Сумасшествие вдвоем (часть I) (гет)

Легче лани юной ты

Убегаешь предо мною,

Но я жду, что на бегу

Ты оглянешься к врагу,

И замедлишь шаг, и рядом

Вдруг очутишься со мною.

А.Н. Майков

Хэллоуин — самый подходящий день для разговоров о Волдеморте. Проходя через величественный атриум Министерства Магии, украшенный в соответствующем стиле, я даже немного чувствую себя Лордом — до того испуганно подскакивают при виде меня самые слабонервные клерки и посетители. Менее слабонервные, помявшись, решаются зайти в один со мной лифт, а Артур Уизли даже интересуется, как у меня дела. Всё превосходно, Артур. Разве может быть иначе, если мы победили? Кругом атмосфера праздника, и все люди такие милые, и новенькая статуя Дамблдора в фонтане приветствует начало нового времени бесконечным Агуаменти. Что ж, будем отмываться.

В качестве моральной поддержки следом за мной через атриум, лифт и подземные коридоры Визенгамота волной распространяется удивлённый и настороженный шёпот: «Северус Снейп... Северус Снейп... Северус Снейп...». Я оказываюсь минута в минуту перед дверью, указанной в официальном письме, и вхожу в неё почти с облегчением. Наконец-то перестанет шуметь в ушах!

— Северус Снейп! — произносит Тиберий Огден с дальнего конца длинного овального стола.

Спасибо, я выучил. Однако же, как все ждут моих показаний, если малое собрание будет возглавлять Верховный Чародей Визенгамота! Он ведь у нас теперь верховный чародей, если не ошибаюсь? Нет, я не ошибаюсь. Тогда заранее сочувствую Тиберию. Он уже в почтенном возрасте, а разговор предстоит длинный. Хорошо хоть не явился сам министр Шеклболт! Малое собрание по факту не такое уж малое: десять членов Визенгамота, все в сливовых судейских мантиях, и перед каждым — высоченная стопка документов. Похоже, они всерьёз настроены вытрясти из меня душу. В переносном смысле, в переносном.

Мне стоит труда напомнить себе, что я свидетель, а не обвиняемый. Против воли сразу встаёт перед глазами моё первое знакомство с судебной системой. Тогда Визенгамот заседал в полном составе, меня приковали цепями к стулу (что было абсолютно оправдано) и поили Веритасерумом. Увы, я был не в том настроении, чтоб запоминать лица. Поэтому не исключено, что кое-кто из того, первого состава, и теперь усаживался за стол. Но я узнаю только Верховного Чародея и Гризельду Марчбэнкс (о, Мерлин, она до сих пор жива! Наверняка, подсуетилась насчёт крестража).

Про крестражи, как я понял из последней беседы с Дамблдором, надо молчать погромче, так что я не задаю почтенной колдунье бестактных вопросов, а тихо, вежливо здороваюсь и устраиваюсь в указанном мне кресле напротив Огдена. И мы начали говорить. Меня спрашивают — я отвечаю, меня спрашивают— я отвечаю, меня спрашивают — я отвечаю...

Персиваль Уизли, которому выпала честь вести протокол эпохального собрания, еле успевает перекладывать перо из правой руки в левую, чтобы писать, не переставая. Состав присутствующих очень пёстрый — чтобы всегда находился кто-то, способный понять, о чём я рассказываю. Имеются представители от Отдела Обеспечения Магического Правопорядка, Отдела Тайн, Отдела Международного Магического Сотрудничества и т.д. Даже сотрудник Отдела Регулирования Магических Популяций, который скучает большую часть обсуждения и оживляется только к семи вечера, когда мы добираемся до моей любимой Нагайны. Не знаю, почему его не интересуют остальные магические существа, имевшие отношение к войне с Волдемортом, но я ему от души благодарен за единственный вопрос. Дал бы два галеона, пусть он и не похож на Лили. Иначе собрание никогда бы не кончилось.

Час проходит за часом, некоторые члены собрания сменяются, двум волшебницам становится плохо, и их выводят на воздух, дважды нам приносят поесть и дважды Тиберий объявлял перерывы минут на тридцать. В остальное время я говорю, не умолкая, так что к концу всерьёз хочу перейти на серпентарго — горло совсем разболелось, и английский язык даётся всё хуже. Огден даже предлагает перенести собрание на другой раз, но я наотрез отказываюсь. Хочется покончить с этим удовольствием за один день.

— Но вам же плохо... — проникается сочувствием волшебница из Бюро Магического Законодательства.

Сюда я пришёл без шарфа, и впечатлительная дама, конечно, нашла повод для беспокойства. Лучше б она реже бледнела и просилась на воздух после своих же вопросов. Глядишь, разошлись бы на час раньше!

— Главное — спокойная совесть, — заверяю я, одарив её самым задушевным взглядом. — Ну что, продолжим? О чём я говорил? А, о военных советах Волдеморта...

Через три предложения я получаю целых пятнадцать минут отдыха — Бюро Магического Законодательства опять не выдерживает столкновения с реальностью.

После первого прогона всей истории, предыстории и постистории моих сложных взаимоотношений с Лордом, начинаются отдельные уточняющие вопросы, и я опять говорю и говорю. Про Чарити Бербидж и Аластора Грюма, про Квиринуса Квирелла и Барти Крауча, про Питера Петтигрю и Регулуса Блэка, про Уолдера Макнейра и Фенрира Сивого, про Бродерика Боуда... не знаю такого. Все смотрят на меня в замешательстве, и Уизли от неожиданности ломает перо. Что? Я не могу кого-нибудь не знать? Я проталкиваю глоток воды через больное горло, пользуясь всеобщим замешательством, и мы продолжаем. Альбус Дамблдор — ну, конечно! Полтора часа — как отдай. Сириус Блэк — куда уж без него! Ремус Люпин. Нимфадора Люпин. Алиса и Фрэнк Лонгботтомы. И Гарри Поттер, Гарри Поттер, Гарри Поттер... И Лили.

— Неужели вы не знали о спасении миссис Поттер?

— Нет, знал только Дамблдор.

— Надо же! Прямо не верится!

Уж поверьте, я не знал.

На пятом часу приятного общения я начинаю искренне сожалеть, что Легилеменс разрешён только в исключительных случаях. Мне было бы проще пережить экскурсию в сознание, чем собственными словами озвучивать бесконечные потоки правды, неправды и полуправды, которые я направлял от Дамблдора к Реддлу и обратно. Карательные вылазки Пожирателей. Ночные собрания у Волдеморта. Пытки и массовые убийства. Расправы над магглорождёнными. Расправы над магглами. Всех, кого я спас — поименно. Всех, кого не спас — поименно.

К концу этого мракобесия из дам не рыдает только Гризельда Марчбэнкс, которая, по-моему, спит, положив седую голову на плечо представителя Отдела Регулирования Магических Популяций. Лишь в десятом часу вечера наступает черёд Люциуса Малфоя. Люциус Малфой — кто это? Меня тянет повторить: не помню такого. Но, боюсь, во второй раз мне не поверят. К тому же, Растус Партридж из Отдела Тайн подозрительно оживляется. Видимо, для невыразимцев похищение пророчества стало личной обидой. Поджав губы, он спрашивает меня, стараясь, чтоб вопрос звучал как можно невиннее:

— Ответьте, мистер Снейп, это правда, что мистер Малфой являлся правой рукой Волдеморта, пока вы не заняли его место?

— Прошу прощения, я не понял, чьё занял место — мистера Малфоя или мистера Реддла? — переспрашиваю я ещё невиннее.

Некоторые члены собрания невольно усмехаются — что может быть смешнее Волдеморта? Но время позднее, все устали и хотят поскорее к тыквам. Однако Партридж настроен предельно серьёзно.

— Я имел в виду мистера Малфоя, — уточняет невыразимец, и от его губ остаётся только тонкая ниточка.

— У Волдеморта имелись обе руки, — отвечаю я без тени улыбки — тут главное не перегнуть палку. — Иными словами, ему не нужны были ни советники, ни телохранители. Только он и его рабы. Не было никаких официальных должностей, я уже говорил об этом. И не было никакого доверенного круга. Волдеморт не доверял никому, и система взаимоотношений была простая. Выполняешь его поручения — живёшь. Не выполняешь раз — Круцио, два — Авада Кедавра.

Сентиментальная волшебница из Бюро Магического Законодательства, только что вернувшаяся с очередной передышки, молча открывает и закрывает рот. Готов поспорить, она хотела спросить — а три? Если бы спросила, я бы ей показал, честное слово!

— Таким образом, — подвожу я итог, — Люциус Малфой значил для Волдеморта не больше, чем все прочие слуги.

— Но именно мистеру Малфою он поручил похитить пророчество из Отдела Тайн, — настаивает Партридж.

Видимо, их с Люциусом тоже связывает какое-то пророчество. Пока Люциус жив, Растусу не будет покоя.

— Мне неизвестно, что именно приказывал Волдеморт, — отвечаю я, подстраховавшись Окклюменцией. — И в Отделе Тайн меня не было. Я не знаю, кто из Пожирателей Смерти похитил пророчество, и какова была роль лично мистера Малфоя. Я располагал лишь приблизительной информацией о том, что на Министерство Магии совершат налёт Пожиратели Смерти.

— Но вы не смогли это предотвратить? — досадливо уточняет Партридж, и мне уже хочется наслать на него какой-нибудь сглаз.

— Смог, — отвечаю я, недоумённо подняв брови. — Я передал все сведения, которыми обладал, Альбусу Дамблдору, и он не позволил Волдеморту завладеть Пророчеством. Это Отдел Тайн не сумел обеспечить безопасность столь ценной вещи.

Чёрт бы побрал Люциуса за то, что приходится так лезть на рожон! Но результат достигнут — выпад в сторону Министерства мгновенно блокируется самим Огденом, мы переключаемся на другие темы, и вскоре ручеёк беседы начинает истончаться. Финальную точку ставит самая мудрая из присутствующих — Гризельда. Приподняв голову с плеча своего коллеги, почтенная волшебница произносит совершенно ясным голосом:

— Имейте совесть, господа судьи! Оставьте уже человека в покое, ему завтра на работу. И нам тоже. Такие страхи перед сном, да ещё в Хэллоуин! Давайте-ка по домам. Полночь скоро, а я так и не зажгла ни одной тыквы. Чёрт с ним, с Волдемортом — помер и помер.

Гризельде лет двести, она учила самого Дамблдора, так что ей можно всё. Даже указывать Верховному Чародею. Тиберий благодарно хватается за повод уйти отсюда живым и объявляет о завершении собрания. Мне пришлют официальное письмо, если что-то ещё... А, впрочем, нет, мистер Снейп, это просто формальное предупреждение. Конечно же, одного заседания хватит, большое спасибо.

Первым подхватывается Уизли, заложив перья сразу за оба уха. Судьи тоже торопятся разойтись, собирая свои бумаги и поочерёдно со мной прощаясь. Сначала раскланивается Партридж, который уж точно весело встретит Хэллоуин — с тыквой-то вместо головы! Я прикидываю, как долго он может добираться до дома, и отсрочиваю сглаз на двадцать минут. Последней прощается Гризельда, попутно сообщив, какой я славный и смелый мальчик, как мной гордится Дамблдор и как было бы неплохо, если бы я кушал получше.

После этого я остаюсь один в комнате и наконец-то ложусь головой на стол. Я не чувствую себя ни сильным, ни смелым, только опустошённым и измотанным. Меня не приковывали цепями, но в душе я испытываю сходное ощущение. Бесконечный калейдоскоп из старых разговоров, из лиц давно умерших людей, из перекрещивающихся в темноте заклятий и разгорающихся пожаров кружит у меня в голове и никак не уймётся. Я сижу минут пять, ожидая, пока грязь снова осядет на дно памяти, чтобы можно было спокойно аппарировать.

Но из глубины сознания продолжают всплывать новые и новые картины. Змея, разрывающая мне горло, Смертельное Проклятие на Астрономической башне, гигантский пёс в закрытом крыле школы, Чарити Бербидж, висящая вниз головой над обеденным столом в Малфой-мэноре... О нет, Люциус тут был ни при чём, так — совпадение... Подземелья, и Азкабан, и Метка. И опять в моей голове непрестанно спорят два голоса. Один — приятный и увещевающий, другой — высокий и бесстрастный. Один говорит в левое ухо, другой в правое, один — в левое, другой — в правое. И я снова, как наяву, вижу их глаза — пронзительные голубые у одного, пронизывающие алые у другого. Они поочерёдно впиваются в мою память, в мою душу и мысли, одну за другой перелистывают страницы моего разума. Ты верен? Ты верен? Ты верен? Ты сделаешь? Сделаешь? Сделаешь...

Я закрываю глаза и уши и упорядочиваю эту какофонию окклюменцией. Осадок остаётся, но голоса стихают, картины блекнут, и я, наконец, покидаю зал суда.

Атриум, оказывается, полон репортёров, и все явились по мою душу. Жаль, что мне, как обычно, хочется только заснуть и умереть. Нет, к Лили хочется сильнее. Я её не видел целые сутки и даже не знаю, станет ли она со мной здороваться.

— Мистер Снейп, это правда, что вы изначально служили Волдеморту, а уж потом Дамблдору?

— Мистер Снейп, вы можете показать Метку?

— Мистер Снейп, скольких людей вы спасли от Волдеморта?

— Мистер Снейп, Альбус Дамблдор действительно просил вас его убить?

— Мистер Снейп, сколько недель вы провели в Азкабане и за что?

— Мистер Снейп, это правда, что после смерти Волдеморта вы являетесь самым сильным тёмным волшебником в Магической Британии?

— Да, — хриплю я в тональности серпентарго, чудом пробившись к одному из каминов. — И в немагической Британии тоже.

Почему-то все замолкают, хотя сами просили меня ответить. Странные люди! Я пожимаю плечами и наконец-то покидаю Министерство Магии.

В Хогвартсе я оказываюсь ближе к полуночи, порядком устав и продрогнув по пути от аппарационного барьера. На меня находит отупение, мне просто лень шевелить палочкой для согревающих чар. Замок спит, только Пивз болтается под потолком вверх ногами, но при виде меня отдаёт честь. Добро пожаловать в пряничный домик! Не знаю, зачем я плетусь в учительскую — может, надеюсь, что там Лили? Но Лили нет, только погасшие светильники в форме тыкв и подметающие пол домовики. Домовики живо выстраиваются по росту, но я отмахиваюсь от них — работайте. Говорить не хочется, очень уж болит горло. Поэтому я молча отправляюсь шататься по школе, прихлёбывая целебное зелье. Оно не особенно помогает, но надо же чем-то лечиться!

Прогулка начинается бодро — я снимаю баллы с хаффлпаффцев, пытающихся под девизом «розыгрыш или угощение» утащить с кухни добрую сотню шоколадных кексов. Разыграть эльфов ничего не стоит, но так мы все останемся без завтрака! А заканчивается мой путь у комнаты Лили. Я долго стою, а потом сижу под её дверью. Я бы и лёг там, но это, наверное, неприлично. Вдруг, Лили задержалась в библиотеке или обходит сегодня коридоры школы? Нет, сегодня очередь Помоны — пожалуй, не стоит попадаться ей на глаза.

За день разлуки меня опять начинает одолевать страх, что Лили не существует на самом деле. Ничего не могу поделать с собой, хотя пора бы привыкнуть... Сделав над собой усилие, я неохотно поднимаюсь с пола и отправляюсь восвояси. В переходах Слизерина нанизанные на заговорённые факелы тыквы смотрятся зловеще, как Метки. Глаза и рты у каждой светятся зелёным пламенем. Впечатляет. «Морсмордре», бормочу я машинально, и хотя в руке нет палочки, по пальцам пробегает магический ток. Никогда, никогда, никогда это не кончится.

И Лили будет права, если не захочет со мной разговаривать. Неужели не захочет? Из-за такой глупости? Это же глупость, Лили! Ах да, ещё мне хватило ума назваться самым сильным тёмным магом! Поскольку это была единственная моя фраза, завтра она будет во всех газетах. Я неисправим, Лили. Совершенно неисправим. И, похоже, меня вышибут с работы. Если чудом не упекут за решётку.

Уже в сомнамбулическом состоянии я захожу в кабинет, зажигаю палочкой лампу и ищу на столе расписание завтрашних занятий, которое регулярно приносят эльфы. Я и так помню, что первые два урока — спаренные ЗОТИ, шестой курс Гриффиндор-Хаффлпафф. Та ещё радость! Но надо удостовериться, а то за сегодня в моей голове столько всего перемешалось, что я могу вместо ЗОТИ нечаянно заявиться на зелья. Начиная расстегивать мантию, я скольжу глазами по графам и перечитываю повторно: ЗОТИ заменено на трансфигурацию. Завтра я свободен до обеда.