Сквозь арку и что там увидел Гарри (джен)

Немного спустя шум, доносящийся из Хогсмида, постепенно затих, и наступила такая мёртвая тишина, что Гарри в тревоге поднял голову. Вокруг не было видно ни души – только журчал ручеёк и шумел неподалёку лес. Уж не приснились ли ему и Драко, и Рон, и странные Гриффиндорские Любимцы Дамблдора, подумал Гарри. Но в руке у него всё ещё была зажата пустая бутылка, из которой он пытался разливать водку.

– Значит, всё это мне не приснилось! – сказал про себя Гарри. – А, впрочем, может, все мы снимся кому-нибудь ещё? Нет, пусть уж лучше это будет мой сон, а не сон Тёмного Лорда!

Подумав, он жалобно продолжал:

– Не хочу я жить в чужом сне! Он меня ещё в прошлый раз достал со всеми этими галлюцинациями и Окклюменциями! Вот пойду и разбужу его! Посмотрим, что тогда будет!

В эту минуту мысли его были прерваны громким криком:

– Эй, остановись! Пора рассказать людям правду!

Он поднял глаза и увидел, что на него из леса во весь опор несётся Чёрный Конь, на котором, размахивая Прытко Пишущим Пером, сидит закованная до самого горла в розовые кружева Рита Скиттер. Доскакав до Гарри, конь остановился.

– Я возьму у тебя интервью! – крикнула Рита и свалилась с коня.

Гарри попятился; правда, он испугался больше за журналистку, чем за себя, и с волнением следил, как Рита Скиттер снова карабкается в седло. Усевшись поудобнее, она снова начала:

– Я возьму у тебя...

Но тут её прервал чей-то голос:

– Эй, остановись! Пора рассказать людям правду!

Гарри удивленно оглянулся.

Это была Луна Лавгуд, сидящая на Белом Коне, в своей огромной шапке с ревущим Львом. Она подскакала к Гарри и остановилась.

Рита и Луна сидели на своих конях и молча смотрели друг на друга. Гарри с недоумением переводил взгляд с одной на другую.

– Это я писала о нём статью в прошлом году! – сказала, наконец, Рита Скиттер.

– Да, но опубликовала её я в журнале моего отца! – ответила Луна Лавгуд.

– Что ж, в таком случае придется нам решить спор за право формирования общественного мнения в честной игре в слова, – предложила Рита.

– Предлагаю взять слово “расковыркус” и составлять слова не меньше чем из пяти букв, – нараспев проговорила Луна.

– Я не знаю, что такое “расковыркус”, но у тебя в любом случае нет шансов, – ответила Скиттер.

И они принялись строчить так быстро, как могли.

– Интересно, – подумал Гарри, вставая на цыпочки и робко заглядывая к ним в пергаменты, – какие у них правила? Первое, по-моему, такое: любое слово считается существующим, если оно встречается в журнале отцы Луны... А второе правило, должно быть, такое: перья нужно держать левой рукой, чтобы писать было труднее.

Было еще одно правило, которого Гарри, видно, не заметил: каждый раз, когда они принялись зачитывать свои слова, на каждое слово, произнесённое Ритой, Луна тут же отвечала тем же словом, прочитанным задом наперёд. Этим и кончилась игра: Рита произнесла последнее слово в своём списке – “рывок”, на что Луна ответила словом “ковыр”, пояснив, что это травка в Западной Монголии. Рита сдалась, швырнула наземь перо и ускакала прочь. Луна так и не зачитала ни одного слова из своего собственного списка.

– Блестящая победа, правда? – спросила, подъезжая к Гарри, Луна.

– Не знаю, – отвечал с сомнением Гарри. – Мне что-то вообще не хочется, чтобы у меня брали интервью. Я хочу быть Ферзём.

– Ты им и будешь, когда перейдёшь через следующий ручеёк, – отстранённо сказала Луна. – Я провожу тебя через лес до опушки, а потом вернусь обратно в Западную Монголию! Такой у меня ход.

– Большое спасибо, – сказал Гарри. – Помочь тебе снять шапку?

Самой Луне это, видно, было не под силу. С большим трудом Гарри освободил её, наконец, из шапки.

– Вот теперь можно вздохнуть свободнее, – сказала Луна, пригладила обеими руками взлохмаченные белые волосы и повернулась к Гарри. У неё было удивлённое лицо и большие выпуклые глаза. Гарри подумал, что в жизни не видал такой странной девушки.

На ней была растрёпанная мантия – огромная, словно с чужого плеча, на шее висели бусы из пробок от сливочного пива, а на спине болтался вверх дном и с откинутой крышкой необычной формы деревянный ящик для писем. Гарри разглядывал его с большим любопытством.

– Я вижу, тебе нравится мой ящик, – приветливо заметила Луна. – Это моё собственное изобретение! У меня в нём одежда и бутерброды. Надеваю я его, как видишь, вверх дном, и дождь в него не попадает.

– Зато всё остальное из него выпадает! – мягко сказал Гарри. – Ты знаешь, что крышка у него открыта?

– Нет, – ответила Луна, и тень досады скользнула по её лицу. – Значит, все мои вещи выпали! Тогда зачем он мне?

С этими словами она отстегнула ящик и размахнулась, чтобы бросить его в кусты, но тут, видно, в голову ей пришла какая-то мысль, и она осторожно повесила его на дерево.

– Догадываешься, зачем? – спросила она Гарри. Гарри покачал головой.

– А вдруг пчёлы совьют там гнездо – тогда у меня будет мёд!

– Но у тебя на седле висит улей... или что-то вроде улья, – сказал Гарри.

– Да, это очень хороший улей, – грустно согласилась Луна. – Самого лучшего качества! Но пчелам он почему-то не нравится! У меня здесь есть ещё и мышеловка. Видно, мыши отгоняют пчел. Или пчелы – мышей. Не знаю...

– А я как раз думал: зачем тебе мышеловка, – сказал Гарри. – Трудно представить себе, что на конях живут мыши...

– В Западной Монголии все мыши всегда живут только на конях кочевников, – ответила Луна. – А я бы не хотела, чтобы они по мне бегали. Видишь ли, – продолжала она, помолчав, – нужно быть готовым ко всему! Вот почему у моего коня на ногах браслеты.

– А это зачем? – заинтересовался Гарри.

– Чтобы акулы не укусили, – ответила Луна. – Это моё собственное изобретение! Помоги-ка мне забраться на коня. Я выведу тебя на опушку. А эта бутылка для чего?

– Для водки, – сказал Гарри.

– Тогда давай прихватим её с собой, – предложила Луна. – Она нам очень пригодится, если мы найдём водку. Водкой можно приманивать морщерогого кизляка. Подержи-ка сумку – я её туда засуну... Конечно, места там для неё маловато – сумка битком набита подсвечниками, но что поделаешь!

И она подвесила сумку к седлу, с которого свисали пучки моркови, каминные щипцы и ещё всякая всячина.

– Надеюсь, волосы у тебя сегодня хорошо приклеены? – спросила Луна, когда они тронулись в путь.

– Не лучше, чем всегда, – с улыбкой отвечал Гарри.

– Этого мало, – встревожилась девушка. – Ветер тут в лесу такой сильный, что прямо рвёт волосы с корнем!

– А ты ещё не придумала средства от вырывания волос? – спросил Гарри.

– Нет, но зато я придумала средство от выпадания, – отвечала Луна.

– Какое же? Мне бы очень хотелось узнать!

– Берешь палочку и ставишь её на голову, чтобы волосы вились вокруг неё, как плющ. Волосы почему падают? Потому, что свисают вниз. Ну а вверх падать невозможно! Это моё собственное изобретение! Можешь его испробовать, если хочешь!

Средство это показалось Гарри не очень хорошим, и он молча шёл рядом, время от времени останавливаясь, чтобы подождать Луну, которая не слишком-то долго помнила, куда и зачем она едет.

Стоило коню остановиться (а он то и дело останавливался), как Луна тут же начинала смотреть куда-нибудь в сторону, словно там находилось что-то совершенно необыкновенное, а когда конь снова трогался с места (обычно он делал это рывком), Луна начинала с интересом рассматривать пятнышки на его сбруе. В остальном она довольно связно отвечала на вопросы Гарри – только временами смотрела ещё и в небо.

С некоторым волнением наблюдая, как Луна держится в седле едва ли не задом наперёд, Гарри рискнул заметить:

– Ты, должно быть, часто ездишь верхом?

Луна очень удивилась.

– Почему ты так думаешь?

– Ты даже не смотришь вперёд.

– Я смотрю, – отвечала Луна торжественно. – Вперёд, и назад!

– Ах, вот как! – сказал Гарри как мог сердечнее. Больше он ничего не мог придумать.

Они продолжали свой путь молча – Луна ехала, крепко закрыв глаза, и лишь изредка что-то бормотала.

– Тебе бы достать велосипед, – заметил Гарри. – Знаешь, такая магловская шутка.

– А что, на нём ездить интересней? – спросила Луна, сразу открыв глаза.

– Гораздо сложнее, – ответил Гарри. – Магловские подростки на нём такие штуки выделывают. У меня около дома мальчишки целыми днями туда-обратно на них сигают. Чего только не придумывают. Сначала в одну сторону едут без рук, потом в обратную едут без зубов…

– Достану себе такую штуку, – задумчиво сказала Луна. – Одну или две... Или несколько...

Наступило молчание. Немного спустя Луна произнесла:

– Я сделала много замечательных открытий. Ты, конечно, заметил несколько минут назад, что я о чем-то думала?

– Да, вид у тебя был задумчивый, – согласился Гарри.

– В этот миг я как раз изобретала новый способ перелезания через забор. Хочешь послушать?

– Пожалуйста, – сказал Гарри вежливо.

– Вот как я до этого додумалась, – продолжала Луна. – Понимаешь, я рассуждала так: единственная трудность в ногах – как поднять их наверх. Голова и так наверху! Значит, так: сначала кладем голову на забор – голова, значит, уже наверху. Потом становимся на голову – тогда и ноги тоже наверху, правда? И перемахиваем на ту сторону!

– Конечно, если удастся это сделать, через калитку перелезешь, – сказал с сомнением Гарри. – Но тебе не кажется, что всё это не так-то просто?

– Я ещё не пробовала, – отвечала серьёзно Луна, – и ничего не могу сказать наверняка... Но ты, пожалуй, прав, это не очень просто...

Эта мысль её так огорчила, что Гарри поспешно переменил тему.

– Какая у тебя шапка забавная! – весело заметил он. – Тоже сама сшила?

Луна с гордостью поглядела на шапку со львом, свисавшую с седельной луки.

– Да, – ответила она. – Но я сделала и другую, гораздо лучше этой. На ней был фестрал. Совсем как настоящий. Одно было нехорошо – шапку могли видеть только те, кто видит и настоящих фестралов… Однажды Добби случайно надел её вместе со всеми прочими шапками, которые раскладывала для домовых эльфов Гермиона, и даже этого не заметил, он ведь её не видел...

Луна рассказывала всё это так серьёзно, что Гарри не посмел улыбнуться.

– Должно быть, тяжело ему пришлось, – проговорил он, едва сдерживая смех. – Ведь шапка огромная, на неё ничего бы больше не налезло! То-то он удивлялся!

– Пришлось мне разыскать его и отобрать шапку, – отвечала Луна без тени улыбки. – Он подумал, что я хочу украсть у него его собственные шапки, и очень обиделся… Нелегко мне было убедить его, что он взял мою шапку, которую он не видит!

Говоря всё это, Луна снова повернула голову, провожая пристальным немигающим взглядом что-то слева от неё, пока едва не свернула шею.

– Как это ты можешь всё время смотреть не пойми куда, и одновременно что-то изобретать? – спросил Гарри.

Луна, казалось, очень удивилась его вопросу.

– Чем дальше я смотрю, тем дальновиднее мои изобретения, – сказала она. – Да-да! Чем дальше – тем дальновиднее!

Помолчав, она прибавила:

– Самым остроумным моим изобретением был новый рецепт лимонных долек! Я изобрела его, пока ела второе!

– И их успели приготовить на третье? – спросил Гарри. – Вот это быстрота!

– Нет, – протянула задумчиво Луна, – на третье не успели! Не успели на третье!

– Значит, их приготовили на завтра?

– Нет, не на завтра! – повторила Луна всё так же задумчиво. – На завтра не успели!

Она повесила голову и мрачно произнесла:

– Боюсь, что их вообще не приготовили! Боюсь, что их вообще никогда не приготовят! А какое это было остроумное изобретение!

– А из чего они делаются? – спросил Гарри, желая хоть как-то её приободрить. Он увидел, что бедная девушка совсем пала духом.

– В основу бралась промокашка, – отвечала Луна со стоном.

– Боюсь, что это не очень-то вкусно...

– Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, – прервала его с волнением Луна. – Но если смешать её ещё кое с чем – знаешь, из той большой баночки у Снейпа в лаборатории – тогда совсем другое дело!

– А-а, вон в чём дело, – протянул Гарри. – Держу пари, рецепт долек самим Снейпом и был тебе подсказан…

– Да, он мне очень помогал, предоставил столько интересных ингредиентов. Наверное, очень хотел сделать подарок Дамблдору… Представляешь, просыпается утром Дамблдор, а вместо его старых долек у него целая миска новых! Но здесь я должна тебя оставить...

Они вышли на опушку леса. Гарри вздрогнул от неожиданности – в эту минуту он думал только о выражении лица Дамблдора, когда он обнаружит, что весь его запас долек был замен новыми дольками по рецепту Снейпа и Луны Лавгуд.

– Ты загрустил? – огорчилась Луна. – Давай я спою тебе в утешение песню.

– А она очень длинная? – спросил Гарри. В этот день он слышал столько стихов!

– Она длинная, – ответила Луна, – но очень, очень красивая! Когда я её пою, все рыдают... или...

– Или что? – спросил Гарри, не понимая, почему Луна вдруг остановилась.

– Или... не рыдают. Заглавие этой песни называется "Пуговки для сюртуков".

– Ты хочешь сказать – песня так называется? – спросил Гарри, стараясь заинтересоваться песней.

– Нет, ты не понимаешь, – ответила нетерпеливо Луна. – Это заглавие так называется. А песня называется "Бешеный аврор".

– Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? – поправился Гарри.

– Да нет! Заглавие совсем другое. "С горем пополам!" Но это она только так называется!

– Так что это за песня? – спросил Гарри в полной растерянности.

– Я как раз собиралась тебе об этом сказать. "Сидящий на столбе"! Вот что это за песня! Музыка собственного сочинения!

С этими словами она остановила коня, отпустила поводья и, медленно отбивая такт рукой, запела с выражением блаженства на своем добром и удивлённом лице.

Из всех чудес, которые видел Гарри в своих странствиях по Завуалью, яснее всего он запомнил это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ним, словно всё это случилось только вчера: выпуклые голубые глаза и мягкая рассеянная улыбка Луны, заходящее солнце, запутавшееся у неё в волосах, конь, мирно щиплющий траву у его ног, свесившиеся на шею коня поводья и чёрная тень леса позади – он запомнил всё, всё до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Он прислонился к дереву, глядя из-под руки на эту странную пару и слушая, словно в полусне, грустный напев.

– А музыка вовсе не её сочинения, – подумал Гарри. – Я эту музыку знаю. Это "Let It Be"!

Он стоял и внимательно слушал Луну, но рыдать – не рыдал.

Я ясно помню до сих пор,

Как повстречался мне

Какой-то бешеный аврор,

Сидящий на столбе.

Спросила я: "Послушай, дед,

Чем ты живёшь? На что?"

Но проскочил его ответ

Как пыль сквозь решето.

– Я Пожирателей ловлю

На берегу реки,

Потом я делаю из них

Блины и пирожки

И продаю их морякам -

Три штуки на пятак.

И в общем, – с горем пополам,

Справляюсь кое-как.

Но я обдумывала план,

Как щеки мазать мелом,

А у лица носить экран,

Чтоб не казаться белым!

И я в его безумный глаз

Уставилась в упор:

– Скажи, прошу в последний раз,

Как ты живешь, аврор?

И этот милый старичок

Сказал с улыбкой мне:

– Макаю пойманных в толчок

И жгу их на огне,

Из их кишков я достаю

Сыр под названьем бри.

Но за допросы мне дают

Всего монетки три.

А я гадала, как мне впредь

Питаться манной кашей,

Чтоб ежемесячно полнеть

И становиться краше.

Я догадалась, наконец,

И, дав ему пинка,

– Кого пытаете, отец? -

Спросила старика.

– Подозреваемых козлов

В глухой полночный час.

И пуговки для сюртуков

Я мастерю из глаз.

Но платят мне не серебром,

Хоть мой товар хорош.

За девять штук, и то с трудом,

Дают мне медный грош.

Бывает, выловлю в пруду

Полтрупа без ноги,

А то – среди холмов найду

Варёные мозги.

Путей немало в мире есть,

Чтоб как-нибудь прожить,

И мне позвольте в Вашу честь

Стаканчик пропустить.

И только он закончил речь,

Пришла идея мне:

Как мост от ржавчины сберечь,

Сварив его в вине.

– За всё, умелый старикан,

Тебя благодарю,

А главное – за тот стакан,

Что выпил в честь мою.

С тех пор, когда я тосковала, или тяжко было,

Когда я пальцем попадала в свежие чернила,

Когда не с той ноги башмак пыталась натянуть,

Когда отчаянье и мрак мне наполняли грудь,

То я рыдала на весь дом, и вспоминался мне

Старик, который как-то раз

Вошёл, скрипя, в притихший класс,

Заколдовал троих из нас -

Трёх смелых Гриффиндорцев враз! -

И, вперив в нас волшебный глаз,

Спросил сурово: “Кто из вас

Забыл надеть противогаз?

Я покажу вам без прикрас

Что значит нарушать приказ!”

И мы поднять не смели глаз!

Но гнев его потом угас,

И он продолжил свой рассказ

О тех, кого когда-то спас

Аврор по кличке Шизоглаз,

Что был высок и седовлас

И одноног, и разноглаз,

Из кружки пьющий каждый час,

Сидящий на столбе!

Пропев последние слова своей баллады, Луна подобрала поводья и повернула коня.

– Тебе осталось пройти лишь несколько шагов, – сказала она. – Спустишься под горку, перейдёшь ручеек – и ты Ферзь! Но ты подождёшь и помашешь мне вслед? – прибавила она, увидев, что Гарри не терпится перепрыгнуть через последний ручеёк, отделяющий его от заветной цели. – Я тебя долго не задержу. Как увидишь, что я доехала до поворота, махни мне платком. А то мне никто ещё никогда не махал…

– Конечно, я подожду, – сказал Гарри. – Спасибо за то, что ты меня проводила... И за песню... Она мне очень понравилась.

– Надеюсь, – проговорила Луна с сомнением. – Только ты почему-то не очень рыдал...

Они пожали друг другу руки, и Луна медленно поехала назад по лесной дороге.

– Должно быть, в Западной Монголии холодно, – подумал Гарри, глядя ей вслед. – Вон сколько на ней и на коне всякого барахла понавешано…

Так он размышлял, глядя, как конь мерно трусит по дороге, пока Луна не подъехала к повороту. Тогда Гарри помахал ей платком и подождал, пока она не скрылся из вида.

– Надеюсь, это её приободрило, – подумал Гарри, сбегая с пригорка. – Последний ручеёк – и я Ферзь! Звучит великолепно!

Ещё несколько шагов – и он очутился на берегу ручья.

– Наконец-то, восьмая линия! – воскликнул Гарри, прыгнул через ручеёк

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

тут текёт водичка

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

и бросился ничком на мягкую, как мох, лужайку, на которой пестрели цветы.

– Ах, как я рад, что я, наконец, здесь! Но что это на мне? – воскликнул он и в страхе схватился руками за что-то тяжёлое на своих плечах.

Это была обширная чёрная мантия.