Путешествие во времени (гет)

Все эти дни, пока Анна Лапина приходила в себя и изучала книги по окклюменции, ей по какой-то счастливой случайности удавалось избегать встреч с Снейпом. Последний, казалось, и вовсе куда-то испарился, и ничто теперь не напоминало о том, что в доме жил еще один человек, мужчина: исчезли газеты и книги со столика и дивана в гостиной, грязная посуда на кухне. В доме царила неестественная, зловещая тишина, единственной нарушительницей которой была она, Анна Лапина. Девушка чувствовала себя весьма неуютно каждый раз, когда выбиралась из своей комнаты по какой-либо надобности — будто она воровка или злостная нарушительница правил, вдруг оказавшаяся там, где находиться ей совсем нельзя и откуда необходимо срочно уходить, пока не случилось нечто страшное и ужасное. Но стоило вернуться обратно в комнату и, запершись, вновь взяться за книги, как это странное, натянутое, как струна, чувство опасности исчезало, тем самым позволяя нормально работать.

Вдумчивое прочтение обоих томов “Сада мудрости” заняло у бывшей выпускницы химфака в общей сложности чуть более двух дней, что, считала она, было достаточно быстро. С одной стороны, ей не приходилось продираться сквозь “воду”, как это часто бывало с учебниками по истории магии. С другой стороны, перед ней было не художественное произведение, но серьезный научно-педагогический труд, где каждое слово, каждое предложение имело значение; текст, который нельзя было читать “по диагонали” без ущерба для общего смысла. Более того, каждый раздел, а иногда и отдельные главы оставляли немало поводов для размышлений, способствовавших, в свою очередь, более глубокому пониманию прочитанного.

Пыталась Лапина по ходу чтения осваивать и некоторые из описанных во втором томе защитных ментальных техник, и, как ей казалось, даже добилась каких-то успехов. Во всяком случае, “альтернативный” Лондон с мрачными улицами и искривленными зданиями, небом психоделических расцветок и черно-зеленым пятном вместо солнца, словно тянущим свои уродливые щупальца к незадачливым путникам, дополненный обрывками воспоминаний от просмотренных когда-то немногочисленных мистических триллеров, выглядел пугающе реалистично в ее воображении. Ведь этот иллюзорный город-лабиринт был воплощением ее собственных страхов, которые она испытала, когда поняла, что “все не так”, но еще не знала, что перенеслась во времени, на мгновение ощутив себя во вселенной Лавкрафта. А “на закуску”, если Снейп начнет наглеть, девушка подготовила позаимствованный из “Арканума” развернутый зеркалами внутрь сферы “Щит отражений” ⁽¹⁾, который, как она надеялась, вызовет не обратную легилименцию с ее стороны, но просто выведет нападающего из строя, отразив и преобразовав его же собственное заклинание в “Repello” для начала.

Пребывание в ограниченном и замкнутом пространстве своей комнаты внушало девушке иллюзию безопасности и защищенности. Отсутствие в доме телевизора, интернета и даже самой паршивой художественной литературы не позволяло отвлекаться на что-либо, кроме собственных размышлений и насущных потребностей. В какой-то момент Анна даже уверилась, что если будет вести себя так же осторожно и работать так же усердно, то успеет до конца недели законспектировать выданные ей книги по окклюменции, после чего, как и задумывала прежде, тихо уедет и не увидит больше Снейпа до самого Хогвартса. Там как повезет, конечно, но, надеялась Лапина, если Снейп и впрямь, как она думала, занимал должность лаборанта, ассистента или еще какого-нибудь вспомогательного персонала, то она даже зависеть от него не будет — во всяком случае, напрямую.

Все это время она не задумывалась и не пыталась гадать, были ли у зельевара какие-то дела вне дома, или же он каким-то хитрым образом целенаправленно избегал встреч с нею, негласно предоставляя ей тем самым полную свободу действий — ее это попросту не интересовало. Иногда Лапина даже забывала о существовании человека, в доме которого жила, погруженная в учебу, собственные размышления и планы, в которых Северус Снейп присутствовал лишь как некий отвлеченный образ, но не живой человек, который так или иначе присутствовал в ее жизни здесь и сейчас. И потому чужой пристальный взгляд, который девушка почувствовала на себе однажды вечером, оказался для нее полнейшей неожиданностью.

- М-мистер Сн-нейп? — неуверенно спросила Анна.

Внезапно, со всей отчетливостью она поняла, что совсем не готова к встрече с хозяином дома, не представляя толком, ни как себя вести, ни что говорить. Отложила тетрадь, куда до этого переписывала главу о легилименции из первого тома. Медленно поднялась из-за стола и повернулась лицом к вошедшему, активируя заранее подготовленный у себя в голове “Щит отражений”: опасность следовало встречать лицом к лицу.

Северус Снейп — а это действительно был он — стоял в дверях, полностью перегородив собой проход. Надетая на нем длинная черная мантия из тяжелой плотной ткани, по виду напоминавшей бархат, только добавляла мужчине роста и ширины в плечах. Анна не помнила, чтобы Снейп одевался так раньше, но что-то в его нынешнем облике казалось ей смутно знакомым, будто она видела прежде…

- Похвально-похвально, мисс Лапина, — хлопнув пару раз в ладоши, с сарказмом отозвался зельевар, прервав раздумья девушки.

Анна даже не успела удивиться, как он незаметно смог проникнуть в запертую на щеколду комнату — опытный маг, он умел, наверное, и не такое, тогда как сама она знала один “Colloportus” и то лишь в теории: ведь это было палочковое заклинание. Что насторожило ее намного больше: прежде Снейп — с тех пор, как она поселилась у него в доме — мог громко стучать, ругаться, орать под дверью, но никогда вот так не врывался к ней в комнату. Наверное, случилось что-то действительно серьезное, что-то срочное, что заставило зельевара так резко изменить свое привычное поведение, и он еще об этом скажет. Но ограничится ли только разговором? И не следует ли ей, Анне Лапиной, заранее подготовить “Protego”… или “Stupefac”?

- Вы, может быть, даже не почувствуете истощения, отбив таким образом ментальную атаку едва обученного среднеслабого мага… — мужчина в мгновение ока пересек комнату, и длинная черная мантия, казалось, нисколько не стесняла его движения.

Анна ощутила себя в ловушке: позади письменный стол, справа стена, слева кровать. Снейп в мгновение ока перегородил ей малейшие пути отступления своей фигурой, больно сжав плечи и словно придавив к полу. И впоследствии девушка так и не смогла понять, почему она даже не пыталась сопротивляться — по крайней мере, вначале: ведь руки у нее были свободные. Но сейчас она чувствовала страх, который поднимался откуда-то из глубин самого ее существа и сковывал даже сильнее, чем физическая хватка снаружи.

Стоявший перед ней Снейп злорадно ухмыльнулся и усилил ментальное давление. Лапина не помышляла больше ни о том, как изящно вышвырнет зельевара из головы, отразив его атаку зеркальным щитом, а после посмотрит на своего противника сверху вниз, с торжеством; ни о том, как устроит ему запоминающуюся прогулку по сюрреалистичному Лондону из кошмарных снов и фантазий. Все, чего она пыталась добиться теперь — это удержаться в сознании и не пустить Снейпа дальше выставленных ментальных щитов.

- Но против поистине могущественного легилимента… — вкрадчиво продолжил говорить зельевар, словно черный коршун, нависая над девушкой, — который намерен выпотрошить все ваши тайны из этой симпатичной маленькой головки… — провел левой рукой по шее снизу вверх: от ямки, видневшейся в скромном вырезе платья, и до подбородка, заставив посмотреть себе в глаза, — вам не выстоять.

Анна в очередной раз не поняла, что именно с ней произошло. Давление на голову исчезло, но мысли текли неповоротливо и вяло, будто в каком-то полусне, эмоции куда-то испарились. Словно муха, застывшая в янтаре, она превратилась в безучастного наблюдателя событий, которые происходили с ней — и вокруг нее. Сам воздух, казалось, стал более вязким, а время остановилось…

- А теперь слушайте меня внимательно, мисс Лапина… — Снейп удерживал ее подбородок, по-прежнему заставляя смотреть себе в глаза. — Вы должны быть готовы уйти отсюда. Если я не вернусь… — перевел взгляд на окно, за которым уже горел багрянцем закат, — до шести… нет, до пяти часов утра, вы должны уйти, мисс Лапина. Вы понимаете меня? — вновь пристально, сверху вниз посмотрел на девушку.

Лапина кивнула, удивившись про себя, что, несмотря на охватившее ее оцепенение, она оказалась, тем не менее, способна осмысливать и понимать, что ей говорили, и даже совершать какие-то простые физические действия.

- Д-да, мистер Снейп. Если вы не вернетесь до пяти утра, я покину ваш дом, — повторила она, как загипнотизированная, глядя стоявшему перед ней магу в глаза.

- Эти книги, — указал он на тома “Сада мудрости”, — никто не должен видеть. Что ваше, то ваше, мисс Лапина: у вас было достаточно времени для их изучения.

- Хорошо, мистер Снейп. Я спрячу их, — Анна снова кивнула.

- Слушайте дальше. Утром вы сядете на первый поезд до Лондона. Вы — магглорожденная, так что сориентироваться в большом городе вам не составит труда. Разыскать бар “Дырявый котел” на Чаринг-Кросс-Роад вы сможете так же легко: его не видят только магглы. В “Дырявом котле” обратитесь к бармену Тому: он откроет вам проход в Косой переулок. Если станет допытываться, почему не можете открыть проход сами, скажете, что ваша волшебная палочка сломалась, и вам нужна новая — такое нечасто, но случается. Поселиться сможете в гостинице над “Дырявым котлом”, волшебную палочку купите в Косом переулке, в магазине Олливандера. Дальше разберетесь сами. Вам все ясно, мисс Лапина?

Девушке в очередной раз оставалось только кивнуть.

- И еще… возьмите это…

На стол позади нее, звякнув, опустился мешочек с монетами. Снейпу ради этого пришлось сделать шаг вперед, оказавшись к ней совсем близко, много ближе, чем допускали бы обычные соседские или деловые отношения.

- Здесь двести галлеонов. Этого вам с избытком хватит и на гостиницу до конца лета, и на оплату обучения, и на покупку волшебной палочки и прочих принадлежностей к Хогвартсу. Мисс… Лапина?

Последняя фраза прозвучала неуместно интимным тоном. Снейп не сжимал ей больше плечо, но, скорее, удерживал одной рукой, другой же взял прядь ее волос и, поднеся к свету, любовно перебирал. Ситуация становилась все более двусмысленной, но внезапно Снейп отстранился сам, резко одернув руки. Последние лучи заходящего солнца зловещим багрянцем отразились на его черных волосах и черной же мантии, облупившейся побелке на потолке и старых обоях на стенах. Анна даже успела подумать, что, будь она менее рациональна и более впечатлительна, ей бы уже, наверное, почудился пожар.

- Запомните, что я вам сказал, мисс Лапина. И на будущее: умение бить первой может однажды спасти вам жизнь и не только, — напутствовал Снейп ее напоследок и, развернувшись, направился к выходу.

Стоило Снейпу скрыться за дверью, как наваждение, охватившее ее прежде, лишавшее ее воли к действиям, заставлявшее отдаться случаю и плыть по течению, спало. Анна жадно выдохнула и вдохнула, будто бы находилась до этого под водой и выплыла, наконец, на поверхность. Или проснулась после муторного и тяжелого сна. Ускорилось застывшее до того время. Быстро и гулко забилось сердце в груди.

“Это был полезный, но горький урок”, — подумала Анна про себя. Снейп прав: все ее придумки с городами-лабиринтами, зеркалами и прочим сгодятся лишь против не очень сильных и, самое главное, не слишком опытных легилиментов. Сейчас, когда морок пропал, и она могла, как надеялась, рассмотреть ситуацию со стороны, она видела, что Снейп использовал простейшие, но от этого не менее действенные приемы, завязанные на его естественном превосходстве в росте и физической силе.

В “Саде мудрости” говорилось о важности состояния спокойной сосредоточенности для успешной защиты разума. Еще раньше, в учебниках чар за авторством Миранды Гуссокл, Анна читала о том, что вероятность успеха в сотворении заклинаний определяется не только точностью движений и правильностью произношения слов, но, прежде всего, уверенностью волшебника или ведьмы и сосредоточенности его или ее на результате. Не уверенный в себе, в своих способностях и силах маг не способен сотворить заклинание. Снейп же своим поведением и своим внешним видом внушил ей страх, который лишил ее уверенности в себе и силы воли.

Или, в виду недостатка знаний и опыта, она не распознала вовремя еще одно воздействие, гораздо более тонкое, но окончательно лишившее ее воли? В “Аркануме” такое заклинание точно было, в школе как раз Ментальной магии, и называлось незамысловато и просто: “Лишить воли”. Более того, автор “Сада мудрости” упоминал в своих книгах о подобных возможностях легилименции, и сейчас начинающая волшебница жалела, что у нее оказалось слишком мало времени для изучения книг, и вместо таких вот важных подробностей она запомнила в основном всякие нравоучения, которых ей хватало с избытком и в прошлой жизни.

Еще, подумала Лапина, Снейп в целом вел себя совсем не так, как ожидала она, тогда как сам, напротив, казалось, легко просчитал ее дальнейшее поведение. Последнее, допустим, удалось зельевару благодаря легилименции, посредством которой он много чего узнал о ее характере и прошлой жизни. Значит ли это, что ей нужно изменить что-то в себе и в своей жизни в целом, чтобы не вестись на подобные провокации впредь?

Снейп и тут дал ей очевидную подсказку: уходить. Живя у зельвара и пользуясь его гостеприимством, она чувствовала себя обязанной, что, как предполагала Анна, также подавляло ее волю к сопротивлению. Сейчас же Снейп, можно сказать, благословил ее в самостоятельную и независимую жизнь — иначе не оставил бы ей деньги и подробную инструкцию, что делать дальше и куда идти.

Сбор вещей много времени не занял, хотя рюкзак ощутимо потяжелел и надулся. Еще бы! Ведь беря его с собой, Анна Лапина отправлялась в необременительную культурно-развлекательную поездку на выходные, где вовсе не планировала обзаводиться новым имуществом, за исключением разве что пары сувениров. Книги, не зная, где именно брал их Снейп, девушка просто спрятала в платяной шкаф, задвинув подальше и прикрыв одной из старых, висевших там ранее мантий. Костюм же, который был на ней в день перемещения во времени, пришлось забрать с собой, чтобы ни подставить Снейпа, ни дать возможную наводку на себя.

В самом деле, продолжала рассуждать Лапина, Снейп пришел к ней, в первую очередь, для того, чтобы предупредить — и просто воспользовался случаем, чтобы заодно ткнуть ее носом в собственные ошибки и просчеты, которые она не видела и не осознавала. Неожиданно для себя самой девушка задумалась о том, насколько за неполную неделю сузились границы воспринимаемого ею мира. Вначале она ничего не соображала после “уроков окклюменции” от Снейпа, лелея собственную боль и немочь; затем восстанавливалась, после изучала теоретические основы окклюменции сама. Все эти дни она была поглощена исключительно мелочными, личными проблемами, позабыв о том, что мир за пределами убогого дома в Ткацком тупике живет своей жизнью и даже у магов в их весьма маленьком и тесном сообществе может происходить что-то значимое, что может коснуться и ее тоже.

Снейп пришел к ней сам, предупредил, что она должна уйти, оставил — внезапно — подробные инструкции и деньги на жизнь. И это несмотря на весьма натянутые, даже отчужденные отношения, существовавшие между ними с тех пор, как она попросила его прекратить занятия окклюменцией! А что из этого следует?

Вариант первый — самый простой: Снейп вернется не один, а вместе с Томми-боем или кем-нибудь еще из той банды. Тут, полагала Анна, ей несдобровать однозначно: именно опасаясь визита Томми-боя и его банды, она еще раньше подумывала о том, чтобы тихо покинуть Снейпа самой и попытать счастья в Лондоне — только рассчитывала, что у нее будет больше времени на чтение и конспектирование книг по окклюменции.

Вариант два: Снейп отправился на какое-то опасное задание, с которого может не вернуться живым. Горечью и смятением от возможной смерти своего благодетеля незадачливая путешественница во времени проникнуться, впрочем, не спешила, зато отчетливо, как ей казалось, представляла последствия. А именно что утромв дом могут нагрянуть местные полицейские, то есть авроры, сторонники Дамблдора и Томми-боя — все одновременно или по очереди, в любом порядке. Тут все будет зависеть от того, насколько ценной информацией владел Снейп и что должен был каждой из группировок.

В любом случае, понимала Лапина, к утру ни ее самой, ни ее вещей в доме быть не должно. В прочитанных ею фэнтези-книгах найти живого человека нередко можно было с помощью вещи, которую тот часто держал в руках или носил на себе: какой-нибудь предмет одежды, расческа, медальон, ручное зеркальце и тому подобное. Кто знает: может быть, местные маги тоже на такое способны? То, что в школьных учебниках ничего не сообщалось о методах магического поиска, вовсе не означало, что оных не существовало в принципе. “Accio” и “Homines revelo” не в счет: первое просто доставляло колдующему в руки находящийся поблизости указанный предмет; второе позволяло обнаружить присутствие постороннего человека в доме. Потому, полагала начинающая волшебница, не следует оставлять зацепок своим возможным преследователям. О ее существовании здесь не знает никто, кроме Снейпа — пусть так остается и впредь, пока она сама не даст знать здесь о себе в Хогвартсе. И со Снейпом раньше времени ее тоже никто связать не должен.

Скудная обстановка и строгие правила пребывания в доме только облегчали девушке задачу. Ведь все ее личные вещи могли находиться только в выделенной ей комнате: ни на кухне, где была единственная раковина в доме; ни в крохотной ванной, где только ржавое, покрытое облупившейся эмалью корыто и помещалось; ни, тем более, в кирпичном домике-будке на заднем дворе. Везло ей и с погодой: сколько помнила Анна, ей ни разу не приходилось надолго выходить на улицу в холод, слякоть и дождь, а потому в прихожей не могло быть ее верхней одежды или уличной обуви. Более того, вешалки и полки там пустовали в принципе — ибо такому продвинутому колдуну, как Снейп, не было нужды выходить на улицу, чтобы переместиться куда-либо.

Закинув на плечо заметно потяжелевший рюкзак, девушка, словно на прощание, окинула долгим взглядом комнату, служившую ей пристанищем в течение последнего месяца. На душе было отчего-то муторно и печально. Однако если тревогу можно было объяснить некой грядущей для нее, Анны Лапиной, опасностью, на которую намекал Снейп перед уходом, то причину своей тоски бывшая выпускница химфака решительно не могла понять. Схожее чувство, чудилось ей, она испытывала всякий раз, когда покидала Москву, уезжая домой в Н-ск на каникулы: прощание не с городом, но с университетом, с теплыми воспоминаниями и атмосферой, в которой ей было находиться легко и приятно, где она чувствовала себя на своем месте. Но ведь за прошедший месяц, недоумевала Лапина, она не успела привязаться ни к дому, ни к его хозяину: это было для нее временное пристанище — и только; здесь она не успела познать ни принципиально иного жизненного опыта, который мог бы существенно повлиять на ее мировоззрение и мироощущение, ни каких-то особых радостей и печалей, которые могли бы стать для нее ценными уроками. Да и из Снейпа тот еще наставник: все изучать, до всего додумываться самостоятельно, а потом еще гадать, что же такое важное и полезное он хотел сказать, скрыв между очередными оскорблениями. Нет, по нему, в отличие от Александра Антоновича, своего научного руководителя, она точно скучать не будет…

На столь решительной мысли Лапина принялась осторожно спускаться вниз, подсвечивая себе дорогу наколдованным заранее слабеньким “Lumen”: темнеть за окнами начало еще до ухода Снейпа, и вещи девушка собирала при свете уже артефактной настольной лампы, которую, как и учебники, пришлось спрятать в шкаф, прикрыв висевшими там старыми мантиями. Теперь нужно было проверить на всякий случай гостиную и прихожую и заодно посмотреть, что полезного можно взять на кухне. Там же Анна собиралась дождаться утра, чтобы не проспать слишком долго и покинуть дом с началом рассвета: всякие байкеры, проститутки и прочие гопники-отморозки к тому времени уже разойдутся, и она сможет более-менее спокойно дойти до вокзала, чтобы сесть на первый поезд до Лондона. Хотя, разумеется, бдительность не стоило терять в любом случае.

Планы, однако, пришлось срочно менять на ходу, ибо проход в гостиную — к огромному недоумению и возмущению девушки — перегораживала глухая деревянная стена. Что за дурацкие шутки?! На мгновение Лапина почувствовала, как ее охватило отчаяние: она же теперь не покинет дом! Неужели она позволила обольстить себя лживыми речами, тем самым окончательно загнав себя в ловушку?! Анна замотала головой, словно бы надеялась тем самым отогнать от себя панические мысли. В самом деле, если рассуждать логически, у Снейпа уже была куча возможностей, чтобы ее по-тихому прибить, жестоко над ней надругаться или сдать кому-нибудь из “боссов”. А потому вся эта мышиная возня и прочие многоходовки с тем, чтобы вначале обмануть ее, воспользовавшись ее затруднительным положением, усыпить бдительность, а после запереть ее в доме и привести кучу головорезов по ее душу, выглядят просто бессмысленными. Да и роль “хорошего парня”, “доброго дяди” и “надежного друга”, которому бы хотелось поверить, зельевар даже не пытался играть.

Чувствуя, как сильно на нее давит тесное пространство лестничной клетки, освещаемое одним лишь ее светлячком, Анна поднялась обратно наверх. Еще один лестничный пролет, который она уже давно привыкла не замечать, вел на чердак. Там девушка была лишь единожды — вместе со Снейпом, когда тот разыскал в куче старого хлама и выдал ей тележку, чтобы возить продукты из магазина. Вход на чердак перегораживал вделанный в потолок деревянный люк с тяжелым навесным замком — открыть такой, вспомнила начинающая волшебница, можно было лишь палочковым заклинанием “Alohomora”. Но даже если бы ей удалось каким-то образом проникнуть на чердак, то, пришла к выводу бывшая выпускница химфака, это было бы все равно бессмысленно: дом Снейпа, расположенный в самом конце тупика, не примыкал к другим домам вплотную, а потому убежать по крышам было бы невозможно.

Заглянула в свою теперь уже бывшую комнату. Из окна, если предположить, что простыня выдержит, и ее длины хватит, чтобы спуститься вниз, можно было выбраться только во двор — и никуда дальше: ведущую наружу глухую и ржавую металлическую калитку давно заклинило намертво, а кирпичный забор выше человеческого роста девушка никак не смогла бы преодолеть самостоятельно.

Левитировать себя? Сантиметров на десять от земли, помнила Лапина, ей оторваться удавалось — но не более того: явно недостаточно для того, чтобы преодолеть кирпичный забор высотой больше человеческого роста. Энергии такое колдовство тоже пожирало немало. Быть может, полагала начинающая волшебница, она могла бы поддерживать самолевитацию не минуту, а все пять — но в этом случае она рисковала бы растратить свой резерв полностью, лишив себя, таким образом, всяческой возможности для дальнейшего сопротивления или побега.

Раскачаться на простыне и спрыгнуть на забор, отделявший двор снейповской части дома от соседской, пройти немного — и путь на волю открыт? Анна только покачала головой: данная идея показалась ей еще более бредовой. Ведь для того, чтобы осуществить подобный трюк, требовалось уже иметь некоторый уровень навыка в акробатике или том же паркуре, которого у Анны Лапиной, спортом никогда не увлекавшейся, быть не могло, да и учиться чему-то принципиально новому было сейчас не время.

Лапиной казалось, она упускает что-то важное из виду, что-то совсем простое. Спустилась вниз и снова дотронулась до преграждавшей проход стены, внимательно осмотрев ее, насколько это было возможно при помощи магического светлячка. Похлопала несколько раз ладонью и постучала кулаком в разных местах: судя по доносившемуся звуку, стена была достаточно тонкой, хоть и плотной, а с другой стороны к ней было что-то приставлено или прибито, и это нечто слегка потряхивало при ударе.

Как если бы проход закрыли книжным или платяным шкафом, и сейчас она видела его заднюю панель, пришла Анне в голову неожиданная мысль. Девушка тут же вспомнила, как приехала обратно к Снейпу уже после того, как обнаружила, что попала в прошлое. Она тогда еще долго просидела в ожидании на пороге, а когда Снейп все-таки впустил ее в дом, и она вошла в гостиную, то увидела всюду книжные полки, которые полностью закрывали двери на кухню и ванную и проход на лестницу.

Можно было бы обругать себя за собственную забывчивость и невнимательность: ведь потом Снейп эти проходы как-то открыл — причем прямо при ней, но она, придавленная недавними открытиями и связанными с ними впечатлениями, занятая “перевариванием” новой информации, даже не заметила тогда, как зельвар это сделал и какие заклинания использовал. Вот только смысла заниматься самобичеванием сейчас девушка не видела, да и Снейп, если не то пошло, все заклинания творил исключительно невербально и даже если показывал ей что-то, ничуть не заботился о том, чтобы она могла хорошо рассмотреть и запомнить нужные движения палочкой.

Скорее, продолжала размышлять бывшая выпускница химфака, возникшее перед ней препятствие следует рассматривать как некий квест-загадку от Снейпа: принципиально решаемый, но над чем придется поломать голову — в особенности при ее медлительности и тугодумии. А еще… почему-то посетила ее внезапная мысль, Снейп точно разочаруется, если с поставленной задачей она так и не справится, и еще больше — если таким образом подставит его перед “боссом”. Хотя, казалось бы, кто просил Снейпа все усложнять?..

Метод “в лоб” ожидаемо ничего не дал: шкаф не сдвигался ни на миллиметр: ни когда девушка пыталась толкнуть его, навалившись всем телом, ни когда воздействовала заклинаниями “Repello” или “Descende!” Ничего не происходило со шкафом и при использовании таких заклинаний, как “Finite”, “Finite incantatum”, а также арканумовского “Disperse magick”: с одной стороны, можно было сделать вывод, что это не трансфигурация, не иллюзия и не какая-нибудь еще обманка, созданная посредством магии. С другой, понимала Лапина, она ничего не могла утверждать однозначно: ведь ей никогда еще не доводилось возвращать трансфигурированным предметам исходный вид, равно как и развеивать наведенные кем-либо чары длительного действия.

Это должно быть заклинание из тех, что изучаются в Хогватсе, что описаны в выданных ей учебниках, пыталась Анна рассуждать логически. Это не может быть заклинание прямого вреда, наносящее ущерб имуществу, а потому всякие “Diffindo”, “Scindo”, “Incendo” и “Confringo” отпадают по умолчанию. Если Снейп не использовал руны, до изучения которых она так и не добралась, если не вложил в свое заклинание избыточно много силы, если это просто малопопулярное, но все же известное заклинание, то у нее еще есть шанс выбраться. Потому что… — девушка принялась копаться в рюкзаке, куда до этого тщательно укладывала вещи, — все заклинания из учебников чар, трансфигурации и ЗОТИ она выписывала к себе в тетради, а, значит, рано или поздно найдет что-нибудь подходящее.

Сказать оказалось, как всегда, проще, чем сделать. В выданных учебниках чар было описано огромное количество самых разнообразных заклинаний: шуточных, бытовых, защитных, боевых, трансфигурационных и так далее — и Лапина выписывала их к себе в тетрадь в порядке изучения, никак не сортируя по назначению, алфавиту или каким-либо еще параметрам. “Базовый” набор, насколько она помнила, содержался в учебниках за первые два года; затем предполагалось изучение лишь пары-тройки принципиально новых заклинаний в течение года, а для заклинаний, уже известных из предыдущих книг, описывались различные модификации для усиления и использования в частных случаях. Что-то подобное, полагала Анна, ей было и нужно.

На внимательный просмотр собственных записей у бывшей выпускницы химфака, по ее ощущениям, ушло около часа; нередко ей приходилось возвращаться на какое-то количество страниц назад и прочитывать их заново из опасения пропустить подходящее заклинание. Вначале девушка наткнулась на заклинание “Circumrota”, которое в теории позволяло открывать тайные вращающиеся двери, замаскированные под книжные шкафы или фрагменты стены — а ведь перед ней предположительно была именно такая дверь. Анна не знала, делала ли она что-то не так или заклинание было все-таки неподходящим для решения стоящей перед ней задачи, но все предпринятые ею попытки открыть проход окончились неудачей — можно сказать, ей еще повезло, что при этом ничего не обрушилось и не взорвалось

Заклинание “Locomoto” предназначалось для перемещения по воздуху вблизи колдующего различных, не слишком больших предметов — от канцелярских принадлежностей до чемоданов — и успешно сработало на рюкзаке, который послушно проследовал вслед за своей хозяйкой вначале вверх, а потом вниз по лестнице, но оказалось полностью бесполезным для открывания дверей. Вариации “Mobilicorpus” и “Mobiliarbor” предназначались для перемещения по воздуху, соответственно, бессознательных, оцепеневших или мертвых тел и саженцев или небольших деревьев. Аналогичным образом, вспомнила Анна, ей попадались частные заклинания “Apparecium” для проявления скрытых записей и “Homines revelo” для обнаружения посторонних людей в доме. А, пролистав несколько страниц назад, она обратила внимание на заклинание “Cistam aperio”, предназначенное для открывания ящиков, коробок и сундуков.

Интересно, — задумалась Лапина, — а существует ли общее открывающее заклинание “Aperio”? И если да, то могло бы оно ей сейчас помочь? И тут же удивилась собственным мыслям: осваивая свои первые заклинания, она просто напитывала силой волевые импульсы, которым давала названия на основе производимого ими действия, и ее нисколько не заботило прежде, записаны эти заклинания где-нибудь или нет. Если подумать, то все заклинания были когда-то кем-то придуманы, и лишь после того, как нарабатывалась достаточная практика их использования, они попадали в учебники и специальные сборники. Без палочки и прочих приспособлений, исключительно на чистой силе, как уже успела убедиться на собственном опыте бывшая выпускница химфака, можно творить лишь весьма ограниченное количество заклинаний — или, вернее, заклинания строго определенной природы и образа действия. В любом случае, работает заклинание или нет, она не узнает, пока не попробует.

Встав на ноги, выпрямив спину, расправив плечи и глубоко вдохнув, девушка вытянула руки вперед и, чуть приподняв ладони, пустила силу. Ей нужно открыть эту дверь… очень нужно… жизненно необходимо…

- Aperio! — прошептала она чуть слышно в пространство.

С ладоней сорвалась холодная голубая вспышка, осветившая проход напротив и в мгновение ока поглотившаяся перегородившей его панелью. Что-то щелкнуло впереди, послышался тихий скрежет: панель начала медленно отодвигаться, подобно самой обычной, но очень тяжелой механической двери. Анна шумно выдохнула и вдохнула, опустив руки: получилось. У нее получилось! Вызвав заново успевший погаснуть светлячок, девушка подхватила оставленный на ступеньках рюкзак и опрометью юркнула в открывшийся проход.

В царившей темноте даже ее слабенький “Lumen Solis”, едва освещавший пространство вокруг, казался неправильно, неестественно ярким, и Лапина, следуя скорее внутреннему чутью, нежели рациональным соображениям, поспешила развеять заклинание. Гостиная окончательно погрузилась во тьму, и в зыбком мареве вокруг очертания предметов угадывались скорее по старой памяти.

Двигаясь наощупь, Лапина подошла к окну и, слегка отодвинув занавеску, осторожно выглянула наружу. На улице царила непроглядная темень, словно она жила не в городе, а в деревенском домике где-нибудь на отшибе. Фонари в этой части района уже давно стояли разбитые, а уличное освещение перешло в разряд мифов и легенд. И если бы у кого-то в подобный час внезапно загорелся свет в окне, тут же сообразила Анна, резко одернув занавеску и отойдя от окна, это непременно привлекло бы внимание возможных ночных гуляк.

Внезапно — всего на мгновение — девушке стало страшно. Впервые она столь явственно осталась одна — в доме, находвшися в неблагополучном районе. С нравами местных жителей Анна успела ознакомиться уже в достаточной мере и не имела никакого желания это знакомство развивать. Снейп наверняка защитил свой дом какими-нибудь чарами от незваных гостей, но кто знает, как долго эти чары способны выдержать…

Раздавшийся неожиданно щелчок прервал тревожные размышления Лапиной, невольно заставив ее вздрогнуть: по всей видимости, ведущая на лестницу дверь, открытая ранее, сама вернулась на место.

- Бомм… Бомм… Бомм… — пробили следом часы на каминной полке в гостиной.

Анна считала специально — всего двенадцать раз — и лишь затем позволила себе выдохнуть. Было что-то ненормальное в охватившей ее нервозности, в том, как она вздрагивала от каждого шороха, от каждого постороннего звука в ночной тишине. Не чтобы подобного никогда не случалось с ней прежде, но, подумала Лапина, сейчас она, скорее, излишне себя накрутила: как же, одна в чужом доме и в чужом городе, в ожидании неведомо какой опасности, да еще после едва не проваленного квеста на сообразительность от Снейпа. Ведь то, сколько времени она потратила на решение задачи, на деле не такой уж и сложной, это ли не почти провал?

Впрочем, как действовать дальше, девушка уже знала. Снова наощупь, натыкаясь то на диван или кресло, то на книжные полки, подобралась к тому месту, где, по ее памяти, предположительно находился проход на кухню.

- Aperio! — короткая вспышка холодного голубого цвета на мгновение осветила несколько книжных шкафов. Раздался уже знакомый щелчок, и один из шкафов, ближе к левому углу, сразу же начал медленно двигаться внутрь гостиной, подобно открывающейся двери.

Анна помнила, что раньше над ведшей на кухню дверью, обычно постоянно открытой нараспашку, что, казалось, ее и не было вовсе, тоже висела книжная полка. Сомнительно, чтобы Снейп превратил ее в полноценный стеллаж простым школьным заклинанием “Ingrando” ⁽²⁾: ведь подобные заклинания, изменяющие внешний вид и прочие физические свойства предметов, как прямо указывалось в учебниках трансфигурации и чар, действовали весьма ограниченное время. В очередной раз стала видна пропасть, разделяющая ее, начинающую волшебницу, и Северуса Снейпа — продвинутого опытного мага.

Наконец, проход открылся достаточно широко, чтобы в него можно было свободно пройти, не задевая ничего рядом, и Лапина, не став тратить лишнее время на мысли о собственной ущербности, поспешила пройти на кухню.

- *Lumen solis!* — магический светлячок привычно занял свое место в колбе уже давно не работающей, подвешенной к потолку лампы, озарив пространство вокруг не слишком ярким, теплым желтоватым светом.

- *Colloportus!* — замаскированная под книжный шкаф дверь тут же перекрыла проход в гостиную.

Лапина выдохнула, наконец, с облегчением, положив на табуретку рюкзак — даже просто дойти от спальни до кухни внезапно оказалось для нее тем еще приключением. Желудок недвумысленно напоминал о том, что уже давно пора бы подкрепиться, и бутерброды с паштетом вполне подходили для того, чтобы утолить первый голод.

Девушка успела приступить уже ко второму бутерброду, когда услышала знакомый еще с общежития противный шорох, и едва не поперхнулась от неожиданности. С крысами в последние дни она не сталкивалась — вероятно, потому, что заходила на кухню совсем ненадолго и именно в то время, когда крысы предпочитали прятаться по своим норам. Или все еще проще: запах паштета разбудил обитавшую где-то поблизости крысу, и та, выбравшись из своей щели, принялась шуршать в поисках пищи. Так или иначе, рассуждала Анна, она намеревалась скоротать на кухне остаток ночи, и близкое соседство с грызунами — отнюдь не милыми домашними крысками — ее совсем не устраивало.

- Accio крыса! — скомандовала Лапина, встав из-за стола.

В подставленную ладонь послушно влетела обычная, на первый взгляд, серая крыса, только более крупная в сравнении с предыдущей и более агрессивная. Подобное поведение вряд ли было чем-то необычным для грызунов данного вида, но… мало ли, где эта крыса копалась раньше. Подцепить какую-нибудь опасную или не очень заразу девушка желанием отнюдь не горела, а потому воспользовалась простым заклинанием:

- *Alat’ardue Leviosa!* — во избежание, так сказать.

Рассмотрев зависшую в воздухе крысу с достаточно близкого но все же безопасного расстояния, Анна заметила некую странность: передняя левая лапка животного, точно перчаткой, была покрыта толстым слоем серебряной краски, блестевшей в неярком свете магического светлячка. Хотя, казалось бы, где трущобы Коукворта — и где серебряная краска и, тем более, само серебро? В любом случае, нужно было срочно решать, что делать с крысой, раз под рукой не оказалось совы или другого хищника, который бы питался грызунами. И тут, как показалось Лапина, ей пришла в голову идиотская, абсурдная, но от этого не менее действенная идея.

В самом деле, если просто выпустить крысу на улицу, то она снова проберется в дом в поисках еды. Если даже вышвырнуть ее за забор, будет то же самое: крысы — животные умные, хитрые и наглые; да и далеко она, Анна Лапина, крысу далеко все равно не закинет, если вообще сможет перебросить ее через забор. Но если… снова вспомнился “Арканум” с его канализационными крысами-тушканчиками, “sewer rats”, обитавшими в игре буквально во всех подземельях: от городских канализаций и подвалов до горных пещер и шахт. Но “sewer rat” по-английски называлась и обычная серая крыса вроде той, что Анна удерживала перед собой заклинанием. Таких можно было встретить на городских помойках и не только — что в Коукворте, что в Москве. Так почему бы не отправить эту надоедливую канализационную крысу туда, где ей самое место?

Крыса пыталась сопротивляться, бесполезно суча лапами в воздухе — наверное, это было естественное поведение живого существа, которому угрожала если не смертельная опасность, то нечто близкое. И все же Анна не могла отделаться от ощущения, что с животным что-то не так. Казалось, стоит ей лишь немного отвлечься от крысы, как та тут же сбросит заклинание и удерет. А потому, например, для того, чтобы открыть дверь во двор, пришлось вначале стать к этой самой двери боком, найти ручку наощупь, повернуть и толкнуть — и все для того, чтобы держать крысу прямо перед глазами и не дать ей ухватиться лапами за дверной косяк, что та явно намеревалась сделать.

Выйдя во двор, девушка, наплевав на всякую конспирацию, зажгла еще один магический светлячок: не оказаться внезапно в темноте и дать тем самым крысе сбежать было намного важнее. Благо, дом Снейпа был в тупике последний, соседей на другой его половине не водилось, а дома за рекой, хотелось бы надеяться, отстояли достаточно далеко, чтобы там могли что-либо заметить.

Уже возле нужника крыса, казалось, поняла, что ее ждет, истошно заверещала и даже попыталась броситься на девушку. Анна понимала: стой она сантиметров на десять ближе, и крыса непременно бы ее достала — если бы не укусила, так обязательно бы оцарапала. Но, самое главное, подобный рывок едва не заставил начинающую волшебницу потерять контроль над заклинанием и, следовательно, над крысой.

- *Alat’ardue Leviosa!* — повторила Лапина и, для верности, организовала крысе мертвую петлю.

Открыть дверь так же наощупь, только потянуть на этот раз на себя. Отлевитировать крысу так, чтобы она зависла точно над очком и отпустить, придав дополнительное ускорение:

- *Descende!*

Вернувшись на кухню, Анна вначале долго отмывала руки с мылом, после доедала бутерброд. И продолжала размышлять. Встреченная ею недавно крыса вела себя не просто как умное и сообразительное животное, но будто бы действовала вполне осознанного, будто бы… встречалась с магами раньше! — поразилась Анна собственной догадке. В самом деле, с одной магической совой — кажется, это был сыч — она уже встречалась. И ведь наверняка не только с совами волшебники проводили свои селекционные эксперименты.

Так, о крысе можно сказать, что это идеальный шпион — прежде всего, потому, что это синантропный вид. Если в доме уже обитают крысы, появление еще одной не только никого не насторожит, но в принципе останется незамеченным. Крысы — ловкие и юркие животные. Крыса легко может спрятаться в какой-нибудь щели и, если не увидеть, то, как минимум, услышать много всего интересного. В отличие от сов, правда, крысы живут совсем мало — обычно не более трех лет — но что, если волшебники и здесь что-нибудь придумали?

О Снейпе известно, что он двойной агент. Логично, что рано или поздно за ним захотят проследить — причем обе стороны: что именно он “сливает” противнику; не утаивает ли чего важного; и, вообще, кому верен больше. Анна почувствовала, как под ее ладонями остыла кружка с чаем: допустим, от крысы она избавилась, а рано утром уедет в Лондон и больше не вернется в Коукворт и в этот дом. Достаточно ли она тем самым себя обезопасит? Или…

Чтобы не дать паранойе захватить свой разум окончательно, девушка решила поискать полезные для себя припасы — то, зачем она изначально собиралась попасть на кухню. Прежде всего, следовало взять с собой хотя бы небольшой запас питьевой воды — благо, пластиковую бутылку из-под холодного чая, еще из 2011-го года, она так и не выкинула. Далее — спички: их Анна прикупила уже здесь, в Коукворте, сразу целую упаковку, а потому хотя бы один коробок можно смело взять с собой.

Да, это важный критерий: поскольку она собирается брать чужое, брать без проса, то это может быть только то, что уже имеется в избытке, в большом количестве, уменьшение которого на одну или две единицы не будет бросаться в глаза и может вообще остаться незамеченным. Поэтому вода и спички — да, а вот нож — уже нет. Во-первых, ножей в доме у Снейпа было немного, и все они были разные. Во-вторых, нож может быть полезен в лесу или в горах, но никак не в большом городе, где за пределами кухни это, прежде всего, холодное оружие, что может иметь свои последствия. А защититься, если что, рассуждала Лапина, она сможет и при помощи магии, тогда как с ножом как с оружием обращаться вообще не умеет. Впрочем, хотелось бы надеяться, до Чаринг-Кросс-Роад от вокзала ей удастся добраться без происшествий, а уже в Косом переулке можно будет смело использовать магию, не опасаясь авроров: ведь Статут нарушен не будет.

Теперь еда. Это должно быть что-то уже готовое или что можно есть сырым и что не испортится хотя бы в течение суток. Оно не должно мяться, ломаться, крошиться и растекаться при хранении и ношении в рюкзаке, не должно пачкать его содержимое. Таким образом, оставались только яблоки да шоколадка — то же, с чем Анна Лапина собиралась в необременительную туристическую поездку еще в 2011-м году. Потому что картонные и жестяные коробочки, глиняные горшочки и стеклянные баночки, куда можно было бы сложить еду — все они были заняты солью, сахаром, крупами, травами и приправами. О том же, чтобы купить пластиковые контейнеры в магазине, не могло быть и речи: когда она в первый раз принесла продукты в полиэтиленовых пакетах, Снейп сразу же дал понять, что в его доме не место “всякой маггловской дрянной синтетике”, и уничтожил их заклинанием. А после, вместе с тележкой, выдал для походов в магазин большую тряпочную сумку и сетку-авоську, какие были в ходу во времена молодости его родителей — или ее бабушки, Лапиной Ирины Степановны, в девичестве Цветковой.

Еще Анна подумала, что в сложившихся обстоятельствах, пожалуй, даже к лучшему полное отсутствие у нее всякого интереса к ведению домашнего хозяйства и создания уюта. Потому что живи у Снейпа вместо нее правильная, нормальная женщина, коей, безусловно, была ее бабушка или какой в последние годы заделалась ее мама, так в доме сразу бы появились всякие цветочки в горшках, картиночки на стенках, вязаные салфеточки и накидочки на мебели, и, конечно же, полный холодильник всякой разной еды: и мясо, и супы, и рыба, и пироги, и салаты. А так, если придут сюда подельники Снейпа или даже авроры, то ничего необычного не увидят — если, конечно, не будут перетряхивать с обыском весь дом. И то, была уверена Лапина, все свое она-то с собой забрала, а если Снейп хранил у себя запрещенку или зажал что-то от своих подельников, то это будут исключительно уже его проблемы.

Достала из рюкзака старую мантию и закуталась в нее. Заварила себе еще чай и принялась греть о кружку озябшие, начавшие мелко подрагивать ладони. Прежде, мрачно подумала Анна, от магического истощения она валилась в обморок, сейчас же… нет, именно до истощения она еще не дошла, но остановилась где-то вблизи “красной зоны”, о чем ее, по-видимому, предупреждал организм сонливостью и ознобом — а спать нельзя, хотя время уже позднее. Потому что утром уходить ей совсем рано, а если она уснет сейчас, то непременно проспит, а мама в будущем-прошлом увещевала ее не раз: “Спасение свое проспишь”.

В учебниках чар ничего не говорилось о том, что может произойти с волшебником или ведьмой, если колдовать слишком много и почти без перерыва — напротив, практиковаться рекомендовалось как можно чаще, чтобы отработать и правильность движений палочкой, и произношение слов, и сосредоточенность на результате. О необходимости же восстановления между занятиями бывшая выпускница химфака впервые вычитала в книгах по окклюменции — уже после того, как испытала на себе последствия глубокой, частой и жесткой легилименции со стороны Снейпа. Но, подумала Анна Лапина, вряд ли Миранда Гуссокл, автор учебников по чарам, врала или скрывала важную информацию намеренно — скорее, исходила из устоявшейся к тому времени практики обучения в Хогвартсе. Например, из того, что в Хогвартсе учат колдовать исключительно палочками — это во-первых. Во-вторых, ученики в Хогвартсе не только разучивают всякие заклинания на чарах, трансфигурации и ЗОТИ, но также изучают в теории всяких монстров на той же ЗОТИ, варят зелья на зельеварении, копаются в земле на гербологии, изучают звездное небо на астрономии, зевают над историей магии. И ведь наверняка еще учителя задают писать какие-нибудь рефераты по изучаемым темам. В результате получается, что на внеклассную практику заклинаний остается совсем немного времени.

Еще додумала Анна мысль, которая посетила ее, когда она пыталась найти подходящее заклинание, чтобы открыть проход в гостиную. Итак, как минимум, половину всех изучаемых в Хогвартсе заклинаний ученики осваивают в первые два года. Далее добавляется по паре-тройке новых заклинаний каждый год — именно нормальных и потенциально полезных заклинаний, а не всяких шуточных, хотя последние, надо думать, при очень творческом подходе, извращенном чувстве юмора и полном отсутствии совести могут доставить немало проблем. Старые заклинания при этом подлежат повторению, которое, как любят повторять школьные учителя, “мать учения”, а также дополняются различными усиливающими и частными модификациями.

Например, базовое заклинание — “Lumen”, усиливающая модификация — “Lumen maximum”, дающая намного более яркое свечение. Усиливающая частная модификация “Lumen solis” создавала полуавтономный поддерживаемый магический светлячок, способный существовать только вблизи заклинателя, но не привязанный непосредственно к волшебной палочке, что позволяло волшебнику или ведьме творить одновременно другие заклинания, для чего нужны, в свою очередь, тренированная сила воли и концентрация, и, в меньшей степени — высокая магическая сила. Модификации “Lumen duo” и “Lumen tria” позволяли создать, соответственно, по два или три светлячка одновременно — больше для зрелищности, как думалось Лапиной, чем для какой-либо практической пользы: потому что для освещения помещений маги уже изобрели артефактные лампы, а для того, чтобы ходить по всяким подземельям, хватило бы и “Lumen solis”.

Или “Reparo”: отдельная глава была посвящена ему еще в учебнике за первый курс. Упоминалось, в частности, что посредством данного заклинания можно починить мелкие предметы, такие как писчие перья или очки. Если предмет был сломан только что, достаточно было навести на него волшебную палочку и, выполнив нужное движение, сказать: “Reparo”. Если же предмет был сломан некоторое время назад, к базовой формуле заклинания нужно было добавить название этого предмета на латыни, например: “Pennam reparo”, “Oculos reparo”. В дальнейшем при повторении “Reparo” рекомендовалось опробовать данное заклинание на более крупных предметах: вначале на разбитых чашках и блюдцах, затем на сломанных столах, стульях и шкафах.

Более того, от учеников Хогвартса, вероятно, даже не требовали строго осваивать сразу все изучаемые в течение года заклинания, и, пока оставалось время до СОВ, их повторяли, повторяли и еще раз повторяли. Хотя у студентов способных и, самое главное в такой системе, дисциплинированных и прилежных, которые всегда и все учили сразу, шанс сдать итоговый экзамен на высший балл был, естественно, намного выше.

С другой стороны, продолжала рассуждать бывшая выпускница химфака, могло быть и так, что именно базовая версия заклинания требовала и более тренированной силы воли, и более высокой магической силы, и сосредоточенности, тогда как частные модификации оказывались, напротив, менее затратны и вполне по силам среднему студенту. Тогда, при существовавшем в Хогвартсе ремесленно подходе, о котором косвенно упоминал и Снейп, выходило, что изучали в первую очередь именно частные модификации: всякие “Mobiliarbor”, “Cistam aperio” и “Hominem revelo” — без прямых отсылок к “базе”. Последнюю же могли вообще не затрагивать в Хогвартсе, даже на старших курсах: тут Лапина могла только гадать, поскольку выданные ей учебники охватывали лишь программу СОВ.

То, что ей удалось беспалочковое “Aperio”, понимала Лапина, не значило ровно ничего, потому что беспалочковая магия легко работала именно там, где нужно лишь изначальное вложение и упорядочивание силы при минимальной дальнейшей поддержке со стороны заклинателя. Там же, где нужно колдовство точное и тонкое, где нужно воздействовать на устойчивую в имеющихся условиях систему; где нужно постоянно контролировать поддерживаемое заклинание, чтобы оно не сорвалось, а не просто подпитывать время от времени заранее созданный энергетический конструкт, беспалочковая магия становилась чудовищно затратной и зачастую просто бесполезной.

Так, то же “Aperio” единоразово требовало силы ощутимо больше, чем “Protego”, изучаемое в Хогвартсе на пятом курсе, однако же сотворить его, помнила девушка, было намного проще, чем “Calefacto”, “Ebulli!” или “Aquamenti”. И даже два, идущих почти одно за другим “Aperio” не вымотали ее так сильно, как, казалось бы, обыкновенное заклинание левитатии, изучаемое в Хогвартсе еще на первом курсе. С другой стороны, если верить описаниям в учебниках, заклинание левитации первокурсники отрабатывали на предметах маленьких и легких, и, самое главное, неодушевленных, не обладающих даже зачатками собственного разума и воли.

В отличие от чар, на трансфигурации ученики, напротив, едва ли не с первого курса тренировались отрабатывать заклинания именно на животных, превращая то мышей в табакерки, то жуков в пуговицы, то ежей в подушки для иголок, то птиц в бокалы. Весьма сомнительно, чтобы подопытные животные сидели спокойно весь урок, пока в них тыкали палками и постоянно во что-нибудь превращали, не пытаясь ни укусить обидчиков, ни хотя бы сбежать. А, значит…

Девушка хлопнула себя по лбу от досады: как всегда, важные и в то же время простые вещи доходили до нее слишком поздно. Конечно же, этих несчастных зверей, птиц, насекомых, и над кем там предлагалось издеваться еще, перед уроками наверняка усыпляли или оглушали заклинаниями! Или, что более вероятно, подмешивали какие-нибудь зелья в еду. И если бы она, Анна Лапина, задумалась об этом раньше, еще когда читала описания к заданиям в учебниках, то справиться с той же крысой ей было бы намного проще! Оставалось лишь надеяться, что этот урок пойдет ей впрок, а пока, чтобы побороть сонливость, Анна достала из рюкзака дневник и написала:

30/31.07.1997

Задумалась. Если этот дневник попадет в чужие руки, несдобровать ни ей, ни Снейпу: кто-нибудь, знающий русский язык, в магической Британии да отыщется. Сжечь надежнее, но… усомнилась Анна, не для того ли она дневник заводила, чтобы упорядочить в своей памяти все события, произошедшие с нею недавно, и связанные с ними мысли? Не для того ли, чтобы не затеряться в череде сменяющих друг друга дней, похожих один на другой?

Вырвала один пустой лист и, отставив на расстояние вытянутой руки, вгляделась в него пристально, пожелав сжечь. Не сразу, но лист занялся: вначале образовалось темное пятно примерно посередине, куда она смотрела. Вот оно провалилось, а на его краях заплясали языки пламени, которые с каждой секундой отодвигались все дальше и дальше, с аппетитом пожирая бумагу. Наконец, середина выгорела полностью, и оставшийся верхний угол листа, ничем больше не удерживаемый, плавно спланировал на пол.

Не став дожидаться, когда догорит оставшаяся у нее руке часть листа, девушка потушила его под краном в раковине, после чего плеснула водой на пол и убрала образовавшуюся грязь. Подумала отстраненно, что хорошо, что пол на кухне не деревянный, как в гостиной, и, самое главное, здесь нет никакого ковра, который вспыхнул бы в мгновение ока. И как плохо то, что “Aquamenti” поддается ей едва-едва: быстрее и проще сделать эти два шага до раковины и открыть кран, чтобы набрать пригоршню воды и залить ею догорающие угольки, чем цедить эту несчастную струйку, невероятным усилием воли конденсируя воду из воздуха. И не подойдет ли заклинание “Exstinguo”, которое она ранее пробовала для гашения света, для гашения пламени?

Тем не менее, эксперимент можно было считать успешным: если она попадется, и у нее изымут записи, она сможет их поджечь одним лишь взглядом, силой мысли. Но… долго… слишком долго… нужно, чтобы бумага вспыхивала и сгорала в мгновение ока — как тринитроцеллюлоза. А, значит, нужно добавить в заклинение больше силы.

Для верности Анна положила очередной вырванный тетрадный лист на принесенный из ванной оцинкованный таз, перевернутый вверх дном. Сама же отошла в противоположный конец кухни и сцепила руки за спиной. Вгляделась пристально в бумажку, напрягая всю свою силу воли, до боли в глазах. Никаких направляющих жестов, только ее магия, ее сила воли — и ничего больше. Ей нужно, чтобы оно вспыхнуло мгновенно, ничего после себя не оставив. Не оставив ничего видимого.

- *Incendo! Сгинь!*

Впоследствии Анна не была уверена, что яркая вспышка огня на фоне мрачно-багряного зарева ей не привиделась. Когда она очнулась, на кухне было совсем темно: созданный ею ранее светлячок, очевидно, развеялся, как только она потеряла сознание. Затекло и неприятно ныло плечо от лежания на полу в неудобной позе.

- Бомм… Бомм… Бомм… — как сквозь сон, раздавался смазанный, приглушенный звон со стороны.

Анна не сразу поняла, что это снова били часы в гостиной. Неуклюже поднявшись на ноги и потирая все еще ноющее плечо, девушка задумалась о том, который был час и как долго она вообще вот так провалялась. Наощупь подошла к окну, в котором виднелся темно-лазоревый квадрат неба. В пять часов было бы уже светлее, подумала Лапина про себя: не то чтобы совсем, как днем, и читать было бы еще нельзя, но предметы были бы различимы уже достаточно четко без дополнительного источника света. Значит, три или, возможно, уже четыре: иначе небо было бы еще более темного оттенка. С начала мая по начало августа утренние и вечерние сумерки длятся долго — но то в Москве; в расположенном южнее Коукворте может быть иначе. Тем более… — хмыкнула бывшая выпускница химфака, — здесь она отнюдь не в высотке живет, так что и наблюдаемая долгота дня будет заметно меньше. В любом случае, медлить не следовало.

С этой мыслью девушка допила остатки чая, уже давно остывшего, вымыла кружку и умылась сама, чтобы прогнать остатки сна. Запихнула обратно в рюкзак тетради и ручку; мантию же, снятую на время водных процедур, надела обратно: утро, даже не самое раннее, было для Анны Лапиной всегда самым холодным временем суток, а досаждавший ей с недавних пор озноб даже не думал проходить. Еще бы! Ведь чтобы восстановить изрядно растраченный магический резерв, нужно было или выпить местный аналог зелья маны, которого у начинающей волшебницы при себе не было, или хотя бы нормально поесть и поспать, а не проводить всякие эксперименты, продолжая колдовать до полного изнеможения.

После того, как часы прекратили бить, в доме снова стало тихо — сейчас, прекратив шуметь сама, Анна осознала это особенно ясно. Ни привычных шумов просыпающегося (или никогда не спящего) города, ни стрекота цикад и сверчков, привычного для окраин. Тишина пугала: казалось, опасность притаилась где-то рядом, и стоит только сделать неверный шаг, повести себя как-то неправильно — и уйти подобру-поздорову, разминувшись с этой самой опасностью, уже не выйдет.

Поддавшись страху, Лапина взяла рюкзак и поспешила к выходу из кухни — чтобы едва не упасть, споткнувшись об оставленный на полу таз, о котором она уже успела забыть. Звук ударов металла о кафель словно пробудил девушку от наваждения: выдохнув и прислушавшись, она обнаружила, что в доме снова стало тихо, и устроенный ею шум никого не разбудил — даже крыс, и тех не было слышно. Наступившая тишина воспринималась теперь естественной и не внушала больше иррациональной тревожности и страха.

Открыла заклинанием замаскированную под книжный шкаф дверь: в гостиной стало намного светлее — достаточно для того, чтобы различать общие очертания предметов, но слишком мало, чтобы рассмотреть положение стрелок на циферблате каминных часов. “Почти половина пятого”, — определила про себя Лапина, подойдя к камину и на несколько секунд засветив “Lumen”. Если бы на улице было хоть немного светлее — как будет минут через двадцать, если бы вид на восход не загораживали многочисленные дома и громады заводов, то, подумала Анна, выглянув в окно, она могла бы уже уйти.

Часы на каминной полке пробили половину пятого, заставив девушку обернуться, и в это же время в камине взметнулись языки пламени, на мгновение осветив гостиную изумрудно зеленой вспышкой. Ошеломленная, Лапина, застыла на месте, широко распахнув глаза и открыв рот. Она… опоздала?! Затем взгляд ее выхватил проход на кухню, по-прежнему открытый, и она метнулась туда, принудительно закрыв за собой фальшивый книжный шкаф заклинанием “Colloportus”.

Сердце бешено колотилось в груди, и, тем не менее, Анна могла различить характерное, уже знакомое шипение и треск за стеной, видела изумрудно-зеленые отсветы, проникавшие в щель под мнимым книжным шкафом. Сколько времени прошло в аналогичной ситуации в прошлый раз, когда в гости пожаловал Альбус Дамблдор? Впрочем, не важно: если Снейп пришел не один, а со своими подельниками, то вряд ли для того, чтобы попить с ними чай-кофе и пожелать удачного дня на прощание, а, значит, боя не избежать. Но что она может противопоставить?

Вспомнив, как обыскивала недавно кухню в поисках полезных припасов, Лапина достала из шкафа бутылку с каким-то алкоголем, подвинула так и лежавший на полу таз и прошмыгнула в угол за створку ведущей из гостиной двери, постоянно открытой настежь. Как раз вовремя: за стеной в гостиной послышались шаги. Анна могла бы только сказать, что кроме нее, в доме еще, как минимум, двое, но на веселую пьяную компанию людей, которым теперь лишь бы проспаться, это не было похоже. Затем скрип продавленного дивана, на который будто бы опустили что-то тяжелое. Это что, Снейп со своей тусовки вернулся в состоянии нестояния, и его “по-дружески” решили проводить не просто домой, но аж до дивана?

К большому разочарованию Лапиной, незнакомец уходить не торопился — а ведь было бы так здорово... Вместо этого он прошелся немного по гостиной — девушка слышала приближавшиеся и отдалявшиеся шаги, не снейповские, совсем другие: не медленные, но и не быстрые — скорее, величественные — и странный тихий, но все же уловимый шелест… из-за мантии?

Наконец, незнакомец заговорил — тягучим и надменным голосом:

- Не перестаю удивляться, Северус, в какой глубокой дыре ты живешь. Вместе с маггловской кровью ты унаследовал и их привычку жить в хлеву, и даже общение с лучшими волшебниками в течение уже многих лет не смогло исправить в тебе эту дурную наклонность. Можно сказать, вся твоя жизнь, Северус, это наглядный пример того, как важно хранить чистоту магической крови и не допускать в наш мир грязнокровок и магглов…

В иных обстоятельствах Анна, вероятно, могла бы сказать, что не уловила в точности смысл фразы, но богатые и выразительные интонации неизвестного пока мужчины не оставляли сомнений: там, за стеной, ярый сторонник чистоты волшебной крови. Если верить Снейпу, последние противостояли Дамблдору, а их дети в Хогвартсе кучковались исключительно в Слизерине. Еще бы: с такой политикой родителей у них там, наверное, родословные настолько идеальные, что не то что в Слизерин, а хоть в британскую королевскую семью отдавай!

- А теперь послушай меня, С-северус-с… — вновь заговорил незнакомец. Голос его стал тихим и вкрадчивым, и Лапина лишь с усилием различала слова. — Темный Лорд тебе доверяет… пока. Ты не хуже меня понимаешь, что не стоит предавать его доверие… — продолжал говорить мужчина, и в голосе его отчего-то угадывалось злорадство. — Я поручился за тебя перед Темным Лордом, но помни: если я выясню, что ты с-солгал, то я не дам даже ломаного кната за твою никчемную жизнь…

Снова звук шагов:

- Homines revelo!

Анна почувствовала, как со всех сторон ее обдул холодный и промозглый ветер — ее обнаружили. Шаги уверенно приближались по направлению к кухне. Незнакомец определенно бывал в доме Снейпа раньше и потому остановился, не дойдя шага или двух до книжных полок, после чего, опять же, вслух произнес:

- Aperio!

Раздался уже знакомый щелчок, и замаскированная под книжный шкаф дверь начала медленно открываться внутрь гостиной. Анна прикинула: шанс ударить первой у нее будет только один — когда снейповский подельник подойдет достаточно близко, чтобы с размаха ударить его кухонной дверью по лбу и затем, пользуясь его замешательством, сразу же добавить бутылкой по голове, выбить палку из рук, а далее — по обстоятельствам — использовать немногочисленные известные заклинания.

Снова шаги — один, другой, третий… пора! Ругательства в адрес Мерлина и звук удара металла о кафель раздались, казалось, быстрее, нежели Анна толкнула дверь.

- Хрясь!

Бутылка со звоном разбилась о затылок незваного гостя, всюду разлетелись осколки. Мужчина, и без того склонившийся от удара дверью по лбу, покачнулся и ничком завалился на пол рядом с оцинкованным тазом, краем мантии задев упавшую следом табуретку.

- *Stupefac!* — добавила Анна для верности, сделав резкий выпад вперед свободной рукой. Незнакомец лишь дернулся и обмяк в ответ: больше ему было не нужно.

Только теперь девушка рискнула рассмотреть незваного гостя подробнее. Это был примерно ровесник Снейпа, только привыкший жить в роскоши и достатке и уделявшего куда больше времени и средств на поддержание своего имиджа. Лапина отметила про себя и длинные густые светлые волосы, в утреннем сумраке отдававшие серебристым блеском — такие наверняка требовали постоянного и тщательного ухода. И широкий длинный плащ из черного бархата с серебряной фибулой. И черный же стеганый, покрытый атласом сюртук с узорным серебряным шитьем. И ярко выделявшиеся на фоне черной одежды холеные белые руки с пальцами, унизанными массивными перстнями-печатками. И, наконец, туфли из кожи — по виду, как бы не змеиной — с узкими заостренными носами и небольшими каблуками, как для танцев.

Подобрала с пола трость, которую при падении уронил незнакомец. Тяжелая и длинная, из полированного черного дерева, с серебряным набалдашником в виде змеиной головы с раскрытой пастью — явно статусный предмет. “А еще такой удобно бить по голове”, — рассудила Анна, задумчиво повертев находку в руках. Происходящее казалось ей все большим сюрреализмом: богач и модник, явно не последний человек в организации, привыкший смотреть на всех, кто не вышел происхождением и достатком, как на навоз, лично доставляет какого-то шестерку-зельевара на дом, да еще остается, чтобы почитать на правах старшего нотации. Более того, этот богач лично поручился за Снейпа перед боссом, что… кажется, он говорил о доверии, но искать в доме отправился почему-то ее, Анну Лапину. Снейп о ней молчал, была уверена Анна, Дамблдор не знал, а, значит, ее предположение о магических крысах-шпионах оказалось, к сожалению, не так далеко от истины.

Снова посмотрела на лежавшего на полу мужчину. Темное, разлитое на полу вино в предрассветных сумерках напоминало кровь. Рядом же лежал оставленный ею осколок бутылки в виде горла с острыми краями у расширения — такие, как слышала Лапина, назывались “розочками”. Положив трость на пол, Анна задумалась, не убила ли она случайно незнакомца, и, словно в ответ на ее мысленный вопрос, тот застонал и даже попытался неуклюже подняться, но снова завалился на пол.

- А… Северус… что со мной? У меня болит голова… — заговорил он слабым и хриплым голосом, так и не придя, однако в себя до конца.

Лапина выдохнула с облегчением, чувствуя, как от волнения бешено колотилось сердце в груди. Мужик жив, и ей не придется ломать голову над тем, что делать с трупом и куда его девать. Этот тип должен уйти из дома своими ногами, желательно так же, как и пришел. Но если он очухается, то ей несдобровать: он или перебьет всех, или сбежит и сдаст боссу, а после вернется с подмогой. И еще неизвестно, как поведет себя Снейп — и будет ли вообще способен на осмысленные действия.

Меж тем светало, и Анна понимала, что у нее все меньше оставалось времени: только в сумраке она могла обмануть чужие глаза или скрыться, и мгла была ее верной подругой, с каждой минутой слабевшей. В воздухе ощутимо пахло разлитым на полу вином: Анне Лапиной обычно запах вина не нравился — смесь спирта с какой-то кислятиной — но у этого угадывались приятные сладковато-терпкие нотки. А что если?.. В самом деле, почему бы не привести модника-блондина в состояние алкогольного опьянения! Тогда субъект сможет идти сам, но не будет понимать, что происходит вокруг, а, проспавшись, ничего не вспомнит.

Покопалась в шкафу с алкоголем, далеко не сразу найдя бутылку с виски; впрочем, о том, что это виски, девушка судила исключительно по запаху напитка — крепкому спиртному с примесью каких-то трав и масел. Налила в стакан и поднесла ко рту лежавшего на полу мужчины, который чего-то опять промычал. Быть может, это решение и было принято под действием витавших в воздухе алгокольных паров, но тогда оно казалось бывшей выпускнице химфака не просто действенным, но до простого изящным и гениальным.

- Вот, выпей зелье, — прошептала Анна: голос для девушки у нее был достаточно низкий, но до баритона Снейпа ей было бы никак не дотянуть.

Блондином послушно выпил один стакан, затем другой, третий, прежде чем заметил, что поданное ему зелье никак не помогало ему от головной боли, но как-то странно обжигало горло.

- Дрянь!..

- *Stupefac!* — вновь оглушила его Анна, хотя мужчина не делал попыток подняться, но только тихо и бессвязно ругался: наверное, так мог бы вести себя человек с похмелья.

- *Stupefac!* — повторила она для верности и едва ли не впервые за прошедшие полчаса (часы только что отбили в гостиной) поблагодарила про себя Бога: ей просто невероятно повезло, что этот блондин в черной мантии так и не понял, ни что именно она ему давала, ни что перед ним вовсе не Северус.

Для дальнейших действий, как полагала Лапина, ей понадобится уже волшебная палочка. Снова подняла с пола трость и повертела ее в руках: такой можно не только по голове бить, но и спрятать внутри оружие — стилет или ту же волшебную палочку. Еще трость сама по себе могла выступать в качестве магического посоха или жезла: в прочитанных фэнтези-книгах и известных компьютерных играх посохи и жезлы нередко использовались магами для усиления собственного колдовства или же для сотворения каких-то определенных заклинаний, на которые они были заряжены. Но все эти догадки были совершенно бесполезны, ведь она не имела ни малейшего представления о том, как магический жезл использовать, если трость была именно им, ни как извлечь волшебную палочку, даже если последняя действительно была запрятана внутри. С другой стороны, вспомнила Лапина, в доме в это же время был еще один человек, у которого можно было беспрепятственно позаимствовать подходящий ей инструмент.

Открыв и застопорив потайную дверь табуретом, девушка вышла в гостиную, с недовольством про себя отметив, что стало еще светлее. Солнце, очевидно, уже встало, и это лишь вопрос времени, когда оно поднимется достаточно высоко для того, чтобы полностью развеять царящий в доме сумрак. Снейп, как предполагала Лапина, действительно лежал на диване и выглядел откровенно плохо: на бледном лице застыла гримаса боли; темнели круги под глазами; под носом виднелись остатки запекшейся крови. На всякий случай потрогала сонную артерию на шее: жив — и заодно прислушалась: дышал Снейп слабо, прерывисто и неровно — на недавнем собрании ему, очевидно, немало досталось.

Попыталась припомнить, откуда именно зельевар доставал свою палочку раньше — ведь мантии он дома не носил. Точно не из кармана брюк — это даже выглядело бы смешно. Еще смешнее выглядело бы, если бы палочка болталась снаружи на перевязи, точно меч или шпага — и это бы сразу бросалось в глаза. А что если… Снейп резко разводит руки перед собой, и в правой у него оказывается палочка, по-своему длинная… Снейп вскидывает правую руку вверх — и волшебная палочка снова зажата у него в ладони…

Анна заморгала и помотала головой, возвращаясь в реальность. Откинула край черной бархатной мантии с черной же шелковой подкладкой и серебряной фибулой — прямо, как у холеного блондина на кухне: у членов организации это было, видимо, что-то вроде формы. Расстегнула левый рукав уже знакомого ей темно-серого викторианского сюртука со множеством пуговиц — правше ведь удобнее выхватывать оружие слева — но вместо волшебной палочки обнаружила на предплечье зельевара черную рельефную татуировку в виде выползающей из черепа змеи. Татуировка кровоточила и исходила жаром; рисунок ее казался Анне смутно знакомым, будто она уже видела похожее изображение, причем совсем недавно. Девушка глубоко вдохнула и выдохнула: выяснять, откуда у Снейпа эта странная — явно магическая — татуировка и зачем он ее сделал, было сейчас не самое подходящее время. Ей же необходимо учиться хладнокровию и спокойствию — как при поддержании окклюментивных щитов: татуировка — наверняка не последняя мерзость, что встретится ей в магическом мире; да и с самой татуировкой тоже не помешало бы разобраться… позже.

Методом исключения палочка обнаружилась на правой руке, закрепленная в узких кожаных ножнах на ремешках, которые, к счастью, оказалось достаточно легко снять. Длинная, черная и тонкая, с утолщенной резной рукоятью — это все, что Лапина пока могла сказать о ее виде — палочка отозвалась приятным теплом в ладони, как нечто знакомое и, как ни странно, понятливое. Примериваясь к волшебной палочке, бывшая выпускница химфака даже задумалась о том, что, по-видимому, должно быть какое-то соответствие между силой и магическими способностями, характером и темпераментом самого волшебника или ведьмы, и, наконец, параметрами его или ее палочки: длиной, материалом, наличием и формой резьбы. Впрочем, гипотезы могли подождать.

Расстегнув серебряную фибулу у шеи, приподняла тело Снейпа с помощью заклятия левитации и быстро вытащила из-под него мантию свободной рукой: маскировка лишней не будет. Откуда-то вывалилась уже знакомая маска из светлого металла с травлеными узорами. Нет, позже… позже она обязательно расспросит Снейпа, что он забыл среди этих психов-террористов, которые средь бела дня нападают на мирных жителей, убивают и мучают людей, а пока… накинула на себя бархатную черную мантию, которая оказалась для нее слишком тяжелой и длинной, низко надвинула на лоб капюшон — и с палочкой наизготовку отправилась на кухню.

Блондин по-прежнему лежал на полу и что-то невнятно стонал: сейчас, с палочкой в руках, Лапина совершенно его не боялась — несмотря на то, что при прочих равных умела она значительно меньше, чем взрослый тренированный колдун, впитывавший в себя разнообразные магические искусства, что называется, еще с младых ногтей. Осмотрела его левую руку — такая же татуировка, только чистая, без крови. Если мантию и маску мог надеть каждый, имевший при себе соответствующий реквизит — вот, как она сейчас — то татуировка, очевидно, выдавала принадлежность к организации и, судя по Снейпу, вряд ли служила исключительно для того, чтобы отличать “своих”.

- *Resuscita!* ⁽³⁾ — мысленно произнесла девушка, направив палочку на снейповского компаньона, и, пока тот не успел до конца проснуться, добавила:

- *Legilimens!*

Не имея соответствующего навыка, она не пыталась проникнуть в голову к незнакомцу. Но, надеялась Лапина, пока он не проснулся до конца, а его реакция замедлена алкоголем, пока подсознание еще не успело уступить место сознанию, его память будет особенно уязвима для внушения извне.

- Ты после собрания ушел со своим приятелем Северусом Снейпом. Вы вместе выпили… по две бутылки виски… каждый. После этого ты вернулся домой. Пора… — монотонно нараспев вещала Лапина, пыталась подражать телевизионным шарлатанам-экстрасенсам, которых много и часто показывали в 1990-х и 2000-х годах.

Мужчина все это время лишь отрешенно кивал в ответ — взгляд его оставался расфокусированным и мутным.

- Д-домой, — проговорил он, запинаясь, и попытался подняться.

Лапиной пришлось помочь ему и подставить свое плечо. Так, пошатываясь, блондин вместе с, как он думал, Северусом, проследовал в гостиную, не замечая, что его приятель внезапно стал ниже ростом и изменился в телосложении. Анна намеренно провела его позади дивана, чтобы тело Северуса Снейпа, по-прежнему пребывавшего без сознания, не бросалось сразу в глаза.

Просчет и, самое главное, неосуществимость своего плана девушка поняла очень быстро: она совершенно не представляла, как перемещаться каминами! Спросить об этом у Снейпа после визита Дамблдора она забыла, а в выданных им учебниках вопросы перемещения магическими способами не рассматривались даже в теории.

Она не умела аппарировать (ее перемещение во времени тому подтверждение). Но даже если бы умела, то не имела ни малейшего представления о том, где снейповы подельники живут и где они могли бы бывать. И, самое главное, если этого богача и модника-блондина будут искать (а такого искать непременно будут), то неизбежно придут сюда, в дом Северуса Снейпа в Ткацком тупике в Коукворте — потому что именно с Северусом Снейпом все их общие знакомые видели его в последний раз.

В отличие от Анны Лапиной, помянутый блондин был, однако, волшебником со стажем: пользоваться каминной сетью было для него не внове, да и в доме у своего давнего приятеля Северуса Снейпа он бывал уже не в первый раз. Так что, пока бывшая выпускница химфака паниковала, не зная, куда бы сплавить подальше совершенно незнакомого ей постороннего мужика, пришедшего в дом незваным гостем, этот самый мужик, неуклюже пошарив по каминной полке, достал оттуда небольшую жестяную коробочку, в которой хранился темный порошок.

- С-северус!.. — заикаясь, протянул он повелительным тоном.

Не будучи в точности уверенной в том, что именно от нее хотели, Лапина разожгла огонь в камине с помощью “Incendo”. Мужчина, половину рассыпав, кинул щепотку порошка в огонь — тот окрасился в яркий изумрудно-зеленый цвет.

- М-малфой-м-мэнор!.. — сказал он заплетающимся языком и, в очередной раз пошатнувшись, шагнул вперед, с треском и шипением исчезнув в зеленых всполохах пламени.

У-уф… Лапина скинула мантию и, плюхнувшись в продавленное кресло, утерла рукой пот со лба. Пожалуй, она никогда еще не рисковала так в своей жизни — не рисковала сознательно. Ей повезло! Невероятно повезло! Слава тебе, Господи!

В камине догорали языки зеленого пламени. Анна отстраненно подумала, что, хотя рано утром в доме прохладно, летом горящий камин ни к чему. Неуклюже прибила остатки пламени кочергой: сейчас, когда прямая опасность миновала, и ее накрыл адреналиновый откат, мысли текли медленно, неповоротливо и вяло; подрагивали руки, дрожали пальцы, дрожь ощущалась во всем теле.

Угли в камине уже не горели, но камин по-прежнему оставался “открыт”, все так же отстраненно подумала Лапина, и сюда в дом может заявиться кто угодно, кто знает адрес: например, оклемавшийся блондин и прочие из их гоп-компании в балахонах и масках. Или Дамблдор. Камин нельзя оставлять открытым… наверное, есть специальное заклинание. Девушка не помнила, чтобы оное встречалось ей раньше, но все же, не особенно надеясь на успех, принялась искать в своей тетради.

Пальцы дрожали от волнения, глаза смотрели, но словно бы не видели, взгляд с трудом сосредотачивался на строчках. В конце концов, просмотрев каждую страницу, как минимум, два раза, но так и не найдя ничего подходящего, Лапина с разочарованием и облегчением одновременно закрыла тетрадь. Она изначально не надеялась на успех, но ей нужно было успокоить свою совесть, своего внутреннего критика — что она не поленилась, потратила свое время, что она попыталась. Теперь предстояло разобраться со Снейпом, который по-прежнему пребывал без сознания.

Сейчас, когда стало еще светлее, гримаса боли явственнее проступила на его лице, черты заострились. Тело… в прошлый раз Анна не обратила внимания, но теперь видела, что и оно было сведено судорогой, как от боли, но не расслаблено, как у человека, просто упавшего в обморок. В медицине девушка не разбиралась, диагностических заклинаний не знала, хотя догадывалась, что они существуют, и потому могла лишь гадать, достаточно ли Снейпу просто отлежаться на диване, или он может умереть, если ему не оказать помощь вовремя, и в чем именно эта помощь должна заключаться. И ведь не так давно она рассуждала о том, что у волшебников должен быть свой аналог “скорой помощи”, пыталась расспросить Снейпа о средствах экстренной связи, но он лишь тогда от нее отмахнулся!..

Блондин говорил о том, что поручился за Снейпа перед Лордом, и намекал на возможное недовольство этого самого Лорда, если Снейп не оправдает его доверия. Анна помнила, как те маги-террористы из 2011-го года, что напали на поезд и одевались как члены ку-клукс-клана, любили раскидывать налево и направо заклятие, звучавшее как “Crucio”, от которого люди корчились, как от страшной боли. Она слышала об организациях и культах, где пытки “своих” использовались для поддержания внутренней дисциплины, устрашения и искоренения всяческого инакомыслия.

С другой стороны, это был явно не первый раз, когда Снейп ходил на собрания к Лорду — и со слов Дамблдора, и из напечатанного в “Пророке” можно было сделать вывод, что вся эта заварушка тянулась, как минимум, уже несколько лет. У Снейпа было достаточно времени, чтобы изучить характер одного из своих “боссов” и подготовиться на случай, если не удастся избежать “горячей руки” и “плохого настроения” этого самого “босса”. То есть, будучи зельеваром, Снейп обязан был иметь при себе походную аптечку с разными зельями и прочими медикаментами на все случаи жизни. Однако ни сумки, ни вещмешка, ни саквояжа — ничего из того, чтоб можно было бы использовать хотя бы как самую плохую переноску для медикаментов — Анна при Снейпе так и не обнаружила.

Это в играх достаточно было щелкнуть на тело поверженного противника, чтобы просмотреть его вещи и переместить их к себе в инвентарь. Мародерство по сути — в играх никакого отвращения оно не вызывало: так, дело житейское — что-то можно продать, а что-то оставить своему персонажу или передать спутникам. Сейчас же, в реальности, Лапина почувствовала себя невероятно мерзко, стоило ей только представить, как она будет обыскивать Снейпа, осязая одновременно очертания его тела.

Брезгливо поморщившись, запустила ладони в наружные карманы сюртука и вывернула их наизнанку. На поверку изнутри оные оказались такими же маленькими и тонкими, какими виделись снаружи, и выполняли скорее декоративную функцию; максимум, что в них можно было бы положить, это сложенный лист бумаги или свернутый носовой платок, который Анна обнаружила в итоге. Развернула — простой белый платок без рисунка, кружева, вышивки, инициалов и прочего — и, свернув чуть менее аккуратно, отложила на столик рядом. Задумалась: с одной стороны, учитывая, что Снейп, как она предполагала, был двойным агентом, это говорило в его пользу, что при поверхностном досмотре при нем нельзя обнаружить ничего, что указывало бы на его умения, личные связи и привязанности, которыми можно шантажировать. С другой… оно же означало, что ей придется искать дальше.

Перевела дух и, сглотнув застрявший в горле ком, принялась медленно, дрожащими пальцами, расстегивать многочисленные пуговицы на сюртуке зельевара. Лапиной никогда еще не доводилось раздевать мужчин самостоятельно, а потому процесс вызывал у нее глубокое отвращение и страх, пусть делала она это вовсе не для того, для чего делают обычно.

Анна помнила, что под темно-серым сюртуком, обычно застегнутым наглухо на множество пуговиц, Снейп носил белую рубашку: края ее воротника и манжет всегда немного выглядывали, составляя яркий контраст как с темной тканью сюртука, так и с землисто-смуглой кожей мужчины. Сейчас же белоснежная прежде рубашка пропиталась потом и кровью, а высокий и жесткий воротник-стойка — похожие были в моде в первой половине XIX века — явно мешал дышать.

Расстегнула верхние пуговицы и раздвинула в стороны края рубашки — зельевар тут же вдохнул полной грудью. Не просыпаясь, жестко взял девушку за руку и, дойдя до сгиба локтя, отпустил. Анна только недоуменно покачала головой и потрясла рукой, словно хотела избавиться таким образом от последствий захвата: не хватало еще, чтобы подобное повторилось, пока она будет обыскивать его дальше.

Из патронташа на поясе брюк девушка по очереди извлекла узкие флаконы цилиндрической формы и перенесла их на столик рядом с диваном, стараясь по возможности ставить подальше от края — чтобы ни самой не задеть случайно, ни чтобы Снейп не снес, когда проснется. Еще часть флаконов обнаружилась во внутренних карманах сюртука, в специальных картриджах. Вытерла мужчине кровь с лица влажным платком — тем самым, что извлекла у него же из кармана. Затем сняла туфли с ног — нечего на диване в обуви лежать. И вообще, чем меньше на больного давит всякого разного, тем лучше. Не придумав ничего другого, туфли Анна отнесла в прихожую, одновременно осмотрев их со всех сторон: выглядели они, может быть, не такими модными, как у того блондина-богача, но сделанными добротно и качественно, из хорошей кожи. Вернулась в гостиную: нужно было разобраться с зельями.

Внимательно осмотрела флаконы: все они были сделаны из толстого стекла и закрыты стеклянными же пробками с притертыми шлифами на вакуумной смазке — чтобы исключить возможность случайного открытия или протечки. Хотя, тут же поправила себя бывшая выпускница химфака, скорее всего, это воск, а не силоксан, апиезон или сквалан ⁽⁴⁾: вряд ли волшебники при своей малочисленности, соответствующих производственных мощностях и альтернативном пути развития в целом стали бы отдельно развивать нефтехимию и химическую промышленность. Еще, подумала Лапина, флаконы, по всей видимости, дополнительно заколдованы на прочность: ведь Снейп наверняка падал и, возможно, катался по полу, пока его пытали — обычное стекло вроде того, из которого изготавливают парфюмерные фиалы, вряд ли бы выдержало подобные испытания.

Все склянки были снабжены этикетками с подписями: судя по всему, даже Снейп отнюдь не надеялся на свое всезнайство и память. На этом хорошее заканчивалось и начиналось… не очень хорошее. Подписи, выполненные в подражание готическим маюскулам и минускулам, с непривычки тяжело читались. Названия и внешний вид подавляющего большинства зелий казались совершенно незнакомыми даже по теоретическим описаниям; вероятно, часть из них изучали в Хогвартсе уже только на шестом-седьмом курсах, часть вообще не входила в школьную программу, а некоторые и вовсе являлись личными разработками Снейпа. Дополнительные пометки, записанные заостренным размашистым почерком с сильным наклоном вправо, без должного предзнания можно было интерпретировать как угодно: постороннему человеку — даже специалисту в смежной области, они не могли сказать ровно ничего.

Вот, например, “Anodynum Magnum” — подвижная опалесцирующая жидкость насыщенно-бирюзового цвета, плавно переходящего в лазурный. В переводе с латыни означает “Сильное обезболивающее” Но действительно ли это обезболивающее и только обезболивающее? Или какой-нибудь наркотик или яд?

Из всех изъятых у Снейпа зелий Лапина узнала лишь укрепляющий раствор и настойку бадьяна. Первый выглядел как подвижная опалесцирующая жидкость насыщенно-бирюзового цвета и, согласно учебнику за пятый курс, должен был способствовать заживлению небольших ран и излечению от слабых проклятий. Вторая представляла собой густую коричневую жидкость и предназначалась для заживления больших и глубоких порезов и ран, которых на теле Снейпа, к счастью, не было — если не считать зловещей татуировки, до которой девушка даже боялась дотрагиваться.

Снова рассмотрев на свет флакон с Укрепляющим раствором, Анна задалась вопросом о дозировке: объем во флаконе был, очевидно, намного меньше стандартной порции, что предлагалась рецептом в учебнике, но одна ли здесь доза? Пусть имевшиеся в науке магического мира подходы и методы застряли на уровне конца XIX — начала XX веков, вряд ли волшебники повсеместно руководствовались принципом “кашу маслом не испортишь”, а о том, что неправильная дозировка могла превратить лекарство в смертельный яд, знали еще в античности.

С другой стороны, если попытаться рассмотреть и использовать все имевшиеся в наличии данные (а такой подход тоже не всегда бывает верен), то можно заметить, что у того же флакона с настойкой бадьяна пробка полая: сверху на нее надет небольшой резиновый палец; снизу же она переходит в короткую, на удивление градуированную (!) пипетку с носиком. Из этого следует, что, во-первых, настойку бадьяна необходимо капать прямо на открытую рану; во-вторых, для этого зелья чрезвычайно важна дозировка — поэтому флакон дополнительно снабжают пробкой-пипеткой. Флакон же с укрепляющим раствором закрыт обычной притертой пробкой — значит, он уже содержит только одну дозу или же его содержимое можно достаточно легко разделить на несколько дозы.

Вливать Снейпу сразу весь флакон Анна не решилась, ограничившись неполной чайной ложкой (отметив про себя, что объем жидкости в склянке уменьшился приблизительно на четверть). Приподняв голову Снейпа одной рукой, осторожно влила ему зелье в рот другой. Помассировала зельевару горло, чтобы лекарство лучше прошло внутрь: по крайней мере, надеялась Лапина, укрепляющим раствором в таком количестве она точно не навредит.

* * *

Девушка устало рухнула в кресло и потерла виски — казалось, она сделала все, что зависело от нее в нынешних обстоятельствах, и теперь имела полное право позаботиться о себе. Накануне ночью она спала совсем мало, и теперь ей нужно было поспать хоть немного, чтобы голова не перестала соображать окончательно. Царивший в комнате сероватый полумрак убаюкивал: Анна думала, после стольких переживаний, после такого нервного напряжения она отключится мгновенно, но вместо этого дала свободу самым разным мыслям, дотоле сдерживаемым, но теперь настойчиво роившимся в ее голове.

Так, Лапина внезапно задумалась о том, что Снейп хоть и таскал на себе целую аптечку, но никак не смог бы мгновенно добраться до любого из своих зелий сам, когда в этом возникла бы необходимость. Скорее, это был вариант для человека в бегах, который не имея ни лишнего времени, ни подходящего оборудования, опасаясь выдать себя лишними передвижениями и прочими признаками жизнедеятельности, вынужден постоянно таскать все свои запасы с собой. Или Снейп, подобно профессору Вэнсу, другу и наставнику Гордона Фримена из “Half-Life”, таки успел овладеть навыком мгновенной телепортации небольших предметов на короткие расстояния? И вроде бы такое заклинание, меняющее рядом стоящие предметы местами, упоминалось в учебнике трансфигурации. А какие еще из известных ей заклинаний могли бы подойти? “Accio”? “Locomoto”?

Или… Анна открыла глаза, уставившись в покрытый многочисленными трещинами потолок, мимоходом про себя отмечая, что здесь побелка — в отличие от ее теперь уже бывшей спальни — пока еще держалась, хотя успела слегка закоптиться от свечей и камина. Или все дело в том, что прежде она не позволяла себе сомневаться, но теперь ей показалось важным ответить на все эти вопросы: а сделала ли она все, что было в ее силах? насколько адекватно относительно имевшейся ситуации она вообще поступала? Прошлое — уже совершенное — изменить нельзя, но еще можно попытаться повлиять на будущее. А для этого нужно проанализировать собственные поступки и принятые недавно решения. Понять, где были допущены ошибки, в чем они заключались и можно ли было избежать хотя бы части из них в имевшихся условиях, таким образом формируя для себя опыт.

Преодолев собственную усталость и лень, девушка неуклюже поднялась с кресла и направилась в прихожую. До сих пор ее не покидала мысль, что она поступила по-глупому, только усложнила себе задачу, убежав на кухню вместо того, чтобы просто покинуть дом. Что пока модный блондин укладывал Снейпа на диван, ходил по гостиной и произносил свои пафосные речи, она успела бы убежать пусть не слишком далеко, но достаточно, чтобы ее уже невозможно было увидеть со входа, а заклинание "Homines revelo" вряд ли бы сработало на открытом пространстве.

Если бы Снейп вернулся позже — неважно, один или со своим подельником-блондином — она, подумала Лапина, спокойно бы покинула дом: на улице после пяти часов было бы уже достаточно светло, чтобы идти быстро, не рискуя переломать ноги или упасть в люк. Но, прежде чем окончательно пойти своей дорогой, не помешало бы вернуть ключ хозяину. Тут все просто, рассудила Лапина: она бы просто закинула ключ через забор на задний двор — на это хватило бы даже ее весьма невеликих умений в спорте. А дальше… Снейп — волшебник, заклинание “Accio” знает, так что и в дом попадет, и ключ найдет, и ему даже не придется для этого наклоняться и пачкать руки.

С другой стороны, тут же возразила Анна самой себе, если бы она покидала дом в спешке, опасаясь преследования, то ключ пришлось бы забрать с собой, и, учитывая, с чем ей пришлось столкнуться нынешним утром, это была бы далеко не самая важная проблема для Северуса Снейпа. Ключ… девушка опустила взгляд к замочной скважине и только теперь заметила, что ключа не было. Попыталась потянуть на себя дверь, одновременно нажав на ручку — заперто. Беспокойно огляделась по сторонам, особо задержав взгляд на крючках для верхней одежды — но и там ключ не обнаружила. Если Снейп был уверен, что она сможет уйти сама, если он оставил ей подобную возможность, то явно переоценил ее способности!

Устало выдохнув, девушка опустилась на полку для обуви, чувствуя, как внутри ее била мелкая дрожь и нарастала тревога. Она точно помнила, что Снейп не показывал ей ключ раньше и, тем более, никогда не давал с собой: даже когда она ходила в магазин за продуктами, то, возвращаясь, должна была постучать определенным образом — Снейп еще саркастически шутил по этому поводу, что “с такой простейшей задачей справится даже твердолобый хаффлпафец”. В любом случае, отметила Анна главное, она через эту дверь уже проходила — и каждый раз Снейп открывал ее изнутри или не запирал вовсе. Ведь потом она стала не только ходить в магазин за продуктами, но и просто гулять на улице, понемногу исследуя район — и Снейп ее уже не ждал и не отчитывал на тему того, где она так долго была вместо того, чтобы заниматься полезными делами дома. Она просто толкала дверь и входила, а Снейпу, по большей части, было просто не до нее, чтобы постоянно следить за ней и отчитывать.

Быть может, дверь открывается с помощью магии? Анна встала и, выставив руки ладонями вниз, чуть наклонив их вперед, прошептала:

- Aperio!

Светло-голубая вспышка заклинания показалась ей сейчас особенно короткой и бледной. Пошатнувшись, с трудом сохраняя равновесие, опираясь о стену, девушка опустилась на дощатый пол и принялась глубоко дышать, пережидая, когда пройдут серые мошки перед глазами. Наверное, она слишком устала и не восстановила толком силы, пока лежала в кресле, и потому заклинание не сработало. Или, шептал внутренний скептик, она заранее была уверена, что использовать “Aperio” бессмысленно: двери с врезным или навесным замком можно открыть только с помощью “Alohomora”, если нет ключа. И Снейп знал, что к заклинанию “Alohomora” она без палочки не способна.

Или… Анна мотнула головой, она по-прежнему упускала нечто очевидное — очевидное, в первую очередь, для Снейпа, если считать, что он все же не желал ей зла. Мысленно попыталась себя поставить на место зельевара, чтобы представить возможный ход его мыслей. Снейп жил один, и его род деятельности, как она убедилась недавно, был связан с огромным риском для жизни. Как правило, когда человек знает, что может не проснуться однажды, он оставляет запасные ключи кому-нибудь из родственников или друзей — кому доверяет. Но, во-первых, не похоже, чтобы в окружении Снейпа были люди, которым он мог бы хоть сколько-нибудь доверять: Дамблдор его использует и, мягко говоря, не уважает, и Снейп не может этого не чувствовать; богач и модник-блондин из противоположного лагеря вообще в открытую презирает и не считает даже полноценным человеком; а тамошний босс и вовсе готов на месте замучить и убить; прочих же Снейп презирает сам. А во-вторых и в-главных, наверное, Снейп, будучи волшебником, сам общался исключительно с волшебниками, а для последних, как уже неоднократно убедилась Лапина, в порядке вещей ходить по чужим домам через камины.

Ключ — это нечто из далекого детства, уже полузабытого. Будучи ребенком и живя среди обычных людей, не-магов, Снейп — особенно еще до Хогвартса — волей-неволей был вынужден подчиняться существовавшим в местном обществе подходам, правилам и ритуалам и вести тот же образ жизни, что и другие дети его возраста. 1960-1970-е — годы, на которые с набольшей вероятностью пришлось детство Снейпа. Это было время, когда детский труд был уже давно запрещен, и дети, предоставленные сами себе — потому что родителям было просто не до них — с охотой проводили время на улице, где легко можно было найти примитивные, зато бесплатные и потому доступные развлечения для жителей городских трущоб.

Анна помнила документальные фотографии тех лет ⁽⁵⁾ — и где-то продолжали так жить, наверное, еще в 1990-е годы. “Поколение с ключом на шее”, — говорили о таких детях, которые после школы весь остаток дня (а в каникулы — тем более) слонялись по улице и родителей, живя с ними в одном доме, почти не видели. Но, также знала девушка по рассказам старших, не все родители (или бабушки-дедушки) доверяли детям запасные ключи: ведь дети — невнимательные и глупые, потеряют ключ и не заметят — а потому нередко клали ключи под коврик перед дверью или оставляли соседям. Вариант с точки зрения безопасности так себе, но тогда, еще в Советском Союзе, было принято доверять друг другу и, казалось, не могло быть иначе.

Насколько сильно отличался в данном отношении менталитет людей, населявших рабочие кварталы в Англии, Лапина могла лишь гадать, но это была хоть какая-то зацепка. Откинула половик у двери и приподняла единственную незакрепленную доску, для чего пришлось сходить на кухню за ложкой. В небольшой, но достаточно глубокой выемке лежали ключи. Все было сделано настолько качественно, что тайник, несмотря на видимую его простоту, нельзя было обнаружить, просто наступив на соответствующую доску. Один из найденных ключей действительно подходил к замку — провернув его с некоторым трудом, Анна потянула на себя дверь и едва не вывалилась на улицу, споткнувшись о дверной порог.

Некоторое время девушка просто стояла на пороге, опираясь о дверной косяк, и, подставляя лицо жидким солнечным лучам и слабому ветру, будто бы заново разглядывала лениво плывущие по небу облака, ряды одинаковых домов, уходящих вдаль, к заброшенным заводам и фабрикам, мрачными громадами возвышавшимся над городком, и изредка пролетающих птиц. Ее не покидало странное чувство, как если бы она внезапно выбралась на свободу после долгого заточения или бесцельного блуждания по темным подземным лабиринтам: прежде — благодарение Богу — в своей прошлой жизни ей не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.

Наконец, Лапина вернулась в дом и, заперев дверь обратно, опустилась на пол, беззвучно и горько рыдая, вместе со слезами выпуская все накопившееся напряжение, все страхи и сомнения, к которым она прежде запрещала себе прикасаться. Ей легче было думать, что у нее уже был хороший шанс выжить, который она по-глупому упустила, чем что она выживет в очередной раз исключительно благодаря случайности и невероятному стечению обстоятельств.

В самом деле, она ведь могла только надеяться (!) — но никак не рассчитывать всерьез, что тот же снейпов подельник поведет себя нужным именно ей образом: что не окажется достаточно внимательным, по-глупому подставится, споткнется и тому подобное. И в то же время, поступи она, на первый взгляд, разумно — если бы попыталась сбежать из дома, как все нормальные люди, через дверь — тот блондин обнаружил бы и убил ее раз десять, пока она искала бы ключи.

Анна понимала: Снейп не желал ей смерти. Если бы она с самого начала действовала хладнокровно и разумно, не поддаваясь сиюминутным порывам, то заранее обнаружила бы все имевшиеся на пути препятствия и, соответственно, стала бы искать и пробовать способы их устранения. Но чего она не могла понять: почему Снейп, взрослый мужик, ученый-зельевар, к своим 30-40 годам до сих пор не уразумел, что реальность вовсе не обязана соответствовать его ожиданиям и представлениям о ней?! К чему в условиях и без того смертельной опасности было устраивать этот странный интеллектуальный квест? Придумай, найди…

Только сейчас она разрешила себе думать о том, что могла в это утро погибнуть. С самого начала она пошла по пути если не заведомо проигрышному (как показала практика), то определенно более сложному и опасному. В самом деле, какова вероятность, что волшебница-самоучка, без году неделю знакомая с магией, сможет одолеть в схватке один на один взрослого, обученного и, самое главное, вооруженного и физически более сильного колдуна? Но, просчитывая свои действия, осознавая в глубине души свою неминуемую гибель, Анна Лапина буквально запрещала себе об этом думать, готовясь сражаться до последнего — любой ценой. Потому что… допустить мысль о своей смерти — значило подчиниться страху и заранее сдаться, обрекая себя на смерть.

* * *

Анна не заметила, как задремала там же, на полу в прихожей. Очнувшись, положила на место доску и коврик, ключи же предусмотрительно повесила на крючок. Казалось, будто случившееся недавно произошло с ней и не с ней одновременно, но буря миновала, и нужно было жить дальше: заниматься повседневными делами, как-то решать возникшие проблемы.

Было очевидно, что ее планы покинуть дом зельевара и попасть, наконец, в Косой переулок, накрылись медным тазом: судя по тому, как ярко светило солнце, пробиваясь сквозь дверное стекло, время приближалось к полудню или около того. Анна прикинула: пока она доберется до вокзала, пока доедет на поезде до Лондона, будет, конечно же, еще не поздно, чтобы прям темно, но времени на поиск Косого переулка будет у нее намного меньше. Да и неизвестно, до скольки там работают магазины: может быть, в пять-шесть часов все уже закрывается. А волшебная палочка в Косом переулке, полагала Лапина, будет ей просто необходима: и чтобы защитить себя; и чтобы доказать свою магическую состоятельность, оградить от возможной дискриминации, учитывая распространенное среди магов негативное отношение к сквибам.

К тому же, чувствовала Анна, она не имела права уйти вот так, бросив лежащего без сознания Снейпа, которого не то избили, не то прокляли какой-то магической гадостью, на произвол судьбы. Проверила сонную артерию — жив: это вселяло спокойствие и надежду. Не то чтобы она внезапно прониклась состраданием и прочими возвышенными чувствами к болезному — скорее, это был вопрос выгоды и собственного выживания: во всяком случае, девушка не представляла, что делать, если бы Снейп умер, чтобы не “засветиться” при этом самой.

Осмотрела руку с татуировкой — та больше не кровоточила, но по-прежнему казалась какой-то неправильной, будто бы… живой? Будь это обычная рана, Анна бы ее промыла, обработала йодом и забинтовала — благо, все нужные предметы она купила еще раньше в аптеке здесь, в Коуворте. Но явно магическую татуировку, на которую даже просто смотреть было страшно и противно, трогать не решилась.

Далее наступила очередь кухни, где нужно было убрать битое стекло, отнести в ванную таз и вымыть пол, а после подготовить ингредиенты и поставить вариться мясной бульон. Снейп сейчас на положении больного, а потому бульон будет ему полезен или, во всяком случае, не навредит. К тому же, готовить что-то более сложное и замысловатое было просто лень.

Время от времени Анна возвращалась в гостиную — проверять состояние зельевара. Когда тело Снейпа в первый раз выгнула жуткая судорога, девушка изрядно испугалась, но все же ее соображения хватило, чтобы вначале вставить ему между зубов ложку, а затем, когда острая фаза приступа миновала, влить в рот очередную порцию Укрепляющего раствора. Когда Лапина вернулась в следующий раз, некоторое время спустя, тело Снейпа била крупная дрожь, а кожа казалась холодной наощупь. Можно было только гадать, было ли это побочным эффектом Укрепляющего раствора или же сочетанием эффектов наложенного ранее проклятия и выпитого зелья. Не придумав ничего лучшего, Лапина укрыла мужчину его же плащом, выключила нагрев под бульоном, после чего сбегала в свою бывшую спальню (хотя переночевать там, думала Лапина, ей наверняка еще придется) и принесла оттуда запасной плед.

Анна не помнила, как долго она просидела в кресле напротив, периодически проверяя сонную артерию, в ожидании, пока Снейпа не перестала бить дрожь и частое прерывистое дыхание сменилось более спокойным. И все это время она продолжала сомневаться. С одной стороны, своим промедлением и бездействием она могла способствовать если не смерти, то дальнейшему ухудшению состояния Снейпа. С другой стороны, даже если скорые ходят в здешний район Коукворта, до телефона-автомата придется бежать аж в центр — а это больше часа быстрым шагом: оставлять Снейпа одного надолго в его нынешнем состоянии Лапина боялась. С третьей, не сделает ли она хуже, таки вызвав скорую? Смогут ли обычные врачи справиться с явно магической хворью? И не случится ли со Снейпом в процессе стихийный магический выброс, способный разнести полбольницы?

А еще где скорая, там и полиция. Это к случайному прохожему на улице не было бы никаких вопросов — но не к ней, жившей в одном доме с человеком, которому при ней стало резко плохо. Именно ее, думала Анна, полиция проверила бы как возможную подозреваемую в первую очередь: а вдруг это она пыталась убить или причинила тяжкий вред по неосторожности, а потом испугалась и выставила все, как несчастный случай? И дальше неизбежно бы выяснилось, и что она иностранка, и что в документах у нее какие-то странные даты стоят, и многое другое.

Дождаться, когда Снейп будет более-менее стабилен, чтобы его можно было оставить одного на пару часов, после чего бежать в центр и вызывать скорую с автомата, после чего сразу же бежать на вокзал и садиться на первый попавшийся поезд — неважно, куда. По сути, дождаться уже следующего утра, чтобы в безопасности добраться до центра. Жестоко, цинично, даже кощунственно. Однако Лапина так и не смогла придумать ничего лучше, чтобы и кое-как решить проблему со Снейпом, и по возможности остаться вне подозрений: благо для покупки билетов на поезда дальнего следования в Англии документы не требуются. И все это при условии, что до следующего утра из камина никто больше не явится — но тогда, отрешенно думала Лапина, от ее действий или бездействия уже мало что будет зависеть: только быстрая или медленная смерть. Ее смерть.

* * *

Время шло. Из камина, к вящему облегчению Лапиной, больше никто не являлся. Приступы, которые продолжали накрывать Снейпа, становились все более редкими, менее длительными и менее интенсивными — но Укрепляющий раствор также пришлось израсходовать весь и надеяться, что дальше организм, еще молодой и относительно здоровый, как-нибудь справится сам.

В книгах — художественной, прежде всего, литературе — нередко можно было встретить фразу наподобие: “И тяжкое забытье сменилось, наконец, здоровым и крепким сном”, знаменующую собой окончание кризиса. Анна не была уверена, что способна заметить подобный переход сама — в отличие от всезнающих и все умеющих книжных героев (и, особенно, героинь), но сочла хорошим знаком, когда мужчина просипел что-то похожее на “Пи-ить!”, и поспешила его напоить водой из заварочного чайника.

Между делом Лапина продолжала размышлять. Сегодня она могла не только погибнуть, но и убить сама. Да, в итоге она никого не убила, но, сознавала Анна, если бы тот блондин из Малфой-мэнора не подставился и не вырубился так удачно, ей пришлось бы его убить, чтобы выжить самой. Прежде она запрещала себе об этом думать — чтобы в случае чего не дрогнула рука — но сейчас вдруг поняла, что мысль об убийстве другого человека не вызывала у нее ни отвращения, ни страха.

Как же быстро слетает с человека вся эта воспитательная шелуха на тему “что такое хорошо и что такое плохо”, “ты ж девочка”, “ты ж мальчик” и тому подобное в отсутствии привычного окружения, перед которым нужно поддерживать репутацию и отчитываться о своем поведении! Быть может, соверши она убийство на самом деле, она бы потом об этом пожалела — ведь, в самом деле, кто она такая, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?! Но пока это убийство существовало исключительно как гипотеза, в ее собственном, Анны Лапиной, воображении, все, что ее беспокоило — это куда девать потом труп, если бы она все-таки убила.

Единственное, что успокаивало девушку, уверяя, что она еще не сошла с ума и не “съехала с катушек”, что она пока еще человек, а не монстр в человеческом обличье — что рассуждения эти касались лишь убийства ради самозащиты. Никак не потому, что ей не понравилась чья-то рожа, или по идеологическим соображениям, когда какой-нибудь фанатик убивает “неугодных”, пытаясь убедить себя и окружающих, что “делает мир чище” или “исполняет волю Божию”. Она еще не стала вровень с Пожирателями Смерти!

А ведь Снейп и тот блондин из Малфой-мэнора — подручные не просто местного криминального авторитета, а члены самой настоящей террористической организации! Те самые Пожиратели Смерти, о которых писали в газете! Отдельные кусочки мозаики будто встали на свои места: в черных мантиях и белых масках были террористы, напавшие на поезд в 2011-м году. Но если сама по себе черная мантия могла ничего не значить — потому и показалась Анне на первый взгляд лишь смутно знакомой — то в сочетании с серебристо-белой маской означала уже нечто вроде личной подписи, принадлежности к организации: “Я — Пожиратель Смерти”.

Впрочем, мысленно возразила Лапина самой себе, мантия и маска — лишь внешний реквизит, и надеть их может кто угодно: даже она надевала, чтобы обмануть блондина. Но татуировка… вряд ли такую мог набить себе каждый желающий в магическом тату-салоне. По всей видимости, это нечто вроде жетонов у ССовцев, по которым их впоследствии узнавали — даже хорошо переодетых. Но если жетон в крайнем случае можно снять и выкинуть, то магическую татуировку, тем более, такую — уже не свести.

Рисунок татуировки — череп со змеей — тоже напоминал о нацистской символике: офицеры СС носили фуражки с изображением черепа над козырьком. В истории Второй мировой войны и нацистской Германии в частности Анна Лапина разбиралась слабо, но об оккультных увлечениях Гитлера и приближенной к нему верхушки, связанных с языческими богами, рунами, темами жизни, смерти и бессмертия, была наслышана и видела даже в интернете фотографии немецких церквей, построенных в 1930-х — начале 1940-х годов с изображением “рун жизни и смерти” на стенах ⁽⁶⁾. А тут еще название организации в ту же тему: Пожиратели Смерти — будто убивая кого-то и “пожирая” его смерть, они тем самым обретают бессмертие.

Еще, подумала Лапина, татуировка — это, по всей видимости, и есть та самая Темная метка, своего рода личная подпись Пожирателей, которую они оставляли на месте своих преступлений. Но, была уверена Анна, она точно не видела подобного изображения в 2011-м году: ей было тогда банально не до того, чтобы разглядывать руки убийц или свежие граффити на стенах вагонов. И Снейп, и “Пророк” говорили о “Темной метке в небе над зданием” — то есть, Пожиратели могли запускать еще и что-то вроде голограммы в воздухе. Но и в небе, помнила Лапина, она точно не видела никакой картинки с черепом и змеей.

Это нечто она видела уже здесь, в Коукворте, в 1997-м году. И это изображение вплоть до нынешнего момента — вернее, до того, как она увидела татуировку на руке у Снейпа — не ассоциировалось у нее ни с Темной меткой, ни с Пожирателями Смерти, ни с чем зловещим в принципе. В голове всплыл образ ухоженной дамы средних лет с прозрачными серыми или голубыми глазами, изогнутыми темными бровями; в контраст к ним, светлые, почти белые, серебрящиеся волосы уложены в элегантную прическу. В ушах у женщины сережки-пауки, на безымянном пальце — да-да, кольцо в виде черепа с обвивающей его змеей. И подпись: “Нарцисса Малфой, урожденная Блэк” ⁽⁷⁾.

Анна Лапина видела это фото примерно неделю назад в “Пророке”, но тогда не придала значения украшениям дамы: пауки, черепа — типичные аксессуары готичной моды в стиле семейки Аддамс. Теперь же задумалась: это она в магическом мире новичок и пришлая, и для нее тут с первого раза ничего не очевидно — а местная магическая общественность, которая, что называется, давно в теме? Сегодня, подумала Анна, она познакомилась, по всей видимости, с мистером Малфоем — супругом этой самой Нарциссы, раз он отправился через камин не куда-нибудь, а в Малфой-мэнор. Пара удивительно гармоничная на вид. Еще, вспомнила Лапина, у них есть сын-подросток с весьма экстравагантным именем Драко. Но не в этом суть.

Министерство магии со страниц “Пророка” призывает к постоянной бдительности, едва ли не кричит о том, какие эти Пожиратели Смерти страшные, опасные и злые. В то же время мистер Малфой — явный Пожиратель Смерти, что достаточно легко установить, просто взглянув на его левую руку — разгуливает на свободе, живет в роскоши и достатке. Его жена Нарцисса показательно участвует в светских приемах и благотворительных акциях, фотографируется для “Пророка”, всем своим видом как бы заявляя: “Я — супруга Пожирателя Смерти и полностью разделяю убеждения своего мужа”. И ничего: общественность послушно все это проглатывает и не давится.

Причем о Малфое никак нельзя сказать, что его вступление в Пожиратели — всего лишь “грех юности” или что он ксенофоб только на словах, исключительно в силу привычки, потому что он вырос в богатой и знатной семье, где в порядке вещей смотреть с презрением на тех, кто недостаточно богат и не имеет вереницы знатных предков. Напротив, Малфой — это активный идейный террорист: Анна помнила, как он вначале выговаривал Снейпу за его нечистокровное происхождение, а затем пытался найти ее и убить только потому, что она — магглорожденная, “грязнокровка”, как он сказал, и тем самым не угодила их боссу. Притом, что, на минуточку, волшебников в той же Британии очень-очень мало, и каждый член волшебного сообщества должен цениться буквально на вес золота.

Более того, судя по тем же Малфоям, не похоже, чтобы в среде Пожирателей Смерти, раз уж они такие борцы за чистоту волшебной крови, активно пропагандировалась многодетность, как это было в нацистской Германии или фашистской Италии. Правда, припомнила Анна краткую справку из “Семнадцати мгновений весны” и Википедии, у Гиммлера была всего одна дочь Гудрун, но у Геббельса — шесть детей (и пасынок от первого брака его жены Магды), у Бормана — восемь. Но даже если бы среди волшебников была распространена многодетность, то они, при своей весьма невеликой общей численности, перероднились бы рано или поздно, тогда как магглорожденные — это новая кровь, новые гены, а, значит, большее разнообразие и стабильность популяции в перспективе. Неужели Пожиранцы этого не понимают? Или…

Малфой и Снейп называли своего босса “Темный Лорд”. Что, если это не просто пафосная кличка, а аллюзия на “Князя Тьмы”? Тогда, решила Анна, это невероятный пранк или троллинг, как стало модно говорить в XXI веке: “я — само зло во плоти”, “я собираюсь уничтожить ваш мир волшебников” — и этому самому “злу” добровольно бежит служить элита магического мира. Еще больший пранк будет, если окажется, что этот “Темный Лорд” на самом деле — магглорожденный, полукровка или даже чистокровный, но выросший именно в большом мире и подсознательно воспринимающий именно его родным.

Еще раньше, ознакомляясь с содержимым учебников истории магии, трансфигурации и чар, Анна Лапина предполагала, что в магическом мире при имевшихся общественных и образовательных тенденциях рано или поздно мог появиться свой обиженка. Этот человек, пылая жаждой мести, искренне убежденный в том, что ему чего-то недодали и не оценили по достоинству таланты, даже без влияния маггловских спецслужб, мог собрать вокруг себя таких же недовольных и далее устроить подобие революции или гражданской войны, ведущей к краху магического мира.

“Темный Лорд”, которого Дамблдор называл просто Том, вполне подходил на роль такого обиженки. И все же… зло, на сторону которого вступают добровольно, в представлении Анны Лапиной должно было быть соблазнительным, привлекательным, с понятной мотивацией, не только обещающим, но и дающим различные преимущества в обозримом отрезке времени. Что Томми-бой пообещал элите магической Британии, было пока непонятно — не хватало данных; очевидно было лишь то, что во всех бедах общества он обвинил почему-то именно магглорожденных, а все остальные с ним радостно согласились.

Анна достала газету, которую еще не успела выкинуть, и разыскала нужную статью. Вот Нарцисса Малфой на благотворительном приеме в больнице св. Мунго: свои истинные общественно-политические взгляды она демонстрирует в символике скромных украшений, но на словах выражается максимально корректно, никого не оскорбляя из-за нечистокровного происхождения или недостаточного богатства, но, напротив, упирает в своей речи на то, что “качественная и своевременная помощь целителей должна стать доступной каждому волшебнику или ведьме, каждой волшебной семье”. По всей видимости, дамочка понимает, что откровенный магический расизм — вовсе не то, что местное общество примет благосклонно, что таким образом она своего мужа не пропиарит, а потому максимально сдерживается в выражениях. Ну, а украшения и прочая символика — за них в магической Британии, как можно предположить, судить еще не додумались.

Или “форумные” комментарии на последних страницах “Пророка” никто не жалуется на “засилье магглокровок”, не высказывается в духе: “как здорово Сами-знаете-кто проредил их двадцать лет назад!” и тому подобного, зато Того-самого “Злобного Злодея”, который кошмарил страну пару десятков лет назад, поминают время от времени — и весьма в нехорошем ключе. То есть, для магического сообщества en masse вопрос чистоты крови в целом не был актуален: важно, в первую очередь, волшебник/ведьма ты или нет, а каково твое происхождение и все прочее — это уже вторично. Понятно, что тому, у кого есть деньги и связи, хорошо устроиться в жизни немного легче — но оно и в большом мире так, особенно в небольших провинциальных городах и традиционных консервативных сообществах, где социальная лестница вроде бы короче, в ней меньше уровней, но лифты между ними толком не работают или отсутствуют вовсе.

А вот интервью Скримжера в этом же номере. Нынешний министр магии рассказывает о том, как в гражданскую войну, которая случилась в магической Британии в конце 1970-х, Пожиратели Смерти нападали на гражданское население в Косом переулке и убивали целые семьи волшебников прямо в их домах. “Есть основания полагать, что в смертях ряда волшебников и ведьм, случившихся в течение последних двух лет, среди которых дети до 11 лет, виноваты именно Пожиратели Смерти… — говорит Скримжер со страниц газеты. — Именно Пожиратели Смерти напали на Министерство магии летом прошлого года… Мы никогда не забудем Седрика Диггори, первую жертву Второй магической войны…”

Пусть даже это пропаганда и Скримжер намеренно преувеличил масштабы деятельности Пожирателей и количество их жертв, становилось ясно, что магглорожденные — это лишь предлог. А также что маски-черепа с серебристыми узорами — это не только неотъемлемая часть образа Пожирателей Смерти, но и, прежде всего, необходимый элемент для маскировки — иначе Малфой и ему подобные уже давно сидели бы в тюрьме.

В ходе своих терактов Пожиратели просто и без разбора уничтожали и без того немногочисленное магическое население. То есть, в некотором роде, уничтожали самих себя. Зачем? Неужели Томми-бой и его присные открыли секрет вечной жизни и теперь банально-мерзко уничтожали потенциальной конкурентов за ресурсы?

Во всяком случае, упоминая ранее о ксенофобских взглядах Малфоев и им подобных, Снейп ничего не говорил о какой-либо пафосной глобальной цели, которой они могли бы попытаться оправдать свои злодеяния. Нечто в духе: “Я вынужден уничтожить все население планеты, пока ее не захватило новое, более страшное зло”, “Жизнь — это боль, но я хочу подарить этим измученным душам покой”, “Мир — это тюрьма, а я подарю всем свободу!” или “Мы хотим принести в этот мир новый порядок”. А если дело все же в давних обидах и мести, то неужели Пожиратели до сих пор — за двадцать с лишним лет — не поняли, что выбранный ими путь ведет в никуда? Или что-то, может быть, поняли, но отступать и сворачивать уже поздно — и не сейчас даже, а еще двадцать лет назад?

На контрасте с той дичью, что творили Пожиратели Смерти и их лидер, большинство известных идей Альбуса Дамблдора могли бы показаться привлекательными — как соответствующие тем ценностям, к которым привыкла, на которых выросла Анна Лапина в своей прошлой жизни. Его оценка общественно-политической ситуации в магической Британии и предлагаемые им меры показались девушке наиболее адекватными. В иных обстоятельствах, рассуждала бывшая выпускница химфака, она, вероятно, могла бы даже стать пассивной сторонницей Дамблдора — если бы не слышала, как и о чем он разговаривал со Снейпом.

Дамблдор — манипулятор и политик, для которого люди — даже его сторонники, даже дети — разменные монеты в его играх, а потому все его красивые слова о равенстве, терпимости, силе дружбы и любви, и прочем подобном могут оказаться такими же ширмами, как “магглоровки — зло!” для Пожирателей Смерти и им сочувствующих. Пусть однажды он поднял седалище со стула и одолел страшного и злого мага Гриндевальда — но это было еще в 1945-м году, когда сам Дамблдор был намного моложе. Но с тех пор он, похоже, предпочитал в основном отбалтываться, изображая этакого мудрого старца или далай-ламу британского разлива: “Я говорил!”, “Я предупреждал!” — оставаясь таким образом всегда ни причем и одновременно всегда правым. А все прочие дела, если в этом возникнет необходимость, можно совершать чужими руками.

И да, вспомнила Анна, Дамблдор предсказал ведь недавно вызов Снейпа к его второму боссу: мол, если Томми еще не вызывал тебя, то сделает это в самое ближайшее время. Логично, что Снейп — далеко не единственный осведомитель Дамблдора, причем не только среди Пожирателей Смерти: наверняка у великого светлого волшебника есть свои люди на разных постах в Министерстве, в криминальных кругах и даже среди простых обывателей. Грамотно используя полученную информацию, а также, вероятно, обладая от природы особым чутьем и проницательностью, Альбус Дамблдор сумел однажды заработать и затем удержать свой авторитет и влияние в массах — ту самую репутацию мудрого старца.

Более того, предположила Лапина, Дамблдору может быть даже выгоден отчасти творящийся в стране бардак, за которым он наблюдает из положения зрителя с попкорном — просто потому, что так он будет всегда в выигрыше, всегда прав на контрасте с в очередной раз облажавшимся Скримжером, Фаджем, Робардсом и прочими чиновниками на ответственных руководящих должностях Министерства. И так продолжаться будет до тех пор, пока не найдется достаточно сильный и независимый политик, которому достанет силы воли, влияния, а также физической силовой поддержки, чтобы полностью реформировать и реорганизовать деятельность и структуру Министерства; избавиться от всех лентяев, коррумпированных чиновников и, прежде всего, пособников Пожирателей, саботирующих работу Министерства и сливающих важные и не очень сведения тем самым Пожирателям Смерти.

Вероятно, нынешний министр Скримжер мог бы оказаться таким человеком — в теории, рассуждала Анна, но в реальности, в настоящий момент у него, очевидно, не хватало ни личного влияния, ни ресурсов, чтобы навести в Министерстве порядок. Во всяком случае, сделать это максимально быстро, чтобы не ослабить Министерство еще сильнее и не усугубить и без того непростую ситуацию в стране в целом дополнительной политической грызней. По сути, это должен быть человек, по уровню личной магической силы и общественно-политическому влиянию сопоставимый с Альбусом Дамблдором (раз уж последний не хочет брать на себя полномочия исполнительной власти и связанную с ними ответственность), но, понимала бывшая выпускница химфака, появления такого сильного, конкурентоспособного лидера в нынешней обстановке не допустит никто: ни Альбус Дамблдор, который на покой пока не собирался, ни местные политические элиты — в особенности, Пожиратели Смерти и их сторонники.

При сохранении же текущего положения вещей этот нарыв будет расти и расти, пока не рванет однажды — и, судя по предоставляемым Скримжером данным, скорее, рано, чем поздно. О том, насколько выгоден каждой из сторон переход уже второй гражданской войны у магов из холодной фазы в горячую, Анна Лапина не имела ни малейших догадок, а потому могла лишь скромно надеяться, что успеет отучиться в Хогвартсе раньше. Так или иначе, совет держаться подальше не только от Слизерина, но и от Гриффиндора оставался для нее по-прежнему актуальным, пусть даже исходил он от действующего Пожирателя Смерти Северуса Снейпа.

Также из слов министра можно было сделать вывод, что Пожиратели Смерти перешли от массовых терактов к точечным, но при этом не разглашалось, кем именно были погибшие недавно волшебники и ведьмы, а причастность Пожирателей к их смертям ставилась под сомнение. Можно было предположить, что Пожиратели извлекли свои уроки из прошлой войны и действовали теперь не страхом и силой, как прежде, но хитростью, оставаясь в тени и тихо убирая, если говорить максимально обобщенно, наиболее влиятельных и важных членов британского магического общества, постепенно заменяя их своими людьми. И когда таких ставленников наберется достаточное количество, и маски будут сброшены… тогда может действительно начаться страшное…

Наконец, Северус Снейп. Анна Лапина не знала, как относиться к нему теперь, когда узнала, что он — член самой настоящей террористической организации, ведь для нее он был не просто какой-то обезличенный преступник, один из многих. Она была с ним знакома, пусть и весьма поверхностно; она пользовалась его гостеприимством (если это можно было так назвать); она получила от него какие-то полезные знания, и потому, наверное, пыталась найти ему оправдание.

Так, отмечала Анна, при своем весьма неприятном, а порой и мерзопакостном характере и явном стремлении к превосходству над окружающими, Снейп не отличался, тем не менее, склонностью к жестокости и садизму — по крайней мере, именно в том виде, в каком его проявили маги-террористы во время нападения на поезд в 2011-м году. Более того, как считала бывшая выпускница химфака, несмотря на выражаемое им презрение к магглам, находился Снейп среди Пожирателей Смерти в настоящее время отнюдь не по идейным соображениям, не потому, что это был его осознанный и добровольный выбор, а по указанию Дамблдора. Не подчиниться же Снейп не мог, потому что у Дамблдора был на него компромат — что девушка предполагала еще раньше, вспоминая буквально по горячим следам случайно подслушанный разговор между Дамблдором и Снейпом и ту снисходительно-фамильярную манеру, в которой он обращался к своему бывшему ученику.

То, что Северус Снейп, выросший в бедности и в неблагоприятной обстановке в целом, в силу нехватки жизненного опыта и отсутствия адекватных моральных ориентиров, из желания ли “заработать” много денег сразу, мог когда-то совершить преступление и попасться, Анна Лапина допускала с весьма большой вероятностью. Контрабанда, варка запрещенных веществ и даже соучастие в ограблениях — она подозревала еще раньше, что Снейп мог заниматься именно чем-то подобным, и продолжала так считать вплоть до нынешнего утра. Но что, если проступок Снейпа, его “грех юности” оказался намного более тяжким? Что, если однажды, будучи еще совсем молодым, он вступил в ряды именно Пожирателей Смерти?

В отличие от Малфоя, Снейп вполне мог сделать это именно “по молодости и глупости”, не вполне осознавая, что творил. В то же время девушка решительно не могла понять, что привлекательного Снейп, нищий полукровка или квартерон, выходец из трущоб, рассчитывал найти в террористической организации нацистского толка, костяк которой составляли чистокровные богачи-мажоры вроде того же Малфоя? Ведь последний своей речью ясно дал понять: Снейп как был, так и остался для них человеком не то что второго или даже третьего сорта, но едва ли не наполовину животным.

Анна могла лишь надеяться, что в будущем у нее еще будет возможность спросить об этом Снейпа — об этом и многом другом. И в то же время она понимала: даже если Снейп вскорости придет в себя и сможет говорить, узнать что-то принципиально новое и важное о гражданской войне волшебников и Пожирателях смерти, о личной мотивации Снейпа, подтвердить или опровергнуть какие-либо свои догадки она сможет лишь в том случае, если Снейп сам, добровольно захочет ей об этом рассказать. Потому что права давить, используя свое якобы моральное превосходство, у нее нет и быть не может. Потому что свой экзамен на человечность она уже провалила — даже если в ее жизни это был уже не первый и пока не единственный экзамен такого рода.

1) Заклинание “Щит отражений” в “Аркануме”: https://arcanumclub.org/images/arcanum/troika-games/arcanum-1.jpg, https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcRnSkLncPdL44vISfx0JA-7BwGvn4q5DZevS5ZqZ8XygriWksxwHfPuBqwCLG6_hqZCuUE&usqp=CAU, https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcQm1iPh8vdaVNzKNU8wvPQVJOipyFIIFmES826hCnubSz22TxjPxFNoWnzyjBqzkyjqWQ&usqp=CAU

Вернуться к тексту

2) (лат.) “Увеличиваю”.

Вернуться к тексту

3) (лат.) “Пробудись!”, “Восстань!”

Вернуться к тексту

4) Силоксаны — высокомолекулярные кислородосодержащие кремнийорганические соединения с общей химической формулой [R2SiO]n, где R — метильная (CH3, Me), этильная (C2H5, Et) или фенильная группа (C6H5, Ph). В зависимости от молекулярной массы силоксаны могут существовать в виде вязких жидкостей (< 3000 силоксановых звеньев), эластомеров (3000 — 10000 силоксановых звеньев) или смол (>10000 силоксановых звеньев, высокая степень сшивки). Отличаются высокой гидрофобностью и электроизоляционной способностью. Устойчивы к перепадам температур (от −60°C до +200°C), а также действию воды, воздуха, УФ излучения, спиртов, минеральных масле, растворов кислот, щелочей и перекиси водорода. Используются в качестве смазок, теплоносителей, герметиков, отвердителей и т.п.

Сквалан — насыщенный углеводород тритерпенового ряда с формулой [(СН3)2СН(СН2)3СН(СН3(СН2)3СН(СН3)(СН2)2]2 (https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/8/87/Squalan.svg/1187px-Squalan.svg.png?20070920133802), получаемый гидрированием сквалена (вырабатывается в печени акул и человеческих сальных железах, а также в плодах некоторых растений, таких как авокадо или олива) или изосквалена (образуется в результате ферментации сахарного тростника). Представляет собой бесцветную вязкую жидкость, не растворимую в воде, но растворимую в диэтиловом эфире (Et2O), алифатических углеводородах, бензоле и хлорорганике (CCl4, CH2Cl2, CHCl3, 1,2-C2H4Cl2). Устойчив к окислению на воздухе. Применяется в качестве неподвижной фазы для газо-жидкостной хроматографии, высококачественного смазочного масла, увлажняющего и смягчающего компонента в косметических препаратах.

Апиезон (Apiezon) — высококачественная вакуумная смазка на основе высокомолекулярных разветвленных углеводородов с рабочим диапазоном от +10°C до +250°C. Представляет собой очень вязкую и липкую полупрозрачную жидкость охристого цвета. Устойчив к окислению на воздухе, действию радиации и агрессивных химических веществ. Используется в т.ч. как герметик и неподвижная фаза для газо-жидкостной хроматографии. Растворяется в хлорорганике (CCl4, CH2Cl2, CHCl3, 1,2-C2H4Cl2), не растворим в воде, легких углеводородах, этаноле, диэтиловом эфире, ацетоне.

Вернуться к тексту

5) О том, как жили взрослые и дети в рабочих кварталах Лондона, Глазго, Ливерпуля, Манчестера и других промышленных городов Британии в1960-1970-е годы: https://travelask.ru/blog/posts/9429-30-neozhidannyh-foto-o-tom-v-kakoy-strashnoy-nischete-zhili

Мальчики на качелях в Шеффилде, 1969-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/251/wysiwyg_jpg/18fa80199f92c58a810061e746bf60ef.jpg?1511966553

Девочка прыгает со скакалкой на улице в Лидсе, 1970-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/310/wysiwyg_jpg/hedges1.jpg?1511967132

Дети играют в сломанной машине на улице в Манчестере, 1970-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/322/wysiwyg_jpg/Street-scene-Manchester-1970-171-9.jpg?1511967387

Вернуться к тексту

6) Примерно так могли бы выглядеть руны на стенах общественных и культовых сооружений при Третьем Рейхе: https://disk.yandex.ru/i/WDVTHxSMfiq_Wg

Изображение рун жизни и смерти на немецких могилах: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/80/Grabmal_Hans-Georg_von_Friedeburg.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/de/c/c5/Todesrune.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/5/59/Hugo_und_S%C3%BCnne_Kraas-Grabstein.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/15/Grabstein_PZ.jpg

Вернуться к тексту

7) Фото Нарциссы Малфой для “Ежедневного пророка”: https://disk.yandex.ru/i/dvAT6OemjwzDLQ

Вернуться к тексту