними в Хогвартсе.

— Директора? Конечно. Немного сумасшедший старик, но вполне приличный, когда мы учились в школе, я полагаю. — На этот вопрос ответил Гарри, говоря отстранённо, словно у него было мало личного общения с почтенным волшебником. Он озорно ткнул свою спутницу в бок. — Конечно, Эс знает его лучше меня. Она довольно часто бывала в его кабинете, если я правильно помню.

Эсмеральда скорчила ему гримасу.

— Ты прекрасно знаешь, что Змеев всегда во всём винили. А отец хотел убедиться, что никто не подумает, будто он подыгрывает своим. Я вела себя прилично… почти всегда. А вот Святой Гарри никогда не попадал в неприятности. Чёртов пуффендуец.

Гарри был распределён в Хаффлпафф? Гермиона плотно сжала губы, решив прекратить выказывать удивление вещам, которые нормальный человек счёл бы ничем не примечательными, особенно в отношении двух незнакомцев, которых она только что встретила. Но выражение её лица, должно быть, выдало её, потому что Эсмеральда рассмеялась, а Гарри раздражённо выдохнул.

— Это неплохой факультет, ясно? И людей туда распределяют не потому, что они слишком глупы или слабы для других факультетов. — В его тоне звучала притворная обида. Эсмеральда хихикнула за его спиной.

— Да, ты очень верный.

— Теперь ты говоришь как Рон Уизли, — парировал он.

Улыбка сошла с лица Эсмеральды, словно её стёрли магией. Что-то неуловимое блеснуло в глубине её глаз. Гермиона задумалась, какая история за этим кроется. Ещё одна вспышка этих зелёных глаз в сторону Гарри, и Гермиону поразила ещё одна неоспоримая истина.

«Мерлинова борода, она в него влюблена». Она задалась вопросом, что же было в самой сути мужчин Поттеров, что, казалось, вызывало такую преданность.

Гарри мгновенно раскаялся. Он обнял девушку за плечи и прижал к себе.

— Прости, Эс. Это было гадко с моей стороны.

— Я привыкла, — донеслось приглушённо из складок ткани. — Ты на самом деле очень гадкий человек. — В её голосе не было враждебности. Когда она снова подняла голову, тоска была так глубоко спрятана, что только кто-то вроде Гермионы, знающий, каково это, мог бы её заметить. — Пойдём, выпьем. Можешь даже взять с собой свою как-её-там.

— Гермиона, — подсказал Гарри, ухмыляясь ей. Гермиона почувствовала, как внутри потеплело от света этой улыбки. Возможно, она смогла бы научиться…

Но когда она сделала первый шаг вперёд, у неё возникло ощущение, что она начинает падать, возможно, споткнувшись о булыжник, хотя она и не почувствовала, как оступилась. Она пошатнулась, и почувствовала, как руки Гарри схватили её за плечи. Она слышала, как он спрашивает, всё ли с ней в порядке, но его голос, казалось, был окутан статическим рёвом, доносящимся издалека.

И затем, так же внезапно, мир снова обрёл фокус, булыжники стали устойчивыми под ногами, а каменная стена соседнего магазина — гладкой и прохладной у её спины. Гарри всё ещё держал её, но теперь его дыхание было тёплым на её лице, его губы касались мочки её уха, точки пульса на шее. Он всем весом вжимал её в стену, и был прижат к ней так, что это определённо не было случайностью. В панике её глаза метнулись за его плечо, и она увидела, что улицы стали гораздо тише, почти пустынными, а Эсмеральда полностью исчезла.

— Ах, ну же, Гермиона, — прошептал он, его тёмные глаза скользнули по её взволнованному лицу. — Ты не можешь просто…

Она ударила его коленом в пах. Когда он втянул глубокий, хриплый вздох, и его ноги грозили подкоситься, она отшатнулась от него, широко раскинув руки, готовая бежать, если придётся. Почти с опозданием она полезла в карман за палочкой. Гарри согнулся у стены, каким-то образом умудрившись устоять на ногах, но выглядел он не в том состоянии, чтобы гнаться за ней.

Он знал, кто она. Они были в том же самом месте. Но Эсмеральда исчезла, и они определённо вели себя не так. «Я перескочила в другую вселенную. Должно быть, в „соседнюю“, где была другая Гермиона, такая же, как я, делающая то же самое, что и я — ну, почти то же самое, и…»

У неё не было времени провести аналогию с камнем, скачущим по глади пруда, потому что мир вокруг неё снова начал блекнуть. Возникло одно тошнотворное ощущение падения. Она мельком уловила потрясённый взгляд Гарри, устремлённый на неё.

А затем она оказалась совсем в другом месте.