Путешествие во времени (гет)

Для многих лондонцев это был самый обыкновенный летний день. Люди, как всегда, спешили куда-то по делам, создавая нестройные потоки себе подобных; по широким улицам неслись автомобили. Была пятница, конец рабочей недели, и для многих это был повод пораньше уйти домой или развлечься где-нибудь с друзьями. Не меньше было и тех, кто на выходные традиционно отправлялся в пригород, чтобы повидаться с родными или просто отдохнуть от суеты мегаполиса. Туристов в Британии в это время года тоже хватало с избытком, так что небольшая группа парней и девушек, ожидавшая своего поезда на вокзале Сент-Панкрас ⁽¹⁾, на первый взгляд, ничем не выделялась из толпы снующих туда и сюда пассажиров и просто зевак.

Один из парней нетерпеливо посмотрел на свои наручные часы. Сверил их с вокзальными, недовольно хмыкнув, бросив раздраженный взгляд на пару весело хихикавших темноволосых девушек, листавших очередной глупый журнал. Затем перевел на еще одну девушку, со светлыми волосами: она сидела на скамейке и отрешенно и как будто бы лениво рассматривала каталог достопримечательностей.

- Где твоя подруга?! — грубо спросил он у последней по-немецки. — Наш поезд отходит через пятнадцать минут!

- Там же… где и Зорге, — по-немецки же ответила она с равнодушным выражением лица, как бы говорившим: разве это не очевидно?

Говорила девушка медленно, делая иногда длинные паузы между словами — как человек, который лишь недавно выучил язык и имел не самую большую языковую практику.

Стоявший напротив молодой человек тихо выругался себе под нос.

- Это твоя подруга. Ты старше. Ты должна смотреть за ней, чтобы она не наделала глупостей, — пытался воззвать он к разуму собеседницы, четко, по отдельности проговаривая каждое слово и каждое предложение.

- Для этого есть Зорге, — ответила она прежним отрешенным тоном.

- Мы опаздываем из-за нее! — не унимался обеспокоенный молодой человек. — Позвони ей!

Девушка послушно достала из рюкзака телефон, набрала номер подруги… чтобы пару секунд спустя услышать тяжелую, грохочущую музыку из лежавшей рядом объемной сумки. Криво ухмыльнулась и развела руками, как бы говоря: не ко мне претензии. Ее собеседник снова выругался. К ним подтянулись другие парни и девушки — участники предстоящей поездки, грозящей вот-вот сорваться.

Идею поехать на выходные в Кентербери подкинула Маша Кошкина — та самая подруга, которая вызвала спор и беспокойство в группе. Будучи легкой в общении, веселой и жизнерадостной, она быстро заразила этой идеей своих товарищей — таких же молодых специалистов, приехавших этим летом на стажировку в Лондон, в том числе и Петера Зорге, с которым начала встречаться еще раньше, а тот уговорил своего коллегу Эриха Кастнера. Анна Лапина, которая сидела сейчас на скамейке, выслушивая нарекания вышеназванного Эриха Кастнера, а до этого листала каталог достопримечательностей, согласилась “за компанию”.

Организацию поездки полностью взял на себя Эрих Кастнер, здраво рассудив, что никто из их компании не справится с этой задачей лучше него. Предполагалось, что они выедут в пятницу вечером, после последнего “короткого дня” и переночуют уже в Кентербери — Кастнер, заранее узнав у куратора группы, что сегодня им только дадут задания и отпустят пораньше, в рекордные сроки разыскал неплохой хостел и забронировал места, заказал на всех проездные билеты. Суббота полностью отводилась на осмотр достопримечательной главного духовного центра средневековой Англии, экскурсии и просто прогулки.

Кентерберийской собор, церкви святых Мартина и Павла, руины старого королевского замка времен Генриха I, Королевский музей искусств… ⁽²⁾ Обойти небольшой, но старый город со столь богатой историей за полдня можно было только “галопом по Европам”, ничего толком не увидев и не запомнив — на что, к слову, указала Анна Лапина, когда они заранее собрались группой, чтобы обсудить предстоящую поездку. Кастнер с ее доводами согласился и принял решение остаться на ночь там же, в Кентербери, и уже утром отправиться в расположенный неподалеку Дувр, чтобы посмотреть на знаменитые белые скалы и замок-крепость, основанную еще древними римлянами ⁽³⁾.

Таким образом, к вечеру воскресенья они должны были вернуться обратно в Лондон, чтобы нормально успеть отдохнуть перед новой, теперь уже по-настоящему трудовой неделей в “Fine Chemicals” — именно так называлась компания, где стипендиаты — студенты, аспиранты и молодые специалисты-химики и инженеры — проходили свою летнюю стажировку. Дальше будет уже не до экскурсий и развлечений. Мало того, подозревала Лапина, большую часть научной и организационной работы ей придется взять именно на себя: Кошкина, которую назначили к ней в пару, чаще только изображала бурную деятельность, чем что-то делала.

* * *

Идея со стипендией и последующей стажировкой в “Fine Chemicals” принадлежала ее шефу, Илларионову Александру Антоновичу, доктору наук сорока пяти лет отроду, обладающему неиссякаемым энтузиазмом и набором научных идей, а также просто заботящемуся о благе своих подопечных — студентов и аспирантов. Он-то и пробивал на протяжении нескольких лет вначале своей студентке, а потом аспирантке Анне Лапиной, годом ранее с успехом защитившей кандидатскую диссертацию о применении наночастиц благородных металлов в реакциях гидрирования, участие во всевозможных стипендиях и грантах, соавторство в статьях. Девушке, с одной стороны, подобное отношение льстило, а с другой, нередко казалось, что шеф несправедливо высокого мнения о ней и ее способностях, по поводу чего выражала порой бурные протесты, пытаясь убедить всех вокруг, что она не справится, подведет и так далее.

Это в школе было легко казаться умной — главное проявлять усидчивость и прилежание, обладать хорошей памятью и отвечать в соответствии с учебником и словами учителя, получая за это “отличные” оценки, за которые, как известно, хвалят. Вдвойне было легко, если в классе в классе собирались в основном бездельники и хулиганы, которые не только не слишком любили учиться, но и которым, по всей видимости, были совершенно безразличны нотации и порицания со стороны родителей и учителей. В университете же Анна Лапина впервые столкнулась с тем, что на курсе вокруг нее немало людей, которые намного умнее и способнее ее, за которыми ей было просто не угнаться, несмотря на первые строчки в рейтинге. И, чем дальше, тем сложнее было “держать планку” исключительно прилежанием и зубрежкой, а памяти… просто не хватало. А некоторые оценки, вошедшие впоследствии в красный диплом, были поставлены вовсе не за идеальное знание предмета, а, например, за “красивые глаза” (хотя красавицей Анна себя отнюдь не считала) или знание латыни (мало ли, какие тараканы у преподов в голове), или потому, что ей повезло и ее пожалели. Думать и понимать, критически мыслить девушку учил уже ее шеф Александр Антонович в процессе выполнения вначале курсовых работ, затем дипломной и, наконец, диссертации.

Во второй половине 2000-х, на которую пришлись последние годы ее студенчества и часть аспирантуры, подавляющее большинство молодых специалистов и кандидатов наук, особенно иногородних, или уходили в торговлю, или уезжали работать по специальности за границу. По очень простой причине: на зарплату простого научного сотрудника в Москве прожить было просто не возможно, университет, в отличие от времен СССР, ведомственное жилье новым кадрам уже не предоставлял, а в регионах, за исключением, может быть, нескольких научных центров, все было еще хуже. Не минула подобная участь и поток, в котором училась Анна Лапина, и, особенно, ее коллег с кафедры, бывших на год или два старше. И только в конце 2000-х — начале 2010-х, когда девушка уже заканчивала аспирантуру, ситуация стала как-то налаживаться, и на зарплату с отечественных грантов уже можно было, пусть и скромно, прожить.

Так, сравнивая себя как с некоторыми однокурсниками, так и с отдельными предшественниками, о которых на кафедре ходили легенды, девушка постепенно пришла к выводу, что ее продвигали и “тянули”, главным образом, потому, что на безрыбье и рак, как известно, может показаться рыбой. Подобная версия казалась самой Анне тем более убедительной, что характер у нее был далеко не самый удобный и приятный, далеко не везде она смогла бы прижиться, и далеко не каждый коллектив согласился бы ее терпеть. За годы учебы в университете девушка стала еще более неуверенной в себе, задумчивой и отстраненной, а вследствие развития в себе критического мышления, анализа и рефлексии стала особенно нетерпимой к внушениям и указаниям, что и как она должна думать, и, особенно, установкам и указаниям двусмысленным и противоречивым.

Просто совпало, что кафедра нуждалась в обученных молодых кадрах, а Анна Лапина… во-первых, в немалой степени по личным, сугубо эгоистическим соображениям, не хотела возвращаться домой в родной Н-ск. Во-вторых, девушка не имела ни склонности, ни желания заниматься торговлей, где нужно было постоянно взаимодействовать с людьми, уговаривать и навязывать и вообще пытаться всех нагнуть, зато имела в себе желание и склонность заниматься экспериментальной фундаментальной наукой. А за границу не уехала (и даже не пыталась) вовсе не из патриотических чувств и желания приносить пользу своей стране, но исключительно из-за собственной нерешительности, лени и неуверенности в себе, понимания, что просто она не выдержит конкуренции.

Так за пять с лишним лет, если считать со второго семестра четвертого курса, когда учебная нагрузка заметно уменьшилась, а сама Анна Лапина кое-чему уже научилась, и ее стали постепенно привлекать именно к научным исследованиям, она успела наработать немало экспериментального материала под руководством Александра Антоновича. И пусть ее результаты были недостаточно весомы для таких ведущих изданий, как “Science”, “Nature” или даже “Angewandte Chemie”, но вполне достойны для “Докладов Академии Наук”, “Успехов Химии”, “Journal of Molecular Catalysis” и “ChemCatChem”.

* * *

Несмотря на то, что при случае Анна Лапина с интересом выслушивала истории знакомых и знакомых знакомых о зарубежных стажировках, о том, кто и как устроился или, наоборот, не устроился работать или учиться в зарубежных университетах и почему, и даже подумывала иногда, что хотела бы попробовать вот так сама — нет, не уехать насовсем, но побывать на такой вот длительной стажировке от пары месяцев до полугода, просто чтобы понять, каково это работать за границей, до некоторой степени прочувствовать и погрузиться в культуру и атмосферу другой страны, без спешки и суеты, как это обычно бывает у туристов, интерес этот носил исключительно умозрительный характер.

Анна ни разу не пыталась исследовать подобную возможность для себя лично и просто не представляла, как придет к своему шефу и скажет: “Александр Антонович, я тут хотела бы поехать…” — тем более, во всех случаях, о которых она слышала, подобные командировки для дипломников, аспирантов и молодых сотрудников были заранее согласованы руководством кафедры с, условно говоря, партнерской лабораторией в соответствующем университете Тулузы, Утрехта, Берлина, Ахена, Упсалы, Копенгагена и так далее. Нынешняя стажировка в “Fine Chemicals” для Анны Лапиной тоже была согласована заранее. Вернее, шеф сам ей предложил: “А почему бы тебе не поехать?..” — и лишняя строчка в резюме, и кафедра ничего не теряла, ибо лето для научных лабораторий было до некоторой степени мертвым сезоном. Анна вначале поколебалась, а потом, едва ли не в последний день, когда можно было подать заявку, все же решилась — во многом по личным соображениям.

Летнее время стажировки и полное отсутствие опыта заграничных поездок прежде вкупе с нерешительным характером самой Анны Лапиной диктовали свои условия: девушка осторожничала и не рисковала ходить куда-либо одна, предпочитая держаться с группой. Как следствие, поездка в Кентербери и Дувр в компании уже Маши Кошкиной и Петера Зорге, которых Анна Лапина знала уже не первый день и даже не неделю, представлялась ей не самым плохим способом провести первые выходные в Британии. Как рассуждала девушка, к тому времени, как она адаптируется, времени ходить по достопримечательностям у нее уже не будет, а после, когда отчет будет сдан, уже пора будет возвращаться обратно.

Иначе все обстояло у Маши Кошкиной, которая вместе с Анной Лапиной вместе училась на химфаке и даже одно время делила комнату в общежитии. Кошкина была на год младше Лапиной и вскорости должна была окончить аспирантуру, однако диссертация ее, посвященная углеродным наноматериалам, продвигалась ни шатко, ни валко. И, подозревала Анна, вряд ли бы Кошкина, при своей лени и большой склонности к развлечениям, успела бы защитить ее в срок. Академические характеристики в рекомендации Марии Кошкиной были не самые блестящие и кое-где натянутые, а у себя в лаборатории, среди “братьев по цеху”, она успела прослыть легкой на подъем, безбашенной девицей и заводилой. Как следствие, стипендию “Fine Chemicals” она выиграла, главным образом, благодаря активной общественной деятельности на родном факультете и участию в других стажировках — в том числе, за границей — в которых также успела проявить себя по большей части как общественница. Своей же главной целью учебы в университете Маша Кошкина считала замужество и в настоящий момент уверенно двигалась к финишной прямой, вовсю флиртуя с упомянутым ранее Петером Зорге из Берлина, с которым познакомилась во время одной из ранних стажировок.

* * *

Кастнер в очередной раз выругался себе под нос, заставив Лапину вынырнуть из собственных мыслей. Ни Кошкиной, ни Зорге до сих пор не было, но Лапина испытывала отнюдь не беспокойство за свою подругу и ее парня, но только раздражение из-за легкомысленности и безответственности последней. Итальянка и француженка, всего несколько минут назад листавшие очередной женский журнал, также проявляли нетерпение и бросали на нее испепеляющие взгляды, полные праведного негодования, словно это она, Анна Лапина, виновата во всем. В конце концов, Кастнер объявил, что “если Мария Кошкина и Петер Зорге не появятся через пять минут, ждать их больше никто не будет”. Большинство согласно закивали, бросая при этом кто насмешливые, а кто презрительные взгляды в сторону Анны Лапиной.

Неприятно, но… понятно, как бы кощунственно оно ни звучало. Один человек не способен изменить уже устоявшееся мнение о своей стране в лучшую сторону, зато легко может сделать его еще хуже, подтвердив на своем примере хотя бы один из устоявшихся негативных стереотипов. Люди на Западе весьма щепетильны, когда дело касается их личного времени, финансов, вкладывания усилий во что-либо, и Маша Кошкина попросту подвела всю их группу, поставив под срыв уже заранее организованную экскурсионную поездку. Просто оставила свои вещи, сказав, что отойдет “по делам”, и лишь через десять минут Кастнеру перезвонил Зорге, сообщив, что “они с Мари еще зайдут в пару магазинов” — и плевать, что ее ждут, что из-за нее могут опоздать на поезд. Но здесь и сейчас ее не было, чтобы высказать ей в лицо все, что ее “коллеги” думали о ее поведении в частности и обо всех русских в целом, и потому Анне Лапиной приходилось за нее отдуваться.

Напряжение в группе нарастало все больше, пока зал ожидания не огласил радостный и полный энтузиазма крик: “А вот и мы-ы!” Маша Кошкина бежала вперед, широко раскинув руки, будто хотела обнять всех и каждого, а глаза ее так и светились счастьем от лицезрения друзей. Следом за ней, с виноватым выражением лица, плелся Зорге, несший пакеты с покупками.

- Эй, а чего вы смурные такие? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Кошкина по-английски у ожидавших ее коллег.

Кастнер явно хотел разразиться какой-нибудь поучительной нотацией на тему, как важно быть пунктуальным и как плохо подводить людей, с которыми у нее есть общее дело, но в это время прозвучало объявление, что до отправления поезда до Кентербери осталось пять минут, а потому пассажирам надлежит поторопиться. В итоге немец просто махнул рукой и, скомандовав: “Идемте”, первый поспешил на платформу.

Не отстать от своих — не такая уж легкая задача, как может показаться на первый взгляд. Особенно для человека, который на этом вокзале оказался впервые, “своих” в лицо и по имени знает в лучшем случае половину, а до отправления поезда остаются считанные минуты. В конце концов, Лапина набралась наглости и, обогнув (а, может, и задев) нескольких человек по пути, поравнялась-таки с Кошкиной и Зорге — и едва не отстала от них снова, погрузившись в собственные мысли.

Почему-то с самого начала, как только Маша с Петером вернулись из магазина, и стало ясно, что если поторопиться, то еще можно успеть на поезд… как только все подхватили рюкзаки и поспешили к выходу на платформу, Анну Лапину не покидало странное ощущение, будто они не должны никуда ехать. Когда они вошли в вагон, и поезд тронулся, интуиция едва не завопила сиреной, что им нужно немедленно вернуться назад, пока не поздно, и вообще провести эти выходные в безопасном Лондоне, желательно не выходя из квартир, которые выделила им принимающая организация.

Девушка нервно мотнула головой: о терактах в общественных местах и в транспорте слышали все, но она так и не увидела среди пассажиров, по крайней мере, их вагона подозрительных личностей, ни якобы случайно оставленных вещей. Сообщить о своих предчувствиях “коллегам”, вслед за Кошкиной поставив поездку под угрозу срыва? Предчувствие — уже одно это слово вызывает у многих смех и скепсис, в особенности предчувствие ничем не подкрепленное, как у нее сейчас. Да, Маше захотелось вдруг сходить перед отправлением в магазин — она прихватила с собой Зорге, и в результате они сильно задержались. Да, венгр Янош Немет поначалу ошибся поездом, француженка Мари Амблар сломала ноготь, а итальянка Джованна Корсини неудачно споткнулась — но все это не более чем факты, подогнанные под то самое “предчувствие”. И даже если здесь были замешаны некоторые способности, открывшиеся у нее относительно недавно… нет, о них уж точно не стоит говорить посторонним: даже родная мать Анны Лапиной, Галина Андреевна, не знала о том, что ее дочь умела колдовать. Нет, никаких “порчей и сглазов” и, тем более, сделок с нечистой силой — тут даже человек неверующий не станет рисковать и мараться. Просто… оно само получилось.

* * *

Однажды по просьбе заведующего кафедрой ей пришлось съездить сразу в несколько организаций — туда отвезти бумаги, здесь поставить подпись, там забрать еще что-нибудь. Ведь у старших сотрудников всегда найдутся дела поважнее, да и не с руки им заниматься такой далеко не самой интеллектуальной работой. У студентов пары, да и не поручишь им такого — а то, не дай Бог, все перепутают и растеряют. В вы, аспирантки, ничем не заняты — так что давайте, съездите и сделайте нужное для кафедры дело.

К вечеру Анна Лапина была измотана и морально, и физически и злилась на завкафа, что он не захотел ее слушать и дал ей задание, которое ей a priori будет трудно выполнить в силу своего характера; на себя — за то, что до нее ничего не доходит с первого раза, что порой она не может понять элементарные намеки, не может отстоять свою точку зрения, даже если ее аргументы верны. Возвращаться в лабораторию было уже поздно и бессмысленно, и девушка решила немного прогуляться, подышать осенним воздухом и отдохнуть от тяжелого, напряженного дня.

Погруженная в свои мысли, она не заметила ни того, что стали резко сгущаться сумерки, ни того, что забрела в совершенно незнакомый район. Стало зябко… то ли от того, что к вечеру действительно похолодало, то ли от осознания того факта, что она все-таки заблудилась и теперь брела по неширокой и тихой улице. Застроенная в конце XIX — начале XX веков, затем в 1930-х — 1950-х годах, эта улица ничем не отличалась бы от других таких же недалеко от центра, если бы не выделявшиеся на фоне стремительно темнеющего неба ярко подсвеченные изящные неоготические шпили, которые могли принадлежать лишь католической или лютеранской церкви.

О том, что в златоглавой Москве такие имеются хотя бы в одном экземпляре, Лапина знала, видела в фойе университета афиши, приглашающие на концерт органной музыки — но запрещала себе интересоваться подобным: она же православная, нельзя! Не то чтобы совсем, но единственной “уважительной” причиной, дозволявшей посещение иноверческих храмов, считалось поклонение хранящимся там христианским святыням. Анна Лапина не была особенно верующей и благочестивой, как хотела бы того ее мать: некоторые религиозные предписания она исполняла, но ни сами службы, ни, тем более, паломнические поездки или многочасовые стояния в очереди на поклонение святыням не вызывали у нее ни энтузиазма, ни душевного трепета и сообразного благоговения; самое большее — чувство исполненного долга.

Не следовало бы проявлять интерес к чужому, но тут ноги как будто сами принесли. Лапина оправдывала себя тем, что город она знала еще очень плохо, поскольку очень редко выбиралась за пределы университета (поручения наподобие сегодняшнего были для нее исключением, но никак не правилом). Что она просто постоит и посмотрит издалека — ибо готический стиль еще со школьных лет завораживал ее своею мрачной красотой, тонким и острым кружевом, стремлением ввысь. Она ведь не будет заходить внутрь, нет, и даже близко подходить не будет…

Иногда лишь пара минут решает все, позволяя человеку спастись или, напротив, подводя его к гибели. Кто знает… не поддайся тогда Анна Лапина искушению и пройди мимо… наверное, она смогла бы таки выйти к ближайшему проспекту и без приключений добраться до метро, а там и до общежития. Наверное, ее жизнь осталась бы такой, как прежде до этого: не плохой, но и не счастливой, может быть, пресной, но не без маленьких, важных лично для нее радостей — и, самое главное, лишенная страшных и неудобных тайн, о которых теперь ей боязно говорить и матери, и священнику на исповеди в храме. Однако случилось то, что случилось, и девушка не заметила, как из темноты к ней подошли несколько полупьяных субъектов, и явно не с самыми добрыми намерениями.

Анна не сразу поняла даже, что именно произошло, как невиданная энергия, которую она сама прежде не считала чем-то серьезным, вдруг прошла через ее тело и сорвалась с рук; как она вообще додумалась раскинуть их кругом себя. Единственное же, что она осознавала — что должна отстоять себя, свою жизнь и свободу любой ценой, иначе… об этом она боялась даже думать. Уличные хулиганы (те из них, что оказались покрепче и не отключились сразу, едва соприкоснувшись с асфальтом) понимали не больше ее и смотрели ошалелыми глазами вокруг. Казалось, теперь уж точно надо было не стоять на месте и ждать, пока злоумышленники придут в себя, а бежать со всех ног, вот только свидетелями описанного выше происшествия стали двое представителей католического духовенства, а сама девушка была слишком испуганной и уставшей, чтобы сопротивляться дальше.

Она не помнила, ни куда ее вели, ни что говорили те двое — вряд ли они вообще были русскими — и очнулась лишь в полутемной комнате явно где-то в подвале. Ее судьи тем временем торжествовали — в течение XX века на Католическую Церковь каких помоев только не вылили, в основном, конечно, из-за Святой Инквизиции, якобы активно сжигавшей в Средневековье и в Новое время ученых и ведьм. Из-за своего изрядно пошатнувшегося авторитета Церковь была вынуждена пойти на значительные уступки мирянам, чтобы сохранить хоть какие-то остатки паствы — а тут поймали ведьму, да еще на горячем.

Лапина не сопротивлялась, ни когда ее с усилием усадили на кушетку, ни когда ее руки всунули в какие-то тиски — она просто смирилась с неизбежным. Вряд ли от ее смерти стало бы кому-нибудь хуже: незаменимых специалистов нет, а мама с бабушкой погоревали бы, конечно, но отец Н. обязательно нашел бы нужные слова и утешил их. Вряд ли бы они знали вообще, из-за чего она умерла, и даже если бы дошли какие-то слухи, вряд ли бы им поверили… ведь не могла же православная христианка Анна Лапина… Скорее уж, решили бы, что “поганые католики” придрались к ней из-за веры, и дальше понеслось… Но не о мученическом венце она мечтала и не стремилась быть христианкой достойной и правильной, стяжать Царство Божие на земле.

Кажется, ей принялись сжимать кисти рук — тамошние кости тонко реагируют на боль и легко дробятся — но Лапиной лень было даже кричать или еще как-то реагировать на происходящее. Она желала лишь конца… Удар, еще один… вспышкой боли загорелась губа, во рту чувствуется неприятный привкус металла, и по подбородку стекает что-то теплое, липкое…

Девушка не помнила, сколько времени пробыла она в состоянии забытья, той успокаивающей тьме, где нет ни боли, ни долга — просто услышала, как сквозь сон, что в комнате появился третий и принялся ругать первых двух. Она плохо помнила, как ее освободили из орудия пытки, помогли собрать вещи и, придержав за плечо, повели куда-то дальше. Очнулась она уже в совершенно незнакомой комнате, чем-то средним между гостиной и кухней, сидящей за столом и заплаканной, и стоявший напротив нее мужчина в рясе (или, в отношении католика правильнее было бы сказать, сутане?) терпеливо пережидал ее истерику.

К удивлению Анны, ее спаситель долго извинялся перед ней за своих подчиненных и за действия Католической Церкви в целом, наложил ей на пальцы шины и выписал что-то вроде бессрочной охранной грамоты, дававшей гарантию безопасности и право невозбранно приходить сюда впредь. И тут же сразил известием, что она самая что ни на есть ведьма. Правда, употребил для этого не привычное и обвиняющее в устах инквизитора “malefica” — “злодейка”, но более нейтральное “maga”.

Лапина была тогда слишком уставшая и подавленная, чтобы даже пытаться спорить и доказывать обратное, а потому лишь безразлично выслушала собеседника и после убралась восвояси, не отказавшись, однако, от того, чтобы ее проводили — хотя бы до границы привычного ей мира. Впоследствии девушка неоднократно прокручивала этот разговор у себя в голове, но сказанное Йоханном Лютером — так звали того священника, который спас ее от своих же коллег — по-прежнему казалось ей слишком невероятным, чтобы быть правдой. Однако время шло, а та странная сила никуда не испарилась. Успокоившись и приняв, что она теперь “иная” — как называли обладавших паранормальными способностями в сериале “Люди X” — Анна даже припомнила, что отголоски своей силы смутно ощущала в себе еще раньше, словно солнце или некий источник энергии, заключенный внутри, и временами набегавшее иррациональное и совершенно неуместное чувство всемогущества: стоит раскрыться этому источнику — и она сможет если не все, то очень многое.

Что было намного хуже, своей раскрывшейся, выпущенной наружу силой девушка не умела толком управлять — а сила эта как будто прирастала понемногу с каждым днем, становясь все более разрушительной. Стоило ей разозлиться или даже просто сильно разволноваться, как вокруг нее мгновенно испарялся чай из чашек, неожиданно вскипали и взрывались синтезы под тягой, перегорали лампочки, а приборы давали кратковременные сбои. Лапину удивляло только, как в ее лаборатории на химфаке никто не замечал подобных вещей, разве что бывший у них в то время аспирант Кирхнер по обмену из Германии странно косился порой. Лапина подозревала, что ей тогда еще немало повезло, что аспиранты в Главном здании МГУ жили по одному, и миновали те времена, когда по комнатам ходили дежурные с проверками, и всем до каждого было дело.

Помимо всего прочего, Анна Лапина внезапно научилась распознавать чужие эмоции и намерения, и даже отдельные мысли, лежавшие на поверхности сознания. Поначалу не думала соотносить это с магией, полагая, что у нее просто улучшилась наблюдательность или обострилась отсутствовавшая прежде эмпатия — подобно тому, как на четвертом курсе в ней так же внезапно проснулось критическое мышление: способность не только запоминать и отвечать заученное, но, прежде всего, анализировать, сопоставлять и синтезировать новые знания — то, что ее научный руководитель Александр Антонович считал главной целью обучения не только на химфаке, но и в Московском университете в целом. Что же до новообретенных умений, то иногда они действительно помогали — например, понять, чего именно хотел от нее тот самый Александр Антонович, человек с весьма неординарным мышлением, или какое настроение у того или иного человека и насколько рискованно с ним было бы вообще заговаривать. Но гораздо чаще Анне Лапиной казалось, что она постепенно сходила с ума, видя, слыша и чувствуя все то же самое, что чувствовали и о чем думали окружавшие ее люди

В иных обстоятельствах Анна Лапина только мысленно бы покрутила пальцем у виска: она и со “своим”, православным духовенством не жаждала общаться сверх обязательно-необходимого, и лишь горько рассмеялась, обнаружив среди своих вещей после той злополучной поездки охранную грамоту, выданную ей патером Йоханном. Вот зачем козе баян, корове пятая нога, а ей — личное разрешение-приглашение от католического священника? Но, чем дальше, тем больше девушка приходила в отчаяние, не зная, что делать с открывшимися недавно способностями, которыми совершенно не умела управлять. Ладно, в лаборатории к ее неуклюжести, наверное, уже привыкли, и, наверное, она может на полчаса внушить себе спокойствие, пока работает на хроматографе или масс-спектрометре. Но как быть дома, где жили ее религиозная мать и бабушка? Как ей избавиться или хотя бы купировать эту чужеродную и разрушающую силу, чтобы она могла не причинять вреда окружающим и спокойно или, по крайней мере, не сильно хуже прежнего сосуществовать рядом с близкими? Она всего лишь хотела покоя — разве это так много?..

В конце концов, девушка не придумала ничего лучше, как обсудить происходящее с патером Йоханном. Во-первых, он уже знал о ее способностях. А во-вторых, он принадлежал к другой конфессии, а, значит, не мог бы обладать над Анной Лапиной никакой духовной властью: она могла принять его слова к сведению, но не была обязана им следовать; он не мог ее наказать, наложив епитимью, не мог что-либо запретить или, наоборот, “благословить” — обязать сделать. Как на духу, Лапина поведала о всех своих сомнениях, переживаниях и наблюдениях, и, к ее большому удивлению, патер Йоханн выслушал ее спокойно и вдумчиво, не став читать ей проповедей и нотаций. Еще больше она удивилась, когда он признал ее необычные способности не проклятием, что больше соответствовало бы человеку религиозных убеждений, но даром, пусть очень опасным и требующим большой ответственности. И, наконец, не грубо отмахнулся от нее, сказав, что она уже “большая девочка” и потому сама должна знать, что делать, не напутствовал ее ожидаемым и привычным: “Молись, смиряйся, и дано тебе будет” — но действительно подсказал способ, как научиться управлять своими способностями.

Прикрыть глаза, отрешиться от всего суетного… одиночество всегда приносило ей покой… и повторять про себя слова простой молитвы или песни или просто представлять что-нибудь умиротворяющее. Ее не должно трогать то, что происходит вокруг. Она не должна позволять эмоциям брать верх над разумом. И промедление в ее случае может быть, наоборот, спасением, а не гибелью. Воля… все решает воля. Воля как интуиция и вера в собственные возможности, воля как проводник ее силы и разума. Создаю словом, создаю мыслью, но не разрушаю бесконтрольными эмоциями…

“Εν αρχή ήν ο λόγοϛ” ⁽⁴⁾, — напоминал ей патер Йоханн, где “λόγοϛ” это не только “Слово”, как таковое, но и “осознанная воля”, “разумное созидающее начало”, “мысль”. А если девушке нравится латынь, то почему бы не ее использовать в качестве языка заклинаний? Хотя бы для того, чтобы отделять в сознании простой текст мыслей от непосредственно сотворения заклинаний.

Постепенно тренировки начали приносить свои плоды: девушка стала меньше нервничать, предметы вокруг перестали летать и взрываться, а бессознательная прежде сила, то и дело искавшая выхода, стала подчиняться сознанию и воле. Со временем Анна научилась двигать предметы, создавать прозрачный энергетический щит перед собой, вызывать небольшой огонек яркого белого света в ладонях и, что немаловажно, закрывать сознание от посторонних эмоций и мыслей, что было особенно актуально при ее нестабильных “способностях” и достаточно сильной эмоциональной внушаемости.

Более того, с помощью магии оказалось возможным частично компенсировать некоторые свои недостатки, такие как невнимательность и неуклюжесть. Так, стоило сосредоточиться на нужном предмете, мысленно произнеся: “Attraho” ⁽⁵⁾ — и уже через несколько секунд он оказывался у девушки в руках. А ведь порой бывало особенно досадно потратить несколько часов, а то и дней на поиски чего-нибудь — а потом обнаружить это едва ли не у себя перед носом — и еще более обидно, когда над ней потом смеялись или выговаривали за ту самую невнимательность.

Иногда Анне удавалось остановить упавшую колбу почти у самого пола — тут важна была, прежде всего, скорость реакции — или устранить несложную поломку: например, зарастить трещину в той же колбе. Последнее требовало полного сосредоточения и отдачи, и после такого рода приложения своих способностей девушка чувствовала себя обессиленной чуть менее чем полностью, но и здесь было свое положительное следствие: можно было не опасаться стихийных магических всплесков в течение дня или двух.

Не рисковала экспериментировать начинающая колдунья разве что с заклинаниями из компьютерных игр. Оттолкнуть, оглушить — и хватит: она не хотела калечить и, тем более, убивать или разрушать все вокруг. И даже если подумать, где можно было бы безопасно отрабатывать боевые заклинания так, чтобы никому не навредить и не привлечь к себе ненужного внимания, то Анна просто не могла себе представить подобного места. И той же телепортации было бы тоже интересно научиться, но снова вставал пресловутый вопрос: как?! Анна не хотела, чтобы первая попытка тут же стала бы для нее последней.

Естественно, о том, чтобы рассказать кому-либо посторонним о своих внезапно открывшихся способностях, не могло быть и речи. При этом в число “посторонних” входили не только начальство и коллеги с работы, друзья и прочие знакомые, но даже бабушка и мама, для которых колдовство, независимо от своей природы, по определению было страшных грехом. Возможно, даже еще страшнее блуда. Возможно, потому, что использовало силу, недоступную пониманию большинства людей, или потому, что подобными способностями обладало очень мало людей, и, как следствие, они не казались чем-то естественным, но, напротив, вызывали страх и неприязнь — то, что в прежние века активно толкало ведовские процессы. Не считая, конечно, желания доносчика обогатиться за счет казненных.

Иными словами, дома АннеЛапиной изо всех сил приходилось сдерживаться, когда ей читали нотации или говорили, на ее взгляд, что-нибудь совсем нелогичное. Она чувствовала, как внутри нее мечется сила, требуя выхода, но не прежняя, созидательная, одухотворяющая, но самая настоящая разрушительная, готовая разнести в щепки и сжечь все вокруг. И тогда, вместе с мыслями о собственной ущербности и испорченности, девушка направляла ее внутрь себя, не рискуя сбрасывать даже в простейший “Lumen”, и воспоминания о проповедях отца Н. отлично помогали ей в этом. Естественно, близкие не могли не замечать подавленного состояния любимой дочки, внучки и племянницы и пытались помочь, как умели и считали нужным, даже не допуская, что от их “помощи” и настойчивых расспросов девушке становилось только хуже.

Ее поездка в “Fine Chemicals” была сродни бегству. Что толку в беседах и занятиях медитацией с патером Йоханном, если после очередных каникул, проведенных дома, она возвращалась в душевном упадке, с полным отсутствием жажды познания и жизни — почти как тогда, в подвале? Но и не ездить домой она не могла — ведь там ее родные, они ее любят и ждут, и потому она должна отдавать им то время, когда не работает. Не сделать этого для нее означало нечто очень плохое, что-то вроде отречения от своей семьи, своих корней; она всегда должна помнить о том, кто она есть и откуда родом — как бы порой ни манила свобода. Ведь ей и так позволили очень многое: поступить в Москву, а после учебы остаться там работать — то, что прежде не дозволялось ни одной женщине в семье.

К патеру Йоханну Лапина пришла в очередной раз за день до вылета в Лондон — просто чтобы успокоиться после телефонной ссоры с матерью накануне: ведь неприятнее всего выслушивать о себе именно правду. Она просто сидела на стуле и молчала, погруженная в свои мысли — подобное молчание нередко занимало большую часть времени, что она проводила с визитами у странного священника, пока тихий, но от этого не менее выразительный голос патера Йоханна, сидевшего за столом с книгой, не вырвал ее из раздумий.

- Анна, я не стану отговаривать тебя от поездки, но и не могу сказать, что ты приняла верное решение…это ведомо лишь Господу нашему Богу… — что ж, типичные рассуждения для человека его профессии. — Я могу лишь еще раз советовать тебе быть осторожнее и помнить, что Господь дает каждому из нас не только крест, но и дар — именно тот, что нужен нам. И твои способности, Анна, еще пригодятся тебе там, на Туманном Альбионе.

- Извините, но я не понимаю вас, патер Йоханн, — постаралась ответить девушка как можно вежливее, насколько она вообще была способна, и покачала головой.

- Помнишь, Анна, ты спрашивали меня, почему я помогаю тебе?.. — Лапина кивнула. — Тогда я сказал тебе лишь, что обязан жизнью магу, и попросил больше не спрашивать меня о моем прошлом. Ты действительно хорошо исполняешь то, что просят от тебя, когда сама видишь в этом необходимость… — девушка так и не поняла, к чему это было сказано, но почувствовала нечто вроде уважения в словах собеседника, то, что следует дорого ценить. — Я сам когда-то был на Туманном Альбионе, а именно в Шотландии, и ты знаешь, сколько легенд и мифов связано с этой землей. Человек… часто не может поверить в некоторые вещи и оставить свои заблуждения, пока не столкнется лично с тем, что могло бы опровергнуть его неверие, приоткрыть новый уровень бытия…

- Там, в Шотландии, я увидел… магов. Множество магов сразу. Они устроили самую настоящую бойню, и земля сверкала вспышками от их заклинаний. Я до сих пор не понимаю, почему я пришел именно в то место или какая сила привела меня к ним. Одно из их заклинаний попало в меня тогда, и я думал, что умру в тот же день. Я видел, как ко мне со всех сторон, словно вестники ада, подступают и кружат темные тени. Смерть неизбежна для каждого из нас, и мне оставалось лишь со смирением принять волю Божию и молиться Ему и Святой Деве Марии о спасении моей души — даже если подобное кажется уже невозможным. Когда меня окружили всполохи огня, мне показалось, что это настал конец моей земной жизни, и начались мучения в аду. Но тут во всполохах огня явились… другие маги… — и снова Анне показалось странным, как посмотрел на нее собеседник. — Они… исцелили мои раны с помощью своего волшебства и, узнав мое имя, перенесли меня в безопасное место — я тогда служил в Кёльне. С тех пор мне доводилось встречать других магов, в том числе и у себя на Родине, но я не приближался к ним и не разговаривал с ними.

- Любой опыт учит, и если Господь допускает, чтобы с нами случилось что-либо помимо нашей собственной воли и разумения, и не по нашему собственному небрежению, значит, в том Его воля, и нам должно лишь способствовать ей по мере наших собственных сил. Случайности не случайны — поэтому я согласился со своей “ссылкой” сюда, хотя мог бы попытаться опротестовать ее. Поэтому я в тот вечер поднялся на башню собора и не дал своим коллегам свершить “правосудие” над тобой…

- Я не знаю, что ждет тебя в Англии, Анна… — и снова этот странный взгляд, будто на самом деле он знает о ней что-то, но почему-то не может сказать, — но ты не вернешься оттуда прежней…

- *Если вообще вернешься…* — прочитала она в его глазах, серых, точно грозовая туча.

Лапина не стала ни расспрашивать собеседника о подробностях — он уже сказал ей все, что хотел или считал нужным сказать — ни пытаться прочитать его мысли. Не только потому, что это было бы неэтично, своеобразным предательством его доверия с ее стороны, но и потому что он сам умел хорошо закрывать сознание — иначе не смог бы обучить ее этому искусству, не смог бы с таким завидным спокойствием терпеть ее многочисленные истерики, вспышки стихийной магии и просто проявления далеко не самого покладистого характера, который даже с натяжкой нельзя было назвать приличествующим девушке, тем более христианке.

А потому она только поблагодарила патера Йоханна за “мудрый совет” и, сбивчиво попрощавшись, поехала к себе на квартиру, куда вместе с другой подругой Катей была вынуждена перебраться вскоре после выпуска из аспирантуры и защиты диссертации, когда их обеих выставили из общежития. Тогда она могла лишь гадать, что значило то странное предупреждение католического священника …

* * *

На минуту к девушке в голову закралась крамольная мысль — а не мог ли сам патер Йоханн быть магом, только более слабым? Ведь, по его словам, у него тоже бывали те самые “предчувствия”, “вспышки интуиции”, которые он сам называл, естественно, “волей Божией” или “откровением”. Подозрительно вовремя он поднялся тогда на башню, когда впервые ее магические способности вышли наружу, и его просьба быть осторожной здесь, в Англии… Неужели ее предчувствие сейчас — отголосок того, о чем он предупреждал ее еще в Москве? Та самая, неведомая опасность?

Интуиция вопила о том, что нужно бежать, пока не поздно, сойти на ближайшей станции; совесть — что надо предупредить всех остальных, но Лапина лишь заглушала их голоса в себе. Что толку, если ей никто не поверит на слово? Поездка проходила спокойно, ничто не предвещало беды — даже Мари и Джованна, позабыв Кошкиной ее опоздание, весело обсуждали с ней очередной модный журнал: Маше нравилось шить и воображать себя эдаким дизайнером, и потому она чувствовала себя, как минимум, на голову выше собеседниц. Парни вели свои, мужские разговоры. Еще один, чех Иржи Моген, спал, и только Анна Лапина беспокойно глядела в окно, пропуская мимо себя многочисленные пригороды и сельские пейзажи. Как же все это напоминало затишье перед бурей…

Девушка сама не заметила, как ее сморило, и потому пробуждение оказалось для нее особенно резким — будто бы что-то толкнуло в спину. Беспокойно огляделась по сторонам — но все было по-прежнему в порядке. Тот же поезд, те же пассажиры — она не запоминала лица. Разве что Иржи теперь не спал и вместе с Яношем смотрел какой-то фильм по ноутбуку, серьезный и деловитый Эрих Кастнер уткнулся в книгу, а более легкомысленный Петер Зорге обнимался с Машей Кошкиной. Она же и обратила первая внимание на состояние своей подруги.

- Аня, все в порядке? — участливо спросила она. Обнимавший ее за талию Петер улыбнулся.

- Э…да… — рассеянно сказала Анна. — Я много проспала?

- Не более получаса, — непринужденно ответила Кошкина, после чего перевела их разговор Зорге. Тот подтверждающе кивнул. — Вот, приходил контролер, но мы ему показали твой билет. Ничего?

- А… спасибо… — так же рассеянно, как и в первый раз, повторила Лапина, машинально засунув протянутую бумажку в карман, и снова посмотрела в окно.

Ей показалось, или мимо действительно пронеслась какая-то темная тень? Опять это ощущение, но уже другое… будто она опоздала, упустила что-то важное. Да и куда сбежишь из поезда, который несется на всех парах и “кланяется” отнюдь не каждому столбу?

- Не видели? — спросила она по-английски ехавших с ней ребят, просто для успокоения совести. — Будто что-то темное пролетело мимо?

- Птица, — скептически заметил Кастнер и снова уткнулся в книгу.

- Разве бывают птицы… которые летают быстрее… чем поезда? — не менее скептическим тоном переспросила Лапина, вопросительно приподняв брови.

Еще? Девушка недоуменно хлопнула ресницами, когда мимо окна пролетели еще две тени. У нее глюки?

- Я ничего не видел, — словно подтверждая ее последнее предположение, сказал Кастнер, проследив за ее взглядом.

- Мы тоже, — с жутким акцентом согласились сидевшие напротив Немет и Моген.

- Hein? Qu'est-ce qu'il y a? /фр. А? В чем дело?/ — встрепенулась любопытная до всего Мари Амблар.

- Ah, il n'y a pas d'offense /фр. А, ничего страшного/, — так же по-французски отмахнулся Петер Зорге. — А-а!..

Поезд неожиданно резко повернул и затормозил, пассажиры попадали с мест. Отовсюду послышались глухие ругательства, недоуменное “Оо!..” и вполне естественный для подобных обстоятельств вопрос “Что случилось?”. Вагон опасно накренился, кто-то предположил, что поезд сошел с рельс, и с его мнением тут же нашлось множество согласных.

- Вот и закончилась экскурсия в Кентербери, — мрачно пошутил Иржи, выбираясь из-под своего сидения.

- Надо уходить отсюда быстрее, — предложила Лапина, надевая на плечи рюкзак.

Группа начала гуськом пробираться к выходу. Остальные пассажиры тоже довольно быстро сообразили, что в вагоне, который вот-вот перевернется набок, делать больше нечего, и вскоре в и без того узком проходе образовалась “пробка”. Все это время Лапину не покидала мысль о том, пролетавшие мимо тени имели самое прямое отношение к произошедшему с поездом. И вместе с нею отчаянно билась другая: “Поздно!” “Уходить следовало раньше”, — назидательно выносила приговор третья.

Словно в подтверждение ее зловещих предчувствий, из соседнего вагона послышались звуки ударов, лязг металла, крики людей: чем бы оно ни было вызвано, оно подходило все ближе. Среди пассажиров началась паника. Стоявший впереди Кастнер оглянулся, и на его лице, вечно серьезном и деловитом, Лапина впервые увидела растерянность и страх. Он теперь верил, что мимо окна действительно пролетали какие-то тени, и что эти тени были не просто так — прочитала девушка его мысли.

Очередное предчувствие, отмахиваться от которого теперь было бы сродни самоубийству — и Лапина резко выкинула руку вперед, крикнув:

- Ложись!

Мгновение спустя окна взорвались, осыпав пассажиров градом осколков. Взвились в воздух струи огня. Запахло паленой синтетикой.

- Черт! Что это?! — выругался кто-то на английском.

Анна, лежавшая ничком между сиденьями, повернула голову. У разбитого окна на какую-то секунду остановилось нечто… в белой маске-черепе и черном балахоне, как в лучших традициях “Страшного кино”. “Нечто” явно парило в воздухе, причем в сидячем положении. Лапина так и не успела рассмотреть загадочное транспортное средство, позволяющее левитировать в воздухе, как существо в балахоне (назовем его пока так), словно почувствовав на себе чужой взгляд, вытянуло вперед вполне человеческую руку с зажатой в ней указкой и, резко черкнув ею в воздухе, сделало выпад вперед, крикнув: “Confringo!”

Лишь в самый последний момент девушка успела сконцентрироваться и выставить щит. Перед глазами полыхнуло огнем, в ушах страшно звенело, но ей нельзя… нельзя терять сознание. Противно запахло паленой человеческой плотью. Кто-то стонал и корчился от боли — Лапина боялась оборачиваться туда.

- Siamo stati attaccati! /ит. На нас напали!/ — в панике воскликнула Джованна, хватаясь за лицо руками.

- Да… подтвердила Лапина на английском. — Это террористы. В черных балахонах, — шепотом добавила она.

- Неужели “Аль-Каида”? — не на шутку перепугался Зорге.

- Нужно уходить отсюда, — напомнил всем Кастнер, к которому вернулась его прежняя рассудительность.

Лапина не могла не согласиться с его словами: пусть на открытой местности они будут уязвимы со всех сторон, но, по крайней мере, не сгорят заживо в этой консервной банке. Многие пассажиры — из тех, что выжили — пришли к таким же выводам и выбирались из окон. Впрочем, судя по доносившимся через некоторое время крикам, пожить после этого они успевали не очень долго.

Всюду царила паника, раздавались болезненные стоны и крики. Кто-то убивался по погибшим друзьям и любимым. Перепуганные дети звали родителей, которые, возможно, были уже мертвы.

- Мы должны помочь раненым! — воскликнула Кошкина, всегда отличавшаяся активной гражданской позицией.

- И погибнуть самим? — Эрих остудил ее пыл, не рискуя, однако смотреть на Мари, валявшуюся рядом сломанной куклой, или Иржи, баюкавшего обожженную руку.

- Но “своих” мы не должны бросать, — возразила Лапина. — Иначе… будет против совести.

Петер, стиснувший зубы от боли, согласно кивнул.

- Выходить прямо отсюда опасно, — с сильным акцентом произнес Янош.

- И что ты предлагаешь? — огрызнулся Кастнер.

Немет явно собирался что-то ответить, но в этот момент дверь, ведущую в тамбур, снесло взрывом.

* * *

Лапиной показалось, что прошла вечность, прежде чем она пришла в сознание. Похоже, ей очень сильно повезло, что снесло именно дальнюю дверь. Как в замедленной съемке, видела она летящие в разные стороны цветные лучи и сгустки заклинаний — последнее осознала она как-то отдельно. Люди, в которых эти самые заклинания попадали, громко вскрикивали, чтобы несколько секунд спустя с глухим звуком упасть на пол, сиденье или уже начавшее остывать тело “товарища” по несчастью.

Слова… такая хорошо знакомая ей латынь. “Seco!” — “Режу!”, “Sectumsempra!” хм… “Порезанное навечно”? “Crucio!” — “Пытаю!”, “Avada Kedavra”… а это уже что-то то ли древнееврейское, то ли древне-арамейское, напоминает “Абракадабра”, которое, как она слышала, переводится “Создаю словом”. Но “Avada” явно убивала. Да и слышанное ею ранее “Confringo” означает то ли “разбиваю”, то ли “разрываю”… И снова фигуры в черных балахонах и белых масках, выкрикивающие эти самые заклинания…

Неужели те самые маги, с которыми прежде довелось столкнуться патеру Йоханну?

Лапина отползла назад. Рядом извивалась от боли Маша Кошкина, вертя головой по сторонам — она явно не видела ни “лица” своего мучителя, ни его местоположения, зато его отлично видела она, Анна Лапина, и сейчас он направлял свой жезл (а это явно магический жезл, а не какая-то указка) именно на нее. Немалое мысленное усилие — и вот перед ней возник прозрачный энергетический щит. Еще одно мысленное заклинание-посыл, и вот уже палочка мага-террориста отлетает в сторону: из спектра его эмоций Лапина уловила достаточно, чтобы оценить возникшую над ней угрозу.

- *Incendo!* — выброс рукой, подкрепленный мысленным приказом, и не успевший долететь до пола жезл занялся огнем.

- *Incendo!* — теперь разрушительная энергия огня направлена уже на стоящего напротив нее мага.

Для последнего это оказывается настолько большой неожиданностью, что он даже не подумывает о защите, моментально загораясь в своих тряпках. Теперь бежать как можно дальше, хотя девушка уже чувствует себя уставшей. Рядом ошалелыми глазами смотрит Кошкина, словно забыв про ушибленный бок и рану на голове, но Лапина ничего не собирается ей объяснять — не сейчас — и только указывает глазами на ближайший из выходов. Некогда искать убитых и раненых, иначе не спастись самим. Но последние из тех, что могли сами идти или ползти, видимо, догадались, что нужно успеть воспользоваться замешательством таинственных террористов и уйти, пока те слегка заняты. И у всех на лицах то бегающее, испуганное выражение, когда знаешь, что опасность есть и она совсем рядом, но не можешь определить, откуда именно она исходит.

- Ты видишь их? — спросила за всех Маша Кошкина, оглянувшись на корчащегося от боли мага, который так и не сумел снять свой загоревшийся балахон.

Лапина кивнула.

- А разве ты их не видишь? — добавила она, пытаясь унять сердцебиение и придать своему голову как можно более безразличный тон.

Неужели магов могут видеть только другие маги? Но тогда никто не видел бы и ее, Анну Лапину.

- Только того, который горит, — так же тихо ответила Кошкина и странно, намекающе посмотрела на подругу.

Или же существуют специальные заклинания, позволяющие сделаться невидимыми для обычных людей — наверное, их тот маг в балахоне обозвал “магглами”? Вероятно, расчет был сделан на то, что невидимый противник поселит страх среди мирных обывателей. И террористы добились своего — пока не встретили в одном из вагонов, среди сотен, а то и тысяч пассажиров, молодую волшебницу, такую же, как они. И теперь ей, Анне Лапиной, придется нести ответственность за скрываемые прежде возможности — разумеется, если она еще выживет.

Тем временем еще двое террористов, закончив “развлекаться” со слабыми, не способными оказать сопротивление людьми, обратили, наконец, внимание, что что-то идет не по плану. Крики “товарища по цеху”, которые стали слишком громкими, а запах горелой плоти — слишком едким, способствовали тому же. Оба мага переглянулись, после чего один из них сотворил щит, а второй выбросил из-под него очередное взрывное заклятье.

Анна едва успела накрыть себя и бывших рядом людей тонким, прозрачным щитом. Яркая огненная вспышка, вокруг летят обломки чего-то, но девушка уже ничего не чувствует, ничего не слышит, лишь с большим запозданием понимая, что вагон не выдержал очередной встряски и перевернулся. Может быть, это и спасло их от быстрой, но мучительной смерти, и волна огня просто прошла по касательной над уже слабеющим щитом?..

* * *

Оказаться в месте, где нет ни страха, ни боли, а только тишина и покой… где-нибудь далеко… Лапина неуклюже приподнялась на четвереньках — в ушах стоял нестерпимый звон, и голова гудела так, будто на нее надели колокол и ударили пару раз. Мысли были какие-то путаные, ватные. Найти выход, выжить любой ценой…

Часть стены была разворочена взрывом, и девушка направилась к образовавшейся дыре, нисколько не заботясь о встречаемых ею препятствиях. Сделала шаг наружу — и неуклюже съехала по крутому склону вниз. Огромное, раскинувшееся впереди пространство оглушало, подавляло… То тут, то там лежали тела, фигуры в черных и цветных балахонах переругивались между собой, стреляя друг в друга чем-то похожим на лазерные лучи.

Лапина не заметила, как один из них оказался рядом с ней. Неуклюже повернулась, безучастно наблюдая за тем, как мужчина в голубом балахоне, но без маски, направил на нее свою палку. Шаг назад… она уже не в силах сопротивляться. Перед глазами прыгают темные точки, а картинка становится все более расплывчатой, пока, наконец, сознание полностью не поглощает тьма…

* * *

Несколько минут… несколько часов… Лапина не знала, сколько прошло времени, прежде чем чувства вновь вернулись к ней, и она открыла глаза. По тусклому, словно утратившему краски небу, лениво проплывали набухшие, кучевые облака. Где-то противно каркали вороны, а у самой границы зрения виднелось нечто похожее на железнодорожный состав. Девушка перевернулась, неуклюже приподнявшись на четвереньки — и тут же ее взгляду предстал сошедший с рельс, наполовину перевернувшийся пассажирский поезд. Пустые глазницы окон зияли страшными темными провалами, Некоторые из вагонов выглядели так, будто их взрывали, причем изнутри. Кое-где догорал огонь, разнося вместе с дымом противные запахи тлеющей плоти и синтетических материалов…

В мгновение ока девушка прокрутила у себя в голове все, что помнила до этого, и со страхом огляделась вокруг. Всюду, сколько хватало взгляда, лежали мертвые тела людей, изрезанные и обожженные — именно на них слетались вороны. Отовсюду веяло опасностью. “Уходи!” — взывало хмурое, пасмурное небо. “Уходи!” — вопрошала земля, уже впитавшая сегодня кровавую жатву…

Пожалуй, можно назвать чудом или, как минимум, очень большим везением, что ее не задело сегодня ни одно из шальных заклятий. Что, неоднократно ударившись и перевернувшись в падающем вагоне, она не повредилась рассудком и ничего себе не сломала. Что, наконец, дерущиеся маги обошли ее стороной, не став проверять, выжил ли кто из противников или случайных свидетелей. А потому, в кои-то веки, может быть, следует послушать интуицию и перестать искушать судьбу?

Анна уже полностью встала на ноги и, поправив лямки рюкзака, бросила беспокойный и словно бы извиняющийся взгляд на небо. Сегодня из-за ее трусости и так погибло множество ни в чем не повинных людей, и если она по-прежнему жива после всего этого… значит, нужно уходить и спасаться, а не размышлять о превратностях бытия, преступлении и наказании, и неисповедимых путях Господних…

Местность была открытой — лишь вдалеке виднелись узкие перелески, почти теряющиеся в предвечерней дымке — но ничего похожего на человеческое жилье, которое сейчас было так необходимо найти. Лапина прошла вниз, вдоль холма, беспокойно оглядываясь по сторонам, стараясь как можно быстрее покинуть “долину смерти” — так она назвала про себя это место. В конце концов, она может сейчас сделать крюк, а потом вновь выйти к железной дороге, которая непременно приведет ее хоть в какой-нибудь, хоть самый небольшой город. Хотя она уже вряд ли успеет добраться засветло…

Чем дольше девушка шла, тем больше ее посещали мысли о странности, нереальности происходящего. Железнодорожная катастрофа — слишком громкое происшествие, чтобы о нем не прознали полиция и СМИ, тем более, в нынешний век информационных технологий, когда всюду фотографируют спутники, везде летают самолеты… Даже кто-нибудь из пассажиров в перерывах между приступами паники наверняка мог позвонить в полицию, местный МЧС, 911, или что там у англичан, и сообщить о происшедшем — ведь террористы не атаковали весь состав сразу. И потому странно, что сюда до сих пор не набежали спасатели, полицейские, ребята из каких-нибудь силовых ведомств — и, конечно же, вездесущие журналисты. Будто все разом оказались в некоем информационном вакууме.

Лапина настолько погрузилась в собственные мысли, что не сразу заметила на себе чужой, пристальный взгляд, и лишь в самый последний момент успела увернуться от летящего в нее зеленого луча. “Avada Kedavra” — подсказало ей запоздавшее, медлительное сознание. Еще один луч — но девушка уже бежит вперед, полностью доверившись своей интуиции.

На открытой местности не особо спрячешься, и потому девушка не может даже отдышаться, укрывшись под разрезающим поверхность пластом породы. А двое магов-террористов стоят буквально в паре метров над ней, наверху небольшого обрыва — того самого, под которым прячется она сама — и решают теперь ее дальнейшую судьбу. Один считает, что нечего с ней церемониться, и нужно просто убить. Другой настаивает на том, чтобы доставить ее некоему “Лорду”: как-никак, она убила одного из них, да и вообще, магглокровка, владеющая беспалочковой магией — нонсенс. Первый соглашается, что не стоит сразу убивать девчонку, но лишь для того, чтобы развлечься с ней напоследок.

Лапина едва перевела дух, прикрыв лицо руками. Чернобалахонщики рано или поздно ее найдут: уже сейчас они почти загнали ее в угол — и тогда смерть от зеленого луча покажется ей самой желанной: по крайней мере, она быстрая и, вроде бы, не слишком болезненная. Сил же на полноценное сопротивление, как в самом начале, в поезде, у нее почти не осталось: она не сможет их даже нормально поджечь, не говоря о том, чтобы бросить чем-то взрывным или той же “Авадой”. А что, если…

Сейчас в ее сторону никто не смотрит — настолько оба волшебника увлечены спором — так что можно подобраться поближе. Резкий выпад обеими руками вперед и в стороны:

- Expellite arma! Omnes! — уже шепотом, ибо на полностью мысленное заклятие ей просто не хватает сил.

Палочки обоих магов в мгновение ока выпрыгнули из рук своих хозяев и отлетели далеко назад, но последнее Анна уже не могла видеть: вместо этого она вжалась в нависший над ней пласт породы и, обхватив себя руками, повторяла, как мантру: “Вы меня не видите. Меня здесь нет. Меня нет. Вы меня не видите. Меня нет…” С запозданием услышала она шаги и ругань двух мужчин далеко позади себя и, собрав остатки сил, бросилась в противоположную сторону. Может быть… она выиграла для себя… хоть несколько минут.

Порою остается только удивляться, почему самые умные идеи, самые верные решения приходят в голову слишком поздно, когда уже нельзя что-либо исправить. Та же телепортация… вспомни Лапина о ней, едва очнувшись возле развороченного поезда, вряд ли ей пришлось бы убегать сейчас от пары головорезов, которые хотят ее не то убить, не то сдать своему “Лорду”. Возможно, их и оставили специально затем, чтобы гарантированно никто не выжил случайно в общей свалке и неразберихе. Но, если вернуться к телепортации… с одной стороны, она, Анна Лапина, волшебница и может рискнуть — собственно, другого выбора у нее сейчас и нет: на своих двоих от двух взрослых и физически сильных мужчин она далеко не убежит. С другой стороны, о телепортации, то есть, мгновенном перемещении в пространстве, она знала лишь из компьютерных игр — весьма сомнительного источника информации. И везде телепортация имела свои ограничения: в частности, что вполне логично, переместиться можно было лишь в пределах видимой области или в уже известную локацию на карте. И сущей мелочью казалось при этом не упасть на голову кому-нибудь из случайных прохожих.

Сосредоточиться, глубоко вдохнуть… Разве это так сложно — исчезнуть здесь и оказаться там? Пусть даже ради этого пришлось бы потратить последние остатки сил — ведь там ей ничто не будет грозить. Шаг вперед, девушка инстинктивно оборачивается вокруг своей оси — не этим ли сопровождались любые перемещения персонажей как в старых сказках, так и в современной фэнтези-литературе, даже если последние имели при себе какие-нибудь артефакты вроде посоха или кольца. Или посохом еще и ударяли по земле? Сейчас она и не в такое готова была поверить.

Сознание выхватывает летящий в нее ярко-зеленый смертоносный луч, в наступившей тьме проступают смутные очертания преследователей, но Анна даже не успевает испугаться. Странная серая дымка закрывает ее от злого и враждебного мира, и наступает тьма, такая родная, где нет страха и боли, но только тишина и покой, такой долгожданный…

1) Вокзал “Сент-Панкрас” (St. Pancras railway station) — один из 13 центральных железнодорожных вокзалов Лондона, расположенный на улице Юстон-Роад между Британской библиотекой, Риджентс-каналом и вокзалом Кингс-Кросс. Построен в 1868-м году по проектам архитектора Джорджа Гилберта Скотта и инженера Уильяма Генри Барлоу и состоит из основного здания — дебаркадера — и примыкающего к нему здания гостиницы “Renaissance Hotel” (бывш. “Midland Grand Hotel”), выполненного в викторианском неоготическом стиле. С вокзала “Сент-Панкрас” отправляются внутренние поезда в северном (Лестер, Дерби, Шеффилд, Ноттингем и т.д.) и юго-восточном направлениях (Кент, Кембридж, Брайтон и т.д.), а также международные поезда на Париж, Брюссель, Амстердам.

Фасад и дебаркадер: https://pichome.ru/F5t

Неоготический фасад: https://farm8.staticflickr.com/7381/13983605869_05de5be36c_o.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/30/St_Pancras_Renaissance_London_Hotel_2011-06-19.jpg, https://media2.cgtrader.com/variants/gXxTpis6aFh1QenZQWHbFjK7/40073f86dea5cc27b3e46b911284f10ff35833da74046da55f55f229c8993de7/ce82f071-5c97-4e53-9045-fbba98e1cdb7.jpg, https://bestvietnam.ru/wp-content/uploads/2020/08/%D0%92%D0%BE%D0%BA%D0%B7%D0%B0%D0%BB-%D0%A1%D0%B5%D0%BD%D1%82-%D0%9F%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81-%D0%9B%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BD.jpg,

Часовая башня: https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=fba3d3987d98bde0bee0e34a44ec9f4a-l&ref=rim&n=13&w=1017&h=1017, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/60/St_Pancras_Railway_Station_2012-06-23.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/8b/Midland_Hotel%2C_St_Pancras_Station%2C_London%2C_England%2C_GB%2C_IMG_5000_edit.jpg

Дебаркадер, вид изнутри: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/0/0a/The_new_look_St_Pancras_-_geograph.org.uk_-_1732533.jpg

Верхние платформы обслуживают поезда международного сообщения, нижние — внутреннего. Платформа для отправления пригородных поездов: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/en/1/1d/Stpancrasthameslink.jpg

Вернуться к тексту

2) Кентербери (Canterbury) — древний город на юго-востоке Англии в графстве Кент, основанный императором Клавдием в I в. н.э. на реке Стаур (Stour). Название города восходит к англосаксонскому Cantwareburh, староваллийскому Cair Ceint и латинскому Durovernum Cantiacorum, Cantuaria (“Крепость Кента”) по названию древнего кельтского племени кантиаков.

В VI веке Кентербери становится резиденцией короля Этельберта и его супруги Берты Нормандской: усилиями последней, а также присланного из Рима миссионера Августина, ставшего первым архиепископом Кентерберийским, город постепенно становится главным религиозным центром Кента, а затем всей Британии. В XII в. архиепископскую кафедру в Кентербери возглавлял Фома Бекет, убитый в 1170-м г. и позже причисленный Католической церковью к лику святых. Жизнь средневекового Кентербери отражена в “Кентерберийских рассказах” Джеффри Чосера (XIV в.).

Некоторые достопримечательности:

Кентерберийский кафедральный собор (XI-XIV вв.), вид снаружи: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/ff/Canterbury_Cathedral_aerial_view.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/bd/CanterburyCathedral.png

Галерея-клуатр во внутреннем дворе: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/7/7e/Canterbury_Cathedral_Choir_2%2C_Kent%2C_UK_-_Diliff.jpg

Хоры (XII — конец XIV вв.): https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/3f/Canterbury_Cathedral_Rood_Screen%2C_Kent%2C_UK_-_Diliff.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/f3/Canterbury_Cathedral_Cloisters%2C_Kent%2C_UK_-_Diliff.jpg

Витражи: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/39/Canterbury_Cathedral_Trinity_Chapel_Stained_Glass%2C_Kent%2C_UK_-_Diliff.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/fd/Canterbury_stained_glass_7379.jpg

Гробница Эдуарда Черного принца из династии Плантагенетов (Edward the Black Prince), родством с которым предположительно могла хвастаться магическая семья Блэков: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/7/73/TOMB_OF_THE_BLACK_PRINCE%2C_CANTERBURY_CATHEDRAL.jpg

Церковь св. Мартина (VI в.), изначально — частная часовня Берты Нормандской, впоследствии — центр христианской миссии в Британии и временная резиденция архиепископа Августина Кентерберийского: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/13/Canterbury_St_Martin_close.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b6/Interior_of_St._Martin's_Church_in_Canterbury.jpg

Руины замка короля Генриха I: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/24/Norman_Castle_at_Canterbury.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/63/Interior_of_Canterbury_Castle_2009.jpg

Древнеримские городские стены (III в.): https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b0/Canterbury_city_walls_from_pedestrian_bridge.jpg

Аббатство св. Августина (VII-XIV вв.) — основано Августином Кентерберийским на месте более ранних церквей во имя Девы Марии, св. Панкратия, Петра и Павла при покровительстве Берты Нормандской на рубеже VI-VII вв., впоследствии неоднократно перестраивалось. Во время Реформации, проводимой королем Генрихом VIII, аббатство было распущено и с тех пор начало приходить в упадок. Во второй половине XIX в. аббатство было частично восстановлено: в нем был учрежден миссионерский колледж. Впоследствии сохранившиеся здания были переданы Королевской школе (также основанной Августином Кентерберийским на рубеже VI-VII вв. и, таким образом, считающейся старейшей в Британии). Тем не менее, большая часть аббатства по-прежнему лежит в руинах:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/60/Augustine_Abbey.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/0/00/St_Augustine%27s_Abbey_Missionary_School_buildings.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/5/51/View_of_Canterbury_Cathedral_from_St_Augustine%27s_Abbey.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/18/Staugustinescanterburyrotundaandnave.jpg

Вернуться к тексту

3) Дувр — город и порт на юго-восточном побережье Англии, основанный римскими колонизаторами как Portus Dubris (от старовалл. Dwfr — “вода”) на месте ранее существовавших кельтских поселений в I в. до н.э. Дувр расположен в устье реки Даур (Dour) к юго-востоку от Кентербери и связан железнодорожным паромом с Дюнкерком (Франция) через пролив Па-де-Кале (Ла-Манш). К наиболее известным достопримечательностям Дувра относятся белые скалы, образованные в меловом периоде, и расположенный на них замок, основанный на месте старой римской крепости I в. н.э. (Дуврский замок). Свой исторический облик Дуврский замок обрел в XI-XIII вв. при королях Вильгельме-завоевателе и Генрихе II:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/6e/Dover_Castle_aerial_view.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/e/e5/1_dover_castle_aerial_panorama_2017.jpg

Белые скалы Дувра образуют английскую береговую линию пролива Па-де-Кале. Благодаря яркому белому цвету, подчеркнутому вкраплениям черного камня, белые скалы Дувра в хорошую погоду видны с французского мыса Cap Gris-Nez и, таким образом, издавна служили для моряков символом приближения к Англии. Белым скалам Дувра Англия обязана своим римским названием Альбион (от лат. albus - “белый”):

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/27/France_manche_vue_dover.JPG, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/97/White_Cliffs_of_Dover_%28264098158%29.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/7/74/White_Cliffs_of_Dover_02.JPG, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/fe/Dover_cliffs%2C_South_Foreland_Lighthouse_%287961633780%29.jpg

Вернуться к тексту

4) (греч.) “Вначале было Слово”, Евангелие от Иоанна, глава 1, стих 1.

Вернуться к тексту

5) (лат.) “Притягиваю”.

Вернуться к тексту

В бессмертие человеческой души и существование загробной жизни верят многие. Для кого-то это небезызвестный туннель — а со светом или без в конце, это как повезет. Для кого-то перерождение в новом человеке. Кого-то ожидает сразу рай или ад, иные верят в чистилище, а кто-то прежде попадает на суд к Творцу… Но чего не ожидала увидеть Анна Лапина, едва сознание снова вернулось к ней, так это лилового неба, по которому лениво проплывали немногочисленные кучевые облака. Провела рукой рядом с собой, пропустив между пальцев траву, коснулась земли… Слишком реалистично, слишком материально, чтобы быть загробной жизнью — хотя кто она такая, чтобы спорить об этом с Богом-Творцом?

Неуклюже поднялась на четвереньки, расправила плечи — тело затекло от долгого лежания в неудобной позе. Выходит, ей удалось телепортироваться, и чернобалахонщики то ли не смогли, то ли не захотели последовать за ней? По крайней мере, рассудила девушка, в противном случае ее успели бы уже неоднократно убить, ведь пролежала она без сознания, судя по изменившемуся положению солнца на небосводе, достаточно долго.

Стоило осознать, что теперь она в безопасности, как тут же напомнили о себе естественные потребности, заглушенные прежде единственным стремлением — выжить. Вскоре, порывшись в изрядно потрепанном рюкзаке, Лапина извлекла оттуда сухпаек в виде бутерброда с ветчиной, яблоко и небольшую бутылочку с холодным чаем. Она выжила. А все остальные?

Тогда, в полубессознательном состоянии выползая из покореженного вагона, стремясь покинуть страшное поле, усеянное телами погибших, убегая от преследователей, которые хотели не то убить ее, не то сдать своему Лорду, она не думала ни о ком, кроме себя. Выжить любой ценой — вот единственное желание, которое направляло ее, заставляя бежать дальше и защищаться. Теперь же… как там Маша? И другие ребята из их группы? Живы ли? Быть может, спасателям уже удалось их найти и доставить в больницу?

Неопределенность оставляет некоторый простор для надежды, но Анна лишь горько усмехнулась вслед собственным мыслям. Можно сколь угодно обманываться и заниматься самовнушением, но рано или поздно придется признать очевидное: в той мясорубке лишь немногим посчастливилось выжить, и в этом есть немалая доля и ее вины — что вовремя не поделилась подозрениями со своими коллегами, позволив собственной трусости взять верх над интуицией; что могла бы спасти кого-нибудь еще, просто захватив этого человека с собой, но не сделала.

Но вместо “сокрушения сердца” и “слез раскаяния”, которые более всего приличествовали бы осознанию собственных ошибок, девушка ощущала в себе лишь странное, мрачное спокойствие — сродни безразличию. По причине ли того, что душа ее, несмотря на относительно молодой возраст, уже очерствела, или же из-за той самой неопределенности, оставляющей место для надежды и, как следствие, позволяющей снять груз вины с собственной совести — Лапина не знала. Но, рассуждала она, вряд ли ей или ее знакомым — и вообще всем остальным людям, что ехали вместе с ней в том злополучном поезде — поможет то, что она будет биться сейчас головой о землю и рыдать о собственных грехах. В конце концов, она здесь и сейчас не может повлиять на то, что происходит и, тем более, уже произошло там, а потому может лишь помолиться за “товарищей по несчастью”, которым повезло меньше — и думать, что делать дальше.

Вместе с утолением чувства голода пришло и наполнение магического резерва — по крайней мере, Анна не ощущала его больше, как колодец, в котором воды осталось лишь на самом дне, что нельзя уже зачерпнуть. Перестали трястись руки, а кружившаяся до этого голова не только успокоилась, но даже стала немного быстрее соображать, что девушка восприняла как определенный прогресс.

Тут же была проведена инвентаризация взятых с собой вещей. Из съестного — еще пара бутербродов и яблок, шоколадка и небольшая, неполная уже бутылка того самого, холодного чая — надолго не хватит. Из остального — кошелек с деньгами и пакет с документами, еще одна смена одежды и смена белья, ноутбук, верно служивший ей с пятого курса и мужественно переживший неоднократное падение со стола и заливание чаем (и Лапина очень сильно надеялась, что в этот раз тоже обошлось без фатальных последствий), и, наконец, собственный черный балахон, гордо именуемый мантией.

Патер Йоханн подарил его девушке во вторую их встречу, чтобы она могла появляться на территории его собора, не слишком привлекая внимание посторонних. С тех пор Анна держала эту мантию при себе как некий талисман (не забывая, в том числе, использовать по назначению), не рискуя брать ее лишь домой, к родным — дабы не вызывать лишних, неудобных вопросов, а то она и так водит знакомства, уж очень неподобающие православной христианке. Зато сейчас эта мантия может ей весьма пригодиться — хотя бы для того, чтобы при входе в город прикрыть тот ужас, в который превратилась ее собственная одежда после неоднократных попыток сбежать от террористов-магов, всего несколько часов назад напавших на поезд.

Поднялась на ноги в полный рост, оглянулась по сторонам. Местность, куда ее выкинуло, была одновременно похожа и не похожа на ту, откуда она переместилась. Всюду, сколько хватало взгляда, раскинулись безжизненные холмистые равнины, лишь изредка прорезаемые узкими клиньями лесополос — почти как выжженные степи Морбихана из “Арканума”, одной из компьютерных игр, которым девушка любила предаваться на досуге ⁽¹⁾. Только местная речка-вонючка, вдоль которой росли кое-где чахлые деревца, никак не дотягивала до широкого и полноводного Хадриана, в устье которого был расположен великий город Тарант... Впрочем, свой город здесь тоже имелся — по крайней мере, его черты смутно угадывались в золотисто-пыльной дымке над горизонтом — именно туда направила свои стопы Анна Лапина, надеясь прийти если не засветло, то и не поздней ночью. В конце концов, Англия — страна отнюдь не южная, и темнеть здесь в начале июля должно довольно поздно.

Однако, как выяснилось часом позже, действительность вовсе не думала считаться с желаниями молодой и немного наивной колдуньи-самоучки. И надеяться на то, что стоит ей добраться до города, как все ее первоочередные проблемы, такие как “где переночевать” и “как добраться до Лондона”, будут решены в самое ближайшее время, с ее стороны, пожалуй, было действительно слишком наивно. Не то чтобы это сильно расстроило девушку — она и так сегодня выжила чудом, выжила там, где не должна была выжить, и запас благодеяний на сегодня — и на последующие дни — видимо, уже исчерпался для нее. В конце концов, человек всего лишь предполагает…

Вместо небольших, но ухоженных улочек, утыканными аккуратными одно- и двухэтажными домами с палисадниками, как это обычно показывали в зарубежных фильмах, взору девушки предстала явно заброшенная и далеко неприглядная окраина некогда активно развивавшегося, а теперь благополучно захиревшего промышленного городка. Фабрики здесь, похоже, не работали уже много лет, и давно разбитые окна зияли теперь уродливыми черными провалами. Хозяйственные дворы и проезды были превращены в одну большую свалку, на которой можно было найти буквально все — от упаковки из-под чипсов или мешка с еще какой-нибудь непонятной гадостью до проржавелых радиаторов и сломанных автомобилей, естественно, без колес и с выбитыми стеклами. Дополняли эту весьма зловещую и отталкивающую картину закопченные кирпичные трубы, мрачно возвышавшиеся над городом на фоне вечернего сиреневого неба ⁽²⁾, словно показывая незадачливой путнице, кто она в этом мире — полное ничто.

Лапина никогда не бывала раньше в подобных районах — только слышала разного рода страшилки, которые заканчивались хорошо для рассказчика лишь в том случае, если он вовремя “сделал ноги”. Девушка нервно оглянулась по сторонам — “сделать ноги” она могла лишь назад, в “чистое поле”. Но она весьма сомневалась, что и там будет в безопасности, и потому решила продолжить путь. Не то чтобы она сильно надеялась на свои так называемые способности — просто хотелось окончательно убедиться, есть ли ей смысл и дальше искать здесь удачу. Да и деревяшка в руках, а еще лучше железный ломик никогда не будет лишним.

Так, осторожно ступая, девушка прошла квартала два или три, прежде чем вышла на то, что можно было бы условно назвать “главной улицей” — просто более широкая, но при этом не менее раздолбанная дорога с тротуарами по бокам, от которой отходило несколько более мелких проулков. Около заброшенного магазина с заколоченными окнами и дверью имелась разбитая автобусная остановка, и Лапина поспешила туда в надежде узнать хоть что-нибудь насчет транспорта. Краска с покосившейся таблички, висевшей на одном гвозде, уже давно облупилась местами, и Анне пришлось достать мобильник (который она раньше не рисковала использовать из соображений собственной безопасности), чтобы разглядеть хоть что-то в наступившей темноте. Что ж, с последним рейсом, если он действительно был, она уже давно опоздала. А еще узнала, что городок называется Коукворт. Символично. Хотя… что же это за город такой, если последний автобус здесь проходит в семь часов вечера? Запоздало девушка вспомнила, что, когда светила телефоном, на экране было написано “Нет связи”. Вообще нет палок, ни одной!

Как такое было возможно в век цифровых технологий и телекоммуникаций, Анна Лапина не представляла, и потому бездумно опустилась на край скамейки — вернее, того, что от нее осталось. Мозг тем временем начал лихорадочно работать и анализировать обстоятельства. Итак, сотовые телефоны, пусть даже самые простые, сейчас есть практически у всех людей, даже у бедных — это в девяностые они были еще большой роскошью, которую могли себе позволить лишь “новые русские”. А если не так, и в городе совсем нет никаких операторов?..

Волна паники прошлась по телу девушки: из всего увиденного следовало, что в этом городе вообще никто не живет! Неужели она попала в город-призрак?! Или же это очередное измерение таинственного Сумрака, куда она попала, угодив под “Аваду” в процессе перемещения? Ведь она точно помнила ярко-зеленый луч рядом с собой, когда все пространство вокруг заволокло густым серым туманом.

Неожиданно для себя Лапина осознала, что слишком мало знает о магии, ее возможностях и ограничениях, чтобы так просто переносить известные и весьма условные знания из компьютерных игр и фэнтези-книг на реальный мир. Мир, подчиняющийся своим собственным: божественным или природным законам — а не пресловутой “игровой механике”, искусственной, созданной людьми и потому не обладающей всей полнотой возможностей. Так к задачам о поиске транспорта, ночлега и пропитания добавилась еще одна — узнать как можно больше и быстрее о магии и магах.

Испуганно огляделась по сторонам — хотелось кричать, выпустить нахлынувшие эмоции, но что-то подсказывало девушке, что ни в коем случае не стоит этого делать, что ради собственной безопасности ей следует оставаться незамеченной как можно дольше. А доверять своему инстинкту самосохранения Анна Лапина уже успела привыкнуть…

Если раньше ей хотелось оказаться в тихом и безлюдном месте, подальше от этих безумных террористов, общей суматохи, криков ужаса и боли, то теперь она, напротив, страстно желала найти хоть какую-нибудь живую душу. Человеческую, разумеется, а не оголодавших собак и кошек. Куда ей идти, девушка не знала — интуиция молчала, указывая на опасность одинаково во всех направлениях. А, может быть, ею настолько завладела паника, что она не могла уже трезво и рационально мыслить?

Лапина снова огляделась по сторонам. Ночь окончательно опустилась над городом, и тонкий серп луны едва освещал пустую безлюдную улицу. Не то, чтобы она боялась темноты или темного времени суток, да и в существование всяких вампиров и оборотней тоже не верила, но ведь легко можно споткнуться о какую-нибудь железку, упасть в яму или открытый люк, когда едва различаешь пространство в полуметре вокруг себя. А вываляться до кучи в нечистотах и, тем более, сломать руки-ноги Анне Лапиной совсем не хотелось. Впрочем, последнего можно было избежать, если идти не очень быстро и прощупывать пространство перед собой длинной палкой, а глаза через некоторое время уже привыкнут к темноте.

* * *

Девушка не помнила, сколько так шла, нервно оборачиваясь на каждый шорох, пока не услышала, наконец, рев мотора и неприятный хохот, какой бывает, наверное, у людей подвыпивших и развязных. Как оказалось, дорога привела ее к небольшой площади, освещенной (о чудо!) уличными фонарями. Главная городская магистраль, если так можно выразиться, огибала ее с одной стороны и уходила куда-то дальше, видимо, в другой район. Казалось бы, появилось некое подобие цивилизации, и теперь можно вздохнуть спокойно — главное, найти гостиницу. Вот только толпы байкеров, панков и еще не пойми кого, прочно оккупировавшие пространство между заброшенной церковью и вполне себе работающим питейным заведением, не внушали доверия от слова “совсем”. Жутко разрисованные и полуодетые девицы, намекающе томно вздыхающие и прямо на улице вешающиеся на своих мужиков. Пьяницы, скандалящие особенно громко оттого, что в пивной было мало народа. Какие-то странные компании, кучкующиеся в наиболее темных углах. Казалось, самые отъявленные, маргинальные элементы города собрались именно здесь.

Лапина настолько ушла в размышления, что даже не сразу заметила, как ей на плечо легла широкая мужская ладонь. Только не это!..

- Привет, цыпа. Не хочешь повеселиться? — лукаво поинтересовался высокий широкоплечий парень, чем-то смахивающий на гопника.

- *Repello! Stupefac!..*

Анна среагировала мгновенно — настолько она уже привыкла защищаться магией за прошедший день, кажущийся таким долгим… Сконцентрироваться, активировав собственный источник магической энергии, пропустить через себя… Глаза, полные отчаянной решимости, смотрят нагло ухмыляющемуся мужчине в лицо — и вот он, словно потеряв опору под ногами, неожиданно для себя самого стремительно заваливается назад, беспомощно размахивая руками. Разом затихает глумливый смех в стороне — это подельники первого, видимо, успели осознать уже всю важность ситуации, и теперь их гневные взоры, предвещающие расправу долгую и “со вкусом”, обращены на девчонку, посмевшую не только отказать одному из них, но и каким-то странным образом приложить так, что тот по-глупому упал на лопатки.

- Взять ее! — кричит один из мужчин, и Лапина, прежде неловко пятившаяся назад, моментально срывается в бег.

Пожалуй, идею найти ночлег в первом попавшемся городе с самого начала можно было назвать провальной, вот только не могла Анна Лапина знать этого заранее, равно как и найти теперь проход, через который она всего несколько минут назад попала на эту злополучную площадь. Мелькали в беспорядке чужие лица, бока и спины. Пьяный смех и громкие похабные разговоры местного контингента противно давили на уши. А чужие противные руки то и дело норовили, если не схватить, то ущипнуть пробегавшую мимо девицу, и Лапина уже отчаялась вести счет отталкивающим заклятиям, которые попеременно бросала то в одну, то в другую сторону, а то и вовсе по кругу.

Минут через пять площадь перетекла в узкую, полутемную улицу, лишь изредка освещенную фонарями. Отделявшиеся от нее не менее узкие проулки и вовсе утопали в темноте, чем быстро воспользовалась Анна, стремглав нырнув в ближайший. Отдышавшись, прислушалась, тщетно пытаясь унять сердцебиение. Шум с городской площади сюда почти не доносился, и быстрые шаги сразу нескольких пар ног были отлично слышны в ночной тишине. Раздавшиеся следом голоса и вовсе подтвердили далеко не самые оптимистичные подозрения девушки: те гопники, что пытались пристать к ней в первый раз, не только не потеряли ее в толпе, но и зачем-то продолжили преследовать дальше.

Зачем? Очевидно, чтобы довершить начатое и показать “место” чересчур строптивой девице, которая успела приложить одного из них, подумала про себя Лапина, медленно пробираясь вдоль переулка. Сможет ли она с ними справиться в случае прямого столкновения? Допустим, сможет, если их трое, как думалось ей в самом начале: на ее стороне эффект внезапности в виде магии, а заклинания не звучат и не светятся, и потому ее преследователи просто не смогут понять, что именно происходит. Но ведь ее резерв отнюдь не бесконечен и уже растрачен изрядно, заклинание может сработать слабо или вовсе не попасть по цели. А если те гопники приведут еще кого-нибудь с собой “за компанию” — мало ли там, на площади, отморозков…

А что, если они… — при этой мысли, даже не успевшей толком оформиться в сознании, девушка почувствовала, как ее тело сковывают апатия и холод. — Что если они вдруг тоже окажутся магами, как и она, живущими среди обычных людей? Нет, ей однозначно не следует вступать в разборки с ними. Найти какое-нибудь заброшенное строение и затаиться там, отвести глаза — ведь именно это она уже проделывала раньше с чернобалахонщиками — а после, уже утром, когда все эти маргиналы разойдутся по койкам, и тогда она, наверное, сможет выйти к нормальному району и сесть, наконец, на автобус. Может быть…

Противно хрустнувший под ногами камешек, не замеченный в темноте, прозвучал камнепадом в зловещей ночной тишине. Анна застыла, словно немое изваяние, но никто так и не явился по ее душу — ни через минуту, ни через две. Выдохнула с облегчением: в конце концов, рассудила девушка, мир не крутится вокруг нее одной, и бандитам просто надоело за ней гоняться.

Анна снова вздохнула и перекрестилась, глядя на небо — ее миновала чаша сия. Пожалуй, с самого начала это была весьма и весьма неразумная идея — искать помощь в чужом, незнакомом городе, на ночь глядя — и лучше было бы, подобно Джейн Эйр, заночевать где-нибудь в поле под деревом и уже с утра заниматься делами. Будет урок, раз она осталась жива и даже невредима.

Сняла с плеч рюкзак и достала оттуда шоколадку — ей снова необходимо подкрепиться. Напряжение и чувство опасности, не отпускавшие девушку на протяжении последнего часа, а то и двух, куда-то ушли. Не казались более страшными ни заброшенные дома, ни исполинские трубы заводов, мрачно возвышавшиеся над городом. И в самом деле, какая опасность может подстерегать ее там, где никто уже не живет? Мерцали немногочисленные звезды на небе, приятно обволакивала ночная тишина — однако девушка прекрасно понимала всю обманчивость такого мнимого спокойствия: да, она может сейчас в безопасности уйти из города (что уже вознамерилась сделать), но вот оставаться здесь дальше…

- *Lumen!* — маленький белый огонек зажегся в ладонях: сейчас ее никто не увидит.

Заводские трубы, слабо видимые на фоне темного ночного неба, служили отличным ориентиром, и вскоре Лапина вышла к стене, отделявшей жилые кварталы непосредственно от промзоны. Кругом по-прежнему царила тишина, и услышать слабый плеск воды в стороне не составило для девушки больших усилий: еще по пути в город она заметила ведущую к нему реку, а, значит, точно не заблудится, идя вдоль берега. По крайней мере, этот путь выглядел куда более надежным и безопасным, чем заброшенные дворы, склады и хозяйственные проезды, через которые ей наверняка пришлось бы идти, выбери она прямой путь.

Временами Анне казалось, будто кто-то наблюдает за ней, и тогда она, гася огонь в ладонях, нервно озиралась по сторонам, прислушивалась к ночной тишине, уже не казавшейся более умиротворяющей и спокойной, как прежде, но, не обнаружив никого, продолжала идти дальше. Даже если кто-то действительно следил за ней — что маловероятно — прятался он весьма хорошо. Но, если подумать логически, кому нужна она, Анна Лапина, теперь? Колдуны в черных балахонах не телепортировались вместе с нею, чтобы добить, а бандиты с площади не стали преследовать дальше, иначе уже бы давно поймали. В конце концов, девушка решила, что от усталости и пережитых событий у нее просто разыгралась мания преследования, вот и чудится уже невесть что буквально в каждом крысином шорохе.

От реки тянуло прохладой и чем-то химическим — словно в память о тех временах, когда в городе еще активно развивалась промышленность, а до природы никому не было дела. Бетонная стена, вдоль которой шла девушка, доходила почти до самой реки — дальше дороги не было. Лапина вздохнула — неприятно, но не смертельно. Да, она потеряла время, но она просто вернется назад и разыщет более-менее нормальную улицу — как ту, по которой она и пришла в Коукворт. Рано или поздно, она выйдет из города…

Анна так и не успела разглядеть непонятную, смазанную тень, промелькнувшую у нее перед глазами. В мгновение ока тело налилось свинцом и отказалось повиноваться. Подогнулись колени, голову потянуло вниз — но девушка даже не заметила, как упала. Сон, тягучий, как мед, и липкий, как патока, утягивал ее все дальше в объятия Морфея, и девушка чувствовала себя лишь беспомощной мухой, попавшей в тот самый мед. Ее оглушили? Заставили вдохнуть какую-нибудь гадость? Вряд ли она уже узнает…

* * *

Эти каникулы вечно мрачный и нелюдимый Северус Снейп, преподававший зельеварение в школе чародейства и волшебства Хогвартс и, по совместительству, занимавший там же должность декана Слизерина, как обычно, проводил в своем доме в Коукворте, доставшемся ему от отца. Дом этот и связанные с ним воспоминания, в особенности о родителях, Северус не очень любил, но, по крайней мере, здесь он, уставший от жизни и от людей человек, мог предаться своему привычному мрачному одиночеству и вплотную заняться собственными исследованиями, на которые в школе почти не оставалось времени — в особенности с тех пор, как в Хогвартс поступил мальчишка Поттер.

Об этом его жилище знало очень мало людей, а те, кто знали, не слишком об этом распространялись, да и не стали бы беспокоить его по пустякам или ради праздного любопытства. И в самом деле, кто бы мог подумать, что Ужас Подземелий, как называли его между собой студенты, глава Дома, основанного великим Салазаром Слизерином, прозябает в Мерлином забытом маггловском городке среди всяких отбросов общества, когда на имевшиеся сбережения он мог бы позволить себе небольшой домик в Хогсмиде или любом другом магическом поселении?

Лето было самым любимым временем года для Северуса Снейпа — никакой школы, никаких учеников, которых он ненавидел всеми фибрами своей души лишь за то, что вынужден их учить; никаких педсоветов, на которых не могли не обсудить, чем же в очередной раз отличился этот тупоголовый мальчишка Поттер и его друзья. Никаких посиделок с чаем и лимонными дольками и очередным: “Северус, мальчик мой, ты же не откажешь старику в его просьбе?..”

Разумеется, отпуск не отменял некоторых обязанностей, возложенных на Северуса Снейпа в добровольно-принудительном порядке. Так, следовало заранее сварить хотя бы часть зелий для Больничного крыла в Хогвартсе: старик Слагхорн считал подобную работу ниже своего достоинства — не при его регалиях, а тупоголовые и криворукие студенты не могли нормально приготовить даже такие простые вещи, как перечное зелье или мазь от прыщей.

Был Темный Лорд, который через метку мог вызвать кого угодно, где угодно и откуда угодно. Были Пожиратели Смерти, в число которых входил он сам, Северус Снейп, и которых также было необходимо обеспечивать зельями, медицинскими и не очень. Был Люциус Малфой, старый патрон и “коллега по цеху”, которому Северус, по старому же знакомству, варил различные снадобья и микстуры.

Естественно, Северус должен был позаботиться и о себе: его жизнь, как слуги двух господ тем более зависела от того, насколько он умеет держать язык за зубами и сопротивляться различным воздействиям на волю и разум. Будучи мастером своего дела (а в своих способностях Северус Снейп никогда не сомневался), он лучше многих понимал, какая разрушительная сила может таиться в порою невинных на первый взгляд жидкостях, а потому всегда имел при себе набор всевозможных нейтрализаторов, восстановителей, ранозаживляющих и прочих зелий, приготовление которых также отнимало немало свободного времени.

Кто-нибудь другой при подобном образе жизни уже давно бы попытался самоубиться или уехать на другой конец света, однако Северуса Снейпа продолжали держать старые долги и неискоренимая, впитанная еще с молоком матери любовь к зельеделию. Только со свойственным ему бесстрастием и мастерством он нарезал и перетирал в ступке ингредиенты для зелий, отмерял нужное число капель или отсчитывал число перемешиваний. Несмотря на то, что такая работа требовала большой аккуратности и полной сосредоточенности, Мастер зелий испытывал странное чувство покоя и удовлетворения, столь редкое в его мрачной и бессмысленной жизни. Чувство, которое возникает только тогда, когда человек занимается тем, к чему действительно лежит его душа, когда он чувствует себя на своем месте…

Так лето, полное в далеком прошлом как больших радостей, так и еще больших разочарований и обид, стало теперь для декана Слизерина в его бессмысленной зрелости настоящей порой отдохновения, когда он мог порою несколько дней подряд между выполнением очередных заказов или собраниями у Темного Лорда посвятить своим собственным исследованиям. Экспериментировать, создавать, следуя лишь собственному внутреннему Гению — и не важно, что мир так и не узнает результаты его трудов, а большинство идей так и не покинет страниц лабораторного журнала и флаконов на полке. Ибо разве нужны столь гениальные идеи миру, где лишь единицы способны по достоинству оценить волшебную “красоту тихо кипящего котла и мерцающих над ним испарений, деликатную силу жидкостей, прокрадывающихся по человеческим венам, околдовывающих ум, порабощающих чувства?..” ⁽³⁾

* * *

Антидот к Веритасеруму был уже почти готов, когда зельевар услышал странный высокий звук у себя в голове, столь противный и резкий, что пальцы выронили открытый флакон с экстрактом луноцвета прямо в котел. Отработанные еще в юности рефлексы не подвели, и рука сама собой направила волшебную палочку на безнадежно испорченное зелье, уже опасно закипевшее, завихрившееся парами над котлом:

- *Evanesce!..*

Выругавшись про себя на собственную нервозность — даром что в течение последней недели его не доставали ни тупые и надоедливые студенты (благо, учебный год уже закончился), ни Дамблдор с Темным Лордом, ни Люциус Малфой — мужчина сообразил, наконец, что это сработали сигнальные чары, обязанные извещать хозяина не только о незваных гостях, но и любой посторонней магической активности поблизости. Неужели Дамблдор? Из волшебников, знавших об этом маггловском доме, директор Хогвартса был единственный, кто мог прийти в любое дня и ночи, даже не подумав предупредить заранее о своем визите.

Подобные встречи с начальником, особенно в такой, “неформальной” обстановке — за чашкой чая и непременными лимонными дольками — обычно вызывали у Северуса глухое раздражение. Опять восхваление тупого и бездарного мальчишки Поттера, который только и знает, что нарушает все возможные и невозможные правила. Очередная просьба, в которой, естественно, нельзя отказать Альбусу Дамблдору, великому светлому волшебнику и просто старому человеку, так много сделавшего в свое время для Северуса Снейпа. Наконец, туманные намеки на очередной гениальный план, призванный приблизить победу над Темным Лордом, в котором Северусу Снейпу, естественно, вновь будет отведена важная, но от этого не менее грязная роль, которую ему снова предстоит играть вслепую…

Так рассуждал мужчина, поднимаясь из подземной лаборатории в гостиную, где находился подключенный к сети камин и где он ожидал увидеть уже вальяжно расположившегося на диване белобородого старца, потягивающего дорогое эльфийское вино из бара или же с детским любопытством разглядывающего все вокруг, словно в первый раз, ищущего чего бы потрогать и чем поживиться на сей раз… Однако камин выглядел пустым и холодным, и не было похоже, чтобы его разжигали буквально пару минут назад. Такой же пустой, лишенной всякого человеческого присутствия (не считая, разумеется, хозяина дома), выглядела и вся гостиная, погруженная в предвечерний сумрак. Для надежности Северус запустил “Homines revelo”, хотя уже заранее знал, каков будет результат.

Рабочее настроение было безнадежно испорчено, так что зельевар не придумал ничего лучшего, как перекусить на скорую руку, а после заняться проверкой сигнальных и охранных чар — не хватало ему снова испортить какое-нибудь сложное зелье (а простых Северус Снейп не варил) из-за очередного сбоя. Однако кухня тоже сумела преподнести главе Слизерина свои сюрпризы. Нет, в ней так же было сумрачно, как и в гостиной, и никто посторонний не обшаривал стазис-ларь или шкафы, зато стоявший на одной из тумбочек прибор издавал тихое, но от этого не менее противное жужжание.

Магоуловитель… Снейпу сей агрегат вручил Дамблдор буквально в день отбытия первого в очередной законный отпуск.

- Вот, Северус, последняя разработка Отдела Тайн. Пусть у тебя постоит, хорошо?

И, естественно, Северус Снейп не мог отказать в столь малой просьбе своему начальнику, столь много для него сделавшего в свое время. А все из-за дурной инициативы Артура Уизли, помешанного на магглах. Как же, бедные овечки-магглы, не знают, что рядом с ними живут такие страшные монстры-волшебники! И, конечно же, незабвенный Статут о Секретности…

Северус мог лишь тихо скрежетать зубами в ответ на вдохновенные речи Артура Уизли на очередном собрании Ордена Феникса, восхваляющие сей чудо-прибор, напоминавший, скорее, кривую модель Сатурна, втиснутую на подставку для глобуса. Мало того, старший Уизли, похоже, не только держал всех вокруг за идиотов, но и сам верил в ту чушь про магглов, которую так вдохновенно вещал.

Предполагалось, что магоуловитель должен был фиксировать использование абсолютно любой магии (а не только ученических или специально помеченных палочек) в определенном радиусе вокруг себя и указывать примерное направление, в котором находился источник магии. На деле же это означало, естественно, не заботу о магглах, как распинался Артур Уизли, но, прежде всего, возможность следить за волшебниками, живущими обособленно, как он сам, Северус Снейп, по тем или иным причинам прячущимися в большой мире или же ведущими свой бизнес через магглов и сквибов. Применение аппарации и анимагии, отвода глаз и “Confundo” — все это сразу же ложилось бы на стол начальнику отдела по незаконному использованию магии или другому подобному лицу, и далее группа быстрого реагирования должна была отправиться по полученным координатам, если последние или сам факт применения магии в указанном районе вызывал подозрения у начальства.

Прибор был еще недоработан — о его использовании (по крайней мере, официально) сотрудниками Департамента магического правопорядка не могло быть речи. Никто не знал, будет ли малоуловитель действительно реагировать только на сторонний источник магии или же давать через раз ложные сигналы — ведь следить за ним также будут волшебники и, с большей вероятностью, в помещении с повышенным магическим фоном, как это, например, имело место в Министерстве. Последнему же, в свою очередь, не хотелось тратиться на ложные вызовы авроров, обливиаторов и ликвидаторов магических происшествий.

Однако Артур Уизли, главный идейный вдохновитель сего проекта, не только имел хорошие связи с Отделом Тайн, но и, что намного важнее, ходил в друзьях (если это можно так назвать) у Альбуса Дамблдора, председателя Визенгамота и просто великого светлого волшебника — всегда желанного гостя в доме рыжеволосого семейства. А уж Альбусу Дамблдору ничего не стоило попросить еще одного члена Ордена Феникса и, по совместительству, двойного шпиона и своего вечного должника о еще одной маленькой услуге. Ведь Северус Снейп живет один, у него нет ни оравы детей и прочих родственников, ни толпы вечно ночующих у него друзей, так что настроить магоуловитель на него лично не составит большого труда. А то, что кроме него в Коукворте из волшебников больше никто не живет, тем более замечательно — как раз можно проверить прибор на наличие сбоев в условиях фоновой работы.

И магоуловитель действительно не доставлял неприятностей хозяину дома в Ткацком Тупике — вплоть до нынешнего дня, или, вернее сказать, уже вечера. Северус, не особо раздумывая, стукнул палочкой по встроенному в подставку магическому кристаллу: такие волшебники использовали обычно для записи музыки или последовательности картинок, как в маггловском диафильме — да-да, полукровка Северус Снейп, выросший в захолустном маггловском же городишке, еще помнил, что это такое. Прибор тут же перестал жужжать, зато сфера изнутри ярко вспыхнула, а на постоянно вращающемся вокруг кольце отразилась тонкая полоска света, указывающая радиальное направление. Через несколько секунд вспышка прекратила пульсировать, окончательно погаснув, и мужчина запустил просмотр вновь, параллельно для себя отметив, что длилась она по времени ровно столько, сколько он слышал тот противный звон у себя в голове — там, в лаборатории.

Итак, первый сигнал получен, но что это может значить? Согласно указаниям Министерства магии (и здесь снова не обошлось без крючкотворства со стороны Артура Уизли), волшебники, проживающие в магглонаселенных районах, имели право ставить на свои дома лишь минимальную защиту, зачастую сводящуюся к простейшим сигнальным чарам — а то вдруг у магглов в соседних зданиях техника барахлить начнет. Также допускалось использование чар прочности на окна и двери, отвлечения внимания — но ни в коем случае не сокрытия, ведь у магглов все задокументировано. Установка же охранного контура, хотя не запрещалась прямо, но и не поощрялась — это касалось пассивной защиты. За использование же активной защиты, наносящей вред нежеланным вторженцам, можно было и вовсе угодить в Азкабан. Именно на стандартную, официально разрешенную Министерством защиту и был настроен магоуловитель.

Сильные заклинания? Пфф… Мастер зелий и знаток Темных Искусств еще не настолько сошел с ума, чтобы устраивать подобное едва ли не перед носом у министерского надзора. Конечно, при создании некоторых зачарованных зелий приходилось вливать очень много магии, которую уже не в состоянии была бы скрыть стандартная фоновая защита, однако подземная лаборатория Северуса Снейпа была опутана достаточно мощным защитным руническим контуром, запитанным от специально принесенного камня силы, который раз в месяц приходилось окроплять собственной кровью. За подобное светил Азкабан тем более, ибо использование кровной и подобной ей магии строжайше каралось законом, но лаборатория официально не существовала для Министерства магии и была надежно экранирована изнутри так, что ее не смогли бы обнаружить никакие магодетекторы — иначе стоявший на кухне магоуловитель уже надрывался бы круглыми сутками.

Итак, сбой или же в этом Мерлином забытом маггловском городишке и вправду появился еще один волшебник? Если верно последнее (в чем Северус, однако, весьма сомневался), то этот индивид так или иначе себя проявит. Если же нет… тогда прибор с чистой совестью можно отдать Альбусу и передать напоследок, чтобы Уизли, наконец, прекратил страдать ерундой. Рассудив так, мужчина соорудил себе пару нехитрых бутербродов и сварил кофе — все это время магоуловитель никак не напоминал о себе и лишь тихо шелестел кольцами и сферой.

Как бы повел себя любой волшебник, оказавшись в магглонаселенном районе? Скорее всего, поспешил бы убраться отсюда с помощью аппарации или же вызвать на худой конец “Ночной рыцарь”. Если учесть, что тот перемещается между остановками в физическом мире по своеобразным растянутым порталам, то его прибытие, равно как и отбытие, однозначно будут зафиксированы магоуловителем. И даже если мага задержат здесь какие-то дела, он все равно не обойдется без того, чтобы применить несколько простых, но весьма полезных заклинаний: трансфигурировать привычную мантию в маггловскую одежду, отвести глаза, одарить “Confundo” не в меру любопытных магглов…

Однако магоуловитель по-прежнему молчал, и Северус, решив не терять времени даром, вновь спустился в лабораторию. Конечно, о сложных зельях, для приготовления которых требовалось не только много времени, но и полная сосредоточенность, не могло быть и речи — не тогда, когда этот мордредов прибор может сработать вновь в любую минуту. Но сварить что-нибудь простое вроде ранозаживляющего или универсального противоядия, подготовить оборудование и ингредиенты для будущего синтеза… почему бы нет? Лишним в любом случае оно не будет. Так, в простой, монотонной работе прошло часа четыре, прежде чем магоуловитель вновь издал звон — на этот раз более короткий и не такой противный. Зельевар снова выругался и поспешил наверх — слава Мерлину и всем богам, он так и не успел приступить к приготовлению антидота к Веритасеруму, а ведь все было уже готово…

Сфера в магоуловителе мигала меж тем короткими слабыми вспышками, а дребезжащая, толстая полоска света на кольце указывала уже иное направление, которое Северус Снейп охарактеризовал бы как перпендикулярное. Так продолжалось еще минут пять, прежде чем прибор, наконец, успокоился, и мужчина запустил прокрутку записи. Первые две вспышки слабые, идут сразу одна за другой, затем пауза, и прибор снова вспыхивает: регистрируемое колдовство достаточно слабое, но заклинания произносятся так часто и быстро, что сфера не успевает до конца потухнуть в промежутке между ними. Это уже нельзя было списать на неисправность (иначе магоуловитель начал бы, по поводу и без, сигналить гораздо раньше), и Северус задумался, как бы разыскать этого мага, непонятно откуда взявшегося в Коукворте. “Hominem Revelo” указывало одинаково как на волшебников, так и на магглов. Кровный поиск, равно как и следящие чары позволяли найти кого угодно где угодно, но для этого требовалась либо кровь человека, которого нужно было найти, либо наличие на нем же следящей метки. Замкнутый круг…

Разумеется, существовали и другие, менее распространенные способы найти определенного волшебника или ведьму, и Северус потратил еще не менее десяти минут на то, чтобы вспомнить все, что было ему известно по данному разделу магии, пока не был вынужден признать, наконец, что его возможности весьма ограничены. Он — не Хогвартс, в книгу которого записывается каждый новый волшебник, родившийся на территории Соединенного Королевства, и не Министерство магии, которое, имея соответствующие списки на руках, легко находит, где живет каждый из малолетних оболтусов.

Мужчина уже почти смирился со своей неудачей, когда сфера в магоуловителе неожиданно зажглась ровным и слабым светом, а на широком, вращающемся кольце отобразилась еще более широкая, яркая полоска. Ни Артур, ни Дамблдор не додумались оставить инструкций к прибору или хотя бы предупредить заранее, как интерпретировать его возможные сигналы, а Северус, желавший лишь, чтобы от него быстрее отстали, не поинтересовался в свое время. В самом деле, разве можно было представить, что в давно захиревшем, насквозь маггловском городке вдруг появится еще один маг? Тем не менее, вставшую перед ним задачу Северус Снейп, слуга двух господ, Мастер зелий и Темных Искусств, отнюдь не считал для себя непосильной.

Итак, ровное свечение сферы означало, по-видимому, активное поддерживаемое заклинание — в противоположность быстрым миганиям в прошлый раз. Этим заклинанием мог быть “Lumen”, чары хамелеона и отвода глаз, а также что-нибудь из простых щитов. Световая же проекция на кольце вокруг сферы, если судить по ее перемещению с течением времени, могла, таким образом, указывать на местоположение колдующего и его удаленность от магоуловителя. И если… нет, он во что бы то ни стало должен проверить эту идею!

Заметить сверху маленький одинокий “Lumen” посреди темной ночной улицы оказалось очень даже легко. Ветра нет, и спуститься вниз, на землю, не составило большого труда. Подошвы с наложенным на них заклинанием тишины неслышно и мягко упираются в щербатый асфальт, ставшая ненужной метла отправляется на дно зачарованной сумки, в пару к магоуловителю. Шедший впереди волшебник резко оборачивается, подозрительно вглядываясь в пространство перед собой, магический светильник в ладонях тухнет, но Северус успевает заметить, что это ведьма, молодая ведьма. Мужчина чувствует, как его спина покрывается холодным потом: он под чарами хамелеона — она не должна была заметить, однако напряженный взгляд и резкие, дерганые движения говорили об обратном.

Вздохнуть с облегчением и сделать шаг вперед Северус позволяет себе лишь тогда, когда таинственная незнакомка вновь зажигает “Lumen” в ладонях, демаскируя себя тем самым. Она идет медленно: явно не знает город, устала — и мужчине не составляет труда нагнать ее, оставаясь чуть в стороне. Периодически девушка нервно озирается по сторонам, оглядывается назад, туша при этом “Lumen” и задерживая порою взгляд на своем невидимом преследователе: Северус уже уверен в том, что она не может видеть его сквозь чары хамелеона, но, очевидно, каким-то образом чувствует чужое присутствие рядом с собою.

Так, вдвоем они доходят до проезда, отделяющего жилые районы, “рабочее гетто”, от промышленной зоны: становится очевидным, что девушка пытается выйти из города. Но почему не аппарирует? Вот она сворачивает к реке — в отличие от Северуса Снейпа, выросшего в Коукворте, она еще не знает, что там тупик, и прохода нет. Вот она постояла около берега, повернула назад… Пора!

- *Somnifero!*

Северус успевает подхватить вмиг обмякшее тело до того, как оно кулем упало на землю. Теперь “Incarcero” — привязать к метле: кто сказал, что он собирается играть в благородных рыцарей?

* * *

Добраться до дома удалось без происшествий: погода по-прежнему была безветренная и тихая, а магические путы надежно держали девчонку, так что она не смогла бы упасть, даже если бы захотела. Теперь можно заняться идентификацией находки.

Северус положил девушку на старый, продавленный диван в гостиной, снял с плеч рюкзак. Ее лицо определенно не казалось знакомым, хотя по возрасту она должна была или недавно окончить Хогвартс, или доучиваться последний год или два. Провел первичную диагностику — физически почти здорова: несколько ссадин и синяков не в счет: однако слабая контузия и сотрясение мозга имели место быть.

Магический резерв был истощен почти до предела — что неудивительно, при использовании беспалочковой магии. Однако… волшебников, способных на такое сильное колдовство, можно было пересчитать по пальцам, и он, Северус Снейп входил в их число, после Дамблдора и Темного Лорда. Но откуда такие способности у девчонки, которая могла даже не учиться в Хогвартсе? Хотя, был вынужден признать зельевар, по емкости магического резерва она стояла почти вровень с ним.

Вторым фактом, не вписывающимся в известные представления об устройстве организма волшебников и ведьм, оказалось наличие недавно сформированных и продолжающих расти, местами поврежденных магических каналов у девчонки. Это казалось невероятным: по наступлении совершеннолетия (а девчонка уже его достигла) развитие магоэнергетических структур, должно было, напротив, сильно замедляться! Путем особых практик можно было разработать уже имевшиеся структуры, сделав собственное колдовство более эффективным и точным, и далее идти по пути совершенствования уже своих магических талантов — но никак не прибавить к тому, что было отмерено Мирозданием свыше. Не то чтобы последнее было совсем невозможно, но… обнаруженная им девчонка никак не могла быть волшебницей из чистокровного темного рода со своими секретами.

Наконец, при девчонке не оказалось ни волшебной палочки, ни артефактов-накопителей, ни каких-либо иных предметов магической природы, что Северус Снейп счел еще более странным. С одной стороны, палочку можно, как известно, потерять или сломать. С другой же… девица, при своем уверенном беспалочковом “Lumen”, который вспыхивал и гас у нее в ладонях за долю секунды, без слов, но явно по ментальному приказу, ничуть не походила на других, знакомых ему волшебников, которые, лишившись палочки, становились беспомощны, как слепые котята.

В маггловских вещах, тем более женских, Северус решил не копаться — для собственного же душевного спокойствия. Кто она, откуда, как и зачем сюда попала, он сможет узнать и позже — тогда и решить, стоит ли сообщать о ней Альбусу. В конце концов, с Дамблдора не убудет, если скрыть от него малую долю частной информации, не относящейся ни к Темному Лорду, ни к мальчишке Поттеру.

Рассудив так, Снейп отнес свою находку в одну из спален наверх и запер. По крайней мере, девчонка не станет беспокоить его, как минимум, до утра, и ее никто не увидит случайно, войдя в гостиную через камин — об этом сообщат ему следящие чары, равно как и позаботятся о том, чтобы она не ушла далеко. А сам он, Северус Снейп, наконец, сможет сварить антидот к Веритасеруму и поработать над противоядием ad “Visiones Tenebricas”…⁽⁴⁾

* * *

Когда Анна проснулась, уже наступил вечер. Сквозь полуопущенные ресницы просвечивали ярко-золотистые блики, тяжелые веки были готовы сомкнуться вновь, и так хотелось спать, спать… И лишь когда до ленивого, так и не проснувшегося толком сознания добралась, наконец, мысль, что она, Анна Лапина, находится не у себя дома, в съемной квартире в Москве, не в гостинице в Лондоне и не в хостеле для туристов, а перед мысленным взором пронеслись воспоминания прошедшего дня — нападение странных террористов на поезд, ее собственное перемещение во вспышке зеленого цвета, блуждание по чужому, незнакомому городу-призраку и то сосущее ощущение под ложечкой, будто за той кто-то следит… что само по себе напоминало дурной сон (или же извращенную реальность, которая, опять же, бывает только во сне) — девушка резко, как от удара током, подскочила на кровати и открыла глаза.

Комната, в которой она находилась, была совсем небольшая, очень узкая и оттого казавшаяся вытянутой в длину — примерно в таких же по размеру “однушках” жили аспиранты в ГЗ МГУ ⁽⁵⁾. А еще комната явно давно не знала ремонта: посеревший потолок рассекала мелкая сеть трещин, а в углах надежно обосновалась плесень. Обои с рельефным геометрическим рисунком под покраску, популярные в 1950-х, местами отошли от стен и были изуродованы грязными водяными потеками. Старая, скрипучая, с кованой чугунной спинкой (с которой уже давно слезла краска, белая) кровать — такие были в ходу, наверное, еще лет сто назад, в достославные чеховские времена. Над кроватью к стене была прибита полка, покрытая грязно-белой потрескавшейся краской. Узкий, покрытый облупившимся лаком платяной шкаф, втиснутый перед кроватью у входа в углу, казался настолько ветхим, что мог бы развалиться от малейшего неаккуратного прикосновения. Висевшую под потолком лампу закрывал грязный тканевый абажур с бахромой: включать ее должна была, по всей видимости, маленькая поворотная ручка у входа, в коробке из фенолформальдегидной смолы, какие были в ходу в тех же 1950-х.

Лапина с усилием повернула ручку выключателя туда и обратно несколько раз — электричества в доме не было. Выходит, ей тогда не показалось и за ней действительно следили? Но зачем? Кому она нужна? Девушка тут же охлопала себя руками, но вся ее одежда была на ней. Разве что мантию сняли и на время сна набросили сверху, как плед, а колготки, дырявые и на стрелках, просились на свалку, наверное, еще с того момента, как она телепортировалась, но тогда ей просто не было дела до подобных мелочей.

Рюкзак обнаружился на стуле, придвинутом к совсем небольшому письменному столу у окна напротив входа. Рюкзак явно открывали, однако содержимое его выглядело нетронутым: по крайней мере, деньги, документы и ноутбук лежали на своих местах, а что-то другое ее похитителей вряд ли могло заинтересовать. Анна вздохнула с облегчением, мысленно благодаря Бога, однако мотивы ее похитителей по-прежнему оставались для нее непонятными. В самом деле, стали бы с нею церемониться, дали бы выспаться, если бы действительно хотели сделать ей что-нибудь плохое?

Извлекла из рюкзака очередную порцию сухпайка и влажные салфетки — не умывалась она еще с того момента, как вместе с другими товарищами по стажировке села в тот злополучный поезд, а из еды накануне был только ранний ужин в виде того же сухпайка вскоре после телепортации, да кусочек шоколадки после. Тем более, неизвестно, когда ей удастся поесть в следующий раз, а силы ей могут понадобиться, может быть, очень скоро.

Из окна открывался вид на небольшой, утопающий в тени двор внизу, огороженный кирпичной стеной выше человеческого роста ⁽⁶⁾. Далее шли пустыри, заросшие травой и низкорослым кустарником и заваленные каким-то мусором. Вдали на солнце блестела узкая извилистая речка, на противоположном берегу которой виднелись крыши домов, заборы и общественные сады. По всему выходило, что она, Анна Лапина, по-прежнему находилась в Коукворте.

Девушка разочарованно вздохнула, тяжело привалившись к стене. Идея побега, всего минуту назад казавшаяся такой удачной и свежей, тут же была отнесена в разряд провальных. Даже если она каким-то образом выберется со второго этажа, перелезть окружающую дом стену ей уже никак не удастся. Более того, это останется незамеченным для хозяина дома. И даже если предположить, что ей каким-то чудом удастся сбежать, далеко на ночь глядя в незнакомом городе она все равно не уйдет, тогда как хозяин дома знает район, как свои пять пальцев, и потому найдет ее в два счета — так же, как и в прошлый раз.

Неужели она выжила только для того, чтобы столкнуться вначале с какими-то гопниками в центре города, а затем оказаться похищенной каким-то непонятным субъектом с не менее непонятными целями? А ведь она могла погибнуть раньше или просто дать себя убить, а не убегать и прятаться постоянно — говорят, насильственная смерть очищает душу от многих грехов. В древности так некоторые грешники даже святыми становились порой. Например, мученик Бонифатий, прежде предававшийся пьянству и сожительствовавший со своей хозяйкой, но вдохновившийся подвигом других христианских мучеников, которым он стал свидетелем, и принявший в результате с радостью мученическую смерть. Но вместо того, чтобы последовать его примеру и перейти в жизнь вечную, Анна Лапина всего лишь захотела продлить себе жизнь земную. Не зная, зачем и почему, не задумываясь, чем ей придется расплачиваться за это свое желание…

Ибо любое желание, осознанное или неосознанное, всегда предполагает выбор, зачастую отличный от воли Творца, задуманной для данного человека. Кроме того, большинство человеческих желаний банально глупы, наивны и по-детски эгоистичны — как, например, ее собственные. И исполняются подобные желания лишь для того, чтобы человек, очередной “Фома неверующий”, позже сам увидел их тщетность и бессмысленность, тогда, когда ему уже не нужно, бесполезно то, прежде казалось таким необходимым и важным. Но уже поздно будет исправлять свои ошибки, ибо время нельзя повернуть вспять; нельзя вернуть слова, сказанные в гневе или, наоборот, в любви, нельзя собрать заново чью-то разбитую жизнь или еще раз сделать выбор. “Нельзя войти в одну реку дважды”, — так говорил один древнегреческий философ.

Опять же, сама по себе наказуема глупость. Глупость — как безответственность и инфантильность, нежелание мыслить дальше своих собственных, сиюминутных потребностей и, как следствие, предвидеть возможные последствия как своих собственных поступков, так и поступков других людей. Глупость сама по себе уже является наказанием, и обвинять здесь в своих неудачах знакомых, родственников или непостижимую волю Провидения не просто грешно — по сути, это означает, что человек не осознает до конца, что именно происходит с ним и вокруг него, не видит и не хочет видеть причину своих проблем, а, значит, обречен совершать одни ошибки снова и снова, пока, наконец, не “поумнеет”. И даже к старости далеко не все к этому приходят. Выходит, она, Анна Лапина, наказана и за своеволие, и за глупость одновременно?

С другой стороны, продолжила рассуждать девушка, тряхнув головой, с ней не случилось пока еще ничего действительно ужасного, страшного и непоправимого, а, значит, есть смысл бороться дальше. Дождаться своего похитителя (должен же он будет когда-нибудь к ней явиться), узнать его мотивы и цели, попытаться договориться по-хорошему, а там уже смотреть по обстоятельствам. Ибо препятствия, которые встречает человек на своем пути, могут служить как предупреждением, что не стоит пытаться делать то, что он задумал, так и, наоборот, испытанием — что он достоин желаемой им награды и полностью готов отвечать за обладание ею.

Приподнявшись на цыпочках и опершись о стол, девушка снова посмотрела в окно. Закат был поистине прекрасным! Солнечные лучи прорезали облака насквозь и оттого казались еще более яркими, заливая комнату золотисто-розовыми бликами. Противоположный берег утопал в золотисто-пыльной дымке, отчего казался нереально-воздушным. Ярко светились в последних лучах заходящего солнца крыши домов и верхушки деревьев, и растворялись в синеватой мгле тени внизу, постепенно становясь все шире и шире, заполняя пространство вокруг.

Закат за окном уже почти догорел, когда в комнату без стука, никак не предупреждая о себе, вошел, надо полагать, хозяин дома.

- Вижу, вы уже проснулись, мисс… — сказал он по-английски.

Анна обернулась на голос — низкий, вкрадчивый и бархатистый, который можно было бы назвать приятным, если бы не скользящие в нем неприкрыто сарказм и презрение. Представший перед ней мужчина был высок ростом и худощав; густые черные волосы до плеч, нахмуренные черные же брови и большой нос с горбинкой вкупе с темно-серым глухим сюртуком-футляром со множеством пуговиц, напоминавшим о Викторианской эпохе, и узкими темно-серыми же брюками придавали ему вид вытянувшейся вверх гигантской вороны или галки ⁽⁷⁾, а нездоровый бледно-землистый цвет кожи словно превращал в жителя подземелий. На вид ему можно было дать от тридцати до пятидесяти лет: уже не вчерашний студент — но еще и не стоящий на пороге старости человек. Больше девушка ничего не могла бы сказать, не зная о жизненном опыте, образе жизни и профессии человека, а заниматься физиогномикой, пытаясь определить характер человека по чертам его лица, что было популярно у классических авторов XIX века, считала бесполезным вовсе.

- Как вы можете увидеть, сэр, — ответила Лапина, кивнув. — Но я хотела бы знать… где я нахожусь… и как вас зовут, сэр.

- Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы и требовать, — отрезал мужчина.

- Разве? — девушка недоуменно приподняла брови. — Я никого не знаю в этом городе и… никому не сделала плохо. Однако… меня оглушили… на улице… — добавила она после некоторой паузы, — и принесли в этот дом. Разве я так много прошу после этого?

- Тогда меня зовут Ньют Скамандер, и вам очень повезло, мисс, что вас нашел именно я, а не служба авроров… — мужчина криво ухмыльнулся, сложив руки на груди. Пожалуй, некоторых людей улыбка не красила, а совсем наоборот.

- Тогда меня зовут Арвен Ундомиэль, — ответила Лапина, вскинув голову, — и я бы хотела знать также, кто такие авроры и зачем я нужна им?

- Не советую вам шутить, мисс… — процедил мужчина сквозь зубы. — Вы грубейшим образом нарушили Статут о Секретности, колдуя в магглонаселенном районе, и от ваших ответов будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

Анна несколько раз хлопнула ресницами, словно отгоняя от себя назойливое видение. Когда это она успела чего-то нарушить? Какой такой статут? Может быть, она до сих пор спит?

- Я не понимаю… о чем вы говорите, сэр!.. — ответила девушка резче, чем, как ей казалось, следовало бы.

Она так и не решила, как следовало бы себя вести. С одной стороны, она ни в коем случае не должна провоцировать незнакомца на проявление агрессии, а, значит, нужно демонстрировать готовность пойти навстречу, стараться быть максимально вежливой и сдержанной — насколько это было вообще возможно при ее характере. С другой же… вежливость и неизменно связанная с ней уступчивость могут быть, напротив, восприняты как слабость, повод давить и ломать дальше — со всеми вытекающими.

Подняла глаза, с вызовом посмотрев на собеседника — и тут же почувствовала, как ее голова взорвалась мириадами осколков. В мозг словно закинули крюк и резко дернули. Девушка упала на четвереньки, в мгновение ока потеряв равновесие. Происходящее с ней она видела будто со стороны, как в каком-то тумане, в то время как мимо нее со стремительно проносились сверкающие, темные и светлые пятна, в некоторых из которых она успевала разглядеть подозрительно знакомые эпизоды из собственной жизни.

- Анна Лапина… Меня зовут Анна Лапина…

- Мисс Анна Лапина и мисс Мария Кошкина, тема вашего проекта…

- Добро пожаловать на стажировку в “Fine Chemicals”… Наша компания… Полученный вами опыт работы… Вы с пользой проведете время…

- Скоро выходные…

- Лапа! Поехали с нами в Кентербери! Я же знаю, ты обожаешь готику…

- Wo ist deine Freundin?.. Wir sind spät dran wegen ihrer! ⁽⁸⁾

- Мы не должны ехать этим поездом!.. Не должны?..

Ее собственные мысли, воспоминания — они не принадлежали больше ей одной. Некая чужая воля — та, что подцепила ее мозги “на крючок” — вытягивала их, словно нити из клубков, задерживаясь чуть дольше на одних, небрежно отбрасывая в сторону другие…

Анна Лапина, которая прежде терпеть не могла, когда даже самые близкие люди — на правах тех самых близких людей — лезли к ней в душу, чтобы затем возмутиться, что она неправильно, неподобающе и вообще не о том думает… когда кто-либо пытался навязать ей свое мировоззрение, выдать свои мысли и убеждения за ее собственные, теперь бессильно валялась на полу, даже не пытаясь воспрепятствовать препарированию собственной личности. Что дальше? Превращение в безвольную марионетку? Не это ли будет самым страшным преступлением против собственной личности, свободы и совести — стать трупом при живой оболочке?

Короткий ступор, в течение которого вторженец овладел ее сознанием, в мгновение ока сменился ледяной яростью, шедшей из самой глубины души. Пошел вон!!! Усилие воли — она… во что бы то ни стало… должна сохранить свою личность… остаться собой. Остановить, перехватить канат, соединяющий ее сознание с чужим. Ее противник силен, но и она не должна сдаваться. Заморозить? Почему бы и нет? Ведь здесь, в этом измерении, наверняка выполняется тождество бытия и мышления.

Стремительно холодает, пространство вокруг заполняется инеем — звонким, как хрусталь, ярким, как алмаз. Кристаллы льда стремительно растут, переливаясь, как на солнце, яркими бликами. Как больно на них должно быть смотреть… Связь, соединявшая ее прежде с другим волшебником — да, Лапина теперь точно была уверена, что человек, в доме которого она сейчас находилась, был не кто иной, как колдун — неожиданно резко пропала, и девушка вновь потеряла равновесие.

Как можно упасть, когда уже лежишь на полу? Перед глазами прыгали темные точки, кружилась голова, и не хватало воздуха. Неужели она как-то успела подняться? Щеки неприятно кололо морозом, било ознобом тело, шел пар изо рта, а дрожащие пальцы нащупывали изморозь на старых щербатых досках, покрывавших пол. Она и вправду заморозила комнату? Комнату, в которой до этого было так жарко и душно?

Сверху быстрыми струями лилась вода, постепенно возвращая в реальность. Лапина тряхнула головой, открыв глаза. Перед ней грозно возвышался мужчина в черном. Руки его были сложены на груди, и в одной из них, вроде бы в правой, была уже знакомая указка — она же волшебная палочка. Нет-нет-нет, неужели он из… этих?! Она ни в коем случае не должна дать ему понять, что она именно из того поезда, на который потом напали маги — ведь он видел поезд в ее воспоминаниях. И, тем более — девушка сглотнула — что она одна из немногих, что выжил в том теракте.

- Впечатляет, мисс Лапина, весьма впечатляет… — с сарказмом заметил мужчина, глядя на нее сверху вниз.

Лапина лишь исподлобья посмотрела в ответ. Кажется, возможность договориться по-хорошему провалилась — и вовсе не по ее вине. И перспективы, которые вырисовывались перед ней, были отнюдь не радужные. Начиная с того, что этот тип прибьет ее по тихой и закопает во дворе посреди всякого хлама — и заканчивая ее вовлечением в какой-нибудь сомнительный ритуал… бррр… А еще какие-то ороры (или авроры?), которым он ее грозился сдать… Ученые? Полиция?

- И, я надеюсь, вы понимаете теперь, почему вам следует отвечать на мои вопросы по-хорошему… — продолжал тем временем разливать свой ядовитый елей незнакомец. — Сила здесь… — коснулся пальцами заостренного конца своей волшебной палочки, — не на вашей стороне…

Анна проследила взглядом за главным оружием волшебника. Нервно сглотнула. Сила здесь действительно не на ее стороне, и на эффект внезапности сложно рассчитывать, когда сидишь зажатой в угол перед лицом противника. Встать, что ли, для приличия?

- Сэр… — поднялась в полный рост, по-прежнему держа рюкзак в руках, — а разве я отказывалась от диалога прежде? Разве я давала… повод… для применения этой силы?

Она понимала, что ходит по тонкому льду, что любое ее дерзкое слово действительно может быть истолковано превратно и спровоцировать незнакомца, однако не могла не попытаться отстоять себя. Не могла так просто покорно сдаться только потому, что слабее — иначе сама же даст противнику возможность навязывать ей любые свои решения. А там уже недалеко до того, чтобы ее втянули в какое-нибудь грязное дело и, естественно, подставили или же свалили на нее какой-нибудь “висяк”…

Мужчина задумался. Девчонка вела себя, как загнанный зверь, однако повода для излишней агрессии к себе действительно не давала — за исключением того, что упорно отрицала свою вину, пытаясь при этом сделать вид, что ничего не понимает. А, значит, самым наглым образом врала — именно эти слова озвучил в ответ Северус Снейп.

- Я… врала?.. — искренне удивилась Лапина, исподлобья взглянув на собеседника.

Несмотря на изнасилование мозга, что тот ей недавно устроил, она в принципе не успела рассказать о себе ничего, что можно было бы сличить с ее же воспоминаниями или какими-нибудь внешними фактами.

- О, мисс Лапина, мне только остается аплодировать вашей логике… — с сарказмом, нарочито высоким голосом произнес незнакомец, выслушав аргументы девушки, — а также вашей безмерной тупости, — выплюнул он с презрением, зло. — Никогда не встречал в своей жизни более бездарной лжи!

- Однако вы так и не объяснили мне… сэр… в чем именно заключается моя ложь.

- Как будто бы вы сами не видите…

- Нет, не вижу, — с вызовом сказала Лапина.

- И вы хотите сказать, что и вправду не знаете, что такое Статут о Секретности?..

Голос мужчины стал обманчиво мягким и вкрадчивым, но девушка лишь передернула плечами. Ей было некуда отступать и прятаться. Она понимала, что ее незнанием местных реалий могут воспользоваться в своекорыстных целях — в том числе для того, чтобы подставить каким-либо образом ее саму, чисто из вредности характера — однако же не чувствовала за собой вины, не помнила ни о каких серьезных проступках, которыми ее можно было бы шантажировать, а потому решила говорить прямо, как есть. Тем более, ложью она бы все равно ничего для себя не выиграла.

- Я действительно не знаю об этом статуте… и что он означает, — Анна по-прежнему стояла, подняв голову, но, очень хорошо помня свой недавний печальный опыт, не рисковала больше смотреть собеседнику прямо в глаза. — Я вообще из другой страны… вы это уже знаете… — вновь передернула плечами, отгоняя от себя неприятные воспоминания.

- Статут носит международный характер, — заученным тоном выдал мужчина.

- А теперь давайте… рассуждать логически… сэр… — Лапиной очень хотелось пройтись по комнате, как она часто делала, когда думала, размышляя вслух. — Итак… если я правильно понимаю, мы говорим о волшебниках… — кивнула в такт собственным мыслям. — Итак, все волшебники в вашей стране знают… о существовании некоего секретного статута…

- Статута о Секретности, мисс! — перебил ее Снейп, но девушка лишь отмахнулась, просто уставившись в пол — чтобы не мешали думать.

- И если некий волшебник говорит, что не знает об этом статуте… это действительно было бы глупо. И если бы я знала об этом статуте… и хотела бы солгать, то, очевидно, придумала что-нибудь другое. Но если я говорю, что не знаю об этом статуте… что выглядит полной глупостью для вас… и прибавить то, что я из другой страны… — Анна вновь кивнула, мысленно подсчитывая свои аргументы, — то следует, наконец, признать, что я говорю правду, — снова подняла голову, избегая, однако, прямо смотреть на собеседника.

- Ваши аргументы могли бы показаться убедительными, мисс Лапина… — небрежно произнес мужчина в ответ, словно лениво отмахивался от назойливой мухи, — но лишь в том случае, если бы вы не учились в школе магии…

- А я не училась в школе для магов, — поспешила ответить девушка.

- И вы хотите сказать, что ваши родители не удосужились рассказать вам о столь важной вещи?! — казалось, незнакомец был изумлен и сердит одновременно.

Анна не была уверена, что разобрала все слова собеседника правильно, однако же надеялась, что интуитивно правильно ухватила смысл вопроса.

- Нет, сэр… — отрицательно покачала головой и пожала плечами. — Мои родители… и бабушки с дедушками… в общем, они не волшебники.

- Магглорожденная, значит… — сказал мужчина, скорее, самому, чем Лапиной. — Тогда вы тем более должны были учиться в школе магии. Оно обязательно для таких, как вы, — добавил он уже строгим, назидательным тоном, не предполагающим возражений.

- Тем не менее… я не училась, — Анна развела руками. — Видите ли, сэр… мои магические способности… они… — задумалась, подбирая подходящее слово, — проснулись очень поздно. К этому возрасту люди обычно не только заканчивают школу, но даже университет… а иногда даже успевают жениться, родить детей… Или вы хотите сказать, сэр… что таких, “поздних” волшебников, как я, не существует?

- А ваша мантия? — никак не унимался незнакомец в черном.

- Друзья подарили, — не моргнув, сказала полуправду Лапина: рассказывать о патере Йоханне и устраивать ему неприятности тем более не хотелось — а ведь он предупреждал ее накануне поездки, что британских магов стоит опасаться.

- И вы до сих пор пытаетесь утверждать, что до сего дня не были знакомы с другими магами? — скептически поинтересовался Снейп, сложив руки на груди.

- Сэр… — девушка устало вздохнула, — почему вы думаете, что… если какую-то одежду могут носить волшебники, то ее не могут носить другие… обычные люди. Мантия, как у меня… похожие носят, например, выпускники университетов…

Еще Лапина хотела добавить, что ее собеседник при своем длинном темно-сером сюртуке, длинных черных немытых патлах и бледно-землистом лице очень похож на гота — представителя одного из неформальных молодежных субкультурных течений — но вовремя себя одернула. Не хватало ей снова испытать на себе последствия его раздражительности и гнева, да и переходить на личности в споре — тоже не лучшая стратегия.

- То есть, вы хотите сказать… что окончили у-ни-вер-си-тет? — как-то неуверенно поинтересовался мужчина, произнеся последнее слово по слогам, словно никогда не говорил его прежде.

- Да. Если хотите, могу показать диплом…

- Не нужны мне ваши маггловские писульки! — небрежно отмахнулся собеседник, к которому тут же вернулась его привычная язвительность. — Итак, вас зовут Анна Лапина, вы — ведьма-латент, магглорожденная и не учились в школе магии?

Анна кивала, соглашаясь с каждым пунктом со своей стороны. Кому-то ее поведение могло бы показаться слишком покорным и инфантильным, однако в данный момент девушка не видела для себя более безопасного пути, и еще раньше, за многие годы, успела уже привыкнуть к подобной манере общения со старшими родственниками и знакомыми, чтобы не воспринимать это как нечто совсем неестественное для себя.

- А теперь мне бы хотелось знать, как вы попали сюда, мисс Лапина, — по-прежнему не сводя пристального взгляда с девушки, потребовал незнакомец.

- Извините, сэр, но вы так и не назвали своего имени. Настоящего имени, — уточнила на всякий случай Анна. — Я… догадываюсь, что Ньют Скамандер — не ваше настоящее имя. Так же, как и я не могу быть Арвен Ундомиэль. И потом… вы уже знаете мое имя… — передернула плечами, не став заострять внимание на способе, которым стало оно известно ее собеседнику. — Поэтому будет честно, если вы… — кивнула стоящему напротив мужчине, — также назовете мне свое имя.

- Хорошо, меня зовут Северус Снейп, — сказал он таким тоном, как если бы сделал великое одолжение собеседнице.

Северус Снейп… Анна мысленно попробовала это имя на вкус. Странное… почти такое же фантастическое на слух, как Ньют Скамандер.

Северус, Severus… Суровый, жесткий, жестокий… так звали вроде бы одного из римский императоров и, соответственно, была династия Северинов — историю древнего мира Анна помнила плохо, а потому могла лишь догадываться, насколько ее собственные ассоциации близки к правде. Странно, как люди, жившие здесь, наверняка простые работяги, додумались так назвать своего сына.

Снейп… Snape — если она правильно поняла, как пишется это слово. Кажется, что-то связанное со строительством... А еще созвучно “snake” — “змея”. Хотя так ли это важно, если это имя может оказаться таким же фальшивым, как и предыдущее?

- Допустим… мистер Снейп… — произнесла девушка после некоторой паузы, словно сомневалась, можно ли так называть собеседника. — А теперь, скажите, пожалуйста, зачем вам знать, как я оказалась… в этом городе? Вы всех волшебников, которые… пробегают мимо… так ловите?

- Смею вам напомнить, мисс Лапина, что вы нарушили международный Статут о Секретности, и я имею полное право сдать вас аврорам…

Да-да-да, “незнание закона не освобождает от ответственности”, как все знакомо… Вот только сам Снейп нисколько не походил на законопослушного гражданина, проявившего бдительность — Анне уже не раз доводилось слышать и читать о том, что в странах Запада подобное стукачество считалось социально одобряемым явлением. С другой стороны, ничто не мешало этому Снейпу сдать “мелкую нарушительницу” в соответствующие органы правопорядка у магов — скорее всего, именно их он имел в виду, называя “орорами” — и получить за это деньги: вряд ли его совесть из-за этого пострадает.

А сейчас мужик, судя по всему, решил поторговаться. Вот только странный предмет торга — ее свобода в обмен на информацию. Неужели он и впрямь имеет какое-то отношение к нападению на поезд? Конечно, можно и нужно попытаться уйти в несознанку — типа, “не видела”, “не знала”, “не привлекалась” — однако это нисколько не помешает Снейпу давить на нее и угрожать, пользуясь ее незнанием местных реалий. А потому некоторые моменты стоит попытаться прояснить прямо сейчас.

- Мистер Снейп, расскажите мне вначале, пожалуйста… что такое статут о секретности? Как мы уже выяснили… до недавнего времени… я не знала о его существовании.

- Международный Статут о Секретности, мисс Лапина, был принят в 1689-м году, — снисходительно-лекторским тоном пояснил мужчина. — С тех пор магическое сообщество не только навсегда отделяется маггловского мира, но также всячески скрывает свое существование от магглов. Вы же своим необдуманным применением магии позавчера грубо нарушили секретность!

Позавчера — первое, что выхватила Лапина из речи своего собеседника. Значит, она проспала больше суток, и завтра уже понедельник, а потому ей следует, самое позднее, выехать завтра рано утром, чтобы избежать лишних проблем со стажировкой. Все-таки они уехали тогда в пятницу вечером, можно сказать, в самоволку, так что на это время фирма не несет никакой ответственности за их здоровье, безопасность и, соответственно, за способность работать. Как бы взрослые люди уже. Совершеннолетние. Специалисты… Также следовало бы узнать, кто еще из ребят выжил в том теракте, и навестить их в больнице.

Вот только Снейпу знать об этом совсем необязательно — а то новый повод для шантажа найдет. Важно то, что волшебники скрываются от… в общем, скрываются, причем так умело, что в их существование теперь никто не верит. И на контакты с обычными людьми — не магами — они не идут, видимо, из-за этого же самого Статута. И одним из способов поддержания скрытности служил, видимо, запрет колдовать среди чужих. Вот только слова Снейпа о “грубом нарушении”, несмотря все свое давление и резкость, звучали как-то слишком неправдоподобно: весьма сомнительно, чтобы волшебники, живущие, например, как этот же Снейп, среди обычных людей, не применяли периодически хотя бы самые простые заклинания. Особенно если родились с этой магией, и колдовать для них — почти как дышать.

- Мистер Снейп… — заговорила девушка после некоторой паузы… — а если я использовала магию, чтобы защитить себя… у вас это тоже считается нарушением закона?

Почему бы не уточнить заодно, есть ли какие-нибудь исключения из этого Статута, раз ее все равно “приперли к стенке”? То, что ее колдовство вообще каким-то образом засекли, для начинающей волшебницы по-прежнему оставалось загадкой — в Москве никто же за ней не являлся, когда она понемногу колдовала там.

- Вы использовали магию, чтобы защититься от магглов? — непонятно для чего уточнил мужчина.

- Э… а кто такие магглы? — в свою очередь поинтересовалась Анна: не может же она вот так просто соглашаться или отрицать что-либо, даже не зная, что это такое. Пусть она уже слышала это слово раньше от напавших на поезд магов-террористов, но уточнить дополнительно, из другого, так сказать, источника, в ее обстоятельствах определенно будет не лишним. — То, что… э… ороры — это кто-то вроде полицейских, я уже догадалась.

- Авроры, мисс Лапина! — раздраженно поправил Снейп. — Они… действительно выполняют функции полицейских у волшебников. Магглы… если вы не знаете даже, что такое Статут о Секретности… — добавил он таким тоном, словно отчитывал собеседницу за какую-то серьезную провинность. — Магглами мы называем людей, не способными к колдовству.

- Т.е. это самые обычные люди… без каких-либо сверхъестественных способностей, которые… будучи большинством… населяют планету? — в свою очередь, уточнила Лапина.

- Избавьте меня от очевидностей, мисс Лапина! — раздраженно проговорил в ответ мужчина.

А ведь он упоминал раньше какое-то похожее слово, а она только кивала, силясь разобрать остальные, известные ей. Да, “muggle-born”, кажется, т.е. рожденная не-магами. Однако, судя по спокойной реакции Снейпа на данное обстоятельство, такие, “рожденные не-магами”, встречаются среди волшебников гораздо чаще и, вообще, считаются обычным явлением — в отличие от “поздних”, латентов ⁽⁹⁾.

- Да, тогда я защищалась именно от них… магглов, как вы выражаетесь, — сказала девушка, интуитивно чувствуя подвох в предыдущем вопросе. — Вы же сами сказали, мистер Снейп… сила не на моей стороне, — и, словно в подтверждение своих слов, повертела перед собеседником маленькими и тоненькими ладошками. — Их было больше. Они были физически сильнее меня. Но они не были магами, а я была.

- Тем не менее, по новому закону вы считаетесь виноватой, мисс Лапина.

- Что?! — искренне удивилась девушка. Это уже что, как превышение самообороны идет? — Вы сами верите в то, что говорите? Свет видели только вы, мистер Снейп — но вы же волшебник. Это же вы за мной следили тогда? — однако вышеуказанный субъект не торопился ни подтверждать, ни опровергать высказанное предположение. — А те мужчины, которых я раньше встретила на улице… они ничего не поняли… наверное. Я же колдовала без слов и спецэффектов, — пожала плечами, как бы говоря: я сделала то, что было просто и очевидно, как поступил бы любой на моем месте.

- Хорошо… — будто бы нехотя согласился Снейп, — продемонстрируйте мне свои умения в невербальной магии.

- Пожалуйста, — снова пожала плечами. — *Expelle arma!*

Боевая стойка, резкий выпад вперед левой рукой и корпусом одновременно, ладонь плашмя и вниз, пальцы плотно сжаты — и вот оружие вылетает из рук противника. Девушку качнуло — подобный боевой выпад предполагал некоторое смещение центра тяжести — но все же она устояла на ногах. Ее противник, однако, даром время не терял и, выкинув руку вверх, раскрыл ладонь, будто приготовился поймать что-то.

- Accio! — достаточно громко произнес мужчина, словно демонстрируя, кто тут хозяин, и палочка послушно легла ему в руку.

Что ж, вероятно, это был слишком предсказуемый ход с ее стороны. Прямо нападать на Снейпа даже со слабеньким “Repello” (пусть он с легкостью отразил бы подобное заклинание) она все-таки не рискнула бы — в ее ситуации только лишних разборок и обвинений не хватало, а имевшиеся в комнате предметы мебели выглядели слишком громоздкими и не устойчивыми для левитации. “Lumen” же в ее исполнении Снейп и так видел раньше — ведь бродя тогда вечером по улочкам Коукворта, она несколько раз невербально зажигала и гасила его у себя в ладонях, когда чувствовала, что за ней следят — как оказалось, не зря…

- Достаточно, мисс Лапина, — сухо подытожил Снейп. — Вы давно пользуетесь беспалочковой магией?

- С тех пор, как у меня проявились магические способности, — без тени лукавства ответила девушка. — У меня никогда не было волшебной палочки.

- Тем не менее, мисс Лапина, вам бы не пришлось отбиваться от магглов, пристававших к вам на улице и нарушать тем самым Статут о Секретности, если бы вы не аппарировали в этот Мерлином забытый город.

- Аппа-что? — недоуменно переспросила Лапина, проигнорировав Мерлина, упомянутого явно не в тему.

- У… вы хотите сказать, что не знаете, что такое аппарация?! — почти выругался Снейп.

- Нет, — отрицательно покачала головой девушка, хотя некоторые догадки уже начали посещать ее.

- Аппарация — это мгновенное перемещение в пространстве с помощью волшебства, — вновь произнес мужчина заученным лекторским тоном, как и тогда, когда объяснял про Статут. — Вы делали что-нибудь подобное?

- Э… да… — неловко призналась Лапина. — Я хотела переместиться… э… в свой номер в гостинице… в Лондоне, но я… э… ошиблась, поэтому не рискнула воспользоваться таким способом снова и пошла в город, чтобы найти подходящий транспорт до Лондона.

- У вас вообще есть лицензия на аппарацию? — еще более раздраженным тоном поинтересовался Снейп.

- А она должна быть? — развела руками девушка, решив добавить еще немного очков к образу наивной дурочки, которая в магии “ни бэ, ни мэ”.

- Мордред и Моргана! Да это просто чудо, что вас не расщепило!..

Еще никто не поражал так своей тупостью Северуса Снейпа — разве что мальчишка Поттер. Мало того, отметил про себя зельевар, что джеймсово отродье, что эта девчонка демонстрировали поистине патологическую везучесть! Не учиться в школе магии, но творить при этом простые беспалочковые невербальные заклинания — то, что больше половины Хогвартса не могло освоить с палочками даже к выпуску! Промахнуться с аппарацией на несколько сотен миль и при этом не только выжить, но даже не получить расщеп! Как такое может быть, зельевар решительно не понимал, и, тем не менее, факт стоял у него перед глазами и наивно хлопал ресницами. Девчонка действительно не врала и не общалась раньше с магами (по крайней мере, в ее воспоминаниях он не увидел ничего, что указывало бы на это), а научилась управлять своей силой сама, чисто на интуиции. Самородок! Впрочем, ходили слухи, что Темный Лорд перед первым курсом умел не меньше…

Однако… девчонка сейчас действительно находилась в его власти — и он мог как отпустить ее на все четыре стороны, так и сдать аврорам, как грозился в начале разговора, или же сообщить о ней Дамблдору. Альбуса определенно заинтересует подобный экземпляр — особенно в свете того, что найти девчонку удалось с помощью дурацкого прибора, разработанного под руководством Артура Уизли. А что потом?

Понятно, что за несколько слабых заклятий против магглов девчонку серьезно не накажут — максимум, попугают для острастки и заставят заплатить штраф. Альбус же… если он не сдаст девчонку в Отдел Тайн, то однозначно постарается привлечь для работы в своем дурацком курином ордене… как в свое время Лили. А еще девчонка является подданной другого государства, что может создать определенные проблемы — а оно надо, ворошить подобный муравейник?

Северус даже специально уточнил, с какой целью и надолго ли пожаловала Анна Лапина в Соединенное Королевство. Оказалось, всего до конца лета, по договору с компанией, которая выплачивала ей стипендию, и в которой девчонка теперь должна была пройти стажировку. На мгновение зельевар даже задумался о том, что если бы у него была подобная возможность после Хогвартса в юности, вряд ли бы он вообще поддался на уговоры Люциуса и совершил те чудовищные ошибки, которые до сих пор лежали на его совести тяжким грузом. А девчонка? Она уедет и пусть живет себе дальше, как жила — почему-то ему не хотелось ломать ей жизнь — и в то же время было осознание, что ее судьба — в его руках. Или, быть может, потому, что за прошедшие годы он все-таки извлек хоть какой-то урок из истории с пророчеством и научился видеть хотя бы на два шага вперед?

Предсказуемо девчонка — Снейп не видел смысла звать ее про себя иначе — поинтересовалась, как ему удалось отследить ее колдовство и не является ли он сам “аврором под прикрытием”. Последнее, донельзя глупое предположение едва не рассмешило мужчину; тем не менее, он понимал, насколько девчонка, сама того не зная, в своих примитивных аналогиях подобралась к правде. Пожалуй, отпустить ее на все четыре стороны действительно будет самым верным решением.

Магоуловитель Лапина все же увидела, когда вместе с хозяином дома спустилась поесть на кухню. Снейпа она уже не боялась и потому позволила себе небольшую вольность в поведении. Сотворила пару простых заклинаний в непосредственной близости от прибора — сфера вспыхнула достаточно ярко, а ее световая проекция занимала едва ли не половину кольца — с той стороны, где стояла девчонка. Затем отошла подальше, насколько позволяли размеры кухни, после чего вновь продолжила экспериментировать. Наконец, собрала на столе бесформенную гору из кастрюль, противней и прочей кухонной утвари, изготовленной из металла, пожаловавшись, однако, что здесь нет свинцового щита, и вновь сотворила “Lumen” — сигнал немного ослаб.

Северус намеренно не стал препятствовать девчонке в ее “исследованиях”: в работе магоуловителя она разобралась намного быстрее, чем он мог ожидать, и теперь проверяла, по-видимому, какие-то свои гипотезы. Несмотря на детский азарт и непосредственность, в ее действиях чувствовалась некая система — то, что можно было бы назвать научным подходом: не дурашливость близнецов Уизли и не слепая дотошность Грейнджер. Видимо, в том университете ее действительно чему-то научили.

О назначении же магоуловителя, равно как и о том, что это всего лишь экспериментальная разработка, проходящая стадию тестирования, Снейп также не стал сообщать своей гостье — пусть додумывает сама в меру своей фантазии. Даже если она будет уверена, что такие стоят в доме чуть ли не у каждого волшебника, чтобы следить за себе подобными или такими вот случайными нарушителями, как она сама, это определенно пойдет ей на пользу. Несмотря на некоторую наивность, совсем бестолковой, в отличие от мальчишки Поттера, она не была, а потому должна вынести для себя урок и не светить своими магическими способностями там, где не следует.

Наконец, девчонка попросила разрешения снова переночевать у него в доме, а утром проводить ее на вокзал, и даже предложила деньги. Не то чтобы Северус Снейп был в восторге от этой идеи, однако девчонку на ночлег оставил, даже не став брать у нее денег но — на том условии, что она не будет лезть в его дела, а утром действительно покинет город, а у него самого на одну головную боль станет меньше. Правда, очень скоро обозначились другие проблемы, бытового характера, но и тут девчонка довольно быстро заткнулась, ибо ничего больше, кроме того, что у него было в доме, он предложить ей не мог. Он жил так всю жизнь — вот и она одну ночь как-нибудь стерпит.

Утром Снейп поднялся рано, без будильника, хотя и лег довольно поздно — и пошел будить девчонку, эту Лапину. Рано вставать она точно не привыкла, но, слава Мерлину, собираться ей было недолго. Пешком дошли до вокзала, который располагался по другую сторону реки. Лапина все время вертела головой по сторонам — погода выдалась хорошая, солнечная, вдоль тротуаров росли деревья, а дома, несмотря на некоторую свою обветшалость, выглядели не в пример лучше тех, что некогда составляли “рабочее гетто” Коукворта.

Неожиданно мужчина поймал себя на мысли о том, не испытывает прежней ноющей боли в сердце, проходя по таким знакомым с детства местам. Когда-то они здесь вместе гуляли с Лили; совсем недалеко отсюда находился дом, где она когда-то жила с родителями, и та самая детская площадка, где он так часто, сам еще будучи мальчишкой, любил наблюдать за Лили, где он впервые заговорил с ней, сказав, что она ведьма, а сам он — волшебник… Однако воспоминания будто померкли, утратили былую важность. Состарились дома, поменялись лица на улицах, и на вокзал он шел теперь с совсем другой девушкой — но чтобы проводить и забыть, как и большинство встреченных им лиц, а самому остаться. Может быть, Дамблдор действительно прав, и прошлое начало постепенно отпускать его?

Северус посадил девчонку на первый попавший поезд до Лондона: как гласила старая маггловская поговорка, “леди с дилижанса — пони легче” — и зашел в ближайший магазин за продуктами. Как и прежде, на него неприязненно косились, но уже иначе, как на то, что можно некоторое время потерпеть рядом с собой, не тыкали пальцем и не читали нотации. Пусть он не считал это чем-то важным для себя лично, но чувствовал, что непостижимым образом меняется мир вокруг, меняются люди — и вместе с ними незаметно для себя, меняется он сам.

Парк, где располагалась старая детская площадка, обветшал, как и все остальное в Коукворте ⁽¹⁰⁾. Качели и скамейки уже давно стояли сломанными, и их никто не собирался чинить; сквозь растрескавшийся, покрытый пылью асфальт пробивалась сорная трава и кустарники. Северус не был здесь уже более двадцати лет — с тех пор, как окончил Хогвартс и принял Метку, тем самым навсегда перечеркнув для себя возможность вернуть былую дружбу с Лили. Но придя сюда теперь, не почувствовал больше ни отголосков прежней радости, ни раздирающей на части душу боли, будто его воспоминания и связанные с ними эмоции и впрямь померкли, обветшали вместе с теми местами, к которым были привязаны прежде.

Тучи, собиравшиеся еще с раннего утра, наконец-то разразились дождем, по-летнему стремительным, быстрым, и Северус впервые поймал себя на том, что просто глупо (или, в его случае, безумно) улыбается. Словно вместе с этим дождем он смывал и отпускал свое прошлое или хотя бы его часть. И, впрямь, не сошелся свет клином ни на смерти Лили, ни на мальчишке Поттере, ни на Темном Лорде. Что мешает ему уехать в другую страну и начать жизнь там с чистого листа? По меркам волшебников, он еще молод, имя можно сменить, язык — выучить, репутацию и деньги — заработать заново. При его-то знаниях и способностях…

Неприятное покалывание в левой руке стремительно вернуло мужчину в реальность. Может быть, он и начал постепенно отпускать свое прошлое, вот только прошлое не хотело его отпускать так просто, и Темная метка красноречиво напоминала об этом. Его жизнь уже давно не принадлежала ему, и пока он не отдаст старые долги и не исполнит клятвы, он не станет свободным вновь.

Оставшийся день прошел без происшествий. Темный Лорд так и не вызвал к себе зельевара — метка напоминала лишь о клятве, которую тот мысленно пытался нарушить. Не заявлялся ни Дамблдор, ни Люциус, ни кто-либо еще из его окружения. Северус с неприязнью вспоминал, как год назад к нему заявилась отчаявшаяся Нарцисса, супруга Люциуса Малфоя, и практически вытребовала Непреложный Обет, чтобы он защитил ее сына Драко в Хогвартсе, скрепленный сопровождавшей ее сумасшедшей сестрицей и преданнейшей сторонницей Темного Лорда Беллатрикс Лестранж.

После фиаско в Министерстве магии прошлым летом, когда не удалось заполучить ни живого Поттера, ни пророчество, Люциус Малфой, руководивший операцией, равно как и вся его семья, подверглись немилости со стороны Темного Лорда. Ходили слухи, что Люциусу, который находился тогда под следствием, грозил Азкабан, а юному Драко Малфою собирались дать очень сложное и опасное, едва ли выполнимое задание — отработать, так сказать, за провал отца. И Темный Лорд сам периодически напоминал об этом, тем самым подтверждая слухи.

Драко, который должен был, на правах наследника рода, вместо отца ходить на собрания Пожирателей Смерти, возвращался оттуда еле живым, и, естественно, Северусу Снейпу, как бывшему протеже его отца, приходилось потом отпаивать юношу всевозможными успокоительными и восстанавливающими настойками. Возможно, подобная слабохарактерность, неспособность сознательно убить, причинить по-настоящему сильную боль (стычки с Поттером и его друзьями в Хогвартсе не в счет) и спасла тогда Драко от Метки, по крайней мере, на время. А через несколько месяцев Люциус получил, наконец, оправдание, в очередной раз избежав Азкабана (для чего ему пришлось задействовать все свои связи в Министерстве и изрядно опустошить сейфы в “Гринготтсе”), и жизнь для семейства Малфоев вновь вернулась в прежнее русло — насколько это было вообще возможно.

Иными словами, ничего больше в течение дня не предвещало каких-либо неприятностей и неожиданностей, так что Северус Снейп весьма удивился, когда к нему в дверь постучали, причем стучали долго. Мерлин! Ну кого там все-таки принесло?! Кинув на варящееся зелье чары Стазиса, мужчина поднялся в гостиную и открыл дверь. На пороге, обхватив колени, сидела Анна Лапина и, казалось, дремала..

- Вы?!.. — сказал он с презрением, ясно давая понять, что не намерен иметь с ней дело.

И встал так, чтобы в дом нельзя было пройти, минуя его. В конце концов, это уже ее проблемы, что она снова заявилась к нему под вечер, зная уже, что представляет собой этот район. И не она ли обещала не далее, как вчера вечером, что ему более не придется иметь с ней дело и терпеть ее присутствие?

Девчонка обернулась на звук и неуклюже поднялась на ноги.

- Вы обещали сегодня утром уехать и больше не появляться здесь! — сразу же поспешил напомнить незваной гостье зельевар не терпящим возражений тоном.

Лапина тряхнула головой

- А вы скажите, мистер Снейп… — заговорила она без всяких предисловий, нагло посмотрев на хозяина дома снизу вверх, — у вас, магов, путешествия во времени действительно бывают?

Услышанный вопрос оказался столь неожиданным для Северуса Снейпа, что он невольно отступил назад, чем тут же воспользовалась нахальная девчонка, без приглашения проскочив в гостиную, и бросила на стол маггловскую газету “Times” с обведенной датой выпуска: 30-е июня 1997-го года. Сегодняшний выпуск: в магическом мире шел точно такой же по счету день. Или девчонка хочет сказать, что она… прибыла не только из другой страны, но и из другого времени?! Впрочем, даже если это и так, его ли, Северуса Снейпа, это проблемы?

1) Морбиханские степи в Аркануме: https://disk.yandex.ru/i/G_C9Arnr9t1c_w, https://disk.yandex.ru/i/tJMzrSpY_OI5sQ

Морбиханские равнины образовались на месте огромных когда-то Морбиханских лесов на востоке континента вследствие массовой вырубки последних: такова была цена технического прогресса.

Вернуться к тексту

2) Заброшенные фабрики Коукворта: https://disk.yandex.ru/i/U71vtsRCxQAXbQ

Вернуться к тексту

3) Северус Снейп варит зелье:

Вернуться к тексту

4) (лат.) "Видения Тьмы", яд, поражающий нервную систему, заставляющий жертву видеть самые ужасные воспоминания в жизни; со временем, при достаточно продолжительном действии яда возникают ложные видения, которые заставляют человека сходить с ума. Эффект его воздействия таков, как если бы на человека, находящегося под пыточным заклятием, натравили дементора. Разработкой этого яда Снейп занимается по заказу Темного Лорда и параллельно составляет противоядие.

Вернуться к тексту

5) Комната, в которой обнаружила себя Лапина вскоре после пробуждения:

Вернуться к тексту

6) Вид из окна комнаты на окраины Коукворта:

Вернуться к тексту

7) Северус Снейп собственной персоной: https://disk.yandex.ru/i/YCcPLI8f53BYtw

Галка: https://disk.yandex.ru/i/yP8kU2An8iaSag, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b1/Coloeus_monedula_-Ham_Common%2C_London_Borough_of_Richmond_upon_Thames%2C_England-8.jpg

Серая ворона: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b8/Nebelkr%C3%A4he_Corvus_cornix.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/d7/Corvus_cornix_-perching-8.jpg

Черная ворона: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/a/a6/Corvus_corone_Rabenkrähe_1.jpg

Вернуться к тексту

8) (нем.) Где твоя подруга?.. Мы опаздываем из-за нее!

Вернуться к тексту

9) Игра слов: "Late" по-английски "поздний", "Latent" (от лат. "Latens") — "скрытый", "невидимый", "не имеющий проявлений", "неизвестный".

Вернуться к тексту

10) Заброшенный парк и детская площадка в Коукворте, которая так много значили для Северуса прежде:

Вернуться к тексту

- Вы скажите, мистер Снейп… у вас, магов, путешествия во времени действительно бывают? — на полном серьезе спросила Анна Лапина и положила на стол сегодняшний выпуск “Times”.

* * *

Начало этого дня не предвещало для бывшей выпускницы химфака никаких неприятностей — как и та злополучная поездка в Кентербери поначалу. Девушка села на поезд и вскорости задремала под мерный стук колес. Электричка была не самая быстрая и останавливалась едва ли не в каждом более-менее крупном поселке, через которые проходила железная дорога “Манчестер — Лондон”. Но так и Анна Лапина была не в том положении, чтобы выбирать — можно сказать, ей сильно повезло, что через Коукворт, этот уже давно загибающийся городишко, в котором и работы толком не было, в принципе проходила сеть регулярного транспортного сообщения. Параллельно девушка подумала о том, как же далеко ее закинуло при телепортации: Кентербери располагался на юго-востоке Англии, сравнительно недалеко от побережья, тогда как Коукворт, если верить старой выцветшей карте, что висела в зале ожидания, находился в графстве Манчестер на северо-западе: севернее только шотландский Лидс.

Неладное Анна почувствовала лишь по прибытии в Лондон. Все было вроде бы знакомым — насколько она так могла вообще сказать о Лондоне, в котором до этого пробыла лишь пять рабочих дней — но каким-то другим, чужим. И вряд ли в этом была виновата исключительно пасмурная погода и накрапывающий дождь.

Спустилась в метро — по висевшей в вестибюле схеме легко удалось проложить нужный маршрут. И снова обратила внимание, что схема выглядела как-то странновато, не так, как девушка ожидала увидеть, хотя все нужные станции и ветки были вроде бы на месте. Продолжились странности и дальше, когда девушка села в вагон: ни планшетов, ни смартфонов, ни тонких ноутбуков на коленях. Молодежь слушала музыку в наушниках, листала комиксы; некоторые сидели, уткнувшись в учебники — была как раз пора вступительных экзаменов в ВУЗы. Люди посолиднее читали книги или газеты, но таких было немного, и большинство с откровенным любопытством, а кто и с неприязнью, разглядывали Анну Лапину. Девушке становилось не по себе от подобных взглядов, так что оставалось лишь мечтать о том, чтобы поскорее доехать до нужной станции.

В самом деле, почему на нее так странно косятся? Да, она в мантии, той самой, но лишь для того, чтобы прикрыть тот позор, который остался от ее костюма после столкновения с магами-террористами. Да и западное общество, после всех этих эмо, панков, готов, трансвеститов и прочих, по идее, должно быть более… хм… толерантным ко всяким нетипичным личностям.

Однако все имеет свойство заканчиваться рано или поздно, и Лапина с облегчением вышла из вагона, как только объявили нужную остановку. Идти отсюда до “Fine Chemicals” было совсем недалеко, вот только как Анна ни крутила головой, так и не смогла увидеть знакомый стеклобетонный фасад. Да что такое?! Для верности девушка достала карту, чтобы убедиться, что она в нужном квадрате, обошла другие выходы из метро — вдруг перепутала. Наконец, прошла на квартал дальше по нужной улице, чтобы вновь убедиться в отсутствии искомого здания.

Происходящее казалось все более нереальным, напоминающим, скорее, сюжет какой-нибудь фантастической книжки или фильма, где герой никак не мог вернуться домой, не мог выйти из заколдованного города или дома, а то и вовсе возвращался в одно и то же место. В книгах и кино такое происходило обычно потому, что по собственной невнимательности этот “герой” заходил в оказавшийся на пути колдовской проход, а там дальше развлекались уже местные высшие силы, не торопясь выпускать незадачливого искателя приключений из своих сетей, наблюдая за его борьбой, отчаянием, сломом… Или, как вариант, чтобы вернуться домой, герой должен был выполнить какую-нибудь миссию: победить могущественного и, естественно, злого волшебника, убить огромного и страшного монстра или даже разгадать загадку — то, что по какой-то причине не мог сделать вместо него никто из местных.

В какой-то момент Анне показалось, что окружавший ее город начал раскачиваться у нее перед глазами подобно большому кораблю, застигнутому штормом. Неожиданно сделался плотным воздух вокруг, исчезло притяжение. Звуки померкли и доносились, как сквозь вату. У нее галлюцинации? Бред? И на самом деле она лежит сейчас в какой-нибудь больнице, накачанная лекарствами и обколотая трубками, а ее… душа? сознание? бродит по Лондону, населенному ее же собственными кошмарами?

Кое-как дошла до скамейки и, тяжело опустившись на сидение, принялась глубоко дышать. Сознание постепенно прояснялось, исчезло мельтешение перед глазами, вернулись звуки. Медленно повернула голову, с опаской оглядываясь по сторонам. Что это вообще было только что?

Рассказы Лавкрафта Анна не читала, но была наслышана о них. Города-призраки, старые, заброшенные дома, содержащие в себе страшные тайны, которые никогда не должны быть вскрыты. Герои, сходящие с ума сами по себе или под воздействием неких сверхъестественных сил, становящиеся со временем опасными и для окружающих, и для самих себя. Искаженные, пугающие, сюрреалистичные миры… наподобие того, что привиделся ей пару минут назад. Попасть в один из них девушке совсем не хотелось, но… в свете уже достоверного существования магии и даже целых, скрытых от простых людей магических сообществ… вероятность подобного отнюдь не стремилась к нулю.

Когда же Анна полностью пришла в себя, то обнаружила, что находилась в небольшом парке, соединяющем две параллельные улицы. Проверила по карте — действительно есть, только раньше она до него просто не доходила, ибо здание “Fine Chemicals” находилось гораздо ближе к метро. “Fine Chemicals”, которой здесь почему-то нет…

На пересечении двух аллей располагался газетный киоск. “То, что надо!” — подумала про себя девушка, направив к нему свои стопы. Купила свежий выпуск “Times” (ибо названия других британских газет просто не приходили ей на ум) и вновь устроилась на ранее облюбованной скамейке. Однако фотографии и заголовки первых же страниц повергли Лапину в настолько глубокое недоумение, что она уже и думать забыла о том, чтобы найти какую-либо информацию о крушении того злополучного поезда и последовавших жертвах, чтобы узнать в какой больнице может находиться Маша и навестить ее, раз уж рабочий день все равно не задался…

Билл Клинтон, Борис Ельцин, Жак Ширак… все эти люди были президентами в своих странах более десяти лет назад, а принцесса Диана и вовсе погибла в автокатастрофе в 1997-м году! Девушка принялась пробегать глазами текст, стараясь выцепить хоть какую-то информацию о важных событиях и датах — почему об этих людях решили вспомнить именно сегодня — пока не наткнулась на строчку в самом верху страницы, рядом с номером выпуска. 30-е июня 1997-го года…

Анна вновь почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и мир начинает кружиться перед глазами? 1997-й год?! Спокойствие, только спокойствие… — мысленно внушала она себе, постепенно выравнивая дыхание. Она купила газету, и не какую-нибудь, а “Times”, так что это никак не может быть розыгрышем, чьей-то дурной шуткой. Она с самого начала, как только прибыла в Лондон, видела, что здесь что-то не так, иначе: нет плазменных рекламных панелей; молодежь не сидит, поголовно уткнувшись в смартфоны и планшеты; меньше машин, и почти все они старых, угловатых моделей. Наконец, большинство женщин, особенно молодых, ходили в джинсах — в противовес более элегантной и разнообразной моде начала 2010-х годов с ее многочисленными отсылками к ретро. И теперь Анна Лапина получила всему этому объяснение.

Ладно, с одним вопросом разобрались: она просто попала в другое время, а не в одну из страшилок. Еще в своей прошлой жизни — там, в будущем, девушка увлекалась литературой и фильмами о попаданцах, в том числе о путешественниках во времени. Ей нравилось сопереживать героям, следить за тем, как они приспосабливались к новым обстоятельствам, преодолевали препятствия, изучали окружающий мир, постепенно становясь все опытнее и сильнее — и рассуждать параллельно: а смогла бы так она? а как бы она поступила на месте главного героя? Но никогда всерьез она не помышляла о том, чтобы оказаться на месте этого главного героя или героини — потому что, чем больше она узнавала об описываемой эпохе, тем лучше понимала: она не выживет.

Наверное, стоило быть благодарной за то, что попала она в 1997-й год — совсем недавнее прошлое, времена своего детства, где подавляющее большинство вещей ей более-менее знакомы — а не, например, в 1897-й или раньше, где ее могли бы арестовать или посадить в психушку за один только внешний вид. И не в годы войны, когда любой чужак считался потенциальным иностранным шпионом со всеми вытекающими. Однако сам факт того, что она переместилась во времени, тянул за собой для Анны Лапиной ворох новых проблем. Ибо даже в 1997-м году со своими документами она не сможет ни поселиться в нормальной гостинице, ни пересечь границу, ни устроиться на нормальную работу, а денег не хватит надолго даже при очень сильной экономии, и за ней не прилетит знаменитый Док Браун на своем “ДеЛориане”, чтобы вернуть ее “назад в будущее”.

Опять же, пока она найдет способ вернуться обратно (если этот способ вообще существует), пройдет немало времени, и в течение этого времени ей надо где-то жить, чем-то питаться. Это Марти МакФлаю повезло, что в прошлом Док жил в том же городе, и парень смог поселиться у него. При этом Марти пробыл в прошлом совсем недолго — не больше нескольких дней: ему не пришлось устраиваться на работу или учебу, где непременно бы потребовали удостоверение личности. Ему удалось избежать проблем с полицией, несмотря на столкновения с Бифом и его бандой. Но, самое главное, у Марти уже была при себе готовая машина времени, которая нуждалась лишь в небольшой починке. Марти знал, кто сможет починить эту машину, и знал, что к 1955-му году, куда он попал, Док Браун уже придумал концепцию потокового накопителя. Марти заранее знал условия, при которых срабатывало перемещение во времени — потому что Док, собрав, наконец, свою машину в 1985-м, сам ему подробно об этом рассказал — и далее оставалось лишь дождаться подходящей грозы, время которой тоже было известно заранее.

Для Анны Лапиной же вопрос: а что делать? — по-прежнему оставался открытым. Все люди, которых она знала и к кому могла бы обратиться за помощью, находились сейчас в России или, по крайней мере, не в Англии, и даже если она воспользуется телепортацией, чтобы не иметь проблем со всякими государственными ведомствами… во-первых, с очень большой вероятностью, что ее в очередной раз может выкинуть куда-нибудь не туда; а во-вторых, ее снова могут поймать местные маги, которые, в отличие от Снейпа, уже не отпустят по-хорошему. Наконец, в-третьих, встреча с людьми, которые были знакомы уже со взрослой Анной Лапиной в прошлом-будущем, могла бы привести к самым непредсказуемым последствиям, о чем предупреждал, кстати, тот же Док Браун в “Назад в будущее” — что не мешало, впрочем, героям трилогии по собственной воле или вынужденно играться со временем, меняя будущее в ту или иную сторону.

Анна попыталась припомнить, как выкручивались так попаданцы в прочитанных ею книгах — и неожиданно для себя самой была вынуждена признать, что весь известный ей попаданческий опыт по большей части для нее бесполезен. Если брать попаданцев в альтернативное средневековье, XIX, XX века и магические миры, которые в книгах были всегда открытые, без всякого Статута, то при таком раскладе главные герои почти всегда попадали или в тело одного из местных жителей, который до этого неудачно упал и ударился головой, чем-нибудь отравился или тяжело заболел, или в свое собственное детство. При этом герой сохранял все накопленные знания и опыт из прежней жизни и, если автор расщедрится, получал память прежнего хозяина тела. А если память покидала тело реципиента вместе с его душой, то герой всегда мог изобразить амнезию, вызванную ударом головой или тяжелой и долгой болезнью. Разумеется, это порождало свои проблемы с адаптацией в новом мире — вокруг чего обычно и строился сюжет в попаданческой литературе — но полностью исключало проблемы с легализацией в местном сообществе.

Иногда героя целенаправленного призывали для какой-либо миссии, насильно перемещая в другой мир. А если герой попадал в “дивный новый мир”, только находящийся в процессе заселения и освоения, где главная задача — выжить, то проблем с объяснением “кто я и откуда”, не возникало вовсе — особенно если вокруг были другие такие же попаданцы ⁽¹⁾. Или же, по тем или иным причинам, у героя появлялось время прийти в себя, осмотреться, набраться опыта и придумать подходящую легенду, а затем удачно проявить себя в каком-либо деле, тем самым заслужив признание и одобрение местного сообщества, которое восхваляло теперь подвиги новичка, его настоящее — и уже не особенно интересовалось прошлым ⁽²⁾.

А еще попаданцам всегда везло. Нет, Анна понимала, что ей тоже очень сильно повезло, причем не один раз: и от психованных магов-террористов сбежала, и не в самое плохое время попала, но… если главный герой-попаданец был мужчина, то, даже близко не будучи гением подобно Перельману, Ландау или Эйнштейну, чуть ли не тыкая пальцем в небо, разгадывал самые хитроумные комбинации и заручался поддержкой власть имущих, а также ловко обманывал или побеждал могущественные кланы, корпорации и даже божеств. В лучшем случае такой герой, вдоволь наприключавшись и отвоевав себе тепленькое местечко под солнцем, уходил на покой за компанию с обретенной в процессе женой — естественно, умницей-красавицей, понимающей, доброй и всякое такое. В худшем же превращался в откровенного Марти-Стю: даже если такой герой решал задачи себе под стать, в масштабе вселенной, сопереживать ему уже не получалось и следить за дальнейшими приключениями было неинтересно. И лишь в очень редких случаях герой понимал свои ограничения, сомневался, ошибался — пусть не фатально, но весьма существенно — и был вынужден разгребать последствия своих же ошибок, по возможности пытаясь их обратить себе на пользу.

Если же главная героиня-попаданка — женщина, то в новом мире она непременно оказывалась знатной дамой — по очень простой причине: новый мир, чтобы героине не было легко, обязательно был патриархальный, а, значит, только у аристократок были хоть какие-то права и возможности. Главная героиня изначально не была против брака и потому или обязательно выходила замуж по ходу произведения, или была замужем с самого начала. Муж ей доставался при этом обязательно заботливый, понимающий, добрый и всячески поддерживающий, а если вдруг оказывался самодуром и тираном, то по воле автора большую часть книги или болтался где-нибудь на периферии, давая тем самым своей главной героине-попаданке-жене возможность адаптироваться и развернуться, или главная героиня очень быстро становилась молодой вдовой.

Еще главная героиня из XXI века нередко много и долго высокоморально рассуждала о важности семейных ценностей и правильного воспитания детей, но, оказавшись в роли аристократки Средневековья или Нового времени, без лишних сомнений и внутренних терзаний пользовалась всеми преимуществами своего положения, передавая детей на попечение нянек, слуг и наемных учителей, а сама в это время занималась намного более важными делами. Да, обязательно главная героиня налаживала бизнес, завязанный на моду, рукоделие, кулинарные рецепты и производство ювелирных украшений — и тут же снова пафосно рассуждала о важности обучению девочек традиционным женским занятиям, как то разные виды рукоделия и готовки, или достоинствах всеобъемлющего советского образования: мол, с такими умениями нигде и никогда не пропадешь.

Естественно, знания и умения именно главной героини-попаданки оказывались востребованы в новом мире в описываемую эпоху, ее продукция непременно пользовалась спросом у купцов и знати, а ее начинания и идеи пользовались всесторонней поддержкой: если не мужа, так отца, знатных соседей, короля и церкви — и никто из имеющих над ней власть не пытался ее бизнес запретить или забрать себе. Никто из ближайшего окружения не видел в занятиях, поведении и образе жизни главной героини происков скверны — даже если она внезапно “изменилась за лето”: ведь аристократки, как известно, могут и не так чудить. А обязательные по закону жанра враги и завистники устранялись сами собой по собственной же глупости.

Если же говорить о героинях-простолюдинках, то такая в лучшем случае могла бы просто выжить, но читать про похожие друг на друга трудные будни обычной крестьянки или служанки было бы никому не интересно. Разве что купчиха или ремесленница могла бы как-нибудь развернуться — и тогда развитие сюжета шло примерно по тому же сценарию, что и для аристократки-бизнес-леди. И очень редко в каком произведении главная героиня — неважно, купчиха или дворянка, стоило ей немного развернуться и получить прибыль, все теряла — потому что королям, владетельным герцогам и прочим власть имущим, как известно, не отказывают. Или когда главную героиню изобличали в том, что она не та, за кого себя выдавала — и тогда из всех предложенных вариантов она почитала за лучшее удалиться в монастырь, с сестрами которого по сюжету уже успела познакомиться ранее. Ибо, принимая постриг и новое имя, человек метафизически умирает для мира и рождается заново — уже в новом качестве ⁽³⁾.

Наконец, совсем неправдоподобным выглядел сюжет, когда обыкновенная деваха, не самая образованная и культурная, попав в новый мир, начинала всем налево и направо хамить, дерзить и грубить — а все вокруг ею только восхищались. Женщины искали с нею дружбы, мужчины — любви, а в конце главной героине обязательно доставался самый настоящий и самый распрекрасный принц, нередко эльф или дракон по совместительству.

О попаданцах же и, особенно, про попаданках-химиках, инженерах, математиках, архитекторах, строителях, аптекарях, художниках, филологах — которые реализовывались бы в новом мире именно по своей основной или смежной специальности, не пользуясь при этом очевидной поддержкой местных власть имущих, книжек почему-то никто не писал. Да и что она, Анна Лапина, умела еще, кроме химии? К рукоделию, на котором поднимались едва ли не все попаданки в прочитанных книгах, ее душа не лежала нисколько: в школе на уроках труда девушка научилась вышивать крестиком и плохонько шить, а дома на досуге бабушка пыталась научить внучку вязать — но по своей воле Аня Лапина не бралась никогда ни за спицы, ни за пяльцы с иглой.

С другой стороны, девушка умела немного рисовать и даже окончила с отличием детскую художественную школу в родной Н-ске. С мэтрами живописи вроде Репина, Шишкина, Сурикова, Маковского, Саврасова, Поленова, Левитана или Куинджи ее мазня и каракули не могли и близко не сравниться (особенно если учесть, что у нее давно не было нормальной практики), но и назвать полным ужасом свои рисунки Анна все же не могла бы: если не писать картины на собственный сюжет, то, вероятно, она могла бы стать художником-иллюстратором или создавать концепт-арты. А еще в ранней юности Аня Лапина любила сочинять рассказы и делать к ним зарисовки: если частично переработать сюжет — чем она занималась на досуге в студенческие и аспирантские годы, записывая те самые истории — то, теоретически, могло бы получиться что-нибудь годное. Но для нее, Анны Лапиной, такой способ заработка станет возможным лишь десятью годами позже, как минимум — уже в то время, когда в своей прошлой жизни она окончила университет и училась в аспирантуре, а интернет стал намного более развитым и доступным. Когда автор за небольшую мзду мог разместить свои работы на специальном сайте — и на просторах всемирной паутины непременно нашлись бы люди, которым представленное творчество пришлось бы по вкусу.

Здесь же и сейчас, она, как автор, целиком и полностью зависела бы от издательств: их требований к содержанию и сюжету и представлений о том, что будет лучше продаваться. Анна честно отдавала себе отчет: она не обладала ни деловой хваткой, ни умением приспосабливаться, ни пробивным характером, чтобы упрашивать, настаивать и убеждать самых разных людей в том, что в ее работу стоит вложиться, что эта самая работа непременно принесет доход. Она не была даже уверена, что при своем характере — замкнутом, вдумчивом, мечтательном и созерцательном — она смогла бы самостоятельно выжить в те же 90-е годы, если бы не переместилась в них из будущего в результате криво сработавшего заклинания, а вошла бы с естественным течением времени — как, например, люди из поколения ее матери или шефа. И там, где другие крутились бы, как белки в колесе, мотаясь в Турцию и Польшу и потом сбывая привезенное оттуда барахло на толкучке, или ходили бы по квартирам, настойчиво предлагая жильцам подчас не слишком нужные товары от разных сетевых фирм, Анна Лапина просто сложила бы лапки и плыла по течению подобно героям анекдотов про бывших отличников-неудачников, продолжавших работать в захиревающих НИИ вместо того, чтобы, как все умные люди, делать деньги.

Но в том-то и дело, что в этом времени и в этом мире она оказалась отнюдь не естественным образом, а, значит, не могла существовать легально как взрослая дееспособная личность и, тем более, как специалист. В выпавших ей обстоятельствах она не то что научным сотрудником — даже уборщицей или официанткой не смогла бы устроиться легально, а о работниках-нелегалах, которые уезжали за границу, видя горы золота и зеленых бумажек в своих мечтах, Анна Лапина была наслышана еще раньше — в том числе из первых уст, от некоторых маминых знакомых.

Уезжали такие люди обычно по туристической визе, а не рабочей, которая не только стоила намного дороже, но и которую было намного сложнее получить. Соответственно, оказавшись на месте, устраивались на работу нелегально теми же уборщицами, нянями, швеями и так далее — и все для того, чтобы работать, не зная отдыха и не разгибая спины, жить в ужасных условиях и получать за это сущие гроши. Потому что права нелегального работника не защищает ни закон, ни какая-либо профсоюзная организация, и, как следствие, такой работник оказывается целиком и полностью во власти работодателя. Мало того, устраиваясь на работу незаконно, человек тем самым преступает закон, пусть это не грабеж и не убийство или другие вещи, которые в обывательском сознании ассоциируются с преступлениями — и, как следствие, сам дает работодателю в руки крючок, за который всегда можно дергать.

Возвращались домой такие искатели “легких денег” в лучшем случае ни с чем — максимум, прикупив немного шмоток и сувениров себе и родственникам-друзьям на подарки. В худшем — заработав тяжелую болезнь или побывав “в гостях” у местных органов правопорядка со всеми вытекающими: огромным штрафом, отработкой наказания и последующей депортацией. А для молодых женщин существовал еще немалый риск быть насильно вовлеченными в проституцию. И даже если просто рисовать на улице портреты за деньги или продавать уже готовые работы, оставалась вероятность попасть в поле зрения местной полиции — например, по причине отсутствия нужного разрешения и неуплаты налогов с выручки.

Да, существовали социальные центры, которые помогали нуждающимся: предоставляли пищу, кров и одежду; сводили со специалистами, которые восстанавливали документы и защищали права в имущественных и семейных спорах. Но это было лишь временное решение проблем, возможность переждать неблагоприятные обстоятельства в безопасном укрытии; ей же, Анне Лапиной, незадачливой путешественнице во времени, возвращаться некуда: Россия 1990-х для нее ничем не лучше Англии тех же 1990-х.

Она не имела никаких идей о том, что и как следовало бы соврать, чтобы ее история звучала убедительно, не вызвала подозрений и прошла все проверки органов безопасности и миграционных служб. “Правда” же, как с большей вероятностью предполагала бывшая выпускница химфака, не закончилась бы для нее ничем хорошим: или ее сочли бы невменяемой, перечитавшей фантастики и вообразившей себя героиней одной из книг о путешественниках во времени, и, соответственно, поместили бы в психушку; или… заинтересовались бы и отправили в специальную лабораторию — и отнюдь не в качестве сотрудника.

Подделать документы с помощью магии? Во-первых, из магии Анна Лапина умела пока совсем немногое, и колдовской “фотошоп” отнюдь не входил в число навыков, освоенных ею хотя бы на начальном этапе. И даже если без магии — в зарубежных криминальных комедиях и драмах девушка не раз видела конторы, которые оказывали услуги по подделке различных документов, изготавливая на нужное имя паспорта, рекомендации и дипломы. Однако такие конторы нужно было еще попробовать найти, да и не факт, что Анне Лапиной их услуги пришлись бы по карману.

Во-вторых же и в-главных, сам факт подделки обнаружили бы так или иначе — просто не так быстро, как в ее родном 2011-м году. Постоянно же перебираться с места на место, меняя внешность и документы, девушка отнюдь не считала для себя выходом — потому что после пары-тройки таких раз проверки стали бы более тщательными и строгими и, соответственно, существенно повысился бы риск попасться в руки органов правопорядка. Наконец, в-третьих, всегда оставалась вероятность столкнуться с магами, которые, подобно Снейпу, жили бы среди обычных людей и, соответственно, всякие магические же штучки, тем более выполненные на уровне самоучки-дилетанта, распознали бы на раз-два.

Может быть, ей повезет, и она таким же неведомым волшебным образом внезапно перенесется назад, в свое время? Но даже в таком случае, рассудила про себя Анна Лапина, слишком многое будет зависеть от того, перенесется ли она обратно именно в 1-е июля 2011-го года, откуда так неудачно исчезла, или хотя бы на следующий день. Ибо в противном случае к ней закономерно возникнут далеко не самые удобные и приятные вопросы — прежде всего, где она пропадала год/месяц/неделю и откуда теперь взялась — на которые у нее, скорее всего, не будет ответа, который не вызвал бы новые подозрения и никак бы ее не подставил.

Так, продолжая сидеть на скамейке в том же маленьком парке, девушка все больше впадала в отчаяние; ей казалось, теперь она обречена на постоянную борьбу с обстоятельствами — просто ради того, чтобы выжить — и без каких-либо перспектив, кроме одной: рано или поздно скатиться на дно и уже не выбраться. Анна обхватила себя руками, пытаясь согреться после внезапно накатившего на нее озноба. Неужели ее нынешняя жизнь — вот такая — своеобразное наказание за то, что она не смирилась и сделала все, чтобы не погибнуть от рук тех сумасшедших магов-террористов, напавших на поезд? Или за то, что не всем в своей прежней жизни она была довольна, не благодарила за то, что у нее было, да еще и тяготилась — например, своими немногочисленными обязанностями дочери и внучки?

С другой стороны… с другой стороны... неужели она выжила только для того, чтобы вот так просто сломаться при первых же трудностях? А ведь люди выбирались и из куда более сложных передряг. Легко сказать: никогда не сдаваться — но Анна откуда-то знала: стоит только опустить голову и сложить руки, заранее признать все свои усилия заведомо бесполезными, придет конец.

Встала со скамейки, поправив на себе мантию, взяла рюкзак. Из-за мантии в том числе Снейп принял ее принял ее за полноценную магичку, учившуюся в магической же школе. Маги соблюдают статут о секретности, причем скрываются настолько успешно, что подавляющее большинство населения просто перестало верить в их существование. И она, Анна Лапина, тоже маг. Так, может, это и есть выход?

Да, она слишком немногое пока умела и совсем ничего не знала о возможностях и ограничениях магии, равно как и об устройстве всего магического сообщества в целом — но ведь можно же научиться: если есть магические школы, то наверняка есть и магазины, где продают книги по самым разным магическим наукам. Опять же, ее перемещение во времени носило явно магический характер, и об этом тоже следовало узнать подробнее. Да, единственным ее знакомым волшебником, у которого можно было бы получить хоть какую-то информацию, по-прежнему оставался Северус Снейп — желчный и мрачный тип, который склонен сходу обвинять и бросаться мозговзрывными заклятиями. Самой же Анне Лапиной не больше хотелось бы иметь с ним дело, и в иных обстоятельствах она предпочла бы справляться сама, но не навязываться постороннему человеку — однако здесь и сейчас это была та соломинка, за которую ухватился бы утопающий.

Так, рассудив для себя, Анна Лапина отправилась обратно на вокзал, по пути заскочив в книжный магазин, чтобы купить пару научно-популярных книжек по квантовой механике и теории относительности — будет, что почитать в дороге. Магия магией, но, полагала девушка, возможно, для происшедшего с ней может найтись и научное объяснение.

* * *

За окном менялись сельские пейзажи, станции и полустанки. По вагону то и дело сновали пассажиры: выходили одни, заходили другие, переходили из вагона в вагон третьи — Анна Лапина, словно погруженная в невидимый кокон, где не существовало никого, кроме не нее одной, не обращала внимания на творящуюся вокруг суету, вместо этого размышляя о прочитанном.

Итак, общая теория относительности гипотетически допускала возможность перемещения во времени через так называемые “кротовые норы”. Для того чтобы переход по “кротовой норе” стал возможен, она должна быть заполнена особой материей с отрицательной плотностью энергии, создающей сильное гравитационное отталкивание и препятствующей, таким образом, схлопыванию норы. В противном случае, как следовало из уравнений Эйнштейна, путешественник не сможет пройти “нору” до конца, прежде чем она схлопнется. Кроме того, один из входов в “нору” должен перемещаться относительно другого или же находиться в сильном гравитационном поле, где течение времени замедляется. Иными словами, с научной точки зрения существовала гипотетическая возможность путешествия именно в будущее — но никак не в прошлое.

Существование особой гравитационной материи считалось доказанным в науке. Однако фундаментальная наука зачастую лишь предсказывает, предвосхищает явление или процесс, реальное открытие которого происходит значительно позже. И даже если особую материю уже удалось открыть или создать искусственно, — продолжала рассуждать Лапина, — то это наверняка какая-нибудь секретная военная или космическая лаборатория, куда нет входа простым смертным.

С другой стороны, магию тоже можно рассматривать как отдельный вид энергии, а, значит, с ее помощью можно создать ту самую “экзотическую материю” или же сгенерировать необходимое энергетическое поле. Получится или нет, время покажет — пока что у нее просто не было необходимых знаний даже для того, чтобы лучше понимать природу магии и ее возможности. Зато эти самые знания могли быть у Снейпа — или, как минимум, он мог указать направление, где их можно было бы найти. А, значит, кивнула сама себе Лапина, она находится на верном пути, и поездка обратно в Коукворт к Снейпу — это уже не жест отчаяния, но логически проистекающая необходимость, и, пусть не сразу, позже ей надо будет познакомиться с другими магами, чтобы решить, как действовать дальше.

* * *

Отыскать дорогу в Тупик Прядильщиков среди казавшегося огромным лабиринта бывших рабочих кварталов, окружавших заброшенный завод ⁽⁴⁾, стоило Анне Лапиной некоторых трудов — до некоторой степени это можно быстро сравнить с квестами в подземельях-лабиринтах из компьютерных игр и позволяло заодно сосредоточиться на чем-то еще, кроме мрачных мыслей о своем сомнительном будущем. Как помнила Лапина, дом Снейпа располагался в самом конце улицы недалеко от реки, служившей естественной границей между убогими и нищими промышленными районами и некогда более благополучной частью города.

Река, протекавшая в широком неглубоком овраге с пологими берегами, несколько раз прихотливо изгибалась, и, чтобы попасть с набережной, вероятно, не знавшей порядка и ремонта даже в лучшие годы ⁽⁵⁾, в самый конец Тупика Прядильщиков, нужно было пересечь не меньше трех параллельных улиц, сокращая путь через проходы между домами и каждый раз рискуя свернуть не туда. Или, дойдя до конца набережной, сойти на превращенный в свалку пустырь ⁽⁶⁾ и дальше, рискуя при каждом неосторожном движении скатиться по склону в овраг и что-нибудь себе сломать, добираться уже задворками.

О последнем пути девушка только догадывалась, исходя из собственных наблюдений: того, что видела из окна в доме Снейпа накануне вечером и затем нынешним утром по дороге на вокзал — и совсем не была уверена, что идти через пустырь было бы короче и, самое главное, надежнее. Прежде всего, потому, что существовала довольно большая вероятность наткнуться в конце на слишком высокую для нее глухую кирпичную стену, какими в рабочих кварталах Коукворта не только окружали крохотные задние дворы, но и закладывали проходы между домами. А потому, ступая в мрачный кирпичный лабиринт, бывшей выпускнице химфака и незадачливой путешественнице во времени оставалось полагаться лишь на собственную память и здравый смысл.

Итак, что она знала? Тупик Прядильщиков начинался у завода где-то в центре — его кирпичная труба, точно исполин, возвышалась над рабочими кварталами и была видна отовсюду — и тянулся почти до самой реки. Дом Снейпа располагался на отшибе — потому что тупик. Из задних окон на втором этаже открывался вид на реку и заросший, захламленный пустырь, а, значит, в конце не должно быть никаких параллельных улиц рядом: это — последняя линия. Наконец, дом Снейпа был единственным обитаемым в своей части улицы — то есть, с целыми и не забитыми досками окнами и дверью.

Лапина мысленно себя похвалила: на блуждание по городу в общей сложности у нее ушло не более полутора часов, и управилась она, когда до захода солнца оставалось еще достаточно времени — неплохо для новичка, для которого подобная прогулка лишь вторая по счету. Постучала раз, другой — открывать ей никто не спешил. Потекли тягостные минуты ожидания, а радость — как выяснилось, преждевременная — моментально сменилась отчаянием и досадой.

Что, если все это было зря? Только сейчас девушка задумалась о том, что днем Снейп мог уйти на работу или еще по каким-нибудь делам до самого вечера, а мог вообще уехать из города, и тогда ждать его на пороге под дверью вообще бессмысленно; о том, насколько вообще недальновидно было выстраивать с ее стороны планы, завязанные на благоволение и поддержку исключительно одного конкретного человека. И теперь корила себя за собственную непредусмотрительность и глупость: уж в ее-то возрасте и при ее образовании нельзя забывать о столь очевидных вещах, но, напротив, следует всегда помнить, что мир не вращается исключительно вокруг нее одной и вовсе не обязан соответствовать ее ожиданиям. Вот только придумать ничего более конструктивного, что действительно могло бы ей помочь в ее обстоятельствах, бывшая выпускница химфака так и не смогла.

* * *

Анна не знала, сколько прошло времени, прежде чем дверь с щелчком отворилась внутрь, и такой знакомый голос не выдохнул с раздражением над ее головой:

- Вы?!..

Девушка неуклюже подскочила на ноги, обернулась на звук: перед ней, загородив дверной проем, стоял Северус Снейп собственной персоной.

- А вы скажите, мистер Снейп… — без предисловий начала она, с вызовом посмотрев на собеседника снизу вверх, — у вас, магов, путешествия во времени действительно бывают?

Анна видела, что Снейп не имел никакого желания с ней разговаривать и, с большей вероятностью, собирался “послать” ее туда, откуда она пришла. Однако упоминание о магии оказалось тем самым ключом, что позволило ей добиться приватного разговора и попасть в дом — по крайней мере, на время.

Не дожидаясь дополнительного приглашения хозяина дома, прошла мимо него из прихожей сразу в гостиную, подальше от двери. Осмотрелась — только теперь, никуда не спеша, девушка смогла разглядеть комнату в подробностях ⁽⁷⁾. Гостиная была узкой и вытянутой в длину, с единственным сдвоенным окном, с которого открывался вид на плотно застроенную домами улицу и заводскую трубу — доминанту района — вдали. С невысокого потолка свисала небольшая люстра — с самыми настоящими свечами вместо привычных электрических лампочек! Посередине напротив входа у стены, смежной с соседской половиной дома, располагался камин — на взгляд Лапиной, слишком большой для такого жилища, хотя и лишенный всяческих вычурных украшений. Пространство у камина занимали диван и пара кресел — старые, продавленные, с потускневшей от времени и изрядно протертой обивкой серо-коричневого цвета. Все свободное пространство на стенах в гостиной, от пола до потолка, закрывая сейчас проходы на лестницу и в кухню, занимали многочисленные книжные полки — и посередине этой импровизированной домашней библиотеки, сложив руки на груди, грозно возвышался Северус Снейп в уже знакомом Анне темно-сером викторианском сюртуке-футляре ⁽⁸⁾.

Девушка недоуменно мотнула головой. Неужели Снейп заставил ждать ее так долго только для того, чтобы напялить этот свой дурацкий костюм (а ведь она точно знала, что у него есть нормальная одежда: утром на вокзал он провожал ее в самых обычных рубашке, джинсах и куртке, пусть и преимущественно темных цветов) и задраить все лишние проходы книжными шкафами? Или, если вспомнить, как он удивился, увидев именно ее, он ожидал встретить за дверью кого-то другого — для кого был в действительности предназначен весь этот выпендреж с переодеванием и “облагораживанием” декораций в гостиной?

Снейп, как и ожидала Анна, предсказуемо начал с обвинений, решив , что это сама где-то напортачила с колдовством.

- А я вам еще когда говорил, что зря вы не учились в школе. Самостоятельные эксперименты до добра не доводят… — произнёс он елейным, полным злорадного ехидства голосом. Прямо идеальная натура для картины “Сделал гадость — сердцу радость”.

- Я не экспериментировала, мистер Снейп… — глубоко вдохнув, ответила Лапина. — Я уверена, что мое перемещение во времени произошло в тот же момент, что и телепортация. По крайней мере… — снова сделала вдох, — все остальные заклинания… что я выполняла в тот день… кроме телепортации… прошли без ошибок.

- Это ваши домыслы, мисс, — отмахнулся Снейп. — Не отнимайте мое время, возвращайтесь, откуда пришли, — и указал на дверь.

Если в первый раз, когда она обещала уехать и больше не доставлять ему неприятностей, он еще готов был пойти ей навстречу, то теперь… Тем более, девчонка уже прекрасно знала, что представлял собой Коукворт — и все равно притащилась сюда под вечер, так что… кто ей целитель?

- Я бы очень хотела вернуться назад… если это вообще возможно, — с сарказмом ответила Лапина, обойдя комнату так, чтобы оказаться подальше от входной двери. — Но для этого мне может потребоваться ваша помощь, мистер Снейп…

- И с чего вы решили, что я стану вам помогать, мисс Лапина? — скептически поинтересовался Снейп, посмотрев на нее сверху вниз.

- Пока мне нужна просто информация, — ответила Лапина, поежившись от давящего, тяжелого взгляда. — Дело в том, что я из 2011-го года. И я переместилась в прошлое на четырнадцать лет назад… — поспешила сообщить она прежде, чем Снейп начал бы вновь копаться у нее в мозгах.

Подошла ближе и положила на низкий кофейный столик газету, которую до этого держала под мышкой, а после сняла с плеч рюкзак и принялась в нем копаться, пока не извлекла, наконец, свой загранпаспорт.

- Смотрите, мистер Снейп… вот газета, купленная сегодня в Лондоне, — тем же решительным тоном произнесла девушка, хлопнув по столу свежим номером “Times”. — А вот виза… в моем заграничном паспорте. Видите? — и потрясла перед и без того растерянным собеседником “дубликат бесценного груза”, раскрытый на нужной странице. — Я имею право находиться на территории Соединенного Королевства с 26-го июня по 3-е сентября 2011-го года. Но для меня все закончилось 1-го июля 2011-го года — следующий день я встретила уже здесь, в 1997-м году! А потому мне нужно…

- А теперь замолчите, мисс Лапина!.. — резко перебил ее Снейп и, опустившись на стоявший позади потрепанный диван, указал девчонке на такое же кресло напротив.

Потер виски, как если бы у него болела голова. Впрочем, от такого громкого голоса, как у этой Лапиной, голова у кого угодно разболится… Появилось немедленное желание связать эту назойливую девчонку, наложить “Silentio” и доставить в Отдел Тайн — это как раз по их части. Однако это желание внезапно показалось зельевару каким-то слишком простым и неправильным. Ибо простыми большинство решений кажутся лишь вначале, пока не вляпаешься в дерьмо по самые уши — это Северус Снейп успел уяснить, увы, уже на собственном опыте и к большому сожалению для себя самого.

- Что ж, я вижу, вы не врете, мисс… — после некоторой паузы произнес он снисходительным тоном. — То, что случилось с вами… действительно необычно…

- Даже для магов? — поспешила уточнить Лапина: не то чтобы она всерьез надеялась, что Снейп окажется экспертом именно в магии времени, но… интерес к перемещениям во времени владел умами людей издавна, а волшебники с их сверхчеловеческими способностями наверняка не удержались бы от экспериментов в подобном направлении.

- Для начала расскажите от начала и до конца, подробно, что именно вы делали в тот день, когда произошло ваше якобы перемещение во времени.

- Как вы уже знаете, мистер Снейп… — принялась объяснять Лапина, как ее просили, с самого начала, — я окончила университет. Позже я осталась там работать. Мой научный руководитель помог мне получить стипендию одной химической компании. По условию, я должна была получать эту стипендию в течение учебного года, а затем… в течение лета… я должна была пройти стажировку в этой компании, в Лондоне...

Вопрос был ожидаемый, и она заранее продумывала, что и как следует рассказывать, чтобы не слишком врать, но и не открывать лишних подробностей. Она не могла доверять Снейпу — не только из-за его методов добывать информацию, но и потому, что сама почти ничего не знала о Снейпе: ни кто он такой, ни где и на кого он работал. Зато сам факт наличия у него в доме прибора, позволявшего фиксировать стороннюю магию, мог указывать на то, что Снейп как-то связан с правительственными структурами — крайне маловероятно, чтобы подобные агрегаты присутствовали едва ли не в каждой семье волшебников. Но, чего боялась Анна Лапина еще больше и в чем засомневалась снова: вдруг именно то, что она расскажет Снейпу сейчас, приведет к тому, что в будущем те маги-террористы нападут на поезд, направлявшийся из Лондона в Кентербери?

- Мисс Лапина? — нетерпеливо подогнал ее Снейп.

- Э… простите, мистер Снейп, я… задумалась… — вынырнула девушка из собственных размышлений. — Итак, я прибыла в Лондон 26-го июня 2011-го года. Первая неделя нашей стажировки была… э… вводная. Затем у нас должна была начаться… серьезная работа, так… что у нас оставалось бы мало времени на… э… ознакомление с достопримечательностями Британии. Поэтому на первых же выходных мы решили съездить в Кентербери. Как раз… 1-го июля… после последнего короткого рабочего дня мы сели на поезд… Но мы не проехали… и половины пути, как поезд сломался…

В очередной раз Лапина подумала, как же удобно использовать в английском пассивный залог, к которому их так старательно приучали на химфаке. “Has been broken” — и пусть каждый додумывает, в меру своей фантазии, то ли поезд действительно сломался сам, по причинам… не зависящим от человеческого фактора, то ли ему “помогли”.

- Сломался? — поинтересовался Снейп скептическим тоном, изогнув левую бровь.

- Ну… никто из нас так и не понял… что именно произошло… — уклончиво ответила молодая волшебница. — Поезд резко затормозил, нас… э… сильно тряхануло. Потом что-то взорвалось, начался пожар. Вагон перевернулся.

- Что произошло дальше? — требовательно поинтересовался Снейп.

- Потом я потеряла сознание, но… перед этим успела подумать, что хотела бы оказаться в тихом спокойном месте… где нет ни страха, ни боли… — девушка неожиданно подняла голову и мечтательно посмотрела в никуда. — А когда я очнулась… то поняла, что нахожусь в совершенно незнакомом месте. Это было поле. Там было действительно спокойно и тихо. Тогда я подумала… что, наверное, не очень хорошо поступила, что… не взяла никого из своих товарищей с собой. Но… с другой стороны… если предположить, что я перенеслась в другое время…

Зельевар кивнул в такт собственным мыслям. Значит, первая, самая яркая вспышка соответствовала не только спонтанной аппарации, но и перемещению во времени, которое уже само по себе должно вызывать сильные возмущения в окружающем магическом поле — отсюда и высокая интенсивность сигнала.

- Далее, как я понимаю, вы пришли пешком в город, столкнулись с несколькими субъектами на улице, в результате чего были вынуждены применить магию, а после, вероятно, попытались отыскать менее людное место для ночлега? — мужчина полуспрашивал-полуутверждал.

- Да, мистер Снейп. Город был виден с того места, где я очнулась. Однако… когда я собралась идти в город… я не учла, что солнце уже садилось, и… я приду в город, когда уже будет темно… что может… э… предполагать соответствующие проблемы. Ведь я очнулась не сразу и провела без сознания несколько часов. И потому… уже столкнувшись с этими… э… проблемами, я решила уйти из города и переночевать в поле. И потом, уже утром, вернуться в город, чтобы поискать транспорт.

- Это все, мисс Лапина?

Снейп пристально глянул на девушку, и та поспешила отвести взгляд. Анна Лапина могла умалчивать и недоговаривать, отвечать двусмысленно и говорить полуправду, но врать уверенно и качественно едва ли умела. И пусть она не упомянула пока ничего такого, что могло бы привести к катастрофе в будущем, достаточно сказать одно “нет” сейчас, чтобы Снейп захотел узнать подробности, вломившись к ней в голову. И вряд ли ей удастся выкинуть его из собственного сознания так же быстро, как и в прошлый раз, пока он не узнал ничего опасного ни для самой Анны Лапиной, ни для ее близких. В конце концов, можно попытаться сымпровизировать, хотя и тут остается немалая вероятность того, что Снейп снова захочет залезть к ней в голову, чтобы проверить и, так сказать, “пробудить” ее “истинные” воспоминания.

- Я… э… — неуверенно промычала Лапина, разглядывая старые доски на полу, — я не уверена, что это правда… Может быть, я увидела это… э… во сне… Будто я стою посреди огромного поля… и вижу тела людей. Я не знаю, мертвы они или живы… Я вижу… как между ними ходят люди в робах и тыкают палками. Я сама стою неподвижно и ничего не могу сделать. Тут один из них подходит ко мне и тоже тыкает палкой. После этого мое видение обрывается.

- Мисс Лапина, когда вы увидели этот… хм… сон? — а Снейп явно заинтересовался.

- Не могу сказать точно, мистер Снейп. У меня есть ощущение, будто я его вспомнила. Такое бывает, когда… э… подсознание сталкивается с… подходящим раздражителем. То есть, я могла видеть этот сон раньше… еще до той злополучной поездки в Кентербери или… даже до того, как приехала в Лондон.

Вот, Снейп, это тебе намек, что нечего в чужих мозгах копаться. А то нароешь еще каких-нибудь глюков… весьма сомнительной достоверности. Понятно, что на других людей тебе плевать, зато у самого мозг взорваться может. Заодно, решила про себя Лапина, стоит заранее напридумывать каких-нибудь картинок с зелеными человечками, пляшущими скелетами и прочим бредом. Специально на тот случай, если Снейп — и не только Снейп — снова захочет покопаться у нее в мозгах. И потом валить все на прочитанные книги, фильмы и компьютерные игры — ведь такая волшебница, как она, “поздняя”, рожденная обычными людьми и не обучавшаяся в школе для магов — правильно — ничего не должна знать о магии.

Ответная реакция не заставила себя долго ждать, только в этот раз не было ни дикой взрывной боли, ни звезд перед глазами. Будто бы ее затянуло в воронку прошлого — сюрреалистичегого и мрачного — и теперь она вновь в том же поезде, что и раньше, со своими коллегами по стажировке, только видит происходящее как собственными глазами, так и со стороны — оттого и странное восприятие пространства. Кто-то посторонний вновь руководит ее памятью, ему явно хочется увидеть, что будет дальше, что-то намного более важное, но он не знает, когда это “важное” наступит, и сдерживает свое нетерпение. Стоп! Он ведь не должен узнать ни о магах-террористах, ни о том, что она умудрилась выжить вопреки их усилиям. Фигуры в темных балахонах тут же смазываются, едва появившись в кадре, превращаясь в неясные, расплывчатые тени. Всюду крики, хаос и боль, но человек, вторгшийся в ее память, просматривает это с таким равнодушием, словно каждый день видит нечто подобное.

Наконец, то самое поле. Анна намеренно сгущает краски, создавая зловещий, кровавый закат на небе. Обагряется кровью все остальное — земля, простирающаяся до самого горизонта, многочисленные скорчившиеся тела, развороченный, сошедший с рельс поезд, напоминающий гигантскую плотоядную гусеницу, которой вспороли брюхо… Она снова видит, но не понимает, что происходит вокруг. Вот подходит человек в балахоне и направляет на нее свою палку. Девушка проваливается в спасительную тьму, вот только не намерена выпускать Снейпа из своего сознания так просто, равно как и не собирается давать ему увидеть то, что произойдет после очередного ее пробуждения, то, что она однозначно хотела бы скрыть.

Теперь в полной темноте, где нет ни пола, ни потолка, оказывается Снейп — как положено, в своем глухом и узком темно-сером сюртуке-футляре, словно подсвеченный со стороны прожектором. С обеих сторон к нему тут же пристраиваются скалящиеся скелеты и, подхватывая под руки, втягивают в танец, популярный в начале XX века, такой, с тросточками и котелками — а вот и нужные аксессуары появились. Снейп зло сверкает глазами, изо всех сил упирается, пытается высвободиться из крепкой хватки костлявых, вот только тем хоть бы что, они только еще больше скалятся. Ведь это ее собственные фантазии.

Наконец, к столь необычной группе присоединяется еще парочка неупокоенных танцоров, котелки мгновенно превращаются в грязно-белые ободки с бантиками, трости — в такого же цвета пуанты. Ансамбль принялся исполнять “Танец маленьких лебедей” под аккомпанемент крысиного оркестра. А под конец из-за кулис выходит огромный крыс в треуголке и с хлыстом в одной лапе.

- Ты кто?! — грозно вопрошает он, тыкая хлыстом в полупьяного Снейпа, единственного человека в столь пестрой компании.

- Я?.. — удивляется тот, моментально выпадая из строя: напарницы-скелетихи не поддерживают его больше. — Я… ик… белый орел! — и все той же, заплетающейся походкой, по синусоиде направляется к кулисам.

Что ж, ей, Анне Лапиной тоже пора честь знать и возвращаться, наконец, в суровую реальность. В прошлый раз это получилось как-то само, сейчас же… А что, если представить, что она выныривает из воды на поверхность, и для этого нужно закрыть глаза, глубоко вдохнуть и придать нужный толчок телу?

Не сразу девушка поняла, что у нее получилось — настолько пространство качалось перед ее глазами — но тут же выставила перед собой щит, увидев искаженное от ярости лицо Снейпа напротив.

- Мисс Лапина!.. — зашипел он угрожающе.

Далеко не сразу мужчина пришел в себя после устроенного ему “представления”. Пожалуй, если бы не увиденное им вначале, он и вовсе решил бы, что девчонка внаглую обманывала его прежде, утверждая, что ничего не знает о магическом мире. Такое владение окклюменцией… весьма нестандартный подход, который отнюдь нельзя списать на стихийную магическую защиту, как это случилось в первый раз, когда девчонка едва не заморозила комнату. Если бы не одно “но”: к нападению на поезд были явно причастны маги.

Из воспоминаний девчонки было не разобрать, к каким политическим силам принадлежали эти волшебники — но они стремились сделать все, чтобы у этого происшествия не осталось свидетелей. Однако девчонке снова повезло: она не только осталась жива, но и, самое главное, в своем уме. Тем не менее, память ей все-таки изменили — о чем свидетельствовали местами смазанные мыслеобразы. Эти же маги, вероятно, поставили дополнительные блоки: по крайней мере, так можно объяснить тьму и провалы в воспоминаниях, превращающиеся затем в эти жуткие… мужчине даже не хотелось вспоминать о том, в чем ему невольно приходилось участвовать по велению больной ли фантазии девчонки или же тех волшебников, что еще раньше поработали с ее памятью.

Хм… уж не работа ли это Отдела Тайн? Северус уже имел некоторые о ней представления по косвенным обмолвкам Руквуда и потому ничуть не сомневался, что те только прикидываются законопослушными и тихими исследователями под началом Министерства магии, а на самом деле тащат к себе в подземелья все редкие и темные артефакты и книги, добытые в аврорских рейдах или перешедшие в выморочное имущество после пресечения какого-либо старого магического рода, и не гнушаются всякими… сомнительными экспериментами, которым мог бы позавидовать и Темный Лорд. И, что бы ни говорил там Артур Уизли о защите магглов, на исчезновение пары-тройки таковых Министерство всегда закроет глаза и сделает так, чтобы никто больше о них не вспомнил. Иначе зачем ту же Лапину было оставлять в живых, пусть и затерев ей часть воспоминаний? Но не разглядели в ней вовремя ведьму, и, как следствие, эксперимент вышел из-под контроля? А что?.. может быть…

- И зачем вы это сделали?! — тем временем возмущалась Лапина, продолжая удерживать щит. Голова предсказуемо болела, но уже намного меньше, чем после прошлого мозго…ния.

- Я хотел узнать…

- Не вру ли я? — не без доли сарказма произнесла девушка: шутить с таким, как Снейп, нельзя — но и ее собственное настроение отнюдь не располагало к веселью и шуткам.

- Сядьте, мисс Лапина, и уберите, наконец, щит, — к мужчине вернулось его привычное самообладание.

Анна предпочла за лучшее послушаться, но еще раньше она успела заметить мгновенную смену эмоций на лице собеседника: вот он на нее зол, а потом становится задумчивым. Интересно было бы послушать его выводы, к которым он пришел, увидев часть ее воспоминаний и не только. С другой же стороны… кто и что мешает тому же Снейпу ей соврать?

- Научитесь, наконец, слушать до конца, что вам говорят! — тем временем с презрением добавил Снейп, после чего продолжил:

- Итак, на поезд, в котором вы ехали, напали маги… — девушка с трудом удержала себя от непроизвольного кивка. — Так получилось, что вы выжили, однако вам изменили память и закрыли часть воспоминаний, — мужчина скрестил пальцы замком. — В связи с этим я предполагаю, что ваше перемещение во времени действительно магического происхождения. Однако является не результатом сбоя при аппарации, как думали вы, мисс Лапина… — понятно, это она такая тупая, это она виноватая, она ошиблась, — но вмешательством тех магов, которые изменили вам память.

Лапина задержала дыхание, чтобы не показывать своего облегчения — она и так сидела прямо напротив Снейпа. Еще недавно она думала, как будет объяснять Снейпу некоторые из своих способностей, некоторые воспоминания — и тут он сам составил уже готовую версию, которую сразу же взял на вооружение как единственно правильную, привычную его жизненному опыту и мировоззрению. Что ж, она не будет пытаться разубеждать его… и претензий, равно как и неудобных вопросов к ней будет меньше. Вместо этого она поинтересовалась:

- Мистер Снейп… изменить память… это может любой волшебник?

Не то чтобы она находила какие-то нестыковки в своих недавних воспоминаниях или чувствовала непривычные сбои в памяти и работе мозга в целом, но… если работа проделана очень аккуратно и точно, она ведь и не должна была чего-либо заметить, так ведь? На мгновение Лапиной стало страшно: если то, о чем говорит и что умеет Снейп, может действительно любой волшебник, то она оказывается абсолютна беззащитна перед сторонними манипуляциями с собственным сознанием. В таком случае могут, конечно, существовать и умельцы, изготавливающие защитные артефакты, да еще озолотившиеся на своей работе — если только у магов не какая-нибудь фантастическая антиутопия, которой управляет очередной “большой брат”, и мысли и чувства каждого гражданина должны быть постоянно открыты для руководства и подвергаются постоянной обработке — чтобы в них не появилось ничего недозволенного.

- Нет, мисс Лапина, это довольно тонкое искусство, — лекторским тоном ответил Снейп, заметив беспокойство в глазах девчонки. — Тем не менее, обливиация — это основной метод поддержания Статута о Секретности. Вы, мисс Лапина, путешествовали в тот момент маггловским транспортом и были одеты не как волшебница, поэтому вас могли принять за магглу или сквибку и стереть вам часть воспоминаний.

- А кто такие сквибы? — в свою очередь поинтересовалась Анна, тихо вздохнув с облегчением: что ж, каждого встречного мага можно не опасаться, но от безопасников в любом случае следует держаться подальше.

- Так называют людей, родившихся в волшебных семьях, но лишенных магических способностей, — тем же лекторским тоном продолжил Снейп. — Впрочем, существуют и магглорожденные сквибы. Как я уже сказал, сквибы не могут колдовать, однако они могут видеть магические объекты, скрытые от магглов, пользоваться магическим транспортом, некоторыми зельями и артефактами.

- Спасибо, мистер Снейп. Теперь понятно, — немного неуверенно поблагодарила его девушка и тут же перешла к следующему вопросу:

- А это… ничего, что человеку стирают или изменяют память? Разве он не становится после этого дураком или психом? — вновь поинтересовалась Лапина, постаравшись придать голосу угрожающе-вкрадчивый тон.

- Это уже не проблемы волшебников, — отрезал Снейп, ясно давая понять, что не намерен больше обсуждать эту тему.

Понятно: “проблемы негров шерифа не волнуют”. Вот только странно он отвел глаза в конце: неужели знал кого-то, кто из-за этой самой “обливиации” действительно стал полудурком? Впрочем, сейчас это не так важно. И вообще, она хотела узнать, каким образом волшебники могут путешествовать во времени. То, что для них это в принципе не является не возможным, стало понятно чуть ли не с самого начала разговора.

- Чтобы переместиться во времени, волшебник должен использовать хроноворот, — ответил Снейп на ее следующий вопрос. — Вы слышали о таком предмете?

Лапина отрицательно покачала головой.

- Это артефакт, который поворачивает время вспять внутри пространства вокруг использующего его колдуна, — девица несколько раз моргнула, словно переваривая у себя в голове услышанную информацию, и затем снова кивнула.

Она поняла, что это такое, и как его используют, но никогда не видела. Впрочем, что еще ожидать от ведьмы-самоучки, тем более откуда-то из Восточной Европы, которая даже в магической школе не училась?

- Но у хроноворота есть свои ограничения, — продолжил Мастер зелий. — Во-первых, он переносит только в прошлое. Во-вторых, его действие распространяется не больше, чем на несколько часов…

А еще все хроновороты находились в строгом ведении Отдела Тайн, который занимался в том числе исследованием загадок времени. На руки простые смертные не могли получить их так просто, и большинство обывателей даже не догадывались об их существовании. Самые мощные хроновороты позволяли переноситься в прошлое от нескольких суток до месяца назад; при этом, находясь в прошлом, волшебник не мог каким-либо образом повлиять на будущее, но должен был соблюдать множество предосторожностей, в том числе не встречаться с самим собой и избегать новых временных петель.

И, наконец, самое главное — перемещение во времени осуществлялось за счет магии и жизненной энергии самого волшебника. Иными словами, то время, что было отведено изначально человеку на жизнь, уменьшалось количественно на ту величину, которую он отмотал назад с помощью хроноворота. Также использование хроноворота ускоряло жизненный цикл мага, он быстрее взрослел и старел. Природа жестоко карала за попытки уйти от ее законов, и потому использование хроноворотов не пользовалось популярностью у волшебников знающих и посвященных.

Естественно, Снейп не собирался рассказывать все это Лапиной. Правильно — пусть помучается. Пусть девчонка была виновата лишь в том, что оказалась не в том месте не в то время, но… он и так терпел ее достаточно долго и не намерен и впредь решать ее проблемы.

- Я не могу использовать этот… э… время-ворот? Я правильно поняла? — уточнила Лапина свой вывод. — И кроме него что, больше ничего нет?

- Есть некоторые непроверенные ритуалы… — мужчина предупреждающе глянул на собеседницу, сложив пальцы замком на груди, — но, насколько я слышал, еще никто не возвращался назад после их использования. Я мало что знаю об этих ритуалах… однако смею предположить, кто какой-либо из них могли использовать на вас, чтобы спровоцировать ваш перенос во времени…

Лапина посмотрела на собеседника широко распахнутыми глазами, с трудом удержав слова на языке. Можно подумать, что она настолько ценный или, наоборот, опасный свидетель, что для нее решили потратиться аж на целый ритуал?! Особенно если учесть, что ей перед этим якобы подтерли память… хотя, может быть, действительно что-то стерли, пока она там валялась без сознания. В любом случае, если маги умеют легко решать проблемы лишних свидетелей манипуляциями с памятью, то гораздо проще и дешевле было бы оставить ее там, в поле возле поезда, чем переносить куда-то еще, тем более во времени. Вот только Снейпу лучше не подвергать сомнению им же придуманную, не слишком логичную, но такую удобную для нее причину ее переноса во времени. Особенно удобную тем, что вина за подобный косяк ложится в таком случае не на нее, ведьму-самоучку, прибывшую, к тому же, из-за границы, а на местных колдунов-профессионалов.

- Мистер Снейп… в таком случае… я думаю… было бы весьма сомнительно… если бы такой ритуал провели только для меня, — осторожно заметила Лапина.

- Возможно, вы и правы, мисс Лапина… — как ни странно, согласился с ней зельевар. — А магглы что, абсолютно уверены в невозможности путешествий во времени? — добавил он после, с уже привычной ехидцей в голосе.

- Существуют разные теории… — начала Анна. — Среди них наиболее известные — это теория Клаузиуса и теория Эйнштейна. Рудольф Клаузиус занимался термодинамикой. Второй закон термодинамики гласит, что… э… невозможна передача тепла от более холодного тела к более теплому. Также не могут существовать процессы, для которых энтропия была бы отрицательна. Энтропия — это мера беспорядка в системе… мера необратимого рассеяния энергии при проведении какого-либо процесса. Таким образом, любая система будет стремиться к уменьшению собственной энергии и увеличению энтропии. То есть, она будет стабилизироваться естественным образом, приходя в равновесие с окружающей средой. По Клаузиусу… течение времени — необратимый процесс, так как сопровождается увеличением энтропии. Таким образом, теория Клаузиуса… э… однозначно отвергает возможность путешествия в прошлое. Просто потому… что это невозможно… в силу естественных причин.

- Альберт Эйнштейн рассматривал возможность путешествий во времени в рамках своей знаменитой теории относительности. Он описал условия, при которых возможен пробой внутри… э… пространственно-временного континуума… — продолжила Лапина, после чего кратко пересказала то, что уяснила для себя из прочитанной в поезде книжки. — Таким образом, — подытожила она, — даже если такой пробой можно создать… он позволяет переместиться лишь в будущее.

- Но ведь вам и надо в будущее, — неприятно ухмыльнулся Снейп.

- Да, мистер Снейп, — уклончиво подтвердила Лапина. — Я просто хотела сказать… что современная наука отвергает возможность путешествий в прошлое. А потому их можно увидеть только в каких-нибудь фантастических книгах и фильмах.

- А что вам известно о так называемой “экзотической материи”? — на полном серьезе поинтересовался Снейп.

- Можно сказать… ничего, — девушка развела руками. — Если исходить из уравнения Эйнштейна для “кротовой норы”… — пролистала брошюрку в поисках нужной страницы, — то… необходима материя с отрицательной гравитационной плотностью. Для нее существуют математические уравнения и некоторые условия, но… ученые так и не выделили ее. Если же ее где-то создали… то, я думаю… это очень секретная лаборатория, так что про этот вариант можно забыть. Также существуют так называемые античастицы. Они обладают обычной, положительной массой, но противоположным зарядом. Частицы и античастицы аннигилируют при встрече.

- Иными словами, вы знаете немногим меньше, чем ничего… — с сарказмом подытожил Снейп.

- Знания можно… пополнить, — уклончиво ответила Лапина, не находя для себя никакого смысла в оправдании. — Для меня… гораздо более важными сейчас являются другие вещи. Допустим… я попытаюсь изобрести машину времени… Но для этого мне потребуется довольно много времени… более вероятно, несколько лет. В течение этих лет мне надо будет где-то жить. Мне надо будет работать, чтобы обеспечить себе… пропитание, жилье и возможность для исследований.

- И какое мне до всего этого дело? — небрежно поинтересовался сидящий напротив мужчина.

- Я была бы вам очень благодарна, мистер Снейп… — Анна кивнула, — если бы вы рассказали мне… где я могу поселиться, купить книги по разным магическим наукам… ту же волшебную палочку, наконец. Если волшебники столь успешно скрываются… то у них… то есть, у вас… должны быть свои гостиницы, магазины, обособленные поселения… — изобразила руками замысловатую фигуру в воздухе. Мне нужно знать, как добраться до этих мест. И еще… — на мгновение задумалась девушка, — в мире магглов… как вы говорите… обязательно потребуется мое удостоверение личности. У волшебников так же?.. или мне потребуются другие… какие-нибудь особенные документы?

- И почему вы думаете, что я буду отвечать на ваши вопросы, мисс? — отмахнулся Снейп.

- Разве для вас это трудно, мистер Снейп? — не оставалась в долгу молодая волшебница: информация в ее нынешних обстоятельствах важнее всего.

- Если вы столь несообразительны, мисс Лапина… — мужчина пристально глянул на девушку, смерив ее презрительным взглядом, — хотя… что еще можно ожидать от колдуньи-самоучки, которая даже не окончила школу для магов? — говорил он медленно, растягивая слова, словно ему доставляла удовольствие одна мысль о том, что он может кого-то унизить. — Да будет вам известно, мисс Лапина… волшебникам ни к чему эти ваши маггловские писульки… которые вы важно зовете “заграничный паспорт” или “удостоверение личности”…

Девушка кивнула, словно бы соглашаясь с чем-то про себя.

- И если я захочу устроиться на работу… среди волшебников… — продолжила она, — то мое удостоверение личности снова не потребуется? Я правильно понимаю?

- Верно, — зельевар не мог не признать очевидное. — Однако вы не сможете получить ни одну приличную работу без соответствующего магического образования… Или вы рассчитывали работать официанткой или уборщицей в какой-нибудь дешевой забегаловке? — и вновь смерил собеседницу презрительным взглядом.

Естественно, Северус умолчал о том, что для того, чтобы найти эту самую, приличную работу, в магическом мире потребуется не только и не столько хорошее образование (ибо экзамены при желании можно сдать экстерном, а при наличии денег — и вовсе купить готовый аттестат), а сколько хорошие связи, которых у девчонки нет и не предвидится в обозримом будущем. В конце концов, он ничем не обязан помогать этой свалившейся на него, как снег на голову, иностранке и, можно сказать, уже сделал ей одолжение тем, что вновь пустил к себе в дом и тратит теперь на нее своей время, отвечая на глупые и бесполезные вопросы.

- Тогда, мистер Снейп… — Лапина вновь задумалась, — не могли бы вы рассказать об образовании для волшебников? Где они учатся? Как долго длится обучение? Сколько оно стоит?

- Британские волшебники учатся в школе Хогвартс, — лекторским тоном начал Снейп. — Хогвартс считается лучшей школой магии не только в Британии, но и в Европе. В Хогвартсе традиционно учатся семь лет. Для иностранцев… — еще один, пристальный взгляд на девушку, — обучение платное и составляет сто галлеонов в год.

- Сто галеонов? — удивилась Лапина. — Я не ослышалась?

- Что вас смущает, мисс Лапина? Для вас это слишком большая сумма? — снисходительно заметил Снейп, посмотрев на девушку сверху вниз.

- Зависит от того, что вы считаете галеоном, мистер Снейп… — уклончиво, после некоторой паузы, ответила девушка, пытаясь не смотреть лишний раз в глаза собеседнику.

Не то чтобы Лапину сильно беспокоило мнение одного неприятного субъекта в черном о ней, но, предполагала она, для начинающей колдуньи намного будет более предпочтителен образ рассудительной, широко мыслящей девушки, а не глупой истерички, у которой “что на уме, то и на языке” — именно такой она бы показала себя, ляпни про “сто кораблей, когда она даже один не сможет купить”, как хотела вначале. В конце концов, уже одной этой фразой она могла бы просто показать себя донельзя наивной и крайне ограниченной — настолько, что Снейп в принципе мог бы не захотеть разговаривать с ней дальше, не говоря уже о том, чтобы сообщить хоть сколько-нибудь важную информацию.

Анна не знала еще, где будет жить в итоге, но, была уверена, с магами ей придется еще неоднократно общаться — ведь “экзотическую материю” в машине времени она планировала создать с помощью магии, а для этого надо знать, по каким законом та работает, и насколько вообще это все можно объединить с релятивистской механикой. Магов явно немного — иначе, во-первых, они не смогли бы так умело скрываться, несмотря на все эти махинации с чужой памятью; во-вторых, у них нет паспортного контроля (если верить Снейпу) и, как следствие, учета численности населения. Иными словами, сообщество волшебников довольно компактно, и если в нем появится новый человек, то запомнят его и “приклеят ярлык” очень быстро, и потому о своей репутации, а именно адекватной и здравомыслящей особы, следует заботиться заранее — и учиться на мелких примерах, наподобие этого разговора, что она пыталась вести со Снейпом сейчас.

- То есть, до вашего ограниченного ума не доходит тот простой факт, что у магов может быть своя валюта? — поинтересовался зельевар с нотками злорадства в голосе.

- Я предполагала… что такое может быть… — вновь уклончиво сказала Лапина, — однако мне хотелось быть уверенной, что… я правильно поняла вас, мистер Снейп, — подняла глаза, стараясь не встречаться взглядом с собеседником. — Итак… галеон — это основная валюта волшебников в Британии, так? Тогда… не могли бы вы сказать… э… как соотносятся галеон и фунт… и где я могу обменять обычные деньги на волшебные?

- Один галлеон стоит около пяти фунтов стерлингов, — просветил ее Снейп уже знакомым, бесстрастным лекторским тоном. — Обменять деньги вы можете в банке “Гринготтс”, который находится в магическом квартале в Лондоне.

Лапина кивнула. С одной стороны, обучение в Хогвартсе только за один год сжирало существенную часть ее наличных денег. С другой, в переводе на фунты оно стоило как-то неправдоподобно дешево, даже если не сравнивать с самыми престижными школами вроде Итона. Не может ли быть здесь какая-нибудь подстава и очередной “бесплатный сыр”? А с третьей, не очень-то и хотелось торчать снова в школе (это аж в двадцать шесть лет-то!), да еще семь лет. А потому — узнать в общих чертах, как проходит обучение, и есть ли возможность экстерната.

- Скажите, пожалуйста… мистер Снейп, а вы учились в Хогвартсе? — спросила Анна после небольшой паузы.

Даже если Снейп опишет лишь самую верхушку айсберга, из этого уже можно будет сделать некоторые выводы.

- Да, учился, — ответил зельевар, не скрывая своего раздражения.

Всем своим видом он показывал, как надоел ему этот разговор и в особенности одна наглая девчонка, которой он почему-то все никак не укажет на дверь, и уже почти смирился с тем, что она снова будет ночевать у него в доме.

- Скажите, пожалуйста, мистер Снейп… ученики живут там же… в общежитиях при школе? Или должны искать себе квартиры?

- Хогвартс предоставляет полный пансион всем ученикам.

- То есть… питание и проживание… они входят в стоимость обучения? — чуть помедлив, спросила Лапина.

- Верно, — Снейп смерил ее снисходительным взглядом.

- А в каком возрасте волшебники обычно учатся в Хогвартсе? И какие предметы там изучают?

Опять же, на мгновение Анна подумала, что после выпуска с учеников могут брать обязательную клятву неразглашения или что-то в этом роде — практиковалось же подобное в средневековье среди всяких тайных обществ и школ, дабы тщательно хранимые и передаваемые из поколения в поколение знания не утекли случайно на сторону. Однако в таком случае Снейп сам скажет, что подобные сведения не подлежат разглашению. Но если предположит подобное уже она… и вслух… то по собственной же глупости и несдержанности даст сидящему напротив колдуну возможность не рассказывать ей ничего вообще. Ведь Снейп ничем не обязан ей, и потому, если она ступит где-то, то это будут ее и только ее проблемы, с которыми ей никто не станет помогать разбираться.

- К обучению в Хогвартсе юные волшебники приступают обычно в 11 лет, — тем временем ответил Снейп. — С первого по пятый курс ученики в обязательном порядке изучают зельеварение, трансфигурацию, чары, защиту от темных искусств, или коротко “ЗОТИ”, историю магии, гербологию и астрономию. В конце второго курса ученики также должны выбрать два или три факультативных предмета. К ним относятся арифмантика, древние руны, прорицания, уход за магическими животными и маггловедение.

Анна кивнула в знак того, что все поняла.

- В конце пятого курса ученики сдают государственный экзамен уровня СОВ по всем изучаемым предметам. После этого они могут формально оставить школу и устроиться на работу. От результатов СОВ зависит, какие профессии ученик может выбрать после школы. Тем не менее, большинство юных волшебников предпочитает доучиться еще два года, чтобы выпуститься уже совершеннолетними.

- После сдачи СОВ ученики изучают профильные предметы на более глубоком уровне, или, напротив, могут отказаться от какого-либо предмета… в том числе, обязательного прежде, если последний не нужен волшебнику для будущей профессии, или если тот не прошел в продвинутую группу по результатам экзаменов. В конце седьмого курса волшебники сдают государственный экзамен уровня ТРИТОН. Надеюсь, теперь я удовлетворил ваше любопытство, мисс Лапина? — с сарказмом поинтересовался Снейп, давая понять, что больше не намерен отвечать на какие-либо вопросы.

- Да, мистер Снейп. Большое спасибо… что рассказали мне все это, — искренне поблагодарила его девушка, после чего снова ушла в раздумья.

Итак, Хогвартс — это, по сути, средняя школа, дающая образование второй ступени, как и большинство частных школ в Англии. Упомянутая Снейпом “Сова” (ибо Лапина не знала, как адекватно перевести услышанное “OWL” в отношении экзамена), по всей видимости, эквивалентна Сертификату о среднем общем образовании (он же GCSE), который обычные английские школьники (если верить старому учебнику) также получают в среднем в пятнадцать или шестнадцать лет: этот сертификат дает право на работу (естественно, неквалифицированную) и дальнейшее обучение в колледже. А “Саламандра” или “Тритон” (оно же “NEWT”) — это как A-Level, для самых продвинутых.

Вот только со слов Снейпа не похоже, чтобы в Хогвартсе был серьезный отсев после первого гос. экзамена — равно как и не было упомянуто наличие университета для особо продвинутых в магии. Конечно, Снейп рассказал далеко не все, лишь очень малую часть, но уже интуитивно напрашивается вывод, что образование в этом Хогвартсе отнюдь не лучшее и, вообще, “так себе”. Конечно, может быть и так, что все остальные магические школы еще хуже, и на их фоне Хогвартс действительно выглядит лучшим — кто знает… Впрочем, она сама сейчас не в том положении, чтобы выбирать и крутить носом — может быть, она вообще этом Хогвартсе учиться не будет, да и школа — не на всю жизнь. Впрочем, кое-что следовало уточнить заранее.

- Скажите, пожалуйста, мистер Снейп… Хогвартс — это школа только для мальчиков или для всех?

- В Хогвартс принимают всех волшебников и ведьм, проживающих на территории Соединенного королевства, а также иностранцев, и достигших 11-летнего возраста, — внешне бесстрастно ответил Снейп.

- И женщины никак не поражены в правах по сравнению с мужчинами? — недоверчиво поинтересовалась Лапина.

Школа школой, но совместное обучение мальчиков и девочек может еще ничего не значить — практиковалось подобное в той же Англии и в Северных штатах Америки еще в XIX веке, в небольших городках, задолго до того, как женщины получили равные гражданские права хотя бы на бумаге. Магическое же сообщество обособлено и компактно — а такие склонны обычно к патриархальности.

- Да будет вам, мисс Лапина, известно, что магический мир всегда опережал маггловский в своем развитии! — с каким-то странным, будто бы натянутым пафосом заметил Снейп. — Мужчины и женщины у магов издавна равны в правах, а Хогвартс более тысячи лет назад основали два волшебника и две ведьмы…

- Что ж, это хорошо… — ответила Лапина, задумчиво кивнув.

Даже если все далеко не так идеально, как это можно было бы представить со слов Снейпа, она — совершеннолетняя, она — волшебница, и у нее здесь нет ни родителей, ни брата, ни мужа, ни кого-либо еще, кто мог бы претендовать на роль опекуна, с которым было бы необходимо согласовывать каждый свой шаг.

- А можно ли Хогвартс окончить… экстерном… обучаясь не все семь лет, а только год, к примеру? — вновь поинтересовалась Анна после некоторой паузы.

Как выяснилось из дальнейших объяснений Снейпа, обучение в Хогвартсе вовсе не являлось обязательным, по крайней мере, для коренных волшебников. И родители юных магов имели полное право оставить последних на домашнем обучении. “Сову” или “Тритона” в таком случае действительно сдавали экстерном — для этого собиралась специальная комиссия от Министерства магии; в Министерстве же проходил и сам экзамен. Разумеется, в этом случае и экзамен, и работу комиссии приходилось оплачивать. Гораздо реже волшебники отдавали своих детей в школу в год непосредственно перед выпускным экзаменом — об известных случаях мужчина не распространялся, но намекнул, что на его памяти такое уже встречалось.

Лапина, в свою очередь, предпочла не углубляться в данный вопрос, рассудив про себя, что такой вариант, вероятно, предпочитали семьи, не имевшие возможность полностью оплатить учебу или же не считавшие образование в Хогвартсе достаточно хорошим для своих отпрысков, но также, по каким-либо причинам, не могущие организовать для своих детей экстернат. Причины могли быть разные, но, считала девушка, с большей вероятностью все упиралось в финансовый вопрос: сомнительно, чтобы в том же Хогвартсе было много иностранных учащихся, или чтобы оплата за их обучение вкупе с какими-нибудь государственными дотациями и меценатскими пожертвованиями полностью покрывала все расходы школы. Из этого следовало, что обучение в Хогвартсе являлось платным, в общем-то, и для британских волшебников — другое дело, что среди них могли льготироваться какие-то определенные категории граждан: например, дети из многодетных семей, дети госслужащих, дети каких-нибудь местных героев труда, войны, партии и так далее.

Иными словами, для нее лично отучиться последний, выпускной год в Хогвартсе и там же сдать экзамены вместе со всеми, чтобы получить на руки диплом будет, скорее всего, и проще, и дешевле, чем организовывать специальную комиссию (тем более министерскую) и договариваться о сдаче. Тем более, для комиссии наверняка понадобятся определенные связи, которых у нее, Анны Лапиной, нет и не предвидится в ближайшее время. Зато, если учесть, что в прошлом ей придется задержаться на весьма неопределенный, но, очевидно, длительный срок, то диплом того же Хогвартса поможет ей, как минимум, окончательно легализоваться в магическом мире, а систематическое образование — упорядочить новые знания и составить некую базу, от которой можно будет отталкиваться в дальнейших изысканиях.

Высшего образования, как такового, у магов не было — по крайней мере, здесь, на острове. По словам все того же Снейпа, Хогвартс давал настолько качественное образование, что нормальному волшебнику, если он, конечно, не дурак, просто не нужно было учиться где-то еще. Специальное образование требовали лишь некоторые профессии. Например, будущие авроры, то есть, магическая полиция, должны были не только отучиться все семь лет в Хогвартсе и сдать “Тритон” (то есть, более сложный экзамен), но также дополнительно окончить специальную Аврорскую школу при Министерстве магии. Желающие же стать так называемыми “целителями”, должны были пройти специальные курсы при соответствующей больнице для магов — тоже трехгодичные.

Что из всего этого следовало? Лишь то, что магов было действительно мало, как показалось девушке изначально. Отсюда проистекло, особенно если учесть наличие Статута о Секретности, замедленное развитие экономики (что бы Снейп там ни говорил до этого об опережении в развитии) и, как следствие, отсутствие четкой специализации в науке и производстве. Для подавляющего большинства профессий, за исключением уже упомянутых “авроров” и “целителей”, было достаточно простого школьного образования, и университеты действительно были никому не нужны.

Для таких, как она, волшебников-латентов, у которых магические способности проявлялись уже после одиннадцати лет, не существовало ни специальных школ, ни каких-либо организованных курсов по ускоренному изучению магии. Латентов никто не выявлял и не считал специально — просто, если ребенок не проявлял в определенном возрасте хоть каких-то магических способностей, то его записывали в “сквибы”, “бездари”.

Как всегда, Снейп не рассказал ничего сверх того, что можно было условно считать “официальной информацией”, однако, как додумала девушка про себя уже после, еще раз прокрутив в голове интонации мужчины, его выражение лица, когда тот говорил о сквибах, вряд ли к последним в магическом мире относились хорошо — максимум, терпимо. Ибо, если владение магией здесь являлось нормой, то человек, лишенный подобных способностей, по определению считался неполноценным, ущербным, и семьи, произведшие на свет таких вот “сквибов”, наверняка подвергались остракизму со стороны магического общества.

Наконец, могли существовать магглорожденные и полукровные сквибы, но их, как и латентов, скорее всего, точно так же никак не считали, принимая за обычных людей, “магглов”. Волшебникам что те, что другие одинаково не были нужны, но, живя в “большом мире”, они не портили общую картину — в отличие от “собственных уродцев”: сквибов, рожденных в волшебных семьях. Даже если их существование пытались как-то скрыть, неприглядная правда при малочисленности и изолированности магического мира, который можно было сравнить с одной большой деревней, где каждый приходился другому если не братом, то сватом, рано или поздно выплывала наружу.

* * *

За разговорами время летело не то чтобы совсем незаметно, но Северус уже заранее смирился с тем, что девчонка снова будет ночевать у него в доме, и только махнул рукой, когда она ожидаемо спросила разрешения. Не выгонять же ее на улицу теперь, когда за окном уже стемнело? Не то чтобы Северусу Снейпу было какое-то дело до благополучия свалившейся ему на голову нежданной гостьи, но, оставшись одна ночью в Коукворте, девчонка наверняка снова применит магию — а это не только нарушение Статута, но и… не то чтобы у него были какие-то доказательства, но зельевар всерьез подозревал, что стоявший у него на кухне магоуловитель не только фиксировал все сторонние магические сигналы в Коукворте и его окрестностях (Артур говорил что-то о радиусе в пять миль), но и передавал их куда-то еще: Альбусу или в Отдел тайн.

А потому за завтраком на следующее утро мужчина недвумысленно высказался о том, что “это был последний раз, когда он был вынужден терпеть присутствие мисс Лапиной у себя дома”.

- Я в этом не заинтересована тоже, мистер Снейп, — ответила, в свою очередь, девчонка. — Но вы все еще не рассказали, мистер Снейп, как я могу добраться до магических поселков, гостиницы и магазинов.

Северус едва не взвыл от досады: что за непуганая самоуверенность и наглость?!

- И как вы себе это представляете, мисс Лапина? — поинтересовался он, не скрывая своего раздражения.

- Я не прошу вас, мистер Снейп, везде со мной ездить, — возразила на это Лапина. — Я лишь хочу, чтобы вы подробно рассказали… как я могу добраться до тех или иных… — задумалась, пытаясь подобрать нужные слова, — хм… магических локаций маггловским способом. А я — запишу… — и даже достала из стоявшего у стула рюкзака блокнот и ручку.

Однако подобное объяснение ввело собеседника, казалось, в еще большее раздражение и ступор. Анна задумалась. В чем-то она могла понять Снейпа: ей тоже было бы лень и в тягость тратить кучу своего времени на совершенно постороннего человека. Да и мало ли, какие еще у Снейпа могли быть причины: может, он домосед, а, может, persona non grata в магическом мире — и потому живет в этом захиревшем городке среди очевидно презираемых им магглов? Но неужели ему в лом просто перечислить адреса? А уж как добраться, она, так и быть, спросит в справочной.

- Гостиницы, мисс Лапина, вы можете найти в двух локациях… — внезапно заговорил Снейп после довольно долгого молчания, когда девушка уже успела подумать, что его терпение вот-вот закончится, и он просто вышвырнет ее из дома — и повезет, если вместе с вещами. — Первая — это “Три метлы” в Хогсмиде, деревне недалеко от Хогвартса…

Лапина тут же принялась записывать, мысленно пометив для себя, что не помешало бы еще узнать, где этот Хогвартс находится: ведь ей так или иначе необходимо обсудить с тамошним руководством свое будущее обучение в этой школе.

- Еще одна гостиница, которая могла бы вам подойти, это “Дырявый котел” в магическом квартале Лондона. Там же, в магическом квартале Лондона, а именно в Косом переулке, вы, мисс Лапина, можете найти все потребные для вас магазины, а также банк “Гринготтс”, где сможете обменять фунты на галлеоны, — тем временем продолжил Снейп. — Попасть в Косой переулок и “Дырявый котел” из маггловской части Лондона можно с Чаринг-Кросс-роад. Вот только, мисс Лапина… — мужчина позволил себе злорадную усмешку, — у вас нет волшебной палочки. А без палочки вы не сможете попасть в Косой переулок. Более того, без палочки вас не будут считать за полноценную волшебницу. И да, мисс Лапина, я бы советовал вам не светить вашими так называемыми способностями… — последнее слово он произнес с заметным пренебрежением, — в беспалочковой магии. В магической Британии это не принято.

- А в Хогвартсе учатся колдовать только с палочками? — в свою очередь поинтересовалась Анна.

- Именно так, мисс Лапина, — бесстрастно ответил Снейп, почувствовав в вопросе девчонки подвох.

- Ну… тогда все примерно понятно… — отвернувшись к окну, принялась рассуждать Лапина. — Смотрите, мистер Снейп… — снова глянула на собеседника, — вы сами говорили, что… юные волшебники поступают в Хогвартс в 11 лет. И магические способности должны проявиться до этого времени, иначе ребенка… считают сквибом. Я сомневаюсь, что… волшебную палочку дают ребенку сразу… как только он родился… вместо игрушки. То есть, магия должна проявляться как-то сама…

- Это называется “спонтанные магические выбросы”, мисс Лапина, — с сарказмом прокомментировал Снейп.

- Да, спасибо, мистер Снейп. Итак… а в Хогвартсе дети учатся колдовать только палочками. Я не ошибусь… если предположу, что после этого… э… спонтанные выбросы прекращаются?

- Это очевидно, мисс Лапина.

- Это для вас очевидно, мистер Снейп. Я же рассматриваю этот вопрос иначе, — резче, чем следовало бы, ответила Лапина. — Во-первых, я предполагаю, что волшебная палочка облегчает процесс колдовства. Если… стихийные выбросы магии прекращаются после ее использования… возможно, она служит концентратором или проводником магической энергии. Во-вторых… я считаю, это очень важный фактор… волшебники, учась в течение семи лет колдовать только с палочкой… могут думать, что беспалочковая магия — это что-то… — задумалась, — невероятное, немыслимое… что умеют только величайшие волшебники. Или, напротив… что годится лишь для маленьких детей, — добавила девушка с заметным пренебрежением в голосе. — То есть, для большинства… э… рядовых волшебников беспалочковая магия — это того, чего не может быть в обычной жизни. И потому… если найдется кто-либо, кто будет владеть ею… он может вызвать у других подозрение и страх, и… как следствие… стремление уничтожить угрозу в зародыше? — произнесла она полувопросительно-полуутвердительно.

- Как вижу, вы способны производить простейшие логические умозаключения, — в свою очередь, небрежно произнес Снейп. — Так что, я надеюсь, мисс Лапина… вы не станете больше задавать глупых вопросов по этой теме.

Как ни странно, но предположение девчонки действительно оказалось совсем не далеко от истины. Существование беспалочковой магии не то чтобы считалось невозможным в обывательском сознании, но почиталось уделом лишь действительно великих и сильных волшебников: Мерлина, Дамблдора и, наконец, Темного Лорда. И наличие подобной способности у магглорожденной ведьмы, тем более ведьмы-латента… не вписывалось в устоявшееся веками мировосприятие волшебников от слова “совсем”. Напротив, даже в семьях знатных чистокровных волшебников детям чуть ли не с пеленок внушали, насколько это важно — дождаться одиннадцатилетия, чтобы получить, наконец, собственную волшебную палочку и поступить в замечательную и лучшую в мире школу Хогвартс…

* * *

Северус помнил, как еще маленьким мальчиком с радостью и предвкушением чего-то прекрасного раз за разом слушал рассказы матери о чудесной волшебной школе Хогвартс и великом Доме Салазара Слизерина: только там было достойно учиться юному волшебнику, в ком текла кровь древнейшего рода Принсов, прародители которых застали легендарных Мерлина и Моргану и как бы не от последней происходили. Северус был уверен: в Хогвартсе, где все волшебники, ему непременно будет хорошо — не то что дома, где жил злобный отец-маггл, звавший мальчика не иначе, как “колдовским отродьем”, и вечно печальная мама — и позже делился своими невеликими знаниями и надеждами с жившей по другую сторону реки девочкой-волшебницей Лили, пробуждая в тогда еще маленькой подруге детства желание окунуться вместе с ним в сказку. Помнил он и покупку своей первой волшебной палочки: как он радовался, когда она, одна из многих, послушно легла к нему в ладонь и, будто став продолжением его собственной руки, выпустила сноп разноцветных искр; и грустную улыбку матери, которая выкладывала на стол мастеру последние деньги; и гнев отца по приходе домой…

Впоследствии купленная в 11 лет палочка верно служила своему хозяину, в точности подстраиваясь под малейшие изменения в его характере и жизненном опыте, ни разу не подведя. И тем не менее, мужчина не мог не отметить про себя, как после стольких лет привычки к палочке, будучи уже взрослым, он вновь с трудом осваивал беспалочковую магию — совсем не так, как было в детстве (притом что с концентрацией сознания и силы воли у Северуса Снейпа никогда не возникало проблем — в отличие от некоторых гриффиндорских оболтусов). Северус жалел тогда, что забросил беспалочковое колдовство сразу же после поступления в Хогвартс — за ненадобностью, как ошибочно тогда казалось…

Вспомнил зельевар и слухи, время от времени ходившие среди Пожирателей Смерти, в особенности, среди “Старой Гвардии”, следовавшей за Лордом с самого начала. А именно, что последний столь виртуозно владел самыми разными видами магии во многом именно благодаря тому, что еще до школы научился контролировать и сознательно применять свои способности — в отличие от большинства других юных волшебников. И если прежде Северус не придавал большого значения этим слухам (хотя и запомнил их), то теперь… в совокупности с предположением, высказанным девчонкой, и собственными наблюдениями ее способностей в беспалочковой магии… выходила совершенно ясная и очевидная теория, до которой волшебники не додумывались вследствие закостенелости своего сознания. И лишь единицы, едва ли не с детства мечтавшие прославиться, стать великими и изменить мир — как Темный Лорд или Дамблдор — рвали устоявшиеся шаблоны.

* * *

- И все же насчет “Дырявого котла”, мистер Снейп… — поспешила Лапина вернуться к предыдущей теме. — Как именно отсутствие волшебной палочки может помешать мне попасть в Косой переулок? Вы сами говорили, что даже сквибы могут пользоваться магическими предметами и видеть магические предметы. Но я не сквиб. Я — маг!

- Если вы будете идти по Чаринг-Кросс-роад, то ваших способностей, безусловно, хватит, чтобы обнаружить “Дырявый котел” и даже войти в него, — снисходительно пояснил Снейп, сцепив руки замком. — Однако дальше “Дырявого котла” вы все равно не пройдете.

- То есть? Почему не смогу? — искренне недоумевала Лапина.

- А потому, мисс Лапина, что беспалочковая магия, очевидно, далеко не всесильна, — снисходительно, с некоторой толикой злорадства и самодовольства отметил Снейп. — Существует множество самых разнообразных заклинаний, которые невозможно сотворить без использования волшебной палочки. Работающие на магии артефакты и механизмы, для создания которых также необходима волшебная палочка. Магическая научная мысль не стоит на месте!

- А та деревня… Хогсмид? — вспомнила Анна. — Как я поняла, там живут только волшебники. А, значит… им не нужно скрываться и… — задумалась — обособлять для себя пространство, — обвела руками круг в воздухе.

- Вы, кажется, не понимаете очевидного, мисс Лапина… — с нескрываемым чувством собственного превосходства ответил Снейп. — Волшебники тщательно скрывают свое существование от магглов, а потому вы никак не попадете в Хогсмид, используя маггловский общественный транспорт. Или вы думаете, мисс Лапина, о нас не прознали бы рано или поздно, если бы мы бездумно открывали свои секреты кому попало?! — добавил он с раздражением.

Лапина задумалась. Снейп с равной вероятностью мог как говорить правду, так и намеренно вводить ее в заблуждение, но ясно было одно: делиться информацией больше, чем уже поделился, он не намерен. И, очевидно, его бесполезно просить сопроводить ее в Косой переулок в Лондоне или в тот же Хогсмид — об этом Снейп заявил едва ли не в самом начале разговора. Получался замкнутый круг: чтобы самостоятельно попасть в магические поселения и городские кварталы, нужна волшебная палочка, а палочку можно купить только в тех самых магических поселениях и кварталах. И не только палочку, но и книги, из которых можно было больше узнать о магическом мире, а также найти себе жилье и познакомиться с другими волшебниками.

- Мистер Снейп… — искоса посмотрела на собеседника, — такое впечатление, что вы… не говорите этого прямо, но… делаете все, чтобы я… осталась здесь, — тяжело уронила она последние слова.

- Какое забавное… умозаключение, — презрительно хмыкнул Снейп.

Лапиной даже показалось, что если бы здесь, на столе, было вино, он непременно пригубил бы бокал красного, дабы отдать должное собственному остроумию.

- Мистер Снейп… — рискнула пояснить она свою позицию, — вы утверждаете, что самостоятельно я не могу попасть в ту или иную магическую локацию… по ряду причин. То есть… вынуждаете меня просить помощь со стороны… в данном случае, у вас. Но если я попрошу вас сопроводить меня… например, в Косой переулок, вы согласитесь? Ведь телепортироваться для волшебника — это совсем недолго. А дальше я как-нибудь сама…

- И с чего вы решили, мисс Лапина, что я стану вам помогать и тратить на вас свое время? — саркастично заметил Снейп.

- То есть… помочь даже таким образом вы отказываетесь? — подытожила Лапина. — Несмотря на то, что это не отняло бы у вас много времени, а я… получила бы возможность справляться дальше со своими проблемами сама и… не надоедать вам, мистер Снейп. Потому что теперь… я вынуждена просить вас о том, чтобы остаться здесь. Я, например, могу убираться в вашем доме и готовить еду. И нет, мистер Снейп… не думайте, что если я женщина, то, значит… люблю данные занятия по умолчанию. Но в качестве оплаты за проживание… могу это делать.

- А вам никто не говорил, мисс Лапина, что вы ведете себя слишком нагло? — даже если Снейпа ее слова ввели в замешательство, то лишь на мгновение, и теперь он грозно нависал над девушкой, словно пытаясь продавить своим взглядом.

“Говорили, и не раз”, — признавала Анна про себя, и перед ее глазами словно бы вставали многочисленные и такие похожие одновременно воспоминания о нотациях со стороны бабушки, мамы и прочих родственников, и этих нотаций становилось только больше по мере того, как девушка взрослела и училась жить самостоятельно. Но здесь и сейчас было не место для слабости и чувства вины.

- У нас говорят: “Проси больше, если хочешь получить хоть что-то”. И еще: “Наглость — второе счастье”, — чуть помедлив, также поднявшись в полный рост, сказала Лапина, нервно передернув плечами, чувствуя, будто в ней надломилось нечто, приблизив к некоей точке невозврата: ведь прежде она никогда не позволяла себе ни подобных высказываний, ни подобного поведения. — И, похоже… мне теперь придется овладеть этими премудростями, чтобы выжить.

- Что ж, мисс Лапина, вы сами предложили договор.

Так для Анны Лапиной началась новая жизнь в прошлом, которое будущее, в унылом британском городке под названием Коукворт, под одной крышей с мрачным и нелюдимым волшебником Северусом Снейпом.

1) Как пример — пишущийся на данный момент цикл “Альянс неудачников”:

Первая часть: https://litnet.com/ru/book/alyans-neudachnikov-kotenok-i-ego-chelovek-b168835

Вторая часть: https://litnet.com/ru/book/alyans-neudachnikov-2-na-sluzhbe-faraona-b231729

Третья часть: https://litnet.com/ru/book/alyans-neudachnikov-pervaya-zima-b380943

Главный герой, который должен был погибнуть в родном мире, соглашается на сделку с могущественной сверхъестественной сущностью и перемещается в новый первобытный мир, находящийся в процессе освоения и заселения попаданцами, в том числе представителями нечеловеческих рас. С собой главный герой берет хромого котенка, подобранного на улице незадолго до роковой встречи…

Вернуться к тексту

2) Серия книг о том, как главный герой, тестировщик игр, после сбоя вирткапсулы попадает в похожий на средневековье мир, в тело крестьянина, на деревню которого тут же нападают черные рыцари. Главному герою предстоит разобраться, что и как устроено в новом мире, развивать свои способности — и до некоторого времени их скрывать, выжить в разнообразных интригах, а также разобраться с Тлением — заразой, грозящей уничтожить мир:

Первая часть: https://author.today/work/30849

Вторая часть: https://author.today/work/32288

Третья часть: https://author.today/work/32726

Вернуться к тексту

3) Книга о том, как главная героиня-попаданка пыталась выжить и наладить быт в имевшихся условиях без всяких роялей, суфлеров и прочих помощников; о том, насколько сильным бывает сопротивление среды, а возможности главного героя или героини, напротив, очень ограничены: https://litnet.com/ru/book/pritvornaya-dama-ego-velichestva-b340326

Вернуться к тексту

4) Рабочие кварталы Коукворта: https://static.wikia.nocookie.net/harrypotter/images/b/b7/Cokeworth.jpg/revision/latest?cb=20161206210615

Вернуться к тексту

5) Примерно так могла бы выглядеть разбитая набережная в рабочих кварталах Коукворта, если представить слева овраг с рекой: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/277/wysiwyg_jpg/Bradford-1970-Pushing-a-pram-up-an-unadopted-road.jpg?1511966801

Вернуться к тексту

6) Пустырь на окраине рабочих кварталов промышленного городка (у реки имеет естественный уклон вниз): https://s1.travelask.ru/system/images/files/000/409/309/wysiwyg_jpg/2700_%2810%29.jpg?1511967111

Вернуться к тексту

7) Общий вид гостиной в доме Северуса Снейпа в Ткацком тупике

Вернуться к тексту

8) Северус Снейп на фоне книг в своей гостиной: https://disk.yandex.ru/i/Ikl6DqrNcjpRKw

Вернуться к тексту

Дом, в котором жил Северус Снейп, был рассчитан на две семьи — с отдельным входом и задним двором для каждой ⁽¹⁾. На первом этаже были расположены прихожая, гостиная, лестница с кладовкой, ванная и кухня, на втором — три спальни: две маленькие смежные, выходящие окнами на задний двор — “для гостей” (или, в прошлом, для детей); и одна большая напротив — хозяйская. Под крышей был устроен чердак. В углу двора, у смежной с соседями стены, стоял небольшой кирпичный сарайчик под двускатной крышей — отхожее место. Разумеется, все это (или почти все) Анна Лапина успела увидеть еще раньше, однако Северус Снейп предпочел провести своей постоялице небольшую экскурсию по дому, дабы наглядно показать весь фронт работ на ближайшие дни и, возможно, недели.

Отныне в обязанности Анны Лапиной, раз уж она сама добровольно на них подписалась, входили уборка и поддержание порядка во всем доме (если так можно говорить о половине, принадлежавшей Северусу Снейпу), закупка продуктов, готовка и мытье посуды. Отдельно хозяин дома оговорил запреты — для чего, как поняла впоследствии Лапина, и была устроена эта пародия на экскурсию. Так, в гостиной нельзя было “брать книги в руки и даже просто прикасаться к ним”, а в кладовку под лестницей не стоило даже пытаться заглядывать: все необходимые для уборки и наведения чистоты предметы находились на кухне и уже были предъявлены “мисс Лапиной”. На чердак подниматься было можно, но там, по словам Снейпа, ничего интересного не было, и убираться там также не было необходимости. Наконец, в своей спальне, снисходительно заметил Снейп, положив ладонь на ручку двери, он предпочитает наводить порядок исключительно самостоятельно.

- А теперь приступайте к вашим обязанностям, мисс Лапина! — жестко процедил мужчина напоследок и скрылся за дверью.

Пожав плечами, Анна тоже направилась к себе: уже знакомая ей спальня, в которой ей довелось переночевать уже три раза, была закреплена за ней на все время проживания в доме у Снейпа. Объем работ предстоял большой, и, как прикидывала девушка, ей потребуется два, а то и три дня, возможно, вся оставшаяся неделя, чтобы привести дом хотя бы в относительный порядок. Для начала можно было поснимать занавески и постельное белье с кроватей и замочить; протереть пыль (много где) и помыть полы.

Лапина критически оглядела себя, затем свое отражение в небольшом зеркале с пятнами ржавчины. Собираясь в ту злополучную поездку в Кентербери еще в 2011-м году, бывшая выпускница химфака — даром, что стараниями своей матери была воцерковлена, еще когда училась в школе — как-то не задумывалась об обстоятельствах непреодолимой силы, которые могли бы с ней случиться нежданно-негаданно, а потому наивно полагала, что на неполных три дня ей вполне хватит костюма, в котором она была тогда на работе, для прогулок по городу, пижамы — для сна, и подаренной патером Йоханном мантии — для антуража и защиты от холода, если придется. Сейчас костюм, местами порванный и испачканный, можно было смело использовать как одежду для уборки, которую не жалко — если бы не одно но: костюм девушка еще рассчитывала привести в порядок — например, с помощью магии. А потому лишнюю одежду и не только пришлось бы покупать так или иначе.

* * *

К вечеру первого дня бывшая выпускница химфака успела не раз и не два пожалеть о своем решении остаться в доме у Снейпа на правах бесплатной прислуги. Нет, нельзя сказать, что бы она успела совсем мало: без приключений сходила в виденный ранее в благополучной части города за рекой магазин одежды, где обзавелась простеньким ситцевым платьем в блеклый голубой цветочек и парой смен белья, и так же без приключений добралась обратно по окраинам рабочих кварталов. Сняла, как и задумывала изначально, постельное белье и занавески и поставила замачиваться в оцинкованных тазиках, найденных в отведенной под ванную каморке; протирала пыль на мебели, плинтусах и перилах и мыла полы, благословляя про себя отсутствие в доме ковров — тех еще сборников песка и пыли. И ей еще изрядно повезло, рассуждала Лапина, в кране была вода, пусть только холодная, и потому не нужно было по несколько раз за день ходить с ведрами к колонке на другой конец улицы — то, что местами оставалось реальностью даже в крупных городах еще в начале 2010-х годов.

Но, чем ближе день клонился к вечеру, тем больше девушке казалось, что даже такие простые задачи, как уборка, стирка и готовка в имеющихся условиях могут оказаться для нее задачами если не совсем непосильными, то весьма и весьма сложными, и свои умения она переоценила очень и очень сильно. В доме не было электричества — Анна Лапина обнаружила это еще тогда, когда впервые проснулась в чужом и незнакомом доме, который, как выяснилось позже, принадлежал волшебнику Северусу Снейпу. Но, городская жительница родом из XXI века, совершенно не приспособленная к подобному быту, она словно забыла об этом, дерзко ставя свои условия Северусу Снейпу нынешним утром.

Отсутствие в доме электричества означало, что со всеми хозяйственными делами необходимо было управиться в течение светового дня, белье придется кипятить и, самое главное, предстояло разобраться с кухонной плитой, без которой было бы никак невозможно приготовить еду. Плита была старой на вид, с дымоходом, парой конфорок и нагревательным “блином” прямоугольной формы ⁽²⁾. Имелись ручки для регулировки подачи газа, а в отделениях ниже обнаружились духовка и камера с решеткой для сгорания угля. Возможно, был недолгий период в истории, когда выпускали печи, способные работать на двух разных источниках топлива (угле и газе), и перед Анной Лапиной стоял образчик именно такой продукции.

Массовая газификация жилых домов в городах проводилась в 1950-1960-х годах, одновременно со строительством нефтеперерабатывающих заводов — тогда же, отметила Лапина, в доме, судя по всему, в последний раз проводился крупный ремонт. Название города указывало на то, что когда-то здесь активно добывали уголь, а вместе с углем на поверхность нередко выходит газ. Однако газовых труб в рабочих кварталах Коукворта девушка не видела еще ни разу — в отличие от местами ободранных линий электропередач и телеграфных столбов. Встроенные и подземные газовые коммуникации умели прокладывать еще с середины XIX века, но тогда газ использовали преимущественно для освещения и только в дорогих и респектабельных районах, облик которых должен был отражать красоту и благополучие высших и обеспеченных средних классов общества. В рабочих же кварталах Коукворта уличное освещение отсутствовало напрочь — если не считать разбитые фонари вдоль такой же разбитой набережной.

Слышала бывшая выпускница химфака и о газогенераторах ⁽³⁾ — специальных отсеках-реакторах, где в условиях высоких температур при недостатке воздуха происходило не сгорание, а разложение (пиролиз) твердого топлива (угля, древесины, опилок, жмыха). Образующаяся при этом смесь из водорода, метана, монооксида углерода и прочих горючих газов (непредельных углеводородов) была аналогична по своему составу светильному газу, который в последней трети XIX века использовался уже не только для освещения улиц и помещений, но и в качестве топлива в первых двигателях внутреннего сгорания.

В любом случае, о том, как следует обращаться с подобной плитой, Анна Лапина имела лишь самые смутные представления и теперь мысленно себя ругала, что не додумалась ни подсмотреть раньше, как это проделывал Снейп, ни расспросить его до того, как он заперся в своей спальне. У бабушки в деревне, где девушка проводила лето в свои школьные годы, в домике, доставшемся в наследство, соответственно, от прабабушки и прадедушки, традиционная дровяная печь, конечно же, имелась, и бабушка умела с ней обращаться, а вот мама, выросшая в городе, где бабушка работала на заводе — уже нет. И даже в деревне в те годы, что уже в сознательном возрасте застала Анна Лапина, летом предпочитали пользоваться газовыми плитами, работавшими от баллонов, или электрическими скороварками — что было намного быстрее и проще, когда не нужно было протапливать дом.

Анна со всей тщательностью, на которую она была способна, обыскала кухонные шкафы и тумбы. Нашла старую и недорогую на вид посуду, такие же ложки, вилки и ножи, кастрюли и сковородки, пару разделочных досок, терку и даже четыре бутылки явно дорогого красного вина — но не спички или лучины. Мысленно обругала себя за непредусмотрительность: если злополучная поездка в Кентербери изначально обещала быть исключительно культурно-развлекательной, без походов в леса и горы, то здесь и сейчас следовало бы провести вначале полную ревизию всех доступных комнат в доме, дабы установить, чего не хватало для полноценного ведения хозяйства, и лишь после этого отправляться за покупками. Впрочем, оставалось одно средство, которое, надеялась начинающая волшебница, не откажет ей и в этот раз.

- *Incendo!*

Пламя сорвалось с пальцев и тут же опало, как если бы она попыталась воспользоваться зажигалкой: даже если в бедные районы Коукворта газ все же был проведен когда-то, в доме Снейпа он отсутствовал точно так же, как и электричество. Зато, вспомнила Анна, на решетке в нижней камере печи имелось какое-то количество угля. Снова достала из шкафа под раковиной, где хранились моющие и чистящие средства, щетку, тяжелый, неудобный железный совок и небольшую пустую картонную коробку, куда сгребла излишки, оставив лишь пару угольков для эксперимента. Это сейчас лето, и дом не нужно отапливать, продолжала рассуждать Лапина, однако найденного количества угля ей не хватит надолго: правильно пользоваться печкой еще надо научиться, а больше запасов она нигде не видела.

Далее, как знала Анна, следовало открыть на трубе задвижку, обеспечив тягу и отход газообразных и твердых продуктов сгорания. После можно было попытаться разжечь огонь; при этом было необходимо тщательно следить за тем, чтобы задвижка раньше времени не закрылась случайно: если уголь не прогорит до конца, то при недостатке воздуха образуется угарный газ (он же монооксид углерода CO). Последний при взаимодействии с гемоглобином — а именно с железом в порфириновых фрагментах — образует очень прочный и ядовитый карбонильный комплекс; как следствие, кровь утрачивает способность переносить кислород, что приводит к смерти. Это касалось закрытых дровяных и угольных печей. В газогенераторе воздух также подавался снизу, а топливо можно было разместить на решетке выше (пусть даже это снижало его эффективность), однако температуры для поддержания процесса пиролиза требовались несравнимо более высокие (700—1500 °С), чем просто для сгорания угля (250—400 °С). Стенки реакторного отсека и выходящие из него трубы, таким образом, должны были быть изготовлены из жаропрочной и огнеупорной керамики или стали — чего об имевшейся в доме плите нельзя было сказать с уверенностью.

- *Incendo!*

Весело заплясали огнем угольки в печи, на мгновение — уже второй раз — сверкнула странная вспышка позади: магоуловитель среагировал на колдовство, сотворенное совсем рядом.

- Мисс Лапина?..

Девушка, вздрогнув, обернулась на голос: ей следовало помнить о том, что именно благодаря магоуловителю Снейп выследил ее в первый вечер.

- Это очень хорошо, что вы пришли, мистер Снейп, — тут же заговорила Анна, воспользовавшись повисшей паузой. — Я хотела у вас спросить… есть ли в доме запасы угля? И если да, то где именно?

- Уголь?

Мужчина казался искренне удивленным, как если бы — внезапно поразилась своей догадке Анна — ожидал увидеть совсем не то, что увидел, и потому не успел ни к чему придраться сразу.

- Да, уголь, — повторила Лапина, кивнув. — Эта печка топится углем или дровами. Того, что есть… — указала на небольшую картонную коробку на полу перед собою, — не хватит надолго.

- Волшебникам нет нужды топить печь ради приготовления пищи: для этого существуют заклинания, — надменно и важно заявил Снейп, посмотрев на Лапину, как на вошь под ногами.

- Заклинания? — на сей раз удивилась Лапина.

В ее родном времени, конечно, существовала техника, которая много чего делала за человека — но все равно требовала предварительной настройки ряда параметров и бдительного контроля со стороны. А заклинания? Для того чтобы просто нагреть воду или, например, сварить бульон — одно заклинание? Чтобы пожарить картошку — другое? Мясо — третье? Испечь пирог — четвертое?

- Мордред и Моргана! Зачем я только согласился с вами возиться?! — выругался Снейп. — Дайте воду!

Анна поспешила набрать воду из-под крана в самую маленькую кастрюлю, какую смогла найти сразу, и поставила ее на плиту.

- Смотрите сюда и учитесь, мисс Лапина! — торжественно произнес Снейп, словно воображая себя великим учителем и мудрецом, открывающим прописные истины неграмотной крестьянке-лесовичке, внезапно вышедшей в люди. — Для того чтобы вскипятить воду, существует заклинание “Ebulli!” ⁽⁴⁾…

Повинуясь чужой магии, вода в кастрюле закипела даже быстрее, чем если бы ее грели в электрочайнике. Но если появившуюся в результате белесую муть еще можно было списать на высокую жесткость воды и сопутствующее образование нерастворимых солей кальция и магния, то странный химический запах, напоминавший нечто среднее между бромом и йодом (или их смесь), однозначно указывал на то, что подобную воду крайне нежелательно использовать для питья и приготовления пищи.

- Мордред, Лапина, откуда вы взяли эту ужасную воду?! — не замедлил отреагировать Снейп.

- Из крана, сэр! — с сарказмом ответила Лапина, указав на тот самый кран. — Буду премного благодарна, мистер Снейп, если вы скажете, где здесь можно найти нормальную питьевую воду.

В ее родном времени и даже раньше, помнила Анна, воду в больших городах нередко хлорировали для дезинфекции. Такая вода не только была невкусной, но и часто использовать ее для питья и приготовления пищи тоже было нежелательно. Как следствие, люди стали покупать питьевую воду в магазинах и специальных аппаратах на улице. Но существовала ли подобная практика в 1997-м году, тем более в такой дыре, как Коукворт? Потому что местные подземные источники… тоже могли быть загрязнены, как и огибающая рабочие районы река.

- Волшебники создают воду с помощью заклинания “Aquamenti”! — тут же просветил ее Снейп.

- И откуда эта вода берется? Не из той ли мелкой и грязной реки неподалеку? — с ехидцей поинтересовалась в ответ бывшая выпускница химфака. — Или концентрируется молекула за молекулой из воздуха? Нечто не может возникнуть из ничего, — добавила она назидательно.

- Мисс Лапина!..

Мутная вода в кастрюле исчезла, словно испарилась, оставив после себя белесый налет. Следом начинающая волшебница узнала, что для удаления засохшей грязи и пыли надлежало использовать “Tergeo” ⁽⁵⁾, а для очистки от жидкой грязи — “Excuro” ⁽⁶⁾. Воду до этого Снейп испарил заклинанием “Evanesce!” ⁽⁷⁾, которое показалось Лапиной слабеньким аналогом “Desintegrate” из “Арканума”, распыляя до состояния отдельных атомов и молекул небольшие предметы и объемы жидкостей. Для того чтобы подогреть еду, поддерживать нагрев уже закипевшей воды и даже согреть воздух вокруг себя, подходило заклинание “Calefacto” ⁽⁸⁾. Чтобы не искать долго и нудно нужный предмет, следовало призвать его с помощью заклинания “Accio” ⁽⁹⁾. Уже известное Анне заклинание “Incendo” поджигало все, что могло гореть, в особенности дрова и бумагу. Другое заклинание, “Stasis” ⁽¹⁰⁾ обеспечивало сохранение продуктов и не только в первозданном виде — именно оно было наложено на не работавший за отсутствием электричества старенький холодильник, превратив его таким образом в стазис-ларь ⁽¹¹⁾. Заклинание “Lumen” зажигало своеобразный “фонарик” на конце волшебной палочки,“Lumen solis” ⁽¹²⁾ подвешивало сверху яркий магический светильник, а заклинание “Nox” ⁽¹³⁾ тушило все простейшие магические источники света в комнате.

* * *

- *Lumen!..*

В начале июля в умеренных широтах темнело медленно и поздно, но… пока Анна Лапина управилась с собственными делами и уборкой, которую еще предстояло продолжить на следующий день, пока пыталась разобраться с плитой, пока под руководством Снейпа (если это можно так назвать) пыталась разучить различные бытовые заклинания, солнце начало уверенно приближаться к горизонту на западе.

Снейп не утруждал себя объяснением, как действовало каждое из заклинаний, да и палочкой, на взгляд Лапиной, махал слишком быстро, чтобы она успевала в точности запомнить все движения, так что полагаться бывшей выпускнице химфака приходилось исключительно на собственное разумение и общие знания о мире. Так Анна играючи поджигала то, что могло гореть, с помощью “Incendo”, с легкостью создавала свет в своих ладонях посредством “Lumen” и выпускала под потолок яркие светящиеся шары “Lumen solis”. Погасить магические светильники казалось достаточно просто — нужно было просто прекратить их подпитку собственной магической энергией, без всяких дополнительных заклинаний, но применим такой подход был исключительно для собственноручно сотворенных заклинаний: чтобы потушить “фонарь”, пришлось представить, как она накрывает его колпаком, и сделать соответствующее движение рукой ладонью вниз, одновременно произнеся про себя: “Nox!”

Чистящие заклинания не давались Анне вовсе, а чтобы сотворить воду посредством “Aquamenti”, пришлось представить, как она молекула за молекулой, капля за каплей собирает воду из окружающего пространства и медленно, постепенно наполняет ею кастрюлю — потому что, правильно, ничто не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда. Затем, кое-как проморгавшись и отдышавшись, Лапина принялась греть набранную воду с помощью “Ebulli!” и “Calefacto”. И с каждой минутой поддерживать греющие заклинания становилось все труднее: у воды теплоемкость огромная, а вливала-то она энергию из своего собственного тела, которой оставалось уже совсем мало и которая не хотела никуда больше течь.

- *Lumen!..*

Светлячок в ладони оказался совсем маленьким и слабым и тут же погас в вечернем сумраке, заполнившим к тому времени кухню. Ну да, рассуждала про себя Лапина мимоходом, она уже выложилась на разных заклинаниях до этого, и “Aquamenti” ей далось невероятно трудно — а она, не восстановившись после толком, принялась упражняться в магии дальше. И для чего? Чтобы доказать Снейпу, что она — не полное ничтожество и все-таки на что-то способна? “Доказала” — как же: сил теперь не хватало не то чтобы чего-то отвечать и спорить, но даже для самых простых физических действий. Сесть на ближайший стул и вздремнуть — и идите все лесом, в болото и куда-нибудь еще!..

А Снейп то ли и дня не мог прожить, чтобы не сказать кому-нибудь гадость, то ли поставил себе целью довести ее, Анну Лапину, до полного отчаяния, но весь вечер язвительно рассуждал вслух о том, что “пользы от нее никакой — как бы не разнесла весь дом к Мордреду!”, “не вышвырнуть ли мне ее прямо сейчас из дома?” и, конечно же, о том, что с бесплочковой магией немногого можно добиться, и “мисс Лапина” сама это видит. Ее неудачи с тем или иным заклинанием вызывали у мужчины особенный приступ злорадства. Когда же оказалось, что его постоялица не в состоянии даже стоять прямо, не то что приготовить ужин, Снейп прочитал в очередной раз короткую, но от этого не менее пространную и язвительную лекцию о том, насколько бесполезны отдельные молодые особы, сваливающиеся не его бедную голову, как драконий навоз, и как вредно отсутствие стройного магического образования в целом.

Лапина слушала слова Снейпа сквозь сон — вроде и слышала, и запоминала, и понимала общий смысл: разбираться, что со всем этим делать, ей было глубоко лениво. Так же сквозь сон она услышала, как Снейп полез в холодильник (то есть, стазис-ларь — ведь он работает на магии, не на электричестве, которого нет) и принялся что-то оттуда доставать, а потом чем-то гремел у плиты. И снова девушка поддалась своей усталости и лени — несмотря на то, что часа три назад или больше корила себя за собственную невнимательность, что не додумалась еще раньше подсмотреть и запомнить, как Снейп управлялся с этой старой плитой. Сквозь сомкнутые веки девушка почувствовала, как в кухне загорелся мягкий свет — видимо, перед тем, как Снейп принялся искать будущий ужин в холодильнике — но окончательно раскрыла глаза лишь тогда, когда Снейп грубо встряхнул ее за плечо и приказал есть, напомнив заодно, что это был первый и последний раз, когда он выполнял за нее взятые ею на себя обязанности.

Как добралась до кровати, девушка помнила урывками, смутно. Вроде поклевала ужин (кажется, это было обычное мясо с картошкой и что-то вроде холодного чая), но снова задремала на стуле опять, и тогда Снейп взял ее за воротник и, ругаясь сквозь зубы, потащил наверх и грубо втолкнул в спальню. Упала на кровать и уснула Анна, как и была, в своем рабочем платье, а проснулась от того, что кто-то громко колошматил в дверь. Солнце уже ярко светило в окно, а голос за дверью орал, что уже скоро полдень, а она, такая лентяйка, до сих пор валяется в постели вместо того, чтобы выполнять свои обязанности по дому.

Анна чувствовала себя уставшей и не выспавшейся, да и магия ее явно не восстановилась до конца, но пришлось вставать и спускаться вниз: не стоило злоупотреблять и без того невеликой добротой Снейпа. Последний уже давно позавтракал, и незадачливой путешественнице во времени не пришлось срочно-обморочно вспоминать, что рассказывалось в школьном учебнике английского о том, что англичане едят на завтрак, обед и ужин — в университете-то они изучали уже специальный “английский для химиков” — и соображать, что можно приготовить из имевшихся продуктов. Тем не менее, это был подходящий повод для того, чтобы задать хозяину дома пару насущных вопросов — то, что она хотела, но не успела обсудить накануне вечером, и вчерашние опыты с новыми заклинаниями только убедили девушку в ее предположениях.

Да, она маг слишком слабый и неумелый, подтвердила Лапина, выслушав очередную порцию нотаций о том, какая бездарная, бестолковая, бесполезная и все в таком же духе. “Мистер Снейп” видел, сколько сил у нее вчера отняли простейшие для него заклинания. Так не проще ли в подобных случаях обходиться вообще без магии и топить ту же печку углем? И где можно взять качественную питьевую воду? Ибо, уверенно предположила Лапина, дистиллированная вода, получаемая, с помощью “Aquamenti”, годится исключительно для химических опытов, но не для употребления в пищу.

Снейп снова выругался и, к удивлению Лапиной, достал из одного из ящиков на кухне, который она почему-то не заметила и не додумалась обыскать прежде, небольшую круглую походная плиту. Нагревательный круг, вспомнила Лапина — именно так называлось очень похожее приспособление в одном из прочитанных до перемещения фэнтези-романов, работавшее от рассеянной вокруг магической энергии, не требующее дров и не дающее дыма, что особенно было хорошо для незаметных передвижений по лесам и горам ⁽¹⁴⁾. Выданный Снейпом круг был размером не с самую большую кастрюлю и “включался” резким прикосновением волшебной палочки к боковой стороне внешнего кольца, которое оставалось холодным, даже когда круг нагревался очень сильно.

Анна выдохнула украдкой: ей-то пришлось активировать круг прямым касанием, представляя, будто на пальцах у нее нечто вроде хитрых разъемов, которыми она подключилась к внешнему устройству и мысленно дала команду: “Греть!” С другой стороны, волшебные палочки, как представляла себе бывшая выпускница химфака, изготавливали в основном из дерева, а дерево, как известно, может тлеть и гореть (как, впрочем, и любая другая органика), так что производители магических нагревательных приборов так или иначе должны были озаботиться удобством и безопасностью конечных потребителей. “Выключался” круг аналогичным прикосновением, которое при беспалочковом использовании пришлось дополнить мысленной командой: “Не греть!”

О воде же Снейп сказал, что в Коукворте, “этом мерзком маггловском городишке”, она не может быть иначе, как “дрянной”. Тем не менее, хорошая питьевая вода в доме была — откуда, по мнению Снейпа, “мисс Лапину” это не должно было интересовать. Анна недоумевала про себя: в отличие от нагревательного круга, огромные, запечатанные воском стеклянные бутыли и воронки к ним, которые хозяин дома только что показал ей в большом отделении одной из кухонных тумб, казалось, не заметить было никак не возможно — и все же она пропустила их, когда, тщетно пытаясь найти спички, обыскивала кухню вчерашним вечером.

Наконец, мужчина высказал надежду, что у “мисс Лапиной” не осталось больше “идиотских вопросов”: его ждут “важные дела”, да и “мисс Лапиной” не помешало бы вспомнить о своих обязанностях. Анна намек поняла и поблагодарила за уделенное ей время: работы и впрямь предстояло много. Нагревательный круг был всего один, поэтому белье приходилось кипятить и толочь в тазу “порциями”, потом полоскать в ванне, до этого предварительно оттертой… насколько это было вообще возможно. Повезло еще, что во дворе за домом были натянуты веревки, которыми пользовались хотя бы иногда, и пришлось немало постараться, чтобы развесить все белье, не свалившись при этом с табуретки. А когда со стиркой было временно покончено, настала очередь отмывать и отчищать то, до чего Анна Лапина не успела добраться в первый день.

* * *

За работой оставшиеся до конца недели дни пролетели очень быстро. Анна не могла бы сказать, что дом Снейпа теперь блестел, но выглядел определенно чище и светлее, чем раньше: не валялась больше клочьями пыль; не чернел сажей зев камина в гостиной; вымытые окна под выстиранными недавно занавесками пропускали больше света; а на чистом белье было намного приятнее спать. Сам хозяин дома на проделанную работу, казалось, не обращал внимания — но и не придирался, не критиковал, не высматривал все возможные и невозможные недостатки с лупой. Казалось, Северусу Снейпу не было до нее вообще никакого дела, что Анну Лапину более чем устраивало.

В воскресенье девушка дала сама себе выходной — отнюдь не только и не столько потому, что в основном закончила с генеральной уборкой и большой стиркой и считала свой отдых “честно заслуженным”. Ей требовалось время, чтобы обдумать все, с чем ей пришлось столкнуться и что довелось узнать в последнюю неделю, и определиться с тем, что делать и как жить дальше, и свет — чтобы писать. Прежде Анна не имела склонности вести анкеты и дневники, как это делали многие ее ровесницы в школе, но теперь, когда обстоятельства ее жизни изменились очень сильно — настолько, что не вдруг кому-нибудь расскажешь, бумага, как казалось незадачливой путешественнице во времени и, по совместительству, бывшей выпускнице химфака, лучше всего подходила для того, чтобы выразить и упорядочить собственные мысли и чувства.

Впрочем, первые записи Анны Лапиной лишь postfactum фиксировали уже свершившиеся события, без подробного анализа и гипотез — подобно тому, как в путевой дневник в “Аркануме” заносились все слухи, задания, достижения и просто информация, почерпнутая из разговоров, книг, газет, записок и тому подобных источников, что могло бы помочь герою в расследовании запутанного сюжета игры.

1.07.2011

На четырехчасовой поезд, шедший по маршруту “Лондон-Кентербери”, напали маги-террористы. Они были в черных балахонах и белых масках-черепах и напоминали организованную группу. Они использовали заклинание, которое позволяло им оставаться невидимыми для обычных людей, не-магов, даже в момент атаки. Многих пассажиров самым жестоким образом убили прямо на месте. Тех, кто успел выбраться, добивали снаружи. Была еще одна группа магов — без масок и в цветных балахонах. Что именно они делали, я так и не поняла. Я очень вовремя упала в обморок…

Подозреваю, что лишь немногие выжили в этой мясорубке. Не знаю, сколько я провалялась в обмороке, но те террористы в черных балахонах оставили несколько своих людей, чтобы добивать выживших. Они упоминали какого-то Лорда — очевидно, главаря своей организации: для шайки их было слишком много. К сожалению, я слишком поздно вспомнила про заклинание телепортации.

28.06.1997

Я переместилась во времени из 2011 в 1997 г. в нарушении всех законов физики! Я думаю, это произошло в результате того туннелирующего эффекта, когда я захотела оказаться как можно дальше от террористов. Этот туннелирующий эффект называется у магов “аппарацией” и позволяет мгновенно путешествовать в пространстве, хотя я не знаю, имеется ли ограничение на расстояние. Но в моем случае произошло еще и перемещение во времени, и я затрудняюсь пока предположить, что именно послужило тому причиной.

Я оказалась выброшена близ небольшого городка Коукворт (Cokeworth). Раньше это был промышленный центр — судя по названию, раньше здесь были угольные шахты и соответствующие производства, но сейчас заводы стоят, и здесь собираются только всякие криминальные элементы.

29.06.1997

Я обнаружила себя в доме некоего Северуса Снейпа (Severus Snape), довольно неприятного типа. Он тоже волшебник и живет здесь, в Коукворте. Оказывается, он выследил меня с помощью прибора, который назвал magic-locator, т.е. магоуловитель. Это такая штука, напоминающая планетарную модель атома на подставке, дополнительно заключенную в широкий обруч. Магоуловитель фиксирует любое колдовство, кроме того, что было сотворено хозяином дома. Посредством свечения в ядре и на орбитах он указывает направление, в котором было совершенно колдовство, его интенсивность и тип заклинания (разовое или поддерживаемое). Сигналы интерпретируются “на глаз” и никак не цифруются. Металлические предметы, как то чугунные кастрюли и сковородки, немного гасят сигнал.

В настоящее время о существовании волшебников никто из простых людей не догадывается потому, что волшебники в 1689 году приняли так называемый Статут о Секретности (International Statute of Secrecy).

30.06.1997

Собственно, о том, что я переместилась во времени, я узнала лишь два дня спустя после самого перемещения, когда вернулась в Лондон. Это был полных крах! Ведь все мои документы об образовании, загранпаспорт и прочее в 1997-м недействительны! Я не могу ни легально устроиться на работу, ни заселиться в гостиницу. К сожалению, я не придумала ничего лучше, как вернуться в Коукворт и напроситься пожить у Снейпа. Как-никак, он маг.

Я расспросила Снейпа о возможностях путешествия во времени у волшебников. Он знал не очень много, похоже, только общие сведения. Если верить Снейпу, то для перемещения во времени волшебникам нужен специальный артефакт — Снейп назвал его “Time-Turner”, что-то вроде “Времяворот”. Этот артефакт позволяет перемещаться только в прошлое, и только на несколько часов, и вообще, кому попало его не дают.

Снейп в тот день многое рассказал мне о магическом мире. У волшебников, по крайней мере, в Британии, существует что-то вроде небольшого централизованного государства, которое управляется Министерством магии, а правопорядок обеспечивается с помощью Аврората (Aurore Office). Есть своя школа, которая называется Hogwarts, своя больница, названная в честь шотландского святого Мунго, своя валюта (это галлеоны, кнаты и сикли) и свой банк, называемый “Gringotts”. Курс галлеона к фунту составляет примерно 1 : 5. Всевозможных торговцев и гостиницы можно найти в Косом переулке (Diagon Alley, это скрытая магическая улица в Лондоне; попасть в Косой переулок можно с улицы Charing-Cross-Road) и Хогсмиде (Hogsmeade, деревня недалеко от Хогвартса).

У волшебников отсутствует паспортная система. Как правило, личность волшебника определяют по волшебной палочке, которая в идеале приобретается единственный раз в жизни — в 11 лет перед поступлением в Хогвартс.

Волшебников очень мало: это следует из того, что у них всего одна школа, одна больница, один банк и лишь несколько обособленных от большого мира улиц и поселений. Вряд ли общее население волшебников превышает несколько тысяч человек. В большом мире это население совсем небольшого городка или ПГТ. Наверное, такое количество населения все же реально спрятать, особенно если “размазать” их по всей Британии.

Также я узнала, что, помимо магглорожденных волшебников (muggle-born), т.е. рожденных обычными людьми, не-магами (в Британии их называют магглами, muggles), существуют сквибы (squib): они рождаются в семьях волшебников, могут пользоваться некоторыми магическими предметами и видеть скрытое от обычных людей, но сами магическими способностями не обладают. К сквибам относятся с презрением и насмешками; рождение сквиба для семьи волшебников — позор.

Обучение в Хогвартсе стоит 100 галлеонов в год. Ученикам обеспечивается питание и проживание в общежитии. В Хогвартс принимают равно мальчиков и девочек. Всего в Хогвартсе учатся 7 лет, с 11 до 18 лет, и это очень важный этап в жизни каждого юного волшебника. Письмо из Хогвартса в каждой семье волшебников для своих детей ожидают с нетерпением: сквибы учиться в Хогвартсе не могут.

Гос. экзамены в Хогвартсе, как и в обычных средних британских школах сдают два раза. На пятом курсе это Owl (“Сова”) — аналогично GCSE, на седьмом — Newt (“Тритон”), аналогично A-Level. Снейп упоминал, что в редких случаях родители отправляют детей в Хогвартс лишь в год сдачи гос. экзаменов. В Хогвартсе учат колдовать только палочками. С первого по пятый курс юные волшебники обязательно изучают историю магии, трансфигурацию, чары, защиту от темных искусств (ЗОТИ), зельеварение, гербологию и астрономию. В конце второго года ученики обязательно должны выбрать два или три дополнительных спецкурса из следующих предметов: уход за магическими существами (УЗМС), маггловедение, прорицания, арифмантика и руны.

От результатов СОВ зависит, какие профессии юному волшебнику могут быть доступны после школы. На шестом и седьмом курсах ученики изучают выбранные профильные предметы на более глубоком уровне, или, напротив, могут отказаться от какого-либо предмета… в том числе, обязательного прежде, если последний не нужен для будущей профессии, или если ученик не прошел в продвинутую группу по результатам экзаменов. Послешкольное образование у магов в Британии предусмотрено только для профессий целителей и авроров.

2.07.1997

Мне удалось уговорить Снейпа разрешить пожить у него в доме в обмен на уборку, готовку и стирку. К обязанностям приступила в тот же день, и это оказалось совсем нелегко, ведь в доме не было ни электричества (о чем я позорно забыла), ни газа. Повезло еще, что была вода, пусть только холодная и не лучшего качества. А средства, что показал Снейп, отлично справлялись с отмачиванием и очисткой грязи.

В тот же вечер Снейп показал мне несколько бытовых заклинаний; некоторые из них я знала раньше.

Lumen — свет (на конце волшебной палочки или в ладонях).

Lumen solis — солнечный свет (подвешивает светящийся шар сверху).

Nox — погасить свет (“ночь”).

Incendo — разжечь огонь.

Aquamenti — создать струю воды.

Calefacto — нагреть/разогреть/согреть.

Ebulli — вскипятить.

Accio — призвать нужный предмет.

Excuro — удалить жидкую грязь.

Tergeo — удалить сухую грязь.

Evanesce — заставить исчезнуть небольшой предмет или объем жидкости.

К сожалению, в тот вечер я слишком устала, а заклинания создания и разогрева воды отняли у меня остатки сил. Но и Снейп мог бы объяснять получше, а не только говорить гадости и критиковать.

3.07.1997

Снейп выдал мне магический нагревательный круг, на котором можно готовить пищу, кипятить воду и т.д. Надолго ли этого круга хватит, неизвестно. Не уверена даже, что Снейп сам это знает.

3-5.07.1997

Между делом снова пробовала заклинания, показанные мне ранее, и не могу сказать, что за прошедшее время как-то продвинулась в их освоении. Чистящие заклинания мне как не удавались, так и не удаются, а на создание и нагрев воды по-прежнему тратится слишком много сил. Возможно, эти заклинания невозможно выполнить без палочки: у Снейпа-то, который неоднократно попрекал меня отсутствием систематического магического образования и волшебной палочки, при наличии последней все получалось если не идеально, то, по крайней мере, хорошо.

Я только не могу понять. Если для волшебника навести порядок в доме — это произнести несколько заклинаний и помахать палкой, то почему у Снейпа все было так… запущено? Нельзя сказать, что бы именно свинарник: никаких гор грязной посуды в раковине и на столе, и прочего мусора тут и там. Но пыли так много, словно в доме не убирались годами, а ремонт в последний раз делали, наверное, еще когда Снейп был совсем ребенком, т.е. в 1960-х годах самое позднее, судя по обстановке.

6.07.1997

Скоро закончится неделя, как я живу в Коукворте в доме у Снейпа. Не знаю, как долго еще продлится его гостеприимство, и, признаться честно, мне бы самой хотелось намного большего, чем быть домработницей за кров и еду. Если бы было иначе, я бы не только не вляпалась в это путешествие в прошлое, но и моя жизнь была бы совсем другой — на радость маме и бабушке уж точно.

Впрочем, даже при своих изначальных условиях я имела все возможности никуда не “попадать”. Просто нужно было поступить по-взрослому и не прятаться за решения руководства, а выслушать все упреки и нотации, взять на себя чувство вины и жить с ним дальше, оставшись в Москве. А если уж сбежала в Лондон, то следовало быть последовательной до конца, сидеть на месте и никуда не рыпаться. Хотя… на планы тех магов-террористов мой выбор провести выходные в гостинице в Лондоне, а не ехать с коллегами в Кентербери, никак бы не повлиял, а для Маши и прочих это бы снова означало высокую вероятность погибнуть. Просто ни я, ни кто-либо другой не узнал бы, что именно тогда случилось. Для всех это была бы трагическая случайность, которую никак было бы невозможно предвидеть и предотвратить.

Анна отложила ручку. Задумалась. Походила по комнате. Прошлое, то, что свершилось, она изменить уже не сможет. А будущее? Можно, как и раньше, дальше плыть по течению в надежде куда-нибудь выплыть. Но понравится ли ей то, что она увидит на берегу? Не снесет ли ее еще раньше тем самым течением? Не скинет ли с обрыва? Не затянет ли в водоворот?

Оглядываясь назад, девушка понимала, что почти всегда ее вели, запрещали или разрешали что-либо даже тогда, когда она формально была уже взрослой. Прежде такая стратегия казалась правильной и безопасной, ибо своеволие — грех, особенно для женщины. Однако события последних дней особенно хорошо показали, что нужно выгребать и действовать, не бояться брать на себя ответственность и не ждать у моря погоды. Да и слишком плохой, маловерной и ленивой христианкой была Анна Лапина, чтобы “молчать, смиряться, терпеть и молиться”, как неоднократно советовала ей мать — в надежде, что жизнь когда-нибудь наладится.

Итак, продолжала рассуждать про себя бывшая выпускница химфака, ее первая большая цель в новой жизни — обрести самостоятельность и независимость, а для этого нужно получить работу, подтвердить квалификацию или выучиться новой профессии. Ее же нынешний образ существования годился исключительно на первое время, но не предполагал каких-либо перспектив для собственного развития. Сейчас она спряталась в доме Снейпа от проблем, как в норке — но эту норку придется покинуть рано или поздно. И что тогда ее ждет?

На следующей пустой странице в блокноте Анна записала:

Большой/Маггловский мир:

Плюсы:

1) Прошлое — недалекое (2011 → 1997) => не слишком много различий в общем укладе жизни и мировоззрении, принципиальных правах и возможностях;

2) Знание некоторых, широко известных событий будущего;

3) Хорошее химическое образование, опыт работы в качестве научного сотрудника и преподавателя;

4) Знание на бытовом уровне трех живых языков (включая свой родной) и одного мертвого на уровне “читаю-перевожу”;

5) Теоретическая возможность найти работу согласно своему опыту и квалификации.

Минусы:

1) По документам она в этом мире — недееспособная личность, что по умолчанию поднимает вопрос с родителями/опекунами => повышается вероятность встретиться с младшей копией себя в будущем, что может привести к временному парадоксу;

2) Она никак не выглядит на 12 лет => неизбежны проблемы с полицией и паспортной службой;

3) В паспорте указаны даты, сильно не соответствующие текущему времени + 2) =>

=> 4) она полностью нелегальна в этом мире =>

— невозможность нормально пересечь границу;

— невозможность поселиться ни в одной приличной гостинице в безопасном районе или снять квартиру;

— невозможность подтвердить свою квалификацию и устроиться на приличную работу по специальности и любую работу вообще легально;

5) Необходимость тщательно следить за купюрами при оплате, особенно крупными — чтобы не проскочила вдруг с несуществующим серийным номером и еще не наступившим годом выпуска;

6) Если попытаться использовать себе в помощь магию, то:

— ее могут засечь и арестовать/оштрафовать сами маги => может всплыть тот факт, что она из будущего;

— если попытаться с помощью магии подделать документы — например, изменить в них цифры — рано или поздно, этот факт вскроется на определенном этапе проверки => штраф, арест/депортация;

— из магии она слишком немногое пока умеет;

7) Если попытаться легализоваться и получить заново местные документы, то:

— ей придется неопределенно долгий срок (возможно, вплоть до конца жизни) жить непонятно где и непонятно как, занимаясь неквалифицированной работой;

— постоянные проблемы с полицией и миграционной службой (ведь формально, с точки зрения закона, возникла она из ниоткуда);

— высокая вероятность быть втянутой в проституцию и/или криминал;

— вероятность угодить в закрытую лабораторию — и отнюдь не в качестве сотрудника, если однажды она сломается или просто по неосторожности проболтается о том, что она из будущего.

В прошлом Анна Лапина осознала себя в понедельник, сейчас воскресенье — за это время никаких идей о том, как можно было бы выжить в большом мире в нынешних обстоятельствах, у нее так и не появилось. Не сдали в дурку, не отправили на костер или в тюрьму — и на том спасибо, и на этом все. А потому свои надежды на выживание в этом времени или, вернее сказать, в данной временной линии (ибо время неумолимо продолжало идти вперед с той лишь разницей, что ей, Анне Лапиной, теперь заново предстоит проживать 1997-й год, потом 1998-й, 1999-й и так далее) девушка связывала именно с миром магическим — вернее, с тем размытым представлением о нем, что сложилось из немногочисленных разговоров со Снейпом еще неделю тому назад.

На очередной пустой странице Анна вывела:

Магический мир:

Плюсы:

1) Нет необходимости в документах, подтверждающих личность => нет проблем с полицией и миграционной службой;

2) Возможность легально использовать свои способности, не опасаясь проблем с законом;

3) Возможность легализоваться и получить право на квалифицированную работу через местное образование, при этом:

— можно поступить сразу на выпускной курс и оплатить только его;

— полный пансион, включая питание и проживание в течение учебного года — на что в большом мире нельзя рассчитывать при лучшем раскладе в текущих условиях;

4) Благодаря систематическому обучению в магической школе (Хогвартс) возможно получить новые знания о своих способностях, фундаментальные знания о магии в целом.

Минусы:

1) Слишком мало информации о волшебниках, их законах и укладе жизни => высокая вероятность попасть в неприятную/опасную ситуацию по собственному незнанию/неосторожности, нажить врагов;

2) Необходима правдоподобная биография (как и в большом мире);

3) Волшебников мало => с большой вероятностью развито кумовство => просто так ради нее никто не потеснится с насиженного места => даже с лучшим дипломом она вряд ли быстро найдет себе подходящую работу без связей;

4) <= 3) Из-за малочисленности и изоляции, для волшебников велика вероятность наличия кастового общества; известно о негативном отношении к сквибам — рожденным в семьях волшебников, но лишенным магии => с большей вероятностью, она находится на самой нижней ступени этого общества (одна, сама по себе, родители — не маги) => чтобы подняться наверх и, опять же, получить нормальную работу после школы, ей снова потребуются связи;

5) <= 3) Из-за той же малочисленности и изоляции магический мир может переживать длительный застой и упадок => развитие общественных и производственных отношений, законов и научной мысли может сильно отставать от большого мира;

6) Необходимость общаться со школьниками (т.е. детьми и подростками от 11 до 18 лет), с которыми у нее слишком разный жизненный опыт, мировоззрение и интересы;

7) <= 1) Неучтенные факторы с разной степенью риска, вплоть до смертельного.

Итак, рассудила про себя Лапина, минусов для жизни в магическом мире ничуть не меньше, чем для мира большого, и эти минусы по-своему существенны. Тем не менее, принципиально выживать ей будет проще именно в магическом мире, и первая ступень уже известна: нужно купить волшебную палочку, учебники и прочую познавательную литературу; за остаток лета подготовиться, насколько это возможно, и поступить сразу на седьмой курс. Последнее можно решить на собеседовании, но для этого необходимо связаться с руководством школы заранее, а не перед самым началом учебного года.

Анна пересчитала деньги у себя в кошельке: имевшейся на руках суммы в теории должно было хватить на все необходимое. Стажировка в “Fine Chemicals” предполагалась длительной, до зарплаты еще нужно было дожить, и последняя не обещала быть слишком большой — однако главным “бонусом” здесь были соответствующая строчка в резюме по окончании стажировки и обеспечение жильем за счет принимающей стороны. Потому почти все, что ей удалось скопить за годы студенчества, аспирантуры и работы сотрудником: всевозможные именные стипендии и зарплаты с грантов — девушка перевела перед поездкой в фунты стерлингов наличными и теперь хвалила себя за принятое решение: банковской картой сейчас она никак бы не смогла воспользоваться просто потому, что ее счета в банке еще не существовало.

Единственным препятствием, чтобы попасть в Косой переулок, Анна Лапина видела Северуса Снейпа, человека странного и противоречивого, логику которого, казалось, невозможно было понять, как и невозможно было предугадать, что ждать от него в дальнейшем и какие аргументы показались бы для него убедительными. Снейп уже отказал ей один раз в просьбе отвести ее в Косой переулок, однако разрешил пожить в своем доме, хотя первое, казалось, было бы выполнить для него намного проще. Снейп не упускал случая наговорить ей гадостей и обвинить в никчемности, однако почему-то продолжал терпеть в своем доме, а сорвав свою неприязнь и гнев, мог ответить на вопросы, рассказать и показать что-нибудь полезное вроде тех же бытовых заклинаний или артефактов. И девушке становилось не по себе при мысли, что Северус Снейп поступал так исключительно для того, чтобы иметь при себе слабое и зависимое от него существо — ибо в таком случае все его действия, на первый взгляд, противоречивые, внезапно обретали общий смысл.

Северус Снейп был человеком сдержанным и немногословным, мрачным и нелюдимым, и за прошедшие дни Анна Лапина не узнала о нем, кроме имени, ничего от него самого же лично. Снейп вел уединенный образ жизни, не водил к себе ни любовниц, ни друзей-приятелей, не отличался разговорчивостью и, похоже, нисколько не тяготился своим одиночеством, в чем Лапина была с ним полностью солидарна. Хозяина дома девушка видела редко: иногда они встречались за завтраком, иногда за ужином. Все остальное время Снейп, как думалось Анне, вообще пропадал где-то вне дома — даже по выходным. О том же, что это за человек, каково его прошлое и род занятий, бывшая выпускница химфака могла лишь смутно догадываться исключительно по косвенным признакам, на основе собственных наблюдений и умозаключений.

Анна помнила, как еще во вторник утром, показывая ей комнаты, где отныне девушка должна была наводить порядок, Снейп упомянул отдельно кладовку под лестницей, а именно что “мисс Лапиной” нечего там делать, и все необходимые ей моющие и чистящие средства, если у нее “такая короткая память”, хранятся в тумбе под раковиной на кухне, и уже ей были показаны. Снейп не говорил, какие кары будут ждать “мисс Лапину” в случае нарушения запрета — холодные и тихие интонации, в которых звучала неприкрытая угроза, сказали все лучше без всяких слов и долгих, бессмысленных нотаций: “Узнаю — убью, а я обязательно узнаю…”

Анна тогда лишь на мгновение испугалась направленного тяжелого и будто бы пронзающего насквозь взгляда, но вскоре Снейп заговорил о другом, а после хватало иных дел и забот, и о загадочной кладовке под лестницей, с которой было связано столь многообещающее предупреждение, вспоминать было некогда. Теперь же, стоило об этом подумать, показалось очевидным, что Снейп хранил в доме нечто, что крайне нежелательно было видеть посторонним — например, какие-либо запрещенные предметы; или же в кладовке мог располагаться проход, ведущий в секретную подземную лабораторию или мастерскую, или комнату со стационарным порталом. В прочитанных ею фэнтези-произведениях волшебники часто держали лаборатории в доме или в замке — и обязательно на первом этаже или в подвале. Более того, как знала бывшая выпускница химфака из виденных ранее в интернете документальных фотографий о жизни английских рабочих во второй четверти XX века, в домах, подобных снейповскому, нередко располагались подвалы, которые в особо запущенных случаях сдавались внаем, превращаясь в спальни или кухни.

Иными словами, наличие домашней лаборатории в подвале у мага Северуса Снейпа не казалось Анне Лапиной чем-то удивительным и невозможным — не после того, как она внезапно открыла в себе магические способности, а после перенеслась в прошлое, что было поистине невероятно. Анна могла понять нежелание Снейпа посвящать ее в подробности своей творческой деятельности — ибо на своем опыте знала, насколько сокровенным может быть этот процесс, а в книгах и фильмах мастерская или рабочий кабинет хозяина, где последний мог в одиночестве предаться своим мыслям или заняться любимым делом, нередко были табу для всей остальной семьи. Она, волшебница “без году неделя”, не имеющая никакого магического образования, была для Снейпа неучем и потому была бесполезна, ибо не смогла бы на равных поддержать тему, а специалисту всегда комфортнее и приятнее беседовать с другим специалистом схожей компетенции. Последнее бывшая выпускница химфака успела неоднократно познать на своем опыте — например, когда мама и бабушка, дядя и тетя, прочие родственники и мамины знакомые ее просили рассказать, чем она занималась там, в своем МГУ, но “в двух словах” и “не грузить”, а она не могла, потому что “в двух словах” понимали те, кто был знаком хотя бы со школьным курсом химии (а таковых в мамином окружении дома не было), а пытаться объяснить означало “грузить” теми самыми лишними знаниями, которые были никому не нужны.

С другой стороны, продолжала рассуждать Лапина, скрытность и нелюдимость Снейпа могли иметь и более объективные причины — к примеру, если его деятельность была связана с криминалом или, напротив, с негласной работой на Аврорат под прикрытием. И тогда становилось объяснимым и нежелание Снейпа появляться в общественных местах вроде Косого переулка, где его могли бы увидеть и узнать не те люди, и то, что он вынужден жить в столь презираемом им депрессивном “маггловском” городке. Что это значило для нее, Анны Лапиной, лично? Прежде всего, то, что Снейп потенциально представлял для нее опасность: пока она живет в его доме, она зависима от него. Снейп начал их знакомство с позиции силы; она же намного уступает ему в магических навыках и знаниях о магическом мире, что делает ее еще более зависимой. Наконец, Снейп осведомлен о ее предыстории и может это как-то использовать против нее — например, с целью шантажа, заставить сделать что-нибудь гадкое и противное, подставить и тому подобное.

Казалось, бежать от такого человека надо без оглядки, вот только Анне Лапиной, незадачливой путешественнице во времени, абсолютно нелегальной в этой новой для нее вселенной, бежать было некуда. В крайнем случае, можно отправиться в Лондон и попытаться разыскать вход в Косой переулок где-то на Чаринг-Кросс-Роад, но, тут же себе самой возражала скептически бывшая выпускница химфака, другие волшебники могут оказаться ничем не лучше Северуса Снейпа. Во всяком случае, примеры из 2011-го года никак не вдохновляли ее на оптимистичные ожидания: одна кучка психов вообразила себя этакими вершителями мира и устроила теракт, напав на полный пассажиров поезд, а другая кучка явилась на разборки с первыми, не особенно, впрочем, преуспев, и на сотни пострадавших и погибших людей всем было просто наплевать.

И последнее, что стоило бы добавить к портрету Северуса Снейпа, но о чем девушка задумалась еще на второй день знакомства, уже после осознания себя в прошлом — то, что он словно бы застрял между стратами. Еще во время их долгого разговора в гостиной Анна обратила внимание на многочисленные книжные полки, которые занимали все свободное пространство на стенах комнаты, как если бы она оказалась в доме скромного научного сотрудника или профессора. В СССР или в России, где образование было в основном бесплатным, такое было бы легко представить: страты рабочих и интеллигенции, которые зачастую даже жили рядом, отличались, прежде всего, образом жизни и мировоззрением, и “высокую культуру”, начиная со школьной скамьи, пытались прививать всем без исключения. В капиталистической же Великобритании хорошее и качественное образование зачастую можно было получить лишь в платной школе; прыгнуть “выше головы”, в следующую страту, было не то что совсем невозможно, но очень сложно, особенно в годы юности Снейпа. Тех же Миддлтонов, которые вначале успешно организовали и подняли свой семейный бизнес, потом, благодаря своей успешности, получили наследство от каких-то дальних родственников и, наконец, породнились с британской королевской семьей, можно было назвать исключением из правил.

Можно предположить, что в свои лучшие времена дом принадлежал семье квалифицированных рабочих, которые получали достаточно для того, чтобы позволить себе лучшие из возможных жилищные условия и кое-что из техники. Потому что дом, причем двухэтажный и относительно просторный, причем всего на две семьи с отдельными входами и задним двором, а, значит, никому не придется ютиться на чердаке или в подвале и прочих не слишком приспособленных для жизни помещениях, как это нередко бывало в то время в домах рабочих из-за крайне стесненных жилищных условий. Потому что дом в масштабах района находился в значительном удалении от завода — можно сказать, на самой последней линии — а, значит, меньше шума, грязи и вони. Потому что имелись электричество (когда-то) и водопровод. По тем временам — 1950-1960-е годы — рассуждала бывшая выпускница химфака, сама прожившая восемь лет в общежитиях при университете, это было очень приличное жилье для своего класса. В совокупности можно сказать, роскошь по сравнению с той нищетой и разрухой, в которой нередко жили рабочие в тех же Англии и Франции еще в 1960-1970-е годы ⁽¹⁵⁾ — одновременно так далеко и так близко. Тем не менее, никакой домашней библиотеки (тем более такой обширной), как у “интеллигентного слесаря Гоши” из фильма “Москва слезам не верит”, в доме у жившего в трущобах простого английского работяги, быть просто не могло. В зарубежной литературе и фильмах родители в таких семьях были, как правило, заморочены тяжелой работой и бытом, и на хоть сколько-нибудь интеллектуальный досуг у них не оставалось ни времени, ни сил, ни денег; а дети или помогали родителям по хозяйству, или были предоставлены сами себе, болтаясь где-то на улице, где-то подрабатывая или тупо проводя время за просмотром телевизора, и никакое “лучшее будущее” их не ждало.

И книги, и полки — простые, но крепкие и добротные, покрытые лаком — при ближайшем рассмотрении выглядели так, будто их ежедневно протирали от пыли — что, учитывая общее запустение в доме, нельзя было объяснить иначе, как магией. Книги были старинные на вид, в черных, серых, бежевых и коричневых кожаных переплетах — Анна видела подобные в библиотеке химфака, где были собраны, в том числе, издания конца XIX века, и предполагала, что стоить они должны были очень дорого ⁽¹⁶⁾. Снейп, описывая девушке фронт предстоящих работ, запретил, в том числе, брать книги с полок и даже просто их трогать — тем не менее, один раз, эксперимента ради, Анна попыталась их коснуться. Стоило ее пальцам оказаться на расстоянии сантиметров примерно семи от книжного массива, как она почувствовала легкое, словно бы предупреждающее покалывание, напоминавшие мягкие статические заряды, и, наконец, невидимое сопротивление, какое бывает у двух магнитов, поднесенных друг к другу одноименными полюсами, только во много раз более сильное. И отчего-то Лапина сомневалась, что соответствующим заклинаниям обучали всех поголовно в Хогвартсе и, соответственно, что подобную защиту мог бы поставить любой рядовой волшебник.

Иными словами, Северус Снейп, выходец из маггловских рабочих трущоб, где при ином раскладе ему бы ничего не светило, будучи волшебником, смог поступить в Хогвартс, где получил образование достаточное для того, чтобы претендовать на хорошую и высокооплачиваемую работу в мире магическом. Заработанных денег, по-видимому, хватало на то, чтобы методично, в течение многих лет покупать книги и заниматься самообразованием уже после школы, но стать “своим” в магическом мире, несмотря на все свои приобретенные знания и навыки, Снейп, очевидно, так и не смог. Почему? Из-за своего мрачного и нелюдимого, неуживчивого характера? Потому что происхождением не вышел? Или совершил нечто такое, что, пусть не повлекло за собой уголовную ответственность, но превратило его в изгоя, persona non grata, в маленьком и замкнутом магическом мирке, где все друг друга знают, как минимум, в лицо?

Не меньше вопросов у Анны Лапиной возникло, когда, обустраиваясь в своей комнате на жительство уже более длительное, чем “раз переночевать”, она обнаружила в платяном шкафу пару темных старомодных, траченных молью платьев и тонкое пальто с капюшоном и широкими рукавами, больше похожее на мантию судьи, а в ящике письменного стола — гребень для волос и длинную указку. Гребень был явно старинным и необычайно красивым: ажурные узоры на нем так и хотелось рассматривать; девушка вспомнила, что в былые времена — в частности, в XIX и в начале XX веков среди прочих особенно ценились черепаховые гребни ⁽¹⁷⁾. Указка же была деревянной на вид и на ощупь, с изящной рукоятью, украшенной кельтскими узорами и какими-то мелкими черточками. Неужели настоящая волшебная палочка?

Однако чем дольше девушка держала в руках эти необычные предметы, которых, по идее, никак не могло быть в доме простых английских рабочих, тем сильнее ощущалось странное, неприятное покалывание в пальцах. Анна не была даже уверена, что ей не показалось: будто из ниоткуда появилась некая невидимая сущность — тень, отголосок существовавшей когда-то личности — настроенная крайне враждебно, вплоть до… смерти? Девушка поспешила убрать палочку и гребень обратно и, несмотря на то, что чувство опасности тут же исчезло, еще с минуту или больше просто стояла, глубоко дыша, пытаясь унять сердцебиение и дрожь. Истории о проклятых семейных украшениях ей, конечно, встречались и раньше, но никогда прежде она не думала, что может столкнуться с чем-то подобным лично. И ведь она не собиралась ничего красть, присваивать себе или использовать для себя на время, она просто хотела рассмотреть поближе!

Неужели в этом доме жила когда-то волшебница, причем весьма искусная и умелая, раз ее колдовство не рассеялось до сих пор? Перед глазами внезапно предстал образ сухопарой, черноволосой женщины с бледно-землистой кожей: голова ее была чуть запрокинута назад, что только подчеркивало царственную осанку. Губы ее были сжаты в тонкую линию, а из-под нахмуренных, чуть вздернутых бровей надменно и презрительно глядели черные глаза. Прическа почти полностью скрывалась под капюшоном чуть приталенной темной мантии в пол с высокими плечами и длинными, расширяющимися к низу рукавами, из-под которых выглядывали лишь кисти рук с длинными и тонкими пальцами — скорее костлявыми, нежели изящными. В правой руке волшебница держала палочку — ту самую, что Анна Лапина нашла в письменном столе несколькими минутами ранее: так могла бы держать свой скипетр или меч королева, требуя, чтобы все склонились перед ней на колени ⁽¹⁸⁾.

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось — Анна не успела даже по-настоящему испугаться и не была уверена, что ей не показалось в очередной раз. Открыла ящик вновь — палочка и гребень продолжали лежать на месте, как она положила их туда обратно, и это было явное, неоспоримое доказательство того, что в прошлом эти вещи принадлежали матери или бабке Снейпа. Не возлюбленной — иначе все эти памятные вещицы Снейп держал бы в своей спальне, куда Лапиной запретил заходить строго-настрого (и не надо — меньше убирать), и были бы эти вещицы совсем иного свойства: например, любовная записка, фотография, засушенный цветок, платок с инициалами, сережка, браслет или кольцо. И в подражание же своей родственнице-колдунье, подчеркивая свою связь с магическим миром и его отдельными традициями, Снейп мог носить, как броню, ограждающую от внешнего мира, свои одинаковые викторианские сюртуки-футляры — в обычной современной одежде Анна видела его лишь один раз: когда в понедельник с утра он провожал ее на вокзал.

С другой стороны, возникал закономерный вопрос: как волшебница, причем явно не из простой семьи — уж очень тонкая была работа на гребне — оказалась здесь и почему осталась, да еще связала себя узами брака с одним из местных работяг? По логике, такого просто не могло быть, учитывая, с каким презрением, не раз проскальзывавшим в речах Снейпа, волшебники относились к обычным людям, не-магам, и сквибам — если только эта волшебница не пряталась намеренно. Но даже если так, в новом большом мире, где теперь была ее семья, эта женщина не прижилась, но воспитала в ненависти к нему сына или внука — того, кто родился магом, но для кого уже магический мир тоже не стал родным.

Суммировав, Анна коротко записала свои недавние измышления в виде тезисов. Итак…

Северус Снейп/Severus Snape (домовладелец):

1) весьма сведущ и одарен в разных областях магии (чтение мыслей, скрытность, бытовая магия, защитная магия — выяснить подробнее);

2) ведет замкнутый и уединенный образ жизни;

3) род занятий и профессия неизвестны;

4) хранит в доме нечто, что крайне нежелательно видеть посторонним (подпольная лаборатория? запрещенка? некое секретное оборудование?);

2) + 3) + 4) => 5) вероятно, связан с криминалом или, напротив, внештатный агент Аврората под прикрытием;

5) => 6) избегает появления в общественных местах, живет уединенно в большом мире <= вероятно, также является persona non grata в мире магическом;

7) не исключает частных контактов с волшебниками, живущими в магическом мире;

8) имеет или имел родственников среди магов по женской линии (бабушка, мать), от которых мог перенять мировоззрение и унаследовать репутацию в магическом мире;

9) мотивы???

Анна снова задумалась. При всех своих странностях и недостатках, Снейп, тем не менее, пустил ее пожить к себе в дом, ничего не потребовав сверх того, что обозначила она сама; не сдал ее ни магической полиции — аврорам, ни подельникам, если таковые имелись; помог с решением некоторых бытовых задач и даже обучил нескольким новым заклинаниям, пусть не все из них пока получались. Таким образом, Анна Лапина не могла бы назвать Северуса Снейпа однозначно плохим человеком — по крайней мере, по отношению к себе; сложным, да, но не “конченым” или “совсем мерзацем” — ведь и сама она мало соответствовала распространенным представлениям о “хорошей девочке” и “хорошей дочке” (и не особенно пыталась), а потому была не вправе осуждать за те же недостатки всерьез и надолго других людей.

С Северусом Снейпом можно было договориться — главное, не забывать об осторожности, не позволять себя ломать и давить. В любом случае, рассуждала бывшая выпускница химфака, многое будет зависеть от того, как именно пройдет ее завтрашний разговор со Снейпом — тогда и решать, как ей жить и поступать дальше. Впрочем, выбор у нее и без того невелик: Лондон и Косой переулок или… Коукворт и Северус Снейп.

1) Дом Снейпа в Ткацком тупике:

Вернуться к тексту

2) Старинная угольная печь: https://disk.yandex.ru/i/DpmjRbn0wNLzQA

Вернуться к тексту

3) Газогенератор:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%80, https://disk.yandex.ru/i/gdYZG9nNQKcLXQ, https://disk.yandex.ru/i/kkNLAtar1IeqYQ

Светильный газ:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B3%D0%B0%D0%B7

Вернуться к тексту

4) (лат.) “Вскипай!”

Вернуться к тексту

5) (лат.) “Очищаю”.

Вернуться к тексту

6) Лат. “ex” (= “из”) + “curo” (= “заботиться”, “ухаживать”, “иметь попечение”) => “избавляю от заботы”.

Вернуться к тексту

7) (лат.) “Исчезни!”

Вернуться к тексту

8) (лат.) “Согреваю”.

Вернуться к тексту

9) (лат.) “Призываю”.

Вернуться к тексту

10) (лат. Stasis <= греч. Στάσις) “устойчивое состояние”, “(продолжительное) стояние” (во времени), “покой”.

Вернуться к тексту

11) В этой книге показано возникновение идеи стазис-ларя — не просто магического холодильника, но выделенного измерения, где останавливается ход времени: https://litnet.com/ru/reader/osel-i-morkovka-b36902?c=291091

А в этой книге стазис-ларь сыграл очень важную роль в сюжете: https://litnet.com/ru/reader/telo-arhimaga-kniga-pervaya-b43250?c=343958

Вернуться к тексту

12) (лат.) “Солнечный свет”.

Вернуться к тексту

13) (лат.) “Ночь”.

Вернуться к тексту

14) О нагревательном круге упоминалось, в частности, здесь (глава 5): https://litnet.com/ru/book/devushka-s-konfetnoi-korobki-b37353

Вернуться к тексту

15) О том, в какой нищете жили рабочие в Англии в 1960-1970-е годы: https://travelask.ru/blog/posts/9429-30-neozhidannyh-foto-o-tom-v-kakoy-strashnoy-nischete-zhili

1960-1970-е — это времена детства и юности Снейпа, Лили и мародеров. Район Коукворта, показанный в фильме “Гарри Поттер и Принц-полукровка”, напоминает внешне рабочие кварталы Шеффилда, Брэдфорда и Лидса. Скорее всего, это типовая застройка для рабочих кварталов в разных городах Англии в то время. Тем не менее, можно заметить, что Снейпы жили далеко не в худших для того времени условиях.

Вернуться к тексту

16) Книжные полки в гостиной у Снейпа:

Вернуться к тексту

17) Некоторые гребни начала XX в. можно посмотреть здесь: https://zen.yandex.ru/media/modnaya_lavka/pricheski-epohi-moderna-i-grebni-dlia-ih-ukrasheniia-cvety-nasekomye-ptichki-i-chtoto-neponiatnoe-no-krasivoe-6203bead03a29238625c2dd9

Вернуться к тексту

18) Загадочное видение неизвестной волшебницы:

Вернуться к тексту

На следующее же утром, встретившись со Снейпом за завтраком, бывшая выпускница химфака заявила о своем намерении поступить в Хогвартс сразу на седьмой курс.

- Наконец-то вы приняли разумное решение, мисс Лапина… — заметил Снейп с нотками сарказма в голосе.

- Мистер Снейп, я… очень мало знаю о магическом мире. Мне требовалось… обдумать мои перспективы в обоих мирах, — ответила девушка уклончиво. — Но… прежде чем принять окончательное решение… я бы хотела задать несколько уточняющих вопросов.

- Я вас слушаю, мисс Лапина, — бесстрастно ответил Снейп, сцепив руки замком.

- Тогда первый вопрос… — Анна на мгновение отвела взгляд. — Могу ли я остаться пожить у вас до конца лета?

- Условия те же, — деланно-безразлично ответил Снейп, как если бы отмахнулся от комара.

- Большое спасибо, мистер Снейп, — Анна кивнула. — Тогда следующий вопрос… я помню, что в Хогвартсе обязательны для изучения… гербология, зельеварение, чары, трансфигурация, защита от темных искусств, история магии, астрономия. Предметы по выбору — это аримфантика, прорицания, руны, уход за магическими животными и маггловедение. Из них нужно выбрать два. Я намерена выбрать арифмантику и руны…

Собственно, над выбором дополнительных спецкурсов накануне начинающая волшебница и, по совместительству, бывшая выпускница химфака думала недолго: маггловедение ей, выросшей в большом мире, было ни к чему. Прорицания ассоциировались по большей части с шарлатанством и разновидностью дружеско-домашних развлечений: гадать на кофейной гуще любили мамины подруги и, по совместительству, бывшие одноклассницы тетя Настя и тетя Поля, а мама, хоть и ворчала, что это баловство и грех, выслушивала шуточные предсказания подруг с большим интересом. Да и бабушка, хоть и тоже была верующая, изредка сама раскладывала карты — те самые, с “казенным домом”, “дальней дорогой”, “пиковой дамой” и “благородным королем”. УЗМС… наверное, если бы Анне Лапиной были интересны животноводство или ветеринария, то она бы на соответствующий факультет и поступила и, вероятно, никогда бы не вляпалась в эту дурацкую историю с перемещением во времени — потому что не по стажировкам и экскурсиям бы моталась, а крутила бы хвосты коровам в каком-нибудь колхозе, лечила бы собак и кошек или занималась бы наблюдением за местной фауной в каком-нибудь заповеднике или зоопитомнике.

Оставались арифмантика и древние руны. Первый предмет напоминал своим названием арифметику: вернее, арифметика “заключалась” лишь в первой части слова; вторая же, “mancy”, происходила от греческого слова “μάντεια”, означавшего “колдовство”, “ворожба”, “гадание”. Хм… какой-то прогностический раздел математики, разработанный специально для магов? Во всяком случае, рассудила про себя бывшая выпускница химфака, вряд ли арифметику — предмет начальной школы — стали бы преподавать подросткам, да еще как спецкурс по выбору. Руны же Анна воспринимала, прежде всего, как альтернативную письменность, которую использовали древнегерманские народы до принятия христианства, и, соответственно, как изучение языка в историческом контексте. И раз в Хогвартсе это сугубо предмет по выбору, то, вероятно, на практике с ними имеют дело исключительно специалисты: историки, археологи… или шифровальщики?

- Очень похвальный выбор, мисс Лапина, вы проявились редкое благоразумие… — Снейп тем временем смерил ее скептическим взглядом, так что невозможно было понять, думает ли он так на самом деле, прячась за привычной ему маской сарказма, или, как это называли в XXI веке в интернете, “троллил”. — Арифмантика и древние руны — самые сложные из дополнительных предметов в Хогвартсе. Безусловно, они должны быть интересны для любого волшебника, стремящегося изучить магию во всем ее многообразии, но лишь немногие выбирают их для изучения. Большинство же предпочитает уход за магическими животными, прорицания и маггловедение, как наиболее легкие из факультативов… особенно в свете последних изменений в преподавательском составе школы…

- И что это за изменения? На что они повлияли? — настороженно поинтересовалась Лапина.

- А это, мисс Лапина, пусть будет для вас сюрпризом… — гаденько усмехнулся Снейп.

Внезапно Анне показалось, что только что ее крупно “надули”. Но каким образом? Неужели Снейп сам работает преподом в этом Хогвартсе и “сидит” сейчас дома только потому, что в школе каникулы? Или что-то не так именно с дополнительными предметами — вернее, с их преподаванием? Идея идти учиться в Хогвартс отчего-то показалась ей сейчас не такой уж блестящей, как вечером накануне. Потратить год и пятьсот фунтов стерлингов исключительно ради “корочки”?!

Однако спрашивать напрямую девушка не рискнула, заранее полагая, что Снейп просто не станет ей отвечать, и потому озвучила тот вопрос, который хотела задать изначально:

- Скажите, пожалуйста, мистер Снейп, сохранились ли у вас старые школьные учебники? И если да, то могу ли я ими воспользоваться для подготовки к Хогвартсу?

- Далеко не все сохраняют свои старые школьные учебники, но вам в очередной раз повезло, мисс Лапина… — вновь усмехнулся Снейп — на этот раз с чувством собственного превосходства. — И повезло вдвойне, ибо я в свое время в Хогвартсе изучал дополнительно именно арифмантику и руны. Учебники вы получите после полудня, с обязательным условием… — сделал паузу, сурово посмотрев на собеседницу, — вы должны будете вернуть мне их не позже, чем за неделю до начала учебного года.

- Спасибо, мистер Снейп. Я поняла, — ровным голосом поблагодарила Анна, кивнув. И тут же решилась задать следующий вопрос:

- Еще, мистер Снейп… может быть, у вас есть какие-нибудь книги… где… магглорожденным волшебникам объяснялись бы какие-нибудь важные вещи? Не очевидные для них, но очевидные для коренных волшебников? Какие-нибудь важные различия между культурами волшебников и обычных людей… чтобы избежать неприятных ситуаций и конфликтов в будущем?

- В отличие от вас, мисс Лапина... я не нуждался в подобной литературе… — злорадно ухмыльнулся Снейп.

Анна кивнула про себя: вот и подтвердилась ее догадка о родственных связях Снейпа с магическим миром. Тем не менее, она рискнула спросить:

- В таком случае, мистер Снейп… не могли бы вы сопроводить меня в Косой переулок, чтобы я могла купить эти книги для себя? И волшебную палочку?

Снейп недобро посмотрел на нее.

- В Косой переулок я возьму вас не раньше, чем вы, мисс Лапина, освоите программу Хогвартса на уровне СОВ, — сказал он резким, не терпящим возражений тоном. — Мне не нужна обуза, которую придется постоянно спасать и вытаскивать из неприятностей. Вы должны уметь защищать себя, знать основные заклинания и разбираться в зельях, прежде чем являть себя магическому миру. Надеюсь, мисс Лапина, ваших интеллектуальных способностей достанет, чтобы понять эту простую и непреложную истину?

Анна снова молча кивнула, после чего сказала вслух:

- Да, мне это понятно, мистер Снейп.

С одной стороны, рассудила девушка, слова Снейпа могли быть отговоркой, предлогом, чтобы отдалить поход в Косой переулок, лишая ее таким образом возможности обрести информацию и силу — то есть, купить волшебную палочку и книги. И Снейп здесь очень “удачно” именно на нее переложил ответственность: когда она, Анна Лапина, освоит программу СОВ. Освоить программу пяти или даже шести лет обучения (ведь она собирается сразу на седьмой курс) за неполных два месяца — возможно ли это?

С другой стороны, если подумать, то дети из волшебных семей до Хогвартса бывают в общественных местах, вероятно, исключительно в сопровождении родителей. Поступление в Хогвартс может символизировать, таким образом, рубеж, после которого начинается подготовка к взрослой жизни: дети на девять или десять месяцев в году отправляются в школу, где придется самостоятельно обслуживать себя в быту, выстраивать отношения со сверстниками, вовремя посещать уроки и выполнять домашние задания и так далее — и все это без напоминаний, подсказок и помощи со стороны родителей.

За магглорожденными учениками приходят, по всей видимости, учителя из Хогвартса или чиновники из Министерства — то есть, уважаемые взрослые волшебники, задирать которых не следует тем более. А вот она, Анна Лапина, уже взрослая девушка, но палочку до того в руках ни разу не державшая, магии нигде не учившаяся и о магическом мире ничего не знающая, однозначно вызовет подозрения. Снейп рассказывал, как в магическом мире относятся к сквибам — а именно за сквибку ее, неуча, не владеющую волшебной палочкой, и могут принять с большей вероятностью.

Снейп обозначил границы, до которых готов ей помогать: сопроводить, предоставить некоторые условия — да, но вытаскивать из неприятностей, в которые она гипотетически может угодить по собственной неосторожности и глупости — уже нет, а потому, чтобы не угодить в эти самые неприятности, ей необходимо интенсивно заниматься самообразованием и учиться. При таком подходе, подумалось вдруг Лапиной, Снейп, напротив, сам заинтересован в том, чтобы она быстрее обрела те самые самостоятельность и независимость — чтобы избавиться от обузы в ее лице и ответственности, которую он почему-то решил на себя взять.

- Надеюсь, мисс Лапина, это были все ваши вопросы? — после некоторой паузы строго поинтересовался Снейп, как бы давая понять своим тоном, что не стоит испытывать его терпение дольше необходимого.

- Нет, мистер Снейп. Но осталось совсем немного, — поспешила добавить она торопливо. — Скажите, пожалуйста, есть ли в Хогвартсе электричество?

- Мы, волшебники, прекрасно обходимся без него! — ответил Снейп с уже таким знакомым ей чувством собственного превосходства.

- Я вижу… — задумавшись, Анна на мгновение отвела взгляд. — И все же… почему? Ведь электричество и современные технологии здорово облегчают жизнь. Даже просто электрическая лампочка дает гораздо более яркий свет, чем свеча или керосиновая лампа!

- Видите ли, мисс Лапина… магия не сочетается с электричеством в принципе, — пояснил Снейп важным лекторским тоном. — Даже в таком месте, как это, — обвел он рукой кухню, — простейшие заклинания вызывают сильные помехи у электрических приборов. Хогвартс же стоит на самом мощном Источнике Силы…

Снейп говорил о конфликте электричества и магии как о чем-то само собой разумеющемся, и Анна мысленно кивала про себя, узнавая уже известный по “Аркануму” конфликт магии и технологии: технология использует законы природы, а магия их изменяет. Последнюю мысль девушка рискнула высказать вслух, и собеседник даже изволил в некотором роде согласиться с ней, заметив, что “подобное объяснение имеет право на существование”. И снова было непонятно: то ли Снейп намеренно темнил, не желая признавать чье-либо интеллектуальное равенство с собой (пусть даже не ее, Анны Лапиной, а создателей и разработчиков “Арканума”); то ли просто не разбирался в теме, но пытается казаться при этом знающим и важным. А еще…

Девушка вспомнила, как в своей прежней жизни, уже открыв в себе магические способности, она нормально работала на дорогущем масс-спектрометре и, нельзя сказать, чтобы при ней прибор вел себя как-то по-особенному — разумеется, лишь тогда, когда она сама была спокойна, не злилась и не нервничала. Конечно, тогда она могла быть более слабой магичкой — если предполагать, что конфликт электромагнитного и магического полей (а речь шла, как понимала бывшая выпускница химфака, именно о создаваемых источниками полях, если говорить научным языком, и аур — околомистическим) проявлялся лишь по достижении некоего порогового уровня напряженности. С другой стороны, она открывала уже один раз свой ноутбук на прошлой неделе: несмотря на многократные удары во время того сумасшествия в поезде и последовавший затем магический перенос в пространстве и времени, он продолжал нормально, без лишних помех, работать от аккумулятора — притом, что на довольно ограниченной площади находилось уже двое магов (и Снейпа Лапина считала не только намного более умелым, но и более сильным колдуном) и неизвестно сколько еще всяких магических штуковин. Только заряда аккумулятора у “любимого друга” из пластика, металла и кремния оставалось менее чем на три часа даже при экономном режиме работы, и пополнить его было негде.

В теории, рассуждала про себя начинающая волшебница, ничто не мешало ей самой найти условия, нивелирующие конфликт магического и электромагнитного полей или запускавшие преобразование одного из них в другое. Ибо магия лишь изменяла законы природы, но не отменяла. Другое дело, что для решения подобной задачи и, тем более, для создания устройства или материи, позволявших целенаправленно перемещаться во времени, ей требовались специальные знания: прежде всего, знание законов, по которым проявлялась и действовала магия в природе, и соответствующий математический аппарат для ведения расчетов. Полученного в Хогвартсе образования для этого явно будет недостаточно, понимала Анна, но оно даст ей основы, некие общие систематические знания, которые позволят в дальнейшем приступить к изучению более сложных и узкоспециализированных областей науки.

Учебники, как и обещал Северус Снейп, Анна Лапина обнаружила вскоре после полудня на кухонном столе, причем совершенно случайно, когда зашла вернуть швабру, щетку и чистящие средства на место. Учебники, надо сказать, заметно потрепанные, были разложены по предметам стопками, и количество их выходило весьма впечатляющим, так что девушке потребовался не один раз, чтобы перенести их все к себе в комнату и расставить на полках. Снейп расщедрился даже на артефактную настольную лампу, чтобы можно было читать и писать и после наступления темноты.

Выглядела лампа, как обычная “керосинка” с насаженным на нее матовым белым плафоном. Инструкции по использованию Снейп не приложил, и Анне потребовалось некоторое время, чтобы методом проб и ошибок установить, что активировать лампу можно направленным на нее заклинанием “Lumen” (до чего догадаться было, впрочем, довольно легко), а “выключить” — посредством “Nox” ⁽¹⁾, но не “Exstinguo” ⁽²⁾, “Obscuritas” или “Tenebrae” ⁽³⁾. И, хотя светила лампа не очень ярко, это было лучше, чем совсем ничего, и достаточно, если держать ее рядом.

В тот же день Анна Лапина записала в своем дневнике:

7.07.1997

Как ни странно, Снейп одобрил мое решение учиться в Хогвартсе и разрешил пожить у него в доме до конца лета. Для подготовки Снейп выдал мне свои старые учебники. Мне повезло, что в качестве спецкурсов по выбору Снейп изучал арифмантику и древние руны — именно те предметы, которые я хотела бы изучить сама. Я надеюсь поступить сразу на последний, седьмой курс. У меня будет всего одна попытка — на большее просто не хватит денег.

Снейп сказал, что возьмет меня с собой в Косой переулок лишь после того, как я полностью освою программу СОВ и буду способна сама себя защитить. Я могу лишь догадываться, чем именно Снейп рискует, но понимаю, что он не хотел бы лишний раз из-за меня подставляться. Не знаю, как поступила бы сама на его месте.

Также Снейп намекал на грядущие кадровые перестановки в Хогвартсе, но больше не сказал об этом ни слова. Таким образом, Снейп мог быть сам… если не преподавателем Хогвартса, но близко знакомым с кем-нибудь из них. Не знаю, что эти перемены принесут лично мне, станет ли образование в Хогвартсе из-за этого лучше или хуже. Не хотелось бы тратить время и деньги исключительно ради корочки, а не качественных, новых и нужных для меня знаний. Но в то же время я помню, почему я выбрала Хогвартс и магический мир — и вовсе не знания были в том выборе решающим критерием…

* * *

С чего обычно начинают попаданцы, оказавшись в новом мире, даже если одновременно приходится отбиваться от всяких монстров? Логично, что с изучения местной истории, географии, религии, культуры и политической обстановки, постепенно расширяя ареал своих знаний с небольшого городка, деревушки или поместья с прилегающими землями до целого государства, континента и даже мира — ибо знания позволяют выжить. Вот и Анна Лапина начала с изучения истории — в том числе потому, что других книг, которые позволяли бы больше узнать о магическом мире, у нее просто не было. В конце концов, она должна знать позицию местного правительства, которая будет отражена именно в учебниках истории. Ибо не в ее интересах сказать случайно что-нибудь лишнее, не соответствующее местной идеологии, или же, наоборот, не попасться на подозрительном незнании каких-нибудь важных исторических фактов и прочих всем известных вещей, как это вышло недавно со Статутом.

Первый том освещал события и персоналии времен Раннего Средневековья, примерно с V по XI века — причем имевшие место исключительно на Британских островах. Начиналось изучение истории магии с великого волшебника Мерлина — как будто до него сильных магов не существовало в принципе — и прочих персонажей артурианского цикла. Причем забыли упомянуть, что Мерлин — это даже не имя собственное, а что-то вроде титула верховного мага-жреца у друидов. Моргану выставили однозначной бякой, как в более поздних нормандских переложениях, благополучно забыв про властолюбивую Моргаузу, родственницу Морганы и жену Лота Оркнейского, которая едва ли не больше всех плела интриги при дворе легендарного короля Артура. Или Нимуэ, Владычицу озера, посередине которого находился не менее легендарный остров Авалон, верховную жрицу-магессу женской друидической ветви, у которой тоже наверняка были свои политические интересы.

А если учесть время, к которому относилось происходящее в этих легендах… V-VII века — переход от древности к Средневековью, эпоха великого переселения народов. С одной стороны, романизированные племена бриттов, основавших свое королевство на территории бывшей провинции недавно рухнувшей Римской империи — Амвросий Аврелиан, Утер Пендрагон и, наконец, Артур… С другой — недобитые друидические ковены с Мерлином Талиесином и Владычицей Нимуэ во главе. С третьей — наступающие с юга саксы, перебравшиеся с континента на остров. И каждый пытался в меру своих сил и возможностей урвать для себя хоть сколько-нибудь власти, богатства и влияния. Не стоило забывать и о борьбе христианства, новой религии, пришедшей из Рима, но еще раньше проповеданной Апостолами, и старых языческих верований, на которых стояли все те же Нимуэ и Талиесин.

Далее рассматривалось создание в VII веке Витенагемота, или Совета старейшин, Совета Мудрейших — предшественника современного Визенгамота. Одновременно Витенагемот можно было назвать предшественником Парламента, появившегося в Англии в XIII веке. Витенагемот собирался по требованию короля раз в год, а иногда и чаще, и входили в него представители родовой аристократии, военной знати, духовенства и, наконец, магов. До введения того самого Статута последние официально подчинялись короне и существовавшим тогда общественным законам, однако имели свой собственный Совет магов, обсуждавший вопросы, касавшиеся исключительно магического мира. Более того, даже после принятия Статута во главе официального института власти у волшебников стоял министр магии — но никак не король, принц, герцог и так далее.

Однако существовавшее в былые времена положение вещей никак не мешало некоторым наиболее богатым и влиятельным семействам иметь преимущественное право голоса в Витенагемоте или диктовать Совету свои условия и, как следствие, управлять местной внутренней и внешней политикой британского магического сообщества. Таким образом, уже в Раннее Средневековье в магической Британии сложился свой уникальный общественно-политический строй, который в зависимости от нюансов в тот или иной исторический период можно было назвать как “аристократической республикой” — по аналогии с Великим Новгородом или Венецией XIV-XVI веков — так и “олигархией”, то есть, властью немногих влиятельных лиц, заботившихся исключительно о собственных благах.

Особое внимание уделялось основанию Хогвартса на рубеже X-XI веков (точная дата была неизвестна). Основатели Хогвартса: Годрик Гриффиндор, Салазар Слизерин, Хельга Хаффлпафф и Ровена Равенкло — почитались в нынешней магической Британии наравне с Мерлином, и никто из современных волшебников не мог их превзойти в мастерстве и магической силе. Подробнее о Хогвартсе предлагалось почитать в отдельной книге, именуемой “История Хогвартса”; в учебнике же Батильды Бэгшот сообщалось лишь о том, что Основатели выполняли, прежде всего, решение тогдашнего Совета Мудрейших.

До этого времени волшебников никогда не обучали централизованно. Как знала Анна — впрочем, не из школьного курса всемирной истории, а из прочитанных позже популярных статей — Британия на протяжении всего Раннего Средневековья представляла собой лоскутное одеяло, состоявшее из множества мелких англосаксонских и кельтских королевств, к которым позже добавились колонии викингов — и все эти “лоскутки” постоянно то ссорились, то мирились между собой, то торговали, то воевали. Можно предположить, что у магов дела обстояли схожим образом хотя бы отчасти; юные волшебники при этом обучались в друидических ковенах, магических гильдиях и — нередко — у наставников-одиночек, которые брали к себе одаренных детей и подростков.

Но уже к середине или к концу X века — а к тому времени в Витенагемот входили представители как англо-саксонской, так и недавно появившейся датской знати, и остатки уцелевших в вихре истории кельтских династий — маги, по всей видимости, осознали необходимость в единообразном систематическом образовании для всех одаренных детей вне зависимости от того, кто где родился и к какой фракции принадлежал. Хогвартс, таким образом, можно было рассматривать как компромисс, который одинаково был выгоден всем основным политическим силам магической Британии одновременно.

Точное месторасположение Хогвартса в учебнике не сообщалось. По тому же, что это место должно было находиться в достаточном удалении от всех пылавших тогда политических распрей и междоусобных войн, а также от побережья, которое на протяжении нескольких веков регулярно “навещали” викинги, можно было думать, что это где-то на севере, в горах Шотландии, в безлюдной местности, не занятой на тот момент кем-либо из существовавших кланов. Также можно было предположить, что Хогвартсом руководили волшебники и ведьмы, принадлежавшие к разные культурам, языкам и религиям — и таким же разнородным и пестрым был состав первых нескольких поколений учеников.

Раз была организована единая школа для всех, то можно было предположить, что и обучали всех детей одинаково, смотря на личные качества и способности ученика, но не на его лицо; что волшебники, таким образом, могли быть полностью спокойны за безопасность отправленных в школу детей. Звучало все это, безусловно, красиво — но для человека из XX-XXI веков, когда после многочисленных революций и разрушительных войн стали цениться человеческая жизнь и свобода, а равенство всех и вся в естественных правах, независимо от пола, национальности и вероисповедания постепенно становилось нормой. Средневековые же волшебники в едином для всех образовании видели, скорее всего, иные преимущества — например, безопасность и силу для всего магического сообщества в целом: за давностью веков правду уже не представлялось возможным узнать.

Некоторые главы были посвящены отдельным историческим личностям — в том числе первым выпускникам Хогвартса. Так, Эмерик Злобный (Emeric the Evil) был темным магом, который летал на драконе и терроризировал население на юге Англии. Другой темный маг, Эгберт Отъявленный (Egbert the Egregious), прославился тем, что убил Эмерика Злобного. Урик Странный (Uric the Oddball) занимался исследованием магических зверей и птиц, но вошел в историю не столько своими открытиями на ниве магозоологии, сколько эксцентричным поведением, за которое и получил свое прозвище. В частности, сообщалось, что этот Урик ходил с медузой на голове и жил в одной комнате с пятьюдесятью птицами авгуреями и в результате свихнулся от их постоянных воплей.

Примерно в то же время заявили о себе гоблины и оборотни. Первые требовали для себя место и право голоса в Совете магов и впоследствии прославились своими многочисленными кровавыми восстаниями и основанием банка “Гринготтс” в 1474-м году. Оборотни были описаны как полудикая раса, живущая в основном разбоем, грабежами и насилием, чем предопределили отношение к себе на многие века вперед, а все немногочисленные попытки их цивилизовать (в частности, проект о Кодексе поведения оборотней от 1637-го года) закончились провалом.

Завершался первый том нормандским вторжением под предводительством Уильяма-завоевателя. К слову, предшествовавшие ему вторжения вначале англосаксов, а затем викингов Батильда Бэгшот не упоминала вовсе. Преподносилось все таким образом, будто власть поменялась, а жизнь — нет, и прибывшие вместе с завоевателями волшебники ничего особенно не ломали, но успешно вписались в уже выстроенную ранее систему общественных отношений. Более того, упоминалось, что такие фамилии, как Лестранжи, Малфои и Розье, существовали в Британии и поныне.

С историей немагической Британии Анна Лапина была знакома весьма поверхностно; тем не менее, ей запомнились длительные конфликты между новой франконормандской и старой англосаксонской знатью, в результате которых вырезались порой целые семьи. Учитывая относительную открытость тогдашнего магического мира весьма сомнительно, что бы нормандское вторжение прошло для магов безболезненно и гладко и что завоеватели никого не притесняли. А еще… историю, как известно, пишут победители, и подобная интерпретация франконормандского вторжения могла быть выгодна закрепившимся тогда в Англии франконормандским же родам — да-да, тем самым Малфоям, Лестранжам и прочим.

Более того, нигде в учебниках истории магии не рассматривались происходившие параллельно события большого мира — даже те, что касались непосредственно Британии, как то: Столетняя война, Война Роз, Реформация и связанные с ней царствования Генриха VIII и Елизаветы I, а также развернувшаяся позже гражданская война между сторонниками короля и сторонниками парламента, закончившаяся первой в истории Нового времени казнью коронованного монарха и установлением диктатуры Кромвеля — словно Статут о Секретности наступил на шесть веков раньше.

Не упоминались даже связанные с колдовством мифы и сказки народов древности: ни то, как они были адаптированы впоследствии для “простецов”, ни то, какое значение они имели для магов. Не приводились гипотезы, которые объясняли бы происхождение волшебников и прочих разумных и условно-разумных магических рас, таких как гоблины, оборотни, кентавры, тролли, великаны и прочие. Даже если этим вопросам были посвящены отдельные книги, Бэгшот не сочла нужным привести соответствующие ссылки — видимо, решила, что детям 11-12 лет, которые только начинают изучение магии, это ни к чему.

Учебники за второй и третий курсы формально освещали события Позднего Средневековья примерно с XIII по XV века, и выводы из прочитанного следовали странные и весьма противоречивые. С одной стороны, европейские маги в этот период относительно часто устраивали международные конференции и съезды, на которых вырабатывали некие общие законы, правила взаимодействия и способы решения тех или иных глобальных проблем. То есть, уже задолго до принятия Статута маги понимали, что рассчитывать могут на помощь лишь других магов, а потому обсуждали, разрабатывали и принимали свои собственные законы — в том числе международного характера, но касающиеся исключительно магических же сообществ.

С другой стороны, утверждалось, что уже в XIV веке инквизиция якобы активно преследовала волшебников и ведьм и сжигала их на кострах. Хотя, как знала Анна, вплоть до середины XV века костер предназначался, главным образом, для еретиков, коих сжигали порой целыми городами — как было, например, во времена крестовых походов против катаров в 1210-1245-м годах. Именно массовое распространение ереси катаров на юге современной Франции в XII — первой трети XIII веков привело к созданию так называемой Святой инквизиции, однако наибольшего могущества данная организация достигла лишь в конце XV века в Испании, при католических монархах Фердинанде и Изабелле, под непосредственным руководством знаменитого Томаса де Торквемады.

Главной задачей инквизиции было выявление и искоренение ересей и прочих религиозных преступлений. Дела “о колдовстве” церковные суды тоже разбирали, однако самого колдовства, как правило, не обнаруживали, и фигуранты дела отделывались обычно штрафами и покаянием за дачу ложных показаний и сомнения в могуществе Единого-Бога-Творца-Вседержителя. Смертельные приговоры по обвинению в колдовстве в течение XIII-XV веков выносились, но количество их было незначительно, и зачастую в данных процессах были замешаны интересы каких-либо политических группировок или влиятельных семейств.

Так, еще в IX веке сыновья Людовика Благочестивого от первого брака с Ирменгардой из Хеспенгау обвинили свою мачеху Юдифь Баварскую в супружеской измене и колдовстве. Причина была простая: Юдифь убедила мужа выделить своему сыну долю в наследстве наравне с единокровными старшими братьями — что привело к восстанию последних и гражданской войне с отцом и мачехой. Юдифи пришлось даже провести несколько лет под стражей в монастыре, а потом в изгнании. Для королевы вся эта история, однако, завершилась благополучно: Людовику удалось привести старших сыновей в повиновение, и еще при жизни Юдифи ее сын Карл Лысый стал королем у западных франков.

Всем известную Жанну Д’Арк, которая была совсем не ведьма, казнили в 1431-м году потому, что она своими военными успехами очень сильно мешала англичанам — именно благодаря ее участию начался перелом в Столетней войне в пользу Франции. Французской знати она тоже поперек горла стояла: как это, какая-то выскочка — и вдруг получила небывалое влияние на молодого короля. В результате Жанну предали, позволив англичанам захватить ее в плен, а судили впоследствии подкупленные французские богословы в Руане — на территории, к тому времени еще оккупированной англичанами. В таком примерно виде, помнила Анна Лапина, была изложена история Орлеанской девы в школьном учебнике. Впоследствии же, как слышала бывшая выпускница химфака, историки находили немало нестыковок как в “официальной” биографии Жанны Д’Арк, так и в устроенном над ней процессе. Выдвигались гипотезы о том, Жанна на самом деле была дворянкой и даже внебрачным ребенком не то предыдущего короля Карла Безумного, не то его брата Луи Орлеанского; что вместо Жанны сожгли другую женщину, а саму Жанну тайно отправили в ссылку под строгим надзором.

В XIV веке в Ирландии разбирали дело какой-то графини, имени которой Анна не запомнила. Дама эта подозрительно быстро становилась вдовой три или четыре раза подряд и каждый новый супруг перед смертью завещал ей все свое состояние в обход прочих наследников. Естественно, так долго продолжаться не могло, и родня одного из мужей инициировала дело. Однако вдова оказалась дамочкой хитрой и предприимчивой, ушла в “несознанку”, от титула не отказалась (иначе ее невозможно было бы привлечь к ответственности), а после, собрав драгоценности и деньги, и вовсе куда-то исчезла. В итоге смертельный приговор ей вынесли заочно, а “отдуваться” на костре за нее пришлось фрейлинам, которые проходили в деле как соучастницы и которых, в отличие от самой графини, удалось убедить отказаться от сословия и тем самым сделать возможной их казнь. Впрочем, по другой версии, графиней эта “черная вдова” была лишь по одному из браков и начинала свою карьеру простой трактирщицей, и якобы принадлежавшее ей когда-то заведение существовало и по сей день в одном из городков в Ирландии ⁽⁴⁾.

Или нашумевший в начале того же века процесс о тамплиерах, золото которых до сих пор продолжали искать? Вряд ли магистр ордена и его ближайшие сподвижники отправились бы на костер, если бы согласились поделиться с королем Филиппом IV по-хорошему. А если учесть слухи о том, что король перед этим неоднократно брал золото в кредит у тех же тамплиеров и неплохо им задолжал… в общем, поступил Филипп IV подобно многим современным нечистым на руку бизнесменам, использующим все доступные средства, дабы избавиться от неугодных партнеров — в особенности, должников и кредиторов. Другое дело, что благодаря своему золоту тамплиеры действительно могли оказывать влияние на политику Франции в нужном им ключе, чего Филипп IV, будучи монархом, допустить уже не мог.

Еще можно было вспомнить Агнес Бернауэр, банщицу из Аугсбурга, жившую в первой половине XV века ⁽⁵⁾. Правда, ее не сожгли, а утопили — и все потому, что на нее обратил внимание сын местного герцога: взял в свой дом, сделав полноправной хозяйкой, женился. Папаше, уже подыскавшему подходящую родовитую невесту, такое поведение сына было, естественно, не по нраву: с разводами в средневековье было туго — вот и оставался вариант “пока смерть не разлучит вас”. А дальше все было просто: под благовидным предлогом выманить из города наследника, лишив тем самым защиты его выскочку-супругу; приказать арестовать Агнес и бросить в реку — да еще притопить для верности, дабы уж точно не выплыла. Казнь Агнес Бернауэр приветствовал весь город, и никто не сомневался в том, что она “коварная ведьма”, колдовством приворожившая к себе герцогского сына: ибо своим поведением и образом жизни она ниспровергала все существовавшие тогда общественные устои. А молодой герцогский наследник… погоревал, конечно, но вскоре, как положено, женился на выбранной отцом благородной девице, с которой родил впоследствии десять детей — ибо продолжить род было необходимо.

Начало же массовой истерии насчет ведьм среди населения Европы пришлось уже на последнюю треть XV века. На происки и колдовство злобных ведьм было весьма удобно списать любые беды: неурожай, голод, мор, войну, а также собственные неудачи, совершенные из-за собственной же глупости. В 1487-м году, уже на закате Средневековья, Генрих Крамер написал свой знаменитый трактат “Молот ведьм”, идеологически опиравшийся на изданную перед тем папскую буллу “Всеми силами души”, в которой колдовство однозначно объяснялось как следствие сношения с дьяволом и, таким образом, признавалось столь же тяжким религиозным преступлением, как ересь. Одной из особенностей “Молота ведьм”, помимо пространных рассуждений автора на тему “все зло от баб” и перечисления всяческих злодеяний, которые якобы могли творить ведьмы, было подробное описание процедуры дознания, которую могли бы применять к подозреваемым не только специально подготовленные церковные суды, но и городские светские — что имело свои огромные последствия в будущем. Примерно в то же время или несколькими годами ранее в одном из кантонов Швейцарии сразу нескольких женщин сожгли именно по обвинению в колдовстве — тут Анна уже не помнила ни точных дат, ни места, ни кому и чем эти женщины помешали.

Стоило отметить, однако, что сам Крамер неоднократно получал выговоры и порицания со стороны церковных судов — то есть, да-да, той самой инквизиции — за активно продвигаемые им методы допроса. Поданные против Крамера апелляции удовлетворялись, а уже изданный и многократно растиражированный “Молот ведьм” был даже запрещен на какое-то время. Однако уже после смерти Крамера, с началом Реформации в XVI веке, “Молот ведьм” очень быстро стал настольной книгой городских судей, причем не только и не столько в католических, сколько в протестантских землях. Следствие, как таковое, уже не проводилось — важным стало не установление истины, но вынесение именно обвинительного приговора, достаточным основанием для которого признавались слухи и доносы даже весьма сомнительных личностей. Для подозреваемых в ереси и колдовстве были отменены все сословные привилегии, что при должных связях позволяло легко и быстро избавиться от политического конкурента, а также прибрать к рукам чужие богатства и земли.

Подавляющее большинство ведовских процессов пришлось, таким образом, на XVI-XVII века, эпоху Возрождения и последующего становления рационального мировоззрения. Костры массово полыхали при таких ученых, как Галилей, Декарт и Ньютон; и даже Кант и Гёте, жившие уже в XVIII веке, в эпоху Просвещения, могли застать отголоски уже сходивших на нет ведовских процессов. Последнюю “ведьму” казнили в 1782-м году в Швейцарии, официально, однако, обвинив в отравлении: якобы она, работая служанкой, подсыпала иголки в молоко к хозяйским детям ⁽⁶⁾. А в “менее просвещенной” Шотландии, как слышала Анна, продолжали сжигать по обвинению в колдовстве вплоть до середины XIX века.

В еще больший ступор девушку ввело упоминание о том, что якобы ведьмы на самом деле не сгорали в огне, а испытывали лишь приятное покалывание, и одна из них, известная как Венделина Странная, якобы специально много раз меняла обличия и подставлялась маггловским властям, чтобы снова “погореть” на костре. Притом, что обвиняемых в ходе “следствия” раздевали донага и тщательно обыскивали, изымая все предметы, которые якобы могли помочь при колдовстве и попытках избежать законной кары. Обыскивали “ведьму” и непосредственно перед казнью, после чего привязывали к столбу так, чтобы она гарантированно не могла сбежать. А в некоторых случаях вешали на шею небольшой мешочек с порохом — чтобы исключить возможность телепортации даже в таком состоянии. Практиковали такие ухищрения при казни в Швейцарии с конца XV века, а, может, и еще где — тут подробностей Анна не знала.

Иными словами, случай Венделины Странной в принципе не мог иметь место в истории, при тогдашних правилах ведения следствия, суда и исполнения наказания. Получается, эта личность выдумана — но для чего? И, наконец, какой смысл тогда был волшебникам вводить Статут о Секретности в конце XVII века и скрываться от обычных людей, если последние якобы не могли причинить им никакого вреда?

Естественно, что изложенный в учебнике материал целиком и полностью соответствовал идеологии магического правительства. Возможно, Батильда Бэгшот писала свои книги под диктовку кого-нибудь из министерских чиновников. Может быть, ее книги были подвергнуты сильной цензуре и переработке в соответствии с “требованиями партии” уже позже — сейчас это неважно. Важно то, какие выводы можно сделать из намеренного искажения и подтасовки фактов, приводимых в учебнике.

В большом мире, кстати, тоже бытовало мнение, что “плохая инквизиция” якобы уничтожала ученых и ведьм именно в средневековье. На чем основано это мнение? Наиболее вероятной причиной Лапиной здесь виделось то, что большинство ведовских процессов и религиозных войн пришлись на эпоху Нового времени, рационализма, когда наука начинала свою победную поступь по планете. Естественно, апологетам Просвещения такое пятно, как геноцид, на собственной истории было отнюдь не выгодно — вот и была организована постепенная подтасовка фактов. Уничтожение “талантливых ученых” и ведовские процессы при этом как нельзя лучше подходили к образу средневековья как “темных веков”, с его якобы запуганным, малограмотным и необразованным населением, панически боящимся всего нового и необычного. А Церковь, в особенности католическая, сильно сдавшая свои позиции в XVIII веке, была объявлена главным козлом отпущения. Еще более глубокий характер эти тенденции носили в Советском Союзе, где главными государственными “религиями” были атеизм и марксизм-ленинизм, а все, так или иначе связанное с христианством и, в особенности, православием, подвергалось очернению, забвению и уничтожению.

Историю переписывали и будут переписывать — для каждой новой власти и новой государственной идеологии: обелить себя, принизить или возвысить предшественников — в зависимости от нужд текущей политической верхушки. Вряд ли волшебники в этом плане принципиально отличались от обычных людей. В конце XVII века они принимают Статут о Секретности и с тех пор тщательно скрывают свое существование от не-магов. На первый взгляд, такой шаг выглядел логичным на фоне предшествовавших массовых ведовских процессов. Но что будет, если, например, в настоящее время о магах станет известно абсолютно всем?

Для обычных людей это фактически иная раса со своими уникальными способностями, недоступными простым смертным. Значит, либо начнется волна паники, и тогда волшебников постараются истребить как можно быстрее — как потенциальную угрозу — или, в лучшем случае, согнать в резервации, как индейцев. Либо, в обмен на сохранение жизни, их подомнут под себя всякие правительственные структуры и влиятельные преступные группировки. Магов очень мало, воевать они не смогут — вот и станут неким секретным диверсионным подразделением при правительствах. Во всяком случае, Лапиной доводилось слышать о том, что ранее к допросам политзаключенных активно привлекали гипнотизеров и колдунов, чтобы добиться нужных показаний от “свидетелей”. Правда это или нет — неизвестно, но полностью исключать такую возможность в виду новой информации о существовании не только магии и отдельных, наделенных способностями людей, но и целых магически сообществ уже нельзя.

Что же говорили нынешние учебники по истории магии? Что волшебников и ведьм пытались истреблять очень давно (еще в то самое “темное средневековье”), и что им никакого вреда от этого не было. А, значит, “магглы”, то есть, обычные люди, не несут никакой угрозы волшебникам. Что дальше? Сближение с большим миром и постепенная (или, наоборот, резкая и насильственная) интеграция в него? Разумеется, с утратой своей самобытной культуры, сформированной как предшествовавшей длительной изоляцией, так и, еще раньше, параллельным сосуществованием с миром обычных людей. Получается, в магическом правительстве сидит кто-то, кто уже долгие годы продвигает интересы “магглов”, большого мира? Тут, рассудила Анна, она ничего не знала о расстановке политических сил в магической Британии, чтобы делать столь далеко идущие и, тем более, претендующие на достоверность выводы. Так что оставалось только ждать, пока не подвернется под руку соответствующая информация по теме.

Учебник за четвертый курс был полностью посвящен гоблинским восстаниям, которые случались с перерывами со времен едва ли не Артура и Мерлина (о чем упоминалось в учебниках за предыдущие курсы) — и вплоть до конца XIX века. Пик восстаний пришелся на XVII-XVIII века, когда, как предполагала Лапина, у волшебников и без того хватало проблем: так, за время восстания в 1752-м году, возглавляемого Ургом Грязным (Urg the Unclean), успело смениться четыре министра магии. Еще одно крупное восстание, едва не закончившееся поражением волшебников, случилось веком ранее, в 1612-м году.

Можно думать, что восставали гоблины в ответ на очередное урезание в правах: так, известно, что еще в XIV веке представители гоблинов — как, например, Иргит Уродливый (Eargit the Ugly) — принимали участие в Совете магов; однако уже в 1631-м году Совет запретил иметь волшебные палочки всем нечеловеческим расам, в том числе гоблинам (о представителях нелюдей в Совете к тому времени, естественно, не могло быть и речи). С другой стороны, запретили пользоваться волшебными палочками гоблинам уже после восстания 1612-го года. Аналогично можно предположить, что и первичное урезание гоблинов в правах началось не без причины: даже если считать авторским преувеличением или устоявшимся стереотипом приписываемую гоблинским восстаниям жестокость и кровавость, число этих восстаний говорило само за себя, и гоблинов, таким образом, никак нельзя было назвать “угнетенной” и “безвинно пострадавшей” расой.

Противостояние между гоблинами и волшебниками завершилось в основном к концу XVIII века окончательной победой последних, и восстание под предводительством некоего Ранрока в 1890-м году, хотя наделало немало шума в британском магическом сообществе, не отличалось масштабностью и не переломило ситуацию в пользу гоблинов даже на короткий период. Для гоблинов в очередной раз был подтвержден запрет на использование волшебных палочек; также гоблинам было запрещено покидать пределы своих поселений.

Можно было бы сказать, что гоблинов жестоко подчинили — если бы не одно “но”: поселениям гоблинов считались в числе прочих отделения банка “Гринготтс”, основанного гоблином Гринготтом в 1474-м году. Банка, в котором, по словам того же Снейпа, все волшебники Британии хранили свои деньги и через который, надо думать, проходили все крупные финансовые операции волшебников. Иными словами, гоблинов как бы лишили политических прав, но при этом отдали им в руки экономику всего общества — не правда ли, странно? Ведь именно экономика является основной благополучия и стабильности любого общества, и многие некогда великие державы пришли в упадок в том числе по причине безграмотной экономической политики.

В отличие от гоблинов, прочие нечеловеческие волшебные расы, такие как кентавры, великаны и тролли упоминались лишь изредка — видимо, по той простой причине, что, в отличие от гоблинов, большой политической активности они не проявляли и в целом участия в жизни людского магического сообщества почти не принимали. О кентаврах сообщалось только то, что самая большая их колония обитала в так называемом Запретном лесу вблизи Хогвартса, а их интеллект официально признавался “близким к человеческому” (хотя вряд ли самим кентаврам понравилось бы подобное сравнение).

Тролли и великаны, если суммировать разрозненные сведения, вычитанные из учебников за разные курсы, жили в горах, вели первобытный образ жизни, промышляя преимущественно охотой, отличались огромным ростом и физической силой, агрессивным поведением и весьма скудным разумом. Из них, однако, великаны превосходили троллей не только ростом, но и интеллектом: они объединялись в племена и общины, которых по всей Европе от Пиренеев до Уральских гор насчитывалось не меньше сотни, и были ограниченно способны к человеческой речи.

Войнам с великанами были посвящено первые несколько глав в учебнике истории магии за пятый курс, охватывавшем события примерно с конца XVI по начало XVIII века, и мельком упоминалось, что войны с великанами продолжались вплоть до конца XIX века. Там же рассказывалось о гоблинском восстании 1612-го под предводительством Эльфрика Удалого (Elfric the Eager), которое едва не закончилось поражением волшебников: в ходе восстания была почти полностью сожжена и разрушена деревня Хогмид, и это был первый и последний раз, когда опасность нападения извне напрямую угрожала Хогвартсу.

Далее, в 1631-м году вышел уже известный Лапиной запрет на владение волшебными палочками нелюдям. Касался этот закон не только гоблинов, но и неких домовых эльфов, упоминания о которых Анна не встречала нигде больше и была уверена лишь в одном: вряд ли эти домовые эльфы имели что-то общее с эльфами Толкиена или сидами и фэйри из бритто-ирландской кельтской мифологии. А потому эльфы, сиды, а также дварфы, хоббиты и орки с равной вероятностью могли как существовать исключительно в людских выдумках, так и уйти — в холмы, как говорится об этом в мифах, на легендарный остров Авалон или еще куда-нибудь. Если на протяжении вот уже трехсот лет удается скрываться волшебникам, то почему то же самое не могли проделать другие магические расы? Или даже так: не могли ли волшебники, организуя свой Статут о Секретности, воспользоваться чужим, уже готовым опытом в деле скрывания целых рас и поселений?

В 1637-м году был предложен законопроект под названием “Кодекс поведения оборотней” (Werewolf Code of Conduct), предусматривавший личную ответственность оборотней за предотвращение нападений на людей. Вот только чтобы проект обрел силу закона, его должны были подписать не только волшебники, но и оборотни — а последние отнюдь не торопились заявлять о себе.

В 1689-м году был принят Международный Статут о Секретности, окончательно установленный в 1692-м году, после Салемского процесса. Мадам Бэгшот больше не пыталась убедить читателей, что волшебникам якобы незачем бояться магглов, а гореть на костре легко и приятно. А потому Статут маги приняли якобы для того, чтобы защитить своих детей, которые, в отличие от взрослых волшебников, не были достаточно обучены и не могли контролировать свои способности, а потому становились легкой добычей для охотников на ведьм. Вопрос, почему волшебники спохватились так поздно и не сделали ничего для защиты своих детей раньше — если охота на ведьм началась якобы еще в XIV веке — автор предпочла оставить за кадром.

Наконец, в 1707-м году, о чем радостно сообщалось в последней главе, было основано Министерство магии, основной задачей которого было и оставалось сохранение и поддержание Статута о Секретности. Впоследствии отдельно издавались законы и создавались службы для контроля над популяциями различных магических существ, колдовством несовершеннолетних волшебников и масштабными мероприятиями, привлекавшими огромное количество магов в качестве зрителей и участников. Волшебникам и ведьмам, живущим рядом с магглами или ведущими с ними дела, отныне предписывалось тщательно скрывать свою сущность и одеваться в строгом соответствии с маггловской модой, сообразно погоде, событию и местным традициям.

Именно со Статутом о Секретности на протяжении вот уже трех веков ассоциировалась безопасность магического сообщества, которое быстро адаптировалось к новым условиям. Быстро стало привычным использование созданного немногим ранее заклятия дезориентации “Confundo” ⁽⁷⁾ на слишком бдительных и любопытных магглах. Рядовые волшебники, объединяясь семьями, организовывали свои небольшие сообщества внутри уже существовавших поселений для поддержки и защиты друг друга. Среди наиболее известных в Британии смешанных поселений упоминались Тинуорт в Корнуолле, Верхний Флэгли в Йоркшире, Оттери-Сент-Кэчпоул на южном побережье Англии и Годрикова Лощина на юго-западе. О последующих же событиях, имевших место в XVIII-XX веках, более подробно рассказывалось, по всей видимости, в учебниках уже за шестой и седьмой курсы.

Почерпнутые из учебников сведения девушка старательно конспектировала, стараясь располагать в по возможности хронологическом порядке, помечая все сомнительные места и связи между разными событиями. Делала она так не только ради лучшего запоминания и упорядочивания информации, но и потому, что не имела никакого желания перечитывать в дальнейшем труды многоуважаемой Батильды Бэгшот. Нельзя сказать, что сия дама писала бы языком слишком занудным, высокопарным и тяжеловесным, но лила так много воды, что все факты из нее приходилось выуживать буквально по крупицам, внимательно читая каждый абзац, дабы не пропустить какой-нибудь мелкой, но важной детали, без которой становился непонятным дальнейший текст повествования. Более того, мадам Бэгшот не только не удосужилась кратко изложить соответствующие выводы по каждой главе, но даже не подумала снабдить свои книги иллюстрациями, картами и схемами. Как следствие, о том, какой волшебник кем и кому приходился, и где именно в Британии происходило то или иное событие, оставалось только догадываться.

Собственные впечатления Анна Лапина записала на очередной пустой странице дневника:

13.07.1997

Сегодня закончила изучение истории магического мира, вернее, магической Британии, в объеме тех учебников, что выдал мне Снейп — это с V по XVIII вв. В основном содержание этих учебников посвящено войнам волшебников с гоблинами и великанами, съездам и конференциям, на которых принимались те или иные законы или постановления. То, как развивалось само магическое сообщество, из этого сложно вывести. Автор учебников — некая Bathilda Bagshot. Жива ли она сейчас или нет — неизвестно.

Учебники плохо структурированы. С одной стороны, можно выделить отдельные эпохи, которые предполагается изучать в хронологическом порядке: раннее средневековье, позднее средневековье, XVII-XVIII вв. С другой стороны, их прорезывают темы, каждая из которых охватывает весьма широкий исторический период: международные съезды магов (XIII-XVIII вв.); охота на ведьм (XIV-XVII вв.); войны с гоблинами (VI- XIX вв.); войны с великанами (VI-XIX вв.). Не только последующие главы в своем содержании ссылались на предыдущие (что было бы закономерно и логично) — немало было отсылок также из прошлого к будущему. Так, “Кодекс поведения оборотней”, принятый в 1637-м году и изучаемый в программе пятого курса, впервые упоминался в учебнике за первый курс в связи с похищением и насильственным обращением какой-то знатной девицы, когда остальные кланы оборотней заявили, что они “ни причем”. А с учебником за пятый курс, посвященным событиям XVII — начала XVIII вв., перекликались учебники за третий курс, когда проходили охоту на ведьм (принятие Статута о Секретности), и четвертый курс, посвященный гоблинским войнам (основание и основные принципы функционирования Министерства магии).

Стиль изложения пространный, тяжеловесный и витиеватый, как было характерно для поучительной литературы и отдельных художественных произведений прежних веков. Разве что учебник за первый курс, рассчитанный все же на детей, напоминал сборник сказок, мифов и легенд, расположенных приблизительно в хронологическом порядке. Автор привносит свое (или общепринятое?) отношение в текст, рассказывая о тех или иных событиях, однако не делает выводов по каждой главе, которые кратко обобщали бы содержание последней. Кроме того, в учебниках напрочь отсутствуют карты, схемы и какие-либо иллюстрации, что также изрядно затрудняет усвоение информации. Хотя, возможно, это особенность исключительно данного, “бюджетного” издания.

В учебниках полно противоречий. Так, читая учебники мадам Бэгшот, можно подумать, будто ни вторжения норманнов или викингов, ни вспыхивающие едва ли не в каждом веке гражданские войны между королевской властью и наиболее влиятельными местными лордами, ни Столетняя война с Францией, ни Реформация, ни очередная гражданская война и установление диктатуры фанатика-протестанта Кромвеля не оказали ровно никакого влияния на британское магическое сообщество; будто волшебники в Британии приняли Статут о Секретности не в 1689 г., а гораздо раньше. В то же время упоминается, что якобы волшебников и ведьм начали уже активно преследовали за колдовство и сжигали на кострах еще в XIV веке — но при этом огонь якобы не причинял им якобы никакого вреда. И якобы была даже одна мазохистка, некая Wendelin the Weird, которая так любила гореть на костре, что постоянно меняла обличия и подставлялась властям, и всего “горела” едва ли не 47 раз.

Международный Статут о Секретности (International Statute of Secrecy) волшебники принимают в 1689 году якобы для того, чтобы защитить своих детей, которые в силу малолетства еще не обладали необходимыми навыками и не могли контролировать свои способности. То есть, волшебники настолько ненавидели своих детей или были настолько тупыми, что не предпринимали ничего на протяжении более чем трех веков и схватились за головы лишь тогда, когда их осталось совсем мало? Или мадам Бэгшот в очередной раз что-то напутала или намеренно соврала, нисколько не заботясь о том, как ее ложь будет выглядеть?

Далее, вскоре после принятия Статута о Секретности неожиданно возвышается Министерство магии, консолидирующее в себе все три ветви власти: законодательную, исполнительную и судебную. Совет Магов, или, как еще можно перевести Wisengamot (ст.-англ. Witenagemot), Совет Мудрейших, существовавший в Средневековье, отходит на второй план, превращаясь во что-то наподобие верховного суда и законодательного собрания одновременно. Иными словами, законы может издавать одновременно и само Министерство, и Визенгамот. Т.е. министр является фактически единоличным правителем, но в то же время может легко возникнуть ситуация двоевластия, стоит появиться сильному лидеру у Визенгамота.

Все это очень странно. Ведь даже в большом мире, у обычных людей, министерства оформились в более-менее самостоятельные и значимые структуры только во второй половине XIX века, хотя это не исключало появления цепких советников, канцлеров, фаворитов и т.д. Складывается впечатление, что либо мадам Бэгшот писала под диктовку то, что говорил ей какой-нибудь секретарь министра, либо что учебник впоследствии сильно подвергся редактуре со стороны министерства, либо сама эта тетка была насквозь идеологизирована и политизирована.

P.S. Вместо Бога в соответствующих выражениях волшебники поминают великого мага Мерлина, а вместо лукавого — Мордреда, мелкого колдунишку, сына короля Артура не то от Морганы, не то от Моргаузы, задумавшего с помощью саксов устроить переворот и захватить власть в Британии. Саму Моргану тоже изредка припоминают. В любом случае, разве может Мерлин, даже если он на самом деле существовал и был великим волшебником, повлиять на нынешнюю действительность из загробного мира, или где он там сейчас находится?

* * *

Чары, трансфигурацию и защиту от темных искусств Анна Лапина решила изучать единым блоком: первые, в ее понимании, служили непосредственному преобразованию энергии, напрямую воздействуя на известные законы природы; вторая, основываясь на том же принципе, производила преобразование материи; боевая же магия использовала и то, и другое. К подобным выводам Лапина вновь пришла самостоятельно, ибо в учебниках нигде не объяснялось, ни какие законы лежали в основе той или иной дисциплины, ни как они между собой были связаны.

Подавляющее большинство заклинаний, что девушка встречала в учебниках по магическим дисциплинам, за редкими исключениями, были написаны на латыни, но среди выданных Снейпом книг она не обнаружила ни соответствующего учебника, ни словаря. В Хогвартсе считали, что дети просто так должны зубрить непонятные слова? Или же должны изучить дополнительный язык еще перед школой — подобно тому, как в знаменитом Пушкинском лицее от мальчиков 10-12 лет, тех же первокурсников, требовали свободное владение французским или немецким? Но Хогвартс при таком подходе к изложению материла как по теоретическим, так и по практическим дисциплинам не казался Лапиной хоть сколько-нибудь элитной школой, как это представлялось вначале со слов Снейпа, но, скорее, ремесленным училищем. И становилась теперь понятной столь низкая стоимость обучения за год по сравнению с другими известными престижными частными школами Британии, где, в пересчете на галлеоны, заплатить пришлось бы раз в десять больше…

По сути, обучение заклинаниям в Хогвартсе сводилось к простейшим инструкциям в виде: “Сделайте такое-то движение палочкой и скажите нужные слова”, при этом нигде и никак не объяснялось, для чего нужны именно такие движения палочкой и именно такие слова. Мало того, заметила Анна, при следовании инструкциям из учебника заклинания у нее, напротив, выходили много хуже, чем когда она направляла энергию в требуемое действие напрямую. Словно физически она ощущала, как уходило лишнее время, как тратились лишние силы, пока она рисовала руками все эти спирали, зигзаги и прочие фигуры. Разве что в учебнике по чарам было упомянуто, что у каждого заклинания существуют своя вербальная и геометрическая формулы, составленные специально для оптимизации расходования магической энергии волшебника или ведьмы — но ни слова о концентрации сознания и силы воли, чему в свое время учил ее патер Йоханн.

Первые свои заклинания Анна Лапина, тогда еще аспирантка химфака, осваивала, как бы парадоксально они ни звучало, в соответствии с известным евангельским постулатом: “Εν αρχή ήν ο λόγοϛ” ⁽⁸⁾ — где “λόγοϛ” это не только “Слово”, как таковое, но и “осознанная воля”, “разумное начало”, “мысль”. Этот же принцип Анна использовала при самостоятельном освоении преподанных уже Снейпом бытовых заклинаний: “Accio”, “Aquamenti”, “Calefacto”, “Ebulli!”. Если артефакты наподобие выданной Снейпом лампы управлялись, по-видимому, строго определенными словами-ключами, то заклинания, предполагавшие в своей основе чистое преобразование энергии, успешно срабатывали при использовании любого подходящего по смыслу слова, в которое были вложены одновременно направленная сила воли и магическая сила.

Так, магические источники света, созданные посредством заклинаний “Lumen” или “Lumen solis”, гасились с помощью заклинания “Exstinguo” намного легче и быстрее, чем при использовании “Nox”. Другое опробованное на лампе заклинание “Obscuritas” искажало не то светопреломление, не то световосприятие в ограниченной области пространства, создавая вокруг колдующего неплотную теневую завесу. Заклинание же “Tenebrae” требовало существенно больших и волевых усилий, и затрат магической энергии, на поверку вызывало не очень густой, но темный, клубящийся, отчасти пугающий туман, разогнать который оказалось не так-то просто, так что, заключила тогда про себя начинающая волшебница, одного эксперимента ей будет более чем достаточно.

Она, Анна Лапина, с самого начала шла по другому пути освоения магии, тому, что оказался в итоге наиболее интуитивно-понятным и эффективным — так зачем же ей пытаться во что бы то ни стало натягивать на себя те образы и методы, которые ей не ничуть подходили?

* * *

- *Alat’ardue Leviosa!* ⁽⁹⁾

Выпад рукой вперед, ладонью вниз, размеренно и четко произносится про себя вербальная формула заклинания — и смятый листок бумаги послушно поднимается вверх. Усилием воли девушка не позволяет ему улететь под самый потолок, но заставляет повиснуть в воздухе на уровне вытянутой руки.

Нарисовала рукой мертвую петлю — смятая бумажка тут же повторяет ее движение, послушная воле молодой колдуньи. Выполнив еще несколько пируэтов бумажкой, девушка отменяет заклинание, просто коротким усилием воли прекращая подачу собственной магической энергии в систему. Бумажка, на которую не действуют больше никакие сторонние силы, согласно закону всемирного тяготения падает на пол: природа восстановила равновесие.

Девушка поднимает бумажку и задумчиво вертит в руках. В учебнике сказано, что “Leviosa” позволяет поднимать в воздух лишь те предметы, которые волшебник в состоянии сам удержать руками. Но ученики при этом тренируются только на перьях и кусках пергамента — нигде в учебнике не предлагалось поднять что-нибудь действительно тяжелое.

Лапина внимательно осматривает спальню: комната слишком маленькая, и мебели в ней совсем немного — только самое необходимое. Но со стулом можно попробовать.

- *Alat’ardue Leviosa!*

Стул послушно поднимается в воздух, однако девушке приходится прикладывать уже намного больше усилий, чтобы удержать над ним контроль. Стул слишком большой — как с перышком или листком бумаги, с ним не поиграешь: не хватало еще, чтобы он зацепил случайно спинкой или ножками потолок и стены или сбил люстру, пусть уже давно не работающую. Но если представить, что она управляет не всем стулом целиком, но только центром его инерции… Другой рукой Анна задает направление против часовой стрелки — стул медленно, но послушно вращается вокруг своей оси. Все, хватит. Сломанная мебель нам не нужна, поэтому, не отпуская контроля, медленно опускаем его ножками на пол — все, теперь можно отменять заклинание.

* * *

Во время второй подобной тренировки, в комнату к Лапиной забежал злой и взвинченный Снейп. Для девушки его вторжение оказалось столь огромной неожиданностью, что от испуга и смущения она сразу же потеряла контроль над стулом, выполнявшим в этот момент сальто-мортале под потолком. Вернуть контроль вновь ей удалось лишь в самый последний момент — и еще большего усилия воли стоило ей аккуратно поставить стул на пол под грозным, испытующим взглядом хозяина дома. На мгновение Анне даже показалось, что она — снова студентка, сдающая экзамен, и в знаниях своих отнюдь не уверена, а преподаватель — весьма придирчивый и строгий, карающий “неудом” за малейшую ошибку.

Снейп же, как выяснилось, зашел к ней отнюдь не для того, чтобы проинспектировать успехи (или неудачи — что больше соответствовало его желчному характеру), но потому, что его достала постоянно срабатывавшая сигнализация на магоуловителе, который, как выяснилось, реагировал не только на верно сработавшие заклинания, но и любое рассеяние сторонней магии в принципе. И теперь от Анны Лапиной требовалось дать немного своей крови, чтобы включить ее магию в “родной фон” прибора, на который он уже не будет реагировать.

Анна задумалась. Снейп определенно что-то темнил, и было в его словах нечто, что ее настораживало. Да, кровь, пресловутый договор с дьяволом и все такое. Если предположить, что Снейп говорил правду или полуправду, то не только волшебная палочка, но и кровь служила у волшебников своеобразным идентификатором личности. Вот только если палку при необходимости можно поменять, то кровь… полное переливание — определенно не лучший выход, а ДНК вообще выдается один раз на всю жизнь. А потому… нечего разбрасываться такими вещами: пусть сейчас она, Анна Лапина, никому не нужна, ей весьма не хотелось бы, чтобы в будущем ее таким образом подставили или втянули в какую-нибудь опасную авантюру: ведь формально получается, что добровольное согласие она-то дала…

А еще… Снейп сказал, что магоуловитель реагирует якобы на любое рассеяние магии в принципе. Это объясняло, почему он явился почти сразу же после того, как она попыталась с помощью магии поджечь вначале неработавшую газовую горелку, а потом остатки угля в печи на кухне. Но не объясняло, почему Снейп “молчал” по этому поводу последующие две недели вплоть до нынешнего момента.

Допустим, она, Анна Лапина, магией в первую неделю или даже две пользовалась очень редко: бытовые заклинания или не получались у нее вообще, или требовали немеряное количество магической энергии, а потому пользы от них тоже не было никакой. Магический же фон от использования артефактов, судя по всему, никак не фиксировался — иначе магоуловитель “орал” бы, не переставая, каждый раз, когда она вначале использовала нагревательные круги для кипячения белья, разогрева и приготовления пищи, а затем, уже во вторую неделю, вечерами и ночами читала и конспектировала учебники по истории магии.

Но сейчас шел уже третий день, как она приступила к изучению, собственно, магических дисциплин и практической отработке заклинаний из учебников. Предыдущие пару дней, когда она еще пыталась тщательно следовать “хогвартским инструкциям”, у нее, правда, ничего не получалось… так, значит, Снейп сейчас соврал, и магоуловитель срабатывал только на успешно сотворенные заклинания — как было с “Lumen” и “Incendo” в самом начале? Или все дело в том, что “Leviosa”, в отличие от каких-нибудь искр или условного превращения “ужа в ежа”, заклинание длительное, и Снейпа достало слушать непрекращающийся сигнал?

Резкий рывок вперед оборвал размышления девушки.

- Пустите! — крикнула она, когда Снейп, грубо схватив ее за руку, потащил ее прочь из комнаты. — *Repello!*

Выпущенный импульс заставил мужчину отшатнуться и отпустить ее, но было что-то неправильное в том, как Снейп поморщился и сжался словно от приступа боли, которая оставила его так же внезапно, как и настигла. Невольно Анна подумала, что Снейп мог бы погибнуть, упав и скатившись с лестницы, если бы протащил ее чуть дальше или она выпустила бы отталкивающее заклятие чуть позже.

- У меня есть… встречное предложение, мистер Снейп, — заявила она, чуть помедлив и убедившись, что последний не собирается ее хватать и тащить дальше.

- И какое же… мисс Лапина? — отозвался он с сарказмом более резким, чем обычно, по-прежнему тяжело дыша.

- Смотрите, мистер Снейп… — продолжила Анна после некоторых раздумий, — я правильно поняла… что до моего появления здесь… вы были единственным волшебником в этом городе? Вероятность того, что… после меня… здесь появится еще один… э… пришелец из другого времени… или параллельного мира… почти нулевая. И волшебники, которые знают ваш адрес здесь… вы их знаете… Поскольку они местные… они знают правила и потому… они не попадутся… как я. В таком случае… может быть, вам стоит отключить этот прибор вообще? Чтобы он никому не мешал?

К удивлению Лапиной, Снейп не только не раскритиковал ее предложение в пух и в прах, но действительно пошел на кухню и помахал палкой над магоуловителем. Однако, как обнаружила Анна тем же вечером после ужина, Снейп отключил нечто вроде оповещения, и магоуловитель, стоило ей создать простейший “Lumen” у себя в ладонях, как прежде, зафиксировал слабый, но длительный световой сигнал. Погасила маленький белый фонарик у себя в ладонях — и сигнал исчез.

Девушка поежилась, словно почувствовала на себе пристальный взгляд невидимого “Большого брата”. С помощью магоуловителя Снейп выследил ее, когда она впервые появилась в городе. Но также это значит, что с ней установка магоуловителя никак не связана. Какая-то проверка? Эксперимент? Или собирались ловить кого-то другого, а попалась она и ненароком спутала все карты? Но тогда… почему Снейп так странно поступил? Почему отключил оповещение, но не выключил сам прибор?

Не умел?

Не захотел?

Или не мог по условию задания?

Оповещение? Скорее всего, у Снейпа был приемник: пока он носил его при себе, последний причинял дискомфорт, стоило поступить сигналу о применении сторонней магии. Поколдовав над магоуловителем, Снейп оборвал связь со своим приемником, избавив, таким образом, себя от головной боли. Однако был ли Снейп единственным обладателем приемника, особенно если учесть, что магоуловитель продолжал работать?

Пожалуй, впервые Анна Лапина всерьез задумывалась о том, насколько опрометчиво она доверилась Северусу Снейпу — человеку, о котором ничего толком не знала; человеку, который еще при первой встрече предельно ясно показал, что этические нормы для него ничего не значат, цель оправдывает средства, и к этой цели он готов идти напролом. Человеку, который при всем при этом мог оказаться всего лишь бараном на поводке у куда более страшного пастуха.

* * *

В последующие дни девушка немало думала о том, как лучше избавиться от магоуловителя — и так, чтобы не вызвать лишних подозрений — а пока на время отложила изучение новых заклинаний, сосредоточившись на дисциплинах, связанных с магией лишь опосредованно, а именно на зельеварении, гербологии и астрономии. Изначально именно на зельеварение как на химию в ее прикладном аспекте Лапина возлагала самые большие надежды: для нее это была бы специальность, смежная с уже имевшейся, полученной в прошлой жизни, в будущем, и подтвержденной соответствующим дипломом. И каково же было ее разочарование и гнев, когда она внезапно обнаружила, что учебники за все пять курсов в полном соответствии со своим названием — “Магические рецепты и зелья” — содержали исключительно одни рецепты, причем составленные в духе “Вредных советов” незабвенного Григория Остера!

Против Остера и его творчества Лапина ничего не имела: его шуточные детские стихи были забавны и по-своему остроумны — но не в качестве практического руководства по органическому синтезу! Все помнят этот стишок?

Если в папины ботинки вылить мамины духи

и затем ботинки эти смазать кремом для бритья,

и полить их рыбьим жиром с черной тушью пополам,

и варить с закрытой крышкой ровно семьдесят минут —

что получится, узнаешь, когда взрослые придут.

Так вот, подавляющее большинство рецептов, описанных в учебниках по зельеварению, выглядело аналогично — с той лишь разницей, что дополнительно было указано, сколько именно этих самых “духов” и “рыбьего жира” туда лить и как мешать. Никакого описания взаимодействия ингредиентов, ни механизмов реакций, ни даже предупреждений касательно техники безопасности!

Кто-то мог бы важно заметить, что это было сделано намеренно, дабы огородить юные умы от порочного любопытства и самостоятельных, а потому опасных экспериментов — подобно тому, как для некоторых нравственная чистота и невинность ассоциируются исключительно с невежеством и наивностью. Вот только, во-первых, детям и подросткам любопытство свойственно в принципе. Умалчивание, недомолвки, запреты могут подавить любопытство, а могут, напротив, распалить еще больше — в любом случае, доверие к наставникам и старшим будет при этом полностью убито. Как следствие, вынужденный искать ответы на свои вопросы самостоятельно, подросток может легко попасть под чужое дурное влияние и наделать еще больше ошибок. Применительно же к зельеварению, не имея ни малейших представлений о взаимодействии компонентов, юный недохимик мог просто накидать в кастрюлю все подряд, что было под рукой — исключительно из того самого любопытства, чтобы посмотреть, “что получится”.

Во-вторых, в учебниках уже содержались рецепты, которые можно было смело отнести в категорию остеровских “вредных советов”. Наконец, в-третьих, отсутствие видимых логических связей и закономерностей между элементами, их свойствами, особенностями воздействия и получаемым результатом — иными словами, всего того, на чем основана современная методология науки — нисколько не способствовало лучшему пониманию и усвоению предмета в целом, что в перспективе убивало всяческий к нему интерес. Потому что… любопытство любопытством, а просто так кидать разные ингредиенты в котел, без какого-либо порядка и цели, надоест рано или поздно — особенно если каждый подобный эксперимент будет неизменно заканчиваться провалом.

Книга “Тысяча магических трав и грибов” за авторством некоей Филлиды Споры лежала в одной стопке вместе с практическими пособиями по зельеварению. Анна вначале отложила ее, приняв за гербологический справочник, но теперь, после фиаско с зельеварением, решила изучить — и не пожалела: книга оказалась просто кладезем информации о самых разных магических и не очень растениях, многие из которых, ко всему прочему, служили сырьем в зельеварении. Такой хорошей памятью, как раньше, девушка уже не обладала, а потому старательно переписывала к себе в тетрадь все, что, как ей казалось, не только могли бы спросить на вступительном экзамене, но и что могло бы пригодиться “для общего развития” в целом.

Схематично зарисовала общий вид каждого растения и отдельные части, подписала. Рядом выписала научно-латинское и тривиальное названия, ниже — таксонометрическую классификацию: несмотря на установление к тому времени Статута о Секретности, волшебникам было известно о трудах шведского натуралиста Карла Линнея, схемами которого для описания животных и растений биологи пользовались и по сей день. Далее ареал распространения и жизненный цикл — особенности роста и размножения, особенности выращивания в культуре, применение — какие части и где, в какое время и как собирать, в каких условиях хранить, где можно использовать.

Последнее Анну Лапину особенно заинтересовало в особенности применительно к зельеварению. Так, разные части одного и того же растения, собранные каждая в свое особое время, могли придавать зелью в корне различные, порою противоположные свойства. Одни растения можно было выращивать в культуре без потери ими ценных магических и не только свойств, другие же можно было собирать только в дикорастущем виде — порою в весьма труднодоступных и заповедных местах.

Изучение гербологического справочника подтолкнуло бывшую выпускницу химфака к составлению большой таблицы ингредиентов, как она ее про себя называла, а для этого так или иначе требовалось разобрать приведенные в учебниках рецепты. Последние девушка скрупулезно переписывала к себе в тетрадь, пытаясь уже рационально осмыслить то, что возмутило ее в первый раз. Например, почему в одних случаях зелье необходимо мешать по часовой стрелке, а в других — против? Влияет ли это как-либо на качество получаемого зелья, и если да, то как?

В предисловии автор, некий Арсениус Джиггер, настоятельно рекомендовал прочесть уже известный Анне гербологический справочник Филлиды Споры, а также книгу собственного сочинения — “Магические рецепты и зелья. Введение в основы тонкой науки зельеварения”. Для изготовления подавляющего большинства зелий использовались ингредиенты не только растительного, но также животного (желчь броненосца, печень дракона, иглы дикобраза, тертый рог единорога и т.д.) и минерального происхождения (лунный камень) — логично, что для них должны были существовать отдельные справочники. Опять же, где-то должна быть описана теория, с помощью которой можно было бы хоть как-то прояснить для себя непонятные и оттого раздражающие вопросы касательно зельеварческой практики.

Лапина недоумевала: Снейп выдал ей, очевидно, все книги, которые посчитал необходимыми и достаточными для подготовки к Хогвартсу; вряд ли он что-то “забыл” случайно. А если “не доложил” один из учебников, причем очень важный и нужный, намеренно, то почему? В том же, что данный учебник у Снейпа имелся, девушка не сомневалась ни на минуту: если бы Снейп вздумал их продать или передать кому-то “по наследству”, то продал бы или отдал бы, очевидно, все, а не выборочно. Можно было предположить, конечно, что Снейп по каким-то причинам не заинтересован в том, чтобы она смогла поступить в Хогвартс, но снова возникал вопрос: зачем? Тогда проще было бы вообще не выдавать учебники и не рассказывать ничего о школе — в том, что Снейп придумал бы для этого какую-нибудь отговорку, как с Косым переулком до этого, Анна была уверена на все сто процентов, однако же не видела никакой выгоды для Снейпа удерживать ее при себе хитростью и обманом: если он жил, как есть, один уже много лет, то, по всей видимости, его все устраивало, и не похоже, чтобы с ее появлением его образ жизни претерпел значимые изменения.

В отличие от учебников истории, все свободное пространство на полях и между строк в практических руководствах по зельеварению было исписано прежним владельцем — Снейпом или кем-то еще до него. Книги, что девушка получила во временное пользование, были изданы во вторых половинах 1930-х и 1940-х годов, то есть, незадолго до и вскоре после Второй мировой войны и потому даже до Снейпа могли сменить немало рук, однако записи в них нисколько не походили на обычное мальчишеское хулиганство: Анна Лапина отлично помнила, как еще в прошлой жизни аналогичным образом сама вносила правки и делала примечания к курсовым и дипломным работам вверенных ей студентов.

Чернила сильно выцвели от времени, местами расплылись от капель воды, чая или каких-то зелий, так что прочитать записи удавалось с трудом, и некоторые слова приходилось додумывать, исходя из кое-как разобранных букв и общего контекста предложения. Неизвестный прежний владелец учебников, судя по всему, был большим экспериментатором и новатором, который чрезвычайно высоко оценивал собственные познания и способности в зельеварении; авторитеты прошлого не были для него пределом, за который нельзя перешагнуть, а потому он смело вносил изменения в, казалось бы, уже давно и неоднократно проверенные рецепты.

Подавляющее большинство правок касалось технологии процесса: резать не обычным железным ножом, а серебряным; бобы не разрезать, а раздавливать; добавить один оборот против часовой стрелки после семи оборотов по часовой; мешать прутиком из определенного дерева; использовать котел не из пьютера — сплава олова и свинца — а из меди или бронзы и тому подобное. В некоторых случаях таинственный незнакомец — возможно, тот самый Принц-полукровка, что подписал своим прозвищем практические руководства по зельеварению — рекомендовал заменить один ингредиент на другой или вычеркивал отдельные стадии синтеза и дальше переписывал методику по-своему. Для юного гения-зельевара все было очевидно, бывшая же выпускница химфака могла только гадать, какое влияние все эти, на первый взгляд, мелочи оказывали на качество и выход получаемого продукта.

Лапина отчертила колонку, которую разделила на несколько больших ячеек — здесь зелья будут группироваться в зависимости от назначения или производимого эффекта: простые лечебные зелья (например, мази от прыщей и ожогов); антидоты к простым ядам, нейтрализаторы к отдельным зельям и заклинаниям (уменьшающее и увеличивающее зелья, зелье остроты ума); зелья, временно увеличивающие отдельные характеристики (зелье для остроты зрения, зелье силы, зелье бодрости) и так далее. В следующей колонке перечислены сами зелья, сгруппированные по соответствующим категориям, включая “альтернативные” рецепты. Далее в шапке перечислены ингредиенты, и девушка в каждой ячейке под ними ставит знак “плюс” или “минус” — присутствует такой ингредиент в составе зелья или нет.

Так постепенно удалось вывести, какие ингредиенты в зельях какого характера используются, какие по отдельности, а какие только в паре; какие никогда не совмещаются друг с другом и какие взаимно погашают воздействие друг друга. Анна догадывалась, что подобные таблицы, причем намного более точные, основанные отнюдь не на домыслах и умозаключениях, а на нормальном экспериментальном материале, были составлены местными учеными-магами задолго до нее. И все же, несмотря на ряд закономерностей, которые можно было отследить таким образом, данный подход был явно недостаточен.

Как сформулировала для себя проблему бывшая выпускница химфака, волшебники-зельевары оперировали связкой понятий “ингредиент — свойства”: такой подход еще был приемлем с натяжкой для прикладных исследований (например, изобретение нового зелья с заданными свойствами), но никак не обеспечивал — и не мог обеспечить — фундаментальное понимание процесса. Ученые-химики в большом мире, напротив, оперировали связкой понятий “вещество/соединение — свойства” и даже “химическая связь/функциональная группа — свойства”. Возможность установить структуру вещества (в том числе в промежуточном состоянии) и попытаться понять таким образом особенности протекания реакции заинтересовала ученых еще во второй половине XIX века. С тех пор наука сделала громадный шаг вперед, и в настоящее время — даже сейчас, в 1997-м году, не говоря о 2011-м, откуда Лапина недавно прибыла — существовало огромное количество заточенных под самые разные задачи физико-химических методов исследования и анализа, которые продолжали совершенствоваться и развиваться.

Да, можно возразить, что Хогвартс — это школа, а в школе незачем грузить подростков информацией, которая большинству из них никак не пригодится в жизни. С другой стороны, Анна помнила, как сама училась в школе — не худшей, но и далеко не лучшей в городе, и как немногочисленные лабораторные работы проходили у них в основном “теоретически”. Да, им не преподавали самые современные знания, не углублялись в механизмы реакций, квантовую механику или методы анализа (из-за чего уже в университете Анна Лапина в первые годы изрядно отставала от большинства своих однокурсников, многие из которых учились до этого в профильных лицеях и классах, участвовали в зональных, всероссийских и даже международных олимпиадах). Просто общие знания, без которых невозможно приступать к изучению химии уже на продвинутом университетском уровне: строение атома, периодический закон, составление уравнений реакций, теория кислот и оснований, качественные реакции на отдельные элементы и тому подобное — собственно, то, что и должны преподавать в обычной средней школе.

Однако ничего подобного в учебниках для Хогвартса девушка так и не увидела: словно волшебники, в отличие от своих коллег-ученых из большого мира, вообще ни разу не пытались выделить индивидуальные вещества — те самые активные компоненты, которые отвечают за образование продукта с нужными свойствами — и исследовать их состав и строение. Вместо этого волшебники, кидая в котел ингредиенты, бодяжили чрезвычайно сложную смесь из огромного количества самых разных химических соединений, которые непонятно как реагировали друг с другом, а результат определяли исключительно органолептически: по цвету, запаху и консистенции. И ни разу нигде после описания методики синтеза в выданных ей учебниках бывшая выпускница химфака не встречала рекомендации в стиле: “возьмите небольшое количество зелья и капните в него таким-то реагентом/воздействуйте светом с помощью волшебной палочки/нагрейте до определенной температуры”. Более того, даже просто измерять температуру волшебники как будто не умели и не пытались, а потому писали в рецептах просто: “Довести до кипения и далее греть на медленном огне”.

Лапина недоумевала: тенденции к обособлению и “особенному пути” в магическом сообществе намечались задолго до принятия Статута о Секретности. Волшебники придумали множество заклинаний и артефактов, облегчающих повседневную жизнь в быту — причем, вероятно, придумали даже раньше, чем аналогичные приспособления появились в большом мире. Да и те заклинания, которыми Снейп опутал книжные полки в гостиной — явно не школьный уровень. То есть, развитие наук и технологий в магическом мире в целом не стояло на месте. Но тогда почему зельеварение будто бы застыло на уровне Позднего средневековья? Почему волшебники не придумали за столько веков свой периодический закон, свой аналог атомно-молекулярного учения, свои качественные реакции, методы анализа и многое другое? Или же эти знания существуют в действительности, но по какой-то причине ограничены к широкому распространению?

В своем дневнике она писала:

16.06.1997

Продолжаю изучать программу Хогвартса за первые пять курсов. Зельеварение, которое я надеялась освоить как смежный профильный предмет, напоминает по своему содержанию фармакологию XIX — начала XX вв. Это в теории. Мне же, судя по всему, достался практикум — и то… я помню наши практические руководства по органической химии: перед каждым блоком похожих по смыслу и содержанию задач краткое изложение теории, механизм реакции, некоторые особенности изучаемого класса соединений и т.д. А тут… сборник рецептов — и ничего больше. А некоторые рецепты и вовсе кажутся предназначенными для всяких шутников и хулиганов — кому еще может быть нужно Hair-Raising Potion? (зелье “Волосы вверх”? “Волосы дыбом”?)

Невольно вспоминается Д., магистрантка-целевичка, делавшая у нас на кафедре свой не то второй, не то третий диплом. Д. рассказывала примерно то же самое про лаборанток — переученных поварих у них на заводе: что необходимо было делать по инструкции (нагреть до такой-то температуры, добавить столько-то граммов такого-то реагента) — делали, но смысла своих действий не понимали и понимать не хотели. Ибо зарплату свою они получали вовсе не за то, чтобы знать, чем отличается кислота от щелочи, или зачем нужно определять азот и серу в выдаваемых им для анализа нефтяных фракциях.

Что-то удается вытаскивать из книги “One Thousand Magical Herbs and Fungi” (“1000 волшебных трав и грибов”), написанной Филлидой Спорой (Phyllida Spore). По крайней мере, после составления таблицы ингредиентов удалось приблизительно понять, какие из них в зельях какого назначения используются. Но все же этого мало, а книга Филлиды Споры — это, прежде всего, пособие по гербологии, но не энциклопедия ингредиентов для зелий.

Снейп выдал мне явно не все учебники, которыми пользовался сам, будучи школьником. Его мотивы мне по-прежнему непонятны. Но по этой же причине все мои предыдущие рассуждения относительно качества обучения в Хогвартсе — по крайней мере, в том, что касается прикладных дисциплин — могут быть ошибочны.

Кто-нибудь со стороны мог бы сказать, что Анна Лапина вместо того, чтобы заняться действительно важными и полезными в ее обстоятельствах делами, попусту тратила время на бесплодные рассуждения и вопросы, ответы на которые она вряд бы смогла найти в ближайшем будущем. Однако, как считала бывшая выпускница химфака и, по совместительству, начинающая волшебница, во-первых, подобные размышления неплохо отвлекали от негодования, злости и уныния, переводя их из области бессознательных эмоций в конструктивное русло уже сознательных и осмысленных суждений. Так она приходила к пониманию, что именно вызвало в ней столь резкие чувства, принимала, что на данный момент изменить что-либо не в силах, и намечала для себя вектор, в каком направлении следует двигаться дальше. Пусть сейчас у нее не было ни нужного оборудования, ни реагентов для исследовательской работы, но это не значит, что она не сможет приобрести все это в будущем. Возможно, надеялась Лапина, в том же Косом переулке ей удастся найти уже серьезную научную литературу, а не сборник очередных вредных советов для школьников. Возможно… только возможно, уже в Хогвартсе она сможет попроситься в ассистентки или личные ученицы к тамошнему преподавателю зельеварения — не заработка ради (хотя лишние деньги в ее обстоятельствах будут кстати), но практического опыта и знаний.

Во-вторых, в ходе подобных рассуждений попутно могли родиться другие интересные идеи, которые стоило осмыслить. Так, Снейп говорил, что магия и электричество несовместимы, и электрические приборы не могут работать в условиях сильного магического поля, как это якобы имеет место в Хогвартсе. Но что, если обратное утверждение тоже верно, и заклинания аналогичным образом начинают сбоить в условиях сильного электрического или электромагнитного поля? А еще… есть такой метод анализа, особенно любимый химиками-органиками, как спектроскопия ядерно-магнитного резонанса, или просто ЯМР. Сама Анна Лапина на соответствующем приборе ни разу не работала (хотя вживую видела) и физику процесса — то, что когда-то им рассказывали на эту тему на лекциях и что читала она сама в книгах — помнила очень смутно ⁽¹⁰⁾.

Есть постоянное магнитное поле B0, направленное вдоль оси z. Попадая в него, магнитные оси ядер, имеющих нечетное массовое число и, следовательно, ненулевой вращательный момент (спин), ориентируются особым образом в пространстве. Есть переменное магнитное поле B с радиочастотой ν, вращающееся вокруг оси z: направление этого поля периодически меняется, отклоняясь на некий угол от оси z (создавая таким образом прецессию) и возвращаясь обратно. Когда частота внешнего магнитного поля совпадает с частотой прецессии эквивалентных ядер (то есть, имеющих одинаковое атомное окружение), наблюдается явление ядерного магнитного резонанса ⁽¹¹⁾. Ядра переходят при этом из возбужденного состояния в нормальное, передавая энергию соседним атомам (спин-решеточная релаксация). Частота прецессии для одних и тех же ядер будет различаться в зависимости от атомного окружения, что отображается в виде соответствующих сигналов в спектре (химические сдвиги). Таким образом можно установить точную структуру изучаемого вещества.

Известно, что магнит способен стирать информацию с жесткого диска компьютера. Первый компас изобрели, погрев железную ложку. В обоих случаях под воздействием сильного внешнего магнитного поля или определенной температуры, известной как температура Кюри ⁽¹²⁾, происходит разрушение упорядоченной системы электрических и магнитных дипольных моментов атомов (“магнитной симметрии”) в кристаллической решетке материала, что приводит к утрате собственной намагниченности. После этого материал может намагнититься вновь лишь под воздействием внешнего магнитного поля — например, магнитного поля Земли, что используется в изготовлении компасов простейших моделей.

А если такое двойное магнитное поле применить к магоуловителю? Как магнитное поле будет взаимодействовать с магическим? Снейп утверждал, что магия всегда “глушит” электричество, и потому якобы в Хогвартсе, построенном на мощнейшем источнике некоей загадочной Силы, не работают — и никогда не будут работать — современные электрические приборы. Однако следовало помнить, что прямой направленный ток всегда порождает вихревое магнитное поле, а кольцевой, или спиральный ток — линейное поле внутри спирали и градиентное снаружи, как это имеет место в случае постоянного магнита ⁽¹³⁾. Таким образом, речь шла о конфликте магии не с “чистой”, статичной электрикой, но подвижным электромагнитным полем.

Снейп, как уже знала Анна, мог если не врать, то недоговаривать, как минимум — а мог, в силу собственной некомпетентности, лишь цитировать общепринятое мнение, в котором не имел повода сомневаться прежде. Но… если допустить, что Снейп в общих чертах говорил правду, и конфликт магического и электромагнитного полей действительно существует… не означает ли это, что точно так же электричество и магнетизм, в свою очередь, могут подавлять магию, искажать действие и снижать эффективность заклинаний?

В “Аркануме” конфликт между магией и технологией объясняли тем, что “технология использует законы природы, а магия их изменяет”. Но что, если магия дейстует по собственным, отдельным законам, также существующим в природе, но пока не открытым? Подобно тому, как во времена “классических механиков” Кепплера и Ньютона никто еще не догадывался о существовании релятивистских и квантовых законов, применимых к околосветовым скоростям и элементарным частицам — о чем, вероятно, даже невозможно было помыслить на заре эпохи Просвещения и становления рационалистического мышления. И в таком случае можно ли говорить о существовании элементарных частиц (прежде всего, безмассовых частиц наподобие фотонов и бозонов), создающих отдельное магическое поле, обладающее своими силовыми и векторными характеристиками — подобно электрическому, магнитному и гравитационному полям?

* * *

Гулять по Коукворту днем было сравнительно безопасно, в чем Анна Лапина убедилась еще в тот день, когда самостоятельно разыскивала дом Снейпа среди местных трущоб — главное было не терять при этом бдительности. Раз в несколько дней девушка ходила в местный магазин пополнить запасы продуктов: Снейп специально для этих целей выделял ей некоторую сумму, указывал, что нужно купить обязательно, а по возвращении требовал отчитаться. Иногда Анна выходила гулять сама — для того, чтобы лучше узнать район и заодно просто пройтись, на время отвлечься от монотонного изучения истории магии или разбора рецептов.

Внешне в рабочие кварталы Коукворта мало отличались от таковых в Бредфорде, Шеффилде и Лидсе ⁽¹⁴⁾, которые, судя по виденным в интернете документальным фотографиям, начинали приходить в упадок еще в 1960-1970-е годы. Анна видела те же вплотную приставленные друг к другу, потемневшие от копоти и непогоды однотипные двухэтажные кирпичные дома, построенные, вероятно, еще в первой трети XX века, если не в конце XIX, когда нужно было обеспечить дешевым и доступным жильем огромное количество рабочих: проживать в таких домах могло от двух до двенадцати семей. Между домами пролегали мощенные брусчаткой или асфальтированные дороги, сейчас по большей части разбитые, и кое-где даже можно быстро встретить перекинутые через дорогу бельевые веревки — как в старые времена. При некоторых домах, “съедая часть тротуара”, были разбиты небольшие палисадники, своей зеленью приятно оживлявшие убогие и мрачные улицы. А жители тех домов, где входы-подъезды располагались лишь с одной стороны, наверное, даже могли считать себя счастливчиками: ведь в таком случае каждая семья имела и большую жилплощадь, и свой небольшой задний двор, огороженный высокой кирпичной стеной.

Брошенных домов в Коукворте было очень много, и узнать их было очень легко по забитым досками или, напротив, настежь распахнутым или вовсе отсутствующим окнам и дверям. На месте некоторых домов уже в 1997-м году Анна Лапина видела лишь кирпичные остовы или груды обломков, превращенные в свалки мусора, что, в сочетании с разбитыми машинами, брошенными прямо на дорогах, лишь довершало общую картину разрухи и хаоса. С одной стороны, можно было думать, что брошенные дома начинали ветшать и разрушаться от естественных причин в отсутствие должного хозяйского пригляда и, как следствие, какого-никакого ремонта, а то, что оставалось, растащили или доломали мародеры.

С другой… Анна не помнила, бомбили ли немцы во время Второй мировой войны только Лондон и Ковентри, или досталось также другим промышленным центрам и транспортным узлам — тем же Манчестеру и Ливерпулю. Но знала, что Британия, хотя понесла потери несравнимо меньшие по сравнению с СССР, еще долгие годы не могла оправиться после войны: карточную систему отменили только в 1957-м году; дефицит на товары народного потребления сохранялся вплоть до конца 1960-х. Оставшиеся после бомбежек руины никто не торопился разбирать, и даже в Лондоне — столице государства — в тех же 1960-х еще можно было встретить завалы на месте разрушенных домов.

Как рассуждала мрачно бывшая выпускница химфака, обозревая окрестности, даже в свои лучшие Коукворт и другие подобные ему рабочие городки не имели больших надежд на развитие. Зарплаты обычного рабочего едва хватало на содержание семьи и удовлетворение основных потребностей, а образования, которое давали в местных бесплатных школах, было недостаточно для того, чтобы учиться дальше, развиваться культурно и в перспективе получить более высокооплачиваемую и квалифицированную профессию. Затем случилась война, а после, едва страна кое-как оправилась от последствий, из-за внезапного и резкого скачка цен на нефть в 1970-х грянул мощный экономический кризис, растянувшийся почти на двадцать лет. В это же время Маргарет Тэтчер, вошедшая в историю как “железная леди”, начала проводить политику по сокращению государственных расходов и уменьшению доли госсектора в экономике. Многие производства были признаны убыточными, и десятки, если не сотни тысяч людей по всей стране лишились работы в самые короткие сроки. Так надежды рухнули окончательно, и рабочие городки наподобие Коукворта были обречены на агонию и вымирание.

Нищета, безработица и кризис сгоняли людей с насиженных мест, вынуждая бросать все и переезжать в поисках лучшей доли — хотя, как слышала Лапина, даже в Лондоне в те времена рабочим жилось лишь немногим лучше. Те же семьи, которые по каким-либо причинам не смогли или не захотели уехать, выживали, как умели — что неизбежно накладывало свой отпечаток на образ мышления, мировоззрение и поведение как взрослых, так и детей, которых с тех пор, как район начал приходить в упадок, успело смениться два или даже три поколения. Здесь выживал сильнейший, и любая добыча тоже считалась правом сильного, а потому мелкое воровство в рабочих кварталах Коукворта, увы, было широко распространено среди детей и подростков.

Столкнулась с данным явлением бывшая выпускница химфака далеко не сразу. В первый раз она пришла в Коукворт поздно вечером, когда на улицу выходили куда более крупные и опасные хищники, чем малолетние воришки, для которых их способ заработка еще не превратился в ремесло, но был, скорее, непостоянным сочетанием наглости и везения. Во второй раз, по дороге на вокзал, она шла вместе со Снейпом, к которому, подозревала Анна, никто из здесь живущих, имеющих голову на плечах, уже не рисковал соваться. В третий раз, когда, по возвращении в Коукорт, она пыталась отыскать дом Снейпа уже самостоятельно, по памяти, все обошлось, главным образом, потому, что шла она преимущественно по задворкам и совсем заброшенным улицам. Пусть проделанный ею путь несколько отличался от того, что показал ей Снейп тем же утром, последний, предполагала девушка позже, мог намеренно избегать заселенных кварталов — просто чтобы не связываться лишний раз.

Магазин, где по указанию Снейпа предполагалось покупать продукты, располагался, что было естественно, в заселенной части рабочих трущоб. Для Анны Лапиной это было и хорошо, и плохо одновременно: с одной стороны, как считалось обычно, даже полные отморозки поостерегутся нападать и творить непотребства средь бела дня и в присутствии свидетелей. С другой же, судя по тому, что видела девушка в этой части городка ранее, полиция не захаживала сюда в принципе (да и ей самой столкновение с полицией было бы крайне нежелательно), а местные — и взрослые и дети — чужаков вычисляли с первого взгляда и отнюдь не жаловали.

Анна не раз и не два чувствовала на себе настороженно-враждебные взгляды, которыми провожали ее местные жители по обеим сторонам улицы, но совершенно упустила момент, когда путь ей внезапно преградили сразу четверо подростков: трое парней 13-15 лет и крепко сбитая девчонка, их ровесница. Бог миловал, и в прошлой жизни ей повезло ни разу не влипнуть в подобные истории; тем не менее, девушка слышала о том, как это происходит обычно: вначале пристают с какой-нибудь ничего не значащей мелочью; затем начинают нагло вымогать деньги/куртку/телефон; а после переходят к откровенным угрозам — и отнюдь не только на словах. Вступать в диалог с такими бессмысленно, если только вы не чрезвычайно убедительный оратор или тонкий психолог. Можно проявить смекалку и находчивость, соврав, к примеру, что до этих ребят уже постарались конкуренты, сделать что-нибудь неожиданное и отвратительное внешне, приведя тем самым уличных молодчиков в замешательство, и, таким образом, выйти из ситуации без потерь — но, казалось Анне, здесь не обошлось бы без некоторой доли удачи или… Божественного Провидения?

Помня о том, что иногда лучший способ избежать поражения — это не вступать в схватку вовсе, девушка попыталась обогнуть вставшую перед ней гоп-компанию, перейдя на другую сторону улицы, но подростки, словно заранее предвидя подобный маневр, преградили ей дорогу вновь, окружив теперь полукольцом.

- Что ж вы убегаете, мисс? — заговорил один из них, по виду самый старший и, судя по всему, заводила. — Мы всего лишь хотели узнать время.

- Ничем не могу вам помочь, — покачав отрицательно головой, вновь попыталась отвязаться Анна.

- Отчего же не можете? — глумливо произнес заводила. — Например, ваш рюкзачок… вы очень нам поможете, если отдадите его нам.

- Да-да! — завопила девчонка. — Я очень хочу себе такой!

В то же мгновение Анна почувствовала, как кто-то схватился за ее рюкзак и с силой потянул назад. Решение пришло мгновенно.

- *Repello circum!* ⁽¹⁵⁾ — полукругом развела обе руки в стороны, одновременно выпустив силу.

Потеряв равновесие, подростки-гопники, повалились навзничь, чем, не мешкая более ни секунды, воспользовалась начинающая волшебница и незадачливая путешественница во времени, чтобы уйти дальше как можно скорее. Была у нее мысль сказать напоследок что-нибудь в стиле: “Я Нео! Матрица поимела вас!” — но девушка тут же отбросила ее как несостоятельную: незачем тратить время на глупые пафосные речи и привлекать к себе лишнее внимание.

В другой раз Анну Лапину “подкараулили” мальчишки помладше уже на обратном пути, когда она шла, нагруженная продуктами. Как “подкараулили”? Один понесся торпедой, сбив девушку с ног. Остальные с гиканьем побежали следом, подхватив брошенные наземь сумки.

- *Impedimenta!*

Для того чтобы сотворить это заклинание, не нужно было становиться на ноги, и, надеялась Анна, это выглядело лишь как то, что она вскинула руку просто в порыве отчаяния. А то, что мальчишки разом споткнулись и упали — это так, совпадение, ведь в магию, колдунов и ведьм уже никто не верит всерьез, особенно сейчас, на пороге XXI века, когда общество стало резко секуляризированным по сравнению даже с 1960-ми годам. Подобрать в очередной раз брошенные сумки, поборов в себе искушение воспользоваться “Accio” или “Attraho” ⁽¹⁶⁾, и идти дальше.

За магию, вернее за ее использование на улицах городка: все эти “Repello” и “Impedimenta”, которые раз за разом фиксировал стоявший на кухне магоуловитель — девушку неизбежно ругал Снейп, еще не отключивший к тому времени сигнализацию на приборе. Внутренне Анна соглашалась: с точки зрения волшебного законодательства она неоднократно и грубо сознательно нарушала тот самый Статут о Секретности, о существовании которого была осведомлена ранее. Более того, она подставляла таким образом Снейпа, которому и без этого не было никакой выгоды от ее проживания в доме, однако вслух не торопилась признавать свою вину открыто.

- Я защищаюсь так, как умею, мистер Снейп! — отвечала она на упреки и нотации хозяина дома. — Я стараюсь… не допустить большого ущерба…

В самом деле, за уличными мальчишками, вздумавшими перехватить у нее сумку, ей было бы не угнаться. Громко кричать, заламывая руки и требуя вернуть украденное, было бы еще глупее. Вооружиться камнем или палкой и использовать при случае? Одной против четырех-пяти человек, даже подростков, ей было бы не выстоять, а настраивать против себя весь район, если бы она случайно кого-нибудь прибила, девушке совсем не хотелось. Вот и приходилось использовать магию, причем post factum, исключительно для защиты.

Анна подумывала расспросить Снейпа о заклинаниях, с помощью которых можно было бы избежать встреч с местной гопотой превентивно: например, популярные в фэнтези-литературе отвод глаз и незаметность, или, напротив, что-нибудь внушающее предостережение, что с ней лучше не связываться. Сама-то она еще в прошлой жизни смогла придумать заклинание, названное “Velum umbrae” ⁽¹⁷⁾ — но для перемещения по открытым пространствам да еще с весьма ощутимой нагрузкой, оно никак не годилось. А Снейп не замедлил указать ей на всю несостоятельность подобной затеи: потому что, да-да, Статут все равно будет нарушен, а магоуловитель вместо одного-двух коротких разовых заклинаний будет фиксировать поддерживаемое длительное — и мало ли, куда эти сигналы будут передаваться дальше.

В конце концов, после некоторых раздумий девушка предложила закупать продукты в более благоустроенной и дорогой части города за рекой — просто потому, что туда можно было попасть, обогнув заселенную часть бедных рабочих кварталов вначале по пустырям, затем по разбитой набережной вдоль мелкой реки с грязной вонючей водой, значительно уменьшив таким образом вероятность столкновения с местными “авторитетами” всех возрастов: с людьми она предпочитала не пересекаться лишний раз — в особенности с теми, кто понимал исключительно право силы. А Снейп, пусть и поворчал на тему, что, мол, никакой пользы от его постоялицы нет, а только одни проблемы, идею в целом одобрил — и даже выделил найденную среди скопившегося на чердаке хлама простенькую металлическую тележку (естественно, перед этим выпрошенную): путь туда и, особенно, обратно, предстоял неблизкий.

Тем не менее, на свалке среди прочего мусора на месте одного из разрушенных домов бывшая выпускница химфака вскоре нашла железный, согнутый буквой “Г” лом, похожий на тот, что был у Гордона Фримена — выпускника МТИ ⁽¹⁸⁾, физика-инженера и, по совместительству, главного героя игры “Half-Life”. С тех пор на улицу без лома Анна Лапина больше не выходила, и — совпадение ли? — случайные прохожие больше не пытались ее задирать. Для верности девушка даже попыталась упражняться в махании ломом на заднем дворе, однако свои успехи оценивала весьма невысоко: сама себе ничего не отбила в процессе — и то хорошо.

Магоуловитель не выглядел крепкой конструкцией: стоит ему упасть, как непременно развалится на части. Лапина примерилась к прибору несколько раз, пытаясь подобрать лучшую стойку и замах, но, по некотором размышлении, была вынуждена отказаться от этой затеи. Самое простое решение — не всегда лучшее, рассудила бывшая выпускница химфака: можно предположить, что Снейп не будет возражать, если прибор однажды выйдет из строя; но вряд ли он обрадуется, если на лицо будет видно умышленную порчу имущества — причем имущества наверняка подотчетного. Девушка лишь удивилась самой себе, что не испытывала никакого чувства вины при столь несвойственных для нее прежде мыслях откровенно вредительского характера. Единственное, что беспокоило ее теперь — как сделать так, чтобы поломка магоуловителя выглядела естественным следствием времени или изъянов, уже имевшихся в исходной модели, и чтобы никто — и никак — не мог доказать, что она, Анна Лапина, хоть как-то к этому причастна.

Идея воздействовать на магоуловитель магнитным полем показалась бывшей выпускнице химфака не то чтобы изящной, но, как минимум, интересной и перспективной, и в течение следующих нескольких дней во время своих прогулок по развалинам городка девушка целенаправленно искала магниты — как и с ломом до этого, вновь выручало заклинание “Accio”. Из более чем двух десятков найденных железных брусков “рабочими” оказались только четверо, и это, считала Лапина, ей еще повезло: непогода, время, возможные соударения и нахождение под обломками не лучшим образом сказывались на сохранении магнитной симметрии и, как следствие, намагниченности материала.

Вблизи точечного источника магии, за который можно было принять магоуловитель, противоположные полюса рабочих магнитов, как вскоре установила бывшая выпускница химфака, переставали притягиваться друг к другу, а между одноименными полюсами, напротив, возникало притяжение, не доходящее, однако, до смыкания. Нерабочие размагниченные бруски на магический фон прибора никак не реагировали — из-за того ли, что реагировать было нечему, или потому, что их масса была слишком велика, чтобы поддаться влиянию сторонней силы, оставалось только гадать.

Предполагая, что точечный источник магии создавал поле, искажающее природные магнитные линии, девушка принялась по очереди выкладывать рабочие магниты в два ряда, по условным линиям лучей, отходящих от источника магии на изначально небольшом расстоянии. Предсказуемо, чем дальше, тем сильнее (уж не по экспоненциальному ли закону?) падал собственный фон прибора и, соответственно, возрастало природное отталкивание между одноименными полюсами. Однако полностью искажение исчезало лишь в радиусе около метра от прибора — и тогда же восстанавливалось естественное притяжение между противоположными полюсами.

Но это — неживой источник магии с заданными функциями. А человек? Анна брала магниты в руки, и они, как положено, смыкались противоположными полюсами и отталкивались одноименными. Иное было бы странно получить, когда она, например, без лишних помех работала на компьютере. С другой стороны, вспомнила девушка, в прошлом, которое случилось до ее “попаданства”, пока она еще не умела как следует контролировать свои способности, особенно когда злилась или нервничала, лампы над ее головой перегорали с завидной регулярностью — и хорошо еще, если не взрывались — а всякие аналитические приборы, например, хроматографы, и вовсе фиксировали какой-нибудь левый, но при этом чрезвычайно интенсивный сигнал. И ей очень сильно повезло, что ее шеф был не то агностиком, не то атеистом, да и прочие сотрудники — людьми не слишком верующими, иначе точно бы связали одно с другим и потащили бы взрывоопасную аспирантку на отчитку ⁽¹⁹⁾. Ну, или, как минимум, бы уволили — чтобы не приносила неприятности дальше.

Лапина выпустила силу сознательно — не вкладывая в какое-либо заклинание, но просто удерживая в атмосфере вблизи себя. И тут же ощутила, как заметно более плотным и напряженным стал воздух вокруг. Он перекатывался потоками и волнами, развевая волосы на голове и полы мантии. Девушка чувствовала себя, как в знойном мареве, которого коснулся слабый, ленивый ветерок — или же, напротив, на дне океана, омываемой подводными течениями. Усилием воли перекрыла магию на выход — и едва не упала от накатившего головокружения, жадно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Магниты, прежде сомкнутые противоположными полюсами, валялись в разных уголках кухни, будто разметенные ударной волной

Однако от своей идеи начинающая колдунья и, по совместительству, молодой ученый не отступилась и принялась каждый день обкладывать магоуловитель рабочими магнитами, стараясь ориентировать их перпендикулярно друг к другу по направлению предполагаемых исходящих магнитных линий. Конструкция магоуловителя, собранного, как говорят в лабораторном жаргоне, “на коленке”, не предусматривала установку каких-либо дополнительных элементов и, тем более, их сокрытие, так что магниты приходилось снимать каждый раз: вначале перед ужином, а потом и перед сном. С другой стороны, рассуждала про себя бывшая выпускница химфака, было бы весьма подозрительно и странно, если бы прибор сломался именно вскоре после ее появления у Снейпа, а потому оставалось только ждать — и, несмотря на все свои страхи и подозрения, вернуться к практическому изучению новых заклинаний.

* * *

Как уяснила для себя Анна Лапина еще раньше, пролистав выданные ей учебники чар, подавляющее большинство изучаемых в Хогвартсе заклинаний, относилось к бытовым. Часть из них уже была известна девушке от Снейпа или по самостоятельному прошлому опыту. В частности, заклинания “Tergeo” и “Excuro” использовались для чистки и уборки, “Evanesce!” — для удаления мелких предметов и небольших объемов жидкости, “Accio” — для притягивания предметов, “Lumen” для создания небольшого точечного источника света, “Lumen maximum” и “Lumen solis” — для яркого магического светильника, “Nox” — для гашения света, “Incendo” — для розжига огня, “Aquamenti” — для создания более или менее мощной водяной струи, а “Calefacto” и “Ebulli!” — соответственно, для подогрева и вскипания жидкости.

Другие заклинания Анна впервые встретила лишь на страницах учебников. Так, “Locomotor” служило для перемещения предметов по воздуху — на небольшой высоте и небольшом расстоянии от колдующего; в отличие от Leviosa”, данное заклинание не нуждалось в постоянном контроле. “Descende!” ⁽²⁰⁾ отменяло заклинание левитации и заставляло падать вниз любые предметы, обладавшие ненулевой потенциальной энергией; “Retardo momentum” ⁽²¹⁾, напротив, замедляло падение, а “Ascendo” ⁽²²⁾ выталкивало колдующего наверх из-под воды или рассыпчатого завала. “Diffindo” ⁽²³⁾ позволяло разрезать мягкие материалы: бумагу, ткани и кожу — тогда как с помощью “Reparo” можно было починить твердые предметы — например, посуду и мебель. “Deminuo” ⁽²⁴⁾ уменьшало предметы, а “Amplifico” ⁽²⁵⁾, наоборот, увеличивало. “Impervius” создавало водонепроницаемый барьер. С помощью “Sonorus” можно было усилить голос, c “Quietus” сделать тише, а посредством “Silentio fascino” ⁽²⁶⁾ — голоса лишить. “Glacies” создавало ледяную поверхность и замораживало воду. “Alohomora” и “Aperio” ⁽²⁷⁾ предназначались для открывания механических и простейших магических замков, тогда как “Colloportus”, соответственно, для запирания дверей. “Tempus” показывало текущее поясное время, “Indica boream” ⁽²⁸⁾ служило магам вместо компаса. Наконец, “Finito!” отменяло действующее заклинание.

Некоторые бытовые заклинания находили параллельное применение в практикуме по гербологии, о чем дополнительно указывалось в соответствующих описаниях в учебниках: к таковым относились “универсальные” заклинания “Lumen Solis” (растениям нужен свет), “Diffindo” (для обрезания побегов) и “Incendo” (прижигать побеги). Отдельно упоминались специфические заклинания, применяемые исключительно в растениеводстве: “Herbivictus” ⁽²⁹⁾, использовавшееся для ускорения роста и жизненного цикла растений, “Mobili’arbor” ⁽³⁰⁾, позволявшее перемещать по воздуху деревья, “Deprimo” ⁽³¹⁾ и “Defodio” ⁽³²⁾, с помощью которого можно было быстро выкопать небольшую, узкую, но глубокую яму в земле.

В отдельный блок можно было отнести, как назвала их про себя Лапина, “заклинания самообороны, обнаружения и сокрытия”: сигнальные чары зеленых искр “Viridimillies” ⁽³³⁾ и красных искр “Periculum!” ⁽³⁴⁾; заклинание дымовой завесы “Fumus”; простейший энергетический щит, уже известный “Protego”; заклинания для проявления скрытого текста “Apparecium” и скрытых магией предметов “Veridicus” ⁽³⁵⁾. Для обезвреживания, дезориентации и задержания противника без нанесения существенного урона его здоровью предназначались уже использованные Анной ранее обезоруживающее заклинание “Expelle arma”, отталкивающее заклинание “Repello” и чары помех “Impedimenta”, а также неизвестные ранее оглушающее заклинание “Stupefac” и дезориентирующее “Confundo”, связывающие “Incarcero” и “Brachialigo” ⁽³⁶⁾, обездвиживающие “Petrificus Totalus” и “Immobilis”. Из них “Incarcero” и “Brachialigo” различались тем, что первое заклинание опутывало человека плотной сетью магических жгутов, освободиться из которых самостоятельно было очень сложно, тогда как второе связывало только руки, сохраняя телу частичную подвижность. “Petrificus Totalus” вызывало оцепенение в теле человека (или любого другого живого существа) заставляя упасть статуей, вытянувшись по стойке “смирно!”, тогда как “Immobilis” обездвиживало, заставляя замереть в любой произвольной позе.

“Заклинания для самообороны, обнаружения и сокрытия” описывались среди прочих в учебниках Миранды Гуссокл, однако практическое их изучение предполагалось уже в курсе так называемой защиты от темных искусств (ЗОТИ). В теории, как предполагала Анна Лапина, на уроках ЗОТИ юные волшебники должны были научиться противостоять враждебной магии: как минимум, подать сигнал об опасности и продержаться до прибытия авроров; как максимум — дать полноценный отпор всяким уродам вроде тех психов в черных балахонах, что напали в 2011-м году на поезд “Лондон-Кентербери”. На практике же, как следовало из содержания учебников “Тёмные силы: пособие по самозащите” за авторством некоего Квентина Тримбла и “Основы защиты от Тёмных искусств” авторства Арсениуса Джиггера (по всей видимости, того самого, что писал пособия по зельеварению), друг друга частично копировавших и дополнявших, основное внимание на уроках ЗОТИ уделялось не столько соответствующим заклинаниям и основам самообороны, сколько различным темным существам: вампирам, оборотням, красным колпакам, болотным фонарикам, зомби, каргам, японским каппам, боггартам, гриндилоу, келпи, эрклингам, погребинам и так далее.

Информация об оборотнях, вампирах и зомби принципиально не отличалась от стереотипов, бытовавших в фольклоре большого мира. Разве что отдельно перечислялись признаки, по которым оборотня в полнолуние можно было отличить от обычного волка, и упоминалось, что оборотни делились на “истинных” и “обращенных”. Первые оборотнями рождались, отличались повышенной агрессивностью и даже вне полнолуния могли подвергаться частичной трансформации и нападать на людей. Вторые оборотнями становились, заражаясь ликантропией через укусы других оборотней в полнолуние. И те, и другие равно считались изгоями в магическом мире. Зомби же, по мнению волшебников, водились исключительно в Южной Америке.

Красные колпаки описывались как злобные, враждебные к людям гномы, обитавшие преимущественно в Шотландии и странах Северной Европы, в местах, где совершались когда-то кровавые преступления. Красных колпаков можно было легко прогнать с помощью простейших школьных заклинаний, изучаемых в курсах чар и ЗОТИ, однако нападали данные существа всегда внезапно, как правило, дожидаясь, пока потенциальная жертва заснет. Считалось, что у одинокого путника, если он не был магом, почти не было шанса отбиться и уйти от красных колпаков живым. Весьма вероятно, полагала Лапина, красные колпаки могли быть также известны в фольклоре большого мира как вредители-гремлины.

Болотные фонарики и боггарты относились к условно-разумным нечистым духам. Первые, что Лапина уже знала из мифов, известных в большом мире, обитали на болотах, куда заманивали путников по ночам, и выглядели, как небольшие, полупрозрачные светящиеся облачка дыма, парящие над землей. Если путник не поддавался на их уловки, болотные огоньки быстро проявляли свою злобную сущность и начинали швыряться сгустками огня. Как считалось, победить болотного огонька можно было с помощью заклинаний “Lumen” и “Repello”, предварительно загнав его в угол.

В отличие от болотных фонариков, боггарты обитали в жилых и заброшенных домах, в любых достаточно темных местах: под кроватью, в ящике, в шкафу — и при встрече с человеком приобретали образ самого большого его страха. Истинный облик боггарта считался неизвестным, а лучшим оружием против боггарта, по мнению автора учебника мистера Джиггера, служили многочисленность и смех, а именно: с помощью заклинания “Riduculus” ⁽³⁷⁾ предлагалось “превратить страшилище в посмешище”.

Импы, эрклинги и погребины относились к числу сухопутных демонов. Среди них импы, обитавшие по берегам рек и в сырых заболоченных местах, считались наименее опасными: пакостили, организуя забредших на их территорию людям крупные и мелкие неприятности, но не пытались целенаправленно убить, как те же красные колпаки. Считалось, что импов можно заворожить красивой музыкой и обезвредить на время заклинаниями “Impedimenta” и “Repello”.

Погребины, маленькие волосатые существа с серой кожей и непропорционально большой лысой головой, происходили, ради разнообразия, из России и отличались выжидательной тактикой. Будучи превосходными мастерами маскировки (умело прикидывались камнями), погребины пристраивались вслед человеку и незаметно шли за ним в течение нескольких часов, постепенно внушая отчаяние. Когда же человек “ломался” и окончательно терял волю к жизни, погребин набрасывался на него и съедал. Тем не менее, с погребином было достаточно легко справиться с помощью простейших боевых заклинаний или просто пнуть — главное, вовремя осознать и сбросить стороннее ментальное воздействие. Также можно было проверять все крупные камни, подозрительно оказывающиеся позади.

Эрклингов, древесных и самых опасных сухопутных демонов, можно было описать как маленьких (меньше метра ростом) лысых человечков худощавого телосложения, с коричневой кожей, лысой головой, некрасивыми и резко заостренными чертами лица, тонкими руками и ногами и длинными узловатыми пальцами. Родиной эрклингов считался Шварцвальд в Германии, где происходило действие известной сказки Гауфа “Холодное сердце”. Но если злобный волшебник Миккель-голландец сидел в своей берлоге и ждал, пока амбициозные ленивцы и наивные простачки сами к нему придут, чтобы в обмен на сердце (а вместе с ним совесть, любовь, сострадание и прочие добродетели) получить богатство и деловую хватку, то эрклинги, напротив, активно выбирались к людским поселениям. Главной целью эрклингов были дети.

Благодаря своему цвету кожи и телосложению эрклинги умело прятались на деревьях, где могли выжидать очень долго. В противоположность многим другим условно-разумным магическим существам, они владели человеческой речью, отличались тонкими голосами и умели изготавливать из подручных материалов примитивные орудия труда, что определило их способ охоты: при наступлении сумерек эрклинги с помощью своих песен и игры на дудке (что, вероятно, отсылало к легенде о гамельнском крысолове ⁽³⁸⁾) заманивали детей в лес и съедали. Несмотря на то, что взрослый волшебник мог легко одолеть экрлинга с помощью простейших боевых заклинаний, время оказывалось упущено и к тому моменту, как взрослые обнаруживали пропажу ребенка, было уже некого спасать. В истории магического мира был известен только один случай, когда ребенок не только не поддался на чарующие песни эрклинга, но и сумел самостоятельно его убить.

Изучаемых в Хогвартсе водяных демонов представляли японский каппа и британские кельпи и гриндилоу. Первый обитал в прудах и реках и отличался пристрастием к человеческой крови. По описанию в учебнике каппу сложно было представить адекватно: воображение Лапиной рисовало нечто вроде Чужого из известного космического ужастика, только покрытого чешуей. Считалось, что нападения каппы можно избежать, вовремя бросив ему огурец со своим именем. Еще каппе можно было поклониться — тогда при ответном поклоне демон непроизвольно выливал воду из ямки на своей голове и таким образом якобы лишался своей силы.

Кельпи был известным персонажем британского фольклора и зачастую представал в виде лошади с длинной гривой из водорослей, обитающей в глубоких реках и озерах. Одни рассказчики утверждали, что вместо задней части тела у келпи длинный рыбий хвост, другие характерной особенностью демона называли вывернутые назад копыта. Обычно келпи заманивал жертву к себе на спину, после чего стремительно нырял на дно, где поедал свою “добычу”, но мог и просто схватить и утянуть за собой человека, неосторожно подошедшего к воде слишком близко. Справиться с келпи, как и с оборотнем, используя исключительно школьные заклинания, было невозможно, а потому мистер Джиггер настоятельно рекомендовал избегать встреч с водным демоном-конем.

Гриндилоу, или водяной черт, по описаниям в учебнике представлял собой чрезвычайно уродливое безносое существо с зубастой, как у акулы, пастью, длинными костлявыми пальцами на руках и щупальцами, как у осьминога, вместо нижних конечностей. Обитали гриндилоу, как и кельпи, в глубоких прудах и озерах и точно так же подстерегали неосторожных путников, особенно детей, подошедших слишком близко к воде. Для нейтрализации гриндилоу предлагалось сломать ему пальцы на передних конечностях.

Отдельного упоминания заслуживали карги (“hags” в оригинале) — ведьмы-маньячки и каннибалки, особенно любившие охотиться на детей. Считалось, что карг можно распознать по сутулой походке, мертвенно-бледной коже, уродливой внешности и исключительно злобному нраву. Согласно описаниям в учебнике Квентина Тримбла, карги обладали худощавым телосложением, резкими заостренными чертами лица и тонкими руками с длинными загнутыми пальцами, в чем Анна видела своеобразное сходство с эрклингами. Применяя различные заклинания и зелья для изменения внешности, карги легко могли затеряться среди обычных волшебников (“wizards”) и ведьм (“witches”): каргой могла оказаться милая на вид продавщица, нарочито добродушная и гостеприимная соседка — и даже богатая и знатная дама, занимающаяся для всех благотворительностью, как это было в фильме “Ведьмы”. Предполагалось, что именно каргам и их преступлениям волшебники были обязаны массовыми преследованиями со стороны магглов на протяжении нескольких веков.

Вероятно, карги практиковали нечто вроде магии смерти — но не некромантию с вызовом духов, подъемом нежити и прочими тому подобными вещами, а нечто, говоря почерпнутыми из фэнтези идеями, связанное с перекачкой, искажением и осквернением жизненной энергии. Можно предположить, что карги не просто поедали пойманных детей, но приносили их в жертву посредством особого ритуала, взывавшего к неким темным силам из-за Грани, в обмен на магические способности и бессмертие. Полученных же таким образом заемных способностей не хватало надолго, что приводило к новым жертвам и новым ритуалам; как следствие, карги все меньше принадлежали к земному миру смертных, а их черты искажались, обнажая мертвую, уродливую сущность.

Пожалуй, сделала про себя вывод бывшая выпускница химфака, лишь карги и боггарты были теми, кого из всех описанных темных существ (к которым из-за досужих баек отнесли даже травоядных игуан ⁽³⁹⁾), кого стоило по-настоящему опасаться. Именно потому, что карги и боггарты являлись синантропными видами, и встретить их можно было в привычном обитаемом пространстве: в любом жилом или общественном здании, на улице, среди толпы прохожих — для чего вовсе не обязательно было уезжать в далекие экзотические страны или лазить по темным лесам и болотам в полнолуние ночью. С подавляющим же большинством прочих опасных существ современный городской житель (к коим относила себя Анна Лапина) вряд ли мог встретиться хотя бы раз в жизни. А если такая встреча все-таки случилась, то, считала начинающая волшебница, чтобы остаться в полном телесном и душевном здравии, гада следовало бить на поражение, а не пытаться выполнять подчас откровенно бредовые советы из учебника Джиггера.

Бросить нападающему японскому каппе огурец, на котором перед этим необходимо успеть вырезать свое имя? И да, подойдут ли для этого привычные кириллица и латиница, или все же нужно заморочиться с японскими иероглифами? Загнать в угол болотного фонарика на его же болоте? Сломать пальцы гриндилоу, у которого куча щупалец, которыми он еще раньше успеет задушить незадачливого искателя приключений? Превратить боггарта в собственную пародию, когда с трудом стоишь на ногах, а все хоть сколько-нибудь умные мысли выветрились из головы от страха? Или охотиться за ним целой толпой в лучших традициях MMORPG? ⁽⁴⁰⁾

Складывалось впечатление, что авторы учебников — особенно Арсениус Джиггер — ни разу не встречались лично даже с наименее опасными из упомянутых ими существ, а потому в своих рекомендациях просто пересказали разнообразные легенды, досужие байки и собственные фантазии. А еще… Арсениус Джиггер, как поняла Лапина, был зельеваром: именно он составил базовый курс, по которому студенты Хогвартса обучались зельеварению вплоть до сдачи СОВ, и, не маловероятно, являлся автором некоторых из приводимых в практическом руководстве рецептов. Но тогда зачем мистер Джиггер полез в магозолоогию, которая далека от зельеварения так же, как Лондон от Пекина? Или, напротив, в зельеварении мистер Джиггер разбирался так же “хорошо”, как и в магозоологии, и только умело создавал себе образ “великого ученого”, а рекомендованное им “Введение в основы” — такая же профанация, как его же учебник ЗОТИ, а, значит, Снейп не утаил от нее ничего, принципиально важного и необходимого для учебы?

На мгновение Анна представила, как приходит в книжный магазин, покупает это самое “Введение в основы” и прочие книги, которые показались ей недостающими, а там… каждая новая глава ссылается на очередную книгу Джиггера, без которой ее содержание никак не понять — ведь “бедному автору” тоже нужно на что-то жить. Девушка мотнула головой, прогоняя возникший образ, плод собственного воображения: нужно трезво смотреть на вещи, не позволяя иллюзиям и предубеждениям брать над собой верх. Нельзя быть готовой ко всему, но уметь действовать по обстоятельствам — необходимо, а для этого нужно выжать максимум из того, что было у нее сейчас: а именно продолжать усердно заниматься, не тратя и без того ограниченное время на всякие бесплодные теории.

* * *

Практика? Снейп, если и наведывался в прошедшие дни в Косой переулок, то Анну Лапину с собой не брал, так что необходимых реактивов и оборудования для зельеварения у бывшей выпускницы химфака не было так же, как неделю, и две, и три тому назад — почти столько она жила уже в доме у Снейпа. Обыскивать городок и его окрестности в поисках всевозможных темных и не очень существ девушка не собиралась тем более. Однако ничто не мешало ей отрабатывать заклинания одновременно с изучением соответствующей теории.

Как рассудила начинающая волшебница, если у нее уже хорошо получался простейший энергетический щит “Protego”, который формально относилось к среднему уровню сложности, то и со “Stupefac” трудностей не должно было возникнуть. Ибо упорядочивать и концентрировать магическую энергию вблизи себя, создавая щит, намного сложнее, чем просто распылять в пространство вокруг себя или же, максимум, направлять концентрированным сгустком в цель, как это было характерно для атакующих заклинаний. Опять же, имея разрушительный по своей природе характер, атакующие заклинания требовали гораздо меньше вложенной энергии — лишь направление и начальный волевой импульс. Таким образом, атакующие заклинания можно было отнести к магии хаоса, тогда как щиты, а также связывающие и удерживающие заклинания — к магии порядка.

Так, обнаружила Лапина, установленные на подставке ложки под воздействием “Stupefac” отлетали назад вместе с самой подставкой в точном направлении в соответствии с изначально заданным импульсом; опрокидывались, проезжая по инерции до полуметра, стол и стулья, стоило взять цель пониже; аналогичным образом под действием оглушающего заклинания вел себя и хлам во дворе. С другой стороны, подобное воздействие на простые неодушевленные предметы оказывало и обыкновенное разоружающее заклинание “Expelle arma”, с той разницей, что иногда оставляло после себя небольшие выбоины и царапины, а хрупкие предметы, вроде старого кирпича, при особо сильном импульсе могло и вовсе раскрошить в пыль.

Получалось, оба заклинания, при отсутствии подходящего объекта, представляли собой обыкновенные энергетические сгустки заданного импульса и направления, подчинявшиеся всем законам физики, возможно, даже и классическим (как, например, закон сохранения импульса), при этом “Stupefac” гораздо сильнее рассеивался в пространстве. Как следствие, предположила Лапина, данное заклинание могло воздействовать на крупные, тяжелые объекты — но лишь на небольших расстояниях. “Expelle arma” же, напротив, почти не рассеивалось, представляя собой нечто вроде узконаправленного точечного заряда, например, лазера или стрелы — в результате чего имело гораздо более высокий импульс при столкновении с мишенью, позволяя наносить незначительные повреждения последней.

В соответствии со своими вербальными формулами и с тем, Анна Лапина видела ранее, применяя магию к людям, вели себя заклинания “Impedimenta” и “Repello”. Первое заклинание можно было представить как импульс, направленный в основание предмета и лишавший, таким образом, его опоры, что приводило к закономерному падению вперед. Последнее же, напротив, воздействовало на верхнюю часть предмета, отталкивая и опрокидывая его назад, иногда заставляя немного проехать по инерции — подобного “арканумовскому” заклинанию “Невидимая сила” из Школы перемещений.

Разумеется, подобные выводы были не более чем предположениями, основанными исключительно на наблюдениях и интуиции Анны Лапиной, дополненных приобретенным в университете научным подходом. Аналогично, предполагала девушка, взаимодействие двух противоположных по назначению заклинаний представляло собой конкуренцию сразу нескольких факторов. А именно: личных сил магов, наложивших или сотворивших заклятия (как это было в “Аркануме”); сил, вложенных непосредственно в каждое из заклинаний по отдельности; и, наконец, особенностей, свойств каждого из заклинаний, позволяющих свести роль каждого из предыдущих двух пунктов на “нет”. Иными словами, при прочих равных условиях более сильный маг относительно легко откроет замок, развеет чары или пробьет щит, созданный более слабым магом — равно как и наоборот.

В учебниках начинающая волшебница не находила ни опровержения, ни подтверждения своим догадкам — ничего, кроме стандартного описания вербальной и геометрической формул, краткой истории создания и описания наиболее подходящих способов применения того или иного заклинания. Просить же у хозяина дома дополнительную литературу, ссылки на которую все же присутствовали, в частности, в учебных пособиях по чарам, Лапина пока не рискнула: если Снейп выдал ей столько книг, сколько посчитал достаточным, то лишние просьбы здесь не помогут. Оставалось надеяться на визит в Косой переулок, где можно будет купить дополнительную литературу, или, в крайнем случае, дождаться поступления в Хогвартс и искать уже что-нибудь подходящее там: ведь в школах пансионного типа должны быть свои большие библиотеки, не так ли?

Гораздо хуже продвигалось изучение трансфигурации. Лапина честно пыталась превратить деревянную спичку в серебряную иголку, найденный на свалке старый чайник в черепаху, а пойманную на кухне крысу (у Снейпа их вообще много водилось) в табакерку, но, по большей части, лишь сосредоточенно пыхтела от натуги, попусту рассеивая собственную энергию в пространство. Пробовала она и классические хогвартские методы: выводила нужные движения ладонями, четко проговаривала слова, соблюдая размерности и ударения, не забывая при этом сосредоточиться на требуемом результате — но лишь сильнее уставала, так и не добившись ничего.

Анна не могла сказать, что она плохо старалась или мало тренировалась — в конце концов, она успешно справлялась со многими заклинаниями из программы чар и ЗОТИ вплоть до пятого курса, а тут якобы “простенькие” задания для первокурсников и детей чуть постарше. Конечно, можно было спросить у Снейпа, вот только девушка весьма сомневалась том, что он станет ей помогать в таких мелочах — не при его характере. Во всяком случае, не стоило соваться к нему, не имея на руках хоть каких-то гипотез — а причины собственных неудач в трансфигурации Лапиной хотелось бы знать и самой.

Может быть, все дело в том, размышляла бывшая выпускница химфака, что, пытаясь, с одной стороны, выполнить задание из учебника, с другой, она считала его бесполезным (а большинство приведенных в учебнике превращений, как, например, чашки в крысу, Анна Лапина считала именно таковыми) или же просто не верила в его осуществимость? С другой стороны, аналогичные “бесполезные” чары девушка тоже не пыталась учить. Что там наиболее известное? Вот, “Tarantallegra”, кажется, или “быстрая тарантелла”, если переводить с итальянского. Согласно учебнику, это заклинание предполагалось тренировать на ананасах, заставляя их танцевать — что именно, судя по всему, не важно. Возможно, это по умолчанию была та самая тарантелла, или, быть может, заклинание каким-то образом обращалось к подсознанию или долговременной памяти колдующего, “считывая” оттуда наиболее известный или нравящийся ему танец.

Ананасов в доме у Снейпа не было, ибо удовольствие сие дорогое, но чашки и яблоки в качестве учебных пособий сгодились не хуже, и Анне даже удалось заставить их “станцевать” вальс и мазурку. Правда, по своему методу, или, вернее, методу патера Йоханна, ранее ей преподанному: то есть, контролируя каждое движение, каждую фигуру. Сомнительно, чтобы такое требовали от детей 11-12 лет: с большей вероятностью, заклинание за счет собственного импульса и совершаемых движений палочкой сообщало предмету некий ограниченный по времени заряд, “программируя” при этом его действия.

Могло ли быть так, что в основе большинства трансфигураций лежали, таким образом, своеобразные “инициаторы-программаторы”, запускавшие и затем поддерживавшие процесс в течение определенного времени? Вполне. По крайней мере, в учебнике ясно говорилось о “конечности” большинства преобразований, равно как и о том, что вернуть первоначальный вид трансфигурированному предмету можно было простым “Finite”, соответствующим “арканумовскому” “Disperse Magick” ⁽⁴¹⁾. И насчет того, что “лишь поистине великие и могущественные колдуны способны совершать необратимые трансформации”, Лапина бы тоже поспорила — наверняка была какая-нибудь хитрость, о которой детишкам умолчали. С другой стороны, правильно: а то превратит кто-нибудь ближнего своего шутки ради, любопытства или из вредности в каменюку — и, почитай, с концами.

На роль “великой ведьмы” девушка отнюдь не претендовала: ей бы и с обычными, конечными превращениями разобраться!.. Превращениями, которые выпускница химфака считала невозможными с точки зрения науки! Превратить спичку в иголку? Тут, как минимум, потребуется ядерная реакция! Можно ли сгенерировать заряд такой силы с помощью той же палки, хоть трижды волшебной? И если да, то как радиация влияет на организм волшебников? Во всяком случае, Снейп нисколько не походил на человека, страдающего лучевой болезнью в хронической форме.

С другой стороны, рассуждала начинающая волшебница, это только боевые заклинания, работающие на чистой энергии, ее упорядочивавшие и направлявшие, давались ей легко. С бытовыми же заклинаниями, которые лежали на стыке трансфигурации и чар, изменяя лишь физические свойства материи, но не ее природу, или же придававшие материальные свойства упорядоченной энергии, она испытывала трудности с самого начала — и вряд ли исключительно из-за своей нелюбви к быту.

Так, в теории отвердевающее заклинание “Duro” ⁽⁴²⁾ вызывало переход вещества в некое подобие стеклообразного состояния, одновременно увеличивая его плотность. “Glacies” можно было назвать частным случаем “Duro” по отношению к воде. Однако если “Glacies” легко замораживало обычную лужу, превращая ее в сущий каток, то “Duro” делало мягкие и гибкие предметы лишь чуть более твердыми и жесткими на ощупь. С другой стороны, гораздо больше усилий приходилось прикладывать, чтобы заморозить поверхность, изначально не облитую водой — как предполагала начинающая колдунья, в этом случае она как бы “призывала” содержащиеся в воздухе молекулы воды и конденсировала их, превращая в лед. Аналогичным образом, не создавалась из ничего “Дымовая завеса”, но концентрировалась из рассеянной в воздухе и лежащей на земле пыли и сажи.

Исчезательное заклинание “Evanesce!”, предназначенное для удаления небольших объемов жидкостей, твердых веществ и даже мелких живых существ, таких как улитки, ящерицы или мыши, можно было назвать изрядно ослабленной версией заклинания “Desintegrate” ⁽⁴³⁾ из “Арканума”, распылявшего любую, даже самую крупную цель на атомы. Анна Лапина могла испарить воду из стакана — постепенно, ценой весьма ощутимых усилий; могла заморозить — с этим было полегче. Но заставить исчезнуть так, чтобы даже в воздухе молекул не летало? От беспалочкового “Evanesce” жидкость начинала разогреваться и вибрировать, иногда — кипеть, в то время как Анна Лапина, с трудом удерживая реальность в своем сознании, медленно сползала на пол. Не хватает силы воли и резерва, ага? Точно так же “Reparo” в теории позволяло устранять мелкие поломки и повреждения предметов — однако на практике словно пролетало над порванной одеждой, никак ее не касаясь, а девушка вновь чувствовала себя уставшей и вымотанной до предела.

Иными словами, подобные преобразования, не затрагивавшие химический состав материи, были возможны с точки зрения науки, однако требовали огромных затрат собственной магической энергии колдуна. С одной стороны, казалось логичным, что преобразование материи требовало существенно больших затрат магического резерва, нежели преобразование “чистой энергии” — но чтобы настолько?! Или же все дело было в том, что подобные заклинания использовали узконаправленный, концентрированный поток энергии, который невозможно было сотворить с помощью беспалочковой магии? Особенно если заклинание было длительным по времени, а параметры ее, Анны Лапиной, как личности и как мага, были отнюдь не самые высокие?

Собственные выводы и измышления девушка так отобразила в дневнике:

21.07.1997

Кажется, я поняла, почему Хогвартс так дешево стоит — это обыкновенное ремесленное училище, где готовят преимущественно фермеров и домохозяек. По крайней мере, такой вывод я могу сделать на основе того, как изложен материал в учебниках: инструкции с примитивным перечислением необходимых действий, никаких фундаментальных знаний, зато много воды. При этом у волшебников нет никакого послешкольного высшего и среднеспециального образования, кроме курсов целителей и авроров — об этом Снейп упоминал едва ли не в самом начале, когда рассказывал о Хогвартсе.

Так, по чарам, трансфигурации и ЗОТИ вся теория сводится к тому, что все вербальные формулы заклинаний и необходимые движения палочкой уже давно рассчитаны, и для достижения требуемого результата ученики должны лишь в точности повторить эти самые слова и движения палочкой. И все дружно ссылаются на “Теорию магии” (“Magical Theory”) за авторством некоего Adalbert’a Waffling’a, которую Снейп также то ли не смог, то не посчитал нужным выдать.

Я уже знаю и могу выполнить без палочки некоторые заклинания из программы чар и ЗОТИ, используя уже знакомый мне подход. С трансфигурацией, наоборот, все плохо: мне не удаются даже простейшие заклинания для первокурсников — при этом не важно, следую ли я в точности инструкциям из учебников или, напротив, использую свой подход волевого контроля. Отдельные заклинания, такие как “Reparo” и “Evanesce”, я выполнить могу, но они требуют слишком много энергии. Предполагаю, что дело в отсутствии у меня волшебной палочки, которая, по-видимому, работает как проводник-усилитель магии. Поэтому мне относительно легко даются заклинания, где идет быстрая и грубая работа с чистой энергией, но не получаются те, где требуется более тонкий и точный подход.

Что касается зелий, то в предисловии и в ссылках к некоторым рецептам упоминается учебник “Magical Drafts and Potions. Preface to bases of the subtle science of potion making” (“Магические рецепты и зелья. Введение в основы тонкой науки зельеварения”) за авторством того же Arsenius’а Jigger’а, что составил практическое руководство. Вначале я надеялась, что в этом “Введении” изложено нечто, что хотя бы условно можно было бы назвать теорией, но теперь весьма сомневаюсь. Потому что, во-первых, тот же Арсениус Джиггер написал еще учебник ЗОТИ — по сути, сборник идиотских советов на тему, как на время обезвредить или задобрить того или иного монстра. А во-вторых, автор, похоже, преследовал цель не столько дать юным волшебникам знания о зельеварении, сколько обогатиться за счет детей и их родителей. Иначе зачем составлять практическое руководство таким образом, что для понимания процесса необходима отдельная книга? Зачем писать еще один учебник ЗОТИ, во многом бесполезный и часто пересекающийся с изданным ранее учебником Квентина Тримбла (Quentin Trimble) “Тёмные силы: пособие по самозащите” (“The Dark Forces: A Guide to Self-Protection”)? Казалось, если хочешь рассказать об экзотических существах, напиши и издай энциклопедию — но энциклопедии не будут покупать столь же охотно, как обязательные по программе школьные учебники.

У меня слишком мало данных, чтобы судить однозначно. Снейпа я вижу очень редко, но даже тогда, когда мы все-таки встречаемся за завтраком или ужином, он в основном угрюмо молчит. Не похоже, чтобы он собирался мне рассказывать что-нибудь еще о магии и магическом мире. И когда это будет? Перед походом в Косой переулок? Или вообще перед началом учебного года?

По мере освоения и анализа доступной мне информации (по крайней мере, той, что имеется в выданных мне учебниках), я все больше чувствую себя наивной и доверчивой идиоткой, купившейся на бесплатный сыр. Но также я не уверена, что переменила бы свое решение, если бы тогда, две с половиной недели назад, обладала хотя бы нынешним объемом информации. Просто потому, что Хогвартс дает хоть какую-то устроенность до следующего лета. Потому что там есть библиотека и, соответственно, возможность заниматься самообразованием. Потому что после Хогвартса у меня будет на руках диплом о магическом образовании, действительный уже в этом времени. В любом случае, я буду знать и уметь больше, чем сейчас.

Однако ни ядерной реакцией, ни простым изменением в строении вещества нельзя было объяснить, к примеру, превращение стола в свинью или мыши в табакерку: в одном случае живое существо появлялось из неодушевленного предмета, в другом, наоборот, имело место превращение живого в неживое. И, если, положим, мышь — или любое другое животное — превратили в табакерку, бокал, шляпу… — не важно — и потом расколдовали обратно… Как будет чувствовать себя животное после такой “временной” смерти? Могут ли произойти в его организме какие-нибудь негативные, необратимые изменения? Наконец, какое количество превращений или какая длительность пребывания животного в трансфигурированном состоянии является критической для того, чтобы полноценное превращение обратно уже не было возможно?

В учебниках не было ответов на эти вопросы, да и сами вопросы не поднимались даже в риторической форме. Словно детей, и так входящих не в самый спокойный возраст, планомерно приучали к немотивированной жестокости и агрессии, вкладывали в подсознание ту идеологию, что издеваться над более слабыми… или низшими?.. существами абсолютно нормально и в порядке вещей. Вначале улитка, потом черепаха, потом мышь, потом кролик… и, наконец, непонравившийся маггл или сквиб — только лишь потому, что он не владеет магией и не может ответить. Или чем-нибудь не угодивший однокашник — а такие, слабохарактерные или просто не от мира сего личности, которые моментально становятся объектом издевок и насмешек всего коллектива, присутствуют если не в каждом классе, то в каждой школе и на каждой параллели точно. Сильных, авторитетных друзей, которые могли бы за них заступиться, у таких подростков, как правило, не бывает, ибо никто не хочет дружить с изгоем. Учителям же в большинстве случаев тоже нет дела до таких проблемных детей.

Конечно, в Хогвартсе все могло быть совершенно иначе, и она, Анна Лапина, просто себя накручивала, но, рассуждала начинающая волшебница, магия сама по себе нейтральна. Это просто еще один вид энергии, который действует в соответствии с собственными природными законами. Для магии ничего не значат ни людские судьбы, которые она задевает, ни разрушения, которые происходят с ее участием. И, в то же время, ее возможности, если не безграничны, то простираются куда дальше, чем может представить себе большинство людей. Возможности как созидать, так и разрушать…

А теперь представим необученного волшебника — не умея контролировать свой дар, он становится потенциально опасным как для себя, так и для окружающих людей. Полноценное обучение магии невозможно без привития юным дарованиям чувства ответственности и самодисциплины, осознания того, насколько большой вред они могут причинить, просто лишний раз не подумав, по глупости, лени или из желания самоутвердиться. И желательно, чтобы это начали объяснять с раннего возраста еще родители, а не чужие дяди и тети в средней школе, когда воспитывать уже поздно, а перевоспитывать крайне тяжело. Иными словами, процесс воспитания мага отчасти должен ориентироваться на образцы античности и средневековья, когда смерть была естественной спутницей жизни едва ли не с пеленок и люди были вынуждены взрослеть очень рано, чтобы в любой момент быть готовыми заботиться и защищать свою семью, деревню, город.

А что получается, если внимательно изучить хогвартские учебники? В умы подростков нисколько не вкладывается понятие ответственности за владение собственным даром, зато под разными углами поощряется склонность к жестокости и насилию, пренебрежение чувствами других и потакание самым низменным, эгоистичным желаниям. Так, учебники чар, особенно за первый курс, содержали немалое количество так называемых “шуточных” заклинаний: то же “Tarantallegra”, заставляющее цель безудержно танцевать; “Rictumsempra” ⁽⁴⁴⁾ и “Titillo” ⁽⁴⁵⁾, вызывающие приступ щекотки; веселящие чары, вызывающие неконтролируемый смех, и многое другое. А говоря о заклинании “Duro”, автор учебников Миранда Гуссокл лишь аккуратно предупреждала, чтобы ученики не пытались шутить таким образом над преподавателями. При этом отменяющие заклинания “Finito!” и “Finio incantatum” ⁽⁴⁶⁾ и защитное заклинание “Protego” изучались на втором и третьем, четвертом и пятом курсах соответственно.

Опять же, на первом курсе изучалось заклинание “Alohomora” — словно для того, чтобы дети легко смогли пролезть туда, куда лезть не следовало бы — и поджигающее заклинание “Incendo”, вызывающее на короткое время струю огня. Заклинание же льда “Glacies” изучали только на третьем курсе, а заклинание воды “Aquamenti” — уже на пятом. Таким образом, малолетка по собственной глупости или неосторожности мог легко что-нибудь поджечь, но уже не мог справиться с пожаром без посторонней помощи. На пятом же курсе изучали дезориентирующее заклинание “Confundo” — рекомендованное, в том числе, к применению на магглах, дабы сбить с толку и рассеять внимание, причем, подчеркивалось в описании, применять его следовало заранее для достижения лучшего эффекта.

И снова девушке казался странным такой подход к обучению, виделась в нем своеобразная… злонамеренность, которую Анна не знала, как объяснить — даже себе самой. Подростков будто нарочно подталкивали к нарушению дисциплины, поощряли немотивированную агрессию, приучали к безответственности. А что из такого может выйти? Достаточно посмотреть на историю Второй мировой войны, когда в умы “юношей бледных со взором горящим” также вкладывалась идея о превосходстве одной избранной расы над другими, по сравнению с которой все остальные — животные или, в лучшем случае, ресурс, который можно и нужно использовать, а если не годится — то “в топку”...

А еще… с одной стороны, юным волшебникам внушают, что магглы, то есть обычные люди, совершенно не опасны для них, а “злая инквизиция” “была давно и неправда”. С другой стороны, в “детках”, в особенности, на уроках трансфигурации, культивируют склонность к жестокости и насилию. В результате — нападения на мирных жителей и теракты вроде того, из которого ей только чудом удалось спастись. Да, есть Статут, но если стереть несчастной жертве память или убить, то Статут не считается нарушенным. Как там, “нету тела — нет и дела”. И само по себе стирание памяти магглам, ставшим свидетелями колдовства — обычная среди волшебников практика, если судить по оговоркам Снейпа.

С третьей стороны, могут найтись свидетели, которых просто не заметили, которые вовремя сумели скрыться. Если происшествие крупное, вроде того же теракта, его обязательно будут расследовать и все выяснять, и показания тех самых свидетелей, которых “недоглядели”, окажутся весьма кстати. Сейчас, по прошествии немалого количества времени, Лапина в очередной раз задумалась: почему за те несколько часов, что она провалялась в отключке рядом с бойней, на место происшествия не явились пожарники, полиция, скорая и толпы журналистов? А ведь самое начало нападения на поезд кто-нибудь из пассажиров наверняка успел заснять и выложить на “Youtube” для таких же адреналиновых наркоманов. Но, даже если предположить, что маги могли проникнуть в соответствующие госструктуры, стереть память следователям и прочим служителям правопорядка, уничтожить документацию или (что гораздо выгоднее и проще) приказать это сделать последним, тем самым подставив их… так или иначе, это в любом случае вызовет подозрения наверху.

Опять же, весьма сомнительно, чтобы не-маги, в особенности верхушка правительства и разведка, при всех имеющихся связях и технических возможностях, совсем ничего не знали о волшебниках. И если последние будут слишком зарываться, конфликт неминуем, и вряд ли маги окажутся в нем победителями — не только вследствие собственной малочисленности, а сколько благодаря современному и весьма мощному вооружению и техническому оснащению нынешних спецслужб. Как следствие, маги будут или истреблены под ноль, полностью как отдельная раса или вид, или согнаны в резервации, лишенные всякой возможности обучаться и развивать свой Дар. В последнем случае часть выживших волшебников легко могут запереть в каких-нибудь секретных лабораториях и пустить на опыты, заставив таким образом оказаться на месте тех самых жаб и кроликов, которых маги, будучи подростками, активно мучали на уроках трансфигурации.

Вспомнилось Лапиной и то, что Гитлер, развязавший в свое время Вторую мировую войну, якобы для очищения мира от “неполноценных рас”, в особенности евреев, сам когда-то дружил с ними в молодости. А возненавидел после того, как один из них, выступавший одновременно кем-то вроде “менеджера по продажам” у будущего фюрера, то ли не захотел продавать, то ли жестко раскритиковал очередную картину последнего. Болезненное самолюбие основателя НСДАП, страдавшего к тому же манией величия, оказалось задето, и тут “Остапа понесло…”

Конечно, случиться могло всякое, но, подумала девушка, что, если аналогичный экземпляр завелся и среди магов? Скажем, какой-нибудь волшебник, считавший себя мега-талантливым, но ужасно оскорбленный тем, что эти его “таланты” не оценили по достоинству, и, как следствие, возжелавший отомстить и полезший в политику? Если общество уже успело прогнить изнутри и явно нуждалось в переменах, то появление реформатора в том или ином виде было лишь вопросом времени — что, к слову, имело место в той же межвоенной Германии.

Немцы сами выбрали Гитлера, потому что он говорил то, что большая часть населения хотела услышать: вывести страну, истощенную репарациями, из кризиса и нищеты и привести к процветанию, вернуть былое, “имперское” величие. Потому что его идеи и политическая программа, с одной стороны, разительно отличались от того, что предлагали ранее уже успевшие дискредитировать себя, не справившиеся с кризисом другие партии, а с другой, уже относительно давно витали в воздухе и потому не только не вызывали отторжения, но и во многом приветствовались населением.

Если подумать, то такой “униженный и оскорбленный” легко мог бы стать агентом вербовки со стороны спецслужб внешнего правительства. Так, человеку внушили бы, что просто обязан отомстить обществу, которое так жестоко его недооценило, а заодно, что только у своих “новых друзей” этот “мега-талант” может обрести признание и заняться действительно важным делом, подкинуть деньжат на проведение “подрывной деятельности” изнутри, а далее…

Впрочем, даже без влияния внешних спецслужб, человеку могло бы хватить и личных обид, чтобы не отступиться от своего желания отомстить, и личной харизмы, чтобы найти себе влиятельных сторонников, которые могли бы помочь пробиться к власти, поддержать финансово и силой. Далее ведется пропаганда об очередных “угнетателях”, которые паразитируют на обществе и не дают ему нормально развиваться, и, в зависимости от напряженности в обществе, от того, для кого и против кого ведется пропаганда, устраивается революция, государственный переворот или вполне легитимная смена власти.

Во всех подобных случаях ставка делается на молодежь как наиболее подвижный и нестабильный элемент общества, в силу своей психологии, часто склонный к бунтарству и радостно приветствующий перемены. И магический мир вряд ли можно назвать исключением в этом плане. Если предположить как итог некое подобие революции или гражданской войны (в масштабах магического мира, разумеется), то “юноши бледные со взором горящим”, только-только окончившие Хогвартс, где они регулярно мучили на трансфигурации животных, а в перерывах между уроками “шутили” над непонравившимися одноклассниками, ничтоже сумняшеся поднимут палочку, когда им скажут: “Враг!”

Хотя… если посмотреть на годы издания учебников — 1940-е — то как-то слишком долго ведется этот заговор, если он, конечно был. Впрочем, тут же рассудила Лапина, она могла попасть уже в то время, когда все давно закончилось, а школьную программу не стали менять за ненадобностью. Или же… наоборот, все началось по новой, если вспомнить 2011-й год, и магов-террористов, напавших на поезд?

1) (лат.) “Ночь”.

Вернуться к тексту

2) (лат.) “Гашу”.

Вернуться к тексту

3) (лат.) “Мрак”, “тьма”, “темнота”.

Вернуться к тексту

4) Речь, в частности, может идти об Элис Кителер. Элис Кителер (Alice Kyteler), родившаяся в 1280-м году в городе Килкенни в Ирландии, происходила из семьи фламандских купцов, переселившихся в Ирландию в середине XIII в. После того, как ее отец умер в 1298-м году, Элис, как единственный ребенок в семье, унаследовала его имущество и бизнес.

Вскоре она вышла замуж за Уильяма Аутло, бывшего партнера своего отца. В браке родился сын, названный в честь отца Уильямом. Через несколько лет Уильям-старший неожиданно заболел и быстро скончался; его состояние унаследовали жена и малолетний сын.

Вторым мужем Элис стал Адам ле Блонд, тоже богатый купец. Через какое-то время Адам запил, после чего умер, завещав свое состояние пасынку.

В третий раз Элис вышла замуж за Ричарда де Валле, богатого землевладельца и дворянина. Спустя непродолжительное время Ричард заболел и умер, завещав свое имущество и земли супруге.

Четвертым и последним мужем Элис Кителер стал сэр Джон Ле Поэр, человек еще более богатый и знатный. Вскоре после женитьбы на Элис здоровье сэра Джона также внезапно ухудшилось. Опасаясь, что это дело рук его жены, он обратился за расследованием к монахам аббатства Святого Франциска, однако перед смертью внезапно изменил завещание в пользу Элис и ее сына, обделив таким образом своих детей от первого брака.

Последние выдвинули обвинение в колдовстве против Элис и по совету монахов аббатства Святого Франциска обратились к Ричарду де Ледреру, епископу Оссори, в надежде, что мачеху осудят, а они получат свое состояние. Они утверждали, что Элис "околдовала" мужа, заставив изменить завещание.

Помимо всего прочего, Элис держала таверну “Kyteler's Inn”, которая существует по сей день. При Элис заведение процветало и имело репутацию “места игрищ и хорошего настроения”. Таверна Кителер была популярным местом среди самых богатых жителей города, а ее хозяйка Элис, получавшая щедрые подарки от своих завсегдатаев, быстро стала самой богатой женщиной в Килкенни.

Следует отметить, что жители Килкени давно недолюбливали Элис и подозревали во всех мыслимых и немыслимых грехах. Успехи в бизнесе и быстро накопленное богатство Элис приписывали помощи нечистого, с которым та якобы якшалась, а девушек, которые помогали ей в таверне, подозревали в участии в шабашах и занятиях черной магией во главе со своей хозяйкой. Смерти четырех мужей, принесшие Элис значительное состояние, только усилили подозрения горожан.

Епископ Ледрер, к которому обратились сыновья Джона Ле Поэра, был настоящим фанатиком в борьбе с происками дьявола, которые виделись ему повсеместно. До того, как к нему обратились с заявлением против Элис Кителер, Ледлер возглавлял епископскую кафедру в ирландском городе Оссори. Местные нравы — а он родился в Англии и какое-то время проживал во Франции — возмущали и ужасали его. Он начал активную борьбу с пьянством и блудом как среди мирского населения, так и среди священнослужителей. Дело Кителер представлялось Ледлеру идеальной возможностью как доказать начальству в Лондоне и Авиньоне, насколько грех преуспел в Ирландии, так и приструнить местное население.

Он с жаром принялся за дело. Сначала он переговорил с пасынками Элис, затем посетил ее саму. Он установил, что Элис отказалась от христианской веры и возглавляла ковен колдунов и еретиков в графстве Килкенни. При обыске ее дома были обнаружены зелья и порошки, которые, как считалось, использовались ведьмами и колдунами для занятий черной магией. На состоявшийся вскоре после этого суд инквизиции, в котором также принимали участие важные представители местного дворянства, Ледлер выдвинул следующие тезисы:

- Элис со своими прислужницами систематически приносила в жертву демонам птиц и зверей, оставляя расчлененные тушки на перекрестках дорог;

- они готовили в черепе вора ужасные ведьминские варева, которые состояли из петушиных потрохов, червей, ногтей мертвецов и некрещенных младенцев;

- с помощью этих мазей, порошков, зелий и свечей госпожа Элис наносила вред людям, и, в особенности, своим мужьям;

- у Элис была черная собака-инкуб, меняющая свое обличие;

- у Элис был собственный демон-инкуб по имени Робин Артиссон, с которым она совокуплялась. Его еще изображали как Этиопа, мифического создателя Эфиопии.

Элис повестку в суд проигнорировала и сбежала в Дублин, где быстро нашла себе высокопоставленных покровителей. Канцлер Ирландии Роджер Аутло, шурин Элис по первому мужу, не дал разрешения на арест. Более того, сам Ледрер был неожиданно заключен в тюрьму сэром Арнольдом Ле Поэром, сенешалем Килкенни и шурином Элис по четвертому мужу. Из тюрьмы епископа освободил Джон Дарси, лорд-председатель Верховного суда, который приехал в Килкенни из Дублина. Дарси изучил результаты расследования и, найдя их верными, приказал арестовать Элис Кителер и ее сообщников.

Элис бежала из Дублина в Англию, поэтому Ледрер взялся за ее сына и слуг. Уильям Аутло-младший в соответствии с приговором суда должен был посещать мессу по три раза каждый день и раздавать милостыню бедным. Прислужницу Петронеллу де Мит подвергли жестоким пыткам, в результате которых она призналась в том, что она и ее хозяйка — ведьмы. Петронеллу приговорили к избиению кнутом и последующему сожжению на костре. Это был первый случай сожжения ведьмы в Ирландии.

Через год Элис вернулась в Дублин, чтобы обратиться к архиепископу с жалобой на епископа Ледрера, который незаконно лишил ее сословных привилегий. Последний вернулся в Килкенни, снова угрожая Элис арестом. Та уехала обратно в Англию, где ее следы окончательно затерялись. В настоящее время считается, что обвинения против Элис, ее сына и служанок, якобы занимавшихся колдовством, были сфабрикованы.

Вернуться к тексту

5) Об Агнес Бернауэр можно почитать здесь: https://ru-royalty.livejournal.com/2333856.html

Вернуться к тексту

6) Последнее дело о колдовстве в континентальной Европе: https://zen.yandex.ru/media/11ecu/posledniaia-vedma-evropy-61f7caeec06bbe1c2866f00c, https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%91%D0%BB%D1%8C%D0%B4%D0%B8,_%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0

Вернуться к тексту

7) (лат.) “Запутываю”, “привожу в беспорядок”, “смущаю”.

Вернуться к тексту

8) (греч.) “Вначале было Слово”, Евангелие от Иоанна, глава 1, стих 1.

Вернуться к тексту

9) (иск.-лат.) На крыльях вверх поднимись!

Вернуться к тексту

10) Спектроскопия ядерно-магнитного резонанса (ЯМР спектроскопия) — спектроскопический метод исследования химических веществ, использующий явление ядерного магнитного резонанса, то есть, резонансное поглощение или излучение электромагнитной энергии ядрами с ненулевым спином во внешнем магнитном поле, на частоте ν, обусловленное переориентацией их магнитных моментов. В зависимости от атомного окружения одни и те же ядра дают разные химические сдвиги относительно стандарта, что позволяет определить строение вещества:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%9C%D0%A0-%D1%81%D0%BF%D0%B5%D0%BA%D1%82%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F,

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D1%81

Вернуться к тексту

11) Схематичное представление явления ЯМР: http://900igr.net/up/datas/200146/004.jpg, https://disk.yandex.ru/i/MdtOUHuWuMzfhw

Вернуться к тексту

12) Температура (точка) Кюри — температура фазового перехода II рода, связанного со скачкообразным изменением свойств симметрии вещества, в частности, магнитной симметрии. При достижении температуры Кюри из-за теплового движения атомов нарушается магнитно-кристаллическая симметрия; как следствие, ферромагнетики теряют свою естественная намагниченность и превращаются в парамагнетики: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%BE%D1%87%D0%BA%D0%B0_%D0%9A%D1%8E%D1%80%D0%B8

Вернуться к тексту

13) Виды магнитных полей: https://s1.slide-share.ru/s_slide/a8551b26de0022dfdd79c9581167f663/cb212966-b4fa-4e67-8079-a1bd55b06502.jpeg

Вихревое электрическое поле при ослаблении/усилении линейного магнитного поля (электромагнитная индукция): https://fs01.infourok.ru/images/doc/22/29168/img12.jpg

Вихревое магнитное поле вокруг прямого провода с током: https://disk.yandex.ru/i/HqAF9uspcpNqhg

Магнитное поле соленоида: https://fs.znanio.ru/d5af0e/24/50/6975b364df5b987cfed7df9576f4ce3b66.jpg, https://cdn.mosoah.com/wp-content/uploads/2019/07/29163745/%D8%A8%D8%AD%D8%AB-%D8%B9%D9%86-%D8%A7%D9%84%D9%83%D9%87%D8%B1%D9%88%D9%85%D8%BA%D9%86%D8%A7%D8%B7%D9%8A%D8%B3%D9%8A%D8%A9.png

Вернуться к тексту

14) Окраины рабочих кварталов Лидса (1960-1970-е годы):

https://s1.travelask.ru/system/images/files/000/409/309/wysiwyg_jpg/2700_%2810%29.jpg?1511967111

Внутри рабочих кварталов Лидса (1960-1970-е годы):

https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/310/wysiwyg_jpg/hedges1.jpg?1511967132

Рабочие кварталы Шеффилда (1960-1970-е годы):

https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/253/wysiwyg_jpg/2700_%282%29.jpg?1511966582

Рабочие кварталы Брэдфорда (1960-1970-е годы):

https://s8.travelask.ru/system/images/files/000/409/269/wysiwyg_jpg/58e9457742e5878fd7b2b6a667026223.jpg?1511966757

Вернуться к тексту

15) (лат.) Отталкиваю кругом!

Вернуться к тексту

16) (лат.) “Притягиваю”.

Вернуться к тексту

17) (лат.) “Покров тени”.

Вернуться к тексту

18) Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technologies).

Вернуться к тексту

19) Аналог экзорцизма (изгнание нечистого духа) в православии. Может проводиться как в индивидуальном, так и в коллективном порядке (соборно).

Вернуться к тексту

20) (лат.) “Спустись вниз!”

Вернуться к тексту

21) (лат.) “Замедляю движение”.

Вернуться к тексту

22) (лат.) “Восхожу”, “поднимаюсь”.

Вернуться к тексту

23) (лат.) “Раскалываю”, “расщепляю”.

Вернуться к тексту

24) (лат.) “Уменьшаю”.

Вернуться к тексту

25) (лат.) “Увеличиваю”.

Вернуться к тексту

26) (лат.) “Околдовываю молчанием”.

Вернуться к тексту

27) (лат.) “Открываю”.

Вернуться к тексту

28) (лат.) “Укажи на север”.

Вернуться к тексту

29) (лат.) “Питание трав”.

Вернуться к тексту

30) (иск.-лат.) “Подвижное/движимое дерево”.

Вернуться к тексту

31) (лат.) “Углубляю”, “сажаю в землю” (гербол.); “придавливаю”, “подавляю” (общ.).

Вернуться к тексту

32) (лат.) “Вскапываю”, “вырезаю”, “взрываю”.

Вернуться к тексту

33) (лат.) “Тысяча зеленых [искр]”.

Вернуться к тексту

34) (лат.) “Опасность!”

Вернуться к тексту

35) (лат.) “Говорящий правду”.

Вернуться к тексту

36) (иск.-лат.) “Связываю руки”.

Вернуться к тексту

37) (лат.) “Смешной”.

Вернуться к тексту

38) Гамельнский крысолов — музыкант и волшебник, персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно легенде, город Гамельн (Hameln), что в Нижней Саксонии, в 1284-м году подвергся нашествию крыс. Правитель города заявил, что щедро наградит любого, кто поможет им избавиться от крыс. “В день Иоанна и Павла, что было в 26-й день месяца июня”, в город пришел “одетый в пёстрые покровы флейтист”. Никто не знал, кем он был на самом деле и откуда появился. Получив от магистрата обещание выплатить ему в качестве вознаграждения “столько золота, сколько он сможет унести”, незнакомец заиграл на волшебной флейте, под звуки которой все городские крысы сбежались к нему.

Так флейтист вывел заколдованных крыс из города и утопил их всех в реке Везере. Когда же волшебник явился за наградой, магистрат ему наотрез отказал. Тогда, возжелавший наказать вероломных горожан и их правителей, музыкант вернулся в город вновь уже в костюме охотника и красной шляпе и снова заиграл на своей колдовской флейте. Но теперь на звуки музыки к нему сбежались все жившие в Гамельне дети: как и ранее крыс, флейтист вывел их из города — “на Коппен [холм] близ [горы] Кальварии, где они и пропали”. Околдованные же взрослые не смогли помешать детям уйти.

В настоящее время основными версиями массового исхода молодежи из Гамельна считаются эмиграция и хореомания. Эмиграция могла быть связана, с одной стороны, с немецкой экспансией и колонизацией восточных земель (Померания, Моравия, Прибалтика) в XIII в., для чего в разные города засылали вербовщиков, чтобы уговорить молодежь переселиться в ещё необжитые земли. С другой, действовавший в те времена в ряде немецких земель закон о майорате, при котором наследство отца полностью переходило старшему сыну, также подталкивал младших сыновей искать лучшей доли в других местах.

Массовая танцевальная эпидемия (хореомания) охватывала Западную Европу в XIV-XV вв. после окончания чумы. Тем не менее, локальные вспышки хореомании наблюдались еще в XIII в. Так, в 1237-м году в Эрфурте около сотни детей оказались одержимы безумной пляской и отправились вон из города. Родители сумели их разыскать и вернуть домой, однако никто из одержимых так окончательно и не смог прийти в себя. В 1278-м году около сотни человек одновременно принялись плясать и прыгать на Мозельском мосту в Утрехте, вследствие чего мост обрушился, и все люди, бывшие на нем в тот момент, утонули в реке.

Вернуться к тексту

39) Игуаны — семейство крупных ящериц, обитающих в Центральной и Южной Америке, на Антильских, Галапагосских островах и островах Фиджи. Все игуаны являются травоядным животными и питаются листьями, цветами и фруктами, молодые особи дополнительно питаются насекомыми. Тем не менее, в “Хронике Перу” за авторством Педро Сьесы де Леона игуаны описаны как “более хищные” по сравнению с ящерицами, обитающими в Испании, “а тот, кому они [ранее] не были известны, убежит от них, прежде чем наберется страха и ужаса от одного их вида”.

Зеленая (обыкновенная) игуана:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b6/Iguana_iguana_Fern_Forest.JPG

Обыкновенная игуана с красно-оранжевым окрасом:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/95/Iguana_iguana%2C_with_blue_and_red_coloration.jpg

Вернуться к тексту

40) Массовая многопользовательская ролевая онлайн-игра или ММОРПГ (англ. Massively multiplayer online role-playing game, MMORPG) — компьютерная игра, в которой жанр ролевых игр совмещается с жанром массовых онлайн-игр. Основной чертой жанра является взаимодействие большого числа игроков в рамках виртуального мира, который поддерживается силами издателя игры и продолжает существовать вне зависимости от выхода из него отдельного игрока.

Вернуться к тексту

41) (англ.) “Рассеять/развеять магию”. В игре "Arcanum" отменяет действие ранее наложенного длительного заклинания, если Ваша магическая сила ("склонность к магии") выше, чем у наложившего заклинание.

Вернуться к тексту

42) (лат.) “Делаю твердым”.

Вернуться к тексту

43) (англ.) “Разрушить”. Данное заклинание в игре "Arcanum" необратимо распыляет на атомы цель любой массы, объема и строения.

Вернуться к тексту

44) (лат.) “Навечно с открытым ртом”.

Вернуться к тексту

45) (лат.) “Щекочу”.

Вернуться к тексту

46) (лат.) “Прекращаю заклинание”.

Вернуться к тексту

Шли дни, не за горами был конец июля, и Анна Лапина, бывшая выпускница химфака, с весьма переменным успехом постигавшая теперь магические науки, все чаще задумывалась, как много она успела сделать за время своего пребывания в прошлом. Или, наоборот, мало? Изучение истории магии, гербологии и зельеварения требовало последовательного и вдумчивого прочтения, конспектирования, составления разнообразных таблиц и схем, и девушка не была уверена, что могла бы справиться с этим быстрее, чем было. Проще было с заклинаниями: оные или получались сразу — и тогда их следовало отработать дополнительно, чтобы довести до автоматизма и уменьшить расход энергии — или не получались никак, и тогда о них можно было забыть, или требовали такого количества энергии, что возвращаться к их практике был смысл лишь после приобретения волшебной палочки.

Одновременно начинающая волшебница продолжала свои эксперименты с магоуловителем, в котором видела неясную пока для себя опасность: то, что прибор передавал куда-то сигналы о сработавших сторонних заклинаниях, было очевидно; вопрос был, как именно люди, у которых находился приемник, могли распорядиться полученной информацией, и как сильно это могло бы задеть одну незадачливую путешественницу во времени, чье появление здесь и сейчас не мог бы предсказать никто?

Поначалу диверсия, на взгляд Лапиной, продвигалась очень медленно: четыре найденных магнита в совокупности оказывали слишком слабое воздействие на магоуловитель, и лишь иногда прибор срабатывал с небольшим запозданием в ответ на сотворенное разовое заклинание; еще реже длительное заклинание — например, “Lumen” — регистрировалось как прерывистое. Возможно, больших успехов удалось бы добиться, если бы воздействие было постоянным, однако конструкция прибора не предполагала каких-либо карманов и пазов, где магниты (или любые другие предметы схожих размеров) можно было бы спрятать незаметно для посторонних глаз; опасаясь же реакции и неизбежных вопросов со стороны Снейпа в случае их обнаружения, девушка выкладывала магниты вокруг магоуловителя всего на несколько часов в день и сама в это время предпочитала заниматься на кухне, дабы контролировать ситуацию.

С одной стороны, рассуждала бывшая выпускница химфака, для тех, кто вручил Снейпу магоуловитель и сидел где-то со вторым приемником, было бы странно, если бы прибор, до этого работавший более-менее исправно, вдруг внезапно сломался. С другой же, магоуловитель — прибор новый, только находящийся в разработке, и срок службы для него еще предстояло определить экспериментально. Так почему не могло бы оказаться так, что первая модель, как это нередко бывало, содержала в себе много изъянов и, как следствие, быстро вышла из строя?

Насколько представляла себе Анна Лапина, состояние техники определялось в общем случае экспоненциальными законами вида:

f(t)=a×e^((-e^((-(t-t_crit)/b) ) ) ) или f(t)=〖ae〗^(-b(t-t_0))-1,

где в начальный момент времени t = 0 состояние прибора идеальное и соответствует 1, или 100%; при t→∞ прибор полностью неисправен, и есть некое t критическое, после которого кривая состояния прибора ⁽¹⁾ резко загибается вниз, и всевозможные ошибки случаются уже достаточно часто. Иными словами, чем больше времени прошло с того момента, как магоуловитель установили у Снейпа, тем выше была вероятность возникновения всяческих ошибок и неисправностей в работе прибора.

Идея воздействовать на магоуловитель силой, но не грубой механической, как было бы при использовании лома, но магической возникла в голове девушки внезапно, когда она отрабатывала атакующие заклинания. Заклинание “Impedimenta” не вызывало каких-либо механических повреждений у магоуловителя: не опрокидывало и даже не раскачивало казавшийся хрупким и неустойчивым никак не закрепленный прибор, который Анна Лапина, никогда не отличавшаяся большой физической силой, легко поднимала двумя руками без всякой магии. Однако центральная сфера магоуловителя еще спустя минуту или две после применения заклинания беспорядочно мигала, а не то исходящий, не то отражающийся от нее луч бесцельно вращался по орбите рядом, словно не мог настроиться на нужное направление. Заклинание же “Stupefac” словно выключало прибор на время до десяти минут: потухала сфера, и переставали двигаться вокруг нее орбиты. Любое последующее заклинание, сотворенное сразу после того, как магоуловитель был выведен из строя, никак не фиксировалось. Когда же прибор вновь начинал реагировать на стороннюю магию вокруг, уже невозможно было соотнести конкретное заклинание и соответствовавший ему, пусть даже в искаженном виде, сигнал. После “Stupefac”, как снова обратила внимание Анна, магоуловитель не только “приходил в себя” позже, но и реагировал на заклинания слишком заторможенно и вяло.

Ради интереса, для чистоты эксперимента девушка сотворила “Lumen” у себя в ладонях, продержала десять секунд и погасила, после чего села разбирать в принесенном с собой учебнике рецепт очередного зелья в соответствии с составленной ранее таблицей ингредиентов. Последовавший спустя время сигнал бывшая выпускница химфака, об азбуке Морзе только слышавшая, определила про себя как пять или шесть “очень длинных тире”, длившихся примерно по 8-12 секунд с паузами примерно по 3-5 секунд — в совокупности намного дольше, чем сотворенный ранее “Lumen”. Часы на каминной полке в гостиной услужливо подсказали, что после использования “Lumen” прошло почти пятьдесят минут. Когда же Лапина вернулась на кухню, сфера в магоуловителе несколько раз коротко прерывисто мигнула и помутнела; орбиты вокруг нее медленно вращались в случайных плоскостях.

А если ударить чем-нибудь посерьезнее? Анна вспомнила, как напавшие на поезд террористы в черных балахонах швырялись взрывными и поджигающими заклинаниями, выкрикивая не только: “Incendo!”, но и “Confringo!” ⁽²⁾ — и тут же отрицательно замотала головой: даже если забыть на мгновение, кто именно и для чего использовал это заклинание на ее глазах, она не хотела бы устроить в доме пожар и все разрушить. В компьютерных же играх одним из ее любимых боевых заклинаний был “Удар молнии” в разных вариациях. В природе, насколько помнила Лапина, молнии возникают из-за пробоя атмосферы вследствие огромной разницы потенциалов (до 1 ГВ) между землей и слоем облаков во время грозы. И это вызов для нее — доказать, как минимум, самой себе, что магическая энергия может быть преобразована в электрическую и, следовательно, сосуществовать рядом.

Анна примерилась к магоуловителю — примерно полутора метров, надеялась она, будет достаточно. Вытянула вперед руки, усилием воли направляя собственную магию в воздух вокруг ладоней — это должно быть не намного сложнее, чем “Lumen”. Освещение на кухне в доме Снейпа было не слишком ярким днем, и примерно через полминуты девушка увидела слабые коронные разряды вблизи пальцев, также известные как огни святого Эльма ⁽³⁾ — но еще раньше почувствовала покалывание и жжение в ладонях, как при статических разрядах, только более сильное, и его нельзя было бы назвать приятным. Наэлектризовался и стал более плотным воздух вокруг.

На мгновение Лапина задумалась о том, чтобы пускать молнии не прямо с пальцев, а создать маленький и слабый аналог грозового облака вблизи магоуловителя — и только: магия вырвалась из-под контроля. Резкой отдачей девушку откинуло назад, яркая вспышка на мгновение ослепила глаза, и мир вокруг померк, погрузившись в вязкую и непроглядную тьму.

* * *

В первый раз Лапина пришла в себя, лежа на полу у прохода в гостиную. С трудом поднялась на ноги: тело слушалось плохо, тряслись и подрагивали руки, бешено колотилось сердце в груди; в голове царила странная, звенящая пустота, мысли текли неповоротливо и вяло. Девушке казалось, будто бы она не до конца проснулась, и потому словно плыла или парила в воздухе, а предметы вокруг утратили реальность. Ведь во сне человек может пережить и увидеть что угодно, даже самое невероятное — но не анализирует свои действия, не задумывается над происходящим.

Окончательно Лапина выбралась из забытья, когда заходящее солнце на время озарило кухню своими золотисто-красными лучами — из спальни на втором этаже в это время должен был открываться чудесный вид на закат. Возвращались физические чувства, а вместе с ними — способность мыслить и осознавать происходящее. Анна медленно вспоминала события дня. Да, она доказала — прежде всего, себе самой — что магия и электричество, два несовместимых, на первый взгляд, вида энергии могут быть преобразованы один в другой — на что прежде могла лишь надеяться. Но теперь сомневалась и удивлялась себе самой: как она могла решиться на столь рискованный и безрассудный эксперимент?!

Анна задумалась. Неужели продолжительное владение магией что-то необратимо меняло в голове, и сейчас она имела дело с последствиями именно таких изменений, степень которых она не пыталась даже оценить? И то, что еще совсем недавно возмущало ее в учебниках и наводило на мысли о теориях заговора, было следствием отнюдь не чьих-то тайных замыслов в отношении маленького и замкнутого магического мира, но исключительно отражением мировоззрения волшебников, сформировавшегося за многие поколения на протяжении веков и тысячелетий? И осталась ли она сама волшебницей после пережитого?

Девушка прислушалась к собственным ощущениям. Ее магия по-прежнему была с ней, но текла по телу не ровными потоками, более или менее быстрыми, но дергаными и резкими, вызывающими внутреннюю дрожь перекатами; между пальцами начали проскакивать короткие искровые разряды, а воздух вокруг будто стал более плотным и наэлектризовался. Казалось, сотвори она любое, даже самое простое заклинание, в лучшем случае не случится ничего, в худшем… это будет последнее, что она сделает в своей жизни.

На следующий день все странные ощущения прошли, и магия в теле вновь ощущалась ровными потоками. Для верности Анна попробовала сотворить несколько разных заклинаний из программы Хогвартса, и, на первый взгляд, ничего страшного и непоправимого с ее магией не случилось. Тем не менее, обратила внимание начинающая волшебница, все применяемые ею заклинания стали выходить еще ярче, мощнее, разрушительнее. Даже “Calefacto”, “Ebulli!” и “Aquamenti”, хотя по-прежнему тянули немало энергии, становились теперь выполнимыми настолько, чтобы не чувствовать сильнейшего отката из-за усталости после их использования, но добиться приемлемого результата за сравнительно небольшое время. Разве что “Evanesce!” для Анны Лапиной по-прежнему оставалось заклинанием не только предельно энергоемким, но и слишком медленно действующим, требующим предельной концентрации — впрочем, раньше она могла таким образом воду лишь сильно нагреть и заставить дрожать, не пытаясь замахиваться на большее: ибо разрыв всех химических связей и распыление на атомы, по сути дезинтеграция, требовал колоссального количества энергии.

И пусть в трансфигурации ее успехи по-прежнему оставались нулевыми, девушка понимала: это был прорыв. Словно уменьшилось какое-то ее внутреннее сопротивление, что привело к значительному и резкому росту коэффициента полезного действия при сотворении заклинаний. В свою очередь, это означало необходимость снова вернуться к урокам патера Йоханна по контролю над собственной силой: сознательно цедить по каплям тоненькой струйкой силу — но уже не для того, чтобы не выплеснуть все сразу, не только для того, чтобы удержать контроль, но чтобы не выдать больше, чем необходимо, ведь иногда бывало достаточно маленького светлячка или язычка пламени. Ибо сила — это не только большие возможности, но и большая ответственность: что пользы от той силы, если ты не можешь ею грамотно и разумно пользоваться, но только разрушать? Наконец, следовало помнить, что магический резерв далеко не бесконечен, и, хотя частая практика заклинаний способствовала более эффективному их использованию, бездумно вкладывать в каждое из них избыток силы без веской на то необходимости было бессмысленно и неразумно: это сейчас она, Анна Лапина, находилась в относительной безопасности, обеспеченная кровом и едой, и посвящала все свободное время учебе и тренировкам, в которых могла себе позволить выкладываться до последнего. Но кто знает, с какими обстоятельствам ей предстоит столкнуться в будущем, и от умения экономить, правильно рассчитывать и дозировать силу будет зависеть уже ее собственное выживание.

Так бывшая выпускница химфака училась создавать вначале крохотные светлячки, медленно и постепенно добавляя в них энергию, делая их больше и ярче, затем, наоборот, гасила, постепенно же уменьшая подаваемую мощность. Нельзя сказать, что бы подобные упражнения были слишком трудными для начинающей волшебницы-самоучки, но требовали полной сосредоточенности на процессе, не допуская даже малейшего отвлечения на какие-либо посторонние мысли и, тем более, эмоции. Невольно девушка вспоминала, как точно так же училась сдерживать себя вскоре после пробуждения магических способностей, дабы не вызывать сбоев в работе электроприборов в лаборатории, да и подготовка любого эксперимента сама по себе, безотносительно владения магией, требовала большой внимательности, отнюдь не свойственной Анне Лапиной в обычной жизни.

Наконец, надеясь, что она-таки выучила недавние уроки и сделала из них правильные выводы, незадачливая путешественница во времени рискнула вернуться к опытам с электричеством. С молниями иметь дело было действительно опасно — по крайней мере, пока: пока она не овладела в должной степени соответствующими навыками и не способна удержать контроль на высоких мощностях; пока вынуждена двигаться лишь наощупь, полагаясь лишь на собственную интуицию и общие познания в физике, вынесенные из прошлой жизни в будущем. В отличие от молний, статические искровые и коронные разряды, характеризовавшиеся не только меньшим напряжением, но и чрезвычайно низкой силой тока ⁽⁴⁾, при разумных мерах предосторожности можно было назвать безвредными для человека: коронные разряды на своих пальцах Анна Лапина наблюдала во время своего первого эксперимента — до того, как подала слишком много энергии и потеряла контроль; со статическим же электричеством каждый хотя бы раз в жизни сталкивался в быту.

Повторные эксперименты с искровыми и коронными разрядами ожидаемо увенчались успехом: Анна знала, в чем убеждалась неоднократно — если что-либо удалось ей один раз, то удастся и другой. Она помнила свои ощущения при первом опыте с молнией и теперь внимательно их отслеживала, чтобы не перейти опасную черту. Неожиданной особенностью оказалось то, что разряды исчезали далеко не сразу после того, как девушка прекращала подачу в них энергии — вероятно, из-за остаточной напряженности электрического поля вокруг нее самой в результате таких экспериментов — однако магоуловитель оказался подходящим приспособлением для мгновенного их рассеивания.

В конце концов, Лапина проверила лампочки во всех имевшихся в доме потолочных светильниках, до которых могла добраться. Для нее, боящейся высоты, это стало тем еще “приключением”: мало было соорудить пирамиду из стола и стула и на нее взобраться; мало было дотянуться до лампочки и осторожно выкрутить ее, не сломав при этом цоколь — надо было еще спуститься вниз и не упасть. С лампочкой в одной руке это оказалось особенно затруднительно; тем не менее, бывшая выпускница химфака не рискнула бы ничего исследовать, находясь на высоте и в самом прямом смысле осознавая всю шаткость своего положения. По иронии судьбы, единственная лампа с целой нитью накаливания оказалась на кухне: Анна на это лишь хмыкнула, после чего подала в цоколь ток, дождавшись свечения нити накала, которое тут же прекратилось, стоило разомкнуть “цепь” — собственного накопителя при самой обычной лампочке, естественно, не имелось. Ненужный больше предмет отправился в ящик стола во временной спальне, ибо заново взбираться на шаткую пирамиду из стола и стула Анне Лапиной было слишком лениво — на чем бывшая выпускница химфака свои эксперименты по преобразованию магической энергии в электричество сочла пока завершенным.

* * *

Астрономия, предполагавшая изучение классической небесной механики в теории и на практике одновременно, входила в число обязательных до пятого курса предметов наряду с трансфигурацией, чарами, ЗОТИ, зельеварением, гербологией и историей магии. Подобно тому, как это было в древности, средневековье и раннем новом времени, данные астрономических наблюдений у магов использовались для самых разнообразных астрологических расчетов, в том числе для приготовления некоторых зелий — как будто планетам и звездам, находящимся за сотни, тысячи, а то и миллионы световых лет от Земли, было какое-то дело до человеческих судеб и ничтожных в масштабах Вселенной делишек.

По словам Снейпа, после “Совы” на продвинутый курс астрономии оставались лишь немногие — те, кто выбрал данный предмет своей специализацией или просто особо увлекающиеся. Быть может, потому, предполагала бывшая выпускница химфака, что астрономия была единственным среди обязательных предметов, требовавшим знание математики на уровне выше начальной школы. Анна листала хогвартские учебники и понимала: за исключением частностей, как то названия и описание спутников Юпитера, или всякой астрологической ерунды, математические основы она изучала раньше — вначале на уроках астрономии, которую в 11-м классе преподавали вместо физики, а затем в общем курсе физики уже в университете.

Помнила девушка и то, как часто ругалась их школьная учительница физики, что необходимый материал по математике преподавали с большим запозданием. В Хогвартсе же математику, похоже, никто не преподавал отдельно в принципе: применяемые математические и физические законы в учебниках астрономии никак не объяснялись, и для лучшего их понимания требовалось изучать дополнительную литературу, указанную в сносках. В результате дети, которые к своим 11-12 годам при посильной помощи родителей в лучшем случае знали таблицу умножения, умели выполнять простейшие арифметические действия, а особо продвинутые (но не гении) умели еще решать простейшие же линейные уравнения с одним неизвестным и немного возводить в степень, были вынуждены самостоятельно учиться находить площадь круга, эллипса и сферы, брать производные и многое другое. Добавить к этому бдения у телескопа по ночам — и становилось неудивительно, что подавляющее большинство учеников Хогвартса отказывались от изучения астрономии, как только появлядась такая возможность.

Но если старые знания, пусть и довольно поверхностные, можно было освежить за чтением тех же учебников астрономии, то влезать в дебри астрологии Анне Лапиной было просто лень. Даже если забыть на мгновение, что православной христианке интересоваться подобными вещами не пристало в принципе, начинающая волшебница элементарно не умела обращаться с телескопом (которого у нее все равно не было), а из всех созвездий на небе умела находить лишь хвост Большой Медведицы. А потому ей оставалось только надеяться, что на собеседовании не будет уделяться большого внимания астрономии.

Пожалуй, рассуждала бывшая выпускница химфака, в ее нынешних обстоятельствах даже благом было и отсутствие интернета, и ограниченный заряд у ноутбука и не самая дружелюбная обстановка за пределами дома в целом — не на что было прокрастинировать и отвлекаться. Оставались, конечно, еще уборка и прочие обязанности по дому, но на них девушка не тратила уже столько же времени и сил, как в самом начале. Снейп, несмотря на свой не самый приятный характер, был далеко не самым придирчивым хозяином (вернее, подозревала Лапина, свою придирчивость он проявлял в совсем иных видах деятельности) и, в отличие от Золушкиной мачехи, не пакостил намеренно. Таким образом, все, что ей приходилось делать — это приготовить или разогреть завтрак или ужин, а затем убрать со стола и помыть посуду, и раз в неделю, больше для приличия, вымыть полы да протереть пыль на лестничных перилах и каминной полке в гостиной.

* * *

Где-то в углу послышался шорох. Маленькая тень отделилась от плинтуса, стремительно пересекла кухню и скрылась под тумбой для раковины. Опять крысы!..

Анна не боялась ни крыс, ни мышей; они не вызывали у нее брезгливости в качестве домашних питомцев, каковые были сразу у двух ее одногруппников. Но не когда грызуны постоянно где-нибудь шуршали, а то и вовсе бегали полчищами по дому, норовя заползти в кладовку с едой или в постель… Девушка поморщилась, представив себе эту картину: еще были живы воспоминания о том, как крысы мешали ей спать, когда она только заселилась в общежитие ГЗ МГУ. Иным проживающим, по слухам, везло гораздо меньше, и крысы чувствовали себя в комнатах едва ли не полноценными хозяевами. По тем же слухам, крысы прокладывали себе многочисленные проходы между комнатами в стенах — даже между разными этажами. На химфаке крысы часто перегрызали провода и сетевые кабели, что приводило к перебоям с интернетом. А другая аспирантка с их кафедры рассказывала, как однажды у них в лаборатории большая крыса вылезла из мусорного ведра прямо посреди бела дня, до истерики напугав одну из старших сотрудниц.

Оставалось только удивляться, как Снейп терпел подобную гадость у себя дома: ведь крысы — это не только грязь, но и источник заразы. И даже если Снейп разводил крыс специально для каких-то своих магических экспериментов, то почему не держал их в клетке? Неужели ему не мешало, что они бегали и шуршали по ночам… а иногда и днем? Хотя… — Анна задумалась, доставая из холодильника, переделанного в стазисную кладовку, уже початую буханку хлеба, завернутую в фольгу, яблоко и банку с паштетом, — Снейпа она видела очень редко, даже не каждый день: возможно, он даже не каждый вечер возвращался ночевать домой. Или в подвале, как предполагала Лапина до этого, была и впрямь оборудована лаборатория со всем удобствами — так, чтобы в ней можно было жить по нескольку дней подряд: сама она с таким не сталкивалась, но слышала от старших коллег, что далеко не все эксперименты можно прерывать. Опять же, для владеющего телепортацией мага нет ничего проще, как появиться сегодня здесь, а завтра там, и дилетант вроде нее, Анны Лапиной, просто ничего не заметит.

Набрала воду в чайник и поставила на артефактный нагревательный круг, заранее положив в чашку пакетик зеленого чая с лимоном. От последовавшего затем стука в окно девушка едва не облилась кипятком. На подоконнике, к немалому изумлению Анны Лапиной, сидела небольшая, но от этого не менее недовольная серая сова. Совы?! Днем? Еще более удивительным казалось то, что к лапам птицы был привязан бумажный коричневый пакет, напоминавший бандероль. Это у магов, выходит, совы носят почту вместо голубей? Впрочем, чему удивляться, если в “Игре престолов” почту таскали вороны, что Мартин, в свою очередь, якобы передрал у викингов?

Сова издала недовольный писклявый звук и, несмотря на то, что створка была поднята вверх, несколько раз стукнула клювом об оконную раму. Сыч? Такие, помнила бывшая выпускница химфака, водились в парковом комплексе при университете, и их писк часто можно было услышать вечерами в конце мая — июне, а иногда увидеть и самих птиц на указателях или деревьях. Девушка протянула руку вперед — сова взмахнула крыльями и на этот раз все же залетела внутрь, пристроившись на спинке одного из стульев.

Недовольный писк напомнил о том, что птицу следовало освободить от посылки. Но еще больше Лапина удивилась, когда сова протянула другую лапу, к которой был привязан маленький кожаный мешочек, который девушка не заметила вначале. Сова грозно щелкнула клювом и требовательно потрясла мешочком. Анна недоуменно хлопнула глазами: это что, сова деньги за почтовые услуги требует?!

Магических денег — тех самых галлеонов, о которых упоминал Снейп — у нее не было: для закупок в местных магазинах он выдавал ей обычные фунты и пенни, и сдачу девушка всегда полностью возвращала, даже не думая что-либо утаить и присвоить себе “на память”. Звать Снейпа сейчас тоже было бессмысленно: Анна даже не знала, дома ли он вообще. Средство для связи он ей тоже не оставил (интересно, существуют ли у волшебников аналоги сотовых телефонов?), а птица требовала своего здесь и сейчас.

Лапина задумалась: может быть, сову устроит что-то другое — например, еда? Предложила еще не начатый бутерброд — птица откусила половину, но осталась недовольна и даже клацнула когтями, как бы говоря: “Деньги давай, а не пытайся подсунуть мне всякую ерунду!”

Пытаясь сообразить, что делать дальше, Анна продолжила анализировать происходящее. Очевидно, что совы — даже волшебные — деньгами пользоваться не могут; что деньги получает предприятие, предоставляющее соответствующие товары и организующее их доставку. А сова… большой ли процент обычные курьеры имеют от заказа? И хотя, как знала Анна, в ряде случаев доставка оплачивалась отдельно, на совах всякие почтамты и “магазины на диване” у магов, надо думать, экономили изрядно.

С другой стороны… продолжала рассуждать бывшая выпускница химфака, никто работать себе в убыток не станет, а потому логично предположить, что стоимость доставки — какой бы символической она ни была — поставщики заранее включают в стоимость заказываемого товара или услуги. В таком случае то, что принесет сова в своем кошельке — для того же поставщика это совсем крохотная, но сверхприбыль, без которой он обойдется. Может быть, у магов это дурной тон — не доплачивать отдельно совам, и об этом — вернее, о случившейся ситуации в целом — еще придется поговорить со Снейпом. С совой же, которая так и не думала никуда улетать, а только недовольно щелкала клювом, время от времени потрясая привязанным к лапе мешочком, предстояло договориться намного раньше.

Очень вовремя Лапина вспомнила, что совы питаются крысами и, как минимум, одна бегала недавно тут где-то на кухне.

- *Accio крыса!* — произнесла девушка про себя, вытянув ладонь вперед, сосредоточившись на том, чтобы эта крыса, которая обязательно где-то тут ползала, прилетела к ней в руку.

Мгновение — и верещащий грызун оказался у нее в ладони. Анна машинально сжала тонкое тельце, хотя отдача неслабо отвела ее руку назад. Оглянулась на стоявший неподалеку магоуловитель, с удовлетворением про себя отметив, что прибор никак не отреагировал на только что сотворенное “Accio”, но только продолжал лишь вяло вращать своей орбитой вокруг мутной сферы.

Сова посмотрела на пойманную крысу с явным гастрономическим интересом, и Лапина, недолго думая, взяла зверька за хвост. Крыса, поняв, что очень скоро ее жизнь может закончиться в желудке большой и хищной птицы, начала истошно верещать и извиваться, и даже попыталась укусить схватившего ее человека, но очень быстро получила удар по носу. Сова тоже не щелкала клювом и ловко перехватила добычу, стоило той подлететь ближе. Чего-то пропищала на прощание — и была такова.

Лапина посмотрела вслед птице, повертела в руках и отложила бандероль. Чай остыл достаточно, можно было пить, но вновь приняться за обед девушке помешал очередной шум, донесшийся на сей раз из гостиной. Прислушалась: ей не показалось, и шум стал еще громче, как если бы кто-нибудь заливал маленькие кусочки натрия водой. На видимых из кухни книжных полках напротив камина заплясали странные ярко-зеленые отблески, словно кто-то разжег огонь и кинул туда изрядное количество солей бора, бария или меди ⁽⁵⁾.

Недолго думая, Анна вскочила из-за стола и, сунув подмышку учебник астрономии и тетрадь, сгрузила свой незамысловатый обед на бандероль вместо подноса, после чего в мгновение ока прошмыгнула к ведущей во двор двери — благо, кухня была совсем небольшая — завернула за угол и притаилась под окном, положив бандероль с обедом прямо на землю.

“Вспыхивания” тем временем прекратились, сменившись тихими шагами. Неужели волшебники могут вот так заявиться в чужой дом через камин, как через портал в замке “Inferno” в “Heroes III”?! Снейп не предупреждал ее ни о чем подобном!

Вытянувшись вдоль закопченной стены, словно пытаясь вжаться в нее, девушка прислушивалась к происходящему в доме, повторяя про себя мантру о том, что она никому не нужна, что ее здесь нет: помогло против тех террористов в черных балахонах — может быть, поможет и теперь?

Через приоткрытое по летнему времени окно Анна слышала, как незваный гость уверенно расхаживал по дому, словно бывал здесь уже не в первый раз и, учитывая нелегкий характер Снейпа, знал заранее, что тот ему ничего не скажет.

- Северус, мальчик мой? Почему ты не встречаешь старика Альбуса? Разве тебя нет дома?

Голос определенно принадлежал старику — но старику здоровому и бодрому, из тех, кто до конца жизни не торопятся уходить на покой и легко заткнут за пояс молодых.

- Северус, я помню, у тебя всегда есть отличное вино. Жаль, что ты не любишь мои лимонные дольки…

Шаги стали ближе и громче, затем остановились. Послышался звук открываемой дверцы и звон стекла — похоже, “гость” добрался до полки с алкоголем. Где-то дальше хлопнула дверь, послышались стремительные шаги, которые Лапина уже узнала: такие могли принадлежать только Северусу Снейпу.

- Рад тебя видеть, Северус, мальчик мой! — преувеличенно бодро сказал старик.

- Не могу сказать того же самого, Альбус. Мне пришлось прервать важный эксперимент из-за вашего визита… — в голосе Снейпа слышалось глухое раздражение.

- Северус, Северус… — проговорил тот, кого назвали Альбусом, снисходительно-разочарованным тоном. — Ты лучше скажи, не встречался ли ты недавно с Томом?

- Нет, он не вызывал меня с тех пор, как мы с вами, Альбус, разговаривали в последний раз.

- А что говорят твои друзья, Северус?

- Вы прекрасно знаете, Альбус… лучше, чем кто бы то ни было, что у меня нет никаких друзей! — вспылил Снейп.

- Ну, прости старика, Северус, и не придирайся к словам, — Альбус вновь заговорил снисходительным тоном. — Ты же ведь понимаешь, кого я имел в виду…

- Не имею ни малейшего понятия, — саркастично ответил Снейп, к которому уже вернулось его привычное самообладание.

- Как же, Северус? Разве Малфои больше не приглашают тебя к себе в гости?

- Сейчас каникулы, Альбус, и у Малфоев совсем другие интересы, о которых вы можете узнать из любой газеты. И вы, Альбус, понимаете это не хуже моего.

- Однако мы живем в непростые времена, Северус. Нарцисса взяла с тебя Непреложный обет в прошлом году — да-да, именно летом. И я прекрасно понимаю эту отчаявшуюся мать: Драко, каким бы он ни был испорченным ребенком, все же не способен на по-настоящему страшное злодеяние.

- Если вы все понимаете, Альбус, то к чему тогда весь этот разговор?

- Разве ты не понимаешь, Северус? Отчаявшаяся мать пойдет на все, чтобы ее сын — единственный сын — был жив. Лили пожертвовала собой ради Гарри. И Нарцисса… я не сомневаюсь, что она способна на столь же самоотверженный поступок, — с назидательно-пафосными интонациями рассуждал Альбус. — И я уверен, решимость Нарциссы только возрастет, если она будет знать, что рядом есть люди, готовые помочь ее сыну.

- Именно поэтому Нарцисса в прошлом году обратилась ко мне за помощью, — нарочито бесстрастно заметил Снейп в ответ. — Тогда ей казалось, что Драко угрожает смертельная опасность. К счастью для нас всех, ее опасения не подтвердились.

- А теперь к делу, Северус, — тон старика вмиг стал строгим и серьезным. — Во-первых, не удивляйся, если Том вызовет тебя в ближайшее время. Я, как ты знаешь, Северус, ошибаюсь очень редко, и сейчас, я полагаю, самое подходящее время, чтобы Том сделал свой шаг. Это встреча, Северус, решит очень многое… — добавил Альбус многозначительно. — А во-вторых… что ты можешь сказать о работе магоуловителя Артура?

- Только то, что это совершенно бесполезный хлам, Альбус. Как, впрочем, и все остальное, что создает Артур Уизли, — в голосе Снейпа слышалось явное пренебрежение.

- А мой приемник-самописец показал мне совсем другие данные… — Альбус сказал… угрожая?

- Ваш магоуловитель сошел с ума, Альбус. И ваш Артур Уизли вместе с ним заодно, — ответил Снейп раздраженным и непримиримым тоном.

- Интересно, интересно…

Снейп и его гость, названный Альбусом, прежде не то ходившие по кухне, не то просто топтавшиеся на месте, время от времени наполняя бокалы вином, сейчас, очевидно, подошли вдвоем к тумбе, на которой стоял магоуловитель. Некоторое время ничего не происходило, затем раздался щелчок, треск и шипение, послышались сдавленные ругательства.

- Увы, Северус. Магоуловитель теперь совсем неисправен… — со странными интонациями произнес старик.

- Это был лишь вопрос времени, когда эта рухлядь сломается, — произнес Снейп небрежно.

- Жаль-жаль… зачарованный Артуром “Форд Англия” был настоящим шедевром. Артур, увы, так и не смог создать что-нибудь подобное снова…

- Как же, как же, — желчно протянул Снейп, — чтобы младшие Поттер и Уизли повторили свой запоминающийся во всех смыслах полет, поставив под угрозу безопасность всего магического сообщества и завалив работой Отдел обливиаторов? Или уже их дети… говорят, нет ни одного угла в Хогвартсе, которые Поттер и Джиневра Уизли не облюбовали бы для поцелуев…

- Завидуешь, Северус? Зря, очень зря… но ты сам виноват в том, что ни с кем не целовался в Хогвартсе, — назидательно сказал Альбус. — И ты же сам знаешь, сколь сильна бывает любовь. Именно любовь остановила Тома однажды! И только она поможет нам победить Тома теперь! — голос его стал пафосно-бравурным.

- Предлагаете, Альбус, всем старшекурсникам срочно жениться и закидать Темного Лорда младенцами? — саркастически поинтересовался Снейп.

- Ай-ай-ай, Северус, порой ты мыслишь слишком примитивно, — усмехнулся старик. — Кстати, я смотрю, Питер тут неплохо у тебя убрался.

- Должна же была от него присутствовать хоть какая-то польза… — ответил Снейп нарочито равнодушно.

Послышались удаляющиеся шаги, но Анна еще долго стояла на месте, вжимаясь в стену, прислушиваясь и дыша через раз, боясь лишних мыслей в своей голове. Интуиция ей настойчиво шептала — где-то на самой границе сознания — что сейчас слишком опасно анализировать и интенсивно думать. Опасно, пока этот непонятный старик Альбус в доме у Снейпа, когда они были отделены лишь одной, не самой толстой стеной, и достаточно было лишь выйти во двор или выглянуть в окно, чтобы ее обнаружить. Стояла, пока резкий окрик не вывел ее словно бы из забытья…

- Лапина, где вас носит, Мордред вас побери?! Подслушивали, значит?!

Подошедший Снейп — это был именно он — грубо схватил девушку за плечо и потащил на кухню, заставив выронить учебники. Анна лишь отстраненно подумала о том, что будут теперь синяки.

- И что мне теперь с вами делать? — толкнул девушку на придвинутый к столу табурет. — Какого Мордреда вы шлялись по дому, вместо того, чтобы сидеть в своей комнате и читать учебники?!

- А какого… — девушка по привычке проглотила нецензурное слово, готовое сорваться у нее с языка, — этот Альбус шляется без предупреждения по чужим домам?! Да еще таким извращенным способом?! — не оставалась она в долгу.

- Для волшебников путешествовать каминами в порядке вещей, — как нечто очевидное заметил Снейп.

- И вваливаться просто так друг к другу в гостиные тоже? — не сдавалась Лапина

- И с чего вы решили, мисс Лапина, будто… мой гость не предупредил меня? — с сарказмом поинтересовался Снейп, сложив руки на груди. Теперь он, как скала, возвышался над девушкой.

- Это же очевидно! Вы сами… — Анна осеклась и замолчала на полуслове, поспешив отвести взгляд: не следовало напоминать Снейпу о случайно подслушанном разговоре. — Если бы он действительно предупредил вас, мистер Снейп… вы бы ждали его в гостиной… И вы бы сами предупредили меня, чтобы я не выходила в это время из комнаты, — поспешила она исправить собственную оговорку.

- Гениально, мисс Лапина! — саркастически усмехнулся Снейп. — Но это не отменяет того факта, что вы слышали разговор, отнюдь не предназначенный для ваших ушей.

- Не могу сказать, что бы узнала что-то принципиально новое, — равнодушно пожала плечами Анна.

- Не смейте мне лгать, мисс Лапина!.. — процедил сквозь зубы Снейп, и Анна впервые с начала разговора услышала неприкрытую угрозу в его словах.

Мотнула головой, почувствовав нечто вроде легкой, как от перышка, щекотки. Активировал свою способность мозго…ния? На всякий случай показала картинку с улыбающимся скелетом, шутливо приподнимающим цилиндр, после чего, не глядя в лицо собеседнику, ответила:

- Не считайте других людей идиотами, мистер Снейп.

И тут же поспешила объяснить, прежде чем Снейп усилил напор:

- Ваша манера разговора. Ваше поведение. Ваша скрытность. Очень похоже на человека, который находится по другую сторону закона. И ваша кладовка под лестницей. Для вас важно, чтобы я туда не заглядывала. Вы специально об этом сказали. Значит, там не старый хлам, не домашние консервы… и не постельное белье. Но что-то, что я не должна видеть... что-то запрещенное. Достаточно намеков, чтобы предположить… что вы, мистер Снейп, как-то связаны с преступной деятельностью. Хотя я не представляю вашу роль во всем этом.

- И вы, мисс Лапина, значит, много встречали в своей жизни тех, кто находится, как вы выразились… по другую сторону закона? — усмехнулся Снейп каким-то своим собственным мыслям.

- В жизни, слава Богу, нет. Но видела достаточно в кино и художественной литературе, — ответила Лапина нарочито небрежно и тут же поспешила сменить тему:

- Там сова посылку принесла, требовала денег…

- Где?!

Лапина опрометью выскочила во двор и забрала лежавшую на земле бандероль с так и не съеденным обедом и выпавшие учебники. Переставив тарелку со скромным обедом на кухонную тумбу, протерла конверт и учебники влажной тряпкой. Повезло, что ни в этот день, ни в предыдущий не было дождя, и потому полежавшие некоторое время на земле предметы лишь слегка запылились — но не размокли и не изгваздались в грязи. Положила конверт на табурет, на котором недавно сидела сама, и переставила ближе к Снейпу

- Вы разучились применять “Accio”, мисс Лапина? — поинтересовался Снейп с нескрываемым злорадством в голосе.

- Отчего же? — иронично отозвалась Анна. — Но “Accio”, как известно… притягивает предмет по кратчайшей траектории. А я бы не хотела расстаться со своим обедом… И все-таки, насчет совы и денег…

- Дайте в следующий раз пять кнатов… — заметил Снейп небрежно, казалось, всецело поглощенный разворачиванием конверта.

Кнаты — мелкие бронзовые монеты, — напомнила сама себе Лапина, — самые мелкие в магической Британии. Двадцать девять кнатов — это один серебряный сикль, семнадцать сиклей — один золотой галлеон, или пять фунтов стерлингов. Вслух же сказала:

- С вашей стороны, мистер Снейп, было бы неплохо оставить… какое-то количество мелких денег здесь, на кухне. Как часто совы вам носят почту?

Снейп лишь хмыкнул в ответ, как это делал нередко, желая показать, что его не волнуют проблемы какой-то подобранки-попаданки, и развернул, наконец, пакет, содержимым которого оказалась самая обыкновенная газета под названием “Daily Prophet” — “Ежедневный пророк”. Ну как, обыкновенная… газета для магов. Впрочем, движущиеся картинки на Лапину большого впечатления не произвели: в эпоху информационных технологий, на которые пришлось становление ее личности, этими картинками была наводнена едва ли не вся реклама в интернете и не только.

Воспользовавшись тем, что Снейп увлекся чтением, девушка решила разобраться, наконец, со своим обедом. Мельком скосила взгляд на пустую кухонную тумбу, где раньше стоял магоуловитель: это хорошо, что тот старик Альбус унес прибор с собой — главное, чтобы через время не явился снова и не принес усовершенствованную модель, быстрая поломка которой выглядела бы уже намеренным вредительством.

- Итак, мисс Лапина, вы, значит, насмотрелись маггловских криминальных лент, которые преподали вам, безусловно, широчайшие познания о мире… — после некоторого молчания с сарказмом заметил Снейп, возвращаясь к первоначальной теме. — Быть может, эти “широчайшие познания”… — процедил он с издевкой, — позволят вам сделать столь же глубокомысленные выводы об Альбусе Дамблдоре? Что он тоже, как вы выразились ранее, “по ту сторону закона”?

- Хм… необязательно… — не глядя на собеседника, чуть помедлив, сказала Анна, отрицательно покачав головой, не столько отвечая, сколько рассуждая вслух, — ведь для всяких… сомнительных поручений у него уже есть вы, мистер Снейп.

- Мисс Лапина!.. — прошипел Снейп в ответ, и в голосе его Анна почувствовала угрожающие нотки. — Смотрите и читайте, чтобы не выдвигать в следующий раз идиотских гипотез!

Анна неуклюже поймала брошенную ей прямо в лицо газету и, отставив в сторону тарелку, развернула, чуть разгладив смятые только что страницы. Недавнего гостя девушка узнала сразу: среди тех, чьи фотографии поместили в номер, это был единственный старик, походивший, к тому же, на типичного доброго и мудрого волшебника из детской сказки: длинная белая борода; мантия, расшитая звездами, месяцами и прочими узорами; шапка-колпак ⁽⁶⁾. Только взгляд из-под нахмуренных бровей был вовсе не веселый и задорный, каким Лапина представляла его в самом начале визита к Снейпу, но будто бы усталый, тяжелый, укоряющий, и разочарованный одновременно. Анимация фотографии только усиливала наблюдаемый эффект. Под фотографией внизу было напечатано:

ALBUS PERCIVAL WULFRIC BRIAN DUMBLEDORE,

Order of Merlin (First Class), Grand Sorcerer, Chief Warlock of the Wizengamot, Supreme Mugwump of the International Confederation of Wizards, and Headmaster of Hogwarts School of Witchcraft and Wizardry.

- Оо!.. — не сдержала Лапина возглас своего удивления: а неплохо так устроился дедок, учитывая количество его титулов…

Орден Мерлина I степени (Order of Merlin, First Class), наверное, кому попало, не дают и Великим волшебником (Grand Sorcerer), кого попало, не называют? Или все-таки дают и называют? В любом случае, этот Альбус-много-имен-Дамблдор пользуется, по всей видимости, огромным влиянием в магической Британии. Далее, “Chief Warlock” — это, очевидно, “Главный”, или “Верховный колдун”, а Визенгамот, как уже знала Анна из учебников истории магии, это главный и единственный законодательный и судебный орган магической Британии. Дамблдор, таким образом, если не обладал всей полнотой власти в магической Британии, то определенно имел решающее право голоса в этом самом Визенгамоте и, пользуясь своим авторитетом, мог влиять на законодательство местного магического сообщества и судьбу значимых подсудимых. Что такое “Mugwump”, Лапина не знала ⁽⁷⁾, но, видимо, тоже что-то значимое, а, поскольку речь шла о Международной конфедерации волшебников (International Confederation of Wizards), это могло быть что-нибудь наподобие “Почетного члена” — в общем, понты и говорильня.

Наконец, самое главное, пусть и кажущееся самым скромным на фоне всех предыдущих регалий, “Headmaster” — то есть, “главный наставник”, или же просто директор школы Хогвартс. Хогвартс — единственная школа магии в стране, а, значит, ее директор уже сам по себе обладает немалым влиянием в обществе, так как именно в его власти находятся дети на протяжении целых семи лет и именно от него зависит, что и как дети будут учить, что и как будут думать. С другой стороны, напомнила сама себе Лапина, открытым остается вопрос об автономии Хогвартса, и со стороны магического правительства было бы весьма недальновидно упускать контроль надо образованием, но здесь и сейчас это было неважно, поскольку Альбус Дамблдор сидел на двух стульях сразу.

Анна подняла глаза, рассчитывая обсудить полученную информацию со Снейпом — иначе для чего он дал ей газету? — но обнаружила лишь пустоту напротив, и только слабая боль в плече да развернутая на столе газета напоминали девушке о том, что хозяин дома ей отнюдь не привиделся. Вымыла посуду, собрала учебники и, прихватив с собой газету, отправилась наверх: нынешний день преподнес немало странностей, о которых стоило поразмыслить — и желательно в одиночестве. Что ж, Снейп сам предоставил ей такую возможность.

Во-первых, принялась рассуждать бывшая выпускница химфака уже у себя в комнате, учитывая все, что было ей уже известно, весьма странным казалось то, что такому высокопоставленному лицу, как Альбус Дамблдор, что-то было нужно от столь незначительного человека, как Северус Снейп, который жил отнюдь не среди магов и не в процветающем богатом районе. Если подумать, то даже просто директора школ далеко не ко всем бывшим ученикам на чашку чая заходят.

С другой стороны, далеко не сразу она узнала, что некий старик Альбус — это, оказывается, А.П.В.Б. Дамблдор, директор Хогвартса, председатель Визенгамота и просто Очень большая шишка в магической Британии. Вначале же она успела предположить, что Альбус и упомянутый им Том возглавляли конкурирующие организованные преступные группировки (или коротко ОПГ) — вполне себе в масштабах в магической Британии, чье население по численности сравнимо не с самым большим поселком или районом города. Опять же, главари преступных банд обычно любят пафосные клички, а “Темный Лорд” звучит очень пафосно. Тогда, интуитивно опасаясь, что ее мысли могут услышать даже сквозь стены, девушка предпочла затолкать их подальше вглубь сознания, но первые впечатления от подслушанного недавно разговора оказались сильны и потому до сих пор были живы, и теперь, уже в безопасной (относительно) обстановке, их можно было вербализовать и обдумать.

Итак, известно, что Снейп состоит в банде некоего Тома, также известного, как “Темный Лорд”. Цели и методы “работы” этой банды были пока неизвестны, однако настораживало то, что входили в нее, судя по всему, не только бывшие (таких — половина в магической Британии), но и нынешние ученики Хогвартса. Том может отыгрывать роль “плохого парня на районе”, а может мечтать о большем, если лавры Дамблдора не дают ему покоя, и потому набирает к себе в группировку богатых и влиятельных волшебников — таких, как Малфои. Так, из слов Снейпа можно было сделать вывод, что Малфои ведут активную светскую жизнь, что так или иначе освещается в магической прессе, а сам Снейп недостаточно для них хорош, чтобы приглашать его к себе в гости. Тем не менее, Снейп был как-то связан с Малфоями, потому что говорил именно о неподходящем времени для встречи с ними, а не о невозможности такой встречи в принципе. Хм… старое школьное знакомство? Но какое значение для двух взрослых мужчин могут иметь именно школьные каникулы?

О группировке Дамбуса: чем именно она промышляла и какие в ней порядки — было известно не больше. Хотя, подумала Анна, для председателя Визенгамота и директора единственной школы магии в Британии было бы как-то несолидно “крышевать” ларьки в Косом переулке и “делить территорию”. Скорее, человек с полномочиями и возможностями Дамблдора озаботился бы поиском лоялистов на всех доступных ему уровнях, начиная Хогвартсом и заканчивая Министерством магии и Визенгамотом.

Однако намеки, прозвучавшие в разговоре, не сулили ничего хорошего, раз некая Лили погибла, спасая своего сына Гарри, а другая мать, Нарцисса, считала, что ее сыну Драко (ну и имечко!) грозила смертельная опасность, и обратилась за помощью к Снейпу. Нарцисса и Драко могли принадлежать семейству Малфоев (по крайней мере, такое впечатление складывалось из разговора), то есть, стороне конкурентов, и тогда Дамбус, вероятно, хотел завербовать Нарциссу, играя на ее страхе за сына.

Еще Дамбус прямым текстом говорил, что Том может вызвать Снейпа уже в ближайшее время. У политика Альбуса Дамблдора Снейп, безусловно, далеко не единственный информатор: в силу своего положения и, в связи с этим, обладания некоей специфической информацией, он может предвидеть определенное развитие событий, которые так или иначе заденут того самого Тома. Но как это отразится на Снейпе, а следом за ним — и ней, Анне Лапиной?

Пока же можно сделать следующие предварительные выводы.

Во-первых, Дамблдор, по всей видимости, достаточно давно занимает директорскую должность и до того немало лет проработал учителем, поэтому для него привычно снисходительное отношение и фамильярное обращение даже ко взрослым людям — как к маленьким детям и нерадивым ученикам. “Мальчик мой” — фу! Было в этом обращении что-то, помимо снисхождения и уничижения, что даже интуитивно вызывало отвращение.

Во-вторых, Снейп терпит такое обращение, хотя и не в восторге от него — и вряд ли исключительно из уважения к возрасту и положению Дамблдора, не только потому, что тот был когда-то его учителем. Последнему, по всей видимости, есть, чем надавить: вероятно, Снейп попался когда-то в прошлом на мелком или не очень преступлении или просто неоднозначной ситуации, где запросто мог оказаться виноватым. Дамблдор тогда его отмазал и теперь прочно держит на крючке. Снейп, в свою очередь, работает у Дамбуса мальчиком на побегушках и выполняет какие-то особые поручения, которые удобнее всего назначить именно частному лицу — как, например, слежка за волшебниками в так называемых магглонаселенных районах или тестирование каких-нибудь левых приборов.

В-третьих, что проистекает из второго: Дамбддор по той же причине, имея какой-то компромат на Снейпа, внедрил его связным и двойным агентом в банду Тома. То есть, именно Дамблдор — истинный “хозяин” Снейпа. Хм… догадывается ли об этом Том? Теоретически, если не дурак, то может и догадываться, но ничего не предпринимать против: потому что избавишься от одного шпиона, так через некоторое время обязательно пришлют другого. Снейп же, чтобы оправдать свое место в банде у Тома, хотя бы частью информации должен был делиться, выполнять задания со стороны врагов и тому подобное, а, значит, и от него может быть польза. И вообще, что, если Дамблдор и Том только изображают врагов и конкурентов, а на самом деле сотрудничают втайне — хоть через того же Снейпа?

Впрочем, тут же придержала Лапина свою фантазию, гадать, какие отношения связывают Дамблдора, Тома и Снейпа, можно до бесконечности, а потому бессмысленно. Важно же то, что если в будущем подтвердится хотя бы часть ее предположений, это может грозить большими неприятностями уже ей лично. С одной стороны, у нее здесь нет родственников, через которых ее можно шантажировать; с другой, по этой же причине с ней самой церемониться никто не будет. Это в обычных школах ученики — разумеется, лишь послушные и прилежные — видят директора исключительно на торжественных мероприятиях, где тот толкает пафосные речи или вручает аттестаты. С Дамбусом же, подозревала Лапина, ей наверняка придется встретиться при поступлении (должен же кто-то провести с ней собеседование); как у директора, у него легко найдется повод и достанет авторитета, чтобы вызвать к себе для беседы любого из учеников, которые на время обучения полностью находятся в его власти, и на что-нибудь уговорить.

Второе, что посчитала отметить важным бывшая выпускница химфака, то, что Дамблдор не видел ее — и даже не подозревал о ее существовании — а потому вел себя так, как обычно вел себя со Снейпом не при свидетелях, что позволило уже ей, Анне Лапиной, сделать свои выводы. Совсем иначе сложилась бы ситуация, если бы она вышла в гостиную чуть раньше, как раз тогда, когда старик только прибыл через камин, или, наоборот, замешкалась бы на кухне. Если не считать злобного выговора от Снейпа в будущем, ей бы пришлось поддерживать некое подобие светской беседы с гостем и наверняка отвечать на всякие неудобные вопросы.

Это у себя в голове она могла прокрутить много различных вариантов разговора, как и что бы она говорила, чтобы отстоять свое мнение. В реальности же… сколько помнила себя Анна Лапина, вне химфака, когда она имела дело отнюдь не с коллегами по работе, на нее легко было надавить чувством вины, авторитетом старшего, убедить в собственной глупости, ущербности и прочем — и вот она уже виновато мнется под испытующим взглядом собеседника. А если она пыталась спорить, то делала только хуже, так как чувствовала себя потом еще более виноватой, неадекватной, сорвавшейся из-за ерунды, когда могла бы “перетоптаться”, потерпеть и промолчать, а все ее аргументы, выстроенные в мире идей, умные и железобетонные на первый взгляд, рассыпались, как карточный домик, разлетались брызгами стекла…

Иными словами, у этого… директора в случае открытой встречи имелись бы все возможности для того, чтобы надавить на нее, убедить в собственной правоте, заставить сделать именно то, что нужно ему, и много чего еще. А сама Анна Лапина была бы настолько ошеломлена и растеряна, что наговорила бы слишком много лишнего — того, что можно было бы использовать потом против нее — и уж точно никак не успевала бы следить за реакцией и выражением лица собеседника. Да многое ли она могла бы увидеть, если “читать по лицам” никогда не умела, ее никто не учил этому прежде, а сама она до недавнего времени не имела достаточного желания развивать в себе этот навык и даже сомневалась, что вообще к нему способна? В конце концов, даже у знаменитого Лайтмана на освоение этой премудрости ушло около двадцати лет, которых у нее просто нет.

В очередной раз девушка задумалась о том, в какое переплетение обстоятельств она попала волею судьбы, случая или же Божественного Провидения — кому как больше нравится — а, может быть, и всего сразу. Это в прежней ее жизни у нее было, на первый взгляд, серое и однообразное, но все же стабильное настоящее и хлипкое, но все же будущее. Была интересная работа, где она чувствовала себя на своем месте, и мелкие радости в виде хобби. Был привычный круг общения из родственников и коллег по работе, не очень близких друзей, которые продолжали терпеть ее, несмотря на все ее недостатки и многочисленные ошибки, которые, тем не менее, мало на что могли повлиять в глобальном плане. И сама, по своей воле, если ее не принуждали к тому обстоятельства, Анна Лапина предпочитала в этой серости ничего не менять — чтобы не сделать хуже и не чувствовать себя потом еще более виноватой из-за проявленного своеволия.

Здесь же, в другом времени и в другом мире, пусть и похожем на ее родной, в отсутствие привычных опор в виде своего жилья, полноценной работы и базовых знаний об окружающем мире, которые в обычной жизни человек усваивает постепенно на протяжении долгих лет: вначале от родителей, бабушек-дедушек и других старших родственников, затем от учителей, из книг и познавательных телепередач уже в школьные годы — любой неосторожный шаг, любая ошибка могла привести к гибели. Здесь она никто — в самом прямом смысле этого слова: без прошлого, без будущего; без связей и без заработка — и даже без собственной крыши над головой. Здесь она тем более не может никому доверять, зато каждый может воспользоваться ее незнанием для каких-то своих целей. А потому для нее важны даже самые малые крупицы информации, даже предполагающие лишь вероятность, а не достоверность. Вот она, неопределенность Гейзенберга в действии…

Делать ставку на один лишь Хогвартс с ее стороны было действительно опрометчиво и недальновидно: ведь она не то что о магическом мире — даже о магической школе и ее руководстве ничего толком не знала, кроме самых общих вещей! А расспрашивать подробнее не стала, потому что уяснила уже, что все, что посчитал Снейп достаточным, он рассказал сам, и не хотела рисковать его шатким расположением, от которого зависело ее проживание в доме и которого она могла бы лишиться из-за своей настойчивости. И точно так же клюнула на Хогвартс: не только и не столько ради знаний и будущего диплома, который позволил бы ей легализоваться в магическом мире, но и во многом потому, что Хогвартс всего лишь за каких-то 500 фунтов стерлингов решал ее проблемы с проживанием и питанием на целый учебный год! И, что хуже всего, она не видела никаких альтернатив для себя в сложившихся обстоятельствах и просто не представляла, как выживать в чужом времени в чужой стране, не имея возможности нормально устроиться на работу: когда деньги закончатся, будет уже не до поиска новых знаний.

Получался замкнутый круг: выжить проще или, во всяком случае, больше перспектив, было в мире магическом — но чтобы в нем выжить, нужны были знания, которые следовало получить еще до полноценного вхождения в магический мир. Анна Лапина лично знала пока лишь одного волшебника — Северуса Снейпа, в доме которого жила, а с нынешнего дня, заочно — еще и Альбуса Дамблдора. Снейп, по его словам, не нуждался в ознакомительной литературе для магглорожденных, поэтому в доме ничего такого не держал и Анне Лапиной не выдал.

Но даже книг, подозревала бывшая выпускница химфака, было бы недостаточно для того, чтобы получить более-менее адекватные представления о культуре волшебников — то, что можно было узнать лишь практическим путем, наблюдая за их поведением в естественной среде обитания, слушая их разговоры, примечая, чем и как они живут. А чтобы наблюдать за волшебниками в естественной среде обитания, нужно было вначале оказаться в этой среде — том же Хогсмиде или Косом переулке — тщательно под нее мимикрируя. Вот только Снейп, помнила Лапина, сказал, что возьмет ее с собой в Косой переулок, когда она будет уже готова сама за себя постоять. Этот момент настал или еще нет? Или слова Снейпа были всего лишь словами, и он в любом случае не собирался выполнять свое обещание, а старые учебники выдал лишь для отвода глаз, чтобы занять ее время надолго?

В учебниках же, если судить, по тем, что были у нее во временном пользовании сейчас, если отбросить воду, написано будет очень мало: некие общие сведения, которые, по мнению правящей партии, полезно и одновременно безопасно знать толпе глупых и наивных подростков, и поданные, естественно, в том ключе, который нужен этой самой партии — достаточно вспомнить тот эпизод с идиоткой-ведьмой, которая якобы очень любила гореть на кострах, или что Статут о Секретности волшебники приняли, в первую очередь, якобы для того, чтобы защитить своих детей от преследования магглов. Опять же, существует такое явление, как “проклятие знания”, и в учебниках может просто не быть того, что очевидно для коренных волшебников, что передается обычно в семьях из уст в уста, от родителей к детям.

С другой стороны, очень важную информацию Анна Лапина узнала всего пару часов назад из принесенной совой газеты — обычной бульварной прессы — и эта газета была у нее сейчас с собой. Это в своей прежней жизни девушка могла позволить себе не интересоваться новостями: политические дискуссии не привлекали ее еще со школьных лет, когда она наблюдала споры пенсионеров в общественном транспорте и соседей на скамейке перед домом, и воспринимались как потенциально опасные; то, что могло касаться ее лично, ей лично же сообщали мама, однокурсники, коллеги по работе или друзья, а все прочее задевало ее не больше, чем прочих людей в том же регионе проживания и той же области занятости; информация же общего характера вроде того, кто в стране президент, была так или иначе у всех на слуху.

В магическом же мире, учитывая его масштабы, расстояние от председателя Визенгамота Альбуса П.В.Б. Дамблдора до “никто и звать никак” Анны Лапиной было на порядки меньше; как следствие, любое принятое в верхах решение уже намного более существенным образом могло задеть рядовых граждан, чем это было бы в мире большом — за исключением разве что семей, даже по меркам волшебников живших в глуши. В магическом мире, она, Анна Лапина, несмотря на значительные успехи в освоении академических дисциплин, по-прежнему оставалась сущим новичком и пасовала бы даже перед 11-летними первокурсниками, не зная элементарных вещей, которые у всех волшебников на слуху. Кто магической Британией правит и какие вообще в здешней большой деревне имеются политические партии или лидеры, влиятельные чиновники, олигархи и бизнесмены? какие недавно были приняты законы? какие случились общественные события? популярные спортивные команды и деятели культуры? Массовую информацию подобного рода можно было почерпнуть даже из такого периодического издания, как “Daily Prophet”, “Ежедневный пророк”.

Анна вновь развернула газету на странице, где впервые увидела фотографию Дамблдора и узнала о его титулах, теперь сосредоточив свое внимание уже на тексте. Громкий заголовок можно было перевести как: “МЕЖДУНАРОДНОЕ МАГИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО ОБРЕЧЕНО НА ПРОВАЛ?” — а подзаголовок ниже как: “Международный образовательный эксперимент ставит под сомнение безопасность Магической Британии?” Далее сообщалось о том, что предстоящий международный образовательный эксперимент — первый опыт такого рода в рамках международного магического сотрудничества. Что редкие иностранные волшебники и раньше частным порядком обучались в известных крупных магических школах, в том числе в Хогвартсе, но никогда прежде данный процесс не курировался со стороны Министерства магии как принимающей стороны, так и родной страны ученика. Однако недавний пример магической Германии с успешным проведением международных олимпиад по академическим дисциплинам среди магически одаренной молодежи выглядит вдохновляющим, поэтому первый международный образовательный эксперимент будет проводиться под совместным руководством Департамента международного магического сотрудничества британского Министерства магии и Департамента образования немецкого Министерства магии. К настоящему моменту эксперимент одобрен, согласован и утвержден Руфусом Скримжером, министром магии Объединенного королевства Великобритании и Ирландии. Предполагается, что в рамках нынешнего эксперимента несколько школьников-старшеклассников из Германии прибудут в Британию для обучения в Хогвартсе на один учебный год, и это будет уже полноценная интеграция иностранных студентов в учебный процесс Хогвартса — в отличие от Турнира Трех Волшебников, проходившем в Хогвартсе в 1994/95-м учебном году при участии французской Академии магии Бобатон и болгарского Института магии Дурмстранг. Если по итогам эксперимент будет признан успешным, то подобная практика в будущем распространится на обмен учениками между другими странами.

С резкой критикой предстоящего эксперимента и самодеятельной инициативы министра выступил Альбус Дамблдор, директор Хогвартса и председатель Визенгамота. По мнению великого светлого волшебника, сейчас было отнюдь не время для таких инициатив, когда Тот-кого-нельзя-называть по-прежнему жив, а многие из его приспешников — Пожирателей Смерти — продолжают разгуливать на свободе. По мнению Альбуса Дамблдора, Тот-кого-нельзя-называть отнюдь не смирился со своим поражением в июне 1996-го года, но лишь затаился, накапливая силы, привлекая новых сторонников и выжидая нового подходящего момента, чтобы попытаться захватить власть. Немецкие же ученики-старшеклассники, как считал Дамблдор, не только отвлекут на себя изрядное внимание Министерства магии, столь необходимое сейчас для выявления находящихся на свободе врагов, но могут сами, добровольно или под принуждением, пополнить ряды Пожирателей Смерти. Несмотря на разгром Гриндевальда в 1945-м, далеко не все магические семьи в Германии отказались от его пагубных идей и продолжают жаждать отмщения, передавая эту идею из поколения в поколение, чем Тот-кого-нельзя-называть может воспользоваться, чтобы убедить молодых волшебников и ведьм вступить в свои ряды. Напоминал Дамблдор также о несчастных случаях и провокациях во время Турнира Трех Волшебников, приведших к нападению чемпиона Дурмстранга на чемпиона Бобатона и гибели чемпиона Хогвартса, и о беспорядках, учиненных Пожирателями Смерти во время Чемпионата мира по квиддичу в августе 1994-го года незадолго до начала Турнира Трех Волшебников, и предрекал, что подобные события станут печальной закономерностью, если эксперименту будет дан ход. Что контроль над обучением сразу группы иностранных волшебников Министерствами магии обеих стран одновременно означает неизбежное вмешательство в государственные дела магической Британии в целом и Хогвартса в частности, а сами немецкие волшебники могут действовать как шпионы своего Министерства.

В конце Дамблдор делал глубокомысленный вывод о том, предстоящий международный образовательный эксперимент представляет серьезную угрозу для безопасности британского магического сообщества в и без того непростые времена, а потому должен быть отменен, пока еще не стало слишком поздно. Автор статьи, однако, хотя признавал доводы главы Визенгамота вескими, высказывал свои сомнения о том, что эксперимент удастся отменить или что это будет сделать просто, поскольку немецкая делегация уже прибыла и в настоящий момент знакомится с культурой и достопримечательностями магической Британии.

Анна шумно выдохнула, дочитав статью до конца и осознав смысл прочитанного. Куда она вообще попала?! Жизнь в доме у Снейпа на отшибе, в полной изоляции от информационного фона, охватывающего местное магическое сообщество, создало иллюзию маленького, спокойного и безопасного мирка, а тут вон какие страсти кипят, оказывается. Вдобавок к бандам Тома и Дамблдора, появились некие Пожиратели Смерти, которых возглавляет субъект, чье имя почему-то нельзя называть, и этот субъект жаждет — немного-немало — захватить власть в магической Британии, а страна стоит, по сути, на пороге гражданской войны. Более того, этот Неназываемый субъект, судя по оговоркам и намекам в статье, успел навести немало шороху в предыдущие годы, и его реально боятся: прямо маньяк какой-то! И ведь она сама недавно размышляла о том, что рано или поздно должен был появиться лидер, который заставил бы магическое сообщество “рвануть” — и вот, пожалуйста, “рвануло”…

Отдельно стоило обратить внимание на личность Гриндевальда, упомянутого Дамблдором, скорее всего, не просто так. У британских волшебников имя Гриндевальда было, видимо, на слуху и потому не требовало дополнительных пояснений. Анна Лапина же, с магическим миром почти незнакомая, могла предположить лишь, что это был чокнутый немецкий маг, который “веселился” то ли на пару с Гитлером, то ли отдельно от него, но в одно и то же время — и оба потерпели поражение в 1945-м, как можно было понять из текста статьи. И здесь, внезапно поняла бывшая выпускница химфака, она может только гадать, как глобальные события XX века, такие как мировые войны, революции, массовая индустриализация и прочее, отразились на мировоззрении и укладе жизни волшебников разных стран. А потому Дамблдор, учитывая его немалый как жизненный, так и политический опыт, мог с равной вероятностью как давать честную и правдивую оценку ситуации с образовательным экспериментом, так и намеренно преувеличивать исходящую от него опасность.

В первом случае, рассуждала Анна, немцы, если их-таки примут в Хогвартс, могут запросто испортить ей жизнь, а Дамблдор… девушке он показался тем еще манипулятором. Он мог бы запросто ее использовать в своих планах, но по факту не помочь никак, или помочь, но так, что она, как тот Снейп, была бы всю оставшуюся жизнь у него на крючке — чего Анне Лапиной совсем для себя не хотелось.

Во втором случае повышенное внимание общественности и контроль со стороны сразу двух министерств могли бы помешать уже самому Дамблдору в обстряпывании каких-нибудь тайных дел под прикрытием Хогвартса, а потому он так резко настроен против эксперимента. Что же до немцев, тут, подумала Анна, серединка на половинку: она знает язык, а потому может узнать, как устроено магическое сообщество Германии, какие там есть возможности и ограничения — в конце концов, на одной магической Британии свет клином не сошелся, а свои гады есть везде.

Еще один повод для размышлений бывшей выпускнице химфака дали странные для человека постороннего названия школ. Так, полное название школы Хогвартс на языке-оригинале выглядело как "Hogwarts School of Witchcraft and Wizardry" — но что оно означало, и как соотносилось с ним содержание обучения? Корень "hog" можно было перевести как "кабан", "свинья", "боров", "вепрь", тогда как "wart" — "бородавка", "нарост", а все слово целиком как — "кабан-бородавочник". Вероятно, полагала Анна, была какая-то старая история, связанная с кабаном, давшим название магической школе на многие века вперед — подобно тому, как шотландцы поместили на свой герб чертополох в память о том, как еще в далеком средневековье благодаря данному растению сорвалось нападение викингов на одно из прибрежных поселений.

С другой стороны, следовало помнить, что Хогвартс был основан более тысячи лет назад, когда единых норм правописания и произношения еще не существовало, а латиница еще не полностью вытеснила руны из повсеместного употребления. В таком случае корень "wart/ward" мог означать "страж", "хранитель", "попечительство", "место или объект под охраной, зашитой или контролем", а слово "Hogwarts" целиком можно было, таким образом, перевести как "вепрь-страж", "место вепрей" или "место, посвященное вепрям". Как следствие, вепрь приобретал значение уже символа культа, гербового или тотемного животного. Характерно было и название деревни недалеко от Хогвартса: "Hogsmeade" — то есть, "кабаний луг".

Далее, "Wizardry" — это, очевидно, "волшебство", но "Witchcraft"? "Ведьминское ремесло", "ведовство", "ворожба", "черная магия", "чародейство", то есть, понятия, употребляемые традиционно в отрицательной коннотации. Или "Witchcraft" и "Wizardry" в данном случае следовало понимать как синонимы, используемые вместе для того, чтобы название вышло более "развесистым" и броским?

Во французском Анна Лапина была не сильна. Когда-то их класс на протяжении учебного года изучал этот язык вместо английского; тем не менее, ее остаточных знаний хватало для того, чтобы перевести название французской школы магии "Beauxbâtons". Получалось нечто вроде "красивые волшебные палочки/посохи/жезлы" — подходящее название для школы магии, вот только Бобатон гордо именовал себя не школой, а целой Академией (“Académie de Magie Beauxbâtons”, как следовало из сноски на языке-оригинале). И снова Лапина задумалась: это просто понты, или последние два или три года в школе, как минимум, во Франции, волшебники действительно получают некое подобие общего высшего образования, более узкую специализацию осваивая уже на практике?

Аналогичным образом “повысил” себя до “Института” Дурмстранг, только, в отличие академии или университета, институт предполагал узкую специализацию как в направлении образования, так и в направлении исследований. Но, что поразило Анну Лапину гораздо больше: почему автор статьи назвал “болгарской” школу с явно немецким названием?! Только потому, что выбранный от Дурмстранга чемпион был болгарином, а где находится сам Дурмстранг, никто толком не знает? Потому что, в отличие от французского Бобатона, полное название Дурмстранга на языке-оригинале даже не напечатали сноской внизу страницы. На мгновение даже стало интересно, не посмеялись ли, читая “Пророк”, сами немцы с этой статьи?

На первый взгляд, название “Durmstrang“ выглядело очевидной анаграммой на “Sturm und Drang” ⁽⁸⁾, однако казалось весьма сомнительным, чтобы школа магии, названная “одной из старейших в Европе” (после, разумеется, Хогвартса) была основана уже на рубеже конца XVIII — начала XIX веков. Возможных значений слова “Durm” девушка припомнить не могла, но если допустить чередование “Durm/Turm”, то последнее можно было перевести как “башня”, “вышка”, “колонна” или “тюрьма”, тогда как “Strang” — “линия”, “ветвь”, “нить”, “канат” и много чего еще в зависимости от контекста. И получалась в итоге… хм… “линия из башен” или “ряд башен”? Во всяком случае, подобный вариант перевода не был лишен смысла и мог отображать видимое устройство Дурмстранга. Или же “Durmstrang” могло быть полностью или частично заимствованным из северо-германских, то есть, скандинавских языков, все знание которых для бывшей выпускницы химфака ограничивалось лишь несколькими словами — даже не фразами.

* * *

На первой странице, которую Лапина вначале пропустила, была размещена крупная фотография мужчины в возрасте ⁽⁹⁾, но еще далеко не старика — уж точно моложе Дамблдора. Присмотрелась внимательнее: губы плотно сжаты, лицо напряжено — этот человек, наверное, очень энергичный и деятельный, однако к пафосным речам, характерных для многих политиков, не привычен. Брови нахмурены, как если бы человек думал о чем-то важном и одновременно тяжелом, лицо обрамляет своеобразная грива взъерошенных не то русых, не то тускло-рыжих, не то светло-каштановых волос, среди которых уже начинает пробиваться седина. Маленькие прищуренные глаза, сурово смотрящие из-под этих огромных бровей, будто бы стремятся пригвоздить к месту и просветить насквозь, как рентгеном. Образ в целом навевал мысли о хищном звере — гепарде или рыси — затаившемся и приготовившемся к прыжку. Подпись внизу под фотографией гласила:

Rufus Scrimgeour, Minister for Magic.

“Так вот ты какой, министр магии Руфус Скримжер”, — почему-то усмехнувшись про себя, подумала Лапина. В отличие от Дамблдора, Скримжер был одет не в расшитый узорами халат и колпак, как обычно изображают сказочных волшебников, а в деловой мужской костюм по моде конца XIX — начала XX веков, с накинутыми поверх плащом и шарфом. Не мог он и похвастаться большим количеством важных титулов — за исключением наверняка временной должности министра. Сравнивая впечатления как от подслушанного не так давно разговора, так и от увиденных в газете фотографий, девушка подумала, что Дамблдор — тот еще профессиональный лицедей и, в отличие от Скримжера, наверняка очень хорошо умеет возить языком — иначе не получил бы в свои руки такую огромную власть. Пожалуй, даже если бы она смогла разглядеть его характер под всей этой мишурой, встреться они лицом к лицу, вряд ли бы ей удалось уйти из их возможного словесного поединка хотя бы непобежденной. То же, впрочем, можно было бы сказать, наверное, и о гипотетической встрече со Скримжером, только последний предпочел бы, скорее, действовать прямо и жестко.

Статья была озаглавлена как: “ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!” Ниже приводилась выдержка из речи самого Руфуса Скримжера, смысл которой сводился к тому, что Министерство делает все возможное, чтобы обеспечить безопасность законопослушных граждан и переловить оставшихся на свободе Пожирателей Смерти. Также министр напоминал всем, что Тот-кого-нельзя-называть лишь затаился на время и набирает силы, а потому гражданскому населению ни в коем случае не следует терять бдительности. Ниже приводился список рекомендаций — своего рода памятка безопасности, разработанная Авроратом под руководством Гавейна Робардса, одобренная и официально утвержденная министром Скримжером, который выражал скромную надежду, что британские волшебники не позабыли эти правила с прошлого года, а потому приводят их просто на всякий случай:

1. Не выходить из дома в одиночку.

2. Возвращаться домой и завершать свои дела вне дома до наступления темноты.

3. Проверить и обновить при необходимости защитные чары на доме.

4. Если над домом или другим зданием появится Темная метка, ни в коем случае НЕ ВХОДИТЬ в него! Следует отойти на безопасное расстояние и незамедлительно сообщить в Аврорат.

5. Составить контрольные вопросы для членов семьи и друзей, чтобы не попасться на уловку Пожирателей смерти, маскирующихся под других лиц с помощью многосущного зелья.

6. Убедиться, что все члены семьи владеют Щитовыми и Дезиллюминационными чарами, а дети знакомы с парной аппарацией.

7. Если вы заметите странное поведение члена семьи, друга, соседа или сослуживца, немедленно сообщите в Аврорат! Указанные лица могут находиться sub Imperio и представлять опасность для вас и ваших близких!

Анна еще раз перечитала речь Скримжера и список приведенных правил безопасности. Выглядело больше как отписка и имитация бурной деятельности: “мы стараемся, мы очень стараемся, но если с вами что-то случится, то мы не виноваты — мы же предупреждали”. Например, те же контрольные вопросы — какой в них смысл, если коварные и злые Пожиратели Смерти запросто могут вызнать их посредством заклинания “Imperium”, превращающего, как следует из названия, человека в послушную марионетку, а затем превратиться, в кого надо, с помощью упомянутого многосущного зелья? А “не выходить из дома в темное время суток и по одному” — это вообще нередко повод оправдать преступника и заклеймить позором жертву.

Убедиться, что члены семьи владеют нужными навыками для быстрого бегства и самозащиты? А если нет? Министерство тут же, как следовало далее из текста, рекомендовало пройти ускоренные курсы аппарации при Департаменте магического транспорта всего за 20 галлеонов с человека. Желающим же подтянуть навыки самообороны точно так же рекомендовали очередные курсы, только уже при Аврорате, за 17 галлеонов с человека. Кроме того, рекомендовалось всегда иметь при себе запас волшебных защитных артефактов, которые можно приобрести в “Волшебных трюках Уизли” (“Weasleys' Wizard Wheezes”).

Наконец, экстренная связь, упоминавшаяся, как минимум, два раза. Так-то, как уже убедилась Лапина, волшебники умели телепортироваться — то есть, аппарировать — умели путешествовать каминами, поэтому изобретать способы для быстрой связи, аналогичные телеграфу, телефону и сотовой связи в большом мире, было, может быть, для них не то чтобы совсем бессмысленно, но не слишком актуально, а обычные вопросы можно было порешать и с помощью совиной почты. Но так же точно она знала — в том числе, на собственном опыте — что аппарировать не всегда бывает безопасно, и даже если точное место назначения хорошо известно, аппарационное заклинание может сбиться и забросить куда-нибудь совсем не туда. Она догадывалась, что далеко не все взрослые волшебники умеют аппарировать, не говоря уже о детях. Наконец, неизвестно было, какое у аппарации было ограничение по дальности. Опять же, бывают случаи, когда с человеком необходимо срочно связаться, а его местонахождение совсем неизвестно.

Иными словами, какие-то способы для экстренной связи или вызова тех же Авроров вроде 911 или 112 у волшебников должны быть. Вопрос: какие? Нужно ли для этого отдельно приобретать какой-то специальный артефакт? Или существует специальное палочковое заклинание, настроенное исключительно на срочный вызов авроров? Снейп в самые первые дни ее пребывания у него в доме упоминал о магической больнице св. Мунго — значит, должен быть и свой аналог “скорой помощи”. В любом случае, постановила сама себе Анна Лапина, о способах экстренной связи следует расспросить Снейпа при первой подходящей же возможности — и на этот раз не дать ему увильнуть.

* * *

“Ежедневный пророк” был рассчитан на самую широкую, массовую аудиторию, поэтому вслед за основными новостями политики редакторы разместили немного светской хроники и новостей из местного мира шоу-бизнеса. Так, узнала Лапина, не далее, как вчера, Нарцисса Малфой (в девичестве Блэк) с благотворительным визитом посетила больницу Св. Мунго, специализирующуюся на магических болезнях и травмах. В ходе визита миссис Малфой произнесла полную пафоса и назидания речь о том, какую важную и трудную одновременно работу выполняют целители, как высоко их усилия ценит магическое сообщество Британии и Ирландии и как глубоко им благодарно — после чего, в торжественной обстановке, передала главному целителю больницы пожертвование на сумму в 7200 золотых галлеонов. К акции миссис Малфой охотно присоединились присутствовавшие на приеме волшебники и ведьмы.

На фото Нарцисса Малфой выглядела как светловолосая элегантная, ухоженная женщина средних лет с мягкими и правильными чертами лица, но надменным взглядом ⁽¹⁰⁾. Такая, подумала Лапина, органично смотрелась бы среди важных гостей на приеме в Букингемском дворце или Альберт-Холле — если бы, конечно, заменила свои готичные украшения: кольцо-череп и серьги-пауки — на что-нибудь более классическое. Отдельно сообщалось, что на благотворительном приеме в больнице присутствовал сын Нарциссы, тот самый Драко, перешедший недавно на седьмой и последний курс Хогвартса, однако его фотографии не приводилось.

Анна усмехнулась про себя: как тесен магический мир, и Нарцисса с Драко оказались теми самыми Малфоями. Семейство явно любит эпатировать и выделяться — как именами, так и стилем в одежде — и на их членство в одной из ОПГ общество, очевидно, будет закрывать глаза до тех пор, пока Малфои будут сохранять достаточно влияния богатства, чтобы с ними считались. Ну, или пока возможные выкрутасы Малфоев меркнут на фоне того, что устраивают Пожиратели Смерти.

Narcissa Malfoy (née Black)

Madam Celestina Warbeck Spellbound

The Weird Sisters

Также редакция “Ежедневного пророка” напоминала всем читателям, что в ближайшую субботу, 26-го июля, на Каркиттской площади в шесть часов пополудни состоится концерт популярной джазовой певицы, волшебницы Селестины Уорбек (Celestina Warbeck): собранные средства пойдут в пользу больницы магических болезней и травм Св. Мунго; аккомпанировать мадам Уорлок будет мадам Блетчли. А на субботу, 16 августа, там же, на Каркиттской площади, были запланированы выступления таких музыкальных групп, как “The Rhythmic Runes” (4 p.m.), “Spellbound” (5 p.m.) и “Weird Sisters” (6 p.m.), чьи названия Лапина перевела для себя соответственно как “Ритмические руны”, “Зачарованные” и “Странные сестрички”.

Журналисты, подумала Лапина, бегло просмотрев статью, оказались одинаковыми в обоих мирах: объяснять непосвященным, кто такие Пожиратели Смерти, Гриндевальд и Тот-кого-нельзя-называть, что такое Темная метка, мы не будем — это и так все знают, зато потрясти в 100500-й раз грязным бельем популярных и не очень певцов и музыкантов — это мы всегда можем.

Так, о Селестине Уорбек, которая оказалась улыбчивой темнокожей женщиной с пышной короткой стрижкой, сообщалось, что она аж целых три раза была замужем и два (!) раза успела развестись — словно подобное не было в порядке вещей для поп-звезд и знаменитостей. В настоящее время супругом Селестины являлся некий Ирвинг Уорбл (Irving Warble), композитор, сочинявший музыку и аранжировки для ее же песен, а от второго брака имелся единственный, уже взрослый сын. Родившаяся в 1937-м году, Селестина Уорбек была популярна преимущественно среди своих же ровесников, поколения нынешних родителей, бабушек и дедушек, которым сейчас было от 45 до 65 лет, и свой сценический образ выдерживала в стиле 1960-х ⁽¹¹⁾, когда и она сама, и ее преданные поклонники была молоды и полны надежд, и вся жизнь, казалось, еще впереди.

Основной аудиторией группы “Странные сестрички”, все члены которой окончили Хогвартс в период 1989-1992 годов, закономерно являлись нынешние подростки и молодежь в возрасте от 13 до 30 лет. Газетчики, естественно, не удержались от того, чтобы не пройтись по личной жизни каждого из членов группы: кто с кем встречается, кто с кем расстался, кого с кем недавно видели и тому подобное. Особенно смаковали подробности в отношении бас-гитариста Донагана Тремлетта, который в 1995-м году женился на некоей Шевонн О’Флаэрти и в апреле нынешнего года стал отцом двух мальчиков-близнецов. Походя досталось также менее популярным группам “Зачарованные” и “Ритмические руны”. И даже если исполнитель не давал в последнее время поводов для сплетен и пересудов, ушлым журналистам это ничуть не мешало потрясти старыми скандалами и припомнить все проступки и неловкие ситуации еще со школьной скамьи.

В очередной раз глянув на фотографию “Сестричек” и припомнив странные имена в семействе Малфоев (да и Снейп, Северус чего стоил), Лапина подумала о том, насколько волшебники, с одной стороны, любили эпатировать окружающих, а с другой — с охотой эпатировались сами. Взять тех же “Сестричек”: несмотря на название группы, все ее члены были мужчинами, которые, однако, предпочитали носить длинные спутанные волосы, а на сцене выступать в темных драных балахонах и красить глаза и губы в нарочито темные цвета ⁽¹²⁾. Схожие сценические образы использовала и к той же целевой аудитории обращалась также группа “Зачарованные”, состоявшая целиком из ведьм ⁽¹³⁾. Что “Сестрички”, что “Зачарованные” в большом мире легко сошли бы за “своих” среди эмо, панков, готов и прочих неформалов и, вероятно, даже имели бы немалый успех как рок-группа. Но для обычных людей, особенно представителей старшего поколения, воспитанного в строгих рамках общественных норм и правил, это было бы непонятное сборище наркоманов, “веселых парней”, трансов, психов, фриков и прочих маргиналов. Зато волшебникам, которых шокировали три брака и два развода Селестины Уорбек, было как будто все равно.

Если же рассуждать о более серьезных вещах, то, предпочла обратить внимание бывшая выпускница химфака, британские волшебники жили, как ни странно, по григорианскому календарю — принятому в Англии с большим скандалом уже в XVIII веке, после подписания Статута о Секретности и фактического отделения магического мира от общей реальности. Тем не менее, дата выпуска текущего номера “Пророка” — 24 июля 1997-го года — в точности соответствовала текущей дате в большом мире, в частности, в “маггловской” Британии, без всякого отставания на 10-13 дней ⁽¹⁴⁾.

С другой стороны, Лапина не была уверена, чтобы волшебники точно так же вслед за магглами начали бы переводить часы на зимнее или летнее время — нововведение, призванное перенести часть светового дня на вечер и связанное с усиленным ростом промышленности и городского населения и все большим использованием электроэнергии в начале XX века. Иными словами, если представить, что тот же концерт у магов начнется в шесть часов вечера, по летнему времени у магглов, может быть уже семь часов. Окончание концерта, особенно у “Сестричек” в середине августа, может прийтись, таким образом, уже на густые сумерки — время, в которое добропорядочным волшебникам и ведьмам настоятельно рекомендуется уже находиться по домам, дабы не пасть ночной жертвой страшных и злых Пожирателей Смерти. И, снова подумала Лапина, исполнителям как будто бы хотят немного подравнять шансы: выступление “Сестричек” или Уорбек подавляющее большинство фанатов наверняка досмотрят до конца даже после наступления темноты, и многие наверняка придут компаниями — чего о менее популярных группах сказать уже будет нельзя.

* * *

Из беглого просмотра последовавшей далее спортивной колонки Анна Лапина знала о существовании весьма популярного у магов командного вида спорта под названием квиддич (“quidditch”). Четверку лидеров составляли “Паддлмир Юнайтед” (“Puddlemere United”), “Уимбурнские осы” (“Wimbourne Wasps”), “Татсхиллльские Торнадо” (“Tutshill Tornados”) и “Летучие мыши из Балликасла” (“Ballycastle Bats”), а в самом конце списка плелись некие “Пушки из Чадли” (“Chudley Cannons”). Спортом бывшая выпускница химфака не интересовалась и в прошлой жизни: дальше названий наиболее известных команд, таких как “Спартак”, “Динамо”, “Зенит”, “ЦСКА” и “Локомотив”, ее знания не заходили; по физкультуре она еле-еле вытягивала положенные нормативы и шарахалась от любых соревнований — однако это не помешало ей внезапно для себя открыть, что казавшийся до этого маленьким и замкнутым магический мирок — на самом деле не такой уж и маленький, если в нем можно было насчитать сразу 13 спортивных команд.

Оставшиеся страницы содержали астропрогноз, кроссворды и прочие головоломки, лотерейные билеты, рекламу всяких разностей, услуги местного “магазина на диване” и так называемые “письма в редакцию”. Закономерно, рассудила про себя Лапина: газета — ежедневная и рассчитана, прежде всего, на массового читателя, а магический мир (если говорить о Британии вместе с Ирландией), пусть и не такой маленький, как ей казалось вначале, но и не настолько большой, чтобы в нем каждый день случались события государственного масштаба или просто вызывающие интерес у большинства. Поэтому только пара-тройка новостей, из которых статья про “постоянную бдительность”, повторяется, вероятно, через каждые несколько номеров; прогноз, который астрологи придумывают на неделю или две вперед, возможно, не особо даже заморачиваясь — ведь хоть у кого-нибудь да совпадет; простые развлечения в виде тех же кроссвордов; реклама, за размещение которой наверняка платят, а потому за деньги можно печать хоть каждый день одно и то же. Наконец, “письма в редакцию” — опубликованные (вероятно, тоже за деньги) заметки, выражающие личные мнения читателей по вопросам преимущественно общественного характера. Например:

“Уверен(а), с Дамблдором мы будем в безопасности! Прошлый год отлично это показал. Если Тот-кого-нельзя называть снова выползет из своей дыры, Дамблдор тут же загонит его обратно!

Б.М.”

или:

“Лично я считаю Скримжера лучшим министром, что у нас был. Уж точно лучше трусливого(ой) Фадж(а) и ленивого(ой) тупицы Багнолд(а)!

Дж.Г.”

или:

“По моему мнению, роль мальчишки Поттера в происходящих событиях слишком преувеличивают. В конце концов, он всего лишь школьник. Тем не менее, я ожидаю, что в будущем, как истинный герой и сын своих родителей, он непременно пойдет служить в Аврорат и будет стоять на страже безопасности нашего мира.

К.С.”

Иные высказывались куда более радикально:

“Не понимаю, чего ждет наше Министерство и Аврорат! Этих Пожирателей уже давно пора переловить всех до единого и отправить в Азкабан! А еще лучше — казнить!

Р.А.”

Лапина не рисковала даже в мыслях судить и, тем более, высказываться публично, кого и за какие прегрешения надлежало бы приговорить к высшей мере. Потому что додуматься так можно было… до всякого, незаметно превратившись в конченого фанатика и психа, вообразившего себя “бичом Божьим” или “благодетелем общества”, якобы очищающего его от всех “недостойных”, список которых со временем будет только расти и расти… Тем не менее, она не могла не согласиться, что некоторых преступников от продолжения ими злодеяний может остановить только их собственная смерть, и Пожиратели Смерти, которых даже официальные власти признавали “национальной угрозой”, пусть и другими словами, с немалой вероятностью, могли относиться именно к таким преступникам. Встречаются ведь рецидивисты, которых лишение свободы и нахождение в тюрьме никак не отрезвляет и не исправляет — даже не вырабатывает страх наказания; такие люди могут не только не раскаиваться в содеянном, но даже искренне гордиться тем, что совершили — как и числом “ходок”, а потому ни собственная совесть, ни закон уже не остановят их от того, чтобы совершать преступления вновь и вновь.

Под некоторыми открытыми ранее темами были размещены колонки обсуждений со стороны таких же неравнодушных читателей — неравнодушных хотя бы потому, что это не комментарий на форуме или под новостной статьей в интернете по-быстрому напечатать и, тем более, поставить “лайк” или “дизлайк”. Тут заморочиться уже намного серьезнее придется: написать настоящее письмо от руки, чернилами по бумаге, послать его с совой в редакцию, да еще наверняка приложить соответствующую плату — притом, что, была уверена Лапина, публиковали в “Пророке” отнюдь не все присланные письма. Да и какая-никакая цензура, пусть даже негласная, о чем можно говорить открыто, а о чем стоит помалкивать, в общественном и политическом пространстве магической Британии наверняка существовала.

Кто-то мог бы заметить, что читать подобные сплетни уровня “бабушки на лавочке поговорили” или “на форуме нафлудили” — значит, тратить время самым глупым и бесполезным способом, но, оправдывала себя Лапина, даже из такого источника можно почерпнуть потенциально полезную для себя информацию. Так, она узнала, что насовершали Пожиратели такого, что плачет по ним не то местная тюрьма, не то виселица (или что там используют волшебники для казни?). Что перед Скримжером в министрах ходили некие Фадж и Багнолд: при одном из них, по-видимому, вылезли те самые Пожиратели во главе со своим Неназываемым лидером и начали наводить на население страх, а тот, кто был следующим, не смог справиться с ситуацией, что привело к последующему избранию Скримжера. Личные имена Фадж(а) и Багнолд(а) при этом не упоминались, а из-за особенностей английского языка невозможно было понять, о мужчинах шла речь или о женщинах.

Еще был некий Поттер, школьник, а, значит, с ним вместе ей предстоит учиться в Хогвартсе — возможно, даже на одном курсе. Поттер, судя по всему, успел как-то прославиться, и о его подвигах рассказывалось, видимо, в предыдущих номерах “Пророка”. Анне же просто стало жалко пацана, на которого уже заранее навесили кучу ожиданий, и он внезапно оказался всем должен только потому, что он однажды совершил нечто выдающееся, а его родители работают (или работали) в Аврорате. А если этот Поттер, к примеру, захочет стать спортсменом и играть в тот самый квиддич? Или вообще решит присоединиться к “Сестричкам”, чтобы круто “отжигать” на сцене? Его что тогда, объявят “изменником Родины” и приговорят к публичному четвертованию обиженными согражданами, которые “сами придумали — сами поверили”?

А еще, внезапно пришла для себя к выводу бывшая выпускница химфака, ей повезло попасть в более спокойные времена, когда Пожирателей уже приструнили, и они прячутся теперь по каким-нибудь конспиративным квартирам, но так же неприятно было осознавать, что нынешнее затишье — лишь временное. Успеет ли она отучиться до того, как Пожиратели снова начнут куролесить? Но даже если да, что ей это даст, кроме того, что она будет больше знать и уметь? Последнее, безусловно, очень важно, но вряд ли Пожиратели — такие идиоты, что нападают исключительно по одиночке, а все остальные местные маги настолько неповоротливы и тупы, что не способны продержаться против одиночного врага до прибытия авроров. Иначе для чего им даны волшебные палочки — по сути, личное оружие — еще с 11 лет? Не для того же, чтобы заставлять танцевать ананасы или превращать чайник в черепаху?

С другой стороны, в Хогвартс в этом году должны были прибыть для учебного обмена немцы. Чего от них можно было ожидать, было пока непонятно, но, решила для себя Анна, это ее шанс — прежде всего, узнать больше о магическом мире за пределами острова. В конце концов, магическая Британия — не та страна, где она родилась и выросла, а потому она могла спокойно, без лишних угрызений совести уехать в будущем куда угодно. Куда — пока не важно. А там… возможно, удастся как-нибудь окольными путями выяснить, как обстоят дела с магией и магами в России…

* * *

- А, мисс Лапина… вижу, чтение даже такой низкопробной литературы, как “Ежедневный Пророк” оказывается для вашего интеллекта вызовом… — издевательски протянул за ужином Снейп. — Таким вызовом, что вы даже не поленились составить список вопросов…

Вопросы, возникшие по ходу чтения “Пророка”, Анна действительно выписала на отдельный листок, чтобы не забыть ничего важного — на случай, если в ближайшее время ей удастся поговорить со Снейпом еще раз. “Раз” наступил тем же вечером, когда девушка шла готовить ужин на кухню: хозяин дома ждал ее за чтением книги в кресле у камина в гостиной. Не то чтобы в этом было что-то необычное, но Анна не могла даже припомнить, когда еще за последние дни видела бы Снейпа в доме столь часто.

Анна неловко пожелала доброго вечера. Снейп, на удивление, тоже расщедрился на ответное приветствие и, положив книгу на круглый журнальный столик (или приспособленный под него деревянный трехногий табурет?) проследовал на кухню вслед за девушкой. Нагревательный круг в ее распоряжении был всего один, поэтому Анна поставила вначале вариться макароны. Затем натерла сыр и подготовила сковородку, в которую положила оставшееся с прошлого раза мясо: его нужно было вначале разогреть, а после обжарить уже все вместе. Газету вместе со списком вопросов девушка положила на стол заранее — чтобы не мешались под руками. Поэтому, насколько она успела изучить характер Северуса Снейпа за прошедшие дни, ничто не могло бы помешать ему заглянуть в листок, кроме собственного воспитания — если только он, конечно, считал необходимым его проявить.

- Итак, первое, — продолжил Снейп после некоторой паузы. — “Экстренная магическая связь”. Захотели сами сдаться аврорам, мисс Лапина?

- Зачем же? — Анна демонстративно пожала плечами. — Но, например, прилетает сова, приносит посылку, а у меня волшебных денег нет.

- Но вы же как-то выкрутились сегодня из столь щекотливой ситуации, — Снейп позволил себе ехидную усмешку в ответ.

- Подходящей крысы может не быть в следующий раз. И не каждая сова удовлетворится такой заменой…

Внезапно Лапина ощутила укол сомнения: разве нужны Снейпу какие-то ее объяснения и доказательства? Разве не издевается он над ней таким образом словесно, получая от этого своеобразное удовольствие, пользуясь ее зависимым положением? Однако вопрос был очевиден, и девушка заранее подготовила на него ответ, а потому говорила сейчас спокойно и без запинок.

- Наконец… — решилась она добавить, — может возникнуть ситуация, когда мне потребуется срочно связаться с вами, мистер Снейп…

- В ваших интересах, мисс Лапина, чтобы таких ситуаций не возникало, — ответил Снейп непререкаемым и мрачным тоном, и на лицо его набежала тень.

Повисло неловкое молчание, которое Анна Лапина, впрочем, не столько заедала, сколько возила вилкой по тарелке и, стараясь не смотреть лишний раз на собеседника, размышляла о том, чего же так опасался последний. Что она может связаться с ним не в то время, когда он будет находиться не в том месте? Что она может таким образом его подставить, подвергнуть опасности? Что ему может каким-то образом (например, очень крупным штрафом или тюремным сроком) угрожать связь с нею, потому что она вынужденная нелегальная мигрантка и все такое?

В молчании же доели ужин. Анна сложила в раковину посуду, разлила по чашкам чай, помыла посуду. И, когда она уже думала, что все было зря, и вот сейчас уже она допьет чай, попрощается, пожелав “доброй ночи”, и ни с чем уйдет к себе, Снейп сказал:

- Второе, “Кто такие Пожиратели смерти?”

Снейп, как заправский чтец, держал перед собой листок на расстоянии вытянутой руки. Узкие и бледные, губы его вытянулись, изогнувшись в ехидной ухмылке, а глубоко посаженные черные глаза смотрели внимательно и пристально, словно гипнотизируя. Анна мотнула головой, отгоняя наваждение: слишком много времени — долгих нескольких секунд — ей потребовалось, чтобы осознать, что она только что услышала очередной вопрос из своего списка.

- Не догадываетесь, мисс Лапина? — тем временем добавил Снейп, и показалось Анне, она услышала в его голосе еще более грубую усмешку.

Неужели для всех местных волшебников это знание столь очевидно, что вопрос о нем вызывает у окружающих в лучшем случае недоумение, а в худшем — сомнения в умственной полноценности говорящего? Как бы: “Да ты дурак что ли, что этого не знаешь?! Это же все знают!”

- Из газеты очевидно лишь то, что эта банда намного серьезнее… опаснее… чем ваши с Дамблдором вместе взятые. Раз и Дамблдор, и министр видят в них угрозу национальной безопасности, — высказала Анна свое предположение, по-прежнему теряясь в догадках, проверял ли Снейп таким образом ее на сообразительность или же только над ней смелся. — Но что такое Темная метка? — рискнула она задать следующий вопрос уже сама. — Как эта Темная метка выглядит? Чем она опасна?

- О, мисс Лапина… поверьте: если вы увидите в небе Темную метку, вы ее ни с чем не перепутаете, — с каким-то, показалось Анне, нарочитым сарказмом отозвался Снейп. — А что до всего остального… я уже начал сомневаться в ваших умственных способностях…

Значит, Снейп все-таки ее проверял, решила для себя Лапина, и имевшихся источников информации, по его мнению, было достаточно, чтобы извлечь не самые полные, но полезные знания. Снейп только что сказал: “ если вы увидите в небе Темную метку ”, “if you see the Dark Mark in the sky”, а в “Пророке” до этого она прочитала, но только теперь обратила внимание: “Если над домом или другим зданием появится Темная метка…” — “If the Dark Mark appears over the house or other building…” То есть, Темная метка всегда появляется в небе над зданиями. Это нечто огромное и наверняка устрашающего вида, поэтому ее ни с чем не перепутаешь, и заметить ее можно издали.

А еще Темная метка — это знак Пожирателей (сейчас это уже казалось очевидным), и в этом заключалась ее главная опасность. Пусть в основном по кино, но о преступниках, уверенных в своей неуязвимости и безнаказанности, а потому намеренно оставляющих за собой характерные “следы” — из желания ли запугать местное населения, позлить и одновременно посмеяться над местными властями или всего сразу — девушка была наслышана. Иными словами, если над домом или любым другим зданием зависла Темная метка, это значит, что Пожиратели Смерти или были там совсем недавно, или еще продолжают орудовать и любого, кто окажется рядом, просто убьют как лишнего свидетеля.

Но… чем еще так опасны Пожиратели Смерти и их Неназываемый главарь, что магическое правительство явно не в состоянии с ними справиться и способно лишь напоминать населению о “постоянной бдительности”, а на разборки между Дамблдором и Томом и вовсе закрыло глаза, хотя там тоже наверняка кого-нибудь убивают? А сам Дамблдор призывает при этом ввести едва ли не военное положение в стране? Или?..

Лапина, почувствовала, как ее пробил холодный пот, пораженная внезапной догадкой: что, если те маги-террористы из 2011-го года были именно Пожирателями Смерти или их подражателями? Потому что… бывшая выпускница химфака не могла бы утверждать, что все сходится однозначно, так как данных у нее было мало, но все же…

Во-первых, запредельная и беспричинная жестокость — просто потому, что они всемогущие маги, а это беззащитные и потому слабые, ущербные магглы. Подобное, полагала Лапина, по своему изуверству, могло бы стать в один ряд с ужасами, что во время Второй мировой устраивали нацисты в устроенных ими концлагерях, захваченных городах и селах. И целью магов-террористов было явно уничтожить всех — не больше и не меньше.

Во-вторых, Министерство не только не смогло помешать террористам совершить задуманное, но также не вмешалось позже, когда катастрофа уже случилась, но еще многих людей можно было бы спасти. Выходит, силы магического правопорядка настолько уступают в численности и мастерстве тем самым Пожирателям, что не решаются вступить с ними в открытый бой и способны только призывать магическое же население к “постоянной бдительности”?

Единственным аргументом “против” было то, что никакой Темной метки она тогда не видела, но, понимала Анна Лапина, это могло вовсе ничего не значить. В том состоянии, в каком она тогда находилась, она мало на что вообще обращала внимание, ведомая лишь стремлением выжить. А за то время, что она пролежала без сознания, Темная метка могла “выдохнуться” и исчезнуть.

- Я дал вам достаточно времени, мисс Лапина... — насмешливый, бархатный голос Снейпа вернул девушку в реальность. — Извольте озвучить ваши выводы.

Анна мотнула головой. Даже если Снейп не применял на ней заклинание для чтения мыслей, это не помешало бы ему следить за сменой выражений на ее лице.

- Темная метка — это знак Пожирателей Смерти, который они оставляют на месте своих преступлений. Входить в здание, над которым висит Темная метка, опасно, потому что… в здании могут находиться Пожиратели. А если Пожиратели уже ушли… то авроры, прибывшие после, сочтут виноватым того… кого обнаружат на месте преступления, — не глядя на собеседника, ответила Лапина, выдав самые простые из своих выводов.

- Вижу, мисс Лапина, вы не совсем безнадежны… — в голове Снейпа неожиданно проскользнули нотки удовлетворения, хотя Анна не могла быть уверена, что ей не послышалось. — Что ж, следующий вопрос… “Кем был Руфус Скримжер до того, как стал министром магии?” Снова подумать, мисс Лапина, вы, как всегда, поленились? — добавил он, презрительно усмехнувшись.

- В газете не было данных… которые позволили бы предположить более или менее достоверно, — возразила Анна. — А фотографию могли сделать, когда министр пребывал в плохом настроении после тяжелого рабочего дня. То есть… он не обязательно всегда выглядит так же, как на фото.

- Значит, то, что министр давал интервью совместно с главой Аврората для вас ничего не значит? — скептически поинтересовался Снейп.

- Ничего, — ответила Анна тем же тоном, отрицательно покачав головой. — Аврорат, как я поняла… отвечает за обеспечение безопасности в магической Британии. Поэтому присутствие главы именно Аврората было уместно на интервью. А иначе… если все так связывать… как делают охочие до сенсаций журналисты… то можно подумать, что и у вас, мистер Снейп… осо-обые отношения с мистером Дамблдором… — не удержалась она от шпильки — и даже пошевелила пальцами обеих рук.

- Какие еще “особые отношения”? — недоверчиво поинтересовался Снейп.

- А это вы сами думайте, мистер Снейп, — на этот раз усмехнулась Лапина. — А насчет Аврората… интересно, это полностью независимое подразделение Министерства… которое может взять власть в… чрезвычайной ситуации? Или же... Аврорат всегда подчиняется текущему министру магии? — добавила она, задумчиво глядя в облупившийся потолок.

Как ни странно, ее новый вопрос, даже не указанный в списке, заставил задуматься и Снейпа. Или, быть может, рассуждать и думать об этом ему было проще, чем о своих “особых отношениях” с Дамблдором?

- Формально Аврорат относится к Департаменту магического правопорядка британского Министерства магии… — внезапно ответил Снейп после некоторого молчания.

Лапина кивнула. Правопорядок — это юстиция и внутренние дела, а полиция (авроры же — аналог полиции в большом мире) относится именно к Министерству внутренних дел — по крайней мере, в России.

- … однако подчиняется министру напрямую, — тем временем продолжил Снейп. — Надеюсь, мисс Лапина, вам будет достаточно такого объяснения.

- Я хочу быть уверена, что поняла правильно, — сказала Анна: привычка отвлекаться на собственные размышления во время разговора в очередной раз сыграла с ней дурную шутку. — Формально Аврорат относится к Департаменту магического правопорядка, но от него не зависит. Потому что глава Аврората… этот… Робардс, вот — подчиняется не главе Департаменту магического правопорядка, а министру напрямую. Так?

- Блестяще, мисс Лапина! — с сарказмом отозвался Снейп, аплодируя — медленно и чересчур демонстративно. — Похоже, вы способны усвоить элементарные знания. Возможно, — снова взял листок, — вы даже сможете самостоятельно ответить на свой же следующий вопрос. “У кого больше власти: министра магии или главы Визенгамота?” Итак, что думаете, мисс Лапина?

- Хм… из статей в “Пророке” следует, что… Дамблдору, как главе Визенгамота, не нравится… эм… самодеятельность министра. Из этого следует, что Руфус Скримжер — достаточно сильный и независимый министр. Но также это означает, что глава Визенгамота тоже имеет очень большую власть.

- Да будет вам известно, мисс Лапина, что Альбусу Дамблдору несколько раз предлагали стать министром магии!.. — с каким-то непонятным пафосом заметил Снейп, и Анна подумала, что прежде не замечала в нем прежде такой… не восторженности, но, скорее, преклонения перед авторитетом Дамблдора.

- Но Дамблдор каждый раз отказывался? — предположила она в ответ. — Если так, то оно неудивительно.

- Поясните, мисс Лапина… — требовательно поинтересовался Снейп.

- Смотрите, мистер Снейп. Министр — это ответственная… то есть, исполнительная власть и ответственная должность, — ответила Лапина таким тоном, как если бы репетировала доклад. — Если в стране что-нибудь случится… например, те же Пожиратели устроят слишком громкий террористический акт… для всех это будет значить, что министр себя дискредитировал… что не справился с ситуацией, не обеспечил безопасность населения, как обещал. А глава Визенгамота — это, прежде всего, профессиональный болтун… даже если вас, мистер Снейп, шокирует такое определение, — добавила она на всякий случай. — Глава Визенгамота всегда может сказать, что его не так поняли… что не поддержали, не поверили вовремя и тому подобное. То есть, он всегда может переложить ответственность на кого-то другого, а сам… остаться для всех “белым и пушистым”, с “чистыми руками”…

- Понятно, мисс Лапина, — закрыл тему Снейп. — О, надо же, последний вопрос! “Какова численность волшебников/учеников в Хогвартсе?” И как это связано, мисс Лапина?

- Я задумалась об этом еще в первый день, мистер Снейп. То есть, в день, когда узнала, что попала в прошлое. И когда вы поделились со мной некоторыми первичными сведениями о магическом мире, — Анна кивнула. — Если волшебники успешно скрываются на протяжении трех веков, значит… вас слишком мало, — на мгновение подняла глаза на собеседника. — С другой стороны, из сегодняшней газеты я узнала о существовании аж 13 спортивных команд и трех популярных музыкальных исполнителях. И ведь в газете наверняка сообщили лишь о самых известных. А сколько еще… мало кому известных групп и одиночек, которые играют, пляшут и поют в местных пабах и клубах? И я подумала, что магический мир, наверное, не настолько маленький и тесный, как мне показалось вначале. И есть формула… очень грубая и приблизительная. Она позволяет связать численность населения с общей численностью всех школьников. А поскольку Хогвартс — единственная школа в магической Британии, это будет очень простая формула.

- Вот как? — вдруг заинтересовался Снейп.

- Да, — кивнула Анна. — А еще мне нужно знать среднюю продолжительность жизни волшебников.

- Хм… когда я учился в Хогвартсе, нас было около сотни человек на курс. Хотя после СОВ для дальнейшего обучения остались не все… — задумчиво ответил Снейп, коснувшись подбородка. — А живут волшебники намного дольше магглов. Сотня лет — далеко не предел. Так, Армандо Диппет, предыдущий директор Хогвартса, умерший 5 лет назад, всего прожил 355 лет.

Лапина снова кинула, показывая, что принимает озвученные слова к сведению. Сама же подумала, что такие, как Диппет, скорее исключение, и что многие волшебники до означенной цифры в 100 лет могут не доживать вовсе — из-за болезней или последствий от воздействия каких-нибудь заклинаний. Та же трансфигурация, к примеру…

- Тогда получаем… — заговорила девушка вновь после коротких расчетов, — что всего в Британии вместе с Ирландией проживает около 10 000 волшебников. Для сравнения… население Лондона — около 7 000 000 человек, — назвала она цифру, которую помнила еще со школьных уроков английского. — Общую численность населения Британии я не знаю, но предполагаю… в 9 или 10 раз больше, чем в Лондоне, — именно такое соотношение по численности населения, насколько помнила Лапина, было характерно для России в целом и Москвы как столицы. — То есть, это будет примерно от 60 000 000 до 70 000 000 человек. То есть, понимаете, мистер Снейп? Доля волшебного населения от общей численности Британии составляет около 0.015%, 1.5/1000!

- И что вы хотите этим сказать, мисс Лапина? — скептически поинтересовался Снейп.

- То, что волшебников все-таки очень мало… — ответила Анна упавшим тоном, сама не понимая, почему. — А еще скажите, пожалуйста, мистер Снейп… правильно ли я помню, что обучение в Хогвартсе для подавляющего большинства волшебников является желанным, но… не обязательно по закону?

- Верно, мисс Лапина: в этот раз ваша память вас не подвела, — заметил Снейп со столь свойственным ему сарказмом. — Несмотря на то, что обучение в Хогвартсе является предпочтительным и желанным как для многих волшебных семей, так и подавляющего большинства работодателей, родители имеют полное право оставить своего ребенка дома для семейного обучения или же отправить учиться за границу.

Лапина кивнула: да, в “Пророке” упоминались “Бобатон” и “Дурмстранг”, которые наряду с Хогвартсом можно считать наиболее старыми и значимыми школами магии в Европе. Вслух же сказала:

- А магглорожденные? Их родителям тоже предоставляют выбор, отправлять ребенка учиться в Хогвартс или нет? И насколько вообще безопасно для юного магглорожденного волшебника… и его окружения — не учиться?

- Вы верно заметили, мисс Лапина… — Снейп кивнул, заговорив теперь ровно, без всякого сарказма, как если бы вел научную дискуссию. — Юному волшебнику или ведьме действительно необходимо учиться владеть своей силой, которая с годами только растет и становится все более разрушительной, если не заключать ее в заклинания. И если ребенок, родившийся в семье волшебников, может обучиться каким-нибудь простейшим вещам у своих родителей, то магглорожденный может обучиться владеть своими способностями только в Хогвартсе. Поэтому родителей-магглов — если они, конечно, не полные идиоты, как правило, достаточно легко убедить отпустить их ребенка учиться магии в Хогвартсе — для блага и родителей, и самого ребенка, — не удержался он от шпильки под конец.

- А есть ли ученики… которые могут учиться бесплатно? Или за сниженную плату?

- Да, есть и такие, — подтвердил Снейп. — Это магглорожденные — подданные Соединенного королевства, — подчеркнул он особенно, словно его иностранная и иновременная гостья могла об этом забыть. — И это дети сотрудников Министерства магии, а также некоторых почетных волшебников и ведьм, чьи заслуги перед магическим сообществом особо признаны Министерством магии и Визенгамотом.

- Тогда цифру в 10 000 человек можно увеличить до 15 000 — 20 000, — заключила Лапина. — Потому что… если обучение в Хогвартсе не обязательно, то… богатые семьи могут отправить своих детей учиться за границу или нанять им частных учителей. Также есть очень бедные семьи, для которых 100 галлеонов это… неподъемная сумма, особенно если детей несколько, и потому эти дети вообще нигде и никак не учатся. Но, в любом случае… это по-прежнему 0.021-0.033% от… хм… маггловского населения Британии. То есть… даже не на порядок больше.

Про себя же она подумала, что Министерству, очевидно, намного дешевле и проще полностью оплатить обучение магглорожденных волшебников в Хогвартсе, чем потом разбираться с многочисленными последствиями разрушительных всплесков магии, угрожающих Статуту о Секретности и, следовательно, безопасности всего магического сообщества.

- Все это, мисс Лапина, конечно, любопытно. И, возможно, вы сможете найти магов, которые заинтересуются подобными исследованиями… — заговорил Снейп вновь после короткого молчания; в голосе его чувствовался скепсис. — Но сейчас я хотел бы обсудить вещи, более для вас важные и полезные, мисс Лапина…

- Да-а?.. — протянула Анна сомневающимся тоном.

Неужели Снейп решил, что она успела уже достаточно подготовиться, и теперь ее можно взять в Косой переулок, чтобы купить волшебную палочку? Опять же, в Хогвартс нужно было отправить заявление и узнать о вступительных экзаменах: по каким предметам, в каком порядке и в какие дни они проводятся. Пусть она будет учиться платно, но это не значит, что она может явиться в Хогвартс в любой момент и сказать: “А вот и я! Возьмите меня тоже!”

Немцы, вон, о которых упоминалось в газете, прибыли более чем за месяц до начала учебы — “для лучшей адаптации и знакомства с культурой и достопримечательностями магической Британии”. Хотя они прибыли с официальной делегацией: в таком случае наверняка необходимо уладить множество бюрократических формальностей. Особенно если учесть, что подобный эксперимент проводится впервые, и многие процедуры еще не отлажены.

- Итак, мисс Лапина, что вы знаете о Домах Хогвартса?

- Догадываюсь, что они существуют, — ответила она скептически.

Учебник по истории магии был скуп на подробности касательно устройства и традиций Хогвартса — за подобного рода информацией следовало обращаться к “Истории Хогвартса”, которую Снейп то ли не имел, то ли не посчитал нужным выдать. Тем не менее, показалось Анне, о Домах Хогвартса Снейп говорил… пусть не восторженно и с придыханием, но именно с большой буквы: как о чем-то неотъемлемом и важном, что составляло основу как самой магической школы, так и мироздания в восприятии Снейпа.

Хм… какие-нибудь вариации на тему магических гильдий, альянсов и кланов, против которых одиночка не выдержит конкуренции, а потому обязан выбрать что-то одно? Но подобные вещи, насколько знала Лапина, практиковали обычно в MMORPG, где между игроками существовала своя грызня, переносившаяся на политику вымышленной вселенной, а в рейды за опытом и крутыми призами имело смысл ходить только группой, уже имея какой-никакой опыт и подходящие шмотки. И “клан” все это предоставлял — разумеется, на определенных условиях. В Хогвартсе же существование таких “кланов” выглядело абсурдом:

— во-первых, потому, что школой управлял единолично директор А.П.В.Б. Дамблдор с кучей других “скромных” титулов за спиной: конкуренты на его же территории ему не нужны — особенно когда уже есть Томми-бой с пафосной кличкой и своей мелкой бандой, а также, очевидно, очень большая банда Пожирателей Смерти;

— во-вторых, Хогвартс, если судить по содержанию учебников — это больше ремесленное училище, а не какая-нибудь “Академия стихий” или “Цитадель небесного грома”: крутых боевых магов специально там вряд ли готовят, тем более пачками (для этого есть Аврорат), так что существование кланов, подобных игровым, в таких условиях просто бессмысленно.

- Только догадываетесь? — удивился Снейп, недоуменно приподняв брови. В голос его вернулись ставшие уже привычными сарказм и язвительность.

- Хм… у меня были… предположения, — ответила Анна коротко. — Но я поняла, что ничего подобного в Хогвартсе быть не может.

- Вы не учились в Хогвартсе. Вы ничего не знаете даже о его Домах. Но берете на себя смелость решать, что в Хогвартсе может быть, а что не может?!

Снейп выглядел задетым. Хотя… он же сам учился в Хогвартсе, и, с его слов, не только сегодняшних, но и более ранних, для подавляющего большинства волшебников обучение в Хогвартсе — очень важный этап в жизни, которого дети ждут с нетерпением. Своего рода, “священная корова”, “столп созидания” или “основа мироздания”.

- Я подумала вначале, что это нечто вроде торгово-военно-ремесленных гильдий, — решила пояснить Лапина, не вдаваясь, однако, в подробности, — и что каждый ученик должен выбрать, к какой гильдии присоединиться. Но потом вспомнила содержание учебников… то, что вы, мистер Снейп, рассказывали о Хогвартсе прежде… и пришла к выводу, что это… хм… несовместимо.

- Ваши фантазии, мисс Лапина, безусловно, занятны, но все же далеки от истины, — скептически отозвался Снейп, поставив перед собой руки пирамидой. — Надеюсь, вы хотя бы прочли главу об основании Хогвартса и помните имена Основателей?

- Да, — кивнула Анна, — в учебнике истории это было. Основателей звали Годрик Гриффиндор, Салазар Слизерин, Хельга Хаффлпафф и Ровена Равенкло. Они выполняли поручение тогдашнего Совета магов, которые... посовещались и решили, что всем волшебникам Британии необходима единая школа и единая система образования.

- А если бы вы, мисс Лапина, удосужились прочитать “Историю Хогвартса”… — произнес Снейп такими словами и таким тоном, словно это было исключительно ее личное, Анны Лапиной, упущение, что она не читала, — то вы бы знали, что Основатели оставили после себя Дома, названные впоследствии их именами: соответственно, Слизерин, Гриффиндор, Равенкло и Хаффлпафф…

Из дальнейшего монолога Снейпа — а пересказывал он явно хорошо известный и популярный источник, скорее всего, ту самую “Историю Хогвартса”, на которую ссылался учебник истории магии в соответствующей главе — следовало, что специализации по каким-либо определенным предметам у “Домов” не было, а дополнительные предметы, которые могли выбрать себе ученики, начиная с третьего курса, к тому или иному Дому никак не были привязаны. Скорее, Дома Хогвартса (“Houses of Hogwarts”) можно было представить как некое подобие колледжей в Оксфорде или Кембридже: то есть студенческие сообщества, проживающие каждое на своей территории, объединенные общими ценностями, интересами и традициями и соревнующиеся за кубок школы. Однако если в старейших английских университетах студенческие колледжи еще были как-то привязаны к специализации, то распределение будущих учеников в Хогвартсе производилось, исходя из тех самых ценностей и интересов, которым юный волшебник должен был соответствовать уже в 11 лет.

О том, как именно распределяли учеников в тот или иной Дом Хогвартса, Снейп умолчал, однако рассказал, какие качества приветствовались в каждом из Домов. Так, в Гриффиндоре ценились храбрость, честность и благородство — однако говорил об этом Доме мужчина с неприкрытым сарказмом и неприязнью. Анна, хотя не стала задавать свой вопрос вслух, перебивая тем самым собеседника — когда еще подобная словоохотливость нападет на Снейпа вновь — для себя, тем не менее, отметила, что ей было бы любопытно узнать причины. Хотя, казалось бы, что тут могло быть необычного? Или поцапался в прошлом с кем-то из гриффиндорцев; или эти гриффиндорцы ходят в любимчиках у директора и после выпуска получают лучшие рекомендации, которые пронесли мимо носа у Снейпа. Или, как в старой байке о том, почему Нобелевскую премию не вручают математикам, кто-то из гриффиндорцев отбил у Снейпа в прошлом любимую девушку или жену — вот Снейп и обозлился на всех гриффиндорцев разом: будущих, нынешних и бывших.

В Слизерин, по словам Снейпа, отправлялись те, кто был амбициозен, хитер, готов достигать цели любыми средствами и имел при этом хорошую родословную. Иными словами, кучковалась в Слизерине в основном местная элита, а магглорожденных, как она сама, Анна Лапина, туда не брали в принципе — не очень-то и хотелось. В Равенкло, в теории, должны были собираться интеллектуально и творчески одаренные личности, тогда как в Хаффлпаффе собирались типичные середнячки, для которых главными ценностями были верность, трудолюбие и дружба — а также те, кто не подошли к остальным трем Домам.

Таким образом, имевшееся критерии отбора все же предполагали некоторую специализацию. Так, Гриффиндор, наверное, должен был выпускать воинов: если учесть, что в средневековье постоянно кто-то с кем-то воевал, то неудивительно, что вокруг Гриффиндора за многие века сложился ореол популярности и славы. Также можно было предположить, что подавляющее большинство авроров — оперативников, а не тех, кого за глаза в народе именовали “кабинетными крысами” — были выпускниками именно Гриффиндора. Из Слизерина могли выходить управленцы, политики и шпионы — то есть, те, для кого “цель всегда оправдывает средства”, а успех заключался в том, чтобы для каждой работы найти подходящего исполнителя и после собирать сливки, а не делать все самому. Хаффлпафф, в противоположность и Гриффиндору и Слизерину, выпускал мирных обывателей, хороших трудолюбивых исполнителей и честных предпринимателей. Равенкло же мог быть колыбелью для будущих ученых, философов и новаторов, а также представителей различных творческих профессий: художников, писателей и поэтов, музыкантов и тому подобных — то есть, всех тех, кто обладал нестандартным мышлением и склонностями слишком “воздушными”, не подходящими предыдущим трем Домам, как бы иронично оно ни звучало по сравнению с тем, что озвучил ей только что Снейп.

Когда же Лапина поделилась своими размышлениями со Снейпом, тот посмотрел на нее вначале, словно на диковинный экспонат в музее, после чего соизволил-таки заметить, что в подобном ключе еще никто не думал. Мало того, добавил он тоном злобной шутки, большинство волшебников свято уверены в том, что даже во времена Основателей — а это около тысячи лет назад — Хогвартс был таким же, как и сейчас. И сразу же предупредил ее, чтобы она не поступала ни в Гриффиндор, ни в Слизерин (а там что, можно свои предпочтения озвучивать?), и задал вопрос: почему?

Девушка задумалась. Допустим, со Слизерином понятно: во-первых, родословной не вышла; а во-вторых… нельзя сказать, что она совсем не была волевой по натуре, но даже те немногие зачатки, что у нее имелись, подвергались тщательной прополке в процессе воспитания: “своеволие — плохо”, “мностяжание — грех”, “женщина не должна быть карьеристкой”, “женщина должна быть послушной, а не властной и сильной”, “не иди по головам”, “не изобретай атомную бомбу”, “думай о последствиях”, “выбрала — терпи, а не бегай, чуть что, от трудностей” и тому подобное. То есть: “ты учись хорошо — но ради послушания, а не потому, что это приносит тебе моральное удовлетворение и повышает чувство собственной важности”, “не стремись достигнуть большего”, “ошибаться нельзя”, “помни о том, что твои достижения могут принести зло в мир” — так она интерпретировала для себя поучения и предостережения со стороны мамы, бабушки и отца Н., ставшие своего рода ограничивающими убеждениями, предписывающими тихо сидеть на месте не делать ничего такого, что выходило бы за некие безопасные и привычные рамки.

Анна понимала: в том, что ей удалось хоть чего-то добиться в прошлой жизни, не было никаких ее заслуг. Сама она не сорвалась бы и не поехала поступать в МГУ (ведь хорошие девочки так не делают), если бы не учителя, которые хвалили ее школьные успехи, и не мама, которая сама же выступила с инициативой отвезти дочку в Москву — потому что сама когда-то хотела учиться, да не пустили, а потом, за всеми заботами и невзгодами, и желание такое пропало. Сама она не пыталась даже искать подработки — это шеф, видя, как много времени она проводила в лаборатории, пытаясь угнаться за однокурсниками и хоть как-то улучшить практические навыки, официально устроил ее на кафедру, где она впоследствии осталась, рекомендовал в аспирантуру, выбивал ей стипендии и тому подобное. И если бы ей пришлось вдруг искать новую работу, то, сознавала Лапина, она с треском провалила бы любое собеседование — потому что в XXI веке работодатели в потенциальных сотрудниках искали, прежде всего, упорство, целеустремленность, стрессоустойчивость, коммуникабельность, стремление к лидерству и прочие подобные качества, которыми она никак не обладала. А, значит, и в Слизерине местные старшекурсники-мажоры ее, как пить дать, растопчут.

Гриффиндор же, как думала Лапина, не светил ей отчасти из тех же соображений, что и Слизерин — а именно из-за ее безынициативности, страха провалиться и сделать что-нибудь не так, получить за это порицание и далеко идущие неприятные последствия. Даже ее мама удивлялась потом, а чего это дочка выросла такой трусливой перестраховщицей, переживающей, что ее непременно поругают, и боящейся малейших опасностей. Это во-первых. А-вторых, продолжала рассуждать Анна, ей среди гриффиндорцев, ребят в основном инициативных, общительных и храбрых, будет некомфортно еще и в силу своего замкнутого характера и склонности к размышлениям. Она хотела бы просто спокойно учиться, а не участвовать во всяких “капустниках” и прочих видах общественной деятельности, призванных якобы сплотить команду и показать всем свою крутизну. И точно так же понимала, что такая, какая она есть, у тех же гриффиндорцев она будет вызывать раздражение, неприязнь и стремление “проучить”. Смысл?

Однако весьма сомнительно, снова подумала Анна, чтобы Снейп задал ей этот вопрос исключительно для того, чтобы она занялась самоанализом. Какие выводы она должна сделать? Что ей еще известно?

Хогвартс — единственная школа магии в Британии и, таким образом, имеет важное стратегическое значение. Тот, кто управляет Хогвартсом, по сути, творит будущее магической Британии, влияя одновременно как на мировоззрение юных волшебников, так и на их подготовку. Так, профессии авроров и целителей — пожалуй, самые важные в магическом мире — в совокупности требовали высокие баллы СОВ по пяти предметам сразу: трансфигурации, чарам, ЗОТИ, гербологии и зельеварению. И именно в компетенции директора лежала обязанность подобрать подходящего учителя по каждому из изучаемых в школе предметов.

В настоящее время директором Хогвартса является Альбус Дамблдор — он же председатель Визенгамота и обладатель еще кучи разных титулов и заслуг. Есть министр Скримжер, с которым у Дамбдора разногласия — в том числе касаемо Хогвартса. Есть некий Томми-бой, выпускник Хогвартса, пафосно именующий себя Темным Лордом, собравший при себе влиятельных и богатых шишек наподобие Малфоев. Последние, судя по имеющейся о них информации, как раз подходили Слизерину, где собиралась как бы местная элита.

Снейп служит между Дамблдором и Томми-боем не то связным, не то двойным агентом, не то и тем, и другим одновременно. Дамблдор спрашивал Снейпа, бывал ли тот у Томми-боя недавно и, узнав, что нет, уверенно предположил, что Томми вызовет Снейпа в ближайшее время. То есть… Дамблдор опасается возможных действий Томми? Считает его значимым лицом и… если не совсем равным конкурентом, то близким к тому? А еще… как уже предполагала Анна ранее, параллельно директор для каких-то личных целей мог организовать уже свою группировку, куда входили, в том числе, ученики Хогвартса. И в группировке Томми тоже состояли ученики. А что, если?..

- … таким образом, и Гриффиндор и Слизерин представляют собой различные политические группировки, борющиеся за власть и влияние, — подвела итог Лапина уже вслух. — Если это так, мистер Снейп, то я действительно должна поблагодарить вас за… такой ценный совет, — и кивнула в подтверждение своих слов.

Снова повисло молчание. Девушка встала из-за стола, набрала в чайник воду и поставила на нагревательный круг, продолжая чувствовать на себе пристальный взгляд недавнего собеседника. Она сказала нечто совсем несуразное? Или Снейп не привык, чтобы его благодарили?

- Вы… правильно ответили, мисс Лапина… — Снейп первым оборвал повисшее неловкое молчание.

Если бы Анна не перемыла к тому времени всю посуду, то непременно бы что-нибудь уронила и разбила — настолько неожиданным было для нее только что услышанное.

- Хогвартс действительно можно представить как своеобразную арену для борьбы двух политических группировок… — Снейп говорил нарочито медленно, сцепив пальцы замком. Сейчас, уже развернувшись к нему лицом, Анна даже при полном у себя отсутствии физиогномических навыков могла видеть, насколько для него непривычно кого-либо хвалить и поощрять. — Одну из них возглавляет Альбус Дамблдор. Он активно покровительствует Дому Гриффиндор, где собираются в основном те, кто поддерживает его идеологию. Альбус Дамблдор… он выступает за равенство возможностей для всех волшебников и сближение с магглами. Вы понимаете, о чем я говорю?

- Э… хм… если не считать вашей личной… слишком явной неприязни к Гриффиндору… несмотря на то, что вы… лично знакомы с директором… я предполагаю… — девушка отвела взгляд и ненадолго задумалась, — выравнивание по… хм… наименее способным… э… перекос в правах в пользу меньшинств для… э… формального обеспечения политкорректности?.. Просто… в мое время в большом мире именно таким образом... в странах Запада начали извращать идею о равенстве возможностей. Но… даже если оставить в стороне политику… я помню, как училась в школе. Учителя ориентируются, как правило, по самым слабым ученикам в классе… потому что обязаны учить всех, а не только отличников.

- Очень хорошо, мисс Лапина, что вы это понимаете, — как ей показалось, снисходительно ответил Снейп.

- Но… то ли я неправильно поняла, то ли не так расслышала… — продолжила Анна. — Действительно ли этот ваш Дамблдор... выступает за сближение с большим миром? Это же приведет к концу для магов!

- Дамблдор придерживается так называемых прогрессистских взглядов и считает, что сближение с магглами, безусловно, пойдет на пользу магам… — уклончиво ответил Снейп.

Анна удивленно вскинула брови: Снейп, сам того не ведая, подтвердил ее первоначальную гипотезу о намеренном сближении магов с большим миром, сформированную ею вскоре после изучения имевшихся томов по истории магии. И даже если Снейп не был согласен с Дамблдором… так ли это важно, что он там себе думал?

- Дамблдору противостоят сторонники чистоты крови, — продолжил Снейп после некоторого молчания. — Они считают губительным для магического мира не только сближение с магглами. Прежде всего, считают чуждым и опасным элементом для магического мира волшебников в первом поколении. Магглорожденных, как вы, мисс Лапина. Как можете догадаться, сторонники чистоты крови идут в основном в Слизерин.

- Да, — кивнула Лапина, — вы уже говорили, что для этого дома важна родословная.

- Кроме того, между Гриффиндором и Слизерином существует затяжная вражда, которая, по официальной версии, — подчеркнул Снейп, — тянется еще со времен Основателей. Поэтому, я надеюсь, вы понимаете, почему вам не следует поступать ни в один из этих домов.

- А Равенкло и Хаффлпафф? — осторожно поинтересовалась Анна. Снейп показал в очередной раз, что умеет нормально объяснять, а не только плеваться ядом, но перемену его настроения предсказать было никак невозможно: кто знает, какой вопрос может оказаться последним и разозлить его? — Они тоже… поддерживают каких-то лидеров? Или соперничают исключительно внутри школы?

- Равенкло и Хаффлпафф… можно сказать, что они нейтральны… — скептически заметил Снейп. — Но и там, мисс Лапина, я не советовал бы вам высказывать свое мнение открыто.

- Спасибо за совет, мистер Снейп, — ответила Лапина, кивнув в знак благодарности. — Однако я бы хотела обсудить еще одну тему.

- Мордред, мисс Лапина! Что вам еще надо?.. — раздраженно отозвался мужчина.

Время было уже позднее, и Анна прекрасно понимала, что наверняка утомила Снейпа своими расспросами и необходимостью терпеть свое общество в целом — подобным же образом она надоедала некоторым своим одногруппникам в студенческие годы. Но завтра — это завтра: она может вообще не увидеть Снейпа; Снейп может отказаться с ней говорить. То же можно было сказать и о любом из грядущих дней, которых оставалось все меньше до начала учебного года. А потому действовать следовало сейчас, пока Снейп еще согласен вести с нею диалог.

- Мистер Снейп, вы сказали, что… проводите меня в Косой переулок… когда я освою программу Хогвартса хотя бы на уровне СОВ. Я приняла это условие и старательно занималась. Я думаю, сейчас я уже готова и смогу пройти собеседование в Хогвартс.

- Вы так в этом уверены, мисс Лапина? — саркастично поинтересовался Снейп, даже не думая скрывать своего сомнения.

- Не вижу смысла тянуть. И заявление в Хогвартс тоже следует подать в ближайшее время… пока еще не поздно, — деловито отозвалась Лапина.

- Готовы ли вы, мисс Лапина, это еще предстоит проверить... — заметил Снейп с каким-то странным предвкушением: так, подумалось Анне, мог бы говорить преподаватель, находящий удовольствие в том, чтобы валить студентов на экзаменах и докапываться до мелочей с целью, опять же, завалить. О некоторых таких преподавателях на химфаке ходили легенды, и в прошлом девушка не раз размышляла и благодарила Бога о том, что ей повезло учиться не у кого-нибудь из них. — А что касается вашего заявления в Хогвартс...

Мужчина встал из-за стола и, обойдя его, угрожающе навис над собеседницей, упершись руками в стену по обе стороны от нее, отрезая всякую возможность отступления. Анна невольно вжалась в стену, чувствуя неловкость и животный страх, словно загнанный в ловушку зверь: никогда еще Снейп не подходил к ней так близко — и никогда прежде она не была столь уязвима перед ним. Черные глаза напротив, совсем рядом, будто гипнотизировали, принуждая покориться: против него она бессильна, надежды нет…

- … вам следует позаботиться о правдоподобной легенде для себя, — слова Снейпа доносились, как сквозь вату. — В Хогвартс иностранных учащихся, конечно, принимают, но, согласитесь, мисс Лапина, это же странно, что вы… вместо того, чтобы учиться магии где-то там у себя в России, поехали аж в Шотландию, — добавил он злорадно, и, резко выпрямившись и отойдя назад, как всегда, не по прощавшись, покинул кухню.

Анна несколько раз мотнула головой, переводя дух и отгоняя наваждение. Снейпа она решительно не понимала: к чему было устраивать этот дурацкий спектакль и нагонять страх? Ведь мог бы просто указать на недостатки ее плана — на самом деле весьма существенные, но которые за всеми заботами и интенсивной подготовкой к Хогвартсу абсолютно выпали из ее внимания — и уйти, а не изображать недоделанного злодея из фильма ужасов. Но даже без этого пищи для размышлений хватало с большим избытком: никогда еще за все время своего пребывания в прошлом девушка не узнавала так много за один день.

Тем же вечером Анна Лапина записала у себя в дневнике:

24.07.1997

Сегодня к Снейпу приходил старик по имени Альбус П.В.Б. Дамблдор (Albus Percival Wulfrick Brian Dumbledore). На примере Дамблдора сегодня мне удалось узнать, что волшебники путешествуют каминами — но не вылетают в трубу на метлах, а появляются и исчезают в специальном зеленом пламени, как в порталах из “Героев III”. Почту у волшебников носят совы, и им — внезапно — положено платить. Сегодня сова принесла газету “Ежедневный Пророк” (“Daily Prophet”). Сейчас подумала, и мне кажется странным: если это подписка, то почему совы не прилетали раньше? Ведь услуга “сегодня мне доставьте туда, а завтра сюда”, по идее, должна стоить дорого. Более того, Снейп лишь мельком проглядел газету, “отдал” мне, а после не потребовал и не взял обратно, словно там не было ничего для него нового/важного/интересного. Но не для меня же, в конце концов, заказывал Снейп этот номер?

Принципиально со своему содержанию волшебные газеты почти не отличаются от обычных: новости политики, спорта, шоу-бизнеса, гороскопы, кроссворды, всякий треп. Разве что изображенные на фотографиях люди двигаются, как на анимированных *.gif-изображениях, где поочередно активируется каждый из слоев — и так по кругу. Для нынешнего времени это, конечно, “Вау!” и “Круто!”, но в 2011-м подобными вещами уже никого нельзя было удивить. В “Пророке” эта анимация гораздо чаще вызывала раздражение, да только к волшебным газетам не прилагается свой вариант AdBlock’а, чтобы “успокоить” эти снимки.

Самого Дамблдора я видела только на фотографии в “Пророке”(оттуда же узнала, как его зовут) — и слава Богу! Впрочем, гораздо важнее то, что этот Дамблдор не видел меня и не подозревает о моем существовании здесь. Однако мне удалось подслушать их разговор. В совокупности из подслушанного разговора и статей в “Пророке” мне удалось узнать, что:

1) Альбус Дамблдор — директор Хогвартса, председатель Визенгамота по совместительству и обладатель еще кучи почетных титулов и наград. Высшую должность министра магии в исполнительной власти у волшебников занимает в настоящее время некий Руфус Скримжер (Rufus Scrimgeour). Снейп намекнул, что раньше этот Скримжер был главой Аврората (Auror Office).

По словам Снейпа, Дамблдору уже несколько раз предлагали должность министра, но он каждый раз отказывался. По мне, так неудивительно: у Дамблдора в руках и так огромная власть — идеологическая, законодательная и судебная (Хогвартс, Визенгамот). Зачем ему лишняя ответственность? О министре, впрочем, нельзя сказать, что его власть слаба: ему, в частности, подчиняются силовые структуры (Аврорат). Но власть министра — исполнительная, и именно на него ложится ответственность за любые проблемы в стране. Неизвестно, насколько можно верить написанному в “Пророке”, но складывается впечатление, что в магической Британии установилось что-то вроде двоевластия, а Дамблдор и Скримжер, используя свои полномочия, время от времени пытаются протащить те или иные решения через голову друг друга;

2) В нынешнем номере “Пророка” сообщается, что в Хогвартс в этом году для обмена опытом поступит сразу несколько иностранных учащихся-старшекурсников (которые уже прибыли в Британию), и что это инициатива именно Скримжера. Дамблдор, несмотря на то, что иностранные ученики поднимают престиж школы, выступает резко против, настаивая на том, что в первую очередь необходимо заняться внутренними проблемами страны, а международное магическое сотрудничество может подождать.

Дамблдор — опытный политик; вряд ли бы он стал нагонять панику исключительно для того, чтобы показать свою власть. Тот же Скримжер буквально в соседней статье призывает население к постоянной бдительности. Оказывается, в стране уже несколько лет орудует группировка неких Пожирателей Смерти (Death Eaters), которыми руководит некто, о ком все должны знать, но которого нельзя называть (You-Know-Who, He-Who-Must-Not-Be-Named и т.д.). Исходя из рекомендованных Министерством мер безопасности и того, какой сильный резонанс в общественном и политическом пространстве вызывает деятельность ПС, можно предположить, что это террористическая организация, а не простая “банда на районе”. Более того, именно Пожирателями Смерти или их подражателями могли быть маги-террористы, напавшие на поезд “Лондон-Кентербери” в 2011-м году.

Пожиратели, продолжала рассуждать Анна Лапина уже про себя, ведут свою деятельность явно не первый год и сумели запугать и гражданское население, и правительство настолько, что заслужили свое именование, а имя их главаря боятся даже произносить вслух и писать. Министерство или совсем слабо, или прогнило насквозь (и одно никак не исключало здесь другое), потому что только обещает переловить Пожирателей, да все никак не переловит. Потому что на том кровавом поле в 2011-м году в конце остались только террористы, тогда как министерские или трусливо свалили, зачистив память всем лишним свидетелям, или там же полегли.

В рекомендованных для Хогвартса учебниках истории магии, Министерством же одобренных и утвержденных, серым по желтому (за давностию лет и плохим качеством бумаги) утверждалось, что главная задача Министерства магии — обеспечивать сохранность Статута о Секретности, с которым волшебники на протяжении уже трех веков связывали свою безопасность. Вот о поддержании Статута Министерство как раз и заботилось: те маги в цветных мантиях, была теперь уверена Лапина, были явно из Министерства — в противовес террористам в их черных балахонах. Но прибыли министерские специалисты слишком поздно — когда спасать было уже почти некого — и не столько пытались спасти немногочисленных выживших, сколько ходили и подчищали всем память (о том же говорил и Снейп ранее). Потому что на жертв среди немагического населения — и даже на их количество — Министерству глубоко наплевать, а мертвый маггл, уже ничего не способный рассказать, будет для них однозначно лучше, чем живой и, возможно, что-то увидевший и запомнивший.

А Пожиратели, если не полные идиоты, наверняка успели внедрить своих агентов во все отделы Министерства, от которых получали самую актуальную и, возможно, даже секретную информацию, и через которых задерживали и саботировали любые меры против себя любимых.

В “Пророке” сообщалось, что прибывшие для обмена опытом студенты — немцы. В связи с этим Дамблдор вспомнил о некоем маге Гриндевальде: что среди немецких студентов могут быть его сторонники. Исходя из упоминания в статье, что Гриндевальда победили в 1945-м году, можно это кто-то вроде Гитлера у магов; во всяком случае, имя его у всех волшебников на слуху и не нуждается в пояснениях. Также Дамблдор опасался, что немцы из тех же идейных соображений могут присоединиться к Тому-самому, которого здесь все боятся называть.

Дамблдор вспоминал другие масштабные события, связанные с международным магическим сотрудничеством, такие как Чемпионат мира по квиддичу (Quidditch World Cup, 1994) и Турнир Трех Волшебников (Triwizard Tournament, 1994), в котором принимали участие ученики от таких магических школ, как британский Хогвартс (Hogwarts School of Witchcraft and Wizardry),французский Бобатон (Académie de Magie Beauxbâtons) и непонятно чей Дурмстранг (Durmstrang Institute). И красной нитью шел посыл: любые мероприятия в рамках международного магического сотрудничества, предполагающие нахождение иностранцев на территории магической Британии, неизбежно ведут к беспорядкам, провокациям, ослаблению внутренней безопасности и гибели людей, а потому давайте-ка мы без этого международного сотрудничества обойдемся?

Возможно, именно Дамблдор прав в нынешних обстоятельствах, призывая не размениваться на всякие политические реверансы и не распахивать гостеприимно ворота перед возможными последователями нацистов, а бросить все имеющиеся ресурсы на борьбу с Пожирателями.

С другой стороны, тут же усомнилась Лапина, почему Дамблдор, несмотря на всю имеющуюся у него власть, до сих пор не протащил соответствующий указ через Визенгамот, а предпочитает только говорить и спорить с министром? Или?..

О магической геополитике начинающая волшебница имела очень смутные представления, однако даже немногочисленных описанных в учебнике истории магии примеров было достаточно, чтобы вывести некую общую схему. Допустим, Министерство магии в какой-либо стране не могло призвать к порядку собственных граждан, вообразивших вдруг себя супер-мега-великими колдунами, которым должен принадлежать весь мир, справиться с восстанием каких-нибудь гоблинов или усмирить чрезмерно разгулявшихся великанов и троллей и тому подобное. Все это приводило, к многочисленным нарушениям Статута о Секретности, с которыми Министерство было справиться также не в состоянии. Обрушение Статута в одной стране ставило под угрозу безопасность уже всего магического сообщества в целом и, как следствие, могло стать поводом для вмешательства во внутренние дела той страны уже Международной конфедерации-говорильни магов “с целью оказания помощи”.

В течение того же XVIII века, когда Статут был уже принят, подобные вмешательства в мелкие страны континентальной Европы случались не раз и не два. Избежать его удалось, если верить все тем же учебникам истории магии за четвертый и пятый курсы, лишь магической Британии — даже несмотря на то, что гоблины во время своего восстания в 1752-м году едва не нагнули Министерство. Британия — островное государство, и это, разумеется, необходимо учитывать. Но что, если вмешательство на самом деле было, но его скрыли, вычеркнули из учебников, исходя из “патриотических соображений”? Потому что о министре Гефесте Горе, при котором восстание наконец-то удалось подавить, не сообщалось ровным счетом ничего, какие он предпринял для этого меры. К 1762-му году, когда случилось очередное восстание гоблинов, Гор был, конечно, уже опытным министром и быстро подавил мятеж, но, сложилось впечатление у Лапиной, его личной заслуги как управленца было в этом мало: восстание 1762-го года по организации и масштабности существенно уступало тому, что десятилетием раньше устроил Ург Грязный, и быстро захлебнулось само по себе после смерти одного из лидеров по имени Варгот.

Иными словами, предположила бывшая выпускница химфака, что если Дамблдор, будучи очень опытным и искушенным политиком, как раз-таки понимает, что, свернув все программы в рамках международного магического сотрудничества, Британия тем самым заявит на весь остальной (точнее, западный) мир о своих очень крупных проблемах? Проблемах, к решению которых необходимо привлечь все имеющиеся в стране ресурсы и справиться с которыми самостоятельно магическая Британия может оказаться неспособна, что, в свою очередь, поднимет вопрос о необходимости вмешательства уже для Международной конфедерации магов? И потому Дамблдор, хотя спорит со Скримжером на всяких заседаниях в Министерстве и страницах газет, сам ничего менять не решается, а все эти слова про необходимость борьбы с врагом в лице Пожирателей Смерти — исключительно для поддержания репутации доброго и мудрого волшебника, “отца нации” и всякого такого?

3) Рабочую модель магоуловителя собрал изобретатель по имени Артур Уизли, он же зачаровал “Форд “Англия”. Пока, разумеется, я не могу об этом знать наверняка, но, похоже, волшебники научились что-то делать с техникой, чтобы она работала от магии. Это весьма перспективное для меня направление, но пока я слишком мало знаю и умею, чтобы проводить какие-либо эксперименты. Хотелось бы надеяться, что не все подобные разработки засекречены, и соответствующая литература по теме есть и в свободном доступе.

По какой-то причине Снейп резко предубежден против Артура Уизли, хотя мне лично эта предубежденность сыграла на руку, поскольку Дамблдор не стал докапываться о причинах поломки. Тем не менее, я не могу согласиться со Снейпом в его оценке изобретательских способностей Артура Уизли — хотя бы потому, что бездарности и неудачнику не доверят разработку прибора, имеющего важное стратегическое значение. Из слов Дамблдора следовало, что, как минимум, у него имелись приемник и самописец, которые фиксировали поступающие от магоуловителя сигналы. Возможно, приемники имелись также у вышеупомянутого Артура Уизли и прочих лиц, вовлеченных в разработки. Поскольку магоуловитель вышел из строя, Дамблдор забрал его с собой — и это хорошо (по крайней мере, для меня).

Кроме того, в “Пророке”, а именно в статье, посвященной постоянной бдительности и противодействию терроризму, упоминалось, по всей видимости, семейное предприятие “Волшебные трюки Уизли” (“Weasleys' Wizard Wheezes”), производящее в том числе защитные артефакты. Т.е. что бы там ни говорил Снейп, эти Уизли (Артур и Ко) — определенно талантливые ребята;

4) Снейп служит связным и, вероятно, двойным агентом между Дамблдором и неким Томом, также именующим себя Темный Лорд. Можно было бы думать, что это просто местный “авторитет”, пытающийся пролезть в политику, но позже Снейп рассказал, что Том и его сторонники борются за чистоту волшебной крови и считают магглорожденных опасными элементами — этакие расисты и фашисты от магического мира. Дамблдор же и его сторонники ратуют за равенство возможностей для всех и сближение с большим миром. Последнее мне кажется нежелательным и опасным, т.к. магов слишком мало — всего 0.015-0.033% от общего населения Британии. В настоящее время волшебники не смогут противопоставить ничего, чтобы заставить считаться с собой на равных, а для всего остального мира в лучшем случае станут забавными аборигенами, а худшем — угрозой, которую посчитают необходимым уничтожить превентивно.

Среди сторонников Тома упомянуты Малфои — местные олигархи. Известны члены семьи: мать — Нарцисса, сын — Драко (в настоящее время учится в Хогвартсе, перешел на седьмой курс). В прошлом году Драко грозила некая опасность, для чего Нарцисса обратилась за помощью к Снейпу и стребовала с него Непреложный обет — по-видимому, очень серьезную клятву. Дамблдор назвал Драко “испорченным ребенком”. Учитывая, в какой семье рос Драко, это может означать “избалованный”, “заносчивый”, “капризный”, а также “дерзкий” и “склонный к насилию”, хотя, по словам Дамблдора, на настоящее злодеяние Драко все же не способен. В любом случае, в Хогвартсе от этого Драко следует держаться как можно дальше.

К сторонникам Дамблдора можно отнести, вероятно, семью Уизли. Также Дамблдор упоминал некую Лили, которая погибла, спасая своего сына Гарри. Снейп, в свою очередь, упоминал Поттера — по всей видимости, друга и потенциального зятя семьи Уизли, который в настоящее время учится в Хогвартсе и встречается с дочерью Артура Джиневрой. Возможно, это тот самый Поттер, сын местных героев, от которого рядовые британские волшебники — читатели “Пророка” — ждут, что он непременно станет аврором и будет всех спасать.

В скором времени должно произойти нечто, из-за чего, по словам Дамблдора, Снейпу следует ждать вызова от Тома. Пока неясно, опасается ли Дамблдор возможной реакции Тома или именно ее и ждет;

5) до меня в доме у Снейпа жил некий Питер…

Да, подумала Анна, ей очень сильно тогда повезло, что Снейп ее не выдал Дамблдору: “Так и так, Альбус, завелась одна тут такая. Что с ней делать?” — спихнув все изменения в доме после уборки на того самого Питера. Вернее, Дамбус сам про этого Питера вспомнил и предположил, а Снейп не стал его разубеждать — вряд ли, впрочем, из-за остатков совести и доброты душевной или внезапного проблеска партизанского благородства, а потому что раскрывать подобный секрет было бы невыгодно уже ему самому, иначе спросит Дамбус так вкрадчиво: “Северус, мальчик мой, почему же ты молчал о ней раньше?” Снейп, может быть, и выкрутился бы и нашел, что соврать — двойному агенту без этого никак — вот только для нее, Анны Лапиной, подобная откровенность домохозяина вряд ли бы закончилась чем-нибудь хорошим.

Анна попыталась представить себе неизвестного ей Питера. Наверняка, как и Снейп, он учился в Хогвартсе, раз Дамблдор называл его по имени. Жил Питер, как полагала девушка в комнате, смежной с ее нынешней спальней: старых женских вещей, которые могли бы быть Снейпу дороги как память о бабушке или матери, там не было — как, впрочем, и чьих-либо других личных вещей. И этот Питер, похоже, был жуткий неряха, потому что та комната напоминала свинарник даже по меркам очень ленивой, бесхозяйственной и весьма терпимой к беспорядку Анны Лапиной. Множество крысиных какашек на полу; воздух — не просто спертый, как в закрытых долгое время помещениях, но наполненный тяжелым, удушливым запахом крыс, мочи и перегара. Та же смесь запахов исходила и от пожелтевшего, покрытого расплывшимися коричневыми пятнами белья на кровати — Анна даже стирала его отдельно, а потом просто выкинула, потому что запах, казалось, въелся намертво.

О Питере Снейп отозвался тогда нарочито равнодушно и поспешил свернуть разговор. Похоже, этот Питер был ему глубоко неприятен, что, впрочем, неудивительно, даже если не брать во внимание личные отношения: развел крысятник в доме, пьянствовал — и хорошо, если только у себя в комнате. Анна смутно помнила одного дальнего родственника, который гостил у них как-то, когда училась еще в школе: нигде не работал, жил на всем готовом, все деньги тратил на выпивку и приходил домой пьяным. В конце концов, бабушка его выгнала. Но почему Снейп тогда терпел Питера рядом с собой в одном доме? Тоже какой-нибудь n-юродный дядя или брат, которому отказать неудобно, потому что родственник? Или за Питера очень хорошо “попросили”?

Вечером Снейп (удивительно!) ответил на некоторые мои вопросы, а также рассказал (еще более удивительно!) о т.н. Домах Хогвартса. Если коротко, то Дома Хогвартса названы по именам Основателей, и распределение в них идет по качествам, которые каждый из Основателей приветствовал в своих учениках. Так, в Гриффиндор идут веселые храбрецы, в Слизерин — амбициозные хитрецы, в Хаффлпафф — обычные трудяги, а в Равенкло оторванные от жизни умники. Программа обучения у всех Домов Хогвартса в настоящее время одинаковая, предметы по выбору к ним тоже никак не привязаны. И все же, на мой взгляд, слишком рано проводить распределение в 11 лет.

В 11 лет, рассуждала бывшая выпускница химфака, психика ребенка еще пластична и легко поддается влиянию внешней среды. Отдельным способностям и качествам характера необходимы время и подходящие условия, чтобы проявиться, оказаться востребованными. По этим причинам всякие тесты на определение типа личности или профориентацию не рекомендуют проводить 15-16 лет, когда характер уже в основном сформирован, а подросток имеет какой-никакой жизненный опыт и знания об окружающем мире. С другой стороны, весьма сомнительно, чтобы в Средневековье, во времена Основателей, учебный процесс в Хогвартсе был устроен точно так же, как и сейчас, в конце XX века; чтобы за более чем тысячу лет существования британской школы магии ни разу не менялось ни содержание изучаемых предметов, ни подходы и методы обучения.

Современную классно-урочную систему массового общедоступного образования еще в XVII веке предложил чешский писатель, философ и педагог Ян Амос Коменский ⁽¹⁵⁾, имя которого, к сожалению, зачастую даже не упоминается в школьных учебниках истории в — отличие от более поздних деятелей эпохи Просвещения, таких как Руссо, Вольтер, Дидро и прочие. Коменский жил и издал основные свои труды за несколько десятков лет до принятия Статута о Секретности, так что волшебники могли быть знакомы с его идеями, по достоинству оценить их и внедрить в свои школы. Уж сколько бы недостатков ни находила Анна Лапина в способе подачи и манере изложения материала в хогвартских учебниках, она не могла не признать, что в общих чертах учебный процесс в британской школе магии организован именно в соответствии с учением Коменского. В частности, содержание каждого из предметов было четко распределено по возрастам и курсам, а каждый курс разделен, в свою очередь, на главы, которые предполагалось изучить в течение учебного года. Местами, насколько это позволяли девушке ее куцые познания в магии, можно было рассмотреть последовательность от простого к сложному и общего к частному. Возможно, у магов был и свой гений педагогики, поскольку гораздо раньше возникла необходимость в единой и стройной системе обучения. В любом случае, бывшая выпускница химфака по умолчанию предполагала, что в Хогвартсе учебный процесс организован в соответствии с привычной ей классно-урочной системой, а не как это было изображено на средневековой гравюре в школьном учебнике истории, где в одном углу класса учитель слушает чтение учеников помладше, в другом углу другой учитель слушает чтение подростков, а на переднем плане в том же классе провинившегося ученика секут розгами.

Важно, однако, было отметить то, что по Коменскому доступным абсолютно для всех надлежало делать лишь начальное образование, предполагавшее изучение родного языка, арифметики, географии, основ естествознания и знакомство с важнейшими ремеслами. Гимназии предназначались только для наиболее способных учеников, и учреждать их предполагалось лишь в крупных городах. И здесь, как полагала Анна, мог бы крыться ответ на ее изначальный вопрос: предполагалось, что уже к 11-12 годам, благодаря правильному воспитанию со стороны родителей и мудрому наставничеству учителей, потенциал ребенка будет полностью раскрыт, и станет ясно, какие у него есть склонности, к чему он способен, а к чему нет, следует ли ему дальше поступать в гимназию или лучше обучиться ремеслу, чтобы уже в скором времени начать приносить пользу обществу. Если бы не одно “но:” как бы рано маги не озаботились учреждением единой для всех школы, как бы ни реформировали впоследствии свое среднее образование, доступное начальное образование отсутствовало у них напрочь.

Позволить себе частных учителей, очевидно, могли лишь самые богатые семьи. Во всех же остальных семьях детей могли обучить разве что чтению, письму и счету, а также каким-либо практически полезным навыкам для помощи по хозяйству. А это снова возвращало к вопросу о целесообразности распределения именно в 11 лет: о каких склонностях и талантах можно говорить, если ребенок до Хогвартса мог вообще не видеть мира за пределами родного дома или деревни? Не в каждой семье могли водиться лишние деньги, чтобы потратить их на книги для ребенка, и время, чтобы эти самые книги с детьми читать и обсуждать — родители могли вообще посчитать это ненужным. По этой же причине не всегда могли получить должное развитие и поощрение природная любознательность и созерцательность ребенка: “Нечего вот это цветочки разглядывать!/ картинки малевать!/глупые вопросы задавать — помоги лучше там-то и там-то по хозяйству”.

Соответственно, продолжала рассуждать Лапина, самым многочисленным Домом Хогвартса при таком подходе должен оказаться Хаффлпафф, как бы небрежно ни отзывался о нем Снейп — просто потому, что приземленных обывателей, которых интересуют, в первую очередь, простые житейские блага и цели, “синица в руках, а не журавль в небе”, всегда большинство. Детей-бунтарей определяют, видимо, в Гриффиндор, тогда как послушным с виду тихоням и притворщикам самое место в Слизерине. А самым малочисленным Домом Хогвартса, куда берут всех остальных, кто не подошел остальным трем Домам, по иронии, оказывается Равенкло. Просто потому, что людей с нестандартным мышлением и мировосприятием, которых интересует, в первую очередь, познание и исследование мира и созерцание его красоты, познание самих себя, в принципе немного. В семьях же подобные склонности могут еще и порицаться — потому что напрямую, в ближней перспективе, не способствуют ни выживанию, ни улучшению быта, ни налаживанию отношений между родственниками или соседями, а, значит, бесполезны.

Но это всего лишь гипотезы, исходящие из постулата (который она почему-то приняла за аксиому) о том, что детей или подростков обязательно распределяли в самом начале обучения. Подходы к обучению юных волшебников в Хогвартсе могли не раз менять не то что со времен Основателей, но даже за те три века, что миновали после принятия Статута о Секретности в 1689-м году — Анна уже размышляла об этом ранее, как и о том, что уровень начальной подготовки у детей мог различаться очень сильно. В таком случае было бы логично подтянуть всех учеников до некоего минимально необходимого уровня, а дальше смотреть, кто и по каким предметам лучше успевает (если у Домов прежде была специализация), кто какие качества и склонности проявляет — и тогда уже проводить распределение. И если до этого могла додуматься она, Анна Лапина, самоучка и латент, меньше месяца назад узнавшая о существовании организованных магических сообществ, то уж никак не ей отказывать в уме и проницательности волшебникам прошлого, на чьих плечах лежал долг воспитания и образования магически одаренной молодежи.

Из намеков Снейпа можно сделать вывод, что при распределении можно высказать свои пожелания. Однако, как именно проходит распределение, Снейп не рассказал.

Анна снова задумалась. Возможность высказать свое мнение по поводу распределения была важным преимуществом в ее обстоятельствах. С другой стороны, это полностью нивелировало изначальный замысел распределения, как она могла его понять. Быть может, в сравнительно недавнем прошлом по меркам истории, но достаточно давно, чтобы это казалось непреложным фактом всем ныне живущим волшебникам, руководство Хогвартса рассудило, что лишние сложности ни к чему, и ребенок, даже не обладающий изначально нужными качествами, так или иначе “перевоспитается” под свой Дом? А если у кого-то таланты не успели раскрыться вовремя и так и остались зарытыми в землю из-за неподходящей среды, то, значит, не такими ценными они и были?

Опять же, если распределение уже давно не влияло на специализацию прямо, и изучаемые предметы были везде и для всех одинаковые, то все эти Дома были не больше, чем формальной данью старым традициям. Тем не менее, эти традиции по-прежнему определяли среду и окружение каждого ученика, которое с равной вероятностью могло как стать дружественной поддержкой на время учебы, так и немало испортить жизнь в процессе. И если окружение себе в Хогвартсе можно выбрать, то… Анна Лапина не была уверена, успела бы до начала учебного года изучить не только “Историю Хогвартса”, но и биографии наиболее известных его выпускников, и, тем более, пообщаться с достаточным количеством живых людей, чтобы составить более-менее адекватное и достоверное представление о каждом из Домов. А потому оставалось лишь положиться на волю случая и Божественного Проведения и смотреть по обстоятельствам. Тем более, у нее и так оставалось лишь два — край, два с половиной — варианта из четырех.

Снейп явно предубежден по отношению к Гриффиндору, но, думаю, в некоторых вещах его словам можно верить. Гриффиндор и Слизерин — политизированные дома, и Снейп рекомендовал мне держаться от них подальше. Гриффиндору, по словам Снейпа, покровительствует Дамблдор. Из слизеринцев набирает себе группировку Том.

Личность самого Дамблдора вызывает у меня во многом противоречивые чувства. Вот я читаю о нем в газете, смотрю на его фотографию — и вижу перед собой мудрого старца и опытного политика, много повидавшего на своем веку; вижу человека, который говорит разумные вещи и трезво оценивает политическую ситуацию внутри магической Британии, которого поддерживает и в ком видит гаранта стабильности местное население.

Я ничего не знаю о магической Германии, зато знаю, что ряд преступников, осужденных на Нюрнбергском процессе, со временем якобы раскаялись и были выпущены на свободу и после жили припеваючи, писали мемуары. Кому-то и вовсе удалось избежать суда. И сейчас в большом мире неонацизм, к сожалению, вновь набирает популярность в отдельных регионах. А потому я не могу не разделять опасений Дамблдора: зачем тащить к себе в страну и в школу учеников, которые могут с охотой примкнуть не то к местному фашиствующему “авторитету”, не то к психованным террористам, справиться с которыми Министерство вообще не в состоянии? Впрочем, я понимаю, что тут во мне говорит предубеждение из-за незнания.

Я не сомневаюсь в том, Дамблдор говорит правду — но он не был бы политиком, если бы не использовал эту правду к собственной выгоде. Да, международный образовательный эксперимент несет в себе потенциальную угрозу магической Британии, и потому что среди участников могут оказаться реваншисты, чьи семьи поддерживали в прошлом того самого Гриндевальда, и из-за всяких согласований-проверок со стороны немецкого Минмагии и МКМ. Но что, если Дамблдор против эксперимента еще и потому, что это будет сильно мешать каким-нибудь его тайным делам, которые прежде удобно было прикрывать директорством? Или потому, что эксперимент пробьет огромную брешь в бюджете Хогвартса, потребует срочного перераспределения ресурсов и тому подобное?

Ясно, что ради самих студентов, поступай они в Хогвартс частным порядком, никто бы так стараться и напрягаться не стал, но, поскольку здесь замешаны Минмагии, причем с обеих сторон, то в силу вступают такие факторы, как деньги, общественное и политическое влияние. И здесь, опять же, можно понять Дамблдора в его позиции: деньги не бесконечны не только у Хогвартса, но и у Министерства (и кто, кстати, финансирует Хогвартс?). Если истратить их сейчас на не слишком-то и нужный выпендреж перед иностранцами, то потом, в критический момент, их может не хватить, к примеру, на качественную экипировку для авроров, закупку медицинских зелий и т.д. То есть, уже в близкой перспективе это означает ослабление безопасности страны и повышение уязвимости как для внутренних угроз (те самые ПС и их Главарь-которого-нельзя-называть), так и для внешних (мало ли, на что там соседи с континента облизываются или хотят себе вернуть).

Вот я Дамблдора слышу — пусть сейчас это лишь эхо в моей памяти — и передо мною возникает образ хитрого интригана, ведущего какие-то тайные дела, для которых держит людей наподобие Снейпа или упомянутого в том разговоре Артура Уизли. Дамблдор знает, на кого, чем и как можно надавить: у Снейпа — криминальное прошлое, у Артура Уизли — семья. Кто-то может быть предан Дамблдору из идейных соображений, а кто-то — из благодарности, и это будут самые верные союзники. Возможно, во мне снова говорит предубеждение, но мне не нравятся люди, которые позволяют себе снисходительно-фамильярный тон в общении — то, что невольно заставляет чувствовать себя маленькой и глупой, ущербной. Мне не нравятся люди, которые нагло вторгаются в мой дом, в мое личное пространство и нагло распоряжаются там лишь на том основании, что они старше и/или они родственники.

У Снейпа характер гадский — он этого не скрывает и бьет напрямую. Такие же люди, как Дамблдор — профессиональные лицедеи и лицемеры — всегда и для всех умеют оставаться белыми и пушистыми, зато ты, если рискнешь спорить с ними и возражать, и даже просто слушать, будешь чувствовать себя полным ничтожеством, идиотом(кой), виноватым(ой) не только за прошлые, но даже будущие, только пока возможные, но еще не совершенные прегрешения. Такие люди не признают своих ошибок, потому что все, что они делали — исключительно для твоего же блага и ради своего желания наставить тебя на “путь истинный”. А если тебя задевает их снисходительно-фамильярный тон, их шутки и подколки, то, опять же, будешь виноватым(ой) ты — потому что видишь ущемление своего мнимого достоинства там, где его якобы нет, и вообще реагируешь неправильно: фу, бяка и бука, нет, чтобы посмеяться за компанию!

И снова: Дамблдор говорит об опасности, которую представляет для магической Британии в целом и Хогвартса в частности международный образовательный эксперимент. Но такие мероприятия готовятся сильно заранее: даже на международные конференции, которые длятся не больше одной рабочей недели, рассылают приглашения едва не за полгода. Иными словами, у Дамблдора было достаточно возможностей, чтобы проголосовать против, провести через Визенгамот соответствующий указ, развернуть антирекламную кампанию и т.д. А теперь Дамблдор как будто снимает с себя ответственность: мол, я предупреждал, вы меня не слушали, а я был прав. Интересно даже, насколько огромный выйдет скандал, если Дамбус все-таки всерьез засуетится и решит отправить уже прибывших немецких студиозов обратно?

Какие выводы я могу сделать из того, что мне известно, а также из собственных размышлений?

1) Критически относиться к любой доступной информации, при возможности сравнивать источники. Ничего не воспринимать на веру, даже если нет других альтернатив.

2) Не вестись на красивую пропаганду. Не вступать ни в какие объединения политического характера. Избегать идеологизированных и политизированных личностей.

3) Помнить, что до моих интересов здесь никому нет дела; меня могут только использовать — и все. А потому правду мне никто не скажет — максимум, полуправду, чтобы вызвать доверие и побудить действовать в чужих интересах. Потому, если я решусь на сотрудничество с кем-либо, то должна просчитать, прежде всего, для себя, что лично я с этого получу и не прогорю ли.

Анна встала из-за стола, отложив записи. Пусть во многом сумбурно, она постаралась изложить на бумаге все более или менее значимые сведения, которые узнала за прошедший день, внезапно оказавшийся столь богатым на открытия. Однако мысль, что она упустила нечто простое, но в то же время очень важное, не оставляла ее в покое.

Девушка принялась мерить комнату шагами, пытаясь припомнить и увязать все, что она смогла подслушать из разговора Дамблдора и Снейпа, что прочитала позже в газете и что ей рассказал потом Снейп, но о чем она ни писала в дневнике, ни даже просто размышляла отдельно. Что там еще было?

Вот! Не только Дамблдор Снейпа, но и Снейп Дамблдора называл по имени: Северус, Альбус. На Западе, особенно в США, как слышала бывшая выпускница химфака, считалось нормальным называть друг друга не только среди коллег, но даже начальника по имени. Постепенно такая практика входила в обиход и в России: так, ее шеф и научный руководитель Александр Антонович называл просто по имени заведующего кафедрой и других профессоров, которые были когда-то его учителями. Но: Александр Антонович сам был доктором наук с 2003-го года, а в марте 2011-го получил, наконец, звание профессора, то есть, как бы “дорос” до своих учителей. Более того, естественные науки — это одна из немногих сфер деятельности и приложения ума, где ученик может однажды “перерасти”, стать выше своего учителя.

Анна вспомнила, как еще раньше намекал, Снейп что в курсе перестановок в преподавательском составе Хогвартса. А теперь Снейп, оказывается, еще и знает, кто из учеников с кем встречается. Даже если эти Поттер и Джиневра и впрямь не скрывают свои отношения и целуются чуть ли не на каждом углу, знать об этом, в любом случае, может человек, непосредственно работающий или учащийся в Хогвартсе.

В дневнике Анна Лапина тут же поспешила записать:

P.S. 1) Снейпу известно об изменениях в преподавательском составе Хогвартса +

2) Снейп знает, кто из учеников Хогвартса с кем встречается +

3) Снейп и Дамблдор называют друг друга по имени =>

Снейп, с большой вероятностью, работает в Хогвартсе — возможно, ассистентом, лаборантом или завхозом. Снейп упоминал о каком-то своем эксперименте, который ему пришлось прервать из-за внезапного визита Дамблдора. Как химик, я подумала в первую очередь на зелья, но даже на своем опыте я знаю, что экспериментировать можно и с заклинаниями, а из подслушанного разговора — что можно также собирать и заколдовывать разные приборы, как тот же Артур Уизли.

Кем я решительно не могу представить Снейпа, так это преподавателем. Учителя, конечно, бывают разные — противные в том числе. Но чтобы лучшая (и единственная) школа магии в Британии (а то и в Европе), директор которой еще и председатель Визенгамота по совместительству, испытывала недостаток в квалифицированных кадрах?..

Анна задумчиво посмотрела в потолок, не торопясь откладывать ручку. То, что Снейп тоже работает в Хогвартсе, а не просто втихаря чего-нибудь химичит на дому или тестирует левые приборы, было, безусловно, важным наблюдением. Не то чтобы в ближайшем будущем девушка собиралась претендовать на какие-либо поблажки, используя свое знакомство с одним из сотрудников школы — в первую очередь, это было бы нежелательно для нее самой. Более того, решила для себя Анна, со Снейпом при посторонних она будет вести себя так, как будто они едва знакомы — это если в Хогвартсе вообще есть традиция представлять перед началом учебного года вспомогательный персонал. Но, в зависимости от того, как будут складываться их отношения до конца лета, в Хогвартсе Снейп может или ненадежным союзником, к которому если и обращаться за помощью, то только в крайнем случае, или врагом, который может испортить жизнь исключительно из вредности характера, просто потому, что имеет возможность. И это следовало иметь в виду.

Но дело было не только в Снейпе — было еще что-то не менее важное, на что следовало обратить внимание. Снейп состоял в банде Тома, опирающегося на местных олигархов и чистокровных расистов. Еще были Пожиратели Смерти, которые несколько лет назад кошмарили магическую Британию — да так, что их до сих пор боятся, а угроза с их стороны признана на государственном уровне. Но… Пожиратели Смерти — это те же британские волшебники, которые тоже учились когда-то в Хогвартсе.

Как рассуждала Лапина, если даже олигархи Малфои предпочли отдать сына в Хогвартс, а не отправить учиться за границу или нанять домашних учителей, значит, подобные практики не были распространенными, в том числе, среди богатейших семей магической Британии. Если бы Пожиратели были иностранцами, то речь шла бы, соответственно, об иностранной интервенции и оборонительной войне; со страниц газет призывали бы храбро защищать Родину от врагов, и ни о каком международном магическом сотрудничестве, естественно, не могло быть и речи. А бедняки, которым обучение в Хогвартсе не по карману, а льгот от Министерства не положено, вряд ли бы смогли бы сколотить что-то серьезнее уличной банды, с которой легко бы разобрался отряд профессиональных авроров.

Итак, если все в магической Британии, кто имеет такую возможность, получает схожее по качеству образование, а авроры, вдобавок, проходят дополнительные курсы, то как так получилось, что какие-то Пожиратели — по сути, та же банда, что у Тома, только намного более упоротая в своих методах — едва не нагнули всю страну? И здесь бывшая выпускница химфака видела две наиболее вероятных причины:

P.P.S. Похоже, качество обучения в Хогвартсе значительно упало за прошедшие несколько десятков лет. Трудно найти иное разумное объяснение, почему с Пожирателями, которые в подавляющем большинстве оканчивали тот же Хогвартс, не могут справиться профессиональные авроры. Отсюда напрашивается вывод, что ПС — это представители старшего поколения, возможно, даже старше Снейпа. В таком случае речь может идти о переделе власти и попытках вернуть себе былое влияние, утраченное, как вариант, в годы борьбы с Гриндевальдом или еще раньше, например, вскоре после ПМВ.

Более того, сейчас я склонна думать, что названия Академия и Институт у Бобатона и Дурмстранга, соответственно, это не просто понты, но понты вполне обоснованные. Волшебников мало, слишком мало — не думаю, что в той же Франции, к примеру, это отношение численности волшебников к общему населению страны сильно больше. Т.е. ВУЗы волшебникам реально не нужны, т.к. будут просто нерентабельны — если не один университет на всю Европу сразу. Тем не менее, можно предположить, что нечто вроде неполного высшего образования юным волшебникам дают в процессе обучения на ТРИТОН. Те же, кому это не нужно, уходят из школы после СОВ. Далее уже на работе волшебники “без отрыва от производства” осваивают все необходимые навыки, и школьных знаний как базы для этого должно быть достаточно. Профессии же авроров и целителей слишком специфичные, поэтому требуют дополнительного обучения (и ведь в большом мире на врача тоже нужно учиться намного дольше: вначале мед. академия, потом ординатура или интернатура). Если рассуждать так, то Снейп с самого начала говорил правду, однако не потрудился объяснить, что к чему, а только плевался ядом, что вызвало закономерное скептическое отношение к его словам.

Хогвартс, таким образом, тоже должен был дотягивать до начального университетского уровня, но по какой-то причине в течение XX в. образование в нем постепенно ухудшалось, так что к середине XX в., если исходить из годов издания учебников, это было, скорее, уже ремесленное училище. Я не знаю, когда Дамблдор занял директорский пост. Снейп говорил, что предыдущий директор, Армандо Диппет, умер 5 лет назад, а 5 лет — не такой большой срок, чтобы улучшения в образовании стали заметны, особенно когда в стране творится невесть что. Но все же я не думаю, что Диппет занимал директорскую должность до самой своей смерти (а умер он в 355 лет). Возможно, именно на последние десятилетия директорства Диппета образование в Хогвартсе пришло в упадок, а Дамблдор, которому досталось все это “наследство”, то ли не успел, то ли не захотел ничего менять.

Иную же возможную причину, почему Пожиратели Смерти навели столько ужаса на магическую Британию — причину намного худшую — я вижу в том, что Неназываемый, возглавляющий банду ПС — это очень могущественный маг уровня Гриндевальда или немного ему уступающий. Гриндевальд совместно с Гитлером, можно сказать, нагнули Европу в 1940-х и едва не поработили мир — если бы не совместные усилия СССР, США и Британии, вынудивших Германию воевать на два фронта. Т.е. справиться с местным Ужасом-который-нельзя-называть (в отличие, кстати, от Гриндевальда) самостоятельно Британия может быть не способна, а обратиться за помощью к соседям — значит, поставить себя в унизительное положение, заведомо признать поражение. Да и мало ли, какие там отношения — может быть, соседи за проливом только и ждут, как бы урвать себе кусок британского пирога. Впрочем, последнее — это уже из области конспирологии. Тем не менее, холодные, натянутые, испорченные по тем или иным причинам отношения магической Британии с соседними странами могут иметь место — особенно если там тоже успели однажды “порезвиться” ПС.

Анна вновь прошлась по комнате. Ощущение, что она снова и снова упускала нечто важное, по-прежнему ее не оставляло. Девушке казалось, она успела передумать все, что только можно: начиная с незначительных мелочей вроде личных отношений пока неведомых ей, но только упомянутых в разговоре Поттера и Джиневры и заканчивая теориями относительно личности Дамблдора, политической обстановки в современной магической Британии или организации образования Хогвартса в исторической ретроспективе.

Что еще могло ускользнуть от ее внимания, не слишком, впрочем, великого? И ведь это было что-то простое, заметила сама себе Лапина: некий факт, для понимания которого не требовалось знание ни истории Хогвартса, ни новейшей истории магической Британии. О чем она точно слышала или читала нынешним днем? В конце концов, так и не придумав больше ничего умного и не вспомнив ничего важного, девушка легла спать.

Она не знала, сколько прошло времени, но вот расплывчатые пятна перед глазами приобрели очертания фигур в балахонах. Она узнала это место — вон, огромной гусеницей, чернеющей на фоне почему-то красного неба, лежит развороченный, сошедший с рельс поезд. Вспышка заклинания! Еще одна! Анна открыла глаза: это был сон, просто сон, и она по-прежнему находилась в своей комнате в доме у Снейпа. Но, стоило вновь уснуть, как кошмар вернулся, как если бы до этого она просто поставила кино на паузу.

Зловещие фигуры в черных балахонах приближаются к ней сразу с нескольких сторон. Снова вспышка! Она бежит навстречу кровавому небу. Она знает, что должна бежать, иначе случится нечто ужасное. Она не чувствует, как ноги касаются земли, но бежать быстрее не может. Кто там впереди? Снейп? Анна видит его из-за спины, но нисколько не сомневается в своей догадке: Снейп ей обязательно поможет.

Хватает за руку — чужие пальцы, длинные, холодные и бледные, как у мертвеца, жестко обхватывают в ответ ее запястье. Фигура оборачивается к ней лицом, и девушка только успевает удивиться собственной недогадливости: это же надо так глупо попасться!.. Но на смену удивлению тут же приходит страх, липкий и холодный, как сама смерть: сверху вниз из-под белой маски на нее смотрели жуткого вида светящиеся красные глаза, под взглядом которых было невозможно дышать. Она закричала, но не слышала собственного крика; вокруг разворачивался ад…

Анна резко поднялась на постели, усилием воли заставив себя проснуться. Сердце часто и гулко стучало в груди, тело било мелкой дрожью от холода и страха. Всякая муть ей снилась и раньше, еще до перемещения во времени, и для этого вовсе не обязательно было смотреть всякие фильмы ужасов на ночь. Но это был первый раз, когда ей снились кошмары после того дня и в связи с событиями именно того дня.

Встала с кровати и налила себе воды из графина. Сквозь приоткрытое по летнему времени окно донесся крик какой-то ночной птицы. Вглядываясь в ночную тьму, Лапина некстати подумала о том, что еще месяцем ранее, в конце июня, в это время, наверное, уже начинало бы светать. А еще о том, что с кошмарами, если они не прекратятся, придется как-то справляться самой или просто терпеть: в обычной аптеке ей никто не продаст успокоительное без рецепта врача, а Снейпу она не доверяла настолько, чтобы попросить у него подходящее зелье.

В следующий раз Анне приснилось, будто она бегала по лабиринту из лестниц. Откуда-то она знала, что находилась в Хогвартсе, и за всей ее возней, как из театральной ложи, откуда-то сверху со снисходительной улыбкой наблюдал Дамблдор, одетый почему-то в пурпурную мантию. Она не помнила, ни что или кого она искала, ни от кого убегала — подобные сны не были для нее редкостью и раньше.

Серело небо за окном, друг другу что-то кричали вороны: деревья в рабочих кварталах Коукворта можно было пересчитать по пальцам, зато разрушенных или просто заброшенных домов и мелких свалок хватало в избытке. А Анна Лапина, грядя в предрассветные сумерки, наконец, вспомнила то, о чем успела забыть: о Томе по кличке Темный Лорд и его банде говорили Дамблдор и Снейп, но ни разу, ни одного упоминания о нем она не встретила в “Пророке”.

Анна не сомневалась: пусть случайно подслушанный ею разговор не предназначался для ее ушей, она не узнала ничего сверхсекретного — такого, что должно было бы известно лишь очень узкому кругу лиц, иначе Снейп просто стер бы ей память. Но что она тогда упускает? О чем не прочитала между строк? И, самое главное, как это связано с таинственным Томом, также известном, как Темный Лорд?

1) График зависимости состояния прибора от времени: https://disk.yandex.ru/i/jIrR0AyiPcr2Gw

Вернуться к тексту

2) (лат.) “Разбиваю!”, “Ломаю!”, “Уничтожаю!”

Вернуться к тексту

3) Коронный разряд возникает при ионизации атмосферы вблизи электродов с большой кривизной поверхности (острия, тонкие провода), создающих высокую напряженность электрического поля (10-30 кВ/см и выше). Частным случаем коронного разряда являются так называемые огни святого Эльма — светящиеся пучки, возникающие на острых концах высоко расположенных предметов (мачты, башни, одиноко стоящие деревья и т.д.) при очень большой напряжённости электрического поля в атмосфере — порядка 100 кВ/м во время грозы, метелей, пылевых бурь.

Вернуться к тексту

4) Напряжение в разряде молнии может достигать порядка 10 МВ — 1 ГВ, сила тока 10-500 кА. В статических искровых и коронных разрядах напряжение составляет 10-30 кВ, сила тока 0.0001-1 мА. Сила тока в бытовой электросети 0.2-0.5 А.

Вернуться к тексту

5) Салют, окрашенный с помощью солей бария в зеленый цвет:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/88/2006_Fireworks_1.JPG

Окрашивание соединений бора в пламени в зеленый цвет:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/62/Flammenf%C3%A4rbungB.png

Окрашивание соединений меди в пламени в зеленый цвет:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/dc/Flammenf%C3%A4rbungCu.png, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/7/7c/Flametest-Cu.swn.jpg

Вернуться к тексту

6) Фото Альбуса Дамблдора в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/_pXp6ttllA_bTg

Вернуться к тексту

7) (англ.) Влиятельное лицо, независимый член партии, “шишка”.

Вернуться к тексту

8) “Буря и натиск” (нем. Sturm und Drang) — идейное направление в среде молодых немецких поэтов, писателей и философов последней трети XVIII в. (“Эпоха гениев”, нем. Geniezeit), характеризующееся противопоставлением культу разума, свойственного эпохе Просвещения, предельно яркой, напирающей эмоциональности и крайних проявлений индивидуализма. Наиболее известные представители движения: И.В. Гёте, И.Г. Гердер, И.К.Ф. фон Шиллер, Ф.М. фон Клингер, И.Г. Гаман и др.

Вернуться к тексту

9) Фото Руфуса Скримжера в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/Ojsbq1QttjUMmQ

Вернуться к тексту

10) Фото Нарциссы Малфой в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/dvAT6OemjwzDLQ

Вернуться к тексту

11) Фото Селестины Уорбек в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/mwVa6NQlvfo9fA

Вернуться к тексту

12) Фото “Странных сестричек” в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/0y2KVe8sy9tRjA

Вернуться к тексту

13) Фото “Зачарованных” в “Ежедневном пророке”: https://disk.yandex.ru/i/3xuj9HmXP5MkxA

Вернуться к тексту

14) Разница между юлианским и григорианским календарями составляла: 10 дней в XVI и XVII вв., 11 дней в XVIII в., 12 дней в XIX в., 13 дней в XX и XXI вв. Переход Британии на григорианский календарь по указу короля Георга II в 1752-м г. сопровождался массовыми беспорядками и протестами под лозунгом: “Верните нам наши 11 дней!” Рабочие опасались, что потеряют жалование за “пропущенные” дни. В следующем 1753-м году банкиры отказались платить налоги, дожидаясь положенных 11 дней после привычной даты окончания сборов — 25-го марта. С тех пор и по настоящее время финансовый год в Великобритании начинается 6-го апреля.

Вернуться к тексту

15) Ян Амос Коменский (1592-1670) — чешский писатель, философ и педагог, “отец педагогики”, разработавший современную классно-урочную систему массового общедоступного образования. Исходя из познаваемости мира, Коменский полагал, что разум человека способен охватить всё. Для этого в обучении необходимо соблюдать последовательное и постепенное продвижение вперёд, от близкого к далёкому, от знакомого к незнакомому, от целого к частному, добиваясь того, чтобы учащиеся усваивали систему знаний, а не отрывочные сведения. Обучение должно опираться на порядок и естественность. При этом, считал Коменский, к образованию необходимо приступать как можно раньше, то есть в возрасте 6-7 лет (а не в 10 или 15, как это нередко бывало в предыдущие века). Коменский же предложил разделение образования на известные всем в настоящее время возрастные этапы, включающие:

— дошкольное воспитание (“материнская школа”, до 6-7 лет);

— начальное образование (“школа родного языка”, с 6-7 до 11-12 лет) — для всех детей;

— среднее образование (“гимназия”, с 11-12 до 17-18 лет) — для наиболее способных учеников (обучение только в крупных городах);

— высшее образование (“академия/университет”, с 17-18 до 22-24 лет) — для самых одаренных молодых людей, желающих и способных двигать науку (академия должна существовать в каждом государстве).

Учебный метод, который Коменский толковал расширительно, включал в себя следующие подходы:

— обучение нужно осуществлять в школе с помощью общешкольного плана, классно-урочной организации, проверки знаний, запрета пропускать уроки, учебников для каждого класса (порядок);

— изучаемые знания должны быть распределены в строгом соответствии с возрастом, дабы ученики были способны усвоить материал (естественность);

— одним и тем же предметом ученики должны заниматься в одно и то же время, и по каждому предмету у одного и того же ученика должен быть один и тот же учитель (порядок);

— обучение языкам и наукам должно чередоваться с играми и отдыхом; одновременно с раннего возраста детей необходимо приучать к полезному труду и дисциплине, честности, уважению к старшим и вежливому общению друг с другом (естественность + порядок);

— ученики должны имели ясное понимание изучаемых предметов, видеть причинно-следственные связей между отдельными их частями, усваивать систему знаний, а не отрывочные сведения (порядок).

— обучение должно осуществляться от простого к сложному, от общего к частному; новые знания необходимо преподавать на основе уже известных (естественность + порядок);

— каждый предмет должен быть изложен в виде простых и понятных правил, раскрываемых посредством разнообразных наглядных примеров (в том числе, в виде иллюстраций и ролевой игры) и закрепляемых с помощью многочисленных упражнений (естественность + порядок);

Особое внимание Коменский уделял нравственным аспектам обучения. Так, учитель должен был любить свое дело и являть собой нравственный пример для учеников, своевременно исправляя их недостатки. Выбранный учителем метод не должен был вызывать в учениках отвращение к занятиям; более того, учитель должен всячески поощрять в учениках стремление к знаниям и самостоятельной мысли. Таким образом, в идеале школа наравне с семьей должна была способствовать воспитанию достойных членов общества, способствующих его развитию и процветанию.

Вернуться к тексту

После визита Дамблдора Снейпа, казалось, клюнул в одно место петух — иначе Анна Лапина не могла себе объяснить, почему хозяин дома, обычно ее игнорировавший, вдруг стал в ней принимать такое большое участие. Ведь раньше, если подумать, Снейпу ничто не мешало постепенно рассказывать ей о магическом мире и политической в нем обстановке, а если тратить время на разговоры было лень — то дать почитать газеты или специальную книгу. Но вместо этого Снейп то ли чего-то выжидал, то ли просто не задумывался о том, что его постоялице уже в скором времени предстоит встретиться с местным обществом — пока “общество” в лице Альбуса Дамблдора не пришло к нему само.

Так или иначе, в тот же день Снейп вначале передал для ознакомления принесенный незадолго до этого совой свежий выпуск “Ежедневного пророка” — массовой газеты британского магического сообщества — а после рассказал о Домах Хогвартса и предупредил о том, чтобы она не поступала ни в Гриффиндор, ни в Слизерин, что предоставило девушке немало информации для размышления. А следующим утром во время завтрака поинтересовался, составила ли она для себя легенду.

- Я… думала об э-этом… — ответила Анна, прикрыв зевок ладонью: накануне ночью она так и не выспалась, а уже утром громким стуком в дверь и руганью ее разбудил Снейп. — Я придумала несколько вариантов, но все они... содержат изъяны, которые делают легенду очень ненадежной… так что ложь будет обнаружить очень легко.

- И как же? — откинувшись на спинку стула, скептически поинтересовался Снейп, глядя на собеседницу сверху вниз.

- Если предположить, что я вместе с родителями переехала в Англию недавно… — отведя взгляд, принялась отвечать Лапина, — это значит, что моя семья должна быть очень-очень богатой. Такие люди, как правило, очень известны — даже за границей. А потому магглорожденные ученики... я думаю, в Хогвартсе их немало... быстро поймут, что я вру, если я представлюсь дочкой какого-нибудь известного богача. Тот же результат будет… если я скажу, что приехала в Англию сама. Потому что, опять же, — кивнула в такт собственным мыслям, — только очень богатые люди могут позволить себе отправить детей учиться за границу. А если бы я выиграла какой-то грант или приехала учиться по обмену… то училась бы никак не в Хогвартсе. Наконец, можно представить, что я — дочь политических эмигрантов. Но в таком случае я должна была бы жить в Англии… с раннего детства или с рождения. Соответственно, английский был бы для меня, как второй родной язык, а не как сейчас…

- То есть, можно сказать, что вы, мисс Лапина, не придумали ровным счетом ничего, — злорадно усмехнувшись, подытожил Снейп. — Впрочем, это исключительно ваши проблемы, что вы будете врать и как выкручиваться. Тем не менее, вы всегда должны помнить — надеюсь, это очевидно, мисс Лапина, даже для вашего недалекого ума — что вас ни в коем случае не должны связать со мной. Это в ваших же интересах… — подавшись вперед, добавил он угрожающе, четко проговаривая каждое слово.

- Я… понимаю… мистер Снейп, — ответила Анна чуть дрогнувшим голосом: можно было сколь угодно говорить себе, что Снейп не может обойтись без дешевой театральщины и предпочитает самоутверждаться самым идиотским способом — все это не помогало ей быть менее восприимчивой к подобным трюкам.

- Не далее, как вчера, мисс Лапина, вы утверждали, что подготовились по всем основным дисциплинам на уровень СОВ… — сменил тему Снейп: его нынешний тон можно бы даже назвать нейтральным, если бы не…

Если бы Анне в этот момент он снова не показался похожим на профессора, скептически настроенного относительно знаний студентов и предвкушающего, как завалит всех на ближайшем экзамене.

- По трансфигурации могу пока ответить только теорию, — поспешила она предупредить, пока Снейп не выдал ей какую-либо задачу: вдруг первой оказалась бы на превращение.

- А практику вы, значит, отработать не удосужились? — злорадно поинтересовался Снейп, словно изначально не верил в ее успех и теперь получил подтверждение своим догадкам.

- Вы сами говорили, мистер Снейп, что… не все заклинания можно выполнить без палочки, — ответила Лапина уклончиво.

На это Снейп не нашел, что возразить — то ли потому, что сам в трансфигурации был отнюдь не силен, а потому не мог бы показать “мисс Лапиной”, как там все “элементарно и просто”, то ли потому, что трансфигурационные заклинания было и впрямь невозможно выполнить без палочки, а, значит, не текущий, своего рода, “пробный” экзамен их было выносить бесполезно. Тем не менее, как заявила сама начинающая волшебница, ответить теорию она была готова, а потому Снейп тут же потребовал от нее перечислить все пять принципиальных исключений из фундаментального закона трансфигурации Гампа.

- Первое, — Анна загнула большой палец на ладони. — Нельзя создать из ничего еду. Также еду нельзя трансфигурировать… из изначально несъедобных предметов. Так, можно превратить стол в свинью, — вспомнила она пример из учебника, — но эту свинью… зажарить, наверное, можно, а вот съесть — уже нет. Потому что в желудке человека или раньше она превратится… в древесный материал или уголь.

- Второе, — загнула следующий палец. — Нельзя создать из ничего или трансфигурировать из чего-нибудь постороннего растения. То есть… трансфигурированное нечто будет выглядеть, как известное колдуну растение, но им не являться по сути. То есть… даже при очень большой длительности превращения оно не будет расти, цвести и плодоносить; его части нельзя использовать в зельеварении и целительстве.

- Третье. Аналогичным образом нельзя создать из ничего или трансфигурировать из чего-либо постороннего животных. Если вспомнить пример из учебника, о превращении стола в свинью… это нечто будет выглядеть, как свинья — и только. Оно не будет способно размножаться, проявлять эмоции, взаимодействовать с другими животными и человеком.

- Четвертое. Нельзя создать из ничего человека, равно как и трансфигурировать его из любого животного или неживой материи…

Лапина усмехнулась про себя: перечисленные превращения относились к уровню “Бог” — то есть, никак не могли быть доступны простым смертным, даже магам. И, наверное, к лучшему — потому что, если позволить себе на мгновение представить, что такое было бы возможно, то волшебники вообще не стали бы прятаться за Статут, а насоздавали бы, как в “Звездных войнах”, армии клонов. Идеальные бойцы, обладающие примитивным интеллектом, достаточным для того, чтобы четко исполнять приказы, но лишенные своей воли и привычных человеческих чувств — по сути, роботы, которых всегда можно заменить новыми такими же. Для кого-то — мечта, с помощью которой можно завоевать и подчинить себе весь мир; к счастью лишь мечта, существующая лишь в фантазиях писателей и сценаристов о “далекой-далекой галактике”. И даже если отрешиться от аспектов завоевания и господства, мир, где за человека можно легко выдать куклу, похожую, как две капли воды, однозначно погрузился бы в хаос из-за разгула преступности, постоянных государственных переворотов и обрушения всех привычных общественных институтов.

- Названные ранее исключения носят, прежде всего, витальный характер, — Анна кивнула в такт собственным мыслям. — Последнее же, пятое исключение носит общественный характер. А именно, в силу той же конечности превращения… нельзя создать из ничего или трансфигурировать из чего-нибудь деньги… или драгоценные металлы и камни. То есть, то, что может служить заменителем-эквивалентом денег. Кроме того, создание фальшивых денег преследуется государственным законом во всех странах мира, — девушка позволила себе криво улыбнуться.

- Вы упоминали, мисс Лапина, такой параметр, как длительность превращения, — сказал после Снейп, никак не прокомментировав предыдущие ответы: ядом там было не на что плеваться. — Приведите формулу, по которой можно рассчитать данный параметр.

- Хм… мне нужно сходить к себе, чтобы взять ручку и тетрадь, — проговорила Анна задумчиво: как-то не предполагала она, спускаясь на завтрак, что Снейп вот так сходу начнет ее экзаменовать.

- Чтобы вы посмотрели заодно правильный ответ в учебнике? — язвительно заметил Снейп. — Ведьма вы или кто, Мордред бы вас побрал?!

- Это, конечно, из теории чар, а не трансфигурации, но я отвечу, — со снисходительной уверенностью заявила Лапина в ответ. — Предмет, находящийся под воздействием заклинания призыва “Accio”, перемещается к колдуну по кратчайшей траектории, — указала рукой на потолок, над которым находилась ее спальня. — Но даже если допустить, что предмет способен огибать препятствия… я не хочу, чтобы мои вещи сломались в процессе перемещения... — да, это крысу ей жалко не было, а вот свой компьютер — очень даже. — Но у меня есть другое предложение, мистер Снейп. Вы можете сходить вместе со мной, чтобы убедиться, что я не буду смотреть в учебники.

- И как вам такое могло прийти в голову? — иронично поинтересовался Снейп, встав, тем не менее, из-за стола.

- Так сдают письменные экзамены у нас в школах, в 9-м и 11-м классах, аналоги ваших “Сов” и “Тритонов”, — продолжала отвечать Лапина уже по пути к себе в комнату. — Экзамен идет долго, от трех до шести часов. За это время ученик… у ученика может возникнуть... э... естественная нужда. Тогда ученика провожает до уборной... дежурный учитель. Считается, что эти меры могут предотвратить списывание, консультации и переговоры по поводу экзаменационных заданий.

- Считается? — скептически усмехнулся Снейп, облокотившись о дверной косяк у выхода из спальни. — Магглы, значит, не способны пресечь списывание учеников на экзамене?

- Хм... тут, скорее, от сноровки ученика зависит, — сказала Лапина, пытаясь отыскать чистую тетрадь в своем рюкзаке: не хватало еще, чтобы Снейп прицепился, что она якобы предыдущие записи успела подглядеть. — Если ученик привык пользоваться шпаргалками, то может все сделать быстро и незаметно для дежурного преподавателя. Когда я училась в школе, эти меры еще не были такими строгими… я слышала, что некоторые прятали под одеждой те же шпаргалки или запасной телефон. Но потом... меры существенно ужесточили... впрочем, я знаю это только со слухов. У входов в классы поставили металлоискатели — это чтобы никто не мог пронести запасной телефон под одеждой. Слышала, был даже ужасный скандал, когда одну ученицу принялись обыскивать и довели до нервного срыва. Потому что обычно такие меры применяют к людям, которых подозревают в тяжком преступлении. Например, в проносе наркотиков и оружия, а также иных запрещенных веществ и предметов…

Сказанное Снейп никак не прокомментировал, а нужная тетрадь была, наконец-то, найдена: Анна помнила, что покупала их с запасом, но за разговором, как всегда, не могла нормально делать что-то другое, а искать что-нибудь, что порой лежало у нее перед носом, могла долго и нудно — в чем ее неоднократно упрекали бабушка и мама. Взяла ручку, повернулась лицом к двери — для Снейпа это был сигнал, что пора возвращаться обратно. Теперь он шел впереди, она позади — оба молчали. И только теперь, уже post factum, Анна задумалась о том, насколько ее, девушки, предложение взрослому мужчине пойти вместе с ней в спальню могло бы показаться неприличным со стороны. И это была отнюдь не ее заслуга, что Снейп в возникших обстоятельствах вел себя максимально корректно, воздержавшись от скабрезных шуточек и замечаний или чего-нибудь… более существенного…

Уже на кухне, когда Лапина убрала со стола грязную посуду и раскрыла тетрадь, чтобы начать писать в ней формулу, Снейп внезапно разразился речью о том, что в Хогвартсе, школе для магов, маггловские принадлежности совсем неуместны, что волшебники свято блюдут древние традиции и пишут исключительно перьями на пергаментах. И “мисс Лапина” должна об этом помнить, когда будет совершать покупки к школе.

- Перьями? Гусиными? Серьезно?! — неверяще удивилась Лапина, посмотрев на свою ручку так, словно она превратилась в то самое перо.

- Да, гусиными. А также фазаньими и орлиными, — сказал Снейп как о чем-то само-собой разумеющемся. — А что вас, мисс Лапина удивляет?

Удивляет? Анна помнила, как бабушка, чьи начальные классы в школе пришлись еще на последние годы правления Сталина, рассказывала, как долго, на протяжении нескольких месяцев, они учились писать — вначале карандашами, затем перьевыми ручками, и как строго учителя оценивали красоту почерка и аккуратность написания. И не забывала бабушка отмечать, что вот, “так все и было”, когда они вместе с внучкой смотрели старые советские фильмы о школе, или когда Аня Лапина пересказывала и делилась впечатлениями от немногих детских книг, прочитанных ею не ради оценки или потому, что заставили старшие.

Иными словами, научиться писать железным пером, конечно, можно, однако наработка навыка и надлежащей аккуратности при письме потребовала бы немало времени. Птичьи же перья, в отличие от железных, к тому же, требовали очинки, и к каждой новой очинке было необходимо привыкать заново, потому что перья имели свойство тупиться и ломаться со временем. Или волшебники таки изобрели заклинания, которые позволяли бы зачаровать перья на прочность?

- В отличие от вас, мисс Лапина, передо мной не возникало подобных вопросов, — ответил Снейп с нарочитым чувством собственного превосходства, стоило Анне поделиться своими сомнениями вслух.

- А про занятия для магглорожденных… где первокурсников учили бы писать перьями? Вы что-нибудь знаете, мистер Снейп? — настороженно поинтересовалась Лапина, уже не ожидая услышать положительного ответа. А про себя отметила: с зачарованными на прочность перьями она, скорее всего, угадала, иначе Снейп не смог бы пользоваться пером, доставшимся по наследству не то от матери, не то от бабки.

- Вы глубоко ошибаетесь, мисс Лапина, если полагаете, что в Хогвартсе к вам будет особое отношение, — злорадно отметил Снейп. — В Хогвартсе предъявляют одинаковые требования ко всем ученикам, — добавил он назидательно-возвышенно.

Но магглорожденным приходится при этом работать намного больше, поскольку в кратчайший период необходимо освоить все те навыки (пусть их и немного), которыми чистокровные ученики владеют еще до школы, заключила про уже себя начинающая волшебница. С другой стороны, продолжала рассуждать Анна Лапина, если Снейп учился хотя бы в начальной школе еще в 1960-е годы, то пользоваться именно железным пером, а не авторучкой было для него привычно, а потому переход на птичьи перья в Хогвартсе прошел для него безболезненно и незаметно — особенно если до этого он успел потренироваться с маминым-бабушкиным наследством. По этой же причине в Хогвартсе еще в 1960-х — начале 1970-х уроки чистописания наверняка отсутствовали — за ненадобностью. А в 1980-х и, тем более, сейчас, в 1990-х, когда все современные люди пишут уже авторучками?

Если Снейп работает в Хогвартсе — хоть ассистентом, хоть завхозом — то должен знать, какие там занятия проводятся вообще. С его же нынешних слов можно сделать вывод, что никакой адаптации для магглорожденных и новичков в мире магии в Хогвартсе не предусмотрено в принципе, а, значит, все придется осваивать заранее самой — то, о чем она подумала еще раньше. О пергаменте начинающая волшебница не уже не пыталась спрашивать, рассудив, что Снейп ничего полезного все равно не скажет. И даже если под пергаментом местные волшебники подразумевали лишь специально обработанную бумагу, но никак не настоящий и потому очень дорогой материал из телячьей кожи, девушка решила для себя, что писать конспекты и решать задачи “на черновик” будет в самых обычных, “маггловских” тетрадях в клетку, а на пергаменте писать лишь те работы, которые необходимо сдавать учителям на проверку — если в Хогвартсе так уж тщательно блюдут старые традиции. И Снейпу знать о ее планах относительно тетрадей и пергамента совершенно ни к чему — а то еще из вредности характера расскажет коллегам о “хитрых и ленивых” магглорожденных учениках, которым бы все схалявить вместо того, чтобы приобщаться к “древним и славным” магическим традициям, а дальше преподы уже к любым мелочам придираться начнут.

- Вижу, формулу, описывающую временную зависимость в трансфигурации, мне от вас, мисс Лапина, не суждено дождаться… — тем временем ехидно заметил Снейп, столь часто поминаемый ею в мыслях за последние минуты.

- Формула, да… — за посторонними раздумьями Анна Лапина, как это бывало нередко, утрачивала нить предыдущей беседы и теряла счет времени. — Сейчас… вот… В общем, формула для расчета вероятности успешного сотворения заклинания трансфигурации выглядит следующим образом:

Z=(P×C)/(w×v)

- где Z — это сама вероятность, P — сила волшебной палочки, C — концентрация, w — вес предмета, v — его рыхлость.

А про себя подумала: если расчетная формула уже содержит такой параметр, как сила волшебной палочки, значит ли это, что трансфигурационные заклинания невозможно сотворить без палочки? Сейчас это казалось очевидным, но прежде, неоднократно глядя на ту же формулу в учебнике, девушка почему-то не видела связи между ней и собственными неудачами в трансфигурации, хотя такую причину, как невозможность выполнить заклинание без палочки (которой у нее просто не было), предполагала и раньше.

Или на самом деле все не так однозначно? В общей формуле для заклинаний из курса чар, помнила Анна, тоже присутствовало произведение P × C в числителе, а в описании, в частности, чар левитации добавлялся еще вес предмета w в знаменателе; особенно подчеркивалось, что не следует пытаться поднять этим заклинанием больший вес, чем можешь поднять руками. То есть, сила волшебной палочки как бы тоже присутствует и, в теории, существенно влияет на вероятность успешного сотворения заклинания, однако заклинание при этом, как показала практика, можно с тем же результатом выполнить и без палочки. “Не все”, — тут же одернула себя Лапина: заклинания для всякой чистки, мытья и уборки ей по-прежнему не давались, хотя по ощущениям уж точно должны были потреблять меньше энергии, чем всякие “Aquamenti”, “Calefacto”, “Ebulli!” и, тем более, “Evanesce!”

- Мисс Лапина!.. — напомнил ей Снейп о существовании внешнего мира.

- Простите, мистер Снейп, я задумалась… — ответила Лапина безэмоционально, не чувствуя за собой никакой вины перед хозяином дома и собеседником, но лишь необходимость направить свои мысли на решение непосредственно поставленной задачи здесь и сейчас. — Итак, длительность превращения вычисляется по формуле:

t=P/(w×v)

- И это все, на что вы способны, мисс Лапина? — брезгливо протянул Снейп.

- В учебниках трансфигурации приводились именно такое формулы общего вида, — возразила Анна. — Закономерно, что формула расчета длительности приводится по отношению к уже успешно совершенному превращению, поэтому в ней нет параметров вероятности Z и концентрации C: в данном случае они оба равны 1 и уже ни на что не влияют. Но даже если предположить, что превращение совершено лишь частично... здесь нет никакой связи с исходной вероятностью и концентрацией, потому что… соответствующая вероятность уже использована. И время здесь… по умолчанию не уменьшится прямопропорционально. Потому что…

Нарисовала координатные оси, обозначенные как “E”и “t” — “энергия” и “время” соответственно, затем кривую в плоскости осей ⁽¹⁾.

- Операция трансфигурации сообщает веществу искусственное состояние, в котором вещество удерживается лишь за счет действия заклинания. Соответственно, энергия этого состояния выше… — дополнительно подчеркнула плато в конце кривой, — и вещество стремится вернуться обратно, в свое естественное состояние, — нарисовала стрелку в направлении, противоположном оси времени. — Разница между максимумом кривой и исходным состоянием... — подчеркнула плато в начале кривой и продлила пунктиром, после чего обозначила расстояние в нужном месте, — это энергия активации... — подписала: “ΔEact.”, — то есть, энергия, необходимая для совершения самого преобразования. Поскольку время в норме идет только вперед...

Нарисовала еще одну координатную плоскость, но с удлиненной осью t. В левой части графика приблизительно повторила предыдущую кривую, подчеркнув плато начального и конечного состояний и обозначив энергию активации. Затем продлила вправо плато конечного состояния, после чего опустила кривую на очередное плато, уровень которого соответствовал исходному состоянию. Относительно ровный участок отчеркнула с двух сторон и обозначила как “Δt” ⁽²⁾.

- Вот, — сказала Лапина, завершив рисунок. — Итак, колдун с помощью волшебной палочки прикладывает энергию активации для совершения превращения. Заклинание действует на предмет в течение времени Δt... — указала на относительно длинный ровный участок кривой, — посередине в зависимости от избытка вложенной силы. Когда заклинание… выдыхается, предмет самопроизвольно возвращается в исходное состояние, — поочередно указала ручкой на короткие плато в самом конце и самом начале кривой, расположенные на одном уровне.

- Частичное превращение можно представить как метастабильное состояние… — нарисовала на первом графике пунктирную кривую с теми же начальным и конечным значениями энергии, но провалом на месте максимума ⁽³⁾. — Можно предположить, что такое состояние возникает вследствие ошибки непосредственно при произнесении заклинания, при недостаточной концентрации или… концентрации на чем-то другом в момент произнесения заклинания. А также при недостаточном количестве приложенной энергии, как видно из графика… — обозначила меньшее расстояние ближе к точке (0;0). — В результате неправильно использованного заклинания… то есть, искаженный инициатор-программатор как совокупность слов и движений палочкой задает искаженное же преобразование. Наконец, могут быть… недостатки у самой волшебной палочки… наверное. Важно то, что если метастабильное состояние... для неправильного или частичного превращения имеет энергию… сопоставимую с таковой для конечного состояния или ниже, то… самовоспроизвольное возвращение в исходное состояние может быть затруднено. Уф…

- Хм... — после некоторого молчания скептически протянул Снейп, презрительно глянув на приведенные формулы и графики. — И где здесь ваша пресловутая “энергия активации”?

- Энергия активации?

Анна задумалась. Первым порывом было ответить: “Это константа, включенная в силу волшебной палочки P”, но позже девушка отмела эту идею как несостоятельную: энергия активации — это абсолютно независимый параметр, существующий для каждого превращения отдельно и никак не связанный с силой волшебной палочки.

- Энергия активации включена в константы, рассчитанные отдельно для каждого преобразования, — ответила она уже вслух, после чего приписала к обеим формулам в числителе букву k.

- Вы думаете, этого достаточно?! — казалось, возмущению Снейпа не было предела.

- Хм… — Анна снова задумалась. Для стимуляции процесса почесала ручкой за ухом, но, глядя в тетрадь, не заметила, как в этот момент лицо Снейпа на мгновение исказилось ненавистью. — Наверное… — заговорила она вновь после некоторого молчания, — волшебник или ведьма не всегда прикладывает энергию, в точности соответствующую энергии активации. Чем больше будет разница между приложенной энергией и энергией активации… тем выше будет вероятность успешного сотворения заклинания и… больше длительность превращения. Таким образом, в числителе будет стоять разность (Е — Eact.), умноженная на силу волшебной палочки P. Для соблюдения размерности, вероятно, следует добавить константу k' в знаменатель, так как… вероятность успешного сотворения заклинания Z должна выражаться в долях единицы. Тогда новая, дополненная формула вероятности будет выглядеть как:

Z=((E-E_act )×P×C)/(k'×w×v)

- При этом, если разность (Е — Eact.) оказывается меньше нуля, то заклинание в лучшем случае не срабатывает, в худшем… запускается искаженное превращение с другой энергией активации и другой k', — заключила Лапина. — Если же говорить о времени длительности превращения, то оно будет напрямую определяться положительной разностью (Е — Eact.), а в знаменателе будет константа k'', дающая размерность в обратных единицах времени. И тогда соответствующая формула может быть записана как:

t=((E-E_act )×P)/(k''×w×v)

- И это все, мисс Лапина, на что вы способны? — с сомнением произнес Снейп.

Лапина растерялась. Можно было, конечно, попытаться записать формулу через дифференциал, но есть ли в этом смысл? Если астрономия постоянно обращалась к математическому аппарату более сложному, то в учебниках трансфигурации девушка ни разу не встречала формулы, для понимания которых требовались бы знания сверх того, что давали обычно в начальной школе. Вернее, так: вычислительные формулы в трансфигурации охватывали действия, изучаемые исключительно в рамках начальной школы (сложение, вычитание, умножение, деление), но общий их смысл, несмотря на кажущуюся простоту, бывшая выпускница химфака понимала далеко не всегда. Снейп же в процессе опроса даже ни разу не намекнул, в правильном ли направлении она вообще двигалась в своих догадках, а только и делал, что постоянно критиковал и указывал на недостатки. Вот и теперь…

- Хм… я не знаю, что еще… можно извлечь из той формулы, что была в учебнике трансфигурации, — отрицательно покачала головой Лапина, чувствуя себя неловко и глупо, словно школьница, плохо выучившая урок.

- То есть, к настоящему времени, мисс Лапина, вы не удосужились досконально изучить все выданные вам учебники?.. — произнес Снейп не то спрашивая, не то утверждая, с нотками мрачного удовлетворения в голосе. — И после этого вы смеете утверждать, что освоили хогвартский курс СОВ?!.. — добавил он, грозно нависнув над девушкой.

- Э… мистер Снейп… может, вы спросите что-нибудь еще? Чары, ЗОТИ, историю магии… — криво улыбнулась Анна.

Прежде ей неоднократно доводилось слышать истории о том, как во время экзаменов студенты буквально уговаривали преподавателей на дополнительные вопросы ради возможности получить лишние баллы и тем самым повысить итоговую оценку. Но никогда она не думала, что к чему-то подобному придется прибегать ей самой — тем более теперь, когда учеба в университете, казалось, осталась уже далеко позади.

- Если вы и по остальным предметам подготовились так же, как и по трансфигурации… — отойдя назад, презрительно заметил Снейп, бросив фразу на середине.

Анна мотнула головой: как же легко Снейпу удалось поколебать ее уверенность в себе! Еще днем ранее она думала о том, сколь многое она успела выучить за неполный месяц, а теперь внезапно пришло осознание, что выучила она-то все исключительно по верхам, и если директор и преподаватели Хогвартса на собеседовании будут въедливы так же, как Снейп, то… примут ли ее вообще?

Снейп сказал: “... to learn thoroughly all textbooks issued for you...” — “тщательно изучить все выданные вам учебники”. А ведь учебники по арифмантике и рунам — предметам факультативным — девушка пока еще не открывала, делая упор на основные, прежде всего, дисциплины. Не стало ли это ее ошибкой? И успеет ли она наверстать упущенное до того, как собеседование состоится — если вообще состоится?

- Впрочем, некоторые заклинания в вашем исполнении я уже видел… — после некоторой паузы тем же скептическим тоном продолжил Снейп. — Тем не менее, я хотел бы убедиться, что это было не случайное везение и при необходимости вы сможете легко… выдать нужное.

- И… что же вам показать, мистер Снейп? — поинтересовалась Анна.

Сказала — и лишь потом осознала, насколько ее фраза прозвучала, во-первых, дерзко, а во-вторых, провокационно и двусмысленно. Однако Снейп — на ее удачу — то ли не заметил намеков, которые можно было бы разглядеть при должном желании и соответствующих качествах характера, то ли предпочел сделать вид, что не заметил.

- Вы говорили, мисс Лапина, что заклинание “Accio” притягивает предметы по кратчайшей траектории. Притяните тогда… — помедлил он, оглядев кухню, — вон ту ложку…

Анна проследила за взглядом собеседника. Рабочие поверхности кухонных тумб использовались непосредственно для приготовления пищи и чем-либо посторонним заняты не были, если не считать магоуловителя, который днем ранее забрал Дамблдор. Столовые приборы, а также всевозможные лопатки и скалки хранились на кухне в доме у Снейпа в верхних узких выдвижных ящиках под рабочими столешницами. За дверцами широких нижних ящиков скрывались большие и маленькие кастрюли, сковородки, ведра, бутыли с питьевой водой, а также чистящие и моющие средства. В навесном шкафчике, ближе к окну, размещалась на сушильной решетке посуда; в еще одном, ближе к холодильнику — вино и бокалы для его употребления; в третьем, непосредственно над холодильником — припасы в бумажных и холщовых мешочках, затянутых бечевкой. В четвертом шкафчике, маленьком и узком, а потому повешенным прямо над обеденным столом, хранились чай, кофе, некоторые специи и травы, ступка с пестиком, медная турка и ручная мельница.

Взгляд же Снейпа был направлен не на рабочую поверхность и не на ящики под нею, а на… плиту? Если грязную посуду со стола девушка сразу же убрала в мойку, так как ей нужно было где-то положить тетрадь, чтобы в ней писать и рисовать графики, то о сковородке из-под яичницы с беконом, увлеченная импровизированным экзаменом, она благополучно забыла. Рядом же со сковородкой прямо на плите (вместо которой по назначению использовался нагревательный круг) стояло блюдце, на котором лежала большая деревянная ложка — ею Лапина раскладывала завтрак по тарелкам. Это… проверка? Ведь чистящие и моющие заклинания ей по-прежнему не давались, и Снейп только злорадно посмеется, когда она будет отмывать жирные пятна с пола. Хотя… не обязательно ведь решать задачу в лоб…

- *Alat’ardue Leviosa! Accio!..*

Блюдце, дрогнув, нехотя оторвалось от плиты и медленно поплыло в раскрытую ладонь левой руки; правой девушка контролировала скорость и баланс.

- А как же “Accio” притягивает предметы по кратчайшей траектории”? — усмехнулся Снейп, как только Лапина поставила перед ним блюдце с ложкой.

- В данном случае я видела цель и потому могла контролировать ее перемещения от начала и до конца, — уверенно, без тени сомнения заявила Анна в ответ. — По кратчайшей же траектории… под действием “Accio” предмет перемещается по умолчанию, без внешнего контроля со стороны колдующего.

- Тем не менее, вы использовали не “Accio”, мисс Лапина, — строго заметил Снейп, как если бы уличил собеседницу в каком-либо серьезном проступке.

- Я бы сказала… не только “Accio”, — криво улыбнулась Лапина: о том, как именно Снейп мог бы оценить ее находчивость, оставалось только гадать. — Потому что “Accio”… сообщает предмету некоторое ускорение, которое никуда не исчезает… по крайней мере, не исчезает сразу после прекращения действия заклинания. То есть... предмет некоторое время будет двигаться по инерции... тормозясь силами трения и собственным весом. Эти же силы… препятствуют движению предмета в начале действия “Accio”. Для их компенсации я использовала заклинание “Leviosa”…

Несмотря на оценку “отлично” в дипломе, Анна Лапина, бывшая выпускница химфака, не могла бы о себе сказать, что хорошо знала и понимала физику. Те же задачи на суперпозицию сил в механике нередко заставляли ее сомневаться в собственных умственных способностях: а все ли силы, действовавшие по условию задачи, она учла? а правильно ли расположила вектора? а правильно ли расписала уравнения с учетом векторов и углов? Но здесь и сейчас от нее никто не требовал точный расчет, а решебник с правильными ответами в конце отсутствовал. Снейп… девушка весьма сомневалась, что в физике он разбирался лучше нее: все же образование у волшебников довольно специфичное — а потому быстро набросала на следующей пустой странице в тетради простенькую схему, изображавшую условно прямоугольный предмет, на который действовали: сила заклинания “Accio” FAcc. (m), толкавшая предмет вперед; тормозящая сила трения FFr., направленная обратно; и сила тяжести mg, перпендикулярная первым двум ⁽⁴⁾.

Представленный ему рисунок Снейп окинул быстрым скептическим взглядом — как нечто, не стоящее его внимания — и тут же перешел к следующей теме:

- Каковы ограничения для использования заклинания “Leviosa”?

- Данным заклинанием… можно левитировать те предметы, которые… без магии возможно поднять руками, — уставившись взглядом в стол, припомнила Анна формулировку из учебника.

- И только? — презрительно усмехнулся Снейп.

- Если подумать… — девушка посмотрела в потолок, — можно предположить, что… поднимаемый вес и размеры предмета сильно зависят от личной магической силы и навыков колдующего. Небольшие легкие предметы… например, перо или лист бумаги, просто левитировать не только из-за их малого веса, но и малого момента инерции, который... лишь незначительно меняется при смещении центра вращения. Если же левитировать большой и тяжелый предмет… например, стол… — встала и обвела указанный предмет руками, — то количество энергии, уходящей на поддержание заклинания... и само восприятие контроля будут сильно зависеть от... точки приложения заклинания, то есть… выбранного центра инерции, а также от задаваемой высоты и удаленности предмета от колдующего.

Снова принялась рисовать ⁽⁵⁾. В правой части листа маг — условный человечек в балахоне и с волшебной палочкой в руке. В левой части — зависший в воздухе предмет. На него действует сила тяжести mg; высота до пола — h, соответственно, потенциальная энергия Ep составляет mgh. С другой стороны, противоположно силе тяжести, на предмет действует сила заклинания левитации FLev., которая, в свою очередь, берется из приложенной к предмету энергии заклинания ELev.: чем больше высота, на которую поднимают предмет, тем большую необходимо прикладывать к нему энергию. Расстояние между магом и предметом s; тогда, чтобы получить минимально необходимый объем прикладываемой энергии, тяжести mg нужно умножить не просто на высоту h от пола, но на √(h^2+s^2 )? Лапина не была уверена.

Еще есть момент инерции mr^2, зависящий одновременно от массы, размеров и выбранного центра вращения предмета. Для примера Лапина обозначила отрезок R1, соответствующий полной ширине предмета, и размещенную с краю пунктирную ось вращения. Затем обозначила еще одну ось посередине и расстояние от нее до края как R2, так, что R1 ≈ 2R2. А дальше? Как учесть этот момент в общей формуле для расчета энергии? Чтобы получить нужную размерность, момент инерции нужно домножить на угловую скорость ω, возведенную в квадрат — но это подгонометрия. А потом? Сложить с потенциальной энергией? Типа:

E_Lev (min)=mg√(h^2+s^2 )+mR^2 ω^2, или E_Lev (min)=m(g√(h^2+s^2 )+R^2 ω^2 )?

Потому что при левитации необходимо преодолевать еще и момент инерции предмета? При очень малых размерах последнего, то есть при R → 0 и R << h, все понятно: моментом инерции можно пренебречь, и остается только потенциальная энергия предмета — то, что, судя по описанию в учебнике, практикуют в Хогвартсе на уроках чар. Более того, для тренировки используют предмет не только очень маленький, но и максимально легкий, чтобы уменьшить затраты энергии, потому что указанная выше формула позволяет рассчитать лишь минимально необходимую энергию E(min), которая посредством заклинания левитации передается предмету, чтобы поднять его на высоту h с расстояния s. Потому что заклинание левитации — поддерживаемое, и для того, чтобы удерживать и перемещать предмет в воздухе, ему непрерывно, каждый момент времени необходимо сообщать какую-то энергию. При этом часть энергии будет неизбежно рассеиваться в пространство.

А если предмет все же достаточно большой, и пренебречь его моментом инерции нельзя, то… как тогда рассчитывать угловую скорость, которая, в отличие от массы предмета, его высоты относительно пола или земли и расстояния до колдуна, не является величиной заданной и измеряемой в условиях эксперимента? С другой стороны… в природе, вспомнила бывшая выпускница химфака, в отсутствие сторонних приложенных сил, вращение возникает под воздействием гравитационного или магнитного полей; в отдельных случаях последнее способно порождать и левитацию — например, при взаимодействии ферромагнетика и диамагнетика. В таком случае угловая скорость будет определяться ускорением свободного падения g как ω = √(g⁄R), и конечная формула, таким образом, будет выглядеть как:

E_Lev (min)=mg(√(h^2+s^2 )+R)?

Анна не была уверена в правильности своих выкладок — но и делала их не столько для Снейпа, сколько для себя самой. Прежде физика с математикой и даже химия с биологией существовали для нее сами по себе, как нечто умозрительное и оторванное от реальной жизни. И даже когда эта самая жизнь сталкивала ее с ситуациями, где следовало бы применить уже известные знания, девушка далеко не всегда соображала сразу, что вот, это — то самое, о чем им ранее рассказывали на лекциях, ошибалась и терялась. Умозрительно же совсем недавно рассуждала она о том, что отдельные аспекты в магии можно объяснить с точки зрения науки, но вместо этого предпочитала сосредотачивать свои усилия исключительно на усвоении общих знаний и отработке практических навыков: потому что в ближайшей перспективе это было важнее, и за оставшееся до начала учебного года время ей было необходимо успеть выучиться всему, что знали и умели здешние волшебники. Не только потому, что первого сентября ей предстояло поступить сразу на выпускной курс Хогвартса, но потому, что этого самого Хогвартса (не думать! не думать!) может не оказаться вовсе, а со знаниями и какими-никакими умениями выживать в мире все же проще, чем совсем без них. Нынешний импровизированный экзамен — вернее, то, как воспринимала она дополнительные вопросы и намеки со стороны Снейпа — словно пробудил в ней любознательность вновь, напомнил о том, что она давно уже не школьница, для которой главное вызубрить и выдать “правильный” ответ, но ученый, исследующий и познающий мир вокруг себя.

Снейп хмыкнул, рассмотрев ее записи, но комментировать не стал, вместо этого потребовав показать следующее заклинание.

- *Diffindo!* — выставив указательный палец вперед, Анна медленно и аккуратно провела им над лежавшей на столе салфеткой, на которой тут же появился ровный порез.

- К каким материалам применимо данное заклинание? — продолжил опрос Снейп.

- К бумаге, — указала Лапина на салфетку, — тканям, коже…

- Какое заклинание следует применять для разламывания твердых предметов?

- Хм… “Scindo”? — неуверенно припомнила Анна: последнее, если верить описанию в учебнике, предназначалось для того, чтобы колоть дрова, а также для грубой обработки дерева и камня.

- Почему “Diffindo” плохо подходит для рассечения твердых предметов? — с ехидцей поинтересовался Снейп, сложив перед собой руки замком.

- Э…

Девушка задумалась об этом за мгновение до того, как Снейп задал свой вопрос. На первый взгляд, в теории, глаголы, обозначающие действие заклинания, можно было назвать синонимами: “Diffindo” — “раскалываю”, “расщепляю”, “разделяю”; “Scindo” — “разрываю”, “рассекаю”, “разделяю”. На практике же действие “Diffindo” и “Scindo” существенно различалось.

Первое легко разрезало бумагу и нитки, но даже на хрупком, выпавшем из кладки кирпиче оставляло лишь царапины — впрочем, вряд ли обыкновенные ножницы смогли бы нанести тому же кирпичу больший урон. Кроме того, в зависимости от расстояния до предмета, его толщины и прочности, а также требований к аккуратности (например, как сейчас, Анна хотела разрезать для демонстрации салфетку, не поцарапав при этом стол) “Diffindo” допускало несколько вариантов постановки пальцев и движения руки, что позволяло контролировать объем подаваемой магической энергии.

“Scindo” же требовало намного большего вложения энергии и движения ладони строго ребром — как тесаком — и откалывало лишь небольшой угловой кусок: на большее начинающей волшебнице не хватало то ли навыка, то ли собственных сил. Более твердых и прочных предметов, подходящих для эксперимента в доме не то чтобы совсем не имелось, но, догадывалась Анна, вряд ли бы Снейп оставил без внимания то, что она проредила бы его хлам на чердаке — даже если этот хлам ему давно не нужен.

- Мисс Лапина? — напомнил о реальности Снейп.

- Э… да, — отозвалась Анна. — “Diffindo” несет в себе… меньший заряд энергии… — произнесла она медленно, неуверенно подбирая слова, — поэтому его можно использовать лишь на мягких предметах… с очень низкой устойчивостью к царапанию. Действие заклинания при этом подобно ножницам или… канцелярскому ножу, — подняла в качестве наглядного пособия отрез салфетки и, поболтав им в воздухе, положила обратно на стол. — То есть… при вложении большего количества энергии “Diffindo” способно, максимум, оцарапать тот же камень. А чтобы расколоть… у меня не получалось. Но даже если это возможно, то наверняка потребует очень много энергии. В любом случае, соотношение между результатом и затраченными усилиями будет очень низким. В отличие от “Diffindo”… “Scindo” изначально требует больших затрат энергии. Действие “Scindo” можно сравнить с ударом топора или стеклореза из алмаза или корунда… то есть, острого и очень твердого предмета, бьющего с максимальной силой по минимальной площади. Таким образом, можно разрубать дерево и разбивать камень. Использовать “Scindo” на те же объекты, что и “Diffindo”, возможно, но не эффективно и… может сопровождаться дополнительными разрушениями.

- Приведите формулы обоих заклинаний, — потребовал Снейп, указав взглядом на раскрытую тетрадь.

Лапина снова задумалась, припоминая инструкции из учебников: оные подробно, с картинками-схемами, описывали, какие движения палочкой и в какой последовательности необходимо совершать и как при этом читать заклинание, чтобы добиться верного результата. Несмотря на то, что от природы Анна Лапина обладала хорошим воображением и преимущественно зрительной памятью и восприятием, запоминала и представляла она, как правило, цельный образ, не фиксируя внимания на деталях. Последнее было для нее не то чтобы невозможным или слишком трудным, но требовало дополнительного сосредоточения или специального запоминания — то, чем начинающая волшебница не особенно себя утруждала, изучая выданные Снейпом учебники: для беспалочкового колдовства все эти инструкции подходили в лучшем случае через раз, а волшебная палочка когда еще будет…

Теперь же девушка задумалась: не был ли этот умышленный пропуск материала упущением с ее стороны? Не потому даже, что Снейп мог сказать, что она неправильно изобразила движения палочкой, но потому, что эти самые движения, хотелось бы надеяться, вскоре придется отрабатывать ей самой, когда у нее появится, наконец, своя палочка. Но даже если считать, что палочковые заклинания бессмысленно отрабатывать без палочки, Снейпу ничто не помешает сказать в итоге, что она плохо подготовилась, и потому поход в Косой переулок и покупка вожделенной палочки отменяется — ведь он опросил лишь очень немногое, а пробелов в ее подготовке уже выявилось немало.

- Вам знакомо понятие формула, мисс Лапина?

Снейп не орал и не плевался ядом, не говорил гадостей, но слышалось в его речи нечто вроде тихого презрения, заставлявшего чувствовать себя жалкой дурочкой и полным неучем. Анна тряхнула головой, словно пытаясь таким незамысловатым образом собраться с мыслями и прогнать собственные страхи, казавшиеся иррациональными даже ей самой.

- Если говорить о магии, то формула… представляет собой обобщенную запись или схему, в соответствии с которой… волшебник или ведьма упорядочивает магическую энергию определенным образом, тем самым… изменяя реальность вокруг себя, — ответила Лапина лекторским тоном, пересказав определение из учебника чар за первый курс. — Каждое заклинание имеет две формулы. Первая — вербальная… то есть, слово- или фраза-ключ, означающая… сознательно выраженную волю волшебника или ведьмы. Вербальные формулы подавляющего большинства заклинаний составлены на латыни. Вторая формула — геометрическая: это... совокупность последовательных движений палочкой, посредством которых… магическая энергия направляется на… то или иное преобразование реальности. Для успешного совершения заклинания необходима четкая концентрация на желаемом результате, правильное и четкое проговаривание вербальной формулы, а также… синхронизация между проговариваемыми словами и движениями палочкой.

- Как, мистер Снейп? Вас устроит такой ответ? — добавила она в конце, криво улыбнувшись и расставив руки в нарочито шуточном реверансе.

- Вы глубоко ошибаетесь, мисс Лапина, если полагаете, что для того, чтобы стать полноценной ведьмой, вам достаточно уметь к месту цитировать учебник… — произнес Снейп с нескрываемым чувством собственного превосходства, которым, очевидно, наслаждался. — К тому же, как я понял, мисс Лапина, только выданными вам учебниками чар вы и ограничились при подготовке…

Бывшей отличнице Анне Лапиной возразить было нечего. Она действительно подготовилась недостаточно хорошо и даже не прочитала все выданные ей учебники. Она была согласна с тем, что мало обладать хорошей памятью и близко к тексту цитировать книги, чтобы быть умным и профессионалом в своем деле, и вообще: ученость учености рознь. Но это была та брешь в ее защите, которую нашел и использовал Снейп; брешь, которая делала ее уязвимой и заставляла чувствовать себя ущербной в соответствии с его словами.

Девушка уже не в первый раз замечала, как ловко он умел владеть интонацией и словом: вроде бы формально не сказал ничего оскорбительного — при некотором желании его речь можно было бы интерпретировать даже как своего рода конструктивную критику. Но… можно сказать: “Неплохо, учитывая, как много вы пытались выучить на столь короткое время. Оно у вас пока есть, и вы сможете подготовиться лучше. А чтобы лучше разбираться в теме, рекомендую внимательно изучить такие-то книги — они у вас уже есть” — и это было бы поощрение, так много значившее для Анны Лапиной: похожим образом в прошлом-будущем разговаривал с ней шеф. А можно навесить ярлык, убедив тем самым в собственной никчемности, разом обесценив все старания и достижения человека, заставив сомневаться в собственных способностях и адекватном восприятии реальности. И ей, думала Анна, еще повезло, что Снейп никоим образом ей не родственник, не значимый старший, к мнению, суждениям и оценкам которого она была бы обязана прислушиваться по умолчанию.

Однако некий внутренний голос, которые некоторые священники зовут “грехом самооправдания”, ехидно замечал: “Как будто ты не знаешь Снейпа: у него же сказал гадость — сердцу радость. Да, ты ни разу не открывала учебник арифмантики. Да, упущение, но ничего страшного и непоправимого из-за этого не случилось, еще наверстаешь — иначе не сделали бы ту арифмантику предметом по выбору. Ничего сложнее таблицы умножения от тебя в Косом переулке все равно никто не потребует”.

Анна снова тряхнула головой: в самом деле, Снейп сказал, что возьмет ее с собой в Косой переулок, когда она подготовится хотя бы до уровня СОВ — и она распределила приоритет в изучении предметов в соответствии с их практической пользой, как видела ее в ближайшем будущем. Да и вряд ли волшебники, которых она встретит в Косом переулке, будут сплошь и рядом гении, на фоне которых позорно быть “середнячком обыкновенным”. Ведь они учились в том же Хогвартсе, по тем же (с большей вероятностью) учебникам, в соответствии с тем же ремесленным подходом, где главное — практическая польза здесь и сейчас.

Вслух же она сказала:

- Да, вы правы, мистер Снейп. Я прочитала действительно не все учебники. Я согласна… для того, чтобы полностью раскрыть и грамотно использовать свои способности, нужно… понимать глубинные основы и процессы… заклинаний и различных магических преобразований. Но… это дело не одного месяца и даже… не одного года. Умные люди учатся вообще всю жизнь, — произнесла Анна с вызовом. — Я в достаточной степени изучила хогвартские учебники… по основным дисциплинам и уже имею некое представление, о чем… меня будут спрашивать на собеседовании. Я не думаю, что… от меня будут ждать многое. В Косом же переулке… будет важна практика, в первую очередь, а не теория. Не так ли, мистер Снейп? Иначе вам... незачем было бы ставить... хм... conditionem sine qua non ⁽⁶⁾... мою подготовку на уровень СОВ.

- Пока, мисс Лапина, ваши практические умения оставляют желать лучшего, — скептически заметил Снейп.

- Не буду спорить, мистер Снейп. Если вы так считаете… — Анна отрицательно покачала головой.

Хотелось сослаться на “Пророк”, где рекомендовали покупать защитные артефакты у “Уизли и Уизли” и приглашали на платные курсы боевой магии при Министерстве, но, поразмыслив немного, девушка признала данный аргумент бесполезным. Да, на фоне подавляющего большинства магов-обывателей ее нынешние умения может быть, и не плохи, но… это большинство можно было рассматривать лишь в качестве референтной группы, отображающей нижнюю границу того, что вправе ожидать от нее окружающие волшебники, в том числе преподаватели Хогвартса, но никак не пример, на который следовало бы равняться.

- Не пытайтесь шутить, мисс Лапина. У вас это получается еще хуже, — строго осадил ее Снейп. — Или вы передумали учиться в Хогвартсе?

Анна не передумала, и Снейп продолжил опрашивать ее по заклинаниям дальше. Со стороны могло бы показаться, что вопросы он выбирал как будто наугад, но, рассуждала про себя бывшая выпускница химфака, если Снейп работал в Хогвартсе ассистентом (как она вероятностно предполагала) и его привлекали, в том числе, к приему годовых экзаменов, то за это время он мог составить для себя некую схему, как и в каком порядке следовало спрашивать материал.

Вначале “Incendo”, которое ей с самого начала давалось с легкостью и горело в ладонях небольшим, ровным пламенем; которое приятно согревало, но не обжигало. Девушка еще раньше обратила внимание, что таково свойство собственноручно созданного магического огня, пока она удерживала его при себе; стоило же перенести его на сторонний предмет, пламя приобретало свойство обычного огня и сжигало все, что могло гореть.

Затем чистящее “Tergeo”, которое, напротив, никак не получалось, хотя не ощущалось как нечто потенциально энергоемкое. Если верить описанию в учебнике чар, пыль и сухая грязь должны были втянуться в волшебную палочку, но: во-первых, волшебной палочки у Анны Лапиной пока не было; во-вторых, было решительно непонятно, куда эта пыль потом девается, а в учебнике по это никак не объясняли, словно так и надо. Для верности начинающая волшебница попыталась поэкспериментировать с магическими потоками, имитируя движение тряпкой по поверхности, но в результате только подняла клубы пыли, придя таким образом к решению оставить все до лучших времен — когда у нее появится уже своя волшебная палочка.

На “Tergeo” по указанию Снейпа Анна была вынуждена потратить немного-немало шесть попыток, для нее заранее безуспешных — отчего пришла в изрядное раздражение. Но, что было гораздо хуже, когда Снейп потребовал вновь сотворить “Incendo”, оно вырвалось у девушки рваными языками пламени — несмотря на то, что внутренний резерв, откуда она черпала свою магию, по собственным ощущениям, был заполнен еще более чем наполовину. Снейп словно того и ждал, тут же разразившись пространной и хлесткой речью о том, как важно магу в любых обстоятельствах удерживать контроль над своими эмоциями и оставаться хладнокровным; что в Хогвартсе с ней церемониться никто не будет, и она должна быть способна выполнить любое учебное заклинание на уроках вне зависимости от того, в каком настроении и состоянии духа пребывала до этого; и что за пределами Хогвартса, в реальной жизни, где молодая необученная ведьма — слишком лакомая добыча для многих, никто с ней не будет церемониться тем более.

- А теперь, мисс Лапина, еще раз “Incendo”, — строго потребовал Снейп.

- *Incendo!*

Заклинания Анна еще в прошлой жизни привыкла творить невербально, проговаривая нужные слова исключительно про себя: чтобы не услышал никто лишний; чтобы получилось быстрее (мысль, в отличие от языка, мгновенна); наконец, чтобы исключить возможные в устном произношении огрехи (в учебниках чар важность правильного произношения и ритма заклинания подчеркивалась особо), которые в ментальном пространстве нивелировались существованием оригинальной идеи того или иного понятия. Но теперь в “Incendo” она вложила избыток силы — намного больше, чем требовалось бы для того, чтобы удержать ровное пламя в ладонях или что-нибудь поджечь.

Для простого, не слишком расторопного человека это означало бы неизбежную мучительную смерть — но не для мага Северуса Снейпа, стремительную реакцию которого она ей довелось увидеть уже в первый день их же знакомства. Снейп, как она и ожидала, в мгновение ока сотворил энергетический щит, принявший на себя удар и поглотивший пламя.

- Решили поиграть в “плохую девочку”, мисс Лапина? — поинтересовался он с сарказмом, глядя на недавнюю противницу сверху вниз и как бы говоря: “У тебя не получилось!”

- Это будет ждать плохих парней, которые… вздумают ко мне приставать! — ответила Лапина с вызовом, вскинув голову вверх.

- Неужели? — нарочито усомнился Снейп. — В таком случае, полагаю, задний двор лучше подойдет для нашей задачи.

Задний двор? Снейп решил перейти от бытовых заклинаний к боевым? Не то чтобы Анна была против: боевые и защитные заклинания действительно лучше тренировать со спарринг-партнером, но… Снейп не только имел перед ней колоссальное преимущество в опыте, но и, в отличие от нее, владел волшебной палочкой, и девушка могла только гадать, как долго она продержится.

Тренировку Снейп предложил начать с сигнальных чар.

- Так-так, мисс Лапина. Вы сотворили считанное число заклинаний за прошедшую пару часов, а уже чувствуете истощение? Я думал, вы способны на большее… — сказал он осуждающе, когда Анна показала небольшой сноп сверкающих изумрудно-зеленых искр над своей головой.

- Отчего же, мистер Снейп? — возразила она небрежно. — Это же сигнальные чары, которые… должно быть видно издалека. Наоборот, мне пришлось… приложить усилия, чтобы заклинание вышло более слабым, чтобы… местные жители не прибежали сюда смотреть фейерверки.

А про себя подумала о высоких технологиях, которые в 1997-м были еще не такие высокие, как в 2011-м, когда по орбите летало множество спутников, с помощью которых получали очень качественные фотографии поверхности Земли с большим приближением. На основе этих фото впоследствии составлялись подробные интернет-карты, на которых можно было рассмотреть любой уголок мира. Отдельных личностей это сподвигало на глупые шутки вроде того, чтобы нарисовать похабную картинку на плоской крыше дома, которую только сверху и можно увидеть. Но здесь и сейчас… Анна подумала, что яркие цветные вспышки средь бела дня в одном из бывших рабочих домов могли бы привлечь внимание отнюдь не только любопытных горожан.

- Какое заклинание может отвлечь противника и позволить скрыться? — задал Снейп следующий вопрос.

- Хм… “Lumen” и его вариации — если направить прямо в глаза, — чуть задумавшись, ответила Анна, — но… я не уверена, что таким образом можно использовать “Lumen” без палочки… или… как минимум, сделать это с расстояния.

- Допустим… — скептически заметил Снейп, заложив руки за спину. — Этим ваши познания в защитной магии и ограничиваются?

- Ну… — Анна снова задумалась, — еще “Дымовая завеса”, “Fumus”. И чары тумана, “Nebula”.

Так-то, если проявить смекалку и пораскинуть мозгами, то многие бытовые и, особенно, “шуточные” заклинания можно было приспособить для того, чтобы скрыться, дезориентировать противника, ударить и, возможно, даже убить. Но именно “Fumus” и “Nebula” описывались в учебнике Квентина Тримбла как наиболее подходящие для указанных Снейпом целей.

- Приступайте, — распорядился Снейп.

Лапина огляделась по сторонам. На веревке сушилось белье, о котором за учебой и внезапными новостями, подбросившими немало пищи для размышлений, она просто забыла — не хватало только засыпать его пылью или заново сделать сырым. Веревка висела достаточно высоко, и девушке, чтобы повесить белье, а затем снять его, каждый раз приходилось забираться на принесенную с собой табуретку. Но сейчас, чувствуя недобрый — даже хищный взгляд со стороны, Анна решила поступить иначе, обеспечив заодно себе практику, а Снейпу демонстрацию.

- *Alat’ardue Leviosa!* — взмыли вверх деревянные прищепки.

- *Accio!* — простыня послушно устремилась в руки начинающей колдунье, которая, небрежно ее скомкав, сунула в принесенный из дома оцинкованный таз: аккуратно складывать — насколько это для Анны Лапиной вообще возможно — она будет позже.

Однообразные, повторяющиеся из раза в раз действия утомляли, равно как и необходимость постоянно контроля. Отдуваясь, Анна мрачно думала о том, что заклинания, позволявшие снимать все белье разом да еще сразу красиво складывать, наверняка существовали — но только искать их нужно было наверняка в специализированной литературе для домохозяек или чем-то подобном, а не в хогвартских учебниках по чарам.

Наконец, поле для маневров было расчищено. “Fumus” или “Nebula”? Однозначно первое, решила для себя Лапина: “Fumus” она уже пробовала колдовать раньше и знала, что можно от него ожидать. В отличие от “Fumus”, для “Nebula” в учебнике приводилось лишь краткое описание, без подробной схемы (для беспалочковой магии, впрочем, стандартные движения палочкой подходили редко), но не в этом заключался главный недостаток данного заклинания. Будучи лишь малоопытной ведьмой без палочки, Анна Лапина не умела создавать материю из ничего — для нее это было колдовство уровня “Бог” — и потому весьма сомневалась, что даже для волшебников нечто подобное в порядке вещей. И если пыль — вот она, лежала под ногами, то воду пришлось бы тянуть с реки за пустырем, и такой туман, внезапно возникший там, где ему было бы неоткуда взяться, привлек бы внимание не меньше, чем фейерверки сигнальных искр.

Поднять руки вверх, чуть расставив в стороны, ладонями вперед. Сосредоточиться...

- *Fumo!*

Закружилась вокруг пыль, образовав плотную завесу, сквозь которую едва проглядывали мутные силуэты окружающих предметов. Согласно описанию в учебнике Квентина Тримбла, завеса должна была оставаться прозрачной для колдующего, что логично: какой смысл в скрывающем заклинании, если из-за него ничего не видно? В первый раз Анна Лапина на сей досадный факт не обратила внимания, радуясь тому, что ей вообще удалось заклинание, но теперь задумалась: а что, собственно, она делала не так? Что, если как “Fumus”, так и “Nebula” создают не настоящие аэрозоли, притягивая и концентрируя в одном месте частицы пыли или капли воды, но всего лишь обман зрения, оптическую иллюзию, заставляя противника видеть то, чего на самом деле нет?

- *Finio incantum!*

Не удерживаемая более в воздухе сторонней силой, пыль начала медленно оседать на землю. Анна даже успела увидеть сверкнувшую на мгновение алую вспышку и глупо про себя удивиться: а что это вообще такое и откуда взялось? — прежде чем провалиться в небытие.

Пробуждение вышло не особенно приятным:

- Давайте, вставайте, мисс Лапина! Нечего тут разлеживаться! — грубо окликнул ее Снейп, предварительно окатив водой. “Aquamenti”, — догадалась Лапина.

Подать девушке руку, чтобы помочь подняться, Снейп даже не подумал, но вместо этого продолжал отчитывать:

- Поразительная, непростительная беспечность! Будь рядом с вами тот, кто на самом деле желал бы причинить вам вред, вы были бы уже давно мертвы! Почему вы не применили “Protego”?!

- Я… э…

В ответ Анна могла лишь глупо хлопать глазами. Случаи, подобные имевшему место быть только что, в ее практике не были такой уж редкостью. Оцепенение и ступор — даже в мыслях. Все знания как будто испаряются. Теряются драгоценные секунды. И вот, колба, которая до этого опасно подкатилась к краю, обязательно упадет и разобьется; раненый осколком стекла коллега будет истекать кровью, пока кто-нибудь другой не сбегает за помощью и не раздобудет жгут; а взорвавшийся автоклав будет гореть, пока кто-нибудь еще не вырубит электричество — Аня Лапина же будет рядом стоять, как пришибленная, и тупо смотреть.

Сейчас, оглядывая назад на свое прошлое, которое в будущем, девушка могла только недоумевать, как она вообще сумела пережить атаку магов-террористов на поезд и сбежать, когда всего несколько минут назад пропустила какое-то простое заклинание, даже не исподтишка: вспышку-то она видела. Вспомнила свое недавнее представление с “Incendo” на кухне, и на мгновение стало жутко: не окажись Снейп в любой момент быть готовым отразить удар, она могла бы убить его или, как минимум, сильно покалечить, устроить в доме пожар — исключительно ради мимолетного желания самоутвердиться и показать, что, вопреки язвительным словам и замечаниям Снейпа, она все же на что-то способна.

- Что, уже сдаетесь, мисс Лапина? — презрительно усмехнулся Снейп, по-своему истолковав ее настроение.

- Н-нет, — не глядя на собеседника, Анна отрицательно покачала головой, хотя уже не чувствовала в себе былой уверенности.

- Тогда становитесь вон туда, — мужчина указал на небольшой участок перед входом в дом, — и приготовьте “Protego”…

Анна сделала, как ей велели, и только тогда поняла, что за странное, неприятное, гнетущее чувство посетило ее пару минут назад. Не просто чувство вины из-за преступления, которое она post factum пережила в своем воображении (и которое не случилось отнюдь не благодаря ее заслугам), но то, что для того, чтобы это чувство уменьшить, нужно отказаться от своей сути, перестать хотеть, стремиться, действовать — и тогда она будет не опасна для окружающих. Потому что если маг не уверен в себе и его душевные силы в упадке, если его одолевают всевозможные сомнения, из-за которых он словно сам себе отказывает в желании и праве видеть успешные результаты своего колдовства, то у него ничего не получится, каким бы одаренным он ни был от природы.

- О, мисс Лапина! Значит, ваши немногочисленные предыдущие успехи можно считать не более чем случайностью? — злорадно усмехнулся Снейп, увидев, как только что сотворенное ею слабое “Protego” мигнуло и погасло. — Зачем мне вообще тратить на вас свое время, когда вы не способны удержать даже простейшее защитное заклинание? Я все больше сомневаюсь, что вы способны чему-нибудь научиться, и вас не вышвырнут из Хогвартса в самом начале учебного года…

“Случайность”? “Не способна ничему научиться”? С кем-то, может быть, и следовало бы поиграть в смирение — но только не с Северусом Снейпом. Анна Лапина разозлилась, и вместе со злостью вернулась утраченная, было, уверенность, что все у нее непременно получится: потому что получалось раньше, потому что тем же “Protego” она защищалась в поезде от психованных магов-террористов — и выжила.

- Protego! — почти прокричала Анна мысленно, выставив перед собой обе руки ладонями вперед.

Ярко вспыхнул энергетический щит — злость бодрит, злость заставляет магию быстрее бежать по телу, делая мощнее заклинания. Злость можно использовать — но также следует помнить, что злость разрушительна и коварна: кроме как в боевой магии, ей сложно найти применение, где бы она способствовала именно усилению заклинаний. Снейп был прав, говоря о том, как важно магу сохранять контроль над собственными эмоциями. Потому что особые способности предполагают особую ответственность, и, поддавшись той же злости, волшебник или ведьма могут натворить такого, последствия чего не разгребут до конца жизни. Злость заставляет выплескивать все силы сразу, их тратя впустую…

Щит перестал переливаться яркими всполохами — магия больше не переполняла его. Придя в уверенное и ровное расположение духа, начинающая волшебница словно нашла баланс: подпитывать щит в достаточной мере, чтобы он не рассыпался от одного заклинания, но и не допускать перерасхода энергии, которая еще может понадобиться.

Словно почувствовав ее готовность, Снейп тут же атаковал ее без всякого предупреждения. Анна почувствовала удар на щит — пока только пробный, но уже неслабый. Затем заклинания посыпались градом, одно за другим: Снейп не произносил слова вслух, а движения его были столь точны и стремительны, что девушке оставалось лишь догадываться, что в нее очередной раз полетело: красный — “Expelle arma” или “Stupefac”, бирюзовый — “Impedimenta”, бледно-сиреневый — “Petrificus Totalus” или “Repello”, светло-зеленый -“Diffindo”; некоторые заклинания не имели видимого эффекта вовсе.

Спустя же пару минут или чуть больше стало совсем не до подобных мелочей: Анна ушла в глухую оборону, сосредоточив все свое внимание на щите. Последний приходилось теперь постоянно подпитывать и усиливать по мере того, как все больше энергии вкладывал в свои атакующие заклинания Снейп — если он вообще ограничился исключительно школьной программой.

- Догадываетесь, мисс Лапина, в чем ваша ошибка? — ехидно поинтересовался Снейп, дав передышку на мгновение, после чего атаковал снова.

Анна успела лишь предположить, что действовала тупо по чужой инструкции, без критического осмысления, позволив загнать себя в глухую оборону и даже не пытаясь контратаковать. Попробовать рискнуть?

- *Expelle arma!* — сделала резкий выпад правой рукой, продолжая удерживать щит левой.

Снейп предсказуемо отбил простое обезоруживающее заклятие и ударил вновь. Щит дрогнул, но удержался.

- *Stupefac!*

Быть может, стой перед ней неподвижная фанерная мишень, заклинание достигло бы цели, но Северус Снейп, будучи опытным магом и, прежде всего, живым человеком, на месте не стоял, а потому усилия начинающей волшебницы в очередной раз пропали втуне.

- *Repello!*

- *Impedimenta!*

- *Diffindo!*

От одних заклинаний Снейп легко уворачивался; другие же принимал на выставленный в мгновение на щит — инициатива в поединке всегда оставалась за ним. Даже сражался он не то что в половину, но, вероятно, меньше, чем в четверть силы, Анна же, напротив, чувствовала себя уставшей: на несколько разовых простых заклинаний ее, наверное, еще хватит, но продержать щит дольше минуты или двух уже не выйдет. Не став дожидаться, пока щит упадет и ударит ее отдачей, девушка, опустив и разведя руки в стороны, короткими прыжками отскочила вправо. Снейп верно истолковал ее маневр.

- Вы выложились почти полностью, мисс Лапина, прежде чем додумались до очевиднейшего решения. Поразительная тупость и тугодумие! — подойдя к Анне ближе, произнес он с нескрываемым чувством собственного превосходства и презрительного снисхождения к собеседнице одновременно.

- А разве… цель тренировки была не в том, чтобы выяснить… как долго я смогу удержать “Protego”? — возразила Лапина, озвучив свое первоначальное предположение.

- А разве я называл это целью тренировки? — осуждающе возразил Снейп. — Запомните, мисс Лапина: вам никогда не стать выдающейся ведьмой, если вы не способны видеть и понимать дальше сказанного вам, — после чего направился в дом.

Анна поплелась следом, бросив короткий взгляд на проплывавшие по небу облака. Сказанное Снейпом до обидного напоминало то, что слышала она не раз и не два в прошлой жизни, дома: что это она не так поняла (и вообще, интерпретация всегда на совести интерпретирующих, как позже вычитала она в одной книге); что до всего, что не было сказано вслух прямо, она была обязана непременно догадаться сама, и тому подобное. И то, что она старательно училась, работала в лаборатории, не имело никакого значения: старшие всегда “знали лучше” — даже в той области, где были заведомо некомпетенты.

“Разбор полетов” Снейп продолжил уже на кухне, в очередной раз пройдясь по умственным способностям “мисс Лапиной” и пояснив снисходительно, что против чего-нибудь серьезнее обычных школьных заклинаний ее хлипенькое “Protego” не продержится даже не то что полминуты, но сразу же рассыплется. Что за пределами Хогвартса никто не станет предупреждать ее о нападении, чтобы она заранее подготовила защитное заклинание; что нужно быть готовой всегда и ко всему и уметь действовать по обстоятельствам, неожиданно для противника, а не стоять столбом и ждать, когда ей что-нибудь подскажут.

И вроде бы по существу Снейп говорил разумные, правильные вещи, но то, как он это делал, вызывало у Лапиной изрядное недоумение. Если учеба в Хогвартсе для британских магов — очень важный жизненный этап, то Снейп, по идее, должен достаточно хорошо помнить это время. Будучи сам когда-то учеником, он должен был знать, что учат последовательно, от более простого к более сложному, и никто не требует от новичка знаний и умений выпускника. Даже если предположить, что во времена учебы Снейпа в Хогвартсе порядки там были до некоторой степени архаичные, один или два преподавателя могли бы найтись — не халявных, а именно внимательных к ученикам, стремящихся своим примером привить любовь к знаниям и интерес к своему предмету.

Пусть по возрасту она, Анна Лапина, уже давно не то что школу окончила, но университет и даже диссертацию защитить успела; пусть здесь она собралась поступать сразу на седьмой курс Хогвартса, а Снейп ставил ей условием подготовку до уровня СОВ, но… на что рассчитывал Снейп, требуя от нее показать умения опытной волшебницы, когда сам ничего ей не объяснял и не тренировал, ограничившись лишь показом нескольких бытовых заклинаний в самом начале? Если до этого она была предоставлена исключительно самой себе и занималась, главным образом, по книгам (и Снейп наверняка считал себя великим благодетелем, что выдал ей для подготовки часть своих старых школьных учебников), а в практике довольствовалась старыми наставлениями патера Йоханна да собственными ощущениями и интуицией — той еще зыбкой основой?

Вспомнилась история бывшей одногруппницы Анастасии Петровой, которую Анна считала весьма показательной в своих нынешних обстоятельствах. Руководила Настиной дипломной работой аспирантка, которая в середине года защитилась и ушла с химфака. Тему ее, чтобы продолжать и развивать, никому передавать не стали, и Настя оказалась предоставлена самой себе, бессистемно пытаясь что-то делать, но, не имея ни должного научного опыта, ни руководства, не представляла толком, куда ей двигаться дальше. Анна не была с ней дружна и узнала обо всем уже post factum, когда Анастасия Петрова, до того уверенно шедшая на красный диплом, внезапно получила “тройку” за свою работу. Еще одна девушка, имени которой Анна даже не знала, по слухам, получила “пять” лишь только потому, что формальным руководителем лаборатории, где она как бы выполняла дипломную работу, числился декан — а так, ею тоже никто не занимался, причем с самого начала учебного года.

Безусловно, в свои 26 лет Анна Лапина, успевшая защитить кандидатскую диссертацию, обладала куда большим жизненным и профессиональным опытом, чем она же или ее однокурсники в 21-23 года незадолго до выпуска, и научно-методологический подход, который она постепенно осваивала в ходе выполнения курсовых, а затем дипломной и диссертационной работ, послужил ей хорошим подспорьем в начальном освоении совершенно новой области знаний — магии. Но… если любую дисциплину, любой навык можно было бы освоить исключительно по книгам, как это пытался ей представить Снейп, то какой смысл был бы тогда в существовании того же Хогвартса или любой другой школы?

Да, ей есть, куда расти и к чему стремиться — даже если говорить пока лишь об абстрактно понимаемом приемлемом уровне. Нынешняя тренировка отлично показала: максимум, на что она пока способна, это отбиться от наглых приставучих личностей, ни разу не магов, а потому заведомо более слабых противников. Тогда, во время нападения на поезд, она выжила лишь потому, что никто не ожидал, что среди жертв, заранее приговоренных к смерти, окажется вдруг маг, а после ее, неожиданно для нее самой перенесло во времени. Живя же теперь в магическом мире среди магов, отчетливо понимала Анна Лапина, она немногого добьется без систематического обучения и наставничества. Точно так же, как самый обычный студент, в меру старательный и способный, немного ленивый — не полный бездарь, но и не уникум-гений — не научится сам ни ставить нормально эксперименты, ни работать на разных приборах, ни адекватно интерпретировать результаты, ни обобщать и анализировать данные и делать на их основе какие-либо выводы, строить гипотезы, если с ним не заниматься специально, не присматривать на первых порах, ничего не объяснять, не задавать вопросов и ставить задач, побуждающих думать и применять как уже имеющиеся знания, так и “синтезировать” на их основе новые, а только требовать, требовать и еще раз требовать, как это делал Снейп.

- … если я скажу вам найти безоар, где вы будете его искать?

- О… — недоуменно отозвалась Лапина, за собственными раздумьями прослушавшая первую часть вопроса. Значит, с трансфигурацией, чарами и ЗОТИ уже покончено, и теперь настала очередь зельеварения? — Эмм… безоар… это камень, добываемый из желудка козы, — успела она ответить прежде, чем Снейп, уже открывший рот, начал бы в очередной раз проходиться по ее умственным способностям. — Безоар это распространенный ингредиент, который используется в большинстве противоядий, поэтому он есть в каждой лаборатории.

- Кхм… какие еще ингредиенты используются для изготовления противоядий? — тут же задал Снейп следующий вопрос.

- Рог единорога и… — Анна задумалась ненадолго, вспоминая правильное название на английском, — лирный корень.

- Почему вы не назвали руту и полынь? — потребовал Снейп более подробного ответа.

Анна не была уверена, что Снейп так уж заинтересован в глубине ее теоретических познаний касаемо магической фармакологии, но… ей же будут проводить собеседование перед поступлением в Хогвартс, а, значит, ее ответы должны устроить проверяющих в достаточной степени, чтобы ее определили сразу на седьмой, последний курс школы.

- Полынь используется в зельях… самого разного назначения, не только в противоядиях. А при передозировке может вызывать искажение восприятия, галлюцинации, сон. Рута является природным антисептиком и входит в состав многих противоядий. Однако сок руты ядовит и может вызвать кожные ожоги и убить при передозировке. Для использования в качестве лекарственного сырья руту необходимо собирать накануне или в самом начале цветения, — выдала она краткую выжимку из соответствующих статей в энциклопедии Филлиды Споры.

В идеале, понимала бывшая выпускница химфака, следовало бы порассуждать об активных веществах, содержащихся в том или ином ингредиенте: как они воздействуют на организм человека, как реагируют друг с другом и тому подобное. Но… она специалист по катализу (и то — не во всех его областях), а не по тонкому органическому синтезу, медицинской химии и фармакологии: все это ей впоследствии предстоит осваивать самостоятельно, для чего необходима, как минимум, соответствующая литература. А если уж позволить себе помечтать, то — исследовательская лаборатория и научный руководитель или куратор, который помог бы ей вникнуть в принципиально новую для нее тему и консультировал бы по тем или иными вопросам.

Пока же, при имевшихся ресурсах, оставалось довольствоваться малым — тем самым “ремесленным” подходом: “знаю как, знаю что, но не знаю почему”, надеясь на лучшее когда-нибудь в ближайшем будущем. В конце концов, полагала Лапина, вряд ли за последние два или три десятилетия (или сколько там прошло после выпуска Снейпа?) в Хогвартсе стали учить иначе, чему-нибудь принципиально другому, и потому с нее не будут спрашивать больше, чем с других учеников — по крайней мере, вначале.

- Вам необходимо добавить в зелье иглы дикобраза. Ваши действия? — Снейп тем временем задал очередной вопрос.

- Хм… с подавляющим большинством составов иглы дикобраза реагируют с резким выделением тепла… — озвучила бывшая выпускница химфака предупреждения под соответствующими рецептами из практического руководства Арсениуса Джиггера и сделанные из них выводы. — Поэтому вначале необходимо убрать огонь и охладить смесь до комнатной температуры, и только потом можно добавить иглы. Добавлять по одной… чтобы избежать перегрева и расплескивания смеси, — вспомнила она свой первый опыт с боргидридом натрия ⁽⁷⁾. — Вновь подводить тепло можно лишь после того, как саморазогрев смеси после добавления игл полностью прекратится.

- Основной компонент “Глотка мира”?

- Эмм… чемерица? — предположила Лапина: встречался ей данный ингредиент в практическом руководстве всего один раз — в описании рецепта сильного успокоительного зелья, которое маги прозвали “Глотком мира”.

- Каким образом можно отличить правильно сваренное зелье?

- Оно должно быть прозрачным и невязким… и испускать серебристые пары, — чуть задумавшись, медленно проговорила Анна.

- Какие особенности важно учитывать при приготовлении “Глотка мира”?

- Важно точно соблюдать пропорции и дозировки всех компонентов... интенсивность и длительность нагрева на каждой стадии. Особенно это касается ядовитого сиропа чемерицы…

Насколько помнила Лапина, подобного предупреждения, напечатанного мелким шрифтом под рецептом, удостаивалось далеко не каждое зелье — не считая тех, в состав которых входили кровь саламандры и иглы дикобраза, известные своим взрывным потенциалом. Таким образом, рецепт “Глотка мира” сопровождался двумя предупреждениями сразу.

- Если в процессе приготовления допустить ошибки… в лучшем случае ничего не получится, — добавила бывшая выпускница химфака. — В худшем… получится сильнейшее снотворное, которое обеспечит пациенту покой навеки…

- В лучшем случае?! Ничего не получится?! — неожиданно “взорвался” Снейп, до этого беседовавший с ней, почти как нормальный препод, опрашивающий студентов перед началом практикума или во время коллоквиума. Анна невольно отшатнулась назад. — Мордред! На кого я трачу свое время?! Воистину, мало кто способен по достоинству оценить волшебную красоту мерно кипящего котла и мерцающих над ним испарений… тонкую силу жидкостей, прокрадывающихся по человеческим венам, околдовывающих разум и порабощающих чувства!.. И еще меньше тех, кто способен превзойти обычное стадо тупиц, самонадеянно именующих себя волшебниками и ведьмами, стать мастером-ученым, вместить в себя все грани и постичь все тайны тонкой науки и строгого искусства зельеварения…

О, это была изящная, полная страсти ода тому, что являлось главным делом, источником вдохновения, двигателем жизни, без которого человек просто не мыслил своего существования! Тому, что придавало силы, заряжало азартом, питало интерес к познанию окружающего мира. Так мог бы говорить человек, увлеченный каким-либо делом всем своим существом, “продвинутый любитель”, если не профессионал, но никак не средний обыватель, каким-то чудом помнивший программу средней школы “двадцать лет спустя”.

Но, поддаваясь эмоциональному настрою собеседника, бывшая выпускница химфака пыталась, тем не менее, анализировать внезапно открывавшуюся перед ней информацию. Итак, Снейп был определенно зельеваром, и это наводило на размышления о том, какого рода услуги он мог оказывать Дамблдору и Тому и что такого опасного-запрещенного мог хранить в кладовке под лестницей или в подвале под домом. Возможно — но только возможно, Снейп был не простым ремесленником, но ученым-любителем и даже таинственным “Принцем-полукровкой”, уже в юности считавшим себя сведущим в зельеварении более, нежели признанные авторитеты, составившие рецепты известных ныне зелий, изучаемых в Хогвартсе.

Насколько методики “Принца” лучше официально одобренных стандартных, еще предстояло проверить, а вот самомнения Северусу Снейпу было точно не занимать. За работой зельевара Анна ни разу его не видела, с научными трудами знакома не была, а потому его слова могли быть как правдой, так и пустым бахвальством — несмотря на производимое ими внушительное и ошеломляющее поначалу впечатление. Хотя… выскажи она свои сомнения вслух, Снейп наверняка разразился бы очередной грозной отповедью: если превратить лекарство в яд для него предпочтительнее, чем испортить зелье окончательно и бесповоротно, то сомнения в своем профессионализме он не потерпит точно.

Снейп же, словно сообразив внезапно, что весьма некстати раскрылся перед совершенно посторонней ему постоялицей-иновременянкой, тут же сделал вид, что ничего такого не было, и с прежним невозмутимым видом принялся расспрашивать об основных компонентах Укрепляющего раствора, Зелья остроты ума, Антидота к простым ядам и связанных с ними особенностях приготовления. Глубоко технологии процесса Снейп не касался, пламенными речами о непроходимой тупости некоторых, когда Анна отвечала, намеренно ссылаясь на информацию исключительно из практического руководства Арсениуса Джиггера, не разражался, поэтому о связи его с “Принцем-полукровкой” по-прежнему можно было только гадать. И даже если на лице собеседника появлялось что-нибудь, что могло бы навести ее на некие соображения, девушка была слишком занята своими ответами, чтобы обращать внимание на что-то еще.

- Многие наивно полагают, что отсутствие необходимости размахивать волшебной палочкой превращает тонкую науку зельеварения во что-то, лишь опосредованно связанное с магией, — вновь заговорил Снейп вкрадчиво. — А теперь, мисс Лапина, назовите зелья, аналогичные по своему действию некоторым заклинаниям либо способные отменять действие этих заклинаний, — потребовал он уже строгим, бесстрастным тоном.

- Мм… Уменьшающее зелье и увеличивающее, — назвала Лапина очевидные примеры. — Усыпляющее зелье и Зелье бодрости. Запутывающий отвар и Зелье остроты ума. Зелье забвения.

- В чем преимущество использования зелий перед заклинаниями?

- Готовым зельем может пользоваться не только маг, но и сквиб. Качественное зелье... для которого известные точные дозировки, позволяет не... не отвлекаться на поддерживание соответствующего заклинания, — добавила Анна чуть задумавшись, пытаясь подобрать подходящее слово. — Также готовое качественное зелье использовать лучше, если маг… недостаточно уверен в своих умениях… том самом махании волшебной палочкой.

Снейп усмехнулся.

- Но… — Анна посмотрела на него с вызовом, — в практическом руководстве Джиггера прямо указано, что каждое зелье необходимо зачаровывать в процессе приготовления. Потому что… как же иначе заставить нужные компоненты реагировать друг с другом так, чтобы получилось зелье с нужными свойствами? Ведь в котле столько всего намешано… Это в большом мире давно научились выделять активные компоненты растительного и животного происхождения и… даже синтезировать некоторые из них искусственно, что... позволило не только существенно уменьшить стоимость их производства, но и спасти миллионы жизней. Научились устанавливать структуру этих веществ… О, всего лишь аденин, тимин, гуанин и цитозин ⁽⁸⁾! Но их последовательность в многомиллиардных вариациях обеспечивает генный код всего живого на Земле! — воскликнула она не с меньшим пафосом, чем Снейп, когда говорил о “тонком искусстве зельеварения” и поистине безграничных возможностях жидкостей. — За прошедшие сто лет и больше ученые смогли выяснить механизмы самых разных реакций. А еще… отчасти подсмотрев это у природы, научились создавать катализаторы — специальные агенты, направляющие реакцию по строго определенному пути. И, что бы ни думали себе некоторые обыватели, наука не стоит на месте и продолжает развиваться!

- И, конечно же, вы, как и тысячи магглорожденных до вас, полагаете, что магический мир застрял в средневековье и никак не развивается? Не так ли, мисс Лапина? — саркастическим, обвиняющим тоном отозвался Снейп, небрежно глянув на азотистые основания ⁽⁹⁾, нарисованные спешно на очередном тетрадном листе. — Или вы всерьез полагаете, что малолетним оболтусам, едва дорвавшимся до собственной волшебной палочки и котла с ингредиентами, станут преподавать некие фундаментальные знания?

- В большом мире именно так и делают, — возразила Лапина. — На уроках химии в школе дети изучают строение атома и периодический закон, свойства элементов и типы химических связей, учатся составлять уравнения химических реакций. А… варкой всякого разного занимаются уже обученные специалисты соответствующего профиля.

- И много ли среди магглов тех, кто после школы становится, как вы говорите, “специалистами”? — скептически поинтересовался Снейп.

- Не очень… если говорить о химии, — ответила Лапина задумчиво. — Но… задача школы не в том, чтобы… готовить ученых — для этого юноши и девушки после идут в университеты. Задача школы в том, чтобы дать детям… во-первых, базовые навыки — такие, как чтение, письмо и счет. Во-вторых, дать общие познания о мире в целом, о родной стране, ее истории и географии; дать представление о разных науках, привить некий базовый уровень культуры. Кроме того, в школе дети получают важный опыт социализации… то есть, учатся общаться и строить отношения с другими детьми и взрослыми вне семьи. Но это в идеале, — добавила она с иронией.

- Так вот, мисс Лапина, в магическом мире все эти периодические законы и атомно-молекулярное учение важны лишь небольшому количеству ученых, занимающихся собственными исследованиями. Более того, законы, учитывающие магическую составляющую Мироздания и всех протекающих в нем процессов, намного сложнее как в описании, так и для понимания, — заметил Снейп, точно мудрый учитель, объясняющий простые истины ученику. — Тупицы, что обычно поступают в Хогвартс, просто не способны усвоить эти знания — не то, что оценить по достоинству. Это все равно, что метать жемчуг перед свиньями ⁽¹⁰⁾, — добавил он с умным видом, явно гордый собой, что смог найти применение столь броской и весомой фразе.

- Что же до упомянутого вами “зачарования”… — вернулся Снейп к своему лекторскому тону, — то это не более чем распространенный в обиходе термин, означающий передачу магической энергии зелью. Разумеется, чем более магически насыщенным является зелье, тем более сильным, быстрым и продолжительным будет его воздействие. По этой причине магглы не могут варить зелья в принципе, а сквибы могут варить лишь самые слабые и простые зелья. Направление же реакции задает не передача магической реакции, а помешивание зелья специальным прутом определенное число раз — по или против часовой стрелки. Настоящий зельевар должен иметь несколько таких прутов для зелий разного назначения. Наконец, не следует путать простую передачу магической энергии зелью и зачарование истинное, заключающееся в прочтении над зельем особых заклинаний — то, чем должен владеть любой идущий на ТРИТОН студент-семикурсник, рассчитывающий получить Мастерство в зельях в ближайшем будущем. Как, мисс Лапина, у вас остались еще вопросы? — добавил он в конце насмешливо.

- Э…

Анна задумалась, напоминая себе самой в тот момент подвисший компьютер. Не то чтобы это был первый раз, когда Снейп разговаривал с ней нормально и объяснял пусть не подробно, но понятно в целом, сообщая при этом те или иные полезные сведения, но каждый раз подобное поведение зельевара (теперь девушка могла называть его про себя так) казалось ей чем-то невероятным, совершенно не свойственным угрюмому и желчному мизантропу, коим Снейп предстал перед ней отнюдь не только в момент знакомства, но и пребывал большую часть времени на ее глазах. Это было исключение, которому доверять не стоило — именно потому, что доверять хотелось; потому что появлялась робкая надежда, что с этим человеком возможно наладить диалог.

Было еще что-то, за что зацепился ее разум, пока она внимательно слушала зельевара. Да, он неоднократно называл учеников тупицами, и в такие моменты ей хотелось отчаянно перебить его и воскликнуть: “Да смените тогда учителя зельеварения!” Потому что дети идут в школу за тем, чтобы их научили, и это естественно, что первокурсники ничего не знают и не умеют: чистокровные владеют лишь тем, чему смогли и посчитали нужным научить их родители (и вряд ли среди них много семей, подобных Малфоям); магглорожденные — потому что ни зельеварение, ни химия не входят в программу маггловской начальной школы. И если к выпуску из Хогвартса уже взрослые молодые волшебники и ведьмы остаются такими же бездарями и тупицами, возникают большие сомнения: это все поголовно ученики такие бестолковые и ленивые или все-таки с преподавателем в частности и системой в целом что-то не так?

Теперь же, поразмыслив, девушка пришла к выводу, что если бы позволила себе высказаться раньше, то только бы разозлила Снейпа и заодно дала бы ему повод в очередной раз усомниться в ее умственных способностях. Потому что не важно, свое ли мнение транслировал ей Снейп, в силу тех или иных обстоятельств наблюдавший за учебным процессом, или же цитировал кого-то из коллег. Важно то, что Дамблдор, будучи директором, не мог не быть в курсе ситуации. И если он до сих пор ничего не сделал для того, чтобы ее исправить, то, значит, или его все устраивало, или же это было весьма затруднительно сделать при имевшихся ресурсах, а потому “открывать глаза” директору — пусть и через посредничество того же Снейпа — было просто бессмысленно. Наконец, Снейп мог настолько привыкнуть опускать и ненавидеть всех вокруг себя (за исключением авторитетов наподобие Дамбуса и Томми, которых уважал за силу и власть — и одновременно боялся), что просто перестал видеть реальных людей и меняющийся мир из-за собственных шор на глазах.

Впрочем, как показалось Анне позже, пояснять что-либо дополнительно сверх того, что он уже рассказал, Снейп не собирался, но только дал ей некоторое время на раздумья, чтобы она сама же пришла к нужным выводам.

- Вы можете думать, мисс Лапина, что при покупке волшебной палочки вам не потребуется колдовать ничего сложнее “Lumen”… или что продавцу в аптеке, торгующей ингредиентами для зелий, нет никакого дела до ваших познаний в тонкой науке зельеварения. Что у вас есть время до начала учебного года, и вы сможете подтянуть ваши знания и умения хотя бы до отдаленно приемлемого уровня… — заговорил Снейп вновь после некоторого молчания тоном, каким предваряют нередко важные, но малоприятные известия. — Но, поверьте, мисс Лапина, ваше знание или незнание основных хогвартских дисциплин не будет иметь никакого значения, если вы не будете уметь закрывать свои мысли. И если кто-либо за пределами этого дома узнает о вашей связи со мной… в таком случае ваша жизнь не будет стоить и ломаного кната, а ваша смерть… не будет безболезненной и быстрой — добавил он угрожающе, с нотками какого-то странного предвкушения в голосе.

- Мистер Снейп, вы уже предупреждали меня об этом раньше, — рискнула ему напомнить Лапина, настороженно, снизу вверх посмотрев на собеседника. — И я не собиралась никому об этом рассказывать. Мне это тоже не выгодно. Возможно, даже больше, чем вам.

Анна не была уверена, что избрала верную аргументацию. С одной стороны, как ей казалось, позиция личной выгоды или невыгоды — именно то, что мог бы понять и принять такой человек, как Северус Снейп, а всякие там “Для меня неприемлемо…”, “Я не такой(ая)…”, как неоднократно убеждалась девушка на собственном опыте, для посторонних — даже близких людей — выглядели либо как попытка набить себе цену, либо как дешевое самооправдание, даже если человек говорил то, что считал правдой. С другой стороны, Снейп не только не получил никакой выгоды (во всяком случае, прямой и ощутимой) с того, что принял ее в своем доме, но, напротив, как полагала Лапина, подверг из-за нее свою жизнь опасности — о чем напомнил только что в очередной раз — однако же не сдал ее ни магическим полицейским-аврорам, ни Дамблдору, ни подельникам из банды Тома. А потому вопрос с мотивацией для Снейпа: что для него значимо, а чем он, наоборот, легко пренебрежет и обесценит — по-прежнему оставался для нее открытым.

- Кажется, я ясно выразился, мисс Лапина… — процедил Снейп презрительно. — “Закрывать свои мысли”, а не “держать язык за зубами”. Но, похоже, я в очередной раз переоценил ваши умственные способности…

- Постойте, мистер Снейп… “Закрывать свои мысли”… — не от того ли воздействия на разум, что вы применили ко мне при нашем знакомстве? — резко вскинулась Лапина, с вызовом посмотрев на хозяина дома: докопаться до истины для нее было сейчас гораздо важнее, нежели переживать из-за очередной нелестной оценки Снейпа.

Так, если подумать, то подобного рода способности, пусть и гораздо более слабые, чем у стоявшего перед ней мужчины — опытного волшебника, знавшего о магическом мире еще до своего поступления в Хогвартс, были и у нее самой. Еще в прошлой жизни, вспомнила Анна, после того в ней проснулась магия, она могла при желании узнать, о чем думал и что чувствовал человек в настоящий момент, посмотрев ему в глаза и задержав взгляд — как получилось с тем хулиганом, что пристал к ней в первый вечер в Коуворте. Проделывала, правда, она это нечасто и только на обычных людях: уж очень неприятен был ей процесс погружения в чужие эмоции, которые она неизбежно пропускала чрез себя, которые, проходя через нее, резонировали и усиливались даже без магии.

“Но что, если такие способности характерны для всех волшебников в принципе?” — внезапно задумалась Анна. Не могла же она в довесок к тому, что внезапно стала магичкой, получить еще какой-то особенный дар (или проклятье — смотря как посмотреть), которым могли бы похвастаться лишь некие избранные? Такое бывало в играх, книгах и фильмах, где главный герой двигал сюжет, в том числе своей избранностью, умея делать то, чего не могли другие (даже если проделывал это лишь раз) — но никак не в реальной жизни. И она, Анна Лапина, точно не могла быть никакой “избранной” тем более, пусть ей уже удалось раз выжить там, где выжить, казалось, было невозможно. Просто потому, что никакие уникальные сверхспособности просто так не даются, и Избранный — это человек, как правило, определенных морально-волевых качеств, чья судьба и главная цель в жизни предопределены заранее, чего девушка сказать бы о себе не могла и чего бы для себя, если говорить по правде, отнюдь не хотела.

- Неужели… так может каждый волшебник? — сказала Лапина уже вслух, даже не пытаясь скрыть своего опасения.

- Нет, не каждый, мисс Лапина, — “любезно” просветил ее Снейп. — Способности к легилименции — не то, о чем принято кричать посреди Косого переулка, а потому вы никогда не можете быть уверены, что в окружающей вас толпе не отыщется хотя бы одного легилимента. Самого сильного из них вы можете встретить в Хогвартсе — если, разумеется, вас туда примут, — добавил он, презрительно усмехнувшись. — Это директор школы Альбус Дамблдор, с которым вы уже имели возможность познакомиться заочно. А потому я настоятельно рекомендую вам не принимать участия во всякого рода сомнительных авантюрах, после которых неизбежно последует вызов к директору.

- Большое спасибо за полезную информацию, мистер Снейп, — кивнула Лапина в знак благодарности: не смотря на издевательский тон, которым она была преподнесена, это была действительно важная для нее информация.

Точно так же, понимала бывшая выпускница химфака, поделился столь ценными сведениями зельевар с ней отнюдь не по доброте душевной и не по внезапному повелению левой пятки, но, прежде всего, потому, что ему самому невыгодно, чтобы она даже случайно раскрыла его перед одним из боссов, от которого он сам ранее, по ведомым ему лишь одному причинам, утаил связанную с ней информацию.

- Вы говорили, мистер Снейп, что важно “уметь закрывать свои мысли”, — после некоторого молчания вернулась Лапина к началу разговора. — Есть ли у вас книги, где… была бы описана теория, как это делать? И если да, могли бы вы дать их мне почитать?

- К счастью для вас, мисс Лапина, вы не так безнадежны, как некоторые, поэтому книги вы получите уже сегодня вечером, — неожиданно легко согласился Снейп. — Вернете, как и все остальное за неделю до начала учебного года. Итак, как вы уже знаете, мисс Лапина, умение проникать в чужое сознание, извлекать из него мысли и воспоминания, называется легилименция. Как вы уже убедились на собственном опыте, это не вовсе “чтение мыслей”, как это примитивно представляют себе магглы. Проникая в чужое сознание, легилимент не открывает его, как книгу, и не читает мысли, как текст, запечатленный на ее страницах. Хотя язык носителя, безусловно, важен.

- Как вы уже догадались, мисс Лапина, примитивнейший способ защитить свое сознание от проникновения извне — не смотреть в глаза легилименту, — продолжил Снейп тем же лекторским тоном. — Способ, работающий исключительно против такой же примитивнейшей, то есть слабейшей формы легилименции: беспалочковой и невербальной, возможной лишь при непосредственном зрительном контакте. И, разумеется, этот способ не сработает, если легилимент всерьез намерен извлечь из вашего сознания интересующую его информацию. Существует специальный раздел магии, изучающий способы защиты сознания от постороннего влияния и проникновения извне — это окклюменция. Волшебник или ведьма, освоившие навык окклюменции, могут помешать легилименту увидеть свои истинные воспоминания, мысли и чувства и даже напрямую лгать, не опасаясь разоблачения.

- Вы должны знать, мисс Лапина, что осваивать окклюменцию будет очень трудно. Разумеется, вы можете прочитать книги и разучить описанные там техники защиты сознания. Вам даже может показаться, что вы надежно обезопасили свои тайны. Но это будет всего лишь иллюзия. Можете не рассчитывать на успех в окклюменции, если не имеете к ней предрасположенность. Неопытная магглорожленная ведьма, как вы, просто не выдержит прямую атаку сильного легилимента.

- Мне кажется, вы сами себе противоречите, мистер Снейп… — возразила Лапина, чуть помедлив. — То вы говорите, что можно научиться защищать сознание с помощью той самой окклюменции, и я не “безнадежна”. То говорите, что окклюменцию не каждый может освоить, и я в особенности.

- А это мы сейчас проверим, мисс Лапина, — заметил Снейп ехидно.

- Что?!

- *Legilimens!*

Не то чтобы Лапина совсем не догадывалась, какую именно “проверку” собирался провести Снейп, но понимание это пришло буквально за мгновение до того, как ее сознание перестало принадлежать ей одной, и воспоминания, повинуясь чужой воле, принялись раскручиваться калейдоскопом ярких цветных пятен…

* * *

В первый раз Анне удалось выбросить Снейпа из головы достаточно быстро. Еще по прошлому своему опыту столкновения с легилименцией начинающая волшебница успела уяснить, что сопротивляться вторжению в собственный разум извне возможно — это во-первых. Во-вторых, в ментальной плоскости, если так можно назвать погружение вглубь собственного сознания, полностью выполнялось тождество бытия и мышления, выдвинутое еще в древности Парменидом и активно использовавшееся философами-схоластами и рационалистами до Канта. А потому, недолго думая, Лапина показала Снейпу образ Смерти из “Очень страшного кино”, наложенный на картину Эдварда Мунка “Крик” ⁽¹¹⁾, сопровождаемый леденящим душу криком из собственных снов, когда кажется, что уйти от опасности невозможно, но можно проснуться.

Дезориентированная, девушка пошатнулась, оступившись буквально на ровном месте — столь резко покинул Снейп ее сознание. Выглядел он напуганным — каким Анна прежде никогда его не видела и даже не подозревала, что он способен испытывать подобные эмоции — но замешательство его длилось не больше нескольких мгновений: страх сменился злостью.

- *Legilimens!* — Анна показалось, будто она услышала слово заклинания в своей голове — подобно грозной и в то же время надрывной команде: “К бою!”, “Вперед!” или “Сдавайтесь!”

Снова знакомое, неприятное до пульсирующей боли в висках ощущение, будто разум одновременно ее и не ее, и кто-то извне насильно держит его на крючке, погружаясь все дальше в глубины памяти. Сопротивляться в этот раз было труднее, и больше времени ушло на то, чтобы придумать, чего бы такого отталкивающего показать Снейпу.

* * *

- Я люблю тебя, Иден!

- Я люблю тебя, Круз!

- Ты лгал мне, Хосе-Игнасио!

- Мария!

- Это была ее сестра-близнец!

- Твои родители против, Диего! Что делать?!

- Верь мне, Валерия! У нас все получится! Мы обязательно поженимся!

Клишированные фразы и запомнившиеся образы из популярных в 1990-е латиноамериканских сериалов, которые Аня Лапина в школьные годы часто смотрела с бабушкой — и, конечно же, незабвенной “Санта-Барбары”. Позже, уже в аспирантские годы, девушка весьма удивилась, узнав, что Санта-Барбара — это не только декорации для самой длинной из существовавших когда-либо мыльных опер, где жаркие страсти под жарким калифорнийским солнцем растянулись более чем на 10000 серий, но и университет, где в конце 1990-х был разработан материал SBA-15, благодаря своей высокой удельной площади поверхности и упорядоченной системе пор с гексагональной симметрией получивший широкое применение в катализе и адсорбции ⁽¹²⁾.

Ей показалось, или Снейп, вынужденный вместе с ней просматривать кадры из сериалов и оттого едва не схватившийся мысленно за голову, “оживился”, стоило подумать о связанном названием мезопористом материале? Что ж, ей не жалко, пусть смотрит. О, эти упорядоченные, ровные, уложенные сотами каналы ⁽¹³⁾ и электронная дифракция с идеальным расположением откликов, в точности отображающая симметрию материала ⁽¹⁴⁾!

Снейп же будто того и ждал: удостоив небрежно-мимолетным вниманием представленные ему в памяти микрофотографии, раздвинул их, словно занавески или японские двери из рисовой бумаги. Мысленное пространство вокруг Анны Лапиной вновь качнулось и завертелось калейдоскопом ярких красок. А ведь у нее почти получилось вначале! Может быть… стоит попробовать что-нибудь еще более противное, чем сериалы? Что-то, что не вызывало бы при этом разветвленную цепочку ассоциативно связанных воспоминаний? И тогда…

- Ха-ра-шо! Все будет хорошо! Я это зна-а-ю! Ох, загуля-а-ю!..

- Тыц! Тыц! Тыц! Я сошла с ума! Я сошла с ума! Я. Сошла. С ума-а…

- Нас не догонят! Нас не догоня-ат! Не догонят, не догонят!..

- Я-а теряю ко-о-рни и улета-а-а-ю в не-е-е-бо!..

Не то чтобы бывшая выпускница химфака была от подобной музыки в восторге, но тогда, в конце 1990-х — 2000-х, когда она училась в школе, а затем в университете, всякие Киркоров, “Тату”, “Фабрика звезд”, “Блестящие”, Билан и Сердючка звучали едва ли не из каждого утюга, а потому, хочешь — не хочешь, а услышишь и запомнишь — особенно если песня состояла в основном из одной-двух повторяющихся фраз.

А теперь… как мог бы выглядеть мир для человека, “потерявшего корни и улетевшего в небо” — в соответствии со словами последней песни? Безвременье? Пространство, где смешаны настоящее, прошлое и будущее, где воедино сливаются, как в тумане на горизонте, небо, земля и вода, и нарушаются все привычные законы физики?..

Светло-серый туман. Не ясно где верх в нем, где низ. Бледные тени ветвей, покачиваясь, плывут по волнам…

* * *

Анна Лапина с удивлением открыла глаза. Правая ее рука была отведена в сторону, левая вскинута вверх. Снейп почему-то парил под потолком.

Казалось, она не дышала все это время. Воздух вокруг казался каким-то застывшим. Или это время остановилось из-за очередной непонятной магии?

Стоило об этом подумать… девушка глубоко вдохнула — точно вынырнула из-под воды — и услышала, как забилось сердце в груди. Опустила руку, почувствовав усталость и опустошение.

О Снейпе, подвешенном под потолком, Анна вспомнила лишь в последнюю очередь. Но, вместо того, чтобы рухнуть камнем вниз, как это неизбежно произошло бы под действием силы тяжести при резкой отмене заклинания левитации, зельевар, точно знаменитый фокусник Дэвид Копперфильд, плавно спустился на пол — не хватало только раздувающегося плаща за спиной. Понятно, что волшебникам для подобных трюков не требовались лески, запасные платки и прочие ухищрения, дабы вводить в заблуждение восхищенных зрителей, но, отчего-то казалось Лапиной, самостоятельно левитировать умел далеко не каждый маг.

- Что?.. — Снейп преодолел разделявшее их расстояние в мгновение ока; различить его движения могли бы, наверное, только кошачьи — настолько стремительны они были. — Что это было?! — вопросил он грозно, точно коршун, нависнув над девушкой.

- П-популярные песни, — нервно ответила Лапина, отведя взгляд: до того близко, казалось, было перед ней лицо Снейпа. — То есть, э… песни, которые будут популярны… три-четыре-пять лет спустя.

- Откуда?.. — прошипел Снейп, грубо развернув лицо девушки к себе.

- *Repello!* — уперлась ладонями в затянутую темно-серым сукном плоскую твердую грудь и, представив, будто ее руки — сжатые пружины, послала самый сильный отталкивающий импульс, на который только была способна.

Мужчина предсказуемо отлетел назад, но не упал, не ударился ни разу, несмотря на тесное пространство кухни, но словно применил очередное умение в стиле Дэвида Копперфильда: чуть взмыл вверх и, расставив руки в стороны, ловко опустился на пол.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Анна тяжело дышала, чувствуя, как бешено колотилось сердце в груди. В голове роились вопросы, будто бы возникшие извне: кто учил ее окклюменции? откуда она знала то, чего никак не могла знать магглорожденная ведьма, лишь недавно открывшая в себе магические способности и никогда прежде не учившаяся в магической школе? И какое отношение ко всему этому имел главарь преступной банды Темный Лорд, так же известный как Том, просто Том? Но ведь она не применяла заклинание легилименции к Снейпу!

- Неужели вы полагаете, мисс Лапина, что опытного легилимента можно провести столь дешевыми трюками? — заметил Снейп презрительно. — Пробуем еще раз. Приготовьтесь! Раз… два… *Legilimens!..*

Предыдущие две попытки, наверное, можно было назвать “пристрелочным”: нельзя сказать, что бы Снейп действовал при этом осторожно — скорее, приглядывался, пытаясь оценить, какие неприятности можно ожидать от объекта “Анна Лапина”. Теперь же, казалось Анне, ее словно отшвырнули в сторону — настолько стремительно и грубо на этот раз ворвался Снейп в ее сознание — и все, что ей оставалось, это поспевать за ним: вдруг ей повезет, и на одном из этапов удастся его остановить.

* * *

…Ее комната в доме у Снейпа. Вот она достает из рюкзака ноутбук, внимательно осматривает со всех сторон, не обнаруживая серьезных повреждений. Включает; ждет, пока загрузится система; запускает после несколько разных программ по очереди и сразу же закрывает. Выключает ноутбук и убирает обратно в рюкзак…

Анна видит себя со стороны — будто она стоит чуть сзади и сбоку и наблюдает. Процесс неожиданно ее увлекает. Она чувствует себя ученым-естествоиспытателем. То, что она — пленница чужого заклинания в своем сознании, она осознает вновь, лишь когда ее насильно утягивает в следующее воспоминание.

…Ночной Коукворт… его полуразрушенные мертвые дома, зияющие черными провалами окон, навевают мысли о городах-призраках, вызывают страх…

И снова Анна идет рядом с собой из прошлого, и ей передаются отголоски эмоций ее прежней.

… Слабый свет в конце улицы кажется спасением…

Анна знает, что произойдет дальше, но Снейп вынуждает ее просматривать воспоминание “с эффектом погружения” дальше. А потому…

…Очень скоро девушка понимает, как ошибалась, когда на площади сталкивается с развязными местными жителями. Наконец, применив несколько простых заклинаний, воспользовавшись всеобщим замешательством, она скрывается в каком-то темном проулке. Теперь она нацелена покинуть город…

…Из кухни видно, как по книжным полкам в гостиной пляшут изумрудно зеленые блики. Слышится шипение. Анна хватает принесенный совой конверт, учебники и нехитрый обед и через другую дверь выбегает во двор…

Она знает, что произойдет дальше, но как сделать так, чтобы Снейп не узнал в точности, как много она услышала и сколько запомнила? Внутри разума выполняется тождество бытия и мышления, и девушка сотворяет пылевую завесу.

Снейп отступает — но не покидает сознание…

…Анна мысленно примеривается к магоуловителю, еще стоящему на кухонной тумбе…

Но Снейпу не тем более следует знать, что будет дальше. Только теперь Анна замечает, что в этой странной реальности существует лишь ее бесплотный дух, ее сознание, ее личность, но не тело. Но эта реальность нематериальна, она существует лишь в виде воспоминания в ее голове, так значит, продолжает рассуждать Анна, даже в таком виде она как-то может на эту реальность воздействовать. Более того, она уже воздействовала — как в предыдущем воспоминании. Она не видела своих рук, но чувствовала направление и передачу импульса. А потому…

…Анна резко оборачивается, словно увидела перед собою врага, и с рук срывается грязно-желто-зеленый дым, заполняющий все вокруг…

...Поезд “Кентербери-Лондон”. Маша сообщает, что недавно проходили контролеры. Никто даже не подозревает, что вот-вот случится катастрофа, и они все обречены. Вагон заполняет густым темным туманом...

Но, приходит к выводу Анна, туманы и завесы — это лишь временные меры, которые позволяют Снейпа только задержать — но не изгнать окончательно из сознания. Зато она знает, что точно подействует на Снейпа: ужасы в сочетании с черным юмором и абсурдом. А потому…

Когда туман немного рассеивается, нет больше ни вагона, ни сидящих в нем пассажиров. Вместо этого Северус Снейп, одетый в ковбойскую шляпу и ковбойские же сапоги, которые смотрятся на нем весьма комично после черного сюртука-футляра, исполняет родео на ожившем скелете гигантской крысы вроде тех, что встречались в “Аркануме”. Снейп размахивает лассо и с громким криком “Ях-ху-у!” швыряет вперед. Лассо зацепляется за ветку тонкого обугленного дерева. Снейп слетает с костяной крысы. Пространство снова заволакивает черным густым туманом…

* * *

Они снова были на кухне в доме у Снейпа и неуклюже сидели на полу. Несмотря на то, что яркого света не бывало здесь даже днем, неприятно слезились глаза, и болела голова. Она ударилась в процессе? Или Снейп приложил ее не только легилименцией, но и мощным световым заклинанием?

- Для новичка не слишком плохо… — снисходительно процедил Снейп. В себя он пришел гораздо быстрее и уже поднялся на ноги, а потому смотрела на Анну Лапину сверху вниз отнюдь не только потому, что она была меньше ростом. — Однако в том, что вам все-таки удалось выкинуть меня из вашего сознания, нет ни малейшей вашей заслуги.

- Э… как? — недоуменно спросила Лапина, словно ударенная пыльным мешком по голове, не будучи в силах даже злиться.

- Вас приняли за магглу и почистили вам память, — снисходительно пояснил Снейп. — Впрочем, “почистили” — не совсем точное определение. Скорее, здесь можно говорить о блокировке воспоминаний за определенный, как правило, недолгий отрезок времени. Легилименция позволяет разрушить эти блоки — но только не в том случае, если тот, кто их ставил, не позаботился заранее о специальной защите.

- О… — только и смогла на это ответить Лапина. — А что может произойти, если попытаться сломать эту защиту? Так-то я понимаю, что ничего хорошего…

- Вот именно, мисс Лапина, что ничего хорошего — и прежде всего, для вас, — злорадно отозвался Снейп. — Даже если некто останется жив после такого, это будет весьма сложно назвать жизнью в полном смысле этого слова.

- Вся эта магия, воздействующая на разум, кажется весьма опасной, — заметила Лапина очевидное — но не только, чтобы просто поддержать разговор.

- Жизнь в принципе опасная штука: от нее, знаете ли, умирают, — мрачно пошутил Снейп, и Анне не могла бы сказать, что ему это хорошо удалось. — Что ж, приступим. *Legilimens!*

Девушка почувствовала, как ее сознание снова подцепил и потянул на себя невидимый крюк — внезапно и стремительно. Пространство вокруг, как и в прошлый раз, завертелось смазанными цветными пятнами. В ментальном плане время воспринималось иначе: в этот раз, показалось Анне, экспозиция с сумасшедшим, сводящим с ума калейдоскопом длилась дольше, пятна вокруг стремительно тускнели, хотя среди них по-прежнему встречались яркие всполохи. Будто… будто Снейп заглянул в более ранние воспоминания, догадалась Анна в самый последний момент.

* * *

…Вот она, Анна Лапина, студентка первого курса Химического факультета МГУ, вместе с другими слушает приветственную речь декана первого сентября в Большой химической аудитории. Приветливо светит солнце в большие, увеличивающиеся к низу окна. Им вручили студенческие билеты. К ним впервые обращаются на “вы” и “коллеги”, то есть, почти как к равным, взрослым. Это воспринимается как начало нового и очень важного этапа в жизни…

...Учеба, лекции, практикумы, коллоквиумы, контрольные, работа в лаборатории, экзамены. Учеба в лучшем ВУЗе страны дается не так легко, как ей, бывшей отличнице и золотой медалистке, казалось поначалу. Почти все ее однокурсники знают больше нее, быстрее и лучше справляются с практическими заданиями. Девушка испытывает разочарование и стыд. Она дисциплинированно посещает и старательно конспектирует лекции, зубрит учебники и заранее прорешивает задачи по программе, обращается за помощью и разъяснениями к одногруппникам. Ей даже удается выбиться в первую двадцатку, а иногда и в первую-вторую строчки в общекурсовом рейтинге по химическим дисциплинам; в ее зачетке почти все пятерки, но постепенно приходит понимание, что оценки — отнюдь не показатель ума и способностей человека. Она может только бесконечно догонять — но не перегнать; она не хочет участвовать в такой гонке…

...Защита дипломной работы — пусть далеко не блестящая, как будет считать Анна Лапина впоследствии, но тогда она чувствовала себя по-настоящему взрослой, специалистом. Шеф ее хвалил…

...Девушка идет по вечерней Москве. На город постепенно опускаются сумерки. Она отвезла нужные бумаги, в лабораторию возвращаться большого смысла уже нет, поэтому можно немного прогуляться, прежде чем ехать домой…

На фоне сиреневого неба ярко выделяются черные готические шпили — такие бывают у католических или протестантских церквей. Ей, православной, туда нельзя, но она и не собирается внутрь, а только посмотрит снаружи. Ей так нравится готика…

Анна помнит, что произойдет дальше, и не должна допустить, чтобы Снейп это увидел. Голова болит и сопротивляться в этот раз намного сложнее — Снейп не дал ей времени на передышку. Анна снова пытается наколдовать густой клубящийся туман в своем воображении: Снейпа это будто отталкивает, но не выгоняет до конца.

- Изыди! Сгинь! — кричит она на остатках силы воли.

Выпущенные с рук клубы густого темного тумана заполняют все пространство вокруг…

* * *

Анна не помнила, сколько прошло времени, прежде чем она снова обнаружила себя на кухне в доме у Снейпа, неуклюже сидящей на четвереньках, упираясь руками в пол. Раскалывалась голова, болели и противно слезились глаза, слиплись от пота волосы, по губам и подбородку текло что-то теплое, с неприятным привкусом железа и соли. Девушка приложила руку ко рту и отстраненно рассмотрела, опознав кровь — разве это могло быть что-то иное?

Неуклюже поднялась, опираясь сначала о табурет, о стол, затем о кухонные тумбы — уже стоявший на ногах Снейп, как и раньше, даже не попытался ей помочь. Открыла кран и умылась — плевать, что при посторонних неприлично. Достала из холодильника лед и, тяжело опустившись на стул, приложила его к вискам с обеих сторон.

- Так-так, мисс Лапина, что вы все-таки сделали с магоуловителем? — вкрадчиво и требовательно одновременно поинтересовался у нее Снейп, сев напротив.

- А почему вы считаете, мистер Снейп, что я с ним что-то сделала? — не глядя на собеседника, спросила Анна в ответ, сосредоточив свое восприятие целиком и полностью на окружающей обстановке.

- В вашем воспоминании вы прицеливались к магоуловителю, будто хотели сломать его заклинанием.

- Я присматривалась. Я обнаружила, что он стал сбоить. Запаздывать. Вначале на несколько секунд, потом минут, потом на час, — отвечала Лапина короткими рублеными фразами.

Сейчас она говорила правду — да не ту; подставляла к одному вопросу правдивый ответ на совершенно другой, конструируя тем самым искусственную, но правдоподобную для окружающих реальность — если не знать, что и как спрашивать, заранее. Навык, приобретенный еще в прошлой жизни: нельзя было лгать матери, которая легко распознавала ложь и видела подчас такие намеки, за которые приходилось потом неловко оправдываться, чувствуя себя униженно и глупо; нельзя было лгать на исповеди и лгать вообще, ибо ложь — грех.

- Вам нравилось учиться в университете? — неожиданно спросил ее Снейп — впервые за время их знакомства.

- Да, нравилось!.. — отозвалась Анна, совершенно искренне, с легкой толикой восхищения и тихой грусти одновременно, не рискуя, однако, повернуться к хозяину дома лицом. — Конечно, не все было хорошо, не все удавалось, но… это был очень важный и ценный опыт для меня. Именно в университете меня научили думать, анализировать, обобщать информацию и делать выводы, а не… просто зубрить, как это было в школе. Мне казалось, это просто невозможно — вызубрить на память все, что нам преподавали в университете. А еще это очень важный опыт взросления, самостоятельной жизни и определения себя как личности. Когда осознаешь, что делаешь что-либо в первую очередь для себя… и сам же несешь ответственность за принятые решения, а не потому, что так хочет мама, бабушка, дядя или кто-нибудь еще.

- Вы сдавали экзамены каждый год, не только летом, но и зимой?

- Да, экзамены были у нас два раза в год: в январе и в июне. Однако во многих университетах на Западе, я слышала, экзамены три раза в год: в декабре, марте и июне.

- Однако на экзаменах вы сдаете только теорию, — живой интерес в голосе Снейпа в мгновение ока сменился на столь привычный для него надменный скептицизм.

- Верно, — согласилась Анна. — Однако у нас есть базовые химические предметы, это неорганика, аналитика, органика, физхимия и полимеры. Их поочередно преподают всем студентам курса… независимо от специализации. Эти предметы предусматривают работу в общем практикуме, выполнение ряда обязательных задач… синтезы, качественные реакции, изучение свойств элемента или класса веществ, освоение разных методов анализа. Таким образом, теоретические знания... то, что преподаватели читают на лекциях… то, что студенты сами читают в учебниках, закрепляются на практике. Кроме того, по неорганике, аналитике, органике и физхимии предусмотрены обязательные курсовые работы. Они выполняются в лабораториях, под руководством научного сотрудника или аспиранта. В этом случае перед студентом ставятся более сложные задачи, чем в учебном практикуме. По сути… это непосредственное обучение именно научной работе, научному мышлению. Курсовая работа предусматривает не только проведение эксперимента… — сделала неопределенное вращательное движение рукой у своей головы, — это и поиск литературы по теме, структурирование и обобщение информации, интерпретация полученных данных, выводы. Работу с литературой, проведение эксперимента и полученные результаты студент должен представить в курсовой работе в письменном виде, а также… защитить в устном докладе перед преподавателями и одногруппниками. В идеале, к окончанию обучения… студент должен освоить указанные навыки для самостоятельной работы. Научный руководитель при этом задает тему работы; будучи более опытным специалистом, может посоветовать полезную литературу; консультирует касательно интерпретации результатов и выводов, структуры и последовательности изложения материала, вычитывает и правит сам текст работы.

- Мне очень повезло с большинством преподавателей и научным руководителем, который вел меня с первого курса вплоть до недавнего времени. Именно им я обязана всем, что знаю и умею, — добавила Анна с вызовом и благодарностью одновременно, впервые за время разговора осмелившись искоса посмотреть на Снейпа.

- А промежуточные экзамены в середине семестра? — поинтересовался зельевар светским тоном, как если бы говорил о погоде.

- А… вы, наверное, имели в виду контрольные и коллоквиумы? — предположила Анна с энтузиазмом. — Контрольные — это письменные работы, которые проводятся для всего курса сразу, после того, как… отчитан блок лекций, объединяющий определенные темы. Например, группы элементов, классы соединений, методы анализа и так далее. Задачи на контрольной могут быть разной степени сложности, но непременно привязаны к этим блокам. Аналогичным образом коллоквиумы привязаны к темам, изучаемым в практикуме в текущем семестре. Это устный опрос для небольшого количества человек. Не только и не столько на память… сколько на сообразительность и понимание. Преподаватель таким образом выясняет, насколько качественно студенты усвоили пройденный ранее материал, помогает восполнить пробелы в знаниях.

- И как же вы, мисс Лапина, управлялись со всеми этими маггловскими приборами, которые использовали в работе? — спросил Снейп насмешливо.

- С переменным успехом, — пожала плечами девушка, отвернувшись обратно, и вновь приложила лед к вискам: незачем напоминать Снейпу о том, что в студенческие годы она еще не была ведьмой. Нельзя выдавать всю правду, как она есть, хотя Анна пока сама не понимала, почему. — Чтобы… ничего не происходило, ничего… лишнего, — кивнула в такт собственным мыслям, подобрав подходящее, как ей показалось, слово, — нужно было целиком и полностью сосредоточиться на работе, на текущем действии, отстраниться… отодвинуть посторонние эмоции и мысли…

- Именно это, мисс Лапина, требуется от вас в окклюменции, — саркастично заметил Снейп, словно намеренно подводил к тому разговор. — Вы должны быть спокойны и сосредоточены, очистить сознание от всех эмоций, ни о чем не думать…

Лапина недоуменно приподняла брови, услышав последнюю фразу: ни о чем не думать — да это же невозможно!

- *Legilimens!*

Она снова пропустила вторжение в свой разум. На этот раз Снейп предпочел заглянуть в еще более ранний слой ее воспоминаний. Анне оставалось лишь следовать за ним: не она его догоняла, но он ее тянул за собой, и девушка не понимала — почему.

* * *

…Перемена между двумя спаренными уроками, проходящими в одном кабинете. Над глотающей слезы Аней Лапиной смеются одноклассники, утащившие у нее ручку и линейку и закинувшие ее портфель на шкаф… Тычки, щипки, снова глумливый смех…

…Урок русского языка. Учительница демонстративно выкидывает преподнесенный ей от класса подарок в окно…

…Контрольная по химии. Аня Лапина сидит за первой партой прямо перед учительским столом. В классе шумно. Галдящие одноклассники обступили ее со всех сторон и списывают, но учительница даже не думает сделать им замечание…

…Уже старшие классы. Аня Лапина и ее мать проходят по улице мимо школы. Галина Андреевна недовольна тем, что среди текущих оценок дочери встречаются не только пятерки, но и четверки. Ведь можно было — и нужно — стараться лучше…

…Аня Лапина школьницей-старшеклассницей стоит на службе в церкви. Галина Андреевна тогда только начала воцерковляться и заодно приобщать дочь, и юной Ане Лапиной поначалу даже было интересно — пока не притупилась новизна впечатлений; пока она не видела противоречий; пока она не определила для себя, что это, прежде всего, желание ее матери, а нее ее собственное, и продолжала покорно плыть по течению...

…Мама и бабушка ругаются. Ирина Степановна категорически против того, чтобы внучка училась в Москве: как же, девочка в большом городе будет одна, в окружении стольких соблазнов — непременно ввяжется в неприятности! И вообще, “где родился, там и пригодился”. Однако уже на следующей неделе Галина Андреевна вместе с дочерью собирают вещи и отправляются в столицу…

К тому времени девушка уже давно знает историю о том, как ее мать Галина в свои 17 лет грезила Ленинградом и мечтала там учиться — не важно, на кого, да бабушка и братья не пустили: потому — да-да — девушке нельзя быть в большом городе одной, а “в общежитиях ужас что творится”. Да и бабушка свое время тоже могла бы получить образование — если бы не вышла какая-то некрасивая история с родственниками, у которых тогда еще Ира Цветкова остановилась на время вступительных экзаменов.

Однако Анне Лапиной это видится далеко не единственной причиной, и это не первый и далеко не последний раз, когда, когда она не может понять свою мать и ее мотивы. То Галина Андреевна идет вечером в кино или на выходные срывается с подругами на море, прихватив за компанию дочь, то потом ругает дочь за, казалось бы, простой вопрос. То разрешает и одобряет дочери отметить день рождения ровесниками — немногочисленными одноклассниками и соседскими детьми, с кем более-менее нормально складывалось общение, то запрещает или осуждает post factum. А потому для Анны Лапиной так и остается загадкой, чем ее мать руководствуется в принятии своих решений; почему в, казалось бы, схожих ситуациях, строгая, запрещающая и критикующая, она внезапно превращается в идущую навстречу, поддерживающую и понимающую, а потом также внезапно превращается обратно.

Впоследствии, в течение первого-второго курсов, она будет неоднократно переживать о том, что бабушка и мать, ставшая после поступления дочери еще более религиозной, потребуют от нее отчислиться и вернуться в Н-ск. Потому что в религиозной, как и в любой другой традиционной консервативной культуре, родители и прочие старшие по умолчанию правы и властны над своими детьми даже после их совершеннолетия — в течение всей последующей жизни…

…Университет, студенческие годы. Анна Лапина впервые испытывает серьезную потребность в общении именно со сверстниками. У нее появляются немногочисленные друзья, ей не отказывают в помощи с учебой или бытом. Но, по той же причине, по которой ее начало тянуть к однокурсникам, последние не горят желанием общаться с ней. Она впервые понемногу увлекается чтением — но ее однокурсники (или, как минимум, те люди, которых она хотела бы видеть своими друзьями) уже читали эти книги и обсудили между собой. В отличие от школы, где Аня Лапина была единственной отличницей и медалисткой в классе, кто честно учился, а другие… за кого сочинение на экзамене писали, а у кого мама постоянно заносила в школу цветы, конфеты и деньги… теперь уже ее, Анны Лапиной, сверстники превосходят ее на голову, а то и две и обладают намного более широким кругозором, а потому она не может рассказать ничего принципиально нового и интересного.

Ей неприятно осознавать, что общаются с ней исключительно по остаточному принципу — только тогда, когда больше не с кем; в то же время, улучив возможность, она настолько увлекается процессом, что не замечает собственной навязчивости. Она чувствует себя отстающей не только в учебе, в каких-то фундаментальных знаниях, но и в жизненном опыте, в социализации — пожалуй, еще более остро. На осознание собственных ошибок у Анны Лапиной уходит слишком много времени; тем не менее, постепенно она приходит к пониманию, что никто не обязан с ней общаться только потому, что этого хочет она. Это горький урок, но очень важный и ценный…

…Обед у родственников в честь не то какого-то праздника, не то дня рождения во время каникул. Дядя и тетя сильно недовольны ответом племянницы. По дороге домой бабушка и мама высказывают Ане Лапиной, как она их позорит… С тех пор, как девушка начала взрослеть, приобретать собственный жизненный опыт и учиться каким-то самостоятельным суждениям, подобных конфликтов происходит все больше и больше, ведь Анна Лапина все меньше соответствует ожиданиям старших. Может быть, она и могла бы быть для всех “хорошей девочкой”, дочкой, внучкой, племянницей, и тогда за нее никому бы не было стыдно. Но не хотела — потому что тогда это была бы уже не она…

…Бабушка возмущена тем, что внучка не намерена оставаться в Н-ске, а только приехала на каникулы. Как это, девке 22 года, а до сих пор не замужем! У Сидоровых дочка — ровесница “Аннушки”, между прочим, уже второго родить собирается, и родители, и свекры на нее не нарадуются. Какая аспирантура?! Вон, у Петровых сын подходящего возраста, “хороший мальчик”. Она, Ирина Степановна, между прочим, хочет увидеть правнуков! Достается и матери: ведь если б не она, не поехала бы Аня Лапина поступать ни в какую Москву, и не было бы сейчас всего этого. Галина Андреевна кается: да, виновата, “мама, прости”; да, “мама, ты была права”; да, вкусила дочка свободы в университете — и испортилась; если и стоило ее отпускать, то попозже; вот только обратно уже не загонишь.

Никто не решается заговорить об этом вслух, но все три женщины словно чувствуют, насколько хрупко даже то подобие мира в семье, что установилось в последнее время. Анна Лапина — больше не та пугливая домашняя девочка, ничего не умеющая и не способная выжить без старших, как была когда-то: стоит передавить — и рванет в Москву с концами, и знать больше никого из родных не захочет. А, значит, нужно оставить ей эту свободу, как бы ни было больно и горько — хотя ей и так этой свободы дали больше, чем многим другим — и продолжать молиться, увещевать, давить на совесть и чувство вины. Рано или поздно дочь и внучка образумится и поймет, что старшие были правы и желали ей только добра — как бы только не слишком поздно…

…Вечернее сиреневое небо, черные силуэты острых готических шпилей. На улицу опускается мгла…

Неужели Снейп искал именно это?! Анна пытается применить завесу, вытолкать Снейпа из воспоминания (а заодно и из своей головы), но он словно смеется над ее тщетными усилиями. Еще с прошлого раза Анна подспудно знает, что ее возможности как духа в собственном сознании, не нулевые, но в то же время весьма ограниченные. Снейп же зашел слишком далеко, применив нехитрый обходной маневр, а она уже слишком слаба, чтобы сопротивляться дальше…

Казалось бы, в своем воображении можно нарисовать что угодно: так появляются ложные воспоминания, которые человек придумал сам или под воздействием чужих слов и внешних обстоятельств, а потом начинает в них верить и воспринимать как истинные — настолько прочно укореняются они в памяти. Человеческая память избирательна, но забываются не только переставшие быть нужными знания или утратившие значение события — благодаря защитным механизмам психики, “забываются” и заменяются воспоминания травмирующие: те, с которыми человек не может или не мог раньше справиться; отравляющие жизнь или способные свести с ума; обрушивающие человеку восприятие себя.

- Беги! — кричит Анна из будущего себе же из прошлого. — Здесь ты можешь изменить!..

Но ее крик, как это нередко бывало во снах, лишь неслышным эхом, словно ветер, разносится в пространстве. Она бессильна…

Анна слишком поздно замечает, что на улице она уже одна: не убежать, не спрятаться — хоть в том же костеле. Ее хватают за руки…

Она знает уже нужное заклинание — именно его она тогда в свой самый первый раз применила полуосознанно, не зная еще никаких вербальных формул, но выражая исключительно намерение.

- Repello! — собрав последние остатки силы воли, кричит она, словно слившись в самой собой из прошлого, и пространство на миг озаряется яркой лиловой вспышкой, чтобы оставить после себя лишь клубящийся темный туман…

* * *

- Repello!..

Лапина не сразу осознала, что это был ее крик. Рядом что-то упало, выругался… Снейп? Стоял шум в ушах, гудела голова, плясали перед глазами темные мушки. Сознание уплывало…

Лапина не знала, сколько прошло времени — но не похоже, чтобы слишком много. Она была кое-как водружена на стул. Мокрое платье неприятно холодило кожу. Вода стекала с кончиков волос. Капли воды подсыхали на лице. По-прежнему болела и кружилась голова: девушка не была уверена, что способна пройти самостоятельно, без опоры хотя бы несколько шагов. Рядом на столе лежала пара книг.

- О, мисс Лапина! Наконец-то вы соизволили почтить нас своим присутствием… — послышался ироничный, презрительный голос Снейпа.

Анне пришлось приложить усилия, чтобы вскинуть голову. Перед глазами снова заплясали темные точки, фиолетовые и желтые круги. Зельевар возвышался над ней, словно черный обелиск — не просто не уместный, но совершенно чужеродный в самой обыкновенной кухне. Он стоял против света, и трудно было разглядеть его лицо, но отчего-то девушка не сомневалась, что его выражение в точности соответствовало услышанным ею интонациям: презрительным и глумливым.

- Я, кажется, не говорил вам, мисс Лапина, что можно использовать заклинания из школьного курса ЗОТИ, — заметил Снейп небрежно. — Тем не менее, вам удалось остановить меня, хотя вы потратили слишком много времени и сил на бесполезные вопли. Вы должны быть спокойны, сосредоточены, мисс Лапина. Запомните раз и навсегда! Сентиментальные идиоты, не способные управлять собственными эмоциями и оттого легко поддающиеся на провокации — иными словами, слабаки — не имеют ни малейшего шанса противостоять легилименту! Вы даже не заметите, как он проникнет в ваше сознание, мисс Лапина! — произнес он с каким-то злорадным торжеством и удалился.

Анна снова провалилась в забытье, от которого очнулась уже ближе к заходу солнца. Попробовала подняться — ноги нетвердо, но держали. Допив остатки воды в графине, собрала со стола книги и тетрадь и, прижав их к груди одной рукой и опираясь о стену другой, покинула кухню. Лестница на второй этаж была рядом, но, показалось девушке, поднималась она очень долго — крадучись боком вдоль стены, пережидая время от времени приступы накатывающей слабости и дурноты. К тому времени, как она добралась, наконец, до спальни, солнце уже село, на небе догорал багряный закат, чтобы вскорости уступить место синеющей мгле.

Девушка небрежно сгрузила книги на стол у окна и, не переодеваясь, кулем завалилась на кровать, пытаясь забыться поверхностным, тревожным сном, который не дарил отдыха, не приносил успокоения. Мысли текли неповоротливо и вяло; не сон и не явь — скорее, удушливое и вязкое марево, населенное тенями и призраками, порождаемыми собственным подсознанием...

Не то чтобы слова Снейпа сами по себе ее задели — она уже привыкла к тому, что Снейп говорил только гадости. Снейп был для нее никем, и потому она не была обязана прислушиваться к его мнению как к авторитетному. Но сказанное им несколько часов назад неприятно до сходства напоминало о том, что говорила когда-то ее мать. А Галина Андреевна не только упрекала дочь в том, что та совсем не умела “держать лицо”, но и в открытую признавалась, что обиды дочери на всякие шутки, нотации и подколки только раззадоривали ее еще больше. Анна чувствовала мерзость, обман и лицемерие, но не могла объяснить их природу даже самой себе, не говоря о том, чтобы достучаться до матери, которая реагировала в лучшем случае невинным: “А что такого?” Когда же девушка избрала для себя другую “тактику” — в чем особенно возникла необходимость после пробуждения в ней магических способностей — и пережидала все упреки матери или бабушки молча, словно застывая соляным столбом, употребляя всю свою невеликую силу воли на то, чтобы не дать магии вырваться наружу, ей вменяли в вину уже то самое “застывание”, что она вела себя, как неживая. Казалось, мать это злило даже больше, чем открытые попытки спорить, оправдываться и огрызаться.

Анне казалось, мать хотела видеть в ней совершенно невозможный гибрид несовместимых между собой образов. Веселую, отзывчивую, в меру романтичную девочку-припевочку, которая бы всем мило улыбалась, как пионер, была “всегда готова” и со всем согласна; которая мечтала бы о замужестве, красивой свадьбе и детях и не имела бы иных ведущих интересов, кроме домашнего хозяйства. Этакую “фиалочку-дворяночку”, которая выражалась бы исключительно высокопарно и изысканно; всегда безупречно бы и ровно держала бы осанку и лицо, двигалась грациозно и неслышно и в совершенстве бы владела застольным и прочим этикетом — на которую было бы красиво смотреть. Доблестного разведчика, который тоже ходил бы неслышно и всегда, что бы ни случилось, держал бы лицо и сохранял невозмутимость; который всегда бы нашел способ вывернуться, остроумно ответить и на любую неудачу с А имел бы запасной план Б.

Снейп намекал на то же самое? Не в смысле, что она должна быть милой и ласковой и изображать улыбку, чтобы на нее было приятно смотреть, а что магический мир — это некое опасное место, где постоянно следует ждать удара в спину? где все через одного — легилименты и без лишних колебаний лезут к окружающим в головы? где постоянно нужно помнить о бдительности и где не выживешь, не обладая навыками боевика или шпиона?

В том, что магический мир отнюдь не дружелюбен и при случае мог выступать агрессором, Анна Лапина убедилась, едва успев с ним познакомиться: вначале на поезд напали одни террористы; позже, из газет, она узнала о существовании других. Обыватели, как следует из тех же газет, напуганы, хотя продолжают в большинстве своем вести привычный мирный образ жизни: ходят на концерты и спортивные матчи, сплетничают, обсуждают знаменитостей. Министерство, главным образом, создает имитацию бурной деятельности, но по факту с террористами никак не борется, беспокоясь исключительно о поддержании Статута.

Есть ОПГ, которую возглавляет авторитет Том по кличке Темный Лорд; в этой же ОПГ состоят местные олигархи — такие, как Малфои. И эта ОПГ, помимо всего прочего, пытается пролезть в политику и протолкнуть свои расистские идеи о “сохранении чистой крови” или что-то в этом роде. Есть великий светлый волшебник, обладатель кучи наград и титулов и просто директор единственной в Британии школы магии Альбус Дамблдор, который, по словам Снейпа, в противовес Томми-бою, выступает за сближение с большим миром и дружбу с магглами, существенно упростил школьную программу и все такое. И именно Дамблдора Снейп “сдал” ей как сильнейшего легилимента в магической Британии.

Наконец, есть сам Северус Снейп — единственный волшебник, с которым она знакома лично, а не с чужих слов или по статьям в газетах; волшебник, который с самого начала повел себя с ней, как м…к, применив среди прочего ту самую легилименцию. Волшебник, работающий “мальчиком на побегушках” одновременно у Дамблдора и Томми-боя и доставляющий им информацию друг о друге. Весьма вероятно, варящий и хранящий в подвале какую-нибудь запрещенку и связанный с криминалом еще тем или иным образом.

Северус Снейп судит всех людей по себе?

Как бы то ни было, заключила про себя Анна Лапина, именно от Снейпа исходила для нее главная опасность: не от Дамблдора, с которым она пока еще не была знакома лично; не от Томми и его банды и даже не от страшных и жутких Пожирателей Смерти — по-видимому, тех еще уродов, которые, однако, пока вели себя тихо. Просто потому, что Снейп, в отличие от всех прочих, был рядом, а она… не то чтобы не могла уйти, но не видела альтернатив лучше: ни месяц назад, ни теперь. Мир, где у нее не было ни перед кем обязательств; мир, где, будучи вправе рассчитывать только на себя, без посторонней помощи она не была способна выжить…

Устав от собственной мысленной жвачки, которая не оставляла ее даже во сне, девушка открыла глаза и поднялась на кровати, хотя, наверное, не стоило это делать так резко. Стояла глубокая, темная ночь, даже намека на рассвет не наблюдалось: в конце июля светало уже заметно позже, чем месяцем ранее, а Коукворт — не мегаполис, как Москва или Лондон, где всю ночь горели уличные фонари и рекламные вывески, а отблески рассвета можно было увидеть в отражении окон стоящих поодаль зданий.

Переждав головокружение и слабость — медленно и глубоко дыша, как несколькими часами на лестнице ранее — Лапина перебралась за стол и включила артефактную лампу. К мягкому рассеянному свету, как у ночника, глаза привыкли быстро. Анна открыла лежавшую сверху книгу и принялась читать…

Небо за окном из темно-темно-синего стало лазурным. Анна словно очнулась от сна: книга по-прежнему лежала, раскрытая на первой странице. Девушка попыталась припомнить, о чем же говорилось, очевидно, во введении, но не смогла: неужели эти полчаса, час, или сколько там времени прошло на самом деле, она тупо пялилась в текст, ничего не понимая, а сама дремала с открытыми глазами?!

HORTUS SAPIENTIAE PROFUNDAE VEL MENTIS COMPREHENDI ARS ⁽¹⁵⁾

Анна прочитала название на латыни. Буквы складывались в знакомые слова, но смысл их ускользал. “Сад мудрости… Искусство…” — попыталась она перевести, но даже такое небольшое усилие разума вызвало новую вспышку боли в ее голове. Рассудив, что пытаться что-либо учить в таком состоянии бессмысленно и бесполезно, девушка закрыла книгу и снова легла в кровать, чтобы уснуть теперь уже по-настоящему.

* * *

На следующий день Снейп продолжил свои уроки — если так можно было назвать устраиваемое им мозгоимение.

- Кажется, я говорил вам накануне, что перед сном вы должны освобождать ваше сознание от всех мыслей и чувств… — опустив волшебную палочку, надменно и холодно выговаривал позже он сидящей на полу, пытавшейся прийти в себя Анне Лапиной.

Она не помнила, чтобы Снейп прошлым вечером говорил что-то подобное — но так же не помнила, как появились вчера на столе книги по окклюменции. Не то чтобы это было внове, когда вдруг выяснялось, что она чего-то забыла или, наоборот, помнила то, что на самом деле якобы не происходило, или неправильно поняла, но именно теперь девушка по-настоящему стала опасаться за свой рассудок. Что Снейп не просто просматривал ее воспоминания и искал в них нечто, но также мог что-то нарушить, изменить: с его же более ранних слов было известно, что волшебникам (пусть не всем) такое под силу.

А еще эта фраза: “…освобождать сознание от всех мыслей и чувств…” — Анна помнила свое состояние не-сна и не-яви, когда накануне обнаружила себя под утро за так и не прочитанной книжкой. Та самая пустота, о которой говорил Снейп; пустота, когда ты словно перестаешь существовать даже в своей собственной реальности — потому что перестаешь чувствовать и мыслить. И это состояние показалось Анне Лапиной особенно уязвимым.

- *Legilimens!*

За собственными размышлениями она снова пропустила начало ментальной атаки: внезапный вихрь ярких образов закружил ее и понес вперед, подобно бурной реке. Анна уже знала, что не стоит ждать, пока Снейп остановится или хотя бы замедлится — так она становилась только слабее. Но как сопротивляться бурной реке? Плотины? Запруды? Но… это все происходит в ее голове и это… магия!

- Repello! — воскликнула девушка, вспомнив свой предыдущий опыт. — Expelle arma! Protego!

Она не думала, что такое возможно: вместо того чтобы, как прошлый раз, выкинуть ее обратно в материальную реальность, поток внезапно потянул ее обратно, но… это была уже не та река. Следом Девушка оказалась в темной пещере с — отчего-то она была уверена в этом на все 100% — грязной водой, которая продолжила нести ее дальше. Впереди блеснул слабый луч света, и девушка уже сама устремилась к нему в надежде обрести выход, открыла взявшуюся из ниоткуда дверь… и вывалилась в плохо освещенное тесное помещение.

Это была кухня в бедном доме, отчего-то казавшаяся Анне смутно знакомой, хотя она не могла припомнить, где видела это место прежде. Стены и пол покачивались, как в идущем по волнам корабле, словно намекая на иллюзорность, нереальность происходящего.

На кухне ругались мужчина и женщина, оба с черными волосами. Анна была уверена, что не встречала их раньше — но откуда-то внезапно пришло понимание, что это отец и мать, муж и жена, но не брат и сестра.

“Мерзкая ведьма!.. Твой выродок!..” — сумела она вычленить из потока ругани.

Мужчина замахивается початой бутылкой, на дне которой плещется янтарная жидкость. От него само пахнет… Он пьян!.. Откуда?!

“Не смей!” — кричит маленький худой мальчик с черными волосами. Анна удивлена, что не заметила его прежде. Прятался где-нибудь в тени, под столом или за дверью?

Мать заслоняет собой сына, но… она не защитница, но жертва, покорно принявшая свою участь. Рано или поздно она не выдержит, умрет. Только бы ее мальчик успел к тому времени вырасти…

Бутылка в глазах мужчины взрывается градом осколков и искр…

* * *

…Черноволосый мальчик лет шести-семи идет по темному коридору, полному детей. Над ним глумливо смеются, толкаются, сравнивают с девчонкой. Кто-то делает подножку, и Северус падает, сопровождаемый громким издевательским смехом.

“Фу, Снейп! Слюнтяй! Ха-ха! Снейпи-слюнтяй!” — доносится вслед многоголосым эхом.

По щекам текут злые, бессильные слезы. Как же он ненавидит этих детей, этих магглов, с которыми вынужден учиться!.. Почему он должен вообще ходить в эту школу?!..

* * *

…Темное помещение, напоминающее подземелье. Уже знакомая женщина стоит за столом: лицо ее нездорового бледно-землистого цвета сосредоточенно и хмуро; бескровные губы сжаты в тонкую нить; черные волосы небрежно убраны на затылок, а челка длинными слипшимися прядями падает на щеки и лоб; худые руки растирают пестиком в ступке какие-то травы.

- Ты волшебник, Северус, — объясняет она стоящему рядом черноволосому мальчику, который старательно нарезает длинный толстый корень на деревянной дощечке. — Когда тебе исполнится 11 лет, ты получишь письмо из волшебной школы Хогвартс. Там не будет этих мерзких магглов, — добавляет она презрительно.

- Правда-правда?! — радостно, словно не веря своим ушам, восклицает мальчик.

- Разумеется, — отвечает она надменно. — Хогвартс — это школа для волшебников и ведьм, и только для них. Лучшие волшебники и ведьмы учатся в доме великого Салазара Слизерина. Все Принсы…

- И ты, мама? — не унимается мальчик.

- Да, Северус, и я… — отвечает женщина отстраненно: котел с мерно кипящим зельем, над которым поднимались переливчатые серебристо-белые испарения, интересует ее куда больше собственного сына…

* * *

…Северус прячется за кустами, окружающими детскую площадку. Он приходит сюда не первый раз и уже знает, что для местных он “отребье, что живет у ткацкой фабрики — ну, знаете, там, за рекой”, но он уже умеет прятаться — и хорошо умеет: иначе не выжить в Ткацком тупике и за его пределами.

Северус пристально наблюдает за девочками на качелях, вернее, за одной из них. Она взлетает высоко-высоко. Ее темно-рыжие волосы развеваются волнами на ветру и вспыхивают медью на солнце. Сама ее улыбка — как солнце, которое освещает все вокруг, даря тепло и радость…

* * *

Лапина глубоко вдохнула и выдохнула, как если бы вынырнула из воды. Снейп стоял напротив нее, но дальше, чем она помнила. Выглядел он удивленным и злым одновременно, сжимая волшебную палочку в руке: опытный маг, он, естественно, не позволил бы обезоружить себя так просто, обычным школьным заклинанием. Они снова находились на кухне, в настоящем времени, в физической реальности.

- Неожиданно, мисс Лапина. Весьма неожиданно… — произнес Снейп холодно и надменно. — Впрочем… вы уже второй раз пытаетесь использовать заклинания, чтобы защитить свое сознание, и нельзя сказать, что бы это было особенно эффективно… Вижу, вы в очередной раз не читали выданные книги, мисс Лапина, иначе бы уже знали, что при окклюменции не нужны никакие заклинания: ваше сознание должно само меня отторгать — разумеется, если подготовлено должным образом. Вы должны полностью взять под контроль все свои эмоции, все свои мысли. Вы должны быть абсолютно спокойны, а в вашей голове абсолютно пусто. Вам ясно, мисс Лапина?

Анна недоуменно приподняла брови в ответ: в голове, значит, должно быть, “пусто”, но “идиот”, не разбирающийся в тонкостях чар, зельеварения или ЗОТИ, почти всегда “пустоголовый”. И где логика? Даже если предположить, что в “пустой” якобы голове легилимент ничего не может увидеть, то, значит, и “прописать” там может что угодно, не так ли? И пусть из выданных книг она даже название не смогла до конца осилить, отчего-то ее не оставляло ощущение, что Снейп не то чтобы врал ей напрямую, но слишком многое недоговаривал и искажал — просто для того, чтобы самоутвердиться за ее счет, ничего не знающей путешественницы во времени и попаданки, которую так легко обмануть.

- *Legilimens!*

Поток собственных воспоминаний снова закружил девушку — еще стремительнее и жестче, чем прежде. Снейп грубо шел напролом, сминая хлипкие препятствия на своем пути, не оставляя ни единого шанса на сопротивление. Голова едва не раскалывалась на части. Неужели это… конец?..

* * *

…Вагон поезда… Мутные черные силуэты… Пространство вокруг залито кровавым багрянцем… До захода еще далеко, но уже темно… Вспышки огня… Стоны боли… Анна отступает назад, испуганно озираясь по сторонам: ей не выжить здесь второй раз, не убежать… Некуда бежать… Она… не выживет… если… не будет… бороться!..

- Incendo! Incendo! Confringo!

* * *

- …Вы не стараетесь! Вам лень сделать над собой усилие!..

Голос Снейпа доносился, как сквозь вату. В ушах шумел прибой. Болела и кружилась голова. Болели и слезились глаза. Во рту ощущался неприятный привкус крови.

Анна попыталась встать, но руки промахивались мимо опоры. Перед глазами потемнело. Девушка бессильно опустилась на пол, прикрыла глаза, тяжело и глубоко дыша, пытаясь справиться с подступающей к горлу дурнотой.

- …Бесполезная! Никчемная!..

Анна глубоко вдохнула, открыла глаза. Очертания предметов казались размытыми, пространство будто покачивалось перед глазами, и все же она видела достаточно, чтобы понять: Снейп ушел. Откинувшись обратно на стену, девушка снова прикрыла глаза.

Она не помнила, сколько прошло времени, прежде чем она почувствовала себя не то чтобы совсем сносно, но, по крайней мере, терпимо. Она уже могла, пусть и с опорой, стоять на ногах, а зрению вернулась четкость. Тем не менее, казалось Анне, что-то ускользало от ее сознания и взгляда; окружающее пространство, размеры предметов и их положение друг относительно друга воспринимались каким-то искаженными и не вполне материальными, словно бы воздух вокруг внезапно приобрел огромный коэффициент преломления.

Подошла к раковине и тщательно умылась, будто надеясь таким незамысловатым образом избавиться от последствий гадкого колдовства. Зеркало было только в спальне на втором этаже — небольшое и покрытое ржавчиной — но и без него девушка была уверена, что выглядела ужасно и жалко. Дрожали руки, и больше воды пролилось мимо, чем попало в стакан: Анна с опаской подумала, что ей очень сильно повезло, что она при этом не разбила графин, который так и норовил выскользнуть у нее из рук.

Выпила воду небольшими, медленными глотками. Прислушалась к своим ощущениям. Она колдовала совсем недавно: закономерно, что запас имевшейся магической энергии уменьшился и не успел восстановиться, но… что это за странные колебания? Анна не была уверена, но, казалось ей, будто что-то внутри нее повредилось: после эксперимента с молниями она чувствовала себя иначе.

Попробовала сотворить “Lumen”: маленький светлячок загорался в ладонях и тут же гас, не продержавшись даже нескольких секунд — точно пламя свечи, сбиваемое ветром. Еще попытка: теперь девушка целенаправленно сосредоточилась на том, чтобы удержать заклинание… хотя бы в течение десяти секунд — но даже такое простое упражнение внезапно оказалось для нее неподъемным.

Голова гудела, словно на нее надели колокол или тевтонский шлем-ведро и затем ударили; в висках, казалось, стучали молотки. Анна открыла холодильник, чтобы достать для себя лед — но уронила форму, все рассыпав. Кое-как собрала обратно, роняя снова и снова. Убрала обратно в холодильник, оставив себе два куска, которые тут же приложила к вискам.

Снова прислушалась к себе: по своему опыту она уже знала, что даже с изрядно опустошенным резервом (или как эта штука называлась у магов?) можно колдовать и поддерживать простейшие заклинания — не “Aqumenti” и “Protego”, конечно, но всякие там “Lumen” и “Incendo”, какие-нибудь искры; возможно, даже на “Expelle arma” бы хватило. Но… снова эти колебания, будто время от времени уровень оставшейся магической энергии, маны (девушка даже не была уверена, что встречала подходящее название в прочитанных учебниках) проседал ниже некоего порогового значения.

Отложила лед и потянулась к графину с водой — последний задрожал, стоило просто поднести к нему руку. Анна не помнила, случалось ли с ней подобное прежде. Или было, но в самом начале, когда она даже не понимала еще, что делать с недавно приобретенными способностями? Кто знает, какие изменения происходили в ней тогда? И что произошло сейчас? Легилименция воздействовала на сознание и, следовательно, на мозг: нарушенную координацию движений, вспышки сильнейшей головной боли и помутнение сознания даже при малейших умственных усилиях со всей очевидностью можно было отнести именно к ее последствиям или побочным эффектам. Но как это могло быть связано с имеющимся запасом магической энергии?

До спальни Лапина добиралась, снова опираясь о стены: казалось, стоило взяться за хлипкие поручни вдоль лестницы, как рука соскользнет или поручни сломаются и оторвутся, и она, считая головой и не только ступеньки и ударяясь обо все, что только можно, кубарем покатится назад. На столе по-прежнему лежали учебники: девушка взяла один из них, чуть приподняв — и едва не уронила на пол. Оперлась рукой о спинку стула — и тот задрожал, словно готовый вот-вот сломаться.

Да, читать можно было не только за столом, но и в кровати. И даже если на кровать уронить книгу, последняя не развалится: заклинанием “Reparo” Анна до сих пор не овладела и не была уверена, что его можно было вообще сотворить без палочки. Но читать было бессмысленно: девушка видела лишь знакомые буквы, но смысл слов и предложений по-прежнему от нее ускользал. “Что это?!” — выдавал внезапно перегруженный мозг: с таким же успехом можно было пытаться читать книги, как их часто изображали в кино и мультфильмах: просто строчки из случайного набора букв, а то и вовсе черные или серые полоски — просто чтобы изобразить, что что-то там написано.

* * *

“Mind affection is the finest of all magick arts being able to become the most disastrous in hand of unmoral or artless wizard or witch…” — “Воздействие на разум... есть тончайшее из всех магических искусств... могущее стать... самым разрушительным... в руках безнравственного... или неумелого… волшебника или ведьмы…”

“A cunning to pierce into the other’s mind is legilimency called, whereas the mind protection is occlumency…” — “Умение проникать… в чужой разум… легилименцией… зовется… защита же разума… окклюменцией…”

“All wizards and witches are more or less endowed with power to occlude their minds by nature…” — “Все волшебники и ведьмы… наделены способностью… закрывать свой разум… от рождения… в той или иной мере…”

К вечеру Анна Лапина была способна продержать “Lumen” ровно десять секунд — не больше. Даже такое простое, казалось бы, упражнение давалось ей с огромным трудом, однако достигнутый результат все же вселял надежду на лучшее.

Тело по-прежнему слушалось ее плохо: кружилась голова, и пошатывало, стоило встать в полный рост без опоры. Дрожали руки, если поднести их к любому предмету, который можно было уронить, опрокинуть, рассыпать, разбить и разлить. О том же, чтобы набрать в ванну воды, вымыться и постирать белье, не могло быть и речи.

Читать книги и учиться, как оказалось, было тоже бессмысленно: девушка устало прикрыла глаза и, откинувшись на стену, принялась медленно и глубоко дышать, пережидая, пока утихнет болезненная пульсация в голове. Перевести три полноценных предложения после заголовка — так себе прогресс. Оставалось только размышлять в потоке сознания, пока ее снова не сморит сон.

Если бы не так называемые “уроки окклюменции”, которые предложил ей Снейп и на которые она, как дура, согласилась, она могла бы повторить освоенные ранее заклинания и взяться, наконец, за изучение арифмантики и древних рун, которые до этого постоянно откладывала “на потом”.

Она согласилась, потому что связывала свое ближайшее будущее с Хогвартсом, директор которого Альбус Дамблдор был, по словам Снейпа, сильнейшим легилиментом в магической Британии, а ей, Анне Лапиной, слишком многое предстояло скрывать. Потому что неожиданный визит директора двумя днями ранее изрядно ее напугал, а личность его вызвала недоверие, и далее, заключила про себя бывшая выпускница химфака, Снейп просто “вбросил” подходящую информацию, чтобы без лишних усилий склонить ее к нужному решению, а она без лишних же сомнений поверила и согласилась…

Теперь же, по прошествии времени, девушка пришла к выводу, что опасность для нее в лице Альбуса Дамблдора была изрядно преувеличена и ею самой, и Снейпом. Для человека уровня Дамблдора важна репутация, а потому весьма сомнительно, что бы он применял легилименцию, а затем стирал память налево и направо — уж кто-нибудь что-нибудь рано или поздно бы да заметил. У Дамблдора, как у опытного политика и педагога, и без легилименции достанет умений, чтобы убедить того или иного человека поделиться нужной информацией “по-хорошему” или подтолкнуть к другим действиям.

Нет, она не прониклась вдруг симпатией и доверием к директору Хогвартса и верховному колдуну Визенгамота в одном лице — просто потому, что a priori опасалась и не доверяла людям, облеченным властью, тем более властью такой огромной. Но до легилименции, надеялась Лапина, дойдет не сразу или не дойдет вообще: какой интерес для столь важного человека может представлять какая-то магглорожденная студентка, пусть даже иностранка и латент, когда в стране мутят воду Пожиратели Смерти, лидера которых даже боятся называть вслух, и расистски настроенная ОПГ во главе с Томми-боем, а из Германии уже прибыла для обмена учебным опытом сразу группа студентов вместе с куратором?

Снейп утверждал, что якобы эти “уроки” нужны для того, чтобы научиться закрывать сознание от посторонних, но за прошедшие два дня она не узнала ничего принципиально нового о способах защиты сознания сверх того, что уже кое-как умела ранее. Снейп же ничего не объяснял, а только ломал и требовал, раз за разом все сильнее выворачивая ей наизнанку мозги.

Анна терялась в догадках, зачем эти “уроки” были нужны самому Снейпу. Если не считать первого раза при знакомстве, вплоть до недавнего времени он не только не применял к ней легилименцию, но даже просто не стремился расспрашивать ее о будущем, о прошлой жизни, о том, как изменился мир за недавно отделявшее их время. Но это было уже не так важно — намного важнее было то, что называемые “уроки” вредили ей самой, не принося при этом никакой, даже самой сомнительной пользы.

А потому… она приняла решение.

1) Изменение энергетического состояния предмета во времени под действием заклинания трансфигурации: https://disk.yandex.ru/d/HMRPEeccroZ6mQ

Вернуться к тексту

2) Изменение энергетического состояния предмета во времени под действием заклинания трансфигурации (расширенная ось времени): https://disk.yandex.ru/i/ANNSdrvNNh5vww

Вернуться к тексту

3) Изменение энергетического состояния предмета во времени для частичной/ искаженной трансфигурации: https://disk.yandex.ru/i/WlPBBx1qfawM3g

Вернуться к тексту

4) Суперпозиция сил, действующих на предмет, при использовании заклинания “Accio”: https://disk.yandex.ru/i/apdMuoDYMy3SfA

Вернуться к тексту

5) Пространственные, силовые и энергетические характеристики, важные при использовании заклинания “Leviosa”: https://disk.yandex.ru/i/JQv-r-1ciJpFIg

Вернуться к тексту

6) (лат.) непременным условием

Вернуться к тексту

7) В присутствии соединений благородных металлов боргидрид натрия NaBH4 разлагается в воде или в протонных растворителях (метанол, этанол) с интенсивным выделением водорода и большого количества тепла:

Водород в момент выделения [H] является одним из сильнейших восстановителей для благородных металлов:

При восстановлении боргидрид натрия берут, как правило, в большом избытке, т.к. часть разлагается при хранении под действием содержащейся в воздухе влаги, часть — в процессе реакции, рекомбинируя (2[H] → H2↑), но не восстанавливая металл.

В виду указанных выше факторов, прибавление сразу всего рассчитанного количества боргидрида натрия к реакционной смеси приводит к быстрому саморазогреванию и — при интенсивном выделении газа — выплескиванию последней.

Вернуться к тексту

8) Аденин, тимин, гуанин и цитозин — азотистые основания, входящие в состав нуклеотидов — звеньев цепочки ДНК. В РНК тимин заменяется урацилом. Благодаря бесконечной вариации последовательностей, указанные основания определяют генный код всего живого. Аденин по водородным связям комплементарен урацилу и тимину, гуанин — цитозину. На принципе комплементарности основан процесс удвоения ДНК.

Аденин: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD

Тимин: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%BD

Урацил: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BB

Гуанин: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%83%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%BD

Цитозин: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A6%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%B7%D0%B8%D0%BD

Вернуться к тексту

9) Азотистые основания вместе (рисунок): https://disk.yandex.ru/i/OZEX1nXsdM0ggA

Вернуться к тексту

10) Неточная цитата из Евангелия от Матфея (7:6): “Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас”.

Вернуться к тексту

11) “Очень страшная картинка”, вдохновленная творением Эдварда Мунка “Крик” (1893): https://disk.yandex.ru/i/yFd7Pu3h4hAVDQ

Вернуться к тексту

12) SBA-15 (Santa Barbara Amorphous — 15) — высокостабильный мезопористый материал на основе оксида кремния (молекулярные сита), характеризующийся высокой удельной площадью поверхности (≥ 550 м2/г) и упорядоченной системе пор (5-15 нм в диаметре) с гексагональной симметрией (p6/mm). Получают SBA-15 с использованием тетраэтоксисилана (TEOS, Si(OEt)4, (C2H5O)4Si) в качестве источника оксида кремния и триблок-сополимера полиэтиленоксида и полипропиленоксида Pluronic 123 (EO20PO70EO20, Mn ~ 5800).

Почитать о материале можно здесь: https://www.acsmaterial.com/sba-15-20g.html и здесь: https://www.mdpi.com/1996-1944/6/9/4139/html

Вернуться к тексту

13) Вид материала SBA-15 под электронным микроскопом: https://www.mdpi.com/materials/materials-06-04139/article_deploy/html/images/materials-06-04139-g001.png (источник: https://www.acsmaterial.com/sba-15-20g.html и здесь: https://www.mdpi.com/1996-1944/6/9/4139/html), https://disk.yandex.ru/i/j9vaDGVzyDFIJg (источник: https://doi.org/10.1016/j.jcat.2010.07.003)

Вернуться к тексту

14) Просвечивающая электронная микрофотография упорядоченного гибридного кремнийоксид-органического материала типа SBA-15 с электронной дифракцией: https://disk.yandex.ru/i/NFkQs9fqRr8lTw (источник: https://pubs.acs.org/doi/10.1021/ja9916658)

Просвечивающая электронная микрофотография материала МСМ-41, модифицированного 3-меркаптопропилом, с электронной дифракцией: https://disk.yandex.ru/i/pA9M3VLlhC4wnw (источник: https://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/1521-4095%28200010%2912%3A19%3C1403%3A%3AAID-ADMA1403%3E3.0.CO%3B2-X)

МСМ-41 (Mobil Composition of Matter) — мезопористый материал на основе оксида кремния с иерархической структурой: https://en.wikipedia.org/wiki/MCM-41

Подобно материалу SBA-15, MCM-41 характеризуется упорядоченной системой пор с гексагональной симметрией (что дает схожую дифракционную картину), однако размер пор MCM-41, в отличие от SBA-15, составляет 2-6.5 нм, что достигается за счет использования цетилтриметиламмонийбромида (ЦТМАБ, CTAB, [C16H33N(CH3)3]Br) в качестве темплата.

Вернуться к тексту

15) (лат. ) “Сад мудрости глубокой, или Искусство постижения разума”.

Вернуться к тексту

- … Что ж, мисс Лапина, если вы действительно желаете прекратить обучение окклюменции, я не буду препятствовать вам в праве делать глупости… — заметил Снейп со свойственным ему лишь одному сарказмом, когда на следующее утро за завтраком Анна заявила, что “благодарна за уделенное ей время” и что “преподанных ей практических основ достаточно для дальнейшего изучения теории по книгам”.

В прежней жизни подобный ответ неизбежно заставил бы Анну Лапину отступить назад и “сдаться”, отказаться от своего намерения — а то вдруг она ошибется и окажется виноватой, и тогда права выбора у нее больше не будет. Сейчас же… Да пошло оно все!.. Словно каким-то шестым чувством девушка понимала, что если не прекратит это издевательство над собой, причем добровольное, причем в ближайшее время, то гораздо быстрее, чем совершит какую-нибудь глупость, она сойдет с ума или превратится в овощ. Не слишком ли высокая цена за право считать себя “хорошей”?

“Хорошие девочки” всегда уважают старших и прислушиваются к их мнению — так Аню Лапину учили в детстве, продолжали учить в юности и даже тогда, когда она, казалось бы, окончательно вступила во взрослую самостоятельную жизнь. Анна Лапина была благодарна Снейпу: он дал ей крышу над головой, общие знания о магическом мире, старые школьные учебники, не сдав при этом ни начальству, ни аврорам, ни на опыты местным ученым — этого не отнять. Но слепо доверять и подчиняться исключительно из благодарности и долга, чтобы не считать себя “плохой”?..

Случилось то, чего девушка всегда опасалась прежде — провести невидимую границу перед человеком, в доме которого она жила и от милости которого зависела, отношения с которым, несмотря на сохранявшуюся дистанцию, отсутствие кровного родства и общего дела, все же нельзя было назвать отчужденно-безразличными. Но вместо отчаяния и вины почувствовала вдруг небывалое облегчение, будто гора упала с плеч, будто она, Анна Лапина, теперь… свободна?

В тот же день девушка вымылась сама и перестирала белье — благо, руки уже не тряслись, и она могла выполнять простые физические действия без риска что-нибудь уронить, опрокинуть или разбить, а для активации нагревательного круга нужен был лишь начальный магический импульс. Это в обычной городской квартире открываешь кран — и течет вода, закидываешь белье в машинку — и она стирает. В доме же у Снейпа водопровод имелся только на кухне. Ванна, покрытая облупившейся эмалью, сквозь которую местами проглядывали пятна ржавчины, и втиснутая, судя по всему, в бывшую кладовку — тесную клетушку даже без самого маленького окна под потолком — была только со сливом; воду на стирку приходилось таскать туда ведрами. Для купания же девушка и раньше, с тех пор, как поселилась у Снейпа, предпочитала обходиться обливанием водой из тазика — как если бы контрольное отключение горячей воды вместо привычных двух недель (и, по закону подлости, обязательно в похолодание) растянулось на все лето. И, хотя пользоваться магией — по крайней мере, такими энергоемкими заклинаниями, как “Aquamenti”, “Calefacto” и “Ebulli!” — чтобы набрать и нагреть сразу большое количество воды, Анна пока не рисковала, к обеду она могла ровно удержать “Lumen” в течение тридцати секунд, а вечером — уже минуту, что, безусловно, не могло ее не радовать.

* * *

Ощущение чистого тела — приятно. Приятно ощущение чистой одежды на чистом теле. Приятно лечь на чистые простыни. В прочитанной фэнтези-литературе нередко можно было встретить штамп, основанный, впрочем, на народных поверьях, что вода снимала любые наведенные чары и негативные воздействия от чужого колдовства. “Наверное, это психология, — рассуждала Лапина позже, не будучи, однако, уверенной в своем скептицизме до конца, — эффект плацебо, дофамины от удовлетворения потребности, но никак не мистика”. С одной стороны, она просто привела себя в порядок. Ей просто повезло, что накануне вечером Снейп был занят (так она думала уже post factum — иначе почему очередной “урок” мозгомучительства не состоялся?), а сегодня утром она уже сама открыто и вслух расставила все точки над “I”. И только поэтому она восстановилась за прошедшие два дня: не полностью, но достаточно для того, чтобы просто жить, а не существовать, мечтая, чтобы очередной день подошел к концу и можно было бы забыться сном. С другой же… может быть, ванна в ее обстоятельствах была бы действительна полезна после каждого “урока” окклюменции — чтобы “смыть” то самое воздействие: теперь уже не узнать. Да и кто бы возился с ней — здесь, когда она даже сама о себе позаботиться была не в состоянии? Уж точно не Снейп…

В тот день Анна не пыталась ничего учить — пока и, отрабатывая время от времени контроль “Lumen”, просто бродила по комнате, смотрела в окно, созерцая серо-голубое небо днем и багряный закат вечером, понемногу рисовала — иными словами, постепенно приходила в себя, давая отдых измученному мозгу и нервам. Но уже на следующий день, как только с обычными утренними процедурами было покончено, девушка первым же делом открыла свои учебные конспекты и дневниковые записи. Содержание их даже при беглом просмотре вызывало узнавание, что не могло не радовать.

В тетради для зельеварения Лапина дописала, как поняла и запомнила, пояснения Снейпа, показавшиеся ей тогда, во время “экзамена”, особенно важными, снабдив их собственными примечаниями:

Направление (а также скорость? глубину протекания?) реакции на определенной стадии задает помешивание зелья специальным прутом определенное число раз — по или против часовой стрелки. Материал прута важен, т.к. зелья определенного назначения (например, нейтрализующие или целебные) требуют определенный материал прута. Таким образом, профессиональный зельевар должен иметь несколько разных прутов для зелий разного назначения.

Профессиональные зельевары различают т.н. “простое” и “истинное” зачарование зелий.

“(Простое) зачарование” — распространенный в зельеварческой практике и обиходе термин, означающий передачу зелью магической энергии. Чем больше магической энергии передано зелью, тем более сильным, быстрым и продолжительным будет его эффект. Как следствие, сквибы могут варить только самые простые и слабые зелья. Магглы не могут варить магические зелья вообще. Также простое зачарование обеспечивает взаимодействие компонентов на некоторых стадиях

“(Истинное) зачарование” заключается не только в передаче зелью магической энергии, но и прочтении над ним специальных заклинаний, придающих зелью особые свойства. По словам Снейпа, любой студент Хогвартса, идущий на ТРИТОН и рассчитывающий стать профессионалом в будущем, должен владеть истинным зачарованием.

Профессиональные зельевары имеют степень Мастера.

Последняя запись в дневнике, где сообщалось о визите Дамблдора, собственных наблюдениях, почерпнутой из “Пророка” информации и выводах в тот день, датировалась 24-м июля. Анна удивилась про себя собственному же восприятию времени: с тех пор, казалось, прошла целая неделя или больше, тогда как на деле пошел только четвертый день, сообразила она, мысленно соотнеся каждый из прошедших по порядку дней с сопутствовавшими ему событиями и собственными действиями. Записала в дневнике:

25.07.1997

Снейп предложил мне устроить экзамен-опрос по основным магическим дисциплинам, и я этот экзамен, естественно, завалила. Сейчас я даже не представляю, можно ли у Снейпа вообще получить что-нибудь, кроме “неуда”. Остается только пожалеть учеников, которым приходится сдавать ежегодные экзамены в Хогвартсе ему, а не основному преподу. И я не знаю, что ждет меня саму: не только на ТРИТОНе (об этом слишком рано пока гадать), но и в Хогвартсе в целом — если мне вообще удастся туда поступить.

Анна задумалась. Ей доводилось слышать о преподавателях, которые намеренно давили на студентов, испытывая таким образом их знания и способность логически мыслить. Было это одновременно испытанием и на уверенность студента в себе, силу духа и способность критически мыслить: если студент изрядно пасовал перед авторитетом преподавателя, то легко поддавался на провокацию последнего и сбивался, совершая ошибки, исправляя правильное на неправильное и тому подобное.

Другие, как Снейп, всех студентов по умолчанию считали бездельниками, неучами и бездарями, и чтобы получить у них хотя бы “хорошо” — не то что “отлично” — материал, преподаваемый в рамках общей программы, следовало знать на уровне расширенного спецкурса, как минимум. Третьи, напротив, требовали чуть ли не дословно цитировать содержание собственных лекций и основных учебников — и попробуй только заикнись, что где-то там еще чего-то читал(а) по теме, имеешь по такому-то вопросу собственное мнение, или укажи преподавателю на его же ошибку. Четвертые же и вовсе ставили оценки словно бы в зависимости от погоды, собственного настроения или по велению левой пятки.

Ни в годы студенчества, ни в аспирантуре Анна Лапина не сталкивалась ни с кем из данных типов (вернее, с таковыми проявлениями их натуры) ни по отдельности, ни вместе лично — только слышала о них из рассказов других студентов, аспирантов и сотрудников кафедры. Она осознавала, что ей нередко просто везло, и за это следовало быть благодарной Богу: так, свою итоговую “пятерку” по мат. анализу она получила за знание латыни; в других случаях преподаватели к ней снисходили, видя “отличную” зачетку, особенно если предмет был для Анны Лапиной непрофильный. Но также не могла она сказать, что везло ей всегда безосновательно: ведь она старательно занималась в течение семестра (хотя к одним предметам проявляла больше способностей и интереса, к другим меньше) и тщательно готовилась к экзаменам либо выполняла условия для получения “автомата”.

И вот, когда учеба с лекциями, практикумами, коллоквиумами, экзаменами и оценками, казалось бы, уже давно (относительно) была позади… здравствуй, школа еще раз! А это Северус Снейп: он здесь не учитель, а так, помогает иногда. Он вам быстро объяснит, кем вы являетесь — стадом пустоголовых тупиц и баранов.

Из полезного: Снейп намекнул, что математические основы процессов трансфигурации и чар могут быть изложены в учебнике арифмантики. Вернее, он сказал, что если бы я к тому времени прочитала все выданные мне книги, то знала бы ответы на дополнительные вопросы. А непрочитанными у меня оставались только арифмантика и руны.

Еще Снейп рассказал, что для зелий разного назначения необходимо использовать пруты из разных материалов. Что направление реакции в зельеварении задается направлением и числом помешиваний. Что упоминаемое в практическом руководстве “зачарование” — это просто передача магической энергии зелью, что делает его более эффективным. “Истинное” же зачарование предполагает чтением над зельем специальных заклинаний. Данным навыком должны владеть семикурсники, собирающиеся стать профессиональными зельеварами, а, значит, мне предстоит этому научиться — если я, конечно, поступлю в Хогвартс.

Еще Снейп намекнул на существование у магов фундаментальной науки или ее подобия. Что фундаментальные законы, учитывающие присутствие и влияние магии на различные процессы, очень сложны в описании и понимании: их изучают якобы лишь немногочисленные ученые-одиночки, а в школе это никому не нужно. Не знаю, насколько можно Снейпу верить, но пока сказанное им не расходится с моими представлениями о магическом мире на основе имеющихся данных. А именно, что волшебников мало; их общество архаично и не лишено своих предрассудков (причем весьма существенных), а потому наука (вернее, существующие в ней подходы и методы) находится здесь, вероятно, на уровне конца XIX — начала XX вв.

По тому, насколько экспрессивно и вдохновенно Снейп говорил именно о зельеварении, можно сделать вывод, что это его профессиональная стезя. Т.е. мы со Снейпом некоторым образом “коллеги”. О том же, насколько легальна его профессиональная деятельность, лучше, наверное, не знать…

После экзамена Снейп рассказал, что Альбус Дамблдор, директор Хогвартса — сильнейший лелигимент в магической Британии. Легилимент — тот, кто с помощью специального заклинания “Legilimens” может проникать в чужое сознание, читать чужие мысли (как бы ни противился такому определению Снейп) и видеть чужие воспоминания. Способ проникновения в чужое сознание называется легилименцией. Таким образом, Снейп сам является легилиментом (ведь именно легилименцией он атаковал меня при нашей с ним первой встрече), хотя не признавался в этом вслух. Впрочем, по его же словам, такую способность в магическом мире не принято афишировать, и кто угодно в толпе может оказаться легилиментом.

Таким образом Снейп легко убедил меня в необходимости научиться окклюменции (“закрыванию”) — способу защиты сознания от проникновения извне. Снейп дал мне книги по окклюменции, но ничего не объяснил даже в самых общих чертах, а сразу же приступил к практике.

Первую атаку я отбила легко и быстро.

Вторую — уже с некоторой задержкой.

В третий раз Снейпу удалось увидеть уже не просто смазанные образы и пятна, а конкретные воспоминания. В них я-из-настоящего присутствовала в виде бесплотного духа и видела себя со стороны. Снейп, когда легилиментил меня еще раньше, предполагал, что это якобы министерские проводили эксперимент, из-за которого меня перенесло во времени. Они же якобы почистили мне память — чтобы я, ясное дело, никому не проболталась. Теперь же Снейп считает, что министерские не почистили мне память, а поставили блок на воспоминания, связанные с переносом во времени. И если попытаться этот блок сломать, то мне будет очень плохо.

В четвертый раз Снейпу удалось увидеть еще больше. Это была моя ошибка, что я покорно за ним шла из воспоминания в воспоминание, не пытаясь сопротивляться и выкинуть его раньше. В конце мне это все же удалось, но с очень большим трудом. Я как будто слабела, пока Снейп копался в моей голове. После этого он расспросил меня об учебе в университете (именно о ней он увидел воспоминания) — впервые за все время, что я живу в его доме.

В пятый раз Снейп просматривал уже другие воспоминания, хотя, как показалось, искал то же, что и до этого. Я уже не могла сопротивляться ментально, но случайно узнала, что можно контратаковать с помощью заклинаний из программы чар и ЗОТИ. После я чувствовала себя ужасно: раскалывается голова, идет носом кровь, нарушена координация движений. Я даже ровно стоять на ногах не могла! И не могла читать: видела перед собой лишь слова из букв, но их смысл от меня ускользал, а попытки осмыслить оборачивались очередной головной болью.

И все это время Снейп только и делал, что оскорблял меня. Словно таким извращенным образом отыгрывался за две первые, удачные с моей стороны попытки.

Анна снова задумалась. Снейп, как ей показалось, не умел и, самое главное, не хотел учить, передавать свои знания другим; пожалуй, он стал бы даже худшим учителем, чем прежде считала она себя. Даже если не имел намерений навредить ей лично, он, не задумываясь, совершал это исключительно в силу своей грубой манеры общения и неприязни к окружающему миру, которая, казалось, только усиливалась, стоило ему вторгнуться в ее сознание. Он умел быть только “врагом”, только нападать — и потому словно вымещал на ней всю накопившуюся злобу, бессознательно повторяя какой-то давний ритуал.

26.07.1997

С утра Снейп возобновил сеансы “мозгоимения”. Он утверждает, что для защиты необходимо якобы полностью освободить сознание от всех мыслей и чувств; не только держать под контролем эмоции, но и вообще ни о чем не думать, чтобы голова была пустая. Но ведь это невозможность, абсурд! Человек живет, пока чувствует и мыслит! А в “пустом” сознании, i.e. tabula rasa, можно прописать вообще что угодно.

Тогда, при попытке сопротивления (опять с помощью заклинаний), мне удалось каким-то странным образом проникнуть в детские воспоминания Снейпа. Я не знаю, почему так получилось, и Снейп мне ничего не объяснил, но его это разозлило, по-видимому, очень сильно. Иначе я не могу объяснить, почему он впоследствии не только атаковал очень жестко, но и начал “ломать блок”, о котором говорил до этого, что ломать его нельзя.

И все-таки я выжила — прежде всего, как мыслящая личность. Однако координация нарушилась еще сильнее. Тряслись руки, и, казалось, все, до чего я дотронусь, обязательно упадет и разобьется. Восприятие пространства также было искажено. Магия не слушалась, и, казалось, ее осталось совсем мало: я не могла сотворить даже “Lumen”.

К вечеру я чувствовала себя лишь немногим лучше. “Lumen” удавалось продержать 10 секунд еле-еле. Я приняла решение прекратить это издевательство над собой.

27.07.1997

Сказала о своем решении Снейпу. Т.е. формально как бы поблагодарила, но “дальше как-нибудь сама”. Снейп, естественно, все понял. Сказал, что подобные мне безвольные личности, опускающие руки при первых же трудностях, станут легкой добычей даже для слабого легилимента. Намекнул, что у меня самой, конечно же, ничего не получится, но он, так и быть, не будет мне мешать делать глупости.

Что же до меня, то, может, Снейп где-то и в чем-то прав, но… гордость гордостью, а голова дороже. Я не хочу расплачиваться собственным рассудком за то, что Снейпа недолюбили и недовоспитали в детстве. В этот день я просто приходила в себя. Координация пришла в норму, магия постепенно восстанавливалась: к вечеру “Lumen” удавалось продержать минуту. Читать книги и учиться я пока не рисковала — мозгу нужно было оправиться после легилименции.

28.07.1997

…

День только начался, и писать пока было не о чем. И все же Анна мысленно дала себе зарок отмечать в дневнике каждую неделю, даже если не произойдет ничего примечательного — просто чтобы не сбиться со счета. Вызвала светлячок в ладони и принялась считать: один, два, три… десять, одиннадцать, двенадцать… двадцать пять, двадцать шесть… пятьдесят семь, пятьдесят восемь… девяносто три… сто восемнадцать… сто двадцать, сто двадцать один…

Две минуты — весьма и весьма неплохо: Анна чувствовала, что легко могла бы удержать заклинание и дольше, но ей просто надоело считать, а достигнутый результат подходил для того, чтобы зафиксировать его в дневнике под нынешней датой. А дальше? Еще четыре дня назад Анна Лапина однозначно сказала бы: “Учиться!” — учебники по арифмантике и рунам она ни разу еще не открывала, а Снейп не один раз во время своего экзамена-опроса намекал, что там могли содержаться некие основополагающие знания, используемые равно и в чарах, и в трансфигурации, и в зельеварении. Но теперь?

О том, что деятельность Снейпа могла быть связана с криминалом, Анна начала догадываться еще едва ли не с первой недели пребывания в его доме. Однако вплоть до недавнего времени соблюдался некий баланс: она была обеспечена крышей над головой, а взамен не лезла и не пыталась ничего узнать о делах хозяина дома. Северус Снейп, в свою очередь, по большей части не обращал на нее внимания, не мешал ей учиться и никоим образом не впутывал в свои дела. Но это была лишь иллюзия безопасности: недавний визит Дамблдора оказался камешком, который запустил лавину. Снейп засуетился, вспомнив о своей жиличке, которая услышала то, чего не должна была услышать. Более того, через нее в перспективе Дамблдор мог узнать то, что его “мальчик на побегушках” докладывал ему далеко не обо всем.

Прокручивая в своей голове воспоминания о событиях трехдневной давности, девушка пришла к выводу, что устроенный Снейпом экзамен-опрос по основным предметам, независимо от своего итога, был не более чем затянувшейся прелюдией, чтобы подвести ее к необходимости изучения окклюменции. Но… был ли в этом смысл? Не для нее, а для Снейпа? Ведь защищать сознание он ее так и не научил, а только ослабил; она по-прежнему оставалась уязвимой для легилименции, и таким образом через нее Дамблдор или кто-нибудь еще мог узнать связанные со Снейпом “тайны”.

Снейп врал о том, что проводит ее в Косой переулок, если она подготовится до уровня СОВ? Но если да, то почему разрешил остаться в своем доме, почему выдал учебники, а не выгнал на улицу? Не ради же уборки? А если так уж хотел совершить некое подобие доброго дела… Анна была уверена, что Снейп мог бы просто доставить ее в Косой переулок так, чтобы их не увидел вместе никто посторонний, и больше у него голова бы о ней не болела. Снейп — если бы действительно хотел и видел бы в этом необходимость — наверняка смог бы заставить ее молчать так, чтобы она даже случайно никому не проболталась о нем, но ничего из этого не сделал. Почему?

Снейп говорил о том, что она не сможет попасть в Косой переулок самостоятельно. Снова врал? Здесь Анна была уверена, что да, хотя по-прежнему не понимала, зачем ему это. Или… Снейп именно этого и ждал? Чтобы вышло так, что не “он ее выгнал”, а “она сама ушла”? А для этого придумал затягивать и саботировать выполнение собственных обещаний и осложнять ей жизнь как можно больше? Но даже если так, Анна по-прежнему не понимала его мотив: уж не Снейпу с его характером и “послужным списком” заботиться о показной репутации столь лицемерным способом.

Сейчас, казалось, девушке, наступило нечто вроде затишья — словно подобие того шаткого равновесия, что было до прихода Дамблдора. Но как долго оно продлится? И не “завалится” ли в следующий раз “на огонек” Томми-бой со своей бандой — по закону все того же равновесия? И сколько у нее в таком случае есть времени в запасе: неделя? две? три? месяц? Хотя… прикинула Анна, через месяц будет уже конец августа, а она только до конца лета договаривалась пожить у Снейпа, так что тогда голова у нее уже о другом болеть будет — если она, конечно, выживет.

Лапина достала из рюкзака и развернула перед собой карту Лондона: Снейп упоминал, что вход в Косой переулок находится где-то на Чаринг-Кросс-Роад. Название “CHARING CROSS” ⁽¹⁾ было обозначено большими буквами и потому нашлось довольно быстро в историческом центре города, по направлению немного к северо-западу от излучины Темзы. От станции метро “Leicester Square”, названной по одноименной площади, можно было выйти, в том числе, прямо на искомую улицу Чаринг-Кросс-Роад. А если туда было возможно добраться напрямую с вокзала Сент-Панкрас, где располагалась станция с говорящим названием “Кингс-Кросс”, то, подумала Лапина, было бы вообще замечательно. Но, допустим, придет она на Чаринг-Кросс-Роад: как будет искать вход в Косой переулок, если никакого Косого переулка, то есть “Diagon Alley”, на карте обозначено не было?

Не обозначено из-за Статута, поправила Лапина саму себя: маги скрываются от обычных людей, в том числе, таким образом. У нее на руках карта 2011-го года, а, значит, заклинания волшебников способны обмануть не только человека, но и современную технику: спутники и дроны. Или, как вариант, вход в Косой переулок располагается в одном из реально существующих и обозначенных на карте зданий, которое маги сделали недоступным для обычных людей, а сам Косой переулок — где-то в параллельном измерении, куда переносятся стационарным порталом, как было в одной из прочитанных ранее фэнтези-книг ⁽²⁾.

Но она сама — маг, продолжала рассуждать бывшая выпускница химфака, а, значит, скрывающие заклинания опознают ее как “свою” и “пропустят” — как было с теми магами-террористами в поезде, которых не видел никто — кроме нее одной. Таким образом, все, что ей остается — это пройти вдоль Чаринг-Кросс-Роад пешком, тщательно высматривая все необычное, в особенности то, чего не будут замечать все остальные. А дальше? Снейп снова врал, или вход в Косой переулок, как следовало из его намеков, действительно открывается каким-то специальным заклинанием, о котором он не стал рассказывать из вредности характера и еще каких-то мотивов? Но даже если и так, то, подумала Лапина, ей нетрудно попросить о помощи кого-нибудь из встречных волшебников, а чтобы не приняли за сквибку, можно наврать, что палочку она потеряла или сломала, и потому ей срочно нужно купить новую. Вопрос, скорее, в том, как долго ей придется ждать кого-нибудь, кто открыл бы ей проход, который мог не пользоваться популярностью у волшебников как по причине Статута, так и благодаря возможности путешествовать аппарацией и каминами?

Иными словами, подвела итог Анна Лапина, она могла бы сорваться и уехать от Снейпа… ну, не прямо сейчас, а на следующее утро, например: Чаринг-Кросс-Роад на карте не выглядела длинной, и сейчас, летом, пока темнело еще поздно, обойти ее за день было вполне реально. А дальше… поселиться в гостинице — да хоть в том самом “Дырявом котле”, если не найдется ничего лучше за приемлемые деньги — и, возможно, ей даже сделают скидку за длительное проживание. Обойти Косой переулок, купить книги: уж учебники всяко должны иметься в широкой продаже. Но то учебники, а вот такое?..

Анна открыла “Сад мудрости…” в самом начале. В прошлый раз она не обратила внимания, но теперь ясно видела, имя и фамилия автора были изрядно подтерты:

…a…de d…r

То ли Розалинда, то ли Розамунда, то ли Иоланда, то ли Аделаида, то ли вообще Икабод, но точно не Бастинда, так как видимое “a” находилось примерно в середине имени. Фамилия могла быть вообще какой угодно и начинаться на “de”, “du”, “di”, “dos”, “d’” и даже “der”, что в совокупности указывало примерно на половину Европы: Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Италия, Испания, Андорра, Лихтенштейн и, возможно, некоторые земли Германии.

Данные об издательстве тоже были затерты, и Анна в очередной раз задумалась: а не запрещенную ли книгу она держала в руках? И не были ли подобной литературой заполнены все полки в гостиной? Но даже если конкретно это книга не запрещена в магической Британии, то какова вероятность, что нечто подобное можно найти в свободной продаже?

Снейп говорил, что легилименты не кричат о себе во всеуслышание на каждом углу. Упоминание о легилименции как о чем-то опасном, от чего следовало бы уметь защищаться, ни разу не встречалось Анне в учебниках чар или ЗОТИ. Иными словами, знание о легилименции и, следовательно, об окклюменции не являлось среди волшебников массовым и общедоступным, несмотря на то, что касалось личной безопасности каждого. То есть, достать литературу по окклюменции можно было, по-видимому, исключительно на черном рынке, куда ей, чужачке, хода нет и куда она не рискнула бы сунуться в принципе.

Так Анна Лапина приняла решение задержаться в доме Северуса Снейпа еще на некоторое время: ознакомиться с содержанием выданных пособий по окклюменции, пока такая возможность имелась. Не то чтобы своим решением она была довольна, но, считала бывшая выпускница химфака, в ее нынешних обстоятельствах следовало пользоваться любой возможностью получить новые знания, особенно если с помощью этих знаний в перспективе можно будет себя защитить или сделать еще что-нибудь полезное.

* * *

К подробному изучению уже начатого “Сада мудрости…” девушка приступила в то же утро. Несмотря на старомодный и несколько витиеватый стиль изложения, книга была написана легким и плавным языком, не вызывавшим ни больших трудностей при чтении и понимании, ни желания от скуки отложить книгу куда подальше. Содержание было четким, последовательным и структурированным, без лишней воды, что особенно импонировало Анне Лапиной как ученому, пусть пока совсем молодому, чей опыт в написании научных работ ограничивался пока лишь тремя статьями, кандидатской диссертацией да заявками на именную стипендию и грант РФФИ.

Так, введение буквально с первых же строк сообщало о том, что врожденной способностью к закрыванию разума, то есть, окклюменции, в той или иной степени владеют от рождения все волшебники и ведьмы. Врожденные способности к легилименции встречались намного реже и чаще всего передавались по наследству, что, впрочем, не исключало возможности появления “самородков”. Еще одной разновидностью ментальной магии было названо очарование — способность располагать к себе людей, вызывать у окружающих безотчетное доверие, восхищение и стремление угодить. Владение же окклюменцией позволяло не только противостоять воздействию на свой разум извне очарованием или легилименцией, но и контролировать свой собственный дар, дабы не применять его неосознанно, во вред окружающим.

Следующий раздел, состоявший уже из нескольких глав, был посвящен основам легилименции. Врожденные способности к легилименции, как сообщалось в первой, вводной главе, открыто начинали проявляться у волшебников и ведьм в возрасте 5-7 лет: дети, обладавшие таким даром, могли видеть и слышать мысли, лежавшие на поверхности сознания у других людей в текущий момент времени, чувствовать чужое настроение, распознавать ложь. Опытный и обученный природный легилимент был способен уже к тончайшей работе как с чужим разумом, так и со своим собственным. Поэтому обучение искусству ментальной магии, как утверждал неизвестный автор учебника, должно сопровождаться, в первую очередь, высоким нравственным воспитанием: маг-менталист всегда должен помнить об ответственности за свои способности, о последствиях, которые может нести его вмешательство и воздействие, а не упиваться пагубными мечтами о безраздельной власти над чужими умами и волей.

С детьми, обладавшими наследственными способностями к ментальной магии, как правило, занимались в семье, тогда как своевременное выявление, воспитание и обучение самородков, дабы последние не пошли по дороге преступлений и бесчестья, целиком и полностью ложилось на школьных учителей и целителей. Это была важная задача и огромная ответственность, ибо родители самородков могли даже не быть магами, и некому в семье их было направить. Более того, выявляли одаренных юных менталистов чаще всего именно в школе: в окружении множества посторонних людей и, прежде всего, детей, когда разум просто не был способен выдержать столь мощный наплыв чужих мыслей и чувств.

Анна вспомнила свой первоначальный опыт, когда в ней, следом за магией, открылись слабые легилиментные способности: чужие эмоции раскачивали, раздирали ее изнутри, сводили с ума. И ведь это было уже в аспирантуре, причем на втором году обучения, когда поточные лекции и экзамены остались позади, и текущая работа предполагала общение лишь с ограниченным кругом лиц. А если бы в студенческие годы или вообще в школе? Смогла ли бы она в таком случае выжить, не шагнув в собственном разуме за опасную черту?

Вторая глава разъясняла, каким образом легилимент мог воспринимать содержимое чужого разума. В первую очередь, это были эмоции, настроение, связанные как с текущим моментом времени, так и с конкретным воспоминанием. Во вторую очередь, восприятие органов чувств: легилимент мог в воспоминании видеть и слышать то же, что видел и слышал легилиментируемый, и даже улавливать отголоски запахов. И лишь в третью очередь мысли: что человек не только видел, слышал и говорил, но и о чем при этом думал. Именно поэтому, как утверждал автор, определение легилименции как “чтение мыслей” в корне неверно: легилимент не читает, а воспринимает, и не конкретную мысль, а связанный с ней образ целиком; отдельные же мысли можно было, скорее, “услышать”, чем “прочитать”.

Со временем, теряя свое былое значение, воспоминания выцветают и тускнеют, подергиваясь дымкой, но сохраняют свой эмоциональный оттенок. Так, счастливые и радостные воспоминания, видимые прежде красочными и яркими, остаются пронизаны рассеянным, но по-прежнему теплым солнечным светом, как если бы смотреть на красивый пейзаж издалека сквозь туман, когда истинные цвета и очертания предметов по большей части лишь угадываются. Тяжелые, грустные, давящие, тревожные воспоминания предстают, соответственно, темными и мрачными, будто припорошенными пеплом, скрытыми за пеленой затяжного осеннего дождя.

Анна вспомнила, как случайно проникла ненадолго в воспоминания Снейпа: грязная вода, пещера, образы дома и семьи, на которые словно была наброшена черная вуаль. И мысли — не свои: ведь она никак не могла быть знакома с матерью Снейпа, которая, по всей видимости, уже давно умерла. Стремление матери защитить своего ребенка и в то же время бессилие, обреченность, равнодушие — все это Анна уловила через Снейпа, который пропустил это через себя еще раньше, и даже узнала, как звали его мать: Эйлин…

Со временем человек, что естественно, мог пересматривать и изменять свое отношение к тем или иным событиям прошлого, где-то осознать то, что не воспринималось и не доходило прежде, а где-то просто додумать. Все это находило отражение в мыслеобразе в виде вторичных, будто наложенных поверх сторонних переживаний и рассуждений — как в воспоминаниях Снейпа о матери. Тем не менее, отмечал неизвестный автор, легилимент таким образом мог получить как уникальные, пусть и пристрастные сведения, которые больше узнать было неоткуда, так и столкнуться с ложью, которую человек сам себе придумал и сам же в нее поверил.

Важным для полноценного восприятия мыслеобразов являлся язык носителя, наличествующие в нем понятия и собственный жизненный опыт. Не владея нужным языком, легилимент, видя картинку и улавливая сопутствующее ей настроение, мог узнать лишь самые общие сведения. Например, кто кем и кому приходится из людей в увиденном воспоминании; кто кого любит, кого ненавидит, к кому равнодушен; что человек замышляет что-то недоброе или предвкушает нечто радостное. Чужой язык и незнакомый понятийный аппарат могли легилимента изрядно запутать, вызвать еще больше вопросов, чем дать ответов, существенно уменьшая тем самым ценность добытых сведений.

Так, в воспоминаниях Снейпа, представленных, главным образом, бытовыми сценами, для Анны Лапиной, владевшей английским языком пусть не свободно, но все же в достаточной мере для того, чтобы понимать других людей и изъясняться самой, “непереведенной” оставалась разве что обсценная лексика Снейпа-старшего — невелика потеря. Снейп же, просмотрев ее воспоминания об университетском периоде, понял лишь то, что они связаны с учебой, и потребовал пояснений — не столько из-за языка даже, но потому, что сам в своей практике не сталкивался ни с чем подобным.

Следующие четыре главы были посвящены осуществлению самого процесса легилименции и связанных с ним особенностей. По степени воздействия легилименция делилась на пассивную, слабую, или поверхностную, и сильную, или глубокую. Последняя дополнительно подразделялась на тонкую и грубую.

Пассивная легилименция не требовала ни палочки, ни заклинания и позволяла уловить чужие эмоции с расстояния в 2-7 шагов, а при непосредственном зрительном контакте в пределах шага-двух — “считать” последние, насущные воспоминания с поверхности незащищенного сознания, понять намерения и отношение к себе другого человека. За пределы природных ментальных щитов пассивная легилименция не проникала — но при условии, что человек не открывался сам.

Слабая, или поверхностная, легилименция при использовании невербального беспалочкового заклинания “Legilimens” позволяла увидеть недавние воспоминания человека, немного проникнув за его или ее природные ментальные щиты. Как и пассивная легилименция, активная слабая легилименция работала только при прямом зрительном контакте, но на расстоянии уже в 2-7 шагов. Общий эмоциональный фон вокруг можно было улавливать в радиусе 15-20 шагов, но, предупреждал автор пособия, далеко не каждый менталист способен выдержать и пропустить через себя без ущерба для собственного душевного здоровья эмоциональный шквал, создаваемый толпой.

Глубокая легилименция — прежде всего, тонкая — от поверхностной слабой отличалась вложением существенного количества силы, что мог позволить себе далеко не каждый волшебник или ведьма. Так, дотянуться до сознания другого человека и уловить его или ее поверхностные эмоции и мысли сильный легилимент мог на расстоянии уже в 40-70 шагов даже в полном помещении людей при условии, что те находятся на местах, а не перемещаются хаотично. То есть, представила Лапина, это как в лекционной аудитории или актовом зале, где все сидят, слушают и смотрят на оратора, а последний тем временем тихо шарится по мозгам слушателей. Или не сам оратор, а кто-нибудь из его помощников или коллег, находящихся рядом.

При близком контакте, с расстояния в 1-10 шагов, тонкая глубокая легилименция позволяла проникнуть вглубь сознания, далеко за пределы природных ментальных щитов, и целенаправленно искать и просматривать воспоминания, относящиеся к самым разным периодам жизни, как связанные, так и не связанные между собой. Сознание легилимента при этом разделялось: одна часть оставалась в физическом мире и контролировала собственное состояние и обстановку вокруг; другая же совершала в это время путешествие по чертогам чужого разума.

Используя свой дар и свое искусство, легилимент мог узнать все, что видел человек, и даже больше. Как правило, находясь в чужом воспоминании, легилимент, при прочих равных условиях, видел происходящее как бы из-за спины, чуть в стороне от хозяина воспоминаний — Анне вспомнила при этом, как чувствовала себя в собственных воспоминаниях во время легилименции. Но: если человек бывал в каком-либо месте неоднократно и успел рассмотреть его с разных сторон, если хорошо знал людей, с которыми встречался в воспоминании, то легилимент мог составить объемный и весьма содержательный мыслеобраз — особенно если сам бывал в тех местах и был лично знаком с обсуждаемыми людьми.

Опытные маги-менталисты могли “на месте” отделить правду от намеренной лжи и собственных заблуждений свидетеля, а потому помощь их как консультантов и привлеченных специалистов была особенно ценна в расследованиях и судах. Менталисты-целители умели восстанавливать утраченные связи между воспоминаниями, делать некоторые из них более значимыми и яркими для человека, другие, напротив — малозначительными и тусклыми, восстанавливая тем самым поврежденный разум и исцеляя душевные раны. Подобные способности накладывали на магов-менталистов большую ответственность, и те из них, кто подвизались в юстиции или целительстве, давали при вступлении в должность особую клятву — не вредить и всеми силами способствовать установлению истины.

По всему выходило, что на родине автора, в годы его (или ее) жизни ментальная магия не запрещалась; обучающие пособия вроде того, что Анна Лапина ныне держала в руках, находились, судя по всему, в свободной продаже; однако все маги с врожденной способностью к легилименции так или иначе находились на учете и контроле у государства. И насколько иначе обстояли дела в Британии: ментальная магия была если не под запретом, то однозначно окружена стеной молчания и забвения; легилименты предпочитали скрываться, однако посвященные знали, кто есть кто, хотя говорили об этом шепотом на кухнях. А то, что учебник был когда-то переведен на английский и даже издан… так законы могли поменять не один раз, да и о возможном существовании подпольных типографий и местного “самиздата” забывать не стоило.

Глубокая грубая легилименция, как сообщалось далее, была характерна для необученных магов без врожденных способностей к менталистике: такие могли проникнуть в чужое сознание, лишь используя волшебную палочку и громко крича: “Legilimens!” Если проникновение врожденного опытного легилимента в чужое сознание можно было сравнить с тонким уколом шпаги или вышивальной иглы, то неспособный маг словно бил дубиной — абсолютно наугад, зато со всей мочи. Необученный маг, к тому же, без врожденных способностей, не умел разделять собственное сознание, и при атаке вслед за заклинанием его просто утягивало в чужое. Заканчивались подобные эскапады, самое меньшее, сильнейшей головной болью для обоих участников одновременно, даже если атакуемый владел окклюменцией.

Если же глубокую грубую легилименцию без веской на то причины использовал маг обученный и способный к легилименции, то, предупреждал автор, это глубоко безнравственный человек, рушащий и ломающий все на своем пути. Уважают такие люди только силу, с которой ассоциируют власть, а потому следует держаться от них подальше, даже если возможно противостоять в открытую. Анна хмыкнула про себя: как метко неизвестный автор, сам того не подозревая, охарактеризовал Северуса Снейпа!

Третий раздел рассказывал о такой разновидности ментального воздействия, как очарование. Как и в случае с легилименцией, способность к очарованию у людей являлась исключительно врожденной и могла как наследоваться, так и проявляться спонтанно. Людей, владевшими способностью к очарованию, называли на французский манер шармантами. В отличие от неких вейл (Анна мысленно поставила себе галочку узнать, кто это такие), способностью к очарованию у людей могли быть наделены как девочки, так и мальчики, и действовало оно на оба пола приблизительно в равной степени.

Проявлялось очарование, как это уже было известно отчасти из введения, в способности легко и быстро располагать к себе людей и дарить радость одним своим существованием, нравиться окружающим без малейших усилий со своей стороны, вызывая безотчетное доверие, восхищение и стремление угодить. Добродетели шармантов окружающими преувеличивались, недостатки не замечались вовсе.

Если грубое воздействие на разум посредством заклинаний “Confundo”, “Oblivio” и “Impero”, равно как и тонкую работу с использованием легилименции можно было отследить посредством той самой легилименции, то очарование не оставляло после себя вообще никаких следов. Поступки, совершенные человеком под воздействием очарования, казались ему или ей единственно правильными и естественными: “как можно отказать в столь незначительной просьбе такому милашке и душке?” или “столь красивой женщине?” Однако, справедливости ради, стоило отметить, что, в отличие от вейловского очарования или заклинания “Impero”, очарование волшебников и ведьм как способность не подавляло волю человека полностью, и посредством очарования нельзя было склонить человека к совершению поступков, противоречащих его или ее характеру.

Проявляться очарование могло уже в самом раннем возрасте, и в этом крылось его большая опасность. Если ребенок-шармант был единственным у своих родителей, последние, если не были обучены окклюменции или вовсе не были магами, баловали и любили такого ребенка буквально до умопомрачения. Если же детей было несколько, то именно шарманта родители выделяли и отдавали ему всю свою любовь. Шарманты настолько легко и естественно умели нравиться окружающим, в особенности старшим родственникам, что их — “эту милую хорошую девочку” или “этого милого хорошего мальчика” — просто невозможно было заподозрить в совершении каких-либо неблаговидных поступков. Как следствие, за шалости и даже гадости, совершенные шармантами, наказывали их братьев и сестер, кузенов, друзей, детей соседей, а у самих шармантов укреплялась вера в собственную исключительность, безнаказанность и непогрешимость. Тогда же, в детстве, формировался и круг ненавистников шармантов: обиженные братья и сестры, одноклассники, соседские дети, на которых очарование со временем начинало действовать прямо противоположным образом, добавляя к обычной обиде наведенную ненависть.

Как и в случае с легилиментами, если шармантов не выявили и не обучили контролировать свой дар в родной семье, данная задача целиком и полностью ложилась на плечи учителей и целителей магической школы. Более того, пройти обследование у целителя-менталиста настоятельно рекомендовалось всем, кто достаточно долго находился рядом с шармантом и находился под его или ее воздействием — прежде всего, членам семьи. Так, описывались случаи, когда братья и сестры шарманта продолжали ненавидеть последнего даже спустя много лет, когда у всех были уже свои семьи и каждый жил свои домом в далеко отстоящих друг от друга поселениях, и впоследствии переносили эту ненависть на племянников. Или слепое обожание, внезапно сменившееся слепой же ненавистью, толкало к мести супругов или недавних друзей.

Наконец, четвертый и последний в книге раздел был посвящен основам защиты разума. Врожденные окклюментивные щиты, как сообщалось, позволяли частично сопротивляться пассивной и слабой активной легилименции (при отсутствии прямого зрительного контакта), а также на короткое время защитить самые сокровенные и важные воспоминания при глубокой легилименции. Пассивная и слабая активная легилименция могли при этом ощущаться как пристальный взгляд со стороны, невидимое мягкое касание, поглаживание или щекотание пером, глубокая тонкая легилименция — как укол или давление на голову. Однако человек неподготовленный, не умеющий защищать свой разум, а также вовремя и быстро распознавать признаки ментального вторжения, мог не обнаружить последнего и даже глубокую легилименцию списать исключительно на собственное плохое самочувствие или чей-либо неприязненный взгляд. Именно поэтому, утверждал неизвестный автор, мало просто изучить теорию и освоить самостоятельно известные ментальные техники для защиты сознания — чтобы полноценно овладеть искусством закрывания разума, необходимо познать проникновение в него, то есть, легилименцию.

Анна хмыкнула про себя: вот и подобрались к тому, о чем говорил Снейп: мол, без мозголомания с его стороны окклюменцию ей не освоить — но таки приступила к изучению следующей главы. Как далее утверждал автор пособия, парные занятия с легилиментом ставили для обучающегося окклюменции три основных задачи:

1) научиться распознавать стороннее ментальное вторжение разной степени глубины;

2) научиться противостоять ментальному вторжению с помощью выбранных ментальных техник;

3) выяснить свой предел, то есть вторжение какой наибольшей силы и глубины человек способен выдержать — и в течение какого времени.

Обучали окклюменции юных волшебников и ведьм, как правило, в возрасте от 10 до 17 лет: в детстве человек, в силу нехватки жизненного опыта и неразвитости сознания, еще не способен разделять фантазии и реальность, надолго сосредотачиваться на поставленной перед ним задаче, отследить, осознать и описать собственные чувства и реакции. В зрелом же возрасте над человеком его жизненный опыт, напротив, начинает довлеть: реакции на внешние воздействия и отношение к миру в целом уже сформированы, а разум и душа уже успевают утратить свойственную детству и юности гибкость и восприимчивость ко всему новому. Наконец, именно в юности для человека свойственна острая и одновременно осознанная потребность в учителе и наставнике, тогда как человеку зрелому свойственно говорить с миром и людьми на равных, восполняя недостаток знаний уже самостоятельно, в меру осознания необходимости и собственного стремления. А потому обучающий легилимент должен быть человеком высоких нравственных и душевных качеств: строгий, но не гневливый, сдержанный и тактичный, способный быть достойным примером для молодежи, как должно себя вести.

Парные занятия легилименции-окклюменции предполагали проникновение в сознание, поэтому между учителей и учеником не должно было существовать предубеждения и неприязни. Это было наиболее важным, обязательным условием для эффективного обучения и сохранения душевного равновесия (последнее относилось уже не только к ученику, но и учителю). Как следствие, сторонний специалист был в подобном деле предпочтительнее родственника или друга семьи, с кем у подростка уже установились неприязненные отношения. Приглашенный специалист, в свою очередь, должен был в обязательном порядке принести клятву о непричинении вреда и неразглашении подробностей частной жизни, вызнанных у ученика посредством легилименции во время занятий.

Обучение окклюменции проводили постепенно, при нарастающей глубине воздействия: от пассивной легилименции к глубокой грубой. Ученик должен был при этом осознать свои ощущения, описать и запомнить. Защиту против поверхностной легилименции, как только оная была освоена, ученика приучали всегда держать активной. Для этого учитель некоторое время проводил с учеником вне основных занятий, за повседневными делами, раз от раза подвергая того поверхностной легилименции. Задачей же ученика было встретить вторжение готовой рабочей защитой и удержать ее, не дав увидеть свои наиболее сокровенные воспоминания.

Глубокую тонкую легилименцию рекомендовалось осваивать, начиная с одного подхода за занятие и постепенно доводя до трех. По окончании занятия ученику настоятельно рекомендовалось принять Восстанавливающий эликсир, дабы полностью убрать все последствия легилименции, как то: головная боль, упадок сил, магическое истощение, дрожь в руках, дезориентация и тому подобное. При отсутствии же подходящих зелий следовало принять ванну или хотя бы просто облиться водой и пораньше лечь спать, а на следующий день до минимума сократить все физические и умственные нагрузки; очередное практическое занятие по окклюменции дозволялось проводить при этом не ранее, чем через неделю.

Как пояснялось далее в книге, легилимент тратил силу только на проникновение в чужое сознание и поиск интересующих воспоминаний, окклюмент же — и на путешествие по закоулкам собственной памяти вслед за легилиментом, и на сопротивление вторжению, и даже на поддерживании легилимента при исследовании интересующего его воспоминания. В отличие от поверхностной легилименции, столкновение с которой происходило на периферии сознания, глубокая легилименция утягивала атакуемого мага внутрь собственного разума. Связано это было с ведущей и направляющей силой легилиментной атаки, с одной стороны, и естественным действием собственной врожденной ментальной защиты — с другой. Как следствие, чем дальше позволялось легилименту проникнуть вглубь собственной памяти, тем сложнее становилось оказывать ему сопротивление, поэтому так важно было научиться:

1) останавливать ментальное вторжение в самом начале;

2) перехватывать в собственном сознании ментальный контроль над легилиментом, ведя по ложным, “безопасным воспоминаниям”, если по каким-либо причинам его невозможно было вытолкнуть сразу;

3) разделять свое сознание, дабы контролировать одновременно физическое пространство вокруг себя.

Грубую легилименцию дозволялось использовать на ученике лишь в ознакомительных целях. Испытание на выносливость допускалось проводить не более одного подхода за занятие — строго после того, как учеником будут освоены подходящие для него техники сопротивления глубокой легилименции. Ученик при этом не должен быть истощен ни физически, ни, особенно, магически.

* * *

Анна задумалась, отодвинув, но так и не закрыв уже прочитанную книгу. Для новичка вроде нее это была, безусловно, полезная литература. Так девушка узнала об основных видах ментальной магии, их проявлении и взаимодействии друг с другом и, наконец, о том, как должны быть устроены практические занятия по окклюменции в паре с легилиментом и каким должен быть учитель-легилимент. Прояснила для себя отдельные аспекты легилименции, с которыми столкнулась на собственном опыте, подтвердив заодно некоторые свои догадки. И тем больше вопросов в очередной раз вызвало у нее поведение Северуса Снейпа.

Снейп сходу же атаковал ее грубой легилименцией — причем именно в рамках “занятий”. Снейп будто бы намеренно доводил ее до истощения, не давая возможности восстановиться, и не предлагал никакой помощи после “занятий”. При этом Снейп не “добивал” ее, хотя такая возможность у него имелась, и теперь Анна сомневалась: а сама ли она, на последних остатках силы воли, выкидывала Снейпа из своей головы, или же он просто позволял это сделать, отступая сам?

То есть, предположила начинающая волшебница, Снейп будто бы стремился показать себя с нарочито худшей стороны: и как человек, и как учитель. Мнением окружающих о себе Снейп мог бы легко пренебречь: в самом деле, кто такая для него Анна Лапина, чтобы его беспокоило, что она подумает о его человеческих качествах? И даже в разговоре с Дамблдором, одним из своих “боссов”, помнила незадачливая путешественница во времени, Снейп позволял себе и язвить, и нелицеприятно высказываться об отдельных “коллегах по цеху”. Но, что показалось Анне из немногочисленных разговоров с ним по-настоящему для Снейпа важным — это признание его профессиональных качеств: Снейп явно гордился тем, что как маг превосходит по своим умениям любого среднестатистического волшебника, а в зельеварении ему почти нет равных, и он — не кто-то там, получивший лишь базовое ремесленное образование, а самый настоящий ученый, один из немногих.

Способности к легилименции также выделяли Снейпа из общей массы, но владению ими он должен был когда-то обучиться — и обучался, скорее всего, по той самой книге, страниц которой она по-прежнему касалась руками. Анна помнила, как они вместе с матерью посещали летом в школьные годы книжный рынок Н-ска, где можно было продать учебники за прошлый учебный год и приобрести к следующему — даже в хорошем качестве. Иногда учебники “за бесплатно” отдавали соседским детям, у кого по отдельным предметам была такая же программа. В любом случае, обычные люди за старые школьные учебники никак не держались, однако Снейп хранил даже их — спустя столько лет. “Сад мудрости” же был и вовсе раритетом, получить который в юности — когда волшебники осваивали обычно и окклюменцию, и легилименцию — Снейп, выходец из “маггловских” нищих рабочих кварталов, мог либо в наследство от матери или бабки-волшебницы (а способности к легилимении чаще передавались по наследству), либо в подарок от наставника, и уже поэтому книга могла быть дорога ему как память.

Иными словами, о том, как и в какой последовательности надлежало проводить парные занятия легилименции-окклюменции, Снейп должен был знать хотя бы в теории, на умозрительном уровне. Тем не менее, повторить описанное в книге Снейп не пытался даже частично, будто умение обучать и передавать другим свои знания и навыки — не говоря даже о преподавательской этике, которой “Сад мудрости”, к слову, уделял изрядное внимание — никак не соотносилось в нем с понятием профессионализма.

Если Снейп знал, что учитель из него никакой, то почему просто не выдал ей книги со словами, что всю необходимую информацию она найдет там — как поступил до этого с обычными школьными учебниками? Как думала Анна, она могла бы еще понять, если бы Снейп принимал у нее таким образом экзамен — в своей уже известной, излишне требовательной и уничижительной манере — пытаясь заодно выяснить достигнутые ею пределы в освоении окклюменции. Ведь с тем, что она умела до этого, он уже успел ознакомиться, атаковав ее разум вначале при знакомстве, а затем когда она, обнаружив, что переместилась в прошлое, уже сама обратилась к нему за помощью.

Или… это была особенная, хорошо продуманная хитрость? То есть, вначале Снейп внушил ей, что легилиментом может оказаться кто угодно и что самый сильный легилимент — директор Хогвартса Альбус Дамблдор, а потому обучиться умению защищать свой разум необходимо даже больше, чем положенным к СОВ заклинаниям или теоретическим познаниям в истории магии, зельеварении или ЗОТИ? А затем, не желая ни тратить время на более-менее полноценное обучение, ни, тем более, придерживать ради этого свой мерзопакостный характер, сразу перешел к последней стадии, причем в намного более жестком режиме, чем это рекомендовалось в книге, вынудив таким образом ее в скором времени просить о пощаде и прекращении занятий?

При этом нельзя было сказать, что начинающая волшебница совсем ничего для себя полезного из этих занятий для себя не вынесла. Что при глубокой легилименции человека с незащищенным разумом утягивало внутрь собственного сознания; что мог наблюдать человек, находясь внутри собственных воспоминаний, и какие сведения легилимент мог извлечь из чужих воспоминаний — для нее, Анны Лапиной, это были уже не далекие отвлеченные знания из книги, но личный практический опыт. При чтении она уже не задавалась вопросами: “что это?”, “как это можно представить?”, “как это происходит?” и тому подобными, но узнавала уже известное, расширяя и углубляя свое понимание происходящего. С другой стороны, ради усвоения означенных практических знаний Снейп мог бы обойтись и тонкой легилименцей, потребовав, чтобы она в точности описала и запомнила свои ощущения, и добавив, что против грубой легилименции со стороны мага с врожденными способностями она при своей нынешней подготовке не продержится…

Время в метафизическом, ментальном пространстве течет иначе, чем в физической реальности, и иначе же воспринимается — так утверждал неизвестный автор “Сада мудрости”, приводя сравнение со сном, где за минуту или две человек мог прожить иную жизнь и стать участником множества событий: как весьма правдоподобных, так и самых фантастических. Анна Лапина была склонна с ним согласиться: ее собственные воспоминания о пребывании в метафизическом пространстве данную мысль, скорее, подтверждали, нежели опровергали. Отдельно сообщалось, что даже опытнейшие окклюменты способны выдержать прямую легилиментную атаку в совокупности не более получаса без значительных последствий для собственной души и разума. В подавляющем же большинстве случаев речь шла о времени от тридцати секунд до приблизительно пяти минут — на это время, полагала Лапина, ей и следовало ориентироваться, причем в меньшую сторону.

* * *

Начинался второй том “Сада мудрости” также с введения, в которой сообщалось, что врожденные способности к окклюменции имеются у каждого волшебника или ведьмы, однако склонность к оной выражена у всех неодинаково. Если верить все тому же автору, труднее всего обучиться окклюменции было людям от природы подвижным, общительным и открытым — этаким “рубаха-парням”, “своим в доску” и “душам компаний”, как могло бы показаться на первый взгляд. Казалось, позадавай такому человеку наводящие вопросы, прощупывая одновременно поверхностной легилименцией, и он или она, не задумываясь, выдаст все свои и чужие тайны, большие и маленькие. Наиболее же способными к окклюменции считались, соответственно, люди собранные, основательные, молчаливые, склонные к самодисциплине и не допускающие рассеяния ума.

Однако, призывал неизвестный автор, не следовало поддаваться привычной простоте суждений: так, под маской болтливого весельчака и балагура мог скрываться хладнокровный и расчетливый человек, умеющий, прежде всего, слушать, задавать нужные вопросы и делать правильные выводы. И точно так же лишь маской могли выступать внешняя суровость и неприступность: стоит этой маске упасть и разбиться — и человек окажется полностью беззащитным не только против легилименции, но и любых иных внешних сил. Или же к такому человеку можно было при некотором старании подобрать ключ — например, польстив его чувству собственной важности или затронув в разговоре темы не только интересные ему лично, но будоражащие его воспоминания и чувства — и все: такого человека с применением глубокой тонкой легилименции можно читать, как открытую книгу.

Именно такой подход, в очередной раз вспомнила Анна, применил к ней Снейп во время их “занятий”, задержавшись вначале на ее воспоминаниях об университете, а затем выспрашивая подробности касательно организации учебного процесса — чем никогда не интересовался прежде. А сама она глупо попалась на крючок — потому что выдержкой и самодисциплиной похвастаться как раз не могла. Потому что ей на мгновение захотелось предаться ностальгии и одновременно было любопытно посмотреть на себя в воспоминаниях со стороны. Потому что Снейп внезапно проявил интерес к предмету, в котором она, просто ввиду наличия собственного практического опыта, разбиралась достаточно хорошо, пусть даже только с одной стороны, а делиться собственными знаниями с окружающими ей нравилось.

Защита разума, продолжал тот же автор, предполагает совокупную работу силы воли и духа, изощренного ума, развитых магических умений и выносливого тела. Очень редко бывает так, чтобы в одном человеке, тем более в юном возрасте, сочетались сразу все качества, полезные при освоении окклюменции, а именно природная сдержанность и дисциплина ума, развитое воображение, нестандартное мышление, сила духа и интуиция. А потому задачей учителя является подобрать такие ментальные техники, которые позволили бы использовать ученику в защите разума сильные стороны своей натуры и уравновесить слабые, не ломая себя. Ибо только цельный характер способен действенно противостоять ментальному вторжению и, что важно не меньше, достойно противостоять жизненным испытаниям, закаляясь и становясь сильнее, но оставаясь в мире с самим собой, не нанося себе новых ран.

Следующий раздел был посвящен описанию как раз различных ментальных техник для защиты сознания и подходящих упражнений. “Почему против легилименции не используют заклинания наступательной и защитной магии, несмотря на то, что случаи таковые известны?” — задавался вопросом неизвестный автор — и сам же на него отвечал ниже, ибо не вел диалога на лекции со студентами, где таким образом мог бы пробудить их интерес к изучаемой теме и подтолкнуть к работе ум, но всего лишь рассуждал на страницах книги, то есть в пространстве исключительно умозрительном. “Мы, ведьмы и волшебники, используем разного рода заклинания, дабы преобразовать насущную вокруг нас реальность сообразно нашим потребностям… — начал автор свое объяснение. — Подобным же образом действует и заклинание “Legilimens”, соединяя невидимой обычным взором нитью сознание легилимента с сознанием интересующего его субъекта. Окклюмент же не преобразует никакую реальность вокруг себя, но исключительно в своем сознании, силой своей воли, духа и магии…”

“Сопротивляясь легилименции, окклюмент, в особенности если не научился безопасно разделять сознание, даже имея при себе волшебную палочку, способен творить заклинания исключительно волевым усилием. Именно силой воли и духа, как известно, творили свое колдовство ведьмы и волшебники древности, до того, как на помощь им пришли волшебные посохи, жезлы и палочки и появились разные заклинания, и было то колдовство слишком медленным и не подвластным многим, кто обучался бы ныне в магических школах…”

“В ментальном пространстве искажается восприятие времени, сообразно же искажается восприятие магии… Пытаясь прервать ментальную атаку посредством заклинания, не имея же возможностей и сил сосредоточиться на оном, защищающийся выплескивает избыточно много магической силы — много больше, нежели потребно при сотворении заклинания даже силой воли и духа — тем самым себя ослабляя и свой разум делая уязвимее”. Тем не менее, отдельные заклинания, по словам автора можно было встроить в ментальную защиту.

В ранние времена защиту разума было принято выстраивать в соответствии с фортификационными науками, мысленно заслоняя наиболее важные и сокровенные воспоминания каменными стенами и земляными валами, готовя на подступах копья, костры и котлы с расплавленным свинцом. Однако, возражал неизвестный автор, подобный способ защиты способен лишь указать легилименту, что вам есть, что скрывать, и подтолкнуть к тому, чтобы эту защиту вскрыть. И побеждал здесь не более искусный в ментальных науках, но исключительно более одаренный магически.

Иной подход заключался в том, что, подобно тому, как некоторые недальновидные родичи, дабы пробудить магию в своем подопечном, намеренно подвергали того всякого рода опасностям, ученика так же намеренно подвергали глубокой грубой легилименции с целью вызвать стихийную защиту и впоследствии закрепить ее в качестве условного рефлекса при любом намеке на ментальное вторжение. Изучение оставшихся от того времени источников-описаний позволило прийти к выводу, что при многократной и продолжительной глубокой грубой легилименции разум и душа обучающегося необратимо повреждались, и отказались от подобного способа обучения закрывать разум сравнительно быстро. Но, по словам автора, вовсе не из милосердия и сострадания к ученикам, а потому, что последние становились буйно помешанными и неуправляемыми и оттого совершенно бесполезными и даже опасными для своей семьи, общества и государства.

Современный же подход (“Это насколько же современный?” — усомнилась про себя Анна: книга выглядела довольно старой — как могла бы выглядеть хорошо сохранившаяся книга издания конца XIX — первой трети XX веков: с потемневшим от времени и несколько тяжеловатым кожаным переплетом и шершавыми желтыми страницами), продолжал автор далее, утверждал, что окклюмент должен, прежде всего, научиться запутывать и обманывать легилимента. Защиту, как и при “Обороне замка”, предполагалось выстраивать в несколько слоев — для последовательного противостояния ментальным атакам разной силы и глубины — но: гибкую и подвижную. Носила такая техника название “Динамическая ментальная иллюзия”.

Первый слой, на поверхности сознания, предназначался для поверхностной же легилименции. Задача его заключалась в том, чтобы представить окклюмента максимально неинтересным для легилимента. Для этого предполагалось заполнить поверхностный слой “наиболее безопасными образами”, как правило, заключавшимися в отображении повседневной бытовой деятельности подавляющего большинства людей. Важно, предупреждал автор, чтобы хотя бы часть этих образов была основана на истинных воспоминаниях окклюмента и не противоречила его характеру, каким он предстает обычно перед окружающими. Так, много больше вопросов вызовет известный сорванец и задира, вдруг притворяющийся примерным учеником, послушным сыном или дочерью, которые только и делают, что читают учебники и помогают по дому родителям, нежели тот же сорванец, но занятый мелкими и не очень каверзами и глупостями, то есть, ведущий себя в полном соответствии со своим характером.

Противостояние глубокой легилименции зиждилось на выполнявшемся в ментальном пространстве тождестве бытия и мышления, выдвинутом еще в древности Парменидом и активно использовавшемся философами-схоластами и рационалистами до Канта. В зависимости от стоящих перед окклюментом целей и задач, предполагалось либо создать набор максимально правдоподобных мыслеобразов-историй, пройдя через которые легилимент уверился бы в том, что ему ни в чем не лгут и ничто не скрывают. Либо, напротив, выстроить у себя в уме целые лабиринты, фантастические города и даже вымышленные миры, наделенные соответствующей атмосферой, чтобы легилимент, запутавшись и утратив всякую ориентацию в ментальном пространстве, испытав ужас и отчаяние, посчитал бы за счастье, чтобы его просто выкинули обратно в физический мир, прекратив тем самым кошмар наяву. Анна вспомнила, что интуитивно уже применяла этот прием раньше для сокрытия некоторых своих воспоминаний — в частности, во время рассказа о неудачной поездке в Кентербери и последующем перемещении во времени, мысленно заставив Снейпа танцевать балет со скелетами под крысиный оркестр.

Чтобы выстроить подобную защиту, требовалось, по словам автора, во-первых, очень хорошее, творческое воображение и умение создавать в уме устойчивые, связанные друг с другом, реалистичные сюжеты. Во-вторых, превосходный контроль над собственным не только сознанием, но и подсознанием — дабы не стать жертвой собственных же кошмаров и извращенной фантазии, с одной стороны, и с другой успеть вовремя перехватить и направить по нужному пути легилимента. Наконец, в-третьих, даже заранее подготовленная и хорошо продуманная качественная ментальная иллюзия была бессильна против резких, грубых и быстрых ментальных атак вроде тех, что устраивал Снейп во время своих так называемых занятий окклюменцией и не только. И только опытнейшие и сильнейшие природные окклюменты были способны вовремя перехватить направленный в них удар и направить легилимента по заранее (пусть и спешно) подготовленному пути, моментально выстраивая в своем уме нужные образы и создавая новые слои защиты по мере необходимости.

Для мгновенного противостояния автор рекомендовал представлять:

1) покрытую рябью бликующую поверхность воды, что раздражает и рассеивает внимание легилимента, а потому подобный образ в любом случае полезно иметь в следующем же послеповерхностном уровне защиты. Такой способ давал полную защиту от поверхностной легилименции и частичную от глубокой — при условии, что легилимент был колдуном не очень опытным и сильным;

2) выставленные против зеркальные копья, полыхающий огонь, бьющие молнии — ибо разум легилимента тоже уязвим во время атаки. Подходил такой способ защиты-нападения для противостояния легилименту, уже равному по опыту и силе, и, что немаловажно, не имеющему над окклюментом единомоментной власти;

3) темный каменный мешок. В прежние времена, по словам автора, в каменный мешок было принято загонять себя — это был “последний рубеж обороны” для окклюмента. Это был путь гибели, ибо из каменного мешка выхода нет, и даже если окклюмент побеждал в противостоянии легилименту, то это победа была Пиррова, ибо “победитель” превращался в безумца, в котором лишь едва угадывались отголоски прежней личности — то, чем он не решился пожертвовать при “обороне”, что сохранил с собой именно в каменном мешке. Поэтому намного безопаснее и надежнее для окклюмента было не самому себя загонять в каменный мешок, но встретить там легилимента и уже оттуда выводить на прогулки по собственным фантазиям. Такой способ защиты-обмана позволял противостоять не только более сильному легилименту, но и имеющему власть. Успех здесь во многом уже зависел от ума и находчивости окклюмента, его знания характера своего противника: во что тот мог и был готов поверить, а что считал категорически невозможным и абсурдным.

Если говорить о противостоянии легилимента и окклюмента в целом, то первый тратил сил и рисковал намного меньше, чем последний. В случае провала легилимент просто покидал чужое сознание, ничего не добившись, и самое большее, что его ждало бы, это кратковременная дезориентация в пространстве, раскоординированность движений и головная боль. Анна припомнила — один раз со Снейпом подобное все же было: как раз после балета скелетов с крысиным оркестром — тогда, несколько недоумевая от того, с чем ему пришлось столкнуться в ее голове, он даже оказался способен разговаривать нормально, через рот, не напуская тумана и не выплевывая через слово оскорбления. Но, будучи легилиментом опытным, на подобную уловку больше не велся, предпочитая изматывать уже ее, действуя с каждым разом все жестче.

Много реже встречалось явление так называемой обратной, или зеркальной легилименции, при которой окклюмент и легилимент внезапно менялись местами, и первый оказывался в сознании последнего. Во всех известных описанных случаях зеркальной легилименции окклюмент использовал для защиты своего сознания либо заклинания из боевой и защитной магии, либо их образы, называемые также ментальными проекциями, встроенные в ментальные щиты. Анна Лапина о ментальных техниках на тот момент еще ничего не знала, но использовала от отчаяния и “Repello”, и “Protego”, и как бы не “Incendo” — оказавшись в результате в ранних воспоминаниях Снейпа. А перед этим ее еще помотало по пещерам с грязными темными реками — вероятно, это и был “каменный мешок”, своеобразная “буферная зона”, предназначенная Снейпом для всяких непрошеных гостей. Но почему он тогда не выкинул ее из своей головы сразу, будучи не только много более опытным легилиментом, но и, прежде всего, окклюментом? Почему дал просмотреть часть своих воспоминаний?

Наконец, сознание легилимента могло оказываться запертым в лабиринте чужих мыслей, иллюзий и воспоминаний. Задокументировано таких случаев за всю историю существования и развития ментальной магии именно как отдельной ветви магического искусства было совсем немного, но это считалось худшим, что могло бы случиться с незадачливым волшебником или ведьмой. Произойти такое могло при попытке неопытного, прежде всего, легилимента-недоучки проникнуть в сознание спящего, безумца или человека, чье сознание или же отдельные воспоминания были защищены посредством особых артефактов или чар; при взаимодействии с артефактами, наделенными образом разума, или искусственным интеллектом, применении некоторых, воздействующих на разум же зелий или участии в ритуалах, также предполагавших действие одновременно в метафизическом ментальном пространстве.

Освободиться из захватившей его сознание ловушки, куда он попал по собственной неосторожности, маг, попавший в подобную беду, мог исключительно при помощи другого мага — опытнейшего менталиста, разбирающегося, к тому же, достаточно хорошо в соответствующей смежной области магии, будь то чары, ритуалистика, артефакторика или зелья. Это во-первых. Во-вторых, выбраться из ментальной ловушки незадачливый искатель приключений мог лишь в течение весьма ограниченного времени — а именно пока тело его, оставленное в пространстве физическом, лишенное сознания и оттого пребывавшее в состоянии безвременного сна, оставалось живо, получало должный уход и защиту. Иными словами, выживание и благополучный исход для такого легилимента — неопытного и малообученного, но при этом совершенно неосторожного и чрезвычайно любопытного — зависели целиком и полностью от своевременной помощи посторонних людей; оставшись же с опасностью один на один, такой маг был неизбежно обречен на гибель.

Анна снова задумалась. А что… если Снейп не выкинул ее сразу из своей головы тогда именно потому, что ее “затянуло”? Ведь ее просто несло потоком грязной мутной воды, и она не в силах была не управлять им, ни за что-либо зацепиться, ни, тем более, выбраться на берег и едва успевала воспринимать меняющиеся образы окружающего ее пространства. Снейпу, соответственно, потребовалось некоторое время, чтобы разыскать ее, нечаянно затерявшуюся в глубинах уже его памяти, но, как только он ее разыскал, так сразу и выкинул?

Девушка поежилась и обхватила себя руками от внезапно накатившего на нее оцепенения. Получалось, она могла умереть, заблудившись внезапно в чужом сознании?! И Снейпу, значит, она была обязана уже второй, если не третий раз жизнью? Ведь он мог не искать и не выдворять ее сознание на свободу, побуждая тем самым вернуться обратно в родное тело. А мог то тело и вовсе убить — отчего-то казалось Анне, Северусу Снейпу, “мальчику на побегушках” у одного из криминальных авторитетов магического мира, далеко не раз и даже не два доводилось лишать других людей жизни.

Или… Снейпу это было просто невыгодно, иначе пришлось быть терпеть ее соседство не просто на одной жилплощади в физическом пространстве, но уже в собственной голове, причем терпеть всегда, до конца дней? В фэнтези и фантастике, играх, кино и литературе тема столкновения в одном человеке сразу нескольких личностей вследствие каких-либо обстоятельств поднималась не единожды, и Анна Лапина, несмотря на весьма скудный опыт в плане знакомства с подобными сюжетами, могла все же выделить три общих, наиболее вероятных вариантов развития:

1) безумие: столкнувшиеся личности не могут между собой ужиться и договориться. Как следствие, человек быстро сходит с ума от постоянных голосов у себя в голове, провалов в памяти и возникновении воспоминаний о событиях, в которых он, казалось бы, никак не мог принимать участия;

2) доминирование: одна из личностей оказывалась достаточно сильной, чтобы подавить или поглотить остальных, используя в дальнейшем их сильные стороны и заняв таким образом главенствующее положение в сознании человека. Причем далеко не всегда именно родная личность человека одерживала победу: в таком случае можно было говорить о захвате его тело посторонней личностью или потусторонней сущностью;

3) сотрудничество — пожалуй, самый редкий вариант. Хозяин и внезапно оказавшийся у него подселенец могли договориться к взаимной выгоде на правах равных друзей или наставника и ученика. Подселенец при этом раз и навсегда должен был оставить намерения захватить чужой разум и тело и, таким образом, завладеть чужой жизнью — только на таких условиях ему дозволялось остаться, пользуясь время от времени ресурсами хозяина — с ведома и согласия последнего.

Анна прикинула объем — прочитала она чуть больше половины тома, и до сих пор речь шла о различных особенностях и способах защиты разума. Легилименции же автор касался исключительно в контексте взаимодействия и противостояния ей окклюменции. Учитывая же, сколь, вероятно, обширна и сложна данная область магии, и с какими предостережениями автор говорил о легилименции в целом, вряд ли ей могла быть посвящена оставшаяся четверть или треть книги. Девушке оставалось только заранее признать поражение и смириться: ответов на свои нынешние вопросы ей не найти — уж не в ближайшее время точно. Да и сколько таких вопросов уже накопилось…

Следующую главу автор традиционно начал с небольшого введения, в котором заговорил о том, сколь сильно состояние духа влияет на стойкость ментальных щитов и эффективность окклюменции в целом. Так, подчеркивал автор, невозможно научиться защищать сознание, находясь в раздраженном, нервном или упадочном состоянии духа. Поэтому так важно, чтобы между учителем и учеником не было неприязни, а само обучение проходило в атмосфере безопасности и доверия. Равным же образом губительным считалось состояние чрезмерной веселости и подвижности. И только в состоянии сдержанности и спокойной сосредоточенности волшебник или ведьма могли успешно противостоять вторжению в свое сознание, запутать и обмануть легилимента.

Для развития в себе указанных качеств автор рекомендовал подросткам накопившееся нервное возбуждение, раздражение и потребность в движении сбрасывать в подвижных же играх, спорте, занятиях боевой магией на тренировочных манекенах или друг с другом. Перед сном же, занятиями окклюменцией и любыми важными разговорами следовало избегать чтения остросюжетной литературы и возбуждающих зрелищ, вместо этого отдавая предпочтение книгам размеренным, поучительным, расширяющим кругозор ума и возвышающим нравственно, и сосредоточиваясь на образах, дающих чувство умиротворения и тихой радости, защищенности и покоя. Также полезным считалось повторять про себя стихи, молитвы, песни и прочие тексты, способствующие соответствующему настрою.

Собственные чувства рекомендовалось тщательно отслеживать и осознавать: при каких обстоятельствах и в ответ на что они возникают, с какими воспоминаниями связаны, к чему побуждают — беря их тем самым под контроль разума. Ибо для эффективной защиты сознания важно знать, какие из чувств и связанных с ними воспоминаний способствуют уверенности человека в себе и укреплению силы его духа, а какие, напротив, делают уязвимым и слабым, и потому необходимо уметь от них отгораживаться. Последнему, по словам автора, способствует натренированная уже привычка мысленно созерцать себя в спокойном, защищенном, уединенном пространстве, где над человеком не властен никто и ничто, кроме него самого — даже его собственные чувства.

После того же, как юный волшебник или ведьма хоть в малейшей мере научится противостоять глубокой тонкой легилименции, ежевечерние умиротворяюще-созерцательные медитации перед сном следовало дополнить тщательным продумыванием и тренировкой выбранной методики защиты и таким образом непрестанно трудиться. Ибо лень и небрежение — это путь назад, шаг за шагом неизбежно приводящий к застою, а затем и утрате того, чему человек уже успел кое-как научиться.

Сдержанность и сосредоточенность, сила воли и дисциплина ума — качества, без которых невозможно ни защищать свой разум, ни искусно проникать в чужой: развивая их в себе, ученик преуспевал в освоении не только окклюменции, но и прочих наук, как общего, так и магического свойства. А потому обучение окклюменции считалось одинаково полезным всем без исключения юным волшебникам и ведьмам даже вне контекста возможного противостояния легилименции.

Дочитав главу, Анна задумалась. Казалось, автор противоречил сам себе: вначале говорил о том, что учитель должен учитывать особенности характера ученика, подбирая подходящие ему упражнения и техники, но не ломая; теперь же утверждал, что ломка в виде целенаправленного подавления так называемых “мешающих” мыслей и чувств все же необходима для успешного освоения окклюменции. Рекомендованные в книге упражнения “для тренировки сдержанности и спокойной сосредоточенности” неприятно напоминали девушке отдельные, как она их называла про себя, “бытовые” аспекты православной идеологии, то самое: не думать, не чувствовать, избегать эмоции, подавлять, дабы не пускать внутрь себя грех. Принципиальная же разница заключалась в том, что автор-маг ничего не говорил ни о грехе, ни о рае, ни об аде, ни о необходимости спасать душу, а молитву называл лишь одним из инструментов для тренировки “спокойной сосредоточенности”, но никак не ключом ко спасению или чем-нибудь в этом духе.

Еще, как показалось бывшей выпускнице химфака, почти все описанные в прочитанной только что главе упражнения были так или иначе основаны на самовнушении и самообмане. На обмане же в целом строилась защита разума от воздействия извне: обмани себя, поверь в свой обман — и тогда легилимент поверит в ту ложь, которую ты считаешь правдой. Быть может, по этой причине тоже окклюменцию рекомендовалось осваивать именно в подростковом возрасте, потому что доверять авторитету учителя подростки в основном еще склонны, а потому сказанное им воспринимают как правильное и необходимое? Опять же, психика в этом возрасте еще пластична, характер отчасти тоже подкорректировать возможно — в особенности, если приступить к обучению окклюменции не в 16-17 лет, когда это почти взрослый человек уже, но лет в 12-13.

Автор честно писал о том, что осваивая окклюменцию уже в зрелом возрасте, будучи при этом несдержанным, эмоциональным по характеру, человек начинает идти “вразнос”. Потому что, как только для человека пропадает необходимость сдерживать себя, он тут же дает волю подавляемым до того чувствам — и сам же отдается им, причем с большей силой, чем если бы до того не сдерживал себя. Для такого человека не существует равновесия и чувства меры, и страдает из-за этого не только он сам, но и окружающие его люди, перед которыми необходимость сдерживаться он может не видеть или не осознавать: например, подчиненные по службе, члены семьи, старые друзья.

Анна задумалась: мать неоднократно пеняла ей на то, что она совсем не умела держать лицо и слишком остро реагировала буквально на все — включая обидные шутки, тычки и щипки. Так не станет ли от самостоятельного изучения все еще хуже даже без практики взаимодействия с легилиментом в лице Северуса Снейпа? Что она вообще умела из того, что автор считал полезным в деле освоения окклюменции?

Сосредотачиваться целиком и полностью на текущей задаче в процессе подготовки эксперимента, на время отстраняясь от всех посторонних мыслей: без этого Анне Лапиной, с ее невнимательностью и неуклюжестью, было никуда — иначе не уронит, так рассыплет. Но подготовка эксперимента — это полчаса максимум при условии, что все необходимое оборудование и реактивы если не прямо под рукой, то в ближайшей доступности. Час-полтора, если речь идет о перегонке, где постоянно нужно следить, чтобы смесь не охлаждалась и не перегревалась, и при необходимости менять колбы-приемники. Те же час-полтора — слушать лекцию или экскурсию, где информация сообщалась каждый раз новая, но при условии, что лектор обращался в этот момент к аудитории, говорил четко и внятно, а не бубнил себе под нос что-нибудь монотонно-усыпляющее.

Намного плачевнее обстояли дела с молитвами: стоя в храме на службе и слушая монотонный речитатив, девушка моментально впадала в так называемое “рассеяние ума”, едва выхватывая начало и конец. Не лучше обстояло и с чтением утренних и вечерних молитв дома, даже когда она читала их сама — лишь бы “отчитать” и поставить галочку, не вдумываясь особо в содержание и смысл. Потому что если оные все-таки ее цепляли, то… в лучшем случае Анна обращала внимание на какие-нибудь занятные грамматические конструкции, которые уже давно не использовались в русском языке, однако продолжали использоваться в современной англоязычной научной литературе; в худшем же — испытывала эмоции, совсем не подобающие православной христианке.

Со страниц “Сада мудрости” неизвестный автор неоднократно повторял: окклюмент всегда должен держать защиту наготове. С одной стороны, оно логично: ведь невозможно знать заранее, где и когда столкнешься с легилиментом. Опять же, необходимость постоянно поддерживать щиты не оставляет времени и прочих внутренних ресурсов на всякие посторонние переживания. С другой же… Анна не знала, можно ли к этому привыкнуть; ей казалось, постоянная необходимость поддерживать защиту, постоянный контроль над собственными мыслями и чувствами будет только угнетать и однажды просто надоест — скорее, рано, чем поздно. Даже в более ранние годы, когда она была куда более послушной, она не могла заставить себя в течение дня повторять постоянно "Отче наш" или: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную!" — не говоря уже о намного более длинных и сложных текстах, таких как молитва ко Кресту, 90-й псалом или молитва Иоанна Златоуста по числу часов дня и ночи, призванных как раз не допускать возникновения неподобающих чувств и мыслей.

Быть может, потому, что из-за собственного маловерия для нее это была необходимость, навязанная извне, а не осознанная лично — Анна, опять же, не знала. Но, может быть, с окклюменцией выйдет все-таки иначе? Не столько потому, что здесь она осознавала необходимость намного лучше, но потому, что у нее уже что-то получалось? Потому что теперь, благодаря чтению книги, она намного лучше поняла механизм проникновения в чужое сознание и суть своих прошлых ошибок? Или потому, что свои сильные стороны у нее тоже есть, а, значит, она может их использовать?

Наконец, последний раздел в книге был посвящен отдельным упражнениям для природных легилиментов и шармантов. Отчасти эти упражнения были схожи с теми, что предлагались ранее окклюментам для воспитания в себе сдержанности и спокойной сосредоточенности. Но, если для окклюмента основной посыл звучал как: “Чтобы защитить свой разум, я должен (или должна) полностью владеть своими мыслями и чувствами”, то для легилимента или шарманта: “Чтобы увидеть мир истинным, я не должен (или не должна) на него воздействовать”. Если для того, чтобы защитить себя, окклюмент был вынужден выстраивать заслоны внутри себя, то легилименту или шарманту предполагалось выстраивать защиту вокруг себя — нечто вроде купола, который не выпускал бы исходящее ментальное воздействие наружу.

Отдельно подчеркивалось, что ментальное пространство близких неприкосновенно; что каждый человек, пусть даже в перспективе, это уникальная самодостаточная личность с естественным и потому неотъемлемым правом на собственные тайны, что-то личное и сокровенное даже от родственников и близких друзей. Что “я могу” для легилимента вовсе не означает “я имею право”, но, скорее, даже наоборот. Тем не менее, тренировать способности необходимо, для чего юным легилиментам рекомендовалось посещать общественные места и, словно выпуская из-под своей раковины щупальце, улавливать поверхностные эмоции и мысли отдельных, случайно или произвольно выбранных прохожих — безразличных людей. При этом следовало помнить, что внешняя защита легилимента — она не только от него, но и для него; что, открыв свой разум, он просто физически не выдержит льющихся в него отовсюду потоками чужих мыслей и чувств. Именно таким образом в прежние, не столь благополучные для волшебников и ведьм времена выявляли и ловили необученных легилиментов — если от сильнейшего нервного перенапряжения и магического истощения те не успевали умереть или сойти с ума еще раньше.

Обучаться тонкому воздействию на разум дозволялось лишь в паре под руководством опытного мастера-менталиста и только с согласия последнего — больше в книге ничего не сообщалось по данному вопросу, дабы раньше времени не вводить в искушение юные магические дарования. Отдельно подчеркивалось, что сильный легилимент, в зависимости от характера, может в будущем стать целителем душ, учителем, судьей, расследователем преступлений или неким ученым-мистиком и таким образом приносить пользу магическому сообществу. А потому потенциально сильных легилиментов ни в коем случае нельзя оставлять без должного обучения и воспитания, дабы они, предоставленные себе сами, не начали бы применять свои способности во вред, встав на кажущийся первоначально привлекательным и легким путь порока.

Анна снова задумалась — на сей раз о противоречивом отношении к ментальной магии. В магической Британии данную область магии словно бы огородили стеной молчания и забвения, предпочтя сделать вид, что ее вообще не существует. Где-то в континентальной Европе ментальная магия, наоборот, легальна, но всех магов, к ней способных, берут под строгий учет и контроль, для чего стараются выявить как можно раньше и воспитать в соответствующем ключе. И оба этих подхода одинаково берут начало из неограниченных, по сути, возможностей легилименции воздействовать на разум и проникать даже в самые потаенные уголки памяти. Так, посредством грубой легилименции некий маг-преступник или же, напротив, “цепной пес”-каратель, наверняка способен буквально начисто “выжечь мозг” своей жертве, просто уничтожив все нейронные связи, тогда как посредством тонкой легилименции может внушить ложные воспоминания и чувства, а истинные как-то “затереть” или поставить на них упомянутый Снейпом блок. И, видимо, неслучайно среди профессий, где легилимент мог бы открыто применять свои способности, автор не упомянул политику и бизнес: ведь люди хотят быть уверены, что они делают свой выбор сами, не опасаясь, что их заколдовали и, таким образом, исподволь заставили.

О том, в каких профессиях могли бы найти себе применение шарманты, автор не упоминал — тоже, видимо, для того, дабы не вводить магическую молодежь в искушение. Еще в первом томе “Сада мудрости” сообщалось, что воздействие очарованием, в отличие от легилименции, отследить невозможно, и на ум начинающей волшебнице, но все же взрослой девушке приходили весьма опасные и нравственно сомнительные виды деятельности, где данное свойство очарования могло бы оказаться весьма полезным. Вместо этого автор предпочел обратить внимание на то, почему шармантам ради себя самих же важно научиться держать под контролем свой дар и не злоупотреблять им.

“Считается, что за дар очарования отвечает некий избыток магии, вырабатываемый источником, имеющимся у каждой ведьмы или волшебника, — писал неизвестный автор. — Однако же доподлинно известны случаи, когда шармантами оказывались слабые маги и сквибы, а потому природа дара очарования и по сию пору остается неясной до конца”. Так или иначе, именно этот избыток расходовался в первую очередь на борьбу с болезнью и последующее восстановление организма. То же относилось и к особому положению ведьмы — ожиданию ребенка, когда колдовать разрешалось с очень большой осторожностью и только самые простые заклинания, дабы не навредить ни себе, ни будущему маленькому магу. А потому шармант, привыкший полагаться во всех делах исключительно на собственное очарование, к тому, что благорасположение и даже обожание со стороны окружающих его людей — нечто естественное и неизменное, мог внезапно столкнуться с всеобщим отчуждением и неприязнью.

Более того, человек, над которым воздействовавшее прежде очарование однажды рассеивалось, вспоминая и переосмысливая свою предшествующую жизнь, закономерно задавался вопросом и недоумевал: а что в его друге или подруге, женихе или невесте, муже или жене было такого, что прежде все его или ее любили? Уж не воздействовали ли на него (или нее) каким заклинанием, не поили ли зельем? Ибо то, что под воздействием очарования вызывало безотчетную радость и приязнь, доверие и интерес, стоило очарованию уйти, вмиг становилось блеклым и скучным, подозрительным и отвратительным. Равновесие восстанавливалось, ударяя жестоким откатом и по шарманту, и по его ближайшему окружению, и тот, кто прежде попадал под откат от очарования, уже интуитивно сопротивлялся ему впредь — обратная сторона дара, о которой зачастую предпочитали не знать и не задумываться шарманты. “Посему, — подводил автор итог своим увещеваниям, — заслужить уважение и благорасположение со стороны окружающих людей можно лишь благодаря, прежде всего, своему доброму нраву и добрым же делам, упорству, трудолюбию и прилежанию, не полагаясь на дар очарования, который только кажется постоянным и надежным”.

Дочитав книгу, Анна в очередной раз задумалась. Сама она даром очарования не обладала ни в коей мере — скорее, наоборот. А после обретения ею магических способностей ее отношения с родными стали только еще более напряженными: ведь девушка начала еще больше скрытничать; при этом, становясь старше и взрослее, отнюдь не торопилась оправдывать ожидания бабушки, мамы, дяди и тети, которые так много всего для нее сделали. Иными словами, учиться контролировать и без того отсутствующий дар очарования ей просто незачем — просто полезно знать на будущее, для общего развития, кто такие шарманты, и отслеживать свои реакции. А если ей вдруг кто-то внезапно понравится, тут же усомниться: не ударило ли по ней чужим очарованием?

Слабые легилиментные способности у нее уже были, но, была уверена начинающая волшебница, хотя прочитанные тома “Сада мудрости” существенно расширили ее кругозор касаемо ментальной магии, значимую часть работы с ней провел именно патер Йоханн, научив ставить мысленный щит и отгораживаться таким образом от чужих эмоций и мыслей, дав начальные практические навыки окклюменции. И уже не в первый раз после своего попадания в прошлое Анна задавалась про себя вопросом: а не был ли ее наставник из будущего сквибом или даже магом-самоучкой и латентом, вынужденным скрывать свои способности?

Потому что всем, что она до недавнего времени умела в магии, она была обязана исключительно патеру Йоханну, хотя ни разу не видела, чтобы он сам колдовал.

Потому что сам патер ни разу не заводил с ней разговор о том, как было бы полезно для спасения ее души отречься от новообретенного дара и, вообще, перейти в католичество, что было бы ожидаемо от священнослужителя его веры.

Потому что он упоминал, что до знакомства с нею не раз в своей жизни встречал магов. И теперь, пожив некоторое время при самом настоящем маге и уже кое-что узнав о магическом мире, Анна Лапина была уверена: маги при своей склонности к скрытности и стремлении подчищать любые следы своего пребывания в большом мире, просто так не позволили бы о себе узнать какому-то рядовому магглу и, тем более, священнику.

Наконец, окклюменция. С одной стороны, освоить ее, в теории, могут все, кто обладает магическим даром, и всем она полезна. С другой стороны, как успела уяснить для себя бывшая выпускница химфака, некая предрасположенность к навыку все же важна, и с такими взрослыми, как она, волшебниками и ведьмами, чей характер уже сформирован, традиционные методы обучения дают лишь ограниченно эффективные и малоприятные результаты. А потому, рассудила про себя Анна Лапина, любовно проведя ладонью по обложке, книги она по возможности законспектирует: все-таки они содержат много полезных, можно сказать, даже уникальных в ее обстоятельствах знаний, пусть и сугубо теоретического характера. Практические же навыки в окклюменции она будет нарабатывать и совершенствовать на основе того, что уже умеет, используя свои сильные стороны, а именно развитое творческое воображение — как, собственно, и рекомендовал неизвестный автор со страниц “Сада мудрости”.

1) Чаринг-Кросс (Charing Cross) — географический центр Лондона и место пересечения главных улиц лондонского района Вестминстер с восточной стороны Трафальгарской площади: Уайтхолла (Whitehall), ведущего к площади Парламента; Стрэнда (Strand), ведущего к Сити; Мэлла (Mall), ведущего к Адмиралтейской арке и Букингемскому дворцу; Нортумберлендского проспекта (Northumberland Avenue), ведущего к набережной Темзы; Чаринг-Кросс-Роад (Charing Cross Road), ведущей к площади Лейстер (Leicester Square) и далее переходящей в Тоттенхем-Корт-Роад (Tottenham Court Road); и Пэлл-Мэлла (Pall Mall), ведущего ко дворцу Сент-Джеймс (St. James’s Palace).

Название района происходит от поклонного креста, который король Эдуард I (1239-1307) велел установить в память о своей первой супруге Элеоноре Кастильской (1241-1290) в бывшей деревушке Чаринг (от ст.-англ. “cierring” — “излучина реки”), где останавливался гроб с её телом на пути в Вестминстерское аббатство.

Вернуться к тексту

2) Например, здесь под временные нужды магическому университету выделили помещение вне основной территории, попасть куда можно было через т.н. туннельный портал: https://litnet.com/ru/reader/devushka-s-konfetnoi-korobki-b37353?c=294596&p=1

Вернуться к тексту

Все эти дни, пока Анна Лапина приходила в себя и изучала книги по окклюменции, ей по какой-то счастливой случайности удавалось избегать встреч с Снейпом. Последний, казалось, и вовсе куда-то испарился, и ничто теперь не напоминало о том, что в доме жил еще один человек, мужчина: исчезли газеты и книги со столика и дивана в гостиной, грязная посуда на кухне. В доме царила неестественная, зловещая тишина, единственной нарушительницей которой была она, Анна Лапина. Девушка чувствовала себя весьма неуютно каждый раз, когда выбиралась из своей комнаты по какой-либо надобности — будто она воровка или злостная нарушительница правил, вдруг оказавшаяся там, где находиться ей совсем нельзя и откуда необходимо срочно уходить, пока не случилось нечто страшное и ужасное. Но стоило вернуться обратно в комнату и, запершись, вновь взяться за книги, как это странное, натянутое, как струна, чувство опасности исчезало, тем самым позволяя нормально работать.

Вдумчивое прочтение обоих томов “Сада мудрости” заняло у бывшей выпускницы химфака в общей сложности чуть более двух дней, что, считала она, было достаточно быстро. С одной стороны, ей не приходилось продираться сквозь “воду”, как это часто бывало с учебниками по истории магии. С другой стороны, перед ней было не художественное произведение, но серьезный научно-педагогический труд, где каждое слово, каждое предложение имело значение; текст, который нельзя было читать “по диагонали” без ущерба для общего смысла. Более того, каждый раздел, а иногда и отдельные главы оставляли немало поводов для размышлений, способствовавших, в свою очередь, более глубокому пониманию прочитанного.

Пыталась Лапина по ходу чтения осваивать и некоторые из описанных во втором томе защитных ментальных техник, и, как ей казалось, даже добилась каких-то успехов. Во всяком случае, “альтернативный” Лондон с мрачными улицами и искривленными зданиями, небом психоделических расцветок и черно-зеленым пятном вместо солнца, словно тянущим свои уродливые щупальца к незадачливым путникам, дополненный обрывками воспоминаний от просмотренных когда-то немногочисленных мистических триллеров, выглядел пугающе реалистично в ее воображении. Ведь этот иллюзорный город-лабиринт был воплощением ее собственных страхов, которые она испытала, когда поняла, что “все не так”, но еще не знала, что перенеслась во времени, на мгновение ощутив себя во вселенной Лавкрафта. А “на закуску”, если Снейп начнет наглеть, девушка подготовила позаимствованный из “Арканума” развернутый зеркалами внутрь сферы “Щит отражений” ⁽¹⁾, который, как она надеялась, вызовет не обратную легилименцию с ее стороны, но просто выведет нападающего из строя, отразив и преобразовав его же собственное заклинание в “Repello” для начала.

Пребывание в ограниченном и замкнутом пространстве своей комнаты внушало девушке иллюзию безопасности и защищенности. Отсутствие в доме телевизора, интернета и даже самой паршивой художественной литературы не позволяло отвлекаться на что-либо, кроме собственных размышлений и насущных потребностей. В какой-то момент Анна даже уверилась, что если будет вести себя так же осторожно и работать так же усердно, то успеет до конца недели законспектировать выданные ей книги по окклюменции, после чего, как и задумывала прежде, тихо уедет и не увидит больше Снейпа до самого Хогвартса. Там как повезет, конечно, но, надеялась Лапина, если Снейп и впрямь, как она думала, занимал должность лаборанта, ассистента или еще какого-нибудь вспомогательного персонала, то она даже зависеть от него не будет — во всяком случае, напрямую.

Все это время она не задумывалась и не пыталась гадать, были ли у зельевара какие-то дела вне дома, или же он каким-то хитрым образом целенаправленно избегал встреч с нею, негласно предоставляя ей тем самым полную свободу действий — ее это попросту не интересовало. Иногда Лапина даже забывала о существовании человека, в доме которого жила, погруженная в учебу, собственные размышления и планы, в которых Северус Снейп присутствовал лишь как некий отвлеченный образ, но не живой человек, который так или иначе присутствовал в ее жизни здесь и сейчас. И потому чужой пристальный взгляд, который девушка почувствовала на себе однажды вечером, оказался для нее полнейшей неожиданностью.

- М-мистер Сн-нейп? — неуверенно спросила Анна.

Внезапно, со всей отчетливостью она поняла, что совсем не готова к встрече с хозяином дома, не представляя толком, ни как себя вести, ни что говорить. Отложила тетрадь, куда до этого переписывала главу о легилименции из первого тома. Медленно поднялась из-за стола и повернулась лицом к вошедшему, активируя заранее подготовленный у себя в голове “Щит отражений”: опасность следовало встречать лицом к лицу.

Северус Снейп — а это действительно был он — стоял в дверях, полностью перегородив собой проход. Надетая на нем длинная черная мантия из тяжелой плотной ткани, по виду напоминавшей бархат, только добавляла мужчине роста и ширины в плечах. Анна не помнила, чтобы Снейп одевался так раньше, но что-то в его нынешнем облике казалось ей смутно знакомым, будто она видела прежде…

- Похвально-похвально, мисс Лапина, — хлопнув пару раз в ладоши, с сарказмом отозвался зельевар, прервав раздумья девушки.

Анна даже не успела удивиться, как он незаметно смог проникнуть в запертую на щеколду комнату — опытный маг, он умел, наверное, и не такое, тогда как сама она знала один “Colloportus” и то лишь в теории: ведь это было палочковое заклинание. Что насторожило ее намного больше: прежде Снейп — с тех пор, как она поселилась у него в доме — мог громко стучать, ругаться, орать под дверью, но никогда вот так не врывался к ней в комнату. Наверное, случилось что-то действительно серьезное, что-то срочное, что заставило зельевара так резко изменить свое привычное поведение, и он еще об этом скажет. Но ограничится ли только разговором? И не следует ли ей, Анне Лапиной, заранее подготовить “Protego”… или “Stupefac”?

- Вы, может быть, даже не почувствуете истощения, отбив таким образом ментальную атаку едва обученного среднеслабого мага… — мужчина в мгновение ока пересек комнату, и длинная черная мантия, казалось, нисколько не стесняла его движения.

Анна ощутила себя в ловушке: позади письменный стол, справа стена, слева кровать. Снейп в мгновение ока перегородил ей малейшие пути отступления своей фигурой, больно сжав плечи и словно придавив к полу. И впоследствии девушка так и не смогла понять, почему она даже не пыталась сопротивляться — по крайней мере, вначале: ведь руки у нее были свободные. Но сейчас она чувствовала страх, который поднимался откуда-то из глубин самого ее существа и сковывал даже сильнее, чем физическая хватка снаружи.

Стоявший перед ней Снейп злорадно ухмыльнулся и усилил ментальное давление. Лапина не помышляла больше ни о том, как изящно вышвырнет зельевара из головы, отразив его атаку зеркальным щитом, а после посмотрит на своего противника сверху вниз, с торжеством; ни о том, как устроит ему запоминающуюся прогулку по сюрреалистичному Лондону из кошмарных снов и фантазий. Все, чего она пыталась добиться теперь — это удержаться в сознании и не пустить Снейпа дальше выставленных ментальных щитов.

- Но против поистине могущественного легилимента… — вкрадчиво продолжил говорить зельевар, словно черный коршун, нависая над девушкой, — который намерен выпотрошить все ваши тайны из этой симпатичной маленькой головки… — провел левой рукой по шее снизу вверх: от ямки, видневшейся в скромном вырезе платья, и до подбородка, заставив посмотреть себе в глаза, — вам не выстоять.

Анна в очередной раз не поняла, что именно с ней произошло. Давление на голову исчезло, но мысли текли неповоротливо и вяло, будто в каком-то полусне, эмоции куда-то испарились. Словно муха, застывшая в янтаре, она превратилась в безучастного наблюдателя событий, которые происходили с ней — и вокруг нее. Сам воздух, казалось, стал более вязким, а время остановилось…

- А теперь слушайте меня внимательно, мисс Лапина… — Снейп удерживал ее подбородок, по-прежнему заставляя смотреть себе в глаза. — Вы должны быть готовы уйти отсюда. Если я не вернусь… — перевел взгляд на окно, за которым уже горел багрянцем закат, — до шести… нет, до пяти часов утра, вы должны уйти, мисс Лапина. Вы понимаете меня? — вновь пристально, сверху вниз посмотрел на девушку.

Лапина кивнула, удивившись про себя, что, несмотря на охватившее ее оцепенение, она оказалась, тем не менее, способна осмысливать и понимать, что ей говорили, и даже совершать какие-то простые физические действия.

- Д-да, мистер Снейп. Если вы не вернетесь до пяти утра, я покину ваш дом, — повторила она, как загипнотизированная, глядя стоявшему перед ней магу в глаза.

- Эти книги, — указал он на тома “Сада мудрости”, — никто не должен видеть. Что ваше, то ваше, мисс Лапина: у вас было достаточно времени для их изучения.

- Хорошо, мистер Снейп. Я спрячу их, — Анна снова кивнула.

- Слушайте дальше. Утром вы сядете на первый поезд до Лондона. Вы — магглорожденная, так что сориентироваться в большом городе вам не составит труда. Разыскать бар “Дырявый котел” на Чаринг-Кросс-Роад вы сможете так же легко: его не видят только магглы. В “Дырявом котле” обратитесь к бармену Тому: он откроет вам проход в Косой переулок. Если станет допытываться, почему не можете открыть проход сами, скажете, что ваша волшебная палочка сломалась, и вам нужна новая — такое нечасто, но случается. Поселиться сможете в гостинице над “Дырявым котлом”, волшебную палочку купите в Косом переулке, в магазине Олливандера. Дальше разберетесь сами. Вам все ясно, мисс Лапина?

Девушке в очередной раз оставалось только кивнуть.

- И еще… возьмите это…

На стол позади нее, звякнув, опустился мешочек с монетами. Снейпу ради этого пришлось сделать шаг вперед, оказавшись к ней совсем близко, много ближе, чем допускали бы обычные соседские или деловые отношения.

- Здесь двести галлеонов. Этого вам с избытком хватит и на гостиницу до конца лета, и на оплату обучения, и на покупку волшебной палочки и прочих принадлежностей к Хогвартсу. Мисс… Лапина?

Последняя фраза прозвучала неуместно интимным тоном. Снейп не сжимал ей больше плечо, но, скорее, удерживал одной рукой, другой же взял прядь ее волос и, поднеся к свету, любовно перебирал. Ситуация становилась все более двусмысленной, но внезапно Снейп отстранился сам, резко одернув руки. Последние лучи заходящего солнца зловещим багрянцем отразились на его черных волосах и черной же мантии, облупившейся побелке на потолке и старых обоях на стенах. Анна даже успела подумать, что, будь она менее рациональна и более впечатлительна, ей бы уже, наверное, почудился пожар.

- Запомните, что я вам сказал, мисс Лапина. И на будущее: умение бить первой может однажды спасти вам жизнь и не только, — напутствовал Снейп ее напоследок и, развернувшись, направился к выходу.

Стоило Снейпу скрыться за дверью, как наваждение, охватившее ее прежде, лишавшее ее воли к действиям, заставлявшее отдаться случаю и плыть по течению, спало. Анна жадно выдохнула и вдохнула, будто бы находилась до этого под водой и выплыла, наконец, на поверхность. Или проснулась после муторного и тяжелого сна. Ускорилось застывшее до того время. Быстро и гулко забилось сердце в груди.

“Это был полезный, но горький урок”, — подумала Анна про себя. Снейп прав: все ее придумки с городами-лабиринтами, зеркалами и прочим сгодятся лишь против не очень сильных и, самое главное, не слишком опытных легилиментов. Сейчас, когда морок пропал, и она могла, как надеялась, рассмотреть ситуацию со стороны, она видела, что Снейп использовал простейшие, но от этого не менее действенные приемы, завязанные на его естественном превосходстве в росте и физической силе.

В “Саде мудрости” говорилось о важности состояния спокойной сосредоточенности для успешной защиты разума. Еще раньше, в учебниках чар за авторством Миранды Гуссокл, Анна читала о том, что вероятность успеха в сотворении заклинаний определяется не только точностью движений и правильностью произношения слов, но, прежде всего, уверенностью волшебника или ведьмы и сосредоточенности его или ее на результате. Не уверенный в себе, в своих способностях и силах маг не способен сотворить заклинание. Снейп же своим поведением и своим внешним видом внушил ей страх, который лишил ее уверенности в себе и силы воли.

Или, в виду недостатка знаний и опыта, она не распознала вовремя еще одно воздействие, гораздо более тонкое, но окончательно лишившее ее воли? В “Аркануме” такое заклинание точно было, в школе как раз Ментальной магии, и называлось незамысловато и просто: “Лишить воли”. Более того, автор “Сада мудрости” упоминал в своих книгах о подобных возможностях легилименции, и сейчас начинающая волшебница жалела, что у нее оказалось слишком мало времени для изучения книг, и вместо таких вот важных подробностей она запомнила в основном всякие нравоучения, которых ей хватало с избытком и в прошлой жизни.

Еще, подумала Лапина, Снейп в целом вел себя совсем не так, как ожидала она, тогда как сам, напротив, казалось, легко просчитал ее дальнейшее поведение. Последнее, допустим, удалось зельевару благодаря легилименции, посредством которой он много чего узнал о ее характере и прошлой жизни. Значит ли это, что ей нужно изменить что-то в себе и в своей жизни в целом, чтобы не вестись на подобные провокации впредь?

Снейп и тут дал ей очевидную подсказку: уходить. Живя у зельвара и пользуясь его гостеприимством, она чувствовала себя обязанной, что, как предполагала Анна, также подавляло ее волю к сопротивлению. Сейчас же Снейп, можно сказать, благословил ее в самостоятельную и независимую жизнь — иначе не оставил бы ей деньги и подробную инструкцию, что делать дальше и куда идти.

Сбор вещей много времени не занял, хотя рюкзак ощутимо потяжелел и надулся. Еще бы! Ведь беря его с собой, Анна Лапина отправлялась в необременительную культурно-развлекательную поездку на выходные, где вовсе не планировала обзаводиться новым имуществом, за исключением разве что пары сувениров. Книги, не зная, где именно брал их Снейп, девушка просто спрятала в платяной шкаф, задвинув подальше и прикрыв одной из старых, висевших там ранее мантий. Костюм же, который был на ней в день перемещения во времени, пришлось забрать с собой, чтобы ни подставить Снейпа, ни дать возможную наводку на себя.

В самом деле, продолжала рассуждать Лапина, Снейп пришел к ней, в первую очередь, для того, чтобы предупредить — и просто воспользовался случаем, чтобы заодно ткнуть ее носом в собственные ошибки и просчеты, которые она не видела и не осознавала. Неожиданно для себя самой девушка задумалась о том, насколько за неполную неделю сузились границы воспринимаемого ею мира. Вначале она ничего не соображала после “уроков окклюменции” от Снейпа, лелея собственную боль и немочь; затем восстанавливалась, после изучала теоретические основы окклюменции сама. Все эти дни она была поглощена исключительно мелочными, личными проблемами, позабыв о том, что мир за пределами убогого дома в Ткацком тупике живет своей жизнью и даже у магов в их весьма маленьком и тесном сообществе может происходить что-то значимое, что может коснуться и ее тоже.

Снейп пришел к ней сам, предупредил, что она должна уйти, оставил — внезапно — подробные инструкции и деньги на жизнь. И это несмотря на весьма натянутые, даже отчужденные отношения, существовавшие между ними с тех пор, как она попросила его прекратить занятия окклюменцией! А что из этого следует?

Вариант первый — самый простой: Снейп вернется не один, а вместе с Томми-боем или кем-нибудь еще из той банды. Тут, полагала Анна, ей несдобровать однозначно: именно опасаясь визита Томми-боя и его банды, она еще раньше подумывала о том, чтобы тихо покинуть Снейпа самой и попытать счастья в Лондоне — только рассчитывала, что у нее будет больше времени на чтение и конспектирование книг по окклюменции.

Вариант два: Снейп отправился на какое-то опасное задание, с которого может не вернуться живым. Горечью и смятением от возможной смерти своего благодетеля незадачливая путешественница во времени проникнуться, впрочем, не спешила, зато отчетливо, как ей казалось, представляла последствия. А именно что утромв дом могут нагрянуть местные полицейские, то есть авроры, сторонники Дамблдора и Томми-боя — все одновременно или по очереди, в любом порядке. Тут все будет зависеть от того, насколько ценной информацией владел Снейп и что должен был каждой из группировок.

В любом случае, понимала Лапина, к утру ни ее самой, ни ее вещей в доме быть не должно. В прочитанных ею фэнтези-книгах найти живого человека нередко можно было с помощью вещи, которую тот часто держал в руках или носил на себе: какой-нибудь предмет одежды, расческа, медальон, ручное зеркальце и тому подобное. Кто знает: может быть, местные маги тоже на такое способны? То, что в школьных учебниках ничего не сообщалось о методах магического поиска, вовсе не означало, что оных не существовало в принципе. “Accio” и “Homines revelo” не в счет: первое просто доставляло колдующему в руки находящийся поблизости указанный предмет; второе позволяло обнаружить присутствие постороннего человека в доме. Потому, полагала начинающая волшебница, не следует оставлять зацепок своим возможным преследователям. О ее существовании здесь не знает никто, кроме Снейпа — пусть так остается и впредь, пока она сама не даст знать здесь о себе в Хогвартсе. И со Снейпом раньше времени ее тоже никто связать не должен.

Скудная обстановка и строгие правила пребывания в доме только облегчали девушке задачу. Ведь все ее личные вещи могли находиться только в выделенной ей комнате: ни на кухне, где была единственная раковина в доме; ни в крохотной ванной, где только ржавое, покрытое облупившейся эмалью корыто и помещалось; ни, тем более, в кирпичном домике-будке на заднем дворе. Везло ей и с погодой: сколько помнила Анна, ей ни разу не приходилось надолго выходить на улицу в холод, слякоть и дождь, а потому в прихожей не могло быть ее верхней одежды или уличной обуви. Более того, вешалки и полки там пустовали в принципе — ибо такому продвинутому колдуну, как Снейп, не было нужды выходить на улицу, чтобы переместиться куда-либо.

Закинув на плечо заметно потяжелевший рюкзак, девушка, словно на прощание, окинула долгим взглядом комнату, служившую ей пристанищем в течение последнего месяца. На душе было отчего-то муторно и печально. Однако если тревогу можно было объяснить некой грядущей для нее, Анны Лапиной, опасностью, на которую намекал Снейп перед уходом, то причину своей тоски бывшая выпускница химфака решительно не могла понять. Схожее чувство, чудилось ей, она испытывала всякий раз, когда покидала Москву, уезжая домой в Н-ск на каникулы: прощание не с городом, но с университетом, с теплыми воспоминаниями и атмосферой, в которой ей было находиться легко и приятно, где она чувствовала себя на своем месте. Но ведь за прошедший месяц, недоумевала Лапина, она не успела привязаться ни к дому, ни к его хозяину: это было для нее временное пристанище — и только; здесь она не успела познать ни принципиально иного жизненного опыта, который мог бы существенно повлиять на ее мировоззрение и мироощущение, ни каких-то особых радостей и печалей, которые могли бы стать для нее ценными уроками. Да и из Снейпа тот еще наставник: все изучать, до всего додумываться самостоятельно, а потом еще гадать, что же такое важное и полезное он хотел сказать, скрыв между очередными оскорблениями. Нет, по нему, в отличие от Александра Антоновича, своего научного руководителя, она точно скучать не будет…

На столь решительной мысли Лапина принялась осторожно спускаться вниз, подсвечивая себе дорогу наколдованным заранее слабеньким “Lumen”: темнеть за окнами начало еще до ухода Снейпа, и вещи девушка собирала при свете уже артефактной настольной лампы, которую, как и учебники, пришлось спрятать в шкаф, прикрыв висевшими там старыми мантиями. Теперь нужно было проверить на всякий случай гостиную и прихожую и заодно посмотреть, что полезного можно взять на кухне. Там же Анна собиралась дождаться утра, чтобы не проспать слишком долго и покинуть дом с началом рассвета: всякие байкеры, проститутки и прочие гопники-отморозки к тому времени уже разойдутся, и она сможет более-менее спокойно дойти до вокзала, чтобы сесть на первый поезд до Лондона. Хотя, разумеется, бдительность не стоило терять в любом случае.

Планы, однако, пришлось срочно менять на ходу, ибо проход в гостиную — к огромному недоумению и возмущению девушки — перегораживала глухая деревянная стена. Что за дурацкие шутки?! На мгновение Лапина почувствовала, как ее охватило отчаяние: она же теперь не покинет дом! Неужели она позволила обольстить себя лживыми речами, тем самым окончательно загнав себя в ловушку?! Анна замотала головой, словно бы надеялась тем самым отогнать от себя панические мысли. В самом деле, если рассуждать логически, у Снейпа уже была куча возможностей, чтобы ее по-тихому прибить, жестоко над ней надругаться или сдать кому-нибудь из “боссов”. А потому вся эта мышиная возня и прочие многоходовки с тем, чтобы вначале обмануть ее, воспользовавшись ее затруднительным положением, усыпить бдительность, а после запереть ее в доме и привести кучу головорезов по ее душу, выглядят просто бессмысленными. Да и роль “хорошего парня”, “доброго дяди” и “надежного друга”, которому бы хотелось поверить, зельевар даже не пытался играть.

Чувствуя, как сильно на нее давит тесное пространство лестничной клетки, освещаемое одним лишь ее светлячком, Анна поднялась обратно наверх. Еще один лестничный пролет, который она уже давно привыкла не замечать, вел на чердак. Там девушка была лишь единожды — вместе со Снейпом, когда тот разыскал в куче старого хлама и выдал ей тележку, чтобы возить продукты из магазина. Вход на чердак перегораживал вделанный в потолок деревянный люк с тяжелым навесным замком — открыть такой, вспомнила начинающая волшебница, можно было лишь палочковым заклинанием “Alohomora”. Но даже если бы ей удалось каким-то образом проникнуть на чердак, то, пришла к выводу бывшая выпускница химфака, это было бы все равно бессмысленно: дом Снейпа, расположенный в самом конце тупика, не примыкал к другим домам вплотную, а потому убежать по крышам было бы невозможно.

Заглянула в свою теперь уже бывшую комнату. Из окна, если предположить, что простыня выдержит, и ее длины хватит, чтобы спуститься вниз, можно было выбраться только во двор — и никуда дальше: ведущую наружу глухую и ржавую металлическую калитку давно заклинило намертво, а кирпичный забор выше человеческого роста девушка никак не смогла бы преодолеть самостоятельно.

Левитировать себя? Сантиметров на десять от земли, помнила Лапина, ей оторваться удавалось — но не более того: явно недостаточно для того, чтобы преодолеть кирпичный забор высотой больше человеческого роста. Энергии такое колдовство тоже пожирало немало. Быть может, полагала начинающая волшебница, она могла бы поддерживать самолевитацию не минуту, а все пять — но в этом случае она рисковала бы растратить свой резерв полностью, лишив себя, таким образом, всяческой возможности для дальнейшего сопротивления или побега.

Раскачаться на простыне и спрыгнуть на забор, отделявший двор снейповской части дома от соседской, пройти немного — и путь на волю открыт? Анна только покачала головой: данная идея показалась ей еще более бредовой. Ведь для того, чтобы осуществить подобный трюк, требовалось уже иметь некоторый уровень навыка в акробатике или том же паркуре, которого у Анны Лапиной, спортом никогда не увлекавшейся, быть не могло, да и учиться чему-то принципиально новому было сейчас не время.

Лапиной казалось, она упускает что-то важное из виду, что-то совсем простое. Спустилась вниз и снова дотронулась до преграждавшей проход стены, внимательно осмотрев ее, насколько это было возможно при помощи магического светлячка. Похлопала несколько раз ладонью и постучала кулаком в разных местах: судя по доносившемуся звуку, стена была достаточно тонкой, хоть и плотной, а с другой стороны к ней было что-то приставлено или прибито, и это нечто слегка потряхивало при ударе.

Как если бы проход закрыли книжным или платяным шкафом, и сейчас она видела его заднюю панель, пришла Анне в голову неожиданная мысль. Девушка тут же вспомнила, как приехала обратно к Снейпу уже после того, как обнаружила, что попала в прошлое. Она тогда еще долго просидела в ожидании на пороге, а когда Снейп все-таки впустил ее в дом, и она вошла в гостиную, то увидела всюду книжные полки, которые полностью закрывали двери на кухню и ванную и проход на лестницу.

Можно было бы обругать себя за собственную забывчивость и невнимательность: ведь потом Снейп эти проходы как-то открыл — причем прямо при ней, но она, придавленная недавними открытиями и связанными с ними впечатлениями, занятая “перевариванием” новой информации, даже не заметила тогда, как зельвар это сделал и какие заклинания использовал. Вот только смысла заниматься самобичеванием сейчас девушка не видела, да и Снейп, если не то пошло, все заклинания творил исключительно невербально и даже если показывал ей что-то, ничуть не заботился о том, чтобы она могла хорошо рассмотреть и запомнить нужные движения палочкой.

Скорее, продолжала размышлять бывшая выпускница химфака, возникшее перед ней препятствие следует рассматривать как некий квест-загадку от Снейпа: принципиально решаемый, но над чем придется поломать голову — в особенности при ее медлительности и тугодумии. А еще… почему-то посетила ее внезапная мысль, Снейп точно разочаруется, если с поставленной задачей она так и не справится, и еще больше — если таким образом подставит его перед “боссом”. Хотя, казалось бы, кто просил Снейпа все усложнять?..

Метод “в лоб” ожидаемо ничего не дал: шкаф не сдвигался ни на миллиметр: ни когда девушка пыталась толкнуть его, навалившись всем телом, ни когда воздействовала заклинаниями “Repello” или “Descende!” Ничего не происходило со шкафом и при использовании таких заклинаний, как “Finite”, “Finite incantatum”, а также арканумовского “Disperse magick”: с одной стороны, можно было сделать вывод, что это не трансфигурация, не иллюзия и не какая-нибудь еще обманка, созданная посредством магии. С другой, понимала Лапина, она ничего не могла утверждать однозначно: ведь ей никогда еще не доводилось возвращать трансфигурированным предметам исходный вид, равно как и развеивать наведенные кем-либо чары длительного действия.

Это должно быть заклинание из тех, что изучаются в Хогватсе, что описаны в выданных ей учебниках, пыталась Анна рассуждать логически. Это не может быть заклинание прямого вреда, наносящее ущерб имуществу, а потому всякие “Diffindo”, “Scindo”, “Incendo” и “Confringo” отпадают по умолчанию. Если Снейп не использовал руны, до изучения которых она так и не добралась, если не вложил в свое заклинание избыточно много силы, если это просто малопопулярное, но все же известное заклинание, то у нее еще есть шанс выбраться. Потому что… — девушка принялась копаться в рюкзаке, куда до этого тщательно укладывала вещи, — все заклинания из учебников чар, трансфигурации и ЗОТИ она выписывала к себе в тетради, а, значит, рано или поздно найдет что-нибудь подходящее.

Сказать оказалось, как всегда, проще, чем сделать. В выданных учебниках чар было описано огромное количество самых разнообразных заклинаний: шуточных, бытовых, защитных, боевых, трансфигурационных и так далее — и Лапина выписывала их к себе в тетрадь в порядке изучения, никак не сортируя по назначению, алфавиту или каким-либо еще параметрам. “Базовый” набор, насколько она помнила, содержался в учебниках за первые два года; затем предполагалось изучение лишь пары-тройки принципиально новых заклинаний в течение года, а для заклинаний, уже известных из предыдущих книг, описывались различные модификации для усиления и использования в частных случаях. Что-то подобное, полагала Анна, ей было и нужно.

На внимательный просмотр собственных записей у бывшей выпускницы химфака, по ее ощущениям, ушло около часа; нередко ей приходилось возвращаться на какое-то количество страниц назад и прочитывать их заново из опасения пропустить подходящее заклинание. Вначале девушка наткнулась на заклинание “Circumrota”, которое в теории позволяло открывать тайные вращающиеся двери, замаскированные под книжные шкафы или фрагменты стены — а ведь перед ней предположительно была именно такая дверь. Анна не знала, делала ли она что-то не так или заклинание было все-таки неподходящим для решения стоящей перед ней задачи, но все предпринятые ею попытки открыть проход окончились неудачей — можно сказать, ей еще повезло, что при этом ничего не обрушилось и не взорвалось

Заклинание “Locomoto” предназначалось для перемещения по воздуху вблизи колдующего различных, не слишком больших предметов — от канцелярских принадлежностей до чемоданов — и успешно сработало на рюкзаке, который послушно проследовал вслед за своей хозяйкой вначале вверх, а потом вниз по лестнице, но оказалось полностью бесполезным для открывания дверей. Вариации “Mobilicorpus” и “Mobiliarbor” предназначались для перемещения по воздуху, соответственно, бессознательных, оцепеневших или мертвых тел и саженцев или небольших деревьев. Аналогичным образом, вспомнила Анна, ей попадались частные заклинания “Apparecium” для проявления скрытых записей и “Homines revelo” для обнаружения посторонних людей в доме. А, пролистав несколько страниц назад, она обратила внимание на заклинание “Cistam aperio”, предназначенное для открывания ящиков, коробок и сундуков.

Интересно, — задумалась Лапина, — а существует ли общее открывающее заклинание “Aperio”? И если да, то могло бы оно ей сейчас помочь? И тут же удивилась собственным мыслям: осваивая свои первые заклинания, она просто напитывала силой волевые импульсы, которым давала названия на основе производимого ими действия, и ее нисколько не заботило прежде, записаны эти заклинания где-нибудь или нет. Если подумать, то все заклинания были когда-то кем-то придуманы, и лишь после того, как нарабатывалась достаточная практика их использования, они попадали в учебники и специальные сборники. Без палочки и прочих приспособлений, исключительно на чистой силе, как уже успела убедиться на собственном опыте бывшая выпускница химфака, можно творить лишь весьма ограниченное количество заклинаний — или, вернее, заклинания строго определенной природы и образа действия. В любом случае, работает заклинание или нет, она не узнает, пока не попробует.

Встав на ноги, выпрямив спину, расправив плечи и глубоко вдохнув, девушка вытянула руки вперед и, чуть приподняв ладони, пустила силу. Ей нужно открыть эту дверь… очень нужно… жизненно необходимо…

- Aperio! — прошептала она чуть слышно в пространство.

С ладоней сорвалась холодная голубая вспышка, осветившая проход напротив и в мгновение ока поглотившаяся перегородившей его панелью. Что-то щелкнуло впереди, послышался тихий скрежет: панель начала медленно отодвигаться, подобно самой обычной, но очень тяжелой механической двери. Анна шумно выдохнула и вдохнула, опустив руки: получилось. У нее получилось! Вызвав заново успевший погаснуть светлячок, девушка подхватила оставленный на ступеньках рюкзак и опрометью юркнула в открывшийся проход.

В царившей темноте даже ее слабенький “Lumen Solis”, едва освещавший пространство вокруг, казался неправильно, неестественно ярким, и Лапина, следуя скорее внутреннему чутью, нежели рациональным соображениям, поспешила развеять заклинание. Гостиная окончательно погрузилась во тьму, и в зыбком мареве вокруг очертания предметов угадывались скорее по старой памяти.

Двигаясь наощупь, Лапина подошла к окну и, слегка отодвинув занавеску, осторожно выглянула наружу. На улице царила непроглядная темень, словно она жила не в городе, а в деревенском домике где-нибудь на отшибе. Фонари в этой части района уже давно стояли разбитые, а уличное освещение перешло в разряд мифов и легенд. И если бы у кого-то в подобный час внезапно загорелся свет в окне, тут же сообразила Анна, резко одернув занавеску и отойдя от окна, это непременно привлекло бы внимание возможных ночных гуляк.

Внезапно — всего на мгновение — девушке стало страшно. Впервые она столь явственно осталась одна — в доме, находвшися в неблагополучном районе. С нравами местных жителей Анна успела ознакомиться уже в достаточной мере и не имела никакого желания это знакомство развивать. Снейп наверняка защитил свой дом какими-нибудь чарами от незваных гостей, но кто знает, как долго эти чары способны выдержать…

Раздавшийся неожиданно щелчок прервал тревожные размышления Лапиной, невольно заставив ее вздрогнуть: по всей видимости, ведущая на лестницу дверь, открытая ранее, сама вернулась на место.

- Бомм… Бомм… Бомм… — пробили следом часы на каминной полке в гостиной.

Анна считала специально — всего двенадцать раз — и лишь затем позволила себе выдохнуть. Было что-то ненормальное в охватившей ее нервозности, в том, как она вздрагивала от каждого шороха, от каждого постороннего звука в ночной тишине. Не чтобы подобного никогда не случалось с ней прежде, но, подумала Лапина, сейчас она, скорее, излишне себя накрутила: как же, одна в чужом доме и в чужом городе, в ожидании неведомо какой опасности, да еще после едва не проваленного квеста на сообразительность от Снейпа. Ведь то, сколько времени она потратила на решение задачи, на деле не такой уж и сложной, это ли не почти провал?

Впрочем, как действовать дальше, девушка уже знала. Снова наощупь, натыкаясь то на диван или кресло, то на книжные полки, подобралась к тому месту, где, по ее памяти, предположительно находился проход на кухню.

- Aperio! — короткая вспышка холодного голубого цвета на мгновение осветила несколько книжных шкафов. Раздался уже знакомый щелчок, и один из шкафов, ближе к левому углу, сразу же начал медленно двигаться внутрь гостиной, подобно открывающейся двери.

Анна помнила, что раньше над ведшей на кухню дверью, обычно постоянно открытой нараспашку, что, казалось, ее и не было вовсе, тоже висела книжная полка. Сомнительно, чтобы Снейп превратил ее в полноценный стеллаж простым школьным заклинанием “Ingrando” ⁽²⁾: ведь подобные заклинания, изменяющие внешний вид и прочие физические свойства предметов, как прямо указывалось в учебниках трансфигурации и чар, действовали весьма ограниченное время. В очередной раз стала видна пропасть, разделяющая ее, начинающую волшебницу, и Северуса Снейпа — продвинутого опытного мага.

Наконец, проход открылся достаточно широко, чтобы в него можно было свободно пройти, не задевая ничего рядом, и Лапина, не став тратить лишнее время на мысли о собственной ущербности, поспешила пройти на кухню.

- *Lumen solis!* — магический светлячок привычно занял свое место в колбе уже давно не работающей, подвешенной к потолку лампы, озарив пространство вокруг не слишком ярким, теплым желтоватым светом.

- *Colloportus!* — замаскированная под книжный шкаф дверь тут же перекрыла проход в гостиную.

Лапина выдохнула, наконец, с облегчением, положив на табуретку рюкзак — даже просто дойти от спальни до кухни внезапно оказалось для нее тем еще приключением. Желудок недвумысленно напоминал о том, что уже давно пора бы подкрепиться, и бутерброды с паштетом вполне подходили для того, чтобы утолить первый голод.

Девушка успела приступить уже ко второму бутерброду, когда услышала знакомый еще с общежития противный шорох, и едва не поперхнулась от неожиданности. С крысами в последние дни она не сталкивалась — вероятно, потому, что заходила на кухню совсем ненадолго и именно в то время, когда крысы предпочитали прятаться по своим норам. Или все еще проще: запах паштета разбудил обитавшую где-то поблизости крысу, и та, выбравшись из своей щели, принялась шуршать в поисках пищи. Так или иначе, рассуждала Анна, она намеревалась скоротать на кухне остаток ночи, и близкое соседство с грызунами — отнюдь не милыми домашними крысками — ее совсем не устраивало.

- Accio крыса! — скомандовала Лапина, встав из-за стола.

В подставленную ладонь послушно влетела обычная, на первый взгляд, серая крыса, только более крупная в сравнении с предыдущей и более агрессивная. Подобное поведение вряд ли было чем-то необычным для грызунов данного вида, но… мало ли, где эта крыса копалась раньше. Подцепить какую-нибудь опасную или не очень заразу девушка желанием отнюдь не горела, а потому воспользовалась простым заклинанием:

- *Alat’ardue Leviosa!* — во избежание, так сказать.

Рассмотрев зависшую в воздухе крысу с достаточно близкого но все же безопасного расстояния, Анна заметила некую странность: передняя левая лапка животного, точно перчаткой, была покрыта толстым слоем серебряной краски, блестевшей в неярком свете магического светлячка. Хотя, казалось бы, где трущобы Коукворта — и где серебряная краска и, тем более, само серебро? В любом случае, нужно было срочно решать, что делать с крысой, раз под рукой не оказалось совы или другого хищника, который бы питался грызунами. И тут, как показалось Лапина, ей пришла в голову идиотская, абсурдная, но от этого не менее действенная идея.

В самом деле, если просто выпустить крысу на улицу, то она снова проберется в дом в поисках еды. Если даже вышвырнуть ее за забор, будет то же самое: крысы — животные умные, хитрые и наглые; да и далеко она, Анна Лапина, крысу далеко все равно не закинет, если вообще сможет перебросить ее через забор. Но если… снова вспомнился “Арканум” с его канализационными крысами-тушканчиками, “sewer rats”, обитавшими в игре буквально во всех подземельях: от городских канализаций и подвалов до горных пещер и шахт. Но “sewer rat” по-английски называлась и обычная серая крыса вроде той, что Анна удерживала перед собой заклинанием. Таких можно было встретить на городских помойках и не только — что в Коукворте, что в Москве. Так почему бы не отправить эту надоедливую канализационную крысу туда, где ей самое место?

Крыса пыталась сопротивляться, бесполезно суча лапами в воздухе — наверное, это было естественное поведение живого существа, которому угрожала если не смертельная опасность, то нечто близкое. И все же Анна не могла отделаться от ощущения, что с животным что-то не так. Казалось, стоит ей лишь немного отвлечься от крысы, как та тут же сбросит заклинание и удерет. А потому, например, для того, чтобы открыть дверь во двор, пришлось вначале стать к этой самой двери боком, найти ручку наощупь, повернуть и толкнуть — и все для того, чтобы держать крысу прямо перед глазами и не дать ей ухватиться лапами за дверной косяк, что та явно намеревалась сделать.

Выйдя во двор, девушка, наплевав на всякую конспирацию, зажгла еще один магический светлячок: не оказаться внезапно в темноте и дать тем самым крысе сбежать было намного важнее. Благо, дом Снейпа был в тупике последний, соседей на другой его половине не водилось, а дома за рекой, хотелось бы надеяться, отстояли достаточно далеко, чтобы там могли что-либо заметить.

Уже возле нужника крыса, казалось, поняла, что ее ждет, истошно заверещала и даже попыталась броситься на девушку. Анна понимала: стой она сантиметров на десять ближе, и крыса непременно бы ее достала — если бы не укусила, так обязательно бы оцарапала. Но, самое главное, подобный рывок едва не заставил начинающую волшебницу потерять контроль над заклинанием и, следовательно, над крысой.

- *Alat’ardue Leviosa!* — повторила Лапина и, для верности, организовала крысе мертвую петлю.

Открыть дверь так же наощупь, только потянуть на этот раз на себя. Отлевитировать крысу так, чтобы она зависла точно над очком и отпустить, придав дополнительное ускорение:

- *Descende!*

Вернувшись на кухню, Анна вначале долго отмывала руки с мылом, после доедала бутерброд. И продолжала размышлять. Встреченная ею недавно крыса вела себя не просто как умное и сообразительное животное, но будто бы действовала вполне осознанного, будто бы… встречалась с магами раньше! — поразилась Анна собственной догадке. В самом деле, с одной магической совой — кажется, это был сыч — она уже встречалась. И ведь наверняка не только с совами волшебники проводили свои селекционные эксперименты.

Так, о крысе можно сказать, что это идеальный шпион — прежде всего, потому, что это синантропный вид. Если в доме уже обитают крысы, появление еще одной не только никого не насторожит, но в принципе останется незамеченным. Крысы — ловкие и юркие животные. Крыса легко может спрятаться в какой-нибудь щели и, если не увидеть, то, как минимум, услышать много всего интересного. В отличие от сов, правда, крысы живут совсем мало — обычно не более трех лет — но что, если волшебники и здесь что-нибудь придумали?

О Снейпе известно, что он двойной агент. Логично, что рано или поздно за ним захотят проследить — причем обе стороны: что именно он “сливает” противнику; не утаивает ли чего важного; и, вообще, кому верен больше. Анна почувствовала, как под ее ладонями остыла кружка с чаем: допустим, от крысы она избавилась, а рано утром уедет в Лондон и больше не вернется в Коукворт и в этот дом. Достаточно ли она тем самым себя обезопасит? Или…

Чтобы не дать паранойе захватить свой разум окончательно, девушка решила поискать полезные для себя припасы — то, зачем она изначально собиралась попасть на кухню. Прежде всего, следовало взять с собой хотя бы небольшой запас питьевой воды — благо, пластиковую бутылку из-под холодного чая, еще из 2011-го года, она так и не выкинула. Далее — спички: их Анна прикупила уже здесь, в Коукворте, сразу целую упаковку, а потому хотя бы один коробок можно смело взять с собой.

Да, это важный критерий: поскольку она собирается брать чужое, брать без проса, то это может быть только то, что уже имеется в избытке, в большом количестве, уменьшение которого на одну или две единицы не будет бросаться в глаза и может вообще остаться незамеченным. Поэтому вода и спички — да, а вот нож — уже нет. Во-первых, ножей в доме у Снейпа было немного, и все они были разные. Во-вторых, нож может быть полезен в лесу или в горах, но никак не в большом городе, где за пределами кухни это, прежде всего, холодное оружие, что может иметь свои последствия. А защититься, если что, рассуждала Лапина, она сможет и при помощи магии, тогда как с ножом как с оружием обращаться вообще не умеет. Впрочем, хотелось бы надеяться, до Чаринг-Кросс-Роад от вокзала ей удастся добраться без происшествий, а уже в Косом переулке можно будет смело использовать магию, не опасаясь авроров: ведь Статут нарушен не будет.

Теперь еда. Это должно быть что-то уже готовое или что можно есть сырым и что не испортится хотя бы в течение суток. Оно не должно мяться, ломаться, крошиться и растекаться при хранении и ношении в рюкзаке, не должно пачкать его содержимое. Таким образом, оставались только яблоки да шоколадка — то же, с чем Анна Лапина собиралась в необременительную туристическую поездку еще в 2011-м году. Потому что картонные и жестяные коробочки, глиняные горшочки и стеклянные баночки, куда можно было бы сложить еду — все они были заняты солью, сахаром, крупами, травами и приправами. О том же, чтобы купить пластиковые контейнеры в магазине, не могло быть и речи: когда она в первый раз принесла продукты в полиэтиленовых пакетах, Снейп сразу же дал понять, что в его доме не место “всякой маггловской дрянной синтетике”, и уничтожил их заклинанием. А после, вместе с тележкой, выдал для походов в магазин большую тряпочную сумку и сетку-авоську, какие были в ходу во времена молодости его родителей — или ее бабушки, Лапиной Ирины Степановны, в девичестве Цветковой.

Еще Анна подумала, что в сложившихся обстоятельствах, пожалуй, даже к лучшему полное отсутствие у нее всякого интереса к ведению домашнего хозяйства и создания уюта. Потому что живи у Снейпа вместо нее правильная, нормальная женщина, коей, безусловно, была ее бабушка или какой в последние годы заделалась ее мама, так в доме сразу бы появились всякие цветочки в горшках, картиночки на стенках, вязаные салфеточки и накидочки на мебели, и, конечно же, полный холодильник всякой разной еды: и мясо, и супы, и рыба, и пироги, и салаты. А так, если придут сюда подельники Снейпа или даже авроры, то ничего необычного не увидят — если, конечно, не будут перетряхивать с обыском весь дом. И то, была уверена Лапина, все свое она-то с собой забрала, а если Снейп хранил у себя запрещенку или зажал что-то от своих подельников, то это будут исключительно уже его проблемы.

Достала из рюкзака старую мантию и закуталась в нее. Заварила себе еще чай и принялась греть о кружку озябшие, начавшие мелко подрагивать ладони. Прежде, мрачно подумала Анна, от магического истощения она валилась в обморок, сейчас же… нет, именно до истощения она еще не дошла, но остановилась где-то вблизи “красной зоны”, о чем ее, по-видимому, предупреждал организм сонливостью и ознобом — а спать нельзя, хотя время уже позднее. Потому что утром уходить ей совсем рано, а если она уснет сейчас, то непременно проспит, а мама в будущем-прошлом увещевала ее не раз: “Спасение свое проспишь”.

В учебниках чар ничего не говорилось о том, что может произойти с волшебником или ведьмой, если колдовать слишком много и почти без перерыва — напротив, практиковаться рекомендовалось как можно чаще, чтобы отработать и правильность движений палочкой, и произношение слов, и сосредоточенность на результате. О необходимости же восстановления между занятиями бывшая выпускница химфака впервые вычитала в книгах по окклюменции — уже после того, как испытала на себе последствия глубокой, частой и жесткой легилименции со стороны Снейпа. Но, подумала Анна Лапина, вряд ли Миранда Гуссокл, автор учебников по чарам, врала или скрывала важную информацию намеренно — скорее, исходила из устоявшейся к тому времени практики обучения в Хогвартсе. Например, из того, что в Хогвартсе учат колдовать исключительно палочками — это во-первых. Во-вторых, ученики в Хогвартсе не только разучивают всякие заклинания на чарах, трансфигурации и ЗОТИ, но также изучают в теории всяких монстров на той же ЗОТИ, варят зелья на зельеварении, копаются в земле на гербологии, изучают звездное небо на астрономии, зевают над историей магии. И ведь наверняка еще учителя задают писать какие-нибудь рефераты по изучаемым темам. В результате получается, что на внеклассную практику заклинаний остается совсем немного времени.

Еще додумала Анна мысль, которая посетила ее, когда она пыталась найти подходящее заклинание, чтобы открыть проход в гостиную. Итак, как минимум, половину всех изучаемых в Хогвартсе заклинаний ученики осваивают в первые два года. Далее добавляется по паре-тройке новых заклинаний каждый год — именно нормальных и потенциально полезных заклинаний, а не всяких шуточных, хотя последние, надо думать, при очень творческом подходе, извращенном чувстве юмора и полном отсутствии совести могут доставить немало проблем. Старые заклинания при этом подлежат повторению, которое, как любят повторять школьные учителя, “мать учения”, а также дополняются различными усиливающими и частными модификациями.

Например, базовое заклинание — “Lumen”, усиливающая модификация — “Lumen maximum”, дающая намного более яркое свечение. Усиливающая частная модификация “Lumen solis” создавала полуавтономный поддерживаемый магический светлячок, способный существовать только вблизи заклинателя, но не привязанный непосредственно к волшебной палочке, что позволяло волшебнику или ведьме творить одновременно другие заклинания, для чего нужны, в свою очередь, тренированная сила воли и концентрация, и, в меньшей степени — высокая магическая сила. Модификации “Lumen duo” и “Lumen tria” позволяли создать, соответственно, по два или три светлячка одновременно — больше для зрелищности, как думалось Лапиной, чем для какой-либо практической пользы: потому что для освещения помещений маги уже изобрели артефактные лампы, а для того, чтобы ходить по всяким подземельям, хватило бы и “Lumen solis”.

Или “Reparo”: отдельная глава была посвящена ему еще в учебнике за первый курс. Упоминалось, в частности, что посредством данного заклинания можно починить мелкие предметы, такие как писчие перья или очки. Если предмет был сломан только что, достаточно было навести на него волшебную палочку и, выполнив нужное движение, сказать: “Reparo”. Если же предмет был сломан некоторое время назад, к базовой формуле заклинания нужно было добавить название этого предмета на латыни, например: “Pennam reparo”, “Oculos reparo”. В дальнейшем при повторении “Reparo” рекомендовалось опробовать данное заклинание на более крупных предметах: вначале на разбитых чашках и блюдцах, затем на сломанных столах, стульях и шкафах.

Более того, от учеников Хогвартса, вероятно, даже не требовали строго осваивать сразу все изучаемые в течение года заклинания, и, пока оставалось время до СОВ, их повторяли, повторяли и еще раз повторяли. Хотя у студентов способных и, самое главное в такой системе, дисциплинированных и прилежных, которые всегда и все учили сразу, шанс сдать итоговый экзамен на высший балл был, естественно, намного выше.

С другой стороны, продолжала рассуждать бывшая выпускница химфака, могло быть и так, что именно базовая версия заклинания требовала и более тренированной силы воли, и более высокой магической силы, и сосредоточенности, тогда как частные модификации оказывались, напротив, менее затратны и вполне по силам среднему студенту. Тогда, при существовавшем в Хогвартсе ремесленно подходе, о котором косвенно упоминал и Снейп, выходило, что изучали в первую очередь именно частные модификации: всякие “Mobiliarbor”, “Cistam aperio” и “Hominem revelo” — без прямых отсылок к “базе”. Последнюю же могли вообще не затрагивать в Хогвартсе, даже на старших курсах: тут Лапина могла только гадать, поскольку выданные ей учебники охватывали лишь программу СОВ.

То, что ей удалось беспалочковое “Aperio”, понимала Лапина, не значило ровно ничего, потому что беспалочковая магия легко работала именно там, где нужно лишь изначальное вложение и упорядочивание силы при минимальной дальнейшей поддержке со стороны заклинателя. Там же, где нужно колдовство точное и тонкое, где нужно воздействовать на устойчивую в имеющихся условиях систему; где нужно постоянно контролировать поддерживаемое заклинание, чтобы оно не сорвалось, а не просто подпитывать время от времени заранее созданный энергетический конструкт, беспалочковая магия становилась чудовищно затратной и зачастую просто бесполезной.

Так, то же “Aperio” единоразово требовало силы ощутимо больше, чем “Protego”, изучаемое в Хогвартсе на пятом курсе, однако же сотворить его, помнила девушка, было намного проще, чем “Calefacto”, “Ebulli!” или “Aquamenti”. И даже два, идущих почти одно за другим “Aperio” не вымотали ее так сильно, как, казалось бы, обыкновенное заклинание левитатии, изучаемое в Хогвартсе еще на первом курсе. С другой стороны, если верить описаниям в учебниках, заклинание левитации первокурсники отрабатывали на предметах маленьких и легких, и, самое главное, неодушевленных, не обладающих даже зачатками собственного разума и воли.

В отличие от чар, на трансфигурации ученики, напротив, едва ли не с первого курса тренировались отрабатывать заклинания именно на животных, превращая то мышей в табакерки, то жуков в пуговицы, то ежей в подушки для иголок, то птиц в бокалы. Весьма сомнительно, чтобы подопытные животные сидели спокойно весь урок, пока в них тыкали палками и постоянно во что-нибудь превращали, не пытаясь ни укусить обидчиков, ни хотя бы сбежать. А, значит…

Девушка хлопнула себя по лбу от досады: как всегда, важные и в то же время простые вещи доходили до нее слишком поздно. Конечно же, этих несчастных зверей, птиц, насекомых, и над кем там предлагалось издеваться еще, перед уроками наверняка усыпляли или оглушали заклинаниями! Или, что более вероятно, подмешивали какие-нибудь зелья в еду. И если бы она, Анна Лапина, задумалась об этом раньше, еще когда читала описания к заданиям в учебниках, то справиться с той же крысой ей было бы намного проще! Оставалось лишь надеяться, что этот урок пойдет ей впрок, а пока, чтобы побороть сонливость, Анна достала из рюкзака дневник и написала:

30/31.07.1997

Задумалась. Если этот дневник попадет в чужие руки, несдобровать ни ей, ни Снейпу: кто-нибудь, знающий русский язык, в магической Британии да отыщется. Сжечь надежнее, но… усомнилась Анна, не для того ли она дневник заводила, чтобы упорядочить в своей памяти все события, произошедшие с нею недавно, и связанные с ними мысли? Не для того ли, чтобы не затеряться в череде сменяющих друг друга дней, похожих один на другой?

Вырвала один пустой лист и, отставив на расстояние вытянутой руки, вгляделась в него пристально, пожелав сжечь. Не сразу, но лист занялся: вначале образовалось темное пятно примерно посередине, куда она смотрела. Вот оно провалилось, а на его краях заплясали языки пламени, которые с каждой секундой отодвигались все дальше и дальше, с аппетитом пожирая бумагу. Наконец, середина выгорела полностью, и оставшийся верхний угол листа, ничем больше не удерживаемый, плавно спланировал на пол.

Не став дожидаться, когда догорит оставшаяся у нее руке часть листа, девушка потушила его под краном в раковине, после чего плеснула водой на пол и убрала образовавшуюся грязь. Подумала отстраненно, что хорошо, что пол на кухне не деревянный, как в гостиной, и, самое главное, здесь нет никакого ковра, который вспыхнул бы в мгновение ока. И как плохо то, что “Aquamenti” поддается ей едва-едва: быстрее и проще сделать эти два шага до раковины и открыть кран, чтобы набрать пригоршню воды и залить ею догорающие угольки, чем цедить эту несчастную струйку, невероятным усилием воли конденсируя воду из воздуха. И не подойдет ли заклинание “Exstinguo”, которое она ранее пробовала для гашения света, для гашения пламени?

Тем не менее, эксперимент можно было считать успешным: если она попадется, и у нее изымут записи, она сможет их поджечь одним лишь взглядом, силой мысли. Но… долго… слишком долго… нужно, чтобы бумага вспыхивала и сгорала в мгновение ока — как тринитроцеллюлоза. А, значит, нужно добавить в заклинение больше силы.

Для верности Анна положила очередной вырванный тетрадный лист на принесенный из ванной оцинкованный таз, перевернутый вверх дном. Сама же отошла в противоположный конец кухни и сцепила руки за спиной. Вгляделась пристально в бумажку, напрягая всю свою силу воли, до боли в глазах. Никаких направляющих жестов, только ее магия, ее сила воли — и ничего больше. Ей нужно, чтобы оно вспыхнуло мгновенно, ничего после себя не оставив. Не оставив ничего видимого.

- *Incendo! Сгинь!*

Впоследствии Анна не была уверена, что яркая вспышка огня на фоне мрачно-багряного зарева ей не привиделась. Когда она очнулась, на кухне было совсем темно: созданный ею ранее светлячок, очевидно, развеялся, как только она потеряла сознание. Затекло и неприятно ныло плечо от лежания на полу в неудобной позе.

- Бомм… Бомм… Бомм… — как сквозь сон, раздавался смазанный, приглушенный звон со стороны.

Анна не сразу поняла, что это снова били часы в гостиной. Неуклюже поднявшись на ноги и потирая все еще ноющее плечо, девушка задумалась о том, который был час и как долго она вообще вот так провалялась. Наощупь подошла к окну, в котором виднелся темно-лазоревый квадрат неба. В пять часов было бы уже светлее, подумала Лапина про себя: не то чтобы совсем, как днем, и читать было бы еще нельзя, но предметы были бы различимы уже достаточно четко без дополнительного источника света. Значит, три или, возможно, уже четыре: иначе небо было бы еще более темного оттенка. С начала мая по начало августа утренние и вечерние сумерки длятся долго — но то в Москве; в расположенном южнее Коукворте может быть иначе. Тем более… — хмыкнула бывшая выпускница химфака, — здесь она отнюдь не в высотке живет, так что и наблюдаемая долгота дня будет заметно меньше. В любом случае, медлить не следовало.

С этой мыслью девушка допила остатки чая, уже давно остывшего, вымыла кружку и умылась сама, чтобы прогнать остатки сна. Запихнула обратно в рюкзак тетради и ручку; мантию же, снятую на время водных процедур, надела обратно: утро, даже не самое раннее, было для Анны Лапиной всегда самым холодным временем суток, а досаждавший ей с недавних пор озноб даже не думал проходить. Еще бы! Ведь чтобы восстановить изрядно растраченный магический резерв, нужно было или выпить местный аналог зелья маны, которого у начинающей волшебницы при себе не было, или хотя бы нормально поесть и поспать, а не проводить всякие эксперименты, продолжая колдовать до полного изнеможения.

После того, как часы прекратили бить, в доме снова стало тихо — сейчас, прекратив шуметь сама, Анна осознала это особенно ясно. Ни привычных шумов просыпающегося (или никогда не спящего) города, ни стрекота цикад и сверчков, привычного для окраин. Тишина пугала: казалось, опасность притаилась где-то рядом, и стоит только сделать неверный шаг, повести себя как-то неправильно — и уйти подобру-поздорову, разминувшись с этой самой опасностью, уже не выйдет.

Поддавшись страху, Лапина взяла рюкзак и поспешила к выходу из кухни — чтобы едва не упасть, споткнувшись об оставленный на полу таз, о котором она уже успела забыть. Звук ударов металла о кафель словно пробудил девушку от наваждения: выдохнув и прислушавшись, она обнаружила, что в доме снова стало тихо, и устроенный ею шум никого не разбудил — даже крыс, и тех не было слышно. Наступившая тишина воспринималась теперь естественной и не внушала больше иррациональной тревожности и страха.

Открыла заклинанием замаскированную под книжный шкаф дверь: в гостиной стало намного светлее — достаточно для того, чтобы различать общие очертания предметов, но слишком мало, чтобы рассмотреть положение стрелок на циферблате каминных часов. “Почти половина пятого”, — определила про себя Лапина, подойдя к камину и на несколько секунд засветив “Lumen”. Если бы на улице было хоть немного светлее — как будет минут через двадцать, если бы вид на восход не загораживали многочисленные дома и громады заводов, то, подумала Анна, выглянув в окно, она могла бы уже уйти.

Часы на каминной полке пробили половину пятого, заставив девушку обернуться, и в это же время в камине взметнулись языки пламени, на мгновение осветив гостиную изумрудно зеленой вспышкой. Ошеломленная, Лапина, застыла на месте, широко распахнув глаза и открыв рот. Она… опоздала?! Затем взгляд ее выхватил проход на кухню, по-прежнему открытый, и она метнулась туда, принудительно закрыв за собой фальшивый книжный шкаф заклинанием “Colloportus”.

Сердце бешено колотилось в груди, и, тем не менее, Анна могла различить характерное, уже знакомое шипение и треск за стеной, видела изумрудно-зеленые отсветы, проникавшие в щель под мнимым книжным шкафом. Сколько времени прошло в аналогичной ситуации в прошлый раз, когда в гости пожаловал Альбус Дамблдор? Впрочем, не важно: если Снейп пришел не один, а со своими подельниками, то вряд ли для того, чтобы попить с ними чай-кофе и пожелать удачного дня на прощание, а, значит, боя не избежать. Но что она может противопоставить?

Вспомнив, как обыскивала недавно кухню в поисках полезных припасов, Лапина достала из шкафа бутылку с каким-то алкоголем, подвинула так и лежавший на полу таз и прошмыгнула в угол за створку ведущей из гостиной двери, постоянно открытой настежь. Как раз вовремя: за стеной в гостиной послышались шаги. Анна могла бы только сказать, что кроме нее, в доме еще, как минимум, двое, но на веселую пьяную компанию людей, которым теперь лишь бы проспаться, это не было похоже. Затем скрип продавленного дивана, на который будто бы опустили что-то тяжелое. Это что, Снейп со своей тусовки вернулся в состоянии нестояния, и его “по-дружески” решили проводить не просто домой, но аж до дивана?

К большому разочарованию Лапиной, незнакомец уходить не торопился — а ведь было бы так здорово... Вместо этого он прошелся немного по гостиной — девушка слышала приближавшиеся и отдалявшиеся шаги, не снейповские, совсем другие: не медленные, но и не быстрые — скорее, величественные — и странный тихий, но все же уловимый шелест… из-за мантии?

Наконец, незнакомец заговорил — тягучим и надменным голосом:

- Не перестаю удивляться, Северус, в какой глубокой дыре ты живешь. Вместе с маггловской кровью ты унаследовал и их привычку жить в хлеву, и даже общение с лучшими волшебниками в течение уже многих лет не смогло исправить в тебе эту дурную наклонность. Можно сказать, вся твоя жизнь, Северус, это наглядный пример того, как важно хранить чистоту магической крови и не допускать в наш мир грязнокровок и магглов…

В иных обстоятельствах Анна, вероятно, могла бы сказать, что не уловила в точности смысл фразы, но богатые и выразительные интонации неизвестного пока мужчины не оставляли сомнений: там, за стеной, ярый сторонник чистоты волшебной крови. Если верить Снейпу, последние противостояли Дамблдору, а их дети в Хогвартсе кучковались исключительно в Слизерине. Еще бы: с такой политикой родителей у них там, наверное, родословные настолько идеальные, что не то что в Слизерин, а хоть в британскую королевскую семью отдавай!

- А теперь послушай меня, С-северус-с… — вновь заговорил незнакомец. Голос его стал тихим и вкрадчивым, и Лапина лишь с усилием различала слова. — Темный Лорд тебе доверяет… пока. Ты не хуже меня понимаешь, что не стоит предавать его доверие… — продолжал говорить мужчина, и в голосе его отчего-то угадывалось злорадство. — Я поручился за тебя перед Темным Лордом, но помни: если я выясню, что ты с-солгал, то я не дам даже ломаного кната за твою никчемную жизнь…

Снова звук шагов:

- Homines revelo!

Анна почувствовала, как со всех сторон ее обдул холодный и промозглый ветер — ее обнаружили. Шаги уверенно приближались по направлению к кухне. Незнакомец определенно бывал в доме Снейпа раньше и потому остановился, не дойдя шага или двух до книжных полок, после чего, опять же, вслух произнес:

- Aperio!

Раздался уже знакомый щелчок, и замаскированная под книжный шкаф дверь начала медленно открываться внутрь гостиной. Анна прикинула: шанс ударить первой у нее будет только один — когда снейповский подельник подойдет достаточно близко, чтобы с размаха ударить его кухонной дверью по лбу и затем, пользуясь его замешательством, сразу же добавить бутылкой по голове, выбить палку из рук, а далее — по обстоятельствам — использовать немногочисленные известные заклинания.

Снова шаги — один, другой, третий… пора! Ругательства в адрес Мерлина и звук удара металла о кафель раздались, казалось, быстрее, нежели Анна толкнула дверь.

- Хрясь!

Бутылка со звоном разбилась о затылок незваного гостя, всюду разлетелись осколки. Мужчина, и без того склонившийся от удара дверью по лбу, покачнулся и ничком завалился на пол рядом с оцинкованным тазом, краем мантии задев упавшую следом табуретку.

- *Stupefac!* — добавила Анна для верности, сделав резкий выпад вперед свободной рукой. Незнакомец лишь дернулся и обмяк в ответ: больше ему было не нужно.

Только теперь девушка рискнула рассмотреть незваного гостя подробнее. Это был примерно ровесник Снейпа, только привыкший жить в роскоши и достатке и уделявшего куда больше времени и средств на поддержание своего имиджа. Лапина отметила про себя и длинные густые светлые волосы, в утреннем сумраке отдававшие серебристым блеском — такие наверняка требовали постоянного и тщательного ухода. И широкий длинный плащ из черного бархата с серебряной фибулой. И черный же стеганый, покрытый атласом сюртук с узорным серебряным шитьем. И ярко выделявшиеся на фоне черной одежды холеные белые руки с пальцами, унизанными массивными перстнями-печатками. И, наконец, туфли из кожи — по виду, как бы не змеиной — с узкими заостренными носами и небольшими каблуками, как для танцев.

Подобрала с пола трость, которую при падении уронил незнакомец. Тяжелая и длинная, из полированного черного дерева, с серебряным набалдашником в виде змеиной головы с раскрытой пастью — явно статусный предмет. “А еще такой удобно бить по голове”, — рассудила Анна, задумчиво повертев находку в руках. Происходящее казалось ей все большим сюрреализмом: богач и модник, явно не последний человек в организации, привыкший смотреть на всех, кто не вышел происхождением и достатком, как на навоз, лично доставляет какого-то шестерку-зельевара на дом, да еще остается, чтобы почитать на правах старшего нотации. Более того, этот богач лично поручился за Снейпа перед боссом, что… кажется, он говорил о доверии, но искать в доме отправился почему-то ее, Анну Лапину. Снейп о ней молчал, была уверена Анна, Дамблдор не знал, а, значит, ее предположение о магических крысах-шпионах оказалось, к сожалению, не так далеко от истины.

Снова посмотрела на лежавшего на полу мужчину. Темное, разлитое на полу вино в предрассветных сумерках напоминало кровь. Рядом же лежал оставленный ею осколок бутылки в виде горла с острыми краями у расширения — такие, как слышала Лапина, назывались “розочками”. Положив трость на пол, Анна задумалась, не убила ли она случайно незнакомца, и, словно в ответ на ее мысленный вопрос, тот застонал и даже попытался неуклюже подняться, но снова завалился на пол.

- А… Северус… что со мной? У меня болит голова… — заговорил он слабым и хриплым голосом, так и не придя, однако в себя до конца.

Лапина выдохнула с облегчением, чувствуя, как от волнения бешено колотилось сердце в груди. Мужик жив, и ей не придется ломать голову над тем, что делать с трупом и куда его девать. Этот тип должен уйти из дома своими ногами, желательно так же, как и пришел. Но если он очухается, то ей несдобровать: он или перебьет всех, или сбежит и сдаст боссу, а после вернется с подмогой. И еще неизвестно, как поведет себя Снейп — и будет ли вообще способен на осмысленные действия.

Меж тем светало, и Анна понимала, что у нее все меньше оставалось времени: только в сумраке она могла обмануть чужие глаза или скрыться, и мгла была ее верной подругой, с каждой минутой слабевшей. В воздухе ощутимо пахло разлитым на полу вином: Анне Лапиной обычно запах вина не нравился — смесь спирта с какой-то кислятиной — но у этого угадывались приятные сладковато-терпкие нотки. А что если?.. В самом деле, почему бы не привести модника-блондина в состояние алкогольного опьянения! Тогда субъект сможет идти сам, но не будет понимать, что происходит вокруг, а, проспавшись, ничего не вспомнит.

Покопалась в шкафу с алкоголем, далеко не сразу найдя бутылку с виски; впрочем, о том, что это виски, девушка судила исключительно по запаху напитка — крепкому спиртному с примесью каких-то трав и масел. Налила в стакан и поднесла ко рту лежавшего на полу мужчины, который чего-то опять промычал. Быть может, это решение и было принято под действием витавших в воздухе алгокольных паров, но тогда оно казалось бывшей выпускнице химфака не просто действенным, но до простого изящным и гениальным.

- Вот, выпей зелье, — прошептала Анна: голос для девушки у нее был достаточно низкий, но до баритона Снейпа ей было бы никак не дотянуть.

Блондином послушно выпил один стакан, затем другой, третий, прежде чем заметил, что поданное ему зелье никак не помогало ему от головной боли, но как-то странно обжигало горло.

- Дрянь!..

- *Stupefac!* — вновь оглушила его Анна, хотя мужчина не делал попыток подняться, но только тихо и бессвязно ругался: наверное, так мог бы вести себя человек с похмелья.

- *Stupefac!* — повторила она для верности и едва ли не впервые за прошедшие полчаса (часы только что отбили в гостиной) поблагодарила про себя Бога: ей просто невероятно повезло, что этот блондин в черной мантии так и не понял, ни что именно она ему давала, ни что перед ним вовсе не Северус.

Для дальнейших действий, как полагала Лапина, ей понадобится уже волшебная палочка. Снова подняла с пола трость и повертела ее в руках: такой можно не только по голове бить, но и спрятать внутри оружие — стилет или ту же волшебную палочку. Еще трость сама по себе могла выступать в качестве магического посоха или жезла: в прочитанных фэнтези-книгах и известных компьютерных играх посохи и жезлы нередко использовались магами для усиления собственного колдовства или же для сотворения каких-то определенных заклинаний, на которые они были заряжены. Но все эти догадки были совершенно бесполезны, ведь она не имела ни малейшего представления о том, как магический жезл использовать, если трость была именно им, ни как извлечь волшебную палочку, даже если последняя действительно была запрятана внутри. С другой стороны, вспомнила Лапина, в доме в это же время был еще один человек, у которого можно было беспрепятственно позаимствовать подходящий ей инструмент.

Открыв и застопорив потайную дверь табуретом, девушка вышла в гостиную, с недовольством про себя отметив, что стало еще светлее. Солнце, очевидно, уже встало, и это лишь вопрос времени, когда оно поднимется достаточно высоко для того, чтобы полностью развеять царящий в доме сумрак. Снейп, как предполагала Лапина, действительно лежал на диване и выглядел откровенно плохо: на бледном лице застыла гримаса боли; темнели круги под глазами; под носом виднелись остатки запекшейся крови. На всякий случай потрогала сонную артерию на шее: жив — и заодно прислушалась: дышал Снейп слабо, прерывисто и неровно — на недавнем собрании ему, очевидно, немало досталось.

Попыталась припомнить, откуда именно зельевар доставал свою палочку раньше — ведь мантии он дома не носил. Точно не из кармана брюк — это даже выглядело бы смешно. Еще смешнее выглядело бы, если бы палочка болталась снаружи на перевязи, точно меч или шпага — и это бы сразу бросалось в глаза. А что если… Снейп резко разводит руки перед собой, и в правой у него оказывается палочка, по-своему длинная… Снейп вскидывает правую руку вверх — и волшебная палочка снова зажата у него в ладони…

Анна заморгала и помотала головой, возвращаясь в реальность. Откинула край черной бархатной мантии с черной же шелковой подкладкой и серебряной фибулой — прямо, как у холеного блондина на кухне: у членов организации это было, видимо, что-то вроде формы. Расстегнула левый рукав уже знакомого ей темно-серого викторианского сюртука со множеством пуговиц — правше ведь удобнее выхватывать оружие слева — но вместо волшебной палочки обнаружила на предплечье зельевара черную рельефную татуировку в виде выползающей из черепа змеи. Татуировка кровоточила и исходила жаром; рисунок ее казался Анне смутно знакомым, будто она уже видела похожее изображение, причем совсем недавно. Девушка глубоко вдохнула и выдохнула: выяснять, откуда у Снейпа эта странная — явно магическая — татуировка и зачем он ее сделал, было сейчас не самое подходящее время. Ей же необходимо учиться хладнокровию и спокойствию — как при поддержании окклюментивных щитов: татуировка — наверняка не последняя мерзость, что встретится ей в магическом мире; да и с самой татуировкой тоже не помешало бы разобраться… позже.

Методом исключения палочка обнаружилась на правой руке, закрепленная в узких кожаных ножнах на ремешках, которые, к счастью, оказалось достаточно легко снять. Длинная, черная и тонкая, с утолщенной резной рукоятью — это все, что Лапина пока могла сказать о ее виде — палочка отозвалась приятным теплом в ладони, как нечто знакомое и, как ни странно, понятливое. Примериваясь к волшебной палочке, бывшая выпускница химфака даже задумалась о том, что, по-видимому, должно быть какое-то соответствие между силой и магическими способностями, характером и темпераментом самого волшебника или ведьмы, и, наконец, параметрами его или ее палочки: длиной, материалом, наличием и формой резьбы. Впрочем, гипотезы могли подождать.

Расстегнув серебряную фибулу у шеи, приподняла тело Снейпа с помощью заклятия левитации и быстро вытащила из-под него мантию свободной рукой: маскировка лишней не будет. Откуда-то вывалилась уже знакомая маска из светлого металла с травлеными узорами. Нет, позже… позже она обязательно расспросит Снейпа, что он забыл среди этих психов-террористов, которые средь бела дня нападают на мирных жителей, убивают и мучают людей, а пока… накинула на себя бархатную черную мантию, которая оказалась для нее слишком тяжелой и длинной, низко надвинула на лоб капюшон — и с палочкой наизготовку отправилась на кухню.

Блондин по-прежнему лежал на полу и что-то невнятно стонал: сейчас, с палочкой в руках, Лапина совершенно его не боялась — несмотря на то, что при прочих равных умела она значительно меньше, чем взрослый тренированный колдун, впитывавший в себя разнообразные магические искусства, что называется, еще с младых ногтей. Осмотрела его левую руку — такая же татуировка, только чистая, без крови. Если мантию и маску мог надеть каждый, имевший при себе соответствующий реквизит — вот, как она сейчас — то татуировка, очевидно, выдавала принадлежность к организации и, судя по Снейпу, вряд ли служила исключительно для того, чтобы отличать “своих”.

- *Resuscita!* ⁽³⁾ — мысленно произнесла девушка, направив палочку на снейповского компаньона, и, пока тот не успел до конца проснуться, добавила:

- *Legilimens!*

Не имея соответствующего навыка, она не пыталась проникнуть в голову к незнакомцу. Но, надеялась Лапина, пока он не проснулся до конца, а его реакция замедлена алкоголем, пока подсознание еще не успело уступить место сознанию, его память будет особенно уязвима для внушения извне.

- Ты после собрания ушел со своим приятелем Северусом Снейпом. Вы вместе выпили… по две бутылки виски… каждый. После этого ты вернулся домой. Пора… — монотонно нараспев вещала Лапина, пыталась подражать телевизионным шарлатанам-экстрасенсам, которых много и часто показывали в 1990-х и 2000-х годах.

Мужчина все это время лишь отрешенно кивал в ответ — взгляд его оставался расфокусированным и мутным.

- Д-домой, — проговорил он, запинаясь, и попытался подняться.

Лапиной пришлось помочь ему и подставить свое плечо. Так, пошатываясь, блондин вместе с, как он думал, Северусом, проследовал в гостиную, не замечая, что его приятель внезапно стал ниже ростом и изменился в телосложении. Анна намеренно провела его позади дивана, чтобы тело Северуса Снейпа, по-прежнему пребывавшего без сознания, не бросалось сразу в глаза.

Просчет и, самое главное, неосуществимость своего плана девушка поняла очень быстро: она совершенно не представляла, как перемещаться каминами! Спросить об этом у Снейпа после визита Дамблдора она забыла, а в выданных им учебниках вопросы перемещения магическими способами не рассматривались даже в теории.

Она не умела аппарировать (ее перемещение во времени тому подтверждение). Но даже если бы умела, то не имела ни малейшего представления о том, где снейповы подельники живут и где они могли бы бывать. И, самое главное, если этого богача и модника-блондина будут искать (а такого искать непременно будут), то неизбежно придут сюда, в дом Северуса Снейпа в Ткацком тупике в Коукворте — потому что именно с Северусом Снейпом все их общие знакомые видели его в последний раз.

В отличие от Анны Лапиной, помянутый блондин был, однако, волшебником со стажем: пользоваться каминной сетью было для него не внове, да и в доме у своего давнего приятеля Северуса Снейпа он бывал уже не в первый раз. Так что, пока бывшая выпускница химфака паниковала, не зная, куда бы сплавить подальше совершенно незнакомого ей постороннего мужика, пришедшего в дом незваным гостем, этот самый мужик, неуклюже пошарив по каминной полке, достал оттуда небольшую жестяную коробочку, в которой хранился темный порошок.

- С-северус!.. — заикаясь, протянул он повелительным тоном.

Не будучи в точности уверенной в том, что именно от нее хотели, Лапина разожгла огонь в камине с помощью “Incendo”. Мужчина, половину рассыпав, кинул щепотку порошка в огонь — тот окрасился в яркий изумрудно-зеленый цвет.

- М-малфой-м-мэнор!.. — сказал он заплетающимся языком и, в очередной раз пошатнувшись, шагнул вперед, с треском и шипением исчезнув в зеленых всполохах пламени.

У-уф… Лапина скинула мантию и, плюхнувшись в продавленное кресло, утерла рукой пот со лба. Пожалуй, она никогда еще не рисковала так в своей жизни — не рисковала сознательно. Ей повезло! Невероятно повезло! Слава тебе, Господи!

В камине догорали языки зеленого пламени. Анна отстраненно подумала, что, хотя рано утром в доме прохладно, летом горящий камин ни к чему. Неуклюже прибила остатки пламени кочергой: сейчас, когда прямая опасность миновала, и ее накрыл адреналиновый откат, мысли текли медленно, неповоротливо и вяло; подрагивали руки, дрожали пальцы, дрожь ощущалась во всем теле.

Угли в камине уже не горели, но камин по-прежнему оставался “открыт”, все так же отстраненно подумала Лапина, и сюда в дом может заявиться кто угодно, кто знает адрес: например, оклемавшийся блондин и прочие из их гоп-компании в балахонах и масках. Или Дамблдор. Камин нельзя оставлять открытым… наверное, есть специальное заклинание. Девушка не помнила, чтобы оное встречалось ей раньше, но все же, не особенно надеясь на успех, принялась искать в своей тетради.

Пальцы дрожали от волнения, глаза смотрели, но словно бы не видели, взгляд с трудом сосредотачивался на строчках. В конце концов, просмотрев каждую страницу, как минимум, два раза, но так и не найдя ничего подходящего, Лапина с разочарованием и облегчением одновременно закрыла тетрадь. Она изначально не надеялась на успех, но ей нужно было успокоить свою совесть, своего внутреннего критика — что она не поленилась, потратила свое время, что она попыталась. Теперь предстояло разобраться со Снейпом, который по-прежнему пребывал без сознания.

Сейчас, когда стало еще светлее, гримаса боли явственнее проступила на его лице, черты заострились. Тело… в прошлый раз Анна не обратила внимания, но теперь видела, что и оно было сведено судорогой, как от боли, но не расслаблено, как у человека, просто упавшего в обморок. В медицине девушка не разбиралась, диагностических заклинаний не знала, хотя догадывалась, что они существуют, и потому могла лишь гадать, достаточно ли Снейпу просто отлежаться на диване, или он может умереть, если ему не оказать помощь вовремя, и в чем именно эта помощь должна заключаться. И ведь не так давно она рассуждала о том, что у волшебников должен быть свой аналог “скорой помощи”, пыталась расспросить Снейпа о средствах экстренной связи, но он лишь тогда от нее отмахнулся!..

Блондин говорил о том, что поручился за Снейпа перед Лордом, и намекал на возможное недовольство этого самого Лорда, если Снейп не оправдает его доверия. Анна помнила, как те маги-террористы из 2011-го года, что напали на поезд и одевались как члены ку-клукс-клана, любили раскидывать налево и направо заклятие, звучавшее как “Crucio”, от которого люди корчились, как от страшной боли. Она слышала об организациях и культах, где пытки “своих” использовались для поддержания внутренней дисциплины, устрашения и искоренения всяческого инакомыслия.

С другой стороны, это был явно не первый раз, когда Снейп ходил на собрания к Лорду — и со слов Дамблдора, и из напечатанного в “Пророке” можно было сделать вывод, что вся эта заварушка тянулась, как минимум, уже несколько лет. У Снейпа было достаточно времени, чтобы изучить характер одного из своих “боссов” и подготовиться на случай, если не удастся избежать “горячей руки” и “плохого настроения” этого самого “босса”. То есть, будучи зельеваром, Снейп обязан был иметь при себе походную аптечку с разными зельями и прочими медикаментами на все случаи жизни. Однако ни сумки, ни вещмешка, ни саквояжа — ничего из того, чтоб можно было бы использовать хотя бы как самую плохую переноску для медикаментов — Анна при Снейпе так и не обнаружила.

Это в играх достаточно было щелкнуть на тело поверженного противника, чтобы просмотреть его вещи и переместить их к себе в инвентарь. Мародерство по сути — в играх никакого отвращения оно не вызывало: так, дело житейское — что-то можно продать, а что-то оставить своему персонажу или передать спутникам. Сейчас же, в реальности, Лапина почувствовала себя невероятно мерзко, стоило ей только представить, как она будет обыскивать Снейпа, осязая одновременно очертания его тела.

Брезгливо поморщившись, запустила ладони в наружные карманы сюртука и вывернула их наизнанку. На поверку изнутри оные оказались такими же маленькими и тонкими, какими виделись снаружи, и выполняли скорее декоративную функцию; максимум, что в них можно было бы положить, это сложенный лист бумаги или свернутый носовой платок, который Анна обнаружила в итоге. Развернула — простой белый платок без рисунка, кружева, вышивки, инициалов и прочего — и, свернув чуть менее аккуратно, отложила на столик рядом. Задумалась: с одной стороны, учитывая, что Снейп, как она предполагала, был двойным агентом, это говорило в его пользу, что при поверхностном досмотре при нем нельзя обнаружить ничего, что указывало бы на его умения, личные связи и привязанности, которыми можно шантажировать. С другой… оно же означало, что ей придется искать дальше.

Перевела дух и, сглотнув застрявший в горле ком, принялась медленно, дрожащими пальцами, расстегивать многочисленные пуговицы на сюртуке зельевара. Лапиной никогда еще не доводилось раздевать мужчин самостоятельно, а потому процесс вызывал у нее глубокое отвращение и страх, пусть делала она это вовсе не для того, для чего делают обычно.

Анна помнила, что под темно-серым сюртуком, обычно застегнутым наглухо на множество пуговиц, Снейп носил белую рубашку: края ее воротника и манжет всегда немного выглядывали, составляя яркий контраст как с темной тканью сюртука, так и с землисто-смуглой кожей мужчины. Сейчас же белоснежная прежде рубашка пропиталась потом и кровью, а высокий и жесткий воротник-стойка — похожие были в моде в первой половине XIX века — явно мешал дышать.

Расстегнула верхние пуговицы и раздвинула в стороны края рубашки — зельевар тут же вдохнул полной грудью. Не просыпаясь, жестко взял девушку за руку и, дойдя до сгиба локтя, отпустил. Анна только недоуменно покачала головой и потрясла рукой, словно хотела избавиться таким образом от последствий захвата: не хватало еще, чтобы подобное повторилось, пока она будет обыскивать его дальше.

Из патронташа на поясе брюк девушка по очереди извлекла узкие флаконы цилиндрической формы и перенесла их на столик рядом с диваном, стараясь по возможности ставить подальше от края — чтобы ни самой не задеть случайно, ни чтобы Снейп не снес, когда проснется. Еще часть флаконов обнаружилась во внутренних карманах сюртука, в специальных картриджах. Вытерла мужчине кровь с лица влажным платком — тем самым, что извлекла у него же из кармана. Затем сняла туфли с ног — нечего на диване в обуви лежать. И вообще, чем меньше на больного давит всякого разного, тем лучше. Не придумав ничего другого, туфли Анна отнесла в прихожую, одновременно осмотрев их со всех сторон: выглядели они, может быть, не такими модными, как у того блондина-богача, но сделанными добротно и качественно, из хорошей кожи. Вернулась в гостиную: нужно было разобраться с зельями.

Внимательно осмотрела флаконы: все они были сделаны из толстого стекла и закрыты стеклянными же пробками с притертыми шлифами на вакуумной смазке — чтобы исключить возможность случайного открытия или протечки. Хотя, тут же поправила себя бывшая выпускница химфака, скорее всего, это воск, а не силоксан, апиезон или сквалан ⁽⁴⁾: вряд ли волшебники при своей малочисленности, соответствующих производственных мощностях и альтернативном пути развития в целом стали бы отдельно развивать нефтехимию и химическую промышленность. Еще, подумала Лапина, флаконы, по всей видимости, дополнительно заколдованы на прочность: ведь Снейп наверняка падал и, возможно, катался по полу, пока его пытали — обычное стекло вроде того, из которого изготавливают парфюмерные фиалы, вряд ли бы выдержало подобные испытания.

Все склянки были снабжены этикетками с подписями: судя по всему, даже Снейп отнюдь не надеялся на свое всезнайство и память. На этом хорошее заканчивалось и начиналось… не очень хорошее. Подписи, выполненные в подражание готическим маюскулам и минускулам, с непривычки тяжело читались. Названия и внешний вид подавляющего большинства зелий казались совершенно незнакомыми даже по теоретическим описаниям; вероятно, часть из них изучали в Хогвартсе уже только на шестом-седьмом курсах, часть вообще не входила в школьную программу, а некоторые и вовсе являлись личными разработками Снейпа. Дополнительные пометки, записанные заостренным размашистым почерком с сильным наклоном вправо, без должного предзнания можно было интерпретировать как угодно: постороннему человеку — даже специалисту в смежной области, они не могли сказать ровно ничего.

Вот, например, “Anodynum Magnum” — подвижная опалесцирующая жидкость насыщенно-бирюзового цвета, плавно переходящего в лазурный. В переводе с латыни означает “Сильное обезболивающее” Но действительно ли это обезболивающее и только обезболивающее? Или какой-нибудь наркотик или яд?

Из всех изъятых у Снейпа зелий Лапина узнала лишь укрепляющий раствор и настойку бадьяна. Первый выглядел как подвижная опалесцирующая жидкость насыщенно-бирюзового цвета и, согласно учебнику за пятый курс, должен был способствовать заживлению небольших ран и излечению от слабых проклятий. Вторая представляла собой густую коричневую жидкость и предназначалась для заживления больших и глубоких порезов и ран, которых на теле Снейпа, к счастью, не было — если не считать зловещей татуировки, до которой девушка даже боялась дотрагиваться.

Снова рассмотрев на свет флакон с Укрепляющим раствором, Анна задалась вопросом о дозировке: объем во флаконе был, очевидно, намного меньше стандартной порции, что предлагалась рецептом в учебнике, но одна ли здесь доза? Пусть имевшиеся в науке магического мира подходы и методы застряли на уровне конца XIX — начала XX веков, вряд ли волшебники повсеместно руководствовались принципом “кашу маслом не испортишь”, а о том, что неправильная дозировка могла превратить лекарство в смертельный яд, знали еще в античности.

С другой стороны, если попытаться рассмотреть и использовать все имевшиеся в наличии данные (а такой подход тоже не всегда бывает верен), то можно заметить, что у того же флакона с настойкой бадьяна пробка полая: сверху на нее надет небольшой резиновый палец; снизу же она переходит в короткую, на удивление градуированную (!) пипетку с носиком. Из этого следует, что, во-первых, настойку бадьяна необходимо капать прямо на открытую рану; во-вторых, для этого зелья чрезвычайно важна дозировка — поэтому флакон дополнительно снабжают пробкой-пипеткой. Флакон же с укрепляющим раствором закрыт обычной притертой пробкой — значит, он уже содержит только одну дозу или же его содержимое можно достаточно легко разделить на несколько дозы.

Вливать Снейпу сразу весь флакон Анна не решилась, ограничившись неполной чайной ложкой (отметив про себя, что объем жидкости в склянке уменьшился приблизительно на четверть). Приподняв голову Снейпа одной рукой, осторожно влила ему зелье в рот другой. Помассировала зельевару горло, чтобы лекарство лучше прошло внутрь: по крайней мере, надеялась Лапина, укрепляющим раствором в таком количестве она точно не навредит.

* * *

Девушка устало рухнула в кресло и потерла виски — казалось, она сделала все, что зависело от нее в нынешних обстоятельствах, и теперь имела полное право позаботиться о себе. Накануне ночью она спала совсем мало, и теперь ей нужно было поспать хоть немного, чтобы голова не перестала соображать окончательно. Царивший в комнате сероватый полумрак убаюкивал: Анна думала, после стольких переживаний, после такого нервного напряжения она отключится мгновенно, но вместо этого дала свободу самым разным мыслям, дотоле сдерживаемым, но теперь настойчиво роившимся в ее голове.

Так, Лапина внезапно задумалась о том, что Снейп хоть и таскал на себе целую аптечку, но никак не смог бы мгновенно добраться до любого из своих зелий сам, когда в этом возникла бы необходимость. Скорее, это был вариант для человека в бегах, который не имея ни лишнего времени, ни подходящего оборудования, опасаясь выдать себя лишними передвижениями и прочими признаками жизнедеятельности, вынужден постоянно таскать все свои запасы с собой. Или Снейп, подобно профессору Вэнсу, другу и наставнику Гордона Фримена из “Half-Life”, таки успел овладеть навыком мгновенной телепортации небольших предметов на короткие расстояния? И вроде бы такое заклинание, меняющее рядом стоящие предметы местами, упоминалось в учебнике трансфигурации. А какие еще из известных ей заклинаний могли бы подойти? “Accio”? “Locomoto”?

Или… Анна открыла глаза, уставившись в покрытый многочисленными трещинами потолок, мимоходом про себя отмечая, что здесь побелка — в отличие от ее теперь уже бывшей спальни — пока еще держалась, хотя успела слегка закоптиться от свечей и камина. Или все дело в том, что прежде она не позволяла себе сомневаться, но теперь ей показалось важным ответить на все эти вопросы: а сделала ли она все, что было в ее силах? насколько адекватно относительно имевшейся ситуации она вообще поступала? Прошлое — уже совершенное — изменить нельзя, но еще можно попытаться повлиять на будущее. А для этого нужно проанализировать собственные поступки и принятые недавно решения. Понять, где были допущены ошибки, в чем они заключались и можно ли было избежать хотя бы части из них в имевшихся условиях, таким образом формируя для себя опыт.

Преодолев собственную усталость и лень, девушка неуклюже поднялась с кресла и направилась в прихожую. До сих пор ее не покидала мысль, что она поступила по-глупому, только усложнила себе задачу, убежав на кухню вместо того, чтобы просто покинуть дом. Что пока модный блондин укладывал Снейпа на диван, ходил по гостиной и произносил свои пафосные речи, она успела бы убежать пусть не слишком далеко, но достаточно, чтобы ее уже невозможно было увидеть со входа, а заклинание "Homines revelo" вряд ли бы сработало на открытом пространстве.

Если бы Снейп вернулся позже — неважно, один или со своим подельником-блондином — она, подумала Лапина, спокойно бы покинула дом: на улице после пяти часов было бы уже достаточно светло, чтобы идти быстро, не рискуя переломать ноги или упасть в люк. Но, прежде чем окончательно пойти своей дорогой, не помешало бы вернуть ключ хозяину. Тут все просто, рассудила Лапина: она бы просто закинула ключ через забор на задний двор — на это хватило бы даже ее весьма невеликих умений в спорте. А дальше… Снейп — волшебник, заклинание “Accio” знает, так что и в дом попадет, и ключ найдет, и ему даже не придется для этого наклоняться и пачкать руки.

С другой стороны, тут же возразила Анна самой себе, если бы она покидала дом в спешке, опасаясь преследования, то ключ пришлось бы забрать с собой, и, учитывая, с чем ей пришлось столкнуться нынешним утром, это была бы далеко не самая важная проблема для Северуса Снейпа. Ключ… девушка опустила взгляд к замочной скважине и только теперь заметила, что ключа не было. Попыталась потянуть на себя дверь, одновременно нажав на ручку — заперто. Беспокойно огляделась по сторонам, особо задержав взгляд на крючках для верхней одежды — но и там ключ не обнаружила. Если Снейп был уверен, что она сможет уйти сама, если он оставил ей подобную возможность, то явно переоценил ее способности!

Устало выдохнув, девушка опустилась на полку для обуви, чувствуя, как внутри ее била мелкая дрожь и нарастала тревога. Она точно помнила, что Снейп не показывал ей ключ раньше и, тем более, никогда не давал с собой: даже когда она ходила в магазин за продуктами, то, возвращаясь, должна была постучать определенным образом — Снейп еще саркастически шутил по этому поводу, что “с такой простейшей задачей справится даже твердолобый хаффлпафец”. В любом случае, отметила Анна главное, она через эту дверь уже проходила — и каждый раз Снейп открывал ее изнутри или не запирал вовсе. Ведь потом она стала не только ходить в магазин за продуктами, но и просто гулять на улице, понемногу исследуя район — и Снейп ее уже не ждал и не отчитывал на тему того, где она так долго была вместо того, чтобы заниматься полезными делами дома. Она просто толкала дверь и входила, а Снейпу, по большей части, было просто не до нее, чтобы постоянно следить за ней и отчитывать.

Быть может, дверь открывается с помощью магии? Анна встала и, выставив руки ладонями вниз, чуть наклонив их вперед, прошептала:

- Aperio!

Светло-голубая вспышка заклинания показалась ей сейчас особенно короткой и бледной. Пошатнувшись, с трудом сохраняя равновесие, опираясь о стену, девушка опустилась на дощатый пол и принялась глубоко дышать, пережидая, когда пройдут серые мошки перед глазами. Наверное, она слишком устала и не восстановила толком силы, пока лежала в кресле, и потому заклинание не сработало. Или, шептал внутренний скептик, она заранее была уверена, что использовать “Aperio” бессмысленно: двери с врезным или навесным замком можно открыть только с помощью “Alohomora”, если нет ключа. И Снейп знал, что к заклинанию “Alohomora” она без палочки не способна.

Или… Анна мотнула головой, она по-прежнему упускала нечто очевидное — очевидное, в первую очередь, для Снейпа, если считать, что он все же не желал ей зла. Мысленно попыталась себя поставить на место зельевара, чтобы представить возможный ход его мыслей. Снейп жил один, и его род деятельности, как она убедилась недавно, был связан с огромным риском для жизни. Как правило, когда человек знает, что может не проснуться однажды, он оставляет запасные ключи кому-нибудь из родственников или друзей — кому доверяет. Но, во-первых, не похоже, чтобы в окружении Снейпа были люди, которым он мог бы хоть сколько-нибудь доверять: Дамблдор его использует и, мягко говоря, не уважает, и Снейп не может этого не чувствовать; богач и модник-блондин из противоположного лагеря вообще в открытую презирает и не считает даже полноценным человеком; а тамошний босс и вовсе готов на месте замучить и убить; прочих же Снейп презирает сам. А во-вторых и в-главных, наверное, Снейп, будучи волшебником, сам общался исключительно с волшебниками, а для последних, как уже неоднократно убедилась Лапина, в порядке вещей ходить по чужим домам через камины.

Ключ — это нечто из далекого детства, уже полузабытого. Будучи ребенком и живя среди обычных людей, не-магов, Снейп — особенно еще до Хогвартса — волей-неволей был вынужден подчиняться существовавшим в местном обществе подходам, правилам и ритуалам и вести тот же образ жизни, что и другие дети его возраста. 1960-1970-е — годы, на которые с набольшей вероятностью пришлось детство Снейпа. Это было время, когда детский труд был уже давно запрещен, и дети, предоставленные сами себе — потому что родителям было просто не до них — с охотой проводили время на улице, где легко можно было найти примитивные, зато бесплатные и потому доступные развлечения для жителей городских трущоб.

Анна помнила документальные фотографии тех лет ⁽⁵⁾ — и где-то продолжали так жить, наверное, еще в 1990-е годы. “Поколение с ключом на шее”, — говорили о таких детях, которые после школы весь остаток дня (а в каникулы — тем более) слонялись по улице и родителей, живя с ними в одном доме, почти не видели. Но, также знала девушка по рассказам старших, не все родители (или бабушки-дедушки) доверяли детям запасные ключи: ведь дети — невнимательные и глупые, потеряют ключ и не заметят — а потому нередко клали ключи под коврик перед дверью или оставляли соседям. Вариант с точки зрения безопасности так себе, но тогда, еще в Советском Союзе, было принято доверять друг другу и, казалось, не могло быть иначе.

Насколько сильно отличался в данном отношении менталитет людей, населявших рабочие кварталы в Англии, Лапина могла лишь гадать, но это была хоть какая-то зацепка. Откинула половик у двери и приподняла единственную незакрепленную доску, для чего пришлось сходить на кухню за ложкой. В небольшой, но достаточно глубокой выемке лежали ключи. Все было сделано настолько качественно, что тайник, несмотря на видимую его простоту, нельзя было обнаружить, просто наступив на соответствующую доску. Один из найденных ключей действительно подходил к замку — провернув его с некоторым трудом, Анна потянула на себя дверь и едва не вывалилась на улицу, споткнувшись о дверной порог.

Некоторое время девушка просто стояла на пороге, опираясь о дверной косяк, и, подставляя лицо жидким солнечным лучам и слабому ветру, будто бы заново разглядывала лениво плывущие по небу облака, ряды одинаковых домов, уходящих вдаль, к заброшенным заводам и фабрикам, мрачными громадами возвышавшимся над городком, и изредка пролетающих птиц. Ее не покидало странное чувство, как если бы она внезапно выбралась на свободу после долгого заточения или бесцельного блуждания по темным подземным лабиринтам: прежде — благодарение Богу — в своей прошлой жизни ей не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.

Наконец, Лапина вернулась в дом и, заперев дверь обратно, опустилась на пол, беззвучно и горько рыдая, вместе со слезами выпуская все накопившееся напряжение, все страхи и сомнения, к которым она прежде запрещала себе прикасаться. Ей легче было думать, что у нее уже был хороший шанс выжить, который она по-глупому упустила, чем что она выживет в очередной раз исключительно благодаря случайности и невероятному стечению обстоятельств.

В самом деле, она ведь могла только надеяться (!) — но никак не рассчитывать всерьез, что тот же снейпов подельник поведет себя нужным именно ей образом: что не окажется достаточно внимательным, по-глупому подставится, споткнется и тому подобное. И в то же время, поступи она, на первый взгляд, разумно — если бы попыталась сбежать из дома, как все нормальные люди, через дверь — тот блондин обнаружил бы и убил ее раз десять, пока она искала бы ключи.

Анна понимала: Снейп не желал ей смерти. Если бы она с самого начала действовала хладнокровно и разумно, не поддаваясь сиюминутным порывам, то заранее обнаружила бы все имевшиеся на пути препятствия и, соответственно, стала бы искать и пробовать способы их устранения. Но чего она не могла понять: почему Снейп, взрослый мужик, ученый-зельевар, к своим 30-40 годам до сих пор не уразумел, что реальность вовсе не обязана соответствовать его ожиданиям и представлениям о ней?! К чему в условиях и без того смертельной опасности было устраивать этот странный интеллектуальный квест? Придумай, найди…

Только сейчас она разрешила себе думать о том, что могла в это утро погибнуть. С самого начала она пошла по пути если не заведомо проигрышному (как показала практика), то определенно более сложному и опасному. В самом деле, какова вероятность, что волшебница-самоучка, без году неделю знакомая с магией, сможет одолеть в схватке один на один взрослого, обученного и, самое главное, вооруженного и физически более сильного колдуна? Но, просчитывая свои действия, осознавая в глубине души свою неминуемую гибель, Анна Лапина буквально запрещала себе об этом думать, готовясь сражаться до последнего — любой ценой. Потому что… допустить мысль о своей смерти — значило подчиниться страху и заранее сдаться, обрекая себя на смерть.

* * *

Анна не заметила, как задремала там же, на полу в прихожей. Очнувшись, положила на место доску и коврик, ключи же предусмотрительно повесила на крючок. Казалось, будто случившееся недавно произошло с ней и не с ней одновременно, но буря миновала, и нужно было жить дальше: заниматься повседневными делами, как-то решать возникшие проблемы.

Было очевидно, что ее планы покинуть дом зельевара и попасть, наконец, в Косой переулок, накрылись медным тазом: судя по тому, как ярко светило солнце, пробиваясь сквозь дверное стекло, время приближалось к полудню или около того. Анна прикинула: пока она доберется до вокзала, пока доедет на поезде до Лондона, будет, конечно же, еще не поздно, чтобы прям темно, но времени на поиск Косого переулка будет у нее намного меньше. Да и неизвестно, до скольки там работают магазины: может быть, в пять-шесть часов все уже закрывается. А волшебная палочка в Косом переулке, полагала Лапина, будет ей просто необходима: и чтобы защитить себя; и чтобы доказать свою магическую состоятельность, оградить от возможной дискриминации, учитывая распространенное среди магов негативное отношение к сквибам.

К тому же, чувствовала Анна, она не имела права уйти вот так, бросив лежащего без сознания Снейпа, которого не то избили, не то прокляли какой-то магической гадостью, на произвол судьбы. Проверила сонную артерию — жив: это вселяло спокойствие и надежду. Не то чтобы она внезапно прониклась состраданием и прочими возвышенными чувствами к болезному — скорее, это был вопрос выгоды и собственного выживания: во всяком случае, девушка не представляла, что делать, если бы Снейп умер, чтобы не “засветиться” при этом самой.

Осмотрела руку с татуировкой — та больше не кровоточила, но по-прежнему казалась какой-то неправильной, будто бы… живой? Будь это обычная рана, Анна бы ее промыла, обработала йодом и забинтовала — благо, все нужные предметы она купила еще раньше в аптеке здесь, в Коуворте. Но явно магическую татуировку, на которую даже просто смотреть было страшно и противно, трогать не решилась.

Далее наступила очередь кухни, где нужно было убрать битое стекло, отнести в ванную таз и вымыть пол, а после подготовить ингредиенты и поставить вариться мясной бульон. Снейп сейчас на положении больного, а потому бульон будет ему полезен или, во всяком случае, не навредит. К тому же, готовить что-то более сложное и замысловатое было просто лень.

Время от времени Анна возвращалась в гостиную — проверять состояние зельевара. Когда тело Снейпа в первый раз выгнула жуткая судорога, девушка изрядно испугалась, но все же ее соображения хватило, чтобы вначале вставить ему между зубов ложку, а затем, когда острая фаза приступа миновала, влить в рот очередную порцию Укрепляющего раствора. Когда Лапина вернулась в следующий раз, некоторое время спустя, тело Снейпа била крупная дрожь, а кожа казалась холодной наощупь. Можно было только гадать, было ли это побочным эффектом Укрепляющего раствора или же сочетанием эффектов наложенного ранее проклятия и выпитого зелья. Не придумав ничего лучшего, Лапина укрыла мужчину его же плащом, выключила нагрев под бульоном, после чего сбегала в свою бывшую спальню (хотя переночевать там, думала Лапина, ей наверняка еще придется) и принесла оттуда запасной плед.

Анна не помнила, как долго она просидела в кресле напротив, периодически проверяя сонную артерию, в ожидании, пока Снейпа не перестала бить дрожь и частое прерывистое дыхание сменилось более спокойным. И все это время она продолжала сомневаться. С одной стороны, своим промедлением и бездействием она могла способствовать если не смерти, то дальнейшему ухудшению состояния Снейпа. С другой стороны, даже если скорые ходят в здешний район Коукворта, до телефона-автомата придется бежать аж в центр — а это больше часа быстрым шагом: оставлять Снейпа одного надолго в его нынешнем состоянии Лапина боялась. С третьей, не сделает ли она хуже, таки вызвав скорую? Смогут ли обычные врачи справиться с явно магической хворью? И не случится ли со Снейпом в процессе стихийный магический выброс, способный разнести полбольницы?

А еще где скорая, там и полиция. Это к случайному прохожему на улице не было бы никаких вопросов — но не к ней, жившей в одном доме с человеком, которому при ней стало резко плохо. Именно ее, думала Анна, полиция проверила бы как возможную подозреваемую в первую очередь: а вдруг это она пыталась убить или причинила тяжкий вред по неосторожности, а потом испугалась и выставила все, как несчастный случай? И дальше неизбежно бы выяснилось, и что она иностранка, и что в документах у нее какие-то странные даты стоят, и многое другое.

Дождаться, когда Снейп будет более-менее стабилен, чтобы его можно было оставить одного на пару часов, после чего бежать в центр и вызывать скорую с автомата, после чего сразу же бежать на вокзал и садиться на первый попавшийся поезд — неважно, куда. По сути, дождаться уже следующего утра, чтобы в безопасности добраться до центра. Жестоко, цинично, даже кощунственно. Однако Лапина так и не смогла придумать ничего лучше, чтобы и кое-как решить проблему со Снейпом, и по возможности остаться вне подозрений: благо для покупки билетов на поезда дальнего следования в Англии документы не требуются. И все это при условии, что до следующего утра из камина никто больше не явится — но тогда, отрешенно думала Лапина, от ее действий или бездействия уже мало что будет зависеть: только быстрая или медленная смерть. Ее смерть.

* * *

Время шло. Из камина, к вящему облегчению Лапиной, больше никто не являлся. Приступы, которые продолжали накрывать Снейпа, становились все более редкими, менее длительными и менее интенсивными — но Укрепляющий раствор также пришлось израсходовать весь и надеяться, что дальше организм, еще молодой и относительно здоровый, как-нибудь справится сам.

В книгах — художественной, прежде всего, литературе — нередко можно было встретить фразу наподобие: “И тяжкое забытье сменилось, наконец, здоровым и крепким сном”, знаменующую собой окончание кризиса. Анна не была уверена, что способна заметить подобный переход сама — в отличие от всезнающих и все умеющих книжных героев (и, особенно, героинь), но сочла хорошим знаком, когда мужчина просипел что-то похожее на “Пи-ить!”, и поспешила его напоить водой из заварочного чайника.

Между делом Лапина продолжала размышлять. Сегодня она могла не только погибнуть, но и убить сама. Да, в итоге она никого не убила, но, сознавала Анна, если бы тот блондин из Малфой-мэнора не подставился и не вырубился так удачно, ей пришлось бы его убить, чтобы выжить самой. Прежде она запрещала себе об этом думать — чтобы в случае чего не дрогнула рука — но сейчас вдруг поняла, что мысль об убийстве другого человека не вызывала у нее ни отвращения, ни страха.

Как же быстро слетает с человека вся эта воспитательная шелуха на тему “что такое хорошо и что такое плохо”, “ты ж девочка”, “ты ж мальчик” и тому подобное в отсутствии привычного окружения, перед которым нужно поддерживать репутацию и отчитываться о своем поведении! Быть может, соверши она убийство на самом деле, она бы потом об этом пожалела — ведь, в самом деле, кто она такая, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?! Но пока это убийство существовало исключительно как гипотеза, в ее собственном, Анны Лапиной, воображении, все, что ее беспокоило — это куда девать потом труп, если бы она все-таки убила.

Единственное, что успокаивало девушку, уверяя, что она еще не сошла с ума и не “съехала с катушек”, что она пока еще человек, а не монстр в человеческом обличье — что рассуждения эти касались лишь убийства ради самозащиты. Никак не потому, что ей не понравилась чья-то рожа, или по идеологическим соображениям, когда какой-нибудь фанатик убивает “неугодных”, пытаясь убедить себя и окружающих, что “делает мир чище” или “исполняет волю Божию”. Она еще не стала вровень с Пожирателями Смерти!

А ведь Снейп и тот блондин из Малфой-мэнора — подручные не просто местного криминального авторитета, а члены самой настоящей террористической организации! Те самые Пожиратели Смерти, о которых писали в газете! Отдельные кусочки мозаики будто встали на свои места: в черных мантиях и белых масках были террористы, напавшие на поезд в 2011-м году. Но если сама по себе черная мантия могла ничего не значить — потому и показалась Анне на первый взгляд лишь смутно знакомой — то в сочетании с серебристо-белой маской означала уже нечто вроде личной подписи, принадлежности к организации: “Я — Пожиратель Смерти”.

Впрочем, мысленно возразила Лапина самой себе, мантия и маска — лишь внешний реквизит, и надеть их может кто угодно: даже она надевала, чтобы обмануть блондина. Но татуировка… вряд ли такую мог набить себе каждый желающий в магическом тату-салоне. По всей видимости, это нечто вроде жетонов у ССовцев, по которым их впоследствии узнавали — даже хорошо переодетых. Но если жетон в крайнем случае можно снять и выкинуть, то магическую татуировку, тем более, такую — уже не свести.

Рисунок татуировки — череп со змеей — тоже напоминал о нацистской символике: офицеры СС носили фуражки с изображением черепа над козырьком. В истории Второй мировой войны и нацистской Германии в частности Анна Лапина разбиралась слабо, но об оккультных увлечениях Гитлера и приближенной к нему верхушки, связанных с языческими богами, рунами, темами жизни, смерти и бессмертия, была наслышана и видела даже в интернете фотографии немецких церквей, построенных в 1930-х — начале 1940-х годов с изображением “рун жизни и смерти” на стенах ⁽⁶⁾. А тут еще название организации в ту же тему: Пожиратели Смерти — будто убивая кого-то и “пожирая” его смерть, они тем самым обретают бессмертие.

Еще, подумала Лапина, татуировка — это, по всей видимости, и есть та самая Темная метка, своего рода личная подпись Пожирателей, которую они оставляли на месте своих преступлений. Но, была уверена Анна, она точно не видела подобного изображения в 2011-м году: ей было тогда банально не до того, чтобы разглядывать руки убийц или свежие граффити на стенах вагонов. И Снейп, и “Пророк” говорили о “Темной метке в небе над зданием” — то есть, Пожиратели могли запускать еще и что-то вроде голограммы в воздухе. Но и в небе, помнила Лапина, она точно не видела никакой картинки с черепом и змеей.

Это нечто она видела уже здесь, в Коукворте, в 1997-м году. И это изображение вплоть до нынешнего момента — вернее, до того, как она увидела татуировку на руке у Снейпа — не ассоциировалось у нее ни с Темной меткой, ни с Пожирателями Смерти, ни с чем зловещим в принципе. В голове всплыл образ ухоженной дамы средних лет с прозрачными серыми или голубыми глазами, изогнутыми темными бровями; в контраст к ним, светлые, почти белые, серебрящиеся волосы уложены в элегантную прическу. В ушах у женщины сережки-пауки, на безымянном пальце — да-да, кольцо в виде черепа с обвивающей его змеей. И подпись: “Нарцисса Малфой, урожденная Блэк” ⁽⁷⁾.

Анна Лапина видела это фото примерно неделю назад в “Пророке”, но тогда не придала значения украшениям дамы: пауки, черепа — типичные аксессуары готичной моды в стиле семейки Аддамс. Теперь же задумалась: это она в магическом мире новичок и пришлая, и для нее тут с первого раза ничего не очевидно — а местная магическая общественность, которая, что называется, давно в теме? Сегодня, подумала Анна, она познакомилась, по всей видимости, с мистером Малфоем — супругом этой самой Нарциссы, раз он отправился через камин не куда-нибудь, а в Малфой-мэнор. Пара удивительно гармоничная на вид. Еще, вспомнила Лапина, у них есть сын-подросток с весьма экстравагантным именем Драко. Но не в этом суть.

Министерство магии со страниц “Пророка” призывает к постоянной бдительности, едва ли не кричит о том, какие эти Пожиратели Смерти страшные, опасные и злые. В то же время мистер Малфой — явный Пожиратель Смерти, что достаточно легко установить, просто взглянув на его левую руку — разгуливает на свободе, живет в роскоши и достатке. Его жена Нарцисса показательно участвует в светских приемах и благотворительных акциях, фотографируется для “Пророка”, всем своим видом как бы заявляя: “Я — супруга Пожирателя Смерти и полностью разделяю убеждения своего мужа”. И ничего: общественность послушно все это проглатывает и не давится.

Причем о Малфое никак нельзя сказать, что его вступление в Пожиратели — всего лишь “грех юности” или что он ксенофоб только на словах, исключительно в силу привычки, потому что он вырос в богатой и знатной семье, где в порядке вещей смотреть с презрением на тех, кто недостаточно богат и не имеет вереницы знатных предков. Напротив, Малфой — это активный идейный террорист: Анна помнила, как он вначале выговаривал Снейпу за его нечистокровное происхождение, а затем пытался найти ее и убить только потому, что она — магглорожденная, “грязнокровка”, как он сказал, и тем самым не угодила их боссу. Притом, что, на минуточку, волшебников в той же Британии очень-очень мало, и каждый член волшебного сообщества должен цениться буквально на вес золота.

Более того, судя по тем же Малфоям, не похоже, чтобы в среде Пожирателей Смерти, раз уж они такие борцы за чистоту волшебной крови, активно пропагандировалась многодетность, как это было в нацистской Германии или фашистской Италии. Правда, припомнила Анна краткую справку из “Семнадцати мгновений весны” и Википедии, у Гиммлера была всего одна дочь Гудрун, но у Геббельса — шесть детей (и пасынок от первого брака его жены Магды), у Бормана — восемь. Но даже если бы среди волшебников была распространена многодетность, то они, при своей весьма невеликой общей численности, перероднились бы рано или поздно, тогда как магглорожденные — это новая кровь, новые гены, а, значит, большее разнообразие и стабильность популяции в перспективе. Неужели Пожиранцы этого не понимают? Или…

Малфой и Снейп называли своего босса “Темный Лорд”. Что, если это не просто пафосная кличка, а аллюзия на “Князя Тьмы”? Тогда, решила Анна, это невероятный пранк или троллинг, как стало модно говорить в XXI веке: “я — само зло во плоти”, “я собираюсь уничтожить ваш мир волшебников” — и этому самому “злу” добровольно бежит служить элита магического мира. Еще больший пранк будет, если окажется, что этот “Темный Лорд” на самом деле — магглорожденный, полукровка или даже чистокровный, но выросший именно в большом мире и подсознательно воспринимающий именно его родным.

Еще раньше, ознакомляясь с содержимым учебников истории магии, трансфигурации и чар, Анна Лапина предполагала, что в магическом мире при имевшихся общественных и образовательных тенденциях рано или поздно мог появиться свой обиженка. Этот человек, пылая жаждой мести, искренне убежденный в том, что ему чего-то недодали и не оценили по достоинству таланты, даже без влияния маггловских спецслужб, мог собрать вокруг себя таких же недовольных и далее устроить подобие революции или гражданской войны, ведущей к краху магического мира.

“Темный Лорд”, которого Дамблдор называл просто Том, вполне подходил на роль такого обиженки. И все же… зло, на сторону которого вступают добровольно, в представлении Анны Лапиной должно было быть соблазнительным, привлекательным, с понятной мотивацией, не только обещающим, но и дающим различные преимущества в обозримом отрезке времени. Что Томми-бой пообещал элите магической Британии, было пока непонятно — не хватало данных; очевидно было лишь то, что во всех бедах общества он обвинил почему-то именно магглорожденных, а все остальные с ним радостно согласились.

Анна достала газету, которую еще не успела выкинуть, и разыскала нужную статью. Вот Нарцисса Малфой на благотворительном приеме в больнице св. Мунго: свои истинные общественно-политические взгляды она демонстрирует в символике скромных украшений, но на словах выражается максимально корректно, никого не оскорбляя из-за нечистокровного происхождения или недостаточного богатства, но, напротив, упирает в своей речи на то, что “качественная и своевременная помощь целителей должна стать доступной каждому волшебнику или ведьме, каждой волшебной семье”. По всей видимости, дамочка понимает, что откровенный магический расизм — вовсе не то, что местное общество примет благосклонно, что таким образом она своего мужа не пропиарит, а потому максимально сдерживается в выражениях. Ну, а украшения и прочая символика — за них в магической Британии, как можно предположить, судить еще не додумались.

Или “форумные” комментарии на последних страницах “Пророка” никто не жалуется на “засилье магглокровок”, не высказывается в духе: “как здорово Сами-знаете-кто проредил их двадцать лет назад!” и тому подобного, зато Того-самого “Злобного Злодея”, который кошмарил страну пару десятков лет назад, поминают время от времени — и весьма в нехорошем ключе. То есть, для магического сообщества en masse вопрос чистоты крови в целом не был актуален: важно, в первую очередь, волшебник/ведьма ты или нет, а каково твое происхождение и все прочее — это уже вторично. Понятно, что тому, у кого есть деньги и связи, хорошо устроиться в жизни немного легче — но оно и в большом мире так, особенно в небольших провинциальных городах и традиционных консервативных сообществах, где социальная лестница вроде бы короче, в ней меньше уровней, но лифты между ними толком не работают или отсутствуют вовсе.

А вот интервью Скримжера в этом же номере. Нынешний министр магии рассказывает о том, как в гражданскую войну, которая случилась в магической Британии в конце 1970-х, Пожиратели Смерти нападали на гражданское население в Косом переулке и убивали целые семьи волшебников прямо в их домах. “Есть основания полагать, что в смертях ряда волшебников и ведьм, случившихся в течение последних двух лет, среди которых дети до 11 лет, виноваты именно Пожиратели Смерти… — говорит Скримжер со страниц газеты. — Именно Пожиратели Смерти напали на Министерство магии летом прошлого года… Мы никогда не забудем Седрика Диггори, первую жертву Второй магической войны…”

Пусть даже это пропаганда и Скримжер намеренно преувеличил масштабы деятельности Пожирателей и количество их жертв, становилось ясно, что магглорожденные — это лишь предлог. А также что маски-черепа с серебристыми узорами — это не только неотъемлемая часть образа Пожирателей Смерти, но и, прежде всего, необходимый элемент для маскировки — иначе Малфой и ему подобные уже давно сидели бы в тюрьме.

В ходе своих терактов Пожиратели просто и без разбора уничтожали и без того немногочисленное магическое население. То есть, в некотором роде, уничтожали самих себя. Зачем? Неужели Томми-бой и его присные открыли секрет вечной жизни и теперь банально-мерзко уничтожали потенциальной конкурентов за ресурсы?

Во всяком случае, упоминая ранее о ксенофобских взглядах Малфоев и им подобных, Снейп ничего не говорил о какой-либо пафосной глобальной цели, которой они могли бы попытаться оправдать свои злодеяния. Нечто в духе: “Я вынужден уничтожить все население планеты, пока ее не захватило новое, более страшное зло”, “Жизнь — это боль, но я хочу подарить этим измученным душам покой”, “Мир — это тюрьма, а я подарю всем свободу!” или “Мы хотим принести в этот мир новый порядок”. А если дело все же в давних обидах и мести, то неужели Пожиратели до сих пор — за двадцать с лишним лет — не поняли, что выбранный ими путь ведет в никуда? Или что-то, может быть, поняли, но отступать и сворачивать уже поздно — и не сейчас даже, а еще двадцать лет назад?

На контрасте с той дичью, что творили Пожиратели Смерти и их лидер, большинство известных идей Альбуса Дамблдора могли бы показаться привлекательными — как соответствующие тем ценностям, к которым привыкла, на которых выросла Анна Лапина в своей прошлой жизни. Его оценка общественно-политической ситуации в магической Британии и предлагаемые им меры показались девушке наиболее адекватными. В иных обстоятельствах, рассуждала бывшая выпускница химфака, она, вероятно, могла бы даже стать пассивной сторонницей Дамблдора — если бы не слышала, как и о чем он разговаривал со Снейпом.

Дамблдор — манипулятор и политик, для которого люди — даже его сторонники, даже дети — разменные монеты в его играх, а потому все его красивые слова о равенстве, терпимости, силе дружбы и любви, и прочем подобном могут оказаться такими же ширмами, как “магглоровки — зло!” для Пожирателей Смерти и им сочувствующих. Пусть однажды он поднял седалище со стула и одолел страшного и злого мага Гриндевальда — но это было еще в 1945-м году, когда сам Дамблдор был намного моложе. Но с тех пор он, похоже, предпочитал в основном отбалтываться, изображая этакого мудрого старца или далай-ламу британского разлива: “Я говорил!”, “Я предупреждал!” — оставаясь таким образом всегда ни причем и одновременно всегда правым. А все прочие дела, если в этом возникнет необходимость, можно совершать чужими руками.

И да, вспомнила Анна, Дамблдор предсказал ведь недавно вызов Снейпа к его второму боссу: мол, если Томми еще не вызывал тебя, то сделает это в самое ближайшее время. Логично, что Снейп — далеко не единственный осведомитель Дамблдора, причем не только среди Пожирателей Смерти: наверняка у великого светлого волшебника есть свои люди на разных постах в Министерстве, в криминальных кругах и даже среди простых обывателей. Грамотно используя полученную информацию, а также, вероятно, обладая от природы особым чутьем и проницательностью, Альбус Дамблдор сумел однажды заработать и затем удержать свой авторитет и влияние в массах — ту самую репутацию мудрого старца.

Более того, предположила Лапина, Дамблдору может быть даже выгоден отчасти творящийся в стране бардак, за которым он наблюдает из положения зрителя с попкорном — просто потому, что так он будет всегда в выигрыше, всегда прав на контрасте с в очередной раз облажавшимся Скримжером, Фаджем, Робардсом и прочими чиновниками на ответственных руководящих должностях Министерства. И так продолжаться будет до тех пор, пока не найдется достаточно сильный и независимый политик, которому достанет силы воли, влияния, а также физической силовой поддержки, чтобы полностью реформировать и реорганизовать деятельность и структуру Министерства; избавиться от всех лентяев, коррумпированных чиновников и, прежде всего, пособников Пожирателей, саботирующих работу Министерства и сливающих важные и не очень сведения тем самым Пожирателям Смерти.

Вероятно, нынешний министр Скримжер мог бы оказаться таким человеком — в теории, рассуждала Анна, но в реальности, в настоящий момент у него, очевидно, не хватало ни личного влияния, ни ресурсов, чтобы навести в Министерстве порядок. Во всяком случае, сделать это максимально быстро, чтобы не ослабить Министерство еще сильнее и не усугубить и без того непростую ситуацию в стране в целом дополнительной политической грызней. По сути, это должен быть человек, по уровню личной магической силы и общественно-политическому влиянию сопоставимый с Альбусом Дамблдором (раз уж последний не хочет брать на себя полномочия исполнительной власти и связанную с ними ответственность), но, понимала бывшая выпускница химфака, появления такого сильного, конкурентоспособного лидера в нынешней обстановке не допустит никто: ни Альбус Дамблдор, который на покой пока не собирался, ни местные политические элиты — в особенности, Пожиратели Смерти и их сторонники.

При сохранении же текущего положения вещей этот нарыв будет расти и расти, пока не рванет однажды — и, судя по предоставляемым Скримжером данным, скорее, рано, чем поздно. О том, насколько выгоден каждой из сторон переход уже второй гражданской войны у магов из холодной фазы в горячую, Анна Лапина не имела ни малейших догадок, а потому могла лишь скромно надеяться, что успеет отучиться в Хогвартсе раньше. Так или иначе, совет держаться подальше не только от Слизерина, но и от Гриффиндора оставался для нее по-прежнему актуальным, пусть даже исходил он от действующего Пожирателя Смерти Северуса Снейпа.

Также из слов министра можно было сделать вывод, что Пожиратели Смерти перешли от массовых терактов к точечным, но при этом не разглашалось, кем именно были погибшие недавно волшебники и ведьмы, а причастность Пожирателей к их смертям ставилась под сомнение. Можно было предположить, что Пожиратели извлекли свои уроки из прошлой войны и действовали теперь не страхом и силой, как прежде, но хитростью, оставаясь в тени и тихо убирая, если говорить максимально обобщенно, наиболее влиятельных и важных членов британского магического общества, постепенно заменяя их своими людьми. И когда таких ставленников наберется достаточное количество, и маски будут сброшены… тогда может действительно начаться страшное…

Наконец, Северус Снейп. Анна Лапина не знала, как относиться к нему теперь, когда узнала, что он — член самой настоящей террористической организации, ведь для нее он был не просто какой-то обезличенный преступник, один из многих. Она была с ним знакома, пусть и весьма поверхностно; она пользовалась его гостеприимством (если это можно было так назвать); она получила от него какие-то полезные знания, и потому, наверное, пыталась найти ему оправдание.

Так, отмечала Анна, при своем весьма неприятном, а порой и мерзопакостном характере и явном стремлении к превосходству над окружающими, Снейп не отличался, тем не менее, склонностью к жестокости и садизму — по крайней мере, именно в том виде, в каком его проявили маги-террористы во время нападения на поезд в 2011-м году. Более того, как считала бывшая выпускница химфака, несмотря на выражаемое им презрение к магглам, находился Снейп среди Пожирателей Смерти в настоящее время отнюдь не по идейным соображениям, не потому, что это был его осознанный и добровольный выбор, а по указанию Дамблдора. Не подчиниться же Снейп не мог, потому что у Дамблдора был на него компромат — что девушка предполагала еще раньше, вспоминая буквально по горячим следам случайно подслушанный разговор между Дамблдором и Снейпом и ту снисходительно-фамильярную манеру, в которой он обращался к своему бывшему ученику.

То, что Северус Снейп, выросший в бедности и в неблагоприятной обстановке в целом, в силу нехватки жизненного опыта и отсутствия адекватных моральных ориентиров, из желания ли “заработать” много денег сразу, мог когда-то совершить преступление и попасться, Анна Лапина допускала с весьма большой вероятностью. Контрабанда, варка запрещенных веществ и даже соучастие в ограблениях — она подозревала еще раньше, что Снейп мог заниматься именно чем-то подобным, и продолжала так считать вплоть до нынешнего утра. Но что, если проступок Снейпа, его “грех юности” оказался намного более тяжким? Что, если однажды, будучи еще совсем молодым, он вступил в ряды именно Пожирателей Смерти?

В отличие от Малфоя, Снейп вполне мог сделать это именно “по молодости и глупости”, не вполне осознавая, что творил. В то же время девушка решительно не могла понять, что привлекательного Снейп, нищий полукровка или квартерон, выходец из трущоб, рассчитывал найти в террористической организации нацистского толка, костяк которой составляли чистокровные богачи-мажоры вроде того же Малфоя? Ведь последний своей речью ясно дал понять: Снейп как был, так и остался для них человеком не то что второго или даже третьего сорта, но едва ли не наполовину животным.

Анна могла лишь надеяться, что в будущем у нее еще будет возможность спросить об этом Снейпа — об этом и многом другом. И в то же время она понимала: даже если Снейп вскорости придет в себя и сможет говорить, узнать что-то принципиально новое и важное о гражданской войне волшебников и Пожирателях смерти, о личной мотивации Снейпа, подтвердить или опровергнуть какие-либо свои догадки она сможет лишь в том случае, если Снейп сам, добровольно захочет ей об этом рассказать. Потому что права давить, используя свое якобы моральное превосходство, у нее нет и быть не может. Потому что свой экзамен на человечность она уже провалила — даже если в ее жизни это был уже не первый и пока не единственный экзамен такого рода.

1) Заклинание “Щит отражений” в “Аркануме”: https://arcanumclub.org/images/arcanum/troika-games/arcanum-1.jpg, https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcRnSkLncPdL44vISfx0JA-7BwGvn4q5DZevS5ZqZ8XygriWksxwHfPuBqwCLG6_hqZCuUE&usqp=CAU, https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcQm1iPh8vdaVNzKNU8wvPQVJOipyFIIFmES826hCnubSz22TxjPxFNoWnzyjBqzkyjqWQ&usqp=CAU

Вернуться к тексту

2) (лат.) “Увеличиваю”.

Вернуться к тексту

3) (лат.) “Пробудись!”, “Восстань!”

Вернуться к тексту

4) Силоксаны — высокомолекулярные кислородосодержащие кремнийорганические соединения с общей химической формулой [R2SiO]n, где R — метильная (CH3, Me), этильная (C2H5, Et) или фенильная группа (C6H5, Ph). В зависимости от молекулярной массы силоксаны могут существовать в виде вязких жидкостей (< 3000 силоксановых звеньев), эластомеров (3000 — 10000 силоксановых звеньев) или смол (>10000 силоксановых звеньев, высокая степень сшивки). Отличаются высокой гидрофобностью и электроизоляционной способностью. Устойчивы к перепадам температур (от −60°C до +200°C), а также действию воды, воздуха, УФ излучения, спиртов, минеральных масле, растворов кислот, щелочей и перекиси водорода. Используются в качестве смазок, теплоносителей, герметиков, отвердителей и т.п.

Сквалан — насыщенный углеводород тритерпенового ряда с формулой [(СН3)2СН(СН2)3СН(СН3(СН2)3СН(СН3)(СН2)2]2 (https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/8/87/Squalan.svg/1187px-Squalan.svg.png?20070920133802), получаемый гидрированием сквалена (вырабатывается в печени акул и человеческих сальных железах, а также в плодах некоторых растений, таких как авокадо или олива) или изосквалена (образуется в результате ферментации сахарного тростника). Представляет собой бесцветную вязкую жидкость, не растворимую в воде, но растворимую в диэтиловом эфире (Et2O), алифатических углеводородах, бензоле и хлорорганике (CCl4, CH2Cl2, CHCl3, 1,2-C2H4Cl2). Устойчив к окислению на воздухе. Применяется в качестве неподвижной фазы для газо-жидкостной хроматографии, высококачественного смазочного масла, увлажняющего и смягчающего компонента в косметических препаратах.

Апиезон (Apiezon) — высококачественная вакуумная смазка на основе высокомолекулярных разветвленных углеводородов с рабочим диапазоном от +10°C до +250°C. Представляет собой очень вязкую и липкую полупрозрачную жидкость охристого цвета. Устойчив к окислению на воздухе, действию радиации и агрессивных химических веществ. Используется в т.ч. как герметик и неподвижная фаза для газо-жидкостной хроматографии. Растворяется в хлорорганике (CCl4, CH2Cl2, CHCl3, 1,2-C2H4Cl2), не растворим в воде, легких углеводородах, этаноле, диэтиловом эфире, ацетоне.

Вернуться к тексту

5) О том, как жили взрослые и дети в рабочих кварталах Лондона, Глазго, Ливерпуля, Манчестера и других промышленных городов Британии в1960-1970-е годы: https://travelask.ru/blog/posts/9429-30-neozhidannyh-foto-o-tom-v-kakoy-strashnoy-nischete-zhili

Мальчики на качелях в Шеффилде, 1969-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/251/wysiwyg_jpg/18fa80199f92c58a810061e746bf60ef.jpg?1511966553

Девочка прыгает со скакалкой на улице в Лидсе, 1970-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/310/wysiwyg_jpg/hedges1.jpg?1511967132

Дети играют в сломанной машине на улице в Манчестере, 1970-й год: https://s9.travelask.ru/system/images/files/000/409/322/wysiwyg_jpg/Street-scene-Manchester-1970-171-9.jpg?1511967387

Вернуться к тексту

6) Примерно так могли бы выглядеть руны на стенах общественных и культовых сооружений при Третьем Рейхе: https://disk.yandex.ru/i/WDVTHxSMfiq_Wg

Изображение рун жизни и смерти на немецких могилах: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/80/Grabmal_Hans-Georg_von_Friedeburg.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/de/c/c5/Todesrune.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/5/59/Hugo_und_S%C3%BCnne_Kraas-Grabstein.jpg, https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/15/Grabstein_PZ.jpg

Вернуться к тексту

7) Фото Нарциссы Малфой для “Ежедневного пророка”: https://disk.yandex.ru/i/dvAT6OemjwzDLQ

Вернуться к тексту

Северус открыл глаза. Было тихо. Жидкие солнечные лучи, пронизывающие смутно знакомую полутемную комнату, навевали умиротворение и покой. Он жив — или умер и видит теперь свое посмертие? Несмотря на слабость и легкую дрожь в теле, мужчина чувствовал себя отдохнувшим, как если бы он выздоравливал после болезни. Попробовал пошевелить пальцами руки и ног — те его слушались. Его тело может чувствовать и подвластно ему — значит, он жив?

Зельевар резко приподнялся с дивана и тут же рухнул обратно. Перед глазами запрыгали темные точки; грудную клетку свело острой болью. “Crucio” Темного Лорда, будь оно неладно! Северус мотнул головой: он плохо, очень плохо помнил, что делал после того, как Темный Лорд по окончании собрания устроил традиционную раздачу наказаний для тех, кто провалил свое задание или просто не нашел чем порадовать своего господина — а в эту ночь Темный Лорд был особенно разгневан. Северус сомневался, что мог бы самостоятельно покинуть Лестранж-Холл, где находилась в настоящее время резиденция Темного Лорда, в том состоянии, в котором пребывал после очередного сеанса “круциотерапии”: так в их кругу с легкой руки Долохова и Эйвери-старшего негласно прозвали “традиционно применяемые Темным Лордом карательные меры с целью поддержания дисциплины среди Пожирателей”. Разве что Люциус все-таки помог…

Северус снова оглядел облупившийся, давно не беленый потолок, уставленные книгами полки вокруг — на Малфой-мэнор никак не походило. Он… у себя дома? Мужчина вновь повел головой, стараясь не совершать резких движений. Он определенно у себя в доме, в опостылевшей с детства гостиной, лежит на продавленном старом диване. Напротив — огромный камин, неестественно выделяющийся в убогой обстановке комнаты. Рядом — низкий кофейный столик, уставленный неровными рядами флаконов. В кресле слева валялись небрежно сложенные мантия и маска, какие носили Пожиратели Смерти. Сейчас, прибранная и освещенная жиденькими лучами столь редкого в Британии солнца, гостиная уже не казалась такой уродливой, как прежде. И все равно что-то казалось зельевару неправильным, неприятно царапало разум.

Взгляд невольно вернулся к его облачению Пожирателя, сваленному на кресло, что-то щелкнуло в голове… Мерлин и Моргана! Девчонка! Как он вообще жив, если Люциус нашел ее и доставил Темному Лорду?! В том же, что начинающая колдунья, не владеющая палочкой и способная сотворить лишь несколько простых заклинаний из школьной программы, не в состоянии противопоставить что-либо взрослому и опытному волшебнику, Пожирателю Смерти, этой палочкой обладающему, мужчина не сомневался нисколько.

Вспомнил он и причины столь долгой и ожесточенной пытки у Лорда — кто-то донес последнему, что он, Северус Снейп, “сожительствует с магглой”. Сам по себе данный факт не являлся преступлением в глазах Пожирателей: многие из них, в том числе представители старых семей, посещали бордель в Ночном переулке, где их “обслуживали” магглокровки и сквибки, которые за отсутствием достаточных магических способностей и связей не могли удачно выйти замуж или найти себе приличную работу в магическом мире. Некоторые, у кого позволяли средства, содержали наложниц в специально арендованных или выкупленных для этого домах, существование которых тщательно скрывали от Темного Лорда.

Ибо последний считал себя много выше всяких “животных сношений”, до которых, подобно “жалким смертным и ничтожным магглам”, вынуждены “опускаться” лучшие волшебники Британии, дабы продолжить себя в наследниках. Наличие же, помимо “животной похоти” и необходимости продолжить род, еще каких-то чувств и привязанностей расценивалось Темным Лордом не просто как непозволительная слабость, но, прежде всего, как измена идеалам Организации и предательство его лично, а потому должно быть наказано вдвойне. Все эти речи Темный Лорд говорил накануне, перед Внутренним кругом, чтобы затем наказать Северуса — пока во упреждение…

Кто донес, Северус не сомневался. Крыса… Об анимагической форме Петтигрю знали многие во Внутреннем кругу. Его не воспринимали всерьез и откровенно презирали — иного Хвост и не заслуживал. И, тем не менее, недооценивать его было весьма опасно, в чем Северус Снейп успел уже неоднократно убедиться в течение собственной жизни. Хотелось бы надеяться, что именно Хвоста девчонка скормила тогда почтовой сове…

Мужчина потянулся и, преодолевая собственную слабость, сел на диване. Тело тут же прострелило несколько судорог. Неприятно кольнуло в боку. Северус выругался про себя: он сам готовил эти зелья, в том числе для подобных случаев, но как назло они стояли слишком далеко, чтобы он мог дотянуться до них, не вставая с дивана. А встать и удержаться на ногах в своем нынешнем состоянии, не опрокинув чего-нибудь по пути, зельевар бы точно не смог. Это что, “маленькая месть” от Люциуса?!

Со стороны кухни послышались шаги. Свет в проеме заслонила фигура. Ее темный, словно подсвеченный золотисто-белым ореолом силуэт можно было спутать с привидением или играми собственного разума. Она?..

- Добрый день, мистер Снейп. Вижу, вы уже проснулись… — произнесла она с заметным холодком в голосе. — Как чувствуете себя?

Северус пригляделся. Только некоторые тупоголовые гриффиндорцы могли думать, что для того, чтобы превратиться в другого человека, достаточно криво сваренного оборотного зелья или некачественной иллюзии. Нееет… чтобы достоверно изобразить другого человека, надо войти в образ этого человека, говорить, как он, двигаться, как он, даже думать, как он — только тогда вам, может быть, поверят. Это же точно была Лапина — ни одна чистокровная волшебница не смогла бы так достоверно изобразить магглокровку. Не считая того, что это было бы ниже их достоинства.

- Мистер Снейп, вы помните, как меня зовут? — тем временем спросила девушка с нотками беспокойства в голосе, по-своему истолковав молчание собеседника.

Северус молчал, продолжая разглядывать стоявшую напротив девицу, как если бы видел ее впервые в жизни. Некстати вспомнилось лето перед третьим курсом. Они с Лили договорились встретиться на той же детской площадке у реки, где в первый раз увидели друг друга. Лили пришла… Северус то краснел, то бледнел, не зная, куда отвести взгляд, спотыкался и запинался, не в силах связать даже пару слов. Да и как он мог бы посмотреть ей в глаза, такой светлой, такой яркой и чистой, когда в своих собственных он видел лишь похоть, самую примитивную, какая могла быть у парней его возраста? И не мог смотреть вниз, себе под ноги — потому что видел лишь ее ножки, стройные и белые, едва прикрытые сверху очень короткой юбкой. Как он мог улыбаться и говорить о погоде и планах на лето, когда его одолевали столь грязные, животные мысли, когда он боялся оскорбить Ее чистоту?!

Лили в конце концов заскучала и обиделась, а вскоре за ней и вовсе пришла ее занудная сестрица-маггла, худощавая и невзрачная девочка с лошадиным лицом и противным характером, которую нельзя было назвать даже бледной тенью Лили — до того эти две сестры не были друг на друга похожи. Петунья повела Лили домой, и Северус позволил себе немного проследить за девочками из-за кустов. Петунья выговаривала младшей сестре за ее мини-юбку, а Лили только небрежно отмахивалась от нотаций старшей сестры, улыбаясь летнему солнцу и пению птиц. Она была поистине прекрасна, и ее стройные белые ножки продолжали легко и грациозно вышагивать по старому разбитому асфальту, покрытому летней золотистой пылью...

Северус мотнул головой, прогоняя некстати вспыхнувшее воспоминание. Лапина была одета намного скромнее, чем та же Лили двадцать лет назад, в обычное маггловское платье на пуговицах до колен, которое он созерцал уже почти месяц. Однако даже эта тряпка нисколько не скрывала достоинства ее фигуры, которые почему-то именно сейчас невольно притягивали к себе взгляд мужчины.

На мгновение он представил, как девчонка выполняет самые изощренные его желания — ибо ей некуда идти, и она целиком и полностью зависит от него, Северуса Снейпа. Он может приказать ей что угодно, а если она будет упираться… не для того ли существуют “Imperium”, “Suggestio menti” ⁽¹⁾ и прочие заклятия и зелья, притупляющие разум, подавляющие волю?.. Он видел, что девчонку достаточно легко запугать и подавить, ибо в освоении окклюменции, несмотря на прочтение фундаментального тома одной из лучших работ в данной области, она не продвинулась ни на йоту. Однако картина, возникшая в воображении мужчины, не только не принесла ему удовольствия и наслаждения, но даже вызвала отвращение — прежде всего, к самому себе. Видимо, даже у самого последнего негодяя существовала черта, которую он преступить не уже мог.

В отличие от некоторых своих коллег по цеху, Северус Снейп никогда не испытывал ни склонности к садизму, ни желания властвовать над чужой волей. Последнее, как выяснилось только что, не только не являлось для него естественным, но и противоречило всей его сущности, иначе… зельевар не мог даже помыслить о том, чтобы поступить так с Лили, заполучить таким образом ее “любовь”, хотя имел для этого возможность еще в то время, пока они учились в Хогвартсе.

Разумеется, Северус даже не думал о том, чтобы сравнивать про себя этих двух женщин: Лили в его памяти так и осталась вечно юной, вечно прекрасной, вечно чистой — недостижимым идеалом; Лапина же была… обыкновенной, земной, из плоти и крови — и совсем другой. В конце концов, зельевар рассудил, что его внезапно возникшее желание является ничем иным, как обыкновенной похотью. Инстинктом, который дал о себе знать лишь потому, что в его доме, под одной крышей с ним появилась особь подходящего возраста и пола. Однако Лапина еще не сделала ничего плохого ему, Северсу, лично, никоим образом не напоминала о старых унижениях и обидах, ее характер не вызывал раздражения у мужчины, а потому он не видел повода желать ей зла или отомстить столь изощренным способом. Она не лишена ума и в перспективе (если выживет, разумеется) может стать достаточно сильной ведьмой, и он, Северус Снейп, не станет ей в этом мешать…

- Мистер Снейп… — Лапина тем временем сделала шаг вперед. — Вас зовут Северус Снейп. Вы у себя дома…

Говорила она тихо, простыми, короткими фразами, но не подходила близко, остановившись у кофейного столика, где он уже не смог бы дотянуться до нее. Неужели и впрямь заметила его взгляд? Или… считает его кем-то вроде буйно помешанного? Настороженность во взгляде и в речах, опущенные пока руки слегка согнуты в локтях, но вот-вот готовы вскинуться ладонями вперед в защитном жесте — именно так девчонка создавала беспалочковое “Protego” — но никак не жалость или презрение, которые было бы естественнее испытывать к человеку, оказавшемуся в его положении.

- Мисс Лапина… — девчонка явно вздохнула с облегчением, стоило ему назвать ее имя, однако настороженность так и не пропала из ее взгляда.

- Мистер Снейп… я вижу, что вам больно… до сих пор, — ответила она серьезным, участливым тоном. — Я взяла ваши зелья, — указала рукой на нестройные ряды флаконов на столе, — и дала вам то… что знала по учебникам. Я вижу, они помогли вам, но не до конца. Поэтому… мистер Снейп… не могли бы вы сказать… что из всего этого, — вновь обвела рукой стоявшие на столе зелья, — вам нужно сейчас?

- Вы не сможете прочитать название, — едко возразил Снейп, после чего его тело на мгновение скрутила судорога.

- Для начала скажите, как оно называется, дальше я разберусь сама. Спорить для вас — не самый лучший способ сейчас, — резко, без всякой учтивости заявила девчонка в ответ.

- “Παρακλήσις ιατρούσα”, — безразлично ответил мужчина: ему было противно чувствовать себя слабым, но сейчас он был действительно не в том положении, чтобы спорить этой самонадеянной выскочкой. Хотя ему, чего скрывать, было любопытно, как справится девчонка с задачей, которую сама же вызвалась решить.

Зелье, подписанное по-гречески, было всего одно, и Лапина его приметила сразу, еще когда выставляла флаконы на стол. Уже тогда она задумалась о том, что название зелья вовсе не обязательно должно отражать его суть: иногда самые красивые и поэтические названия бывают у самых смертоносных зелий, пусть и знала Анна Лапина о подобном приеме исключительно из художественной литературы ⁽²⁾. То же “Παρακλήσις ιατρούσα” — “Исцеляющее утешение”: до того, как Снейп сказал взять именно его, девушка с равной вероятностью могла посчитать его как целебным зельем, снимающим судороги и боль, так и ядом, после которого наступает “вечный покой” — тоже, своего рода… “утешение”. Вот он, парадокс кота Шрёдингера в действии ⁽³⁾.

- Вы… выпьете его сами… или мне следует его предварительно разбавить? — поинтересовалась девушка, повернув флакон этикеткой к собеседнику — чтобы убедился, что она ничего не перепутала.

Снейп недоуменно приподнял брови и распахнул глаза, но быстро справился с удивлением, вернув себе привычное, брезгливо-хмурое выражение лица. Неужели для него настолько необычно, что кто-то может знать еще один алфавит, помимо латинского? Интересно, он так же бы удивлялся, если бы название зелья было записано кириллицей — родным алфавитом для нее, но абсолютно незнакомым (за исключением некоторых букв) для него?

- Дайте… мне… — потребовал зельевар слабым, не естественным для него грудным голосом.

Анна поспешила исполнить требуемое. Снейп пил зелье, не морщась, выливая прямо к себе в рот. Девушке он вернул уже пустой флакон, с облегчением откинувшись на спинку дивана.

- А теперь расскажите мне… мисс Лапина, что произошло здесь с тех пор, как я… ушел? — тут же сказал он строгим, не терпящим возражений тоном.

Лапина, точно так же приподняв брови, недоуменно посмотрела на флакон из-под зелья у нее в ладони. Такие перемены всего за одну минуту! Это воистину чудесное зелье! Не чета простому Укрепляющему раствору из программы СОВ. Затем посмотрела обратно на Снейпа, который более не походил на ослабленного болезнью человека, обращаться с которым нужно по возможности бережно и заботливо.

- Ничего особенного, мистер Снейп, — ответила девушка нарочито небрежно и пожала плечами. — Вы ушли. Вы пришли.

Это прежняя Аня Лапина послушно бы все рассказала, а потом еще дольше бы оправдывалась и выслушивала, какая она бездарность, что так, как поступила она, делать было нельзя, что как она не догадалась до того-то и того-то, и прочее, и прочее. Просто потому, что Снейп старше, потому что однажды оказал ей благодеяние, и теперь она от него зависела. Нынешняя же Анна Лапина была настроена куда более критически: в самом деле, кто такой Снейп, чтобы ей указывать? С какой стати она должна ему отчитываться?

Она хотела уколоть полулежащего перед ней мужчину, отзеркалить его обычное поведение в разговорах с нею: “Знаю, но не скажу. Если имеете хоть немного ума, догадаетесь сами”. И делала это, сознательно не пропуская вперед мысли о том, что так нельзя и неправильно и после она непременно пожалеет о своем самонадеянном и дерзком поступке.

- Мисс… Лапина!..

Анна тут же почувствовала ментальное давление, но достаточно слабое — такое, которому могла успешно сопротивляться даже при своих нынешних, более чем посредственных навыках. Не потому ли, что именно здесь и сейчас она не испытывала перед зельваром страх, и, следовательно, могла сопротивляться лучше? Или, несмотря на прием чудо-зелья, Снейп отнюдь не полностью восстановил свое здоровье и силы?

Последнее виделось девушке куда более вероятным: как выяснилось очень быстро, зельевар не мог сам ни встать с дивана, ни ходить, не опираясь при этом на ее плечо, дверной косяк и тому подобные “костыли”. “Чудо-зелье” избавляло, по всей видимости, лишь от последствий проклятия, но никак не от переломов, трещин или внутренних кровотечений, и даже без медицинского образования было понятно, что наступившее улучшение может оказаться временным, а любая ошибка, даже самая незначительная, на первый взгляд — фатальной. Но когда девушка заговорила о том, чтобы обратиться в больницу, Снейп ответил так, будто она предложила полнейшую ерунду, нечто совершенно невозможное и даже абсурдное.

Анна задумалась. Она слышала, что при некоторых повреждениях — например, при травмах позвоночника — человека следует транспортировать максимально осторожно. Снейп, с одной стороны, совсем не походил на такового, а с другой… она совсем ничего не знала о магических способах перемещения: что если они годятся только для здоровых людей? Или… Снейп находится в розыске? Ну, как в розыске: днем с огнем его не ищут, и пока он сидит у себя дома и нигде не отсвечивает, до него дела никому нет, но стоит ему показаться в общественном месте — например, в больнице — так за ним тут же прибудет отряд авроров?

- А если обратиться к Дамблдору? — предложила Анна уже менее уверенно. — Или не к самому Дамблдору, но… у него должен быть врач?.. Для “своих”.

- И как вы это представляете, мисс Лапина? — скептически поинтересовался Снейп.

- Это вам лучше знать, мистер Снейп, — вернула она шпильку. — Потому что я не врач и даже не медсестра. Я не смогу понять, что с вами и как это лечить. А вы… вам может снова стать хуже, если вы не обратитесь за помощью.

- Принесите мне мою волшебную палочку. Я знаю, что она у вас, — холодно приказал Снейп, посмотрев на девушку так, что становилось ясно: сейчас ему лучше не перечить.

- Да, мистер Снейп. Сейчас принесу, — кивнула Анна и пошла наверх.

Девушка нарочито медленно поднималась по лестнице, стараясь ступать как можно тише, и так же медленно шла дальше — словно тащила тяжелый груз за спиной, и ноги ее налились свинцом. Она сомневалась. Если Снейп может сам себя вылечить, это, конечно же, хорошо. Но не попытается ли он вслед за этим устроить ей легилименцию? Недавний урок был более чем показателен: она не способна полноценно сопротивляться вторжению в свой разум. Снейпу, казалось, ничего не стоило сковать ее волю — и это даже без использования палочки, как он делал обычно. Помнила Анна и о том, как ей потом было плохо после глубокой легилименции, как долго она после этого восстанавливалась. И при всем при этом она совершенно не представляла, как мог бы повести себя Снейп, узнай он в подробностях, что именно нынешним утром случилось в его доме. С другой стороны, если она не отдаст сейчас палочку “по-хорошему”, Снейп — даром, что не совсем здоров — может собрать остатки сил и вернуть палочку уже “по-плохому”, и тогда ей, Анне Лапиной, точно придется несладко.

Открыла ящик письменного стола и осторожно взяла инструмент в руки. Солнце светило в окно — до заката оставался час или около того — и девушка позволила себе еще раз полюбоваться на это, без сомнения, произведение искусства, прикоснуться к его силе. Длинная полированная палочка из черного дерева ощущалась как нечто сродственное, с помощью чего можно добиться не всемогущества, конечно, но очень многого; то, что давало силу и позволяло чувствовать себя увереннее. Разделенная надвое рукоять была покрыта растительными кельтскими узорами ⁽⁴⁾. Тонкая, едва заметная последовательность штрихов, которые могли быть огамом — кельтскими рунами — тянулась от рукояти и до самого конца палочки. Схожим образом выглядела палочка волшебницы-родственницы Снейпа, только рукоять была одночастной, а не двучастной; тоже антрацитовая, но более короткая, с резьбой, покрытой потускневшим серебряным налетом.

Палочка Северуса Снейпа была Анне Лапиной длинновата: от сгиба локтя до самых кончиков пальцев. Впрочем, рассуждала начинающая волшебница, к любой палочке — неважно, длинная она или короткая — необходимо вначале приспособиться, привыкнуть: делать замахи медленнее и шире, подстраивать ритм заклинания, учиться заново дозировать силу — и лишь потом тренировать скорость и быстроту реакции. Но это все как-нибудь потом: когда она доберется, наконец, до Косого переулка и купит там уже свою собственную волшебную палочку, пусть даже самую простую, ибо ту, что сейчас держала она в руках, надлежало теперь вернуть законному владельцу.

Еще утром она рассчитывала забрать эту палочку с собой, составляя план своих действий на ближайшие сутки. Мысль о том, что воровство — это плохо, грех, и нельзя брать чужое, если посещала девушку, то совсем ненадолго. Отказалась от своей затеи Анна Лапина лишь потому, что вспомнила, что палочка для волшебника — это не только основной инструмент колдовства и проводник магии, но и нечто вроде удостоверения личности, а за использование чужих документов во всех более-менее цивилизованных государствах положено наказание. Учитывая же криминальное прошлое Снейпа и его членство в террористической организации, девушка совсем не хотела, чтобы на нее повесили заодно и его преступления, чтобы закрыть дело и отчитаться перед начальством. Потому палочку Снейпа она положила в ящик стола — к вещам неизвестной волшебницы, то ли матери, то ли бабушки зельевара.

В очередной раз Лапина задалась вопросом: что должно было произойти, чтобы волшебница из очень старой семьи, воспитанная в определенных традициях, внезапно бросила все и сбежала в абсолютно чужой и незнакомый ей маггловский мир, в котором надо еще уметь выживать? Она сбежала в большой мир — и ради чего? Северус, ее сын или внук… он родился волшебником, но в магическом мире ему до сих пор припоминают “неполноценность” его происхождения, недостаточную “чистоту крови”. Он живет в этом доме, но будто презирает его: и не только дом, но и весь большой мир в целом. И вряд ли подобный образ мышления он усвоил, уже будучи взрослым. Вопрос, на который нет и уже не будет ответа…

Обратно в гостиную Анна вернулась минут через десять.

- Вот, мистер Снейп. Ваша волшебная палочка, — сказала она, протянув палочку рукоятью вперед к хозяину.

Некоторое время зельевар, хмурясь, отчего брови его сдвинулись к переносице, придирчиво осматривал со всех сторон переданный ему инструмент.

- Вас долго не было, мисс Лапина… — заметил он с сарказмом, пристально глядя на молчавшую все это время девушку. — Или, быть может, вы раздумывали о том, как было бы для вас удобно не возвращать вещь ее законному хозяину?

- Всего лишь размышляла о том, как было бы хорошо иметь свою волшебную палочку, — ответила Лапина, пожав плечами: в конце концов, это была правда, пусть и не вся. — А пытаться присвоить себе чужое… мне просто не выгодно.

Снейп посмотрел на нее как-то странно — словно у нее на голове выросли рога — но промолчал, продолжая меж тем разглядывать палочку у себя в руках.

- Тем лучше для вас, мисс Лапина, если вы думаете именно так, — не глядя на собеседницу, сказал он после некоторой паузы, как если бы выражал мысли вслух. — А теперь вам необходимо научиться новому заклинанию, — вновь посмотрел на девушку.

- И что это за заклинание? — спросила Анна недоверчиво: ей хотелось знать наверняка, о чем шла речь, а не довольствоваться собственными догадками и, возможно, несуществующими даже намеками.

- “Επισκέυ” — простейшее целительское заклинание, позволяющее излечить небольшие переломы и раны, — ответил Снейп лекторским тоном. — Его не изучают в Хогвартсе, и только поэтому я вынужден объяснять его вам сейчас. Итак, запоминайте, мисс Лапина…

По-прежнему сидя на диване, Снейп изобразил в воздухе разомкнутый круг, идущий по часовой стрелке, от 12 до 12 часов. Одновременно он произнес вслух заклинание с такой размерностью, чтобы первая половина слова выпадала на первую же половину круга — от 12 до 6 часов, а вторая, соответственно, на вторую — от 6 до 12 часов.

- А теперь повторите, но не вкладывайте силу.

- Подождите, пожалуйста, мистер Снейп, — возразила Лапина. — Я бы хотела посмотреть еще раз, но с вашего ракурса, — и, не дожидаясь ответа, переместилась за диван, встав позади Снейпа.

Зельевар хмыкнул, выражая, видимо, тем самым свое мнение о ее умственных способностях, после чего сказал:

- Смотрите внимательно, мисс Лапина… — и снова прочертил в воздухе разомкнутый круг, светящийся белым контуром в сгущающемся полумраке гостиной.

На этот раз девушка следила уже не за рукой зельвара и движениями палочки, с виду довольно простыми, но за получаемым рисунком, который спустя несколько секунд бесследно растворялся в воздухе.

- Мистер Снейп, вы же использовали сейчас другое заклинание, чтобы показать мне “Επισκέυω”? — Анна не столько спрашивала, сколько утверждала. — Нечто вроде голограммы или проекции?

- Проекцию ментального образа, — с апломбом уточнил Снейп. — Вы видели достаточно, мисс Лапина. Теперь повторите.

Анна снова обошла диван, встав теперь боком к Снейпу. Вытянула правую руку вперед, ладонью вниз, опустив и почти сомкнув мизинец и большой палец. Произнесла размеренно:

- Эпи-скéво! — и прочертила рукой разомкнутый круг по часовой стрелке.

- Еще раз! — потребовал Снейп. И так снова и снова.

В какой-то момент Анна подумала, дело не только и не столько в том, что у нее не получалось выписать рукой идеальную окружность, сколько в том, что она не создавала при этом проекцию, как Снейп. Но Снейп не говорил, как создавать такие проекции! Или… намекнул? “Проекция ментального образа” — не проекция ли образа, созданного в воображении и выведенного вовне? Если так, то на этом образе необходимо сосредоточиться, вложить в него силу. Но тогда может одновременно сработать и целительское заклинание: толку от него не будет, а сила израсходуется зря. Значит, нужно забыть на время о тренировке непосредственно целительского заклинания: она отрабатывает лишь движение, его идеальный образ.

Поначалу девушка с опережением, едва ли не сразу создавала проекции контуров, что было, естественно, не то, что нужно, и лишь разу к пятому-шестому научилась синхронизировать движение рукой и видимую прорисовку контура. Снейп же, словно только этого и ждал, заявил, что теперь можно учиться применять заклинание точечно. На практике это сводилось к “рисованию” уже не в воздухе, а на различных поверхностях небольших кругов, 3-5 сантиметров в диаметре — с близкого расстояния и только одним пальцем: указательным или средним.

Лапина слабо представляла, как подобное упражнение могло бы ей помочь в освоении целительского заклинания: ведь тренировала она вовсе не его, да и непонятно было, куда целиться при лечении, например, закрытых переломов и трещин, когда на руках нет рентгеновских снимков. Зато все явственнее ощущала усталость и истощение — нечто сродни тому, когда ранее до упада осваивала (если это можно так назвать) бытовые заклинания под руководством Снейпа. И все чаще замечала, что выпадала из реальности в какое-то подобие дремы: вот она задумалась — а после внезапно обнаруживает, что на люстре горят свечи; или Снейп говорит ей что-то, а она не помнит и не понимает, о чем вообще шла речь. Потому, когда Снейп протянул ей палочку рукоятью вперед и в очередной раз что-то сказал, девушка по инерции просто взяла ее и кивнула, не особенно осознавая, что именно от нее хотели и на что она согласилась.

Лапина не могла сказать о себе, что вид голого мужского торса был способен как-то ее шокировать: почти каждое лето она видела мужчин в одних лишь плавках на пляже, и это воспринималось как нечто естественное и нормальное; да и в общежитии парни нередко позволяли себе ходить без верхней части одежды. Однако лицезреть в подобном виде Снейпа, постоянно закованного при ней в свой извечный сюртук-футляр, было настолько непривычно, что девушка подумала невольно: не спит ли она в очередной раз на ходу? Сны — они ведь порой настолько фантасмагоричные бывают, подобно картинам Босха, ван Гога или Мунка слепляя воедино разные куски реальности и то, что находится за ее пределами, и даже то, чего быть не может.

Окончательно же Лапина пришла в себя, когда Снейп потребовал, чтобы она его лечила. И вроде бы именно к этому все шло: не просто же так зельевар взялся обучать ее новому заклинанию, возился с ней битый час и даже вручил на время свою волшебную палочку. И сама Анна относилась к данной затее если не с энтузиазмом, то определенно положительно — как к возможности выучить новое полезное заклинание, отсутствующее, к тому же, в школьных учебниках. Но теперь, когда настала пора применить полученные навыки в деле, девушка засомневалась: вот так сразу, на живом человеке? а если она навредит? Не добавляла уверенности и мелкая, пока едва заметная глазу дрожь в руках — уже знакомый признак того, что магический резерв вот-вот иссякнет.

- Я не смогу, мистер Снейп… Не сейчас… Простите… — сказала она, безвольно опустившись в кресло напротив.

Анна не сопротивлялась, когда Снейп взял ее за запястье, как если бы считал пульс, а после вложил в ладонь флакон с одним из своих зелий и сказал выпить. Это было нечто странное: по телу будто бы прошлась волна освежающей прохлады и живительной влаги, наполнившей все пересыхающие ручьи разом; прояснилось сознание и стало легче дышать. Девушка прислушалась к своим ощущениям: ее резерв вновь был полон, и собственная магия была ей послушна.

- Спасибо, мистер Снейп! — сказала она искренне, поднявшись с кресла.

- Мисс Лапина, не благодарите меня бесполезными словами! — отрезал он в ответ.

- Тогда встаньте вот здесь, мистер Снейп… — указала она на место посередине между креслом, диваном и камином, — и… э… разведите руки в стороны, да, вот так… Επισκέυω!

В первый раз Лапина тщательно прицеливалась, аккуратно воспроизводя нужное движение палочкой и вербальную формулу заклинания, особенно сосредотачиваясь на желании исцелить, вкладывая в него свою волю и силу. Так же и второй раз. Наконец, видя свой успех, девушка принялась действовать увереннее и быстрее, шаг за шагом исцеляя все видимые повреждения на теле.

- Επισκέυω! Επισκέυω! Επισκέυω! — раз за разом повторяла Анна вслух и даже опробовала заклинание невербально:

- *Επισκέυω!*

Между делом, шаг за шагом устраняя видимые повреждения, Лапина украдкой рассматривала тело Снейпа. Землисто-бледная кожа, худощавое телосложение и сутулые плечи — никаких “рельефных мышц”, “кубиков пресса”, “гордой осанки” и прочего тому подобного, что принято ассоциировать с традиционной мужской привлекательностью, изображать на обложках популярных журналов и описывать в любовных романах. Можно было даже подумать, что тот же свой сюртук-футляр зельевар носил не только как своеобразную броню или в подражание каким-нибудь магическим традициям, но больше даже для внушительности. А калейдоскоп ее собственных реакций — от смущения и любопытства до отвращения и страха — был вызван, с одной стороны, абсурдностью ситуации. С другой же — общим отношением к наготе, телесности и взаимодействию с противоположным полом, внушенным посредством строгого воспитания, не прекращавшегося даже после того, как она защитила кандидатскую диссертацию, и религии в сочетании с особенностями собственной психики.

Время от времени девушка невольно бросала взгляд на рельефную татуировку на левом предплечье Снейпа: было в этом нечто отталкивающее и притягивающее одновременно — то, на что смотреть противно, но не замечать очень сложно. И в ответ чувствовала на себе недовольный, настороженный и пристальный со стороны зельевара. Она понимала: он был вынужден ей довериться сейчас, но если бы не обстоятельства, то никогда бы по доброй воле не предстал перед ней столь уязвимым, не подпустил бы к себе так близко и, тем более, никогда не дал бы ей в руки свою волшебную палочку.

В самом деле, как только Снейп решил, что больше не нуждается в ее помощи, то грубо сказал:

- Достаточно… — и, накинув на себя рубашку, забрал волшебную палочку обратно.

Не потребовал отдать, не вырвал силой, но использовал невербальную беспалочковую магию, что-то вроде “Accio”, подумала Анна, когда палочка из темного дерева вылетела у нее из рук и плавно опустилась в ладонь стоявшему к ней спиной волшебнику.

Раздавшийся из кухни характерный стук прервал возникшее неловкое молчание и послужил знаком для Северуса Снейпа. Анна даже не успела понять, как пол ушел у нее из-под ног, и она, неловко взмахнув руками, упала в стоявшее позади кресло.

- Оставайтесь здесь, — приказал ей зельевар и ушел на кухню.

Некоторое время Лапина прислушивалась к доносившимся оттуда звукам, пытаясь одновременно анализировать случившееся. По всей видимости, Снейп применил к ней нечто вроде слабого невербального “Repello” — воздействия в целом безвредного, но достаточного для того, чтобы цель утратила равновесие, что особенно легко, когда цель погружена в собственные размышления и нападения не ожидает. Размышляла же Лапина о том, что именно в вечерних сумерках, после захода солнца, когда уже темнеет, совы, как правило, вылетают на охоту — но вряд ли для этой цели они залетают в чужие дома; днем же совы (если говорить о магических совах) разносят подписчикам газеты, пока напечатанные в них новости еще не утратили своей актуальности. И тогда оставался только один вариант: Снейпу прислали личное письмо. Последний, вероятно, пришел к тому же выводу, причем еще быстрее — особенно если сова прилетела и начала стучать уже давно. Это она, Анна Лапина, была погружена тогда в работу и потому не замечала посторонних звуков — но Северус Снейп просто стоял и ждал, пока она закончит его лечить, и ничто не мешало ему контролировать пространство вокруг.

После девушка задумалась о личности приславшего письмо. С довольно большой долей вероятности можно было утверждать, что это был ни кто иной, как мистер Малфой, который, наконец, проспался и захотел узнать, а что, собственно, случилось, и писать об этом имело смысл только Северусу Снейпу, в обществе которого все прочие видели его в последний раз. Но что это означало для нее, Анны Лапиной?

В первую очередь, то, что Снейп, очевидно, будет снова ее допрашивать о случившемся утром — на этот раз более серьезно — и не исключено, что с применением легилименции. Из этого закономерно вытекало, что ей необходимо подготовить свою непротиворечивую версию событий — такую, которая содержала бы в себе некоторую долю правды. То есть, о Малфое рассказать придется, но она, Анна Лапина, его не видела, а только слышала — а говорил Малфой много чего, “мистеру Снейпу” будет полезно узнать, ибо, как известно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И нет, она не знает и не может знать, где “мистер Снейп” и “мистер Малфой” были до этого, что делали и почему так надрались.

Снейп между тем вышел из кухни и, бросив на девушку грозный, не предвещавший ничего хорошего взгляд, пошел наверх. Анна успела заметить, что в правой руке он держал волшебную палочку, в левой — сложенный лист желтоватой бумаги. На левой же руке, помнила она, была зловещая черная татуировка в виде черепа со змеей, скрытая сейчас под длинным рукавом рубашки. И теперь Лапина задумалась: а насколько для нее опасна даже сама догадка об отношении Снейпа не просто к какой-то местной криминальной банде, а к самой настоящей террористической организации? И получится ли у нее выкрутиться, если она уйдет в несознанку, опираясь в своих ответах исключительно на очевидные и, самое главное, правдивые факты? Что, например, ту же символику она видела на кольце у миссис Малфой на фото в “Пророке”? Что пыталась найти при Снейпе зелья, которые могли бы поспособствовать его выздоровлению? И хотела воспользоваться его палочкой, чтобы закрыть камин — но безуспешно?

В гостиную зельевар вернулся несколько минут спустя, уже в черной, наглухо застегнутой рубашке, левитируя перед собой чернильницу и перо с бумагой.

- Мисс Лапина, я уже спрашивал вас о том, что произошло здесь прошлой ночью, с тех пор, как я ушел, — начал Снейп без лишних предисловий. — Спрашиваю еще раз… в последний раз — по-хорошему… — добавил он зловещих ноток в голос.

Анна оценила обстановку вокруг: Снейп не стал имитировать даже видимость доверительной беседы, как это изображали нередко в фильмах про полицию, где следователь допрашивал свидетеля, сидя по другую сторону стола, то есть, формально находясь на том же уровне. Вместо этого зельевар — как он предпочитал это делать обычно — грозно нависал над ней, встав таким образом, чтобы перекрыть наиболее легкие пути отступления. И тут, подумала Лапина, она сама виновата: потому что могла бы еще раньше встать с кресла и занять более выгодную позицию — и формально указание “оставаться здесь” было бы при этом не нарушено.

- А ночью здесь ничего интересного и не было, — ответила Лапина, равнодушно пожав плечами: в самом деле, не рассказывать же о том, как она тупила, пытаясь решить встававшие перед ней задачи.

- А что было утром? — уточнил Снейп, уцепившись за оговорку о времени суток.

- Утром вы вернулись. Вернее, вам помогли вернуться, — решилась “открыться” Лапина и, весьма предсказуемо почувствовав у себя в голове щуп легилименции, пока еще слабый, поспешила добавить, выставив руки ладонями вперед, как для заклинания “Protego”:

- Мистер Снейп, я помню, что меня никто не должен видеть… по крайней мере, до тех пор, пока я не поступлю в Хогвартс. Позвольте объяснить, как это было…

- Я слушаю, — снисходительно разрешил Снейп и даже сел на диван напротив.

- Я помню, что вы предупреждали… о пяти часах утра. Опасаясь проспать, я решила ночевать на кухне, но… это оказалось тем еще квестом.

- Неужели? — с небрежной иронией отозвался Снейп, приподняв левую бровь.

- Мне потребовалось… некоторое время, чтобы понять, как… пройти через эти книжные шкафы, — Анна обвела руками гостиную. — Но эти книжные шкафы, которые ложные двери, они не глушат звук. А в щель под ними можно увидеть отблески… например, от пламени камина.

- И, значит, вы услышали… — скептически заметил Снейп.

- Да, услышала, — подтвердила Лапина, кивнув. — Я помню эти звуки еще с прихода Дамблдора. Очень характерные звуки. Похожие можно услышать при взаимодействии металлического натрия с водой. Это… весьма экзотермическая реакция. Из-за выделяющегося тепла начинает кипеть вода, начинает гореть натрий на воздухе. А если реагирующие компоненты… находятся в большом избытке, то может случиться взрыв, потому что… в процессе реакции выделяется водород, и при его локальном накоплении… образуется гремучая смесь с кислородом воздуха.

- И вы, мисс Лапина, значит, сами все это проделывали? — презрительно усмехнулся Снейп, как бы говоря: “Давайте, рассказывайте тут сказки”.

- Нет, мистер Снейп, — с некоторым апломбом возразила бывшая выпускница химфака. — Я как-то не отличалась хулиганскими наклонностями. Мне было достаточно стандартных демонстрационных опытов.

- Итак… значит, вы, мисс Лапина, услышали характерные звуки… — вернулся зельевар к предыдущей теме.

- И я затаилась. Вон в том углу, — продолжила Анна, указав на предполагаемый угол у входа на кухню. — Там дверь… настоящая дверь всегда открыта широко, и за ней можно спрятаться.

- Дальше…

- А дальше я услышала топот ног… больше одного человека, но и не целой толпы. Затем вас уложили на диван, вот этот, я вас здесь потом и нашла, — указала Лапина на единственный в гостиной диван, на котором сидел нынче Снейп. — Еще один человек начал ходить по комнате и говорить. Так стало понятно, что вас всего было двое. Затем второй отбыл камином.

- Как вы это определили, мисс Лапина?

- Я снова услышала характерное шипение и увидела изумрудно-зеленые отблески на полу. Затем этот человек сказал что-то похожее на “Малфой-мэнор”. Снова отблески и шипение. Я выждала… — девушка задумчиво посмотрела в сторону, — наверное, пять минут и после этого рискнула выйти в гостиную. И увидела вас, мистер Снейп, еле живого.

- И что говорил… тот второй? — с некоторой заминкой поинтересовался Снейп: среди "своих" — что тех, что других — по всей видимости, было принято называть друг друга по именам, но она, Анна Лапина, никак не была “своей”.

- О… он говорил много чего… любопытного… — отозвалась она с некоторым предвкушением и даже превосходством в голосе. — Например, что вы, мистер Снейп, не чистокровный волшебник, и это делает вас чуть ли не животным. И ваш дом, — обвела рукой окружающее пространство, — он назвал хлевом. Он сказал, что вся ваша жизнь — это наглядный пример, почему необходимо соблюдать чистоту волшебной крови и не допускать в магический мир неких “грязнокровок”. И что хотя вы долго общаетесь с “лучшими”, — изобразила пальцами кавычки в воздухе, — чистокровными волшебниками, вы никогда не станете вровень с ними. Потому что вы — не чистокровный, мистер Снейп. И как-то я не могу понять, мистер Снейп: зачем вы продолжаете находиться в этой организации? Ответьте на этот вопрос, прежде всего, самому себе…

* * *

Анна не сразу поняла, что случилось — будто бы она внезапно угодила под воду, и ей резко перестало хватать воздуха. Снейп грубой легилименцией смял ее поверхностные щиты, словно клином вырываясь к ней в голову. Она догадывалась, что именно он хотел найти — что ж, она с удовольствием ему поможет.

Вот недавнее воспоминание, где она стоит в темноте, протиснувшись между стеной и откинутой к ней дверью. Она слышит, как в соседней комнате ходит и говорит… другой. Сделать интонации более развязными, паузы между словами чуть более длинными, добавить заикания местами — “другой” в таком состоянии, что непременно хочется излить душу и высказаться о наболевшем. Но он еще способен своими ногами дойти до камина и сказать заплетающимся языком: “М-малфой-м-мэнор” — чтобы отправиться, наконец, домой.

После наступает тишина — и только клубящаяся вязкая тьма вокруг. Снейп в ней тонет, его уносит за пределы ее сознания, растворяя во мгле…

* * *

Лапина глубоко вдохнула и открыла глаза — словно до этого и впрямь была под водой. Знакомый потолок, покрытый сетью мелких трещин, книжные полки вокруг, рядом огромный камин — она снова в физической реальности, в доме Снейпа. Последний сидит напротив нее и откашливается, после чего произносит через силу:

- Достаточно…

Это не был сарказм: больше Снейп не спрашивал Лапину о происшедшем накануне, не пытался воздействовать на нее легилименцией. Словно получив достаточную для себя информацию, он понял, что можно написать Малфоям и принялся за составление ответа, который отправил затем с совой.

Уже за поздним ужином Снейп предупредил, что с утра, после завтрака, отправится с визитом вежливости к Малфоям. Анна слушала его внимательно, вдумчиво пережевывая мясо из бульона.

- Скажите, пожалуйста, мистер Снейп… — заговорила она некоторое время спустя. — Если вас не будет дома, а сова принесет газету… что мне тогда делать?

Девушка не оставляла мысли покинуть Ткацкий тупик в Коукворте и перебраться, наконец, в Косой переулок в Лондоне, но весьма сомневалась, что после всего пережитого за день сможет встать достаточно рано, чтобы успеть на один из первых поездов. А, значит, нужно было не только придумать себе занятие на день (с чем у нее проблем бы не возникло), но и позаботиться заранее о некоторых внешних обстоятельствах, от нее не зависящих.

- Хорошо, мисс Лапина, смотрите…

К удивлению Лапиной, Снейп подвел ее к одному из навесных шкафов, где показал металлическую вазочку-креманку с медяками и бумажный пакет, более чем наполовину наполненный чем-то мелким и твердым — оказалось, совиным “печеньем”. Логично: если волшебники нередко держат сов в качестве домашних питомцев, выполняющих, к тому же, функцию почтальонов, то для них вполне могут существовать корма, подобные тем, что в большом мире массово выпускаются для кошек и собак и продаются едва ли не в каждом магазине.

Анна не понимала, как столь полезные в общении с совами предметы она не заметила ранее, хотя заглядывала в этот шкаф неоднократно. Не имела она также ни малейших догадок относительно внезапно случившегося у Снейпа приступа доброты — но намеревалась им воспользоваться по максимуму, пока зельевар пребывал в хорошем настроении. А потому, когда они вернулись обратно в гостиную, тут же поинтересовалась заклинанием для блокировки каминов.

- … Я уже пыталась использовать для этого… некоторые известные мне школьные заклинания, но… ни одно из них не подошло. Это просто огромное везение, что сегодня… в течение дня больше никто сюда не пришел, — пыталась она обосновать свое пожелание. — Но это не значит, что кто-нибудь — точно так же, как Дамблдор недавно — не придет завтра или послезавтра, или в любой другой день. Когда дом просто открыт для незваных гостей…

Снейп хмуро посмотрел на нее. Затем задумался, облокотившись одной рукой о камин и поставив на нее вторую, на которую, в свою очередь, оперся подбородком. После чего сказал:

- Разожгите огонь в камине.

Анна недоуменно посмотрела на Снейпа в ответ, но все же выполнила просьбу-приказ и разожгла огонь невербальным беспалочковым “Incendo”. Зельевар тем временем достал с каминной полки уже знакомую жестяную коробочку и открыл крышку.

- Возьмите горсть и бросьте в огонь, — сказал он Лапиной.

Девушка пригляделась: было видно, что порошок совсем недавно отбирали. Сейчас, когда света в помещении было больше и не нужно было уже беспокоиться, как бы побыстрее отправить подальше незадачливого визитера, можно было увидеть, что это очень мелкие кристаллы, слегка отливавшие зеленым. Скорее всего, они и были зелеными — темно-зелеными — подобно кристаллам перманганата калия или йода, давая более различимые оттенки уже при разбавлении: в воде ли, в пламени или возгоняясь в воздухе.

Взяла щепотку и бросила в пламя, которое сразу же окрасилось в изумрудно-зеленый цвет — это выглядело завораживающе-красиво.

- Теперь погасите, — снова велел Снейп.

Анна, чуть опустив, вытянула левую руку ладонью вперед, в останавливающем жесте, и мысленно про себя произнесла:

- *Exstinguo!* ⁽⁵⁾

Погасить огонь в камине ей удалось с некоторым дополнительным волевым усилием: заклинание не было еще отработано в должной мере.

- Вы использовали не “Finite!”? — уточнил Снейп.

Лапина кивнула. Зельевар, кивнув, ухмыльнулся каким-то своим мыслям, глядя на девушку оценивающе, после чего сказал:

- Пока пламя горит зеленым и летучий порох действует, необходимо четко назвать место назначения и ступить в огонь — так вы перенесетесь, куда вам надо. Впрочем, вряд ли вам, мисс Лапина, это пригодится, — мужчина усмехнулся. — Чтобы заблокировать камин, нужно произнести: “Extraneis via clausa est!” ⁽⁶⁾ — такова вербальная формула нужного вам заклинания. Запоминайте движения палочкой! — изобразил в воздухе святящийся контур, который при желании и очень большой фантазии можно было принять за основную часть ключа — ту, что вставляют в замок.

Похожая схема, вспомнила Лапина, была у палочкового заклинания “Colloportus”.

- Еще раз, — добавил Снейп. — Смотрите внимательно и запоминайте…

Повторил контур, на сей раз произнося слова вслух — так, чтобы можно было услышать размерность: “Extraneis” — на верхней длинной перекладине, “via” — на “перемычке” справа, “clausa” — на нижней перекладине и “est” — на “хвостике” под ней.

- Заклинание палочковое, — подчеркнул Снейп. — Чтобы оно сработало, необходимо в конце коснуться волшебной палочкой центрального камня наверху камина. Это касается, в первую очередь, старинных арочных каминов, для которых заклинание было разработано изначально, — продолжил он лекторским тоном, — после того, как британская волшебница Игнатия Уайлдсмит в XIII веке изобрела летучий порох и способ его использования для путешествия между связанными в сеть каминами. Для современных простых каминов — как этот — необходимо коснуться палочкой центра верхней каменной или бетонной перекладины, — указал на место под каминной полкой посередине. Если же вы попытаетесь использовать заклинание без палочки, то просто потратите силу зря. Много силы. Вам все понятно, мисс Лапина? — посмотрел на девушку сверху вниз.

- Пока да, мистер Снейп, — Анна кивнула.

- Тогда пробуйте, — зельвар передал ей свою волшебную палочку.

- Э… спасибо, мистер Снейп. Хм… — Анна прочистила горло, глубоко вдохнула и встала в позу проведения силы — так, что палочка была линейным продолжением ее руки. — Extránèis vía cláusa èst! — медленно, четко выдерживая размерность, держа в голове необходимый результат, произнесла она заранее выученные слова, одновременно выполняя нужные движения палочкой.

Коснулась палочкой указанного на бетонной перекладине места и услышала короткий, щелкающий свист.

- Получилось? — спросила она неуверенно, вопросительно посмотрев на Снейпа.

- Разожгите огонь в камине, — велел он вместо ответа.

- *Incendo!* — Лапина послушно выполнила указание.

- Теперь бросьте летучего пороха в огонь.

Лапина снова повиновалась — благо, коробочку с летучим порохом Снейп не успел убрать наверх.

- Видите разницу?

Лапина кивнула: вместо того, чтобы равномерно гореть красивым и ярким изумрудно-зеленым пламенем, огонь будто бы распался на несколько очагов, в каждом из которых время от времени взметались вверх извилистые ярко-зеленые языки — там, где упали частицы порошка. Не дожидаясь очередного указания, девушка сама потушила огонь, после чего спросила:

- А что надо сделать, чтобы разблокировать камин?

- А сами не догадываетесь? — ехидно поинтересовался Снейп.

- Я… не могу пока похвастаться большим опытом в составлении и модификации заклинаний, — ответила Анна уклончиво.

- А что вам напоминает этот контур? — забрав у нее палочку, изобразил в воздухе кривую, тускло светившуюся серебром в полумраке гостиной.

- Хм…

Анна пригляделась. Рисунок напоминал зеркально отраженную латинскую букву “S” или же письменную строчную русскую “г”, только искаженную: с короткой прямой вертикальной перемычкой и сильно вытянутыми прямыми же горизонтальными перекладинами. А контур в виде зеркально отраженной “S” использовался, в свою очередь, для открывающего заклинания “Alohomora” — о чем Лапина и сказала Снейпу.

- Что ж, мисс Лапина, к простым аналогиям вы, очевидно, способны, — отозвался зельевар с сарказмом. — Как нетрудно догадаться, разблокирующее заклинание — тоже палочковое и только палочковое, — подчеркнул он с особенной важностью. — Его вербальная формула звучит как: “Extraneis via est aperta!” ⁽⁷⁾

Далее Снейп повторил заклинание, одновременно воспроизводя контур. Анна запоминала размерности: “Extraneis” — на длинной верхней перекладине слева, “via” — на вертикальной перемычке, а вот “est aperta” уже полностью укладывались на длинную горизонталь внизу справа.

- Пробуйте, мисс Лапина, — зельевар снова передал ей свою волшебную палочку.

- Extrànéis vía èst apérta! — произнесла Анна после своих обычных коротких приготовлений, как и раньше, как можно более четко концентрируясь на результате и точно соблюдая размерности и движения палочкой.

Снейп не говорил ей этого, но на последнем звуке, как и в заклинании для блокировки, девушка коснулась палочкой середины верхней бетонной перекладины камина, рассудив, что замечание об аналогиях было ранее дано не просто так, и раздавшийся следом характерный щелкающий свист был первым подтверждением правильности ее догадки. Затем, не дожидаясь дальнейших указаний Снейпа, Лапина разожгла огонь в камине и бросила туда щепотку летучего пороха, а после долго завороженно смотрела на изумрудно-зеленое пламя.

- Все, мисс Лапина. Поиграли, и хватит, — сказал ей Снейп несколько минут спустя: коробочки с летучим порохом уже не было у него в руках.

Анна, посмотрев на него, с некоторой грустью кивнула в ответ, после чего потушила огонь и сотворила блокирующее заклинание.

- Доброй ночи, мистер Снейп, — сказала она, вернув палочку ее владельцу.

- Доброй, мисс Лапина…

Позже, засыпая уже в своей комнате, Анна Лапина размышляла о том, что пока все складывалось к лучшему, и за это следовало быть благодарной. Потому что оставить Снейпа одного и беспомощного она бы, наверное, все-таки не смогла, а так он оклемался, подлечился и уже способен полностью сам о себе позаботиться — возможности целительских зелий и чар ее приятно удивляли. В любом случае, теперь она может делать, что хочет, и с чистой совестью идти на все четыре стороны.

1) (лат.) “Внушение разуму”.

Вернуться к тексту

2) Имеется в виду эта книга: https://litnet.com/ru/book/praktikum-dlya-teoretika-b37549. В частности, в главе 32 главная героиня так отзывается о ядах местной преподавательницы зельеварения: “У нее таких, моментального действия, полно, и называются они весьма поэтично: “Зеленая змея”, “Полуночный убийца”, “Масло королев” и, если мне не изменяет память, “Белая смерть”. Это я случайно вычитала в конспекте одного студента: он пытался на моем уроке изучать другой предмет, я тетрадь временно конфисковала и, разумеется, сунула туда нос”.

Вернуться к тексту

3) Мысленный эксперимент, предложенный Эрвином Шрёдингером, одним из создателей квантовой механики, при интерпретации физического смысла волновой функции как суперпозиции динамических переменных. Динамические переменные, утверждал Шрёдингер, не могут быть “размазаны” в соответствии с волновой функцией частицы: электрон, вылетающий из атома радиоактивного вещества при β-распаде, описывается волновой функцией, однако каждый новый вылетающий электрон будет попадать в одну конкретную точку экрана, а не равномерно размазываться в соответствии со своей волновой функцией. Можно сказать, что волновая функция описывает вероятностную совокупность (суперпозицию) точек, в которых может оказаться электрон, а не одновременную реализацию всех возможных состояний, которые могут быть взаимоисключающими — как в мыленном эксперименте с котом.

Представим, что в небольшом замкнутом пространстве есть кот и колба с синильной кислотой. Вне этого помещения находится счетчик Гейгера, в котором находится навеска радиоактивного вещества — столь малая, что за час может распасться только один атом, но с равной вероятностью может распасться и не один. Если атом распадается, счетчик приводит в действие молоточек, который разбивает колбу с синильной кислотой, и кот умирает. Если предоставить эту систему себе самой, то по прошествии часа можно с равной вероятностью утверждать, что кот жив (если не распался ни один атом) или что он мертв (если распад случился). При описании данной системы волновой функцией оказалось бы, что кот жив и мертв одновременно — чего, естественно, быть не может.

Упоминая данный парадокс в своих мысленных рассуждениях, Лапина имеет в виду некую совокупность вероятностей, которые заранее могут существовать одновременно — пока истина не будет установлена.

Вернуться к тексту

4) Волшебная палочка Северуса Снейпа: https://disk.yandex.ru/i/DruGvR-IaOVgHg

Вернуться к тексту

5) (лат.) “Гашу!”, “Прекращаю!”, “Подавляю!”

Вернуться к тексту

6) (лат.) “Посторонним вход закрыт!”

Вернуться к тексту

7) (лат.) “Посторонним вход открыт!”

Вернуться к тексту